Утро псового лая

Глава 1 Рождение Левиафана

Северодвинск, Россия

3 марта

Резкий порыв налетевшего со стороны моря холодного ветра кинул в лицо спешившему человеку горсть не то мелкого снега, не то капель дождя. Несмотря на то, что, если верить календарю, уже началась весна, погода здесь, в Северодвинске, не баловала горожан и гостей города, снег сменялся дождем, а вдобавок к этому дул пронизывающий ветер. Струи холодного воздуха легко проникали под одежду, забирались за пазухи и под воротники, заставляя содрогаться от холода и вполголоса привычно ругаться на заполярный климат. В прочем, ругались спешившие по погруженным в сумрак улицам люди, скорее, отдавая дань традиции, поскольку сегодня погода была очень даже ничего, особенно для заполярья.

Быстро шагавший по окутанной утренним сумраком мостовой мужчина только повыше застегнул "молнию" куртки, заслоняясь таким ненадежным образом от непогоды, и улыбнулся сам себе. Ни дождь, ни ветер не могли омрачить его радость, не могли заставить потускнеть переполнявшее его чувство восторга. Сегодня был важный день, быть может, самый важный в жизни Виталия Егорова, пятидесятитрехлетнего сварщика, работавшего на крупнейшем судостроительном заводе страны почти тридцать лет. Более знаменательным событием Виталий считал, пожалуй, только рождение своего сына, ну еще, возможно, день свадьбы, состоявшейся, впрочем, так давно, что ощущение восторга, не покидавшее его много лет, успело как-то сгладиться, потускнеть за суетой каждодневных хлопот. И уж точно, ничто, происшедшее за последние десять лет, ни одно событие, не могло сравниться в своей важности с тем, чему предстояло свершиться сегодня.

Размеренно шагая, Виталий направился к заводским проходным, возле которых в этот ранний час, было ровно полвосьмого утра по местному времени, собралась небольшая толпа. Егоров быстро узнал своих коллег и приятелей, работавших в одном с ним цехе. Мужчины приветливо махнули Виталию руками, будто он мог пройти мимо, не заметив их.

– Здорово, ребята, – Егоров крепко пожал протянутые мозолистые натруженные ладони, кивая старым знакомым. – Чего здесь собрались-то, мужики? Ждете чего?

– Ждем, – Слава Перов, молодой паренек, несмотря на несерьезный возраст уже ставший лучшим специалистом в цехе, кивком головы указал на медленно втягивающуюся в распахнутую дверь вереницу людей. – Досмотр сегодня дольше обычного. Охраны нагнали – жуть!

– Что так, – спросил Виталий, разглядывая стоявших по обе стороны от двери крепких мужиков в меховых шапках и камуфляже. Рядом с ними, чуть обособленно от простых охранников, переминались с ноги на ногу три молодых плотно сбитых и коротко стриженых парня в кожанках, в распахнутых воротах которых были видны строгие темные костюмы и белые рубашки. Время от времени кто-то из них затягивался сигаретой, и в утренней мгле вспыхивал огонек, озарявший его напряженное лицо. Один из парней поморщился, передернув плечами, и застегнул куртку по самое горло. От взгляда Виталия не укрылось, что эта троица внимательно рассматривает собравшихся рядом рабочих. – Кто это еще такие, мужики?

– А, – Перов, отвлекшись на миг, не расслышал вопрос. – Чего, Виталя?

– Ты что, из тайги вернулся, – хлопнув Егорова по плечу, расхохотался Антон Дрынов, здоровый румяный мужик, чуть моложе самого Виталия, настоящий богатырь, однажды завязавший на спор железный лом голыми руками. – Или телевизор успел пропить?

– Да ладно хохмить, Дрын, – усмехнулся много лет уже не употреблявший ничего крепче пива Виталий. – По-человечески скажи, что за птицы? Взгляды у них какие-то… – он замялся, подбирая нужные слова. – Прямо как рентгеном просвечивают.

– Это люди из президентской охраны, – пояснил Слава, уяснив суть разговора приятелей. – Знаешь, наверное, что сегодня Сам на спуск посмотреть приедет?

– Ну, – кивнул Егоров. – И что, они тут заранее решили обустроиться?

– Конечно, – Перов указал на высившиеся за бетонным забором темные корпуса эллингов. – Внутри, говорят, от них вообще не протолкнуться, а эти, так сказать, на дальних подступах. Бдят, – усмехнулся парень.

– Спуск когда, – уточнил Егоров, делая шаг в сторону проходной, поскольку, пока они разговаривали, очередь рассосалась, и процесс пошел гораздо быстрее. – Собирались, вроде, в полдень?

– Точно, в двенадцать ровно и начнется, – подтвердил Дрынов. – Наши "бугры" уже почти все здесь. – Антон указал на несколько строгих седанов, в основном, "мерседесов" и "ауди", выстроившихся на стоянке чуть поодаль от проходной. Автомобили своих начальников заводчане знали в лицо, и по номерам Виталий решил, что здесь собралось почти все среднее звено. Надо понимать, высшее руководство тоже подтянется, чуть позже.

Сбившись потеснее, сомкнув, так сказать, строй, мужчины приблизились к самой проходной, и один за другим зашли внутрь под пристальными взглядами парней в кожанках. Оказавшись на пропускном пункте, Егоров убедился, что приезжей охраны здесь действительно очень много. Кажется, вохровцы, обычно дежурившие на проходной, сегодня вообще оказались здесь лишними. Во всяком случае, пропуск у Егорова забрал такой же стриженый парень, похожий на крепышей из скучавшей снаружи компании, как брат-близнец. Второй боец невидимого фронта, как про себя Виталий окрестил этих сосредоточенных и несуетливых ребят, провел над одеждой мужчины каким-то прибором, наверняка предназначенным для обнаружения взрывчатки или оружия. Первый охранник долго сверял данные пропуска с компьютерной распечаткой, внимательно рассматривая и ощупывая удостоверение. Наконец досмотр был завершен, и Егоров, которого все же не приняли за террориста или вражеского шпиона, оказался на территории завода.

Добравшись до цеха, мужчины разделись, повесив утепленные куртки и пальто в шкафчики. Сегодня они не стали натягивать потертые замасленные спецовки, вместо этого каждый оделся в лучший костюм, какой только нашелся дома, не забыв и про галстук. Работать сегодня никто не собирался, поскольку предстояло произойти событию, ради которого, можно сказать, и была построена эта гигантская верфь много лет назад. Когда-то подобные случаи не были редкостью, и все ограничивалось по-деловому коротким митингом и выступлением пары ответственных лиц, но сегодня руководство предприятия объявило настоящий праздник. И каждый из работяг, пришедших утром в свои цеха, всей душой был с этим согласен.

Торжественная церемония должна была происходить в огромном эллинге, подходы к которому также оказались наглухо перекрыты охраной. Всюду можно было заметить камуфлированные бушлаты охраны завода и темные строгие костюмы людей из службы безопасности президента, которых здесь было действительно очень много. Они тщательно проверяли всякого, прежде чем пропустить его внутрь, словно не доверяя досмотру на проходной. Держались эти люди с каждым предельно вежливо, но обыскивали всех тщательно и неторопливо, по нескольку раз обшаривая детекторами металла. К тому же всякого, кто проходил в огромное здание, обнюхивали натасканные на запах взрывчатки собаки, которых крепко держали на коротких поводках все те же серьезные молодые люди в строгих костюмах, заметно топорщившихся под левой мышкой.

Помимо того, что всех, кто направлялся в эллинг, внимательно осматривали, далеко не всякий вообще мог рассчитывать попасть внутрь даже после сколь угодно долгого обыска. Списки тех, кому было позволено присутствовать на церемонии, где намеревался появиться сам президент России, были утверждены давно и без возможности внесения в них каких-либо изменений. Однако Виталий Егоров в число тех немногих избранных вошел, поскольку, он сам это сознавал без какого-либо тщеславия, то, что должно было произойти буквально в следующий час, свершилось не без его участия.

Огромное здание было заполнено до отказа. Около двух сотен рабочих, как уже было сказано, в этот день явившихся на родной завод в своих лучших костюмах, толпились у стен под наблюдением многочисленной охраны. Чуть в стороне собрались кучкой представители прессы. Сегодня, против обычного, пишущей и снимающей братии было сравнительно немного. Виталий заметил на микрофонах логотипы полудюжины крупнейших отечественных телекомпаний, еще около двух десятков людей с диктофонами и фотоаппаратами были, вероятно, журналистами разных газет. Время от времени кто-то из них принимался снимать рабочих, проходивших мимо или останавливавшихся рядом с корреспондентами. Другие старательно возились со своей аппаратурой, подготавливая ее к предстоящему действу.

Для высокопоставленных гостей, которых сегодня должно было появиться, судя по деятельности охраны, довольно много, за ночь успели соорудить трибуну, на которую установили несколько стоек с микрофонами. Однако вовсе не это временное сооружение приковывало внимание всех, кто здесь собрался. Все без исключения, журналисты, администрация завода, тоже явившаяся на церемонию в полном составе, и простые рабочие смотрели на огромную – сто двадцать метров в длину от носа до кормы, и высотой с пятиэтажный дом – черную сигару, вытянувшуюся на всю длину эллинга как раз за трибуной. Сегодня, в этот мартовский день, должен был состояться спуск на воду новейшего подводного атомного крейсера "Северодвинск".

Виталий Егоров смотрел на покоящегося на стапеле колосса со смесью нежности и страха, поскольку он своими руками помогал создавать субмарину, считая ее почти собственным ребенком, и он знал, какая всесокрушающая мощь таится в этом обтекаемом корпусе, как знал это каждый, кто стоял сейчас плечо к плечу с ним. Гигантский корабль, казалось, испускал пронизывающие все вокруг волны едва сдерживаемой ярости и мощи, словно живое существо, а уж никак не обычный кусок железа, и каждый, кто был рядом, чем бы он ни занимался, постоянно оглядывался на погруженного в сон рукотворного монстра океанских глубин.

"Северодвинск" был первым и пока единственным воплощенным в металле представителем новой серии многоцелевых атомных подводных лодок, получивших в России шифр "Ясень". Отечественные и зарубежные эксперты в области подводного флота в один голос называли готовящийся к спуску на воду корабль самым малошумным и сильно вооруженным в мире, утверждая, что, едва сойдя на воду, он в одно мгновение оставит далеко позади самые совершенные на сегодняшний день атомные субмарины любого соперника России. Разумеется, большинство его характеристик оставались секретными, но и того, что было известно, хватало, чтобы любой согласился с мнением авторитетных специалистов.

Предназначением нового подводного крейсера, его судьбой и его призванием было атаковать соединения вражеских кораблей, вплоть до авианосных ударных групп, возникая словно из пустоты там и тогда, где и когда его появления никто не ожидал, и нанося неотвратимые молниеносные удары. "Северодвинск" был создан, чтобы господствовать на море, и имел для этого все, что нужно. Двадцать четыре сверхзвуковые крылатые ракеты "Оникс", впервые в практике русского кораблестроения установленные в вертикальных шахтах, как на стратегических ракетоносцах, не оставили бы шансов любой авианосной группе с ее мощнейшей противовоздушной обороной, не говоря уже о конвое транспортных судов.

Стая стремительных ракет, объединенных тем, что можно было назвать коллективным разумом, сложнейшим искусственным интеллектом, могла ударить одновременно с нескольких направлений, легко пробив сколь угодно надежную защиту. Ничто, ни хитроумные цели-обманки, ни стремительные зенитные ракеты, ни заградительный огонь многоствольных автоматических пушек, не смогло бы уберечь избранный целью корабль от удара этих игл, стелющихся над самыми волнами, летящих быстрее звука, легко пронзающих борта и в недрах корабля обращающихся облаком раскаленных газов, выжигающих трюмы дотла.

"Северодвинск", обладая ударной мощью, равной возможностям намного более крупных ракетоносцев "Гранит", однако являлся по-настоящему многоцелевым кораблем, способным не только наносить стремительные удары по надводным целям, но и на равных бороться с самыми совершенными вражескими субмаринами. Мощнейшая аппаратура позволяла новой подлодке обнаруживаться самые тихие цели на расстоянии намного большем, чем мог это сделать противник, нанося упреждающие удары. Восемь торпедных аппаратов, способные вести огонь любыми торпедами, в том числе и новейшими, оснащенными суперсовременной системой наведения по кильватерному следу, не оставили бы шансов любому недругу, случись атомоходу вступить в настоящий бой. Ни один самый умелый противник не смог бы избежать удара, вздумай он угрожать этому совершенному творению безымянных мастеров. Сам же "Северодвинск" мог легко клониться от ответного залпа, или же увести вражеские торпеды в сторону, выпустив акустическую ловушку, в точности повторявшую шумы самой субмарины.

Подводный крейсер еще не был готов вступить в строй, ему предстояло несколько месяцев достраиваться на плаву, прежде чем на нем поднимется андреевский флаг, и "Северодвинск" выйдет в свое первое плавание. Долгое время вообще не было ясно, вступит ли в строй это совершенное оружие, или будет разрезано на металлолом прямо на стапеле, как это не раз бывало с множеством кораблей, на строительство которых у страны, вернее, у тех, кому ее народ доверил власть над собой, не хватало денег.

Целых пятнадцать лет прошло с начала строительства, когда новейший, а по тем временам вовсе фантастический корабль был заложен на стапеле, пятнадцать лет неизвестности. За те годы, что зияющий отверстиями корпус простоял в эллинге, многое из его оснащения и оружия уже оказалось устаревшим, ведь прогресс движется с невероятной скоростью. Все чаще даже те, кто своими руками создавал это чудо техники, высказывались за то, чтобы просто разрезать корпус, не тратя время и силы на его достройку. Но к счастью в тот момент, когда решалась судьба субмарины, в очередной раз сменилась власть, и новый президент, решительный и целеустремленный, нашел средства.

Подводная лодка была достроена в невероятно короткие сроки, но это нисколько не отразилось на ее качествах. Устаревшие, по вине ли прогресса, или же просто от времени, узлы прямо во время достройки были заменены новыми, разработанными за эти годы в недрах закрытых конструкторских бюро, где ни на мгновение не прекращали свой труд, несмотря на откровенную нищету и забвение, которым власть воздавала за былые заслуги, инженеры, настоящие патриоты своей страны. И сейчас, спустя какие-то минуты, грозная субмарина, выдержавшая поединок со временем, должна была сойти на воду, став на якорь рядом с другим новейшим подводным кораблем русского флота, стратегическим ракетоносцем "Юрий Долгорукий", также едва не уничтоженным пару лет назад, когда вдруг закончились выделенные на ее строительство деньги.

Егоров, не отводивший взгляда от довлевшего над всеми, кто был рядом, ракетоносца, мысленно сравнивал его с фантастическим обитателем морских глубин, грозным подводным хищником. Субмарина и впрямь походила на рыбу своим обтекаемым корпусом, над которым возвышалась, словно акулий плавник, рубка, позади которой чуть выделялся горб обтекателя ракетных шахт, пока пустых, ибо подводная лодка не была еще вооружена. Огромный сложной формы винт в кольцевой насадке позволял этому чуду конструкторской мысли разгоняться до таких скоростей, которые были недоступны большинству живых обитателей океана, делая его практически неуловимым для того, кому вздумалось бы поохотиться на эту стальную барракуду.

Не будет преувеличением сказать, что каждый, кто находился в громадном эллинге или поблизости от него, думал лишь о готовящемся оказаться в той стихии, для которой он и был сотворен, подводном ракетоносце. И поэтому появление президента страны, лично намеревавшегося присутствовать при спуске корабля, построенного не без его личного участия, произошло как-то незаметно.

Глава государства, поддерживавший имидж человека быстрого в своих поступках и принятии решений, уверенного и сильного, да и бывший таковым в действительности, избрал на этот раз несколько необычный способ передвижения. Хотя он прибыл из столицы самолетом, как и подобало, приземлившись всего в нескольких десятках километров от кораблестроительного завода, президент выбрал для визита не комфортабельный лимузин, а вертолет, причем не специально оборудованный, а обычный десантный Ми-8МТ, от многих других своих собратьев отличавшийся разве что меньшей степенью изношенности.

Пузатый винтокрыл, покрытый серовато-зеленой камуфляжной раскраской, вынырнул из затянувших небо серых облаков, пройдя на бреющем полете над громадными приземистыми корпусами промышленного гиганта, раскинувшимися на десятки гектаров на побережье Северного моря. По обоим бортам транспортника, чуть поотстав, летели хищные "крокодилы", вертолеты огневой поддержки, грозные транспортно-боевые Ми-24В, составлявшие сегодня почетный эскорт главы государства.

И в эти же минуты на территорию завода въехала целая кавалькада шикарных седанов и внедорожников, под радиаторами которых перемигивались красно-синие маячки. Сопровождавшие главу государства высокопоставленные чиновники и депутаты все же избрали более привычный способ передвижения. Выбираясь из уютных салонов своих автомобилей, они приветствовали друг друга, когда сдержанно, только для протокола, а иногда и вполне искренне, и спешили к посадочной площадке.

Сделав круг над заводом, почти в самом центре которого была подготовлена площадка для посадки вертолета, милевский транспортный геликоптер пошел на снижение, а сопровождавшие его боевые машины устремились куда-то на запад. Поток воздуха, порожденный стремительно вращавшимися лопастями винтокрыла заставил встречавших главу государства людей отпрянуть назад, придерживая головные уборы, дабы те просто не сдуло. Едва только шасси Ми-8 коснулись асфальта, дверь в борту распахнулась, и оттуда на землю пружинисто спрыгнул один их неотступно следовавших за президентом охранников. Подали легкий трап, и глава государства покинул чрево вертолета, окинув чуть насмешливым взглядом обступившую летное поле представительную делегацию.

– Алексей Игоревич, – высокий осанистый мужчина торопливо подскочил к первому лицу страны, протягивая тому руку. – Ну что же, сейчас начнется?

– Добрый день, Аркадий Ефимович, – президент ответил на рукопожатие, чуть кивнув при этом: – Да, только нас и ждут.

– Ну, наконец-то увидим, на что же ушли миллиарды, – иронично заметил глава правительства, пристраиваясь по правую руку от направившегося к эллингу лидера страны. – Бюджет, как-никак, у нас не резиновый. И врачи кушать хотят, и учителя, да и шахтеры порой на свет божий вылезают, зарплату получить.

Не обращая на ворчание своего спутника, скорее дань традиции, ни малейшего внимания, президент уверенно шагал к распахнутым воротам. Он долго ждал этого момента, и сейчас ничто не могло омрачить охватившую его неподдельную радость.

Виталий Егоров стоял возле ведущего к трибуне прохода, и поэтому он мог при желании даже коснуться стремительно вошедшего в эллинг главы государства. Разумеется, делать этого не стоило, поскольку окружавшие президента плотным кольцом охранники могли не так истолковать подобный жест, и Виталий ограничился лишь тем, что внимательно рассмотрел оказавшегося в такой близости от него человека, уже многие месяцы бывшего словно воплощением огромной державы.

Алексей Швецов, занявший высокий пост всего полгода назад, оказался именно таким, каким его и представлял Виталий. Уже немолодой, явно за пятьдесят, то есть почти ровесник Егорова, он был крепким и подтянутым. От коренастой фигуры веяло уверенностью и силой, а еще суровой решимостью, по крайней мере, именно это ощутил Виталий, когда президент быстрым уверенным шагом прошел мимо него, сопровождаемый известными на всю Россию политиками, директором завода и группой морских офицеров. Многочисленные адмиралы сегодня прибыли сюда при полном параде, в отглаженной форме, сиявшей рядами орденов и медалей, с кортиками на поясе, и тем разительнее был контраст с самим президентом, явившимся в обычном камуфлированном бушлате, под которым, правда, был виден строгий черный костюм и белоснежная сорочка.

– Товарищ верховный главнокомандующий, – навстречу Швецову, как только он поднялся на трибуну, шагнул, отдавая честь, высокий худощавый мужчина в адмиральской шинели. – Атомный подводный ракетный крейсер "Северодвинск" к спуску готов. Наблюдающий от военно-морского флота контр-адмирал Рыков. – Офицер вытянулся перед президентом по стойке смирно.

– Спасибо, товарищ контр-адмирал, – Швецов, разумеется, не стал прикладывать ладонь к непокрытой голове, отдавая честь, а просто пожал руку адмиралу.

– Служу России! – ладонь адмирала вновь взметнулась к блестящему козырьку фуражки. Движения его были четкими и точными, точно у шестнадцатилетнего кадета.

– Господин президент, – к главе государства приблизился директор завода, также ожидавший прибытия высокопоставленного гостя в эллинге. – У нас все готово. Как вы и просили, сегодня здесь присутствуют наиболее отличившиеся при строительстве подлодки рабочие, наши лучшие кадры.

– Благодарю, Юрий Евгеньевич. – Швецов крепко пожал руку директору. – Я очень рад, что смогу увидеть тех, без кого не настал бы этот день. Надеюсь, о премиях вы позаботились?

– Разумеется, – Юрий Евгеньевич кивнул. – Всем выписаны премиальные, а двадцать человек получат путевки в Сочи от завода. Я делаю все, что от меня зависит.

– Спасибо вам за вашу работу, – еще раз поблагодарил Швецов руководителя завода.

Президент шагнул к стойке с микрофоном, обведя пристальным взглядом собравшихся в огромном помещении людей, невольно притихших при появлении главы государства. Немолодые – большинству из присутствовавших было уже явно за сорок – суровые и сосредоточенные, они не изменили делу своей жизни, оставшись на заводе, хотя не так давно он почти умер. Эти люди, настоящие патриоты, как бы высокопарно это не звучало, хранили верность, хотя сами точно не знали, кому или чему, и сейчас они ожидающе смотрели на президента. А Швецов тоже вглядывался в их лица, насупленные и даже чуточку угрюмые лица простых рабочих, обычных русских мужиков, если изъясняться избитыми фразами, как нельзя более верными сейчас. Благодаря этим людям сегодня страна совершила огромный рывок вперед, обретя крупицу давно забытой силы и мощи, и хотелось верить, что это было только начало.

Президент, стоя на трибуне, буквально кожей ощущал сотни испытующих, полных ожидания и сомнений взглядов, сосредоточившихся на нем. И Алексей Швецов понимал настороженность этих людей, ведь они и прежде не единожды видели политических лидеров, с трибун сулящих золотые горы и эпоху всеобщего благоденствия. Но искушенные ораторы приходили и уходили, а работяги все так же влачили полунищенское существование, и едва ли верили, что он, вновь избранный глава России, окажется лучше тех, что были до него.

– Товарищи, – усиленный мощной акустикой голос Швецова разнесся по эллингу, и многие из тех, что сейчас смотрели на президента из толпы, невольно вздрогнули, услышав давно забытое, запрещенное и тысячекратно осмеянное обращение из его уст. – Товарищи, поздравляю вас всех с этим знаменательным событием. Сегодня сойдет на воду новый подводный ракетоносец, корабль, созданный вашим трудом, вам обязанный тем, что он все же существует. Я благодарю вас всех, благодарю за ваш труд, за ваши усилия, за тот огромный, неоценимый вклад, что вы внесли в укрепление мощи нашей страны. Вы создали оружие страшной разрушительной силы, но его предназначение заключено вовсе не в том, чтобы угрожать кому-либо. Несмотря на сосредоточенную в нем мощь это оружие не нападения, но защиты. Эта подводная лодка – часть того самого щита, надежного и непроницаемого, который способен остановить любого агрессора, всякого, кто посмеет посягнуть на свободу нашей страны, и в том, что сегодня этот щит стал еще крепче исключительно ваша заслуга. Ни для кого не секрет, что новый корабль – только первый в серии ракетоносцев, которые на долгие годы обеспечат безопасность нашей родины, наше господство в океане.

Россия никому не угрожает, мы не претендуем на чужие земли, чужие ресурсы, мы не питаем никаких имперских амбиций, о чем любят рассуждать так называемые эксперты с Запада. Мы жаждем мира, но никому не позволим посягать на свою свободу и независимость, на те богатства, что принадлежат всему народу, и мы готовы дать отпор всякому, кому захочется войны. Наша армия сильна, ее мощь растет с каждым днем. Наши вооруженные силы готовы вести войну на равных с любым противником, войну двадцать первого века. И событие, произошедшее сегодня, означает новый этап в развитии наших вооруженных сил, российского флота. Я хочу верить, товарищи, что спуск на воду "Северодвинска" ознаменует собой возрождение былого могущества России на море, давно утраченного, но не забытого нами чувства собственной силы и достоинства. И я говорю вам спасибо не только от себя лично, но и от всей нашей страны, от имени всего народа и от каждого гражданина нашей страны. Спасибо вам за то, что наши жены, наши матери и дети смогут спать спокойно, уверенные в том, что их сон под надежной защитой. Мы никогда не забудем вас, никогда не будет забыт ваш подвиг.

Швецов обернулся к стоявшим позади него представителям администрации завода и инженерам, руководившим спуском:

– А теперь прошу вашу коллегу сказать, как это принято с давних пор, слова напутствия новому кораблю, прежде чем он покинет стапель. Я хочу предоставить слово Анне Витальевне Скребовой, сотруднице конструкторского отдела завода.

Швецов отступил в сторону, и к микрофону вышла совсем молодая девушка в коротком красном плаще, слишком легком для стоявшей погоды. Стройная и изящная, она казалась еще более хрупкой на фоне огромной субмарины, довлевшей над всеми, кто находился в этом зале.

– Спасибо, господин президент, – раздался звонкий девичий голос, кажется, чуть дрожавший от волнения. – Спасибо за эту честь, за то, что именно мне вы доверили столь важное и ответственное дело. Я хочу пожелать новому кораблю счастливого плавания, хочу пожелать ему верно служить нашей стране, нашему народу. И еще я хочу, чтобы никогда тем, кто станет его командой, его душой, не пришлось применять его оружие по-настоящему. Пусть никогда мы не услышим такого слова – война. – Девушка притянула к себе свисавший с перекрытия длинный фал: – А теперь по традиции я хочу разбить эту бутылку шампанского на счастье.

Прикрепленный к тросу толстостенный сосуд с изысканным напитком ударил в носовую часть субмарины, разлетевшись вдребезги. Брызги шампанского потекли вниз по покатому корпусу, под бурные аплодисменты сотен зрителей.

– Пора, – решительно заявил адмирал Рыков, едва стихли раскатившиеся эхом под сводами огромного здания слова девушки. – Начать спуск!

В недрах огромного сооружения, стапеля, на котором покоилась подводная лодка, в тот же самый миг что-то сдвинулось, и огромная матовая сигара медленно поползла к распахнувшимся створкам огромных ворот по желобу, выходившему прямо в море. Каждый, кто был в это время рядом, не мог оторвать взгляд от величественного колосса, и каждый запечатлел в памяти тот миг, когда субмарина мягко погрузилась в воду, разрезав тяжелые свинцовые волны, плескавшиеся у берега.

Все присутствовавшие, не сговариваясь, в едином порыве зааплодировали, и в этот момент грянул оркестр, А Виталий Егоров почувствовал, как на глаза невольно наворачиваются слезы.

– Союз нерушимый республик свободных, – одними губами произносил сварщик слова старого гимна, давно и надежно, казалось бы, забытого, но вдруг мгновенно всплывшего в памяти. Оркестр все играл и играл, звеня медью, а Виталий пел гимн давно исчезнувшей державы, и не мог сдержать слез.

К огромной даже на фоне стоявших у берега кораблей субмарине подошли два юрких буксира, потянувших новый ракетоносец к пирсу, возле которого уже стоял хищно горбатившийся приземистой рубкой стратегический атомоход "Юрий Долгорукий", также первый в новой серии, и также считавшийся основой возрождавшихся океанских сил русского флота. Наконец подводный крейсер занял свое место, где ему предстояло провести немало времени, прежде чем над ним взовьется Андреевский флаг, и грозный корабль окончательно вступит в строй.

Рабочие начали расходиться, живым потоком выплескиваясь сквозь ворота эллинга, в то время как немногочисленные журналисты, непрерывно щелкая фотоаппаратами, обступили спустившегося с трибуны президента, едва не смяв при этом его немногочисленных охранников, вынужденных трогательно взяться за руки, чтобы сдержать натиск.

– Вот это мужик, – восхищенно Слава Перов, коснувшись плеча Виталия. – Сразу чувствуется, наш человек, русский! Я прежде думал, он только по телевизору крутой, а сейчас сам увидел, и все понял.

– А, – пребывавший под впечатлением от происходящего Егоров не сразу понял, что хотел ему сказать приятель. – Что ты сказал?

– Да, настоящий мужик, – вместо Виталия Перову ответил Дрынов, подобно ледоколу прорезавший людской поток и вновь оказавшийся рядом с товарищами. – Боевой офицер, полковник, как ни крути, – солидно произнес он. – Еще в Афгане воевал, говорят.

– Точно, воевал, – согласно кивнул сбросивший оцепенение Виталий. – Он пилот, на вертолете летал, на Ми-24. Вроде бы, его сбили, всадили несколько ракет во время одного из вылетов. Я слышал, он почти две недели от душманов по горам уходил, пока к своим не выбрался.

– Насчет двух недель врут, пожалуй, – подумав, молвил Антон Дрынов. – Но несколько дней его точно гоняли. Я слышал, наши его полумертвым вытащили из кольца "духов". Последний патрон, сказали, оставался, для себя, не для душманов. Такие, как Швецов, живыми не сдаются. Как говорят, – серьезно произнес мужчина, – смерть или слава. Хотя и умереть можно так, что восславят на века, а можно сдохнуть, как собака под забором. Но Швецов не из таких, это боец, победитель, – с какой-то гордостью сказал Антон.

– То-то он и сюда на вертушке прилетел, – понимающе усмехнулся Перов. – Не может забыть боевое прошлое, что ли?

– Ну, знаешь, – задумчиво покачал головой Дрынов. – Такое, говорят, не забывается. А пилотом он, вроде бы, был не последним, все же заместителем командира полка был, и не в штабах при этом сидел, не на аэродроме прохлаждался – с духами в их же родных горах воевал. А трусы и хлюпики там долго не жили, это я тебе говорю со всей ответственностью. Я ведь и сам там срочную служил, под Кандагаром, а Швецов где-то в Герате в это же самое время был. Да, – сам себе кивнул Антон уверенно. – Такой человек знает, что говорит, и слово у него с делом расходиться не будет. Чем черт не шутит, вдруг и правда лучше жить станем.

– Да только бы ему никто палки в колеса не ставил, – усмехнулся Виталий. – У нас ведь как – одиночку всей толпой задавить не трудно, каким бы он крепким ни был. А весь тот сброд, что сейчас у власти стоит, переменам едва ли обрадуется. Швецов, конечно, свою команду собрал, да только выбирать ему почти не из кого, там все один другого чище.

Так, степенно переговариваясь, обсуждая, как принято, важные проблемы всероссийского значения, мужчины выбрались из ангара на свежий воздух. Начальство объявило сегодняшний день не рабочим, а потому люди, вместо того, чтобы расходиться по цехам, просто стояли под открытым небом. Погода, еще с утра бывшая до ужаса мерзкой, неожиданно наладилась. Пока шла церемония, тучи рассеялись, и на землю теперь падали косые лучи весеннего солнца.

Президент быстрым шагом прошел мимо Виталия, направившись к ожидавшему его с выключенными двигателями вертолету. Телохранители только успевали мягко но уверенно раздвигать столпившихся на площади меж корпусами людей, расчищая дорогу главе государства.

– Господин президент, – Швецова догнал директор завода, запыхавшийся от быстрой ходьбы. – Алексей Игоревич, мы собираемся устроить торжественный банкет, вы разве не останетесь? Мы рассчитывали на ваше присутствие. Все же повод для этого сегодня есть.

– Нет, Юрий Евгеньевич, простите, – президент замедлил шаг, дабы собеседник смог с ним поравняться. – У меня насыщенный график сегодня. Сожалею, праздновать вам придется без меня. Да и вам я бы посоветовал не увлекаться торжественными мероприятиям – совсем скоро события, подобные сегодняшнему, должны стать не особым случаем, а нормой, трудовыми буднями вашего предприятия.

С начальником судостроительного завода президент разговаривал на равных, всячески демонстрируя тому свое уважение. Если бы не этот человек, то Швецову сегодня не пришлось бы посетить Северодвинск, ведь именно благодаря директору завода недостроенную подлодку несколько лет назад все же не разделали на металлолом, а законсервировали, хотя в тот момент мало кто верил, что когда-нибудь атомоход будет достроен.

– Жаль, что вы нас покидаете, господин президент, – сокрушенно покачал головой директор. – Все же за последние пять лет это лишь вторая подлодка, сошедшая со стапелей, и для всех нас это праздник. Здесь ведь еще работают люди, помнящие, как спуски проходили раз в полгода, а то и чаще, и для них это знаменательное событие.

– Я обещаю вам, что те времена скоро вернутся, – президент взглянул в глаза своему собеседнику. – Недавно было принято решение списать пять ракетоносцев, полностью исчерпавших свой ресурс, и вам придется потрудиться, чтобы восполнить эту потерю. Ваше предприятие лучше всего оснащено, у вас есть квалифицированные кадры, и я думаю, что скоро вашим подчиненным придется вспомнить, что значит работать в три смены. Мною утверждена обширная кораблестроительная программа, выполнение которой будет возложено прежде всего именно на вас.

– К работе мы всегда готовы, – уверенно произнес Юрий Евгеньевич. – Здесь все хотят и могут трудиться с полной самоотдачей, благодаря чему, к примеру, мы рассчитываем оба ракетоносца типа "Юрий Долгорукий" спустить на воду в течение этого года.

Атомные субмарины усовершенствованного проекта 955А "Александр Невский" и "Владимир Мономах", представители нового поколения ракетоносцев, призванных стать достойной заменой многочисленным подлодкам ранних серий, устаревшим морально и физически, обладали наивысшим приоритетом при распределении средств. Кроме них на этом заводе строилась также и вторая субмарина типа "Северодвинск", "Казань", и всем, кто принял хоть какое-то участие в ее создании, хотелось верить, что она сойдет на воду быстрее, чем головной корабль. Здесь же достаивалась давным-давно заложенная субмарина "Белгород" типа "Антей", грозный "убийца авианосцев", как называли такие подлодки американцы.

– Существуют планы качественного и количественного совершенствования флота, и для их реализации мы задействуем все мощности, – сообщил Швецов. – Время ставит перед нами все новые задачи. Торпедные подлодки "Барс", которые как раз и строили ваши подчиненные, по большинству показателей сравнялись, а по некоторым и превзошли американские аналоги типа "Лос-Анджелес", но наши соперники начали строительство новых атомоходов "Виржиния". Три такие подлодки уже вступили в строй, всего же янки планируют серию из трех десятков. Конечно, официальные данные искажены, показатели завышены, чтобы напугать нас, но, как сообщает наша разведка, эти новые подводные лодки действительно очень хороши, и они заметно превосходят лучшие отечественные аналоги. Пока мои предшественники изыскивали деньги на зарплаты морякам, те, другие, за океаном, не теряли время зря, и, надо признать, они сумели лишить нас только-только появившегося преимущества, создав поистине классные корабли. Вновь американцы добились господства в мировом океане, но пока отрыв не столь велик, чтобы впадать в панику, и скорейшим нашим ответом на их вызов раз должна стать серия субмарин типа "Северодвинск".

Директор завода только кивал, соглашаясь со своим собеседником. Будучи не чужд проблем флота, он, по возможности, находился в курсе всех новинок, и успел многое узнать об упомянутых президентом американских подлодках. Последние американские субмарины, действительно, были хороши, даже если официальные заокеанские источники в два раза искажали все публично оглашенные параметры. И страна, почитавшая себя великой державой, не в праве была молча наблюдать за усилением соперника, давно уже уравнявшего господство на море и господство над всем миром.

– Конкретно вы будете строить атомные подлодки типа "Северодвинск" и "Юрий Долгорукий", – поведал, тем временем, Алексей Швецов. – В составе подводного флота сейчас находится более десяти типов субмарин, и это создает трудности, как в снабжении, так и в подготовке моряков. Здесь мы берем пример с американцев, у которых сейчас в строю стратегические ракетоносцы единственного типа "Огайо" и ударные субмарины "Лос-Анджелес", а так же пресловутая "Виржиния". В идеале и нашим адмиралам хотелось бы иметь в наличии только два типа субмарин, но, конечно, никто не пустит из-за этого на металл то, что уже стоит на стапелях, например "Белгород". Однако, кроме атомных подлодок флоту нужно еще много разных кораблей. Сторожевые корабли типа "Неустрашимый" и "Стерегущий", большие противолодочные корабли типа "Адмирал Чабаненко", которые должны стать противовесом американским эсминцами "Арли Берк". К сожалению, пока не удается запустить в серию неатомную подлодку проекта 677 типа "Лада", но это временные трудности. А субмарина получилась многообещающей, – заметил президент. – Но и это еще не все. Полным ходом идет работа над проектом авианосца и универсального десантного корабля, – поведал тайну глава государства, не пояснив, правда, что все эти проекты были разработаны еще двадцать-тридцать лет назад, и только недальновидность тогдашнего руководства, как военного, так и политического, помешала воплотить их в металле. Теперь со старых чертежей сдули пыль и пытались совместить их с последними техническими достижениями. – Мы не станем экономить средства и дадим все, что будет нужно для выполнения этих замыслов, но уж и спросим со всей строгостью.

– Что ж, выходит, новая гонка вооружений, – констатировал начальник предприятия. – С колоссальным напряжением сил, расходованием и без того далеко не безграничных ресурсов, жесткими сроками сдачи заказов, тотальным планированием. Словом, – усмехнулся он, – в точности, как в старые добрые времена.

– Вы же понимаете, что иначе нельзя, – серьезно заметил президент, в упор взглянув на своего собеседника, мгновенно забывшего в тот же миг о всякой иронии. – Пока еще можно наверстать упущенное, несмотря на то, что долгие годы руководство страны даже на мгновение не задумывалось о том, что Россия уходит из мирового океана, все больше замыкаясь в своих границах. Период бездействия был весьма длительным, но наш противник, да-да, именно противник, – повторил глава государства, – не смог, или не захотел в полной мере воспользоваться представившимся шансом, окончательно вырвавшись вперед, поднявшись на недосягаемую высоту. Пока еще мы можем догнать американцев, хотя, вы правы, безусловно, это потребует огромных усилий, но все же не запредельных, чего можно ожидать лет, скажем, через пять, или даже и того меньше. А, значит, действовать нужно прямо сейчас, если нам дорога наша родина.

– Я это понимаю, господин президент, и хочу заверить, что завод сделает все, от него зависящее. Мы готовы работать с полной самоотдачей, лишь бы только усилия наши не оказались пустыми хлопотами, – еще раз заверил Швецова директор завода. – Знаете, не всякий сможет спокойно смотреть, как прямо на стапелях разрезают еще недостроенные корабли из-за того, что нечем платить рабочим зарплату, долги по которой и пытаются погасить за счет продажи металлолома.

– Я вам верю, и заставлю поверить всякого, кто посмеет усомниться в вашей искренности и решимости, – кивнув, произнес президент. – Все вы уже неплохо потрудились, заслужив общее доверие и уважение. Что ж, – Алексей Швецов протянул руку директору: – Еще раз хочу вас поблагодарить за проделанную работу. Сегодня действительно есть повод для торжества. Надеюсь увидеть вас скоро в Москве, на вручении государственных наград. Но не меньше надеюсь вновь встретиться с вами в этом эллинге при спуске новой подлодки или корабля. – С этими словами президент развернулся и стремительным шагом двинулся к вертолету, лопасти которого уже начали медленно раскручиваться.

Оказавшись в салоне, Швецов буквально рухнул на жесткое сидение, привалившись спиной к борту и глубоко задышав. В самом разгаре церемонии, когда уйти было просто невозможно, у него вдруг разболелись старые раны, память минувшей войны. Алексей заметил, что в последнее время они стали беспокоить его все чаще, видимо, это было первым признаком наступившей старости. Раздробленные давным-давно кости нестерпимо ломило, да еще разболелась голова, словно к перемене погоды.

– Алексей Игоревич, вам плохо, – участливо осведомился один из телохранителей, занявших место в салоне рядом с главой государства. Он первым обратил внимание на то, что президент сидит с закрытыми глазами, закусив губу, словно от сильной боли. – Вам что-нибудь нужно? – с искренней заботой спросил офицер службы безопасности. – Может, доктора?

– Нет, не нужно никакого доктора. Все в порядке, – Швецов усилием воли заставил себя забыть о боли. Как ни странно, сейчас это удалось довольно легко. – Все хорошо, спасибо за беспокойство, Владислав. Пожалуйста, свяжитесь с Захаровым, хочу знать, как у него дела с нефтяниками.

Ни торжества, ни даже боль не могли заставить главу государства забыть о деле, которому отныне он целиком посвятил свою жизнь. Швецов старался сделать все для возрождения России, ибо он видел ее могущество. И президент в своем стремлении был не одинок, а потому сейчас еще один из тех, кого можно без доли иронии назвать патриотом, должен был сам или через доверенных лиц вести очень важные переговоры.

И этот вопрос сейчас более всего иного беспокоил президента, сделавшего ставку на главное богатство России, ее запасы нефти и газа, которые должны были стать фундаментом возрождения страны. И теперь он боялся, хотя и не смел признаться в этом даже себе, что мог ошибиться. А проиграв эту партию, он точно знал, что лишится всего, лишится своей мечты, ради которой и начал эту опасную игру под названием политика.

Глава 2 Пламя над волнами

Ормузский пролив

15 марта

Широко раскинув длинные и узкие, точно у планера, крылья, разведывательный самолет U-2R неспешно скользил на высоте больше двадцати километров над поверхностью земли. Над крылатой машиной простерлась прозрачная, точно родниковая вода, бирюзовая чаша неба, и солнце вонзало свои лучи, от которых спасали только темные очки летного шлема, точно в кабину самолета. Небосвод был на удивление безоблачным, и абсолютно пустым в этот час. Но того, кто управлял самолетом, заботило происходящее не в небесах вовсе, а на грешной земле.

Сидевший в тесной кабине разведчика капитан американских военно-воздушных сил Джеймс Т. Майерс цепким взглядом следил за показаниями приборов, в который раз сообщавших летчику, что полет проходит нормально, и нет повода для беспокойства. Но "умная" электроника не могла знать все, и соответствие показателей норме отнюдь не означало отсутствие опасности для доверившегося крылатой машине человека.

Впрочем, сейчас капитан Майерс был уверен в своей безопасности на все сто процентов, хотя и находился над враждебной территорией. Его нынешний маршрут пролегал над Ираном, пересекая страну по диагонали с северо-запада на юго-восток. И целью этого полета, несмотря ни на что, таившего в себе долю риска, были две иранские дивизии, как раз сейчас оказавшиеся в фокусе мощнейших камер, установленных на разведывательном самолете. Сложная и чуткая аппаратура сканировала в эти секунды земную поверхность на площади в несколько тысяч квадратных метров в видимом и инфракрасном диапазоне. Зашифрованный поток данных с борта U-2R шел на землю через висевший где-то над южной частью аравийского полуострова спутник связи, чтобы эксперты как можно быстрее расшифровать ее, обеспечив аналитиков в штабах всех уровней работой на долгое время.

Сейчас далеко внизу, вздымая клубы пыли, четко видимые даже с орбиты, рвались через пустыню по направлению к иракской границе две дивизии иранцев, Шестнадцатая танковая и Восемьдесят четвертая механизированная. Свыше трехсот танков и втрое больше бронемашин, несколько десятков тысяч солдат без какой-либо причины вдруг покинули свои ангары и казармы близ города Керманшах, устремившись к той линии, за которой начиналась ответственность американских солдат, давно и надолго обосновавшихся на родине покойного Саддама Хусейна.

Сначала перемещения иранских войск были замечены со спутника, пролетавшего как раз над этим районом, и информация о неожиданных маневрах поступила в штаб группировки коалиционных сил в Ираке спустя считанные минуты после того, как танки тронулись с места. Однако спутник пробыл над нужным районом несколько минут, пролетая на высоте сто пятьдесят километров со скоростью несколько тысяч метров в секунду, и вскоре поток данных прекратился, оставив генералов на земле в тревожном недоумении.

Разумеется, никто в штабе оккупационных войск в Багдаде не думал всерьез, что иранцы решат перейти границу, вступив в бой с американскими войсками, ведь для них это означало немедленный массированный ответный удар, нанесенный одновременно с суши, моря и с воздуха, на подготовку которого американцам понадобились бы считанные минуты. Но все же генералы в командном центре решили подстраховаться, и поэтому с американской военной базы в турецком Инжирлике поднялся в воздух разведывательный самолет, взявший курс на Иран.

Конечно, стоило только американскому самолету войти в воздушное пространство другой страны, он был тотчас обнаружен, ведь это не был самолет-невидимка, знаменитый "стеллс", почти неразличимый для радаров. В разведывательный самолет в считанные секунд цепко впились направленные с земли лучи многочисленных радаров. Но знать о присутствии, и быть способными помешать выполнению чужаком своей миссии – это совсем разные вещи. И сейчас десятки иранских операторов радиолокационных станций, по цепочке передававших друг другу нарушителя, бессильно сжимали кулаки и скрежетали зубами, наблюдая за мерцающей на экранах точкой. Американский разведчик летел на высоте двадцать километров над землей, ни разу не снижаясь более чем на пятьсот метров, и старые иранские зенитные комплексы " Усовершенствованный Хок", произведенные опять же в Штатах, не могли достать наглеца своими ракетами.

Майерс знал, что у иранцев есть и более мощное оружие, от которого его не защитит даже вдвое большая высота полета, – старые, но еще очень опасные русские ракеты SA-5 "Гаммон", способные доставать цели, летящие в стратосфере. Но эти ракеты были стационарными, позиции их были известны весьма достоверно, и специалисты в штабе, разрабатывавшие маршрут полета, выбрали такой курс, чтобы разведчик ни разу не оказался в зоне досягаемости этих ракет даже на мгновение. Потеря самолета и пилота над иранской территорией могла вызвать любые последствия, и поэтому, идя на нарушение всех международных законов, командование Майерса все же старалось избежать лишнего риска. Конечно, Джеймс понимал, что все эти меры предосторожности вызваны вовсе не заботой о нем лично, а политическими мотивами, но, право же, пилот не обижался на своих командиров. Просто такова была специфика его работы, и несогласных с ней никто не держал в авиации силой.

Три часа понадобились капитану, чтобы добраться до того района, где совершали свои маневры в опасной близости от иракской границы иранские танковые колонны, три долгих часа, половину из которых самолет Майерса непрерывно находился под прицелом. Почему-то до сих пор иранцы не подняли в воздух перехватчики, и капитану начинало казаться, что происходящее на земле действо было рассчитано именно на присутствие таких зрителей, как он. Над утюжившими пустыню стальными колоннами кружили вертолеты огневой поддержки, порой появлялись державшиеся у земли штурмовики, но пока ни один самолет не пытался помешать кружившему, точно стервятник, над стремительно перемещавшимися по земле танками и боевыми машинами пехоты разведчику. Казалось, иранцы намеренно демонстрируют свою мощь, устроив грандиозную постановку для заокеанских зрителей.

Завершив очередной круг поперечником несколько десятков километров, Майерс привычно бросил взгляд на индикаторы приборов, убедившись, что вся аппаратура в полном порядке, и съемка не прекращается ни на секунду. Установленная на самолете аппаратура позволяла передавать картинку с мощных фотокамер высокого разрешения в штаб на земле с задержкой в считанные секунды, то есть почти в режиме реального времени. Причем сжатые в видеопакеты данные могли транслироваться напрямую в наземный пункт, либо, если расстояние оказывалось велико, передавались через спутник связи. Генералы, следившие за ходом учений иранцев, могли видеть все тактические приемы, отрабатывавшиеся персами, все их маневры с минимальным опозданием.

Тем временем под брюхом высотного разведчика начала сгущаться облачная пелена, к которой добавлялись клубы взметенного в воздух гусеницами сотен тяжелых машин песка и пыли. Видимость стала ухудшаться, и Майерс решил связаться со штабом. Он знал, что переговоры будут перехвачены иранцами, но мало слышать их, нужно еще и расшифровать сказанное, а на это в лучшем случае у персов ушло бы много недель даже при использовании мощнейших компьютеров, которых, кстати, в Тегеране попросту не было.

Джим знал, что в былые времена его предшественники на точно таких же самолетах выполняли полеты в режиме радиомолчания, но сейчас все изменилось. И хотя даже теперь переговоры разрешалось вести в особых случаях, сложнейшие алгоритмы, заложенные в аппаратуру связи, надежно шифровали каждое произнесенное слово.

– База, база, я – Орлиный глаз, – быстро заговорил в прижатый к горлу микрофон капитан, настроившись на нужную частоту. – Наблюдаю ухудшение погодных условий, сгущается облачность. Визуальное наблюдение затруднено. Разрешите снизиться до пятидесяти тысяч футов.

– Орлиный Глаз, я – база, – раздался в наушниках чуть искаженный помехами голос оператора. – Разрешаю опуститься до пятидесяти тысяч футов. Будьте осторожны, Орлиный Глаз, – у иранцев могут быть ракеты "Хок".

– Вас понял, база, – судя по ответу, на полет Майерса было поставлено многое, иначе не стали бы командиры подставлять под удар, пусть и гипотетический, своего пилота. – Иду на снижение.

Джим толкнул штурвал от себя, и самолет, накренившись носом, начал скользить вниз. Цифры на альтиметре начали медленно меняться. Разведчик был очень легким и хрупким, только такой ценой удавалось обеспечить огромную высоту полета, и потому все маневры на нем следовало проводить очень осторожно, ведь слишком сильной перегрузки самолет мог не выдержать.

Осторожно, выверяя каждое движение, Майерс вел свой самолет вниз, и многотонная машина подчинялась едва заметным движениям нежных и чутких, точно у хирурга, рук пилота. Разведчик плавно, точно съезжая вниз по ледяной горке, двигался к земле, по-прежнему описывая при этом круги, центром которых было скопление иранских танков.

Пронзительно запищал зуммер системы предупреждения о радиолокационном облучении, наполняя не отличавшуюся простором кабину, где как раз умещался один человек в высотном костюме, противным резким звуком. Джим Майерс не успел понять, что произошло, когда краем глаза увидел устремившиеся к нему с земли огненные стрелы, оставлявшие за собой столбы светлого, быстро рассеивавшегося дыма.

– База, база, я – Орлиный Глаз, – едва сдерживая волнение, произнес капитан, настраиваясь на передачу. – Попал под зенитный обстрел. Повторяю, по мне выпущены ракеты!

– Орлиный Глаз, выполняйте противоракетный маневр, – раздался в ответ ровный голос оператора, должно быть, сидевшего где-то в тысячах километров отсюда в уюте и спокойствии штаба. – Уклоняйтесь, Орлиный Глаз!

Иранские зенитчики, терпеливо выбиравшие момент, все же дождались своего звездного часа. Они долго следили за кружившим на огромной высоте американским разведчиком, ни чем до поры не выдавая себя. И стоило только потерявшему бдительность, поверившему в свою безнаказанность пилоту сделать ошибку, опустившись чуть ниже, чем должно, иранцы нанесли быстрый и неотразимый удар.

Три ракеты "Хок", выпущенные сразу с трех установок, располагавшихся в нескольких километрах друг от друга, взмыли в небеса, туда, где неразличимый для человеческого взора, заметался из стороны в сторону американский самолет, пытавшийся сбить прицел. Ракеты приближались к цели с разных сторон, захватывая ее в клещи, и суматошные маневры американского пилота были тщетны.

– Орлиный Глаз, я – Наблюдатель, – на связь с Майерсом вышел оператор летающего радара Е-3А "Сентри", самолета дальнего радиолокационного обнаружения, поднявшегося в воздух с авиабазы в иракском Мосуле, и теперь барражировавшего у самой границы.

Экипаж "Сентри" внимательно отслеживал все полеты иранских самолетов и вертолетов, особое внимание уделяя району странных маневров, и от его взора не укрылась опасная ситуация, в которую попал разведывательный самолет. Взгляды дюжины операторов, сидевших в озаряемом лишь мерцанием многочисленных мониторов салоне, были прикованы к радарам, на которых отражалась обстановка в воздухе на несколько сот миль вглубь территории Ирана:

– Набирайте высоту, иначе вас собьют!

Майерс и сам понял, что нужно делать. Он резко рванул штурвал на себя, и нос самолета послушно задрался почти в зенит. Выполнять такие маневры на разведчике было небезопасно, но еще большую опасность представляли собой приближавшиеся иранские ракеты. Рискуя, Джеймс Майерс пытался успеть за считанные секунды набрать на далеко не самом скоростном самолете лишние несколько километров, уйдя так высоко, что ракеты просто выжгут все топливо и бессильно упадут на землю, так и не поразив цель.

Пилоту почти удалось завершить маневр, и две ракеты MIM-23B прошли мимо, не сумев дотянуться до взмывшего в стратосферу самолета. Капитан уже вздохнул с облегчением, когда несколькими десятками метров ниже ослепительно вспыхнул огненный шар взорвавшейся пятидесятикилограммовой боеголовки, а спустя мгновение самолет ощутимо тряхнуло, и он вдруг стал заваливаться на крыло.

Крохотный осколок все же достиг цели, и теперь из левого двигателя разведчика вместо струи выхлопных газов вырывался темный дым. На приборной панели тревожно-красным светом замигали сразу несколько индикаторов, заверещала сирена системы предупреждения об аварийных ситуациях.

– База, база, я подбит, – закричал американский летчик, на несколько секунд теряя самообладание. – Поврежден левый двигатель,- сообщил готовый впасть в панику пилот. Под ним на сотни километров простиралась враждебная земля, и даже если не подведет катапульта, даже если он спасется из терпящего бедствие самолета, там, внизу, Джеймса Майерса не ждет ничего хорошего. – Теряю высоту! Как поняли, база?

– Вас слышу, Орлиный Глаз, – наконец в голосе диспетчера, с земли контролировавшего полет, тоже почувствовалось напряжение. – Приказываю немедленно покинуть воздушное пространство Ирана. Ложитесь на курс двести сорок.

– Вас понял, иду курсом двести сорок. – Капитан тронул штурвал, разворачивая самолет в сторону границы. Ему оставалось пролететь несколько сотен километров, чтобы оказаться в воздушном пространстве Ирака, под надежной защитой.

– Орлиный Глаз, я – Наблюдатель, – вновь подал голос "Сентри", по-прежнему внимательно отслеживавший ситуацию в небе Ирана. – Наблюдаю взлет двух иранских самолетов в районе иракской границы, квадрат Ромео-два. Вероятно, это F-14A "Томкет". Идут на перехват. Меняйте курс.

– Я теряю высоту, – Майерс с тревогой смотрел на приборы. – Прошу разрешения покинуть самолет. – Он понимал, что катапультироваться над вражеской территорией опасно, но еще опаснее было сидеть без действия в кабине приближающегося к земле самолета.

– Орлиный Глаз, я – база, – раздалось в наушниках. – Берите курс на Персидский залив. Катапультироваться разрешаю только над нейтральными водами. – Поврежденный разведчик находился слишком далеко от границы, и шанс на то, что американские спасатели успеют к месту приземления пилота раньше иранцев, если капитан сейчас покинет терпящую бедствие машину, был ничтожным.

Подчиняясь приказу, Джим Майерс развернул самолет в сторону моря, надеясь успеть покинуть пределы Ирана до того, как его настигнут приближающиеся с севера перехватчики. Неманевренный и тихоходный разведчик в столкновении с современными истребителями, имеющими почти такой же потолок полета, не имел абсолютно никаких шансов.

На высоте шестнадцать тысяч метров Джеймс Майерс изо всех сил в одиночку боролся со смертельно раненой машиной, пытаясь увести самолет прочь из воздушного пространства Ирана. А на казавшейся пилоту такой далекой земле нервный импульс тревоги заставил сердца сотен людей забиться вдвое быстрее. Одним из них был генерал-майор Роджер Уэйн, заместитель командующего группировкой армии Соединенных Штатов в Ираке, уже извещенный о разыгрывающейся в иранском небе драме, главным действующим лицом которой был американский летчик, тем временем связался с командиром группировки американских военно-морских сил в Персидском заливе, вице-адмиралом Флемингом. Тот как раз находился на борту атомного ударного авианосца "Авраам Линкольн", флагмана американской эскадры.

– Адмирал, – поприветствовал коллегу Уэйн. – Добрый день. Боюсь, адмирал, мы столкнулись с некоторыми трудностями, я и хотел бы попросить вас о небольшом одолжении.

Роджер Уйэн старательно изображал бодрость и полнейшую уверенность, точно собирался попросить своего коллегу действительно о сущем пустяке. Таковы были правила игры, ведь не генерал вовсе придумал соперничество между флотом и армией.

– Рад слышать вас, генерал, – в тон Уэйну отозвался собеседник. – Если армия вспомнила о моряках, значит, вам нужна наша помощь?

– Вы правы, Освальд, – согласился Уэйн, наступив на горло собственной гордости. – У нас возникла непростая ситуация, и вы, вероятно, сможете нам помочь. В небе над Ираном терпит бедствие разведывательный самолет. Он поврежден, и едва сможет дотянуть до береговой линии, а катапультироваться над иранской территорией, как вы понимаете, для пилота равносильно самоубийству. Иранцы уже подняли перехватчики, чтобы добить свою жертву, чего я не хотел бы категорически.

– Ясно, – довольно усмехнулся Флеминг, взглянув на стоявшего рядом своего адъютанта. – Ситуация, прямо как с Пауэрсом в шестидесятом. Представляю, что начнется, если вашего парня собьют и он окажется в руках иранцев! – совершенно серьезно воскликнул адмирал, проникшись напряженностью момента. – Вам нужно прикрытие, Роджер, если я не ошибаюсь?

– Да, адмирал, – подтвердил Уэйн. – Вы верно догадались. Поврежденный самолет сейчас слишком далеко от наших баз, лететь придется слишком долго, к тому же над враждебной территорией, а ваши авианосцы находятся очень близко от этого района, в считанных минутах полета. Я хотел бы попросить вас прикрыть наш самолет от иранцев хотя бы до того момента, когда летчик сможет покинуть его без опасности для себя.

– Что ж, генерал, можете быть спокойны, – радостно ответил Флеминг, как любой моряк, довольный тем, что еще раз удалось утереть нос сухопутчикам, опять продемонстрировавшим свою беспомощность. – Мои парни не дадут вашего птенчика в обиду, а если вы желаете, я могу направить на встречу вашему разведчику и спасательный вертолет, чтобы ваш человек не слишком долго плавал после катапультирования.

– Был бы вам очень признателен, адмирал, – без колебаний согласился Уэйн. – Уверяю, армия не останется в долгу.

Отключив связь, Флеминг, стоявший на мостике атомного авианосца "Авраам Линкольн", бороздившего волны Персидского залива в сотне миль от иранских берегов, повернулся к вахтенному офицеру:

– Коммандер, прикажите поднять в воздух дежурное звено истребителей, – распорядился Флеминг. – Сухопутчики просят нас о помощи, нужно взять под крылышко одного их зарвавшегося разведчика. Как всегда, эти вояки ввязываются в какое-нибудь дерьмо, – усмехнулся адмирал, пребывая в отличном расположении духа, – а потом слезно просят флот о помощи, в очередной раз не рассчитав собственные силенки.

– Слушаюсь, сэр, – козырнул офицер, чуть заметно усмехнувшись в ответ. Он тоже был весьма доволен тем, что армия, лишний раз показав свою несостоятельность, вынуждена обращаться за содействием к военно-морским силам. – Будут еще приказания?

– На всякий случай, пусть к взлету готовятся еще два звена, – подумав, решил вице-адмирал. – Иранцы могут проявить настойчивость, и лучше быть к этому готовыми.

Два истребителя F/A-18С "Хорнит" один за другим сорвались в высь с огромной, просторной, точно футбольное поле, палубы громадного авианосца. Самолеты набрали высоту и развернулись в сторону берега, туда, откуда должен был появиться поврежденный разведывательный самолет, преследуемый иранцами.

– Палуба, я "Хорнит-шесть", – американский пилоты был спокоен и весел. – Ложимся на курс три-два-ноль. Видимость стопроцентная, все системы в норме.

Беспокоиться было не о чем. Предстоял очередной рутинный вылет, ведь неужели иранцы осмелятся предпринять хоть что-то, когда в считанных десятках миль от их берегов курсирует целый флот, три атомных авианосца, "Джордж Вашингтон", "Рональд Рейган" и сам флагман, "Авраам Линкольн", то есть почти сто пятьдесят ударных истребителей? Но были еще больше двадцати кораблей эскорта, крейсеров и фрегатов, одного залпа которых будет достаточно, чтобы раскатать в тонкий блин всю иранскую армию, а заодно и флот. Нет, иранцы должны были сидеть тихо, в этом никто из сотен американских летчиков и моряков не сомневался ни на секунду.

Истребители, взмывшие с палубы "Авраама Линкольна" несли облегченный набор вооружения для воздушного боя. Под крыльями каждого самолета были подвешены по две ракеты AIM-9M "Сайдвиндер" для ближнего боя и столько же ракет типа AIM-120A AMRAAM, способные поражать воздушные цели на дальности, намного превышающей прямую видимость. Подвесные топливные баки, используемые при полетах на большие расстояния, с истребителей были сняты, дабы ничто не создавало им помех во время схватки с воздушным противником, благо, сегодня предстояло действовать вблизи от своей эскадры.

Джим Майерс с ужасом смотрел на показания альтиметра, понимая, что с каждой секундой его поврежденный, смертельно раненый самолет, теряет по нескольку сотен футов высоты. Окажись прямо по курсу хоть одна батарея иранских зенитных ракет, и полет закончится гибелью. Но и без этого Майерс понимал, что настигающие его "Томкеты" скоро окажутся на дистанции пуска ракет, и тогда его ничто не спасет.

Перехватчики гнались за американским самолетом, установив крылья на максимальный угол стреловидности и врубив форсаж. Уже далеко не новые самолеты американской постройки, они были одними из самых боеспособных в ВВС Ирана, и в кабинах их находились настоящие асы. Они не раз перехватывали беспилотные мишени над полигонами, поражая их первой же выпущенной ракетой, а американский самолет, уходивший сейчас в сторону залива, ничем не отличался от них.

Тихоходный разведчик, лишившийся к тому же и прежде весьма незначительного преимущества в высоте, был просто идеальной целью, настолько легкой, что даже на учениях приходилось сложнее. Он не мог маневрировать, и тем более не мог защищаться. Иранским пилотам оставалось только прицелиться, выстрелить и торжествовать победу. Расстояние между охотниками и жертвой неумолимо сокращалось с каждым мгновением, приближая триумф летчиков военно-воздушных сил Ирана, но все же было еще слишком велико, да и ракет "Феникс", основного оружия груммановских перехватчиков, бьющих на полторы сотни километров, у иранцев не было.

Сидевшие в кабинах иранских истребителей операторы уже сняли оружие с предохранителей, готовясь сделать единственный залп, который прервет полет чужака, а пилоты выводили свои крылатые машина на оптимальную позицию для залпа. Все следовало сделать быстро и красиво. Внезапно серо-желтая поверхность пустыни, раскинувшейся внизу, оборвалась, мелькнула линия прибоя, и уже все три самолета, и жертва, и преследовавшие его гончие, оказались над водами Персидского залива, с каждым мигом приближаясь к той невидимой линии, где кончалось воздушное пространство Ирана. Но пилоты "Томкетов", увлекшись погоней, перестали обращать на это внимание, твердо решив наказать не уважающего их границы чужака.

Оставлявший за собой дымный след разведчик можно было уже заметить невооруженным глазом, и уж подавно можно было уничтожить ракетным залпом. Но иранские летчики хотели подобраться поближе, чтобы ударить наверняка, расстреляв его из пушек.

На экранах бортовых радаров перехватчиков вдруг возникли две новые отметки, обозначавшие американские палубные самолеты. Пилоты иранских истребителей заметили это, но не обратили особого внимания – американские палубники постоянно выполняли полеты над заливом, ни разу не пересекая границу воздушного пространства Исламской Республики и не предпринимая враждебных действий. И потому не было оснований считать, что сегодня все будет иначе.

– Я – "Хорнит-шесть", – ведущий звена американских истребителей капитан Уильям "Хаунд" Мак Даугалл вновь вызвал авианосец. – Наблюдаю иранские истребители. Идут встречным курсом, скорость примерно пятьсот узлов. Жду указаний.

Мощный боровой радар палубного истребителя AN/APG-73, в несколько раз превосходивший по всем параметрам авионику устаревших "Томкетов", покинувших сборочные цеха тридцать лет назад, позволил американцу обнаружить противника на расстоянии, значительно большем, чем могли это сделать сами иранцы.

– Вы видите наш разведчик, "Хорнит-шесть"?

– Так точно, база, – повернув голову, Мак Даугалл взглядом проводил пролетевший в нескольких километрах от него самолет, оставлявший заметный дымный след в чистом небе. – Похоже, ему сильно досталось. Иранцы висят у него на хвосте и не собираются отступать. База, прошу разрешения отогнать их.

– Разрешаю открыть огонь, – отозвался диспетчер, руководивший полетами с авианосца. – Повторяю, атаке – зеленый свет!

– Вас понял, – переключив радар в режим прицеливания, Мак Даугалл дождался, когда загорится индикатор захвата цели, и затем с дистанции чуть более тридцаи километров выпустил обе ракеты AMRAAM. Ведомый спустя секунду последовал примеру командира, дав залп.

Ракеты, почти не оставляя за собой инверсионный след, устремились к выбранным целям, и иранцы в одно мгновение из охотников стали жертвами. Система предупреждения о радиолокационном облучении, которой были оснащены иранские самолеты, сработала слишком поздно, почти не дав атакованным истребителям шансов спастись. Оба пилота бросили свои "Томкеты" в крутой вираж, пытаясь сорвать захват. Подвешенные под крыльями контейнеры выбросили в воздух сотни лент из фольги, ложные цели, которые должны были отвлечь вражеские ракеты, создав помехи их головкам наведения и бортовым радарам чужих истребителей.

Ведущий звена F-14A успел выполнить маневр уклонения вовремя, и выпущенная по нему ракета, головка наведения которой не успела среагировать, разорвалась в стороне, бессильно вспыхнув в чистом небе огненным шаром. Вторая ракета прошла чуть выше, и иранский пилот спасся тем, что успел бросить свой многотонный истребитель в крутое пике, но летевшему позади него второму самолету не повезло. Ведомый не успел завершить маневр, и взрыватель скользнувшей в считанных метрах от него ракеты среагировал на цель. Сотни стальных осколков пронзили фюзеляж "Томкета", в баках которого мгновенно вспыхнуло топливо, и самолет в доли секунды обратился в сгусток пламени.

Тем временем ведущий, оставшись один, смог поймать в захват борового радара американские истребители, оказавшиеся уже довольно близко, а затем залпом выпустил сразу четыре подвешенные под фюзеляжем ракеты AIM-7M "Спарроу", избрав целью только один вражеский самолет, и удерживая его в луче радара, указывавшего цель ракетам. Расстояние было невелико, и у американца почти не было шанса спастись. Сделав резкий маневр и при этом едва не потеряв сознание от жуткой перегрузки, вдавившей его в кресло, пилот "Хорнита" уклонился от одной из ракет, вторая ушла в сторону, обманутая ложной целью, но третья разорвалась под брюхом истребителя, наполнив пространство вокруг себя сталью и огнем.

Самолет подбросило в воздух, кабина мгновенно огласилась надсадным визгом аварийных сирен, сообщивших о повреждении обоих двигателей. Летчик успел только коснуться рычага катапульты, когда его самолет настигла четвертая ракета. Сноп мчавшихся с огромной скоростью осколков пронзил обшивку, мгновенно превратив пилота в кусок окровавленного мяса, и уже неуправляемый самолет устремился вниз, оставляя за собой дымный след.

– Сэр, – обратился к стоявшему за его спиной адмиралу Флемингу оператор радара, сам еще не вполне веря в то, что видел на экране, – один иранский истребитель сбит. Мы также потеряли "Хорнит" капитана Мак Даугалла. Пилот не успел катапультироваться, сэр.

– Эти дикари осмелились открыть по нам огонь? – стиснув зубы, прорычал побагровевший адмирал, мгновенно забыв, что сам только что разрешил своим пилотам атаковать иранцев. – Ну что ж, они сами этого захотели, – мрачно вымолвил Флеминг. – Поднять все истребители в воздух! Уничтожить наглеца, его, и любой другой иранский самолет, которому не повезет оказать здесь. Мы их проучим на всю жизнь!

– Адмирал, сэр, – оператор указал на экран радара: – Еще два иранских самолета приближаются к месту боя. Возможно, следует отозвать наши истребители, сэр? – предложил офицер. – У нас могут быть проблемы с иранцами.

– К дьяволу проблемы! Уничтожить их, – решительно приказал Флеминг. – Иранцы должны ответить за гибель нашего парня. К черту церемонии, они поймут, что такое сбивать самолеты палубной авиации США!

С палубы авианосца взлетели полдюжины "Хорнитов", ощетинившихся ракетами, а следом поднялся в воздух, натужно ревя моторами, летающий радар Е-2С "Хокай". Палубный самолет дальнего радиолокационного наблюдения, основа боевой мощи морской авиации США, был похож на легкий транспортник, увенчанный грибообразным обтекателем антенны радиолокационной станции кругового обзора. Способный обнаружить одиночную воздушную цель, летящую над самой землей, за три сотни километров, он был не менее опасен для любого противника, чем вместе взятые сопровождаемые им истребители. Операторы, расположившиеся в полумраке его чрева, рассеиваемом только мерцающими экранами приборов, стоило только самолету набрать высоту, как на ладони увидели происходящее в воздухе.

Авианосец находился достаточно далеко от берега, к тому же истребители не могли лететь на форсаже, ведь "Хокай" был очень тихоходен, а вторгаться на чужую территорию без его поддержки было слишком опасно. И пока выстроившиеся цепью американские истребители, позади которых летел прощупывавший воздух на четыреста километров окрест "Хокай" приближались к месту гибели своего товарища, возле самой границы воздушного пространства Ирана завязался ожесточенный воздушный бой. Ведомый исчезнувшего в пламени капитана Мак Даугала и командир звена иранских перехватчиков сошлись в яростном поединке. Каждый был охвачен яростью, каждый жаждал мести за погибших товарищей, и потому воздушные бойцы спешили покончить друг с другом сами, не дожидаясь помощи. Это было дело чести, которое негоже доверять кому-то другому.

Устаревший истребитель F-14A "Томкет", слишком неповоротливый для маневренного боя, явно уступавший своему противнику по всем параметрам хотя бы потому, что "Хорнит" был рожден двадцатью годами позже, оказался в руках опытного пилота. Американец, расстрелявший ракеты средней дальности, не медля, выпустил по приближающемуся "Томкету" оба "Сайдвиндера", едва только тот оказался в зоне их досягаемости. Но иранец сумел уклониться от одной из ракет, совершив такой резкий маневр, на который его самолет просто не был рассчитан. Ракета прошла в стороне, потеряв цель, а иранский пилот, оказавшись достаточно близко от своего противника, сам сразу же выпустил две ракеты.

"Хорнит", более маневренный, тоже увернулся от обеих иранских ракет, но и "Томкет" сбросил с хвоста последний "Сайдвиндер". Самолеты промчались друг навстречу другу со скоростью, превышавшей скорость звука, и почти одновременно начали выполнять разворот, чтобы сойтись с противником лоб в лоб. "Томкет" опоздал лишь на считанные секунды, все же он не был создан для ближнего боя, и пилот "Хорнита", поймав вражеский самолет в кольцо прицела на лобовом стекле фонаря кабины, вдавил гашетку пушки.

Шестиствольный "Вулкан", утопленный в приливе крыла американского истребителя, выплюнул в сторону цели град двадцатимиллиметровых снарядов, буквально срезавших правое крыло иранского самолета. Сделав несколько беспорядочных кувырков, "Томкет" устремился вниз, к поверхности океана, и американский пилот успел только заметить два парашютных купола, раскрывшихся в стороне от падающего истребителя.

А Джим Майерс, поняв, что его преследователи уничтожены, наконец дернул рычаг катапульты, и кресло с пристегнутым к нему пилотом буквально вырвало из тесной кабины. Пороховой ускоритель отбросил летчика на несколько десятков метров в сторону от снижающегося самолета, один из двигателей которого по-прежнему чадил черным дымом. Майерс отстегнул привязные ремни и оказался в свободном полете. В нескольких сотнях метров от поверхности моря пилот рванул кольцо парашюта, и за спиной его с громким хлопком развернулся прочный шелковый купол. Этот полет для Майерса был завершен.

Операторы "Хокая" видели, как пилот разведчика покинул поврежденный самолет, но видели они также и то, что иранские истребители приближались к месту едва завершившегося боя, унесшего жизни нескольких человек. Единственный уцелевший в первой стычке "Хорнит" уходил в сторону авианосца, поскольку расстрелял все ракеты, но на смену ему спешили его товарищи по оружию, готовые продолжить бой, благо противник не заставил себя ждать.

– Четыре иранских истребителя в ста милях к юго-востоку, – сообщил следивший за показаниями радара офицер пилотам летевших впереди истребителей. – Нет, их восемь, – отметки, обозначавшие воздушные цели, вдруг разделились, и, разворачиваясь в линию, продолжили полет навстречу американцам. – Восемь воздушных целей, идут встречным курсом! Предположительно, это МиГ-29. Повторяю, предположительно "Фулкрэм"!

– Надерем им задницы, парни, – раздался в ответ азартный возглас одного из пилотов "Хорнитов". – Уделаем этих черномазых!

– Приготовиться к бою, – командир оказался более сдержанным, не позволяя себе вольностей в эфире. Да и не время было для веселья, ведь противник имел численное превосходство, а истребитель "Фулрэм" русского производства никогда не считался плохой машиной. Американский пилот, настраиваясь на настоящую схватку, быстро переключил бортовой радар в режим воздушного боя, продолжая отдавать приказы: – Снять оружие с предохранителей.

Восемь иранских "мигов" тем временем оказались в полусотне километров от направлявшихся навстречу им американских самолетов. Они мчались навстречу друг другу, двадцатитомные сгустки металла и пламени, концентрированная смерть, сублимированная мощь, сближаясь со взаимной скоростью чуть менее двух тысяч километров в час, пятьсот пятьдесят метров в секунду, чудовищно, непостижимо быстро.

Пилоты с той и другой стороны уже получили целеуказание, иранцы – с земли, со стационарных радаров, а американские летчики от кружившего позади "Хокая", и по команде иранские истребители, стоило только оказаться на дальности ракетной стрельбы, залпом выпустили по две ракеты "воздух-воздух" Р-27Р.

– Дьявол, я в захвате, – в эфире прозвучал голос американского летчика, оказавшегося под прицелом. – По мне выпущены ракеты! Маневрирую!

– Открыть ответный огонь! Выпустить ракеты, – раздался приказ командира группы, и из-под крыльев мчавшихся навстречу "мигам" "Хорнитов" вырвались ракеты "воздух-воздух" AIM-120A. Каждый из полудюжины F/A-18C нес по шесть таких ракет с дальностью боя до ста километров, и вдобавок к ним – еще пару AIM-9L "Сайдвиндер". Теперь уже иранским истребителям пришлось думать о своей собственной безопасности, стараясь избежать попадания стаи летевших в четыре раза быстрее звука AMRAAM'ов.

Дымные стрелы инверсионных следов выпущенных с обеих сторон ракет прорезали небо, и прежде ровный строй растянувшихся в линию самолетов распался. Продолжая сближаться на скоростях приближающихся к скорости звука, "Фулкрэмы" и "Хорниты", уклоняясь от нацеленных на них ракет, буквально проваливались на десятки метров вниз, либо свечой взмывали вверх, пытаясь пропускать ракеты под собой. Воздух вокруг них наполнился ярко горевшими даже при свете солнца тепловыми ловушками и облаками дипольных отражателей, представлявших собой обычную фольгу, предназначенную для обмана вражеских радаров.

Русская ракета Р-27Р с полуактивным радиолокационным наведением являлась, бесспорно, одной из лучших в своем классе, но американская AIM-120А AMRAAM относилась к следующему поколению управляемого оружия "воздух-воздух". На первых двух третях маршрута она управлялась командной системой. Бортовой радар самолета-носителя следил за целью, и координаты атакованного объекта передавались на борт ракеты. Но на последнем участке траектории AIM-120A становилась полностью автономной, поскольку в действие вступала активная радиолокационная система самонаведения, и, в отличие от Р-27Р, уже не требовалась подсветка цели извне, поскольку и излучатель, и приемник радиолокационной станции находились на борту самой ракеты.

Однако "Хорниты", вступившие в схватку с иранцами, сблизились с противником настолько, что ракеты сразу после пуска действовали автономно, атакуя цели при помощи активной головки наведения. Американские истребители, произведя залп, мгновенно начали энергичное маневрирование, иранские же машины вынуждены были держаться на прежнем курсе, и потому сразу понесли ощутимые потери.

Одновременно три "мига" обратились в огненные шары, не сумев уклониться от американских ракет. А еще несколько секунд спустя волна осколков накрыла один из "Хорнитов", изрешетив самолет. Американский пилот успел катапультироваться, и белый купол парашюта теперь плавно опускался к водной глади. Еще несколько ракет взорвались в стороне от истинных целей, обманутые рассеянными в небе ловушками.

Прежде, чем истребители сблизились на дальность прицельной стрельбы из пушек, в пламени исчез еще один "Хорнит", унося с собой жизнь сидевшего в его кабине летчика, не успевшего использовать катапульту, но и иранский "Фулкрэм" не смог уклониться от ракеты "Сайдвиндер", разорвавшейся возле самой кабины. А в небе уже началось то, что пилоты былых времен метко назвали "собачьей схваткой". Единственной возможностью для иранцев уравнять свои шансы с противником, обладавшим более совершенными ракетами "воздух-воздух" средней дальности, было вступить в бой на минимальной дистанции, и они использовали этот шанс. Истребители, действуя теперь каждый сам за себя, вступили в поединки, выпуская по противнику ракеты малой дальности и расстреливая его из пушек.

В небе близ иранского берега сошлись в бою равноценные противники, не уступавшие друг другу ничем. Самолеты, на которых они сражались, и русские "миги", управляемые иранцами, и американские "Шершни", принадлежали к одному и тому же классу, и создавались, прежде всего, для воздушного боя, и уже потом для бомбовых ударов по наземным целям. Это были легкие и отлично вооруженные машины, оснащенные мощными двигателями, почти равноценными радарами и прочими электронными системами, и за штурвалами их в тесных кабинах сидели пилоты, почти равные в своем искусстве владения тем оружием, которое было в их руках.

Силы были равны, четыре на четыре, и победу должен был одержать тот, кто больше преуспел в мастерстве пилотажа, кто больше сроднился со своим истребителем, став частью его. Стремительно закрутилась карусель воздушного боя, когда каждый пилот вроде бы сражался сам по себе, но одновременно должен был прикрывать своих товарищей. Самолеты проносились на огромных скоростях навстречу друг другу, и летчики обеих сторон успевали выпустить единственную очередь из пушки, сразу же делая разворот и пытаясь затем сесть на хвост промчавшемуся мимо самолету противника.

Майор Эдвин Фаррис, пользовавшийся позывным "Бэд" и командовавший группой американских истребителей, дождался, когда стремительно сближавшийся с ним иранский "миг" окажется в перекрестье прицела на лобовом стекле его "Хорнита", и коснулся приборной панели. Из-под крыла истребителя вырвалась ракета AIM-9, устремившаяся в сторону "Фулкрэма". Но за штурвалом иранского самолета сидел опытный пилот, явно имеющий опыт воздушных схваток, к тому же, он управлял не старым отяжелевшим "Томкетом" а маневренным и быстрым русским "мигом", созданным для стремительных воздушных схваток. Иранец бросил свой истребитель в сторону, одновременно отстреливая ракеты-ловушки, и даже не делая пока попытки атаковать американский истребитель. "Миг" пронесся мимо самолета Фарриса в считанных десятках метров, и майор рванул штурвал, пытаясь сесть ему на хвост.

– Ублюдок, – Фаррис завершил разворот чуть быстрее, чем его безымянный противник, и теперь корма метавшегося из стороны в сторону "мига" маячила впереди. "Бэд" поймал вражеский самолет в прицел и выпустил еще один "Сайдвиндер", но иранец в последний момент сделал маневр, сорвав захват. Ракета ушла в сторону, привлеченная ложной целью. – Я тебя достану, черная обезьяна!

Фаррис был опытным пилотом, имевшим сотни часов налета на истребителе F/A-18C, и тысячи – на легких учебно-тренировочных машинах. Он в совершенстве овладел мастерством высшего пилотажа, совершил сотни посадок на палубу. Но это был первый настоящий бой, в котором пришлось участвовать майору, и потому он с удивлением заметил, что не испытывает ни капли волнения, точно это была не яростная схватка, а очередное упражнение. Он не опасался того, что может быть сбит, сосредоточившись на поединке, спокойно, точно превратился в компьютер, лишенный эмоций, просчитывая оптимальные маневры и немедленно выполняя их.

– "Бэд", это "Дог". У тебя на хвосте "Фулкрэм", – ведомый Фарриса заметил, что к самолету командира пристраивается иранец. – Сбрось его живее, пока он тебя не поджарил!

Эдвин толкнул штурвал, бросая свой "Хорнит" в крутое пике, и выпущенная иранцем практически в упор ракета "Арчер" прошла мимо, как и посланная ей в след пушечная очередь. "Миги", на которых летали иранцы, при всех своих несомненных достоинствах уже не были последним словом техники, к тому же оказались изрядно изношены. Но у противника имелось то, о чем Фаррис мог только мечтать – нашлемная система целеуказания и сверхманевренные ракеты "воздух-воздух" ближнего боя, и промах иранца можно было объяснить только чудом.

Майор Фаррис, чувствуя, как чудовищная перегрузка вдавила его в кресло, решил, что все же смог оторваться от преследовавшего его вражеского истребителя. Но у противника майора был отличный самолет, ничуть не уступавший "Хорниту", и иранец спокойно повторил маневр Фарриса, не выпуская его из поля зрения. Точно привязанный, он держался в нескольких сотнях метров позади американского самолета, и только благодаря мастерству майора Фарриса не смог уверенно прицелиться. Несколько коротких очередей, выпущенных вслед американцу из тридцатимиллиметровой пушки, прошли мимо, бессильно взрезав воздух.

– Проклятье, – майор рванул штурвал, пытаясь выйти из пике, когда уже был в считанных сотнях метров от поверхности моря, покрытой легкой рябью. – Стряхните его с моей задницы! – Теперь уже Фаррис прилагал все усилия, чтобы оторваться от вцепившегося в него мертвой хваткой врага.

Схватка продолжалась, и напряжение ее возрастало с каждой секундой. Иранец слишком увлекся преследованием выбранной им жертвы, и не заметил приближения еще одного "Хорнита", успевшего разделаться со "своим" противником, о котором уже напоминал только опускающийся к поверхности воды купол парашюта. Американские пилоты теперь оказались в большинстве, и смогли реализовать это превосходство. Пока все истребители иранцев были связаны боем, оказавшийся свободным пилот "Хорнита" поспешил на выручку командиру группы, оказавшемуся в опасном положении. Оказавшись точно позади набиравшего высоту "мига", он захватил его в прицел и выпустил сразу две ракеты с тепловым наведением, нацелившиеся точно на сопла турбин, иранского истребителя. Иранец даже не успел понять, что произошло, когда два последовавших с секундной паузой взрыва уничтожили двигатели его самолета.

Операторы, наблюдавшие за боем с борта летающего радара "Хокай", описывавшего круги в полусотне километров от места схватки, могли отчетливо видеть на экранах все маневры сошедшихся в бою истребителей. Отметки, обозначавшие свои и чужие самолеты, метались на первый взгляд беспорядочно, но в каждом их движении была своя, воистину убийственная, логика. Наблюдатели увидели, как был сбит "миг", преследовавший Фарриса, а следом за ним еще один иранский истребитель камнем упал вниз, исчезнув в водах залива. Но и американцы несли потери – почти одновременно с "мигом" получил попадание и один из "Хорнитов", пилоту которого, к счастью, все же удалось покинуть подбитую машину.

Сейчас "Хокай" со всей его мощной электронной начинкой был практически бесполезен, поскольку не имело смысла управлять сошедшимися в ближнем бою самолетами, когда реакция того, кто сидит за штурвалом, его глазомер и внимательность стоят гораздо больше, чем любые радары, сколь бы совершенными они ни были. Американские пилоты сражались сейчас точно так же, как их деды шестьдесят лет назад в небе над Окинавой или Ла-Маншем, надеясь только на себя и забыв обо всей электронике, превыше которой сейчас были обычные пушки, способные вскрыть любой самолет, точно нож – консервную банку.

Казалось, бой был уже выигран, и победа была на стороне американских летчиков. Но пилот последнего уцелевшего "Фулкрэма", вынужденный драться против трех американских истребителей, заметил оказавшийся сравнительно близко летающий командный пункт и направил свой истребитель в его сторону. Двухмоторный "Хокай", пилоты которого неосмотрительно держались слишком близко к месту боя, рассчитывая таким образом обнаружить появление новых иранских истребителей на дальних подступах, еще над сушей, не мог защищаться, поскольку не имел оружия, равно как не мог он и спастись бегством, поскольку глупо было соперничать в скорости с мощным истребителем. Недооценив противника, теперь операторы летающего радара с ужасом наблюдали на экранах метку, обозначавшую прорвавший строй "Хорнитов" персидский "миг", выходивший на дистанцию пуска ракет по американскому самолету.

– Я – Наблюдатель, – первый пилот "Хокая" вышел на связь на волне истребителей. – Всем кто слышит, нужна помощь! Ко мне приближается "Фулкрэм", отгоните его!

– Я "Бэд", понял вас, – Фаррис видел на экране своего радара удаляющийся "миг", явно собиравшийся атаковать беззащитный "Хокай". – Держитесь, парни, сейчас я его прижучу!

Майор развернул свой "Хорнит", увеличивая обороты двигателей, а два других пилота пристроились чуть сзади машины командира, прикрывая ему фланги. Но иранский "миг" был слишком близко от избранной его пилотом цели, и помешать атаке практически было невозможно. Сблизившись с такой редкой и дорогой целью, которой являлся американский палубный АВАКС, на два десятка километров, он, не мешкая более, выпустил по такому беззащитному "Хокаю" одну ракету.

Пилот летающего радара видел пуск, произведенный иранцем, и попытался уклониться. Включив станцию постановки помех, летчик завалил тяжелый двухмоторный самолет на крыло, но радиолокационная головка самонаведения русской ракеты "Аламо", почему-то не использованной иранцем в схватке с "Хорнитами", надежно захватила столь заметную цель. Иранский пилот, оставаясь на прежнем курсе, осветил "Хокай" своим радаром Н019, твердо вознамерившись уничтожить "летающий радар".

Пилот Е-2С, выжимая из своей машины все возможное, попытался уклониться от атаки. От сильной перегрузки "Хокай" буквально затрещал по швам, но, несмотря на рискованные, выполняемые за пределом прочности АВАКСа, маневры, расстояние между ним и ракетой стремительно сокращалось.

Появление сразу нескольких американских истребителей мгновенно изменило ход этого странного поединка. Иранец, слышавший истошный визг системы предупреждения о радиолокационном облучении, и отчетливо видевший на радаре отметки вражеских самолетов, не рискнул продолжать бой, и стремительным маневром сорвав захват, направился к берегу. Ракета, выпущенная по "Хокаю", лишившись необходимого целеуказания, прошла мимо цели, бессильно упав в воды залива. Но американцам, почувствовавшим охотничий азарт, и к тому же жаждавшим мести за своих погибших в этом стремительном бою товарищей, этого уже было мало. Выстроившись цепью, тройка "Хорнитов" ринулась в погоню за уходившим в свое воздушное пространство "мигом".

– Добить ублюдка, – приказал майор Фаррис, имея в виду удиравшего иранца. – Взять его, парни! Бутылка лучшего виски тому, кто прижмет засранца!

Майор развернул свой истребитель вслед взявшему курс на побережье иранцу, твердо намереваясь настичь его и добить. Расстояние, разделявшее оба истребителя, было еще довольно небольшим, и Фаррис выпустил по подставившему свою корму "мигу" два AMRAAM'а. Но иранский пилот, оказавшийся редким счастливчиком, смог уклониться, используя маневренность своего самолета, и ракеты прошли мимо цели.

– Отставить, "Бэд", – вмешался оператор с авианосца, заметивший, что самолет майора оказался уже у самой иранской границы. – Прекратить преследование! Приказываю вернуться на базу. Повторяю, всем вернуться на базу!

Настойчивость управлявшего полетами офицера, неясную находившимся в небе пилотам, торжествовавшим победу, можно было понять, увидев только что поступившие с зависшего над заливом разведывательного спутника фотографии. Вице-адмирал Флеминг, мрачно уставившийся на монитор, видел готовящиеся к взлету иранские истребители и бомбардировщики на базе Шираз.

Не менее дюжины бомбардировщиков "Фенсер" и десяток "Томкетов" выруливали на взлетную полосу в тот момент, когда последний иранский "миг" обстрелял "Хокай". Адмирал понимал, что еще немного – и придется вступать в бой всей его эскадре, отражая массированный воздушный удар чокнутых иранцев.

