На Руси Великой и Малой

Карма Украины

«За что?» — повторяют наши люди. А спрашивать надо: «Почему?».

На свете есть два народа, у которых страдание возведено в культ: евреи и украинцы. У первых есть Стена Плача. Вторые плачут без всякой стены и так. По любому поводу. С Библейских времен евреи были убеждены, что Бог, любя свой «избранный» народ паче всех остальных, карает его за нарушение божественного закона, торжественно врученного Моисею. Так сказать от великой любви. Желая только добра. Украинцы, напротив, считают, что небеса невзлюбили их просто так. И карают ни за что. Из вредности.

Оба этих мироощущения абсолютно иррациональны. Мир знает множество успешных евреев. Некоторые даже считают, что все деньги принадлежат им, и за всеми заговорами стоят тоже они. Лично я не разделяю этот предрассудок. Я видел богатых евреев, бедных и даже очень бедных. Умных, талантливых и абсолютно бездарных. Даже сумасшедших евреев, с блаженной улыбкой перевозивших на тачках бумагу на полиграфической фабрике, куда раз в неделю мы, киевские школьники, ходили на УПК (учебно-производственный комбинат) получать «рабочую» профессию.



Не меньше знает история и одаренных самореализовавшихся украинцев, имена которых известны на весь мир. Непревзойденный Гоголь — мистик и юморист, овладевший русским языком лучше любого уроженца так называемой коренной России. Богдан Хмельницкий, рискнувший бросить вызов самой могущественной державе тогдашней Восточной Европы — Речи Посполитой — и победивший ее. Великий режиссер Сергей Бондарчук, снявший лучший фильм всех времен о Наполеоне — «Ватерлоо». Непобедимый фельдмаршал Паскевич, одержавший победы над Персией, Турцией и Польшей. Плеяда блистательных советских маршалов, вышедших из Украины: Малиновский, Рыбалко, Черняховский, Гречко. Прекрасные актеры: Гринько, Ступка, Брондуков…

И тем не менее выражения «еврейская тоска в глазах» и «тужлива украïнська пiсня» говорят сами за себя. Повторяю, оба народа любят пострадать. Есть в их психологии что-то неистребимо мазохистское. Недаром Ющенко копировал культ Голодомора с культа Холокоста. И то, и другое, естественно, имело реальные причины.

Я специально расспрашивал у своей бабушки, родившейся в 1920 году, о голоде 1933-го. Голодать страшно. Один из их соседей убил мальчика, выкапывавшего в его огороде клубни недавно посаженного картофеля, а тело прикопал на меже. Другой сосед раскапывал могилы на кладбище и снимал с покойниц, похороненных в хорошие времена, золотые и серебряные украшения. Все село это знало и говорило ему: «А як же Бог?». Тот отвечал с иронией: «Бог то Бог, а сам не будь плох!». Прапрабабка по мужской линии умерла в нашей семье именно в 1933-м.


Зацикливаться на страданиях прошлого — это притягивать их снова.


Но возводить все это в культ? И отмывать деньги на памятниках умершим в то время, когда сегодня население Украины сокращается ударными темпами, и без всякой войны с 1992 года лишилось 6 миллионов человек?! По-моему, это чудовищно. Поверьте, я физически не мог выносить Ющенко с его танцами на костях. Концентрироваться на страданиях — это притягивать их к себе снова.

Все народы в той или иной степени страдали. Франция вытащила на своей крови Первую мировую войну. В процентном отношении она понесла тогда самые высокие потери. Больше России, Германии, Италии, Австро-Венгрии. Демографические потери ее были так высоки, что на Вторую мировую французского «эллана» (боевого пыла) уже просто не хватило. Достаточно немцам было обойти в 1940 году линию Мажено, и вся французская армия бросилась наутек.

Но вы не встретите в истории Франции болезненной зацикленности на этих утратах. Французский военный музей в Париже буквально набит памятью о победах. Там даже Наполеона, не раз битого русскими, англичанами и немцами, все равно воспринимают как непревзойденного полководца! Забудь неудачи, помни только о хорошем — первое правило сохранения здоровой психики. Для плача достаточно носового платка. Стена заставит вас изойти на одни слезы. Лучше плакать украдкой. Чтобы никто не видел. Недаром говорят: Москва слезам не верит.

Будучи до недавнего времени преимущественно крестьянской страной, Украина никогда не задумывалась об отдаленном будущем. Крестьянин живет годичным циклом. Вспахал, посеял, собрал урожай, расслабился зимой. И так до бесконечности. Тучная украинская земля могла прокормить всех без излишних усилий. Иностранцы, посещавшие страну в XVII веке, не замечали особого трудолюбия у «народа казаков». Украина так плодородна, писали они, что множество фруктов и осыпавшегося зерна просто пропадает в садах и полях. Реки кишели рыбой. Леса — зверьем. Интенсивное развитие просто не требовалось в этих условиях земного рая.


ВЫЖИВАТЬ В ОДИНОЧКУ. Сильная черта украинца — его индивидуализм. Если присмотреться к нашему крестьянину, он умеет все. Или почти все. Наши заробитчане, строящие дома в Европе и России, преимущественно такие крестьяне. Их жены дома занимаются хозяйством. А мужья добывают живые деньги на заработках. Кризисное время снова вызвало эти способности у среднего украинца. Когда колхозы развалили, фермы растащили по кирпичу, работы просто не осталось.

В этом смысле украинский крестьянин, несомненно, сильнее потомка чернокожего плантационного раба из США. У последнего никогда не было своего хозяйства. Он работал на плантации латифундиста, выполнял простейшие операции — например, собирал хлопок, и ни о чем не думал. Недавнее банкротство Детройта — города, заселенного потомками негров-рабов, — блестящее тому свидетельство. Чернокожие рабочие выполняли простейшие операции на автосборочном конвейере точно так же, как их дедушки собирали хлопок на плантациях. Закрутить гайку, подсоединить проводок, прикрутить зеркало, получить зарплату в конце недели. И никаких мыслей о будущем, кроме танцев и пьянки в выходные.


Крейсер «Украина». Продолжает ржаветь на верфи в, Николаеве. Его систершип «Москва» является флагманом Российского Черноморского флота.

Фото: А. Сигниенко.


Когда крупные компании из-за засилья профсоюзов вынесли автомобильные заводы из Детройта сначала в Мексику, а потом в Европу и Азию, Детройт умер. Подсоединение проводка заменила доза героина. И никто не перестроился! Такова сила косности, передающаяся по наследству из поколения в поколение.

Наши, если не считать тех, кто просто спился и умер после закрытия предприятий и исчезновения государственного контроля за поведением граждан, предпочитают выкручиваться любыми способами. Но в одиночку. Или мелкими группами. И обычно никогда не думая о том, что будет дальше, чем через год. Отсюда — слабая коллективная память. Одному и тому же красноречивому проходимцу будут верить из года в год просто за его обещания. Чем слаще говорит, тем лучше. Все, что не получается, всегда можно сбросить на козни врагов. А жить — не реалистичными планами, а иллюзиями. Объявим независимость — и все наладится. Протащим Ющенко на Майдане — и всем будет счастье. Вступим в Евросоюз — и станем богатыми и культурными европейцами, а моча в подворотнях Львова и Киева испарится сама собой. Чудом! Не успев долететь до земли из переполненного пивом живота.


ГОРЕ ОТ ИЗБЫТКА «ПОЭТОВ». «Пересiчний» украинец, о котором так много говорят, — существо глубоко эмоциональное. Эмоции в нем перевешивают рассудок. Иллюзии — четкость зрения. О чем, к примеру, говорит обилие поэтов и кобзарей в украинской истории? О повышенной эмоциональности народа.

Но поэты — люди не конструктивные. Даже самые выдающиеся. Гениальный Франсуа Вийон сгинул без следа в молодом возрасте. Пушкин и Лермонтов буквально нарвались на пули. Шевченко сам убил себя водкой и триппером, который тогда лечили ртутью. Это самоубийственная профессия. Если народная поэзия слишком богата, значит, нация обладает повышенным процентом неуравновешенных импульсивных индивидуумов.


Наша армия. На ее боевую подготовку в 2010 г. было выделено меньше денег, чем на военные оркестры.

Фото: А. Яремчук.


В Украине поэтов всегда было в избытке. Зато не хватало инженеров и менеджеров. Не «манагеров», как их сегодня презрительно называют, а именно МЕНЕДЖЕРОВ — то есть организаторов производства, толковых управленцев. Для крестьянина-индивидуалиста никакие менеджеры были не нужны. Он сам был себе на хуторе директором. Но время маленьких хозяйств на клочках земли стало заканчиваться уже в начале прошлого века. Крестьяне-единоличники проигрывали крупным помещичьим хозяйствам, построенным на научной основе (с агрономами, зоотехниками, машинами и правильным севооборотом). Крестьянин думал, что все его проблемы в нехватке земли. Но когда после революции землю поделили, зерна больше не стало — его производство наоборот уменьшилось, по сравнению с 1913 годом — последним перед катастрофой Первой мировой войны.

Советские колхозы (фактически возвращение к государственным «поместьям») были попыткой выйти из этого кризиса. То, что от них отказались после Перестройки, — трагедия, а не прогресс. Достаточно посмотреть на современное вымершее украинское село, куда бригады трактористов приезжают весной из города пахать, а комбайнеров — летом убирать. В этом одна из причин снижения рождаемости в стране. А если нет рождаемости, не будет и потребителя. Некому станет даже памперсы продавать! Экономика может развиваться только за счет людей, производящих и потребляющих товары. Как она может расти, если люди умирают или эмигрируют из страны?

Показателем силы нации всегда есть армия. Накануне Евромайдана 2013 г. она насчитывала в Украине меньше 200 тысяч человек. Боевой состав не дотягивал даже до 100 тысяч. Все остальное — это военкоматы, училища и оркестры. Есть жуткая статистика. В бюджете 2010 года (его заложили еще при Ющенко) на содержание военных оркестров и ансамблей песни и пляски выделялось денег больше, чем на боевую подготовку! Это был, так сказать, символический финал майданной эпохи.

Сегодня эта диспропорция изменилась в обратном направлении. Но новые виды техники не разрабатывают или не закупают. В передовых армиях основным видом боя становится ночной. Американцы оснастили свои войска прицелами ночного видения и тепловизорами. То же самое сейчас делает и Россия. А для украинца престижным стало не служить. «Нащо нам та армiя, — сказал мне на днях один молодой человек. — Зараз армiï нiчого не вирiшують».

Тогда почему же американцы несут «демократию» в Ирак и Афганистан именно военными методами, а энергетическую независимость для своей страны добывают с помощью завоевательного похода на Ближний Восток? Почему Франция упорно содержит свой авианосец, который позволил ей свергнуть правительство в Ливии? Почему в израильской армии служат даже девушки? Потому что армия — это кулаки и мышцы нации. Без них здоровое тело невозможно.


А ведь были и такие украинцы — сильные и успешные!


Если бы наше правительство нашло в себе силы достроить тот же крейсер «Украина», это обеспечило бы работой множество людей, показало бы способность государства содержать хотя бы один крупный корабль и позволило бы вместо «эскадры разнородных кораблей» создать хотя бы одно действительно боеспособное, а не декоративное, соединение под украинским флагом. Ведь даже возвращение в строй устаревшей подводной лодки «Запорожье» позволило не угаснуть навыкам подводного плавания на Украине.


ЧУДА НЕ БУДЕТ. В мире нельзя выжить без друзей.

