Утро года

ГОСТИ

Наша палатка, как и в прежние годы, стояла на кромке Чуманского бора. Отсюда все видно — и раскинувшееся на взгорье большое село Вьюны, и широко разлившиеся полой, и высокий берег Оби; в тихую погоду сюда доносятся гудки пароходов и напоминают о родном городе.

Весна в этом году была особенно холодная. Охотники догадываются об этом еще в апреле. Если апрель стоит ясный и теплый, в душе охотника борются два чувства: радость наступления весны и горечь сознания, что это обман, что придет май и ударят морозы, зашумят бураны.

Так оно и случилось.

В половине мая повалил снег, закрыл плотно землю, а ночью ударил мороз. Все застудило, даже птичий гомон умолк, будто вся жизнь остановилась. Пять дней бушевал сердитый холодный ветер. По Зимнику заходили свирепые волны, рыба ушла на дно, а птицы попрятались в чащобу тальника и ракитника.

Но весна была весной. И, несмотря на холода, с юга прибывали все новые и новые отряды птиц. Прилетела кукушка и хотя робко, но прокуковала в бору; на болоте за Зимником появилась выпь и в первую же ночь известила все птичье население о своем прибытии:

— Бу-ух!.. Бу-ух!..

А перед вечером, возвращаясь на стан, я видел стайку ласточек-касаток, кружившихся над камышами.

Товарищ вернулся раньше меня и на костре готовил чай. Не успел я подойти к нему, как он поднял руку:

— Тише!.. — и загадочно добавил: — У нас гости.

Я принял это за шутку. Какие могут быть гости в такие холода?.. Разве охотника занесла нелегкая?

Он осторожно открыл палатку, и оттуда вылетело с десяток ласточек. Они сидели на одной из жердочек наших нар, и мы не смогли бы их не потревожить, устраиваясь на ночлег.

Ласточки кружились вокруг палатки, залетали в нее, проверяли все и вновь вылетали.

Пока было светло, я устроил им маленькое насестье рядом с электрической лампочкой и настежь распахнул палатку:

— Пожалуйте, гости дорогие!

Нам так хотелось тепла, что невольно верилось поэту:

Ласточка с весною

В сени к нам летит…

Ласточки покружились, обследовали мое устройство и, найдя его подходящим, уселись, плотно прижавшись друг к другу. Их было ровно десять.

Позднее я зажег свет. Это нисколько не обеспокоило их. Мы пили чай и с каким-то благоговением поглядывали на желанных посланцев весны.

Наши гости были удивительно спокойны. Я брал одну из них, согревал под полушубком и опять садил на жердочку. При этом они не бились, как другие птицы, не защищались.

Ночью они изредка переговаривались, и я не мог понять причины.

Когда рассветало, я открыл палатку. Потрогал одного самца за нос и говорю:

— Не пора ли вставать, гости дорогие…

Он пропикал что-то невнятное и спрятал крохотный носик в нагрудных перьях. После его писка в палатку влетела одиннадцатая ласточка и, выбрав место, спокойно прижалась к подругам.

Вот, значит, с кем они переговаривались; по своей вине она всю ночь мерзла на палатке.

Утро было таким же холодным, как вчерашний день, и ласточки покинули нас только в девять часов.

…Вечером ласточки к нам не вернулись. Днём потеплело, и они, по-видимому, полетели дальше возвещать приближение тепла, приближение настоящей весны…

А недалеко от палатки черемуховый куст весь оделся белоснежным цветом. Это всегда у нас так: зацветает черемуха — жди снега…