Нет, Флеминг не боялся предстоящего боя, силы были слишком неравными, но вот его последствия пугали адмирала очень сильно. Да и из объединенного штаба в Багдаде поступили недвусмысленные указания. Одному Богу было ведомо, что еще предпримут иранцы, потерпев поражение в атаке на авианосец, и командующий эскадрой принял решение отвести назад свою авиацию, одержавшую, к тому же, убедительную победу. Поле боя осталось за американцами, пришла пора закончить сражение.

Несмотря на то, что удиравший "Фулкрэм" оказался так близок, и соблазн расправиться с ним был велик, майор Фаррис все же подчинился команде, поскольку иначе поступить просто не мог. Тройка истребителей, подчиняясь приказу, развернулась в сторону авианосца.

Спустя несколько минут истребители F/A-18C "Хорнит" один за другим коснулись палубы "Линкольна". Прокатившись несколько десятков метров, самолеты останавливались, цепляясь тормозными крюками за тросы аэрофинишера. Истребители тотчас брали на буксир, откатывая в сторону, чтобы не создавать помех следующему заходящему на посадку "Хорниту". Этот вылет для них закончился, но лишь четыре из шести машин, казалось, совсем недавно взмывших в небо, оторвавшись от громадной палубы, вернулись на авианосец.

– Сэр, – к адмиралу Флемингу, наблюдавшему за приземлением самолетов, обратился командир спасательной службы. – Вертолеты уже вылетели за нашими пилотами. Скоро мы подберем их и доставим на борт.

– Отвратительный день, – зло буркнул вице-адмирал, мрачно взглянув на стоявшего перед ним навытяжку офицера. – Мы лишились четырех самолетов, и потеряли двух летчиков. Капитан Мак Даугалл был опытным пилотом, он сражался еще с сербами в девяносто девятом. Это был опытный пилот, настоящий ас, – глухо произнес командующий. – Да и все остальные наши парни, что не вернулись сегодня, могли считаться нашей гордостью. Боюсь, успехи недавнего прошлого всем вскружили голову, и мы перестали уважать любого противника, за что и поплатились сегодня.

– Противник тоже понес серьезные потери, – заметил собеседник адмирала. – Они лишились почти целой эскадрильи, а, главное, многих опытных пилотов. Кстати, кое-кто из сбитых нами летчиков сумел катапультироваться. Мне сообщили, что иранцы тоже направили к месту боя свои вертолеты.

– Сегодня нам дали понять, что есть еще достойные враги, равные нам в бою. И, кроме того, мы лишний раз убедились в качестве русского оружия, – покачал головой Флеминг. – Если русские продадут в эту страну свою новейшую технику, в случае серьезного конфликта мы можем понести намного более серьезные потери. Те "Фулкрэмы", на которых сейчас летают иранцы, сильно изношены и к тому же давно не модернизировались. Да и пилотам не хватает опыта, хотя сейчас против наших парней, похоже, действовала элита их авиации. И, несмотря на все это, иранцы едва не смогли уничтожить даже наш летающий радар, чего прежде не было, – заметил адмирал. – Сейчас их пилоту пришлось прорываться сквозь наш строй, но ведь у русских давно есть ракеты, обладающие дальностью действия в две сотни километров и не требующие наведения с борта истребителя. Можно представить, какую трепку нам могли бы задать сами русские, летающие на последних модификациях своих истребителей, вооруженных самыми современными ракетами. Они смогли бы уничтожить все наши самолеты, не входя в зону досягаемости их оружия.

– Ну, думаю, до этого не дойдет, – покачал головой командир спасательной службы. – Едва ли нам придется воевать с самими русскими. А для того, чтобы их оружие не попало в руки наших врагов, есть политики. Пусть покажут, что не зря едят свой хлеб, и спасут жизнь хотя бы одного нашего солдата или моряка.

– Дай то Бог, чтобы все так и было, – криво усмехнувшись, ответил адмирал. – Мы с вами – солдаты, и должны быть готовыми к войне с любым врагом, но лично я не хотел бы видеть, как гибнут молодые парни, которые служат под моим командованием. Надеюсь, то, что произошло сегодня, не повторится впредь.

Небо над заливом очистилось, и уже ничто не напоминало о скоротечном и ожесточенном бое, что случился здесь, кроме круживших над волнами вертолетов, разыскивавших катапультировавшихся летчиков. Американская эскадра все так же уверенно бороздила волны, одним своим присутствием заставляя испытывать непонятное беспокойство любого, кто знал о ней. О том, какими последствиями обернется эта, в общем-то, случайная стычка, пока не догадывался ни вице-адмирал Флеминг, ни любой другой человек во всем мире.

Глава 3 Ответный ход

Гамсар, Иран – горы Шейен, Колорадо, США – Ставропольский край, Россия – Эр-Рияд, Саудовская Аравия

17 марта

Обслуга главного ракетного полигона Исламской Республики металась, словно пришпоренные скакуны. Техники суетились вокруг цистерн с агрессивным ракетным топливом и пультов управления, вновь и вновь проверяя и перепроверяя показатели и убеждаясь каждый раз, что все они почти идеальны. Десятки людей сейчас действовали быстро и слаженно, как единый организм, словно могли общаться посредством мыслей.

Вооруженные до зубов солдаты из батальона охраны выстроили по периметру полигона частой цепью, готовые стрелять во всякого, кто в течение пяти секунд не сможет вспомнить пароль. Сегодняшнее событие, однако, было исключительно важным, а потому устроители его не ограничились пешими патрулями. На въезде сразу за красно-белым шлагбаумом, возле обычного бруствера из мешков с песком, скрывавшего крупнокалиберный пулемет, стоял щерившийся темным срезом орудия танк. Еще несколько танков и бронетранспортеров были расставлены на подступах к пусковым столам на манер подвижных огневых точек.

Любого чужака, рискнувшего проникнуть на полигон посуху, встретил бы шквал свинца. Но и вторжение с неба было обречено на провал. Несколько ракетных комплексов "Хок" и "Рапира", многочисленные зенитные орудия, а также переносные ракетные комплексы "Стрела-2М" русского производства, и китайские "Хуньин-5А", по сути, та же "Стрела" но чуть более низкого качества, в руках солдат из подразделений охраны создавали над полигоном практически непроницаемую сферу. И только с околоземной орбиты, из скованного вечной стужей космоса пока еще можно было безнаказанно следить за происходящим на этом секретном объекте, сегодня не без причины приковавшем внимание не только высших властей Исламской республики, как светских, так и духовных, но и десятков иностранных разведок.

– Неверные псы, – полковник Зульфак Хазрам вскинул голову, с ненавистью взглянув в безоблачное небо.

Там, в черном безмолвии, в сотнях или даже тысячах километров над раскинувшейся вокруг, сколь хватало взгляда, пустыней, полковник был уверен, мчались сейчас американские спутники, нацелив объективы своих сверхмощных фотокамер и антенны станции радиотехнической разведки на полигон, сейчас как никогда напоминавший разоренный муравейник.

– Проклятые собаки, – зло молвил себе под нос Хазрам. – Ну, ничего, шакалы, и до вас дотянемся рано или поздно!

– Господин половник? – стоявший рядом молоденький лейтенант, один из техников, готовивших испытания, непонимающе взглянул на командира. Должно быть, решил, что Хазрам помутился разумом под палящим солнцем, начав разговаривать сам с собой.

– Все в порядке, лейтенант, – недовольно бросил раздосадованный своим нелепым поведением, и тем, что эту недостойную офицера слабость заметили подчиненные, полковник. – Продолжайте работать!

– Господин полковник, майор Фарук просил передать, что проверка завершена, – немигающим взглядом уставившись на Хазрама, произнес безымянный лейтенант. – Все готово.

– Еще раз провести полную проверку всех систем, – не допускающим возражений тоном приказал полковник, бросив через плечо взгляд на группу приближавшихся офицеров в парадной форме, за которыми следом шли люди в штатском, а также несколько убеленных сединами старцев, явно присланных сюда самим аятоллой.

Эти люди в традиционных чалмах и ниспадающих одеяниях сразу бросались в глаза среди гущи мундиров и строгих костюмов. Причем они обращали на себя внимание не столько неподобающими окружающей обстановке одеждами, сколько своим полнейшим спокойствием. В отличие от людей в военной форме и представителей светского правительства, священники сохраняли невозмутимость, степенно поглядывая на суетящихся ракетчиков.

– Есть провести проверку! – лейтенант, козырнув, развернулся на каблуках, и кинулся к своему начальнику. Пожалуй, решил полковник, Фарук от его приказа будет не в восторге, но это лучше, чем осрамиться перед такими высокими чинами из Тегерана.

Полковник бросил взгляд на стартовую площадку, прищурившись от бликов, игравших на корпусе ракеты. Она стояла на крайнем пусковом столе, ракета, окрашенная в белоснежный цвет, казавшаяся обманчиво хрупкой, и сейчас притягивавшая к себе внимание столь многих. Именно она и стала причиной охватившей полигон суеты, которой полковник Хазрам должен был придать хотя бы подобие порядка.

Зульфак смотрел на ракету со странной смесью нежности и трепета, зная, какая мощь скрыта под сталью прочного, способного выдержать колоссальные перегрузки и высочайший нагрев, коим неизменно сопровождается полет через плотные слои атмосферы, корпуса. Однако именно эта ракета не несла ни ядерной боеголовки, о которой пока коллеги Хазрама могли только мечтать, ни даже заряда обычной взрывчатки. Ее миссия была иной, с помощью именно этой ракеты должно было сегодня решать раз и навсегда, встанут ли вскоре ее сестры-близнецы на боевое дежурство, внушая страх врагам Ирана, или же придется создавать иное оружие, теряя драгоценное время.

– Все ли готово, полковник? – немолодой генерал, один из руководителей Корпуса стражей исламской революции, которому подчинялся и сам Хазрам, указал на буквально сиявшую в лучах яркого майского солнца ракету, возле которой еще суетились солдаты, убиравшие заправочные шланги. Офицеру было жарко в парадном мундире, и он беспрестанно вытирал лоб насквозь уже пропитавшимся потом носовым платком.

– Проверка завершится через несколько минут, господин генерал, – Хазрам, как недавно лейтенант из технической команды, вытянулся в струнку, поедая глазами начальство. – Техники еще раз должны убедиться в отсутствии неполадок.

– Поспешите, полковник, – поморщился генерал, впившись глазами в ракету. – Мы и так уже долго ждем.

Зульфак молча кивнул, хотя ему было что ответить генералу, конечно же, не желавшему слушать о проблемах и трудностях, а ожидавшему только бодрых победных рапортов. Испытания ракеты, не первые, кстати, были запланированы на другой день, и именно тогда на полигоне ожидали гостей из Тегерана. Техники работали неспешно и вдумчиво, узел за узлом проверяя ракету, вплоть до каждого болта. Несколько предшествовавших пусков завершились неудачей, не обошлось без человеческих жертв, и поэтому сейчас люди старались не допустить повторного провала. Но прилетели эти сверкающие большими звездами на погонах генералы, и все планы провалились к шайтану.

Полковник Хазрам понимал, чем могла быть вызвана такая спешка. Схватка с американцами, которую удалось свести к ничьей ценой жизней лучших иранских пилотов, не должна была остаться последним звеном в цепи подобных инцидентов. Неверным, приплывшим из-за океана, следовало преподать такой урок, который они запомнил бы надолго, научившись уважать неприкосновенность границ Исламской республики. В этом полковник поддерживал высоких гостей, наводнивших Гамсар, но вот их методы заставляли его только молча стискивать зубы в бессильной ярости. Уложить в полдня предполетную подготовку ракеты, которая по плану должна была занять почти двое суток, это было слишком жестко. Однако не дело офицера размышлять излишне много о полученных приказах, и уже тем более нельзя оспаривать их, благо, поставленная задача была все же на пределе человеческих возможностей, но не за их пределом.

– Пройдемте в бункер, – предложил полковник собравшимся в близости от стартовой площадки офицерам и людям в штатском, представителям информационных служб, указав на приземистое сооружение из бетона в сотне метров от них.

Присутствие на полигоне представителей прессы было редкостью, на памяти полковника такое случалось лишь однажды, довольно давно. Сейчас журналисты просто смотрели по сторонам, ничего не фиксируя каким-либо способом, кроме собственной памяти. Любые съемки, кроме тех, что вел военный оператор, подчиненный Хазрама, были на полигоне запрещены, но репортеров все же допустили на испытания.

– Зачем такая предосторожность, – поморщившись, спросил один из генералов. – Почему нельзя наблюдать за запуском отсюда?

– Два предыдущих пуска были неудачными, – пояснил полковник. – Ракеты взорвались на старте, погибло много людей. Находиться к стартовой площадке ближе пятисот метров опасно. Именно поэтому, кстати, наши техники так тщательно проверяют готовность этой ракеты.

– Верно, – одобрительно заметил кто-то, кто именно, Хазрам не понял. – Слишком многое зависит от этих испытаний. Ошибок быть не должно.

Пройдя в бункер, монументальное сооружение, способно выдержать прямое попадание авиабомбы весом не меньше тонны, наблюдающие за пуском гости из столицы расположились возле узкого окна, забранного сверхпрочным бронированным стеклом. Отсюда в подробностях была видна стартовая площадка. Вокруг прижавшейся к ажурной ферме из стали ракеты почти никого не было. Солдаты из обслуги, закончив все свои дела, поспешили убраться подальше от опасного изделия, уже забравшего немало жизней их товарищей. Всего пара техников, да несколько часовых еще находились возле пусковой установки. Суета уступала место напряженной сосредоточенности.

Зуммер полевого телефона заставил полковника Хазрама вздрогнуть. Коснувшись пальцами теплого пластика трубки, Зульфак ожидал услышать самые дурные вести.

– Господин полковник, – докладывал майор Фарук, человек, от слова которого сейчас зависело очень многое, включая престиж страны и дальнейшую судьбу самого Хазрама. – Повторная проверка завершена. Все системы в норме. Координаты цели введены в систему управления. Ракета готова к запуску.

– Отлично, – выдохнул Зульфак. – Приготовиться. – При этих словах несколько офицеров ракетного расчета положили руки на консоли управления, не сводя взглядов с полковника. – Всем покинуть стартовую площадку!

Снаружи, почти не слышимая за толстыми бетонными стенами, армированными прочной сталью, взвыла сирена, и суетившиеся вокруг ракеты техники, а также многочисленные солдаты из подразделения охраны рысью кинулись в укрытия. Прежде во время пусков случалось всякое, и никто из подчиненных полковника не хотел заживо сгореть, попав под пылающую струю ракетного топлива.

– Внимание, начинаю отсчет, – произнес полковник, чувствуя, как напряглись ракетчики, сидевшие за пультами. – Три! Два! Один! – с расстановкой отсчитывал он. При последнем слове указательный палец полковника до упора, до боли в суставе вдавил в консоль большую красную кнопку: – Пуск!

Вспышка, нестерпимо яркая, заставила генералов зажмуриться, но свет проникал и сквозь веки. Вспышка длилась доли секунды, и вот уже ракета, окутанная клубами пламени и дыма, истекавшего из сопел двигателя, плавно, как при замедленной съемке, поплыла вверх вдоль служившей ей опорой фермы. Потом, если сегодня все завершится успехом, сестры-близнецы этой ракеты будут укрыты в бетонных шахтах, или вовсе их установят на подвижное шасси, например, тяжелые автомобили, которые смогут передвигаться по пустыне, постоянно меняя позиции и не позволяя врагу, то есть американцам, уничтожить их на старте. Этот способ, придуманный русскими, и ими же успешно воплощенный в жизнь, делал подобное оружие практически неуязвимым, особенно для того противника, который всегда и везде уповал на свое господство в небе.

Пока же шли просто испытания, и потому эта ракета стартовала с открытой площадки, перед этим как бы позируя для спутников-шпионов проклятых янки. И теперь преодолевая силу земного тяготения, ракета устремилась в небо, становясь все менее различимой на фоне лазоревой голубизны, пока не превратилась в мерцающую белую точку.

– Двадцать секунд, – сообщил следивший за показаниями телеметрии офицер. – Полет нормальный! – при этих словах кто-то вполголоса принялся возносить молитву Всевышнему, а Зульфак Хазрам почувствовал, как тело покрывается холодным потом. Кажется, сегодня все удалось.

Генералы возбужденно загомонили, стараясь, все же сдерживать свои эмоции в присутствии младших по званию офицеров, а вот подчиненным полковника Хазрама стало вовсе не до обмена впечатлениями. Склонившись над пультами, впившись взглядами в мерцающие в полумраке бункера мониторы, они ловили доносившиеся откуда-то с небес, из преддверия безмолвного космоса, сигналы, следя за тем, чтобы все данные фиксировались, записывались на разные носители в нескольких копиях для пущей надежности.

Вместо боеголовки под заостренным обтекателем стартовавшей ракеты была установлена записывающая аппаратура, передававшая на землю все параметры полета до того момента, когда ракета вновь не соприкоснется с поверхностью земли, завершив свой недолгий свободный полет. Дважды такие же ракеты взрывались на старте, и никто не мог сказать точно, была ли причиной тому ошибка в выкладках конструкторов, не рассчитавших допустимые перегрузки, или просто неполадки в двигателе или топливной системе. И сейчас все сомнения должны были развеяться.

– Американцы, эти неверные псы, захлебнутся собственной слюной от ярости, – произнес один из генералов, все еще пребывавший под впечатлением от увиденного. – Жаль только, что невозможно сохранить все в тайне от них, потом продемонстрировав им не одну, а десятки или сотни таких ракет, нацеленных на все их базы, на столицы продавшихся им наших соседей. Вот тогда они точно испытали бы ужас, ощутили бы собственное бессилие.

Офицер разведки, тоже присутствовавший при запуске, только усмехнулся в усы. Конечно, генерал был прав, и эффект внезапности на войне или при подготовке к ней важен, но сейчас был иной случай. Спецслужбы страны постарались на славу, и весть об испытаниях новой ракеты, способной поражать цели на расстоянии в несколько тысяч километров, должна была дойти до президента ненавистных Штатов и его окружения сразу по многим каналам. Неплохо было бы сохранить все в секрете, верно, но и продемонстрировать свою мощь тоже необходимо, чтобы напомнить зарвавшимся неверным, с кем они рискуют ввязаться в войну, и дать понять, чем эта война для них может завершиться.

Разведка Исламской Республики Иран, вместо того, чтобы обеспечить полнейшую тайну происходящего, сделала все необходимое, чтобы привлечь внимание врага, и за ракетным полигоном Гамсар вели наблюдение одновременно несколько американских спутников. Командующий американскими войсками в зоне Персидского залива с радостью послал бы на разведку еще и самолеты, но после недавней стычки ему было категорически приказано не рисковать пилотами и техникой. Однако и спутники неплохо справлялись со своей задачей. Зная наверняка, где и что должно произойти, и оставаясь в неведении лишь насчет того, когда точно это случится, американцы с земной орбиты непрерывно наблюдали за обширным полигоном.

Сперва пуск иранской ракеты засекли сенсоры спутника "Имеюс-2", зависшего над центральной частью Индийского океана. Семь орбитальных космических аппаратов этого типа, составлявшие космический компонент системы предупреждения о ракетном нападении, основы безопасности Соединенных Штатов Америки, висевшие на геостационарных орбитах над Европой, а также Тихим, Атлантическим и Индийским океанами, освещали обстановку практически на всей поверхности земного шара. Только полярные широты оставались вне поля рения этих спутников.

Они были созданы, чтобы оповестить правителя североамериканской сверхдержавы о начале ядерного апокалипсиса, но никогда не применялись по своему назначению. Лишь раз, в далеком девяносто первом, эти спутники обнаруживали старты иракских оперативно-тактических ракет, и именно им во многом были обязаны расчеты столь широко разрекламированных зенитных комплексов "Пэтриот" своими впечатляющими победами, своевременно получая целеуказание. С тех пор спутники, безмолвно летевшие на недосягаемых высотах, представая с земли мерцающими звездочками, исправно несли свою вахту, и вот вновь настал их черед.

На земле сигнал сателлита приняли спустя девяносто шесть секунд с момента запуска ракеты, что было отличным результатом. Ведь те ракеты, для слежения за которыми некогда создавались спутники "Имеюс-2", должны были лететь до целей долгие десятки минут, достаточно, чтобы отдать приказ на ответный удар.

На земле немногие заранее знали о готовящемся запуске, и офицеры военно-воздушных сил США, находившиеся на своих постах, в большинстве своем не относились к этим людям. Операторам, следившим за происходящим, пуск ракеты предстал в виде яркой вспышки, когда топливо и окислитель соприкоснулись в камере сгорания ракетного двигателя, вступив в реакцию. Факел стартующей ракеты был превосходно различим даже с орбиты, с высоты в несколько тысяч километров. А затем на радарах спутников появилась четкая отметка устремившейся ввысь ракеты, явно отклонявшейся куда-то к югу.

В век, когда каждая стартовавшая ракета могла стать предвестником Армагеддона, когда ведущие державы оповещали друг друга о запусках подчас за много дней, ожидавшийся, но ничем не предваренный со стороны иранцев старт приковал к себе внимание многих. И больше всего озабоченных этим событием людей собралось в подземном центре управления системой противовоздушной обороны Североамериканского континента.

– Запуск баллистической ракеты с территории Ирана, – сообщил дежурный офицер старшему смены, звенящим от напряжения голосом, не сводя взгляда с приборов.

Информация со спутников, в том числе и того, что пролетал в эти секунды над океаном, в нескольких сотнях километров южнее иранских берегов, передавалась сюда, в погребенный под тысячами тонн скальной породы Шейенских гор командный бункер системы NORAD, откуда осуществлялось управление всеми средствами ПВО страны. И у находившихся на постах офицеров были считанные десятки секунд, чтобы определить, представляет ли каждая взлетевшая ракета угрозу страны, и принять необходимые меры безопасности.

Именно после сообщения из этого бункера президент страны мог, если иного выхода не оставалось, отдать приказ на нанесение ядерного удара, ответно-встречного и по сути бессмысленного, ибо пока американские ракеты достигнут цели, там, откуда они стартуют, уже разверзнется настоящий ад.

– Определить направление, – немедленно приказал генерал Майк Чейни. – Рассчитать траекторию.

Каждый запуск, тем более, тот, о котором не предупреждали заранее, мог обернуться чем угодно, и генерал почувствовал, как внутри все сжалось на миг. Это была чисто инстинктивная реакция, побороть которую Чейни не мог, как ни старался. Бригадный генерал был старшим офицером, находившимся в бункере, и именно на нем, в конечном итоге, лежала сейчас вся полнота ответственности за безопасность целой страны.

– Летит на юг-восток, предположительно, в акваторию Аравийского моря, – доложил оператор дрожащему от волнения генералу Чейни.

Мощные компьютеры, получив в автоматическом режиме данные сразу с двух спутников, за несколько секунд рассчитали курс стартовавшей ракеты, позволяя уже людям определить, угрожает ли она национальной безопасности Соединенных Штатов. Майк Чейни облегченно выдохнул, чувствуя, как на теле выступила испарина – иранская ракета не несет в себе опасность, во всяком случае, не здесь и не сейчас. Грозные "Минитмены" и "Трайденты" пока останутся в шахтах, храня в себе пламя ядерного огня.

Армагеддону пока не суждено освободиться из своей тюрьмы, сжатой до размеров головной части баллистической ракеты типа MIRV, но сам Майк Чейни знал, что этот миг лишь немного откладывается. Рано или поздно дракон, дремлющий в своей пещере, пробудится, вырвавшись на свободу, и офицер искренне надеялся, что не доживет до этого дня.

– Испытательный пуск, – спокойно произнес человек в штатском, агент ЦРУ, один из нескольких разведчиков, сегодня присутствовавших в центре управления противовоздушной обороной. – Иранцы испытывают ракету "Шихаб-4", – пояснил разведчик, с пониманием отнесшийся к явному волнению Чейни и его подчиненных, хотя сам внешне и оставаясь абсолютно спокойным. – Мы получили агентурные данные об этом несколько дней назад.

– Сэр, с наших кораблей в Заливе пришло подтверждение запуска, – майор, сидевший за монитором, обращался к Чейни. – Ракета у них на радарах. Направление подтверждено.

Информация в скрытый под тысячами тонн скальной породы командный пункт теперь поступала не только со спутников. Радиолокационные станции ракетных крейсеров типа "Тикондерога", единственных кораблей этого класса в составе американского флота, могли отслеживать не только обычные аэродинамические цели, типа самолетов и крылатых ракет, но и баллистические, движущиеся с гиперзвуковой скоростью.

Считалось, что это позволит прикрыть соединения кораблей или высаживающихся на побережье морских пехотинцев от обстрела баллистическими ракетами малой дальности, типа пресловутых иракских "Скадов". В принципе, зенитные ракеты "Стандарт" SM-2 вполне могли перехватить такие сложные цели, но в боевых условиях, к счастью, это еще не пришлось проверить.

– Продолжайте наблюдение.

Бригадный генерал Чейни, хотя и вполне доверял людям из разведки, не желал рисковать. Да, достать до территории Штатов иранские ракеты не могут и вряд ли смогут еще в течение нескольких десятилетий, но что им стоит атаковать одно из авианосных соединений, якобы обеспечивающих поддержание мира в Ираке? Правда, такая атака имеет смысл, только если ракета несет ядерный заряд, ведь и у самых современных баллистических ракет точность попадания определяется десятками метров, а это слишком много, чтобы с уверенностью стрелять по отдельному кораблю, но безумные иранцы могли решиться еще и не на такую глупость.

Иранская ракета, сопровождаемая пристальными, полными напряженного ожидания, взглядами американских офицеров, как будто транслируемыми через спутник, тем временем достигла наивысшей точки траектории, устремившись вниз, к поверхности планеты. Она все же не вышла в космос, хотя и была уже на пороге его, а теперь на огромной скорости, возраставшей еще и за счет силы гравитации, ракета приближалась к поверхности простершегося далеко внизу океана, чтобы там закончить свой полет. Она выполнила возложенную на нее миссию, и иранские специалисты на полигоне теперь могли с уверенностью сказать, что все расчеты их инженеров оказались верными, и предыдущие неудачи следует объяснять скорее техническими неполадками и ошибками в обслуживании.

Инерциальная система наведения, предельно простая и при этом исключительно надежная, поскольку была защищена от любого внешнего вмешательства с момента пуска, такая же, как на большинстве баллистических ракет, уверенно вела эту ракету к цели, которой ныне был ничем не примечательный участок Аравийского моря. Наконец, вспоров водную гладь, ракета пронзила толщу воды, уйдя на дно уже горстью обломков, ибо ее конструкция не выдержала сильный удар о поверхность моря. Полет закончился.

– Поздравляю, – полковник Хазрам в тот же миг с торжествующим видом взглянул на находившихся в бункере генералов. – Испытания завершились полным успехом.

– Всевышний в милости своей дарует нам оружие, мощи которого устрашатся неверные, грозящие нам из-за океана, где чувствуют себя в безопасности. Отныне неверные собаки, и американские, и израильские, будут дрожать в своих домах, страшась, что на них обрушатся наши ракеты, словно разящий клинок в длани Господа, – мрачно, с нескрываемой яростью, произнес седобородый имам, в глазах которого полыхало негасимое пламя истовой веры. – Никто более не посмеет угрожать нам, зная, что возмездие настигнет его.

Генералы одобрительно закивали, выражая согласие со словами муллы, а полковник Хазрам подумал, что теперь еще больше проклятых "Томагавков" будет нацелено на его страну. В Иране нет больше ракет, подобных той, что ныне запустили с полигона в Гамсаре. Этому оружию еще предстоит быть многократно испытанным, прежде чем начнут производить годные для боевого применения ракеты. Но и тогда они будут лишь создавать видимость мощи, ведь без ядерной боеголовки они не страшнее любого другого оружия, а создать атомные бомбы не позволят все те же американцы.

Глупо тягаться с величайшей державой мира, а сейчас власти страны, как решил полковник, не столь далекий от политики, словно провоцировали американцев и их прихвостней, показывая, что они встретят, если нападут не прямо сейчас, а хотя бы годом позже. И оставалось только молить Аллаха, чтобы у тех, кто сидит сейчас возле пультов управления всеми этими "Томагавками", в кабинах бомбардировщиков, а особенно в штабах, отдавая приказы, оказались поистине крепкие нервы.

Но не только американцы наблюдали за пуском ракеты, и не только иранские генералы и священники думали о том, что дадут нынешние испытания, первые действительно успешные испытания нового оружия. На радиолокационной станции дальнего обнаружения под Армавиром дежурная смена пристально следила за иранкой ракетой с момента пуска, когда еще неясно было, в какую сторону она полетит. От иранцев такого, конечно, не ждали, но теоретически она могла "приземлиться" и на территории России.

– Примерно тысяча девятьсот километров, – оценил дальность полета сидевший перед огромным экраном, на котором отображались все воздушные цели, даже те, что находились почти на границе космоса, майор. – По данным разведки, иранцы должны были сегодня испытать баллистическую ракету типа северокорейской "Тепходон-1".

– Похоже, испытания прошли успешно, – хмыкнул стоящий рядом полковник, командир расчета. Ему пришлось пережить несколько напряженных мгновений, когда ракета уже взлетела, но компьютеры, обрабатывавшие поступающую с радара информацию, еще не вычислили ее траекторию. – Теперь, пожалуй, евреи не будут спать спокойно, как прежде, раз у персов появились такие ракеты. Им не хватает самой малости, ядерной бомбы, чтобы создать настоящую панику у всех соседей.

– И тогда, товарищ полковник, для нас наступят горячие дни, – усмехнувшись, кивнул майор, представляя, что здесь будет твориться, решись Иран на ком-то из соседей испытать свою новообретенную ракетную мощь.

Станция дальнего обнаружения в Армавире была одним из нескольких подобных устройств, расположенных на границах России, и самым совершенным из всех действующих. Она контролировала воздушное пространство над Ближним Востоком и Индийским океаном, прежде всего, фиксируя все старты баллистических ракет, поскольку именно предупреждение о ракетном нападении и было главной целью существования данного радара.

Монументальное сооружение, фазированная антенна которого напоминала египетскую пирамиду, не было приспособлено для слежения за обычными летательными аппаратами, хотя могло обнаруживать и их, причем на расстоянии в несколько тысяч километров и с весьма высокой точностью. Это был последний сторожевой пост, должный вовремя известить руководство страны о начале ядерного апокалипсиса.

Раньше подобные радары размещались дальше, на самых границах необъятного Союза, в Средней Азии, Прибалтике, Закавказье, но по мере того, как уменьшалась в размерах некогда великая страна, отодвигались на новые ее границы и радары. В прежние времена эти наземные установки поддерживались целой сетью спутников, обнаруживавших стартовавшие ракеты по ионизирующему следу их факелов, но спутники неизбежно старели, ломались или гибли, столкнувшись с космическим мусором, а заменить их стране ныне было не по карману. Вместо трех-четырех вышедших из строя космических аппаратов запускали один, и, несмотря на все старания конструкторов, делавших спутники универсальными, предельно надежными, как можно более долговечными, орбитальная группировка слабела, сокращаясь буквально с каждым днем. И наземные радиолокационные станции типа армавирской оставались не только последним, но и самым надежным дозорным постом, ведь их, в отличие от мчавшихся в ничейном космосе спутников, не так просто было бы уничтожить.

Иранская ракета завершила свой недолгий, длившийся считанные десятки секунд, полет, исчезнув в волнах теплого южного моря. Но она сделала свое дело, ибо миссия ее заключалась не только в получении каких-то данных о ходе полета, она была много более сложной. И уже спустя несколько часов в столицах сразу нескольких государств заговорили об испытаниях нового, более мощного, чем известное прежде, оружия, которым отныне фанатичный непредсказуемый режим Тегерана мог угрожать не только ближним соседям, но и всему региону.

Как всегда, привели войска в боевую готовность израильтяне, для которых ныне, с тех пор, как Египет переметнулся на сторону их заморского покровителя, могущественных Соединенных Штатов, оставив Сирию в одиночестве противостоять еврейскому государству, Иран стал врагом номер один. Даром что древнюю Персию от Израиля отделяли тысячи километров и территории других стран, ныне не обязательно было иметь общую границу, чтобы стереть вражеские города с лица земли. Ракеты, стремительные и практически неуязвимые с той секунды, когда они оторвутся от земли, окутанные дымом и пламенем, могли сделать все быстрее и лучше, чем миллионные армии. И правительство Израиля, зная это не хуже других, делало все, чтобы уменьшить если не угрозу, то ущерб от возможной атаки.

Но не только в Тель-Авиве обратили внимание на запуск иранской ракеты. И если в далекой Москве, которая для многих арабов была тем же, чем для славян сказочный Багдад, просто сделали отметку о том, что Иран ныне обзавелся вполне боеспособным оружием, в зоне досягаемости которого теперь оказывались не только ближайшие американские базы, но и главный союзник Штатов, Израиль, то в иных метах реакция была намного более бурной.

Разумеется, в Вашингтоне снова начали готовить проект обращения в ООН с требованием применить санкции к непокорной азиатской стране, упорно пытающейся создать ракетное оружие, словно бы это была привилегия только избранных народов. Но не меньший шок вызвал длившийся мгновение полет иранской ракеты в столице Саудовской Аравии. Прошло лишь несколько часов с завершения испытаний, и во дворце короля Абдаллы, уже почти десятилетие безраздельно правившего пустынной державой, собрались те, у кого государь мог испросить совета в сложные времена.

– Иранцы своими действиями ставят под угрозу безопасность в регионе, – горячо, едва сдерживая эмоции, бросил принц Ахмед Аль Бекри. – Своими необдуманными действиями Тегеран сам подписывает себе приговор, провоцируя Соединенные Штаты.

Наследник королевского престола нервно вышагивал по просторному залу, обставленному в лучших традициях восточных сказок. Но сейчас принц не обращал внимания ни на золото, ни на ковры, ни на курительницы с благовониями. Ноздри его гневно вздувались, а голос срывался на крик:

– Американцы не потерпят усиления Ирана, они нанесут упреждающий удар, начнут войну немедленно. И мы станем одной из мишеней иранцев, ведь американские базы есть и на наших землях.

Принц имел причины для беспокойства, все-таки он хотел взять под свою руку, когда нынешний король отойдет в мир иной, не руины, а сильное, богатое государство. И его волнение вполне было понятно собравшимся в этом отделенном от всего остального мира, от раскинувшегося за стенами дворца четырехмиллионного мегаполиса, вечно бурлящего людского моря, зале.

– Когда в схватке сошлись Иран и Ирак, было почти прервано судоходство в Заливе, и мы немало потеряли доходов от поставок нефти, в том числе и на Запад, – продолжал Аль Бекри. – А когда началась "Буря в пустыне", иракские ракеты обрушились и на наши земли, и хоть американцы и старались защитить нас, а скорее, все же, самих себя, они мало в этом преуспели. Нам тогда повезло, но представьте хоть на миг, что часть их ракет, проклятых "Скадов", была бы нацелена не на военные базы американцев и их союзников, а на нефтяные промыслы. Тогда они смогли бы уничтожить нашу экономику, то, на чем основано сейчас богатство нашей страны. А у Ирана теперь ракеты более совершенные, более мощные и более дальнобойные, и слава Аллаху, что у них еще нет ядерного оружия. Тогда под угрозой окажутся все вплоть до Средиземного моря, – убежденно произнес принц. – И в Вашингтоне, я уверен, ждать, когда Тегеран все же заявит о себе, как о ядерной державе, ждать не будут.

В зале царила прохлада и тишина. Толстые стены, наследие предков, и мощные кондиционеры, дар прогресса, работавшие уверенно, но неслышно, позволяли забыть о царящем снаружи зное, от которого едва не плавился асфальт. А королевские гвардейцы, бойцы из самых преданных династии племен пустыни, отлично обученные и прекрасно вооруженные, хранили покой государя и его сановных гостей. Вытянувшись истуканами у дверей, они невидящим взглядом уставились в пустоту, но их оцепенение было обманчивым, и в любой миг эти воины могли разразиться каскадом ударов.

– Возможно, обойдется и без американцев, – спокойно, словно говорил о чем-то незначащем, например, о погоде на западном побережье, произнес, усмехнувшись, смуглокожий крепыш. Самир Аль Зейдин, глава военной разведки королевства, был не последним человеком в стране, зная очень много о многом, в том числе, и от американцев, по старой памяти еще делившихся с союзниками самым ценным в нашем мире, информацией. – Израиль напуган происходящим в Иране, и их руководство может решиться сейчас на все, что угодно, даже на ядерный удар. Прежде американцам удавалось сдерживать евреев от слишком резких шагов, но долго это не может продлиться. А итог один – война у наших границ, война с применением самого разрушительного оружия, в стороне от которой не останутся, конечно, и американцы. И все это сильно помешает нам, как прежде, торговать нефтью, преумножая богатства страны. Ведь эта нефть идет, в том числе, и врагам Ирана, а в Тегеране об этом никогда не забывают. Если иранцы нанесут удар, он не минует и нас. И невозможно вечно надеяться, что придут американцы, и дадут нам свои ракеты, на деле не столь уж эффективные.

– Нам не нужна война, – покачал головой король Абдалла. Мудрый правитель, при котором королевство стало еще сильнее, помирившись со многими врагами, а с друзьями став еще ближе, внимательно выслушал своих советников, и теперь пришло время сказать свое слово, которое было законом в этой стране. – Мы должны обезопасить себя, обезопасить наше благополучие, но делать это силой оружия глупо, ибо мы хотя и сильны, но все же не сильнее иных соседей, и это известно всем. Нужно найти иное решение, такое, которое приняли бы все стороны грядущей войны, отказавшись от применения силы.

– Возможно, нам следует оказать поддержку Ирану, – предложил четвертый участник импровизированного совещания. Хафиз Аль Джебри был одним из претендентов на титул наследника престола, и многие в королевстве считали, что этот хитрый, расчетливый человек, никогда не совершавший необдуманных поступков, по крайней мере, тех, что становились бы известными кому-либо, был бы не худшим наследником Абдаллы. – Тегеран старается обзавестись все более мощные орудием, ибо он одинок, у него нет союзников, которые могли бы стать на его защиту.

– Союз с Ираном? – гневно воскликнул Аль Бекри. Не так давно почти единогласно избранный комитетом принцев, Ахмед едва ли не больше иных заботился о судьбе страны, и сейчас он ощутил явную ей угрозу. – Иран был и остается нашим соперником, и только чудом можно назвать то, что соперничество это еще не превратилось в настоящую войну. Иранские власти поддерживают террористов в королевстве, жаждущих свергнуть правящую династию, и с ними теперь ты, брат мой, предлагаешь союз? Немыслимо! Я не желаю слушать дальше эту ерунду.

– Но тебе придется сделать это, – не терпящим возражении тоном произнес король. Абдалле не пришлось даже повышать голос, чтобы Аль Бекри мгновенно умолк. – Продолжай, Хафиз, – велел король: – В твоих словах есть мудрость.

– Я знаю, мои слова действительно могут показаться бредом умалишенного, но прошу выслушать, не перебивая, а уж потом критиковать, если у кого-то еще останутся сомнения, – спокойно произнес Аль Джебри. – Я предлагаю предъявить американцам ультиматум, пригрозив лишить их нашей нефти. И мы должны предложить присоединиться к нему наших соседей и не только их. Я уверен, за нами пойдут многие. Кого-то нам удастся просто убедить, а иные ненавидят американцев, и присоединятся к нам, лишь желая сделать им неприятность. Так или иначе, под угрозой нового нефтяного эмбарго американцы не рискнут вторгаться в Иран, начинать против него войну, – с уверенностью сообщил принц. – Но при этом мы обратимся и к Ирану, заставив власти Тегерана отказаться от разработок ракетного и ядерного оружия, и они тоже не смогут отказаться. Ведь в противном случае Иран окажется один на один с Америкой, а победить ее в открытом бою, без сторонней помощи, еще никому не удавалось за всю историю этой страны. Мы заставим противников поступить так, чтобы одни не нашли повода для войны, а другие не дали его. И этим мы сохраним собственное благополучие и мир в регионе, – завершил свою речь Аль Джебри, почтительно поклонившись королю.

Пока принц говорил, все внимание и правителя королевства, и его наследника, недовольно хмурившегося при каждом слове Хафиза, было приковано к Аль Джебри, и никто не увидел промелькнувшую на лице Аль Зейдина усмешку. Но глава разведки быстро справился с эмоциями, вновь придав лицу прежнее выражение внимания.

– Согласись, сын, в этом есть великий смысл, – обратился король, когда Аль Джебри умолк, ожидая решения государя, к наследнику престола.

– Половина королевства возмутится, узнав только, что мы хотим заключить с Ираном любое подобие союза, – мотнув головой, упрямо произнес Аль Бекри. – Немало твоих предшественников, отец, погибли от рук заговорщиков, недовольных их внешней политикой, или вынуждены были покинуть королевство, оставив престол, – напомнил наследник. – Это опасная игра, ставкой в ней может стать твоя жизнь.

– Нужно объяснить, зачем нам нужен этот союз, – не унимался Аль Джебри. – Да, кто-то возмутится при самой мысли о том, что мы станем заступником Ирана перед лицом Запада, но если убедить всех в том, что такой шаг необходим для их же блага, противников этого будет не столь много.

– Есть и иное, – отрицательно склонил голову наследник. – Мы не только восстановим против себя собственный народ, но и превратимся из союзника Америки в ее врага, лишимся ее поддержки. И если появится второй безумец типа Хусейна, мы можем оказаться перед ним беззащитными.

Самир Аль Зейдин, с видимым интересом наблюдавший за разгоревшимся спором, только сделал глоток крепчайшего кофе, спрятав в усы удовлетворенную усмешку. И вновь никто не заметил этого. Но король не собирался и дальше слушать эту перебранку, видимо, уже сделав выводы из сказанного обоими принцами.

– Это возможно, – кивнул Абдалла. – Соединенные Штаты поддерживают нас, и угрожая им, мы действительно лишимся той помощи, которую получали от американцев прежде. В Вашингтоне предателей не прощают, а мы станем именно предателями в их глазах.

– Намерение и действие не есть одно и тоже, – возразил Аль Джебри. – Мы лишь попросим американцев воздержаться от применения оружия, и если нам удастся убедить Иран отказаться от планов создания атомной бомбы, у американцев исчезнет для этого единственный веский повод. Да и не все в Вашингтоне жаждут новой войны, до сих пор еще не усмирив Ирак, где каждый день гибнут их солдаты.

– Это так, – вновь согласился король. – Народ Америки и многие из тех, кто правит им, устали от войны, которая унесла немало жизней их солдат. Но честь они ставят превыше потерь, и раз пригрозив, ввяжутся в новую войну. Но если у них будет веская причина воздержаться от этого, например, угроза лишиться аравийской нефти, он могут отступить, не потеряв при этом лицо.

– Совершенно верно, государь, – почтительно склонился Аль Джебри, в глазах которого блеснуло торжество. Его замысел осуществлялся здесь и сейчас, и, казалось, помешать его окончательному воплощению не могло ничто. – Будут довольны все, и Америка, которая не станет демонстрировать свою слабость, и Иран, который избежит столкновения с самым грозным противником в мире, просто не способного завершиться победой персов.

– Что ж, ты умеешь убеждать, спору нет, – кивнул король. – Но пусть свое слово скажет почтенный Аль Зейдин. Я желаю знать мнение начальника моей разведки. – Абдалла требовательно взглянул на своего советника: – Ты по праву занимаешь этот пост, не раз доказав свой ум и прозорливость, и сейчас я хочу услышать от тебя разумный совет.

– Государь, – Самир почтительно кивнул, не поднимаясь, в прочем, из кресла, в котором удобно устроился, и лишь отставив в стону чашечку кофе. – Замысел почтенного принца Аль Джебри связан с немалым риском, и он действительно может не встретить понимания у многих в королевстве, в том числе и у тех, кто вашей волей находится на высоких постах. Но, – при этих словах Аль Зейдин сделал успокаивающий жест в сторону Аль Бекри, как бы призывая того к молчанию, – я уверен, что многих мы сумеем убедить, разъяснив суть этого замысла, против остальных же, тех на кого не подействуют слова, есть ваша гвардия, которая исполнит любой приказ. Впрочем, я уверен, упрямцев не будет слишком много, – заметил глава разведки. – Наступают такие времена, когда приходится применять силу против своего народа, убивая немногих, чтобы прочие могли жить дальше, не ведая горя, не ведая войны. И очень скоро, поняв, чего вы добились, ваши самые яростные противники станут верными союзниками, забыв о вражде. Да, союз с Ираном покажется многим кощунственным, но это лучше, чем стать пособниками тех, кто почти открыто поклоняется в своей стране дьяволу, в деле истребления единоверцев. Недовольства не избежать, но, явив свою силу, вы заставите всех выполнять вашу волю, невзирая на собственные их мысли.

– Конечно, я не говорил, что весь этот замысел не связан с риском, – подхватил Аль Джебри. – Риск есть, и немалый, это верно, как и то, что солнце всякий раз встает на востоке. Но скажи мне, повелитель, что лучше, в бездействии, словно покорный скот, ждать начала большой войны, которая, как смерч, затянет нашу страну, или рискнуть, и в случае успеха стать подлинным лидером всего Ближнего Востока, вождем всех мусульман, правителем, благодаря усилиям которого удалось избежать хаоса и разрушения? – Принц вопросительно уставился на короля, пребывавшего сейчас в задумчивости.

– Доводы твои кажутся убедительными, в словах твоих я ощущаю мудрость, – задумчиво произнес, помедлив несколько секунд, король Абдалла.

Разум правителя Саудовской Аравии пребывал в смятении, ведь риск был действительно велик. На одной чаше весов была ссора с давним союзником его страны, на другой – раздор в королевстве. И как трудно было сделать выбор из двух зол! Осмелившись угрожать Америке, король мог остаться беззащитным перед лицом врага, того же Ирана, на верность которого Абдалла едва ли рассчитывал. И к тому же союз с Тегераном восстановит против правителя очень многих, в том числе и тех, кто обладал достаточной властью, чтобы просто сменить правящую династию. И не было сомнений, что американцы, почувствовав угрозу себе, станут всячески поддерживать любых заговорщиков, если только те пообещают остаться преданными союзниками Вашингтона.

Но и оставлять все так, как есть, было опасно. Иран, чувствуя все возрастающую угрозу со стороны заокеанской сверхдержавы, делал все, чтобы защитить себя, но тем лишь больше уверял американцев необходимости решения проблемы военным путем. Да даже если Вашингтон не рискнет устраивать еще одну войну, не решив прежде все проблемы в Ираке, может обеспокоиться Израиль, а это ядерная держава. И правитель Саудовской Аравии меньше всего хотел наблюдать за тем, как в считанных сотнях километров от границы его страны вырастают атомные "грибы", и ветер пустынь несет радиоактивные облака к Эр-Рияду.

Любое решение, какое бы не принял сейчас владыка Саудовского королевства, грозило самыми серьезными последствиями, и в случае малейшей ошибки король мог лишиться не только трона, но и жизни. Так уже не раз случалось в истории королевства, когда недовольная решениями государя родня, а все ключевые посты в стране издавна принадлежали родственникам правящего монарха, избавлялась от неугодного правителя, используя вооруженную силу. И потому очень трудно было решиться на шаг, который мог превратить королевство в изгоя.

– Но все же не должно ли нам проявлять большую осторожность? – с некоторой неуверенностью вымолвил король, сейчас, как никогда прежде, желавший услышать по-настоящему мудрый совет. – Ссориться с Америкой, да еще и со своими подданными, заигрывая с нашим давним соперником, Ираном, очень опрометчиво.

– И к тому же Америка не так сильно зависит от нашей нефти, чтобы испугаться пустых угроз, – встрял Аль Бекри, чувствуя, что король колеблется. Принцу вовсе не хотелось провести остаток жизни в изгнании, ведь, свергнув Абдаллу, его точно не оставят наследником престола, найдя более послушного человека, благо принцев в саудовском королевстве было немало, и они обладали равными правами на престол. – Их снабжает Мексика, да и на территории Соединенных Штатов есть немало нефтяных месторождений, почти не используемых. К тому же часть поступающей из-за океана нефти американцы закачивают в гигантские подземные хранилища, постоянно поддерживая запас, которого хватит на несколько месяцев даже при полном отсутствии поставок. Они продержатся достаточно долго для того, чтобы в королевстве начались волнения, и в лучшем случае ты, отец, отказался бы от планов давления на американцев и их прихвостней на Западе.

– Все это верно лишь отчасти, – возразил Аль Джебри, поддерживаемый одобрительными кивками начальника разведки. – Да, у американцев есть немалый запас, как раз и предназначенный на тот случай, если прекратятся поставки нефти с Ближнего Востока. Это верно, как верно и то, что они получают большую часть нефти из Мексики и с собственных нефтяных платформ в Мексиканском заливе, – согласился принц Хафиз. – Но Америка – страна демократии, где важно мнение простого народа. А народ этот, устрашившись лишиться бензина для своих автомобилей, которые там есть у каждого взрослого гражданина, мгновенно забудет обо всех запасах в подземных хранилищах, едва только тень нефтяного эмбарго замаячит на горизонте. И определенные силы, политические партии, противостоящие нынешнему президенту, воспользуются этим, раздув панику до предела, в надежде вознестись на вершины власти на волне всеобщего смятения. Голос разума никто не услышит, всеми будут двигать эмоции, первобытные инстинкты. А если вспомнить, что за последние годы народ Америки уже успел устать от войны, что ведут их президенты, сменяя друг друга, на Востоке, мало кто из их обывателей будет жаждать разрешить кризис силой оружия, – непоколебимо произнес принц. – Мы используем не только нефть, но и страх, дабы победить в этом противостоянии. А страх, если правильно воспользоваться им, может стать поистине всесокрушающим оружием. И при известной твердости и решимости идти до конца, нам обеспечен успех.

Задумчиво кивая и поджав губы, Абдалла бросил вопрошающий взгляд на своего начальника разведки, и Аль Зейдин понял безмолвный приказ короля:

– Замысел связан с немалым риском, как я и говорил уже, – неторопливо, тщательно обдумывая каждое слово, произнес Самир. К тому же это еще не план, а лишь идея, но облечь ее в более четкие рамки, расписав последовательность действий, можно без особых проблем. Нужна только твоя воля, государь.

– Есть еще кое-что, не менее важное, чем все, сказанное прежде, – вновь обратил на себя внимание наследник престола. И когда все присутствующие уставились на Аль Бекри, он продолжил, произнося слова четко, словно хотел, чтобы его услышал каждый: – Мы можем приостановить добычу нефти, подняв цены на нее, попытавшись разрушить экономику Соединенных Штатов. Но есть еще одна сила, независимая, действующая сама по себе, ни с кем и ни с чем не связанная. И ее вмешательство может разрушить в одночасье все наши планы.

– Что ты имеешь в виду, сын? – требовательно спросил король Абдалла.

– Русские уступают лишь нам по объему добычи нефти, – пояснил принц Аль Бекри. – Они грают по собственным правилам, и уже не раз они изменяли уровень цен на мировом рынке, манипулируя объемами добычи. С ними нельзя не считаться, особенно, в свете того, что предлагает мой досточтимый брат. И они больше тяготеют к Западу, к Америке, чем к нам, а потому могут увеличить объем добычи, если мы введем эмбарго. И тогда американцы не лишатся своей нефти, а мы останемся без прибыли, превратившись при этом во врага западного мира. – Аль Бекри замолчал, предлагая всем присутствующим обдумать его слова.

Воцарилось полное молчание, когда пока из присутствовавших взвешивал прозвучавшие доводы, вновь и вновь обдумывая все, что было сказано им самим или его собеседниками прежде.

– Это действительно серьезно, – мрачно произнес, наконец, Абдалла. – Русская нефть может стать тем камнем, бросив который на чашу весов, американцы восстановят равновесие. А может, это будет камень, привязанный к нашей шее, тот, что утянет нас во мрак. И их правительство, продажное и ненадежное, жаждущее денег, стремящееся любой ценой сохранить свою власть, легко пойдет на поводу у американцев, как всегда, нуждаясь в притоке долларов, чтобы поддержать свою экономику.

– Русский президент, недавно занявший этот пост, отнюдь не считает себя слугой Америки, а свою страну ее сырьевым придатком, – осторожно возразил Аль Джебри. – Он старается вести себя, как патриот, понимая под этим, прежде всего, избавление своей страны от зависимости от Запада. И на этом можно сыграть, лишив американцев той поддержки, которую они ожидают получить от русских, – заметил принц. – Мы сможем сделать так, что Соединенные Штаты останутся в одиночестве.

Хафиз Аль Джебри спокойно и уверенно излагал свой план, который, кажется, был продуман давно и во всех мелочах. Он убедительно объяснял, как следует действовать, дабы риск стал минимальным. А вероятность успеха, напротив, возросла. Король молчаливо слушал, как и Аль Зейдин, лишь кивавший в такт неторопливой речи принца. И лишь наследник престола, не находя в себе терпения, вновь вскочил на ноги, принявшись вышагивать из угла в угол, склонив голову и что-то бормоча себе под нос.

– Это еще безумнее, чем все, произнесенное тобою прежде, – с явным неодобрением произнес, наконец, Аль Бекри, когда замолк Хафиз, как бы предлагая присутствующим высказать свое мнение. – Твой замысел может привести к катастрофе. В любом случае, я не стал бы иметь с ними дело. Неверные, продавшиеся американцам с потрохами, не лучшие партнеры для нас, тем более, в таком деликатном деле.

– Да, они неверные, – согласно кивнул Аль Джебри. – Но в их руках огромные запасы нефти, а их нынешний лидер жаждет видеть свою страну вновь великой, ничем не уступающей Америке. Он вполне отчаянный и решительный человек, чтобы, если мы будем достаточно убедительны, принять наше предложение. Мы свяжем его с собой, заставим играть по нашим правилам, и тогда Америка точно окажется на коленях.

– В окружении нынешнего русского президента есть немало умных людей, которые увидят несомненные выгоды в нашем предложении, – добавил Аль Зейдин, не став ныне ждать, когда его мнение пожелает услышать король. – Они тоже понимают, что нефть становится оружием, не менее могучим, чем любые ракеты и бомбы. В нашем мире черное золото ценится все дороже, и не воспользоваться этим может только глупец, а среди русских глупцов вовсе не так много, как кажется. Я думаю, мы должны рискнуть, повелитель, – начальник разведки взглянул на Абдаллу: – Подумайте, что будет, если между Ираном и Америкой разразится война. В стороне у нас остаться не получится, ведь американцы точно не станут думать о нашей безопасности. И если мы поддержим Соединенные Штаты, даже просто позволив им разместить свои войска на наших землях, мы станем главной мишенью не только для иранских ракет, но и для террористов. Тегеран поддерживает разные группировки, стремящиеся свергнуть правящую династию, и они будут действовать. Наши нефтяные промыслы окажутся под ударом, мы можем потерять все, что имеем, а риск в случае, предложенном принцем Аль Джебри, вовсе не так неизбежен. Действуя аккуратно, мы сумеем добиться своего, ничего не потеряв.

– Оставьте нас, – приказал король. – А ты, Ахмед, останься, – обратился к наследнику Абдалла, жестом заставив принца вернуться в кресло. – Мне нужно подумать об этом. Такие решения нельзя принимать слишком поспешно.

– Справедливо, государь, – Хафиз Аль Джебри, выходя прочь, кивнул. – И я надеюсь, ты примешь верное решение, повелитель, ведь от этого зависит судьба королевства.

Покинув короля, принц Аль Джебри и начальник королевской разведки молча миновали несколько постов гвардейцев, неподвижно вытянувшихся вдоль стен, сжимая винтовки.

– Король сомневается, и Ахмед может отговорить его, – произнес, убедившись, что поблизости никого нет, Аль Джебри. – Мы так и не добились цели.

– Отнюдь, – усмехнулся спутник принца, взглянув тому в глаза. – Мы заронили семена сомнения в душу короля, а это уже немало. И я не думаю, что наследник сумеет быть настолько убедительным, чтобы превзойти нас, – пожал плечами глава королевской разведки. – Думаю, король примет нужное решение.

– Он боится настроить против себя народ, свое окружение, – покачал головой Аль Джебри. – Немногие поймут такой поступок, и еще меньше будет тех, кто согласится с ним. И наш король это понимает.

А в покоях короля Абдаллы продолжался жаркий спор. Наследник престола, понимая, чем грозят предложенные его родственником действия, все еще пытался остановить короля. Он не хотел смуты в своей стране, смуты, в неизбежности которой не сомневался ни на мгновение. Никто не будет в восторге от союза с давним противником, ведь длящаяся годами вражда не превратится в братскую любовь за несколько дней.

– Не делай этого, отец, – принц Ахмед Аль Бекри едва не кричал, сдерживая себя с большим трудом. – Ты ввергнешь нашу страну в хаос без всякой войны. Террористы могут нанести удар в спину, если мы подержим американцев, это верно. Но если ты решишься на союз с иранцами, разорвав отношения с Америкой, благодаря поддержке которой мы в свое время избежали участи Кувейта, за день раздавленного армией Саддама, у тебя появится не меньше врагов.

– Я не хочу, чтобы по всей стране начали взрываться бомбы, и против нас ополчилась половина арабского мира, – возразил король. – И я не намерен портить отношения с американцами. О, нет, – покачал головой Абдалла, – мы будем очень осторожны. Мы лишь пригрозим им, заставим быть чуть более осмотрительными. Чем обычно. Даже загнанная в угол крыса впадает в ярость, сражаясь до последнего, так не станем загонять в угол нашего противника. Ты хочешь сохранить существующий порядок вещей, сын, когда американцы наши друзья, когда мы можем рассчитывать на их поддержку. Это похвально, но, пребывая в бездействии, мы рискуем навлечь на себя большие неприятности. Война не задержится у наших границ, она перехлестнет их, и тогда мы можем расстаться с жизнями ничуть не меньше, чем от рук заговорщиков.

– Значит, ты все же решился на это, отец? – глухо молвил вдруг почувствовавший обреченность наследник. – Что ж, – вздохнул он, старательно скрывая разочарование, – твоя воля – закон для всех нас, и да будет так.

– Не всегда следует быть покорными, терпеливо ожидая своей участи, – величаво кивнул король. – Порой нужно проявлять решимость, показывать свою силу. Сильного уважают, и мы заставим себя уважать, сын, – решительно произнес монарх. – Никто не позаботится о нашей безопасности, кроме нас, так не стоит ждать. Это риск, но мы пойдем на него, и пусть Всевышний не отвернется от нас.

Глава 4 Шок

Вена, Австрия

20 марта

Двое мужчин прогуливались по набережной австрийской столицы рука об руку, неспешно беседуя между собой. Немногочисленные прохожие, попадавшиеся им навстречу, окидывали собеседников безразличными взглядами и, не задерживаясь, проходили мимо. Они видели двух добропорядочных бюргеров, степенных, хорошо одетых, словом, практически ничем не выделявшихся из множества таких же в меру респектабельных мужчин и женщин, которых было полно вокруг. Разве что один из этих мужчин, невысокий и стройный, был слишком смуглым для уроженца центральной Европы, но в Вене, как и везде, жило немало выходцев из дальних краев, в том числе и из южных стран, и многие из них трудились не только на стройках или мелких заводиках.

Да, погода сегодня, кажется, далеко не самая приятная, – произнес, покосившись на своего спутника, уроженец полуденных краев. – Я часто бываю здесь, и всякий раз Вена встречает меня примерно одинаково.

Человек, походивший на какого-нибудь аравийского принца, что было очень близко к истине, жаловался просто потому, что того требовал светский этикет. В эти минуты мысли его были далеки от местного климата, и его собеседник это понимал, хотя и не торопил своего спутника, позволяя тому играть пока по своим правилам.

Он выглядел весьма импозантно и несколько интригующе, этот гость из далеких краев. Тонкая бородка и ниточка усов, окаймлявшие его губы, придавали этому человеку некий налет экзотики, хотя в остальном этот мужчина практически не отличался от окружающих. Одет он был в легкое пальто – весна еще не полностью освоилась в австрийской столице, и потому сейчас в Вене было прохладно, к тому же временами начинался моросящий дождь, – отличный, хотя и не казавшийся слишком дорогим костюм, изящные, пошитые на заказ туфли. На запястье этот человек носил массивный "ролекс", а на безымянном пальце правой руки – золотой перстень.

– Мы посчитали излишним оглашать наше предложение на официальном заседании, – человек, похожий на выходца из Азии обратился к своему собеседнику. Он говорил по-английски почти без акцента, при этом не проявлял ни малейшего напряжения, словно этот язык был для него родным. На самом деле это было совсем не так, просто азиат имел обширную практику общения, научившись владеть чужой речью так же вольно и непринужденно, как выходец из Техаса или Эссекса. – Это могло бы вызвать нежелательные для нас на нынешнем этапе последствия, хотя, я уверен, информация о нашей беседе все равно достигнет заинтересованных лиц, но это случится чуть позже, и утечка не будет столь масштабной. По крайней мере, мы успеем принять некоторые контрмеры, – вкрадчивым голосом, в котором послышался звон стали, вернее, лучшего булата, произнес южанин.

– Если вы прибегли к таким мерам предосторожности, могу судить, что ваше предложение по-настоящему серьезно, – собеседник смуглокожего, высокий крупный мужчина, еще не старый, но все же успевший поседеть и начавший лысеть, хотя и не очень интенсивно, вопросительно взглянул на своего спутника. – Так что же заставило вас, Ваше высочество, так настойчиво искать со мной встречи, да еще прибегнув к уловкам из какого-то шпионского фильма, точно Джеймс Бонд?

– Я приложил столько усилий для организации этой встречи не просто так, – согласно кивнул человек с внешностью азиата. – И предстоящий наш с вами разговор стоит тех мер предосторожности, к которым мне пришлось прибегнуть. Если изложить суть его коротко, то от имени правителя эмирата Абу-Даби, Его Величества Амада Бин Халеда я хочу предложить вашей стране вступить в организацию стран-экспортеров нефти на равных с прочими членами нашего картеля правах и при равных же обязанностях, которые могут быть возложены на Россию. – Азиат чуть заметно усмехнулся, увидев в глазах своего собеседника явное замешательство.

Иван Решетников, министр энергетики России, в этот миг действительно пребывал в полнейшем смятении, поскольку, ожидая услышать самые разные речи, он абсолютно не был готов к такому предложению, даже не зная, что сейчас следует сказать в ответ. Наследный принц эмирата Абу-Даби Омар Бин Джавад, представлявший Объединенные Арабские Эмираты на очередном совещании всемирного нефтяного картеля, могущественной организации, известной под англоязычной аббревиатурой ОПЕК, и сейчас непринужденно беседовавший с министром из далекой России, сумел добиться нужного эффекта.

Наследник эмира сделал все, чтобы его нынешний собеседник, российский министр, приглашенный на совещание министров энергетики и нефтяной промышленности крупнейших экспортеров нефти в качестве гостя и, в некоторой степени, наблюдателя, пребывал в томительном ожидании с того самого момента, когда получил просьбу о неофициальной беседе. Принц настаивал, чтобы встреча произошла в отдаленном районе австрийской столицы, где, собственно, и находилась штаб-квартира ОПЕК, в присутствии как можно меньшего числа людей, желательно и вовсе с глазу на глаз без посторонних.

– Наша беседа будет носить сугубо конфиденциальный характер, – сообщил тогда Бин Джавад, по телефону связавшись с гостем из далекой России. – И если о ее предмете станет известно какой-либо третьей стороне, это может вызвать катастрофические последствия, уважаемый господин Решетников.

Также принц просил ничего не сообщать о его просьбе никому из русской делегации, а Решетников прибыл в Австрию, разумеется, не в одиночестве. Все это было довольно загадочно, но министр попытался выполнить поставленные условия как можно добросовестнее.

Сейчас собеседники медленно прогуливались по набережной Дуная, серые волны которого монотонно били в гранитную облицовку берегов. Автомобили, на которых они прибыли сюда, одинаковые строгие седаны с тонированными стеклами, отличавшиеся только марками, но оба рожденные в Германии – "Мерседес" и БМВ, – остались в переулке неподалеку отсюда. Разумеется, каждый из них все же взял с собой на эту встречу сопровождающих, но это были всего лишь водители, охранники, словом, те, кому по долгу службы не положено было вникать в дела их принципалов.

У каждого, кто находился сейчас в непосредственной близости от высоких гостей, стараясь не создавать помех их беседе самим своим присутствием, были вполне определенные обязанности, в том числе эти люди должны были сделать все, чтобы сопровождаемые ими персоны в любой возникшей ситуации не пострадали бы, и тем более не погибли. А с учетом того, что заседания руководящих органов ОПЕК, как и практически любой другой международной организации подобного уровня, сопровождались акциями протеста, всяческими маршами и митингами разного рода антиглобалистов, пацифистов и еще невесть кого, подобная опасность была вполне реальной. Именно поэтому немногочисленной охране приходилось бдеть, пытаясь заметить любую угрозу жизням охраняемых персон.

В настоящий момент за собеседниками с разных сторон наблюдало не менее шести пар настороженных внимательных глаз, зорко следивших за всем, что происходить возле двух внешне ничем не примечательных мужчин. Это были профессионалы, способные действовать в любых условиях и самых разных ситуациях, специалисты, на подготовку которых державы тратили огромные деньги и долгие годы напряженных, изнурительных тренировок. Они взяли охраняемых лиц в полукольцо, основание которого как бы прижималось к набережной, словно ограждая собеседников от всего внешнего мира. При этом охрана каждого из высокопоставленных чиновников, прибывших на встречу, еще и следила за телохранителями его визави, опасаясь с их стороны, по меньшей мере, провокации. И это тоже была специфика их службы, почти незаметной для посторонних, если не происходило ничего экстраординарного, но опасной и требующей постоянного напряжения.

Крепкие молодые люди, примерно тридцати лет, то есть не зеленые пацаны, но еще и далеко не старики с заплывшими жирком одеревеневшими мышцами и изношенными суставами, телохранители обеих высокопоставленных персон двигались в одном с охраняемыми людьми темпе, стараясь слиться с толпой, вернее, с редкими прохожими. В эту раннюю пору, а было ровно десять часов утра, в тихом районе австрийской столицы почти не было видно людей. Те, кто работал на заводах и в офисах, уже находились на своих рабочих местах, а домохозяйки и пожилые люди, проводившие дома большую часть своего времени, пока не покидали свои жилища. Поэтому вид полудюжины коренастых коротко стриженых мужчин, почти одинаково одетых, из которых половина была явными арабами, мог насторожить кого угодно, если учесть, что эти крепыши обшаривали пространство вокруг себя цепкими взглядами, от которых, казалось, не могла укрыться ни одна мелочь.

Однако Решетникову и принцу Бин Джаваду было мало дела до того, что подумают случайные свидетели их встречи, гораздо больше их сейчас заботила возможность присутствия поблизости наблюдателей, следивших за происходящим не из праздного любопытства. Собеседники знали, что существует масса способов узнать, о чем говорят люди, находящиеся от того, кто следит за ними, в нескольких десятках метров, но оба они почти не предприняли никаких мер для противодействия такой скрытой слежке. Думая о том, как обеспечить секретность недолгой беседы, основной расчет принц Бин Джавад, ставший инициатором встречи, делал на внезапность и скрытность, полагая, что при минимуме посвященных в предстоящие события людей сообщить о готовящемся свидании, и тем более упредить его, разместившись где-то поблизости с соответствующей аппаратурой, будет невозможно. И, кажется, этот расчет пока оправдывался, хотя быть в этом уверенным не мог никто.

– Вы это серьезно, принц? – Решетников быстро справился с охватившим его удивлением, все же он был опытным политиком, входившим в кабинет министров несколько лет подряд при разных президентах, да и прежняя работа в большом бизнесе, где нет места эмоциям, и уж тем более, публичному их проявлению, давала о себе знать. – Это ведь очень серьезное предложение. Право же, ничего подобного я и не ожидал услышать от вас, – честно признался русский министр.

– Совершенно серьезно, господин Решетников, – в глазах Бин Джавада невозможно было прочитать никаких эмоций и мыслей, когда он взглянул на своего собеседника, и Иван только лишний раз удивился, как хорошо уроженцы таинственной и загадочной Азии могут владеть собой. – Вы же понимаете, что такими вещами не стоит шутить.

– Хорошо, – министр помотал головой, все еще сомневаясь в реальности происходящего. – Но вы должны понимать, что я такие вопросы не решаю, их никто не решает в одиночку.

– Разумеется, – невозмутимо кивнул араб. – Я лишь надеюсь, что вы передадите мое предложение вашему президенту и тем, кто уполномочен принять подобное решение. У нас нет причин спешить, и потому если вы примете решение в течение ближайшего полугода, до очередной конференции ОПЕК, это всех устроит, – пожал плечами Омар Бин Джавад. – Но не стоит затягивать с решением слишком долго. Всем памятны намерения вашей страны организовать по образцу ОПЕК синдикат экспортеров природного газа вместе с Ираном и Катаром, как памятна и неудача, которой завершились вялые и слишком долгие переговоры при предыдущем вашем президенте.

– Прежняя наша администрация решала внутренние проблемы, на них сосредоточив все усилия и, к слову, добившись желаемых результатов. Поверьте, у России и тогда, и ныне достаточно забот, чтобы уделять геополитике меньше внимания, чем, возможно, следует. Но почему вы делаете сейчас такое предложение, Ваше высочество? Я полагаю, это не личная инициатива вашего эмира, но в таком случае должны быть очень серьезные мотивы. Вступление в вашу организацию России сместит равновесие сил в мире, и последствия этого шага могут быть более чем серьезными.

– Уважаемый министр, – арабский принц, сейчас походивший на персонажа из "Тысячи и одной ночи", усмехнулся, взглянув собеседнику прямо в глаза. – Уважаемый министр, равновесие сил в мире сместилось давно и, кажется, непоправимо. За минувшие два десятилетия произошло много событий, способствовавших этому, и наша организация отчасти тоже приняла участие в разрушении старого мира. Только вот на смену порядку, пусть и основывавшемуся на силе и взаимном страхе, существовавшему почти полвека, так ничего и не пришло. Мир охвачен чередой больших и малых войн, рушатся державы, свергаются президенты, миллионы людей страдают от голода, болезней, или падающих на их дома бомб, принесенных из-за океана, – мрачно произнес Бин Джвад. – Пришла пора сделать что-то по-настоящему серьезное, чтобы не дать нашему миру обратиться в хаос, и те, кого я представляю, беседуя сейчас с вами, полагают, что Россия должна вернуться на мировую арену. Без участия вашей страны мы не сможем очень многое из того, что задумали.

– Не представляю, сколь грандиозны ваши планы, – заметил Решетников, удивление которого и настороженность после весьма странных речей Бин Джавада только усилились. – Но почему именно сейчас? – министр вопрошающе вскинул брови: – Вы могли предложить нам присоединиться к вашей организации и раньше. Чего вы ждали?

– Нам известно о некоторых изменениях, произошедших в вашей стране с приходом к власти президента Швецова, – ответил принц. – Именно это уверило нас, что настал наиболее подходящий момент.

– О чем вы говорите, ваше высочество, – изобразил удивление Решетников. – Какие перемены вы имеете в виду?

– За последние несколько месяцев ряд крупных компаний, занимающихся добычей и экспортом нефти и газа в вашей стране, перешел в собственность государства, а еще нескольким было предложено также расстаться со своими акциями, – едва заметно усмехнувшись, пояснил Бин Джавад. – Причем данные сделки особо не афишируются, и информацию об этом мы получили, признаю, не без труда. Именно это заставило нас перейти от отстраненного наблюдения к более активным действиям. Мы понимаем замысел вашего президента и приветствуем его.

– Какой замысел, – Решетников вновь сделал вид, что ничего не понял. – Вы увидели в том, что происходит в России сейчас нечто необычное?

– Возможно, – не стал вдаваться в подробности принц. – Просто я хотел сказать, что нам всегда удобнее будет разговаривать с государством, единым и неделимым, чем с множеством частных компаний, испытывающих влияние наших, в некотором роде, противников. Именно поэтому мы ждали момента, когда ваши правители придут к единственно верному выводу и сделают именно то, что начал президент Швецов. Сейчас ситуация такова, что он уже может обдумывать наше предложение, забыв о еще принадлежащих частным лицам нефтяных фирмах. Итак, уважаемый министр, я прошу вас как можно скорее сообщить президенту о моем предложении, и надеюсь, что ему не придется долго раздумывать, прежде чем принять решение, – произнес Бин Джавад, смерив своего собеседника испытующим взглядом.

– Разумеется, Ваше высочество, – кивнул Решетников. – Я сообщу в Москву о вас, но ничего не могу обещать. В любом случае, это не то решение, чтобы принимать его второпях.

– Но как раз времени у нас крайне мало, – покачал головой араб. – У всех нас. Грядет передел мира, борьба за ресурсы, которая станет тем более яростной и бескомпромиссной, чем меньше их, ресурсов, будет доступно человечеству. Проблема исчерпания нефти давно перестала быть просто теорией, и есть силы, которые попытаются прибрать к рукам все существующие запасы. И те, кто владеет ими, по воле Господа, или, если угодно, по странной прихоти природы, обречены на поражение – силы слишком неравны.

– Насчет одиночества, – Решетников с сомнением хмыкнул, изобразив скептическую ухмылку. – Это звучит несколько натянуто, мне кажется. Да, запасы нефти исчезают быстрее, чем открываются новые месторождения. Но организация, которую вы представляете, контролирует три пятых мировых ресурсов, и, при желании, вам легко будет проводить согласованную политику, которая заставит умерить свои аппетиты любого агрессора. Только Абу-Даби располагает девятью процентами доказанных запасов, а это очень существенно.

– Но четыре пятых запасов много лучше, чем три пятых, – усмехнулся в ответ Бин Джавад. – Прошу вас, уважаемый, сообщите вашему президенту, передайте ему мои слова, господин министр. Я верю, ваш лидер поймет важность открывающихся перед Россией перспектив, если принять это предложение.

– Я передам. Но ответ последует очень не скоро, и гарантировать что-либо здесь невозможно. Я, по крайней мере, точно не имею полномочий что-то обещать.

– Конечно, – согласился принц. – Но мы и не требуем от вас лично слишком многого. Просто передайте мои слова, и более ничего не нужно. Ваша страна самоустранилась от многих мировых проблем, обрекая себя саму собственным бездействием на безрадостную судьбу в ближайшем будущем. Я многое слышал о президенте Швецове, и рассчитываю, что он предпочтет ожиданию действие сейчас, пока еще не поздно изменить если и не все, то многое. – Омар Бин Джавад, наследник эмирата Абу-Даби, протянул Решетникову руку по европейскому обычаю: – Теперь позвольте оставить вас, господин министр, меня еще ждут дела. И надеюсь встретиться с вами вновь на конференции. Ваше присутствие там очень важно, поверьте мне.

Они пожали друг другу руки и разошлись в разные стороны. О чем думал аравийский принц, было не известно никому, кроме него, но в голове Ивана Решетникова крутились странные мысли. Араб почти ничего не сказал по существу, но и из его намеков было ясно, что с присоединением России к ОПЕК эта и без того могущественная организация, вызывающая недовольство многих сильных держав, должна стать еще могущественнее. И раз сейчас Соединенные Штаты всеми силами стремились доминировать над миром, устанавливая свои правила игры, обновленная ОПЕК должна была сделаться как минимум равной им, чтобы сдержать амбиции заокеанской сверхдержавы. Но все это, по сути, были лишь догадки, выводы же сделают в Москве, куда информация о странном и неожиданном предложении будет направлена незамедлительно.

День, когда произошла встреча Решетникова с аравийским принцем, предшествовал официальному заседанию Конференции ОПЕК, куда был приглашен и российский министр. Вообще, в этот раз, как решил Иван, на обычно довольно закрытой встрече нефтяных экспортеров присутствовало слишком много посторонних, причем, как было известно министру, многие из них получили приглашение за считанные дни до официальной встречи, что было странно. К числу таких гостей относились представители Евросоюза, прибывшие в Вену за два дня до начала заседания, а также американцы, опередившие европейских дипломатов всего лишь на день.

Делегация, прибывшая из Соединенных Штатов, несмотря на явную спешку, в которой она отправлялась в Вену, выглядела весьма представительно. Ее возглавлял Гордон Саммерс, руководитель министерства энергетики, то есть коллега, равный по статусу Решетникову. Возглавляемая Саммерсом структура, существовала всего чуть более тридцати лет, будучи создана сразу после энергетического кризиса, последовавшего за арабо-израильской войной, прозванной Войной Судного Дня, но при этом считалась очень мощным и влиятельным ведомством. По сути, Саммерс имел не меньшее отношение к национальной безопасности, чем глава Пентагона или шеф Центрального разведывательного управления.

Саммерс прибыл в Вену, разумеется, не один, а в сопровождении нескольких чуть менее известных, но почти столь же влиятельных, как и он сам, лиц. Само собой, к этой группе не относились всевозможные секретари и ассистенты, конечно же, сопровождавшие министра. Прежде всего, из сопровождавших министра энергетики США людей выделялся Дэвид Смит, являвшийся одним из директоров уверенно набиравшего силу нефтяного гиганта "Юнайтед Петролеум", становившегося мощнейшей корпорацией в Штатах, занятой добычей, переработкой и импортом нефти. Объединившая в себе таких гигантов, как "Шеврон" и "Эксон-Мобайл", и добывавшая в год свыше четверти миллиона тонн нефти, "Ю-Пи" становилась лидером нефтяной промышленности в мире, и потому активно развивала свою сырьевую базу, ведя геологические изыскания и разработки в десятках стран мира. Именно эта корпорация получила первые подряды на восстановление нефтедобычи в разоренном Ираке, лишив фирмы из других стран, в том числе и некоторые русские компании, такого лакомого куска. Могущественная корпорация, имевшая обширные связи среди политиков, фактически уже стала официальным представителем правительства США во всех регионах мира, и то, что один из ее боссов, занимавший очень важный пост в иерархии этой корпорации, прибыл в Вену, говорило о той важности, которую имеет нынешняя встреча с представителями ОПЕК.

Один за другим гости и участники конференции, где порой принимались решения поистине судьбоносные, проходили в большой зал, предназначенный специально для таких торжественных и массовых мероприятий. Разумеется, входили они не просто так, а минуя несколько уровней охраны, вышколенной так, что оставалась незаметной для тех, кому было позволено присутствовать здесь, но при этом выполнявшей все необходимые обязанности с наивысшей тщательностью.

Решетников, прибывший на конференцию с несколькими помощниками, в том числе и с людьми из "Росэнегрии", государственной компании, ныне взявшей на себя всю работу по экспорту нефти из страны, заметил, что на встрече почти нет журналистов. Лишь несколько человек с камерами и записывающей аппаратурой присутствовали здесь для ведения протокольной съемки, но это были все те же сотрудники службы безопасности, многократно проверявшиеся своими же коллегами на надежность.

– Господа, – по залу разнесся усиленный мощной акустической аппаратурой голос председателя конференции. – Добрый день. Я рад, что вы все смогли сегодня собраться здесь. – Пабло Веласкес, советник директора эквадорской нефтедобывающей корпорации, впервые возглавлявший конференцию ОПЕК, дождался, пока все присутствующие займут свои места, и только тогда заговорил: – Сегодня нам предстоит решить ряд важнейших для дальнейшей судьбы нашей организации вопросов, и, прежде всего я хочу предоставить слово представителю Саудовской Аравии, изъявившему желание сделать заявление.

Одетый в традиционную куффию и строгий костюм европейского покроя араб, который являлся одним из множества принцев разветвленного королевского семейства Саудовской Аравии, благодарно кивнул Веласкесу и спокойно заговорил. Но слова, произнесенные им, заставили вздрогнуть половину присутствовавших в этом зале.

– Господа, от имени короля Абдаллы я хочу сделать заявление, – Мохаммед Аль Хазри, министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии и родственник короля, как и все, кто занимал высшие посты в южном королевстве, был невозмутим и абсолютно спокоен. – Его Величество поручил мне внести на рассмотрение конференции предложение, за которое я предлагаю проголосовать немедленно, как только я его озвучу.

Король Абдалла выражает свою озабоченность инцидентом над Ормузским проливом, произошедшим несколько дней назад, когда над нейтральными водами вступили в бой американские и иранские военные летчики. Насколько известно, обе стороны понесли потери, и только чудо и осмотрительность тех, кто командовал силами обеих сторон, позволили избежать большого кровопролития. Однако, как известно, причиной произошедшего был пролет американского разведывательного самолета над территорией Ирана, совершенный в нарушение любых норм. Эти действия американской стороны раскрывают агрессивные планы Вашингтона в отношение Ирана, лишний раз доказывая, что для администрации США не существует иных правил, кроме тех, которые они создают сами для себя.

Мой король весьма обеспокоен подобными действиями Соединенных Штатов, которые мы всегда считали своим союзником, и заявляет, что не потерпит подобного проявления неуважения к неприкосновенности территории иного государства впредь. Он желает предостеречь американское правительство от необдуманных действий в будущем, и заявляет, что в случае любого акта агрессии против Ирана, в случае любой провокации, осуществленной американскими военными или их союзниками, действующими в регионе, против Соединенных Штатов будет введено эмбарго на поставки нефти. Король Абдалла предлагает всем членам ОПЕК присоединиться к этому заявлению, дабы обеспечить безопасность нашего соседа, участника нашей организации, Исламской республики Иран. Также Его Величество предлагает ввести эмбарго и в случае вооруженной агрессии против любой другой страны, являющейся членом ОПЕК.

Аравийский министр обвел взглядом присутствующих, и продолжил после секундной паузы:

– Итак, господа, прошу поднять руки тех, кто готов присоединиться к нам в этих намерениях.

На несколько мгновений в зале, по которому еще эхом разносились слова аравийского принца, повисла напряженная тишина. Члены делегаций, представлявших разные страны, нервно переглядывались друг с другом, еще не вполне осознав, что именно предложил Аль Хазри.

– Как вы смеете, – побагровевший Гордон Саммерс первым сумел справиться с шоком. Вскочив на ноги, точно подброшенный мощной пружиной, американец рыкнул так, что никакие усилители не нужны были, чтобы услышать его: – Это же настоящий шантаж! Вы грозите прекратить поставки нефти на основании собственных догадок и дезинформации, полученной из Ирана. – Негодование переполняло представителя Соединенных Штатов: – Это глупо, и моя страна не потерпит таких выходок с вашей и чьей-либо иной стороны. Мы ответим адекватно на подобные угрозы, от кого бы они не исходили.

– Догадки, господин Саммерс? – Аль Хазри не смутила горячность американца, напротив, он стал еще более невозмутимым и сосредоточенным. – Три авианосные ударные группы, несколько месяцев подряд курсирующие близь иранского берега – это, по-вашему, догадки? Три атомных авианосца, свыше полутора сотен самолетов – этих сил достаточно для ведения полномасштабной войны против любого из государств Ближнего Востока. Я не считаю при этом свыше двух десятков кораблей эскорта, на борту которых имеется более пятисот крылатых ракет "Томагавк", как не учитываю и, по меньшей мере три атомные подводные лодки, не покидающие позиции у берегов Пакистана, и также вооруженные крылатыми ракетами.

За последние три месяца в Ирак прибыло дополнительно пять тысяч американских военных, доставлено свыше ста танков, а на базах в Турции, якобы для действий в иракском Курдистане, также разместились еще восемь тысяч солдат, причем их количество постоянно увеличивается. Чем можно объяснить это наращивание сил, как не подготовкой к новой войне? А в свете неоднократных выпадов администрации США против Ирана именно эта страна может рассматриваться как наиболее вероятная жертва планируемой агрессии. Король Абдалла не желает иметь войну в непосредственной близости от наших границ, и за отсутствием иных способов воздействия на американские власти, и слышать не желающие о компромиссах, готов пойти на крайние меры, дабы сохранить мир и обеспечить безопасность в регионе. В качестве крайней меры Его Величество допускает размещение на территории Ирана военного контингента Саудовской Аравии, если на это дадут свое согласие власти Ирана. Мы готовы предоставить наших солдат в качестве живого щита.

Сказать, что Саммерс, да и другие члены американской делегации были поражены происходящим – значит чудовищно солгать. Они были в шоке, который медленно уступал место ужасу перед происходящим. Иран и Саудовская Аравия, две мощнейшие державы исламского мира, соперничавшие друг с другом с момента своего основания, хотя и никогда не вступавшие прежде в открытое противостояние… и свыше трети доказанных мировых запасов нефти на планете. И сейчас эти страны, недавние враги, были готовы объединиться вопреки любым прогнозам и предположениям любых аналитиков. У Саммерса не было никаких сомнений, что представители Ирана знали, какое заявление хотят сделать на нынешней конференции саудовцы, знали, и были согласны этим. Происходило нечто немыслимое ранее, просто казавшееся еще мгновение назад невозможным, и очень опасное для Америки, для ее интересов в этом регионе и для безопасности страны. Рушилась в одночасье ставшая давно уже привычной картина мира, и на смену ей приходило нечто, что трудно было пока еще проанализировать, описать словами. Но ясно было одно – эти перемены однозначно не сулили ничего хорошего Соединенным Штатам.

Но сколь бы ни было велико удивление, сколько бы ни был силен шок от услышанного, Саммерс, будучи опытным политиком, искушенным царедворцем, если угодно, быстро справился с эмоциями. Он видел, что для многих представителей стран ОПЕК, собравшихся здесь, слова саудовского министра были такой же неожиданностью, как и для приглашенных из-за океана гостей, а значит, еще был шанс повлиять на их решение, не допустить объединения этой весьма рыхлой организации, посеяв сомнения в умах людей.

– Вы искажаете факты, – Гордон Саммерс пытался придать своему голосу уверенность. Внешне это ему удалось, и никому не дано было знать, что творится у министра в душе в эти мгновения. – Боевые корабли наших военно-морских сил не покидают Персидский залив уже долгое время, но пока мы не предпринимали никаких агрессивных действий против какого-либо государства. Флот нужен нам в этом районе для обеспечения безопасности судоходства и поддержки наших миротворческих сил, действующих непосредственно на территории Ирака. Что же касается переброски дополнительных воинских контингентов и Ирак и Турцию, это связано с ростом активности террористов в Ираке, но никак не с подготовкой гипотетического вторжения в Иран. Американское правительство стремится к установлению мира в регионе, и без того истерзанном многими конфликтами, но не к новой войне. Все ваши домыслы – провокация, преследующая неясные мне, но явно дурные цели, – сказал, как отрезал, американец.

– Судоходству в Персидском заливе ничто не угрожало до последнего времени, – твердо возразил Мохаммед Аль Хазри. – Нет нужды держать там эскадру в двадцать с лишним вымпелов, ведь для нее в этих водах просто не найдется достойного противника, если, конечно, перед командованием вашего флота не стоит задача кого-либо запугивать фактом своего присутствия. И уж тем более смешно выглядят ваши заявления насчет активизации террористов в Ираке. Мой король абсолютно не возражает против присутствия американских войск на территории Ирака, тем более, сложившаяся там ситуация целиком и полностью является результатом агрессивной политики Вашингтона в регионе. Ваша страна должна приложить все усилия, чтобы в Ираке воцарился мир, после чего абсолютно все американские солдаты должны вернуться на родину. Но я не могу понять, как могут быть связаны вылазки террористов в Багдаде и Басре и развертывание в Турции Двадцать четвертой механизированной дивизии Армии США, явно не предназначенной для антитеррористических действий.

Саудовец сделал паузу на несколько мгновений, словно для того, чтобы его слова дошли до сознания каждого, кто был в этом зале, кто, оцепенев, жадно внимал словам араба, а затем продолжил еще более жестким тоном:

– Я не собираюсь слушать ваши оправдания, господин Саммерс, тем более что вы не компетентны в этой области. Я лишь хочу, чтобы вы довели до президента Соединенных Штатов Америки наш ультиматум, и уверили ваше правительство, что мы исполним свои обещания в полной мере, если только против Ирана или любого члена ОПЕК будет устроена какая бы то ни было провокация с вашей стороны. И я еще раз предлагаю всем присутствующих проголосовать за это решение. Есть ли желающие присоединиться к нам? – Аль Хазри обвел взглядом зал, по которому прокатился разноязыкий шепот.

– Это настоящий терроризм, – возмущенно воскликнул Дэвид Смит, решивший поддержать соотечественника, явно терявшего свои позиции в этом споре. – Вы хотите взять в заложники целую страну, вернее, даже целый континент. Известно, что Иран давно оказывает поддержку террористическим организациям на Ближнем Востоке, например, группировке "Хезболла", на руках членов которой – кровь сотен, если не тысяч убитых, причем по большей части жертвами их нападений становились мирные граждане, – гневно произнес американский бизнесмен. – Эти факты давно не тайна ни для кого, и после того, как вы предлагаете присоединиться к вашему решению, вы сами становитесь террористами, причем ваши действия не идут ни в какое сравнение со всем, что мы могли видеть ранее. Моя страна, если ваше предложение будет принято, в полном праве объявить войну уже не Ирану, а Саудовской Аравии и тем государствам, которые к ней присоединятся. Мы не давали повода для подобных ультиматумов, и я уверен, что президент не станет медлить, если под угрозой окажется национальная безопасность Соединенных Штатов.