Исторически так получилось, что Украина вызрела в составе России и Советского Союза. Победы Румянцева и Суворова дали возможность освоить Дикое Поле — нынешние Одесскую, Херсонскую, Николаевскую, Донецкую и Луганскую области. Нужно уметь быть благодарными. Это Империя присоединила к Украине Закарпатье, Галичину, Крым, Новороссию. Ничего этого у Украины не было во времена Богдана Хмельницкого! Это Империя построила тут мощнейший промышленный потенциал, который пилили и разбазаривали на протяжении всех лет независимости. «Южмаш» в Днепропетровске, судостроительные заводы в Николаеве, авиационный завод в Киеве, огромное количество НИИ, разрабатывавших до 1991 года передовые технологии, — наследие именно советского и российского имперского прошлого. Все это не нужно Западу. У них такое свое есть.

История показывает, что украинец процветал только, когда находил общий язык с Москвой и чувствовал себя частью общего русского мира. Никаких других дорог к процветанию у Украины нет. 22 года «многовекторности» и «евроинтеграции» это прекрасно доказали. Если кому-то нужно еще 10 или 20 лет биться головой об дерево, чтобы убедиться в этой элементарной истине, пусть бьется. Но поправить карму Украины можно, только вернувшись в Русь.


17 августа 2013 г.

Возвращение погон

По странному стечению обстоятельств, Сталин вернул погоны на Рождество 1943 года — 6 января. Главный символ Белой армии неожиданно «покраснел».


Товарищ Сталин. Боролся с «золотопогонниками». А потом стал одним из них. Запретный плод сладок.


Существует мнение, что решение ввести в Красной армии погоны подсказал Сталину случай из боевой молодости времен гражданской войны. Весной 1918 года будущий «вождь и учитель» был назначен в Царицын на должность чрезвычайного комиссара по отгрузке хлеба в Москву. Там он встретил странного «красного генерала» — Андрея Евгеньевича Снесарева. По логике, никаких красных генералов в 1918 году быть не могло. Если генерал, значит враг, контра. Но жизнь — не логична. Поэтому бывший генерал-лейтенант царской армии Андрей Снесарев, а теперь «руководитель Северо-Кавказского окружного комиссариата по военным делам», разгуливал в фуражке с красной звездой, аксельбантах генерального штаба и серебряных погонах с тремя золотыми звездочками, полагавшимися ему по дореволюционной форме.

«А вы не боитесь, что товарищи перепутают вас издали с белым и просто шлепнут?» — якобы спросил Сталин. «Война — вообще дело опасное для жизни, — ответил Снесарев, — а генерал-лейтенантского чина меня никто не лишал, и скрывать его я не считаю нужным».


Сталинград. Самое подходящее время для введения погон — чтобы помнили победу.


Генеральская прямота Сталину понравилась. И хотя впоследствии они поссорились, и Троцкому пришлось отозвать Сталина в Москву, а Снесарева — в Смоленск, но Царицын от войск наступавшего белого казачьего генерала Краснова эта парочка все-таки удержала. Снесарев стал начальником Академии генштаба. Сталин, как известно, — вождем советского народа.

В 1942 году ситуация повторилась. На бывший Царицын, называвшийся уже Сталинградом, пер немец. Приказ № 227 («Ни шагу назад!») был уже отдан, заградотряды созданы, и тогда к кнуту товарищ Сталин решил добавить пряник — погоны, уничтоженные советской властью после Октябрьской революции. Он вспомнил, как выглядел Снесарев в лихие царицынские дни, и подумал, что красную звезду вполне можно объединить если не с двуглавым орлом, то с галунными погонами, олицетворявшими в пору его молодости высокое звание русского офицера. Так 6 января 1943 г. появился Указ Президиума Верховного Совета СССР «О введении погон для личного состава Красной Армии», объявленный приказом Народного комиссариата обороны № 24 от 10 января. С этого момента красный офицер стал невероятно похож на белого. Можно сказать, скрытая гражданская идеологическая война, наконец-то, закончилась.

Однако, несмотря на сталинские сантименты, подготовка к введению погон началась еще в середине 30-х годов. Форма Красной армии была скромной. Бывшим царским офицерам, служившим в ней, она, по-видимому, не нравилась. К примеру, Михаил Тухачевский — когда-то подпоручик лейб-гвардии Семеновского полка, ставший волею судьбы одним из первых советских маршалов, — еще в 1936 году поднимал вопрос на одном из совещаний о возвращении погон. Тогда Сталин резко выступил против такой инициативы. Не потому, что она ему не нравилась, а потому что исходила от политического врага, которого Иосиф Виссарионович подозревал в организации военного заговора против себя. Через год Тухачевского расстреляли как «врага народа». Поносить погоны снова ему не посчастливилось. А 22 марта 1940 г. в проекте «Положение о прохождении службы в Красной Армии», разработанном Наркоматом обороны, впервые официально появилось предложение о введении знаков различия в виде «продольных наплечников из ткани» с поперечными полосками и звездочками для различения званий.


Советские погоны генерал-майора. Такие ввели 6 января 1943 года.


Осенью 1941 года, когда в Красной армии появились первые гвардейские части, возникла идея ввести для них особую форму. Снова всплыла мысль о погонах. Но до реализации ее дело так и не дошло. В первомайском приказе Наркома обороны в 1942 году впервые после долгого забвения появилось «контрреволюционное» слово «офицер». До этого начальствующий состав Красной армии назывался просто «командирами». А 9 октября того же года Президиум Верховного Совета СССР упразднил военных комиссаров и ввел в армии единоначалие. Практика, существовавшая со времен гражданской — военспец и присматривавший за ним от партии комиссар, — канула в прошлое. В общем, идея «опогонивания» армии назревала. Тем более, что еще в мае 1942-го ее одобрило Главное политическое управление РККА. Окончательно этот проект был разработан к осени и 23 октября был утвержден Политбюро ЦК ВКП(б). Все это показывает, что ничто не делается в государстве по мановению руки. Даже такой, как сталинская. Все проходит утряску, согласование перед тем, как приобрести вид выверенного окончательного документа.


ПОПАЛИ В ТОЧКУ. Остается вопрос: если введение погон было утверждено Политбюро еще в середине осени 1942-го, почему указ Президиума Верховного Совета был подписан почти через два месяца — 6 января? Думается, Сталин и тогдашнее руководство Советского Союза ждало большой победы на фронте. Символом ее должны были стать погоны — постоянным напоминанием на плечах каждого солдата и офицера. В октябре 1942-го немецкая армия успешно наступала на Сталинград. Как раз с 13 по 26 октября части генерала Паулюса прорвались в самый центр города, прижав остатки 62-й армии генерала Чуйкова к Волге. Волга пылала в прямом смысле слова — это горела нефть, растекшаяся из разбомбленных нефтехранилищ. Где-то там зенитчиком, прикрывая переправу через реку, сражался и дед автора этих строк. Судьба великой битвы да и всей нашей цивилизации висела на волоске — до погон ли тут было? А к Новому году Паулюс уже надежно сидел в окружении. Никаких сомнений о его дальнейшей судьбе не оставалось.

Момент для введения погон как раз назрел. И последнее, на что исследователи в советские времена не осмеливались обращать внимание, а сегодня не обращают просто по недомыслию. С 6 на 7 января наступало Рождество. Не думаю, что это было случайное совпадение. Бывший семинарист Джугашвили в официально атеистической стране словно просил помощи у Бога. Это была война Отечественная, Священная — те, кто понимает, все заметили. Погоны упали свыше как Божья благодать, а звезды на них напомнили о Вифлеемской звезде. И даже если это просто совпадение, то, согласитесь, какое-то уж слишком закономерное — служащее доказательством Провидения.

Обычно говорят, что Сталин вернул погоны. На самом деле, он их ввел. До того дня погоны как знаки различия в Красной армии никогда не существовали. Их никто не носил, если не считать генерала Снесарева. Большевики всегда пытались до этого момента отмежеваться от старого царского режима. Они настаивали, что подлинная история началась в 1917 году. Жест Сталина был зримым возвращением к дореволюционному прошлому. К большой имперской форме.


Погоны прапорщика. 95-й пехотный полк. Первая мировая война.


ХОРОШО ЗАБЫТОЕ СТАРОЕ. Но оказалось, что прерванную традицию не так-то просто восстановить. По всему Союзу разыскивали старых мастеров, ткавших когда-то галунные ленты, искали станки, возрождали технологии. Перейти на погоны, согласно приказу, требовалось с 1 по 15 февраля — за полмесяца. Но даже на Курской дуге в июле 1943-го некоторые летчики и танкисты, как показывают фотографии, носили не погоны, а старые петлицы. А большая часть пехоты надела погоны на гимнастерки с отложным воротником, а не со «стойкой». Только когда запасы старого обмундирования вышли, Красная армия полностью перешла на новую форму одежды.


1943 год. Александр Солженицын с другом. У одного еще петлицы, у другого — уже погоны.


Попадаются снимки, где одни солдаты и офицеры еще с петлицами, а другие — уже с погонами. Одни из самых известных из них — фотография 1943 года будущего писателя Александра Солженицына и его друга Николая Виткевича. На Виткевиче — уже погоны. На Солженицыне — еще петлицы с двумя кубиками и артиллерийскими пушками. Кстати, молодому Солженицыну возвращение погон не понравилось. Он видел в этом отступление от революционных традиций. Кто бы подумал, что из этого молодого человека, еще недавно писавшего роман «Люби революцию», получится главный критик советского режима — автор «Красного колеса»? А тогда Солженицына возмущали погоны, как и роспуск Сталиным Коминтерна, который произойдет в мае — событие, говорившее, что на мировой революции, в прямом и переносном смысле, поставлен крест.

В строгом смысле слова, сталинские погоны не были копией царских. Несколько другое плетение галуна. Чуть более грубая работа. Другая система обозначения званий. Да и звания другие. Вместо подпоручика — лейтенант. Вместо штабс-капитана — капитан. Вместо капитана — майор. Вместо фельдмаршала — маршал Советского Союза. На царских погонах звания обозначались только маленькими звездочками. Сталин ввел большие звезды для старших офицеров, начиная от майора, и генералов. Чин фельдмаршала до революции обозначался двумя скрещенными жезлами на галунном зигзаге. Звания маршала Советского Союза символизировали большая звезда и герб СССР.

Дореволюционных офицеров часто называли «золотопогонниками». Это не совсем так. Значительная часть из них была в строгом смысле «серебрянопогонниками». Золотые погоны носили пехота и артиллерия. А казаков, военных инженеров, жандармов, офицеров Генерального штаба и значительную часть регулярной кавалерии отличали по серебряным погонам. На серебряных погонах звания обозначались золотыми звездочками. На золотых — серебряными. Куда разнообразнее был и набор цветов просветов и выпушек.

Как говорят некоторые непосвященные, что такое просвет и выпушка — дело темное, без ста грамм не разобраться. А ведь все это проще простого. Выпушка — это суконный кант по краю погона. Просвет — продольная полоска ткани, разделяющая погон на две или три части. У младших офицеров — один просвет. У старших — два. Правда, до революции младшие назывались, на немецкий манер, «обер-офицерами», а старшие — «штаб-офицерами».

При Сталине цвета выпушек и просветов стали обозначать рода войск. Малиновые — пехоту. Синие — кавалерию. Черные — артиллерию и танковые войска. Голубые — авиацию. При царе цветовая гамма на погонах строилась совсем по другой системе. К примеру, стрелки носили малиновые выпушки. А обычные пехотинцы — красные и синие. Царская пехотная дивизия делилась не на три, как советская, а на четыре полка. Первые два полка каждой дивизии имели красные выпушки, а третий и четвертый — синие. В погонах же многочисленных кавалерийских полков царило, такое разнообразие, что без специальных таблиц все их и запомнить невозможно! Можно сказать, что советская система была менее нарядна, но более рациональна и удобна. Даже размер звездочек она поделила на три категории. Лейтенантские и капитанские были размером в 13 мм. У майоров, подполковников и полковников — 20-миллиметровые, а у генералов — 22-миллиметровые. В общем, каждому — по важности.