– Вы дали нам достаточно поводов и для более радикальных действий, – не терпящим возражений тоном произнес Аль Хазри, хищно поджав губы и в этот миг уподобившись какому-то крылатому хищнику, орлу или ястребу. – Ваша страна давно дала понять всему миру, что готова применить силу в любой части планеты и в любом объеме, если не будут удовлетворены ее требования, в чем бы они ни заключались. Подлинным террором занимается ваш флот, присутствующий практически везде, ваши разведывательные службы, проводящие ежегодно десятки провокаций по всему миру, свергающие законно избранных правителей разных государств, если политика их вдруг начинает расходиться с желаниями Белого Дома. И ни я, никто в мире не желает узнавать из утренних выпусков новостей, что гнев Соединенных Штатов в очередной раз обрушился на ту или иную страну, и созерцать показательную порку в прямом эфире. Вы не желали слышать, когда с вами вели диалог, взывая к разуму. Ну, так что ж, теперь мы заставим пробудиться в ваших алчных душах страх, если иначе вас не остановить в вашем стремлении диктовать всем и вся свою волю, как единственно верную в этом мире.

– Господа, прошу вас, – встрял в дискуссию Веласкес, вспомнивший о своей роли распорядителя на этой встрече. – Довольно споров, господа. Представитель Саудовской Аравии внес на наше рассмотрение предложение своего правительства, и мы, согласно процедуре, должны проголосовать за него, – предложил эквадорец, явственно чувствовавший в эту секунду весь непередаваемый идиотизм ситуации. – Мы все уважаем мнение американских гостей, и я уверен, что никто из присутствующих здесь не желает нанести ущерб Соединенным Штатам какими-либо действиями, но нельзя отступать от процедуры. Итак, господа, прошу вас, кто желает поддержать предложение господина Аль Хазри?

– Венесуэла готова присоединиться к Саудовской Аравии, – незамедлительно произнес Рамон Эчеверия, представитель этой южноамериканской республики, а мощные усилители донесли его слова, сказанные очень тихо, до каждого, кто был рядом. – Мы не желаем участи Ирака ни себе, ни любой другой стране, даже если она и не имеет отношения к ОПЕК. Алчность правителей США уже привела ко многим войнам, унесшим жизни тысяч людей и низвергнувшим целые государства в пучину хаоса и гражданской войны. Нет мира в Афганистане, на землях которого льется кровь уже три десятилетия. Охвачен войной Ирак, и пламя этой войны может перекинуться на его соседей. Несмотря на свержение и казнь Саддама Хусейна, в Междуречье еще долго не наступит мир, и вина за те тысячи смертей ложится на плечи американцев, всех до единого, начиная от президента и заканчивая последним нищим в этой стране, если он не лишен избирательного права. Волей американского народа началась эта война, конца которой не видно.

И я заявляю, что наше правительство, наш народ не желает, чтобы однажды с согласия простых американцев, обманутых своими правителями, война пришла и на нашу землю. Венесуэла, как и Ирак, богата нефтью, и уже это делает нас мишенью для американских бомб и ракет. Поэтому мы готовы в случае любых агрессивных действия со стороны США, как против Ирана, так и против иного члена нашей организации, прекратить поставки нефти в Соединенные Штаты. А поскольку США действуют не самостоятельно, а как один из участников блока НАТО, мы предлагаем ввести эмбарго и против членов этого альянса, поддерживающих Соединенные Штаты в их агрессивных устремлениях.

Сверкнув глазами, горячий и темпераментный, как все уроженцы знойного южноамериканского континента, венесуэлец умолк, гордо вскинув подбородок и глядя на сидевших неподалеку американцев с явным вызовом.

– Ливия готова присоединиться к нефтяному эмбарго в случае агрессивных действий Соединенных Штатов, – громогласно заявил ливийский представитель, стоило только умолкнуть посланнику Венесуэлы. Его слова не были неожиданностью даже для самих американцев, отлично помнивших всю историю взаимоотношений с этой североафриканской страной. – Мы на себе испытали коварство и алчность Америки, и не желаем такой судьбы ни для кого иного, – решительно заявил эмиссар несгибаемого полковника Каддафи. – Мы целиком и полностью поддержим инициативу Саудовской Аравии.

– Дьявол, – выругался себе под нос Саммерс, поняв, что сейчас в том же духе могут высказаться и остальные участники конференции, а он ничего, абсолютно ничего не сможет им противопоставить. – Боже, храни Америку.

– Кувейт не готов к таким решительным мерам. – Такое заявление американцы тоже могли предсказать с высокой вероятностью, хотя сейчас, право же, уверенности не было ни в чем. – Мы полагаем, прежде чем принимать столь серьезные решения, нужно внимательно оценить ситуацию.

При этих словах черноглазого горбоносого араба Гордону Саммерсу стало чуть легче, но именно что чуть. Министр американской энергетики и его спутники понимали, что Кувейт останется их союзником хотя бы в память о защите от иракской агрессии в недавнем прошлом, но это мало что меняло.

– Катар поддерживает Саудовскую Аравию. Мы готовы объявить эмбарго на поставки нефти!

– Индонезия присоединится к действиям Саудовской Аравии!

– Алжир склонен следовать инициативе короля Саудовской Аравии, если действия США выйдут за рамки международного права, – представитель этой африканской страны, занимавшей не самое заметное место среди экспортеров нефти в мире, держался хотя и с осторожностью, но все же весьма уверенно.

– Объединенные Арабские эмираты полностью на стороне Саудовской Аравии, – принц Бин Джавад чуть заметно усмехнулся, бросив короткий взгляд на опешившего от происходящего не меньше американцев Решетникова. Русский министр сейчас понял, почему араб решил, что не стоит озвучивать предложение ОПЕК, адресованное России, публично. На всех присутствующих сегодня и так свалилось слишком много новостей. – И мы поддержим намерения наших соседей, если на иранскую землю упадет хоть одна американская бомба или ступит нога пришедшего из-за океана солдата.

– Нигерия согласна с арабскими партнерами, – чернокожий африканец не проявил никаких эмоций, как и все, кто высказывался до него. Но в голосе этого человека, сейчас похожего на бесстрастного божка своих предков, выточенного из эбенового дерева, слышалась непоколебимая решимость.

Остальные участники встречи, явно испытывая определенные опасения, повели себя намного сдержаннее, заявив о своем желании сохранить нейтралитет. Но и того, что было сказано в первые минуты голосования, хватило, чтобы на голове Саммерса прибавилось седых волос. А тем временем взоры присутствующих обратились к иранской делегации, представители которой пока не проронили ни слова.

– Мы благодарим всех за поддержку, – курчавый перс говорил проникновенно и искренне, хотя это и могло быть просто притворство, как и многое из того, что говорят и делают уроженцы таинственного Востока. – Исламская Республика Иран благодарна вам за вашу готовность пойти на столь резкие и опасные, прежде всего для вас самих меры, дабы обеспечить безопасность нашей страны и нашего народа. Я не уполномочен делать такие заявления, но готов утверждать, что наше правительство не вынашивает каких-либо агрессивных планов против любого государства в Азии и иной части света. Мы не стремимся стать обладателями ядерного оружия, в чем нас неоднократно обвиняли представители Соединенных Штатов, а наше сотрудничество в области атомной энергии с Россией, которое многократно ставилось нам в вину Западом, носит исключительно мирный характер. Также мы не поддерживаем никакие террористические организации любым возможным способом. И я могу вас заверить, что моя страна не посмеет своими действиями поставить вас в такое положение, чтобы вам пришлось реализовать свои намерения. Мы стремимся к миру, к мирному сосуществованию со всеми государствами.

Решение было принято, соглашение заключено, и никто, кажется, отныне был не в силах изменить случившееся, повернув вспять поток событий.

– Боже, это немыслимо, – в полголоса простонал Саммерс, содрогнувшись от ужаса. Он видел, как в эти самые минуты объединяется казавшийся доселе разрозненным, раздираемым малопонятными уроженцам запада противоречиями, исламский мир, как самые разные страны, различающиеся и по религии, и по достатку, встают плечо к плечу, на пути Америки. И это было страшно. – Господи, храни нас и нашу страну.

– Думаю, Гордон, Бог здесь не поможет, – усмехнувшись, так же тихо возразил министру Смит. – Я бы уповал на корпус морской пехоты, от него сейчас пользы будет несравнимо больше.

– Вы хотите войны со всем арабским миром? – в неподдельном удивлении выпучил глаза Саммерс. – Это же безумие, Дэвид! Один только Ирак обошелся нам невероятно дорого, и повторение этого может обернуться для Америки жуткими последствиями. Война для нашей страны с арабами равносильна самоубийству – топливо для наших танков и самолетов кончится раньше, чем наши войска захватят нефтяные промыслы где-нибудь в Абу-Даби.

– Есть немало иных альтернатив, – покачал головой Смит. – Но решать не нам, мой друг. Однако я полагаю необходимым как можно скорее вернуться в Вашингтон, чтобы там во всех подробностях обрисовать сложившуюся картину.

– Верно, нам нужно действовать быстро, – согласился Саммерс. – Времени нет. И, пожалуй, у советников нашего президента вскоре прибавится забот. – Министр невесело усмехнулся.

Глава 5 Ультиматум

Москва, Россия

21 марта

Заходящее солнце вонзало свои лучи в сверкающую стеклом и сталью стену пятидесятиэтажного небоскреба, возвышавшегося над центром Москвы, и походившего на вонзившееся в небо сверкающее копье. Футуристического вида здание, схожих с которым больше не было, казалось памятником прогрессу и предприимчивости, монументом, возведенным в честь тех людей, что ежедневно собирались в его многочисленных кабинетах и залах, преумножая состояние в миллиарды долларов, решая, куда направить финансовые потоки, чтобы получить все большие прибыли. И сейчас на одном из верхних этажей эти самые люди, спешно собравшиеся вместе, вели напряженные переговоры, от исхода которых зависела, ни много, ни мало, их дальнейшая судьба, судьба доставшейся им власти и богатства.

Несмотря на то, что весеннее солнце уже ощутимо пригревало, в одном из помещений, расположенных в самом острие устремившегося в небеса шпиля царила прохлада, обеспечиваемая мощными кондиционерами, а окна были плотно закрыты жалюзи, сквозь которые не проникал ни один луч. Удобно расположившиеся за огромным овальным столом, почти пустым, если не считать нескольких бутылок минералки и высоких стаканов, люди тяжелыми, полными недовольства взглядами смотрели на Максима Громова. Незваный гость, ныне представлявший государство и, казалось бы, обязанный всюду ощущать его поддержку, он невольно поежился, надеясь, что его собеседники не заметили этого. Сейчас было бы абсолютно некстати дать этой стае торгашей заметить то беспокойство и явный дискомфорт, которые не отпускали Максима уже два часа.

В этой просторной светлой комнате, которой больше подходило определение – зал, сегодня собрались, наверное, одни из самых влиятельных в стране людей. Во всяком случае, пока эта встреча не завершилась чем-то определенным, Максим мог считать их таковыми, ведь перед ним сидели члены правления и одновременно собственники крупнейшей в стране корпорации "Нефтьпром", уже много лет фактически монополизировавшей добычу и экспорт нефти и газа за рубеж. По сути, от того, какие решения будут принимать эти люди, совсем недавно зависела судьба не только сотен тысяч работников компании, и даже не государства в целом, а, ни много, ни мало, всей Европы, которая последние годы существовала почти исключительно за счет ввозимого из России топлива. Так было долгое время, но сегодня власти этой кучки дельцов должен был наступить конец. И причиной тому был именно визит Громова, неожиданный для его собеседников, ну или почти неожиданный, ведь свои люди были у них во всех структурах, и наверняка о появлении доверенного лица самого президента их все же успели предупредить, только едва ли это могло чем-то облегчить их участь.

– Итак, уважаемый Максим Юрьевич, вы предлагаете нам расстаться с контрольным пакетом акций, который, разумеется, перейдет государству, – стараясь скрывать недовольство, сквозь зубы спросил упитанный мужчина явно кавказской внешности. Он непрерывно барабанил пальцами по полированной крышке стола, и от частых движений у Максима уже рябило в глазах, поскольку усыпавшие пухлые пальцы этого человека перстни сверкали в лучах заходящего солнца. – Мы вас правильно поняли?

– Да, Гоги Зурабович, – уважительно, настолько, насколько это было возможно, ответил Максим.

Громов знал себе цену, и знал, какие силы стоят за его спиной, но Гоги Берквадзе, генеральный директор "Нефтьпрома", а по совместительству и человек, владевший контрольным пакетом акций этой могущественной корпорации, пока еще требовал к себе уважения, или хотя бы видимости его.

– Все верно, – подтвердил тот, кто сейчас являлся, пусть и сугубо неофициально, эмиссаром Кремля. – Мы, то есть государственная корпорация "Росэнергия", которую я имею честь здесь представлять, хотим приобрести пятьдесят один процент акций вашей компании, то есть ровно столько, сколько находится в вашей собственности. Свою цену мы уже назвали, теперь я жду вашего решения.

Вольготно рассевшиеся за огромным столом мужчины в дорогих – Максим о таких мог только мечтать, хотя и не имел повода считать себя бедным – костюмах, пошитых лучшими мастерами Европы, и шикарных золотых ролексах, многозначительно переглянулись между собой. Громов ощущал исходившую от них ненависть, ведь его появление стало первым признаком падения их могущества и власти, которыми привыкли упиваться эти люди. И никто из них не желал расставаться с этим по собственной воле.

Порой Максиму начинало казаться, что он сидит лицом к лицу со стаей волков, или, точнее, бродячих псов, злобных и яростных, едва сдерживающихся от того, чтобы не вцепиться ему в горло. Громов намеренно явился сюда один, заставив сопровождавших его помощников ждать окончания переговоров снаружи. И у него было верное средство, чтобы сломить сопротивление этой стаи, которым он мог воспользоваться в одиночку.

– Вы предложили нам едва ли половину рыночной цены, – с заметным кавказским акцентом произнес, нарушив затянувшееся молчание, сидевший по левую руку от Берквадзе финансовый директор корпорации, второй по влиятельности человек в этой огромной могущественной империи. – И, по-вашему, это приемлемое для нас предложение? Мы давно живем по законам рынка, и то, что вы представляете государственную корпорацию, абсолютно ничего не меняет. Я считаю ваше предложение обычной наглостью и, думаю, мои коллеги в этом со мною согласятся.

– Да, верно, – все присутствовавшие, словно получили команду, заговорили в один голос. – Это дикость, варварство. Вы просто хотите нас ограбить. Это не рыночная сделка, не бизнес. – Мужчины стали оглядываться друг на друга, словно каждый искал у соседа поддержки и одобрения своего праведного гнева.

– Простите, господа, – начиная ощущать растущее в душе бешенство, насколько мог спокойно произнес Громов, чуть повысив голос. К его удивлению, бормотание тут же утихло, и в его сторону направились заинтересованные взгляды. – Я не совсем понимаю, почему вы считаете предложенную вам сделку не рыночной. Никто не хочет отобрать у вас ваши акции безвозмездно, напротив, мы предлагаем вам хорошую цену в твердой валюте. По-моему, это вполне цивилизованный подход, но уж никак не варварство.

– Вы хотите забрать наш бизнес за жалкие копейки, – возмутился Берквадзе, нахмурив брови. – На настоящих торгах мы могли бы получить в десять раз больше, как минимум, так почему же мы должны принять ваши условия сейчас? Пока никто из нас не собирается продавать свои акции, а если такое желание возникнет, то мы постараемся сделать это с максимальной выгодой.

– Тех денег, что я предложил вам, вполне достаточно, чтобы обеспечить не только вашу старость, господа, но еще и старость ваших внуков, даже если те за всю жизнь сами не заработают ни гроша, – усмехнулся представитель "Росэнергии". – Миллионы граждан нашей страны умудряются выживать на десять тысяч рублей в месяц, и им этого хватает, – напомнил Громов, почти не скрывая своего раздражения. – Вы же, господа, получите несоизмеримо больше.

– Это что, издевательство? – прорычал Берквадзе. – Мне плевать на ваши миллионы граждан. Пусть они живут, как хотят, если ни на что не способны, и не могут сами себя обеспечить, – презрительно фыркнул глава правления "Нефтьпрома". – Всего, что мы имеем, мы добились сами, ни от кого не получая помощи да и не рассчитывая на нее. И теперь вы хотите нас обобрать до нитки, при этом еще убеждая, что мы будем жить лучше, чем ваши миллионы нищих, этих алкоголиков и дегенератов. Нет, мы даже не собираемся больше обсуждать ваше предложение, – отрезал Гоги Берквадзе, энергично мотая головой. – Я думаю, господин Громов, наша встреча подошла к концу.

– Тому, чего вы добились, вы обязаны труду тысяч простых людей, в нечеловеческих условиях разрабатывающих все новые месторождения газа и нефти, – зло произнес мысленно пославший куда подальше все условности Громов. – И еще вы обязаны этим нашей стране, недра которой оказались богаты столь ценным нынче сырьем. Живи вы в Англии, во Франции, да где угодно, и вы были бы никем. Вам просто повезло, вы оказались в нужное время в нужном месте, и в этом нет ничего, кроме вашей изворотливости простого случая. А потому я считаю, что предложенные вам условия должны быть приняты незамедлительно и без каких-либо возражений. Я уважаю настоящих предпринимателей, тех, кто, рискуя своими средствами, действительно создает что-либо новое, но вы лишь проложили несколько труб от нефтяных вышек до границы нашей страны, и здесь нет искусства бизнеса. Инновациям вы предпочли простую продажу сырья, принадлежащего, как бы избито это не звучало сейчас, всему народу, и за это я не могу испытывать к вам уважения.

– Что вы себе позволяете? – взревел, приподнимаясь из-за стола Берквадзе. – Это оскорбление, и вы ответите за него. Я прикажу охране просто выкинуть вас вон, и мне плевать, что вы здесь по воле президента. Мне плевать и на президента, если вы хотите знать!

Кровь прилила к широкому, заплывшему жиром лицу генерального директора "Нефтьпрома", и Максиму показалось, что его в любой миг может хватить удар.

– Прежде, чем вы кому-либо что-либо прикажете, господин Берквадзе, – в голосе Громова прорезался металл, он был теперь непреклонен и невозмутим, и эта его уверенность заставила кое-кого из присутствующих умолкнуть, забыв о своей власти и влиянии. – Прежде уделите мне еще несколько минут. Я не стану зря тратить ваше драгоценное время, уверяю вас. Я также смею надеяться, что все сказанные вами только что слова были необдуманными, и вырвались у вас под влиянием сильных эмоций, ведь в противном случае вы напрашиваетесь на очень серьезные неприятности.

– Что вы хотите нам еще сказать после того, что уже было вами произнесено, – надменно, словно делая огромное одолжение Максиму, спросил финансовый директор Кабалия. – Не думаете ли вы пугать нас?

– О, что вы, – наигранно удивился Максим, чувствуя, как в глубине души поднимается волн неудержимой ярости, и стараясь не дать ей овладеть его разумом в этот миг. – Я не собираюсь вас пугать, вовсе нет. Просто я хочу вам напомнить перед тем, как вы дадите окончательный ответ на наше предложение, о пятидесяти миллионах долларов, которые были перечислены вами неким неправительственным общественным организациям, действующим преимущественно на Северном Кавказе, примерно десять лет тому назад. В настоящее время уже доказана причастность к криминалу большинства этих так называемых общественных объединений, часть из них самораспустилась, на некоторые заведены дела в прокуратуре. А перечисленные вами этим структурам средства, названные спонсорской помощью, оказались в кармане главарей террористической сети, действующей в Чечне и ряде прилегающих республик. На них было приобретено огромное количество оружия, завербованы информаторы, привлечены иностранные наемники. В результате вылазок бандитов тогда погибли сотни наших солдат, милиционеров и просто мирных граждан, а об экономическом ущербе я вовсе молчу. Также известно, что часть тех денег, минуя наших, отечественных "потребителей", оказалась сразу на иностранных счетах, фактически принадлежащих таким известным организациям, как, к примеру "Аль Кайда". Это, кстати, позволило кое-кому на Западе обвинить Россию в поддержке международного терроризма, – добавил Громов. – Престижу страны был нанесен мощный удар, и вина в том лежит и на вас, господа.

– Бред, – недоуменно помотал головой Берквадзе. – Это просто нечестная игра наших конкурентов, пытающихся таким образом дискредитировать "Нефтьпром". – В голосе главы нефтяного гиганта, однако, больше не ощущалась та уверенность, которую он источал еще мгновение назад. Да и остальные, кто слышал слова Громова, как-то сникли, принявшись нервно переглядываться между собой.

– Еще тогда, десять лет назад, нас проверяли самым тщательным образом, и ваши же коллеги, правительственные чиновники, сделали вывод, что нами не было совершено какое-либо преступление, – всячески пытаясь казаться неколебимым, как и прежде, заявил Берквадзе. – И мы не можем отвечать за то, как наши партнеры распоряжаются полученными от нас по тем или иным договорам средствами. Это провокация, господин Громов, и не более того, дешевый спектакль, рассчитанный на слабоумную публику.

– Возможно, – спокойно, словно ничего не происходило, кивнул Максим. – Но я также могу сказать, какие именно суммы были перечислены на личные счета тех самых чиновников из счетной палаты, прокуратуры и прочих служб, занимавшихся проверкой ваших финансов. Более того, я могу с уверенностью сказать, как именно каждый из этих людей распорядился презентованными ему круглыми суммами. Кто-то построил себе шикарную дачу, адреса у меня есть, кто-то вдруг стал акционером какого-либо крупного концерна, некоторые внезапно изыскали средства, чтобы послать своих детей учиться в лучшие университеты Европы. И я смогу предоставить доказательства своих слов, не сомневайтесь в этом. Платежные документы, видеозаписи – все это ляжет на ваши столы, если вам будет недостаточно моих слов. И еще кое-что, господа, – озвученный мною эпизод вовсе не единственный в прошлом вашей фирмы, хотя и наиболее заметный.

– Фарс, – сквозь зубы процедил Вахтанг Кабалия, но Громов видел, что тот отлично понял все, о чем только что сказал Максим. Понял, и испугался. – Почему вы не воспользовались этой информацией сразу же, по горячим следам, если вам что-то известно? Зачем было нужно тянуть несколько лет? – Финансовый директор "Нефтьпрома" усмехнулся: – Вы хотите нас запугать, как пацанов, но вы ошибаетесь, если думаете, что на нас подействуют такие дурацкие фокусы. Не на тех нарвались, господин Громов!

– Вы забыли, уважаемый Вахтанг Шотович, что у власти тогда стояли иные люди, и это их нужно спрашивать, почему они медлили. – Максим легко поднялся из-за стола, аккуратно сложив в кожаную папку принесенные с собой документы. – Итак, господа, не смею больше отнимать ваше время, и надеюсь, что к следующей встрече вы будете готовы принять верное решение. Всего доброго, до свидания, – с этими словами он покинул комнату переговоров, не дав своим собеседникам произнести ни слова.

В течение нескольких минут после того, как Громов покинул совещание, царила тишина. Все присутствующие находились под впечатлением от происходящего, пытаясь осмыслить все, сказанное гостем.

– Да что он себе позволяет, – наконец произнес, нарушив затянувшееся молчание, Кабалия. – Кто он вообще такой, этот мальчишка? Как он смеет разговаривать с нами в таком тоне? Стращает нас своими байками, ублюдок! Явился с пустыми руками, и думает, что мы испугаемся его гонора, щенок!

Громов, которому было чуть меньше сорока лет, едва ли подходил под определение, данное ему финансовым директором корпорации, который сам недавно отметил свое пятидесятилетие. Но Кабалия имел в виду вовсе не возраст, называя Максима мальчишкой, он подразумевал разницу в их способностях, разницу в доставшейся им власти.

– Громов, конечно, никто, – невесело усмехнулся Берквадзе, нервно дергая узел галстука и пытаясь его расслабить. Он резким движением плеснул себе воды в стакан, расплескав половину бутылки, залпом выпил ее, и только потом продолжил: – Сам по себе он лишь мелкий чиновник, исполнитель, почти ничего не способный предпринять против нас, но вы должны понять, кто стоит за его спиной.

– Захаров? – предположил Ефим Хайтман, юрисконсульт "Нефтьпрома", прежде не проронивший ни слова, но отлично запомнивший все, что здесь произошло, и уже успевший сделать некоторые выводы. – Или вы имеете в виду Швецова?

– Второе, – коротко бросил Берквадзе. – Захаров – только подставное лицо, почти ничем не отличающееся от Громова. Вы знаете, чьи распоряжения он выполняет. Нет, глава "Росэнергии" сам по себе для нас также не опасен. Но он предан президенту, как цепной пес, и будет действовать точно так, как тот решит.

– Да, у нас могут быть серьезные проблемы, – заметил Кабалия. – Захаров – приятель Швецова, они знакомы еще со времен Афганистана, и этот человек служит не за деньги, а за совесть. Он будет четко выполнять все, что прикажет президент.

– Проклятый полкан, – прошипел Хайтман. – Каким ветром его занесло на такие высоты, этого вояку? Сидел бы сейчас на пенсии, охранял бы платные автостоянки, как все эти чертовы ветераны, так нет, теперь он ставит нам палки в колеса. Возомнил о себе невесть что, ублюдок!

Ефим Хайтман мог не сдерживаться в выражениях, поскольку был уверен, что именно здесь и сейчас его слышат только присутствующие в этом помещении люди, в отличие от иных случаев, когда все переговоры от первого до последнего слова тщательно фиксировались сложнейшей аппаратурой.

– Довольно эмоций, мой друг, – Кабалия успокаивающе коснулся плеча Хайтмана, но тот лишь нервно сбросил его руку. – Нам сейчас стоит решить, насколько реальна озвученная Громовым угроза. Действительно ли он располагает неопровержимыми фактами, или это блеф?

– Давайте будем исходить из того, что он действительно что-то знает и, более того, может доказать свои слова, – предположил Виктор Кваснов, самый молодой из присутствующих, занимавшийся в "Нефтьпроме" вопросами планирования и анализа. – Лично я на его месте не стал бы бросаться такими словами, будь они абсолютно беспочвенными. В любом случае, мы с вами, господа, оказались в такой ситуации, когда лучше переоценить противника, нежели недооценить его.

– Но откуда, – уставился на него Берквадзе. – Откуда они могут что-то знать? Все было так тщательно скрыто, что комар носа не подточит, как говорят русские. Большая часть документов вообще должна быть уже уничтожена, а те, кто получал из наших рук деньги, едва ли станут об этом болтать на каждом углу. Они все повязаны, и их нам не нужно опасаться.

Однако и сам Гоги Берквадзе чувствовал сильные сомнения в собственных словах. Конечно, в свое время его люди потрудились на славу, заметая следы, и все же предателем мог быть кто угодно, работая одновременно на "Нефтьпром" и на спецслужбы. Берквадзе сам не единожды имел дела с двойными агентами, знал, как можно завербовать информатора, и не сомневался, что их противник при желании мог склонить к сотрудничеству даже высокопоставленных лиц, занимавших заметное положение в иерархии корпорации.

– Утечка могла произойти где угодно, – произнес Кабалия, соглашаясь с Квасновым. – Информация могла просочиться сквозь любые заслоны и фильтры, кто-то что-то сболтнул не в той компании, а кто-то другой запомнил услышанное, – предположил финансовый директор. – Порой достаточно лишь намека, особенно, если на определенные действия имеется санкция сверху, а в прокуратуре достаточно людей, способных разговорить любого молчуна, если есть за что зацепиться. Возможно, кто-то из тех, кого мы в свое время так щедро спонсировали, погорел на чем-то ином, и, спасая свою шкуру, решил сдать нас, надеясь на снисхождение.

Вновь воцарилось молчание. Четверо мужчин, в душе считавших себя всемогущими, оказались не на шутку обеспокоены, и, возможно, именно сейчас впервые ощутили свою уязвимость. Привыкшие безнаказанно проворачивать весьма сомнительные сделки, давно утратившие страх перед государством и его представителями в лице правоохранительных органов, привыкшие, что все и всех можно купить, они вдруг ощутили явную угрозу своему благополучию.

Каждому из них было что терять, и каждый в тайне понимал, что за ним есть немало такого, что способно обеспечить несколько лет в одной из сибирских колоний, хотя в этом никто из них не признался бы ни одному своему приятелю или коллеге. Они привыкли к мысли о своей неприкосновенности, но сейчас поняли, что появилась новая сила, противостоять которой они, возможно, просто не в состоянии, сила, которую они сбросили со счетов давным-давно, и, как оказалось, поступили весьма опрометчиво.

– Нужно поговорить с Сайфуллиным, – Берквадзе потянулся к трубке мобильника. – Сами мы мало что можем сделать в такой ситуации.

– Впутывать в эту историю еще кого-то, – удивленно воскликнул Кабалия. – Нужно ли предавать все это огласке?

Хайтман и Кваснов сдержанными возгласами поддержали финансового директора. Все же они еще были достаточно сильны, чтобы выносить сор из избы, и не желали предавать происходящее огласке.

– Насколько я знаю, – возразил генеральный директор, – люди из "Росэнергии" пытались подобраться и к нему. Думаю, они хотели от Рината точно того же, что и от нас. Швецов что-то затеял, и противостоять ему мы можем лишь все вместе. Как говорится, – мрачно усмехнулся Берквадзе, – в единстве наша сила, господа. Нужно обсудить ситуацию как можно быстрее, и подготовиться к борьбе.

Глава "Нефтьпрома" дозвонился очень быстро, ему показалось, что Ринат Сайфуллин ждал этого звонка, так быстро он поднял трубку.

– Ринат, это Гоги Берквадзе, – представился глава "Нефтьпрома". – Не отвлекаю?

– Нет, Гоги, все в порядке, – раздался знакомый голос с едва заметным акцентом, чуть искаженный динамиком. – Что-то случилось?

– Возникли кое-какие проблемы, – скривившись, произнес генеральный директор нефтяного концерна. – Понимаешь, – Берквадзе замялся на мгновение, но потом решил, что скрывать ему нечего, а время к тому же нынче дорого. – Сегодня к нам приезжал один парень из корпорации "Роснэнергия", слышал о такой?

– Да, слышал, – в голосе Сайфуллина послышалось напряжение. – Случайно то был не Максим Громов?

– Он самый, – удивился Берквадзе. – Ты его знаешь?

– Да, имел честь познакомиться лично, – ответил собеседник главы "Нефтьпрома". – Но лучше бы я его не знал. Я все понял, Гоги, но, думаю, нам больше не стоит обсуждать это по телефону. Связь сейчас очень ненадежна. Лучше давай встретимся где-нибудь.

– Я согласен, – Берквадзе не требовалось много времени на размышлении. – Где и когда увидимся?

– Приезжайте на мою виллу прямо сейчас, – предложил Ринат. – У меня тут гостит один человек, ему могут оказаться небезынтересными наши проблемы.

– Что за человек? – насторожился Гоги. – Я не хотел бы посвящать в наши дела посторонних.

– Приезжай, – не стал вдаваться в подробности Ринат. – Жду. – В трубке раздались короткие гудки.

Роскошное поместье владельца "Севернефти", второй по значимости нефтедобывающей компании в стране, по совместительству являвшегося еще и хозяином нескольких металлургических комбинатов, занимавшихся выплавкой никеля и алюминия, располагалось в сотне километров от столицы, и Берквадзе решил совершить короткое путешествие по воздуху. Легкий винтокрыл Ка-226, новейшая модель, оборудованная по последнему слову техники, в комфортабельном салоне которой находился аппарат спутниковой связи, компьютерный терминал с выходом в Интернет и некоторые другие технические хитрости, взлетел с располагавшегося рядом с главным офисом "Нефтьпрома" небольшого аэродрома, принадлежавшего компании.

Взяв курс на север, вертолет вскоре достиг цели, и Берквадзе, являвшийся сегодня единственным его пассажиром, смог с высоты птичьего полета обозреть владения своего приятеля и в некотором роде конкурента.

Огромный, раскинувшийся на сотни квадратных метров трехэтажный особняк стоял в центре обнесенного высоким забором, находившимся под постоянным наблюдением отлично вышколенной охраны участка площадью в сотни гектаров. Живописный уголок Подмосковья, фактически полностью отрезанный от всего остального мира, был тем местом, где могущественный бизнесмен любил проводить свободное время, для чего обустроил свое поместье наилучшим образом.

Легкий вертолет скользнул над синей лентой реки, над огромным парком, над которым трудились приглашенные из Англии специалисты, над просторным полем для гольфа. Всюду царил образцовый порядок, хотя почти нигде не было видно прислуги, получавшей огромные деньги за то, чтобы не показываться своему хозяину на глаза.

Вертолет Берквадзе приземлился на асфальтовый квадрат взлетной площадки, располагавшейся в паре сотен метров от особняка, являвшегося центром огромной усадьбы. Владелец "Нефтьпрома", хотя и мало разбирался в технике, понял, что охрана контролировала не только наземные подходы к имению, но и воздушное пространство, поскольку при подлете он слышал переговоры своего пилота с землей. Видимо, Ринат Сайфуллин очень дорожил своим спокойствием, и Гоги не удивился бы, узнай, например, что где-то в парке был укрыт зенитный комплекс, предназначенный для избавления от незваных гостей.

Стоило только шасси коснуться земли, как к вертолету приблизились два крепких молодых мужчины в легких костюмах, не вязавшихся с довольно прохладной погодой. Дождавшись, когда лопасти винта остановятся, и гость выберется наружу, они подошли к Берквадзе.

– Господин Берквадзе, – охранник говорил вежливо, но без подобострастия, уверенно и спокойно. – Ринат Шарипович ждет вас. Прошу, пройдемте с нами. – Не дожидаясь реакции гостя, он развернулся, и двинулся прочь по выложенной камнями дорожке. Его напарник, стоило только Гоги сделать шаг, пристроился позади Берквадзе, словно конвойный. Хозяин "Нефтьпрома" поежился, чувствуя упирающийся в спину цепкий взгляд "бодигарда".

Ринат, как выяснилось, ждал влиятельного гостя возле конюшни. Лошади были одной из немногочисленных известных посторонним слабостей этого человека, и он уделял им внимания ничуть не меньше, чем своему бизнесу. Вот и сейчас Сайфуллин с улыбкой смотрел на пущенного на длинном поводу тонконого скакуна, грациозно выгибавшего точеную шею и нервно фыркавшего время от времени.

– О, Гоги, старый друг, – заметив появление гостя, Ринат с распростертыми объятиями устремился к нему. Берквадзе сразу не понравилось такое проявление чувств, ведь они с Сайфуллиным не были большими приятелями, чаще оказываясь соперниками в бизнесе. Поведение Рината могло говорить о том, что у него серьезные проблемы, и он явно нервничает. – Как я рад тебя видеть! Здравствуй, дорогой!

Сайфуллин, якобы обуреваемый радостью от неожиданной встречи, попытался обнять Берквадзе, что выглядело весьма комично, поскольку Гоги был выше его на голову и гораздо крупнее. В молодости Берквадзе занимался тяжелой атлетикой, и фигуру сохранил соответствующую, к тому же за последние годы он порядком оброс жирком от спокойной жизни, и потому невысокому щуплому Ринату было весьма проблематично заключить его в объятия.

– Здравствуй, Ринат, – Берквадзе тоже решил соблюсти приличия. – Я тоже рад тебя видеть. – Здесь владелец "Нефтьпрома" был не далек от истины. Они никогда не были особо близкими друзьями и даже партнерами по бизнесу, но Берквадзе не считал Сайфуллина своим конкурентом. И даже когда интересы их пересекались, Ринат играл по правилам, что не могло не вызвать уважения. – Смотрю, приобрел новую зверюшку для свого зоопарка, – он указал на скакуна.

– Не смешно, – Ринат никогда не любил насмешек над своим хобби, и воспринимал их весьма болезненно. Собственно, Гоги поступил так лишь для того, чтобы понять, насколько взволнован его соперник. – Настоящий арабский скакун, из самих Эмиратов. Знаешь, сколько стоит? За такие деньги можно купить "Роллс-Ройс", да не простой, а тот, на котором Маргарет Тэтчер каталась, – с чувством оскорбленной гордости произнес Сайфуллин. – Только мне железо ни к чему, а это живое существо. Ты смотри, какая грация, какой экстерьер! Ну, разве не прелесть, а, Гоги?!

Похоже, подумал в этот миг Берквадзе, дела были плохи. Судя по неудержимому потоку слов, бившему из Рината, нервы у того были взвинчены до предела, а значит, произошло нечто из ряда вон выходящее, и глава "Нефтьпрома" уже догадывался, что это могло быть.

– Красив, спорить не стану, – конь и впрямь был хорош, хотя Берквадзе в лошадях почти ничего не понимал, и знаком с ними был больше по фильмам. – Ты, выходит, меня звал, чтобы покупкой похвастаться?

– Нет, нет, что ты, – помотал головой вмиг помрачневший Ринат. – У нас разговор будет куда серьезнее. Я тебе говорил, что у меня гостит один интересный человек?

– Да, говорил, – подтвердил Гоги. – Но кто он такой, я хотел бы знать? О некоторых вещах не стоит знать посторонним, и ты это должен понимать.

– Это полезный человек, – сообщил в ответ Сайыуллин. – Думаю, он сможет кое в чем помочь тебе, если я правильно понял твою проблему. Сейчас я вас познакомлю.

Ринат двинулся к особняку, и Берквадзе ничего не осталось, как последовать за ним. Охранники, которых, как заметил Гоги, стало уже шестеро, неслышно шагали рядом, все время озираясь по сторонам.

Роскошный особняк нефтяного короля, бывший, по сути, настоящим дворцом, стоял на невысоком холме, господствовавшем над окружающими его лугами и аккуратными рощами. Поднимаясь по мощеной камнем дорожке в горку, Берквадзе заметил нескольких молодых парней в строгих костюмах, стоявших вокруг громадного здания. Они старались не показываться на глаза, но не было никаких сомнений, что эти крепкие ребята держат под наблюдением все подходы к жилищу босса. Наверняка глаза охранников были дополнены и более сложными техническими средствами типа видеокамер или датчиков движения, но эти устройства, если и существовали, были отлично замаскированы.

Один из сопровождавших своего принципала телохранителей, когда они приблизились к крыльцу, распахнул перед владельцем имения и его гостем дверь, пропуская их в роскошно обставленную гостиную. Берквадзе, сам влачивший далеко не нищенское существование, только чуть слышно присвистнул, увидев дорогую старинную мебель, походившую больше на экспонаты музея, и многочисленные картины в тяжелых золоченых рамах. Ринат явно обставил помещение так, чтобы с первых мгновений произвести на любого гостя неизгладимое впечатление.

– Ринат Шарипович, – перед мужчинами, стоило им только оказаться в просторной гостиной, словно из воздуха возникла высокая молодая девушка в строгой униформе горничной. – Вам что-нибудь угодно?

– Нет, Галя, спасибо, – Сайфуллин небрежно отмахнулся. – Ступай. И предупреди всех, что я сейчас буду занят, – велел владелец особняка. – Никаких звонков не принимать, со мной никого не соединять, пусть хоть из Кремля звонят.

– Слушаюсь, Ринат Шарипович, – Галя, грациозно, но в рамках дозволенного, покачивая бедрами, удалилась.

– Итак, дорогой Гоги, что у тебя случилось такого, что ты так быстро примчался сюда, – спросил, наконец, Сайфуллин, когда они оба уединились в его рабочем кабинете. Это помещение было не в пример более скромным, сюда явно не допускались случайные люди, а посвященным не нужно было пускать пыль в глаза показной роскошью. – Думаю, у тебя действительно серьезные проблемы?

– Мы можем говорить откровенно? – Гоги покосился на третьего человека, присутствовавшего здесь. Молодой подтянутый мужчина, светловолосый, коротко стриженый, казалось, сошел с агитационного плаката времен Третьего Рейха. Он лишь молча кивнул на приветствие Берквадзе, когда тот вошел в кабинет, и крепко сжал его ладонь, демонстрируя недюжинную силу. – Это тот самый гость, о котором ты мне говорил?

– Это мистер Рональд Говард, корпорация "Юнайтед Петролеум", – представил незнакомца Ринат. – Можешь его не опасаться, это серьезный человек, понимающий специфику нашего бизнеса.

О "Ю-Пи" Берквадзе слышал многое, и потому взглянул на гостя своего приятеля с явным интересом. Мощная корпорация, пользовавшаяся поддержкой Белого Дома, возникла сравнительно недавно, сразу заявив о себе, как об одном из лидеров мирового рынка нефтепродуктов. Глава "Нефтьпрома" кое-что знал о их проектах, в том числе и о деятельности этой компании в Ираке, откуда "Юнайтед Петролеум" быстро вытеснил некоторые европейские и русские нефтедобывающие фирмы, опять же, пользуясь всемерной поддержкой американских оккупационных сил и местного марионеточного правительства. И меньше всего Берквадзе ожидал встретить заокеанских эмиссаров здесь, в сердце России.

– Итак, Гоги, – прервал размышления владельца "Нефтьпрома" Сайфуллин. – Ты хотел поделиться со мной своими проблемами, верно? Я слушаю.

– Не меня наехали, – сжав от досады кулаки, прорычал сквозь зубы Берквадзе. Он не мог больше сдерживать свои эмоции: – Понимаешь, как на пацана наехали. Я думал, времена разборок кончились, думал, что теперь меня никто не тронет, а тут такое!

Не в силах сдерживаться, Берквадзе выругался, грязно и замысловато, сбросив на мгновение маску респектабельного бизнесмена и став тем, кем он и был изначально – бандитом и уголовником, более привычным к воровскому сходняку, чем к светским раутам.

– Полагаю, виной тому – люди Швецова, – усмехнувшись, уточнил Ринат. – Из "Росэнергии", не так ли?

– Да, они, – мрачно кивнул Гоги, отведя, наконец, душу и немного поостыв. – Хотят отнять у меня все, понимаешь? Требуют контрольный пакет акций, а это значит, что я должен отдать им свою компанию. Они, конечно, предложили деньги, не скрою, и весьма немалые, но это же наглость, настоящий рэкет, как в девяностые.

– Зацепили на чем-то из прошлых грехов? – с усмешкой спросил Сайфуллин. – Да не стесняйся, – фыркнул он, чувствуя нежелание Берквадзе быть откровенным в присутствие американца. – У каждого из нас было в прошлой жизни такое, о чем хочется скорее забыть.

– Да, нашли зацепку, сволочи, – все так же мрачно ответил владелец "Нефтьпрома", понимая, что сейчас не тот момент, чтобы что-то скрывать. – Накопали кое-что из давно минувшего. Я боюсь, нам придется принять их условия, Ринат. Эти парни, похоже, настроены серьезно. Я надеялся на твою помощь, мы ведь делаем одно дело, и должны держаться друг за друга в такой ситуации. У тебя есть деньги и нужные знакомства, как и у меня, так нужно действовать вместе, объединив силы, используя все доступные нам средства, иначе поодиночке нас сломят очень быстро.

– Ты немного опоздал, друг, – пожал плечами Сайфуллин. – Я больше не занимаюсь нефтью, равно как и металлами.

– Что, – от удивления Берквадзе привстал с кресла, выпучив глаза. – Что произошло, Ринат?

– То же, что и с тобой. Ко мне пришли люди из "Росэнергии", некто Максим Громов, если быть точным, – сообщил Сайфуллин потрясенному владельцу "Нефтьпрома". – Он сделал мне схожее предложение, и тоже припомнил кое-что из прошлых дел. Этот парень был очень убедителен, должен тебе сказать, – Ринат невесело усмехнулся. – Он был у меня неделю назад, дал на раздумье ровно семь дней, и вчера я подписал предложенный контракт. "Севернефть" отныне вошла в состав "Росэнергии".

– Но как же так, Ринат? Они же сожрут нас поодиночке, ты должен это понять, – Берквадзе сокрушенно покачал головой, не в силах поверить в происходящее. Один из самых влиятельных людей в стране, имеющий связи во всех кругах, начиная от правительства и заканчивая явным криминалом, уступил без борьбы, даже не пытаясь отстаивать принадлежащее ему, добровольно отрешился от власти. – Сегодня сдался ты, мне, видимо, теперь тоже не остается иного выхода, затем наступит черед других, тех, на кого еще не обратили внимания в Кремле.

– О, ты удивишься, если узнаешь, как много уважаемых в нашей среде людей уже получили подобные предложения, – расхохотался Сайфуллин. – Мы с тобой – не первые, и далеко не единственные, дорогой Гоги. Захаров действует целеустремленно и напористо, и я уверен, если все пойдет так, как идет, он легко сломит всех, кто окажется в сфере интересов Швецова и его команды.

– Мистер Берквадзе, – вдруг произнес Говард, обратив на себя внимание Гоги. Говорил он чисто, без акцента, произнося каждое слово слишком правильно, словом, так, как едва ли смог бы говорить человек, для которого русский язык является родным. – Если позволите, я мог бы оказать вам помощь в сложившейся ситуации. Насколько я понимаю, вы не хотите расставаться со своей собственностью, уступая ее государственной корпорации, но опасаетесь не выдержать борьбы с властями. Я готов предложить вам, то есть вашей компании, войти в концерн, который я представляю. Это избавит вас от многих трудностей разом.

– Вот как, – усмехнулся Берквадзе. – А какая разница, в состав какой именно корпорации войдет моя компания, если мне она принадлежать не будет?

– Вы не так меня поняли, – невозмутимо возразил американец. – Никто не собирается отнимать у вас вашу собственность. "Нефтьпром" сохранит в значительной степени свою независимость, только он станет равноправным членом международного консорциума, и ваши местные власти уже не смогут на нее посягать. Я обещаю вам, что вам окажут любую необходимую помощь в решении возникших проблем, но вы должны принять решение как можно быстрее. Я предлагаю вам очень выгодные условия, поверьте мне, и не думаю, что вы откажетесь. Мои боссы заинтересованы в сотрудничестве с таким гигантом, как "Нефтьпром". Ваши связи, ваш опыт крайне важны для моего руководства, и оно окажет вам любую поддержку. Поверьте, вы не останетесь в проигрыше.

– Выходит, вы предлагаете мне защиту в обмен на вступление в ваш концерн, – уточнил Берквадзе, чувствуя, что этот белокурый сероглазый малый оказался не менее настойчивым, чем Громов, и понимая, что не может ответить отказом. – Но в силах ли вы будете защитить меня от возникшей угрозы?

– О, – усмехнулся Говард. – Вы даже не представляете себе наши возможности, мистер Берквадзе! Если вы дадите согласие, вас никто и никогда больше не посмеет тронуть, а если такое случится, он будет уничтожен в переносном и, если нужно, в самом прямом смысле этого слова.

– Хорошо, – кивнул Гоги. – Дайте мне день, я обдумаю ваше предложение, господин Говард. – Он обернулся к Ринату: – Извини, мне пора возвращаться в столицу, есть кое-какие дела. Спасибо, что принял меня, хотя я надеялся на более существенную помощь с твоей стороны. – Обменявшись рукопожатиями с собеседниками, Берквадзе вышел прочь.

После того, как Берквадзе, сопровождаемый молчаливыми телохранителями Рината, покинул особняк, направляясь к своему вертолету, Сайфуллин и его заморский гость некоторое время молчали, думая каждый об одном и том же, но, не желая озвучивать свои мысли.

– Полагаете, он согласится, – наконец произнес Ринат, обращаясь к Говарду. – Вы верите, что Берквадзе примет ваше предложение, не так ли?

– Разумеется, – согласно кивнул американец. – У него нет иного выхода. Расстаться со своим богатством, лишиться власти и могущества, к которым так привык, он не пожелает, это выше его сил, но выстоять против направленной на него мощи в одиночку он также не сумеет. Я нисколько не сомневаюсь, что ваш друг примет мое предложение не позже, чем завтра. И мне жаль, что вы решили поступить иначе. Неужели вам столь безразлично все то, чем вы владеете, господин Сайфуллин? – Говард вопросительно уставился на Рината, поежившегося под взглядом этих ничего не выражающих, словно у змеи, глаз.

– Не скрою, я люблю роскошную жизнь, люблю ощущать себя почти всемогущим, – согласно кинул Ринат. – Мне нравится, когда на меня смотрят с подобострастием сильные мира сего, нравится думать, что все вокруг в моей власти, – откровенно признался Сайфуллин. – Власть и богатство, как наркотики, привязывают к себе намертво. И всегда их нужно больше и больше, сколько бы ты уже не имел.

– Так в чем же дело, мой дорогой друг? Почему – нет?

– Потому что, господин Говард, – твердо ответил Сайфуллин, глядя в глаза собеседнику. – Потому, что вы затеяли очень опасную игру, вы, и те, кто стоит за вашей спиной. Я ведь ни на миг не поверю, что вы здесь по своей воле и действуете исключительно на свой страх и риск. Так вот, если сможете, передайте тем кукловодам, что дергают вас за ниточки, как марионетку, что, пока еще не поздно, им следует остановиться, иначе поднявшаяся волна сметет всех, какими бы сильными они ни были.

Сайфуллин встал, прошелся по комнате, на миг задержавшись возле окна и проводив взглядом оторвавшийся от земли вертолет, уносящий прочь отсюда Берквадзе, а затем обернулся к невозмутимому Говарду, следившему за своим собеседником:

– Не скрою, ваше предложение было весьма заманчивым, сэр, но я отказался по той причине, что не хочу быть участником того, что неизбежно произойдет из-за жадности ваших боссов в самом скором времени. И тем более, господин Говард, я не хочу стать виновником этого. И еще я думаю, своим появлением здесь вы подписали смертный приговор своей собственной стране.

Глава 6 Шоумены в погонах

Московская область, Россия

25 марта

Утро на подмосковном танкодроме начиналось многообещающе. Полковник Алексей Басов, заправлявший всем небогатым хозяйством, такого количества звезд на погонах, вернее такой плотности их в расчете на одного человека, не видел давно. Из втягивавшихся в распахнутые ворота полигона одинаковых черных "Волг" с тонированными стеклами один за другим выбирались одетые в парадную форму генералы, уверенно осматривавшиеся по сторонам, а рядом с ними неизменно находился хотя бы один адъютант в чине не меньше, чем майор, и это, не считая личных водителей каждого звездоносного гостя, которые тоже не были простыми солдатами.

– Здравия желаю, товарищ министр обороны, – едва только первый гость выбрался из машины, опираясь о протянутую руку своего ординарца, Басов тотчас подскочил к нему, вытянувшись в струнку. – Объект шестьсот сорок к испытаниям готов. Начальник полигона номер двести пятнадцать, полковник Басов. – Офицер браво щелкнул каблуками, как не смог бы и солдат из роты почтенного караула, поедая глазами начальство.

– Вольно, полковник, – небрежно кивнул маршал Лыков, грузный немолодой мужчина с большими звездами на погонах. На лице его были заметны старые, давно зарубцевавшиеся шрамы. На экране телевизора, когда не любивший излишнюю публичность министр обороны все же представал перед объективами телекамер, эти отметины обычны почти не были видны, тем более, если перед съемкой Лыков допускал до себя гримера. Но сейчас шрамы, протянувшиеся по щекам, отчетливо проступили.

Алексей знал, слышал прежде, что вовсе еще не маршал, и только старший лейтенант Лыков вытаскивал из подбитого душманами, пылающего танка своего товарища. Он спас друга, получив на память метку, которую не смогли стереть годы.

– Сейчас все соберутся, тогда и начнем. Пока свободны, – маршал махнул рукой, делая полковнику знак удалиться.

– Есть, товарищ министр, – Басов отдал честь, лихо развернулся на каблуках и двинулся к караулке.

Возле пропускного пункта под бдительными взглядами часовых остановились уже четыре машины, пассажиры которых, пользуясь случаем, устроили перекур, заодно и непринужденно общаясь между собой. Басов с первого взгляда узнал среди высокопоставленных гостей, продолжавших прибывать, главкома сухопутных войск Вареникова, командующего десантными войсками Строгова, невесть зачем оказавшегося здесь, и еще нескольких знакомых по теленовостям прошлых лет высших офицеров, в былые времена воевавших на Кавказе.

Следом за очередной представительской "Волгой" в ворота въехал ярко-красный микроавтобус "Фольксваген", притормозивший чуть в стороне от генеральских транспортных средств, а за ним, замыкая колонну, вкатился обычный армейский уазик цвета хаки, лишь чуть более новый, чем тысячи его собратьев. На фоне сияющих хромированными деталями седанов, пусть и не "Мерседесов", но тоже выглядевших внушительно, потертый внедорожник показался наблюдавшему за происходящим Алексею чем-то чужеродным.

Когда "русский джип", скрипнув тормозами, остановился, из распахнувшейся дверцы показался невысокий щуплый мужчина с погонами полковника. Выбравшись из не слишком удобного чрева внедорожника, которому никак не подходило гордое определение "салон", он с видимым удовольствием потянулся, косясь на сбившихся тесной кучкой генералов. Отцам-командирам, наслаждавшимся неожиданной встречей на свежем воздухе, к счастью, не было дела до сопровождавшего их офицера, и тот, тоже пытаясь использовать с толком свободную минуту, с наслаждением закурил, облокотившись на капот "УАЗа".

– Коля, здорово, – Басов, вглядевшись в лицо прибывшего полковника, едва не бегом кинулся к нему, радостно улыбаясь. – Здорово, дружище! Ты какими судьбами здесь оказался?

– Леха?- куривший офицер, казалось, не верил своим глазам. – Черт возьми, вот это да! Леха, здорово, – он сжал протянутую ладонь, обняв затем старого друга. – А ты здесь за главного, выходит? Не ожидал, думал, ты где-нибудь в Сибири или в тундре торчишь, а вишь ты – до столицы всего километров двести! Неужто перед отцами-командирами выслужился?

– Да, сюда перевели, – улыбнулся Басов. – Решили, что здесь я больше пригожусь, опытом, так сказать, воспользовались. Хотя старые грехи, сам знаешь, никто не забудет. Вот и приходится вертеться, как белка в колесе, а то и правда в заполярье пошлют, оленей строевой подготовке учить.

– Еще бы, приказ нарушил, да еще и генеральскому сынку в морду дал. Такое не забывается, – рассмеялся Николай, вспомнив давний случай. Тогда, шесть лет назад, когда в очередной раз усмиряли мятежных горцев, полковник Басов, командовавший танковым батальоном, несмотря на приказ командования, повел свои танки в атаку на занятый "духами" поселок, выбив оттуда банду, до этого державшую оборону несколько дней. А потом, после боя, на миг забывшись, он в порыве справедливого гнева вышиб пару зубов служившему под его началом капитану, отказавшемуся вести в бой свою роту. Оказавшийся сыном служившего в столице штабного генерала офицер решил, что приказы какого-то полковника его не касаются, в чем и был быстро разубежден. Он, однако, оказался весьма злопамятным и обидчивым человеком, и уже спустя пару дней Басов убыл на Сахалин, где и провел несколько лет, командуя складом горюче-смазочных материалов. – Закуривай. – Он протянул Алексею пачку сигарет.

– Это что за публика? – Басов обратил внимание на выбравшихся из рожденного на берегах Рейна микроавтобуса молодых людей и нескольких женщин, вытаскивавших из объемного багажника тяжелые сумки. Как определил полковник, странные гости точно не были военными, и их присутствие на считавшемся секретным полигоне тем более казалось странным.

– Пресса, – полупрезрительно усмехнулся Николай, сплюнув сквозь зубы. – Решили пустить пыль в глаза, показать им испытания. Эти, – он небрежно махнул рукой, указывая на приближавшихся к полковникам генералов, – хотят устроить небольшое шоу, вот и прихватили с собой телевизионщиков.

– Как в старые времена, – понимающе покивал Басов. – Пропагандистская машина вновь набирает обороты? Ну да ладно, мне нынче и впрямь есть, чем похвастаться. – В голосе Алексея слышалась гордость, поскольку сегодня он действительно собирался устроить шоу, такое, которое не забудется и через год. – Покажу такой спектакль, что и через год помнить будут. И главное – никаких фокусов, все по-настоящему. Ну, ты скоро и сам все увидишь, – добавил он, хлопнув Николая по плечу и подмигнув при этом.

Тем временем украшенные жестяными звездами ворота закрылись, впустив последнюю машину, из которой поспешно выбрался опоздавший офицер. Генералы, дождавшись, наконец, когда явится их коллега, двинулись к начальнику полигона, по-прежнему негромко перебрасываясь между собой короткими замечаниями.

– Можно начинать, – к мгновенно вытянувшимся по стойке смирно и отбросившим в сторону недокуренные сигареты полковникам приблизился министр обороны, сопровождаемый другими офицерами и державшимися чуть поодаль представителями прессы. Журналисты, на что сразу обратил внимание Басов, пока не спешили включать свою технику – режим, несмотря ни на что, никто не отменял.

– Вот, товарищи офицеры, – тем временем обратился к своей свите министр. – Полковник Басов, начальник полигона. Боевой офицер, танкист, воевал на Кавказе, имеет награды. Он руководит сегодняшними испытаниями. А это – полковник Белявский, его часть выбрана для опытной эксплуатации объекта шестьсот сорок.

– Прошу, товарищи офицеры, – Басов сделал приглашающий жест. – Следуйте за мной. Объект полностью готов к испытаниям, сейчас вы его увидите. – Он двинулся к видневшемуся неподалеку приземистому ангару.

По сути, секретный полигон представлял собой огороженное высоким забором холмистое поле, кое-где перемежавшееся редким лесом, а местами сильно заболоченное. Ничего особенно интересного здесь не было, если не считать нескольких сгрудившихся возле проходной зданий, в том числе казарм для немногочисленной охраны и обслуживающего персонала. Этот расположенный недалеко от Москвы полигон использовался, прежде всего, как демонстрационная площадка, а настоящие испытания новой техники проходили в более глухих и суровых краях. Однако это все равно был военный объект, а потому секретность здесь, соблюдалась даже в эпоху всеобщей безалаберности и разгильдяйства, и доставленный для показа высоким гостям "объект", как его назвали между собой служившие здесь офицеры, располагался в закрытом ангаре под охраной отделения солдат.

Заметив приближающуюся делегацию, часовые засуетились, распахивая тяжелые створки ворот и встав затем по обе стороны от них по стойке смирно. Ни у кого из солдат не хватило глупости изобразить бдительность и, к примеру, потребовать пароль или что-то в этом роде у сияющих золотом звезд генералов.

Офицеры, невольно умолкая, один за другим шагнули в полумрак нутра приземистого ангара, казалось, способного выдержать и обстрел из гаубицы. Бетонный пол был чисто выметен – не зря Басов для этого отрядил целых два отделения своих подчиненных, – и вообще кругом царил образцовый порядок. С точки зрения полковника это была вовсе не попытка пустить пыль в глаза высоким гостям и выслужиться перед начальством, а лишь проявление обычной аккуратности.

А в центре довольно тесного ангара, занимая почти все его внутреннее пространство, стоял приземистый угловатый танк, грозная боевая машина, покрытая свежей краской и пятнами масла и топлива, которая и была гвоздем сегодняшней программы. Наклоненный под большим углом лобовой лист низкого корпуса и такая же обтекаемая башня были покрыты плотно пригнанными друг к другу прямоугольными коробочками реактивной брони. Борта и башню танка опоясывали решетчатые экраны, призванные защитить его от кумулятивных снарядов и ракет, и грозно щерилось черной пустотой дуло длинноствольного орудия, выдававшегося далеко вперед за корпус.

Внешне танк заметно отличался от привычных собравшимся здесь офицерам боевых машин. Он казался очень низким, обтекаемым, словно гоночный автомобиль, а его сплющенная башня с большой кормовой нишей была абсолютно не похожа на примелькавшиеся полусферические башни русских танков, форма которых оставалась неизменной более полувека.

Этот танк был доставлен на полигон все три недели назад в чреве тяжелого транспортника "Руслан", прилетевшего из Омска, вместе с другим своим собратом из опытной партии. Третий танк, проходивший ходовые испытания в южных степях, был к тому времени уже возвращен на завод для капитального ремонта, поскольку за неделю интенсивной езды его двигатель оказался полностью изношен. Второй образец, впрочем, просуществовал не намного дольше, но теперь полковник был уверен в возможностях новой техники и, несмотря на присутствие множества высоких гостей, нисколько не беспокоился из-за предстоящих испытаний.

У борта боевой машины выстроились, застыв без движения, три молодых парня в слишком чистых, явно надетых исключительно ради визита генералов комбинезонах и наглухо застегнутых танковых шлемах.

– Товарищ полковник, – навстречу Басову шагнул молодой щуплый паренек в танкистском комбинезоне и потертом шлемофоне, вытянувшись по стойке смирно и четко отдав честь. – Экипаж объекта шестьсот сорок к проведению испытаний готов. Командир экипажа, гвардии старший сержант Бердыев.

– Как я понял, полковник, вы все же добились своего, и испытания будут проводить обычные солдаты-срочники, – спросил приблизившийся к танкистам министр обороны. – Не боитесь доверять им такую технику?

Экипаж, который и должен был провести показательные испытания, показался маршалу Лыкову слишком молодым, – каждому из танкистов хорошо, если исполнилось двадцать лет – и потому не внушал особого доверия.

– Танк испытывает экипаж из гвардейской Кантемировской танковой дивизии, товарищ маршал, – подтвердил Басов, уточнив затем: – Солдаты сверхсрочной службы. Уровень их подготовки в целом немного выше, чем у танкистов из других частей, так что все будет вполне реалистично. Я считаю, только в таких условиях можно понять, на что в действительности способен этот образец. Можно было, конечно, посадить за штурвал опытного водителя, приставить к оружию настоящего снайпера из испытательного центра, но ведь служить на этих танках, когда те поступят в войска в должном количестве, будут обычные солдаты, в лучшем случае – контрактники, – заметил Алексей. – И я хочу показать, что может новый танк именно с таким экипажем.

– Что ж, смело, – кивнул командующий сухопутными войсками, с интересом разглядывая опытный образец. – Смело, хотя и несколько рискованно. Но мы вам доверяем, полковник, и принимаем ваше решение. Все же вы правы, – согласился генерал, – и новый танк, как и любое другое оружие, должен быть рассчитан именно на средний уровень экипажа, на обычных солдат и сержантов, если мы хотим иметь действительно массовое оружие.

– Какова программа испытаний, – спросил вновь министр. – Вы вносили изменения?

– Никак нет, – отрицательно помотал головой Басов. – Как и было запланировано, товарищ маршал, сначала состоится стокилометровый марш-бросок по сильно пересеченной местности, потом будет минное поле и затем – огневые испытания, основная часть программы.

– Чем этот танк отличается от своих предшественников, – спросил генерал-десантник, придирчиво разглядывая боевую машину. – Что он может такого, чего не могут уже выпускаемые образцы? И зачем вообще понадобилось разрабатывать его? Кажется, эволюция танков уже завершилась, да и время их подходит к концу. Американцы, те вовсе который уже год говорят о том, что снимут свой "Абрамс" с вооружения.

– Именно, что говорят, товарищ генерал-майор, – возразил Басов с усмешкой. – Но пока не сильно торопятся претворять свои заявления в реальность, напротив, они сейчас вовсю ведут работы по созданию нового танка следующего поколения. "Абрамс" самим американцам, помешавшимся на силах быстрого развертывания, не нравится своей большой массой, благодаря которой его трудно перебрасывать по воздуху, при этом их танк справедливо является сейчас одним из самых лучших на Западе. А наш новый танк, пока известный, как объект шестьсот сорок, кстати, по всем параметрам превосходит этот самый "Абрамс", и легче его почти на пятнадцать тонн.

Особое внимание при разработке "объекта шестьсот сорок" было уделено повышению защищенности танка от существующих и перспективных противотанковых средств. Корпус выполнен из многослойной брони новой конструкции, что позволило при незначительном увеличении веса в полтора раза повысить защищенность машины от всех типов противотанковых боеприпасов. Американцы на танках М1А1НА "Абрамс" используют броню из обедненного урана, который обладает весьма ощутимой радиоактивностью, мы же применяем новые композиционные материалы, в том числе керамические элементы, обладающие повышенной стойкостью к кумулятивным боеприпасам.

Как и его предшественники, новый танк оснащен динамической броней. В основе ее лежит модульный комплекс динамической защиты "Кактус", разработанный несколько лет назад и успешно прошедший самый сложные испытания. Такой комплекс рассчитан на защиту танка от управляемых ракет с тандемными боевыми частями, типа новейших американских ракет AGM-114K "Хеллфайр-2" или европейских ATGW-3LR "Тригат". Кроме того, значительно возросла защита от боеприпасов с кинетическим поражающим действием, то есть бронебойных подкалиберных снарядов, в том числе и с сердечниками из обедненного урана. Встроенная динамическая защита полностью прикрывает лобовую проекцию корпуса и башни, а также борта.

Кроме того, сейчас на западе создаются противотанковые средства, действующие по принципу "непрямой атаки цели", то есть, поражающие танк с наименее защищенного направления – в крышу. К ним относятся ракетные комплексы "Джевелин" и "Билл", атакующие с пролета, а также авиационные кассетные боеприпасы типа CBU-97 с самонаводящимися боевыми элементами, действующими по принципу "ударного ядра". Кстати, с полета в крышу должен поражать бронированные цели разрабатываемый американцами для таковой пушки калибром сто двадцать миллиметров управляемый снаряд ХМ943. Поэтому приняты особые меры по защите верхней проекции танка. Здесь разработчики воспользовались опытом украинских коллег, разработавших комплекс динамической защиты "Нож".

Также корпус танка покрыт специальным радиопоглощающим составом, так называемая технология "стеллс". Очертания корпуса подобраны так, чтобы уменьшать отражающую поверхность и, как следствие, танк становится менее заметным для радиолокационных станций вероятного противника. Благодаря особой краске и устройству, смешивающему выхлопные газы с холодным воздухом, снижена заметность танка и в инфракрасном диапазоне, что уменьшает вероятность поражения авиационными ракетами типа AGM-65D "Мейверик" с тепловыми головками самонаведения.

В отличие от западных танков на "объекте шестьсот сорок" установлены системы активной защиты танка. Подобные системы уже приняты на вооружение и предлагаются на экспорт, но новый танк оснащен их модернизированными вариантами, способными, к примеру, перехватывать гиперзвуковые цели типа подкалиберных снарядов, а не только сравнительно низкоскоростные управляемые ракеты, и рассчитанными на поражение одновременно двух целей.

Следует заметить, что все новинки вовсе не являются опытными образцами штучного изготовления. Динамическая защита "Кактус" и комплексы активной защиты уже прошли полный цикл испытаний на танке Т-80УМ-1 "Барс", а радиопоглощающее покрытие применяется на серийно выпускаемых танках Т-80У. А потому, если новый объект будет принят на вооружение, могут быть в любой момент запущены в производство.

Полковник указал на укрытый теплозащитным кожухом длинный ствол орудия:

– И, наконец, в отличие от предыдущих моделей, объект шестьсот сорок вооружен стотридцатипятимилиметровым гладкоствольным орудием, которое по завершении испытаний может быть установлено и на все прочие типы танков, состоящих на вооружении нашей армии. Конструкция новой пушки позволяет осуществлять такую модернизацию, поскольку она взаимозаменяема с основной танковой пушкой 2А46М, которой сейчас вооружены все отечественные основные боевые танки.

Новое орудие по точности стрельбы, дальности прямого выстрела и могуществу бронебойных снарядов превосходит все отечественные и зарубежные аналоги, как серийно производящиеся, так и разрабатываемые. Включенные в его боекомплект подкалиберные снаряды с вольфрамовым сердечником, разработанные на базе снаряда 3БМ42 пушки 2А46М, по нашим расчетам, смогут поражать американские танки "Абрамс" последних модификаций с расстояния не менее полутора километров.

Ну, и, разумеется, орудие традиционно снабжено механизмом заряжания, поэтому экипаж танка, как и на прежних моделях, составляет всего три человека. В боекомплект входят как обычные снаряды разных типов, так и вновь созданные управляемые ракеты с увеличенной дальностью действия, более мощной боевой частью, рассчитанной на поражение новейших иностранных танков, а также более надежной системой управления, защищенной от помех различного характера.

Следует заметить, что автомат заряжания вмещает весь боекомплект, сорок два выстрела, в отличие от аналогичных систем танков предыдущего поколения. Это, во-первых, позволяет вести бой до полного израсходования снарядов, поскольку на прочих танках заряжание вручную почти исключено, ведь заражающего в экипаже нет, а командиру и наводчику есть, чем заняться в бою, помимо обслуживания орудия, а, во-вторых, снижает риск гибели машины.

По опыту локальных конфликтов, в том числе Чечни и, в особенности, арабо-израильских войн, где массово применялись отечественные танки, известно, что при попадании снаряда детонируют, как правило, выстрелы не в автомате заряжания, а те, которые рассованы по всему боевому отделению, образуя так называемую немеханизированную укладку. В результате танки буквально разрывает на куски. В данном случае вероятность этого мала, поскольку боекомплект расположен в кормовой нише башни, снабженной вышибными панелями, как у иностранных образцов. Энергия взрыва при детонации уйдет вверх, и экипаж с большой долей вероятности уцелеет.

– Да, это важное усовершенствование, – подтвердил маршал Лыков. Кадровый танкист, он видел доставленные из Грозного боевые машины, погибшие в январе девяносто пятого, а также и старые фотографии, сделанные в Ливане еще в восемьдесят втором году, и знал, что бывает с танком, в котором взрывается боекомплект. – Автомат заряжания танка Т-72Б, к примеру, рассчитан на двадцать два выстрела из сорока пяти, и по их израсходовании стрельба возможна только с места, поскольку заряжать орудие вручную должны поочередно командир экипажа и наводчик. А, учитывая, что техническая скорострельность танковых пушек достигает восьми выстрелов в минуту, ясно, что спустя всего три-четыре минуты сражения танк окажется почти безоружным.

По сути, в бою эти оставшиеся двадцать три выстрела не просто бесполезны, но еще и создают опасность для танка и экипажа. Ведь если автомат заряжания, расположенный под полом боевого отделения, обычно скрыт складками местности, и может сдетонировать только при подрыве на мине, то боекомплект, размещенный в башне, весьма уязвим, и при взрыве гарантированно влечет гибель танкистов, а часто и полное разрушение танка.

– Конечно, – заметил, предваряя возможные возражения, министр обороны, – американо-немецкая схема с размещением боезапаса в нише башни, крыша которой намеренно ослаблена, тоже не бесспорна, но если уж отечественное танкостроение ориентируется на автоматическое заряжание и сокращение экипажа, а, значит, уменьшение забронированного объема, то такой вариант пока является наиболее приемлемым.

Басов, приблизившись к танку, пальцем ткнул в возвышавшуюся над низкой башней прикрытую броней малокалиберную пушку, уставившуюся вперед тонким длинным стволом:

– В качестве дополнительного вооружения на новом танке вместо традиционного пулемета "Утес" установлена тридцатимиллиметровая автоматическая пушка, аналогичная тем, которыми вооружены наши боевые машины пехоты. Орудие размещено на бронированной лафетной установке, управляемой дистанционно изнутри танка, и может вести огонь по воздушным и наземным целям. Боекомплект установки, прежде проходившей испытания на танке Т-80БВ – четыреста пятьдесят снарядов.

Полковник, обойдя танк спереди, указал на торчавший из маски пушки ствол пулемета:

– Ну и традиционным спаренным пулеметом разработчики этой машины не пренебрегли. Это обычный танковый пулемет ПКТ калибром семь и шестьдесят две сотых миллиметра, стабилизированный, как и орудие. Он может использоваться, помимо прочего, и в качестве пристрелочного пулемета, что уже давно практикуют англичане на своих танках "Чифтен".

– Право же, впечатляет, – соглашаясь, покивал командующий десантными войсками. – Хотя все равно я не понимаю, для чего все это нужно. Едва ли в войнах нового поколения победа достанется тому, у кого больше этого тихоходного железа, – выражая сомнение, произнес генерал Строгов, с прищуром разглядывая танк. – Но, раз уж мы сюда приехали, хотелось бы посмотреть это чудо инженерной мысли в действии.

– Разумеется, товарищ генерал, – произнес Басов. – И мы можем начать прямо сейчас.

– Ну, так с Богом, – кивнул министр обороны. – Начинайте!

– Экипажу занять свои места, – отрывисто приказал Алексей, повернувшись к молча стоявшему у борта танка сержанту. – Приступить к испытаниям!

– Есть, – старший сержант Бердыев, козырнув, развернулся и буквально взлетел на башню, через мгновение исчезнув в распахнутом люке.

Водитель и наводчик тоже скользнули внутрь вслед командиром экипажа. Люки с глухим стуком захлопнулись, отрезав танк от всего окружающего мира.

– Ну, что, готовы? – спросил старший сержант, заняв свое место в башне и подключившись к танковому переговорному устройству.

Командир экипажа изрядно волновался, хотя и успел в совершенстве освоить новую боевую машину. Но обычно все заезды проходили в присутствии, самое большее, начальника полигона, а теперь за работой танкистов наблюдал, ни много, ни мало, сам министр обороны, и это добавляло нервозности. Азамат Бердыев слышал, что под взглядами высоких чинов порой отказывала и самая надежная прежде техника.

– Готов, командир, – отозвался располагавшийся полулежа в носовой части танка механик-водитель. Степан Нефедов, настоящий кубанский казак, считался одним из лучших водителей во всей дивизии, и Азамат гордился тем, что такой виртуоз оказался именно в его экипаже.

– Так точно, – делая вид, что следует уставу, сообщил меж тем и наводчик, сидевший по левую руку от Бердыева. – К работе готов, товарищ командир! – Он тоже волновался, впервые оказавшись в присутствии множества генералов, но знал, что все мысли о высоком начальстве улетучатся в тот же миг, как только танк тронется с места.

– Ну, тогда начали, – приказа старший сержант. – Запустить двигатель!

Механик-водитель, шумно выдохнув, чтобы так успокоить нервы, коснулся рычагов, вдыхая жизнь в ту глыбу брони, какой казался танк. Взревела, набирая обороты, мощная турбина. Рев перешел в высокий вой, словно это была не пятидесятитонная бронированная машина, а готовившийся к взлету реактивный самолет, и танк, лязгнув траками и резко рванувшись вперед, вылетел из ангара.

– Прошу, товарищи офицеры, – Басов указал на несколько "уазиков", стоявших неподалеку. – Предлагаю пока направиться в тир, где пройдут огневые испытания. Объект шестьсот сорок прибудет туда не более чем через полтора часа, мы, если выедем прямо сейчас, затратим несколько меньше времени.

Генералы один за другим исчезли в салонах армейских джипов, ныряя в предусмотрительно распахнутые водителями дверцы, и небольшая автоколонна двинулась по разбитой гусеницами тяжелой техники ухабистой дороге на поле, где и был оборудован танковый тир. После получасовой тряски автомобили поднялись на вершину плоского холма, где был оборудован наблюдательный пункт, и остановились.

– Пожалуйста, товарищи офицеры, – Басов, подтянутый и аккуратный, точно и не подпрыгивал только что в тесном уазике, подошел к с трудом выбиравшимся из машин генералам, большинство из которых уже слишком огрузнели для таких поездок. – Можете занять места, – предложил начальник полигона. – Основная часть испытаний начнется совсем скоро.

Генералы, следуя за Басовым, спустились в неглубокий окоп, затянутый сверху маскировочной стекой. За ними поспешили и немногочисленные представители прессы, выглядевшие еще более измученными, чем офицеры, которые все же когда-то были привычны к поездкам в еще более худших условиях.

На бруствере окопа стояли мощные артиллерийские бинокли на треногах. Через сильную оптику можно было в подробностях рассмотреть простиравшееся впереди поле площадью несколько квадратных километров, пересеченное наезженной колеей, хранившей следы проходивших здесь танков. Кое-где это подобие дороги целиком скрывалось в глубоких, полных вязкой грязи, лужах, скорее всего, созданных специально, как дополнительное препятствие.

– И долго ждать? – лениво спросил Алексея Белявский, облокотившись о бруствер и следя за суетой журналистов, подготавливавших к работе свою аппаратуру.

– Думаю, еще минут пятнадцать, – предположил Басов, взглянув на часы. – Если у них не возникнет трудностей по пути, долго ждать не придется.

– Пятнадцать минут, – Николай присвистнул от удивления. – С какой же скоростью он ездит?

– По шоссе не меньше восьмидесяти, – усмехнулся Алексей. – Не хуже Т-80, как ты понимаешь. Ну а по такой дороге – километров шестьдесят пять в час даст, в среднем.

– Неплохо, – понимающе кивнул Белявский. – Движок, вероятно, мощнее, чем на "восьмидесятках"?

– Турбина на тысячу четыреста сил, – подтвердил Николай, все чаще поглядывавший на вершину холма, где с минуты на минуту мог появиться испытываемый танк. – Чуть меньше, чем у "Абрамса", а масса почти на четверть ниже. Так что сам понимаешь, по удельной мощности "американец" отстает. А на заводе-изготовителе, как мне сказали, уже собирают несколько танков с дизелем В-99, специально для пустынь, в том числе, думаю и с расчетом на экспортные поставки каким-нибудь арабам. Наши конструкторы хотят создать унифицированное моторно-трансмиссионное отделение, чтобы упростить производство. Возможно, если дело выгорит, в серию пойдут обе версии, как Т-80У и Т-80УД, тем более, топливо они "кушают" одно и то же.

– Да, еще не разучились строить, – хохотнул Белявский. – А мне после испытаний не дашь покататься?

– Куда спешить, – хитро взглянул на него Алексей, ухмыляясь. – Если все пойдет, как предполагалось, твой полк скоро перевооружат новыми танками, тогда и поездишь, сколько захочешь, и никто у тебя их не отнимет.

– Не жмотничай, – укоризненно взглянул на него Николай. – Это когда еще будет, сам ведь знаешь, как нынче такие дела делаются. Объявят о принятии на вооружение, по телевизору покажут, а производить будут по танку в год, и то для каких-нибудь индусов или арабов, чтоб им пусто было. – Полковник в сердцах сплюнул, не в силах сдерживать эмоции: – Будто не так было, взять хоть "Черную акулу", хоть Су-34!

– Ладно, там видно будет, – смилостивился Басов, отлично понимавший желание старого друга. Сам Алексей тоже не упустил возможности, и, выгнав прочь водителя, целый день катался по полигону, а под конец занял место наводчика и выпустил несколько снарядов. Белявский также был влюблен в танки, служа столько лет в нищете и атмосфере всеобщего презрения только из-за этой любви, понять которую человеку, далекому от армии и оружия, было бы просто невозможно.

Тем временем события начали стремительно развиваться. Вдалеке в это время раздался стрекочуще-свистящий звук, который мог бы производить летящий вертолет. Странный шум приближался, становясь все отчетливее с каждой секундой, и внезапно на вершину холма, как бы служащего границей для стрельбища, не въехал, а буквально взлетел стремительно двигавшийся танк. Подняв тучу брызг, он проскочил огромную, полную вязкой грязи лужу, и устремился к подножью холма, не снижая скорость.

– Сейчас будет минное поле, – обратился Басов к оживившимся при появлении танка генералам, многие из которых тут же приникли к биноклям, следя за приближающейся боевой машиной. – Мы установили там как обычные контактные мины, так и оснащенные электромагнитными взрывателями.

– Мины настоящие, или это только взрывпакеты? – осведомился один из генералов с нашивками танкиста.

– Разумеется, настоящие, – кивнул Басов. – Мы старались обеспечить условия, максимально приближенные к реальным боевым действиям, причем не только против полудиких горцев.

– Но это же опасно, – воскликнул министр обороны. – Вы не боитесь, что танк подорвется, и погибнут люди?

– Товарищ министр, танк оснащен всем необходимым для преодоления сколь угодно плотного минного плоя, – уверенно возразил Алексей, неотрывно следивший за боевой машиной, уже спустившейся к самому подножию холма. – На нем установлен катково-ножевой минный трал КМТ-8, способный выдержать взрыв самой мощной противоднищевой мины. Также танк оснащен системой электромагнитной защиты, предназначенной для дистанционного подрыва мин с неконтактными взрывателями. И вы сейчас сможете убедиться в ее эффективности. – Он указал на мчащийся по разбитой колее танк: – Приготовьтесь, сейчас грохнет!

Грохнуло. На пути двигавшегося со скоростью едущего по шоссе автомобиля танка выросли кусты разрывов, и спустя мгновение боевая машина оказалась скрыта от наблюдателей дымом и взметнувшейся вверх землей. Сержант Бердыев за мгновение до этого тронул тумблер на панели управления, и мощный электромагнитный импульс, превосходящий излучение самого танка, коснулся чутких сенсоров многочисленных мин. Их взрыватели сработали безупречно, и на расстоянии в несколько метров перед танком и по бокам его начали взрываться мощные заряды, обманутые хитроумной аппаратурой. Танк продолжал двигаться вперед, как ни в чем ни бывало, а перед ним по земле катился вал взрывов.

В тот же миг, подчиняясь новой команде сержанта, опустился к самой земле тяжелый бронированный трал, похожий на смесь плуга и бульдозерного ножа. Выступающие вперед острые зубья врезались в землю, а за ними катились стальные валы, давившие изрытую взрывами и гусеницами землю. Одна за другой начали взрываться установленные на пути танка мины, соприкоснувшиеся с тралом, и обзор водителя на какое-то время оказался почти полностью закрыт дымом и пламенем. Заряды сильной взрывчатки подкидывали трал вверх, но прочное сооружение выдержало сильнейшее давление, и, наконец, минное поле кончилось. Путь был вновь свободен.

– Невероятно! – разом воскликнули несколько человек на наблюдательном пункте в тот миг, когда из облака пламени, смешанного с поднятой взрывами в воздух землей и жидкой грязью, словно сказочный феникс, вынырнул стремительно мчавшийся по ухабистой дороге танк. Его броня несла следы огня, башня и прикрывавшие гусеницы легкие экраны были покрыты пятнами копоти, тяжелый трал был искорежен, но танк двигался вперед, несмотря ни на что.

– Как вы видите, – не без гордости произнес весьма довольный произведенным эффектом Басов, – испытуемый образец без каких-либо серьезных повреждений прошел сквозь минное поле высокой плотности, сохранив полностью свою боеспособность. Мы рассчитываем, что в вероятных боевых действиях противник может использовать системы дистанционного минирования, внезапно выставляя заграждения на пути наступающих танковых колонн ограничивая, таким образом, их маневр. Чем это может обернуться в условиях превосходства авиации вероятного противника, оснащенной самыми различными противотанковыми боеприпасами, вероятно представляют все. Именно для применения в таких условиях и рассчитана новая усовершенствованная система противоминной защиты танка. И кроме всего увиденного вами, он защищен также и многослойной броней днища, способной выдержать взрыв мощного фугаса.

Тем временем танк взобрался на следующий холм, легко проскочив через глубокий ров и миновав бетонные надолбы, установленные у него на пути. Плоская прямоугольная башня развернулась, и длинный ствол орудия шевельнулся, выискивая цель.

– Сейчас начнутся огневые испытания, – сообщил тем временем Басов, превратившийся из офицера российской армии в настоящего шоумена. – На поле за холмом, на расстоянии от одного до пяти километров установлены различные цели, в том числе списанные корпуса танков Т-80, оснащенные навесной и встроенной динамической защитой, а также имитации замаскированных укрепленных огневых точек, различная техника, в том числе и легкобронированная, и манекены, изображающие незащищенную живую силу противника.

– На манекенах часом, не натовская ли форма? – усмехнувшись, тихо спросил Алексея оторвавшийся от бинокля Белявский. – Больно рисунок камуфляжа похож.

– Ну, пошутили маленько, – немного виновато, хотя, скорее всего, он лишь умело прикидывался, признался Басов. – Не в наши же бушлаты их наряжать было. Но все равно немного жалко – больно дорогое удовольствие, этот американский камуфляж.

Над полигоном раздался раскатистый грохот выстрела, и все присутствовавшие на наблюдательном пункте увидели, как взметнулся клуб огня на месте, где только что стоял корпус боевой машины пехоты. Спустя несколько секунд последовал новый выстрел, и наблюдателям показалось, что на новом танке установлено не обычное орудие, а какой-то фантастический пулемет, так часто следовали новые залпы.

Подчиняясь приказам наводчика, длинноствольная пушка разворачивалась от одной цели к другой, и даже неровная дорога, по которой с высокой скоростью катился танк, не могла сбить прицел. Автомат заряжания загружал в камору снаряд, следовал выстрел, и уже новый снаряд ложился на лоток подавателя.

– Право тридцать, танк, – сообщил командир экипажа, и наводчик, гвардии сержант Назаров, чертовски меткий, как настоящий сибирский охотник, ввел координаты цели в систему управления огнем. – Подкалиберным – пли!

Старший сержант Азамат Бердыев, внимательно осматривавший поле в свой прибор наблюдения, видел, как один за другим взрывались корпуса бронемашин, как от ударов летевших с гиперзвуковой скоростью оперенных "игл" подкалиберных снарядов прочь отлетали башни танков-мишеней, и на месте скопления манекенов в такой знакомой по учебным пособиям форме вырастали дымные кусты. В этот миг сержант, простой двадцатилетний парень из далекого кабардинского аула, ощущал себя самым могущественным человеком на свете. Он стал на какой-то миг единым целым со своим танком, с этой грозной боевой машиной, равной которой не было нигде в мире, и восторг переполнял его душу. Сердце сжималось при каждом удачном выстреле, последствия которого сержант мог отлично видеть благодаря мощной совмещенной с электроникой оптике, и по всему телу пробегала сладостная волна.

Мощное орудие отрывисто рявкало, посылая в сторону воображаемого противника один снаряд за другим. Ему вторил тридцатимиллиметровый автомат, изрыгавший длинные очереди трассеров, отлично видимых даже днем. Малокалиберные снаряды легко прошивали броню старых, но от того не ставших менее уязвимыми, бронетранспортеров и БМП, расставленных на игравшем роль стрельбища поле. Одна из очередей распорола борт цистерны бронированного топливозаправщика, заполненной ради пущего эффекта бензином на треть, и на месте гусеничного наливника вспух яркий огненный шар. И при этом танк продолжал двигаться на вершину холма, не снижая скорости, подпрыгивая на ухабах или наоборот, проваливаясь в глубокие рытвины, имитировавшие воронки от снарядов. Но все это нисколько не мешало его экипажу вести точный огонь, поражая все обнаруженные цели.

– "Объект шестьсот сорок" оснащен усовершенствованной системой управления оружием, созданной на основе комплекса "Иртыш", который устанавливается на танках Т-80У и Т-90, – пояснил начальник полигона. – Наводчику достаточно совместить перекрестие прицела с мишенью, а вычислительная машина внесет необходимые поправки на ветер, влажность, и даже скорость движения цели, взяв упреждение для выстрела. Работа наводчика облегчена до предела, при этом эффективность огня повысилась по сравнению с предыдущим образцами танков на пятнадцать-двадцать процентов. Наводчик может пользоваться лазерным дальномером, обладающим точностью несколько десятков сантиметров на дистанции прямого выстрела, а также тепловизионным прибором наблюдения "Агава-2", позволяющим обнаруживать цели на расстоянии до трех километров.

– Да, это очень важно, – произнес маршал Лыков. – У нас большое внимание всегда уделялось огневой мощи и защищенности, при этом средства наблюдения отличались весьма низким качеством.

Танк Т-34 имел на момент создания самое мощное вооружение, а также был отлично защищен, но в дуэлях проигрывал более слабым немецким Т-III только из-за того, что на тех была установлена командирская башенка, обеспечивающая круговой обзор, и благодаря ей немецкие танкисты раньше обнаруживали угрозу и могли занять боле выгодную позицию. А сейчас натовцы руководствуются концепцией "поражение с первого выстрела", и в танковом поединке тем более важным становится обнаружить противника на большей дистанции и определить его положении с максимальной точностью.

– А сейчас будет использована танковая управляемая ракета, – сообщил увлеченно наблюдавшим за стрельбами генералам Басов, сверившись с наручными часами. – Цель, корпус танка Т-72 с динамической защитой, находится на расстоянии пяти с половиной километров, то есть дальше, чем эффективная дальность стрельбы любой современной танковой пушки.

Подаватель вывел на линию заряжания заключенный в легкий углепластиковый контейнер ракетный снаряд. Одно движение досылателя – и за управляемой ракетой захлопнулся массивный затвор. Сержант Бердыев прильнул к прицелу, коснувшись обрамлявших его кнопок, и плавными движениями навел метку на стоявший у кромки леса танк со снятыми гусеницами. Лазерный луч невидимым копьем вонзился в остов боевой машины, указывая путь ракете, и командир танка нажал на пуск.

Управляемый снаряд вырвался из дула орудия, устремившись к цели быстрее звука. Головка наведения принимала отраженный от танка-мишени луч лазера, и вела ракету точно на цель. Первый кумулятивный заряд сработал, когда до корпуса танка, укрытого кирпичиками активной брони осталось несколько сантиметров. Тонкая, точно игла, струя раскаленных газов прожгла легкую броню, и скрытая под ней взрывчатка сдетонировала безо всякого результата, а вторая, более мощная боеголовка ракеты, взорвавшись спустя доли секунды, без помех прожгла прочную броню башни обреченного танка, выжигая все у него внутри.

– Что ж, – довольно произнес следивший за происходящим, буквально затаив дыхание, генерал-танкист. – Неплохо, очень даже неплохо. Одиннадцать целей за пару минут – результат впечатляющий, признаю.

– И учтите при этом, товарищ генерал, – заметил тоже весьма довольный произведенным эффектом Басов. – Что этим танком управляют обычные солдаты, даже не контрактники. Если же под этой броней будет более опытный экипаж, то результат окажется куда более впечатляющим. Основу огневой мощи этого образца составляет не столько мощное орудие и новые ракеты, но в большей степени система управления оружием, превосходящая западные аналоги. Наводчик и командир имеют независимые приборы наблюдения, есть ночной бесподстветочный прицел, ничем не демаскирующий танк в темное время суток, а также предусмотрена установка системы спутниковой или авиационной корректировки огня, когда танк в автоматическом режиме получает данные о целях, скрытых от него рельефом, с орбиты или беспилотного разведчика. Эта же система может применяться и для навигации.

Боевая машина вскарабкалась на плоскую вершину холма, лихо при этом развернувшись на одном месте, и замерла. С наблюдательного пункта было видно, как к подножию холма двинулся солдат, тащивший на плече гранатомет, а еще два человека в камуфляже приблизились к танку с дугой стороны. Один из них нес на спине треногу, второй – два цилиндрических контейнера, содержавших в себе противотанковые управляемые ракеты. В тот же миг на краю поля раздался мерный рокот мощного двигателя, и на вершину соседнего холма из леса выкатился другой танк.

– Опытный образец сейчас будет подвергнут обстрелу из ручного гранатомета РПГ-7 выстрелом с тандемной боевой частью, переносного противотанкового ракетного комплекса "Корнет" и вертолетного комплекса "Вихрь", – комментировал происходящее полностью перевоплотившийся в конферансье Басов. – Вертолет Ка-50 должен сейчас подлетать к полигону, точное время и направление его атаки экипажу мы не сообщали. После этого танк подвергнется обстрелу из орудия танка Т-72 бронебойными снарядами с дистанции полторы тысячи метров.

– Постойте, – удивленно воскликнул министр обороны. – Товарищ полковник, вы что, собираетесь обстреливать танк с экипажем внутри настоящими, а не учебными снарядами и ПТУРСами?

– Так точно, товарищ министр, – невозмутимо ответил Алексей. – Экипаж во время испытаний не покинет танк, заодно убедившись в действии систем обеспечения живучести.

Услышав слова Басова, генералы оторопели, поскольку такого они просто не ожидали. Журналисты, те едва ли понимали суть происходящего, но офицеры, большая часть которых принадлежала к сухопутным войскам, точно знали, что никакая броня. Никакая активная защита не дают стопроцентной гарантии безопасности, а значит, сейчас начальник полигона фактически обрекал на смерть трех молодых парней, экипаж экспериментального танка.

– Да вы с ума сошли, – вскричал министр, к лицу которого прилила кровь. Сейчас старые шрамы стали заметны, как никогда. – Вы что хотите их там угробить? Прикажите экипажу покинуть машину, полковник!

– Товарищ министр, – в голосе Басова прорезалась сталь. – Я настаиваю на продолжении испытаний по утвержденной программе, главным пунктом которой является присутствие экипажа в танке на всех этапах. Ответственность за последствия этого целиком беру на себя.

– Какая, к дьяволу, ответственность, – министр побагровел, на его бычьей шее вздулись жилы. – Я не позволю, чтобы на моих глазах погибли три человека, три солдата российской армии, и произошло это по вашей странной прихоти. Прикажите им покинуть танк!

– Нет, – еще тверже произнес Алексей, понимавший всю серьезность такого спора, но стоявший на своем. – Если с танкистами что-либо произойдет, можете меня расстрелять, товарищ министр, но я такой приказ не отдам. Это входит в программу испытаний, и я отвечаю за последствия своего решения. – При этом полковник, не отрываясь, смотрел в глаза готовому впасть в ярость министру, словно гипнотизируя того.

Присутствовавшие на наблюдательном пункте офицеры с затаенным любопытством наблюдали за спором министра обороны и полковника Басова, гадая, чем все обернется. Представить себе, чтобы министр подчинился воле какого-то полковника, было невозможно, такого в принципе не могло произойти, равно, как нельзя было допустить, чтобы в танке во время его обстрела боевыми снарядами остался экипаж. А Басов и министр все стояли неподвижно друг напротив друга, глядя глаза в глаза и храня молчание.

– Тебе что, полковник, надоели погоны? – глухо прорычал министр сквозь зубы. Он чувствовал, что еще немного – и его авторитет среди большезвездых генералов, с интересом следивших за происходящим, пошатнется непоправимо. – Как ты смеешь обсуждать приказ, субординацию забыл? Под трибунал пойдешь! Немедленно прикажи экипажу покинуть танк!

– Есть, – Басов, понявший, что больше министр не потерпит от него ни единого возражения, подозвал крутившегося неподалеку сержанта из охраны полигона: – Дуй к танку, забери оттуда экипаж и вези их на наблюдательный пункт. Живо, сержант!

Потертый "уазик" рванулся через ухабистое поле к танку, замер возле него, и офицеры увидели, как из распахнувшихся люков на землю спрыгнули три человека в темных комбинезонах. Внедорожник развернулся и двинулся обратно к наблюдательному пункту, спеша доставить туда экипаж сержанта Бердыева.

– И все же, товарищ министр, я уверен, что танкистам практически ничего не грозило, – твердо произнес Басов, наблюдая, как солдаты выбираются из "уазика", затормозившего поодаль от блиндажа. – Объект шестьсот сорок оснащен системой оптического подавления "Штора", а также модернизированным комплексом активной защиты танка "Арена-У", создающими вокруг него практически непроницаемую для любого управляемого противотанкового средства полусферу, ну и, разумеется, динамической броней, дополненной противокумулятивными экранами. Сейчас вы наглядно сможете убедиться в эффективности этих средств защиты. Стрельба будет проводиться боевыми гранатами и ракетами одновременно с разных направлений по разным частям танка.

В небе над головами наблюдателей раздался стрекот вертолетного винта, и генералы, взглянув вверх, увидели показавшийся над холмами боевой вертолет. Покрытый серо-зелеными пятнами камуфляжа Ка-50, знаменитая "Черная акула", летел очень низко, почти касаясь брюхом вершин росших на окрестных холмах сосен. Развернувшись в сторону замершего на открытой местности танка, он набрал высоту, и спустя мгновение из-под коротких крыльев винтокрыла вырвалось дымное копье управляемой ракеты. Одновременно произвел запуск и расчет переносного комплекса "Корнет", выпустив ракету в кормовую часть замершего танка.

В то же мгновение из укрепленных по бокам башни гранатометов с негромким хлопком вырвались четыре миниатюрных снаряда, разорвавшиеся в нескольких метрах от танка. Боевую машину мгновенно окутало облако плотного зеленоватого дыма, полностью скрывшее громоздкий танк от посторонних взглядов.

– Сейчас сработала система постановки аэрозольной завесы, входящая в состав комплекса "Штора", – комментировал происходящее Басов. – Установленные на башне детекторы лазерного излучения, имеющие сектор обзора триста шестьдесят градусов, обнаружили нацеленные на танк лучи прицельных комплексов ракет условного противника. Бортовая вычислительная машина рассчитала направление возможной атаки и выдала команду на применение средств активной защиты. Специальные гранаты, выстреливаемые из штатных пусковых установок, предназначенных для дымовых гранат, создали вокруг танка облако аэрозоли, отражающей и искривляющей используемые для наведения выпущенных ракет лазерные лучи. Потерявшие цель ракеты просто уйдут в сторону или врежутся в землю.

Действительно, одновременно со словами полковника запущенная с вертолета ракета, сделав крутой вираж, устремилась куда-то в сторону, спустя пару секунд врезавшись в склон холма. Ее головка наведения потеряла отраженный от танка лазерный луч, рассеянный при прохождении сквозь окутавшее танк облако мельчайшей взвеси. А спустя еще секунду сбилась с курса и вторая ракета, улетев в сторону и упав в километре от цели, когда полностью выгорело топливо в ее двигателе.

– Как видите, – удовлетворенно произнес полковник, когда вертолет пронесся над наблюдательным пунктом, уходя на новый заход, – система действует безупречно. Ее разработчики учитывали возможность применения по танкам новейших управляемых ракет типа "Хеллфайр", "Мейверик", корректируемых артиллерийских снарядов "Копперхед", использование которых по таким целям, как объект шестьсот сорок становится малоэффективным, если не сказать больше. Создатели "Шторы" справились с поставленной задачей, но может возникнуть ситуация, когда система по той или иной причине откажет. Сейчас такая ситуация будет сымитирована – комплекс "Штора" будет выключен дистанционно, и танк вновь обстреляют, на этот раз ПТУР "Вихрь" и из противотанкового гранатомета.

Вертолет, развернувшись над дальними холмами, вновь устремился к танку, и когда между ними оставалось не более двух километров, выпустил еще одну ракету. Одновременно солдат с гранатометом, подобравшийся к танку на триста метров, тоже произвел выстрел.

– Сейчас в действие вступит система активной защиты "Арена-У", – объявил заинтересованно следившим за происходящим генералам Басов. – Установленная на танке радиолокационная станция обнаружит приближающиеся к нему снаряды, после чего бортовой компьютер на основе этой информации выдаст команду на отстрел осколочных гранат направленного взрыва, размещенных в бронированных кассетах на башне. – Полковник указал рукой на поле, посреди которого стоял танк: – Вы можете увидеть это прямо сейчас.

Сложная электроника, призванная защитить танк, действовала точно и быстро, выполнив все, о чем сказал полковник. Из бронированных шахт вышивными зарядами выбросило сразу две гранаты, которые взорвались, подлетев над танком на пару метров. Устремившиеся навстречу приближающимся ракетам и гранатам снопы осколков изрешетили нацеленные на танк боеприпасы, уничтожив их на безопасном расстоянии.

– И, наконец, – продолжил давать пояснения Басов, – мы обыграем ситуацию, когда откажется вся электронная начинка танка, и его единственной защитой останется его броня. В действительности все системы дублированы, и подобное маловероятно, но мы рассматривали любые возможности, в том числе и те, которые практически исключены в реальной обстановке. И потому сейчас по танку будет произведено несколько выстрелов из ручного гранатомета, а затем его лобовую часть обстреляет танк Т-72БМ, серийная машина, огневая мощь которой равна боевым возможностям самых современных зарубежных основных танков. Огонь будет вестись подкалиберными и кумулятивными снарядами с дистанции полторы тысячи метров, наиболее вероятной в танковом бою.

Стрелок с РПГ, приблизившись к танку на сотню метров, выстрелил в борт. Граната, оставляя за собой едва заметный след, устремилась к танку, но, вместо того, чтобы врезаться в борт, насквозь прожигая его струей раскаленных газов, она наткнулась на решетчатый экран. Кумулятивная струя, способная прожечь полуметровый лист стальной брони, возникнув слишком далеко от цели, лишь бессильно скользнула по борту боевой машины, опалив покрывавшую его краску.

– Решетчатые навесные экраны являются примитивным, но при этом исключительно действенным способом защиты техники от кумулятивных боеприпасов, – сказал при этом Басов. – В бою, особенно в городских условиях или, к примеру, в горах, возможно, что стрелять по танку будут из легкого ручного оружия с нескольких десятков метров, со считанных шагов, когда даже сверхбыстродействующая электроника окажется бессильной. В этом случае навесные экраны окажутся единственным средством защиты, и, как вы видите, средством крайне эффективным. В конструкции нового танка, кстати, предусмотрена возможность совмещения навесной реактивной брони и экранов, либо применение их отдельно, в зависимости от обстановки. А в наступлении, в глубоком прорыве, когда не приходится взламывать насыщенные противотанковыми средствами позиции противника, вовсе можно обойтись только собственно броней корпуса, усиленной встроенной динамической защитой лобовых деталей. Это позволит снизить массу танка не менее, чем на полтонны.

А испытания продолжались. Развернулась башня замершего напротив опытного образца танка, давно всем известной, надежной и мощной боевой машины, зарекомендовавшей себя во многих конфликтах, как исключительно грозное оружие. Длинный ствол орудия шевельнулся, уставившись темным жерлом точно в лоб мишени, а затем раскатисто грохнул выстрел.

Летевший со скоростью, намного превосходившей скорость звука, кумулятивный снаряд, ударил в лобовую броню, покрытую плотно пригнанными одна к другой коробочками, представлявшими систему навесной динамической защиты. Заключенное внутри них взрывчатое вещество среагировало на струю раскаленного газа, порожденную снарядом, и произошел взрыв. Выпущенный по танку снаряд, не причинивший цели ни малейшего вреда, просто отбросило в сторону.

Но выстрелы следовали один за другим, снаряды снова и снова врезались в броню, сорвав навесную защиту. Но этого оказалось недостаточно, поскольку точно такая же "реактивная броня" была встроена в лобовой лист брони. Прикрывавшие заряды взрывчатки бронированные панели, под давлением образовавшихся при взрыве газов двигались навстречу ударявшим в танк снарядам, отбрасывая их или разрушая.

Наконец обстрел прекратился и Басов, обернувшись к стоявшему за спиной Бердыеву, коротко приказал:

– Экипажу вернуться в машину. Проверить состояние танка и если он на ходу – направляйтесь на НП на нем.

Вновь покатился по полю "УАЗ", взметая брызги грязи. Танкисты быстро нырнули в люки и спустя минуту танк, лобовая часть которого выглядела жутко искореженной, взревев турбиной, двинулся к наблюдательному пункту. Генералы при этом оказались в состоянии, близком к шоку, поскольку мало кто из них верил, что после такого интенсивного обстрела боевая машина сможет двигаться своим ходом.

Когда до окопа, где и был устроен наблюдательный пункт, осталось несколько метров, танк замер, и на землю из распахнувшегося люка выбрался командир экипажа, старший сержант Бердыев.

– Ну что, товарищ старший сержант, – довольно спросил его Басов. – Что вы можете сказать об этом танке?

– Товарищ полковник, – стараясь сохранить спокойствие, ответил танкист. – Это самая совершенная боевая машина из всех, с которыми я знаком. Я думаю, это лучший танк в мере на сегодняшний день. Он быстр, хорошо вооружен и надежен, в нем я чувствовал себя неуязвимым. Думаю, останься мы внутри на время обстрела, нам ничего бы не угрожало. Я хотел бы служить именно на таком танке.

– Товарищ старший сержант, – министр обороны подошел к переполняемому эмоциями парню, протягивая ему руку. – Вы проявили себя с лучшей стороны, доказали, что по праву носите погоны Российской Армии. Мы все восхищены вашим мастерством, решимостью и мужеством. – Маршал крепко сжал перепачканную маслом ладонь.

– Служу России, – Бердыев отступил на шаг назад и четко, как на параде, отдал честь, поднеся ладонь к сбившемуся на бок шлемофону.

Генералы, все еще находясь в состоянии легкого шока, приблизились к изуродованному, покрытому копотью танку. Они недоверчиво рассматривали боевую машину, искореженную, избитую, но по-прежнему способную и готовую вести бой. Кое-кто даже трогал корпус, словно полагал, что это мираж или бутафория.

– Невероятно, – генерал армии Вареников, главком сухопутных войск, коснулся оставленной на лобовой броне кумулятивным снарядом каверны. – Выдержал все попадания, ни одной сквозной дырки!

– Встроенная динамическая защита новой конструкции способна ломать сердечники подкалиберных снарядов, – пояснил всеведущий Басов. – Кумулятивные снаряды она держит еще эффективнее. Мы не имеем двигателя большой мощности, готового к серийному производству, а потому применяем для защиты танка не обычную броню, усиление которой неизбежно вызовет рост массы боевой машины, а активные средства. И это, как вы видите, дает заметный результат.

– Новые танки, когда они начнут сходить с конвейера, станут основой наших сухопутных войск, – произнес командующий танковыми войсками. – Это замечательная машина, сравнимая по степени новизны, по совокупности боевых свойств, разве что с "тридцатьчетверкой". В войсках она будет дополнена боевой машиной поддержки танков, которую стоит выпускать на том же шасси, что и "объект шестьсот сорок". Это будут принципиально новые соединения, обладающие огромными возможностями. Нужно провести испытания как можно скорее, и при этом гонять танк круглые сутки, чтобы точно узнать его возможности. Если мы примем его на вооружение, это будет настоящий триумф русских конструкторов.

Офицеры лишь согласно кивнули, признавая правоту генерала. Увиденное сегодня оставило в их памяти неизгладимые впечатления, позволив вновь поверить и в силу русского оружия, и в гений русских же инженеров, способных создавать нечто подобное. Показательные испытания завершились полным успехом.

Глава 7 Откровенный разговор

Москва, Россия

28 марта

Конференц-зал, располагавшийся на первом этаже главного офиса новой корпорации "Росэнегрия", в этот весенний вечер был переполнен. Люди, молодые и не очень мужчины и женщины, шли сплошным потоком, заставляя сотрудников службы безопасности пребывать в постоянном напряжении. Со всех сторон слышалась речь на добром десятке самых разных языков, причем по-русски говорили меньше всего, ну а преобладали, разумеется, англоговорящие гости.

Многоэтажное здание, новое, так же, как и компания, которой оно принадлежало, находилось в центральной части российской столицы, и было построено несколько месяцев назад на месте принадлежавшего выходцам из солнечного Азербайджана торгового комплекса, как недавно выяснилось, оказавшимися не в ладах с законом, а потому спешно покинувшими страну. Несмотря на то, что кое-где в офисе еще велись отделочные работы, предназначенное для проведения пресс-конференций помещение, способное вместить в себя не менее сотни человек, было полностью готово выполнять свои функции. И сегодня здесь, вероятно впервые со дня основания корпорации появились те, кто по замыслу строителей и должны были стать наиболее частыми гостями.

– Все в порядке, мистер Миллер, – коротко стриженый мужчина в неброском костюме, к карману которого была пришпилена табличка с его фотографией и понятной, пожалуй, каждому, кто умеет хотя бы читать, надписью "Security", вежливо кивнул, возвращая посетителю пропуск и указывая на распахнутые двери, возле которых непринужденно держались еще два таких же неприметных человека. – Прошу вас, проходите. Пресс-конференция начнется через двадцать минут, сэр.

Рой Миллер, тридцатипятилетний калифорниец, целых два месяца работавший в московском представительстве "Нью-Йорк Таймс", последовав совету охранника, двинулся в указанном направлении, уверенно пробираясь к зарезервированному его редакцией месту во втором ряду. При этом ему приходилось производить нешуточные усилия, чтобы мягко и аккуратно расталкивать столпившихся в узких проходах между креслами коллег. Пару раз некоторые особенно темпераментные журналисты пытались что-то высказать Рою в спину, но он старался просто убраться подальше от этих склочных особ, не ввязываясь в банальный скандал. Несмотря на то, что собравшиеся здесь люди должны были уметь держать себя в руках в любой обстановке, сегодня они утратили изрядную долю своей выдержки. Должно быть, решил Рой, причина, по которой сюда съехались представители почти всех европейских и американских телеканалов и газет, аккредитованных в Москве, ввергла их в легкий шок, как и самого Миллера.

О том, что целый ряд крупных корпораций, занимавшихся экспортом полезных ископаемых и, прежде всего, нефти и газа, ставших уже основой европейской энергетики, перешел в собственность государства, стала известна широкой публике сравнительно недавно, вызвав изрядное удивление. И одновременно появились весьма пугающие слухи о том, что русские, установив контроль над экспортом газа, намерены в самом скором времени пересмотреть уже существующие контракты, возможно, значительно сократив объемы поставок. И это вполне походило на правду, ведь внезапно появившаяся корпорация "Росэнергия" фактически подчинялась самому президенту Швецову, известному своими заявлениями о восстановлении справедливости и признании России равноправной державой.

Догадки множились, обрастая самыми невероятными подробностями, а правительственные чиновники хранили молчание. Они не спешили ни подтверждать какие-то невнятные намеки, походившие на утечку информации или на умелую ее имитацию, но и не опровергали их. И напряжение по другую сторону границы нарастало с каждым днем.

Разумеется, что-то должны были знать европейские контрагенты, руководство энергетических концернов, тех, что приобретали русские энергоносители. Но и они, храня коммерческую тайну, ничего конкретного не говорили, а потому обывателям оставалось лишь гадать, не придется ли им в скором времени запасаться дровами, если русские вдруг прервут поставки газа, ведь отныне такое решение, поистине катастрофическое для десятков стран, мог принять единственный человек. Любые преобразования в загадочной России, так уж сложилось, от века вызывали озабоченность и подозрение, и тем более те, что касались жизненно необходимой энергии, о дефиците которой теперь говорили все чаще, и без которой могли в одно мгновение остановиться заводы, а обыватели – просто замерзнуть в собственных домах.

И вот, наконец, сегодня перед представителями западной прессы должен был выступить с официальным заявлением глава государственной корпорации "Росэнергия", отныне ставшей собственником большей части еще считанные месяцы назад совершенно самостоятельных энергетических компаний. Европейцы, сбитые с толку слухами и предположениями, которые сейчас не строил только ленивый, ждали разъяснений, и тот, кого порой называли вторым человеком в стране и правой рукой президента Швецова, согласился приподнять завесу тайны.

– Рой, старина, – из толпы к лавировавшему среди сгрудившихся людей, точно яхта в шхерах, Миллеру, выбрался невысокий лысоватый мужчина, радостно улыбавшийся и разводивший руки, словно собираясь заключить американца в объятия. – Хэлло, приятель! Как дела, дружище? Как жена, как малышка Сьюзен? – Коротышка, не дав рою произнести ни слова, засыпал его шквалом вопросов, при этом энергично тряся его ладонь.

– Гарри, я тоже рад тебя видеть, – Рой похлопал старого друга и коллегу, Гарри Хопкинса, уже несколько лет работавшего в "Би-Би-Си", по плечу. – А ты какими судьбами здесь очутился? Я слышал, полгода назад тебя направили в Ирак.

С Хопкинсом Рой познакомился давно, когда был в Лондоне и Ольстере, и с тех пор они поддерживали дружеские отношения, хотя по долгу службы встречаться им доводилось не часто. Однако они никогда не забывали друг о друге, порой делясь самым ценным, что может быть в работе журналиста – добытой информацией, пусть руководство их агентств смотрело на это не слишком благожелательно.

– Верно, – подтверждая слова приятеля, энергично затряс головой Гарри. – Было дело. Пришлось побывать в этой чертовой стране, Рой. Я там провел четыре месяца, в Багдаде, Мосуле, еще дьявол поймет где. Но я же – лучший специалист по России, как-никак, вкалываю среди этих дикарей, – он хохотнул, бросив взгляд на замершего у распахнутых дверей местного охранника, – с начала перестройки. Вот мои боссы и вспомнили об этом, когда здесь завертелась вся эта каша.

Приятели, беседуя, продолжали пробираться к своим местам, которые, как выяснилось, располагались по соседству, что привело весельчака Гарри в полнейший восторг.

– И как там, в Ираке? – спросил Рой, поудобнее устраиваясь в кресле и доставая из кейса цифровой диктофон. При этом он вновь вспомнил тщательную проверку на входе, когда пришлось вывалить все содержимое "дипломата" на стол перед охранниками, внимательно осмотревшими весь нехитрый скарб репортера со вниманием и спокойствием киборгов из фантастических фильмов. – Говорят, там по-прежнему жарко.

– Проклятая страна, – выругался Гарри. – Не верь тому, что говорят, приятель. Там не просто жарко, там настоящая война, чтоб им пусто было, этим чуркам. Я провел там всего четыре месяца, из них три – в центре Багдада, под охраной нескольких тысяч ваших морских пехотинцев, но все равно успел дважды попасть под обстрел и один раз стал свидетелем взрыва. Там каждый день убивают десятки людей, в основном иракцев, про которых особо никто не вспоминает. Думаю, ваш президент, которому досталась по наследству эта заварушка, получил неслабую головную боль.

– Ну а сюда тебя все-таки, зачем вытащили? – перевел разговор на другую тему, занимавшую его сейчас гораздо больше, чем непрекращающаяся война в далеких пустынях, Рой. – Здесь все же никто не стреляет. Не думаю, что эти странные перестановки, которые затеяли русские, настолько важны. Они занимаются реформами со времен Советского Союза, и пока получили от этого больше вреда, чем пользы, еще и озолотив кое-кого из западных банкиров, дававших прошлым правительствам России немалые кредиты.

– Нет войны говоришь? – многозначительно усмехнулся Гарри. – Ну, дай то бог, чтобы так оно и было. – Хопкинс вдруг разом посерьезнел: – Ты здесь недавно, я знаю, а потому еще не понял специфику здешней жизни. С того дня, когда Советский Союз приказал долго жить, власти почти не вмешивались в дела бизнеса, и то, что за несколько месяцев сразу три крупнейшие нефтяные компании перешли в собственность государства, означает только одно – новая власть затеяла что-то настолько серьезное, что мы с тобой и представить не сможем. И это абсолютно несравнимо с той мышиной возней, называемой "демократическими преобразованиями", которой увлекались все предшественники нового русского президента.

– И что бы это могло значить? – недоуменно спросил Рой, который действительно был удивлен происходящими в этой стране изменениями.

Собственно, в той или иной мере покупкой таких гигантов, как "Севернефть", средняя прибыль которых составляла не менее десяти миллиардов долларов, внезапно возникшей государственной компанией, были удивлены и даже напуганы без исключения все иностранцы, так или иначе связанные с Россией. И, вероятно, русские понимали, в каком состоянии находятся их партнеры, и именно поэтому глава "Росэнергии" Вадим Захаров решил лично ответить на вопросы иностранных журналистов, причем не сразу, а умело выждав момент, когда страсти накалятся до предела. По крайней мере, сам Миллер считал именно так.

– Понятия не имею, – честно ответил Гарри. – Но в любом случае, такого раньше не было. Действия русского президента и его окружения слишком отличаются от поведения его предшественников, – со знанием дела сообщил британец. – Русские нефтяные магнаты за годы свободного рынка набрали такую силу, что давно уже перестали замечать официальные власти, создав, по сути, свои маленькие империи, доходы которых вполне можно сравнить с бюджетом многих европейских стран. Они исправно платили налоги, пополняя бюджет России, и за это их никто не трогал. Но то, что правительство решило вмешаться в эту сферу, потратив огромные деньги на то, чтобы выкупить контрольные пакеты акций этих монстров, свидетельствует о серьезных долгосрочных планах, которые вынашивает новое руководство этой страны. Потратив миллиарды, русские сейчас не могут рассчитывать на быструю прибыль, а это означает, что их замысел направлен в будущее, возможно, на многие годы вперед. И не думаю, что нашим соотечественникам, тем, кто имеет много денег или много власти, что почти одно и то же, эти планы придутся по душе. И, между прочим, – добавил Хопкинс, – очень странно то, что русские олигархи все как один, добровольно расстаются с такими прибыльными компаниями, стоит только эмиссарам "Росэнергии" появиться в их офисах. Признаюсь, это кажется странным, друг мой.

– А этот Захаров, кто он такой, – спросил Миллер, прерывая не на шутку разошедшегося Хопкинса. – Откуда он взялся? Я раньше не слышал про него.

– Темная лошадка, – дал краткое определение главе "Росэнегрии" Гарри. – Он был военным финансистом, успел еще послужить в Афганистане, там и со Швецовым познакомился, как я понимаю. Потом, когда распался Союз, занимался разным бизнесом, в том числе и с нашими фирмами сотрудничал, так что повадки твоих и моих соотечественников знает неплохо. Ну а когда Швецова избрали президентом, Захаров стал одним из первых, кого тот включил в свою новую команду. Видимо, правду говорят, усмехнулся Хопкинс, – армейское братство – это навсегда. Причем, мне известно, компании, в которых работал Захаров, были весьма успешными, при этом ни разу не оказавшись в поле зрения правоохранительных органов, а это о многом говорит. В России очень трудно делать деньги законным путем, но Захарову это, вероятно, удавалось. Он не занимался откровенным криминалом, и при том оказался достаточно крепким, чтобы его самого не подмяли под себя местные бандиты, которые любят чужие деньги. Так что это крутой парень, жесткий, настоящий профессионал. Думаю, президент сделал правильный выбор, поставив Захарова во главе новой корпорации. Чтобы так быстро сломить здешних воротил, поголовно связанных с криминалом, требуются стальные нервы и недюжинная отвага, ведь ради своих денег эти акулы готовы на все.

– Дамы и господа, – по залу разнесся голос подошедшего к микрофону, установленному на трибуне, молодого человека в сером костюме, с прицепленным к уху миниатюрным наушником. – Прошу вас занять свои места. Сейчас господин Захаров будет отвечать на ваши вопросы.

Безымянный распорядитель отступил назад, пропуская к микрофону самого ожидаемого человека этого вечера. В просторном зале сразу стихли все разговоры, и установилась тишина, нарушаемая только щелчками фотоаппаратов, да звучавшим в дальнем углу приглушенным речитативом на итальянском языке. Расположившиеся у дальней стены операторы прильнули к своим камерам. Зал озарили многочисленные фотовспышки.

– Добрый день, дамы и господа, – произнес Вадим Захаров на хорошем английском, подойдя к микрофону. – Благодарю вас, что собрались здесь по нашей просьбе и предлагаю, не затягивая с формальностями, перейти сразу к делу. Я знаю, у вас накопилось немало вопросов, дорогие друзья. Прошу вас, леди и джентльмены, задавайте ваши вопросы, не стесняйтесь. Ну а я постараюсь ответить на них откровенно и полно.

Сейчас, увидев руководителя "Росэнергии" в живую, Рой подумал, что телекамеры ему льстили. Захаров оказался невысоким и весьма плотного телосложения человеком. Лицо его избороздили многочисленные морщины, скрыть которые не мог даже умело наложенный грим. Не укрылись от взгляда опытного журналиста и мешки под глазами Захарова, свидетельствовавшие не то о его пристрастии к водке, не то о множестве бессонных ночей, проведенных на рабочем месте. Миллер, хотя прежде и не часто бывавший в России, знал о ней не только благодаря голливудскии киноподелкам, а потому склонялся больше ко второму варианту, тем более, после рассказанного Хопкинсом.

Рой успел кое-что узнать об этом человеке, слишком образованном, чтобы проводить свое время в обществе бутылки с сорокаградусной жидкостью, столь уважаемой в этой стране. И усталый вид Захарова говорил о том, что он не за деньги, а за совесть исполнял волю президента. Миллер видел перед собой порядком утомленного, но не потерявшего уверенность в себе человека, в повадках которого, в каждом его движении даже сейчас чувствовался офицер.

Захаров был одет в дорогой костюм, который, тем не менее, висел на нем мешком, хотя сшит был наверняка по точной мерке. Глава "Росэнергии" вероятно был подслеповат, поскольку часто щурился, глядя в даль, и не желая надеть на публике очки.

Вообще внешне Вадим Захаров походил на классического бухгалтера, привыкшего проводить большую часть своего времени среди ведомостей, в пыли архивов. Невысокий, полноватый, хотя явно старавшийся держать себя в форме, с большими залысинами, чуть прикрытыми начесанными волосами, в которых серебрилась седина, этот человек не производил впечатления жесткого и решительного руководителя, доверенного лица самого президента страны. Заметно волновавшийся перед публикой, казавшийся рассеянным, он словно бы против собственной воли, по чьему-то приказу оказался здесь. Но во взгляде Вадима Захарова ощущалась твердость и уверенность, скрытая сила, способная сломить любого. Возможно, решил, разглядывая русского, Миллер, весь внешний вид Захарова, его столь явное смущение, были призван ввести в заблуждение собравшуюся сегодня здесь публику.

Едва только Захаров произнес последние слова, сразу несколько человек в зале вскочили со своих кресел, буквально выкрикивая обращенные к главе "Росэнергии" вопросы и при этом перебивая друг друга, хотя в этот момент Миллер мог поклясться, что каждый хотел сказать одно и то же.

– Пожалуйста, сэр, прошу вас, – Захаров вдруг указал на Хопкинса. – Задавайте ваш вопрос.

– Гарри Хопкинс, "Би-Би-Си", – первым делом представился репортер. Хотя он в совершенстве владел русским языком, говорил Гарри все же по-английски, дабы быть понятым своими коллегами, хотя и те тоже в большинстве своем свободно владели русским языком. – Мистер Захаров, скажите, пожалуйста, что ждет европейских потребителей российского газа и нефти после перехода их основных поставщиков в собственность новой государственной компании? Будут ли соблюдаться ранее заключенные соглашения?

– Разумеется, мы будем по-прежнему выполнять все условия, содержащиеся в заключенных нашими предшественниками контрактах, – быстро, не тратя ни секунды на размышления, ответил Захаров. – Мы не только будем пользоваться всеми правами приобретенных нами компаний, но станем также полностью исполнять их обязанности. Все прежние договоренности остаются в силе. Европа может спасть спокойно и не бояться зимы, – Вадим улыбнулся, услышав раздавшиеся в зале приглушенные смешки. – Однако по истечении оговоренных сроков действия заключенных нами контрактов возможен пересмотр некоторых условий, о чем мы уже поставили в известность некоторых наших иностранных партнеров. Но это произойдет, повторю, не сейчас, а лишь тогда, когда истечет срок действия существующих на этот день соглашений.

– Благодарю вас, мистер Захаров, – Гарри опустился в кресло.

– Прошу, господа, – обратился Захаров к журналистам. – Не стесняйтесь, задавайте ваши вопросы. – Он указал на вскочившую быстрее прочих своих коллег на ноги молодую смазливую блондинку: – Пожалуйста, мисс.

– Анджела Стил, "Си-эн-эн", – девушка тоже представилась, следуя установленным правилам поведения. – Скажите, не является ли приобретение крупнейших российских корпораций, занимающихся добычей экспортом энергоносителей стремлением Москвы приобрести рычаги влияния на страны Европы при решении политических вопросов? Многие аналитики на Западе уже давно говорят о возможности "нефтяного шантажа" со стороны стран-экспортеров, к которым принадлежит и Россия.

– Такое мнение ваших аналитиков лишний раз доказывает, что Запад все еще не живет в состоянии холодной войны, и не делает чести этим экспертам, госпожа Стил, – с усмешкой ответил Захаров. – Вы по-прежнему видите в нас врага, тогда как мы рассматриваем страны Запада в качестве равноправных партнеров уже долгие годы. России не нужны никакие рычаги воздействия на своих соседей. Мы играем по правилам рынка, вами же, кстати, и установленным, и нам этого достаточно, чтобы не позволить ущемлять наши интересы. Но так сложилось, что почти все наши зарубежные партнеры считают практически делом чести взять с нас больше, чем положено, и дать при этом меньше, чем обещали. И если в таком случае мы пытаемся защитить свои интересы, нас же еще обвиняют непонятно в чем, хотя сами готовы ради получения экономических благ на любые шаги, вплоть до открытого применения военной силы.

– И все же, господин Захаров, в чем причина приобретения столь крупных компаний, как "Севернефть", созданной считанные месяцы назад государственной корпорацией, – задал следующий вопрос французский журналист. – Вероятно, вам пришлось затратить огромные средства из государственного бюджета для совершения этой сделки?

– Разумеется, акции таких гигантов, как "Севернефть", о которой вы упомянули, стоят очень дорого, – согласился Захаров. – Но наши эксперты посчитали такую операцию исключительно выгодным вложением средств, полученных, между прочим, именно от экспорта нефти. Мы рассчитываем на получение в ближайшие годы огромной прибыли, за счет которой удастся финансировать важнейшие проекты внутри страны, и поэтому сейчас готовы совершить затраты в расчете на их быструю окупаемость. Выгодность осуществленных сделок такова, что мы не намерены останавливаться на достигнутом, а потому сейчас ведем переговоры о приобретении контрольного пакета акций "Нефтьпрома". И я смею надеяться. Дамы и господа, что в ближайшие дни контракт будет подписан.

Новость была встречена возбужденным гулом, который не стихал несколько минут, пока журналисты приходили в себя. "Нефтьпром" был самой мощной и одной из старейших энергетических компаний, и половина импорта газа, которым питалась промышленность западной Европы, приходилась как раз на эту корпорацию.

– Выходит, мистер Захаров, ваша "Росэнергия" фактически станет монополистом в сфере добычи углеводородов, – произнес один из корреспондентов, не то испанец, не то португалец. – Кажется, вы просто уничтожаете независимых игроков, действующих на этом рынке?

– Отнюдь, – спокойно, ничуть не смутившись такого провокационного вопроса, возразил Захаров. – Во-первых, вопрос с приобретением в госсобственность "Нефтьпрома" вовсе не решен, и исход переговоров зависит не от нас, ну, а во-вторых, мы никого и не думаем уничтожать. Это лишь бизнес, и если прежние хозяева купленных нами компаний решили, что сделка выгодна для них, то неужто в этом наша вина? Напротив, мне кажется, что так государство становится равноправным участником рынка, ведь все эти акции стоят огромных денег. Мы ни у кого ничего не забираем силой, тем более, безвозмездно, – жестко добавил глава "Росэнергии".

Журналисту потребовалось не более пяти секунд, чтобы переварить услышанное, но кое-кто из его коллег оказался более расторопным, воспользовавшись ничтожно краткой паузой.

– Вы говорите о законах рынка, но буквально каждый шаг "Росэнергии" противоречит им, – продемонстрирован чудеса реакции, воскликнул белобрысый малый, вскочив с места, точно подброшенный пружиной. – Ваша корпорация приобретает компании, стоящие миллиарды рублей, но одновременно вы заморозили проект строительства нефтепровода из Сибири в Мурманск и создания там нефтяного терминала. Экспорт нефти приносит вашей стране огромные прибыли, и вы добровольно отказались от них, отказались от иностранных инвестиций. Разве так действуют участники рынка?

– Мы просто перенаправили средства инвесторов на иные проекты, – не растерялся Захаров. – Вся инфраструктура, существующая еще с советских времен, сильно изношена, и нуждается в обновлении, вся – от насосов до транзитных трубопроводов. Пока мы будем строить новый нефтепровод в Мурманск, уже существующие выйдут из строя, и тогда Европа останется без русской нефти. Инвесторы, в отличие от большинства обывателей, поняли это, и почти все согласились с нашими предложениями, предоставив свои средства.

Вопросы следовали один за другим, но уже на десятом вопросе Миллер, до которого очередь так и не дошла, понял, что его коллеги, подбирая каждый раз разные слова, повторяют одну и туже мысль. Все они выражали оказавшееся схожим мнение многочисленных экономистов и политологов, опасавшихся, что, получив полный контроль над добычей и экспортом нефти в своей стране, новое правительство решит диктовать свои условия Западу, в противном случае просто перекрыв кран в преддверие зимы и заставив Европу замерзнуть без драгоценного топлива. Вероятно, понял истинное содержание сыпавшихся на него вопросов и Захаров, всякий раз умудрявшийся, также подбирая разные слова в тон своим оппонентам, опровергать такое мнение, делая тщательно завуалированные выпады в сторону Запада.

– Господин Захаров, – наконец очередь дошла и до Миллера, в голове которого возник вопрос, едва ли находившийся в компетенции руководителя "Росэнергии", но зато отличавшийся от слов его коллег. – Чем вызван стремительный рост военных расходов в последнее время? С того момента, когда был избран новый президент, на армию стало тратиться в пять раз больше денег, чем при его предшественнике. Буквально считанные дни прошли с момента спуска на воду новой атомной субмарины, вооруженной крылатым ракетами, а президент России публично заявил о намерении строительства целой серии подобных подлодок, настоящих "убийц авианосцев", если верить вашей и западной прессе. Согласитесь, мистер Захаров, все это не может не настораживать, ведь известно, что у вашей страны есть слишком много нерешенных проблем, не менее насущных, чем перевооружение армии. Россия вооружается, и многие мои соотечественники хотели бы знать, против кого.

– Как вы понимаете, господин Миллер, я не могу дать вам исчерпывающий ответ, поскольку не владею всей информацией, но могу лишь поделиться своими соображениями, как частное лицо, а не как государственный чиновник, – ответил Захаров. – Полагаю, забота о собственной безопасности – вполне разумное и оправданное стремление, свойственное любому отдельному человеку, и любому государству, хоть немного уважающему себя. Этим, по всей видимости, руководствуется и наше правительство.

– Но многие мои соотечественники говорят о возрождении имперских амбиций России, – не унимался Миллер, по полной используя представившуюся ему возможность напрямую пообщаться с чиновником столь высокого ранга. – Их пугает столь заметное сейчас усиление военной мощи вашей страны.

– Для меня уже не секрет, что большинство ваших соотечественников все еще живет холодной войной, – спокойно и даже чуть расслабленно парировал этот выпад Захаров, которого, кажется, смутить было вообще невозможно. – Хотя, если вы уточните, что понимается под этими самыми "амбициями", я, возможно, дам и утвердительный ответ. Если вы подразумевали готовность нашей страны, стремление возглавляющего ее сейчас президента и его правительства защищать наши интересы и тем более нашу территорию от любых посягательств, то да, мы готовы к этому и применим любые силы и средства для обеспечения безопасности своего народа.

Если же под имперским амбициями вы понимаете намерение вмешиваться во внутренние дела других стран, желание военной силой решать экономические и политические проблемы, то могу вам напомнить, что с момента распада Советского Союза именно цивилизованный Запад, возглавляемый представляемыми вами, господин Миллер, Соединенными Штатами, неоднократно применял оружие на чужой территории, причем перед этим не подвергаясь какой-либо агрессии, что влекло не только материальный ущерб, но и немалые человеческие жертвы. И исходя из этого я могу заявить, что сильная армия и современный флот нужны нашей стране, прежде всего, для того, чтобы строить демократию своими силами, не давая повода вмешаться в этот процесс каким-либо заокеанским учителям, которые, как известно, готовы наставить на путь истинный каждого, кто слабее их, с помощью крылатых ракет. Россия никогда и никому не угрожала, и впредь не планирует ведение захватнических войн, но мы не потерпим, чтобы угрожали нам.

– Вы говорите о демократии, господин Захаров, но как же быть со стремительным переходом крупнейших и наиболее успешных компаний добывающей отрасли под руководство государственных структур? – продолжал Рой, чувствовавший, что такой разговор более интересен для Захарова, уставшего от однообразных вопросов, которые уже почти час задавали ему коллеги калифорнийца. – Что это, как не новая национализация, подобная той, что проводили в былые времена большевики? Не есть ли это признак возврата вашей страны к административной системе управления?

– Вовсе нет, – Захаров вновь сохранил полнейшее спокойствие. – То, что вы сейчас назвали национализацией, не более чем выгодная сделка, совершенная по правилам рыночной экономики. Я уже отвечал на подобный вопрос и все же вновь повторяю – это просто эффективное вложение свободных средств, оказавшихся в распоряжении государства. Мы ничего ни у кого не отбирали, а дали прежним владельцам тех самых добывающих корпораций именно такую цену за их акции, которая была определена в процессе биржевых торгов, и ни копейкой меньше. Надеюсь, господин Миллер, я смог развеять ваши сомнения, или вам по-прежнему мерещится за моей спиной призрак кровавого диктатора под красным флагом?

Взгляды собеседников встретились, и журналист ясно прочитал в глазах русского чуть снисходительную усмешку.

– Благодарю вас, сэр, – Рой на мгновение ощутил смущение, которое, в прочем, быстро прошло. – Спасибо, я узнал то, что хотел. – Он сел на место, делая глубокий выдох и только сейчас поняв, в каком напряжении пребывал эти несколько минут, что длился диалог с Захаровым

Конференция продлилась еще около получаса, но больше ничего примечательного не произошло. Несколько журналистов, представлявших самые разные издания и телекомпании, задали свои вопросы, вновь пытаясь узнать одно и то же, но подбирая для этого новые слова. Пару раз кто-то спрашивал Захарова о его личной жизни, на что глава "Росэнергии" давал остроумные и весьма обтекаемые ответы. Наконец встреча подошла к концу, Вадим Захаров, поблагодарив собравшихся в зале журналистов, удалился с трибуны, стали двигаться к выходу и представители четвертой власти.

– Ну и что ты обо всем этом думаешь теперь, – спросил Рой своего приятеля, когда они, миновав пост охраны, по случаю такого мероприятия усиленный втрое, оказались за пределами здания. Корреспонденты направились к автостоянке, где припарковали свои автомобили, и Миллер, пользуясь случаем, решил выведать как можно больше у специалиста по русским, каковым без всякого преувеличения, являлся Хопкинс. – Как тебе эта встреча, Гарри?

– Я примерно этого и ожидал, – усмехнувшись, ответил Хопкинс, роясь в карманах в поисках ключей от своей БМВ. – Все прошло слишком гладко, как по сценарию. Захаров ответил на все вопросы, не сказав, разумеется, и половины правды, но все наши коллеги, видимо, остались довольны. Ну, я их вполне понимаю – зимы можно не опасаться, русская нефть и газ будут и дальше течь мощным потоком на Запад, а что еще нужно обывателю? Наша цивилизация основана на потреблении, и пока мы получаем природные ресурсы в достаточном количестве, общество будет довольно всем, а не некоторых отдельных индивидов, умеющих смотреть дальше своего носа, можно пока не обращать внимание.

– Ну а на самом деле, что все-таки происходит, – не отставал от коллеги Миллер. – О чем Захаров не сказал, по-твоему?

– Нынешние русские власти, я, прежде всего, имею в виду президента Швецова, затеяли довольно опасную игру, как я думаю, – принялся рассуждать Гарри, забыв о ключах, которые так и не нашлись. – Они хотят сосредоточить в своих руках контроль над добычей и продажей нефти в полной мере, и нужно это им вовсе не для шантажа каких-нибудь немцев или французов. Полагаю, русские хотят провести в своей стране настоящие реформы, подняв ее экономику, реально развивая науку и технику, которые за последние несколько лет почти не получали ощутимого финансирования.

Россия долгие годы была сырьевым придатком европейских стран, поставляя на Запад свои энергоносители в обмен на готовую продукцию разного рода и не всегда должного качества. Я не склонен доверять паникерам, утверждающим, что нефти на планете осталось на несколько лет. Это, скорее, конъюнктурные прогнозы, цель которых – поднять цены на мировом рынке "черного золота" и обеспечить кому-то сверхприбыли в кратчайшие сроки. Но в любом случае, многим наделенным властью людям здесь, в России, едва ли нравится целиком зависеть от непредсказуемых недр, фактически оказавшихся, к тому же, в руках небольшой группы финансовых воротил, тесно связанных с мафией. Ты должен знать, что за последние годы сельское хозяйство России едва покрывает потребности населения в самых элементарных продуктах питания, большинство заводов кое-как держатся, чудом избегая закрытия, и это относится к самым наукоемким отраслям.

Отставание русских в области электроники, компьютерной техники, с каждым годом становится все опаснее для них самих. Они уже много лет закупают исключительно иностранные компьютеры, не производя ничего своего, хотя в восьмидесятых годах эта отрасль их промышленности была вполне конкурентоспособной, а существовавшие программы ее последующего развития вообще могли поднять русскую электронику на такие высоты, что и представить трудно. Даже в сфере космонавтики, где русские с самого начала были лидерами, вперед вырываются новые игроки, заметно потеснив Россию. Тот же Китай за считанные годы совершил настоящий прорыв, став полноправной космической державой. Думаю, русские власти, те, кто сегодня руководит этой страной, все понимают, и не желают дальше терпеть такой порядок. Именно для восстановления своей экономики, для резкого рывка вперед им и понадобилось взять под свой контроль экспорт нефти.

– И чем это может обернуться для нас? – спросил заинтересовавшийся Миллер, подразумевая, конечно же, свою страну.

– Многие американские, да и не только американские, разумеется, корпорации, потеряют выгодные рынки сбыта своей продукции, если русские действительно восстановят промышленность в своей стране, – предположил Хопкинс, все же отыскавший ключи от своего автомобиля, но не спешивший теперь им воспользоваться.

Вопросы Миллера упали на благодатную почву, и Гарри просто не мог не поделиться с умным собеседником давно созревшими мыслями.

– Кроме того, – уверенно добавил англичанин, – они лишатся возможности по дешевке покупать русское сырье, в том числе, разумеется, и их нефть. Если тот замысел, о котором я говорил, существует, и если он удастся, то Россия не будет больше зависеть так сильно от цен на свое топливо, и русские смогут сократить объемы экспортных поставок, поскольку многое из того, что они получают на эти нефтедоллары, сможет дать им их же индустрия. В этой ситуации дополнительный козырь в отношениях со Штатами получат страны Персидского залива, или, к примеру, Венесуэла, правительство которой тоже не страдает особой любовью к Америке.

Они смогут манипулировать ценами на нефть, оказывая давление на Европу и Соединенные Штаты, в том числе, вероятно, и в интересах исламских фундаменталистов, стремящихся получить больше власти в арабском мире. По сути, все эти Аравии и Ираны смогут поставить Америку на колени, принудив ее либо принять их требования, либо ввязаться в новую бессмысленную войну в этом регионе.

Гарри воздел вверх указательный палец, словно предупреждая кого-то:

– Нет, вовсе не со стороны русских нашим соотечественникам нужно бояться нефтяного шантажа! Россия вовсе не такая дикая страна, какой ее представляют у нас, здесь достаточно умных и осмотрительных людей, знающих меру во всем, – серьезно заметил журналист, и Миллер только кивнул в знак согласия. – Опасаться нужно полубезумных мусульманских вожаков, готовых ради торжества своей веры вырезать целые страны, именно они могут, пользуясь складывающейся ситуацией, нанести удар по Америке, применив оружие много более мощное, чем любая термоядерная бомба.

– Выходит, наше правительство не допустит тех изменений, о которых ты рассуждаешь, чтобы Россия по-прежнему вынуждена была продавать свою нефть, – сделал вывод Миллер. – Ты это имеешь в виду? Ведь восстанавливая собственную промышленность, русские косвенно создают угрозу национальной безопасности Штатов, так?

– Примерно так, – подтвердил догадки приятеля Гарри. – Россия, разумеется, крупный поставщик нефти, но далеко не единственный, да и запасы нефти на ее территории не такие уж и большие. И Штатам она нужна скорее как противовес азиатским государствам, не более того.

В России большинство серьезных месторождений расположено в Сибири, в той части страны, где условия для работы далеко не самые приятные, если не сказать больше. Суровый климат, вечная мерзлота, порой полнейшее отсутствие инфраструктуры, словом, все прелести. На разработку новых скважин и эксплуатацию уже действующих уйдет много средств, и в результате себестоимость русской нефти будет довольно высока, гораздо выше, чем, к примеру, кувейтской. С точки зрения чистой экономики русская нефть не особенно и важна для Америки и даже для европейцев, но если рассматривать ситуацию с политической стороны, то Западу жизненно важно, чтобы Россия по-прежнему существовала только за счет продажи минерального сырья, и потому модернизация ее промышленности в ближайшем будущем недопустима.

– И как же далеко могут пойти наши правители, чтобы сохранить статус-кво, – спросил Рой, которому сильно не нравились предположения его приятеля, скорее всего, при этом бывшие абсолютно реальными. – На что они могут решиться?

– Боюсь, очень на многое, – вздохнул мрачный Хопкинс. – Те, кто стоит у власти в Америке, слишком привыкли опираться только на силу, причем прежде такой расчет, как правило, оправдывал себя полностью, и в сложившейся ситуации они могут сделать очень опрометчивый шаг. Им не нужна русская нефть, как таковая, но им нужно иметь, образно выражаясь "запасной аэродром" на случай, если пойдут разногласия с партнерами в Азии.

И, в конце концов, чтобы не переплачивать русским, покупая у них эту самую нефть, наши правители могут решить, что лучше добывать ее самим, не тратя доллары на посредников. Говорят, в этой стране самая низкая в Европе производительность труда, что абсолютно верно, но ведь и цена рабочей силы здесь сравнительно мала, и это тоже немаловажно, когда вопрос идет об экономии миллиардов. Те, кто сейчас сосредоточил в своих руках всю полноту власти там, за океаном, рано или поздно могут осознать это. И тогда может произойти все, что угодно.

– Думаешь, наши решатся применить силу, – взволнованно спросил Миллер. – Неужели они пойдут на это? Все же, Россия – это не Сербия и не Ирак, – с явным сомнением в голосе произнес американец. – Никому не нужна ядерная зима на половине земного шара, а ведь такой исход, по-моему, все еще остается одним из наиболее вероятных в случае прямого конфликта.

– Возможно, достаточно будет только угроз, – пожал плечами Хопкинс, распахивая дверцу своего седана. – Но здесь я уже ничего не могу предсказать, мой друг. Однако если позволишь, я дам тебе совет – убирайся из этой страны куда угодно, пока здесь еще царит мир, и никто не убивает американцев прямо на улице только за то, что они – американцы.

Хопкинс уехал в свою редакцию, вслед за ним покинул прилегающую к офису "Росэнергии" территорию и Миллер, которому его газета оплачивала квартиру на окраине Москвы, в спокойном районе. Прочие журналисты тоже разъехались, и стоянка перед зданием корпорации вскоре опустела. На ней остались лишь немногочисленные служебные автомобили сотрудников компании, несмотря на позднее время, все еще находившихся на рабочем месте.

Вадим Захаров, закончив конференцию, тоже не сразу уехал к себе домой, поднявшись в рабочий кабинет на последнем, десятом, этаже нового здания. Там он, наконец, позволил себе расслабиться, буквально рухнув в кресло, и залпом выпив рюмку коньяка. Расслабив узел галстука, Вадим откинулся на спинку кресла, уставившись в потолок. Он не стал включать свет, не зажег даже настольную лампу, и в просторном помещении царил полумрак. Но его уединение внезапно прервал писк селектора.

– Слушаю, – недовольно буркнул Захаров в микрофон, нажав кнопку приема.

– Вадим Георгиевич, – раздался голос его секретаря, чуть искаженный динамиком. – К вам Громов, говорит, что срочно. Примете его?

– Да, разумеется, – немедленно отозвался Захаров, сбрасывая с себя расслабленность, напрягаясь, точно спринтер перед стартом.

Громов никогда не явился бы по пустяку, это Вадим уже понял, хотя работал с Максимом всего пару месяцев. Жесткий, непоколебимый, четко исполняющий любые поручения, Громов успел зарекомендовать себя настоящим профессионалом, и Захаров поручал ему довольно щекотливые дела. Этот человек с первых дней проникся идеей, которой прежде самого Захарова заразил президент, и отныне служил именно высокой цели, а не правительству, и уже тем более не золотому тельцы, который привлекал на государственную службу столь многих.

Максим Громов был профессионалом, привыкшим решать свои проблемы самостоятельно, для чего он имел все, и знания, и ресурсы, и неутолимую жажду действия, что было самым важным. И поздний визит помощника главы "Росэнергии" говорил о том, что возникли некие трудности, весьма серьезные, и Захаров не собирался упускать время лишь из-за своей усталости.

– Вадим Георгиевич, – Максим, как всегда безупречно выглядевший, бодрый и свежий, быстро пересек кабинет, пожав руку неловко поднявшемуся на ноги Захарову. Подтянутый, стройный, коротко стриженный, он являл собой разительный контраст со своим шефом, будучи вторым в "Росэнергии" после Захарова человеком, не по формальной табели о рангах, а просто по своей роли в деятельности новой корпорации. – Мне сказали, что вы еще здесь, и я решил не откладывать встречу на завтра.

– Конечно, – Вадим кивком указал своему подчиненному на свободное кресло. – Присаживайся, Максим. Выпьешь? – предложил Захаров. – Есть хороший коньяк, армянский. Как насчет того, чтобы составить мне компанию?

– Простите, Вадим Георгиевич, – чуть виновато помотал головой Громов. – Вы знаете – на работе предпочитаю иметь трезвую голову.

Громов с явным удовольствием опустился в обитое кожей кресло с высокой спинкой, стоявшее напротив хозяина кабинета.

– Как прошла встреча с буржуями, – улыбаясь, спросил соратник главы "Россэнергии", удобно устроившийся напротив шефа. – Не съели вас эти акулы пера?

– Почти, – вернул ему усмешку Захаров, убирая почти целую бутылку в шкаф. – Они любого проглотят со всеми потрохами и косточками. Но, как видишь, все обошлось, а они еще и остались довольны. Ну а ты с чем пожаловал? Думаю, дело важное, раз ты примчался сюда в такую пору.

– Да, Вадим Георгиевич, – кивнул Максим, положив на журнальный столик возле себя тонкую папку. – Это касается "Нефтьпрома".

– Что такое? – Захаров сразу насторожился. Усталость и расслабленное состояние сразу были забыты – Вадим знал, что если Громов сам не смог разобраться с возникшими проблемами, они, как минимум, заслуживают того, чтобы он, Захаров, ознакомился с их сутью. – Поясни.

Приобретение принадлежащей Гоги Берквадзе корпорации, настоящего гиганта, государства в государстве, имевшего свой бюджет, вполне сопоставимый с казной страны, и даже вооруженные силы в виде исключительно грамотной и хорошо оснащенной службы безопасности, было важным этапом в плане, рожденном некогда Алексеем Швецовым. На совершение этой сделки были брошены все ресурсы, и не напрасно курировать ее и вести переговоры Захаров назначил Максима Громова, лишний раз подчеркнув его деловые качества.

– После моего визита Берквадзе тотчас улетел на виллу к Сайфуллину, – пояснил Громов. – Вероятно, он надеялся получить его поддержку, чтобы противостоять нам сообща, но Ринат к тому моменту уже принял наши требования. Однако там Берквадзе встретился с неким Рональдом Говардом, якобы представляющим "Юнайтед Петролеум", мощную западную корпорацию. Не известно, о чем они договорились, но уже на следующий день офис "Нефтьпрома" посетила группа американцев, также работающих на эту фирму, и явились они не с пустыми руками. Был собран весь директорат, то есть, по сути, держатели девяноста процентов акций "Нефтьпрома". Переговоры шли при повышенных мерах безопасности, и мы, к сожалению, не знаем до сих пор деталей этой встречи, хотя ясно пока одно – к окончательному соглашению стороны не пришли, но это – вопрос считанных дней.

– Рональд Говард, – задумчиво, словно пробуя это имя на вкус, произнес Захаров. – Он действительно работает на эту нефтяную компанию, или его связь с "Ю Пи" – только прикрытие?

– Этот человек уже попадал в поле зрения наших людей несколько раз, – ответил Громов. – Говард действительно имеет отношение к "Юнайтед Петролеум", входит в число ее высшего менеджмента, но он работает не только на данную корпорацию. Явно этот тип связан с американским правительством, вернее, с их разведывательным сообществом. По крайней мере, в Лэнгли у него друзей хватает. Полагаю, его появление – ответная реакция Вашингтона на начавшийся процесс монополизации в России экспорта нефти. Он пытался найти подходы к руководителям и владельцам приобретенных нами компаний, но пока терпел неудачу. Предъявленные нами аргументы оказывались слишком весомыми, чтобы рисковать из-за этого союзом с какими-то непонятными американцами. Сайфуллина этот Говард тоже обхаживал, но, как известно, безрезультатно. – Максим пожал плечами: – Возможно, просто не сошлись в цене, но может быть, причиной неудачного завершения этих переговоров послужило и что-то иное, более серьезное.

– Выходит, Берквадзе нашим словам не поверил, – мрачно усмехнулся Вадим, кивая сам себе. – Решил найти себе импортных покровителей и думает, что так сможет защититься от нас?

– Вероятно, так оно и есть, – кивнул Максим. – Как нам стало известно, эмиссары "Ю Пи", не только Говард, но и еще кое-кто, предлагали бизнесменам, с которыми входил в контакт, влиться в их концерн, оказавшись, таким образом, как бы под защитой американских законов. Пока это предложения приняла только одна небольшая компания, которую мы в свое время посчитали слишком незначительной, чтобы раньше времени оглашать свои намерения.

– Выходит, мы ошиблись?

– Не думаю, – помотал головой Максим. – Эта сделка нам никакого ущерба не принесла, а вот у американцев появилась лишняя головная боль. Но "Нефтьпром" упускать никак нельзя.

– Да, это ценный приз, и за него стоит побороться, – согласился Захаров. – У тебя есть предложения?

– Только одно – ознакомить Берквадзе и его команду с некоторыми имеющимися у нас документами, и недвусмысленно предостеречь их от дальнейших контактов с американцами. Я не думаю, что сейчас имеет смысл оглашать известные нам факты, это привлечет ненужное внимание, но ознакомить с материалами "Нефтьпром" следует как можно скорее. Думаю, увидев, что мы не голословны, они проникнутся пониманием и не станут совершать опрометчивые поступки.

– Да, так и следует поступить, – произнес в ответ Захаров. – Ты прав, Максим, шум нам сейчас не нужен, но и уступать янки мы не будем. Ты уже занимался этим делом, так что придется тебе вновь побывать в "Нефтьпроме", но уже не с пустыми руками. Будь убедительным, и ничего не бойся, когда станешь разъяснять им ситуацию, – напутствовал своего помощника глава "Росэнергии". – За этим Берквадзе немало грехов, и он должен согласиться, он просто не может поступить иначе.

– Не беспокойтесь, Вадим Георгиевич, – серьезно ответил Громов, легко поднимаясь из глубокого кресла. – Думаю, я смогу быть достаточно убедительным, чтобы в "Нефтьпроме" мне поверили и вовремя одумались делать разные глупости. – С этими словами Максим пожал руку привставшему Захарову и покинул кабинет, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Вадим несколько секунд смотрел вослед своему помощнику, затем, резко выдохнув, открыл дверцу шкафа и вновь втащил оттуда бутылку коньяка и рюмку. Взвесив на половину пустой сосуд в руке, Захаров, точно простой работяга после тяжелого трудового дня, вдруг опрокинул бутылку, отхлебнув прямо из горлышка, точно это был не благородный напиток, а обычная водка, даже не закусывая, а лишь занюхав, по давней русской традиции, рукавом.

– Ну, Макс, удачи тебе, – вполголоса пробормотал Вадим, с силой припечатав заметно опустевшую бутылку к полированной столешнице. – Дай тебе Бог, сынок.

Глава 8 Верные друзья

Ленинградская область, Россия

28 марта

Застолье вступило в ту самую стадию, когда все громкие тосты произнесены, спиртного выпито уже изрядно, но все же недостаточно для того, чтобы сломить крепкие мужские организмы, ввергнув разум в забытье. Наступило время спокойных разговоров, чуточку резких и грубоватых слов, когда языки сами собой развязываются, а оказавшиеся за одним столом люди перестают замечать разницу в возрасте, чинах и рангах. Теперь вокруг богатого стола сидели не министры и генералы – просто чуть захмелевшие тертые жизнью мужики.

В этот раз местом очередного застолья, не сказать, чтобы случавшегося особенно часто, была выбрана баня, точнее, ее предбанник, где было достаточно тепло, но при том не настолько жарко, чтобы принятая на грудь водка шла бы во вред. Сама баня, добротное бревенчатое сооружение, сложенное по старинным канонам, находилась возле похожего на княжеский терем из русских былин особняка в небольшом поселке под Петербургом.

Этот поселок, затерянный в девственных, несмотря на близость огромного города, лесах, был настоящим островком покоя в окружающем мире, вход куда был открыт далеко не всякому. И за тем, чтобы никто посторонний не нарушал отдых выбравшихся в это тихое местечко из своих душных кабинетов гостей, следила не только бдительная, но неприметная охрана, а и сама природа, окружившая заимку густыми лесами, которые прорезала единственна дорога не лучшего качества. Это тоже было на руку тем, кто время от времени уединялся здесь, сбегая от повседневных забот и трудов, бывало, что на считанные часы.

Собравшиеся за низким деревянным столом, словно бы сошедшим со страниц исторического романа о русском средневековье, люди, полдюжины мужчин, не слишком молодых, но еще далеко не старых, имели право, и, что более важно, возможность, пользоваться время от времени услугами затерянного в северных лесах поселка. Они съехались сюда с разных концов огромной страны, а кое-кто прибыл даже из-за ее пределов. Они были старыми приятелями, если не сказать больше, и могли позволить себе пренебречь своими делами ради нескольких часов в узком кругу друзей.

Стол, собранный по случаю встречи, надо сказать, был более чем шикарным, хотя на первый взгляд на нем и не было никаких редких деликатесов и изысканных вин. Все было намного скромнее, но при этом чувствовалась щедрость того, кто собрал этот стол к приезду гостей, принеся разнообразие и экзотику в жертву изобилию.

Обычная водка, разумеется, занимала здесь почетное место, но те, кто сел сегодня за стол, не были такими уж большими любителями крепких напитков, употребляя сорокаградусную жидкость, почитаемую на Руси, скорее, как дань традициям, ну и еще чтобы чуть-чуть расслабиться. Водку, как и следовало, дополняла закуска, не казавшаяся изысканной, но такая, которой были вполне довольны те, кто воздавал сегодня ей честь за этим столом. На блюдечках лежали соленые и маринованные огурчики, крепенькие, только недавно извлеченные из пузатых кадушек. Высились аппетитной горкой соленые грибы, все как на подбор аккуратные, такие, при виде которых рот сам собой наполняется тягучей слюной. Хватало и мяса в разных его формах и проявлениях – сервелат, нарезанная тонкими ломтиками грудинка, обычная копченая колбаса. Словом, лучшего желать было бы уже похоже на кощунство.

Вольготно расположившиеся за столом люди и не требовали большего. Собственно, и водка и все многообразие закуски были нужны им не столько для насыщения, сколько для создания своего рода фона для неспешных серьезных разговоров.

Все они уже успели вдоволь напариться, насладившись целительным теплом русской бани, и сейчас пребывали в расслабленном и умиротворенном состоянии. В отличие от многих сильных мира сего, эти люди, хотя все они и были мужчинами в рассвете сил, далеко еще не дряхлыми, в этот раз, как в прочем, и всегда, предпочли обойтись без женского общества, хотя доставить сюда готовых скрасить им досуг девиц было бы просто. Но эти мужчины, воспитанные во времена совсем иные, и до сих пор не избывшие в себе старых привычек, не слишком благосклонно смотрели на подобные развлечения, тем более, что беседа, которую они вели, едва ли была предназначена для чужих ушей.

Вероятно, узнай об этом месте пронырливые журналисты, они отдали бы очень многое, чтобы незамеченными оказаться здесь и узнать, чем дышат сильные мира сего, или, хотя бы, этой страны. Однако отлично обученная охрана получала свои далеко не маленькие оклады именно за то, чтобы в радиусе нескольких километров от небольшой заимки не было посторонних глаз и ушей. Здесь не было случайных людей, и даже последний истопник, обслуживавший баню, перед тем, как оказаться в этом месте, проходил проверку не менее тщательную, чем офицеры, сидящие в бункерах управления ядерными ракетами.

– Ну, мужики, давайте выпьем за Бориса, – наполнив граненый стакан, гулким голосом произнес один из сидевших за столом мужчин.

Сейчас в этом крупном немолодом мужике, распаренном и румяном, из одежды имевшем на себе, как, в прочем, и все остальные, обмотанное вокруг бедер полотенце, трудно было бы узнать вечно чопорного, словно потомственный английский лорд, и такого же лощеного Аркадия Самойлова, премьер-министра страны.

– За твое новое звание, Боря, – Самойлов приветственно поднял до краев наполненный стакан, обернувшись к сидевшему слева от него худощавому коротко стриженому мужчине, на груди которого синели развода татуировки. – Удачи тебе и, как говорится, семь футов под килем!

– За тебя, Боря, – согласно отозвались все остальные, и по тесному помещению разнесся звон сталкивавшихся стаканов. – За удачу!

– Эх, хорошо, – довольно крякнул сидевший напротив премьер-министра мускулистый мужчина, несмотря на свой уже немалый возраст, производивший впечатление настоящего богатыря. В отличие от самого премьера, он был все еще в отличной форме, и его бицепсы, украшенные полустершейся татуировкой, перекатывались под кожей стальными шарами. – Хорошо пошла!

– Спасибо, ребята, – чуть смущенно произнес виновник торжества, ради которого сегодня и собрались здесь все эти наделенные властью люди. – Как доберусь до места, поосвоюсь там малость, и тогда милости прошу порыбачить.

– А как рыбачить будем? – хитро усмехнулся сидевший лицом к лицу с премьер-министром, размеренно жуя маринованный грибочек.

Генерал Строгов, уже шесть лет командовавший воздушно-десантными войсками, привык делать все спокойно и уверенно, и даже закусывал сейчас в своей привычной манере. С первого взгляда он казался этаким медлительным увальнем, но те, кто собрался здесь сейчас, знали его очень хорошо, и уже давно убедились в ошибочности такого мнения. Василий Строгов мог в критический момент действовать очень быстро, а думать – еще быстрее, и это было известно всякому, кто служил когда-то под его началом, не только на просторах Союза, но даже и в Европе.

– Ну, придумаем чего-нибудь, – смутился Борис, чувствуя, что Строгов приготовил какую-то шутку. Борис Макаров всего лишь день назад получил звание адмирала и должность командующего Северным флотом и теперь готовился из Кронштадта отправиться на север, чтобы там взять под свое командование эскадру во главе с атомным ракетным крейсером "Петр Великий". И хотя время поджимало, он все же сумел выкроить несколько часов, чтобы по давней традиции обмыть новые звезды со своими приятелями. – На катере пойдем, к примеру.

– А может лучше, как в молодости, глушить, – довольно осклабился Строгов. – Подгонишь нам эсминец какой-нибудь, и глубинными бомбами ее, рыбу эту!

– Точно, – засмеялись все остальные, радуясь удачной шутке. – А давай лучше торпедами, да с подводной лодки!

– Да ну вас, вечно хохмите, – отмахнулся Макаров, вдоволь насмеявшись над самим собой.

В этой компании все были равны, не взирая на чины, звания и должности. Избавившись на краткие часы от мундиров и строгих костюмов, эти люди также сбрасывали с себя неизбежный груз ответственности, на время выходя за рамки правил, которым обычно была подчинена вся их жизнь.

Такой порядок был заведен давно, и никто из присутствующих не собирался менять его. Потом, когда истекут эти краткие часы, каждый из них вновь окажется во власти субординации и иерархи, скованный правилами этикета и протоколом. Пока же можно было позволить пошутить, в том числе и над самим собой, и ничего зазорного в этом никто не видел, напротив, в этом кругу такое поведение считалось нормой.

– А ты, Вася, кстати, нам еще не рассказывал, как на испытания съездил, – вдруг вспомнил премьер-министр. – Как вообще, интересно было, или, как всегда, пыль в глаза пускали?

– Этот их полковник, Басов, кажется, мужик толковый, – ответил Строгов, вспоминая недавнее посещение затерянного под Москвой полигона. – Он там такое представление устроил, американцы со своим Голливудом отдыхают! Хотел стрелять по танку черт-те знает из чего, оставив экипаж внутри! – Василий от нахлынувших эмоций хлопнул по столу широкой ладонью так, что подпрыгнули стаканы.

– Ну, точно, сумасшедший, – удивленно произнес молодой, явно моложе всех остальных своих товарищей лет на пять, мужчина, в обычной жизни являвшийся министром экономического развития. – Он же так мог людей угробить!

– Но не угробил же, – возразил ему вдруг вставший на сторону Басова главком десантных войск. – Нет, это мужик крутой, жесткий, я сразу понял, – с неожиданным уважением заметил Строгов. – И за собственную шкуру не трясется, не то, что иные наши генералы. С самим министром спорить не побоялся. Я даже подумал, что он его и по матушке пошлет, это полковник-то – министра обороны!

– Ну а вообще как все прошло? – поинтересовался, наливая себе новую стопку, премьер-министр. – Швецов на эти испытания сделал крупную ставку, как я понял, хотя даже меня он во все детали не посвятил. Но на столе у него уже лежит приказ о начале серийного производства этого новейшего танка, это я знаю точно.

– Надо же, – потянул Борис, подцепляя вилкой с блюдечка кружок копченой колбасы. – А с чего вдруг такое недоверие?

– Думаю, это просто не мое дело, – пожал плечами Аркадий. – У меня другие заботы – скоро лететь в Берлин, на Евросовет, а это покруче, чем танки по полигону катать.

– Не иначе наш президент решил как раз европейцев и попугать новым чудом техники, – усмехнулся Строгов. – Нет, вещь, конечно, впечатляющая, скрывать не стану, но это все уже каменный век, раритеты, чтоб им пусто было!

– С чего ты решил? – спросил Борис, почувствовавший, что разговор переходит в профессиональное русло. Он, конечно, был моряком, но это вовсе не означало, что проблемы сухопутчиков для него были чужды. – Армия нам, вроде бы, еще иногда пригождается, и вооружать ее все же стоит.

– Ну а с кем нам воевать, Боря? По серьезному, я имею в виду, – повернулся к нему Строгов, забыв на время о полном стакане водки. Василий вовсе не был еще пьян, да и не собирался он напиваться, а потому с легкостью предпочел беседу на грани спора выпивке. – Сам подумай, для чего нам теперь тысячи танков? Америка и их прихвостни, конечно, нам вовсе не друзья, но для того, чтобы успокоить их, если вдруг станут бузить, нужны не танки, раскатывающие по Европе, а несколько десятков ядерных боеголовок. Будут ракеты – никто нам слова грубого не скажет. – Строгов от избытка чувств ударил по столу кулаком так сильно, что Самойлов едва успел спасти свой стакан, чуть было не опрокинувшийся. – В крайнем случае, словами все и ограничится. Танки – оружие тактическое, они нужны на поле боя. Но ведь если наши солдаты и янки начнут стрелять друг по другу из автоматов и пушек, политики обеих сторон будут готовы отдать приказ и выпустить ракеты.

Это только у Клэнси в его сказочках война от начала и до конца ведется обычным оружием, а на самом деле все будет иначе. Да и, сказать честно, в обычной войне нам не устоять перед американцами и их союзниками. У них крылатые ракеты, всякие там "умные" бомбы, спутниковая разведка и еще куча всякого барахла, а у нас – восемнадцатилетние пацаны, едва научившиеся обращаться с простым "калашом". Нет, войны с использованием обычного оружия не будет никогда – или мы станем жить в мире, или устроим друг у друга радиоактивную пустыню.

– Ты говоришь так, словно воевать нам придется только со Штатами, – заметил Вячеслав Климов, министр экономики, тоже с интересом слушавший завязавшуюся беседу. Он хотя и отвечал в новом правительстве за вопросы сугубо мирные, тоже, как и все мужчины, не был чужд оружия, не говоря уже о срочной службе, проходил которую Климов как раз в танковых войсках. – Возьми тот же Кавказ – там каждый месяц духи что-нибудь творят. Вроде бы и нет там войны, а гробы так и идут в Россию, тонким ручейком, так сказать.

– Это совсем другое дело, – усмехнулся Строгов, приготовившись поучить жизни дилетанта. – Там война иная, и не танки там нужны. Немцы в свое время тоже с партизанами воевали, и им их танки помогли мало. Что творится на Кавказе, я знаю не понаслышке, сам там бывал не раз, и тебе скажу так – там самое место моим десантникам.

Воевать с абреками надо так – заметили банду, накрыли с воздуха, а затем сбросили роту десанта для зачистки, пленных повязать или недобитков выкурить из щелей. Вместо того чтобы клепать эти никому не нужные танки, лучше бы Швецов дал больше средств нам, силам быстрого реагирования. В тех же Штатах, куда от них денешься, сейчас холят и лелеют морпехов, рейнджеров и им подобных. Вспомните хотя бы про командование Силами специальных операций, которому как раз подчинены все их "коммандос", не важно, сухопутные или морские. Там уже вовсю снимают с вооружения тяжелую технику, а вместо нее поставляют в войска легкие колесные машины типа наших бронетранспортеров. И такие подразделения можно перебросить в любую точку мира за считанные часы на любых самолетах, а танк не всякий транспортник в воздух поднимет.

– Куда же ты собрался своих парашютистов перебрасывать, – с иронией спросил Борис Макаров. – Решил вымыть сапоги в Индийском океане?

– Ты не передергивай, – совершенно серьезно ответил Строгов, окончательно протрезвев. – Я не говорю, что нам нужно лезть куда-то, как американцы притащились в Ирак. Но сам подумай – начнется на юге новая заварушка, полезут из-за гор душманы, и что тогда? Там только пограничники да еще несколько бригад для их усиления, но этого мало, надо ведь по всей республике порядок поддерживать, а если они все к границе двинутся, им сразу в спины стрелять начнут. А мои гвардейцы могут прибыть туда за сутки, самое большее, и это сейчас, при том, что мы имеем. Поэтому я и говорю – сделайте нас еще более подвижными, и ни одна тварь близко к нашей земле не сунется. Мобильность – вот залог успеха в современной войне, – убежденно произнес генерал. – Именно мобильность, а не количество и даже, по большему счету, не превосходств в огневой мощи. Эти обкуренные чурки еще только подумают – а на пути у них уже десантная дивизия! Так что, как ни крути, танкам и здесь не место. У нас свое оружие, легкая техника, в том числе и артиллерия имеется неплохая, но могло быть и лучше.

И ведь есть образцы, да такие, что никаким американцам с их морской пехотой не снилось. Взять ту же БМД-4 – идеальная боевая машина, легкая, мобильная, и при этом с тяжелым вооружением. Она и десант доставит, куда надо, и броней прикроет, и огнем его потом поддержит. Именно о такой технике нужно думать, а не об этих бронированных мастодонтах, которые еще не по всякому мосту пройдут. Весь мир сейчас развивает именно легкие силы – воздушный десант, морскую пехоту, потому что за ними – будущее, и никак не иначе. А для России с ее пространствами и бездорожьем это важно вдвойне, ведь тяжелую технику придется везти по железной дороге, а они не везде проложены, и времени на переброску уйдет очень много, да и подорвать их может любой сопляк, а чтобы восстановить пути, понадобится уйма времени и сотни стройбатовцев с техникой. А нам, десанту, только дай команду – и мы уже сваливаемся любому супостату, как снег на голову. Я начинал службу лейтенантом в Восточной Германии, в Тридцать пятой гвардейской десантно-штурмовой бригаде, и я знаю, что если бы началась война, мы, десант, первыми бы дошли до Ла-Манша, и никто нам не смог бы помешать. Мы бы обрушились на натовцев, как снег на голову, и вместо того, чтобы гнать в ГДР тысячи танков, можно было разместить там пару гвардейских десантных дивизий. Эффект был бы тот же самый, я вас уверяю.

– Ну ладно, бог с ними, с американцами, – усмехнулся министр экономики, возвращаясь к забытой было теме. – Сделаем вид, что нет у них семи тысяч "Абрамсов", и вообще, они нам лучшие друзья. А про Китай ты, Вася, забыл? – вопросительно поднял брови Климов, уставившись на собеседника. – Их совсем списал со счетов? Пусть с американцами нам нынче не тягаться, со всякими ваххабитами твои десантники справятся, а как полезут эти, из Поднебесной, в нашу Сибирь – тогда что?

– Это ты верно заметил, Китай со счетов сбрасывать нельзя, – согласился Строгов. – Только с ними та же история, что и с американцами. Ну, представь, пустят они на нас пять тысяч танков, даже десять тысяч, черт их побери, а мы по какому-нибудь их Шанхаю – заряд в десяток мегатонн. Вспомни географию – у них почти все население живет возле тихого океана, на берегу – крупнейшие города. А флот у китайцев, прямо скажем, пока – фуфло, хотя и есть корабли поновее, поприличнее. Вот Борис точно знает, – генерал взглядом указал на молча кивнувшего при этих словах Макарова. – Послать к их берегам пару наших подлодок, тех, что с ракетами, и прощай, половина населения Поднебесной. Если уж русские подводники с янки тягались в былые времена, да и сейчас им не уступают, то и с китайцами сладят. К тому же, сам знаешь, имея ракеты, бьющие на десять тысяч километров, близко к берегу подходить и не придется, а Тихий океан – это не залив какой-нибудь, где с одного берега до другого доплюнуть можно. Не веришь, вон, Бориса спроси, – вновь взглянул на приятеля, с интересом следившего за дискуссией, Строгов. – Наш адмирал тебе расскажет, что такое – искать подводную лодку на таких просторах.

И если хоть один ракетоносец будет болтаться у китайских берегов, хрена им, а не вторжение. Думаешь, их солдаты пойдут в бой, зная, что после первого же выстрела полмиллиарда их соотечественников превратятся в тончайшую пуль, а за спиной появится радиоактивная пустыня? Я полагаю, они тоже не самоубийцы, и пошлют к черту свою партию и кого угодно, лишь бы их матери, братья-сестры остались живы. Да и, говоря откровенно, это только их телевидение кричит, что, дескать, китайская армия всех сильней, а на самом деле – еще хуже, чем наша, такая же толпа. Согласен, кое-чего они достигли, пусть даже и многого, но все равно даже нас пока они превзойти не могут, что говорить об американской армии с их электроникой и аэрокосмическими формированиями. Так что и с этого направления угрозу можно устранить привычным средством – стратегическими ядерными силами, а сил этих у нас пока еще, слава Богу, достаточно.

Разлили по новой, разом опрокинули, закусив, кто чем, а спорщики пока смогли перевести дух. Однако вопросы, затронутые здесь и сейчас, оказались столь жизненными, что забыть о произнесенных пару минут назад словах сразу никто не смог.

– Насчет того, что мы из океана можем грозить китайцам, это верно, – заметил Макаров, прожевав огурец. – Американцы создали на севере свои противолодочные рубежи благодаря удобному рельефу. Протянули от острова до острова цепь гидрофонов – и вот вам почти непреодолимый барьер. Их спутник или разведывательный самолет, а то и вовсе какой-нибудь завербованный агент в нашем родном порту обнаруживают выход в море подводной лодки, и все силы приводятся в полную боевую готовность, все настороже, так, что и мышь не проскочит. А уж раз обнаружив субмарину, они от нее не отстанут, будут пасти каждую секунду, и если почуют, что мы готовимся нанести удар, атакуют первыми и потопят, пока ракеты еще в шахтах. А на Тихом океане все иначе – там наши базы открыты, идти можно множеством курсов, и на всех возможных путях заграждения никто поставить не сможет. Поэтому янки и держатся за Японию, чтобы контролировать выходы в открытый океан. Так что, Василий, в этом ты прав, угроза ядерного удара охладит горячие головы хоть китайцам, хоть американцам.

– Я еще думаю, что наши воздушно-десантные войска пришла пора реорганизовать, – заметил Строгов. – Сами посудите, создавали их давно, в других условиях, и готовили к совсем иной войне. Сейчас мне и во сне не привидится, чтобы с парашютами сбросить целую дивизию, и людей, и всю технику, как раньше на учениях делали. Это просто невозможно сейчас – транспортные самолеты посбивают еще на дальних подступах, и все бойцы просто подохнут без пользы. Сейчас имеет смысл высаживать тактические десанты численностью в батальон, ну, в крайнем случае – бригады, но никак не дивизии. И делать это лучше с использованием вертолетов. Поэтому я считаю, что наши дивизии пора расформировать, как ненужные, и создать на их базе, скажем, бригадные тактические группы.

– Про батальонные группы я слышал, – заметил Самойлов. – Их и в Чечне применяли, и в Таджикистане, кажется. А насчет бригадных – это еще что за новости?

– Все просто, – ответил Строгов. – Я уже не первый день об этом думаю, и вот что решил – десант делится на бригады, каждой из которых придаются наземные средства поддержки, типа гаубицы "Нона" или противотанковых пушек "Спрут", а также авиация. Собственно, даже самоходки уже не нужны. Из боевых машин вообще достаточно оставить только БМД – "четверка" с ее орудием заменит и гаубицы и противотанковые пушки, поскольку через ствол может запускать ракеты. Включить в боекомплект активно-реактивные снаряды – вот тебе дальность стрельбы гаубицы, а если модернизировать ракеты, то и противотанковые установки не понадобятся. Но вот авиация – это самое главное! Прежде всего, это транспортные вертолеты разных классов, ну и боевые машины, например, тот же Ми-24. И вертолеты должны входить в состав этой бригады, подчиняясь непосредственно ее командиру, а не придаваться для выполнения какого-то задания, как сейчас и делается. Американцы такие соединения называют аэромобильными. Я не знаю, как их можно назвать у нас, но суть от этого не изменится. И, кроме того, таким группам следует придать еще и самолеты, штурмовики, оказывающие непосредственную поддержку. Думаю, даже эскадрилья "грачей" повысит возможности такой бригады во много раз. Они смогут при высадке прикрывать вертолеты, зачищать плацдарм для десантирования, оказывать поддержку, если, к примеру, десант столкнется с танками противника. И эта авиация тоже будет подчиняться командиру бригады, который пошлет свои штурмовики именно туда, где они нужнее всего.

– К президенту обращаться пробовал? – спросил заинтересовавшийся Самойлов. – Он, думаю, обратил бы внимание на такие идеи.

– Пока еще не с чем особо обращаться, – пожал плечами Василий. – Это только разговоры, а настоящий проект подготовить все времени нет, – признался генерал. – Скоро, вот, учения начнутся, мне там надо быть, да и сейчас уже подготовкой занимаюсь во всю.

Строгов не лукавил, и друзья знали, что и на заимку он прибыл из гарнизона, где проверял готовность своих бойцов к намеченным маневрам.

– А то подумай, мысль ведь дельная, это даже я, гражданский, понимаю, – предложил премьер-министр. – Хотя сейчас у нас и так в бюджете денег мало. Эта затея со скупкой акций нефтяных компаний потребовала таких средств, что никакие резервы уже не спасают.

– Зато потом наши расходы окупятся в десятки раз, – заметил Климов. – Пока придется потерпеть, но скоро наступят лучшие времена.

– Вот именно, – согласился Самойлов. – Пока нужно терпеть, а мы всякой ерундой занимаемся. Не время сейчас для того, чтобы клепать оружие, деньги нужно поберечь, пока не начнут поступать доходы от нефти и газа.

– Знаешь, Аркадий, ты, возможно, во многом прав, – вступил в разговор замолчавший, было, Макаров. – Только вот что я тебе скажу, дружище. Я шесть лет подряд видел, как убивают корабли. Назовите это романтическими бреднями, да как угодно, но все равно, корабли не утилизируют, не демонтируют – убивают. Они же, как люди – у каждого свое имя, свой характер. Все ваши танки, пушки – они отличаются только безликими серийными номерами, а каждый корабль – единственный и неповторимый, пусть и строят их сериями по полсотни штук. И мало кто может понять, какая это боль – видеть, как превращается в груду металла новый, плававший в лучшем случае десяток лет, корабль. Пусть это будет хоть крейсер, хоть торпедный катер – боль одинаково сильна. И после долгих лет такой жизни, когда на моих глазах умерли, превратившись в бесформенные груды железа, десятки судов, гордость нашего флота, слышать, что кто-то вновь стал строить корабли, подводные лодки, танки – значит, верить, что Россия возрождается.

Я не хочу войны, хотя я и солдат, и готов к ней. Но войны и не будет именно потому, что мы вновь станем сильны, как двадцать лет назад. На днях спустили на воду новый подводный атомоход, который, хочется в это верить, станет головным кораблем для целой серии современных субмарин. Я не присутствовал там, о чем сожалею очень сильно, но только одна эта новость заставила меня поверить, что не зря мы несем свою службу. Я согласен, найдутся иные расходы, иная цель, и для нее можно потратить эти деньги, но пока наша армия, наш флот, находятся в том состоянии, в котором они сейчас – никогда нельзя знать, кто будет пользоваться результатами этих вложений – наши дети, или чужаки из-за океана, пришедшие сюда, как хозяева.

– Я тоже кое-что скажу, мужики, – произнес, обращаясь к генералу-десантнику, Михаил Греков, командовавший танковыми войсками. Он вместе со Строговым был на полигоне, наблюдая за испытаниями, и сюда, в этот поселок, они прилетели вместе. – Я ведь, Вася, тоже начинал в Западной группе войск, но потом сам перевелся в Афганистан, когда узнал, что там погибли мои друзья по училищу. Меня на войну никто не гнал, но я не мог сидеть в тепле и уюте в такое время. Ты служил в Котбусе, а я торчал под Нойштрелицем, это, если кто не знает, тоже Восточная Германия, которая тогда была Демократической. Наша танковая бригада каждый день ждала приказа наступать на запад или, если нас опередят, занять оборону и встретить огнем натовские танки. Потом, когда Германия объединилась, все эти армии и дивизии вернулись в Россию, бросив на старом месте почти всю технику. Ну а немцы, люди практичные и рассудительные, ее тут же прибрали к рукам, найдя применение. Кое-что они толкнули в "третий мир", а кое-что оставили себе для испытаний.

Генерал залпом выпил рюмку, довольно крякнул, переведя дух, и продолжил, усмехнувшись:

– Говорят, когда буржуи обстреляли наш Т-80, то были в шоке – их снаряды даже с самой маленькой дистанции почти не пробивали броню. Я сам ездил на "восьмидесятке", и верю, что так оно и было, но это было двадцать лет назад. Еще тогда самым опасным противником мы считали немецкий "Леопард-2". Это был неплохой танк, если не сказать больше. Но за минувшие годы немцы модернизировали его, в том числе и под впечатлением знакомства с нашей техникой, которую идиоты-политики той поры столь любезно им оставили. Они поставили на танк новую пушку с длинным стволом, и создали новые снаряды, способные проткнуть броню любого нашего танка не менее чем с километра. И при этом они усилили защиту своего танка, сделав его почти неуязвимым на той же дистанции для наших орудий, нисколько не изменившихся с тех времен. И американцы не отстают – их "Абрамс-А2" тоже стал еще более защищенным – броня содержит обедненный уран, который плотнее и тяжелее стали.