Генерал Снесарев, чья упорная привязанность к погонам в 1918-м подсказала Сталину вернуть их в 1943-м, прожил жизнь удивительную и, как для тех опасных времен, долгую — целых семьдесят два года. Было в его судьбе все — и войны, и научные труды, и приговор к расстрелу. Родился Снесарев в семье священника. Перед тем как податься в армию, закончил физико-математический факультет Московского университета. Потом — военное училище, Академия генштаба и служба на самых разных должностях по всей Российской империи. Одно время он был даже начальником Памирского отряда пограничной стражи. Последняя должность в старой армии — командир 9-го корпуса. В генерал-лейтенанты Снесарева произвели буквально за несколько дней до Октябрьского переворота. Так что с погонами ему расставаться особенно не хотелось. Столько служил, и на тебе — пришли какие-то «товарищи» и требуют: «Снимай!».


В центре — генерал Снесарев. В таком виде он воевал и за красных.


Да и вообще Снесарев относился к породе армейских щеголей. Во время Первой мировой войны он любил носить не уставной мундир, а не предусмотренный никакими приказами френч, распространившийся среди русских офицеров в подражание британской армии. Носили его обычно те, кто хотел выделиться, подчеркнуть свою непохожесть на серую армейскую массу. Революцию Снесарев принял достаточно легко. Как человек образованный, он знал, что в перегибах ее не было ничего особенного — точно такой же была по кровавому размаху и французская революция с ее гильотиной. Пока новой власти были нужны военспецы, Снесарев ей служил. В 1930-м, памятном волной репрессий против бывших царских офицеров, был обвинен в принадлежности к тайной организации и приговорен к расстрелу.

Смертную казнь на десять лет лагерей ему заменил лично Сталин. Но отсидел генерал только четыре. В 1934-м его выпустили по причине слабого здоровья. Еще три года генерал доживал на воле и умер в 1937-м — в самый разгар ежовщины. Как ни странно, просто от старости. Считается одним из основоположников русской школы геополитики, крупным востоковедом и военным разведчиком. А в истории остался только как чудаковатый красный генерал с белогвардейскими погонами. Вот как бывает — один пиар-ход обеспечивает место в вечности надежнее самой беспорочной службы!

А с возвращением погон получилась настоящая рождественская сказка. Мучили офицеров, мучили, искореняли как класс, лишали форменных признаков, а потом вернулось все на круги своя — как раз на Рождество переломного 1943 года.


12 января 2013 г.

Колония образованных малороссиян

Украинские адреса в Петербурге — бесчисленны. Автор песни «Очи черные» Евгений Гребинка так и назвал его еще во времена Шевченко: «Колония образованных малороссиян».

Из современной украинской школы ребенок вынесет о Петербурге только то, что он был построен «на костях украинских казаков». Кости в фундаментах, конечно же, были. Но украинских — меньше всего. В основном, там лежат русские косточки. На строительство города царь мобилизовал около сорока тысяч человек — помещичьих и государственных крестьян. Таких сословий в казачьей Малороссии попросту не было!


Вмерзшая в лед «Аврора». Из кораблей, участвовавших в Цусиме, до наших дней дожила только она и броненосец «Микаса» в Японии. «Аврора» — продукт инженера из Украины.


Да и сама царская фамилия по причине влажного петербургского климата и совершенно естественного для начала XVIII столетия отсутствия антибиотиков несла потери. К примеру, у царя Петра Первого из одиннадцати детей от жены Екатерины в Петербурге умерли девять! Уцелели только дочери — Анна и Елизавета. Малышей уносил грипп (его называли горячкой), легко распространявшийся в портовом городе.

Зато никто не вспоминает совсем другое определение столицы империи, демонстрирующее, какое в реальности место занимали там наши земляки. Оно принадлежит первому редактору шевченковского «Кобзаря» и автору известного на весь мир романса «Очи черные» поэту Евгению Гребинке. В одном из писем он пошутил: «Петербург есть колония образованных малороссиян».


Набережная Мойки. Сюда стоит отправиться весной, когда сойдет лед и можно будет гулять.


Дорогу в столицу империи предки нынешних украинцев открыли действительно прежде всего через образование. Среди «птенцов гнезда Петрова» самый образованный — киевлянин Феофан Прокопович. Москвич Алексашка Меньшиков умел водить кавалерию в атаку, подыскивать царю баб и… воровать в особо крупных размерах. Но до конца жизни он так и не научился толком писать — только подмахивал свою фамилию под документами. Потомок шотландских королей на службе Петра Яков Брюс хорошо разбирался в артиллерии и астрологии, из-за чего окружающие считали его чернокнижником. А Феофану Прокоповичу, успевшему пройти курс наук в коллегии св. Афанасия в Риме, Петр Великий доверил управление всей Русской православной церковью. И это при том, что в юности Феофан ради возможности учиться за границей перешел из православия в унию. Римская коллегия, где он учился, и придумана была для обращения в греко-католицизм восточных славян.

Но Петра это совсем не смущало. Ведь Феофан, возвратившись домой, снова принял православие. А административные и ораторские таланты его были таковы, что замены им не нашли и наследники Петра!

Именно Феофану Прокоповичу принадлежит изобретение слова «россияне», снова возрожденного в эпоху Ельцина. Впервые оно появилось в посмертном панегирике Феофана царю, который поднял его к вершинам церковной власти: «До чего мы дожили, о россиане? Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем!»

По «Духовному регламенту» Прокоповича Русская церковь существовала почти два столетия — до самой Октябрьской революции. Ему же принадлежит и авторство знаменитой формулы о «триедином русском народе», состоящем из великороссов, малороссов и белорусов. Идеология петровской империи — разработка нашего земляка. Не «москальская» выдумка, а киевское изобретение!

Но Прокопович не был одинок. Старое московское духовенство находилось в оппозиции реформам царя. В результате, Петр на все высшие церковные посты стал назначать выходцев из Малороссии. Они делали карьеру через Петербург. И откуда только туда не ехали — даже из Львова, находившегося под польской властью. Вот вам пример одной такой карьеры — епископа Астраханского Лаврентия Горки. Он родился в 1671 году во Львове. Из-за гонений на православных уехал в Киев, окончил тут Могилянскую коллегию (статус академии присвоит ей все тот же Петр Первый в 1700 году) и стал игуменом Выдубицкого монастыря. Потом, как и многие приятели Прокоповича, перебрался в Москву и там получил место архимандрита Воскресенского монастыря. Это был очень боевой пастырь! В персидском походе Петра Первого Лаврентий Горка занимал пост «обер иеромонаха армии и флота». А потом был епископом в Астрахани, Рязани и Вятке. Собирал книги, писал стихи и, кроме всего прочего, основал Вятскую духовную семинарию.


Зимний дворец. Его построила Елизавета, подарив свой Разумовскому.


И сколько их таких! И Йоасаф Горленко из Прилук, ставший в ту же эпоху наместником Троице-Сергиевской Лавры под Москвой и епископом Белгородским. И Кирияк Кондратович — сын сотника из Ахтырки, подавшийся в «град Петра» и получивший почетную должность «придворного философа» у императрицы Анны Иоанновны. И Павел Конюскевич из Самбора под Львовом — архимандрит Юрьевского монастыря в Новгороде, а потом (держитесь крепче!) митрополит Тобольский! Он заправлял церковными делами фактически во всей Сибири. Как видите, не только «в кайданах» попадали в Сибирь украинцы.

У большинства этих людей биография складывалась стандартно. Рождение в небогатой, но ценившей науку малороссийской семье, школа, Могилянская академия в Киеве и широкая дорога, проходившая, как и сегодня, мимо Батурина на Петербург. Там было много земляков и возможностей. Если хотите, это была «украинская мафия». Но «мафия» в хорошем смысле слова. Эти люди не убивали, не грабили и не занимались воровством. Однако их ценили именно на тех должностях, где требовалось образование и распорядительность. Даже самый известный и бесшабашный из малороссийских выходцев в Петербурге Алексей Разумовский — тайный муж дочери Петра Первого императрицы Елизаветы — не причинил ближним другого зла, кроме того, что в пьяном виде поколачивал придворных своей супруги. Всякий раз, когда граф Петр Шувалов отправлялся на охоту с графом Разумовским, графиня Шувалова заказывала молебен, так как, нализавшись после стрельбы по зверю, потомок простых казаков из Козельца любил прохаживаться батогом по шуваловской спине. А по свидетельству британского посла Вильямса, однажды в нетрезвом состоянии Разумовский поколотил фельдмаршала Апраксина. И ничего, все терпели. Не станешь же поднимать руку на мужа императрицы! Кстати, поместья Разумовские получили совсем недалеко от Петербурга в Новгородской губернии. Там они осуществляли «колониальный гнет» Малороссии над Великороссией.

Дворец Разумовских и сегодня одно из самых приметных зданий Петербурга. Он расположен на Невском проспекте. Только немногие из наших земляков знают, кто был первым владельцем этих хором. Называются они Аничков дворец.

С этих гордых графских палат и началась традиция строить дворцы на Невском. А дело было так.


Дом Книги на Невском. До революции был штаб-квартирой «Зингера».


В 1741 году на этом месте на углу Фонтанки и Невского располагались казармы Преображенского полка. Его солдаты при деятельном участии Алексея Разумовского и возвели Елизавету Петровну на престол. На радостях и из любви к месту, откуда царевна вознеслась на трон, Елизавета решила вместо казарм построить тут свой дворец. Проект был заказан знаменитому Растрелли. Здание имело дворцовую церковь Воскресения Христова, а парадным фасадом выходило на речку Фонтанку с гаванью и двумя галереями вдоль берега. Потом Елизавета Петровна решила построить еще и Зимний дворец, а этот подарила мужу — тому самому казаку-драчуну Алексею Разумовскому. На чьих костях он построен, история умалчивает. Но явно не на украинских. Своих земляков Разумовский очень любил.

При Екатерине II Разумовские загнали дворец казне, получив за него немалые деньги. Новая царица передарила его Потемкину. Потом им владел Николай I — еще в бытность великим князем. Именно тут происходили в его времена «домашние балы» для узкого круга, которые особенно любил этот император и не любил Пушкин. Поэта сюда непременно звали (одни говорят — из-за жены, другие — из-за таланта). А тот не любил танцевать и просто «жрал», по его признанию, мороженое. Но как бы то ни было, именно после Разумовских — простых «новых украинцев» XVIII столетия — на Невском проспекте стали вырастать роскошные здания, например, дворец Строгановых.

Да и вообще украинский след возникает в Петербурге в том месте, где и не подумаешь. Взять хотя бы крейсер «Аврору». Знаменитый корабль. Уцелел в Цусимском сражении. Ознаменовал своим холостым выстрелом рождение новой эпохи 25 октября 1917 года. Стоит на вечной стоянке у набережной Невы — плати деньги и можешь гулять по внутренним помещениям, переносясь на сто лет назад. А ведь строил «Автору» уроженец Украины — корабельный инженер Ксаверий Ратник. Он родился в Николаеве, создал несколько броненосцев для Черноморского флота, был замечен, переведен в Петербург и занял должность директора казенного Балтийского завода — важнейшего судостроительного предприятия царской России. Можно долго спорить, насколько совершенным был проект «Авроры». Но из кораблей той эпохи до наших дней дожили только она и броненосец «Микаса» в Японии, тоже превращенный в музей. А сам Ратник умер в имении под Киевом в 1924 году, раздав все имущество крестьянам.


Генерал-лейтенант Ксаверий Ратник — строитель «Авроры», родившийся в Николаеве и умерший под Киевом.