О системах связи, наблюдения, управления оружием, навигации я вообще молчу. Мы и раньше в этой части уступали и американцам и, особенно, немецким танкам, хотя на последних версиях все той же "восьмидесятки" уже стоят приборы, вполне сравнимые с западными, но этих самых версий в войсках считанные десятки, сотни в лучшем случае. Мы до сих пор пользуемся только тем, что осталось от Союза, ограничиваясь, в лучшем случае, незначительной модернизацией, но не более. Даже Т-90, который действительно весьма хорош, был создан еще в ту пору, пусть и начали его производить уже в независимой России. И меня не радует то, что я вижу и о чем знаю точно.

Что американцы рассказывали про Ирак, думаю, помнят все – как они расстреливали иракские танки, точно в тире, а выпущенные в ответ снаряды отскакивали от их брони. Я не верю этому полностью, но и не скажу, что это явная ложь. И, как бы то ни было, я не хочу однажды услышать, что в такую же ситуацию попали наши танкисты. И для этого не обязательно воевать с янки, вовсе нет. Те же грузины хотели – да и сейчас еще не оставили такую мысль – закупить израильские "Меркавы", и это серьезно. Евреи создали очень неплохой танк, едва ли уступающий "Леопардам" и "Абрамсам". Еще в восемьдесят втором, в Ливане, арабы на Т-72 немало натерпелись от "Меркав" и, если бы нынче израильтяне не спохватились, точно в такое же положение могли попасть наши пацаны в Осетии. Ведь наши как раз сражались, по сути, на тех же самых танках, что были у сирийцев двадцать лет назад, а евреи свою "Колесницу" уже не раз модернизировали, подняв ее на совсем иной уровень.

Вот ты, Василий, хвалишь свой десант, утверждая, что он справится с любой задачей. Слов нет, десант хорош, лично я уважаю ВДВ, но вспомни последнюю заварушку на Кавказе, когда мы столкнулись не с бандой душманов, а с армией, причем вооруженной и обученной по заокеанскому образцу. Ведь тогда пришлось пустить в ход все наше оружие, в том числе и танки. И потери мы понесли такие, о которых до сих пор ничего не сообщают открыто, щадя, так сказать, нервы обывателей. Пусть говорят сколько угодно, что стойкий и умелый солдат даже с плохим оружием может одержать победу – это чепуха! Этот солдат просто погибнет, пусть и продержавшись в бою чуть дольше, но исход всегда предопределен.

Как бы мы ни стремились к миру, как бы не желали его, мы должны готовиться к новым войнам, и только если мы будем готовы сражаться с любым, самым опасным противником, тогда и наступит мир. И поэтому нельзя допускать отставания в развитии техники, прилагая все усилия, чтобы сократить этот разрыв, иначе кто-нибудь из наших так называемых "друзей", почувствовав свое превосходство, решит применить его на практике, и это может закончиться чем угодно.

– И все же, как вы хотите, но Швецов заигрался в холодную войну, – Самойлов был непреклонен. – Он и так уже испортил отношения с массой наших крупнейших бизнесменов, которые расстаются с акциями чуть не под угрозой расстрела. Они имеют немалое влияние, причем и за рубежом, что немаловажно, но Алексей этого словно не замечает. Захарову уже пришлось отдуваться перед импортной прессой, объясняя, что происходит в России, но едва ли ему поверили многие. И в такое время увеличивать военные расходы – значит, дать повод всяким там американцам верить, что мы действительно готовимся к войне. Быть может, через пару лет, когда удастся развернуть на нашей территории сложные производства, когда поднимется наше сельское хозяйство, и страна не будет больше зависеть от поставок подгнившего мяса из Польши и американских куриных окорочков, напичканных стероидами, это будет уместно, но сейчас это лишь перегрузка экономики. – Он взглянул на Климова, слушавшего речь премьера, затаив дыхание: – И ты, Слава, не можешь со мной не согласиться в этом, ведь я прав?

Аркадий Самойлов не напрасно искал поддержки у единственного среди собравшихся гражданского лица, ведь остальные, кто половину жизни проходил в погонах, прежде всего, думали о боевой мощи, о военном могуществе державы. И как-то сами собой забывались такие вещи, как снабжение страны продуктами, чтобы, пока военные наращивают ракетно-ядерные мускулы, народ не помирал от голода. Именно люди в форме некогда изрекли исключительно мудрую мысль о том, что обороноспособность государства целиком зависит от крепкого и надежного тыла, но со временем они перестали вспоминать эту простую истину, увлекшись исключительно накоплением все большего количества оружия.

И премьер-министр, отвечая, помимо прочего, и за военное ведомство, намеревался напомнить об этом генералам, поумерив их аппетиты. Программа модернизации России, одним из авторов которой и наиболее преданным сторонником был сам Самойлов, постепенно превращалась в программу гонки вооружений. Отходили на задний план социальные проблемы, не решенные за долгие годы всевозможных реформ, и допустить этого было нельзя. А поддержать главу правительства в этой затее только и мог министр экономики, все же не столь очарованный всяким стреляющим железом.

Вячеслав Климов не мог не понимать, что погоня за новыми спущенными на воду кораблями и подлодками не может не подорвать экономику страны, слишком сильно сейчас зависевшую от конъюнктуры на мировом рынке нефти и газа. Министр экономики всегда был осторожным и осмотрительным человеком, вовсе не склонным к авантюрам, в отличие от большинства из тех, что ныне составляли ближайшее окружение президента, слишком увлекшегося военными реформами. Следовало проявить большее благоразумие, ведь всякий, по крайней мере, так считал сам Аркадий Самойлов, должен был понять, что России не по силам тягаться с американцами, и тем более нереально было сравняться с ними по возможностям в ближайшие годы. Однако, ответ министра экономики несколько огорчил главу правительства, прежде видевшего в Климове своего союзника.

– Ну, в общем-то, да, – несколько неуверенно кивнул Вячеслав Климов после недолгой паузы, соглашаясь с замечанием Самойлова. – Конечно, сейчас бросать все средства на оборонку – значит оставить без финансирования образование, затянуть петлю на горле нашей медицины. Но я боюсь, что если мы станем тянуть, нам просто не позволят довести все наши задумки до логического завершения. Мы сейчас очень уязвимы, и держимся только за счет продажи нефти, которая пока востребована. И нужно пользоваться моментом, чтобы прибыли, полученные от экспорта, превратить в новые заводы, оснащенные пускай и импортным оборудованием, но принадлежащие нам, стоящие на нашей земле.

Сейчас не стоит много думать о военных расходах, о производстве нового оружия, для этого еще наступит время. И все же, признаться честно, мне просто приятно знать, что мы можем создать даже сейчас оружие, не уступающее лучшему, что есть на Западе. Михаил сказал сущую правду, непреложную истину, верную столько, сколько существует человек – сильного всегда будут бояться, пусть даже и ненавидеть при этом, и никогда не поднимут на него руку. А слабого всегда есть соблазн поставить на колени, принудить делать то, что выгодно самому себе, и если для этого нужно применить оружие, убить сколько-то тысяч людей, рано или поздно найдется тот, всегда кто решится совершить это.

– И ты тоже стал милитаристом, Слава, – печально усмехнулся Самойлов. – С каких это пор?

– Нет, я вовсе не сторонник войны, – серьезно возразил Климов. – Мне нравится жить так, как живу сейчас – в достатке и уюте, а не в постоянном страхе. Но если сейчас не думать о будущем, то совсем скоро может наступить то миг, когда все это исчезнет, и вместо светлых кабинетов мы будем сидеть в мрачных бункерах, слыша, как над головами ревут чужие самолеты. И хорошо еще, если в бункерах, а не в бараках, Аркадий.

Вячеслав уже изрядно захмелел, и сейчас речь его стала нечеткой, но он все равно управлял своими мыслями, высказывая то, о чем в иной обстановке предпочел бы умолчать, просто не решаясь вступать в спор с Самойловым.

– Я хочу жить в сильной стране, способной защитить себя от любого врага, и думаю, что многие из русских желают того же и готовы терпеть временные неудобства ради уверенности в завтрашнем дне, – с явным вызовом извлек министр экономики.

– Уже терпели, – мрачно бросил Самойлов. – Уже пытались построить светлое будущее, страдая в настоящем, но так и не построили ничего, наоборот, разрушили даже то, что было. Возможно, кто-то из простых людей, что вкалывают днями и ночами ради куска хлеба для себя и своих детей, и согласится с твоими словами, Слава, но больше будет тех, кто пошлет тебя куда подальше и хорошо, если тем все и обойдется.

Народ устал жить в нищете, и не пойдет на новые жертвы, прикрытые теми же лозунгами, которые успели набить ему, народу, оскомину еще двадцать лет назад. Я тоже хочу жить в сильной стране, Слава, поверь, и делаю все, что могу, ради того, чтобы Россия таковой стала, но всему нужно знать меру. Пока все хорошо, нам никто не грозит, и нужно пользоваться этим, восстанавливая дороги, строя новые школы и больницы, но не танки и подлодки, которых у нас пока еще хватает с советских времен.

– Ладно, мужики, будет вам спорить, – примирительно поднял руки Макаров, виновник торжества. – Все мы служим этой стране так, как умеем и как можем, и будем делать то, что принесет, пусть только на наш взгляд, пользу России. И не стоит нам выяснять, что лучше – школы или танки. Я думаю, нужно иметь и то и другое в достаточном количестве, и для этого нам придется приложить все усилия. А народ поймет, нужно только говорить ему обо все откровенно, без фальши и лжи, чтобы нам просто поверили.

– Золотые слова, Боря, – хлопнул того по плечу Строгов. – Все же хороший ты мужик. И потому давайте выпьем еще раз за нашего Бориса, пусть все у него будет хорошо! – Он поднял рюмку, приглашая всех остальных сделать то же самое.

– Спасибо, Вася, – Макаров разлил следующую и, тоже подняв, как в тосте, рюмку, произнес: – Давайте выпьем еще и за доблестные десантные войска, за то, чтобы они всегда оставались такими же грозными, но чтобы никогда не довелось парням в голубых беретах проливать свою кровь. За то, чтобы не было войны!

Они просидели за столом еще час, и за это время прозвучали самые разные тосты и самые разны слова. Но, как и все хорошее, эта встреча скоро закончилась. Борис Макаров отбыл на Северный флот, на берега холодного и сурового Баренцева моря, где его ожидал только что покинувший док авианосец "Адмирал Кузнецов". Его товарищи тоже разъехались кто куда, спеша исполнить разные замыслы и сделать многие дела. И никто из них еще не догадывался, что полупьяная беседа вскоре вспомнится многим, и слова, произнесенные в теплом полумраке русской бани в питерских лесах, изменят судьбы миллионов ни о чем таком даже не подозревавших людей.

Глава 9 Приговор для Президента

Москва, Россия

29 марта

Они вновь сидели лицом к лицу, Максим Громов, в очередной раз посетивший футуристического вида офис "Нефтьпрома", ставший одной из ярчайших достопримечательностей столицы, поистине символом Москвы двадцать первого века, и глава этой корпорации, а также ее крупнейший акционер Гоги Берквадзе. Но в этот раз их встреча происходила без посторонних. Пусть раньше таковыми и были члены правления, все, как один являвшиеся и акционерами компании, ее совладельцами, а значит, бывшие посвященными практически во все ее тайны, те, от кого не должно было быть секретов, сегодня даже этим людям здесь не было места.

Влиятельный, считавший себя втайне едва ли не всемогущим, генеральный директор нефтяного гиганта тяжелым взглядом буравил спокойного гостя. Громов, как всегда коротко стриженый, точно армейский сержант, а не топ-менеджер государственной корпорации, был одет строго и лаконично, без излишеств, но явно со вкусом. Его черный костюм, белоснежная рубашка и серый галстук были дешевле, чем у Берквадзе, но подобраны со знанием дела и идеально подходили друг к другу и к облику их владельца. Громов был спокоен, чертовски спокоен, и это не могло не действовать на собеседника эмиссара "Росэнергии". На его чиновника абсолютно не отражались эмоции, и эта невозмутимость уже начала раздражать Берквадзе, привыкшего, что при встрече с ним теряются даже губернаторы и министры, чувствующие сильного и опасного человека. И только этот проклятый Громов, несчастный выскочка, казалось, был расслаблен и не понимал, с кем имеет честь беседовать.

– Итак, Максим Юрьевич, как видите, я выполнил ваши условия, – Берквадзе взглядом указал на пустой кабинет. – Наша беседа состоится наедине, никто не узнает ни одного слова. Все, что будет сказано здесь, останется в стенах этой комнаты навсегда.

– Я рад, что вы приняли во внимание мою просьбу, – кивнул Максим. – Поверьте, такие меры предосторожности – вовсе не моя странная прихоть. Они в наших общих интересах, Гоги Зурабович.

Громов действительно несколько часов назад позвонил Гоги Берквадзе, договорившись о срочной встрече с ним и убедительно попросив обойтись без лишних глаз и ушей. И Берквадзе, почувствовав, что эта встреча будет более важной, чем предыдущие их свидания с правой рукой Захарова, решил сделать именно так, как пожелал Громов. На несколько часов в этом кабинете была даже отключена прослушивающая аппаратура, установленная во всех, без исключения, помещениях сорокаэтажного небоскреба кроме кабинета генерального директора. Сотрудник службы безопасности молча исполнил странный приказ всесильного босса, хотя испытывал в этот момент крайнее удивление.

– Насколько я понял, господин Громов, вы назначили эту встречу да еще с такими предосторожностями не просто так, – осторожно спросил Берквадзе, который уже успел понять, что к этому человеку нужно относиться с чуть большим уважением, чем ко всем остальным, с кем прежде приходилось сталкиваться владельцу "Нефтьпрома". Гоги сумел оценить уверенность этого молодого парня, и понял, что тот весьма не прост, умен и решителен, а это на фоне многочисленных коррупционеров, ничтожеств и откровенных холуев заслуживало особого отношения. – Что же такого важного вы имеете мне сообщить? Я выкроил для этой бесед время, но не могу тратить его слишком много, поэтому давайте перейдем к делу.

– Согласен, – резко кивнул Громов. – Я тоже не имею в избытке свободного времени, и вполне вас понимаю, господин Берквадзе. Только мне очень жаль, что во всем остальном понимания между нами нет, и не предвидится. Признаюсь, я полагал вас более серьезным и осмотрительным человеком.

– О чем вы? – не понял Громова его собеседник. Берквадзе, недоуменно нахмурившись, и развившимся за годы интриг звериным чутьем уже предвидя какую-то неприятность, уставился на гостя, которому, признаться, он вовсе не был сейчас рад.

– О ваших заигрываниях с неким мистером Рональдом Говрадом, якобы представляющим в нашей стране корпорацию "Юнайтед Петролеум, – охотно пояснил Максим, вернув Берквадзе его тяжелый взгляд, в который добавил еще и немного насмешки. – То, что в нашу прошлую встречу я дал вам на раздумье неделю вовсе не означает, что вам дано право продолжать крутить интриги. Столь явно выказав свой интерес к предложениям американцев, вы совершили большую ошибку, Гоги Зурабович, – с мягким осуждением, в котором Берквадзе сразу ощутил явную угрозу, произнес Громов. – Я был о вас чуть лучшего мнения, хотя и понимаю, что утопающий хватается даже за соломинку. Скажите, неужели вы верили, что американцы вам помогут. Неужели считаете, что на своей земле мы уступим каким-то чужакам, прилетевшим из-за океана?

– Мое дело, во что верить, а во что – нет, – буркнул Берквадзе, поняв, зачем сюда явился этот нахальный русский. – Я пока еще владелец моей компании, и свободен в выборе партнеров.

Проблеск надежды, мелькнувший с появлением деятельных и решительных янки, угасал с каждой уходящей секундой сегодняшнего разговора. Нет, ему, Гоги Берквадзе, еще недавно – одному из самых влиятельных людей в России, просто не дадут времени, не позволят использовать с толком единственный и такой ненадежный шанс сохранить могущество и власть. Эти ублюдки знают все и обо всем, и, уж, конечно, они не станут медлить. Не зря этот лощеный Громов явился так внезапно. Берквадзе видел, как за спиной встает призрак поражения, все более отчетливого с каждой минутой.

– Речь, насколько мне известно, шла совсем не о партнерстве, господин Берквадзе, – усмехнулся Максим, явственно ощутив в этот миг смятение, досаду и медленно нарастающую ярость, обуревавшие своего собеседника. – Я понимаю, что вы нуждались в тот момент в защите, вы были напуганы и подавлены происходящим, но все же нельзя быть столь неосмотрительным. Хотя бы выбирайте себе поддержку понадежнее, а не этих странных гостей, так же относящихся к "Юнайтед Петролеум", как ваш покорный слуга – к ансамблю песни и пляски Российской Армии, – посоветовал довольный произведенным эффектом Громов. – Я не думаю, что эти ряженые, столь щедрые на обещания, исполнили бы хоть десятую их часть. Скорее всего, вы лишились бы своего бизнеса в считанные месяцы, не получив ничего, и мы, государство, не смогли бы вам помочь, поскольку невозможно вступать в разборки между двумя частными корпорациями, если не желаешь быть обвиненным в протекционизме.

– Что вы имеете в виду, называя их ряжеными? – недоуменно спросил Гоги, даже не обращая внимания на суть разговора и на то, что его собеседник явно очень хорошо осведомлен о сути и ходе переговоров с американцами. – Поясните, будьте любезны.

– Все просто, – снова усмехнулся Громов. – Но, право, я думал, вы наведете справки о том, с кем собираетесь заключать такие сделки. Из тех, с кем вы встречались здесь, к "Юнайтед Петролеум" имеет отношение только сам Говард, он действительно занимает важное место в правлении этой корпорации, а вот большинство прибывших с ним сюда людей – совсем иного поля ягоды. Они только работают под прикрытием "Ю-Пи", потому что сейчас это удобно, но не более того.

Это все ребята из Лэнгли, и едва ли таких серьезных парней стал бы заботить ваш бизнес. Но вы не подумайте, я вас не в пособничестве вражеским шпионам приехал обвинять, хотя эти заигрывания с американцами можно понять и в таком свете. Все гораздо проще, Гоги Зурабович – я прибыл сюда, чтобы потребовать у вас немедленно подписать договор о продаже "Росэнергии" принадлежащих вам акций. Насколько я знаю, согласно уставу при совершении такой сделки вы не обязаны отчитываться перед собранием акционеров, а потому все можно устроить быстро и тихо.

Громов буквально пронзал взглядом почувствовавшего, что покрывается липким потом, хотя в просторном кабинете было прохладно и свежо, Берквадзе. Ему казалось, что победу уже близка, но владелец "Нефтьпрома" был не из тех, кто сдается без боя.

– Ни за что, – рыкнул Гоги Берквадзе, усмехнувшись. – Я уверен, что вы блефовали тогда, когда встретились с нами в первый раз, уверен, что и сейчас вы блефуете. Никто не может доказать, что наша фирма причастна к криминалу – таких людей просто нет в живых. Я не скрою, в моем прошлом было всякое, но все это давно забыто. И я не стану нагибаться перед вами, как фраер перед паханом.

– Если вы действительно верите, что это блеф, то будьте любезны посмотреть эту кассету. – Максим извлек из кейса большую кассету для видеомагнитофона, такую, которые давно уже уступили место лазерным дискам. – Эта запись была сделана тринадцать лет назад людьми из УБОПа, но долгое время лежала в хранилище вещдоков. Это не подлинник, а копия – подлинник находится в надежном месте, там, где у вас нет своих людей. Но эта копия была сделана не сейчас, а тогда же – тринадцать лет назад.

Пока об этой записи знает лишь несколько человек, в том числе и генеральный прокурор, которого нам стоило огромных усилий убедить не возбуждать против вас уголовное дело прямо сейчас. Мы все еще готовы решить дело мирным путем, а кассета – всего лишь подтверждение серьезности наших намерений и последствий, которые ждут вас в случае отказа. Вы, разумеется, вольны утверждать, что это монтаж, но все же подумайте о своей дальнейшей судьбе, господин Берквадзе. Пока мы предлагаем вам решить дело мирным путем, после чего вы останетесь по-прежнему состоятельным, пусть и не таким как сейчас, человеком, и всегда сможете открыть свой бизнес вновь, если пожелаете. Но если вы проявите упрямство даже сейчас, всего этого не будет, а будет зона в заполярье, барак и телогрейка с номером. Хотя, возможно, не будет даже этого, ведь кое-кто из ваших подельников сейчас занимает не менее серьезное положение в обществе, и, испугавшись, что на суде вы их сдадите, они могут просто убрать вас. Уверяю, это не так уж сложно, да вы и сами все знаете.

Громов встал, одернув пиджак:

– Я надеюсь, что узнаю о вашем решении еще до захода солнца, господин Берквадзе, а пока позвольте откланяться – меня ждут дела. И напоследок еще раз хочу предостеречь вас от излишней доверчивости к американцам. Не стоит иметь с ними дело, я вас уверяю.- Аккуратно положив кассету на полированный стол, Максим развернулся и вышел прочь, оставив хозяина кабинета пребывать в одиночестве.

Гость ушел, аккуратно притворив за собой дверь, а Берквадзе, чувствовавший, как в груди бешено колотится сердце, неподвижно сидел за столом, уставившись на лежащую перед ним кассету. Он не знал точно, что там могло быть запечатлено, но понимал, что эта запись является подлинной. Владелец "Нефтьпрома" знал, что в подобной ситуации люди такого уровня, как Захаров, и уж тем более Швецов, не станут устраивать розыгрыши и провокации, и тем страшнее было узнать, что же такое эти люди накопали на него, Гоги Берквадзе.

К залу для переговоров, в котором и происходила беседа Громова и Берквадзе, примыкала небольшая комната отдыха, в которой всесильный босс нефтяного концерна мог уединиться, утомившись от деловых встреч. Именно туда и направился Берквадзе, но мысли его в этот момент были далеки от отдыха. Гоги не доверял сейчас никому, и потому не стал просить секретаря или кого-то из своей службы безопасности устроить ему просмотр кассеты. В комнате отдыха помимо мягкого дивана и пары кресел, а также бара с разнообразными напитками, находилась мощная видеосистема, которой сам Берквадзе пользовался очень редко. Помимо современных лазерных дисков или еще более экзотичных носителей информации, посредством ее можно было воспроизводить и устаревшие, почти исчезнувшие кассеты.

Вогнав плоскую пластиковую коробочку в щель приемника, Берквадзе включил воспроизведение и тяжело опустился в глубокое кресло напротив большого плазменного экрана. Едва только появилось изображение, глава "Нефтьпрома" вспомнил место и людей, заснятых неведомым оператором. И он понял, что иного выхода, кроме как принять предложение Громова и тех, кто стоит за ним, уже не осталось.

На экране было видно, как из стоящего возле распахнутых ворот, украшенных красными звездами, американского внедорожника "Форд" выбираются два человека, в одном из которых Берквадзе мгновенно узнал самого себя, только на пленке ему было на одиннадцать лет меньше. Его спутником был тот, кто совсем недавно занимал первые строчки в розыскных списках всех российских спецслужб – Лечи Довгаев, известный также под прозвищем Механизатор.

Один из множества чеченских полевых командиров, сражавшихся с русскими войсками, Лечи не был самым могущественным, хотя и являлся одним из таковых, но его жестокость и цинизм, с которым он планировал и совершал свои акции, поражали даже его собственных товарищей по оружию. И тогда, одиннадцать лет назад, еще только начинавший развивать свой бизнес Берквадзе сделал ставку именно на этого кровавого маньяка, боевики которого чуть позже сожгут в один день два села, населенных русскими, на Ставропольщине, оставив под руинами больше полутора сотен жертв.

Судя по качеству записи, съемка велась скрытой камерой, установленной, скорее всего, на ком-то из немногочисленных охранников, сопровождавших тогда еще далеко не столь известного и состоятельного бизнесмена в этой поездке, целью которой был гарнизонный склад на Урале. Подумав о том, что в те времена среди его окружения были информаторы, сотрудничавшие со спецслужбами, Берквадзе заскрипел зубами, понимая, что и сейчас рядом находится множество "стукачей", сообщающих тому же Громову о каждом его шаге.

– Надеюсь, ваш полковник не кинет нас, – спросил Довгаев, настороженно озиравшийся по сторонам. – Это надежный человек?

Полевой командир, оказавшийся вдали от своих бойцов, сопровождаемый лишь Берквадзе, а также его шофером и единственным телохранителем, заметно нервничал. И причины для этого у него были, ведь, хотя Гоги Берквадзе дал гарантии безопасности, договорившись со спецслужбами, от досадных случайностей никто не был застрахован. К тому же у Довгаева хватало недоброжелателей и кроме "ментов", и не от всякого можно было просто откупиться.

– Это продажная шкура, – сквозь зубы бросил Берквадзе, выглядевший совершенно спокойным. – Но он любит деньги, и сейчас остро в них нуждается, – презрительно оскалился Гоги. – Поэтому он будет честен со мной и с тобой тоже, до тех пор, пока мы ему будем платить. Кстати об оплате – эта сделка обойдется мне очень дорого. Надеюсь, ты помнишь, о чем мы договорились, Лечи?

– Разумеется, – развел руками чеченец. – Не переживай, дорогой, мы, вайнахи, хозяева своему слову. Как только Чечня станет свободной, твоя фирма получит неограниченную концессию на добычу нефти. Все будет в порядке.

Довгаев успокаивающе похлопал собеседника по плечу, и сидевший по другую сторону экрана Берквадзе только сейчас, одиннадцать лет спустя, понял, что с трудом сдерживал тогда отвращение, находясь рядом с чеченцем.

– Надеюсь на это, – кивнул бизнесмен. – Не хотелось бы, чтобы эти вложения не принесли дохода

– У меня есть еще предложение, – меж тем продолжил Довгаев. – Ты знаешь, что воевать с русскими готовы многие чеченцы, тысячи, даже десятки тысяч. Но это не солдаты, а мирные люди, и от них не будет много пользы. Нам нужны опытные инструкторы, которые обучат моих бойцов сражаться, пользоваться новым оружием. У тебя есть несколько нефтяных вышек в Дагестане, я знаю. Ты сможешь сделать так, чтобы в качестве рабочих туда прибыли арабы-наемники, которые сейчас ждут в Грузии? Вместо того чтобы тайком переходить границу, они могли бы попасть в Россию вполне законно, а уже потом перебраться в Чечню.

– Это слишком сложно и рискованно, – с сомнением произнес Берквадзе. – Я не уверен, что им удастся въехать в страну даже по поддельным документам, но я могу попробовать. Только за эту услугу ты будешь платить не обещаниями. Я хочу, чтобы всю нефть, которую вы добываете на своих кустарных заводах, продавали мне, а я уже сам займусь ее дальнейшей судьбой. Вы сейчас торгуете в России подпольным бензином, так теперь им хочу торговать я.

– Мне не принадлежит все, – сокрушенно сказал чеченец. – Некоторые владельцы подпольных заводов могут отказаться, но то, чем владею я, станет твоим с этой секунды. А со всеми остальными я поговорю, обещаю тебе.

Берквадзе смотрел и слушал, не отрываясь, Даше дышать стал реже, чем обычно. Если изображение было вполне сносным, хотя и несколько дерганым, звук оставлял желать лучшего, но владелец "Нефтьпрома", вспомнивший тот давний разговор, словно все случилось вчера, понял каждое слово.

Тем временем к беседующим стоя возле джипа гостям откуда-то из глубины низких кирпичных складов, возле которых стояли немногочисленные часовые, подошел невысокий полноватый мужчина в камуфлированном бушлате, украшенном полковничьими погонами.

– Наконец-то вы явились, – на лице полковника читалось облегчение. – Я вас заждался уже. Давайте поскорее приступим к делу.

– Конечно, дорогой, – тепло улыбнулся Довгаев, похлопав офицера по плечу. – Твое слово для нас – закон.

– Идемте, – полковник, бросив недовольный взгляд на водителя Берквадзе, как раз выбравшегося из джипа и с наслаждением закурившего, направился к приоткрытым воротам одного из складов, увлекая за собой посетителей. – Поскорее, идемте!

Тот, кто укрыл на себе миниатюрную камеру, последовал за полковником и его гостями, шагнув в узкую щель меж тяжелых створок ворот. Мрачные внутренности большого здания были заполнены множеством деревянных ящиков, на каждый из которых была нанесена малопонятная для штатского, но абсолютно ясная любому военному маркировка.

– Ну, что вас интересует? – офицер остановился в узком проходе между штабелями разнокалиберных ящиков, повернувшись лицом к своим спутникам и сложив руки на груди.

– Мне нужны зенитные ракеты, – переглянувшись с Берквадзе, ответил Довгаев. – Лучше всего "Игла". Есть такие?

– Ежели поискать, может быть, и найдутся, – довольно усмехнулся полковник, точно завзятый торговец с восточного базара. – Только "Иглы" – удовольствие не дешевое, – многозначительно произнес офицер. – У тебя есть, чем платить, дорогой?

– Назови цену, – бросил Механизатор, с трудом скрывавший презрение. Верно, он часто пользовался услугами разного рода предателей, тех, кто забыл, какой народ его породил. Но это вовсе не означало, что Лечи Довагев искренне любил таких людей.

– По пятьдесят штук баксов за ракету, – заявил полковник. – И не вздумай торговаться – ни на цент не сброшу.

– Идет, – кивнул Довагев. – По пятьдесят, так по пятьдесят. И сколько у тебя есть?

– Сорок комплектов. Годится?

– Да, – Лечи вновь кивнул. – Годится. Еще мне нужны противотанковые ракеты, лучше всего – "Конкурс". У федералов есть танки с активной броней, их тяжело подбить из гранатометов.

– "Конкурсов" нет, и будут не скоро, – покачав головой, ответил полковник. Кажется, ему было искренне жаль, что не удалось удовлетворить все запросы столь щедрых покупателей. – Возьми модернизированные "Фаготы". Они легче, пробиваемость почти такая же, как у "Конкурса", система управления точно та же. Я тебе могу продать тридцать пусковых установок и сотню ракет хоть сейчас.

– И почем отдашь?

– За каждую ракету – пять штук "зеленых", за саму пусковую установку – десять тысяч, – без раздумий назвал цену офицер. – Поверь, дешевле нигде не возьмешь, да еще такую партию сразу. – Полковник заметил колебания чеченца и поторопил его: – Решай, не трать мое время.

– Хорошо, возьму все, – согласился Довгаев. – Когда можно забирать, командир?

– Сначала бабки, – ощерился полковник. – Как договаривались, треть денег вперед, остальное – когда товар будет у вас на руках.

– Деньги тебе привезут завтра, – вставил слово Берквадзе. – Сам понимаешь, никто не знал, сколько нужно, а таскать с собой миллион долларов – штука опасная.

– Завтра, так завтра, – согласился офицер. – Вот как деньги привезут, тогда договоримся о времени, а пока – извиняйте, в долг не работаю.

Тремя днями позже все центральные телеканалы страны показали сильнейший пожар на одном из военных складов уральского округа. Несколько сотен пожарников не могли побороть огонь в течение недели. Охваченные пламенем старые снаряды, которых на складе хранилось свыше пятисот тонн, взрывались долго, и все это время никто не рисковал подойти к месту катастрофы ближе, чем на километр. В огне погибли девять солдат из числа охраны склада, от которых не осталось даже костей, чтобы предать земле прах.

А заведовавший всем хозяйством полковник, уволившийся в запас через пару месяцев, спустя еще полгода внезапно улетел в Израиль, вдруг оказавшись вовсе не сибиряком, а потомственным евреем с родословной едва ли не от самого пророка Моисея. Это произошло сразу после того, как отставного офицера из богом забытого гарнизона попытались убить в подъезде собственного дома, несколько раз выстрелив в него из брошенного на месте ржавого "нагана". Что-то помешало убийце довести дело до конца, и тяжело раненого полковника врачи смогли вытащить буквально с того света.

Делец от вооруженных сил понял, что те, с кем он провернул такую выгодную сделку, решили подчистить все хвосты, тем более, что именно в это время в телевизионных новостях на разные голоса кричали о разгроме банды Лечи Довгаева и гибели ее кровавого главаря, а также о том, что несколько приближенных к командиру боевиков были взяты в плен. Как сообщили представители армии и спецслужб, среди убитых и пленных бандитов оказалось множество иностранцев, собравшихся в Чечню со всего Ближнего Востока и даже из Ливии и Алжира. Полковник, решивший под конец своей военной карьеры заработать на безбедную старость, и пожертвовавший ради этого жизнями своих солдат, тогда сделал правильные выводы и, истратив большую часть заработанных на торговле оружием денег, смог покинуть страну быстро и незаметно, избежав встречи как с людьми Берквадзе, так и со следователями.

А Гоги Берквадзе, действительно пытавшийся на тот случай, если пленники заговорят, обрубить все ниточки, ведущие к нему лично и к набиравшему силу "Нефтьпрому", только обрадовался, узнав, что продажный офицер убыл в Землю Обетованную, где он стал практически недосягаемым для российского правосудия. В тот раз Берквадзе поставил не на ту фигуру, зря потратив немалые деньги и едва не оказавшись за решеткой. Несмотря на то, что прямых доказательств его причастности к снабжению чеченских бандитов оружием не было, ему пришлось истратить еще немало бумажек с портретами заокеанских президентов, чтобы слишком дотошные сыщики успокоились, убедившись в кристальной честности владельца "Нефтьпрома".

Запись кончилась, и пошла чистая пленка. Берквадзе открыл бар, достал оттуда бутылку водки и, резко сорвав пробку, налил себе полный стакан. Выпив его одним глотком, всесильный хозяин "Нефтьпрома" устало подошел к видеомагнитофону и вытащил кассету. То, что на ней было записано, было далеко не самым страшным из совершенного в прошлом преуспевающим бизнесменом, но одно только наличие этой записи, которая, разумеется, не была смонтированной, говорило о многом. Получалось, что слежка за тогда еще вовсе не самым богатым и могущественным бизнесменом, дело которого только начало развиваться, велась очень долго, причем люди из спецслужб проникали в близкое окружение, все время находясь рядом.

И в свете этого невозможно было утверждать наверняка, какие еще козыри в рукаве припрятал Захаров и его цепной пес Громов. Но с уверенностью можно было теперь сказать, что слова Громова насчет телогрейки и барака вполне могли оказаться пророческими – на совести Бреквадзе было такое, за что любой судья дал бы ему пожизненное заключение. И это была одна из тех ситуаций, когда даже самые большие деньги, любые связи и легионы адвокатов практически ничего не могли изменить. Скорее всего, предай власти огласке имеющиеся у них материалы, кое-кто из подельников Берквадзе, в былые годы вместе создававших свой бизнес, действительно предпочел бы убрать старого приятеля, пока тот не начал давать показания.

У хозяина "Нефтьпрома" не оставалось иного выхода, кроме скорейшей сдачи на милость победителя. Гоги чувствовал себя загнанным в угол зверем, зверем уставшим и раненым, едва ли способным сопротивляться. Но все же пока он был еще жив и свободен, и его миллиарды, в любой миг могущие поменять владельца, еще могли сослужить ему службу. В голове у Берквадзе созрел план, дерзкий до безумия, в случае неудачи грозящий стереть с лица земли того, кто его задумал, но единственно могущий при этом принести победу в схватке с такой силой, о соперничестве с которой Берквадзе не помышлял еще считанные дни назад.

Писк селектора прервал размышления бизнесмена, который сам пришел в ужас от смелости своих мыслей.

– Гоги Зурабович, – из динамика раздался голос секретаря. – Звонит мистер Говард, просит соединить его с вами. Он сказал, что это насчет переговоров с его компанией. Вы будете разговаривать с ним?

– Да, соединяй, – не раздумывая, решил Берквадзе. Он помнил слова Громова, его почти неприкрытую угрозу, но сейчас нефтяной магнат и не думал больше о том, чтобы отдать этим заокеанским гостям свой бизнес. Нет, для того, что он задумал, американцы были абсолютно не нужны, требовались совсем иные люди.

В динамике что-то пискнуло, и в стенах комнаты отдыха, которую Берквадзе так и не покидал, зазвучал чуть искаженный голос американца, говорившего по-русски практически без акцента, даже лучше самого Берквадзе.

– Добрый день, господин Берквадзе, – казалось, Рональд Говард был сейчас самым счастливым человеком на свете. – Я счел возможным напомнить вам, что вскоре вы должны принять решение. Мы хотели бы как можно скорее узнать, готовы ли вы пойти на сделку на наших условиях.

– Приветствую вас, господин Говард, – поздоровался Берквадзе. – Я сам уже собирался связаться с вами. Вы опередили меня на считанные минуты.

– Значит ли это, что я могу надеяться на вашу готовность к сотрудничеству? Вы хотите дать положительный ответ, господин Берквадзе?

– К сожалению, господин Говард, я отвечу вам отказом, – решительно произнес Гоги.

В замысле, мгновение назад родившемся в сознании Берквазде, доброхотам с другого берега Атлантики не было. Сейчас следовало полагаться на иных помощников.

– Я не принимаю ваши условия, и вообще хочу прервать эти переговоры, – сообщил Берквадзе к явному удивлению Говарда. – Ваши предложения не отвечают моим интересам.

– Отказом? – изумленно воскликнул американец. – Вы же должны понимать, что в таком случае вам придется уступить "Росэнергии" на гораздо более худших условиях, чем предложенные нами! Неужели вы готовы так легко расстаться со своим бизнесом? Почему вы так категоричны? Если предложенные условия сделки вам не подходят, мы готовы выслушать ваши предложения, но нельзя же сразу отказываться от всякого сотрудничества.

– Нет, я не желаю больше бедовать с вами по этому поводу, – все так же твердо произнес Берквадзе. – Сожалею, что отнял ваше время, но сделки не будет никогда и ни при каких условиях, господин Говард. Таково мое окончательное решение.

– Думаю, вы делаете большую ошибку, – в голосе Говарда послышалось сожаление и разочарование. Он не мог изменить решение своего собеседника, поскольку здесь не имел почти никакой власти. – Потом вы пожалеете об этом.

– Это вы делаете большую ошибку, – возразил Берквадзе. – Вам из-за океана плохо видно, что происходит в нашей стране, и вы принимаете слишком поспешные решения. Не думаю, что ваше вмешательство в наши внутренние дела приведет к чему-то хорошему. Прощайте, мистер Говард. – Берквадзе, больше не слушая, что говорит американец, положил трубку.

Завершив разговор с Говардом, Берквадзе некоторое время сидел неподвижно, уставившись на лежащую на столике трубку мобильного телефона. Для того, чтобы привести в действие свой замысел, которого сам Берквадзе боялся, не веря в свою смелость, нужен был только один телефонный звонок, и именно на это он решиться не мог. Однако иного пути уже не было – натиск "Росэнергии" с одной стороны и отказ от переговоров с Говардом, кого бы то ни представлял на самом деле, не оставляли выбора.

А пока Берквадзе терзался сомнениями о том, стоит ли ему продолжать борьбу, возможно, в самом прямом смысле обрекая себя на гибель, Рональда Бенджамена Говарда, гостя из далекой Америки, тоже мучили неприятные предчувствия. Уже второй человек за считанные дни предостерегал его от того, ради чего он, Говард, собственно и прибыл в эту дикую, варварскую и при этом невероятно богатую страну. Второй человек, имеющий огромное по меркам этой земли состояние и еще большую власть, предрекал самому Говарду и государству, от имени которого он прибыл сюда, самые страшные последствия того, чем занимался заокеанский эмиссар.

И в какой-то момент Рональд вдруг начал сомневаться в том, действительно ли стоило затевать эту сложную и опасную для самих игроков партию. Но, как бы то ни было, не он принимал окончательное решение. Сам Говард был лишь инструментом, одушевленным орудием в руках тех, кто не стремился к известности, при этом оставаясь людьми, которые, безо всякого преувеличения, могли изменять судьбы мира. Ему же оставалось только подчиняться их воле, уповая на то, что замысел их увенчается успехом, ведь в противном случае поднявшаяся волна могла в один миг смести в бездну и самого Говарда, и тех, кто стоял за его спиной.

А глава "Нефтьпрома", человек, привыкший упиваться свой властью и сейчас ощущавший, как земля уходит у него из-под ног, все же решился сделать то, чего прежде не пытался совершить никто. Подняв со стола мобильный телефон, Берквадзе по памяти набрал номер человека, от которого теперь могла зависеть не только судьба, но и сама жизнь Гоги Берквадзе, преуспевающего бизнесмена, нефтяного магната.

– Слушаю тебя Гоги, – тот, кому звонил Берквадзе, поднял трубку после второго гудка. – Рад слышать тебя, дорогой. Что-то случилось?

– Да, Исмаил, случилось. Мне нужна твоя помощь. Надеюсь, ты не откажешь старому другу?

Исмаил Хороев, человек номер один в чеченской мафии, создавшей в столице России мощную и глубоко законспирированную структуру, уцелевшую, несмотря на все усилия правоохранительных органов во время последней операции против террористов и мятежников в самой Чечне, не мог отказать. Он был чеченцем, горцем, а потому никогда не забывал долги, а для Гоги Берквадзе Исмаил был именно должником, обязанным тому, по меньшей мере, свободой. И потому этот опасный, способный быть безжалостным и чудовищно жестоким, человек только спросил:

– Чем я могу тебе помочь, Гоги?

– Я хочу, чтобы ты сделал то, о чем никогда и никто еще не помышлял, не говоря уж о том, чтобы реализовать это, – ответил Гоги. – Я хочу, чтобы ты убил президента Швецова. Я дам тебе все, что пожелаешь, любые деньги, любую помощь, только помоги мне избавиться от него.

– Если он твой враг, считай, что его уже нет, – спокойно ответил Хороев, нисколько не удивившийся просьбе Берквадзе. – Я все сделаю, дорогой.

Глава 10 Тени

Атлантическое побережье США

2 апреля

В этот раз они собрались на ничем не примечательной вилле, располагавшейся на побережье штата Мэн, на выступавшем в воды Атлантического океана скалистом мысе, обрывавшемся вниз почти отвесными склонами. Люди, олицетворявшие собой реальную власть в сильнейшем государстве планеты, но никогда не выставлявшие эту власть, свои истинные возможности и свое значение, на показ. Они привыкли находиться в тени иных фигур, более харизматичных, более известных широкой публике, но в действительности являвшихся лишь марионетками в руках теней-кукловодов.

Гости начали прибывать на виллу, являвшуюся одним из постоянных мест встречи этого неформального, и официально просто несуществующего комитета, или, что будет точнее, тайного ордена, с раннего утра, поскольку встреча была назначена на полдень, а опаздывать на нее считалось дурным тоном. Кто-то прилетел на вертолете, благо возле небольшого и весьма скромного на первый взгляд строения располагалась вполне приличная посадочная площадка, способная принять при необходимости и тяжелый "Чинук". Иные приехали на автомобилях, ограничившись минимальным числом сопровождающих лиц или вовсе обойдясь без таковых. А отдельные личности, выделявшиеся своей экстравагантностью, и вовсе выбрали в качестве транспортных средств скоростные катера и даже гидропланы.

На въезде в усадьбу гостей встречал лишь одинокий привратник, без малейшей заминки пропускавший каждого, поскольку всех, кто имел право находиться здесь, знал в лицо уже довольно давно, а посторонние еще ни разу не появлялись в этом укромном уголке. Однако все, кто был сегодня приглашен на эту встречу, знали, что вилла охраняется едва ли не лучше, чем резиденция президента Соединенных Штатов. Несколько крепко сбитых молодых людей в строгих костюмах, при галстуках и с прицепленными за ухо микрофонами составляли лишь самый последний и единственный видимый рубеж этой системы безопасности. По сути, они не столько охраняли, сколько отвлекали на себя внимание непрошенных гостей, которым вздумалось бы посетить это место.

В действительности меры безопасности были намного более серьезными. Все возможные подходы к вилле, благодаря ее расположению на узком мысе, весьма ограниченные, контролировали засевшие в окружавших дом и подступавших к ведущей к нему дороге зарослях снайперы с крупнокалиберным оружием, оснащенным сверхсовременными прицелами. Они имели приказ открывать огонь на поражение по любому, кто окажется на расстоянии прямого выстрела. Помимо живой охраны вокруг виллы были расположены отлично замаскированные электронные устройства, общей задачей которых было не допустить присутствия на расстоянии менее трех миль никого постороннего. Здесь были и датчики движения, сканировавшие пространство вокруг себя во всех возможных спектрах, и постановщики комплексных радиоэлектронных помех, исключавшие возможность применения в этом месте какой бы то ни было аппаратуры, предназначенной для дистанционного наблюдения, видео- или аудиозаписи. Ходили слухи даже об окружавших виллу минных полях, проходы в которых знали далеко не все сотрудники здешней охраны, но гости, периодически появлявшиеся здесь, не особо в это верили.

Помимо прикрытия виллы с земли, она также неплохо была защищена и с воздуха. Операторы размещенных на находившейся в полусотне миль отсюда военно-воздушной базе радаров не имели представления, что находится в этом районе, но им был дан четкий приказ не допускать присутствия в воздушном пространстве над этим квадратом посторонних самолетов и вертолетов, и этот приказ выполнялся неукоснительно. На крайний случай к взлету каждое мгновение была подготовлена пара истребителей F-16C "Файтинг Фалкон", под завязку заправленных топливом и нагруженных ракетами, которые должны были без долгих колебаний уничтожить любого нарушителя. Лишь летательным аппаратам, снабженным специальным радиомаяком, посылавшим некий закодированный сигнал, значения которого сидевшие у экранов радиолокационных станций люди не знали, позволено было летать в этом районе.

Оставался еще морской путь, тем более, скалистый мыс был окружен водами океана с трех сторон, но чужаков, избравших его, тоже ждали бы неприятные сюрпризы, начиная с курсировавшего в нескольких милях от побережья фрегата, и заканчивая почти неприступными отвесными стенами, кое-где специально обтесанными и отшлифованными, словно стекло. Говорили также и о затаившейся где-то неподалеку атомной субмарине, но эти рассказы люди сведущие также считали выдумкой, как и истории о минных полях и ямах-ловушках, окружавших виллу с суши.

Пока собирались все приглашенные на эту встречу, остальные в ожидании их расположились в гостиной, окна которой выходили на океан. Молчаливый стюард, двигавшийся слишком плавно и выглядевший излишне мускулистым для простого лакея, подал всем кофе и бесшумно выскользнул за дверь. Пока не началось главное, то, ради чего одни из самых влиятельных людей этой страны, а значит, и почти всего мира, бросили свои неотложные дела, прислуге разрешалось присутствовать здесь, потом же эта небольшая комната окажется буквально изолированной от всего остального мира не несколько часов.

– Сколько нам еще ждать, – с явным раздражением в голосе произнес высокий пожилой мужчина, седовласый, выглядевший, точно потомственный аристократ. На самом деле Айзек Райтман не был аристократом, но ему почти полностью принадлежала такая корпорация, как "Дженерал Моторс", и это делало Райтмана исключительно важным лицом, в том числе и в предстоящей встрече. – Почему он позволяет себе опаздывать?

– Не кипятитесь так, друг мой, – успокаивающим тоном профессионального психолога произнес глава администрации президента Алекс Сайерс, человек, словами которого обращался к американской нации глава этого государства. – Должно быть, и мистера Говарда были причины, иначе он не позволил бы себе проявлять такую непунктуальность.

– Думаю, наше ожидание закончилось, – заметил, прислушиваясь к чему-то за окном единственный из присутствовавших, кто предпочел деловому костюму военную форму. Генерал Эндрю Стивенс, заместитель главы Объединенного комитета начальника штабов, был верен своим привычкам в этот раз, как и всегда. – Наш друг уже здесь, – сообщил генерал недоумевающим собеседникам.

Однако спустя несколько мгновений и все остальные услышали то, что мгновенно уловил тренированный слух профессионального солдата. Над головами, проникая сквозь стены, раздался гул приближающегося вертолета, а еще через минуту небольшой серебристый геликоптер, легкая машина, рассчитанная на перевозку всего пары человек, сделав круг над виллой, приземлился в стороне от нее на бетонную площадку. От коснувшегося земли вертолета к зданию двинулись два человека – прибывший последним гость, и один из охранников.

– Добрый день, джентльмены, – на пороге гостиной возник последний участник сегодняшней встречи. – Прошу извинить за опоздание.

Войдя в просторное помещение, Рональд Говард внимательным, но не особо пристальным взглядом обвел присутствующих, удобно расположившихся на мягких диванах и в креслах с высокими спинками вокруг низкого столика, на котором стоял поднос с кофе и сандвичами.

Здесь были все, кого он и ожидал увидеть. Иному человеку, не посвященному в истинную суть происходящего, собравшаяся здесь компания показалась бы непредставительной, и такого человека можно было понять. Здесь не было ни одного руководителя какой-либо серьезной структуры. Исключением являлся только Реджинальд Бейкерс, уже больше года возглавлявший Агентство национальной безопасности – контору, намного менее известную, чем ФБР или ЦРУ, но не менее могущественную, чем обе эти организации, вместе взятые. Помощники, советники, лишенные формальной власти, всего лишь тени за спинами сильных мира сего. И до тех пор, пока люди, не вхожие в этот круг думали именно так, те, кто прибыл сегодня на окутанную завесой тайны встречу, могли безраздельно править величайшей державой мира, а, значит, и всей этой планетой.

Был здесь и заместитель директора Центрального разведывательного управления, являвшийся одним из старейших членов этого негласного комитета, без преувеличения, решавшего судьбы мира. Натан Бейл был уже немолод, но если шестидесятилетний бизнесмен Райтман держал себя в форме, второе лицо в ЦРУ являло с ним разительный контраст. Бейл был невысок, упитан, если не сказать больше, и к тому же макушку его украшала сияющая лысина. Но это не мешало ему быть одним из самых искушенных в вопросах тайной войны людей, прокручивая в своем мозгу за считанные секунды головоломные комбинации.

Кроме этих людей, весьма влиятельных даже на публике, но не особенно известных, как и всякий уважающий себя разведчик, здесь были еще двое, конгрессмен из штата Техас, Джонатан Хаскин, и Глен Мастерс, один из заместителей главы "Си-Эн-Эн". Здесь первый олицетворял собой власть политическую, а второй – информационную, которая обладала несравнимо большими возможностями, чем любые законы, не просто принуждая миллионы людей делать что-либо, но убеждая их, что это их же собственная воля, вовсе не навязанная извне.

Порой Говард, не столь давно оказавшийся членом этого странного комитета, не имевшего ни названия, ни места в официальной системе власти, но обладавшего при этом колоссальными возможностями, гадал, выступают ли его члены каждый от своего имени, или же представляют глав тех структур, от имени которых присутствуют здесь. Сам Говард, будучи одним из членов правления "Юнайтед Петролеум", олицетворял здесь нефтяную индустрию страны, давно уже ставшей крупнейшим и самым ненасытным из импортеров горючих углеводородов, никак не желавшим умерить свои аппетиты. Обычно перед тем, как должна была произойти очередная встреча комитета, правление корпорации собиралось на внеочередное заседание, долго и подробно обсуждая стратегию компании и желаемое положение дел в том или ином регионе, а Рональд затем озвучивал эти мысли здесь. Вероятно, нечто подобное могло происходить и в тех структурах, которые представляли прочие его собеседники, но реальное положение дел оставалось тайной, раскрывать которую Говард не стремился.

– Да, вы заставили нас ждать, господин Говард, – желчно, не сдерживая эмоций, произнес отставивший в сторону чашечку кофе вице-президент компании "Локхид", Мартин Лендер. Представляя корпорацию, традиционно занимавшуюся самыми высокотехнологичными проектами по заказу военного ведомства, он мог себе это позволить. – Отсутствие пунктуальности не делает вам чести. Не забудьте, что у каждого из нас много дел, и наше время весьма дорого.

– Прошу прощения, джентльмены, – невозмутимо, сохраняя полнейшее спокойствие, ответил Рональд, опускаясь в ближайшее свободное кресло. Оно же, кстати, было и единственным незанятым – число людей, приглашенных на сегодняшнюю встречу, было строго ограничено и известно заранее. – Погода внезапно испортилась, и пилоты отказались лететь в бурю. Пришлось ждать больше часа в Вашингтоне.

Пожалуй, собравшееся общество отличали две особенности, сразу бросавшиеся в глаза, и являвшиеся, по сути, разными сторонами одной медали. Во-первых, среди собравшихся не было женщин, хотя в последние годы представительницы прекрасной половины человечества все активнее участвовали равно в политике и большом бизнесе, а во-вторых, несмотря на американскую политкорректность, здесь собрались только люди со светлой кожей, большая часть из которых была чистокровными англосаксами. Там, в ином, открытом мире, от имени корпораций и структур, представленных собравшимися здесь людьми, и даже от имени державы могли выступать и темнокожие афроамериканцы, и азиаты любой национальности, но сюда путь им был заказан. В этом оплоте истинной власти царила белая кожа, пусть и слегка разбавленная горбатыми носами и курчавыми шевелюрами.

– Довольно джентльмены, – скрипучим хриплым голосом произнес Бейл, делая неопределенный жест, словно отмахиваясь от чего-то. – Мы собрались здесь, чтобы обсудить внезапно возникшие проблемы, и поскольку наше время действительно очень ценно, и каждая задержка обойдется нам весьма недешево, я предлагаю приступить к их обсуждению. – Он обернулся к сидевшему по правую руку главе АНБ: – Мистер Бейкерс, как я понимаю, вы имеете, что сказать нам?

– Верно, – отрывисто кивнул Реджинальд Бейкерс. – У меня есть несколько вопросов, которые требуют немедленного обсуждения, и я хотел бы сегодня услышать мнение каждого из вас. Но, прежде всего, стоит озаботиться нашей безопасностью. – Он поднял со стола небольшой пульт в пластиковом корпусе и нажал на нем несколько кнопок. Пульт осветился красными и зелеными огоньками. – Теперь за пределы этой комнаты не выйдет ни единое слово, и мы можем говорить свободно.

– Итак, господин Бейкерс, что же вы хотели сообщить нам? – заинтересованно взглянул на главу разведывательного ведомства Райтман, привычным жестом пригладив роскошную шевелюру, предмет нескрываемой гордости бизнесмена.

– Вопрос касается России, откуда, кстати, совсем недавно вернулся господин Говард, посетивший эту страну по моей просьбе. Наши аналитики последние несколько недель занимались оценкой происходящих в России перемен и прогнозированием их последствий, и выводы их, нужно сказать, весьма настораживающие. Признаюсь, я сам был поражен, поскольку такого вывода я не слышал со времен распада Советского Союза. Говоря коротко, политика нового российского руководства, и, прежде всего, разумеется, президента Швецова, является без всякого преувеличения, угрозой национальной безопасности Соединенных Штатов.

– Угроза национальной безопасности, – недоуменно переспросил Хаскин, катая во рту незажженную сигару. – Как это понимать?

Реакция сенатора была вполне понятна присутствующим, ведь все знали, что глава АНБ никогда не преувеличивает, представляя любые события без прикрас, как они есть. И поэтому его заявление Хаскином было воспринято с зарождающимся где-то в глубине подсознания страхом.

Но не один Хаскин был удивлен. Все прочие, кто сейчас, неосознанно затаив дыхание, внимал словам директора всемогущего Агентства, стали недоуменно переглядываться, вслух не выражая свое удивление словами главы одной из мощнейших разведслужб страны и мира, хотя многие из них и понимали, что хотел сказать Бейкерс.

– Русское руководство начало очень рискованную и опасную для них же самих игру, – пояснил директор АНБ. – Но в случае успеха они могут достичь таких высот, что любой риск сейчас может быть оправдан целиком и полностью. Уважаемый мистер Говард, недавно побывавший в России, видел лишь одно из проявлений политики президент Швецова. Полагаю, он сможет рассказать о том, что происходит на другом берегу океана, лучше, чем я, целыми днями не покидающий свой кабинет.

Бейкерс кивнул Рональду, дав ему знак.

– Да, джентльмены, – произнес Рональд Говард, переняв эстафету у своего предшественника. – Некоторые действия русского правительства действительно вызывают опасения уже сейчас, когда фактически сделано очень мало из того, что задумал Швецов и его команда. Я имею в виду, прежде всего, взятый ими курс на, простите за не совсем подходящее определение, национализацию сырьевого сектора промышленности России. В настоящее время в собственности государства уже находятся контрольные пакеты акций полудюжины крупнейших нефтедобывающих компаний, обеспечивающих энергоносителями почти всех наших европейских союзников, а также часть предприятий металлургической промышленности. Это крупнейшие заводы по выплавке никеля, алюминия, других цветных металлов.

– Как такое могло случиться? – спросил все еще пребывавший в недоумении Хаскин. – Русские же уважают частную собственность. Не могли же они отнять у акционеров их ценные бумаги, угрожая оружием!

– Формально, конгрессмен, все произошло в рамках рыночной экономики, которую русские строят, или делают вид, что строят, уже более двух десятилетий, – пояснил Говард, сперва дождавшись кивка Бейкерса, севшего в стороне и молча наблюдавшего сейчас за происходящим. – Специально созданная государственная корпорация "Росэнергия", приобретала акции обозначенных мною компаний у их владельцев по рыночной стоимости, а иногда даже и чуть дороже, и говорить о нарушении каких бы то ни было законов невозможно. Внешне это была обычная коммерческая сделка и ничего более. Поэтому и термин советских времен "национализация" формально не верен, хотя фактически мы наблюдаем именно этот процесс, хорошо замаскированный, но при этом последовательный и целенаправленный.

Правда состоит в том, что никто из нынешних нефтяных и газовых магнатов России не желал расставаться со своим имуществом, однако правительственные чиновники, что вели переговоры, сумели убедить почти каждого. Те люди, которые до недавних пор безраздельно владели топливно-энергетическим комплексом России, и от которых зависело даже их правительство, поднялись на волне приватизации, начавшейся после распада Советского Союза, когда полным ходом шел передел собственности криминальными группировками. По сути, каждый из ныне преуспевающих бизнесменов, миллиардеров, сравнимых по своим доходам с арабскими шейхами, имеет преступное прошлое. Коррупция, отмывание денег, а то и заказные убийства, причем не только своих конкурентов из числа местной мафии, но и государственных чиновников, прокуроров, высших офицеров правоохранительных органов – все это было в их недавнем прошлом. И, насколько мне известно, сейчас те, кто действует по прямому приказу президента России, напомнили владельцам нефтяных компаний о некоторых фактах из их жизни, после чего те безропотно расстались со своими акциями, предпочтя чуть более бедную жизнь на свободе тюремным баракам в Сибири.

Вероятно, люди Швецова имеют убедительные доказательства совершенных нефтяными магнатами преступлений, почему-то не использованные предыдущей администрацией. Мы пытались вести контригру, объединив часть российских компаний в мощный картель, действующий под эгидой иностранных фирм или даже правительства США, но потерпели неудачу. Вероятно, мы просто слишком поздно обратили внимание на действия русских властей. Как бы то ни было, наши встречи с собственниками русских компаний происходили уже после того, как с теми говорили люди из "Росэнергии", и, видимо, они оказались убедительнее. Даже если кто-то и был склонен принять наши предложения, лишь одного визита подчиненных Вадима Захарова оказалось достаточно, чтобы они резко изменили свои намерения. Наша попытка вмешательства провалилась.

– Насколько я понимаю, раньше, при других президентах, власть не решалась идти на открытый конфликт с представителями бизнеса, так называемыми олигархами, – задумчиво произнес Мастерс. В отличие от подавляющего большинства его соотечественников, второй человек в крупнейшем в Штатах информационном агентстве знал о России не только байки о белых медведях, разгуливающих по улицам сибирских городов. – Влияние олигархов на государство всегда было велико, но сейчас что-то изменилось. Что же заставило новое руководство сделать такой отчаянный шаг?

– Все просто, – вновь включился в разговор Бейкерс. – Русскому правительству срочно понадобились деньги, и очень много денег, а иного источника, кроме экспорта нефти, в их распоряжении пока нет. В восьмидесятые мы уже сталкивались с подобной ситуацией, и если бы тогда нашим предшественникам не удалось склонить Саудовскую Аравию увеличить объемы добычи нефти, русские получили бы огромные средства в валюте для самых смелых преобразований. А сейчас новое правительство вновь задумало провести масштабные реформы, составной частью которых является закупка за рубежом самого современного оборудования для оснащения русских заводов.

По личному распоряжению Швецова, поддержанному большинством русских сенаторов, на совершение сделок с владельцами нефтяных компаний, о которых нам любезно сообщил господин Говард, были пущены средства из созданных в последние годы резервных фондов, главным источником образования которых были экспортные пошлины на ту же нефть. Вероятно, советники и эксперты, консультирующие Швецова, смогли наконец-то придти к вполне логичному выводу – если страна имеет такие огромные доходы только за счет налогов, получаемых с нефтяных компаний, то, взяв под свой полный контроль добычу и экспорт, можно получить прибыли, в десятки, сотни раз большие. А поскольку Швецова все характеризуют, как человека решительного, едва ли ему понадобилось много времени на раздумья.

– Но какова же цель этих действий, – поинтересовался Сайерс. – Что они задумали такого, чтобы сейчас испытывать нужду в столь огромных средствах?

– Существует информация о некой программе ускоренной модернизации экономики России, – ответил Бейкерс. – Мы узнали об этом благодаря коллегам из ЦРУ, хотя сведения до сих пор не нашли неопровержимого подтверждения. Однако большинство наших экспертов склонно к мысли о том, что такой план действительно существует, и некоторые события недавних дней в России вполне определенно говорят об этом.

План заключается в переходе от экспорта невозобновимого сырья, к которому относятся и энергоносители, к поставкам на внешние рынки готовой продукции, причем высокотехнологичной. Уже сейчас русские ведут переговоры с некоторыми европейскими и азиатскими, в частности, с японскими корпорациями, о поставке в Россию новейшего оборудования для оснащения некоторых промышленных предприятий. Фактически речь идет о техническом перевооружении крупнейших заводов страны, и, прежде всего тех, которые ориентированы на выпуск продукции так называемого двойного назначения, то есть имеющей применение, как в гражданском, так и в оборонном секторе. Например, сюда можно отнести заводы производящие авиационные двигатели, а так же различную электронику.

За последние годы Россия, живущая за счет продажи своих полезных ископаемых и прочих природных ресурсов, скажем, сибирского леса, утратила позиции в самых технологичных и наукоемких отраслях промышленности. Держава, какие-то двадцать лет назад считавшаяся индустриальным гигантом, ныне скатилась до уровня "третьего мира", что устраивает далеко не каждого представителя российской элиты. И новое руководство пытается преодолеть этот разрыв, в кратчайшие сроки восстановив промышленность, доведя ее до уровня ведущих стран мира.

Бейкерс сделал глоток остывшего кофе, и продолжил после небольшой паузы:

– Однако это одно из направлений внутренней политики Швецова, важное, но не единственное. Параллельно с модернизацией промышленности, не всей, но только некоторых ее отраслей для начала, его правительство приняло ряд мер для восстановления сельского хозяйства страны. Россия в значительной мере существует пока за счет поставок импортного продовольствия, а отдельные случаи продажи зерна за рубеж являются не более чем пропагандой и политической рекламой.

Фактически сложилась такая ситуация, когда Европа зависит от русской нефти и газа, а сама Россия – от европейских, хотя и не только от их продуктов питания. Если поставки продовольствия русским прекратятся, они едва ли смогут обеспечить потребности всего населения страны в элементарных продуктах питания, несмотря на то, что население это постоянно сокращается. По сути, наступит голод, который может вылиться во что угодно, вплоть до свержения действующего правительства, и это Швецов понимает прекрасно. Именно поэтому огромные средства сейчас направлены на совершенствование сельского хозяйства страны.

– Чем это грозит нам, Соединенным Штатам? – задал вопрос Райтман. – Вы же говорили об угрозе национальной безопасности, если мне не изменяет память. И это очень серьезное заявление. Но если русские вырастят несколько лишних тонн зерна и несколько тысяч голов скота, нам, американцам, от этого хуже не станет. Возможно, мы частично потеряем там рынки сбыта своего продовольствия, но голодающих в мире много, и покупатели найдутся очень быстро.

– Вы не совсем адекватно оцениваете ситуацию, господин Райтман, – покачал головой Бейкерс. – Процессы, происходящие сейчас в России – это только начало. Им нужна база для резкого рывка вверх, стремительного экономического роста, и когда они создадут такую базу, последствия для нас будут намного более значимыми, чем потеря рынков сбыта зерна, мяса или подержанных автомобилей. Угроза нашей безопасности действительно существует, хотя сейчас она заметна только некоторым экспертам. И эта угроза с каждым днем становится все более серьезной.

Пока русские клянутся, что будут последовательно исполнять все обязательства по поставкам нефти, и я не сомневаюсь в этом, ведь приобретение акций нефтяных компаний потребовало огромных затрат, и в ближайшее время правительство Швецова будет заниматься только их возмещением, не более того. О том, чтобы прямо сейчас делать серьезные вложения в производство или сельское хозяйство, пока речи не идет. Но, зная, на что способен этот народ, если по-настоящему прижмут обстоятельства, я могу предположить, что уже спустя пару лет они смогут поднять из руин свою промышленность, и тогда цены на нефть перестанут определять их отношения с внешним миром.

Вспомните тридцатые годы, период сталинской индустриализации. Ленин, умерев, оставил полуголодную страну, истерзанную гражданской войной, но за какие-то десять лет она превратилась в промышленного гиганта, обладавшего, к тому же, самой мощной армией на планете. Говорить о том, что подобная ситуация не повторится, просто глупо. А, почувствовав силу, русские перестанут покорно просить и ждать, и начнут требовать, жестко и непреклонно.

Но это – только одна сторона медали. Угрозу нашей безопасности представляет не реформирование в России как таковое, а его значение в контексте происходящих сейчас изменений на мировом рынке энергоносителей. Переход русской экономики от экспорта ископаемых, в том числе и нефти, к экспорту промышленной продукции развяжет руки многим нашим недругам во всем мире. И именно здесь таится главная для нас опасность, господа.

Вы знаете о том, что лидерами ОПЕК нам фактически был предъявлен ультиматум. В случае если мы предпримем какие-либо действия против Ирана, в отношении США будет введено эмбарго на поставки нефти. И у нас нет причин сомневаться в серьезности таких заявлений. Члены нефтяного картеля проявили редкую солидарность, и уж если один из самых последовательных наших союзников в Персидском заливе, Саудовская Аравия, встал на защиту Ирана, своего давнего соперника, если не явного врага, это должно заставить нас всех задуматься. Мы помним, к какому скачку цен привело эмбарго семьдесят третьего года. Тогда с огромным трудом удалось избежать краха. В принципе, нынешний продолжающийся рост цен – это лишь последствия событий почти сорокалетней давности. Если ситуация повторится сейчас, наша экономика, и без того перенапряженная, истощенная войнами, продолжающимися в Азии, этого может просто не выдержать.

– Да, мы понимаем это, – согласился Айзек Райтман. – Угроза действительно серьезна, но она остается лишь словами, и ничем более. Арабы обеспокоены тем, что произошло над Ормузским проливом, но это не отменяет сверхприбыли от продажи нефти в Штаты. Они скоро забудут о случившемся, а пока просто следует подождать. Несмотря на то, что Саудовская Аравия встала на защиту Ирана, они опасаются столь непредсказуемого соседа, стремящегося стать доминирующей державой в регионе, и если Иран проявит враждебные намерения, саудовцы не станут мешать нам расправиться с ним.

И мы сможем сделать так, чтобы Иран сам дал нам повод для вторжения, которое одобрят все его нынешние заступники. Это потребует лишь времени, и ничего больше. Ну а для страховки можно встретиться с арабскими лидерами, разумеется, неофициально, и попытаться убедить их не делать глупостей. Думаю, господин Бейкерс или господин Бейл могли бы заняться этим, ведь опыт подобных переговоров у них имеется весьма серьезный.

– Пожалуй, я слетаю в Эр-Рияд, – пожал плечами глава АНБ. – Я думаю, с арабами мы сумеем договориться. Насчет Ирана же действительно лучше занять выжидательную позицию. Я уверен, не пройдет и нескольких месяцев, как они что-нибудь устроят, например запуск баллистической ракеты большой дальности или даже испытания ядерного оружия. Тогда саудовцы и все прочие изменят свое мнение, и ни о каких ультиматумах даже не вспомнят. Айзек прав, нам просто нужно запастись терпением, господа.

– В регион уже стянуты значительные силы, – возразил бригадный генерал Стивенс. – Подготовка к операции "Ятаган" идет полным ходом, и возвращать несколько десятков тысяч солдат обратно на материк будет невыгодно. Ожидание же удобного момента может затянуться и повлечь за собой не менее значительные затраты. К тому же присутствие наших войск в регионе само по себе вызывает недовольство даже самых преданных союзников.

– Войскам, переброшенным в Азию, мы найдем иное применение, Эндрю, – ответил на это Бейл, пристально взглянув на генерала. – Да, с Ираном пока придется подождать, но это промедление вполне может обернуться для нас пользой. Правильно воспользовавшись ситуацией, мы можем заставить арабов забыть о своих угрозах, при этом мы получим и нефть Ирана, которая для нас станет практически бесплатной, и нефть его соседей, которые не решатся рисковать своими прибылями. Но для этого нам нужен контроль над Россией, и добиться его следует как можно скорее.

– Для нашей страны Россия имеет весьма скромное значение, – с сомнением произнес Хаскин. – Если вы под контролем подразумеваете экспорт русской нефти в Штаты, то он сейчас оставляет менее полумиллиона баррелей в сутки при среднем потреблении порядка двадцати миллионов. Это очень мало, и русская нефть не спасет нас от эмбарго, введенного странами ОПЕК.

– Совершенно верно, сенатор, – согласился Говард. – Сама по себе нефть из России для нас почти не важна, но речь идет именно о контроле над действиями российских властей, а не о поставках нефти. – Рональд позволил себе усмехнуться: – В настоящее время мы, Соединенные Штаты, добываем десять миллионов баррелей нефти в сутки на своей территории, при потреблении, как вы и сказали, порядка двадцати миллионов. Разницу – примерно одиннадцать миллионов баррелей каждый день – приходится восполнять за счет экспорта, преимущественно из Канады, Мексики, Венесуэлы, и уже затем из района Персидского залива. Импорт арабской нефти в среднем лишь немного превышает два миллиона баррелей ежедневно. Так что, даже ближневосточная нефть для нас имеет гораздо меньшее значение, чем топливо, получаемое из Карибского бассейна.

– Тогда при чем здесь Россия? – недоуменно вопросил Джонатан Хаскин, переводя взгляд с Бейкерса на Говарда. – Кажется, вы противоречите сами себе, господа. Не лучше ли плотнее заняться Венесуэлой, тем более, она гораздо ближе к нам, и транспортировка нефти будет менее долгой и затратной?

– Не лучше, – помотав головой, возразил конгрессмену глава АНБ. – Не забудьте, друг мой, что Венесуэла является членом нефтяного картеля, и любое посягательство на нее может заставить прочих членов ОПЕК привести свои угрозы в исполнение. Они смирились с вторжением в Ирак, благо Саддам был опасен для своих соседей намного больше, чем для нас, и в некотором роде арабы нам даже благодарны, но второго раза они не допустят. Причем, вторгшись в Венесуэлу, мы не сможем сразу же использовать ее нефтяные запасы, как не можем сделать это в Ираке уже сколько времени.

Пока будет идти война, а ее не избежать, вывозить нефть из оккупированной страны будет практически невозможно, и при этом нас будет душить эмбарго. На долю мирового нефтяного картеля сейчас приходится не меньше сорока процентов ввозимой в Штаты нефти, и без нее нас ждет кризис. Поэтому нам нельзя портить отношения с ОПЕК до тех пор, пока мы не будем иметь резервный источник нефти, способный покрыть наши потребности на достаточно длительный период.

– Мы всегда можем прибегнуть к стратегическим запасам, – заметил Райтман. – Свыше пятисот миллионов баррелей в подземных хранилищах – это заставит успокоиться любого самого непримиримого нашего противника.

– При существующем уровне потребления и добычи нефти на нашей территории этого хватит на пару месяцев, не более того, – с сомнением покачав головой, возразил Говард. – Кому, как не вам, господин Райтман, знать, что наши налогоплательщики не очень думают об экономии, когда покупают автомобили, да и промышленность тоже не ориентирована на сохранение ресурсов. Нет, резерв просто продлит нашу агонию, если арабы приведут свои угрозы в действие, и только, – убежденно произнес представитель нефтяной компании.

– В принципе, – заметил конгрессмен, – мы можем сэкономить немало топлива, применяя более экономичные в плане потребления энергии технологии. Получить же их мы можем, в том числе, и у русских. Там разработаны и опробованы приемы, уменьшающие потребление топлива обычными двигателями внутреннего сгорания почти в два раза. И их разработчики сейчас, в условиях, когда не могут в своей стране заработать ни цента с эти изобретений, с радостью продадут нам патенты и технологии за смехотворную цену.

– Перевод нашей промышленности на новые технологии потребует огромных вложений, и, что самое важное, времени, – скептически произнес Бейкерс. – И не все встретят такую инициативу с радостью хотя бы по той причине, что не каждый поймет смысл преобразований. Разумеется, такой вариант мы не можем просто отбросить, но это долгосрочная перспектива, замыслы, на воплощение которых понадобятся годы в самом лучшем случае. А сейчас для нас идет счет буквально на месяцы.

– Именно поэтому следует задействовать все возможные рычаги влияния в России, чтобы насколько возможно отсрочить задуманные там реформы, – решительно заявил Натан Бейл, подхватывая слова своего коллеги. – Россия, которая не является членом ОПЕК, то есть пока не связана какими-либо соглашениями с нашими арабскими и южноамериканскими друзьями, снабжает нефтью и газом всю Европу, и это является первой причиной того, что нам нужно вмешаться в происходящие там перемены. Пока русские по-прежнему зависят от прибылей с продажи энергоносителей, но если ситуация изменится, они легко смогут манипулировать европейскими странами, что для нас чревато потерей стратегических плацдармов в регионе.

– Русский медведь должен быть посажен на цепь? – со смешком спросил Алекс Сайерс, но Бейл даже не взглянул на него.

– Ввязываться в сомнительную авантюру ради защиты европейцев, – Хаскин удивленно вскинул брови. – Зачем нам это нужно?

– Никто не говорит о том, что мы хотим обеспечить безопасность европейцев, – возразил Бейл. – Наоборот, взяв под свой контроль потоки нефти и газа, идущие из России в Европу, мы сможем держать наших союзников в полном подчинении. Мы будем, решать, кто замерзнет очередной зимой, и, зная это, ни одно европейское государство не откажет нам, к примеру, в такой малости, как размещение систем противоракетной обороны. Не будет массовых акций протеста, ведь все эти поляки и чехи точно будут знать, что мы в любое мгновение, ни с кем не договариваясь, перекроем вентиль газопровода, и им придется идти не на демонстрацию, а в ближайший городской парк, за дровами. Черт побери, все они будут у нас в кулаке. Европа попросту станет нашей колонией.

Но это лишь одна из причин, вторая же, и более важная, заключена в том, что наши арабские союзники, зная, что в любой миг мы сможем перенаправить энергоносители, добываемые в России, из Европы в Штаты, станут более сговорчивыми и терпимыми, и мы сможем проводить на Ближнем Востоке свою политику беспрепятственно. Сложилась такая ситуация, что рынки сбыта нефти ограничены, и если арабы введут эмбарго в условиях наличия в нашем распоряжении русской нефти, они просто потеряют огромные доходы, ведь столь крупного покупателя, как наша страна, в мире больше нет. При этом нужно учесть, что по доказанным запасам нефти Россия занимает седьмое место в мире, но Восточная Сибирь пока практически не освоена, и какие богатства она таит в себе, неизвестно точно никому. Имея свободный доступ к русским недрам, к почти восьмидесяти миллиардам баррелей доказанных запасов нефти, Соединенные Штаты будут обеспечены на десятилетия даже при условии, что мы полностью остановим добычу на своей территории, а также перестанем закупать нефть у третьих стран.

– Сейчас русские добывают семь с четвертью миллионов баррелей ежедневно, при внутреннем потреблении не более двух с половиной миллионов. Их промышленность слаба, личные автомобили есть у крайне малой части семей, и большая часть топлива используется лишь для отопления – в России все-таки очень холодно. В итоге получается разница почти в пять миллионов баррелей ежедневно – много больше, чем мы покупаем у арабов. А если также сократить внутреннее потребление, то потенциал только возрастет.

– Каким же образом можно высвободить нефть? – заинтересованно уточнил глава администрации президента, вполне прагматично подходивший к проблеме.

– Россия может вовсе обойтись без тяжелой промышленности, – пожал плечами Бейл. – Продукты питания можно завозить из Аргентины, Китая, стран Африки. То же касается потребительских товаров, всякого тряпья и бытовой техники. Да и население, если сократится на пару миллионов, будет сжигать меньше мазута в котельных каждую зиму. А мы, кроме притока горючего, получим и рынки сбыта для всякого ширпотреба, пусть даже и придется делить их с теми же китайцами.

Но в итоге, имея в своих руках нефть Сибири, мы станем полностью независимыми от прочих поставщиков. И такая угроза заставит арабские страны смириться с любыми нашими действиями в регионе и в мире, ведь кроме экспорта нефти у них нет иного источника доходов, а больше всего нефти можем приобрести мы и наши европейские союзники. Именно поэтому сейчас следует принять все меры, чтобы в России по-прежнему преобладала добывающая промышленность, причем не так уж важно будет, окажутся ли скважины и трубопроводы в руках частных компаний, или в собственности государства, лишь бы правительство этой страны оставалось послушным нам. Конечно, положение дел, подобное сложившемуся в Мексике, где корпорации абсолютно независимы от государства, для нас более удобно, но и иной вариант вполне приемлем.

Реформы Швецова угрожают сложившемуся порядку, и они должны быть остановлены. И действовать нужно жестко и быстро, пока еще российское общество разъединено, и каждый там борется только за свои интересы. Вы знаете из истории, на что способны русские, объединенные удачной идеей или просто внезапно возникшей угрозой.

– Хочу заметить джентльмены, что уже сейчас в России началась программа реформирования вооруженных сил, – добавил вступивший в разговор генерал Стивенс. – По данным разведки министерства обороны, выделены средства на техническое переоснащение войск, а также на повышение денежного довольствия их офицерского корпуса. Кстати, то оружие, которое русские могут запустить в производство благодаря щедрым ассигнованиям правительства, даже не действуя против нас в бою, может представлять если и не опасность, то весьма заметные трудности.

– О чем вы говорите, генерал? – переспросил Мастерс, в военном деле разбиравшийся заметно слабее, чем в политике и уж, тем более, в психологии толпы.

– Я имею в виду экспорт вооружений, который уже сейчас занимает важное место во внешнеторговом балансе России.

Эндрю Стивенс поднялся на ноги и подошел к выходящему на залив окну, пройдясь затем по комнате. Невысокий, крепко сбитый, с коротким ежиком седых волос, он сам был похож на боевую машину.

– Русские могут предложить потенциальным покупателям ряд систем различного назначения, по меньшей мере, не уступающих нашим аналогам, а некоторое их оружие пока еще не имеет среди американской или иной западной техники серьезных конкурентов, – сообщил генерал. – Мне доложили о том, что сейчас полным ходом идут испытания нового танка, известного в России как "Черный орел" или "объект шестьсот сорок", который должен будет заменить в их армии сразу четыре типа танков, доставшихся от Советского Союза или созданных уже в новой России. Этот танк оборудован новейшей системой управления огнем, спутниковой навигации ГЛОНАСС, комплексами активной защиты, аналогов которым у нас нет, и не предвидится в ближайшем будущем, и, по меньшей мере, ничем не уступает последним вариантам "Абрамса". Судя по имеющимся в распоряжении Пентагона данным, производство этого танка, который после запуска в серию будет стандартизирован под индексом Т-95, может начаться в течение года.

– Мы тоже ведем перспективные разработки в этой области, – возразил представитель "Локхида". Хотя сама эта корпорация не занималась наземными видами вооружений, Мартин Лендер был очень хорошо осведомлен о ведущихся научно-исследовательских работах и в этой отрасли. – Насколько мне известно, это будет принципиально новая боевая машина, появление которой сделает устаревшими все, созданное хотя бы днем ранее.

– Верно, – снисходительно усмехнулся Стивенс. – Керамическая броня, процессор, способный полностью заменить экипаж, электромагнитная пушка – на бумаге все это выглядит очень убедительно, но пока нам удастся интегрировать все эти новшества в единую машину, пройдет несколько лет, а сейчас решающим может стать каждый день. И, кроме того, русским есть еще, чем удивить нас. Например, их зенитные комплексы SA-10 или SA-19, созданные еще двадцать лет назад, и до сих пор остающиеся непревзойденными. Они уже активно продвигают их на рынке вооружений, а мы своими не всегда обдуманными действиями способствуем росту проса на такие системы, выступая для русских торговыми агентами.

– Что вы хотите сказать, генерал? – усмехнулся Хаскин, принимая слова Стивенса за грубую армейскую шутку.

– Зенитные комплексы, о которых я сказал, идеально предназначены для отражения атак с применением крылатых ракет и управляемых бомб, – абсолютно серьезно пояснил Стивенс. – Мы сделали ставку на бесконтактную войну, широкое применение авиации высокоточного оружия, но русские ракеты как раз и призваны уничтожать наши "умные" ракеты и бомбы, в том числе и новейшие, в которых применена технология "стелс".

Наличие нескольких батарей таких систем у сербов или иракцев по прогнозам наших экспертов сделало бы атаки нашей авиации в десть раз менее результативными. Волны наших ракет и самолетов, в том числе и малозаметных, попросту разбились бы о позиции этих зенитных комплексов, и потери были бы колоссальными. У самих русских на вооружении состоит достаточно таких комплексов, и ведется их непрерывная модернизация. Нашим аэрокосмическим формированиям они могут противопоставить оружие, вполне отвечающее требованиям современной войны, причем на смену SA-10 идет новая система, которую сами русские назвали "Триумф", а мы обозначаем, как SA-20. Думаю, после некоторых не в меру эмоциональных заявлений кое-кого из Госдепартамента США Иран и Северная Корея не откажутся получить такое оружие, и заплатят за него столько, сколько потребуют русские.

Те, кто стоит у власти в этих странах, не желают своему народу судьбы сербов или иракцев, и сделают все, чтобы отразить возможную агрессию. И русские им в этом помогут. По линии военной разведки, кстати, из Ирана уже приходит информация о том, что Тегеран намерен обратиться к русскому правительству, с предложением приобрести большую партию зенитных комплексов. А как я уже говорил, зенитные ракеты русских являются самыми совершенными на сегодняшний день. Кроме того, они имеют кое-что и в арсенале ударного оружия, например многофункциональный самолет "Сухой-34", созданный на базе истребителя "Фланкер" и превосходящий наш основной ударный самолет F-15E "Страйк Игл" по всем параметрам.

Из-за нехватки средств таких самолетов, представляющих собой идеальное средство воздушной войны, способных нести высокоточное оружие и ядерные боеприпасы, было построено и поставлено в войска всего несколько десятков. Но все готово к их массовому производству, а за время вынужденной паузы полуголодные русские конструкторы, работая только на одном энтузиазме, значительно усовершенствовали свое творение. Например, существует палубный вариант этого самолета, и ему нам абсолютно нечего противопоставить. Если даже единственный русский авианосец будет перевооружен Су-34, потенциал их флота резко возрастет. Я уже не вспоминаю про "Фалкрум", истребитель МиГ-29, тоже созданный больше двадцати лет назад и до сих пор являющийся эталоном при создании новых истребителей легкого класса во всем мире. И его русские тоже модернизировали, превратив в современный многофункциональный самолет, не уступающий европейским "Миражам" или "Тайфунам", притом исключительно дешевый, то есть очень привлекательный для "третьего мира".

Или подводные лодки класса "Кило", аналогов которым у нас просто нет. Пока наши кораблестроители штамповали дорогостоящие атомоходы, русские последовательно создавали неатомный подводный флот, и добились в этом колоссальных успехов. "Кило" являются одними из самых совершенных неатомных субмарин в мире, они малошумны, имеют мощное вооружение и большую дальность хода. Иран сейчас располагает тремя такими подлодками, и ведет переговоры с русскими об их модернизации, в том числе оснащении противокорабельными ракетами, а также о покупке новых подводных лодок. А на смену подлодкам типа "Кило" русские уже создали новую субмарину класса "Амур", еще более скрытную, обладающую повышенной огневой мощью. И если русские согласятся продать свои новейшие подлодки и ракеты, вскоре Иран сможет угрожать судоходству не только в Персидском заливе, но и на значительной части Индийского океана.

– Верно, генерал, русские еще могут нас удивить, – согласился Бейкерс. По долгу службы, ему было положено знать о любом потенциальном противнике ничуть не меньше, чем людям в форме, и глава АНБ полностью был согласен с генералом в оценке, данной последним русскому оружию. – И тем более важно в этих условиях принять решительные меры как можно быстрее, возможно, даже в обход официальных структур и без соблюдения существующих процедур.

Нам нужен контроль над Россией, и немедленно. Эта страна должна в ближайшие десятилетия, пока не будут исчерпаны основные ее месторождения нефти и газа, оставаться поставщиком сырья, но никак не созданной при помощи высоких технологий продукции, военной ли, или же гражданской – без разницы.

– Фактор времени действительно становится решающим, – поддержал главу АНБ Натан Бейл. – Мы тоже располагаем сведениями о том, что иранцы намерены закупить русские зенитно-ракетные комплексы и другое современное оружие. У Управления есть надежные источники в Тегеране, которым мы склонны доверять. И нет сомнений, что Швецов легко согласится на такую сделку, ведь кроме валюты она принесет его стране влияние на Тегеран. Вполне возможно, что, вооружая откровенно недружественные нам страны, Москва попытается отвлечь нас от своих внутренних перемен, прикрывшись тем же Ираном, как щитом. Защищенный угрозой нефтяного эмбарго и русскими ракетами, Иран надолго займет головы тех, что сидят в Белом Доме, и это будет Швецову на руку.

– Но что же следует из сказанного вами, – недоуменно спросил Райтман, которого весьма обеспокоил прогноз Бейкерса. Будучи одним из владельцев компании, производящее все те агрегаты, что и являются главным потребителем нефти и продуктов ее переработки, он понимал, чем может обернуться предсказанный кризис лично для него. – Есть ли выход из создавшейся ситуации, или вы просто сотрясаете воздух? Россия стоит на пороге великих перемен, и воспользоваться изменением ситуации может кто угодно, с этим я согласен. Но ведь сама по себе Россия остается нашим партнером, пусть даже и вынужденным, и едва ли даже Швецов осмелится на открытую конфронтацию.

– Мы должны действовать на упреждение, мистер Райтман, – заметил Бейл. – Следует принять превентивные меры уже сейчас, пока еще ничего непоправимого не произошло. Да, пока они не рискнут бросить нам вызов, но обстановка изменяется очень быстро, и мы просто можем упустить выгодный момент. Нам нужно искать выход из сложившейся ситуации и опередить Швецова и его команду.

– Выход есть, господин Бейл, и вам о нем известно едва ли не лучше, чем кому бы то ни было из присутствующих здесь. Но еще неизвестно, что лучше для нас, – недовольно произнес помрачневший глава АНБ. – Решение проблемы было разработано довольно давно, и план постоянно совершенствуется с учетом происходящих изменений.

– "Иерихон"? – настороженно спросил Бейл, весь напрягшись в этот миг.

– Да, – коротко ответил Бейкерс. – Именно "Иерихон". И сейчас самое благоприятное время для его реализации.

Повисло напряженное молчание. Каждый из присутствовавших знал, что скрывается под прозвучавшим из уст Реджинальда Бейкерса названием. План, разработанный много лет назад, существовавший в виде множества как бы отдельных документов, никогда не доверявшийся бумаге полностью, был детищем многих из тех, кто собрался сейчас на этой невзрачной вилле на атлантическом побережье США, но никто еще не задумывался в серьез о том, чтобы претворить давний замысел в жизнь.

Агрессия против России, захват ее территорий и установление лояльного Западу политического режима – вот что скрывалось под словом Иерихон. Крах Советского союза изменил равновесие в мире, но даже нищая, ослабленная Россия оставалась важным игроком на мировой арене, и с первых дней ее существования усилия многих облеченных властью людей за океаном были направлены на ее уничтожение, как государства, мировой державы. Сотни аналитиков из самых разных ведомств, не подозревая о цели своей работы, собирали и упорядочивали приходящую из России информацию, на основе которой создавали все новые сценарии действий в том случае, если у Вашингтона не окажется иного выхода, кроме применения силы. И сейчас глава АНБ предлагал запустить в действие этот сверхсложный механизм, остановить который, скорее всего, уже не смог бы никто.

– Все способствует этому, и ультиматум арабов, и заигрывания Москвы с Тегераном, продолжал убеждать все, кто еще колебался, Бейкерс. – Русское оружие, которое скоро потоком хлынет в Иран, нам тоже только на руку. Не нужно препятствовать заключению сделок, но вот исполнению их затем необходимо помешать, отсрочить его, объяснив нашим союзникам, что нужны более решительные меры, чтобы обуздать и Иран, и покровительствующих ему русских во главе со Швецовым. Мы поставим весь мир перед выбором – позволить нам повергнуть русских, или же в скором времени самим стать заложниками Москвы и ее азиатских союзников вроде Ирана или Северной Кореи.