Еще одна дорожка ведет из-под Киева в Петербург из села Малая Березайка. Там в наследственном имении родился в 1840 году писатель Всеволод Крестовский. Помните сериал «Петербургские тайны»? Он снят по роману Крестовского, который называется почти так же — «Петербургские трущобы». Чрезвычайно популярное было в XIX веке произведение! Но и жизнь его автор прожил еще более удивительную! Окончил историко-филологический факультет, издал свои «Трущобы», женился, а потом бросил семейную жизнь и… поступил обычным юнкером в уланский полк. Участвовал в русско-турецкой войне, дослужился до офицера, писал романы, либретто опер, оставил интереснейшие «Очерки кавалерийской жизни», объехал весь мир вместе с Тихоокеанской эскадрой адмирала Лесовского, редактировал газету «Варшавский дневник». А лежит в Петербурге на Волковом кладбище — в месте, называющемся Литераторские мостки. Рядом с Лесковым, Тургеневым и Салтыковым-Щедриным. Очень советую романы Крестовского «Панургово стадо» (о революционерах-нигилистах), «Тьма египетская» и «Торжество Ваала». Остросюжетные, легко написанные — блестящий образец русского натурализма. Действие многих из них происходит в Украине. Погуглите в интернете, если лень дойти до книжного магазина. Хотя Крестовский никогда не ленился он был одним из самых динамичных наших литераторов.

Путешествие в Петербург и сегодня мало чем отличается от того, как ездили наши предки сто лет назад. Это если не лететь самолетом. Поезд из Киева отправляется утром. А ровно через сутки тоже утром вы — в Петербурге на Витебском вокзале. А потом ныряете в метро и буквально через пятнадцать минут выходите на Невский проспект. Направо — к Зимнему дворцу. Налево — почти три километра по прямой — к Московскому вокзалу. Удивительно регулярный, с первых минут понятный город. И, главное, все на месте — и Петропавловская крепость, и конный памятник Николаю I, и бронзовая Екатерина, и Исаакиевский собор. Никто ничего не взрывал, как в Киеве, чтобы смыть «тяжелое наследие царского режима». Революция тут чувствуется только в том, что Александра III убрали со Знаменской площади, переименовав ее в площадь Восстания. А Ленина на броневичке водрузили рядом с Варшавским вокзалом — там, где он выступал, вернувшись из эмиграции.


Гребинка и Крестовский — петербуржцы из Украины, написавшие «Очи черные» и «Петербургские трущобы».


Найти недорогую гостиницу, где номер стоит долларов шестьдесят в сутки, в Петербурге вполне реально. Просто нужно знать места. От голода тоже не умрете. Блокадные ужасы остались в далеком прошлом. Зато в Петербурге можно встретить ресторан под названием «Ленинград» и бесчисленное количество заведений, торгующих нон-стоп круглые сутки — сказываются белые ночи, приучившие этот город не спать. Один из книжных магазинов на Невском тоже торгует без перерыва на сон — двадцать четыре часа! Только продавцы меняются.

У каждого найдется в Петербурге любимое место. У меня их два — Храм Спаса на крови, построенный в память Александра И, убитого террористами, и Военно-исторический музей. Первым директором этого музея был, кстати, приятель Тараса Шевченко, оставивший о нем интересные и откровенные мемуары, — Афанасьев-Чужбинский. Тоже родился в Украине — под Луб-нами. Из «образованных малороссиян» — окончил тот же лицей в Нежине, что и Гоголь. А потом — служба в кавалерии, литература, путешествия. Под старость Чужбинскому захотелось теплого места, и как отставной улан он нашел его в Военно-историческом музее — гигантском арсенале возле Петропавловской крепости, этажи которого набиты нашей общей военной славой императорской эпохи. Не нужно ее забывать, как и строки Евгения Гребинки из повести «Записки студента»: «Вот уже месяц живу я в Петербурге; все мои занятия — обед, сон и прогулка. Чем более узнаю я Петербург, тем более ему удивляюсь. Очаровательный город».


26 января 2013 г.

Поэт мертвой петли

В Киеве на Сырецком летном поле 9 сентября 1913 г. русский авиатор поручик Нестеров впервые совершил знаменитую фигуру высшего пилотажа, которая теперь носит его имя.

Выставка в Национальном военно-историческом музее Украины, посвященная 100-летию подвига Петра Нестерова, неожиданно прекрасна. Много подлинных экспонатов: мундиров начала XX века, личных вещей наших первых летчиков (в том числе и погон штабс-капитана самого автора мертвой петли). Характерная трогательная деталь — Нестеров был человек семейный и небогатый. В 1913 году у него было уже двое детей. Мертвую петлю он закрутил в чине поручика — три звездочки на погоне. Погоны стоили дорого. Получив чин штабс-капитана, заказывать новые погоны герой не стал. Просто добавил четвертую вышитую звездочку — на экземпляре с выставки она едва уместилась на погоне, что лишний раз доказывает подлинность экспоната.


Один из первых воздушных боев. Пулемет на аэропланах появился в 1915 году уже после смерти Нестерова. Воздушным снайперам поначалу приходилось стрелять стоя.


Один из залов экспозиции представляет собой киевский кинотеатр столетней давности: белый экран, легкие венские стулья с гнутыми спинками. Тут можно посмотреть подлинную хронику с Нестеровым. Благодаря растиражированной фотографии мы привыкли представлять его строгим серьезным офицером. На самом деле воздушный герой был очень легким веселым человеком.


Жизнерадостная улыбка Нестерова была не менее знаменита, чем гагаринская.


Есть такое выражение: «гагаринская улыбка», возникшее благодаря первому космонавту. С не меньшим правом можно сказать: нестеровская улыбка. Кинохроника показывает стройного человека, чье лицо буквально озарялось обаятельной усмешкой. Спортивный. Подтянутый. Исследователи утверждают, что его рост был, примерно, 175–176 см, что считалось выше среднего для той эпохи.

Вряд ли Нестеров чувствовал себя героем. В его поведении не было ни малейшего хвастовства или стремления к назойливой саморекламе. Он доказывал не СВОЮ значимость, а возможности человека — то, что «в воздухе везде опора». Это выражение первого мастера высшего пилотажа стало крылатым.


АЭРОДРОМ НА СЫРЦЕ. Жители нынешних киевских улиц Дегтяревская, Шамрила, Телиги даже не подозревают, что над их головами незримо парит призрак желтого аэроплана поручика Нестерова. Сырецкое летное поле начиналось почти сразу же за той стеной Лукьяновского кладбища, которая выходит на Оранжерейную.

Нынешняя Дегтяревская улица была очень короткой — от Лукьяновской площади до знаменитого здания тюрьмы под номером 13 — и называлась ДегтЕревской (через букву «Е»). За тюрьмой она переходила в Житомирскую почтовую дорогу. Тут — от пересечения современной улицы Телиги (еще не существовавшей во времена Нестерова) и нынешней Дегтяревской, изменившей благодаря пертурбациям XX столетия букву в названии, примерно от дома № 58 — начинался первый киевский аэродром — Сырецкий. Несколько деревянных бараков — ангаров для самолетов. Земляная площадка с выгоревшей к концу лета травой. Недаром аэродром назывался Сырецкое летное поле. Поле — оно и есть поле.

Девятого сентября 1913 года (27 августа, по старому стилю) по этому полю шел стройный молодой человек в офицерской фуражке и кожаной куртке с бархатным воротником. Он сел в маленький желтый моноплан «Ньюпор-4» с двигателем в 70 лошадиных сил, носившим смешное название «Гном», взмыл в воздух и совершил свой «полет по замкнутой кривой в вертикальной плоскости, или мертвую петлю», как писал один из тогдашних журналов. Это произошло в 6 часов 15 минут вечера на высоте около 600 метров. Все случившееся было удостоверено в протоколе Киевского общества воздухоплавания. Наверное, эта петля, изменившая жизнь и самого поручика, и всей авиации, выглядела даже обыденно. За случившимся наблюдала только небольшая группка сослуживцев Нестерова по 3-й авиационной роте, любителей авиации и журналистов.


УМНЫЙ В АРТИЛЛЕРИИ. В те времена бытовала шутка: «Умный — в артиллерии, красивый — в кавалерии, пьяница — на флоте, дурак — в пехоте». Нестеров был «умным». Он закончил Михайловское артиллерийское училище в Петербурге. В год окончания училища ему было всего 19 лет. В наше время в этом возрасте молодые люди считаются просто оболтусами. Ни высшего образования. Ни профессии. Часто даже в армии еще не успели побывать, бегая от военкоматов.


Афишная тумба 1913 г. Передает атмосферу той поры, когда Нестеров совершил мертвую петлю.


В Российской империи 20-летний офицер — норма. Училища были двухгодичными. Лишнему не обучали. Но из стен этих заведений выходили настоящие военные, служившие не за страх, а за совесть. Тем более, что за спиной 19-летнего подпоручика Нестерова кроме двух лет училища было еще и семь классов Нижегородского кадетского корпуса. Автор мертвой петли родился в Нижнем Новгороде на Волге в семье офицера. Военная служба была его наследственной профессией.

Есть странное совпадение. Отец Нестерова умер в том же возрасте, в котором погиб во время Первой мировой войны его сын — всего в 27 лет. Он оставил жену с четырьмя детьми — в том числе и с трехлетним Петром. Не имея средств к существованию, мать будущего летчика Маргарита Викторовна была вынуждена поселиться в Нижегородском Вдовьем доме — богоугодном заведении для жен офицеров и чиновников, потерявших супругов. Большого выбора, где учиться, у маленького Нестерова не было — как сын офицера он имел право на бесплатное обучение только в кадетском корпусе. Иными словами, даже в увольнение Петя Нестеров ходил из одного казенного заведения в другое.


ВЛЮБИЛСЯ И ЖЕНИЛСЯ. Потомственный дворянин подпоручик Нестеров, как и все младшие офицеры, не имел права жениться до 28 лет, не уплатив так называемый «реверс» — специальную сумму в 5000 рублей, удостоверявшую его способность содержать семью. Но он влюбился в девушку не дворянского происхождения, к тому же полячку — Надежду Рафаиловну Галецкую. Она родилась в бедной крестьянской семье.

Настоящее имя будущей жены Нестерова было Ядвига Луневская. Родители отдали ее на воспитание в бездетную семью Галецких. Те крестили девочку по православному обряду и дали ей новое имя. Девочка стала русской — по законам Российской империи для этого главным было не происхождение, а вероисповедание. Приняв православие, русским становился и поляк, и еврей, и немец, и кто угодно.

Чтобы не платить реверс, можно было выбрать службу на окраине Империи. В каком-нибудь глухом углу. И один из лучших выпускников столичного элитного училища Нестеров легко пошел на этот шаг! В 1906 году он отправился в 9-ю Восточно-Сибирскую стрелковую артиллерийскую бригаду — во Владивосток. Вместе с ним приехала и будущая супруга. Через три года у них родился первый ребенок — дочка.

Артиллерия незримо связана с небом. Корректировку стрельбы с закрытых позиций пытались производить с воздушных шаров, соединенных проводным телефоном с землей. Нестеров не раз поднимался в небо на аэростате. А потом умудрился лично построить планер, на котором взмыл в воздух.


На выставке. Левый погон принадлежал штабс-капитану Нестерову.


Не имея связей и состояния, молодой офицер мог пробиться наверх, только ухватившись за крыло птицы счастья. Для Нестерова такой птицей стал самолет. Русская авиация делала первые шаги, стремясь ни в чем не отстать от Запада. Великий князь Александр Михайлович — родственник и друг Николая II — делал все для развития нового рода вооруженных сил. Собственно говоря, еще даже не вооруженных. На первых аэропланах не было пулеметов и бомб. Они предназначались только для разведки. Благодаря великому князю в 1910 году в России были открыты три летные школы: в Гатчине под Петербургом, Севастополе и Одессе.


ВОЗДУШНЫЕ ХУЛИГАНЫ. Осенью 1911 года поручик Нестеров поступил в Офицерскую воздухоплавательную школу в Петербурге, а после ее окончания ровно через год — в Гатчинскую авиашколу. В Гатчине находилась квартира лейб-гвардии Кирасирского полка Ее Величества — так называемых «синих кирасир». Один из офицеров этого аристократического полка — князь Владимир Трубецкой — оставил замечательные мемуары о своей службе. Он описывал, как нервировали пожилых военных полеты первых авиаторов над Гатчиной.