При желании Реджинальд Бейкерс мог быть крайне убедительным, но сейчас он ставил перед собой цель не просто сломить сопротивление собеседников, добившись их согласия. Глава Агентства национальной безопасности надеялся, что его соратники трезво взвесят все прозвучавшие, в том числе и из уст самого Бейкерса, доводы, и примут решение, которое им по душе, а не навязанное кем-либо, даже таким уважаемым человеком, как глава одной из мощнейших спецслужб.

Предстояло принять очень непростое решение, и те, от кого зависела с этой секунды судьба половины мира, колебались, пребывая в неуверенности. Они привыкли к власти, но прежде ни разу не использовали ее в таком масштабе, так что впервые мгновения даже сами испугались собственного могущества. В прочем, у некоторых из присутствовавших были и иные, более конкретные, причины нерешительности.

– Вы готовы сделать столь высокие ставки, Реджинальд? – с сомнением спросил Стивенс. – Вы же должны понимать, чем нам грозит прямое столкновение с русскими. Это огромный риск, – заметил генерал. – Мы пока имеем достаточно способов повлиять на Москву, чтобы воздержаться от такого необдуманного, сопряженного со многими опасностями шага.

– И это говорит человек, носящий генеральские погоны? – в голосе Бейкерса слышался не скрываемый сарказм. – Ставки высоки, но выигрыш в случае успеха превзойдет все наши ожидания. Все богатства шестой части суши будут в наших руках, разве этого мало? К тому же сейчас никакой опасности для нас нет, – с непробиваемой уверенностью сообщил глава АНБ. – Наступил самый удобный момент, чтобы решить все проблемы сразу. В России к власти пришли новые люди, и не всем русским нравится политика Швецова. Со временем, ощутив на себе результаты начавшихся реформ, самые ярые противники их станут столь же ярыми сторонниками, но этот момент еще должен наступить. Нет, если грамотно подать наше вмешательство во внутренние дела русских, мы сумеем добиться успеха.

– Вы забыли о ядерном оружии, господин Бейкерс, – усмехнулся Натан Бейл. – если угодно, я хотел бы кое-что напомнить вам про Ирак девяносто первого года. "Буря в пустыне". Ведь тогда мы едва не проиграли, обладая абсолютным превосходством в людях и технике, а все – из-за нескольких десятков ракет русского производства, безнадежно устаревших и чертовски ненадежных.

Все, что мог в то время Хусейн, решись он на такую глупость, – запустить по Израилю пару ракет, начиненных какой-нибудь химией, но и этой призрачной угрозы было достаточно, чтобы держать в напряжении наших союзников в регионе. Будь Саддам чуть умнее, ход кампании мог бы измениться принципиально даже при тех средствах, которыми он располагал тогда. Коалиция не развалилась только чудом, и чудом же можно назвать то, что израильтяне не нанесли по Ираку ядерный удар в ответ на запуски Саддамом своих "Скадов" по их городам. В какой-то момент мир был на грани ядерной войны, пусть и локальной, и нужно сказать спасибо нашим предшественникам за те их усилия, которые позволили избежать катастрофы. И это нищий Ирак! Русские же все еще могут гораздо большее, и вы зря об этом забываете.

– Вы ошибаетесь, мой друг, – криво усмехнулся Бейкерс. – Я помню об этом, и уже наметил кое-какие шаги, чтобы исключить подобный вариант развития событий.

– Позвольте напомнить, что мы пока почти беззащитны перед русскими ракетами, – бросил генерал Стивенс. – Система противоракетной обороны еще не вступила в строй. Пока не завершены работы в Польше и Чехии, пока не развернута орбитальная составляющая системы ПРО, угроза ракетного удара еще очень высока. Да даже если бы все было готово, массированную ракетную атаку нам все равно не удалось бы отразить полностью. А даже полдюжины четвертьмегатонных боеголовок, прорвавшихся к Вашингтону, Нью-Йорку или Лос-Анджелесу, будут означать катастрофу.

– Да, верно, – спокойно согласился Бейкерс. – Русские ракеты могут достигнуть наших городов, убив миллионы американцев, но этого не произойдет, если некому будет в нужный момент отдать приказ об их запуске. Вы знаете, что в России, как и у нас, ядерный арсенал находится под контролем президента, и если он по той или иной причине не сможет нажать на кнопку, ни одна ракета не вылетит из шахты. Нам просто не понадобится никакая противоракетная оборона.

– И вы можете сделать так, чтобы Швецов отказался применить свое самое грозное оружие, оказавшись на грани поражения? – поинтересовался Сайерс. – Мне кажется, это не такой человек, чтобы просто испугаться последствий. Он чересчур горяч и решителен, и вполне сможет отдать такой приказ, если иного выхода не останется.

– Я действительно не могу заставить Швецова отказаться от использования своего самого мощного оружия, любезный господин Сайерс, – помотал головой Реджинальд Бейкерс. – А они могут.

Шеф агентства национальной безопасности протянул несколько фотографий:

– Это те люди, которые могут сделать всю работу за нас, причем совершенно бесплатно, – пояснил Бейкерс. – Они считают себя патриотами, и таковыми действительно являются, но понимают под патриотизмом несколько иные вещи, чем нынешний русский президент. И если мы будем достаточно убедительны, они исполнят наш замысел, движимые самыми благородными целями.

Присутствующие переглянулись, а Бейл незаметно подмигнул сидевшему напротив Стивенсу. Каждый сейчас вдруг ощутил себя пешкой, марионеткой в руках Бейкерса, который был настолько уверен в результате встречи, что даже захватил с собой фотографии ключевых фигур своего плана. И, тем не менее, каждый понимал правоту главы АНБ, осознавая отсутствие иного выхода.

– Если исключить угрозу применения ядерного оружия, мы имеем шанс закончить все за пару месяцев, – согласился генерал Стивенс, мгновенно что-то обдумав, и, вероятно, придя к некому решению. – В русских войсках нет тактических боеголовок, которые, точно так же, как и у нас, находятся на хранении, или вообще уничтожены, а значит, командиры дивизий и корпусов не способны сами применить ядерное оружие. Стратегическим же арсеналом действительно распоряжается президент, и если отстранить его хотя бы на кратчайшее время от руководства страной и ее армией, изолировать каким бы то ни было способом, мы добьемся успеха.

Русская армия сейчас – это толпа восемнадцатилетних парней, согнанных в казармы почти подневольно, и едва ли готовых принять смерть в бою. Иные из них берут в руки автомат только для присяги, весь остальной срок своей службы занимаясь подсобными работами или строя дачи своим командирам. Качество их солдат, уровень боевой подготовки с каждым годом все хуже, многие из них имеют проблемы с законом, иные почти не образованы. Есть, конечно, ряд подразделений, укомплектованных добровольцами, служащими за деньги, и оснащенных сравнительно новой техникой, но они не меняют общую картину. Бескровной победы не будет, все ж когда-то русская армия была одной из сильнейших, но потери окажутся минимальными, и все решится в течение пары месяцев, даже в худшем для нас случае.

– И все же, – не сдавался глава администрации. – Вы вновь сами себе противоречите. Какая разница, будем мы бомбить Венесуэлу или Россию? Джонатан, без сомнения, прав, – пояснил Сайерс, указав кивком на Хаскина: – В любом случае, пока идет война, добыча нефти будет сильно затруднена, а из Южной Америки топливо везти, все-таки ближе.

– Разница велика. В Венесуэле или, допустим, Иране, осколки любой разорвавшейся бомбы неизбежно повредят или насосную вышку, или трубопровод или что-то еще в этом роде. А в России все не так. Война будет идти в европейской части страны, а важнейшие месторождения расположены в Сибири, за Уралом. Мы разгромим русскую армию, и приберем к рукам всю инфраструктуру почти нетронутой. Пожалуй, впервые русские просторы станут для самих русских не спасением, а главной проблемой.

– Вторжение в Россию – очень важное событие, которое вызовет панику всемирного масштаба, – задумчиво произнес Сайерс. – И прежде, чем приступить к реализации плана, нужно провести сложнейшую идеологическую работу, чтобы весь мир признал наши действия оправданными и единственно верными. Нам не потребуется чья либо помощь, достаточно будет лишь, чтобы нам никто не создал помехи в течение тех самых месяцев, о которых сказал генерал.

– Вы не знаете, на что способны масс-медиа, – улыбнулся Глен Мастерс. – Эта задача не кажется мне слишком сложной. Не так уж сложно создать образ врага, тем более, если тот, кого в этом образе нужно представить, изо всех сил старается этим врагом казаться. Вот убедить президента и Конгресс сделать такой шаг – это намного сложнее. Не всякий пойдет на такой риск, тем более, за считанные месяцы до очередных выборов.

– О Конгрессе можете не беспокоиться, – довольно усмехнулся Хаскин. Хотя этот техасец и казался лишь одним из многих, но его влияние на некоторых конгрессменов и сенаторов, особенно тех, что имели отношение к нефтяному бизнесу, было намного большим, чем должно было быть. – Там немало умных людей, и они поймут, какие выгоды сулит наша задумка. Хотя, возможно, придется прямо сейчас предоставить кое-кому небольшой аванс, чтобы сделать их еще более сговорчивыми.

– Придется совершить незапланированные вложения, – криво усмехнулся Райтман. – Только и всего. Наложить руки на богатства России хотят многие, и они с радостью поддержат нашу идею, стоит только заявить об этом.

– Итак, господа, – возвысил голос Бейкерс, взявший на себя роль председателя этого странного собранья. – Пора соблюсти формальности и принять окончательное решение. Кто за "Иерихон", прошу поднять руки.

Последним вскинул руку генерал Стивенс, сделав это лишь тогда, когда все остальные дали свое согласие. Кадровый военный, боевой офицер, двадцать с лишним лет готовившийся к войне, в том числе и с огромной, непонятной Россией, он все еще колебался, уступив лишь решению большинства.

– Благодарю, господа, – кивнул, поднимаясь на ноги, Бейкерс. – Полагаю, наша встреча может быть завершена. О реализации плана вас известят в самые кратчайшие сроки, и, возможно, вскоре нам вновь придется собраться вместе.

Один за другим члены этого странного, словно бы не существующего комитета, с такой легкостью распоряжавшиеся судьбами стран и народов, покидали виллу. Здесь, на берегу Атлантического океана, в этом глухом месте, была определена участь целой страны, некогда могучей державы. Сложнейший механизм был запущен, но никто в целом мире пока еще не догадывался об этом. Невидимый хронометр начал обратный отчет.

Глава 11 Былое и грядущее

Москва, Россия – Эр-Рияд, Саудовская Аравия – Бейрут, Ливан

5 апреля

Земля метнулась в лицо с пугающей скоростью. Винтокрылая машина спикировала, огибая острые, точно лезвия бритвы, грани скал, тускло сверкающие под лучами жестокого южного солнца, меж которых прихотливо извивалась серая лента дороги. И где-то там, за горизонтом, над этой дорогой поднимались клубы тяжелого, густого дыма. И именно этот дым служил целью полета звена боевых вертолетов, пары Ми-24, тех самых, которые так часто вызывали взгляды, полные облегчения и радости от того, что помощь все-таки пришла. Но большинство смотрело на выныривающие из-за горизонта хищно вытянутые, будто вечно стремящиеся вперед и только вперед, боевые винтокрылы с нескрываемой ненавистью и страхом, ибо знали, испытав на себе, какая мощь скрывается под закованными в броню корпусами.

Лопасти вертолетов бешено рубили раскаленный афганский воздух, вздымая в небо песчаные облака. Летать так низко, в каких-нибудь трехстах метрах над землей, было опасно, и пилоты покрытых желто-зелеными разводами камуфляжа геликоптеров это знали, но еще опаснее было подниматься высоко над горами, становясь сразу же заметным для всех. К тому же за штурвалами обоих вертолетов сидели настоящие асы, для которых полет по извилистому ущелью был далеко не самым сложным приемом. Эти люди воевали здесь не первый год, выполнив десятки боевых вылетов, и местный рельеф, климат, даже мелкий песок, вечно забивающийся в воздухозаборники турбин, постепенно стали для них союзниками. И сейчас, укрываясь за гребнями гор, звено вертолетов подкрадывалось к своей жертве, которой ныне была большая банда моджахедов. Услышав шум винтов, душманы привычно вскинут головы вверх, выискивая противника, но так и не увидят его, не поймут, откуда к ним на этот раз явилась рычащая, плюющаяся свинцом и пламенем смерть. Как раз то, что нужно.

Горы расступились внезапно, и сидевшим под прозрачными фонарями стрелкам первым открылась картина жестокого боя, кипевшего в ущелье, сдавливавшем дорогу, словно тиски. Чадили, словно подавая знак тем, кто спешил на выручку, несколько бензовозов, расстрелянных из пулеметов или подорвавшихся на минах. Здесь попала в засаду колонна десантников, и сейчас те, кто остался жив после первой атаки обезумевших афганцев, яростно сопротивлялись, зная, что, даже бросив оружие, они погибнут, только в этом случае смерть их будет мучительной и долгой.

Панорама боя запечатлелась в сознании пилотов, точно моментальный фотоснимок. Они в самых мельчайших подробностях запомнили все, что творилось внизу. Бронетранспортер с оторванной башней, лежавшей на камнях в десятке метров от него, невесть из-за чего перевернувшаяся БМД, пылающий грузовик, потерявший управление и врезавшийся в скалу. И раскиданные всюду в самых причудливых позах человеческие фигурки, которые несколько минут назад еще были обычными восемнадцатилетними парнями, радовавшимися жизни и с нетерпением ожидавшими демобилизации и возвращения домой.

Трупов, обгоревших, с оторванными конечностями, страшно изуродованных, было много, но многие десантники еще были живы и продолжали сопротивляться. Натасканные американскими и пакистанскими инструкторами душманы с каждым разом все более умело устраивали засады, и сейчас, заняв позиции на склонах ущелья, они, предварительно подорвав головную и замыкающую машины, методично отстреливали русских солдат. А полсотни парней в голубых беретах, вжимаясь в землю, пытаясь слиться с раскаленными бортами бронемашин, отстреливались, огрызались огнем, не жалея патронов, которых с каждой секундой этого боя становилось все меньше.

– Приготовься, – пилот головного вертолета обращался к своему стрелку. – Я пройду на бреющем над дорогой, и сразу на новый заход. Давай пока "гвоздями" по склонам! – Командир экипажа щелкнул тумблером, включая систему постановки помех, без которой первый же боевой заход мог стать и последним. Теперь можно не отвлекаться на мелочи, типа отстрела ложных целей, умная техника все сделает сама, пилоту же оставался только бой. – Начали!

Внезапно появившиеся вертолеты, с грохотом пронесшиеся над ущельем, отвлекли на себя внимание и нападавших, и оборонявшихся. Кое-кто из десантников закричал от радости, а душманы, тоже закричав, но только со злости, открыли ураганный огонь из всего, что было под рукой. Воздух пронзили сотни пуль, при соприкосновении с титановым корпусом боевых вертолетов выбивавших искры. А затем из-под крыльев каждого "крокодила" вырвались дымные стрелы неуправляемых ракет, и склоны окутались дымом и взметенным взрывами песком, а душманы по-прежнему кричали, но теперь уже от боли.

Вертолеты, за которыми в небе оставался шлейф автоматически отстреливаемых ракет-ловушек, призванных отвлекать на себя зенитные ракеты, быстро набрали высоту, разворачиваясь для новой атаки. Они кружили над ущельем, словно пара хищных птиц, поливая склоны огнем и сметая всех, кто там находился. Бронированные машины, быстрые, неуязвимые для пуль, не оставляли мгновение назад торжествовавшей банде душманов ни единого шанса.

– Давай еще залп ракетами, а потом из пушки по левому склону, – приказал своему стрелку пилот первого Ми-24. Коршун-два, – командир звена вызвал свого ведомого: – Обработай правый склон. Не жалей патронов, второй!

Двуствольная пушка ГШ-30К калибра тридцать миллиметров, неподвижно закрепленная в обтекателе по правому борту головного вертолета, выплюнула длинную очередь. Снаряды, разрываясь в нескольких шагах от бежавших по каменистому склону душманов, охваченных животным ужасом, в клочья разметывали людей.

Сидевший в кабине пилота офицер удовлетворенно наблюдал прочеркнувшие склон цепочки разрывов. Он предпочитал именно эту модификацию милевского винтокрыла, Ми-24П за ее мощное вооружение, и еще ни разу не разочаровывался в своем выборе. Единственным недостатком выпущенной сравнительно малой серией машины было то, что прицеливаться нужно было по-самолетному, поворотом всего корпуса, но это было мелочью, которая с лихвой перекрывалась колоссальной огневой мощью. Второй вертолет, обычный Ми-24В, был оснащен всего лишь четырехствольным пулеметом, обладавшим, зато, огромной скорострельностью и буквально разрезавшим попавших под огонь людей.

– Леша, осторожнее! Ракеты! – раздался в шлемофоне предостерегающий окрик ведомого, забывшего позывные и субординацию. – У душманов "Стингеры"!

Не все бандиты были напуганы появлением русских вертолетов. Хотя паника охватила многих, кое-кто сохранял спокойствие, тем более, сейчас в руках афганцев было надежное и грозное оружие, уже унесшее жизни многих неосторожных пилотов. Ручные зенитно-ракетные комплексы FIM-92A "Стингер" американского производства, совсем недавно начавшие поступать из соседнего Пакистана, были намного опаснее, чем поставляемые штатовцами же ракеты "Ред Ай", которыми душманы пользовались раньше.

Именно усилившаяся в последние месяцы угроза ракетного обстрела заставила отказаться фронтовую авиацию от практики постоянного сопровождения армейских колонн. Устраивая засады возле дорог, моджахеды легко могли сбивать медленно, чтобы не слишком далеко отрываться от прикрываемых подразделений, летящие вертолеты.

Спецназ старался вовсю, устраивая засады и один за другим уничтожая перевозящие через границу оружие караваны. Однако, несмотря на все усилия бойцов, лишь считанные недели назад удалось захватить пару неповрежденных "Стингеров", которые уже отправились в Союз, чтобы там специалисты смогли изучить новое оружие и придумать, как защититься от него. Пока же вертолеты и штурмовики один за другим гибли, сраженные дьявольски точными выстрелами, оборвавшими жизни уже не одного пилота. Эти ракеты было непросто обмануть, еще сложнее было уклониться от них, сорвать захват, и то, что первый "Стингер", выпущенный укрывшимися среди камней моджахедами разорвался в стороне, привлеченный одной из инфракрасных ловушек, следовало считать большой удачей.

– Дьявол, – пилот первого вертолета выругался, боковым зрением заметив на мгновение вспыхнувший слева от его машины огненный шар. – Слава, где они? Ты их видишь?

– Северный склон, – ведомый все же успел разглядеть, откуда была запущена ракета. – Почти на вершине горы.

– Твари, сейчас вы у меня попляшете, – вновь набрав высоту, ведущий развернул свой вертолет в указанном напарником направлении. – Давай, Коля, по склону из всех стволов!

Пилота охватил азарт боя, и чувство страха, неизменно появлявшееся перед каждой схваткой, несмотря на то, что схваток этих на счету пилота, носившего звание майора и уже несколько месяцев командовавшего эскадрильей винтокрылых штурмовиков, было больше сотни, исчезло.

Вид десятитонного вертолета, закованного в прочнейший титановый панцирь, ощетинившегося стволами и заостренными обтекателями ракет, был страшен, и мало кто мог бы остаться спокойным, наблюдая, как этот рукотворный монстр неумолимо приближается на скорости свыше трехсот километров в час. И сидевший в передней кабине полого пикирующего Ми-24 стрелок видел, как скатывались вниз по склону, прямо под пули воспрянувших духом десантников, афганцы, из которых почти никто даже не вспомнил о своем оружии, благо автоматы против брони смертоносной "Чертовой колесницы" были абсолютно бесполезны.

Следы вырвавшихся из-под крыльев идущего в атаку вертолета ракет протянулись к вершине горы, на которой выбрали себе позиции расчеты душманских "Стингеров". На держателях под плоскостями Ми-24П были подвешены четыре пусковые установки, каждая на тридцать две неуправляемые ракеты С-5 калибром пятьдесят семь миллиметров. Часть ракет была оснащена обычной осколочной боевой частью, другие при взрыве разбрасывали вокруг сотни стальных игл, с нескольких шагов насквозь пронзавших человеческое тело. Против душманов, не задумывавшихся о бронежилетах, это было страшное оружие.

Но не все моджахеды поддались панике, хотя сохранить самообладание, когда над тобой кружат изрыгающие огонь титановые "хищники", было непросто. С противоположного склона ущелья к пикирующему вертолету командира звена протянулись инверсионные следы сразу двух ракет, привлеченных теплом запущенных на максимальные обороты турбин.

– Леха, ракеты сзади, – ведомый, чей вертолет находился выше, прикрывая командира, крикнул в микрофон, предупреждая атакованный экипаж: – Два "Стингера" сзади! Уклоняйся!

– Маневрирую, – майор рванул штурвал, набирая высоту. Позади взмывшего свечой в небо вертолета рассыпались воздухе гроздья тепловых ракет-ловушек. Один "Стингер" захватил "обманку", и двухкилограммовая боеголовка взорвалась в стороне, не причинив вреда пытающемуся уйти от атаки вертолету. Но вторая ракета надежно "держала" настоящую цель, и сноп осколков пробил корпус, корежа турбины.

– Я подбит, – пилот поврежденного "крокодила", за которым протянулся дымный шлейф, рванул штурвал, пытаясь набрать высоту. Скалы едва не цеплялись за бронированное брюхо, и нигде не было видно подходящего места для посадки. – Двигатели вышли из строя. Теряю высоту. Я падаю, падаю!

Ему почти удалось исполнить задуманное, набрав так нужную сейчас высоту. Каждый лишний метр, отделявший обреченную машину от такой опасной земли, позволял затем превратить падение в управляемый полет, совершив пусть и жесткую, но все-таки посадку, после которой у экипажа были бы шансы остаться в живых. Но там, внизу, были те, кто не желал упускать уже поврежденный вертолет. Еще бы, ведь за уничтоженный вертолет неведомые покровители щедро отсыпали удачливым стрелкам даже не афгани, а настоящие доллары!

Рванувшись, словно смертельно раненый зверь, собравший последние силы, Ми-24 смог перевалить через гребень горы, и тут же вслед ему из складок скал устремилась еще одна ракета. Пилот атакованной "вертушки" слышал, как кричал ему об опасности командир экипажа ведомой машины, но сделать ничего уже не мог, и "Стингер" разорвался под брюхом вертолета.

Взрыв подбросил вертолет вверх на несколько метров, а затем потерявшая всякое управление машина камнем ринулась к видневшимся внизу скалам. Земля, выжженный безжалостным солнцем склон горы, усеянный походившими на зубы мифического дракона камнями, метнулся в лицо. Рвя сухожилия, пилот попытался выровнять машину, но было уже поздно. Мир вздрогнул, мощнейший удар сотряс машину, а затем мир окутала тьма.

Алесей Швецов вздрогнул и открыл глаза, невидящим взглядом уставившись в потолок. Он все еще был там, в безымянном ущелье, и скалы стремительно неслись ему навстречу.

– Господи, – прошептал Алексей, стряхивая с себя вязкие путы кошмара. – Приснится же такое!

Перед глазами приподнявшегося на локтях президента еще стоял стремительно несущийся навстречу склон горы, и слышался истошный крик стрелка, точно знавшего, что он-то при столкновении наверняка погибнет.

– Алеша, – Юлия, почувствовав, что муж проснулся, открыла глаза, взволнованно взглянув на него. – Что с тобой? Что-то случилось?

– Нет, просто дурной сон приснился, – Алексей коснулся губами ее щеки, ощутив шелковистую кожу. – Спи, дорогая, еще рано.

Женщина, успокоившись, снова уснула, а Алексей, немигающим взглядом уставившись в потолок, погрузился в воспоминания. Тот вылет стал последним, который майор Швецов, командир эскадрильи, совершил в Афганистане, и едва не оборвал карьеру офицера, как строевого летчика. Не желавший сидеть в штабе, хотя никто не нашел бы это предосудительным, майор слишком часто рисковал своей жизнью, личным примером поднимая боевой дух своих экипажей, и то, что один из вылетов завершился трагедий, было закономерно.

Два "Стингера" тогда прервали полет майора, чудом сумевшего совершить посадку в нескольких десятках километров от той дороги, где сражались окруженные десантники. Стрелок, старший лейтенант Николай Овсяников, погиб. Швецов сумел вытащить его из страшно искореженной кабины, еще живого, но не способного самостоятельно передвигаться, но спасти жизнь товарища, имея лишь пару перевязочных пакетов, Алексей не смог. Погибшего товарища пришлось бросить, закидав камнями, ведь времени на то, чтобы предать его земле, как полагается, не было.

А потом были двое суток бега по горам, и постоянное чувство чужого взгляда в спину. Душманы, всюду имевшие своих людей, а потому, видимо, знавшие, кто сидел за штурвалом сбитого вертолета, быстро добрались к месту падения, и Швецов едва успел скрыться. Возможно, потом контрразведка и нашла того, кто сообщил моджахедам, что на выручку попавшей в засаду колонне "шурави" полетел сам Швецов, за то время, что он провел в Афганистане, ставший для многих душманов личным врагом.

Самый молодой командир эскадрильи, по мнению многих слишком быстро взбиравшийся по карьерной лестнице, он не был готов только приказывать, и в подчас самоубийственных атаках на врывшихся в камень моджахедов забрал немало чужих жизней, заронив в души выживших жажду мести. Предателем мог быть как афганец, которых на базе в Баграме было полно, так и свой, русский. Но все это в тот момент было неважно.

Прекрасно ориентировавшиеся в родных горах моджахеды, убедившись, что пилот сбитого вертолета уцелел, устроили настоящую облаву. Двое суток бешеной погони, когда невозможно было остановиться больше, чем на минуту, измотали Швецова, но жажда жизни и понимание того, что с ним случится, если он попадется в руки врага, были сильнее, чем страдания утомленной плоти. Он почти смог вырваться из смыкавшегося кольца, и все же силы были неравны. Несколько раз над головой проносились свои вертолеты, но нечем было подать знак, да и опасно было садиться в диких горах, под огнем душманов, не всякий пилот пошел бы на такой риск.

Его все же настигли, и был бой, короткий, яростный, когда против одного измученного, словно загнанный зверь, человека сражался целый взвод одержимых злобой врагов. Как всякий коммунист, майор Швецов не был верующим, и лишь однажды, в детстве, оказался в храме, придя туда вместе со своей бабкой, но после этого боя что-то изменилось, и он все чаще стал появляться в церкви. Алексей понимал, что обречен, что шансов у него нет, и все же удержался от соблазна просто пустить себе пулю в висок, рассудив, что успеет сделать это. И когда были уже расстреляны три магазина, когда в патроннике раскалившегося автомата оставался тот, последний, патрон, вертолетные лопасти разрезали воздух где-то над головой, и обрушившийся с небес свинцовый дождь незримой стеной окутал уже готового к смерти бойца.

Потом был военный госпиталь, долгое лечение, страх навсегда лишиться неба, и решение медицинской комиссии, услышав которое, майор был готов танцевать от радости. Он так и не вернулся в Афганистан, став подполковником и сменив горы Гиндукуша на Кавказ, где тоже становилось неспокойно. Потом было много всего, было бегство из охваченной гражданской войной Грузии, где опасно становилось просто быть русским, тем более, офицером. Но последний свой боевой вылет Алексей Швецов совершил именно там, в Афганистане, и он точно знал, что своими страданиями, ценой жизни своего бортстрелка он спас сотню мальчишек в форме, неминуемо ставших бы жертвами обезумевших душманов, и это была самая ценная награда.

За стенами величественного Кремля забрезжил рассвет, и, полежав еще несколько минут, Алексей, осторожно, чтобы не потревожить жену, поднялся с постели. Осталась в прошлом война, но жизнь продолжала заставлять его бороться и поныне. Он не стремился к власти ради власти, и, в одночасье став главой некогда могучей, да и теперь еще не растерявшей свою былую мощь до конца державы, он прилагал все силы, чтобы возродить ее величие, преодолевая разные препятствия на этом трудном и неблагодарном пути. Эта борьба, все более бескомпромиссная с каждым днем, отнимала силы, вызывая чувство жуткой усталости. Но сегодня был день его триумфа, пусть маленькой, но такой важной победы, и встретить этот день следовало полным сил.

Контрастный душ и полчаса в тренажерном зале, оборудованном в одном из помещений, прилегавших к апартаментам президента, Швецов вновь ощутил себя молодым и полным сил. Возраст и старые раны давали о себе знать, но президент старался держаться в форме, к тому же изнуряя себя часами тренировок, он порой просто избавлялся таким образом от тяжких мыслей, в последнее время все чаще посещавших его, стоило только Швецову остаться в одиночестве. Только Юлия была его единственным спасением в такие минуты, и он не переставал восхищаться силой этой хрупкой женщины, делившей с ним все тяготы такой сложной жизни долгие годы.

В сверкающий золотом и мрамором, озаренный светом множества хрустальных люстр зал, где уже собралось немало известных на всю страну людей, президент вышел точно в тот момент, когда и должен был здесь появиться. Кивнув стоявшим поодаль соратникам, пожав руки тем, кто стоял ближе, президент вышел на средину зала, приковывая к себе взгляды сотен внимательных глаз.

– Господа, – Алексей уверенным, исполненным скрытой гордости взглядом обвел зал. – Рад приветствовать вас здесь сегодня и также рад поздравить всех вас с нашим успехом. Сегодня сделан еще один шаг к тому, чтобы природные богатства нашей страны вновь стали народным достоянием, принося прибыль всей стране, а не отдельным ее гражданам. Корпорация "Росэнергия" отныне превращается в единственного экспортера нефти и газа, того, за счет чего последние годы существует наша страна. И заслуга в этом достижении, значимость которого переоценить практически невозможно, принадлежит уважаемому Вадиму Георгиевичу Захарову. – Президент отсалютовал фужером шампанского: – Прошу, Вадим, скажи несколько слов.

Захаров, заметно смущаясь, вышел из толпы, где чувствовал себя незаметным, чему был весьма рад. Он не привык к выступлениям на публике, предпочитая обсуждение стратегических планов в собственном рабочем кабинете, в окружении немногочисленных помощников. Однако он признавал, что достигнутый успех в немалой степени его заслуга, а по такому случаю можно было сказать ответную речь.

– Благодарю, Алексей, – старые приятели, они не пытались на людях демонстрировать официальные отношения, и все это понимали. – Да, сегодня мы добились явного успеха, и это не моя личная заслуга, а результат напряженного труда сотен людей, не только тех, кто работает под моим началом, хотя их вклад в эту победу, конечно же, неоценим.

Сложилось так, что относительное благополучие нашей страны все последние годы было основано именно на нефти. Высочайшие цены на "черное золото" позволяют нам существовать, не зная, что такое настоящая нужда. И вполне справедливо, чтобы сокрытые в недрах земли, и на словах принадлежащие народу богатства действительно служили общему делу, делу процветания страны, а не обогащению отдельных людей, ни копейки не тративших до сей поры на развитие российской экономики. И приобретение "Нефтьпрома", крупнейшей компании, занимающейся добычей и экспортом нефти, стало важным этапом в этом деле. Отныне прибыль от продажи энергоносителей, ископаемых ресурсов, которыми столь богата Россия, пойдет не на приобретение футбольных клубов в Англии, роскошных яхт и дворцов с золотыми унитазами, а на создание по-настоящему современной промышленности.

Нельзя вечно жить за счет того, что накоплено природой за миллиарды лет. Судьба щедро наделила нашу страну многим, в том числе и нефтью, ныне ставшей самым ценным товаром в мире, но это не означает, что мы должны жить, надеясь лишь на этот дар природы. Теперь средства, поступающие от экспорта нефти, пойдут не на частные счета, а на решение проблем, давно уже стоящих пред всей нашей страной. Борьба с бедностью, достойные зарплаты, строительство новых предприятий и модернизация уже существующих, вот то немногое, что нужно сделать в ближайшее время. И я надеюсь, что общими усилиями мы сумеем решить эти проблемы.

Стоило Вадиму Захарову умолкнуть, как зал огласился бурными аплодисментами. Сегодня здесь собралась элита страны, видные политики, члены правительства, депутаты, главы самых влиятельных партий и движений, официально признанных Кремлем. Возможно, не все они были искренни, демонстрируя свою радость от случившегося, но присутствие главы государства заставляло их изображать ликование изо всех сил, мобилизуя все актерские таланты.

– Еще раз хочу поблагодарить всех сотрудников "Росэнергии" и ее главу, – произнес президент, когда Захаров отступил в глубину зала. – Да, перед нами множество нерешенных проблем. Долгие годы наша страна существует за счет наследия прошлого, и нельзя позволить, чтобы так продолжалось и дальше. Мы должны быть благодарны матушке-природе, но и не только ей, а нашим дедам и отцам, из руин поднимавшим когда-то эту страну, за их самоотверженный труд. Они сделали немало, чтобы и после них Россию все еще можно было называть великой державой, но настали такие времена, когда миг промедления может стоить очень дорого.

Чтобы вновь с полным на то правом называться мировой державой, Россия должна не просто развиваться, а сделать огромный, на пределе возможностей, рывок вперед. Я не говорю про Америку, но мы ныне уступаем кое в чем даже Китаю, Индии, тем более таким странам, как Япония или государства Западной Европы. И если дальше пребывать в бездействии, радостно наблюдая, как течет по трубам нефть, наша страна вскоре станет тем, что презрительно называют "третьим миром". Мы получаем доллары за нашу нефть и газ, и мало кто ныне задумывается, что они могут в одно мгновение превратиться в никчемные бумажки, кроме которых у нас или наших детей, смотря, когда это произойдет, не останется ничего.

Этого нельзя допустить, и я лично намерен сделать все возможное и невозможное, дабы вернуть России ее величие. Объединение всех компаний, занимающихся добычей нефти, в одну государственную сверхкорпорацию – первый, но очень важный шаг на этом пути. Отныне у нас есть средства, которые можно выгодно вложить не в иностранные фонды и банки, а в собственную страну, в ее модернизацию. И модернизация эта охватит все.

Не только экономика, не только наша промышленность, к сожалению, уже почти не способная выпускать продукцию, способную конкурировать с западной, подвергнется радикальным переменам. Нужно изменить само общество, изменить души людей, зажечь их азартом и стремлением вперед, только тогда наша все еще великая держава воспрянет. И я хочу надеяться, я верю, что вы, все, кто собрался сегодня здесь, разделяете мои желания, и сделаете все во имя возрождения нашей родины.

Президент поднял фужер, заставляя всех остальных последовать его примеру:

– За великую Россию, господа! За наше будущее!

– Отличная речь, господин президент, – обратился к Швецову, когда тот закончил выступление, невысокий человек с изможденным лицом. Лидер российских коммунистов был одним из приглашенных на сегодняшний банкет в Кремле, и на сотрудничество с ним Швецов возлагал немалые надежды. Хотя многие давно разочаровались в коммунизме, этот невзрачный мужчина еще мог собирать целые площади народа под алыми стягами, а его речи зажигали сердца людей. – Замечательно сказано, патриотично, я бы сказал. Многие из присутствующих, я уверен, прониклись высокими чувствами, вот только вам стоило бы думать впредь о том, какую реакцию ваши действия, не спорю, приятные простому народу, давно им ожидаемые, вызовут у наших иностранных партнеров.

Швецов внимательно окинул взглядом своего собеседника, уже примерно представляя, что он может сказать. Иван Карпов был не первым, кто предостерегал чересчур активного лидера страны от излишне резких действий, но было интересно услышать эти предостережения из уст того, кто по идее должен был стать самым ярым сторонником наметившихся перемен.

– Нет, сама ваша идея, сам замысел мне, безусловно, нравится, – продолжил лидер коммунистической партии. – Но вот способы осуществления его могут повлечь ля нашей страны не самые хорошие последствия. Концентрация нефтяной отрасли под контролем государства, массовая скупка нефтяных и газовых компаний уже заставили многих на западе обратить внимание на то, что происходит у нас, в России.

Снова зазвучали разговоры об энергетической безопасности в Европе, о возможности шантажа со стороны России, об угрозах срыва поставок газа в условиях, когда альтернативы государственной "Росэнергии" у иностранных покупателей нет. Самые смелые журналисты уже пишут о реставрации тоталитаризма, о возрождении диктатуры. И многие наши политические деятели опасаются, что в свете этого Запад может попытаться припугнуть нас, в том числе и путем экономических санкций. Мы слишком сильно зависим друг от друга, но Запад во главе с Америкой объективно сильнее, и я лично считаю озвученные многими предположения вполне реальными. Россия сейчас стала на путь перемен, и это хорошо, но в такой переходный период она может не выдержать даже намека на экономическую блокаду, тем более, модернизация, задуманная вами, я знаю, должна осуществляться на основе сотрудничества как раз с западными корпорациями.

– Все верно, мы намерены покупать на Западе технику, вплоть до целых заводов, а также лицензии на производство многих видом сложной наукоемкой продукции, – согласился президент. – И мы готовы платить за все это твердой валютой, как раз и полученной от продажи нефти. Фактически, средства, которые иностранцы потратят на наши нефть и газ, вернутся к ним, и они практически ничего не потеряют.

Вообще, Иван Феоктистович, я всегда полагал, что вам, как коммунисту, одному из немногих людей, не предавших партию, должна импонировать идея восстановления государственного контроля над нашей экономикой, тем более, над теми отраслями ее, которые сейчас реально приносят прибыль. Я не сторонник тоталитаризма, как его принято понимать, мне больше по душе новая экономическая политика Ленина, и на нее я намерен ориентироваться в будущем. Нельзя отдавать в руки отдельных дельцов, отнюдь не подверженных патриотизму, то, что обеспечивает сейчас относительно стабильное существование нашей страны, пусть и далекое от желаемого. Стратегические отрасли промышленности, финансы, внешняя торговля должны полностью контролироваться государством.

Кстати, американские и европейские фирмы гораздо охотнее работают как раз в странах с тоталитарными режимами, типа Китая, чем в нашем русском бардаке. Да, наши действия по национализации нефтяных компаний могут вызвать беспокойство, но я уверен, что дальше этого дело не пойдет. Никто не намерен шантажировать европейцев, пусть они в это еще не верят, по традиции воспринимая Россию, как сильного и не обремененного умом дикаря. Я и мои соратники сделают все, чтобы изменить эти представления, и вы вскоре убедитесь, что партнерские отношения с западом продолжатся в том же духе, что и при моих предшественниках, с той лишь разницей, что мы извлечем из них не меньше выгоды, чем эти самые партнеры, которые как раз и привыкли играть нечестно. Почему-то в их мире считается нормой обмануть тупых русских, но если обманут их, это воспринимается, как оскорбление. Двойные стандарты неприемлемы, и я заставлю Запад признать это.

– Хотелось бы верить, что все будет именно так безоблачно, как вы говорите, – кивнул Карпов, пожимая плечами. – Но это одна сторона проблемы. Не меньше, чем вся эта суета вокруг экспорта газа, Запад настораживают ваши намерения сотрудничать с Ираном, в том числе продавая в эту страну современное оружие. Иран давно превращен стараниями американских масс-медиа и политиков в затаившегося непредсказуемого врага, и слишком тесные отношения с ним могут и Россию сделать таким врагом, с которым никто не захочет иметь дела.

– Допускаю, что такое возможно, – вновь не стал спорить Швецов. – Но это не значит, что мы должны упускать собственную выгоду лишь бы не раздражать кого-то в Вашингтоне или где-нибудь еще. У нас есть вполне определенные намерения по отношению к Ирану, давно уже разработанные планы, и я уверен, возможность реализовать их вскоре представится нам. Свою выгоду Россия не должна упускать, даже если это и чревато неприязнью со стороны иностранцев. Те же европейцы без русского газа все равно никуда не денутся, это ведь не нефть, которую можно возить по морю в танкерах, и дальше упреков они не пойдут.

Почти откровенный страх, проскальзывающий в том взгляде, который этот серый чиновник, ставший лидером коммунистов, бросал на президента, едва не заставил Швецова просто рассмеяться. Разумеется, Алексей сдержался, ведь он нисколько не желал оскорблять Карпова, напротив, он все еще надеялся в его лице приобрести еще одного союзника. Так мало было рядом верных людей, тех, кому можно было доверить и свои самые сокровенные планы, и саму свою жизнь, но Алексей Швецов старался склонить на свою сторону каждого, кто оказывался рядом. Иногда это получалось, чаще все усилия были тщетны, но прошедший Афганистан офицер не привык отступать после первой неудачи.

– Поймите, само время заставляет меня делать то, что вы можете сейчас наблюдать, пусть это и пугает вас, да и не вас одного, кстати, – Швецов говорил вдохновенно, как может говорит человек, искренне верящий в собственные слова. – Разговоры об интеграции в мировую экономическую систему разговорами и остаются. Да, возможно, это и неплохо, когда каждая страна производит и продает то, для чего у нее есть больше ресурсов, квалифицированных работников, но эта участь не для России, в которой живет пока еще сто сорок с лишним миллионов человек.

Любая интеграция, вхождение в любую систему имеет и оборотную сторону. Вспомните недавний экономический кризис, вызвавший коллапс нашей промышленности, двукратный рост безработицы за считанные месяцы, снижение реальных доходов наших граждан на треть. Таковы последствия этой интеграции, включения нашей экономики в мировое хозяйство. И вспомните начало тридцатых, Иван Феоктистович. Когда Запад содрогался в Великой Депрессии, в нашей стране возводились огромные заводы, миллионы наших с вами предков, мой друг, выучившись на бесплатных курсах, шли работать на эти заводы и фабрики. Да, это было сделано ценой огромных жертв, ценой репрессий, я все это понимаю, и не желаю полного возврата к тем временам, но саму идею автаркии, самодостаточного государства, нужно реализовать. Россия обладает всеми необходимыми ресурсами, чтобы обеспечивать сама себя, и мы не должны слепо идти на поводу иностранных советчиков, которые никогда не желали и не будут желать блага нашей стране.

Алексей старался донести свои мысли, то о чем он думал бессонными ночами, до своего собеседника, всей душой хотел убедить его в своей правоте, но натыкался на стену непонимания. Все его усилия перечеркивал обычный страх, боязнь перемен и вообще боязнь всего масштабного, что не окинуть одним оценивающим взглядом.

Что ж, Швецову было понятно беспокойство этого человека, слишком сильно привыкшего к спокойному, сытому существованию. Серые будни, разбавленные опереточными политическим баталиями, не требовали излишнего напряжения сил, и это устраивало не только Карпова, но и многих ему подобных. Коммунисты ныне перестали быть той силой, каковой они являлись в былые годы. Алексей понимал, как много всего делалось неправильно в прошлом, когда партия руководила всем. И та война, которую он прошел, была ошибкой, по крайней мере, таковыми были избранные методы. Но тогда партия действительно была мощью, и ей подчинялось все.

Ныне же от коммунистов осталось только название, бесплотный призрак, и когда умрут те старички, которые по привычке еще ходят на митинги, вся эта затея рухнет. Искать поддержки у Карпова и его соратников было бессмысленно, ну так что ж, свет клином на них не сошелся. Алексей Швецов был уверен, что его замысел, порой поражавший смелостью его самого, поддержат многие вне зависимости от принадлежности к партиям и движениям, ведь патриотизм един для всех.

После торжественной части, громких речей, приглашенные на этот прием люди как-то незаметно разбились на группы, принявшись что-то обсуждать в тесном кругу единомышленников. Здесь, в сердце Кремля, любые разговоры вести было намного безопаснее, чем где бы то ни было еще. На входе, вне этих стен бдительнейшая охрана записывала каждое слово, фиксировала любой жест, но в зале ничего подобного не было, а потому именно здесь, в считанных шагах от главы государства, можно было обсуждать даже самые оппозиционные идеи, чем, вероятно, и занялся кое-кто из гостей.

Сам Швецов, прогуливаясь по залу и перебрасываясь с некоторыми гостями пустыми фразами, данью этикету, подошел к группе людей в военной форме. Трое немолодых мужчин в армейской форме негромко беседовали с человеком в парадном мундире военного моряка.

– Добрый день, товарищи, – Швецов поприветствовал гостей, затем обратившись к одному из них, носившему петлицы ракетных войск. – Роман Григорьевич, я хотел узнать, как идет подготовка к испытаниям системы ИС?

Конечно, Алексей Швецов искренне беспокоился о решении множества социальных проблем, например, борьбы с бедностью. Но он был кадровым офицером, и теперь, заняв пост верховного главнокомандующего, все большее внимание уделял именно оборонке, военному ведомству, справедливо полагая, что только сильная армия, готовая на равных сражаться с любым противником, позволит, не опасаясь угрозы извне, завершить намеченные преобразования. Кто-то назвал бы это неизбитым с юности комплексами, кто-то – вечным мальчишеством, непреходящей любовью мужчин к оружию. Сам Алексей полагал, что это вполне оправданна забота правителя о безопасности своей страны и доверившегося ему народа.

– Товарищ верховный, у нас почти все готово, – генерал-полковник Николаев, командующий военно-космическими силами, самым молодым родом войск в русской армии, не медлил с ответом, видимо, давно поняв, что именно может интересовать Швецова. – Испытания планируем провести ровно через неделю. Мы тесно сотрудничаем с военно-морским флотом, и сейчас целиком полагаемся на моряков.

– Для испытания выделен стратегический подводный ракетоносец "Карелия" типа "Дельфин", – сообщил человек в морской форме, главком военно-морского флота России адмирал Голубев. – Это один из лучших кораблей. Профессионализм команды на самом высоком уровне, капитан – настоящий мастер, да и техническое состояние очень хорошее. Субмарина как раз прошла плановый ремонт, в ходе которого на ней и была установлена система ИС. А после испытания "Карелия", как мы планируем, вновь вернется в док, на этот раз для модернизации, – сообщил Голубев. – Мы надеемся сделать ее не менее скрытной, чем американские лодки класса "Огайо", и если расчеты оправдаются, то такую же модернизацию пройдут и оставшиеся шесть кораблей этого типа.

– Что ж, я не сомневаюсь в правильности вашего выбора, – кивнул Швецов. – Эти испытания, товарищи офицеры, имеют огромное значение для наших будущих отношений с Вашингтоном. Американцы в грядущих войнах уповают на господство не только в воздухе, но и в космическом пространстве, активно ведя работы в области всевозможного оружия космического базирования. Они уже рассматривают околоземное пространство, как свою собственность. Какие, к дьяволу, международные договоренности! Штаты чувствуют за собой силу, и не считаются ни с кем. Они делают все, что считают необходимым для собственной выгоды, и всем остальным только и остается, что бессильно грозить кулаками и писать никому ненужные жалобы в Организацию объединенных наций. Придется, товарищи, вернуть их с небес на землю, – злорадно усмехнулся президент. – Если они ценят только силу, то мы явим им свою мощь. У нас накоплен огромный опыт в создании подобных систем, и грех не воспользоваться им.

– К сожалению, господин президент, наше призрачное преимущество может растаять в одно мгновение, – бросил начальник Главного разведывательного управления.

Генерал-майор Сергей Аляев к узкому кругу посвященных в замысел Швецова, а задумал тот, ни много, ни мало, подготовку к войне в космосе, то, о чем, казалось бы, нищей, погрязшей в разрухе стране не стоило и мечтать.

Президент, однако, мечтал, сделав ставку на забытое наследие советского прошлого. Однако все было не столь безоблачно, как казалось главе государства, сколь ни пытался он смотреть на вещи трезво. Профессиональный разведчик, ветеран-"афганец", служивший в спецназе, Аляев был одним из самых осведомленных людей в окружении президента, и пользовался неограниченным доверием последнего. Не меньше самого Швецова глава ГРУ знал о реальном положении дел. Именно поэтому сейчас Аляев вернул с небес на землю Верховного главнокомандующего:

– У нас есть разработки, верно, в том числе когда-то и кем-то опробованные, но в настоящий момент большая часть их – лишь проекты, расчеты и чертежи, существующие на бумаге, и на то, чтобы воплотить их в металле, просто нет средств. А вот американцы денег не жалеют, и ведут работы в том же направлении ударными темпами, – криво усмехнулся разведчик. – Причем они обеспечили такую секретность, что нам по большему счету остается только гадать. Это приоритетное направление их оборонной программы, о котором даже в Пентагоне практически никто и ничего не знает.

– "Черные" программы? – понимающе кивнул президент.

– Все правильно, – Аляев криво усмехнулся. – Самые секретные разработки, оружие будущего. Миллионы американцев, в том числе многие военные и политики убеждены в том, что ничего подобного нет и быть не может. Даже финансирование выделяется не прямо, а под всевозможными предлогами, вплоть до закупки туалетной бумаги для американского контингента в Афганистане. И при этом на подобные проекты ежегодно расходуются десятки миллиардов долларов.

Учитывая, что агентурная сеть в Штатах практически отсутствует, а по возможностям технической разведки мы никогда не могли сравняться с янки, обо всех этих делах можно получить больше информации из прессы, чем из добытых спецслужбами официальных документов. Приходится строить домыслы, вместо того, чтобы оперировать конкретными фактами.

– Тем более, – заметил начальник ГРУ, – эту информацию почти никогда не доверяют бумаге. Самые высокотехнологичные, больше похожие на сюжеты из фантастических романов разработки, в случае успеха способные обеспечить абсолютное превосходство Соединенных Штатов, вот что такое "черные" программы.

– Возможно, – заметил адмирал Голубев, – вам, Сергей Романович, ничего конкретно не известно об этих программах лишь потому, что все это блеф. И именно поэтому же о них не упоминается ни в каких финансовых документах. Возможно, этих "черных" программ просто нет. – Командующий военно-морским флотом страны презрительно усмехнулся: – В свое время янки пугали нас "звездными войнами", Стратегической оборонной инициативой. Военные эксперты сразу поняли, что это бред, что при существующем уровне развития техники и технологии создать все, о чем говорили американцы, невозможно, что для этого потребуется десяток годовых бюджетов Америки. Но политики в тот раз не пожелали прислушиваться к этим доводам, впав в необъяснимую панику. Вероятно, что и сейчас наши "друзья" хотят провернуть нечто подобное. Дескать, мы настолько вырвались вперед, что никому с нами не стоит даже думать тягаться.

– Нет, – убежденно возразил Аляев. – Боюсь, Федор Ильич, здесь вы не правы. Американцы реально ведут разработки в области оружия космического базирования, а также противоспутникового оружия, в том числе, и в рамках создания своей противоракетной обороны. Они намерены создать сразу несколько подобных систем, в том числе наземного, морского, воздушного и орбитального базирования, основанных на разных физических принципах. Это будут ракеты-перехватчики, орбитальные лазеры, еще что-то, о чем мы пока имеем лишь самые смутные предположения. И янки сделают, что задумали, в этом я не сомневаюсь. Они не забыли, что когда-то сильно уступали именно России в этой сфере, и теперь, пока в силу обстоятельств мы не можем развивать достигнутый успех, намерены догнать и перегнать нас.

– Да что там американцы, – произнес присутствовавший здесь же министр обороны. – Стоило только китайцам выйти в космос, причем, используя копию нашего "Востока", и они уже думают о создании оружия орбитального базирования. Разумеется, прежде всего, в Пекине опасаются американцев, но, если что, применят подобное оружие и против нас. И что-то мне подсказывает, – ухмыльнулся маршал, – что китайцы его создадут, если партия отдаст приказ.

– Да, все ведущие державы, на словах заявляя о мирном космосе, активно разрабатывают космическое оружие, – кивнул в знак согласия Алексей Швецов. – В принципе, это вполне закономерно. История знает примеры, когда развитие того или иного вида оружия искусственно ограничивалось каким-то международными соглашениями, к примеру, это известный Вашингтонский договор. Но в итоге все участники этих соглашения рано или поздно нарушали их условия, и эволюция в военном деле продолжалась. Так и теперь. И китайцы, и уж тем более, американцы твердо задались такой целью, и конечно добьются ее. Но вопрос во времени.

Президент твердо взглянул на главу военной разведки:

– Вы, безусловно, правы, Сергей Романович, американцы помнят о былом своем отставании, и пытаются ликвидировать его всеми силами. Но они-то вынуждены создавать все с нуля, у нас же есть те самые чертежи на бумаге, которые только и нужно, что воплотить в металле. И мы обязаны сделать это, не считаясь с затратами. Федор Ильич правильно заметил, американцы хотят напугать нас, убедить, что никому не по силам соперничать с ними, чтобы мы сразу, ничего не пытаясь сделать, сдались, опустили руки. Этого не будет! – воскликнул Швецов. – Нужно ясно показать американцам, что мы способны на равных сражаться с ними не только на поверхности планеты, но и в безвоздушном пространстве. У нас есть, чем ответить Вашингтону, и грядущая демонстрация поэтому особенно важна. Пусть знают, что русских не так просто запугать!

– Мы заставим их растерять свою уверенность, господин президент, – произнес генерал-полковник Николаев. – Конечно, штатовцы узнают о грядущих испытаниях, и это будет настоящим шоком для наших заклятых друзей. Мы способны развернуть целую группировку комплексов ИС в кратчайшие сроки, сведя на нет превосходство американцев в космосе. То, что они считают своим преимуществом, мгновенно превратится в их самое уязвимое место. Связь, все виды разведки, навигация – все это они вынесли в космос, который читают недосягаемым. Но американцы ошибаются, и мы сумеем обеспечить себе господство на орбите, полностью, если будет нужно, очистив околоземное пространство. Причем эти меры для нас обернутся намного меньшими затратами, чем для янки – создание их противоракетной обороны, – добавил командующий космическими силами. – Это будет настоящий шок для западников, от которого они нескоро оправятся. Мы всех заставим относиться к России с уважением, черт побери!

В Кремле продолжался торжественный прием, должный отметить важность происходящих в стране перемен, пусть пока и мало заметных для большинства ее граждан. А тем временем за тысячи километров от российской столицы происходили менее пышные, но не менее значимые встречи. Они мало кому было известно, но посвященные понимали, сколь важно происходящее там, в самых отдаленных уголках мира, почти на границе цивилизации.

Одна из таких встреч должна была состояться в Ливане, в нескольких десятках километров к северу от Бейрута, в безжизненном и неприветливом месте, тем не менее, облюбованном многими людьми. Туда, в выжженную солнцем каменистую пустыню гостей, прибывших, кстати, из далекой и загадочной России, но внешне почти ничем не отличавшихся от местных жителей, доставил мощный внедорожник "Ниссан". Надежная японская машина несла пассажиров по пустому шоссе, покрытие которого не отличалось качеством, и этим напоминало родные для этих пассажиров, вернее, для части их, русские дороги.

– Скоро приедем, Исмаил, – расположившийся рядом с водителем, на переднем сидении мощного джипа, оборудованного кроме прочего еще и кондиционером, худощавый мужчина арабской наружности обратился к своему спутнику, отвлеченно наблюдавшему почти не менявшийся пейзаж.

Джип, жадно пожирая километры, мчался по шоссе, нарушая все правила дорожного движения, на которые, впрочем, в этих краях едва ли кто-то обращал внимание. За окном стремительно проносились холмы, кое-где поросшие колючим кустарником, и гостя по имени Исмаил это уже начинало раздражать. Они ехали почти час, кажется, так и не приблизившись к цели путешествия.

Человек, по имени Исмаил, как раз и был тем самым гостем из таинственной России, которого Омар Хабиль, тот, кто сидел рядом с сосредоточенным на пустой дороге водителем, встретил по просьбе своих соратников в бейрутском аэропорту. Гость прилетел не чартерным рейсом, чего вполне можно было ожидать, а обычным пассажирским Ту-154. Его сопровождал еще один темнокожий, мало отличавшийся от местных, мужчина, до сей поры не проронивший ни слова, и не представленный Исмаилом. По повадкам этого вечно настороженного человека Омар понял, что то был всего лишь телохранитель.

Самого Хабиля, известного в определенных кругах, как один из лидеров Организации освобождения Палестины, и давно прописавшегося в списках полицейских ведомств полудюжины европейских государств, тоже сопровождали несколько проверенных в деле людей, отлично подготовленных и способных потягаться с любым спецназом. Один из них, прирожденный шофер, как раз сидел за рулем стрелой летевшего по горной дороге джипа. Еще четверо следовали за автомобилем своего босса и командира в потертом "Мерседесе", который, к немалому удивлению араба, был очень быстро замечен его гостем.

– Хвост, – коротко бросил Исмаил, едва только они покинули город. – Потертый белый "мерс" позади, метрах в ста. Это твои люди или за нами уже следят?

– Все в порядке, друг, – полуобернувшись назад, чтобы видеть пассажира, произнес Хабиль. Машину своих телохранителей Омар знал хорошо, и мгновенно возникшее чувство тревоги исчезло, стоило русскому назвать ее приметы. – Приходится брать с собой охрану, покидая город. И ради безопасности, и для солидности, ведь уважаемому человеку положена свита. – Араб усмехнулся.

Исмаил, хотя не ответил на эту полушутку, был согласен с Хабилем, но на сей раз он предпочел оставаться как можно более неприметным. Обычно то, ради чего Исмаил сегодня покинул давно ставшую для уроженца кавказских гор родным домом Москву, он поручал кому-нибудь из своих приближенных. Но сейчас был особый случай, и каждый человек, посвященный в задуманное, представлял собой опасность. Пришлось взяться за дело самому, предварительно связавшись кое с кем на Кавказе и попросив их свести с нужным человеком. Связи пригодились, и очень скоро Исмаил оказался в далеком Бейруте.

Покидая в далеко девяносто третьем ставший неспокойным Грозный, Исмаил надеялся убежать от приближающейся войны. Ему это почти удалось, но вскоре, спустя считанные годы, война пришла вслед за ним в Москву, и старые знакомые, некоторым из коих он был должен, решили вести эту войну, в том числе и его руками. Что ж, Исмаил, хотя и испытывал страх, выполнил их поручения, и не один раз, и теперь сам смог получить свою выгоду, хотя сейчас он старался не для себя, а ради старого друга, которому тоже был обязан. Ведущие войну в далеких горах братья связали Исмаила с нужными людьми, не особо интересуясь, зачем ему понадобились профессиональные наемники, и вот гость из России в компании незнакомого прежде араба мчится куда-то по кажущимся безжизненными горам.

– Приехали, – голос Омара, заметившего, видимо, знакомые ориентиры за окном, отвлек Исмаила от своих мыслей. – Считай, мы уже на месте, друг.

Дорога вильнула в сторону, и пассажирам не сбавлявшего скорость джипа открылась панорама огромного палаточного лагеря, заполнившего ложбину между двух невысоких, обточенных ветрами гор.

– Лагерь Саладина у иерусалимских стен, – произнес Исмаил, окинув взглядом пестроту разнообразных шатров, палаток и хибар, выстроенных из подручных материалов. Среди них суетились сотни, если не тысячи людей, не обращавших, казалось, никакого внимания на нежданных гостей.

Омар с некоторым удивлением покосился на своего гостя, который не казался обремененным излишними знаниями. Высокий, фигурой и длинными руками схожий с бором-тяжеловесом, Исмаил выглядел, как обыкновенный туповатый громила, и он действительно был спортсменом, в молодости увлеченно занимаясь борьбой. Но были за спиной и годы в Дагестанском университете, правда, незаконченном, поэтому он мог поразить людей, мало знавших его, скрытыми талантами.

Палаточный лагерь, настоящий город из брезента и парусины, встретил выбравшихся из прохлады салона мощного джипа многоголосым гулом, лаем бегавших всюду собак, донельзя ободранных и тощих, и плывшим над всем этим треском автоматных очередей. Тренированный слух Исмаила, умевшего пользоваться оружием и не раз делавшего это в былые годы, сразу опознал старый добрый "Калашников" калибра семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. Судя по всему, стреляли где-то в западной части лагеря, причем патронов явно не жалели.

– Что это за место? – Исмаил коснулся плеча своего провожатого, к которому как раз подошли три араба, что-то говоривших на своем языке. Исмаил арабским не владел, а потому с Омаром общался на английском, который тоже знал не в совершенстве. Оттого гость из России не понял ни слова из произнесенного в темпераментной беседе, происходившей у него на глазах.

– Здесь лагерь беженцев, – что-то резко сказав быстро исчезнувшим затем в мешанине палаток арабам, ответил Хабиль. – На юге Ливана всегда неспокойно, израильтяне в любой момент могут устроить артналет или нанести удар с воздуха. Вот люди и бегут на север, туда, где не так опасно.

– Что за стрельба? – Исмаил кивком головы указал туда, откуда доносились звуки коротких автоматных очередей.

– Многие беженцы лишились своих домов, потеряли под еврейскими бомбами свои семьи, – пожал плечами Омар. – Они жаждут мести, и мы не мешаем им готовиться к ней. Не беспокойся, для нас здесь вполне безопасно.

– Тот, с кем мы должны встретиться, он здесь?

– Да, – кивнул араб, направляясь вглубь лагеря и увлекая за собой русского гостя вместе с его телохранителем. – Сейчас ты его увидишь.

Нацепив на нос солнечные очки, Исмаил двинулся за своим проводником, жестом приказав телохранителю Доку следовать за ними. Гость из России чувствовал себя неуютно среди метавшейся толпы крикливых людей, говоривших на непонятном языке. Обычно каждая поездка Исмаила в России обеспечивалась целой группой отлично подготовленных телохранителей, готовых применять оружие без колебаний против любого, сейчас же в целях конспирации приходилось довольствоваться присутствие одного Доку. И пусть этот парень был профессионалом, во-первых, в настоящий момент он был безоружен, если не считать спрятанного на голени ножа, во-вторых, один, пусть и хорошо подготовленный боец, не сможет защитить своего хозяина от серьезно настроенного противника.

Омар тоже взял с собой двух бойцов из машины сопровождения, и сейчас поджарые, точно гончие, мужчины, похожие, как близнецы, двигались впереди, заставляя встречных прохожих расступаться. Оружие на виду телохранители не держали, но под надетыми навыпуск светлыми рубашками вполне европейского покроя запросто можно быть укрыть что-то компактное, эффективное на малых дистанциях, например, короткоствольный револьвер большого калибра. А уж у тех, кто оставался в машине, наверняка под рукой имелось и более серьезное оружие, хотя бы пистолет-пулемет типа "Ингрема" или израильского "Микро-Узи". Как ни странно, правоверные всего мира при своей ненависти к евреям охотно пользовались созданным ими оружием, и "Узи" в его различных ипостасях в руках мусульман мелькал чаще, чем в руках иудеев.

Дорога через лагерь, возведенный, кажется, без всякой системы, заняла минут пятнадцать. Всюду суетились женщины, не прятавшие лиц в отличие от жительниц других стран, вроде Саудовской Аравии, бегали среди палаток дети. Иного эта сутолока могла бы запросто выбить из колеи, вывести из себя постоянным мельканием лиц и громкими криками. Но Хабиль, не обращая внимания на окружающую их суету, двигался уверенно и целеустремленно, ожидая от жителей этого странного поселения, по меньшей мере, почтения. Похоже, Омар здесь был частым гостем и пользовался уважением, поскольку, как заметил Исмаил, многие из беженцев почтительно приветствовали его, завидев издали, а, столкнувшись, нос к носу, в проходе между рядами палаток и лачуг, поспешно отступали, освобождая дорогу.

Гости миновали утоптанную площадку на окраине лагеря, где несколько подростков увлеченно били друг друга, валяя в песке и проводя болевые захваты почти в полную силу. Как решил Исмаил, знавший толк в драке, это было не просто выяснение отношений между подростками, а плановая тренировка, за которой наблюдали многие обитатели лагеря. Все меньше и меньше место, где они оказались, напоминало временный поселок беженцев, и когда Омар привел своего гостя на стрельбище, сомнения развеялись окончательно.

Два десятка юнцов, самому старшему из которых на вид было не более семнадцати лет, увлеченно расстреливали закрепленные на дальнем склоне горы, метрах в трехстах, мишени из изделий навеки обессмертившего себя Михаила Калашникова. Упираясь локтями в мешки с песком, юные бойцы били короткими очередями, и грохот выстрелов не стихал ни на секунду.

– Экономьте патроны, – человек в потертом камуфляже с закатными рукавами вышагивал позади линии стрелков, обращаясь к своим малолетним солдатам, или, скорее, ученикам на хорошем английском. – На территории противника у вас может не быть возможности вовремя пополнять боекомплект, поэтому каждый напрасно израсходованный патрон приближает вас к бесполезной гибели. Стрельба очередями в целый магазин годится только для голливудских фильмов, в бою старайтесь поразить противника одним выстрелом.

Инструктор наклонился к одному из стрелков:

– Крепче прижимай приклад к плечу, Салман, тогда выстрелы будут точнее, и кость останется цела. – Он показал мальчишке нужное положение. – Не забывай, стрелять нужно короткими очередями, не больше трех выстрелов. Человека можно убить одной пулей, а при интенсивной стрельбе даже на средних дистанциях быстро сбивается прицел, так что в любом случае четвертая и следующие пули, скорее всего, пойдут мимо.

Исмаил, отлично понимая, что говорит этот человек в камуфляже и солнцезащитных очках, внимательно смотрел на его учеников. Сперва показавшиеся сущими сопляками, они с каждым проведенным здесь мгновением производили на чеченца впечатление решительных и отчаянных бойцов. Несмотря на юный возраст, с оружием каждый из них обращался так, словно родился с АК в обнимку. И, судя по блеску в глазах, каждый из тех, что увлеченно дырявили сейчас мишени, воспринимал любое слово своего инструктора поистине, точно божественное откровение. Они хотели учиться, учиться убивать, и делали несомненные успехи в этой древней науке.

А если вспомнить столь свойственное молодости презрение к смерти, которая кажется чем-то невероятно далеким, то можно было представить, на что способны эти мальчишки в бою. Возможно, они не были еще достаточно хорошо подготовлены, но опыт, как известно, дело наживное, и недостаток его эти юные арабы с легкостью восполнят отчаянной храбростью и неподдельной ненавистью к врагу.

– Это и есть тот человек, который тебе нужен, – Омар тем временем помахал рукой заметившему их инструктору, который уже двинулся к нежданным, кажется, гостям. – Салям алейкум, Абдулла. Познакомься, это Исмаил.

– Добрый день, – человек, названный Абдуллой, окинул цепким взглядом гостя из России. – Меня предупредили о вашем приезде, уважаемый. Вы, как я понял, нуждаетесь в услугах профессионалов. Чем могу быть полезен?

Фразы были произнесены по-прежнему на английском. Исмаил уже строил в уме более-менее правильный ответ, подбирая слова, но его выручил Омар:

– Можешь говорить по-русски, Абдулла. Наш гость прибыл из России, и у него некоторые трудности с английским, – пояснил Хабиль.

– Вы не похожи на русского, – почти без акцента произнес на давно уже ставшем родным для Исмаила языке инструктор, сняв темные очки и зацепив их дужкой за карман распахнутого кителя.

– Я родом из Ичкерии, – нехотя пояснил Исмаил, добавив затем: – Но мне пришлось покинуть родину довольно давно, и теперь я живу в Москве.

– О, великолепный город, – улыбнулся Абдулла. – Я был там довольно давно, во время своей учебы. Я ведь учился в Советском Союзе.

Чему учился в России араб, Исмаил не спросил, догадываясь, в прочем, что едва ли тот окончил архитектурный университет. В былые времена выходцы из южных стран появлялись в более специфических учебных заведениях внезапно показавшейся чеченцу такой далекой родины.

– Прошу прощения, мне нужно позвонить кое-кому, – Омар, выполнивший свою задачу, предпочел не знать, зачем выходцу с Кавказских гор потребовался профессиональный наемник высочайшей квалификации. Хабиль был простым посредником, сводящим вместе заказчика и того, кто готов выполнить заказ, и слышать их разговоры не желал, понимая, о чем примерно пойдет речь.

Пока Омар не удалился на почтительное расстояние, собеседники молчали, разглядывая друг друга. Перед Исмаилом стоял невысокий жилистый мужчина лет сорока или немного старше. Ни грамма лишнего жира, сплошные мускулы, цепкий взгляд. Зная толк в рукопашной, Исмаил решил, что в бою этот человек очень быстр и проворен. Не надеясь на мощь отдельного удара, он засыплет любого здоровяка градом точных выпадов, атакуя постоянно с разных направлений и легко пробив любую защиту. Трехдневная щетина на щеках и подбородке вовсе не делала его похожим на полубезумных боевиков-ваххабитов.

При этом Абдулла сразу производил впечатление опасного противника, вообще человека, каждую секунду готового принять бой и любого, кто оказывается в поле зрения, оценивающего именно как вероятного соперника. Исмаил, неплохо разбиравшийся в людях и умевший с первого взгляда определять, кто чего стоит, понял, что его друзья не ошиблись, посоветовав именно этого араба, хотя и не знали сами, зачем всегда имеющему под рукой подготовленных профессионалов, не привыкших задавать лишние вопросы, человеку понадобился специалист со стороны.

– Слишком молодые у вас бойцы, – Исмаил кивнул в сторону продолжавших упражняться в стрельбе подростков.

– Здесь они получают только некоторые навыки, – пожал плечами Абдулла. – Мы учим их обращаться с оружием, обучаем рукопашному бою, и заодно оцениваем их способности. Обучение длится иногда больше года в разных местах, и эти юноши вскоре могут стать закаленными бойцами. К тому же они ничего не видели кроме войны и смертей, а это воспитывает лучше всего, лучше всяких патриотических лозунгов или воззваний муллы. Ладно, все это неважно, – инструктор тряхнул коротко стриженой головой: – Вы приехали сюда по делу, так давайте обсудим его. Я уже понял, что вам требуется грамотный специалист, обладающий определенной подготовкой. Для каких целей вы его ищете?

Вместо ответа Исмаил достал из нагрудного кармана фотографию. Это был групповой снимок, но одно из лиц было обведено синим фломастером.

– Этого человека должно не стать в самое ближайшее время, – спокойно пояснил чеченец. – Вы понимаете, что я имею в виду?

– Вполне, – кивнул араб. – Очень рискованная задумка. Деятели такого ранга охраняются профессионалами высочайшего класса, к тому же имеющими в своем распоряжении самую совершенную технику. Но, тем не менее, задача выполнима, хотя и требует определенных усилий, – уверенно произнес Абдулла, и чеченец ни на мгновение не усомнился в его словах, вовсе не казавшихся пустым хвастовством.

– А почему вам понадобился сторонний человек? – внезапно спросил араб. – Думаю, в России тоже можно найти готовых на это бойцов, особенно, если вы не частное лицо, а член мощной организации, или даже ее лидер, верно?

– Слишком многие из способных на это людей находятся под наблюдением спецслужб, которые сразу насторожатся, заметив наши приготовления, – спокойно ответил Исмаил, понимавший резонность заданного вопроса. – Мы меньше доверяем своим, чем людям со стороны. Если русские почувствуют опасность для него, то не станут ждать наших действий, а будут работать на упреждение. Из моего окружения об этом замысле не знает практически никто, утечка информации может стоить жизни.

– Согласен, – вновь кивнул Абдулла. – Что ж, я, в принципе, готов взяться за это. Но нужно обсудить еще некоторые вопросы, и лучше сделать это прямо сейчас, чтобы потом не пришлось импровизировать.

– Если вы имеете в виду оплату, то может не беспокоиться, – поспешил Исмаил. – Думаю, сумма в два миллиона американских долларов будет достойной ценой ваших услуг?

– Я, признаться, не это имел в виду, – усмехнулся Абдулла. – Но раз, так, то да, это неплохая цена. Но сразу хочу предупредить, что я буду действовать не один, и каждому из бойцов, что войдут в мою группу, вы должны заплатить столько же. Не беспокойтесь, их будет немного, максимум, семь человек, но, вероятнее всего, меньше. Разумеется, на вас также снаряжение и все накладные расходы. Меня же пока интересует, есть ли у вас источники информации в его окружении. – Араб указал на фотографию, которую уже вернул заказчику: – Любые перемещения фигуры такого уровня есть сведения секретные, и без них мы ничего не добьемся.

– Есть один человек в администрации, – Исмаил был доволен, что сумел предусмотреть многое из того, что интересовало этого араба. Вообще, работать с профессионалами, а не с обезумевшими фанатиками, всегда приятно. Эти люди всегда точно знают, чего хотят, и четко исполняют взятые на себя обязательства. – Мы хорошо ему платим, кроме того, он опасается за жизнь семьи, служащей дополнительной страховкой. Он в курсе всего, и охотно предоставит любую интересующую информацию.

– Спецслужбы могут контролировать контакты таких людей, – задумчиво произнес Абдулла, и в голосе его послышалось сомнение. – Но все равно хорошо, что у вас есть такой информатор. Итак, я готов выполнить вашу просьбу за названную плату, но мне понадобится время для подготовки. Через пару дней направьте ко мне кого-то из своих людей, тех, кому доверяете. Он найдет меня через Омара Хабиля, и мы обсудим некоторые детали. Пока мне нужно собрать группу и еще кое-что уточнить. Но вы, уважаемый, можете не сомневаться, я не откажусь от этой работы. Я, признаться, хочу уже отойти от дел, а такой трофей станет более чем достойным завершением карьеры.

– Я рад, что мы сумели договориться, – довольно улыбнулся Исмаил. – Так и будем действовать дальше. Мой человек прибудет в Ливан через два-три дня, я предупрежу Омара перед его прилетом. Надеюсь встретиться с вами уже в России, уважаемый.

Ударив с арабом по рукам, Исмаил, тщательно скрывая свою радость, чтобы не давать случайным свидетелям пищу для размышлений, направился к скучающему поодаль в компании своих телохранителей Омару. Ливанец сделал свое дело, позволив гостю из России выручить своего давнего друга, так нуждавшегося в помощи в эти нелегкие времена. И вскоре, если замысел их осуществится, а препятствий этому пока видно не было, не только Россия, весь мир вздрогнет, в ужасе осознав, что произошло, ощутив на себе истинную силу горцев.

А пока радовавшийся успеху свой миссии Исмаил возвращался в Бейрут, чтобы оттуда на борту рейсового лайнера, не первым классом, как обычно, а в общем салоне, унестись обратно, в весеннюю Москву, на окраине Эр-Рияда, в самом сердце аравийской пустыни происходила еще одна встреча, участники которой старательно скрывались от посторонних взоров. И эта встреча могла иметь последствия, намного более серьезные, нежели поездка чеченца Исмаила.

Реджинальд Бейкерс, пригубив из тонкостенного золотого кубка ароматный щербет, бросил изучающий взгляд на своих собеседников. На фоне ковров, золота, перламутра, американец в строгом деловом костюме, при галстуке, казался совершенно чуждым, а вот два араба, сидящие напротив и так же задумчиво играющие драгоценными кубками, отлично смотрелись в роскошных интерьерах. Оба были облачены в просторные ниспадающие одежды и куффии, складки которых опускались на плечи.

Происходящее напоминало сказку, одну из тех загадочных историй про всемогущих халифов, джинов и прекрасных наложниц. Здесь, в величественном дворце, царила прохлада и спокойствие, и трудно было догадаться, что за каменными стенами раскаляется под лучами солнца сухой воздух пустыни, а город, что раскинулся на десятки квадратных миль, медленно просыпается, наполняясь шумом и суетой.

Но это была вовсе не сказка. Реджинальд Бейкерс, глава одной из мощнейших разведок мира, всегда державшейся в тени более известных организаций, но ни в чем не уступавшей им всем, действительно находился сейчас во дворце одного из многочисленных отпрысков королевской семьи Саудовской Аравии.

– Ваши действия, не скрою, напугали очень многих в моей стране, заставив вспомнить былые времена, – Бейкерс говорил медленно, словно бы нехотя. – В сердцах и умах наделенных властью людей поселился страх, некоторые готовы впасть в панику. Никто не понимает причин, побудивших вас к таким шагам, а то, что было сказано на публике, в серьез воспринимать трудно. И я очень хотел бы уяснить смысл ваших поступков, господа.

Арабы, оба смуглокожие, горбоносые, своими ничего не выражающими черными глазами внимательно разглядывали американца. Они представляли собой разительный контраст, хозяева это роскоши и гость из-за океана. Худощавый, подтянутый, несмотря на годы, Бейкерс, как никто иной сейчас походил на ту самую белокурую сероглазую бестию, которая, видимо, являлась в грезах одному бесславно сгинувшему вождю, в былые времена претендовавшему на то, чтобы править миром. Сейчас Реджинальд, которому понадобилось все самообладание, чтобы с честью выдержать эту встречу, казался матерым хищником, не рычащим зря, а безмолвно наносящим неотвратимые удары. А сами арабы казались американцу стаей шакалов или, скорее, стервятников, чему способствовали торчащие из-под головных платков крючковатые носы.

– Наш министр энергетики вернулся из Вены в жутком состоянии, – продолжил Бейкерс, так и не дождавшись реакции от своих собеседников. – Видимо, всю дорогу из Австрии ему мерещились ужасы нефтяного эмбарго. Нет, я понимаю, почему вашу идею поддержала Венесуэла и еще кое-кто, но вы сами, те же Эмираты, какую выгоду нашли в этом? Между прочим, некоторые из моих коллег уже задумываются о том, не использовать ли для обеспечения бесперебойных поставок нефти Морскую пехоту США. Эти парни не разбираются во всяких насосах и компрессорах, но уверяю, если они появятся здесь, желание угрожать кому бы то ни было, лишать их горючего у вас исчезнет быстро.

Сразу оговорюсь, господа, я против таких мер. Но, право, как же сложно сдерживать горячие головы, не думающие о последствиях, но способные почти единолично объявлять войну! И я здесь вовсе не как представитель нашей администрации, господа, моя миссия и мой статус сейчас несколько иные, чем официальный посланник своей страны. Я говорю с вами от имени тех, кто обладает подлинной властью, а не той, что прописана в Конституции. И эти люди просто хотят понять мотивы, узнать, что движет вами, ведь вполне возможно, что наши интересы совпадают. В противном же случае, полагаю, мы все равно сможем найти выход из ситуации, не прибегая к таким радикальным мерам, о которых я уже упомянул. Моей стране не нужна еще одна война на Востоке, но мы вынуждены будем начать ее, если вы не оставите нам выбора, господа.

Бейкерс не лгал, поскольку мало кто был осведомлен о его поездке в Саудовскую Аравию, а число тех, кто был посвящен в подробности переговоров, вообще ограничивалось им самим. Также он не лгал и о том, что Америка, эта могущественная держава, сильнейшая на планете, пока стремилась избежать применения силы, еще не до конца разобравшись с Ираком и, похоже, надолго увязнув в вялотекущем афганском конфликте.

– Если мы начнем уверять вас, что наши действия не несут никакой угрозы вашей стране, господин Бейкерс, вы, скорее всего, не поверите, – принц Хафиз Аль Джебри, один из многочисленных отпрысков правящей династии, ответил Бейкерсу на английском, чтобы можно было обойтись без переводчиков.

Ограничить число людей, осведомленных о самой этой встрече, присутствующими в этой комнате, к сожалению, было невозможно, хотя каждый из трех собеседников хотел именно этого, но в любом случае посвященных должно было быть как можно меньше. И то, что оба араба в совершенстве владели языком своего гостя, было весьма кстати. К сожалению, подумал принц, арабский язык ныне не пользуется популярностью, а ведь были времена, когда его охотно учили даже в России.

– Но, несмотря на ваше недоверие, дела действительно обстоят таким образом, – ничего не выражающим голосом произнес принц, пристально взглянув на американца. – Просто в нашей стране сложилась такая ситуация, когда доходы от продажи нефти, нашего главного богатства, несправедливо присваиваются одним человеком, нашим королем. Ныне цены на черное золото растут, обеспечивая колоссальные прибыли, и есть люди, считающие, что в их руках эти средства принесут большую пользу. Я понимаю, от чьего имени вы здесь, и буду говорить прямо.

Никто на самом деле не желает восстанавливать против королевства вашу страну, по крайней мере, никто не хочет этого всерьез. Раздор с Америкой для нас – не цель, но лишь средство, господин Бейкерс. Мы вынудим короля Абдаллу рано или поздно исполнить озвученные недавно угрозы, и ссора с вашей страной станет поводом, чтобы на троне его сменил кто-то другой, тот, кто устроит определенные группы людей в нашей стране.

Попытка союза с Ираном и так воспринимается многими нашими соотечественниками едва ли не как предательство веры, а уж ссора с Америкой, даже потенциальная, станет, как говорят у вас, той каплей, которая переполнит чашу терпения. И смена правителя, которого потеснит более дальновидный, более умный политик, будет воспринята достаточно спокойно. После этого дружба с вами будет восстановлена. Примерно теми же причинами руководствовались и многие из примкнувших к нам стран, хотя некоторые, как вы верно отметили, действуют просто из стремления насолить вашей державе.

– Вы хотите нашими руками скинуть своего короля и поделить его деньги, – усмехнулся Бейкерс. – И только, господа? Но это же сущие пустяки, не стоящие ни чьих переживаний. Признаюсь, я не думал, что вы, угрожая всему миру, просто пытаетесь решить проблему борьбы за власть в своей стране, – покачал головой американец. – Исламский фундаментализм многие на Западе воспринимают, как нечто опасное и непредсказуемое, а ведь ваша страна является одной из самых последовательных в деле торжества ислама. Поэтому слова вашего посланника в Вене были восприняты моими соотечественниками исключительно серьезно, не просто, как угроза, но как руководство к действию. И, честно говоря, я даже несколько удивлен, что вы так быстро раскрыли карты.

Посланник всемогущей Америки вновь пригубил щербет, разглядывая ничего не выражающие лица арабов, только сверкавших антрацитовыми глазами, бросая такие же изучающие взгляды на чужака. Вообще, арабы могли бы подать и изысканное вино, правоверные ведь имели возможность обойти запрет на употребление перебродившего сока виноградной лозы. Но сам Бейкерс во время такой встречи предпочитал иметь абсолютно незамутненное сознание, и даже капля спиртного могла повлиять на его восприятие в худшую сторону. Его гостеприимные же хозяева, видимо, играли сейчас истинных мусульман, не смеющих нарушить хоть на мгновение запреты Пророка.

– Не только у вас в стране есть люди, которые, обладая почти абсолютной властью, предпочитают держаться в тени, выставляя на публику ничего не подозревающих статистов, – прищурившись, произнес второй собеседник Реджинальда, тоже член королевской семьи. В некотором роде он был коллегой самого Бейкерса, поскольку ныне возглавлял военную разведку Саудовской Аравии. – Мы ждали, что вы придете к нам, чтобы получить ответы на вопросы, и ничего не скрываем. Просто, к нашему сожалению, без таких действий некоторые внутренние проблемы, заботящие многих в королевстве, решить практически невозможно. Разумеется, мы даже не сомневаемся, что все, сказанное нами, будет известно исключительно ограниченному кругу людей в вашей стране, и не станет достоянием общественности. – Самир Аль Зейдин вопросительно взглянул на Бейкерса.

– Времена меняются, господин Бейкрес, – добавил Аль Джебри, чуть усмехнувшись, хотя, возможно, это была не улыбка, а лишь тень от бурнуса упала на лицо араба. – И люди должны меняться тоже. Нельзя мыслить в двадцать первом веке по-старому, а тот, кто этого не понимает, должен отступить в сторону по доброй воле, дав дорогу кому-то иному, более прогрессивному, более быстрому в помыслах и поступках, – при этих словах Аль Зейдин с тщательно скрываемой усмешкой взглянул на принца, ничего не замечавшего вокруг себя, – либо он будет уничтожен, не людьми, но неумолимой судьбой, орудием которой может стать каждый. Королевство нуждается в переменах, и если на них не решается правитель, значит, его место должен занять более решительный человек. И мы надеемся, что когда это случится, в вашей стране будут к этому готовы и отнесутся с пониманием к происходящему здесь.

– Знаете, господа, я думаю, мы все сможем извлечь определенную выгоду из сложившейся ситуации, – предложил гость из Америки, к которому в этот миг вновь вернулись спокойствие и уверенность. – Ваши действия в некотором смысле благоприятствуют нашим планам, совершенно не касающимся вашей страны и всего этого региона. Поэтому, возможно, вам не стоит пока открывать карты никому более.

Я же клятвенно обещаю вам, что о содержании нашей беседы станет известно не более чем полудюжине моих соотечественников, никто из которых не предаст все это огласке без вашей воли. Стрессы полезны для организма, что давно доказали наши психологи. И если кое-кто в высших эшелонах власти у нас, в Штатах, да и в других странах, будет нервничать, это не станет катастрофой. Разумеется, теперь, зная, что скрывается за вашими словами, я приложу еще больше усилий, чтобы удержать своих коллег от слишком жестких решений, и вы можете быть уверены, что никакой угрозы для вас не возникнет, господа.

С тщательно скрываемой радостью Бейкерс обвел взглядом по-прежнему хранивших непроницаемое выражение на лицах арабов. О нет, даже и те полдюжины не узнают ничего, вернее, не узнают правду. Он, Реджинальд Бейкерс, найдет, что сообщить своим соратникам, отчитываясь об этом визите в Саудовскую Аравию. Пусть они анализируют его тщательно подготовленную ложь, а уж он найдет, как использовать столь ценную информацию в собственных целях. Они не были братьям, верными и преданными друзьями, а лишь стаей, и каждый мог стать вожаком, истребив недовольных. Глава АНБ не был чужд жажды власти, пусть и скрывал ее, и раз предоставляется такой шанс, сам Бог велит воспользоваться возможностью.

– Да, господа, я покидаю вашу страну с чувством огромного облегчения и радости от того, что мы нашли с вами общий язык, – Бейкерс позволил себе улыбнуться, демонстрируя арабам свое дружелюбие. – Будьте уверены, сегодня же в Вашингтоне посвященные в суть проблемы люди узнают о происходящем, и сделают все, чтобы исключить любую угрозу вашей стране.

Американец пружинисто поднялся из глубокого кресла, отвесив пристально взиравшим на него арабам легкий поклон. Его миссия была завершена, хотя партия, начатая в эти мгновения, должна была продлиться еще очень долго. Но это не страшно, ждать Реджинальд Бейкерс умел.

Глава 12 Незваные гости

Российско-грузинская граница – Лэнгли, Виржиния, США

13 апреля

Казавшийся таким надежным камень, стоило только ступить на него, вдруг подался в бок, и Джон Уоллес, чувствуя, что сейчас неминуемо упадет в перекатывавшийся через валуны горный ручей, инстинктивно прижал к груди укрытый чехлом ноутбук. Нежная техника наверняка не перенесла бы купания в ледяной воде, тем более, неизвестно было, как бы на сложнейшей начинке компьютера сказался удар о камни.

– Американец, под ноги смотри, – крепкая рука поддержала потерявшего равновесие Уоллеса, и тот все же сумел справиться, найдя надежную опору для ног. – Осторожнее. Здесь горы, они ошибок не прощают. – Заросший по самые глаза курчавой бородой чеченец, говоривший по-русски с жутким акцентом, придерживая левой рукой пулемет, поспешил вперед, не дожидаясь слов благодарности от спасенного Уоллеса.

Джон, перепрыгивая с камня на камень, все же смог преодолеть поток, почти не замочив ног. Он спешил изо всех сил, стараясь двигаться наравне с размеренно шагающими, растянувшись длинной колонной, затылок в затылок, чеченцами. Затянутые в серый камуфляж бородачи, нагруженные оружием, боеприпасами, сухими пайками и прочими мелочами, столь важными для идущих в рейд диверсантов, двигались быстро, осторожно, и на удивление тихо. Это были опытные бойцы, привыкшие к горам и к тому же прошедшие отличную подготовку, дополненную участием в боях с далеко не самыми худшими солдатами в мире, с русскими. И они не хотели по глупости или неосторожности попасть в засаду там и тогда, где к этому не были готовы.

– Эй, американец, – от головы колонны, втягивавшейся в неглубокое ущелье, к Уоллесу бежал молодой парнишка, как и все здесь, вооруженный до зубов, в тяжелом разгрузочном жилете, карманы которого были набиты патронами и гранатами. – Амир тебя зовет. Пошли скорее!

Не дожидаясь реакции Уоллеса, молодой моджахед, старательно пытавшийся показаться всем умелым искушенным воином, побежал обратно, и американцу ничего не осталось, как следовать за ним. Хусейн Шарипов, произведенный в бригадные генералы еще Дудаевым, ждать не любил, и Уоллес это знал очень хорошо.

Обгоняя напряженных сосредоточенных чеченцев, Уоллес с сопровождающим его парнем, который был при Шарипове кем-то вроде адъютанта, быстро шагали вперед.

Бросая по сторонам быстрые взгляды, Джон видел суровые насупленные лица измотанных четырехчасовым маршем людей, несмотря ни на что продолжавших двигаться вперед. Каждый из полутора сотен сопровождавших свого командира боевиков был вооружен до зубов, при этом особое внимание уделяли боеприпасам, ведь в горах снабжать отряд было некому. Кроме автоматов, старых надежных АК, многие из них несли за спиной противотанковые гранатометы, длинные трубы ПЗРК или зачехленные, надежно укрытые от влаги и ветра снайперские винтовки, а небольшая группа боевиков тащила разобранные легкие минометы.

– Подтянись, – звучали порой гортанные команды на смеси русского, чеченского и арабского. В отряде Шарипова царила жесткая дисциплина, какой могла бы позавидовать любая регулярная армия, и взводным подчинялись беспрекословно. – Шире шаг! Не растягиваться!

Хотя силы боевиков были на исходе, они шли, стиснув зубы, продвигаясь только в перед, к цели. Каждый был профессионалом, имея за плечами не один год войны, причем отнюдь не только здесь, на Кавказе. Там, в Грузии, в тренировочном лагере, остались и иные бойцы, семнадцатилетние сопляки, вступившие в отряд просто потому, что так они могли заработать хоть немного денег, пусть на этих деньгах и будет кровь невинных людей. Таких в поход не взяли – отряду наверняка предстоял бой против многочисленного и отлично вооруженного противника, в котором не место было посредственным бойцам.

Потом, когда банда спустится с гор, оказавшись в равнинной части мятежной республики, их встретят проверенные люди, продолжавшие вести войну против русских в самой Чечне. Они обеспечат пришедших с юга моджахедов всем необходимым, начиная от патронов и заканчивая сигаретами. Найдутся и те, кто охотно присоединится к отряду, пополнив число бойцов. Но этому моменту будет предшествовать долгий марш по безжизненным горам, где каждое мгновение можно было наткнуться на засаду спецназа или попасть под бомбы русских штурмовиков.

Банда Шарипова, к которой присоединился один из агентов Центрального разведывательного управления, действовавших в Грузии, Джон Уоллес, перешла границу ночью, воспользовавшись самым опасным маршрутом. Тащившим на себе десятки килограммов различного снаряжения боевикам пришлось карабкаться едва ли не по отвесным стенам, затем спускаясь в казавшиеся бездонными пропасти, и все время опасаясь схода лавины. В горах еще лежал снег, но весна делала свое дело, и сошедший с вершины ледник мог запросто похоронить весь отряд.

Идти в темноте по диким горам – это похоже на самоубийство, но лишь так можно было пересечь границу, не подвергаясь опасности. Уоллес, не по своей воле деливший с моджахедами-чеченцами и их арабскими союзниками тяготы пути, только порадовался, что русские все еще живут в каменно веке в плане передовых систем оружия и разведки. Их спутники были старыми и несовершенными, иначе увидеть отряд в несколько сотен человек с орбиты, тем более, ночью и в инфракрасном спектре, не составило бы труда. Но все, что могли разведывательные сателлиты русских – фотографировать поверхность в видимом диапазоне, время от времени отстреливая капсулы с отснятой пленкой на поверхность, где их еще предстояло отыскать. Так что, если при свете солнца в любой миг существовала опасность появления над перевалом штурмовиков или вертолетов, то как раз в кромешной тьме отряд был почти в полнейшей безопасности, если не считать, что сам поход через обледеневшие скалы оказался тем еще удовольствием даже для опытных людей.

Тем не менее, боевики предпочли русским снарядам и пулям камнепады, и пока не жалели об этом. Опытные проводники, нанятые Хусейном за огромные даже на взгляд Уоллеса, а уж по меркам местных горцев вовсе запредельные деньги, клялись Аллахом, что на этой тропе русских нет, и, кажется, они не ошиблись. Пройдя уже почти сорок километров по земле России, отряд до сих пор не обнаружил присутствия здесь вражеских солдат, лишь пару раз раздавался над головами гул летевших на большой высоте самолетов. Если все пойдет так и дальше, то спустя еще пару часов боевики спустятся в долину, где их будут ждать местные подпольщики с транспортом и документами, которые позволят гостям из-за границы затеряться в Чечне, ожидая сбора всей банды и приказа начать боевые действия.

Хусейн, заметив приближающегося Уоллеса, остановился и жестом подозвал того к себе. Такой же бородатый и грязный, как его бойцы, облаченный в натовский грязно-серый камуфляж, и, разумеется, увешанный оружием, генерал Шарипов сразу выделялся среди своих людей властной манерой поведения. Он привык, что все его приказы, кому бы они ни предназначались, выполняются незамедлительно и в точности, и от американца, никоим образом не обязанного подчиняться ему, ожидал точно таких же действий. И Уоллес, в душе которого бушевал тщательно скрываемый гнев, вынужден был подчиняться наравне с прочими дикими горцами.

Джон не рассчитывал, что ему придется принять участие в вылазке на территорию России, вместо этого приготовившись к долгой жизни в одном из затерянных в предгорьях нищих городков. Но чеченцам, услуги которых щедро оплачивал Вашингтон, срочно потребовался специалист, разбиравшийся в спутниковой навигации и прочей электронике, и начальство остановило свой выбор именно на Уоллесе. Он, хотя и не был профессиональным диверсантом, обладал навыками не хуже, чем у настоящего рейнджера, а потому никаких причин отказаться не нашел. Тем более, приказ Джону отдал сам Натан Бейл, заместитель директора Управления, и, по общему мнению агентов, самый опытный разведчик за всю его историю, исключая, пожалуй, только самого Алана Даллеса, легендарного основателя ЦРУ.

И вот теперь, оказавшись вдалеке от того, что за несколько месяцев пребывания Грузии сам Джон уже начал считать домом, разведчик вынужден был терпеть недовольство и откровенное презрение Хусейна, с трудом сдерживаясь от того, чтобы не надерзить в ответ. Собственно, Уоллеса как бы ничего и не останавливало, он знал, что все эти люди – лишь наемники, которым платят его, Джона, боссы. Но, сказав это в слух, разведчик рисковал получить пулю в лоб. Конечно, потом коллеги Джона могли бы разобраться в том, что случилось, выяснив причины гибели своего агента, но что-то подсказывало американцу, что ради него никто не станет портить отношения со столь ценными союзниками, которые не испытывали к своим покровителям ни капли почтения.

– Американец, посмотри, что впереди по маршруту, – сквозь зубы процедил тезка покойного иракского диктатора, бросив на Джона полный презрения взгляд. – Я хочу знать, свободен ли дальнейший путь.

– Мне нужно несколько минут, чтобы установить связь со спутником, – ответил сжавший челюсти от едва сдерживаемой ярости Уоллес.

– Хорошо, у тебя будет пять минут, – согласился Шарипов. Обернувшись к одному из своих телохранителей, которые все без исключения были наемниками-арабами, он коротко приказал: – Привал! И пусть пока Арби разведает путь.

– Привал, – разнеслись над колонной приглушенные команды. – Привал пять минут. Не расходиться. Выслать дозор вперед!

Полдюжины чеченцев, оставив при себе только автоматы с небольшим запасом патронов и ручные гранаты, двинулись по тропе на север, чтобы разведать дальнейший путь. А Джон в это время присел на корточки, расположив перед собой прямо на камнях извлеченный из кевларового чехла компьютер. Вытянув в небо короткую антенну, он принялся ждать, пока висевший где-то над этим районом спутник примет сигнал и отзовется, готовый передать необходимую информацию.

Хусейн Шарипов, сплюнув сквозь зубы, с ненавистью глянул в спину склонившегося над своим компьютером американца. Надменные янки, решившие, что за свои доллары могут купить всех и вся, не церемонились, просто приехав в аул, где располагался штаб Шарипова, и приказав выступать в течение суток. Отряд, сильно потрепанный русскими, еще только начал готовиться к дальнейшим действиям, и Хусейн был против бессмысленного рейда. Слишком многие из его бойцов были необстрелянными пацанами, вступившими в ряды воинов джихада в надежде заработать хоть немного денег, чтобы прокормить своих стариков-родителей и жен, у кого те были. И здесь, в Грузии, и тем более в самой Чечне, истерзанной пятнадцатью годами войны, царила нищета, не было работы, а если кто и устраивался, то получал жалкие гроши. Это и было причиной того, что в отряд приходили многие, но толку от этих бойцов было мало.

Доведенные до отчаяния, молодые парни не ждали появления вербовщиков, а сами шли в лагеря, чтобы вступить в свою личную войну. Зеленая повязка на лоб, "Калашников" в руки и Коран за пазуху – и вот уже готов очередной воин Аллаха, исполненный искренней ненависти к русским… и жаждущий преумножать хаос и нищету, что и толкнули этих мальчишек на скользкий путь террора.

Однако для американцев, щедро снабжавших Шарипова и еще нескольких командиров долларами, все это было неважно, а Хусейну не оставалось иного выхода. Поэтому, потратив на подготовку всего сутки, и избавившись от самых неопытных людей, оставшихся на грузинской земле, отряд двинулся на север. Заокеанские хозяева, раньше делавшие вид, что прислушиваются к словам местных командиров, вдруг приказали выступать всем отрядом, почти наверняка направляя его на верную гибель.

Обычно границу переходили небольшими группами, в крайнем случае, человек по десять-двенадцать, полторы же сотни боевиков были слишком заметной целью. Но Шарипов не посмел спорить, понимая, что последствия такого явного неподчинения будут для него не самыми приятными. Он лишь сам наметил маршрут, выбирая путь, быть может, более долгий и трудный, но и несколько менее опасный в плане встречи с русскими, которые все же не могли следить за каждой тропой, тем более, бойцов Шарипова вели местные жители, хорошо знавшие горы. Американцы же, не доверяя нанятым проводникам, предложили Шарипову свои услуги, придав его группе этого Уоллеса, от которого пока Хусейн не видел никакой пользы. Это был, разумеется, простой соглядатай, который должен был потом рассказать своим хозяевам, насколько эффективно Хусейн использовал их деньги, и при мысли об этом главарю боевиков хотелось просто перерезать чертову янки глотку, но он сдерживался, понимая, что смерть своего человека, каким бы никчемным он ни был, американцы не оставят безнаказанной.

Пожалуй, узнай Шарипов, сколь малому количеству людей там, за океаном, в Лэнгли, известно о присутствии здесь, уже на российской земле агента по имени Джон Уоллес, он едва ли придал бы этому значение, списав все на шпионские игры его заморских союзников. Другой была бы, скорее всего, реакция самого Уоллеса. Человек, привыкший чувствовать за собой мощнейшую структуру, способную, казалось, разрешить любые проблемы в мгновение ока, и порой наводившую страх одним своим упоминанием, вероятно, испытал бы шок, будь ему известно, что почти никто в ЦРУ, в том числе и шеф этой организации, даже не подозревает о проводимой на южной границе России акции.

Уоллес, которого как бы и не было в Грузии для широкой общественности, по докладам своего непосредственного начальника, сейчас пребывавшего в Тбилиси, должен был находиться в нескольких десятках километров южнее российско-грузинской границы, занимаясь радиоэлектронной разведкой, в том числе прослушивая переговоры русских военных. И это даже по меркам разведки было немыслимо, ведь, несмотря на то, что в случае провала агента страна отказалась бы признать его своим, о чем Джону было известно давно, руководство Управления было обязано знать о том, где находится каждый их человек хотя бы во избежание провокаций. Однако Джон Уоллес, сейчас содрогавшийся под пронизывавшими ущелье порывами ледяного ветра, и представить не мог, как обстоят дела. Получив приказ, он просто старался его исполнить надлежащим образом, не позволяя себе даже на мгновение задуматься, что стал разменной пешкой в руках гроссмейстера.

– Какого дьявола ты возишься, – порычал Шарипов, нависший над сидевшим на корточках американцем. – Сколько можно ждать?

– Если не хочешь ждать, делай все сам, – огрызнулся разведчик, не оборачиваясь. – Мне нужно время, и его не потребуется меньше, если ты станешь подгонять меня. Я не имею прямой связи со спутником, – пояснил Уоллес, продолжая стучать по клавишам ноутбука. – Сигнал с разведывательного спутника идет в Форт-Мид, штаб-квартиру Агентства национальной безопасности, через спутник связи. У них мощные суперкомпьютеры, способные производить обработку сигнала. Сейчас я установлю соединение с тем же спутником связи, отправлю запрос в Штаты, там его примут и пошлют мне обратно обработанную "картинку".

– К шайтану все это, – раздраженно бросил чеченец, раздосадованный тем, что не понял и половины сказанного Уоллесом. Это было еще одной причиной, по которой горец не испытывал к американцу ничего, кроме ненависти. – Мы сможем увидеть, что творится впереди?

– Да, но не в режиме реального времени, – предупредил Джон. – Будет задержка порядка полчаса. Это как машина времени, – пояснил он, гадая, знакомо ли бородатому моджахеду такое понятие. – Увидим то, что случилось в недалеком прошлом.

Пока Уоллес под пристальным взглядом Хусейна Шарипова колдовал над своим компьютером, пытаясь установить связь со спутником, пролетавшим где-то на высоте нескольких сотен километров, высланный вперед дозор добрался до узкой горловины ущелья. Скалы, у подножья почти отвесные, поросшие редким кустарником, сближались здесь на сотню метров, а за этим тесным проходом открывалась широкая долина, оказавшись в которой, отряд мог чувствовать себя в безопасности. Где-то там их уже должны были ждать братья, готовые предоставить кров и пищу воинам ислама. Но пока расслабляться было рано. Русские могли заметить появление такого крупного отряда, и приготовиться к встрече.

Не доходя нескольких сотен метров до теснины, Арби Дасоев, командовавший дозором, поднял руку в предостерегающем жесте, присев на корточки и сняв с предохранителя автомат. Его спутники последовали примеру командира, ощетинившись стволами и следя за каждым окружавшим их камешком. Арби был опытным бойцом, прошедшим немало схваток с русскими, и его чутью доверял каждый человек в отряде.

– Что ты заметил, – прошептал, склонившись к уху Арби, Аслахан, его помощник и заместитель. – Ты что-то слышишь?

– Мне кажется, на нас сейчас смотрят, – настороженно произнес Арби, также говоря очень тихо. – И смотрят сквозь прицел.

– Где? – коротко выдохнул Аслахан.

– Думаю, они там, – Дасоев взглядом указал направление, и Аслахан увидел нависавший над ущельем на высоте полусотни метров каменный карниз, где действительно было удобно разместить, к примеру, снайпера.

– Пойдем дальше, – предложил Аслахан. – Или вернемся?

– Идем назад, – после недолгих раздумий решил Арби. – Пусть американец посмотрит через свой спутник, кто там затаился. – Он махнул рукой, давая знак своим людям разворачиваться. И пока отряд не скрылся за поворотом, Арби все ждал ударившей в спину пулеметной очереди. Чутье никогда прежде не подводило его.

Гвардии сержант Олег Бурцев, неподвижно лежавший на нависшем над выходом из ущелья карнизе, расслабленно вздохнул, сняв палец с гашетки крупнокалиберного пулемета. Он уже решил, что подкравшиеся так близко чеченцы заметили засаду, и сейчас придется стрелять, раньше времени обнаружив себя. Чеченцев-разведчиков Олег мог срезать одной очередью, но и единственная выпущенная пуля выдала бы русские позиции их сообщникам, наверняка затаившимся поблизости. К счастью, "духи" не полезли вперед, и теперь оставалось дождаться подхода основных сил противника, которые, в этом сержант не сомневался, были где-то рядом.

Заслон на этой тропе, считавшейся почти непроходимой, был поставлен всего пару дней назад, не иначе, благодаря действовавшим на той стороне гор разведчикам, опередившим боевиков и успевшим передать информацию о вторжении заранее. Взвод солдат-контрактников одного из расквартированных поблизости батальонов Седьмой десантно-штурмовой дивизии, по сути, спецназа, пусть и называвшегося чуть иначе, занял ущелье, расположившись по обоим его склонам.

Два десятка бойцов под командованием младшего лейтенанта Скорохватова, успели оборудовать себе надежные укрытия и огневые точки, и сейчас ожидали дальнейшего развития событий. Сам Бурцев, первый номер пулеметного расчета, приданного для усиления взвода, повышения его огневой мощи, расположился, можно сказать, на переднем крае вместе со своим заряжающим. Чуть выше устроился между камнями Мишка Сергеев, взводный снайпер, а немного ниже – трое автоматчиков, которые должны были прикрывать пулемет от подобравшихся слишком близко чеченцев.

– Ушли? – напряженно спросил напарник Олега, Толя Брюхов, все еще не выпуская из рук автомат.

– Похоже, да, – неуверенно ответил Бурцев, обшаривая взглядом раскинувшуюся внизу долину. Внезапно он услышал шум шагов за своей спиной и заметил, как с гребня холма посыпались потревоженные неловким движением камни. – Кто-то идет. Внимание!

Перекатившись на спину, Олег схватил прислоненный к скале автомат, вскинув его в направлении побеспокоившего сержанта шума. В следующее мгновение он расслабленно поднялся на ноги, поставив оружие на прежнее место. К пулеметчикам приблизился лейтенант Скорохватов, командовавший взводом. Молодого офицера сопровождал ефрейтор, тащивший на плечах тяжелую радиостанцию.

– Ну что, все тихо, – спросил лейтенант, укрывшись за каменным бруствером. – Были уже "духи"?

– Так точно, товарищ старший лейтенант, – без особого рвения ответил Олег. Этот офицер ему не нравился. Слишком надменный, всегда смотревший на своих подчиненных с плохо скрываемым превосходством, он пытался казаться опытным полководцем, и это контрактники, усевшие вдоволь навоеваться здесь, не могли оставить незамеченным. Тем не менее, это был офицер, и приходилось проявлять уважение. – Появились шесть человек, посмотрели по сторонам, пошептались, затем ушли обратно, – сообщил сержант. – Может быть, они что-то почуяли.

– Лучше надо было маскировать позиции, – недовольно вымолвил офицер. – Если заметят, могут повернуть назад. Они эти горы знают, как свои пять пальцев, так что запросто найдут обходной путь. Из-за вас все может сорваться. Нужно заманить "духов" в это ущелье, а уж тогда мы их всех положим.

– Или они нас, – буркнул Брюхов, покосившись на командира. – Сколько их, как вооружены, зачем, вообще, они сюда идут? Может, там полтысячи стволов.

– Крупных сил противника не ожидается, – ответил младший лейтенант, повторяя строки из разведсводки. – Полсотни, или даже меньше. Так что не дрейфьте, гвардейцы!

Олег с сомнением взглянул на Скорохватова, но ничего не сказал. Лейтенант явно старался выслужиться, слепо исполняя приказы, и не позволяя усомниться в нем своим бойцам. Но Бурцев-то, имеющий полное право называть себя ветераном, вдоволь насмотревшийся на неприглядную изнанку войны, знал, какое разгильдяйство царит в штабах. Многие солдаты поплатились жизнями за то, что доверились приказам и донесениям, за содержание которых запросто могли платить сами боевики.

В прочем, командир взвода все же старался подготовиться к встрече "гостей". По крайней мере, бойцов своих он расположил грамотно, и теперь крупнокалиберный "Утес" Бурцева и станковый гранатомет, расположенные напротив друг друга, были способны засыпать дно ущелья свинцом, сметая всех, кто там окажется, огненным шквалом.

– Ладно, будем надеяться, что скоро все явятся, – произнес Скорохватов, подразумевая чеченцев. – Если разведка появилась, значит, ждать уже недолго осталось. Запомните, бойцы, "духов" нужно подпустить поближе, пусть все здесь столпятся, тогда и открывать огонь. – Старший лейтенант мрачно усмехнулся: – Они здесь у нас, как на ладони, одной очередью всех можно положить. Поэтому приказываю ждать команды, а до тех пор огня не открывать.

– Ясно, товарищ лейтенант, – усмехнувшись, ответил Бурцев. – Есть, ждать приказа.

– Вот и славно, что ясно, – криво усмехнулся Скорохватов. – Ладно, – произнес он, – пока посижу здесь, посмотрю, чем дело кончится.

– Готово. Пошла картинка!

Джон Уоллес, наконец, смог поймать сигнал от спутника, и сейчас вместе со склонившимся над его плечом Шариповым рассматривал ущелье. Благодаря мощной электронике изображение было четким, можно было разглядеть каждый валун, каждый кустик. И были видны те, кто укрылся среди каменных россыпей, оседлав тропу

– Проклятье, – выругался Уоллес, сжав кулаки. – Похоже, нас впереди уже ждут.

– Засада? – недоверчиво спросил склонившийся над плечом американца Хусейн. – Покажи, где они!

– Смотри, – Джон ткнул пальцем в несколько темных точек на дне ущелья. – Это ведь твои люди? Они как раз приближаются к входу в ущелье.

– Да, я послал вперед дозор, – согласился Хусейн, внимательно наблюдая за перемещениями своих боевиков. – А где русские?

– С чего ты решил, что там русские, – усмехнулся Уоллес. – Может, это твои братья по оружию.

– Где они, – недовольно бросил Шарипов. – Покажи?

– Вот здесь, – американец указал на несколько точек, расположившихся на склонах ущелья. – Снизу, со дна ущелья, их заметить невозможно, и твой дозор, скорее всего, ничего не обнаружил. Я вижу здесь несколько огневых точек и больше десятка человек. Они надежно держат выход из ущелья.

– Ты уверен, что это люди? Я никого здесь не вижу, – сам Хусейн практически ничего не мог различить, хотя понимал, что американец – профессионал, который все же не зря отправился с бандой в этот поход.

– Никаких сомнений. Они неплохо замаскировались, просто никто из них, наверное, не ожидал, что мы сможем рассматривать ущелье из космоса, – не без гордости произнес Уоллес, сейчас весьма довольный собой. – Я уверен, на земле они следов не оставили, но сверху видно больше. – Разведчик задумался на мгновение и добавил: – Можно просканировать ущелье в инфракрасном спектре. Мы обнаружим все, что излучает тепло, и будем точно знать, сколько человек нас ждет, и где именно они находятся.

– Давай, – кивнул Шарипов, чувствуя усиливающееся беспокойство. Еще пару дней назад русских здесь не было. Об этом сказали проводники, а Хусейн вполне доверял им. И раз на пути появилась засада, значит кто-то, скорее всего, из своих, предупредил неверных о готовящемся рейде. А в таком случае моджахедов могли ждать не только спецназовцы, но также артиллерия и штурмовики, которым от Грозного досюда было не больше двадцати минут лету.

– Работай, и поживее, американец, – приказал чеченский командир. – Мне не хочется ждать в этой мышеловке, пока русские нас найдут и накроют с воздуха.

– Сейчас все будет готово, – Джон, которому тоже очень не хотелось оказаться под бомбами, коснулся нескольких клавиш. – Ну вот, – американец отпрянул от монитора, указывая на него Хусейну. – Они как на ладони. Там больше двух десятков людей. И ты еще в чем-то сомневаешься?

Главарь банды зло уставился на яркие точки, усеявшие склоны ущелья, которыми были отмечены позиции затаившихся впереди русских. В том, что это именно федералы, у Хусейна сомнений не возникло ни на мгновение.

– Амир, – к Шарипову в этот момент приблизился вернувшийся из разведки Арби. – Мы прошли почти до выхода из ущелья. Вроде там все чисто, только ощущения у меня скверные, точно следит кто-то.

– Чисто, – Хусейн вырвал из рук Уоллеса ноутбук и сунул его под нос своему бойцу. – Это чисто, да? Там засада! Русские ждут нас, а ты ничего не видел! – Без замаха командир резко выбросил вперед кулак, ударив Арби в живот. Разведчик, шумно выдохнув, согнулся от боли. Несколько боевиков, те, что ходили в разведку с Дасоевым, инстинктивно схватились за оружие, но рядом с командиром, точно из-под земли, появилась группа арабов-телохранителей.

– Что, шакалы, – ощерился Хусейн, вытаскивая из кобуры массивный "Стечкин" и обводя взглядом столпившихся перед ним бойцов. – Не нравится, да? А если бы эта тварь нас под пули привела, тогда бы понравилось?

Моджахеды нервно переглядывались, замерев в напряжении, и каждый ощущал на себе холодный "взгляд" пистолетного ствола.

– Хусейн, скажи, что делать будем, – вперед выступил один из боевиков, демонстративно убравший автомат с глаз командира. – Прорываться опасно, если и пройдем заслон, половину своих потеряем.

– Спроси местных, есть ли обходной путь, – сказал в ответ Шарипов, также убирая оружие обратно в кобуру. – Всем пока приготовиться к атаке, если другой дороги нет – пойдем в прорыв. Русских там немного, всего лишь взвод, мы их сомнем, этих собак, а если кто из нас и погибнет, то не просто так и ради торжества ислама.

Большая часть боевиков, не меньше сотни, двинулась вперед, к каменному выступу, скрывавшему происходящее в ущелье от тех, кто мог затаиться у выхода из него. Чеченцы, готовясь к бою, бросили у себя за спиной значительную часть груза, палатки, вьюки с провизией и все остальное, что могло стеснить их. Они оставили себе только оружие и вдоволь патронов и гранат, чтобы во время атаки прижать ненавистных русских к скалам свинцовым дождем, заставив их забиться поглубже в свои норы, дабы сохранить собственные жизни.

Уоллес, внимательно наблюдавший за приготовлениями своих спутников, заметил, как те из рук в руки передают шприцы, наполненные, вне всяких сомнений, наркотиками. Очевидно, так воины ислама подогревали свой боевой дух прежде, чем придется грудью идти на пулеметы неверных. Однако Джона это заботило меньше чем то, как ловко русские смогли замаскировать свои позиции, почти обманув даже сложнейшую сверхчувствительную аппаратуру спутника.

В это время к Хусейну подошел один из местных проводников, пожилой мужчина в папахе, сопровождаемый двумя настороженными телохранителями Шарипова.

– Здесь другой дороги нет, – заявил старик, указывая на горы, высившиеся вокруг. – Обходить ущелье придется долго, два дня, может и больше. Можно попробовать пробраться на ту сторону по другому склону горы, но весь отряд там не пройдет, у вас слишком много поклажи.

– Значит, примем бой, – оскалился Хусейн. – Неверные собаки не выдержат нашего удара. Мы сомнем этих псов и всех их убьем!

– Хусейн, – окликнул командира повстанцев Уоллес, которому в голову пришла неплохая идея. – Я видел у твоих людей минометы. Скажи, снаряды к ним есть?

– Да, конечно есть, – Шарипов внимательно взглянул на американца. – Ты хочешь обстрелять русских? Они же хорошо укрылись, мы только зря истратим все мины.

– Я откорректирую огонь через спутник, – покачал головой Уоллес. – Если твои люди действительно умеют стрелять из минометов, им не составит труда выполнять мои указания. Мы сейчас можем видеть всех русских, как на ладони, и накроем их первым же залпом.

– Вот как? – недоверчиво протянул Хусейн. – Хорошо, выбери позицию, какую сам считаешь самой удобной, а я прикажу моим людям установить там минометы. Когда будешь готов, дай мне знать. Как только вы дадите залп, мы пойдем в атаку.

Валерий Скорохватов, командовавший оставленным на горной тропе заслоном, чувствовал, что его начинает трясти от нервного напряжения последних часов. Нет, он не боялся предстоящего боя, а бой будет, в этом старший лейтенант был уверен, но ожидание выматывало душу хуже всего. Этот бой должен был стать вторым за все то время, что Скорохватов носил погоны, и первым, когда ему придется самому принимать решения, не надеясь на подсказку старших командиров, сейчас оставшихся где-то в двух сотнях километров от этого продуваемого всеми ветрами ущелья. Только выпустившись из училища, он сразу же попал в настоящий ад, и теперь впервые оказался вдали от товарищей, лицом к лицу с затаившейся где-то рядом бандой чеченцев, каждый из которых жаждал его, Валерия Скорохватова, крови.

Заслон, всего лишь взвод стрелков, был выставлен здесь два дня назад. Вертолет забросил в ущелье солдат и скрылся в затянувших небо облаках, а два десятка русских парней принялись обустраиваться в этом безжизненном краю. Они не знали, почему командиры где-то далеко отсюда, в теплом штабе, решили, что именно в этом ущелье должен расположиться их взвод, было только известно, что неподалеку отсюда высадили еще несколько групп, занявших известные пограничникам тропы, ведущие в Чечню с сопредельной территории. Однако каждый из бойцов, оказавшихся здесь, прошел суровую школу жизни, не раз оказываясь прежде под пулями, и первой заботой горнострелков стало оборудование позиций.

Лейтенант Скорохватов мог бы гордиться собой сейчас, если бы в его голове не вертелась настойчивая мысль о близящемся бое. Он сумел так расположить своих бойцов, что теперь из ущелья не выбрался бы никто. Незваным гостям, пришедшим с юга, нужно было преодолеть почти пятьсот метров по теснине, насквозь простреливаемой засевшими здесь солдатами. Голые склоны, лишь кое-где поросшие чахлым кустарником, превратились теперь в настоящую цитадель, способную встретить шквалом огня любого чужака. Крупнокалиберный "Корд", несколько "Печенегов" и автоматический гранатомет "Пламя" свинцовым цунами смели бы с лица земли всякого, кто осмелится сунуться сюда без спроса.

Кроме того, дно ущелья, и особенно подходы к хорошо замаскированным – не всякой авиаразведке углядеть – огневым точкам были заминированы, и это тоже должно было стать неприятным сюрпризом для противника, если он сунется. Ну и, наконец, если станет слишком жарко, Скорохватов мог вызвать на помощь авиацию, которой потребовалось бы не более получаса, чтобы оказаться над этим районом.

– Проклятье, – зло произнес вполголоса лейтенант, рассматривая ущелье в мощный бинокль. – Неужели пошли в обход? – Ожидание становилось все более мучительным, и сейчас Скорохватов даже хотел, чтобы скорее начался бой. – Или их и было всего пятеро, а не пятьдесят, как сказали?

Пронзительный свист, от которого сразу заныли зубы, разорвал воздух над ущельем, а в следующую секунду на противоположном склоне выросли дымные кусты разрывов. Грохот разорвавшихся мин раскатами покатился над горами.

– Черт, – лейтенант привстал, уставившись на окутанный дымом склон, где должны были находиться его бойцы. – Минометы!

– Лейтенант, – Бурцев, не церемонясь, схватил лежавшего на открытом месте Скорохватова за рукав, рванув его в сторону. – Ты что, идиот? В укрытие, пока по нам не засадили!

– Там же наши позиции, – Валерий, не обращая внимания на грубость сержанта, указал рукой туда, где рядом с воронками от взрывов лежали, распластавшись, человеческие фигуры в сером камуфляже, так хорошо скрывавшем людей на фоне скал и камней. Лейтенант насчитал всего два неподвижных тела, еще один человек пытался куда-то уползти, но ему этого не дали. Следующий залп накрыл тот же склон, и одна из мин ударила в камни всего в метре от раненого бойца. – Суки, что творят!

– Прижмись к земле и не дергайся, – порычал Бурцев, сам не ожидавший такого развития событий. Наличие минометов говорило о том, что против них действует мощная банда, которую едва ли сдержит всего лишь один взвод, уже понесший потери. – Пацанам не помочь, а нам нужно дождаться, пока не появятся духи.

Очередная мина разорвалась чуть выше позиции пулеметчиков, и Скорохватов увидел, как мимо вниз по склону прокатилось то, что еще несколько мгновений назад было ефрейтором Сергеевым, взводным снайпером. Сейчас это был лишь изломанный окровавленный кусок мяса в обрывках камуфляжа.

– К черту, – Скорохватов вырвался из крепких пальцев сержанта, едва не оставив там клочок своей формы. – Надо вызывать артиллерию, иначе они нас здесь всех положат. – Он обернулся к затаившемуся меж двух валунов радисту: – Ефрейтор! Антон, сюда, живо! Скорее, боец, ко мне!

Напряжение недавних минут исчезло бесследно. Начался бой, и Валерий, руководствуясь скорее инстинктами, чем разумом, теперь пытался сделать все, чтобы выиграть его. Пусть от подразделения уже осталась всего половина людей, или даже меньше, лейтенант не собирался сдаваться. Сейчас все его естество было нацелено только на одно – победить, пусть и ценой своей жизни.

Радист, услышав приказ, вскочил на ноги, придерживая довольно тяжелую рацию на спине, и в этот момент очередная мина, которые сыпались на ущелье редко, но дьявольски точно, разорвалась на гребне горы, всего в полусотне метров за спиной радиста. Ефрейтор, нелепо взмахнув в воздухе руками, упал, скатившись вниз по склону и оставляя за собой кровавый след. Единственный осколок, долетевший сюда, срезал ему половину черепа.

– Куда? – Бурцев попытался удержать своего командира, но Скорохватов, забыв об опасности, уже бежал к лежавшей возле погибшего солдата рации. Он был на голом склоне, как на ладони, но сейчас, похоже, вовсе не думал об опасности. – Лейтенант, они же тебя заметят!

Сержант вскочил, было, но Толя, его второй номер, успел удержать напарника.

– Гранат, Гранат, – Валерий Скорохватов уже схватил трубку и кричал в нее, что было сил. В горячке он даже не проверил, работает ли аппаратура, которую вполне могло просто расплющить при падении. – Я – Базальт! Ответьте, Гранат!

– Базальт, я – Гранат, – сквозь помехи раздался покойный, даже чуточку ленивый голос кого-то из штабных связистов. – Что у вас происходит?

– Позиции подверглись минометному обстрелу, есть потери, – затараторил лейтенант, срываясь на крик от волнения. – Нужна помощь, повторяю, нужна помощь! Банда может пойти на прорыв в любую секунду. Прошу поддержку с воздуха. Вы поняли, Гранат?

– Вас понял, Базальт, – волнения в голосе связиста не прибавилось. – Авиация будет через тридцать минут, они уже в воздухе. Держитесь, сколько сможете!

В штабе федеральных сил знали о появлении отряда Шарипова за несколько минут до того, как лейтенант Скорохватов вышел на связь. Фоторазведчик, выполнявший съемку местности для картографической службы, как раз приземлился чуть меньше часа назад, и отснятые пленки уже были проявлены. Первый же офицер, увидевший на дне сфотографированного с высоты несколько километров ущелья вереницу черных точек, перемещающихся от границы, понял, что это может значить, и еще сырые снимки легли на стол начальника штаба горной бригады.

И одновременно другой офицер положил перед ним срочное донесение разведотдела округа. По данным армейской разведки, несколько отрядов боевиков считанные часы назад начали движение на север, к российской границе. И потому за несколько минут до того, как первые мины взорвались над позициями затерянного в горах взвода, штурмовики уже прогревали двигатели, готовясь подняться в воздух. Турбины спешно переброшенных из Буденновска и Моздока на грозненский военный аэродром Су-25 еще не успели остыть, а бойцам из группы вооружения едва хватило времени, чтобы подвесить на подкрыльные держатели бомбы и ракеты, да наполнить топливные баки керосином.

Слова радиста из штаба обрадовали Скорохватова, но в тот же миг, как умолк голос его собеседника где-то совсем рядом, метрах, может быть, в двадцати, взорвалась мощная мина. Расположившийся на склоне горы в километре отсюда Джон Уоллес заметил на экране своего ноутбука движение и тут же нацелил туда огонь небольшой батареи. Люди Шарипова, как выяснилось, с минометами обращаться умели, и по указаниям американца били по обнаруженным целям с исключительной точностью. Осколки с противным визгом прорезали воздух, ударная волна сбила лейтенанта с ног, он ударился головой о камни, потеряв на мгновение сознанье.

Когда Валерий очнулся, во-первых, он почувствовал, как по лицу течет что-то липкое, а во-вторых, понял, что его бойцы смогли затащить раненого командира в некое подобие укрытия, расположив его под большим валуном. Лейтенант встал на колени. Превозмогая боль во всем теле и накатившую дурноту, приблизившись к брустверу, за которым, вжавшись в землю, лежали его солдаты.

– Куда, – Бурцев притянул командира к земле. – Товарищ лейтенант, не вставайте. У них тут где-то корректировщик должен быть, иначе так точно не ложили бы. Если он вас заметит, нам всем хана!

– Сержант, какого хрена ты здесь сидишь, – вдруг прошипел Скорохватов, указывая на дно ущелья. – Чего ты ждешь? "Духи" здесь!

Подняв голову над бруствером, Бурцев увидел передвигающиеся внизу фигуры, затянутые в натовский грязно-серый камуфляж. Не менее полусотни человек, все вооруженные до зубов, намеревались подняться на склоны, добравшись до позиций горных стрелков. Они шли осторожно, но не особо скрываясь, поскольку решили, что под дьявольски точно выпущенными минами погиб весь отряд русских, занимавший перевал.

– … мать, – выругался Олег, рванувшись к пулемету, чудом уцелевшему под шквальным огнем чеченцев.

– Огонь, сержант! – в спину Бурцеву ударил крик командира, и он, поведя стволом "Корда" в сторону ближайшей крупной группы боевиков, изо всех сил надавил на гашетку.

Хусейн Шарипов, как только смог собраться с мыслями, возблагодарил Аллаха за то, что сам пошел в атаку на позиции русских не в первых рядах. Когда уже казалось, что все неверные псы должны были погибнуть под точными выстрелами его нукеров, направляемыми американцем, к грохоту взрывающихся мин прибавился раскатистый звук выпущенной из крупнокалиберного пулемета очереди. Сверкающая нить трассеров прорезала воздух. Хусейн, прежде чем нырнул за выступ скалы, увидел, как тяжелые пули разорвали на куски двух его бойцов, оказавшихся слишком близко от замаскированного пулемета. У одного из них голова взорвалась фонтаном кровавых брызг, и на лицо Шарипова попали остатки его мозгов и капли крови.

Отлично обученные боевики не нуждались в командах, сразу кинувшись в ближайшие укрытия, чтобы оттуда швальным огнем попробовать уничтожить невесть как уцелевших в этой мясорубке русских. Но за те мгновения, которые потребовались моджахеддинам Шарипова, чтобы добраться до безопасных мест, еще не менее полудюжины его людей были убиты, а несколько раненых, не способных передвигаться на ногах, с криками боли пытались теперь уползти туда, где пули не достали бы их. Русский, умело укрывшийся среди скал, бил короткими – по десять-пятнадцать патронов – очередями, спокойно и уверенно, заливая свинцовым дождем весь перевал.

– Искандер, – едва оказавшись в безопасности, Хусейн вытащил рацию, настроив ее на вызов назначенного командиром минометной батареи подчиненного. – Подавите пулемет, отродья шайтана! Эти русские положат здесь весь отряд, если хватит патронов. Что делает проклятый американец? Чего он ждет?

Ущелье наполнилось звуками боя. Отрывисто рявкал крупнокалиберный пулемет, и ему вторили истошно голосившие боевики, не успевшие добраться до укрытия. Хусейн на миг забылся, высунувшись из-за валуна, и тотчас несколько пуль ударили в камень, высекая искры и мелкие осколки. Шарипов успел вжаться в землю, а его бойцу повезло меньше – пуля оторвала боевику руку, и тот побежал по расселине, забыв обо всем, но преодолел лишь несколько метров и упал, поливая своей кровью стылые камни.

– Амир, мы его уничтожим, – в динамике раздался искаженный помехами голос помощника Шарипова. – Не гони людей, нам нужна всего минута!

– Хорошо, – прорычал Хусейн, тут же переключившись на другую волну. – Ахмед, где вы? Долго вас еще ждать, шакалы?

– Хусейн, мы на исходных, – это отозвался командир небольшой группы боевиков, посланной в обход русских позиций. Сейчас они готовились с тыла атаковать уцелевших под минометным обстрелом федералов. – Прижмите этих гяуров, чтобы мы подобрались ближе!

А сержант Бурцев все давил на спусковой крючок, пуская длинные очереди и почти в упор расстреливая замешкавшихся "духов". Уже не менее полутора десятков тел лежало перед пулеметным гнездом, распластавшись на камнях в самых неестественных позах. Толя Брюхов только успевал наращивать ленту, открывая все новые цинки, а лейтенант Скорохватов, вооружившись автоматом, тоже время от времени выпускал в сторону боевиков короткие очереди, достигавшие своей цели.

Несмотря на плотный огонь, встретивший боевиков, уже, было приготовившихся праздновать победу, нескольким чеченцам удалось подобраться совсем близко. Но они наткнулись на растяжки и мины, предусмотрительно установленные солдатами. Первого боевика просто разорвало на куски, когда он наступил на противопехотную мину-"лягушку". Остальные замешкались на несколько секунд, и этой заминкой воспользовался лейтенант Скорохватов, несколькими очередями срезав замерших, как на ладони, боевиков, а затем еще швырнув вниз, к подножью, ручную гранату.

Бойцы Шарипова, кое-как укрывшись от пулеметного огня, пронизывавшего ущелье, ответили ураганной стрельбой из автоматов и ручных пулеметов, пытаясь заставить уцелевших русских оставить сопротивление и искать укрытия. Сотни пуль высекали из камней, за которыми укрылись русские, море искр и множество осколков, но пулемет все грохотал, изрыгая свинцовую смерть и не умолкая ни на мгновение.

Один из чеченцев, должно быть, пребывавший под действием наркотиков, выскочил на открытое место, вскидывая на плечо одноразовый реактивный гранатомет "Муха". Сержант Бурцев только еще наводил пулемет на новую цель, когда с другого склона послышались сопровождаемые характерным лязгом затвора выстрелы станкового гранатомета. Кто-то из расчета все же выжил под огнем противника, и теперь внес свою лепту в разгром банды.

Гранатометчика смело в одно мгновение, вместе с ним погибли еще несколько оказавшихся рядом боевиков, но другие дали залп из ручных гранатометов, сразу накрывший позицию станкача. Не успокоившись, чеченцы сделали еще несколько выстрелов, стараясь при этом не оказаться в зоне действия грозного "Корда". Некоторым это не удалось, и личный счет Бурцева пополнился еще четырьмя трупами.

Вновь раздался в воздухе протяжный свист, и сразу две мины взорвались в считанных метрах от позиции пулеметчиков. Брюхова ударной волной просто отбросило в сторону, пулемет сорвало с места, искорежив станок. Сержант Бурцев почувствовал боль, пронзившую лицо, и, коснувшись рукой щеки, увидел кровь, вытекающую из раны, оставленной не то ударившим на излете осколком, не то камешком.

– Меняем позицию, – прохрипел на ухо Виктору лейтенант. – Пулемет еще можно применять?

– Все, хана, – сержанту было достаточно одного взгляда, чтобы понять – оружие отслужило свое.

– Тогда марш на вершину, – решил Скорохватов. – Там был "Печенег". Может, он еще цел. Ну, все, рванули! – Лейтенант вставил в автомат полный магазин и вскочил из-за бруствера.

Поддерживая с обеих сторон контуженого Брюхова, уцелевшие бойцы двинулись вверх по склону, огрызаясь из автоматов. Чеченцы снизу открыли ураганный огонь, и солдатам пришлось укрыться за большим камнем. Отвечая короткими очередями, поскольку патронов к автоматам было совсем мало, десантники не могли пошевелиться, не рискуя показаться из-за укрытия.

Что-то прокатилось по камням в метре от вжавшегося в землю лейтенанта, не чувствовавшего от прилива адреналина, как острые камни колют его тело сквозь камуфляж. Бросив короткий взгляд в сторону этого предмета, он спустя мгновение вскочил на ноги, отпрыгивая в сторону:

– Граната, – Скорохватов уже почти добрался до выступа скалы, где можно было укрыться от взрыва, когда почувствовал сильный удар в грудь, сбивший его на землю. – Спасайтесь, парни! Ложись!

Бурцев и пришедший в себя Брюхов, тоже заметив прикатившуюся откуда-то сверху гранату, кинулись в сторону, при этом взглянув на гребень холма. Сверху, вслед за гранатой, спускался десяток бородатых мужчин в камуфляже. Увидев бегущих солдат, они вскинули оружие, но спецназовцы оказались быстрее. Длинной, в целый магазин, очередью, старший сержант Бурцев усел срезать трех противников, когда за спиной раздался взрыв, и Олега швырнуло лицом на камни.

Чудом успев сгруппироваться и перекатиться через голову, сержант вскочил на ноги, взглянув на лежавшего рядом командира. Его грудь была окровавлена, изо рта шла алая пена, автомат с погнутым стволом лежал рядом, в паре метров. Немного дальше растянулся на склоне в неестественной позе Толя Брюхов, не подававший никаких признаков жизни. На камнях подле него остался кровавый след.

– Лейтенант, – Бурцев кинулся к Скорохватову, забыв об уцелевших чеченцах. – Живой? Держись, не умирай!

Достать солдат огнем со дна ущелья было теперь невозможно, но оседлавшие гребень горы "духи" не тратили время зря. Увидев склонившегося над раненым солдата, они открыли шквальный огонь, добавив к нему несколько ручных гранат. Бурцев успел нырнуть в сторону, прежде чем землю там, где он сидел, взрыла автоматная очередь. Чеченцы вели такой плотный огонь, что воздух, казалось, обратился в раскаленный свинец. Неподалеку хлопнула неточно брошенная граната, осколки которой прошили воздух в нескольких сантиметрах от лица Бурцева, припавшего на колено, и что есть сил давившего на спуск. А в следующий миг гребень горы покрыли разрывы снарядов, и вниз покатились ошметки тел в окровавленном камуфляже.

Пара грозных "грачей", штурмовиков Су-25, прошла вдоль горного гребня, над его вершиной, на высоте полусотни метров, поливая все перед собой пушечным огнем. Немногие зашедшие в тыл погибшему взводу чеченцы были сметены в одно мгновение, а затем штурмовики выполнили разворот, и дождь из свинца и огня обрушился на дно ущелья. Пилоты вели свои машины над самой землей, в упор расстреливая отдельных людей, которых при попадании тридцатимиллиметрового снаряда просто разрывало на куски. Полсотни боевиков были уничтожены первым залпом, и, пока самолеты, набрав высоту, делали новый заход, остальные, не более дюжины, бросились бежать.

В небе еще не утих гул реактивных двигателей штурмовиков, а над перевалом, разорвав пелену облаков, уже кружили вертолеты, рассыпая вокруг себя гроздья тепловых ловушек, проверенного средства защиты от зенитных ракет с инфракрасными головками самонаведения, простого и смертельно опасного для низколетящих самолетов и вертолетов оружия.

Пятнисто-зеленый Ми-8, по бортам которого висели блоки реактивных снарядов, а из иллюминаторов слепо уставились в землю стволы "Кордов" и ПКМ, опустился к земле в сотне шагов от сержанта. Из распахнутой двери в борту один за другим спрыгивали тяжело нагруженные амуницией и оружием люди в камуфляже, и один из них, невысокий крепыш с перебитым носом, в скатанном на лбу подшлемнике, сразу же увидел склонившегося над лейтенантом Бурцева.

– Лейтенант, смотри, помощь уже здесь, – Олег, окровавленный, грязный, избитый, но безмерно радостный от того, что сумел выжить, тряс Скорохватова за плечо, указывая на реющие над ущельем самолеты. – Все, мы победили!

– Майор Беркут, спецназ ГРУ, – человек в подшлемнике, поняв, что сержант не слышит его, тряхнул Бурцева за плечо. – Кто-то еще есть живой? Боец, твою мать, отвечай!

Олег Бурцев, гвардии старший сержант, невидящим взглядом уставился на склонившегося над ним майора, и на глазах его выступили слезы. А лейтенант Валерий Скорохватов, которому спустя неделю должно было исполниться двадцать два года, уже ничего не видел и не слышал. Он скончался в тот момент, когда штурмовики прорвали низко стелющиеся над ущельем облака, промчавшись над горными вершинами. Он сумел продержаться, выполнил свой долг, не пропустив банду вперед, и умер со счастливой улыбкой на устах, уставившись в небеса остекленевшими глазами.

Разнесшиеся над мертвыми ущельями и покрытыми подтаявшим снегом горными склонами автоматные очереди и разрывы гранат эхом отдались по другую сторону Атлантики. Для большинства они воистину стали громом среди ясного неба, но были те, кто нетерпеливо ждал вестей с Кавказа. И тех, и других оказалось немало в штаб-квартире ЦРУ, в Лэнгли.

Ровное течение очередного совещания, проходившего в офисе главы разведывательного ведомства Соединенных Штатов, было нарушено внезапно и бесцеремонно.

– Сэр, – на пороге кабинета директора Центрального разведывательного управления возник агент, осторожно, словно величайшую ценность, державший перед собой лист бумаги. – Сэр, наша агентура в Грузии и южных районах России сообщает о резкой активизации русской армии. Подразделения на территории Чечни и соседних республик приведены в полную боевую готовность и спешно перебрасываются на юг. На аэродром Грозного прибывают все новые самолеты и вертолеты армейской авиации, направленные туда с расположенных севернее авиабаз. Что-то происходит на российско-грузинской границе, сэр.

Николас Крамер, с недавних пор занимавший пост главы ЦРУ, без сомнения, самой мощной разведывательной службы в мире, вопросительно взглянул на своего заместителя. Натан Бейл зашел к боссу, чтобы решить очередной административный вопрос, и оказался как нельзя кстати.

– Что вы думаете об этом, Натан, – с явным беспокойством поинтересовался Крамер, приняв из рук сотрудника донесение, составленное аналитиками. – Мы ожидали чего-то подобного?

Глава разведывательного управления нервно вышагивал по кабинету, сопровождаемый пристальным взглядом своего заместителя. Натан Бейл, откинувшись на спинку кресла, внимательно наблюдал, как шеф изучает сводку. Лишь на мгновение на лице Бейла мелькнула странная ухмылка, но он тотчас справился с собой, вернув прежнюю сосредоточенную и самую малость обеспокоенную гримасу.

– Да, ожидали, – кивнул Бейл, пожимая плечами. – Чеченцы намеревались устроить рейд на русскую территорию как раз сейчас. Я поручил нашим сотрудникам в этом районе наблюдать за происходящим. Сейчас часть полевых агентов должна находиться непосредственно возле границы и следить за действиями чеченских повстанцев.

– Чеченцы сильно рискуют, – заметил директор ЦРУ. – Русские неплохо укрепили границу, почти покончив с подпольем в самой Чечне. Тем, кто вторгнется с юга, неоткуда ждать помощи. Моджахедам придется взламывать оборону русских лобовой атакой, а это означает большие потери.

Содружество свободолюбивых чеченских горцев и Центрального разведывательного управления США длилось немало лет, иначе никогда чеченцы не сумели бы противостоять всей мощи российской армии дольше нескольких недель. Однако с некоторых пор скрывающиеся в кавказских горах мятежники перестали пользоваться популярностью в Белом Доме, и одним из тех, благодаря кому были разорваны компрометирующие высшее американское руководство связи с откровенными террористами, как раз являлся Николас Крамер. Но глава ЦРУ, вероятно, сильно изумился бы, узнав, какие суммы по-прежнему перечисляются на счета боевиков, в том числе, и из бюджета той структуры, которую они имел честь возглавить.

Натан Бейл об этом знал, но был далек от того, чтобы удивляться. Он вообще знал намного больше, чем номинальный глава разведки.

– Думаю, сэр, нам стоит уделить происходящему в этом районе более пристальное внимание, – предложил вдруг Бейл. – Интересно будет понаблюдать за действиями русских. Всегда полезно знать, на что способен тот, кто может стать твоим противником, верно?

– Противником? Ну, это вы хватили, Натан, – рассмеялся Крамер. – Хотя, конечно, это будет поучительно, – хмыкнул он. – Признаться, я нисколько не верю в то, что нам доведется когда-нибудь сойтись с русскими в открытом столкновении, но все же, вы правы, понаблюдать за ними стоит.

– Думаю, необходимо использовать разведывательную авиацию, – произнес искренне обрадовавшийся согласию Николаса Крамера Бейл. – И еще, вероятно, нужно задействовать спутники.

– Делиться информацией с Агентством национальной безопасности, – с сомнением произнес Крамер. – Стоит ли? – Совсем недавно возглавив ЦРУ, Николас Крамер превратился в настоящего патриота этого ведомства, разделив соперничество его сотрудников с прочими разведывательными структурами, длившееся уже долгие годы.

– Все равно придется делиться ею, не теперь, так позже, – резонно заметил Бейл. – Совет национальной безопасности затребует все сведения, которые мы сумеем добыть, так стоит ли сейчас упускать возможность, сэр?

Крамер кивнул, соглашаясь с разумностью доводов своего заместителя. Порой вновь назначенного главу Управления раздражала привычка Бейла действовать, не дожидаясь распоряжения своего начальника. Вот и сейчас, зная о планах чеченцев, – а по-другому и быть не могло, ведь именно благодаря поддержке из-за океана отважные горцы смогли столь долго сражаться с русскими, пусть и без особого успеха – заместитель не счел нужным уведомить об этом самого Николаса Крамера.

Однако при стремлении столь явно демонстрировать свою независимость, Натан Бейл, и Крамер не мог не признать это, являлся одним из лучших агентов, опыт которого не ограничивался кабинетной работой. И то, что такой человек находился рядом, позволяло главе ЦРУ, который не был кадровым разведчиком, чувствовать себя уверенно.

– Что ж, вы правы, Натан, – кивнул Николас Крамер после недолгих раздумий. – Нужно задействовать все ресурсы. Наша агентура не может быть везде и знать все. Значит, я свяжусь с Бейкерсом, думаю, он согласится помочь с большим удовольствием. Мы задействуем флот, военно-воздушные силы, спутниковую разведку. Да, – воскликнул глава ЦРУ, – мы только что передали грузинам несколько беспилотных разведчиков, верно?

– Да, сэр, – подтвердил Бейл, с трудом сумевший в этот миг сдержать удовлетворенную улыбку.

– Пусть наши специалисты, те, которые обучают грузинских вояк, используют эти беспилотники для наблюдения за действиями русских в приграничных районах. Разумеется, официально это должны быть действия исключительно грузинской стороны.

– Разумеется, сэр, – понимающе усмехнулся Натан Бейл.

– Итак, мистер Бейл, свяжитесь с командованием наших военно-воздушных сил в Турции, пусть они начинают действовать немедленно, – приказал Николас Крамер. – Русские хотят устроить показательную порку горских мятежников, что ж, мы должны наблюдать за этим из первого ряда. Операцию назовем… – директор разведывательного управления задумался, потирая подбородок, и затем произнес: – Операцию назовем "Капкан". И раз уж так сложилось, что вы владеете информацией, Натан, то вам я и поручаю руководство ею, – решил Крамер.

Покидая кабинет своего начальника, должно быть, в этот момент упивавшегося собственным величием, Натан Бейл был готов плясать от радости, и лишь присутствие рядом младших сотрудников сдерживало его от столь странного поступка. Только что глава ЦРУ передал в его распоряжение почти безграничные ресурсы ведомства, развязав своему заместителю руки. И уж он, Натан Бейл, найдет, как с большим эффектом воспользоваться представившейся возможностью.

А тем временем по продуваемым холодным ветром горным ущельям двигались колонны чеченских боевиков. Воины ислама, охваченные истовым религиозным фанатизмом и жаждой денег, спешили вступить в бой с неверными. Разведка боем началась.

Глава 13 Удар из пустоты

Инжирлик, Турция – Чечня, российско-грузинская граница – Баренцево море – Форт-Мид, Мэриленд, США

14 апреля

Запустив турбореактивные двигатели "Пратт-Уитни" на максимальные обороты, самолет радиолокационного дозора Е-3А "Сентри", четырехмоторный гигант, увенчанный плоским обтекателем радиолокационной антенны, с ощутимой натугой оторвался от земли, взяв курс на север, в сторону черноморского побережья Турции. Техники и аэродромный персонал с земли могли наблюдать, как тает, растворяется в предрассветном сумраке неба сташестидесятитонная крылатая машина, и спустя несколько секунд от нее осталось лишь мерцание аэронавигационных огней, так похожих на перемигивающиеся в высоте звезды.

Пронзив слой облаков и набрав высоту девять тысяч метров, пилоты взлетевшего с авиабазы Инжирлик "летающего радара" сбросили скорость до крейсерской, восьмисот шестидесяти километров в час. Теперь они могли приступать к работе, но то, что приковало внимание американской разведки, находилось дальше на север, чуть менее чем в часе лету от аэродрома.

Полет проходил буднично и на удивление спокойно. Операторы расслабились, перебрасываясь шутками. Даже пилоты доверились электронике, способной вывести многотонную машину в заданную точку с отклонением в несколько десятков ярдов, ей и оставив управление самолетом. Они знали, что вскоре предстоит напряженная работа, и просто берегли силы.

Покинув воздушное пространство Турции, "летающий радар" повернул на восток, и вскоре пересек грузинскую границу. И через двадцать минут он оказался над Гори, небольшим грузинским городком, уроженцы которого в былые времена оставили след в истории не только этой страны, но всего мира. Однако американским пилотам гораздо интереснее была не история, а то, что происходило здесь и сейчас, точнее, в сотне километров севернее, над северными отрогами кавказских гор. Там, где уже начиналась территория России.

– О'кей, мы в заданной точке. Включить радар, – приказал командир экипажа, и дюжина операторов принялась колдовать над консолями, приводя в действие сложную электронную начинку "Сентри".

Испускаемый вращавшейся со скоростью шесть оборотов в минуту антенной луч пронзил воздушное пространство, и на экранах сразу возникло множество отметок, обозначавших чужие самолеты и вертолеты.

– О, дьявол, – присвистнул один из операторов, созерцая открывшуюся на мониторе отображения тактической обстановки картину. – Не менее полусотни целей. Похоже, русские подняли в небо все, что может летать!

Радиолокационная станция AN/APY-1 была способна обнаруживать цели на фоне земной поверхности на дальности до четырехсот километров. А летательные аппараты, идущие на больших и средних высотах, с борта "Сентри" видели за полтысячи километров. И, потому, сейчас, находясь над Гори, "летающий радар" контролировал обстановку в небе над российской территорией вплоть до слияния Волги и Дона.

Ни один самолет или вертолет, оторвавшийся от земли, не мог укрыться от всевидящего взора самолета радиолокационной разведки. Теперь в течение ближайших восьми часов – а именно столько должна была продлиться вахта "летающего радара", прежде, чем его сменить другой АВАКС – операторы, обслуживавшие работу борового оборудования, будут знать все о каждом шаге русских.

Боевые порядки русской авиации были глубоко эшелонированы. На средних высотах, не менее пяти тысяч метров, действовали фронтовые бомбардировщики Су-24М, атаковавшие боевиков, не подвергаясь опасности, которую представляли переносные зенитно-ракетные комплексы. Штурмовики Су-25, а также вертолеты работали на меньших высотах, нанося точечные удары по разрозненным группам чеченцев неуправляемыми ракетами и бортовым пушечно-пулеметным вооружением. Их спасением от зенитных ракет были хитроумные ловушки, ложные цели и, конечно, высокая маневренность. А в верхнем эшелоне ходили кругами самолеты радиоэлектронной борьбы, перехватывавшие радиопереговоры чеченцев и наводившие ударную авиацию на обнаруженные передатчики.

– Они совсем обезумели, эти чеченцы, если рискнули сунуться в чертово осиное гнездо, – покачал головой старший офицер, наблюдая, как перемещаются на экранах символы, обозначавшие русские самолеты и вертолеты. – Держу пари, через сутки на той стороне границы не останется ни одного живого террориста. Русские в этот раз бросили против них целую армаду.

– Но они не забыли и про нас, – заметил оператор, указывая на несколько пульсирующих точек, приближающихся с севера. – Это перехватчики. Наш почетный эскорт, черт побери!

Пилоты "Сентри" с явной тревогой наблюдали за отметками русских истребителей "Фланкер", которые, сблизившись с американским самолетом радиолокационного дозора на полста километров, легли на параллельный курс.

– Не думал, что это так неуютно, чувствовать на себе метку прицела, – признался второй пилот, молодой парень, только получивший погоны лейтенанта, и столь неожиданно оказавшийся едва не на линии фронта.

– Да уж, русские могут обеспечить неприятные ощущения, – кивнул командир экипажа. – "Фланкеры" вооружены ракетами типа "Аламо" с дальностью стрельбы до восьмидесяти километров, оснащенными не только полуактивной радиолокационной головкой наведения, как на наших "Спарроу", но и тепловой. Если они захотят, то запросто расстреляют нас, не входя в воздушное пространство Грузии, – криво усмехнулся летчик.

Появление российских перехватчиков вызвало беспокойство не только на борту "Сентри". Немного западнее описывал круги в опасной близости от границы самолет стратегической радиоэлектронной разведки RC-135V/W "Райвит Джойнт". Как и "летающий радар" Е-3А "Сентри", эта машина была создана на основе мирного "воздушного извозчика", пассажирского лайнера "Боинг-707", и внешне отличалась от него только забранными иллюминаторами, да опознавательными знаками Военно-воздушных сил США.

Многочисленные сенсоры RC-135 перехватывали электромагнитные импульсы, испускаемые радарами, как стационарными, так и маломощными бортовыми локаторами истребителей, с высокой точностью определяя их положение.

В боевой обстановке данные могли в автоматическом режиме передаваться на борт истребителей и бомбардировщиков, прорывающих рубежи противовоздушной обороны, но сейчас обмен информацией шел лишь с "Сентри" посредством цифрового канала передачи данных. Работая в тесной связке, АВАКС и "Райвит Джойнт" могли вскрыть любую противовоздушную оборону, наводя свои ударные машины на зенитно-ракетные комплексы, центры связи и авиацию противника. Сейчас же они просто наблюдали, благо, здесь было, чем любоваться.

Также разведку вел тактический самолет RC-12D "Гардрэйл", кроме обнаружения радаров осуществлявший еще и радиоперехват. Легкая турбовинтовая машина летела в считанных сотнях метров от линии границы, наверняка вызывая нездоровое беспокойство русских летчиков. Но американцы были уверены, что Иваны не посмеют сделать нечто большее, чем просто сопровождать.

Для того чтобы следить за действиями русских войск, ликвидировавших очередную банду, были задействованы немалые силы, по мнению некоторых, явно чрезмерные в соответствие с причиной проведения этой масштабной операции. Не хватало только фоторазведчиков, которые, кстати, находились поблизости. На нескольких военных базах в Турции разместились высотные разведчики U-2S, но командование не рискнуло использовать их, ведь пилотам пришлось бы действовать в воздушном пространстве русских. Но самолетам была не менее удачная альтернатива – спутники, которые, пролетая в сотнях километров над поверхностью планеты, могли без малейших помех вести оптическую разведку. И пилоты многочисленных самолетов-шпионов не сомневались, что над ними сейчас полно всевозможных сателлитов.

Разумеется, русское командование с первых мгновений знало о присутствии рядом соглядатаев, но не предпринимало ничего, здраво решив, что смотреть пока никто никому не может запретить. На случай же, если американцы решатся на какую-нибудь глупость, в небе постоянно патрулировали перехватчики с полным боекомплектом. Воздушные рубежи России находились под надежной защитой.

Но гораздо больше русских пилотов и их командиров в эти минуты интересовало то, что творилось на грешной земле. Первый натиск врага был отражен, началась опасная и где-то даже монотонная работа по окончательной очистке своей территории.

Надсадный вой реактивных двигателей разорвал воздух над долиной, а спустя несколько секунд над вершиной горы появился полого пикирующий на огромной скорости штурмовик. "Грач" нацелился носом точно на группу почти бежавших по руслу горного ручья чеченских боевиков.

– Воздух! – Один из бандитов махнул рукой, указывая на приближающийся штурмовик: – Самолет неверных! Спасайтесь. В укрытия, все!

Разразившись криками ужаса, несколько человек бросились в сторону редкой рощи, росшей на склоне в сотне метров от ручья. Другие просто попадали ничком, укрываясь меж усеявших склон валунов, пытаясь вжаться в землю, зарыться в нее, точно кроты. Рев мощных турбин действовал на людей, как гипноз, заставляя их впадать в панику, наполняя страхом их сердца.

– Земля, я Грач-пять, – Капитан Сергей Кукушкин, направив свой Су-25 на горстку бестолково метавшихся по склону людей в камуфляже, вызвал диспетчера полетов, находившегося на грозненском аэродроме. – "Духи" в квадрате три-пятнадцать. Около двадцати пяти человек. Прошу разрешения атаковать.

– Вас понял, пятый, – мгновенно отозвался руководитель полетов. – Атакуйте. Будьте осторожны, по данным разведки у боевиков есть ПЗРК.

Кукушкин видел, как мечутся в нескольких сотнях метров прямо по курсу его самолета застигнутые врасплох боевики. Они явно не были новичками, поскольку при появлении штурмовика поспешили рассеяться, кинувшись врассыпную, но это не могло спасти их от пришедшей с небес смерти.

В этом вылете капитан Кукушкин не имел высокоточного вооружения, управляемых ракет или бомб с лазерным наведением, хотя его "Сушка", даром, что была весьма старой и потрепанной, могла нести и "умное" оружие. Но сейчас на подкрыльных пилонах находились лишь четыре пусковые установки реактивных снарядов С-8, а также свободнопадающие фугасные бомбы. Бомбы эти были в точности такие же, какие шестьдесят лет назад сбрасывал на Берлин дед Кукушкина. Бравый капитан, служивший в Дальней авиации, он участвовал в самые первые месяцы давно минувшей войны в отчаянно-самоубийственных рейдах на столицу Рейха. Его внуку выпало бомбить не чужие города, а собственную землю.

– Куда, твари? – Кукушкин поймал в прицел небольшую группу судорожно метавшихся из стороны в сторону "духов". В такие мгновения он чувствовал себя настоящим богом, всемогущим, грозным, неумолимым, в безраздельной власти которого были человеческие жизни. – Хрена, не уйдете! – Пилот оскалился в злобной усмешке и нажал клавишу на приборной панели: – Ловите, выродки!

Штурмовик уже был менее чем в полутора километрах от метавшихся по земле людей, летя так низко, что едва не касался днищем гребня скалы, когда из-под его крыльев вырвались огненные стрелы неуправляемых ракет калибром восемьдесят миллиметров. Примитивное на первый взгляд, но по-прежнему смертоносно опасное оружие было нацелено точно, и кусты разрывов накрыли то место, где мгновение назад находились люди. Начиненные множеством стальных игл головные части ракет С-8С взрывались, не долетая до земли, и на тех, кто оказался мишенью этого залпа, обрушился настоящий стальной дождь.

Легкие иголки, казалось бы, почти не способные причинить вред, разогнавшись до огромной скорости, легко пронзали титановые пластины бронежилетов, не говоря уже о простой ткани бушлатов и человеческой плоти. Сотни таких снарядов, неотразимо смертоносных при кажущейся примитивности, обрушились на горстку убегавших бандитов. Иссеченные, пробитые насквозь, боевики, один за другим падали на голые камни. Но сидевший за штурвалом грозной боевой машины пилот, не удовольствовавшись уже сделанным, когда его самолет почти достиг поляны, ставшей местом побоища, коснулся нескольких переключателей на приборной панели, и к земле устремилось полдюжины свободнопадающих бомб ФАБ-250. Они точно накрыли то место, где еще могли оставаться боевики, сметая все вокруг стальной волной. Лощина покрылась сплошным ковром разрывов, землю окутало пламя, смешанное с дымом и взметенной в небо землей.

Скосив взгляд, и еще раз полюбовавшись делом своих рук, Сергей Кукушкин удовлетворенно хмыкнул и потянул штурвал на себя, заставляя свой штурмовик набрать высоту для нового захода. Вслед ему с земли протянулись цепочки трассеров – уцелевшие после первого удара боевики открыли шквальный огонь из автоматов, хотя, конечно, понимали, что не смогут даже поцарапать закованный в прочную броню самолет.

Ударная волна прошла по лощине, сбивая с ног даже тех, кто находился от места взрывов в сотнях метров. А вслед за поток раскаленного воздуха долетели полный бесконечных страданий крики тех, кому не посчастливилось умереть мгновенно. Теперь смертельно раненые боевики были обречены погибать долго и в страшных мучениях.

– Уничтожить его, – Хусейн Шарипов, успевший до того, как бомбы коснулись земли, крыться под деревом, махнул автоматом, указывая на удаляющийся самолет. – Ибрагим, Мустафа, вперед! Ну же, отродья шайтана, пока он не вернулся!

Двое боевиков выскочили на открытое место, опустившись на колено и вскидывая на плечи трубы переносных зенитных комплексов "Стрела-3". Дождавшись сигнала о захвате цели головкой наведения ракеты, они, один за другим, нажали на спуск, и в небеса от земли протянулись мгновенно тающие дымные следы. Но тот, кто сидел за штурвалом "грача", был опытным пилотом, и потому, делая заход на цель, он перевел в автоматический режим станцию постановки помех, по команде которой из закрепленных под крыльями контейнеров вырвались гроздья тепловых ловушек, походивших на осветительные ракеты.

– Земля, земля, я пятый, – кричал в эфир Кукушкин, босая отнюдь не предназначенную для воздушной акробатики машину из стороны в сторону, пытаясь сбить прицел висевшим у него на хвосте ракетам. – Я атакован! Повторяю – ракетная атака! Выполняю противоракетный маневр!

Одна из выпущенных чеченцами "Стрел" сразу же ушла в сторону, обманувшись ложной целью, и огненный шар взрыва вспух в сотне метров от удаляющегося штурмовика. Но вторая ракета преследовала истинную цель, и, хотя пилот "сухого" старался сбросить ее, маневрируя и засыпая воздух позади себя десятками ракет-ловушек, она настигла свою жертву. Раздался взрыв, левый двигатель самолета выпустил шлейф темного дыма, и штурмовик сразу же потерял несколько десятков метров высоты, неуклюже дернувшись в воздухе, точно раненная птица. Сергей Кукушкин почувствовал сильный удар, толчок, а затем кабина огласилась истошным визгом аварийно сигнализации. На приборной панели тревожно перемигивались индикаторы состоянии самолетных систем.

– Аллах акбар, – хором закричали чеченцы, указывая в сторону скрывшегося за вершиной горы поврежденного самолета, и ожидая, что сейчас над гребнем поднимется столб огня, когда машина столкнется с землей. – Мы его сделали! Проклятые русские! Получите, шакалы!

Однако, радость победы была преждевременной. Уже удалившись на несколько километров, штурмовик взмыл вверх, и в воздухе расцвел одуванчиком купол парашюта, плавно скрывшийся за склоном горы.

Торжество бандитов было недолгим. За их спинами вновь взревели мощные турбины, и с той же стороны, откуда прилетел первый самолет, показался его брат-близнец, от которого к земле сразу протянулись цепочки трассеров. Двух чеченцев, отбросивших опустевшие тубусы зенитных ракет, просто разметало на куски прямыми попаданиями. От них остались лишь брызги крови на камнях.

– Вашу мать, – выругался Джон Уоллес, не отрываясь смотревший на приближающуюся крылатую смерть, точно загипнотизированный. Он умел воевать, его этому учили опытные профессионалы, но сам Уоллес впервые оказался в настоящем бою, когда воздух наполнен огнем, и с неба градом сыплются бомбы. – Это конец, – произнес он почти спокойно, когда первые снаряды взорвались в полусотне метров от человека.

– Американец, тебе что, жить надоело, – Шарипов, заметив, что его иностранный спутник впал в ступор, просто ударил его в грудь, сбивая с ног, и тем самым, спася его жизнь. Очередь тридцатимиллиметровых снарядов разорвалась совсем близко, и осколки пролетели на уровне головы стоявшего Уоллеса, который точно погиб бы, промедли чеченец хоть полсекунды.

– Уходим отсюда, – прокричал один из боевиков. – Бежим в горы, там они нас не достанут!

– Еще ракеты есть? – Шарипов обвел взглядом горстку уцелевших бойцов, всего семь человек.

– Были только у Мустафы и Ибрагима, – извиняющимся тоном произнес один из чеченцев. – Последние, амир.

– Шайтан, – прорычал Хусейн, следя за пролетевшим над их головами самолетом, от которого отделились темные точки, опустившись к земле превратившиеся в напалмовые баки ЗАБ-500. – Бежим! – И сам командир кинулся со всех ног, показывая пример прыти своим бойцам.

Тонкая оболочка зажигательных баков раскрылась, и густая смесь, соприкоснувшись с воздухом, мгновенно вспыхнула. В спины карабкавшимся на крутой склон чеченцам ударила волна жара, такого сильного, что у них начали тлеть волосы. Однако пилот второго самолета или был не столь опытным, как его сбитый товарищ, или просто ему немного не повезло, но зажигательные баки раскрылись чуть дальше от цели.

Море огня залило ущелье, сжигая все, что только могло гореть, оплавляя камни и полностью уничтожая останки погибших здесь чеченцев. Но те немногие бандиты, что смогли уцелеть при первом ударе, уже были чуть дальше от места взрыва, и потому они спаслись.

Чеченцы, озабоченные спасением своих жизней, не думали о спасшемся русском летчике, который приземлился где-то неподалеку, и наверняка был контужен или даже ранен, а, значит, в других обстоятельствах представлял бы собой желанную добычу для боевиков. Но сейчас был не тот случай.

Боевиками ныне двигал страх, животный ужас перед обрушивающимися с небес, меча огонь и свинец, стальными птицами. Еще несколько часов назад полные отваги, ныне воины ислама бежали, точно загнанные звери, считая каждый пройденный шаг, что отделял их черты, за которой начнется чужая страна, страна, где их не будут убивать, не будут охотиться на них.

Горстка бойцов, менее тридцати человек, все, что осталось от некогда сильного отряда Хусейна Шарипова, возглавляемые своим командиром, пытались уйти из капкана, который почти уже захлопнули русские. Они не знали, что ждет их впереди, хотя и надеялись на лучшее. Также никто из бандитов не знал, да даже и не задумывался о судьбе людей их других отрядов, ведь границу должны были перейти, в общей сложности, едва ли не тысяча человек.

Но обо всем происходящем, в том числе и о потере штурмовика, уже знали в штабе армейской группировки в Ханкале, где собралось почти все высшее командование федеральных сил в Чечне. Уже полным ходом готовилась операция по спасению пилота сбитого "грача", а также вступил в завершающую стадию план по уничтожению прорвавшихся на российскую территорию боевиков.

Доклад о ходе боевых действий спешно прибывшему в Ханкалу командующему объединенной группой войск генерал-полковнику Бурову делал начальник оперативного отдела штаба генерал-майор Молотов. Стоя возле большой карты, на которой была изображена южная часть Чечни, ее приграничные районы, он быстро и четко излагал информацию:

– Прорыв был осуществлен силами не менее восьмисот боевиков, в том числе много наемников арабской национальности, скрытно сосредоточившихся в приграничных районах Грузии и одновременно выступивших на север пятью группами. По нашим данным, в нападении приняли участие банды Шарипова, Бароева, Сумадова, а также иорданца Абу Исмаила. – Молотов, не глядя на карту, указывал маршруты, которыми двигались чеченцы. – Благодаря действиям Главного разведуправления и агентурной разведки мы знали примерное, с точностью до суток, время нападения, а также возможные маршруты движения, на которых были выставлены заслоны из бойцов десантно-штурмовой дивизии, расквартированной в Чечне.

Остро оточенный карандаш, которым генерал пользовался вместо указки, вновь несколько раз коснулся карты, отмечая места, где находились заградительные отряды:

– Кроме того, все остальные подразделения, особенно авиация, были приведены в полную боевую готовность, и благодаря этому удалось перебросить резервы на участки прорыва в течение часа. В ходе огневого контакта, в который наши бойцы вступили с подошедшими боевиками, федеральные силы понесли значительные потери. Погибло тридцать два наших солдата, вдвое больше ранено. Некоторые блокпосты были полностью уничтожены, но они смогли удерживать противника на месте ровно столько, сколько понадобилось, чтобы поднять все наши силы и нанести ответный удар.

В общей сложности боевики потеряли свыше трехсот человек, лишившись значительной части оружия, и оставшиеся в живых сейчас отступают обратно к границе, разбившись на небольшие группы. Фронтовая и армейская авиация продолжает действовать над этим районом, нанося бомбовые удары по обнаруженным группам боевиков. К сожалению, мы потеряли уже один штурмовик, сбитый из переносного зенитного комплекса, но пилот успел катапультироваться, и сейчас к месту его приземления отправлены спасательные группы.

– Вы позволите остаткам боевиков уйти обратно, – спросил командующий, взглянув на своего заместителя. – Или намерены уничтожить их на нашей территории?

Буров прибыл в штаб группировки из Ростова, прямо из кабинета командующего округом, куда убыл на совещание. Генерал чувствовал некоторую досаду от того, что никто не передал ему данные разведки, ведь тогда он не покинул бы Чечню. В прочем, его помощники, кажется, все сделали по высшему разряду, подготовив достойную встречу гостям из-за "бугра". Тридцать против трехсот – по мнению Бурова, это был неплохой обмен.

– Группы спецназа сейчас преследуют отступающие отряды боевиков по земле, вертолеты также выполняют патрульные полеты над вероятными путями отхода, – ответил Молотов. – Мы гоним их, как на охоте, и осталось только замкнуть кольцо. Я предлагаю, вблизи границы, на путях отхода остатков бандгрупп высадить вертолетные десанты, которые займут господствующие высоты, блокируют перевалы и не позволят боевикам пересечь границу. Думаю, для этого лучше всего задействовать Седьмую гвардейскую десантно-штурмовую дивизию генерал-майора Ермолова.

Это одно из лучших наших подразделений, имеющих опыт боевых действий в горах. Его бойцы уже показали себя с лучшей стороны, приняв на себя первый удар, не пропустив бандитов в равнинную часть Чечни. А теперь им предстоит добить противника. Это представляется вполне справедливым, тем более, десантники рвутся в бой.

Самолеты и вертолеты армейской авиации при этом будут наносить удары по группам боевиков, запертым в ущельях. К сожалению, авиация все же будет уязвимой для чеченцев, у которых еще остались зенитные комплексы, но местность исключает возможность применения тяжелой артиллерии, а потому придется пойти на некоторый риск. Полагаю, в течение суток мы сможем покончить с остатками просочившихся через границу банд.

– План неплох, Виктор Михайлович, – согласно кивнул Буров. – Просто и эффективно. Я даю вам добро. Позаботьтесь, чтобы из котла не выскользнул ни один "дух". Задействуйте все силы, но чтобы с бандитами было покончено.

– Сергей Николаевич, – обратился к Бурову начальник разведотдела округа полковник Горлицкий. – Хочу обратить ваше внимание на повышенную активность натовцев, которая не может не настораживать. Одновременно с переходом боевиками государственной границы с американских авиабаз в Турции поднялись в воздух два летающих радара E-3A "Сентри" и самолет электронной разведки RC-135V "Райвит Джойнт", вошедшие в воздушное пространство Грузии. Они до сих пор держатся возле границы, не входя, однако, в воздушное пространство России, и отслеживают все полеты нашей авиации в этом районе. Кроме того, по данным моряков на границе наших территориальных вод появились американские и турецкие корабли, в том числе разведывательные суда, оснащенные специальным оборудованием. Они также держатся в рамках приличий, но собирать информацию мы им не можем помешать.

– Похоже на разведку боем, – задумчиво произнес Буров, которого все сказанное начальником разведки немало обеспокоило. – Складывается впечатление, что они пустили чеченцев на убой, а сами следят, на что мы окажемся способны. Это словно какой-то странный эксперимент.

– Так точно, – кивнул Горлицкий. – Вы правы, именно эксперимент, проверка наших возможностей. И еще кое-что, тоже весьма существенное. Офицеры разведотдела уже побывали на местах боев, в том числе и для сбора пленных, которых нам удалось захватить свыше двадцати человек. Среди пленных много иорданцев, саудовцев, есть несколько афганцев. Но я хотел сказать, что по донесениям моих подчиненных, боевики активно применяли минометы, из которых обстреливали окопавшихся спецназовцев на временных заставах. Девять из десяти выпущенных "духами" мин поражали наших солдат прямым попаданием, что возможно только при наличии очень точного целеуказания.

Я связался со штабом космических войск, и там сообщили, что над районом боевых действий висят два чужих спутника, причем орбита одного из них специально была скорректирована заранее так, чтобы спутник как можно дольше находился над этой территорией. Те, кто им управляет, умышленно снизили его скорость, и, вероятно, очень быстро этот спутник войдет в атмосферу, где и сгорит. Это наталкивает на мысль, что наши заокеанские друзья не просто следят за событиями, но и активно в них вмешиваются. На телах убитых боевиков обнаружено множество различной аппаратуры, тоже американского происхождения, в том числе приемники спутниковой навигационной системы, средства связи, применяемые в американской армии, и даже персональные компьютеры с выходом в Интернет. Я полагаю, что с их помощью бандиты и получали информацию со спутников.

И для того, чтобы исключить возможность прорыва части "духов" из кольца, я предлагаю что-то сделать для нейтрализации этих проклятых спутников. Американские самолеты в наше воздушное пространство не войдут, все, что янки смогут – перехватывать наши радиопереговоры, но из космоса они смогут легко контролировать каждый наш шаг, и это уменьшает шансы на успешное завершение операции. Чеченцев просто выведут из окружения, указав безопасные пути, пока мы станем бомбить пустое место.

– Чьи именно спутники, нам известно? – спросил Буров.

– Да, Сергей Николаевич, – Горлицкий взглянул в свои записи: – Спутники американские. Официально один из них – коммерческий геодезический спутник, запущенный около года назад. Фактически – это спутник оптической разведки типа "Ки Хоул-11", информация с которого идет напрямик в Форт-Мид, штаб-квартиру АНБ. Второй спутник, якобы телевизионный, официально также принадлежит некой частной компании, что, разумеется, не меняет сути дела.

– Полагаю, мы не сможем ничего предпринять самостоятельно, – скривившись, буркнул Молотов. – У нас нет средств, чтобы заглушить спутник, принадлежащий, к тому же, другому государству. Нужно сообщить в Генштаб, там найдут решение.

Чтобы связаться с Москвой по закрытому каналу, Бурову потребовались считанные минуты, и уже в скором времени в Генеральном штабе знали о сложившейся ситуации, причем предположения разведки подтвердили и представители космических сил. Командующий военно-космическими войсками России, генерал Николаев, только узнав о просьбе своих коллег, сразу же связался с самим президентом Швецовым, как раз в тот самый момент проводившим совещание с министрами в Кремле.

– Товарищ Верховный главнокомандующий, для полного уничтожения прорвавшихся на нашу территорию бандгрупп необходимо лишить их поддержки из космоса, – Николаев быстро обрисовал ситуацию, сложившуюся на юге Чечни. – "Духи" получают картинку со спутников и точно знают, где находятся наши подразделения. Я прошу вашего разрешения на немедленное применение системы ИС.

– Вы уверены, что такой шаг будет оправдан? – в голосе Швецова слышалось сомнение. – Мы готовы провести демонстрацию, но то, что вы предлагаете, это же равносильно объявлению войны.

Алексей Швецов понимал, что американцы не оставят без внимания потерю своих спутников. Президент не боялся возможных последствий, но все же он хотел быть уверен, что цель действительно оправдывает средства. Противоспутниковое оружие было военной тайной, и применение его сразу же раскрывало эту тайну для потенциальных противников.

– Это единственно возможное решение, товарищ верховный главнокомандующий. – Генерал-полковник Николаев сомнений не испытывал: – Янки явно следят за нами, изучают нас, контролируют наши действия. Я думаю, как раз сейчас самое подходяще время, чтобы показать им, на что мы способны. Это заставит их умерить свой пыл и убраться подальше от российской границы, оставив боевиков в нашем распоряжении. Уничтожив спутники, мы получим полную свободу действий, и сохраним жизни наших солдат, которые в противном случае неизбежно понесут большие потери.

– Алексей Игоревич, возможно, нам не стоит идти на такой риск, – осторожно заметил слышавший весь разговор министр иностранных дел. – Уничтожив американские спутники, мы можем вызвать реакцию Вашингтона намного более серьезную, чем громкие заявления. Это может послужить поводом к настоящей войне.

Швецов все еще сомневался, понимая, что подобную акцию в Белом Доме могут расценить, как угрозу, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Но глава внешнеполитического ведомства, сам того не желая, заставил президента принять решение.

Алексей сам не смог бы объяснить, откуда появилось вдруг это желание сделать все назло привыкшему к тонкой игре, сложным комбинациям и запутанной дипломатии Розанову. Возможно, ему вдруг на мгновение захотелось вырваться за рамки неведомо кем и для чего установленных правил, тех, которые позволяют одним делать все, что заблагорассудится, других же заставляя смиренно молчать. Это было сущее мальчишество, весьма глупая выходка, как позже с некоторым стыдом подумал глава государства, но в эту секунд он просто не смог сдержаться.

– Я даю добро, товарищ генерал-полковник, – произнес Швецов, с усмешкой взглянув на главного дипломата страны. – Действуйте, Роман Григорьевич! И на всякий случай, сообщите американцам о запуске исследовательских спутников, принадлежащих, скажем, Академии Наук, чтобы не подумали, что мы начали ядерную войну. Нам тоже не мешает подстраховаться, чтобы не дать Вашингтону лишнего повода для паники.

Спустя пятнадцать минут атомный ракетоносец Северного флота "Карелия", находившийся в центральной части Баренцева моря, получил кодированный сигнал, и капитан немедленно отдал приказ о подготовке к запуску двух ракет.

Подводная лодка типа "Дельфин", атомоход, предназначенный для нанесения ядерных ударов по чужим городам, рассекала толщу океанских вод на глубине пятидесяти метров. Субмарина, спущенная на воду больше двадцати лет назад, несмотря на весьма солидный возраст продолжала нести службу, по-прежнему патрулируя в открытом море, и грозя чужим городам.

Шестнадцать баллистических ракет РСМ-54, каждая из которых несла по четыре боеголовки индивидуального наведения, могли буквально испепелить побережье Америки, но перед последним плаванием ее огневая мощь заведомо была ослаблена. Ядерные заряды нескольких ее ракет, покоившихся в шахтах, заменили на специальные головные части, проведя эти манипуляции в условиях жесточайшей секретности. И сейчас к пуску готовили именно такие модернизированные ракеты.

– Ключ на старт, – приказал капитан, когда в блоки наведения ракет было введено полетное задание. – Пуск!

Командир и старший помощник одновременно повернули пусковые ключи, сидевший за пультом офицер нажал одну за другой две клавиши, сперва откинув прикрывавшие их защитные крышки, и две ракеты, пронзая толщу вод, устремились к поверхности океана.

Выброшенные вверх стартовыми ускорителями, ракеты побили двадцатиметровый слой воды, после чего запустились их маршевые двигатели. Оставляя за собой дымный след, хорошо заметный издалека, ракеты, расходясь в стороны друг от друга, взмыли в небо. Когда они оказались на высоте в несколько сотен километров, отделились первые ступени, в которых полностью закончилось топливо, и ракеты продолжили свой полет, выводя груз уже в космическое пространство.

Головные обтекатели ракет, набравших заданную высоту, раскрылись, точно бутоны цветков, и от ракет отделились миниатюрные спутники. Небольшие, весом всего по полсотни килограммов, космические аппараты, под вилянием инерции удалившиеся от ракет-носителей, выпустили усы антенн, а затем включились ракетные двигатели, и спутники начали свой полет.

Траектории новых орбитальных аппаратов были построены так, чтобы в какой-то момент пересечься с орбитами других спутников, тяжелых сложных устройств, принадлежавших Центральному разведывательному управлению США, и сейчас буквально зависших над Грузией. Здесь, в черном безмолвии Вселенной, спутники находились, на первый взгляд, в полной безопасности. Не было оружия, способного уничтожить их, помешав безнаказанно вести разведку. Во всяком случае, те, кто некогда запустил сателлиты, искренне верили, что ни одна страна в мире не имеет подобного оружия.

Один из орбитальных аппаратов, типа "Ки Хоул-11", являлся последней модификацией спутника видовой разведки, и мог выполнять съемку земной поверхности в видимом и инфракрасном спектре. Второй, спутник радиолокационной разведки, принадлежал к типу "Лакросс". Радар с синтезированной апертурой позволял получать изображение высокого разрешения, обнаруживая малоразмерные и движущиеся объекты, причем ни облака, ни дым не были для него помехой.

Сжигая и без того невеликий запас топлива для коррекции орбит, оба спутника уже несколько часов находились в этом районе, сканируя территорию вдоль российско-грузинской границы. Сигнал с разведывательных сателлитов, летевших по низкой орбите, менее, чем в девятистах километрах над поверхностью планеты, транслировался на расположенный на геостационарной орбите спутник связи "Милстар" и, огибая землю, шел непосредственно в штаб-квартиру Агентства национальной безопасности, проявившего неожиданно сильный интерес к тому, что творилось на склонах кавказского хребта.

Запущенные с русской подлодки спутники были устроены гораздо проще. Они не несли в своем чреве сложной аппаратуры, но зато тяга их двигателей была гораздо выше, а вместо тонкой электроники, всяких инфракрасных камер, каждый из них был оснащен радаром и начинен мощным зарядом взрывчатки. Эти спутники не были предназначены для связи, навигации или разведки. Это были самоубийцы, роботы-камикадзе, призванные очищать космос от глаз и ушей любого противника, способного вести разведку с орбиты. Их жизнь в свободном полете исчислялась минутами, но их гибель могла спасти там, внизу, жизни тысяч солдат, и принести победу.

На то, чтобы сблизиться с американскими спутниками-шпионами, ушло чуть больше часа, и, оказавшись каждый в считанных километрах от своей цели, русские антиспутники одновременно взорвались, выбрасывая в сторону своих жертв конусообразные облака осколков и частей обшивки. Этот стальной дождь устремился вперед под воздействием энергии взрыва, уничтожив антенны и солнечные батареи американских аппаратов, пронзая их корпуса и корежа находившуюся внутри электронику, сотворенную настоящими гениями из Силиконовой долины. Спустя считанные секунды сложные, обошедшиеся в десятки миллионов долларов налогоплательщикам, даже не подозревавшим, в прочем, об их существовании, устройства превратились в безжизненные куски металла, слепо летевшие прежним курсом, но оказавшиеся теперь абсолютно бесполезными для своих хозяев.