Аэропланы, пролетавшие над колонной кавалерии, пугали лошадей. Генерал-кавалерист злился и махал кулаком в небо хулиганам-летчикам: «Трескучая этажерка медленно и тяжело пролетала над нашими головами на высоте всего лишь нескольких аршин, едва не касаясь своими колесами острых кончиков наших пик. Эта безобразная штучка страшно пугала лошадей, заглушая команду начальства и сигналы трубачей, внося своим появлением ужасный кавардак в наше учение. Несмотря на то, что военное поле было большое, гатчинские летчики почему-то норовили летать именно там, где в данную минуту находился наш полк, имея явное намерение похулиганить.

Военная авиация была тогда еще в зачаточном состоянии. Ею интересовались скорее как новым и любопытным видом рискованного спорта, нежели как военным фактором, мощь которого была сомнительна для многих старых начальников-генералов, относившихся к самолетам иронически. Тогдашние гатчинские летчики — эти пионеры летного дела в России — состояли из офицерской молодежи приключенческого типа, которой надоело тянуть лямку в своих полках. Летчики, увлекаясь своим новым делом, однако имели хотя и лихие, но тем не менее хулиганские замашки. В новой школе дисциплина по первоначалу была слабая, и молодым летчикам, видимо, доставляло удовольствие портить ученье, а заодно и настроение таким земным существам, какими были мы, кавалеристы.

При появлении «фармана» наш генерал, как правило, входил в раж, грозил пилоту кулаком, а полковой адъютант, вонзив шпоры в коня, карьером летел к начальнику летной школы с требованием прекратить безобразие, что начальник школы далеко не всегда мог выполнить, ибо не знал способа, каким бы он мог вернуть обратно первобытный самолет, управляемый шутником-летчиком. Наш генерал — фанатик кавалерийских учений — требовал наказания летчика за хулиганство, но начальник летчиков — не меньший фанатик своего дела — напирая на неведомую нам технику, всегда находил оправдания для своих офицеров».

Кто знает, возможно, одним из таких небесных хулиганов, трепавших нервы лошадям и кавалерийским генералам в Гатчине, был и 24-летний поручик Петр Нестеров? После окончания авиационной школы его ждала недолгая служба в Варшаве, где он освоил новейший самолет «Ньюпор», а потом Киев. В нашем городе Нестеровы поселились на Печерске на улице Московской — в двух шагах от тогдашнего ипподрома.

Если открыть справочник «Весь Кĩевъ» за 1914 г., то в разделе «3-я Авiацiонная рота» (дореволюционная орфография сохранена) значится и «воен. летч. поруч. Нестеровъ Пет. Ник.». Весь состав русских авиационных сил печатался совершенно открыто. То же самое, кстати, делали военные Австро-Венгрии и Германии, публикуя списки всех своих офицеров, кроме разведчиков, естественно. Военную тайну составляла не численность армии, хорошо известная противникам благодаря открытым парламентским системам, которые выделяли средства на нужды обороны, а оперативные планы командования.


Фигура Нестерова из экспозиции Военно-исторического музея в киевском Доме офицеров.


ГОД СЛАВЫ. Первая мировая война началась для России 1 августа 1914 года. Войска Киевского военного округа, развернутые в Юго-Западный фронт под командованием генерала Николая Иванова, повели смелое наступление на австрийский город Львов. Воздушная разведка приобрела решающее значение. С неба были хорошо видны колонны русских дивизий. Двухместный самолет-разведчик «Альбатрос», пилотируемый унтер-офицером Францом Малиной (летчик-наблюдатель барон Розенталь), несколько раз появлялся над позициями наших войск 26 августа (8 сентября по н. ст.) в районе городка Жолква. Австрийцев явно интересовали намерения наступавших русских.

Командир 11-го корпусного авиаотряда Нестеров решил пресечь любопытство противника. Он так торопился в свой аэроплан, что даже не успел пристегнуться. Удар Нестерова пришелся на фюзеляж австрийца. Автор мертвой петли таранил «Альбатрос» колесами своего летательного аппарата. Наблюдавшим с земли показалось, что погиб только австриец. Но через мгновение из русского самолета, потерявшего управление, выпала крошечная фигурка пилота.

Генерал-квартирмейстер (по-нынешнему — начальник оперативного отдела) 3-й армии Михаил Бонч-Бруевич, видевший эту картину, вспоминал: «Какое-то мгновение все мы считали, что бой закончился полной победой нашего летчика, и ждали, что он вот-вот благополучно приземлится… Неожиданно я увидел, как из русского самолета выпала и, обгоняя падающую машину, стремглав полетела вниз крохотная фигура летчика. Это был Нестеров, выбросившийся из разбитого самолета. Парашюта наша авиация еще не знала; читатель вряд ли в состоянии представить себе ужас, который охватил всех нас, следивших за воздушным боем, когда мы увидели славного нашего летчика, камнем падавшего вниз…»


Пропеллер на могиле. Русские летчики хоронят погибший экипаж. Первая мировая война.


Нестерова похоронили в Киеве на Аскольдовой могиле. В 30-е годы, когда кладбище на склонах Днепра ликвидировали, прах выдающегося летчика перенесли на Лукьяновское кладбище. Его словно тянуло к месту, где он впервые завязал свою мертвую петлю. Прижизненная слава Петра Нестерова вписалась в год без одного дня: от 9 сентября 1913 года, когда он совершил свой «кувырок» через голову на Сырецком аэродроме, до 8 сентября 1914-го, ставшего днем смерти основоположника высшего пилотажа и первого пилота, совершившего воздушный таран.

Но таран — не самоубийство. 22 марта 1915 года уроженец Херсонской губернии русский летчик Александр Казаков точно так же, как Нестеров, ударил колесами австрийский «Альбатрос»: «Что-то рвануло, толкнуло, засвистело, в локоть ударил кусок крыла моего «Морана». «Альбатрос» наклонился сначала на один бок, потом сложил крылья и полетел камнем вниз». Наверное, то же самое мог бы рассказать и Нестеров, если бы уцелел. Полковник Казаков стал самым результативным русским асом Первой мировой. На его счету 32 воздушные победы. Нестеров оказался прав — храброму в воздухе «везде опора».


14 сентября 2013 г.

Наследие Богдана

В чаду новой майданной смуты мы совершенно забыли о 360-летии события, навсегда изменившего судьбу не только украинской, но и общерусской истории — Переяславской Раде. Официально она датирована 8 января 1654 года — именно в этот день казачья старшина во главе с гетманом Хмельницким присягнула московскому царю. В недавние советские времена эту дату официально называли «Днем воссоединения Украины с Россией».



Летопись Самуила Величко — казачьего историка начала XVIII века — описывает Переяславскую Раду так: «Хмельницкий, изрубив орду, возвращавшуюся из Литвы, положил этим начало к неприязни с ханом. Он сразу же послал к пресветлому великому государю Алексею Михайловичу, всероссийскому самодержцу, своих послов, желая со всей Малороссийской Украиной, лежащей по оба берега Днепра, со всем Запорожским Войском пойти под его сильную протекцию при своих давних правах и вольностях. Он, пресветлый всероссийский монарх, это посольство Хмельницкого принял сердечно и мило и очень радовался тому, что такая большая часть малороссийской земли, остававшейся в греко-русском православии, добровольно склоняется к нему, православному монарху, без какой-либо войны и кровопролития и отчуждается от своих вчерашних панов — поляков, пребывающих в римской вере. Итак, он, монарх всероссийский, для утверждения под высокую руку его, Хмельницкого, со всей Украиной и Запорожским Войском, прислал в Переяслав своих именитых и полномочных комиссаров — великого боярина Василия Васильевича Бутурлина со товарищи, прибывшими в Переяслав на праздник Крещения. Прибыл на тот же праздник Крещения из Чигирина в Переяслав с генеральной старшиной, с полковниками и значительным с обоих берегов Днепра войсковым товариществом и Хмельницкий… При исполнении указанной присяги наименовал Хмельницкий быть вместе с собой под протекцией и державой пресветлого всероссийского монарха городам Киеву, Брацлаву, Чернигову со всей Украиной и ее поветами аж по самую линию, то есть по реки Горынь, Рось и Тетерев».

Но исторические события не вмещаются в один день. Это медленный непрерывный процесс. Перенесшись мысленно в ту далекую эпоху, мы обнаружим, что большинство людей, населявших Украину, не только в дни Рады, но и вскоре после нее еще не знали, ЧТО произошло в Переяславе. В «стране казаков» не выходило ни одной газеты. Не было даже почты, регулярно доставлявшей письма. Информация распространялась через знакомых и… базары, куда раз в неделю съезжались торговцы. Естественно, она искажалась до неузнаваемости, обрастая чудовищными слухами, так, что никто толком не мог понять, с кем дружим сегодня и против кого воюем. Единственными более-менее надежными источниками были гетманские универсалы — из них, по крайней мере, можно было узнать официальную точку зрения.


Польский король Ян Казимир не мог предложить Хмельницкому ничего, кроме плахи.


На протяжении всего января и февраля 1654 года гонцы Богдана Хмельницкого и боярина Бутурлина развозили текст присяги царю по полковым городкам и сотенным местечкам. Писари зачитывали ее народу (не полковники и сотники, а именно писари, так как большинство казачьей старшины в те времена не умело писать!), люди слушали и присягали.


МАЗЕПИНЦЫ И БОГДАНОВЦЫ. Выбор Хмельницкого впоследствии имел немало критиков и горячих поклонников. В начале XX века в Киеве в день Переяславской Рады у памятника гетману собирались группки «мазепинцев» и «богдановцев», ругавшихся до одури, прав или не прав был Богдан. Но если отбросить патетику, у Хмельницкого просто не было другого выбора.

Как всякий политик он пытался решить две проблемы — сохранить страну и себя в качестве ее главы. Он перепробовал все прелести «многовекторности», так популярной у нас при Кучме: дружил с крымским ханом и турецким султаном, мадьярами и молдаванами, получал военную помощь от русского царя, пытался мириться с поляками, но к 1654 году явно устал бегать между всеми навприсядки, отплясывая боевой гопак. И годы брали свое, и враги становились все сильнее.


Вряд ли Богдан подозревал, как вырастет Украина в результате его выбора. Он всего лишь хотел сберечь хутор.


Попытки «евроинтеграции» тоже ни к чему не привели. После каждого выигранного сражения с Польшей Хмельницкий заключал мирный договор. Он садился пить с польскими гетманами и военачальниками, которых хорошо знал по прежней службе Речи Посполитой, провозглашал тосты за здравие короля, обещал быть верным его слугой. Но пир заканчивался. Казаки возвращались в свой лагерь, а ляхи — в Варшаву, где снова набирали войско и шли на Украину возвращать все к тем порядкам, что были до восстания 1648 года. Видеть Украину даже в виде автономии, а Хмельницкого — ее главой — польская политическая элита, зараженная европейской манией величия, не желала.

Хмельницкий нужен был ей на плахе, а не в Чигирине — столице тогдашней казачьей державы.

Самому же Богдану приходилось то и дело краснеть перед своим «электоратом» за очередную попытку договориться с Варшавой. Вот как описывал «мир» 1649 года на Украине информатор русского правительства Кунаков в своем донесении: «А ныне де у Богдана Хмельницкого с поляками война будет впрямь по такой причине: когда хлопы из Войска Запорожского по пактам учали было приходить в панские и шляхетские имения в дома свои, паны и шляхта их мучили и избивали и похвалялись: то де и вашему Хмельницкому будет, дайте нам справиться. И к Богдану Хмельницкому приходили хлопы, собралось больше 50 000 человек, и ХОТЕЛИ ЕГО УБИТЬ: для чего де без нашего совета с королем помирился?»


ЖИВОЙ И СО СЛАБОСТЯМИ. Став после смерти символом восточного выбора Украины, при жизни Хмельницкий не был памятником. Современники отнюдь не воспринимали его как идеал. Он хотел сохранить гетманскую булаву в своем роде и передать ее сыну. Больше всего его интересовала собственная усадьба в Субботове под Чигирином. Именно отобранный поляками хутор, на который Хмельницкий имел не больше юридических прав, чем Виктор Янукович на Межигорье, стал главной причиной для превращения Богдана из лояльного польского сотника в вождя казачьего восстания. Уверен, выбирая присягу московскому царю, гетман помнил и об этом «маетке» — Москва сразу же признала его имущественные права, которые Варшава упорно считала «самозахватом».

У гетмана была огромная проевропейская оппозиция. Украинские магнаты (да, именно украинские — некоторые из них даже сохранили православие, как Адам Кисель, а другие, как Вишневецкий, стали католиками лишь в первом поколении!) ни в грош не ставили Хмельницкого. Они называли его обычным бандитом, как и казаков. В сущности, по законам Речи. Посполитой, постоянно апеллировавшей к «европейским ценностям», Хмельницкий и был преступником. Он отказывался признать над собой главенство этой самой Европы — римского папы, польского короля как светского носителя католического универсализма, международного торгового капитала, уже тогда через своих компрадоров эксплуатировавшего сырьевые ресурсы Украины.

Галичина была против Хмельницкого. И Подолия. И шляхетская Волынь. Шляхетские ополчения галицко-волынской шляхты сражались с гетманской армией под Пилявцами и Берестечком. Польскоязычный Львов (богатый тогда, в отличие от бедного нынешнего) откупился от войска Богдана в 1648 году гигантской суммой в миллион злотых. Даже Киев, о чем ныне забыли, не признавал гетмана безоговорочно — в нем было чрезвычайно сильно польское влияние, а часть жителей составляли поляки или люди, тесно связанные с прежней польской властью. Поэтому столицей пришлось сделать провинциальный Чигирин на границе с Диким Полем. Там гетман чувствовал себя увереннее, чем в старинной столице русских князей, где только Лавра безоговорочно хранила духовное наследие погибшей державы Рюриковичей.

Фальсификаторы истории пытаются навязать миф, что Хмельницкому пришлось выбирать между независимостью и подчинением Москве. На самом деле Богдан выбирал между двумя зависимостями — от Польши и от России. Первая сулила ему личное небытие — и физическое, и духовное. Второе — жизнь. Жизнь не только ему, но и его Украине — маленькой стране, полузадушенной «европеизацией» трех поколений польского владычества после Люблинской унии 1569 года. Гордо звучащая формулировка «по обоим берегам Днепра» сразу же теряет свою «пышность», если вспомнить уточнение Самуила Величко о ее южной границе — речке Рось. Южнее — татарские кочевья. Донбасса еще не существует — там тоже Крымское ханство. Слобожанщина (нынешняя Харьковская область) только-только заселяется беглецами с Правобережья, захваченного поляками.

Конечно же, Богдану было не суждено увидеть последствия своего решения. Он умер через три года после Переяславской Рады. Но его наследие осталось. Объединив усилия, жители Московской и Киевской Руси создали великое совместное государство. Потомки казачьей старшины играли в нем видную роль. Киевский коллегиум дал толчок Славяно-Греко-Латинской Академии в Москве. Возник новый литературный язык, на котором рядом с Пушкиным и Толстым создавали выдающиеся шедевры Гоголь и Булгаков. Вместе с русской армией запорожцы участвовали в покорении Крыма. Новые города с удивительной архитектурой (Одесса, Севастополь, Ялта) возникли на побережье Черного моря. Прежде на их месте были в лучшем случае убогие селенья. Теперь загорелись огни культуры.


«Антей». Самый крупный самолет в истории авиации не взлетел бы в Киеве, попади Украина под Европу.


ДРУГАЯ ЕВРОПЕИЗАЦИЯ. Это тоже можно на звать европеизацией. Но европеизацией покорите лей, а не покоренных. Кто думал, что Разумовские, которых поляки трактовали как свинопасов, станут министрами и послами Российской империи в Вене, Неаполе и Стокгольме? Кто поверил бы, что фельдмаршал Паскевич, ведущий родословную от полтавского казака Пасько, возьмет в 1831 году Варшаву? Кто видел в день Переяславской Рады взлетающую в космос ракету, чьи двигатели произведены на днепропетровском Южмаше? Замечу, в Польше так и не научились делать ни ракеты, ни самолеты. Размах крыльев «Антея» (продукция Киевского авиазавода!) там невозможен ни при какой политической погоде.


«Зенит». Украинская ракета, произведенная в кооперации с Россией. Основа проекта «Морской старт».


По сути в Переяславе Богдан Хмельницкий заложил основу будущего интеграционного проекта. Одного из самых впечатляющих в мировой истории. Не только Одессы и Севастополя, но и Петербурга не было бы, поступи он иначе.

Забылись мелочные интересы и душевные слабости маленького сотника. В исторический анекдот превратился его хутор, из-за которого разгорелась польско-украинская война. Стерлись в массовом сознании подробности «шатаний» и «служб» будущего великого гетмана Турции и Польше. Остался только памятник в Киеве и булава в руке бронзового всадника, указывающая на Москву.

Сегодня то же великое противостояние Востока и Запада сотрясает Украину. Изменились технологии и состав «войск», но Львов, как и при Богдане, «за Европу», а Восток и Юг Украины — за союз с Россией. Покой в стране не наступит мгновенно, как хотелось бы. Чтобы прийти к процветанию, Украине после Хмельницкого пришлось пережить Руину. Это кризис на долгие годы. Политический. Экономический. Идеологический. Слишком долго у нас пытались совместить галицкую модель в культуре с днепропетровско-донецкой в экономике. Но действительность кострами в центре Киева недвусмысленно показывает, что это невозможно. Так Польша когда-то пыталась навязать католическую шляхту православному «хлопству». И никто не хотел отступать.

Будут еще ИСПЫТАНИЯ. Но ведь недаром же его звали Богдан?


22 февраля 2014 г.

Летописец Руины

Тридцать трудных лет. Период с 1657 по 1687 год получил в украинской истории название «Руина». Страна распалась только потому, что наши предки не умели договариваться друг с другом.

В бумагах гетмана Мазепы хранилось стихотворение, из которого стали широко известными две строчки: «През незгоду всi пропали, самi себе звоевали»… Некоторые исследователи считают, что его автором был сам Мазепа. Другие утверждают, что он просто переписал для памяти слова какого-то анонимного слагателя виршей. Как бы то ни было, гетман, по уверению Василия Кочубея, читал этот стих старшине на закрытых совещаниях в Батурине, пытаясь настроить свой ближний круг на единомыслие.


Карта немецкого мастера Гоманна. Отражает ситуацию начала XVIII века, сложившуюся в результате Руины и казачьих междоусобиц, когда страна оказалась разделенной.


Знаменитое стихотворение описывало ту эпоху в истории Украины, которую впоследствии назвали Руиной:

Всi покою щиро прагнутъ,

А не в еден гуж тягнуть;.

Той направо, той налiво.

А ви браття: то-то диво!

Не маш любви, не маш згоди;

От Жовтоï взявши Води

През незгоду всi пропали

Самi себе звоевали!..

Жалься, Боже, Украïни,

Що не вкупi мает сини!

Еден живет iз погани,

Кличет: «Сюди отамани!

Iдiм матки ратувати,

Не даймо ей погибати».

Другий ляхам за грош служить,

По Вкраïнi i той тужит…

Третiй Москвi юж голдует

I ей вiрне услугует.

Той на матку нарiкает

I недолю проклинает:

«Лiпше було не родити,

нежли в таких бiдax жити!»

Автор стиха предлагал полагаться на оружие — на саблю, через которую, по его мнению, приходит право на вольность. Проблема была только в том, что вокруг Украины находились куда более сильные в военном отношении государства — Турция, Польша и Россия. Каждое из них претендовало на степную страну. Поэтому казаки, понимая ограниченность своих сил, и тащили поочередно их себе на помощь. Получался замкнутый круг — куда ни кинься, на кого ни положись, а везде — или погибель, или потеря свободы.


Иван Выговский проще нашел общий язык с Польшей и Крымом, нем со своим побратимом Пушкарем.


Но если отбросить эти геополитические сложности, больше всего вредили запорожцам не соседи, а их собственные раздоры.

На Украину собирались люди своевольные, гулящие, ценившие свое собственное мнение и ни в грош не ставившие чужое. Польский шляхтич, лишенный прав за убийство или грабеж, бежал на Сечь и становился казаком. Татарин, не ужившийся с ханом, расставался с привычной жизнью в Крыму и бросался искать счастья в буйной казачьей республике. Московит, которому надоела служба царская, присоединялся к их компании. Еврей, решившись раздобыть начальный капитал для своих дальнейших торговых операций, тоже отправлялся на Запорожье, чтобы присоединиться к пиратскому походу или набегу. И, конечно же, русины — православные крестьяне, которым грозило закрепощение и работа в поле на пана.

Имена казачьей старшины говорят лучше всего о происхождении их обладателей. Из сподвижников Хмельницкого полковник Джеджалий был татарином, а Кречовский — поляком. И это не исключение. Достаточно взглянуть на перечень известных старшинских родов. Кочубеи — турки. Герцики, Марковичи и Перекресты — крещеные евреи. Драгомировы — сербы. Привычка менять прежнюю фамилию кличкой при вступлении на Сечь затрудняет установление корней многих казаков. Но то и дело из-под боевых «псевдонимов» выскакивают прежние генеалогические связи. Фамилия Литвин свидетельствует, что предки ее носителей пришли из Великого Княжества Литовского и были, скорее всего, белорусами, а распространение среди нынешних украинцев Москалей и Москаленков даже не нуждается в комментариях.

Полная опасностей жизнь на пограничье заставляла людей скрывать и мысли, и прошлое. Поэтому так трудно добиться на Украине правды. Даже имя самого известного историка эпохи Руины скрыто под псевдонимом. Историки знают его как Самовидца. Кем он был? Казаком? Шляхтичем? Представителем духовного сословия? Доподлинно неизвестно. Можно только предположить, судя по его информированности и грамотности, что Самовидец служил в гетманской канцелярии. Постоянно имея дело со служебными бумагами и новостями, он втайне от всех вел летопись. Время было бурное. Событий хватало, как и сегодня. Так одна из самых страшных эпох в истории Украины — Руина — породила одну из самых интересных казачьих хроник — «Летопись Самовидца». В отличие от парадных, «правильных» трудов современных историков, люди в ней ведут себя, как живые.

Вот как объясняет Самовидец причины Руины. В 1657 году умер гетман Богдан Хмельницкий. Казаки, собравшись в Чигирине на раду, хотели поставить новым гетманом его сына — Юрия. Но так как тот был мал по возрасту, согласились с мнением генерального писаря Выговского, предложившего себя во «временно исполняющего обязанности гетмана». Выговский брал на время походов войсковую печать у Юрася и подписывался под бумагами «на той час гетман Войска запорожского». По словам Самовидца, «Выговский почал промишляти о козаках: першая, жеби тих, которих был розумил незичливых соби, вытратити, другая, жеби оторватися от царского величества, учинити угоду з королем польским».

Иными словами, временно исполняющий обязанности гетмана начал кадровую чистку, убирая всех, кто относился к нему недоброжелательно, и поменял внешнеполитический курс — из подданства московского решил передать Украину в польское.

Наверное, у Выговского были для этого свои аргументы. До Переяславской Рады, которую по нынешним меркам можно считать «референдумом», именно в составе Польши Украина и пребывала. Ему хотелось вернуться «в Европу». А что Выговский ни с кем не советовался, тоже можно объяснить. Он был самым образованным человеком среди казачьей старшины — бывшим адвокатом. А его оппоненты были, как говорится, «от плуга». Вот он и не стал выставлять сложный вопрос на дебаты.


Чигирин. Все что уцелело от столицы Богдана Хмельницкого. Деревянные стены — реконструкция.


Но среди казаков сразу же возникла оппозиция новому курсу. Ее возглавил полтавский полковник Пушкарь. Видя, что Выговский забрал у младшего Хмельницкого бунчук и булаву, пишет Самовидец, а также начал нанимать драгун и польские хоругви и что без всяких выборов стал подписываться гетманом Войска Запорожского, Пушкарь восстал. Полки Нежинский и Стародубский, посланные на его усмирение, не стали воевать со своими и вернулись назад. А наемные польские хоругви, с помощью которых Выговский еще раз попытался овладеть Полтавой, полковник Пушкарь разбил. Одновременно он написал в Москву, что Выговский «сам соби гетманство привлащает», и попросил царские войска.

Москва отправила на Украину боярина Богдана Хитрово. Как ни странно, Выговский очень быстро нашел с ним общий язык — как утверждает тот же Самовидец, с помощью лести и подарков, и убедил, что ни в какую Польшу он идти не собирается. В Переяславе состоялась еще одна рада — куда менее известная, чем та, что произошла в 1654 году. На нее собрались только «полковники з сотниками опричь черни». Выговскому, с согласия московского вельможи, утвердили гетманство. Пушкарь пытался сорвать эту раду и рванул в поход на Переслав. Но боярин Хитрово приехал к нему и «особливии подарунки от царского величества отдал».

Иными словами, Москва искала компромисс между казачьей старшиной и пыталась помирить ее между собой. Но та отличалась такой бескомпромиссностью в борьбе за власть, что умиротворить ее было просто невозможно. Полковник Пушкарь и бывший писарь Выговский ненавидели друг друга больше, чем любых внешних врагов. Взяв подарки, полтавский полковник вернулся домой и «не захотил бути послушним гетману Выговскому и запорожцов, отлучивши от гетмана Выговского, до себе привернул».

Обычно перипетии этой первой склоки за булаву тщательно обходят. Выговский считается сторонником прозападного курса. Пушкарь — промосковского. В зависимости от перемены политической ситуации, то одного, то другого из них историки объявляли «настоящим патриотом Украины».

Но обратите внимание на характерную деталь, заботливо сохраненную Самовидцем. Выговского утверждает гетманом Москва, Пушкарю та же Москва дает подарки, чтобы он согласился с таким выбором Кремля. Тот берет «отступное» и все равно пытается поднять против нового гетмана запорожцев, настаивая на «недемократичности» избрания. Мол, почему от выборов была отстранена Сечь? Почему дело решили только полковники и сотники кулуарно? Завязывается ситуация, которая впоследствии приведет к трагедии Черной Рады, на которой именно запорожцы силой протолкнут к власти своего кандидата Ивана Брюховецкого.


Казаки середины XVII в. Рисунок с карты французского офицера Гийома Ле Вассера де Боплана.


А люди ведь все при оружии! Люди убеждены, что «през шаблю мають права», как будет сказано в том стихе, что процитирует старшине через полвека Мазепа, молодость которого как раз и пришлась на Руину. Пушкарь не хочет уступать. И Выговский не желает сдаваться. Каждый из них упрям. Договориться между собой не могут. Боярин Хитрово уехал в Москву по своим московским делам. Выговский чувствует себя неустойчиво. И тогда он находит то, что кажется ему «выходом» — посылает за подмогой к крымскому хану против Пушкаря. Посылал же Хмельницкий в Крым, когда собрался восстать против поляков? Правда, Пушкарь — не поляк. Он — «свой». Но Выговского это не смущает.

Весной 1658 года, сразу после Пасхи, татарское войско во главе с Карамбеем появилось возле гетманской столицы Чигирина. Гетман Выговский и предводитель орды съехались верхом в степи на тайный разговор. Самовидец явно был очевидцем этого события. В своих записях он даже отметил, что беседа нового гетмана с татарским военачальником продолжалась около двух часов («годын дви зекгаровых»). Потом мурз и полковников пригласили в шатер Карамбея, где «учинили згоду з ордою».

Только после этого Выговский выступил на территорию Полтавского полка, контролируемого Пушкарем. Задолго до слов «мазепинцы» и «петлюровцы» на страницах украинской летописи впервые появилось слово «пушкаровцы» — для обозначения одной из противоборствующей группировок в гражданской войне XVII века. Кроме татарских войск, гетман вел с собой полки Прилуцкий и Черниговский.

Сначала взяли штурмом Дубны — бывшую столицу князя Вишневецкого. Потом осадили Гадяч. Тут «килька сот тых же пушкаровцев выстинали». Главная битва произошла под Полтавой.


«Летопись Самовидца» — по сути, наша первая украинская история, ключ к пониманию современности.


Решительный и горячий Пушкарь, не дожидаясь приступа Выговского, вышел из города вместе со своими казаками и запорожцами рано утром на Святую Троицу, ударил на табор осаждавших и «гарматы опановал». Но Выговский вскочил на коня, примчался в татарский лагерь и вместе с ордой выбил атакующих пушкаровцев из лагеря, а потом отрезал их от крепости. Пушкарь погиб в бою. Большинство его сторонников сложили головы. Полтава была взята и разорена. Именно с этого печального момента началась на Украине эпоха Руины.

После победы над Пушкарем гетман Выговский перешел в подданство Польши, заключив с ней во взятом у Пушкаря Гадяче знаменитую унию. Это не принесло ему счастья. Польша помогала вяло. Москва объявила Выговского «изменником». Казаки, недовольные политикой гетмана, подняли восстание. Он бежал в Польшу и там был расстрелян — тоже по обвинению в… измене! Только теперь уже Варшаве, а не Москве.

Дальше события покатились, как снежный ком. Гетманы сменяли друг друга. На правом берегу Днепра сидел кандидат Запада. На левом — Востока. Часто они меняли ориентацию и из провосточных становились прозападными. Или — наоборот. Брюховецкий побыл в подданстве у царя, а потом решил выбрать в качестве ориентира Варшаву. Дорошенко стал турецкоподданным, но, утомившись многолетней борьбой за власть, сдался России и закончил дни московским воеводой.

Свои и чужие армии опустошали Украину от края до края. Да вскоре уже никто и не мог сказать точно, где «свои». Украинская Руина — такая же бессмысленная и беспощадная, как русский бунт, взяла верх над разумом. Так продолжалось ни много ни мало — три десятилетия! С 1657-го по 1687 год. Хотя мне кажется, что огонек Руины до сих пор тлеет в наших сердцах. Не знаю, вразумит ли кого эта статья. Но до сих пор не могу понять, почему Выговскому было проще договориться с Крымским ханством и Польшей, чем с Пушкарем? Какой бес их попутал?


Р. S. Автор «Летописи Самовидца» прожил долгую жизнь. Последние записи в его хронике датируются 1702 годом. Его бесхитростное повествование, написанное ломанным, еще не установившимся украинским языком, с примесью большого количества полонизмов, — ключ к пониманию тайны нашей истории.


23 марта 2014 г.

Фиаско Казановы в «Русском мире»

Европейский авантюрист отправился на Восток после того, как примелькался на Западе. Великий соблазнитель, ставший символом мировой сексуальной революции, Казанова сформулировал свое кредо в мемуарах, написанных на исходе галантного XVIII века: «Предаваться чувственным наслаждениям составляло всегда главное занятие моей жизни. Рожденный для прекрасного пола, я любил его всегда и сам всячески старался возбуждать его любовь».


Джакомо Казанова. Несчастный ребенок в семье, где все любили его брата — «подкидыша» короля Англии.


Никто из наших «святош» не хочет рассказывать, что Казанова не только побывал в свое время на территории нашей страны, одним из первых попытавшись привить местному населению навыки европейской эротической культуры, и даже, ВОЗМОЖНО (!), оставил тут свое СЕКСАПИЛЬНОЕ потомство.

И ведь действительно хотел Казанова стать у нас принцем, хотел сделать своим мужским достоинством государственную карьеру, специально для этого приезжал в Петербург, Москву, Ригу и даже во Львов, добился аудиенции у самой Екатерины Второй, попытался ее соблазнить…


Смольный монастырь. В Петербурге Казанова не прижился.


Но давайте обо всем по порядку. Объяснить, откуда берутся на свете такие самоуверенные нахалы, невозможно, не побывав в Венеции, где Казанова родился в том самом 1725 году, когда Петр Первый умер, открыв своей безвременной кончиной столетнее «бабье царство» в России.

Джованни Джакомо Казанова появился на свет в семье актера Гаэтано Джузеппе Джакомо Казановы. Отец будущей мировой знаменитости влюбился в дочку венецианского производителя обуви Джеронимо Фарузи. Он выкрал 17-летнюю Цанетту Фарузи из родительского дома и обвенчался с ней. Дедушка-обувщик так никогда и не увидел своего внука — с горя он отдал концы еще до его рождения.

Для Венеции, несмотря на вольность ее тогдашних нравов, это было страшным скандалом. Узенькие венецианские улочки соединены многочисленными символическими мостиками между домами. Они означают, что семьи, жившие на разных сторонах улиц, когда-то породнились. Попросту говоря, девушка из одного дома вышла замуж за молодого человека из дома напротив. Таких мостиков до сих пор полно по всей Венеции. Но у отца Казановы не было дома. Его домом был театр. Выйти замуж за актера было все равно, что породниться с дьяволом. Актеров тогда даже не хоронили на кладбищах. Считалось, что у них нет души.

Между тем, Венеция во времена Казановы пользовалась славой самого веселого города Европы. Все тут словно подталкивало людей в объятия друг друга. Ажурные окна. Уютные закоулки. Дома свиданий. Несколько десятков театров. Весь город можно пройти из конца в конец всего за час. Тут улицы, как коридоры в наших хрущевках. Можно прислониться плечом к стене одного дома и дотянуться рукой через улицу до стены дома напротив.

Ведь, несмотря на мировую славу, Венеция, на самом деле, крошечный городишко. Во времена расцвета — в XVI–XVIII веках — тут жило не больше 120 тысяч человек. Сейчас и того меньше — всего 60 тысяч. Все в Венеции знали друг друга в лицо. Как же изменять женам в этом плавучем хуторе на воде?


Фридрих II предложил Казанове должность… любовника. Тот вежливо отказался. Он сам любил соблазнять.


Но венецианцы нашли выход, как удовлетворять свое либидо в этих стесненных условиях и одновременно скрывать его. Они изобрели МАСКУ. Точнее, множество масок. Маску Пьеро. Маску Арлекина. Маску Чумного Доктора (чума гостила в этом портовом городе часто, торопя людей наслаждаться). Эротичную женскую маску с разноцветными перьями. И мужскую с крупным, словно втягивающим запах удовольствий, носом. Венецианцы верили: какой длины нос, такой и член. Некоторые маски сделаны так, что в них можно целоваться, не снимая личины.

Кстати, у венецианцев можно поучиться тому, как хранить историческое наследие. Дом, в котором родился Казанова, сохранился до сих пор. Причем в первозданном виде. Как и все дома рядом. В этом квартале ничего не изменилось за 300 лет. Даже адрес тот же. И вообще в Венеции тоже ничего не изменилось. Во всем городе те же улицы и те же дома, что и во времена Казановы. Уцелел не только дом, где он жил в раннем детстве на воспитании бабушки, но даже адреса его любовниц.

Тут самое время сказать пару слов о маме Джакомо Казановы. О ее влиянии на формирование его личности обычно вообще не вспоминают. А между тем, оно огромно. Мама у Казановы как бы была. А по факту ее никогда рядом не было. В детстве у Казановы часто шла носом кровь. Создатели фильма «Молодой Казанова» были вынуждены придумать эпизод с доброй мамой, которая вытирает своему любимому сыну окровавленный нос.

А в реальности кровь малышу Казанове вытирала бабушка. Так утверждал сам Казанова в своих мемуарах. Потому что мама постоянно была на гастролях — в Лондоне, в Дрездене, даже в Петербурге. Она была звезда. Ее любили самые богатые и влиятельные мужчины тогдашней Европы.

В Лондоне двадцатилетняя матушка Казановы стала любовницей принца Уэльского — будущего короля Англии Георга III. Младший брат Казановы Франческо родился от этой связи. Он был любимчиком мамы. И, естественно, ему доставалось все самое лучшее. Выучившись живописи, брат Казановы стал придворным живописцем австрийского императора в Вене. Он писал на заказ батальные картины. Очень дорогие и пользовавшиеся большой популярностью.

Итак, Европа знала при жизни не Джакомо, а Франческо Казанову — успешного и знаменитого младшего брата великого соблазнителя. А сам Джакомо был никому не нужен. Его вообще отдали в семинарию, чтобы сделать священником — по сути, КАСТРИРОВАТЬ, так как католическим попам запрещено заводить семью и вступать в сексуальные связи. Представьте, какое несчастье родиться в семье звезды, иметь знаменитого младшего брата — к тому же еще и сына короля, и практически не знать в детстве материнской ласки! Тут волей-неволей взбунтуешься!

Все маршруты взрослого Казановы будут рабски повторять места гастролей его матери. Он тоже бросится в Париж, в Лондон, в Берлин и в Петербург. И везде будет соблазнять, соблазнять и соблазнять женщин. Казанова словно искал в этих местах свою вечно отсутствовавшую мать!


Порхай, Амур! Один из ранних портретов венецианского соблазнителя.


«Сангвинический темперамент сделал меня весьма чувствительным к приманкам сладострастия, — вспоминал Казанова на склоне жизни, — я отличался всегда веселым нравом и был всегда расположен переходить от наслаждения к наслаждению, тем более, что в этой области я был чрезвычайно изобретателен». А такая удачливость у противоположного пола не могла не вызывать зависти у тех, кто жил расчетливо и тихо, а значит, в отличие от Джакомо, скучно.


УЖАСЫ ВЕНЕЦИАНСКОЙ ДЕМОКРАТИИ. В 1755 году Казанова был арестован венецианским правительством и заключен в тюрьму Пьомби. Эта тюрьма и доныне находится в самом центре Венеции. Она соединена с Дворцом Дожей крытым переходом через канал. Во дворце выносили приговор и тут же уводили заключенного в тюрьму, где держали иногда до самой смерти.

Мы постоянно преувеличиваем гуманизм Западной цивилизации. Официально Венеция была республикой.

Но правили ею всего несколько олигархических семей. Плюс — всемогущая секретная полиция. Судьи даже не сообщили Казанове, за что и как надолго его заключили! Сам Казанова считал, что попал в тюрьму за хранение запрещенной цензурой литературы. У него нашли книгу «Зогар» — «Сияние» в переводе с древнееврейского. Это толкование Пятикнижия, входящего в Библию. Католическая церковь относила книгу «Зогар», написанную одним из испанских раввинов в XIII веке, к числу крамольных.

Книгу, за которую Казанову заключили в тюрьму, сегодня можно спокойно купить в Венеции. Она считается одним из важнейших текстов кабалистики, адептами которой называют себя такие поп-звезды, как Бритни Спирс и Луиза Чикконе, прославившаяся под богохульным псевдонимом Мадонна.

Но в ночь с 31 октября на 1 ноября 1756 года Казанова бежал из тюрьмы Пьомби. За всю историю Казанова был единственным заключенным, которому удалось вырваться из стен этой тюрьмы.


Арсенале в Венеции. Сегодня тут все так же, как в XVIII веке.


В городе все спали после праздника. Казанова нанял случайного лодочника и никем не узнанный (за год заключения у него отросла борода, как у Робинзона Крузо) переправился на материк. Началось его знаменитое турне по столицам Европы, которое привело его в конце концов в Россию и на Украину.

Через несколько месяцев Казанова объявился в Париже и занялся там организацией лотереи. Сняв кассу, он перебрался в Голландию и открыл фабрику. Но обанкротился и снова сел в тюрьму. На сей раз — за долги. Выйдя на свободу, Казанова подался в Швейцарию, где познакомился со всемирно известным философом Вольтером. Чтение книги «Зогар» не просветило Казанову. Он зарабатывал на жизнь, как умел — в основном мошенничеством.


ИЗ МАРКИЗЫ В МАРКИЗА. Одной из самых блистательных афер Казановы стала попытка превращения маркизы д’Юрфе из женщины в… мужчину. Естественно, по ее просьбе. И за немалые деньги. Как писал Казанова в мемуарах: «Г-жа д’Юрфе была скупа. Тратила она никак не более тридцати тысяч ливров в год, а с остальными сбережениями играла на бирже. Она много раз говорила, что готова отдать все, чем владеет, дабы стать мужчиной, и знает, что зависит это от меня». Но время подобных операций еще не наступило. Мужчина из маркизы получился неубедительный. Казанова был вынужден бежать из Парижа, чтобы в очередной раз спасти свое мужское достоинство.

В таких хлопотах прошло почти десять лет. Казанове стукнуло сорок. Везде в Европе его хорошо знали. И везде при появлении его инициативной личности старались покрепче держать кошелек в кармане. Последней попыткой как-то устроиться в жизни на территории будущего Евросоюза и найти свое евросчастье был для Казановы визит в Берлин.

Казанова хотел поступить на службу к правившему в Берлине королю Пруссии Фридриху II. Друг Казановы Вольтер давно уже получал от этого просвещенного монарха пенсию. Фридрих устроил Казанове экзамен. Однако Казанова экзамен не сдал — ничего систематически делать он так и не научился, кроме как соблазнять женщин.

Но Фридриха интересовало совсем другое. Фридрих II был гомосексуалист и сам соблазнитель — только сильной половины человечества. Король посмотрел на Казанову и неожиданно заметил: «А вы — красивый мужчина»… Казанова не хотел подчиняться начальникам до такой степени. От милости Фридриха Великого он бросился наутек в Россию — к Екатерине Великой, не способной отдавать подобные приказы.

Обычно европейские авантюристы бросались на Восток после того, как окончательно уничтожили свою репутацию на Западе. При Петре I в Россию ехали специалисты. А при Екатерине II — пародия на них. Вместо военных, флотоводцев и инженеров, в Петербург потянулись парикмахеры и чародеи — наподобие графа Калиостро, который обещал вернуть молодость и превратить ртуть в золото. Конечно, были и исключения, вроде Дерибаса и Ришелье, оставивших след в создании Одессы. Но Казанова не принадлежал к их числу.


Дворец Дожей. Рядом была тюрьма, откуда сбежал Казанова.


СВОИХ КАЗАНОВ ХВАТАЕТ. Не стоит преувеличивать глупость людей, управлявших Россией. Екатерина была ничуть не хуже осведомлена о подлинных талантах Казановы. Своих казанов вокруг нее и без итальянского Казановы хватало. Поэтому точно так же, как король Фридрих, наша императрица устроила заезжему иностранцу экзамен, чтобы выяснить, для какой службы, кроме постельной, его можно употребить.

Оказалось, единственная свежая идея, которую Казанова привез в страну «северных варваров» — замена календаря. Россия жила по юлианскому. Европа — по григорианскому, опережавшему в XVIII веке русский календарь на одиннадцать дней. Выслушав аргументы незваного гостя, Екатерина Великая резонно заметила, что не желает тревожить своих подданных без надобности. «На всех письмах за границу мы ставим две даты, — возразила она Казанове. — Одну по старому стилю, а другую — по новому, и все понимают, о чем речь». На этом аудиенция окончилась.

Выяснилось, что и по прямому своему роду деятельности — сексуальному — Казанова уже не очень употребим. Поизносился немного от частого употребления со случайными половыми партнершами. А у Екатерины был целый выводок братьев Орловых — один другого краше. Куда с ними было тягаться одинокому Казанове? Чуть ли не впервые в жизни любовь в России великому соблазнителю пришлось просто КУПИТЬ.

Как-то на окраине Петербурга Казанова увидел крестьянскую девушку необыкновенной красоты. Он погнался за прелестницей, но та заскочила в отцовскую избу. На переговоры с отцом красавицы отправился приятель Казановы, гвардейский офицер Зиновьев.


Екатерине II Казанова пытался впарить календарь. Но та предпочла жить по-старому.


Вот как описывает эти переговоры в мемуарах сам Казанова: «Зиновьев спросил у отца, не хочет ли он отдать дочь в услужение.

Отец согласился, но потребовал сто рублей за ее девство.

— А коли я выложу сто рублей?

— Она будет вам служить и вы будете вольны спать с ней.

— А ежели она не захочет?

— Так не бывает. Вы — барин — велите ее высечь.

— А какое жалование ей положить?

— Ни гроша. Кормите, поите, отпускайте в баню по субботам и в церковь по воскресеньям.

— А когда я покину Петербург, волен ли я понудить ее ехать со мной?

— Нет, если только не получите особое дозволение, оставив залог. Пусть она ваша холопка, а все государева крепостная».

Казанова покинул Россию, так ничего и не достигнув. Календарь менять не стали. Девки давали только за деньги. Его путь лежал в Варшаву, а оттуда — в Галицию — в город, который в своих мемуарах он называет Леополисом. Леополис — это Львов. В буквальном переводе — «город Льва». Странно, но посетив Западную Украину, Казанова ни разу не назвал ее Украиной, а ее жителей — украинцами.

Впрочем, в XVIII веке никто в мире не называл Галичину Украиной, а галичан — украинцами. Их именовали «русинами», а Галичину — «воеводством Русским» Речи Посполитой, то есть, Польши. Украиной и украинцами все это станет только в XX веке.

Львовяне очень гордятся тем, что в их городе побывал Казанова. Туристам даже показывают гостиницу, где он якобы останавливался. На самом деле гостиница построена уже после смерти Казановы. А где он останавливался, точно не известно. Как пишет сам Казанова в мемуарах: «В Леополе, что они прозывают Лембергом, я остановился в трактире, откуда пришлось съехать, чтобы поселиться в доме кастелянши Каменецкой».

Зато Казанова сообщил, чем он занимался во Львове: «В Леополе я неделю забавлялся с прелестной девицею, что в скором времени так сумела приворожить графа Потоцкого… А в общем, женщины в тех краях некрасивы. Так повидал я Подолию, Покутье и Волынь, что через несколько лет стали именоваться Галицией и Лодомерией, ибо не могли перейти во владение Австрийского царствующего дома, не сменив названий. Ныне Царства Польского не стало».


«ИЗНУРЕНИЕ» ЛЬВОВОМ. Галичина отошла к Австрии в 1772 году после первого раздела Польши между Россией, Австрией и Пруссией. Казанова дописал, что Польши «не стало» прямо на полях своей книги. И не будет Польши до самого 1918 года, когда она снова воскреснет, прихватив назад Галичину.

Стремятся у нас многие в Европу. А даже не подозревают, насколько там не помнят о нашем существовании. Вот тому яркий пример. В русском издании мемуаров Казановы поездка во Львов переведена дословно. А в английском переводе — новейшем — 2006 года (!) все львовско-галицкие приключения Казановы опущены. Как будто их и не было. Только короткое примечание после купюры: «После отъезда из Варшавы Казанова был изнурен посещением экзотических городов на Востоке Европы». И все. ИЗНУРЕН! Изнурен Львовом и прочими «экзотическими городами». Вот это и есть европейский ответ на иллюзии наших казановофилов.


12 октября 2013 г.

Загрузка...