– Какого черта, – оператор, не отрываясь, смотревший на монитор, выругался, раздраженно ударив кулаком по пластику стола. Еще секунду назад четкое изображение ущелья – и не подумать, если наверняка не знать, что камера находится на высоте больше полутысячи километров, в безвоздушном пространстве – сменилось полосами помех.

– Что, – его коллега, отошедший на мгновение, чтобы налить кофе, кинулся к дисплею, став за спиной оператора. – Сигнал пропал? Может, помехи на ретрансляторе?

К операции по слежению за действиями русских войск в Чечне, сейчас с азартом добивавших явившихся из Грузии боевиков, было привлечено очень мало агентов. И только двое из них, сменяя друг друга, занимались изучением непрерывно поступавшего на землю со спутников потока информации, проходившего через мощные серверы, и в удобном для анализа виде выводившегося на обычные мониторы.

Данные поступали в Форт-Мид через спутник связи, и посредством этого же спутника, находившегося где-то над западной оконечностью европейского континента, уходили безвестным пользователям. Операторы Центра обработки данных не знали, кого снабжают спутниковыми снимками высочайшего качества, да и не задумывались об этом. Они были профессионалами, привыкшими действовать размеренно и четко, не задавая лишних вопросов, поскольку в Агентстве национальной безопасности не приветствовались сомнения и излишнее любопытство. Процедура была отработана до мелочей, оба агента считались – и по праву – мастерами своего дела, и внезапный сбой сразу насторожил их.

– Черта с два, – мотнул головой первый разведчик, яростно стуча по клавишам. – Там что-то другое. Похоже, оба спутника вышли из строя, причем одновременно. Если бы это не казалось полным бредом, я бы предположил, что их уничтожили.

– Уничтожили, – второй оператор удивленно вскинул брови. – Кто это мог сделать? Нет, – уверенно произнес он, – это невозможно. Наверное, сбой в системе. Пара минут – и все будет в порядке, – агент успокаивающе похлопал своего напарника по плечу, в ответ получив исполненный сомнения взгляд.

Однако ни через пару минут, ни даже через два часа специалисты из Агентства национальной безопасности не смогли восстановить контакт с разведывательными спутниками. А еще через некоторое время их обнаружили с земли, вовсе не там, где надлежало находиться сателлитам, орбита которых была известна в точности.

– Я уверен, сэр, их уничтожили, – произнес приглашенный на экстренный брифинг специалист технической разведки, отвечая на вопрос главы АНБ. – Не знаю кто и как, но это точно не случайность. Разведывательные спутники подверглись внешнему воздействию, причем направленному, управляемому чьим-то разумом. Это не сбой в системе, и вовсе не космический мусор.

– Скорее всего, русские, – пожал плечами один из заместителей Бейкерса. – Только они, да и то лишь теоретически, способны на нечто подобное. Но, черт побери, это уж слишком. Это настоящая война! Нужно немедленно уведомить президента и принять ответные меры. Такого еще не было, – возмущенно воскликнул он, – и мы не можем позволить русским безнаказанно хозяйничать в космосе.

– Я полагаю, джентльмены, мы никому и ничего не будем сообщать, – тихо и абсолютно спокойно произнес Реджинальд Бейкерс, заставив всех присутствовавших, а их было только четверо, умолкнуть. – Пока нет доказательств, ни одно слово, господа, не покинет этих стен. – Глава АНБ обвел своих подчиненных тяжелым взглядом, заставляя их опустить глаза: – Я не считаю возможным пойти на обострение отношений с ядерной державой только из-за чьих-то предположений. Если вы сможете получить доказательства, что ж, прошу ко мне в любое время дня и ночи. Я немедленно потребую созвать Совет национальной безопасности, но только тогда, когда хотя бы лично у меня не останется ни тени сомнения. Но до того момента забудьте обо всем, что случилось!

Подчиненные Бейкерса кинули, соглашаясь со словами своего шефа. Это действительно было неслыханной наглостью, но, самое главное, никто просто не ожидал, что русские окажутся способны на нечто подобное. О нет, они вовсе не смогли подорвать мощь Соединенных Штатов, способных выбросить на орбиту полсотни спутников. Они подорвали веру в себя, и это было гораздо страшнее.

Однако люди из АНБ, все без исключения, вплоть до последнего стажера, прежде всего, доверяли своему начальнику, не смея ставить под сомнение его приказы. И Реджинальд Бейкерс был уверен, что никто из присутствовавших на спешно организованном совещании агентов никому и никогда не расскажет о происходящем. А у него появится лишний козырь, который пока можно припрятать в рукаве.

Тем временем операторы, сидевшие за пультами в старых, но еще очень грозных самолетах Ан-12ПП, переоборудованных из обычных транспортников, и внешне отличавшихся от тех лишь большим числом торчащих наружу антенн, включили бортовые станции постановки помех. Кружившие высоко в небе над самой границей с Грузией "аннушки" надежно забили все частоты. Радиосвязь, которой активно пользовались отступавшие к границе боевики, была заблокированы почти полностью в считанные секунды. Федеральные войска в Чечне могли начинать наступление.

– Дьявол, – Джон Уоллес, сидевший на корточках над своим ноутбуком в узком ущелье, куда его и уцелевших боевиков Шарипова загнали русские солдаты, ударил кулаком по клавиатуре компьютера. Он как раз наблюдал за шедшими по следу чеченцев спецназовцами, почти настигнувшими банду, когда пропал сигнал, и миниатюрный экран покрылся "крупой", словно от сильных помех. – Что за черт? – Уоллес знал, что поставить помехи спутнику, меняющему частоту каждые несколько секунд по сложнейшему алгоритму, просто невозможно.

– Что случилось, – заметив, что его американский спутник впал в отчаяние, Шарипов приблизился к Уоллесу. – У нас проблемы?

– Да, черт побери, – выругался Джон. – У нас огромные проблемы. Я потерял связь со спутником, и теперь мы слепы и глухи. Я не уверен, что рации тоже станут сейчас работать.

– Так установи связь, и побыстрее, – бросил Хусейн. – Нам нужно знать, свободен ли перевал.

Полевой командир, подрастерявший за последние часы свою уверенность, выглядел испуганным. Он невольно бросал в небо затравленные взгляды, должно быть, ожидая в любой миг появления русских штурмовиков или вертолетов, шум турбин которых порой доносился откуда-то с заоблачных высот, заставляя боевиков в страхе вжимать головы в плечи, покрываясь испариной.

– Ты что, не понял? – Уоллес вскочил, став лицом к лицу с чеченцем. – Я не смогу ничего сделать здесь. – Американец тоже был изрядно напуган. Все пошло не так, как задумывалось, русские, похоже, были готовы к появлению чеченцев, и потому Джон нервничал, уже не справляясь с эмоциями. – Возможно, полетел мой компьютер, от удара, например, или в него вода попала, хотя этого и не должно произойти, а может быть, накрылся сам спутник. В любом случае, я бессилен.

– Неважно, – подумав, решил Шарипов. – До границы осталось километров десять. Через пару часов мы уже будем в безопасности, если сейчас поторопимся.

– Русским понадобится гораздо меньше времени, чтобы нас догнать, – возразил Уоллес. – Они всего в километре от нас, и идут очень быстро.

– Значит, мы их задержим, – усмехнулся Хусейн. – Придется пожертвовать частью людей, чтобы спаслись остальные. Мы оставим здесь засаду, и, если Аллах будет милостив, русские здесь все и сдохнут.

Шарипов подозвал к себе одного из оставшихся бойцов:

– Шамиль, возьми несколько человек и жди здесь русских, – приказал главарь банды. – За нами по пятам идет меньше взвода, останови их здесь, насколько сможешь, а еще лучше – прикончи всех. Потом догоняй нас, мы пойдем на перевал.

– Слушаюсь, амир, – бородатый Шамиль, сверкнув глазами, покорно склонил голову. – Скольких человек ты мне оставишь?

– Думаю, еще трех тебе хватит, – подумав, решил командир. – Выбери сам, кого хочешь. Может, кто-нибудь сам пожелает остаться в засаде.

Трое чеченцев, возглавляемых Шамилем, придерживая висевшее на ремнях через плечо оружие, прошли мимо Уоллеса туда, откуда только что пришел отряд. Боевики наверняка понимали, что вожак обрекает их на верную гибель, но никто не посмел спорить, никто не решился возразить своему командиру. Сейчас, в почти безвыходной ситуации, в их сердцах вновь пробудился обуревавший чеченцев фанатизм, и они были готовы принять бой, пусть и заранее зная его исход.

К удивлению американца, замыкала колонну женщина, совсем еще молодая и очень красивая. Уоллес провел несколько лет в Азии, и ценил красоту местных девушек, но эта чеченка показалась ему самой прекрасной из всех, что он встречал. Потертый камуфляж, разгрузочный жилет, наполненный гранатами и магазинами и тяжелая снайперская винтовка в чехле, висевшая у нее за спиной, только добавляли этой красавице экстравагантности и очарования. Увидев ее, Джон сразу вспомнил рысь, опасную лесную хищницу, на которую чеченка походила больше всего.

– Кто она такая? – удивленно спросил Шарипова Уоллес, глядя в спину удалявшейся прочь девушке. – Я не знал, что в твоем отряде есть женщины.

– Сестра Шамиля, – не без гордости за свой народ ответил Хусейн, с явным превосходством взглянув на ошеломленного Уоллеса. – Жанна уже успела прикончить немало русских, она отлично стреляет.

– Это же дикость, – покачал головой американец. – Для женщины найдется более подходящее занятие, чем убивать людей.

– Тебе не понять горцев, американец. Она сражается с неверными вместе со своим народом, – ответил, оскалившись, Шарипов. – И мстит русским за свою семью. В девяносто шестом их дом близ Гудермеса разбомбили русские штурмовики, там погибли три их сестры и пятилетний сын Шамиля. С тех пор они оба сражаются против федералов.

Тринадцать человек, все, что осталось от многочисленной еще считанные часы назад банды, в том числе Уоллес и сам Шарипов, продолжили свой путь на юг, к границе, а четверо их товарищей остались в ущелье, ожидая появления русских. И те не замедлили явиться.

Шамиль Биноев, взявший на себя командование, занял позицию на одном из склонов, вооружившись пулеметом. Он соорудил бруствер из камней, и теперь лежал на земле, нацелив ствол оружия на дно ущелья. Рядом расположились оставшиеся с нм боевики, тоже оборудовавшие себе укрытия и сейчас очередной раз проверяя оружие. Русские, что осмелились преследовать чеченцев в их родных горах, шли навстречу своей смерти, и Шамиль, представив, как будет сейчас убивать этих псов, довольно оскалился.

Первой приближающихся русских заметила Жанна, устроившаяся на вершине скалы, образовывавшей склон ущелья. Накрывшись сверху маскировочной сетью, сделавшей ее почти незаметной с воздуха, девушка поудобнее устроилась на камнях, положив рядом с собой свою винтовку. Ее внимание вдруг привлекло движение в дальней части ущелья, и, прильнув к мощному прицелу, Жанна увидела движущиеся к ним по дну фигуры людей в камуфляже. Бросив взгляд вниз, на своего брата, она увидела, что он уже взял пулемет наизготовку, также заметив противника.

Спецназовцы шли осторожно, внимательно глядя по сторонам, и держа оружие готовым к бою. Их было всего около двадцати человек, и по их поведению было ясно, что в горах они вовсе не новички.

Широкоплечие, казавшиеся еще более крупными и угловатыми из-за тяжелых разгрузочных жилетов, набитых боеприпасами, буквально увешанные оружием, начиная от пистолетов и заканчивая РПГ, эти русские производили сильное впечатление. То были беспощадные и умелые бойцы, не ждавшие, в прочем, пощады и для себя, и готовые сражаться до последней капли крови. Достойный противник, в схватке с которым не стыдно погибнуть настоящему мужчине.

Жанна, плотнее прижав приклад тяжелой винтовки "Штайр" к плечу, неторопливо поймала в перекрестье прицела первого солдата, вооруженного ручным пулеметом. Благодаря цейсовской оптике она могла бы во всех деталях рассмотреть свою будущую жертву, но девушка не желала этого. Она сама боялась признаться себе, что не хочет помнить лица тех, чьи жизни усела отнять, заставляя себя считать их неодушевленными манекенами, и не более того. Задержав на мгновение дыхание, Жанна плавно потянула спуск. Раздался сухой резкий звук выстрела, приклад ударил в плечо, а спустя миг грудь русского разорвалась кровавыми брызгами.

Эхо от первого выстрела еще металось по ущелью, отражаясь от его склонов, а оба отряда уже открыли ураганный огонь из всех стволов. Русские, быстро сориентировавшись в происходящем, хотя и не видя противника, просто стреляли во все стороны, рассчитывая плотным огнем заставить вражеских стрелков замолчать. Чеченцы же, отлично видевшие свои цели, разили точно, за пару секунд убив или ранив шестерых русских, которых их товарищи сейчас пытались, рискуя собой, оттащить в укрытие.

Старшему сержанту Бурцеву, который сам не понимал теперь, зачем вызвался присоединиться к группе спецназа ГРУ, пустившейся по следу отступивших чеченцев, повезло, и первая очередь замаскировавшегося где-то впереди пулеметчика прошла стороной. Он припал к земле, нажав на спуск и выпустив длинную очередь туда, откуда, как показалось Олегу, стреляли мгновение назад. Он не знал, попали ли его пули в кого-нибудь, но пулемет замолчал. А спустя секунду по камню в нескольких сантиметрах от головы сержанта чиркнула единственная пуля.

– Ложись! В укрытие! – на разные голоса закричали спецназовцы, в прыжке уходившие с линии огня, ныряя за камни, вжимаясь в твердую холодную землю. – Засада!

– Орлов, – командир группы майор Беркут привстал из-за валуна, за которым укрылся от пулеметного огня, обернувшись к своим бойцам, которые залегли в стороне. – Заткни пулемет! Сделай его, иначе нас всех здесь положат! Огонь! Вот, суки!

– Понял, командир. Прикройте меня, – прапорщик вскочил на ноги, бросившись вперед, а остальные солдаты открыли шквальный огонь из всех стволов по склонам, заставляя противника укрыться от сотен выпущенных почти не прицельно пуль.

Несколько автоматных очередей взрыли землю рядом с ним, хлопнули выпущенные из подствольников гранаты, но спецназовец не обратил на это внимания. Пробежав несколько метров, он припал на колено, вскидывая на плечо пластиковую трубу реактивного огнемета "Шмель". Ему понадобилось несколько секунд, чтобы прицелиться, но столько же времени понадобилось Жанне, чтобы заметить покинувшего укрытие спецназовца, прицелиться и нажать на спуск. Пуля, чуть смещенная внезапным порывом ветра, попала не в голову, как хотела девушка, а в трубу огнемета, и на том месте, где только что был человек, возникло огненное облако.

Пламя поглотило солдата, не оставив от него даже пепла, а его товарищи бросились в укрытия, пытаясь спрятаться от дьявольски точно выпущенных пуль. Жанна оточенным движением передернула затвор, сейчас действуя очень быстро, так быстро, как только могла. Девушка повела стволом, ища следующую жертву, и в перекрестье мощного прицела попал один из русских спецназовцев, молодой светловолосый парень. Взгляд чеченки против воли задержался на лице противника, выглядевшего не испуганным или удивленным, а сосредоточенным и совершенно спокойным. Он вдруг посмотрел прямо в глаза девушке, и Жанна вздрогнула, когда их взгляды встретились. Ей вдруг почудилось, что этот парень смог увидеть ее, разглядеть невооруженным взглядом, несмотря на разделявшее их расстояние и маскировку.

А затем молодой солдат обернулся, словно обращаясь к кому-то, находящемуся позади себя, и Жанна, следуя за этим движением, увидела еще одного русского, плечистого мужчину, словно в насмешку над засевшими в ущелье чеченцами, даже не пытавшегося укрыться от пронзающих воздух пуль. И в этом человеке Жанна без труда опознала командира, хватило только одного взгляда на него. И девушка, дождавшись, когда выбранный новой мишенью противник на мгновение замрет, вглядываясь вдаль, затаила дыхание и плавно потянула спусковой крючок.

– Там снайпер, – крикнул Бурцев, которому близким взрывом опалило лицо. – Осторожнее, пацаны!

Оглянувшись через плечо, сержант увидел, что Беркут, будто впав в ступор, так и не вернулся в укрытие. И чтобы понять, кого изберет следующей мишенью чеченский стрелок, сейчас не требовалось долго думать.

Олег рванулся к командиру спецназовцев, ударив того в грудь плечом, словно игрок американского футбола, и посланная с другого конца расселины пуля ударила русского майора на в середину груди, а в левое плечо, разрывая плоть и сосуды. Беркут, придавленный навалившимся на него сверху сержантом, сдавленно вскрикнул, а Олег Бурцев, ухватив командира за амуницию, уже тащил того за пределы зоны поражения, просчитав сектор обстрела за несколько секунд и безошибочно выбрав самый безопасный маршрут.

– Шевелись, майор!

Бурцев, рыча сквозь зубы от натуги, изо всех сил рванул за "разгрузку" показавшегося вдруг тяжелым, словно камень, офицера. И Беркут, от шока потерявший на миг контакт с реальностью, тоже рычал, вырываясь из рук десантника, а тот упорно полз вперед, распластавшись по земле и чувствуя, как впиваются в тело острыми гранями камни.

– Командир ранен, – закричал один из спецназовцев, и покинув на несколько секунд свое укрытие на склоне горы, выпустил длинную очередь из ручного пулемета поверх голов сержанта-десантника и майора, неуклюже ползших по земле. – Прикройте их! Огонь!

Олег Бурцев со своим грузом преодолел уже полпути до большого валуна, могущего стать отличным укрытием от вражеских стрелков, когда вдруг ощутил сильный удар в плечо. Сержант понял, что не чувствует собственную правую руку. Скосив глаза, Олег увидел пятно крови, расплывающееся по рукаву. Боли не было, но десантник знал, что то был лишь шок, и спустя несколько секунд он ощутит последствия ранения.

До укрытия, где можно было заняться ранами -своей и майора – вколов дозу морфина, наложив повязку или жгут, оставалось всего два-три метра, но сержант понял, что преодолеть их так, с одной целой рукой, да еще таща на себе офицера, он уже не сможет. Сейчас засевший в полукилометре отсюда снайпер возьмет поправку, не торопясь, плавным движением, потянет спусковой крючок, и следующая пуля оборвет жизнь русского сержанта, а затем – и еще одну.

Взревев, Олег рванулся к валуну, одной рукой подтягивая к себе майора, а сам отталкиваясь ногами. В эту секунду спецназовцы разом открыли огонь, затрещали автоматы и пулеметы, отгораживая раненых свинцовой завесой, и двое бойцов подхватили тех, помогая добраться до безопасного места. А там уже к майору подскочил санитар, извлекая из аптечки перевязочный пакет и шприц-тюбик с обезболивающим – он проделывал подобное десятки раз, в том числе и под огнем, и сейчас действовал быстро, но без ненужной суеты.

– Ему сначала помогите, – майор подозвал к себе одного из бойцов: – Зайцев, займись сержантом, он ранен.

– Майор, – прохрипел Бурцев. – Там снайпер. Нам не пройти дальше!

– Я понял, сержант, – Беркут кивнул. – Сейчас вызову авиацию, и их накроют с воздуха. – Он посмотрел в глаза раненому бойцу: – Спасибо, что прикрыл, сержант. Я – твой должник, проси, чего хочешь.

– Уволиться к черту из армии, – криво усмехнулся Бурцев, над которым склонился спецназовец, зубами разрывавший перевязочный пакет, накладывая бинт на сочащуюся кровь рану. – Я сюда пошел, чтобы на квартиру заработать, а не сдохнуть в этих проклятых горах.

– Зря ты так, – покачал головой Беркут. – Ты – хороший солдат, здесь нужны как раз такие. Ладно, если что надумаешь, скажи, я долги помню. А пока лежи спокойно, чеченцев мы все равно замочим. – Ободряюще похлопав раненого бойца по плечу, майор, пригибаясь к земле, кинулся вперед, стремясь занять более удобную позицию.

Пулемет впереди вновь заработал, посылая в сторону вжавшихся в землю солдат короткие очереди. Пули выбивали искры и крошили камни на мелкие, бритвенно-острые осколки, заставляя попавших под перекрестный огонь солдат закрывать лица.

Один из спецназовцев на секунду высунулся из укрытия, и несколько разрывных пуль ударили его в грудь, пробив бронежилет и разворотив торс. В ответ на это двое его товарищей выстрелили из огнеметов, и склон ущелья окутало пламя. Одному из огнеметчиков, чуть замешавшемуся, в следующее мгновение в голову ударила пуля снайпера, и кровавые брызги попали на лицо Беркута.

– Гепард, я – Барс, – майор тем временем связался со штабом. – Нужна воздушная поддержка. Мы в квадрате два-двенадцать. Группа попала в засаду, дальше не пройти. Как поняли?

– Понял вас, Барс. Оставайтесь на месте, – майор-десантник, сидевший за пультом связи, повернулся ко второму офицеру, находившемуся вместе с ним в темном, наполненном табачным дымом и запахом пота, чреве командно-штабной машины. – Витя, давай туда беспилотник.

В тесноте бронемашины КШМ-Д "Сорока", приземистый, словно расплющенный, корпус которой был утыкан антеннами, обеспечивающими связь на дальности до двухсот пятидесяти километров, располагался один из командных пунктов контртеррористической операции, ее нервный узел. Сюда стекалась информация от разведки, а также от командиров подразделений, что вели бой в горах, в нескольких десятках километров отсюда, с отходившими к границе бандитами, сопротивлявшимися яростно и ожесточенно. И от того, как быстро офицеры, уже несколько часов не покидавшие свой пост, сумеют осмыслить информацию, определить ее важность, выявить возможную угрозу, зависело, останутся ли живы десятки солдат, парней в тельняшках и голубых беретах, что шли по следу разгромленной, но не уничтоженной банды.

– Пуск! – С направляющей, установленной на крыше десантного бронетранспортера, пусковой машины, входившей в состав комплекса "Строй-П", сорвался в небо странный самолет, кажущий игрушкой, безобидной моделью.

Прежде, чем отработали стартовые ускорители, самолет поднялся на несколько десятков метров. Уже в воздухе вышел на полные обороты двухцилиндровый бензиновый двигатель, вращавший установленный в хвостовой части воздушный винт, и самолетик, управляемый с земли опытным штурманом, лег на заданный курс, направившись туда, где небо стеною заслоняли покрытые ледниками горы. Туда, где в безымянной лощине кипел жестокий и кровавый бой. Будущее, пусть медленно и с ощутимой ленцой, но наступало, и туда, где для человека было слишком опасно, послали робота.

Когда над головами прижатых точным огнем чеченцев к самой земле спецназовцев раздалось протяжное жужжание, бойцы, вскинув головы, увидели скользнувший над лощиной маленький самолетик, в котором они сразу же узнали дистанционно управляемый разведчик "Пчела-1". Несколько таких "игрушек", бывших в бригаде спецназа, уже не раз спасали жизни солдат, вовремя предупреждая их об опасности.

Чеченцы, также знакомые с подобной техникой, заметив разведчика над своими позициями, немедленно открыли по нему шквальный огонь. Боевики знали, что появление этого докучливого аппарата обычно предвещает артналет или бомбовый удар. Они хотели жить, пусть надежда на это уже почти исчезла, и потому воздух пронзили сотни пуль. Но искусный оператор увел беспилотник из-под обстрела, а офицеры в командном пункте успели увидеть все, что хотели, получая изображение с установленной на "Пчеле" видеокамеры.

– Вот они, – капитан по имени Виктор указал на несколько темных точек на склонах холмов. – Хорошую позицию выбрали, твари. Нашим точно не пройти дальше, если не смести оттуда "духов".

Нагрузка "Пчелы" была самой примитивной – обычная телевизионная камера, позволявшая вести наблюдение только днем или в сумерках, при отсутствии тумана или искусственного задымления – но и она, благодаря передаче изображения на землю в реальном времени, позволяла оценить обстановку в точности.

– Нужно связаться с "летунами", пусть поддержат ребят, – произнес, оторвавшись от экрана, напарник-майор. – Что у нас есть в этом квадрате?

– Пара Ми-24, – без раздумий ответил Виктор. – Выполняют патрульный облет. Им скоро пора возвращаться на базу для дозаправки, – добавил офицер

– Передай им координаты группы Беркута и "духов", – приказал старший. – Нужно помочь ребятам, пока "духи" их там не положили всех.

Старые, порядком изношенные вертолеты, не имели аппаратуры для получения информации непосредственно с разведчика, и поэтому за то время, что ушло у координировавших операцию офицеров, чтобы связаться с пилотами и сообщить им новое задание, погиб еще один спецназовец. Группа, по-прежнему прижатая к земле шквальным огнем чеченцев, неся потери, все же ждала, когда штаб пришлет им поддержку.

Вертолеты появились неожиданно и для чеченцев, и для спецназовцев, хотя те и ждали помощь. Два хищных Ми-24, прозванных солдатами за характерный профиль "крокодилами", выпустили несколько неуправляемых ракет, а затем прошли на бреющем полете над ущельем, поливая склоны из установленных в передней части фюзеляжа многоствольных пулеметов.

Впавший в боевое безумие Шамиль Биноев вскочил на ноги, вскинув тяжелый пулемет, и открыл огонь по одному из вертолетов. "Крокодил" летел так низко, что Шамиль видел, как его пули выбивают искры из бронированного фюзеляжа и прозрачного фонаря кабины. Громко закричав, он давил на спусковой крючок, забыв обо всем, и даже не почувствовал, как несколько крупнокалиберных пуль пробили его тело насквозь.

Жанна видела, как погиб ее брат, буквально разорванный на куски прямым попаданием, и видела, как двинулись вперед остановившиеся, было, русские. Вертолеты свинцовой косой смели засаду, и сейчас, должно быть, спецназ собирался добить уцелевших. Пронзительно закричав, Жанна вскочила на ноги, вскинув винтовку и выстрелив почти не целясь. Она выпустила пять или шесть пуль, девушка не считала, просто передергивая затвор после каждого выстрела, и вновь давя на спуск, прежде чем рядом взорвался НУРС, и ударная волна сбила чеченку с ног.

А бойцы спецназа действительно поднялись на склоны, разыскивая погибших или уцелевших боевиков. Первым они обнаружили Шамиля, точнее, то, что от него осталось. Тело чеченца выше пояса представляло собой кровавое месиво, а голова вовсе была оторвана. При виде этого даже успевшие многое повидать спецназовцы не смогли сдержать тошноту. От двух других боевиков остались лишь обгоревшие куски камуфляжа да искореженное оружие – оба они попали под залп ракет.

– Товарищ майор, – один из спецназовцев указал на вершину холма. – Там, кажется, кто-то есть. Я видел движение за камнями.

– Давай-ка, проверь, кто там, – решил Беркут, подзывая к себе еще двух бойцов. – Посмотрите, только осторожно. Может, удастся взять кого-нибудь в плен.

Трое бойцов осторожно, держа оружие наготове, двинулись вверх. Они вглядывались в нагромождение камней, опасаясь нарваться на выпущенную оставшимся в живых "духом" пулю. Наконец, взобравшись почти на вершину, один из них увидел распластавшееся среди камней тело в камуфляже. Солдат, поудобнее перехватив автомат, медленно приблизился, в то время как двое других спецназовцев прикрывали его, взяв тело чеченца, лица которого они не видели, на прицел.

– Товарищ майор, здесь, похоже, еще один труп, – крикнул солдат Беркуту, и в это время боевик пошевелился, двинувшись чуть вперед. – Нет, командир, он живой!

Жанна Биноева, услышав совсем близко крик на русском языке, собрав оставшиеся силы, вскочила на ноги, бросившись к лежавшей в нескольких шагах от нее винтовке. На бедре девушки висел пистолет, но сейчас она не вспомнила о нем, все еще не оправившись от контузии.

Пальцы Жанны уже сомкнулись на ложе винтовки, когда сильный удар прикладом в спину сбил ее с ног. Девушка покатилась по склону, выпустив из рук оружие и несколько раз больно ударившись о камни.

– Да это баба, – удивленно воскликнул один из солдат, увидев, кто оказался их добычей. – Снайперша!

– Смотри, – другой спецназовец подобрал с земли винтовку Жанны, показывая ее товарищу. – Пять зарубок. Эта курва пятерых наших завалила!

Боец спецназа уверенно двинулся к слабо шевелившейся и еще пытавшейся подняться на ноги Жанне, вытаскивая заточенный до блеска широкий тесак.

– Ну, все, тварь, сейчас я тебе глотку перережу, – хищно оскалившись, прошипел солдат. – Думала, это просто, наших пацанов валить? Посмотрим, на что ты способна лицом к лицу. Давай, молись своему Аллаху, а лучше – вспомни тех, кого ты успела прикончить. Думаю, они уже заждались тебя!

Жанна все же сумела подняться на ноги и сейчас затравленным зверем смотрела на обступивших ее солдат. Она поняла, что против трех сильных мужчин, вооруженных до зубов, ничего не сможет сделать, и тот русский с ножом, скорее всего, очень быстро исполнит задуманное, но сдаваться просто так Жанна не собиралась. Она выхватила тяжелый десантный нож, выставив его перед собой. Девушка умела пользоваться клинком, и собиралась дорого продать свою жизнь.

– Оставить, сержант, – раздался грозный оклик майора Беркута, успевшего подняться на вершину. – Немедленно прекратить! Ее нужно доставить на базу, пусть там разбираются, что делать дальше.

– Посмотри, командир, – солдат, державший винтовку Жанны, показал ее майору. – Она наших парней убивала, а теперь мы ее отпустим, да? К черту базу, здесь кончим, а если что, скажем, что никого живого не нашли.

– Довольно, – майор коснулся автомата, ясно дав понять, что не потерпит неподчинения. – Свяжитесь с вертолетами, пусть заберут раненых и нашу пленную. И чтобы волос с ее головы не упал, ясно? Это приказ!

– Так точно, – козырнул солдат, не рискнувший спорить с майором. – Есть вызвать вертолеты.

Спустя какие-то пятнадцать минут пузатый Ми-8, взмывая лопастями воздух и поднимая облака пыли, опустился на вершину горы, едва касаясь поверхности земли шасси. Из распахнутых иллюминаторов во все стороны уставились стволы крупнокалиберных пулеметов. Боковая дверь распахнулась, и из полумрака чрева транспортника выпрыгнул один из пилотов.

– Грузите быстрее ваших раненых, – летчик нетерпеливо озирался по сторонам. – Поторапливайся, майор!

– Ты куда-то спешишь, старлей? – усмехнулся Беркут, глядя, как его бойцы помогают забраться в вертолет своим раненым товарищам. – Духов здесь нет, можешь быть уверен.

– Какого черта уверен, – летчик скривился. – Их здесь полно, майор, и я не хочу, чтобы один из них всадил в мою вертушку на взлете зенитную ракету. Тем более, там будут и твои люди.

– Ладно, сейчас только пленную погрузим, и можешь лететь, – махнул рукой майор, наблюдая, как двое его бойцов конвоируют захваченную чеченку, держа ее под прицелом.

Пленница бросала по сторонам затравленные взгляды из-под свежей повязки, наложенной одним из спецназовцев. Несмотря на желание расправиться с той, которая убивала их товарищей, никто из солдат не осмелился возражать командиру, потребовавшему оказать чеченке, не вымолвившей ни слова, первую помощь.

– Баба, – удивлению пилота не было предела. – Девку повязали? Снайпер, что ли?

– Точно, – кивнул Беркут.- Пять зарубок на прикладе винтовки, да еще и сегодня нескольких парней из моей группы завалила.

– Кончили бы ее здесь, – предложил лейтенант. – Или, если хочешь, дай я сам ее пристрелю за наших парней. А то можно и… – он сделал движение руками, изображая половой акт. – Ну, так как, майор?

– Я сам с тобой это сделаю, лейтенант, – сразу посерьезнел Беркут, пристально взглянув на летчика. – Пусть с ней разбирается контрразведка, у них, наверное, накопилось немало вопросов. А женщин я никогда не убивал и тем более не насиловал, – гордо бросил офицер, заставив пилота смутиться. – В бою я смотреть бы не стал, но мы ее контуженную нашли, она едва на ногах держалась.

– Да ладно, майор, я же пошутил, – старший лейтенант примирительно выставил вперед ладони, отступив на шаг назад. – Ну, все, – он бросил взгляд на спешивших прочь от вертолета спецназовцев. – Бывай, майор, я полетел. И молись, чтобы я доставил твоих ребят до госпиталя.

Вертолет, взвыв турбинами, медленно оторвался от земли, сделав крутой разворот и устремившись на север. Командир экипажа не зря опасался засевших в горах боевиков, действительно вооруженных ПЗРК, и потому включил систему постановки помех, автоматически отстреливавшую ложные цели, которые должны были увести прочь выпущенные ракеты.

Винтокрыл, благо позволяла нагрузка, рванул вверх, на предельно возможную высоту, туда, где его не могли бы достать зенитные ракеты. Майор Беркут, пристально смотревший на тающий в пелене облаков вертолет, мысленно пожелал пилотам удачи. Он очень хотел, чтобы раненые бойцы из его группы живыми добрались до госпиталя, и ради этого был готов простить глупость сотни старлеев-вертолетчиков.

В это же время в нескольких километрах южнее ставшего местом быстрой и жесткой расправы над горсткой чеченцев ущелья коснулись земли шасси другого вертолета, такого же Ми-8, но до отказа нагруженного десантниками и вооружением. Он опустился на вершину горы, господствовавшей над перевалом, который вел на юг, в Грузию.

В воздухе, позади плавно спикировавшего к земле геликоптера осталась дорожка из ложных целей, тепловых ракет-ловушек, должных отвлекать на себя зенитные ракеты с инфракрасным наведением. Над склоном противоположной горы зависли еще два вертолета, из которых один за другим посыпались солдаты.

– Давай, парни, скорее, – капитан Александр Глушков, придерживая каску, первым шагнул в распахнутую дверь, пружинисто спрыгнув на землю и делая приглашающий жест своим бойцам. – Живее, выгружайся!

Бойцы десантно-штурмовой роты Седьмой гвардейской десантно-штурмовой дивизии, которой командовал Глушков, быстро, один за другим, покидали зависший вертолет, сразу же занимая вокруг него круговую оборону и беря на прицел ближайшие скалы и заросли кустарника. Высаживавшиеся последними десантники выгрузили два миномета и ящик мин. Специально подготовленные для боя в горах, прошедший длительный курс подготовки и получившие лучшее снаряжение, они должны были добить отступающих к границе боевиков, поставив точку в этой затянувшейся эпопее.

Здесь, непосредственно под командованием Глушкова, был только один усиленный взвод, а остальная часть роты в это же время занимала другой склон, обеспечивая при необходимости ведение перекрестного огня, прошивавшего все ущелье.

– Живей, живей, – подгонял своих бойцов капитан, настороженно вглядываясь в полумрак ущелья, окутанного вечерним туманом. – Окопаться! Звягинцев, прочесать ущелье. Иванов, выставить боевое охранение. И быстро, быстро, черт побери! "Духи" ждать не станут!

Рота должна была блокировать наиболее удобный для отступления оставшихся в живых боевиков перевал. По данным разведки не менее трех сотен "духов" еще бродили по горам, избегая пока встречи с идущими по их следу группами спецназа ГРУ и Внутренних войск, а также бомбовых ударов штурмовиков, звенья которых находились в воздухе постоянно, сменяя друг друга для заправки и пополнения боекомплекта.

Выполняя приказ капитана, отделение сержанта Звягинцева двинулось вниз по склону, чтобы осмотреть ущелье. Пока никаких признаков крупных групп боевиков Глушков не замечал, но это вовсе не означало, что горы вокруг безжизненны. Именно поэтому капитан торопил своих бойцов. За то время, которое понадобится находившимся поблизости чеченцам и арабским наемникам, которых в нападении участвовало несколько сотен, что собраться вместе для прорыва, нужно было укрепиться на обоих склонах так, чтобы с первого удара пройти перевал у бандитов не получилось, а уж когда они отступят после первого столкновения, недобитками займется авиация.

Десантники Глушкова были в большинстве своем опытными солдатами, хотя это и были лишь срочники. Многие из них служили в этих местах больше года, и они точно знали, что сейчас все приказы командира следует исполнять быстро и точно. Оказавшись с ротой в Чечне, капитан старался каждую свободную секунду тратить на то, чтобы из неопытных пацанов сделать настоящих бойцов, и его усилия не пропадали зря.

– Давай, давай, пошевеливайся, – поторапливал Глушков своих солдат, и сам не отлынивая от работы. Капитан с натугой поднял увесистый валун, перетащив его на несколько метров выше, к позициям пулеметчиков. – Не спать, гвардейцы! "Духи" долго ждать не заставят.

Саперные лопатки с яростью вгрызались в тяжелый, плотный грунт, превращая голый, открытый всем ветрам склон, в настоящую крепость, гарнизон которой в скором времени должен был выдержать натиск многократно превосходящих сил противника. Александр понимал, что его роте предстоит самое сложно – удержать охваченные страхом, перемешанным с фанатичной яростью, боевиков, опьяненных чужой и своей кровью, и сейчас более всего желающих прорваться через границу, туда, где смогут перевести дух. Их было много, четыре сотни, если верить разведке, или даже больше, и едва ли они сами остановятся, увидев на пути откровенно жидкий заслон, несчастную сотню солдат.

Все десантники понимали, что их ждет в самом скором времени, а потому работали изо всех сил, спеша подготовиться к появлению противника, ведь при равной огневой мощи – и те, и другие были вооружены легким стрелковым оружием – надежда была только на надежность укреплений. Пулеметные расчеты споро оборудовали позиции для своих "Печенегов" и ПКМ, занимали позиции снайперы, которых во взводе, занявшем этот склон, было целых три, окапывались стрелки. Расчеты минометов подготавливали свое оружие, закрепляя тяжелые стволы на сошках, и регулируя прицелы. Выглядевшее примитивно, безотказное творение советского конструктора Шавырина, представлявшее собой по сути лишь стальную трубу на двуногой опоре, опиравшуюся на тяжелую железную плиту, должно было в несколько раз повысить огневую мощь подразделения. Простреливая навесным огнем все ущелье, минометчики могли надежно запереть "духам" дорогу на ту сторону границы.

– Товарищ капитан, – к Глушкову подбежал сержант Звягинцев, бойцы которого вернулись с разведки. – В ущелье тихо, никаких следов "духов" нет.

– Тогда занимайте свои позиции и готовьтесь к бою, – приказал капитан. – Они не могут пройти мимо, так что скоро начнется.

На противоположном склоне как раз закончили выгрузку два взвода из роты Глушкова, и вертолеты начали набирать высоту. Один из них находился метрах в двадцати над землей, когда из рощи на дальнем склоне горы к нему устремился некий предмет, оставлявший за собой едва заметный дымный след.

Пилот "вертушки" увидел выпущенную по нему ракету в последний момент, и уже ничего не успел сделать. Взрыв поразил двигатель, вертолет сделал несколько оборотов на одном месте, теряя высоту, и ударился о землю. Бешено вращавшиеся лопасти сломались, столкнувшись с камнем, и их осколки разлетелись в разные стороны, заставляя оказавшихся поблизости людей искать укрытия. Хвостовая балка от удара согнулась, вертолет упал на брюхо, перевернулся на бок и взорвался. Яркая вспышка ослепила на миг всех, кто был рядом. Ударная волна сбила людей с ног.

– Взвод, к бою, – Глушков одним из первых заметил растянувшихся редкой цепью боевиков, двигавшихся вверх по склону со стороны зарослей кустарника, раскинувшихся у подножья горы. – "Духи"!

Командир роты десантников успел нырнуть за камень, а в следующее мгновение воздух пронзили сотни пуль. Рядом с капитаном, коротко вскрикнув, упал молодой солдат, грудь которого была перечеркнута пунктиром автоматной очереди. Банда пошла на прорыв гораздо раньше, чем надеялся Александр.

Глава 14 Капкан захлопнулся

Чечня, российско-грузинская граница

14 апреля

– Дьявол, – Уоллес едва успел пригнуться, уклоняясь от выпущенной в упор пулеметной очереди. – Проклятье!

Пули чиркнули по камням в считанных дюймах о головы Джона, высекая снопы искр. Американцу повезло, а вот бежавший следом за ним чеченец оказался не таким проворным, и разрывные пули оторвали ему руку. Боевик закричал, размахивая в воздухе кровоточащим обрубком, но его мучения не были долгими – всего в шаге от него взорвалась граната, и осколки разорвали боевика на куски.

– Ложись, – зарычал где-то рядом Шарипов, первым падая на землю и вжимаясь в камни. – Всем лечь, паршивые ишаки! Иначе нас всех здесь перебьют!

Боевики, услышав команду Хусейна, один за другим опускались на камни, пытаясь найти себе хоть какое-то укрытие. Некоторые не успевали этого сделать, и земли касались уже их остывающие тела. А с вершины горы продолжали бить пулеметы, и мины со свистом разрывали воздух, унося всякий раз чьи-нибудь жизни.

Сначала казалось, что ошеломленные гибелью своего вертолета, русские не смогут выдержать яростный натиск нескольких сотен боевиков, сумевших незамеченными подобраться к позициям десантников на считанные сотни метров, преодолеть которые можно было одним броском. Чеченцы и их арабские союзники, многие из которых подогрели свой боевой дух наркотиками, с громкими криками кинулись вперед, непрерывно стреляя из всех стволов.

Казалось, свинцовый дождь, что обрушился на спешно оборудованные позиции поставленного русскими заслона, должен был смести горстку солдат, что закрывали чеченцам путь к отступлению. Но когда боевики были уже в паре сотен метров от окопов, занятых русскими, их встретил кинжальный огонь из пулеметов и автоматов, к которым спустя несколько мгновений присоединились и минометы. Одурманенные моджахеды еще пытались атаковать, но гибли один за другим, и вскоре порыв ослаб.

Оставив на склоне не менее полусотни своих товарищей, часть из которых еще была жива, но не могла передвигаться самостоятельно из-за тяжелых ран, боевики, командование над которыми после гибели их прежних вожаков принял Хусейн Шарипов, отступили, сопровождаемые ураганным огнем русских солдат. Здесь были остатки нескольких крупных отрядов, главари которых были убиты раньше, при отступлении, и Шарипов оказался старшим по званию и самым уважаемым из собравшихся на перевале полевых командиров. Ему удалось заставить бойцов подняться в атаку, но отпор, который оказали русские, вовсе не намеревавшиеся впадать в панику, остудил горячие головы, и боевики в любой момент могли решить, что лучше всего спасаться бегством, а остановить их Шарипов наверняка не сумел бы.

Атака захлебнулась, это было ясно с первого взгляда, и шансов на прорыв через перевал сейчас практически не было. Небольшим утешением было лишь то, что доставившие сюда десант вертолеты улетели, опасаясь зенитного огня, но на самом деле у чеченцев больше не осталось ПЗРК, и только страх русских пилотов быть сбитыми избавил их от скорой гибели. Практически, отступавшие боевики бросили все тяжелое вооружение, и сейчас кроме автоматов и пулеметов у них осталось лишь несколько гранатометов типа "Муха", единственное средство поддержки.

Этого было слишком мало, чтобы сломить упорное сопротивление оседлавших перевал десантников. К тому же появления авиации, которую наверняка вызвали русские, оказавшиеся лицом к лицу с превосходившей их не менее чем вдвое, бандой, следовало ожидать с минуты на минуту, и тогда сам Аллах не смог бы спасти своих воинов от скорой гибели.

Джон Уоллес, успевший проклясть все на свете, лежал за камнем, выпуская в сторону русских позиций короткие очереди из своего "Калашникова" румынского производства, с рукояткой на деревянном цевье. Возможно, кое-кто из его коллег был бы рад возможности сойтись в настоящем бою с русскими, да еще при этом завалить нескольких их солдат, но Джон сейчас хотел только одного – убраться отсюда как можно дальше, туда, где не слышно автоматных очередей и не воют пролетающие над головой мины.

Американцу казалось, что каждая пуля, каждый осколок разорвавшейся неподалеку мины или гранаты, предназначены именно ему, но всякий раз рядом падал еще один пораженный точным выстрелом боевик, и стальные тиски, сжавшие сердце Уоллеса, чуть ослабевали. И Джон продолжал стрелять, стараясь поразить очередного русского раньше, чем тот спусти курок. Уоллеса учили отличные инструкторы, прошедшие множество войн, и не раз бывавшие под обстрелом, и, как оказалось, они сумели передать разведчику кое-что из своего опыта. Несмотря на охвативший его ужас, Джон, тем не менее, какой-то частью своего разума контролировал расход патронов, вовремя меняя опустевший магазин, и ухитрялся брать точный прицел, не забывая об упреждении и разнице в высоте своих позиций и противника.

– Американец, – Уоллес вздрогнул от неожиданного прикосновения и раздавшегося возле уха хриплого голоса Шарипова. – Какого черта ты ничего не делаешь? Нам не прорваться через позиции русских, они слишком хорошо укрепились. Сейчас сюда прилетят штурмовики, и тогда мы все погибнем. Делай же что-нибудь! Свяжись со своими, ты же не сам по себе пошел с нами, тебе приказали. Вот и пусть помогут теперь тебе и нам всем отсюда выбраться. – Похоже, Шарипов сам был уже готов впасть в панику, и держался из последних сил.

В этот момент один из залегших рядом боевиков вскочил на колени, вскинув на плечо гранатомет, и граната устремилась в сторону русских окопов. Где-то впереди произошел взрыв, возможно, даже унесший жизнь кого-то из русских, но уже через пару секунд туда, где находился стрелок, ударила очередь, выпущенная из автоматического гранатомета. Тридцатимиллиметровые гранаты разорвали не усевшего укрыться боевика на куски, убив еще нескольких чеченцев, оказавшихся рядом.

– Я не знаю, – Джон, в ушах которого стоял еще гул близких разрывов, помотал головой, лихорадочно соображая, что можно предпринять. Когда Шарипов поднял в атаку собравшихся под его началом боевиков, Уоллес просто вскочил и бросился вместе с чеченцами к русским позициям, давя на спусковой крючок автомата. Ему и в голову не пришло, что можно помочь чеченцам иным способом, но сейчас можно было попытаться. Едва ли самолетам понадобится много времени, чтобы накрыть этот склон, а Уоллесу вовсе не хотелось подохнуть в этих проклятых горах под русскими бомбами. – Ладно, я попробую связаться кое с кем.

Отползя назад и укрывшись за огромной гранитной глыбой, за которой можно было спрятать джип, Уоллес вытащил из кармана разгрузочного жилета спутниковый телефон. Специальное устройство, внешне ничем не отличавшееся от таких же телефонов, доступных любому человеку, имело встроенный скремблер, исключавший расшифровку перехваченных сообщений, и при этом работало через любой гражданский спутник. Этим телефон выгодно отличался от любой специальной рации, которую можно было заглушить без особых проблем, к тому же у его обладателя было больше шансов выкрутиться при встрече с любой контрразведкой.

Набрав единственный забитый в память телефона номер, Уоллес, сидевший за скалой, прижавшись спиной к холодному камню, с радостью услышал гудки, говорившие о том, что хотя бы спутниковая связь еще работает.

– Слушаю, – раздался наконец спокойный, даже слишком спокойный, точно у лишенного эмоций киборга, голос. – Говорите.

– Это Янки-шесть, – назвал Уоллес свой код, присвоенный на время операции. – Требуется поддержка. Группа заблокирована на перевале у высоты две тысячи триста. Попали под сильный пулеметно-минометный огонь. Вы можете расчистить нам дорогу на юг?

– Мы потеряли спутник, и пока не имеем точных данных о диспозиции сторон, – все так же безжизненно ответил неизвестный собеседник. – В ваш район направлен беспилотный разведчик, время подлета – не более двадцати минут. Мы определили ваши координаты. Не меняйте позицию и ждите дальнейших указаний.

– Черт, нас же здесь всех перебьют, – Уоллес не смог сдержать эмоций. – Какого дьявола нам ждать, русских штурмовиков?

– Ожидайте, Янки-шесть, – в голосе человека на другом конце линии прорезалась легкая насмешка, а затем соединение оборвалось.

Пока боевики Шарипова вели почти бессмысленную перестрелку с засевшими на вершине горы десантниками Глушкова, беспилотный разведчик RQ-5 "Хантер" уже вошел в воздушное пространство России. Он летел очень низко, пользуясь складчатым рельефом местности, и потому оказался незамеченным сканировавшими воздух вдоль границы с Грузией русскими радарами, а также немногочисленными самолетами, находившимися в это время в воздухе.

Беспилотный самолет взлетел с авиабазы неподалеку от грузинского города Гори, и сейчас двигался, подчиняясь командам с земли, которые подавали офицеры ВВС США, числившиеся инструкторами, обучавшими грузин управлять беспилотными разведчиками. Картинка с камер, установленных на "Хантере", передавалась одновременно и на авиабазу, и в американское посольство в Тбилиси. Сидевшие в фургоне мобильной станции управления американские офицеры, в прочем, не участвовали в разыгрывавшейся комбинации. Они лишь вели "Хантер" в заданный квадрат, ведя наблюдение за тем, что творилось на земле. Кто еще пользовался поступавшими с разведчика в режиме реального времени данными, американцы не знали.

Конечным пунктом назначения, где должен был завершиться долгий перелет, было горное ущелье на границе Грузии и Чечни. Оператор, управлявший самолетом-роботом, ввел координаты этого перевала, вдруг приковавшего внимание представителей почти всех разведывательных служб США, находившихся в это время в Закавказье, и "Хантер" послушно лег на указанный курс.

Беспилотник летел не сам по себе, но под пристальным наблюдением сразу с нескольких пунктов. Прежде всего, за полетом разведчика следили операторы с борта летающего радара "Сентри", самолета радиолокационного обнаружения и наведения, что описывал сейчас круги возле российско-грузинской границы, ближе к побережью Каспийского моря. Они были готовы в случае необходимости перехватить управление самолетом, если вдруг возникнут какие-либо сложности у наземного оператора.

Также за полетом беспилотного разведчика внимательно наблюдали с борта нескольких натовских кораблей, державшихся сейчас возле морской границы России в Черном море. Правда, их возможности были чуть меньше, поскольку мощные радары с трудом могли отслеживать такой небольшой объект, как разведчик, летевший среди гор на предельно малой высоте.

Благополучно преодолев развернутую вдоль границы систему противовоздушной обороны, никак не отреагировавшей на такой маленький объект, "Хантер" наконец оказался в точке назначения, и принялся описывать круги над ущельем, ставшим местом ожесточенного боя отступающих боевиков и роты русского десанта. Мощные камеры включились по команде с земли, и спустя пару минут в пункте управления уже начали получать информацию о происходящем на земле. Системы видеонаблюдения разведчика сканировали пространство в видимом и инфракрасном спектре, а мощные компьютеры, установленные на земле, обрабатывали полученное изображения, предоставляя операторам уже трехмерную модель перевала.

– Вот они, – старший из трех агентов ЦРУ, координировавших действия боевиков, среди которых было несколько его коллег, указал на несколько точек на гребнях гор. – Это русские. Они неплохо устроились – простреливают все ущелье, к тому же подобраться к ним можно только под плотным огнем.

– Да, похоже, наши чеченские друзья попали в ловушку, – задумчиво кивнул второй агент, не отрываясь глядевший на экран. – Нам сообщили, что в воздух поднято полдюжины русских штурмовиков, которые будут над перевалом спустя минут сорок. Если чеченцы не прорвутся, они там так и останутся.

– Прорыв приведет только к новым жертвам, – возразил третий агент. – У русских минометы и тяжелые пулеметы, а боевики все тяжелое вооружение бросили при отступлении. К тому же их численное превосходство далеко не так существенно, как кажется, а при том, что русские неплохо укрепились, оно и вовсе сходит на нет.

– Значит, придется прибегнуть к помощи грузинских товарищей, – решил первый агент. – Не зря же мы перебрасывали их к границе. Пусть помогут своим братьям-чеченцам. – Он потянулся за трубкой спутникового телефона.

А спустя еще несколько минут на экране ноутбука, размещенного в кузове армейского грузовика, стоявшего на склоне горы в считанных километрах южнее границы, появилось изображения ущелья, где были заперты боевики, с высоты птичьего полета. Внимательно изучив картинку, грузинский майор начал четко отдавать команды расчетам развернутой тут же артиллерийской батареи.

– Ориентир пять, дальность – двенадцать, – стволы шести орудий, уже устаревших, но все еще остававшихся грозным оружием в умелых руках гаубиц Д-30, подчиняясь командам, взметнулись вверх. – Осколочным – огонь!

Грохот слитного залпа прокатился над склоном, и начиненные двадцатью килограммами взрывчатки снаряды устремились на север, чтобы разорваться уже на территории другой страны.

Благодаря воздушной корректировке первый залп оказался очень точным, и все шесть снарядов взорвались точно на гребне западной горы. Осколки стальной косой смели окопавшихся солдат, а тех, кто оказался чуть более везучим, сбивала с ног ударная волна.

– Какого хрена, – капитан Глушков, находившийся чуть позади своих бойцов, продолжавших вести вялую перестрелку с, казалось, уже готовыми отступить боевиками, сперва не понял, что произошло. В голове его стоял гул, во рту чувствовался привкус крови. – Что творится, мать вашу?

– Товарищ капитан, – к командиру, пригибаясь к самой земле, бежал сержант Звягинцев. На лице его была кровь, голова – непокрыта. – Это же тяжелая артиллерия! У нас уничтожены оба "Корда" и АГС, убито больше десяти человек.

– Откуда у них пушки? – Глушков озирался по сторонам, пытаясь понять, какую хитрость придумали чеченцы, но в этот момент их накрыл второй залп. Кучно падавшие снаряды смели минометную батарею, уничтожив весь ее расчет. Звягинцев вдруг захрипел, опускаясь на колени, и Глушков увидел на его спине кровоточащую рану.

Третий залп стальной метлой прошелся по противоположному склону, и Александру оставалось только гадать, какие потери понесла его рота. Здесь, вокруг себя, он видел только контуженных солдат, едва начинавших приходить в себя, или просто кровавые ошметки, оставшиеся от тех, кому повезло меньше. А в считанных сотнях метров отсюда засели "духи", которые в любой миг могли пойти в атаку.

– Радист, ко мне, – Глушков подозвал к себе солдата, тащившего на спине рацию, и настроившись на нужную волну, вызвал штаб операции: – Гранат, Гранат, я – Сапфир. Позиции роты обстреляны из тяжелых орудий, имею большие потери. Банда готовится пойти на прорыв. Прошу подрежать с воздуха. Как приняли?

– Вас не понял, Сапфир, какая артиллерия? – штабной связист, казалось, был сильно удивлен. – Повторите.

– Повторяю, – покричал Глушков, поскольку рядом разорвался новый снаряд. – По нам стреляют из гаубиц, предположительно с противоположной стороны границы. Прошу поддержки. У меня осталось мало людей, "духи" нас сомнут в момент.

– Сапфир, авиация уже в воздухе, – успокаивающе произнес невидимый связист. – Будут у вас через пятнадцать минут. Держитесь, сколько сможете. Конец связи.

Через минуту, пока штурмовики, врубив форсаж, летели к месту боя, а грузинские артиллеристы перезаряжали свои орудия, сообщение Глушкова уже легло на стол генерала Бурова, лично руководившего операцией. Командующий, прибывший в штаб с самолета, неотлучно был здесь уже несколько часов, забыв про сон и отдых, и вместо обеда выпив только стакан чая. К нему постоянно стекалась различная информация, и в значительной степени от того, как быстро он сумеет ее усвоить, зависели жизни простых солдат и сержантов, добивавших в горах остатки банды. Весь штаб работал в состоянии высочайшего напряжения, и именно благодаря этому пока потери спецназа и десанта были минимальными, чего нельзя было сказать об их противнике.

– Что думаете, – прочитав короткую записку, составленную принявшим сообщение радистом, генерал взглянул на командующего артиллерией, полковника Шмакова. – Грузины действительно могут их обстреливать, или это "духи" постарались?

– Полагаю, огонь действительно ведется через границу, – уверенно ответил Шмаков. – По моим данным, грузины в течение прошедших нескольких дней подтянули к границе несколько батарей, и одна из них сейчас наверняка ведет огонь по десантникам.

– Выродки, – командующий сжал кулаки, глухо зарычав, точно дикий зверь: – Это уж слишком, обстреливать наших солдат на нашей же территории. Чертовы грузины даже не скрывают, что заодно с "духами". Нет, ух надо как следует проучить! Позиции батареи известны, – спросил Буров. – Мы можем нанести контрудар?

– Так точно, товарищ командующий, – коротко ответил Шмаков.

– Не забывайте о дипломатической стороне вопроса, – произнес начальник разведки. – Грузины зарвались, это верно. Но об этом не вспомнят, когда начнут склонять нас с вами, товарищ генерал-полковник, варваров и дикарей, подвергших агрессии мирную страну, разумеется, занимающую в конфликте полный нейтралитет.

Сергей Буров взглянул Горлицкого, но ничего не сказал. Командующий понимал, что такое решение может стоить ему погон, и это еще будет не худшим вариантом. Но сидеть, сложа руки, пока там, на границе, гибнут его бойцы, отчаянно ставшие на пути орды бесноватых горцев, было превыше его сил.

– Товарищ генерал-полковник, – генерал Ермолов, командир той самой дивизии, бойцы которой сейчас гибли под снарядами на перевале, не выдержал, тоже пребывая в состоянии крайнего волнения: – Пока вы тут разговариваете, там, в ущелье, умирает моя рота. Прошу вас, сделайте что-нибудь, чтобы спасти пацанов!

– Сергей Николаевич, – осторожно заметил Молотов. – Не думаю, что вам стоит самому принимать решение об обстреле чужой территории. Полковник Горлицкий прав, и нужно уведомить Москву, пусть там и решают.

– Что, – от удивления Буров выпучил глаза, уставившись на свого подчиненного. – Какая Москва? Там гибнут мои солдаты, и я не позволю положить их всех из-за бюрократии штабных офицеров. Черт побери, да они на обсуждение потратят неделю, – воскликнул командующий. – Все последствия принятого решения беру на себя. Иван Кузьмич, – обратился командующий к Шмакову, – Вы можете подавить грузинскую артиллерию?

– Товарищ генерал, они находятся слишком далеко, – покачал головой Шмаков. – Достать с земли их можно только с помощью тактических ракетных комплексов "Точка", но на переброску их к границе уйдет не менее часа.

– Тогда передайте координаты грузинских батарей авиации, – потребовал командующий федеральными силами. – Что у нас есть сейчас в этом районе?

– Группа Су-25 направляется к перевалу, – ответил командующий авиацией, генерал Матвеев. – Думаю, там они будут нужнее. Еще есть пара Су-24, немного восточнее этого квадрата. Они выйдут на цель в течение тридцати минут, если вы прикажете.

– Я прикажу, – решительно кинул Буров. – Приказываю уничтожить батареи противника, ведущие обстрел нашей территории. Использовать все самолеты, нанести по их позициям массированный удар. Также приказываю в район ущелья перебросить еще две десантно-штурмовые роты. "Духов" не пускать через границу ни в коем случае, у себя мочить будем. – Буров мрачно усмехнулся, уже представляя, что останется от боевиков после удара шести груженных бомбами и ракетами под завязку "грачей". – Да, и соедините меня с Генштабом, нужно объяснить им ситуацию.

На борту "Сентри", по-прежнему парившего возле границы и сканировавшего воздушное пространство в районе операции, с удивлением наблюдали, как пара русских самолетов смело пересекла границу Грузии.

– Вот это да, – удивленно произнес оператор, указывая своему напарнику на отметки, обозначавшие воздушные цели. – Русские осмелели! Не ждал такого от них.

– Знаешь, когда гибнут твои солдаты, сложно придерживаться правил дипломатии, – усмехнулся второй американец. – Я очень хорошо понимаю того, кто командует русскими.

– Не думаю, что грузины позволят им исполнить задуманное, – заметил первый оператор. – Они уже знают о появлении чужаков.

Бомбардировщики летели почти не таясь, и, конечно же, были уже замечены операторами грузинских радаров, которые сразу же сообщили о нарушителях на зенитно-ракетные батареи, развернутые вдоль границы. Но русские пилоты, словно забыв об опасности, уверенно вели свои боевые машины к цели, и американцы уже поняли, что именно они избрали в качестве ее.

– Я – семнадцатый, вижу гаубичную батарею противника, – тем временем доложил командир звена бомбардировщиков Су-24М, опустив свой самолет на высоту не более полукилометра. – Батарея ведет интенсивный огонь. Жду приказа, земля.

Тяжелый самолет пролетел над головами грузинских солдат, от страха и неожиданности побросавших снаряды и кинувшихся в разные стороны. Их можно было понять, ведь с грохотом пролетающий над тобой на высоте несколько десятков метров сорокатонный бомбардировщик, ощерившийся подвешенными под крыльями ракетами – зрелище не для слабонервных. Однако панике подверглись не все, и несколько бойцов уже готовили переносные зенитные комплексы "Стрела-3", наводя их на удалявшийся русский самолет.

– Семнадцатый, по тебе выпущены ракеты, – закричал ведомый, увидевший протянувшиеся от земли дымные шлейфы. – Уклоняйся!

– Выполняю противоракетный маневр, – пилот ведущего самолета сделал резкий поворот, одновременно включая станцию постановки помех. За набиравшим высоту самолетом рассыпались гроздья тепловых ловушек, отвлекших на себя запущенные грузинами "Стрелы"

– Семнадцатый, – раздался голос оператора в наушниках пилотов. – Приказываю батарею противника уничтожить. Повторяю – батарею противника уничтожить!

Оба бомбардировщика, набрав высоту, сделали разворот, нацеливаясь на позиции грузинских гаубиц. Навстречу им устремились еще зенитные ракеты, но дальность была слишком велика, и они просто упали на землю, истратив топливо.

– Цель в захвате, – сообщил второй пилот ведущей машины, совместив перекрестье прицела с позициями грузинских гаубиц. – Готов к работе!

– Давай, – приказал командир экипажа, и оба бомбардировщика сбросили по одной управляемой бомбе КАБ-500КР.

Преодолев отделявшие их от цели километры за считанные секунды, бомбы, точным попаданием поразив два орудия, не только уничтожили их, оставив лишь две глубокие воронки, но и повредили другие гаубицы. Всюду были разбросаны тела убитых и раненых артиллеристов. Операторам русских бомбардировщиков достаточно было навести метку прицела на цель, после чего, положение ее вводилось в систему самонаведения бомбы, следовавшей к указанному объекту. Носитель мог не участвовать в атаке, но русские летчики, несмотря на то, что фактически батарея была уничтожена, направили свои машины вслед за бомбами.

Когда расстояние между бомбардировщиками и тем, что оставалось от артиллерийской батареи, сократилось до нескольких сотен метров, из-под крыльев каждого самолета к земле устремились по полдюжины фугасных бомб свободного падения ФАБ-250.

Смертоносный груз был сброшен с идеальной точностью, и кусты разрывов скрыли батарею от глаз пилотов, основательно перепахав горный склон. Бомбардировщики стремительно пронеслись над тем местом, где секунду назад была батарея, а теперь остались только воронки взрывов и искореженные орудия, отброшенные в сторону взрывной волной. Одна из бомб, вероятно, угодила точно в ящики со снарядами, и к небу поднялся столб оранжевого пламени, мгновенно выросший ввысь на две сотни метров.

– Цель поражена, – сообщил на базу ведущий. – Задача выполнена.

Звено бомбардировщиков, поднявшись до восьми километров, четко и плавно, как на параде, выполнило разворот, ложась на обратный курс. Позади осталась разбитая, сметенная с лица земли точным ударом вражеская батарея, а впереди был родной аэродром, де пилотов ждал отдых и заслуженные почести от командования. Летчики расслабились, забыв на мгновение, что все еще находятся в воздушном пространстве другой страны. И в этот момент в кабинах обоих машин пронзительно заверещала система предупреждения о радиолокационном облучении "Береза".

– Земля, земля, я в захвате, – встревожено сообщил пилот ведомой машины. – Черт, по мне выпущены ракеты!

– Восемнадцатый, – диспетчер отозвался немедленно. – Покинуть воздушное пространство Грузии! Включить систему постановки радиоэлектронных помех!

Атакованный бомбардировщик, набирая скорость, устремился к границе, а за ним, с каждой секундой сокращая расстояние, следовала зенитная ракета. Зенитный комплекс "Ангара", уже не новый, но по-прежнему опасный для любого самолета, был создан в той же стране, что и бомбардировщик, и никто не думал, что ему когда-нибудь придется стрелять по своим, но теперь они оказались по разные стороны фронта.

Пилот бросал свою боевую машину из стороны в сторону, но головка наведения ракеты надежно захватила цель. Станция радиоэлектронного подавления "Гардения" забила эфир помехами, слепя систему наведения ракеты. Дипольные отражатели веером рассыпались позади набравшего максимальную скорость бомбардировщика, создавая отметки ложных целей, но зенитная ракета 5В28М, наводящаяся на подсвеченную с земли цель, стремительно сокращала расстояние, не поддаваясь на эти уловки.

И тогда летчик, понимавший, что увернуться от ракеты ему не удастся, направил бомбардировщик точно на склон ближайшей горы. Ракета, скорость которой была выше, оказалась уже так близко, что дистанционный взрыватель мог сработать в любую секунду, а пилот вел свою машину прямо на скалу. И когда до земли осталось несколько десятков метров, летчик резко рванул штурвал на себя, направив самолет точно вверх. Ракета оказалась чуть менее маневренной, и, оглянувшись назад, летчики Су-24М увидели огненный шар взрыва. Самолет развернулся и взял курс на Россию. Задача была выполнена полностью, а топлива в баках оставалось как раз на обратный путь.

Операторы американского самолета-радара "Сентри" отчетливо видели, как русские бомбардировщики вновь оказались над своей территорией, но они не могли заметить еще один самолет, которого в этом районе просто не должно было быть. Тактический бомбардировщик F-117A "Найтхок", взлетевший пару часов назад с одного из натовских аэродромов в Турции, летел над грузинской территорией на минимальной высоте, умело следуя рельефу местности и с каждым мгновением приближаясь к границе.

Высившиеся слева и справа горы надежно укрывали самолет от пронизывавших воздух "взоров" мощных радаров, работавших по обе стороны границы. Когда же бомбардировщик взмывал вверх, перелетая оказавшиеся на его пути преграды, лучи русских, грузинских и американских локаторов лишь бессильно скользили по граненому корпусу самолета, частью поглощаемые специальным покрытием, а частью просто рассеиваемые в воздухе.

Сидевший в тесной кабине "стеллса" пилот, носивший знаки различия полковника, и подчинявшийся не командующему ВВС, а людям из главного аппарата ЦРУ, услышал звуковой сигнал, сообщивший ему, что самолет оказался в зоне нанесения удара. Американец, командир эскадрильи, опытный летчик, сражавшийся еще в Ираке и Афганистане, не знал, какой объект ему придется уничтожить. Ему лишь было известно, что цель находится возле границы с Россией, но этого вполне хватало для выполнения задания, настолько секретного, что, кажется, всех его подробностей не знал и отправивший полковника в этот полет генерал.

На одном из установленных в кабине бомбардировщика жидкокристаллических дисплеев вспыхнула пульсирующая точка, обозначавшая цель, которую требовалось поразить. Кто-то заранее поставил там радиомаяк, и пилоту "Найтхока" оставалось только ввести в систему управления оружием координаты цели, а мощный бортовой компьютер сам уже должен был определить точку сброса бомб. В отличие от прежних вылетов, сейчас во внутренних отсеках "стеллса" были подвешены обычные тысячефунтовые бомбы свободного падения, а не управляемые через спутник или наводимые лазерным лучом с земли высокоточные боеприпасы.

Бортовой процессор, получив координаты цели, затратил на необходимые расчеты доли секунды, и пилот, выводя свой бомбардировщик на точку атаки, потянул штурвал, набирая высоту. На несколько минут на экранах радиолокационных станций по обе стороны границы появилось нечеткое пятно, нисколько не похожее на отметку от самолета, а затем американец коснулся пульта управления, сбрасывая вниз свой смертоносный груз, и вновь увел бомбардировщик к самой земле, уходя из поля зрения радаров.

Две мощные бомбы "Марк-83" устремились вниз, покинув бомбовые отсеки, створки которых мгновенно захлопнулись. Пилот "невидимки" только успел заметить впереди, прямо по курсу, скопление домов, походившее на горное селение, которое, возможно, и стало целью его вылета. Его, впрочем, не интересовало, куда упали сброшенные бомбы, подполковник просто развернул "Найтхок" на обратный курс, стремясь поскорее покинуть чужое небо и оказаться над морем. Там, впереди, его уже должен был ждать воздушный танкер КС-130 "Геркулес", также взлетевший с турецкой авиабазы, поскольку топлива на обратный путь не оставалось, и баки "стеллса" были уже почти пустыми.

А тем временем зажатые на перевале боевики, вдруг поняв, что обстрел русских позиций прекратился, поднялись в атаку, решив, что противник уже полностью подавлен. Больше сотни чеченцев и арабов, многие из которых пребывали под действием наркотиков, цепью, в полный рост двинулись на позиции десантников.

– Аллах Акбар, – боевики бежали, на ходу стреляя из всех стволов и не давая русским возможности высунуться из своих окопов. – Смерть неверным! Убьем шакалов!

Десантники, еще не успевшие опомниться от артиллерийского налета, перепахавшего их наспех оборудованные позиции, даже не замечали приближения противника, который с каждой секундой сокращал расстояние. Деморализованные солдаты уже не думали о сопротивлении.

– Рота, к бою, – капитан Глушков вскинул автомат, выпуская в приближающихся чеченцев оставшиеся в магазине патроны. Он видел, как один из "духов", словно наткнувшись на невидимую преграду, остановился, затем завертелся волчком на одном места и упал. – Огонь!

Рядом раздался дробный стук пулемета, и длинная очередь срезала не менее полудюжины боевиков. Чеченцы шли кучно, по мере приближения к русским позициям сбиваясь в живой кулак, которым намеревались проломить ослабленную оборону. Пулеметчик успел выпустить еще несколько очередей, прежде один из боевиков сделал выстрел из ручного гранатомета. Прямым попаданием солдата разорвало на куски на глазах Глушкова.

Справа и слева раздались короткие автоматные очереди – десантники заметили угрозу и пытались теперь остановить боевиков, но охваченные безумием, одурманенные наркотиками "духи" уже не обращали на такие мелочи внимания. Они рвались вперед, ощетинившись стволами и ведя шквальный огонь, сметавший все вокруг, хотя почти никто из боевиков даже не пытался целиться.

– Мама, – молодой солдат кинулся на встречу Глушкову, бросив на бегу снайперскую винтовку. – Я не хочу умирать, нет! Помогите!

– Назад, сопляк, – капитан одним ударом сбил охваченного паникой солдата с ног. – Приказываю вернуться на позиции! Выполнять!

Солдат, похоже, вообще перестал воспринимать что-либо, и Глушков, подхватив его винтовку, прыгнул в неглубокий окоп, в сотне метров от которого уже находились чеченцы. Действуя на автоматизме, капитан вскинул винтовку, поймав в перекрестье прицела бородатого чеченца с зеленой повязкой на голове, на бегу стрелявшего из пулемета. Резкое движение пальца – и грудь боевика взрывается кровавыми брызгами, а капитан уже целился в его соседа, здоровенного негра в "арафатке", вскидывавшего на плечо раструб противотанкового гранатомета. Новый выстрел – и второй боевик с почти оторванной головой отлетает назад, такова была энергия выпущенной в упор пули.

Глушков стрелял снова и снова, пока не опустел магазин. К тому моменту уже восемь "духов" остались лежать на подступах к его окопу. Но боевиков было слишком много, и никакая даже самая меткая стрельба не могла их задержать. Рядом с капитаном прокатилась по камням ручная граната, и Глушков, показывая чудеса акробатики, прыгнул в сторону, отбрасывая бесполезную теперь винтовку. Взрыв произошел совсем близко, и только чудом капитана не зацепил ни единый осколок.

Набегавшие боевики в упор расстреливали немногочисленных десантников, уцелевших после убийственного артиллерийского налета. Один из них, вскочив на бруствер неглубокого окопа, вскинул автомат, выпуская в сжавшегося от страха на дне укрытия солдата сразу почти весь магазин и превратив за секунду человека в кровавое месиво. Яростно оскалившись и выкрикивая что-то нас своем языке, чеченцы бежали вперед, сметая всех, кто осмеливался встать на их пути. Забрасывая пространство перед собой гранатами, заливая его дождем свинца, они рвались к выходу из ущелья, который означал для них спасение.

Глушков вскочил на ноги, и его взгляд упал на присыпанный землей пулемет, уставившийся стволом на находившихся в считанных шагах боевиков.

– Суки, – зарычав, капитан прыгнул к пулемету, подхватывая его с земли и выпуская длинную очередь по окружавшим его "духам". – Получите, твари!

Тяжелое оружие в руках Глушкова содрогалось от интенсивной стрельбы, и боевиков, словно невидимой косой, срезали кучно летевшие пули. Чеченцы, еще не понявшие, кто и откуда стреляет по ним, падали на землю, разорванные пополам, окропляя камни собственной кровью, а Глушков, забыв обо всем на свете, стрелял и стрелял, не отпуская спусковой крючок и громко крича. Он видел перед собой оскаленные бородатые лица, злобно визжавшие что-то и захлебывавшиеся собственным криком, когда их, одного за другим, настигали его пули.

Джон Уоллес в этом бою твердо решил укрыться за спинами боевиков, предоставив им сомнительную привилегию лезть под русские пули. Уоллесу хватило впечатлений от первой атаки, и больше он не хотел так рисковать. Агент ЦРУ понял, что навоевался на всю оставшуюся жизнь, и если ему повезет выбраться отсюда живым, то за благо примет кабинетную работу до самой пенсии.

Американец уже решил, что они прорвались сквозь русских, похоже, погибших в неравном бою до единого человека. Вокруг валялись изломанные тела молодых парней, совсем еще мальчишек в камуфляже и с автоматами в мертвых руках. Уоллесу не верилось, что эти пацаны смогли задержать несколько сотен профессиональных наемников, многие месяцы проведших в тренировочных лагерях под надзором опытных инструкторов, и еще больше времени – в настоящих боях в самых разных уголках мира. Он с удивлением рассматривал их юные лица, совсем не походившие на лица солдат, способных остановить врага ценой собственной жизни, и не думавших о бегстве в самые страшные моменты.

Уоллес не понял сразу, что случилось, когда рядом раскатисто прогремела пулеметная очередь, и выпущенная уцелевшим русским очередь зацепила его в ногу. Единственная пуля пробила мышцы и раскрошила плоть, устремившись дальше. Джон упал, еще не чувствуя боли, просто нога вдруг отказалась ему подчиняться. Рядом завалился на спину боевик, грудь которого перечеркнул пунктир пулевых отверстий. Другому чеченцу пули оторвали руку, и он теперь голосил, стоя во весь рост точно перед русским, лупившим из пулемета, как одержимый.

– Американец, – возле Уоллеса, еще пытавшегося ползти, опустился на корточки, скрываясь от огня, один из боевиков Шарипова. – Ты что, ранен? Куда?

– Нога, – прохрипел Джон. Шок прошел, и теперь он чувствовал страшную боль. – Не могу ходить.

– Сейчас, – чеченец отстегнул ремень от своего автомата. – Терпи, американец. Сейчас жгут наложу, а дальше ползи, как хочешь. – Едва боевик, вопреки обыкновению, остановившийся, чтобы помочь раненому, к тому же чужеземцу, закончил свою работу, в грудь ему ударила пуля, сбившая человека с ног. Он только коротко вскрикнул, падая на спину и широко раскинув руки.

– Дьявол, – Уоллес ползком двинулся туда, куда бежали боевики, не чувствуя в этот момент никакой боли. – Боже, позволь выбраться отсюда! – Американец поминал Господа и черта одновременно, не замечая собственного богохульства.

А капитан Глушков все стрелял, срезая каждой очередью одного из "духов". Вал боевиков словно наткнулся на скалу, разбившись об нее. Но этот неравный бой мог кончиться только так, как кончился. Один из боевиков вскинул снайперскую винтовку и, почти не тратя времени на точный прицел, выстрелил, свалив Глушкова с ног. Капитан был на самом деле жив, его спас тяжелый бронежилет, задержавший пулю, но моджахеды, к счастью не стали это выяснять. Устранив последнюю преграду на пути к спасению, они что есть сил, бросились вперед по ущелью, пытаясь быстрее добраться до границы.

Над головами чеченцев взревели мощные турбины, и несколько штурмовиков Су-25 спикировали на сбившихся в теснине перевала боевиков, открыв шквальный огонь. Первая пара самолетов сбросила двухсотпятидесятикилограммовые бомбы, накрывшие самую большую группу боевиков, а остальные выпустили по нескольку десятков реактивных снарядов. Склоны ущелья окутал огненный смерч, убивавший все живое, и мало кто мог уцелеть в этом кошмаре. Но штурмовики, проносясь над ущельем, сделали разворот, и вновь атаковали охваченных ужасом боевиков, метавшихся, словно дикое стадо.

Загрохотали мощные тридцатимиллиметровые пушки ГШ-30-2, посылая в стону чеченцев сотни снарядов. Кроме встроенных орудий, каждый самолет нес под крыльями по два контейнера СППУ-22 с двуствольными пушками калибра двадцать три миллиметра, и сейчас штурмовики изрыгали пламя сразу в шесть стволов, кромсая на куски все, что было под брюхом штурмовиков.

Поток свинца, тропическим ливнем обрушившийся на двигавшихся по ущелью боевиков, мгновенно уничтожил большую их часть, сметя всех, кто находился в этот момент на склонах, в том числе и на позициях разгромленной десантной роты. Щедро расходуя снаряды, русские штурмовики прошли над ущельем на бреющем полете, а затем вновь набрали высоту, делая новый заход.

Пилот одного из "грачей", выполняя разворот для того, чтобы снова пройти вдоль ущелья, обрушив очередной шквал огня на уцелевших "духов", вдруг заметил в стороне странный аппарат, похожий на поделку авиамоделиста. Опытному летчику понадобилось очень мало времени, чтобы понять, что именно он видит перед собой.

– База, я – Грач-два, – пилот связался с землей, вызывая командный центр операции. – В квадрате тридцать-пятнадцать наблюдаю неопознанный беспилотный разведчик. Прошу уточнить, находятся ли в моем квадрате наши разведывательные самолеты.

– Грач-два, наших беспилотников в этом районе не должно быть, – раздалось в ответ в наушниках. Координировавшему полеты офицеру на земле понадобились считанные секунды, чтобы выяснить нужную информацию. – Это чужак. Приказываю неопознанный беспилотный самолет уничтожить!

– Вас понял, – пилот штурмовика потянул штурвал, разворачивая Су-25 в направлении разведчика. – Захожу на цель.

Переговоры русского летчика с землей были перехвачены без особых проблем, тем более, никто не собирался пользоваться какими-то шифрами и кодами. И операторы летающего радара Е-3А "Сентри" отчетливо видели, что русский самолет идет на сближение с "Хантером", по-прежнему кружившим над ущельем, где агонизировала банда чеченцев.

– Я – Око, беру управление беспилотником на себя, – сообщил один из находившихся за пультами на борту АВАКСа офицеров, увидев, что разведчику грозит опасность. Не было смысла оставлять на растерзание русским дорогой самолет, напичканный кучей сложнейшей электроники, и в экстренной ситуации именно взяв контроль на себя, операторы "Сентри" могли спасти его, уведя из-под удара. Сидевшим по другую сторону гор людям из ЦРУ было сложнее следить за обстановкой, чем с борта кружившего на высоте шесть километров разведывательного самолета.

Внимательно следя за движением отметок на экране радара, американский офицер, словно играющий в видеоигру подросток, стал корректировать курс "Хантера", такого ценного и такого уязвимого, с помощью движений джойстика. Он заставил беспилотный самолет уйти на предельно малую высоту, и выпущенная пилотом "сухого" очередь из бортовой пушки прошла мимо, а затем сам штурмовик пронесся мимо "Хантера" на большой скорости, вынужденный вновь набрать высоту для очередной атаки.

– Я Грач-два, иду на второй заход, – русский летчик развернул "грач" вслед устремившемуся на юг, к границе, беспилотному шпиону.

Штурмовик Су-25, хоть и способный защитить себя от атак вражеских истребителей, не был предназначен для воздушного боя, к тому же сейчас на подвесках не было ракет "воздух-воздух". Но в кабине бронированного детища КБ Сухого сидел опытный пилот, отлично владевший вверенным ему оружием. Сбросив скорость до минимума, он приблизился к тихоходному, а оттого еще менее уязвимому разведчику на сотню метров, и вдавил гашетку. Трассирующая очередь прочеркнула воздух, и беспилотная "игрушка" вспыхнула огненным цветком.

– Цель поражена, – отрапортовал пилот, удовлетворенно наблюдавший, как догорают останки разведчика. – Неопознанный самолет уничтожен.

Тем временем остальные штурмовики, избавляясь от смертоносного груза, крутили над ущельем, для боевиков становившимся братской могилой, карусель смерти. Один за другим, они взмывали ввысь, чтобы затем снова спикировать на цель. За считанные минуты самолеты уже обрушили на ущелье больше двадцати тонн взрывчатки, напалма и свинца, наверняка уничтожая всех, кому не посчастливилось в это время оказаться в лощине.

Джон Уоллес, почувствовав, что наступило затишье, что было мочи, бросился бежать вверх по склону. Он понимал, что у того, кто останется внизу, в тесноте ущелья, шансов выжить просто не будет. Русские самолеты засеют перевал таким количеством бомб, что едва ли здесь уцелеет хоть что-то. Американец успел только достать походную аптечку и сделать себе инъекцию обезболивающего, когда вновь раздался рев реактивных двигателей, и грозные Су-25 опять показались над перевалом.

Первая пара штурмовиков, пройдя на высоте менее трехсот метров, сбросила по две бомбы, устремившиеся к дну ущелья. Спустя несколько секунд, когда бомбы находились всего в тридцати метрах от земли, раскрылись купола тормозных парашютов, замедлив их падение. Плавно опускающиеся на толпу охваченных паникой боевиков, бомбы окутались облаком аэрозоли, которая представлял собой мощную взрывчатку, а затем сработали детонаторы, и в воздухе вспухли четыре огненных шара.

Бомбы, обозначенные мало понятным непосвященному индексом ОДАБ-500ПМВ, относились к так называемому оружию объемного взрыва, называемому также вакуумным или термобарическим, оружию поистине страшному, кое в чем способному превзойти даже атомное. Последствия их взрыва не ограничивались обычной ударной волной, от которой можно было спастись, просто вжавшись в землю. В заполненном газообразной взрывчаткой объеме в одно мгновение полностью выгорал кислород, воздух сильно разрежался, и к эпицентру взрыва устремлялась встречная воздушная волна, сметавшая все. Кроме того, аэрозоль, служивший начинкой таким боеприпасам, затекал в укрытия, и от этого взрыва нельзя было спастись, просто забившись в какую-то щель. Ничто не могло уцелеть там, где рвались такие бомбы.

По узкому ущелью прокатился огненный вихрь, пожиравший на своем пути все, что могло гореть и даже то, что в принципе было неуязвимо для пламени. Хусейн Шарипов, двигавшийся вместе со своими бойцами в общем потоке, ощутил волну жара, от которого мгновенно покрылась волдырями кожа и обгорели волосы, а затем мощный удар, волна раскаленного воздуха, отбросила его куда-то в сторону. К счастью для чеченского командира, сброшенные русскими пилотами бомбы угодили в голову колонны, и только поэтому Шарипову удалось уцелеть.

Чеченец, контуженный близкими взрывами, на некоторое время ослеп и почти перестал слышать. Только звериный инстинкт подсказал ему, что приближаются штурмовики, и Шарипов скрылся в щели между валунами за несколько секунд до того, как на уцелевших боевиков, которых оставалось не более трех десятков, обрушились волны неуправляемых ракет и осколочных бомб, добивавшие банду. Взрывы раздавались рядом, в нескольких метрах от ненадежного укрытия Хусейна, но ему повезло, и осколки, с визгом ударявшие по камням, не зацепили чеченца. Стоило только стихнуть грохоту взрывов, кое-как пришедший в себя боевик, один из немногих, кто выжил в этом аду, пополз вверх по склону, стремясь убраться подальше от перевала, ставшего братской могилой для сотен моджахедов.

Отбомбившись, "грачи" тем временем взмыли вверх, освобождая воздушное пространство над перевалом для второго эшелона. В небе мелькнули хищные силуэты старых, но еще смертоносно опасных "крокодилов", штурмовых вертолетов Ми-24. Пилоты боевых винтокрылов, заметившие движение в ущелье, дали несколько очередей из пулеметов и спаренных двадцатитрехмиллиметровых пушек, установленных в носовых турелях. Вертолеты летели низко, едва не касаясь бронированными днищами земли, и буквально утюжили и без того перепаханное после налета штурмовиков ущелье, ведя шквальный огонь из всего вооружения. А вслед за "крокодилами" над ущельем появились транспортные вертолеты Ми-8, "пчелки", доставивших две роты десанта, который должен был зачистить окрестные горы и довершить уничтожение боевиков, так и не сумевших прорваться к границе.

Ощетинившись во все стороны стволами установленных в распахнутых иллюминаторах и поемах бортовых люков пулеметов "Корд", ощерившись подвешенными по бортам вместительных корпусов блоками неуправляемых реактивных снарядов, транспортники один за другим опускались к самой земле. Джон Уоллес, затаившийся среди скал, и едва не терявший сознание от боли, которую не могли толком унять даже дорогие транквилизаторы, видел, как из распахнувшихся люков зависших над склоном боевых вертолетов, только что перемоловших остатки еще сутки назад такой грозной банды, выпрыгивали русские десантники. Затянутые в камуфляж, казавшиеся неповоротливыми из-за тяжелых бронежилетов, оружия и "разгрузок", набитых боеприпасами, солдаты удивленно озирались по сторонам. У их ног раскинулось буквально заваленное трупами погибших чеченцев ущелье, кое-где охваченное огнем. Камни там, внизу, были оплавлены жаром от взрывов вакуумных бомб, иссечены осколками ракет и пулями.

На глазах у американца, боявшегося пошевелиться, чтобы не выдать себя русским, десантники разделились на несколько групп. Часть высадившихся бойцов сразу же заняла оборону на вершинах, хотя едва ли рядом был хоть кто-то, способный сейчас напасть на русских. Несколько десятков человек спустились в ущелье, дабы уничтожить тех боевиков, кто мог уцелеть после воздушного удара, а еще несколько солдат направились к заваленным телами чеченцев и своих товарищей позициям десантной роты, бойцы которой ценой своих жизней смогли задержать едва не вырвавшихся из кольца бандитов.

Десантники бродили среди убитых, относя в сторону тела русских солдат и без особой осторожности скидывая в общую кучу трупы чеченцев, которых было гораздо больше. И пока прибывшие на перевал солдаты были заняты, Джон Уоллес счел за лучшее убраться отсюда подальше, не дожидаясь, когда десантники начнут прочесывать горы.

Американец понимал, что с ним будет, окажись он в плену, и также он отлично осознавал, что шансов уйти от преследования сейчас, если его все же обнаружат, нет никаких. Тяжело раненый, без оружия, без пищи и воды, и, что самое скверное, без связи, он не выдержал бы и нескольких минут погони, а потому следовало скрыться сейчас, пока внимание русских было направлено на своих убитых и раненых. Это задание для Джона Уоллеса завершилось, теперь предстоял долгий путь на юг, туда, где можно будет ощутить себя в относительной безопасности.

Разведчик ползком двинулся по склону, разрывая окровавленный камуфляж об острые камни и молясь, чтобы русские десантники его не заметили. Уоллес двигался в стону скопления валунов, за которыми мог укрыться от посторонних глаз, и до безопасного места ему оставалось проползти метров пятьдесят. Несколько раз американец натыкался на обезображенные трупы чеченцев и русских солдат, сражавшихся здесь. Ему уже показалось, что опасности рядом нет, когда вдруг один из лежавших на камнях людей пошевелился, повернув голову в сторону Джона.

Капитан Глушков с трудом пришел в себя, первым делом осмотревшись по сторонам. Грудь ужасно болела при каждом движении, вероятно, энергии остановленной бронежилетом пули хватило, чтобы переломать кости. Голова буквально раскалывалась на куски, то были последствия близкого взрыва. Офицер еще толком не осознавал, что происходит вокруг, когда его внимание привлекло близкое движение.

Александр в упор смотрел на ползущего по склону в считанных метрах от него мужчину вполне славянской наружности. Сперва капитан решил, что это один из его бойцов, раненый или контуженный, но затем тренированный взгляд узнал чужой узор камуфляжа, и капитан инстинктивно потянулся к висевшей на поясе кобуре.

Одетый в натовский камуфляж человек тоже заметил раненого русского, и несколько мгновений они в упор разглядывали друг друга. Уоллес понял, что этот русский сейчас достанет оружие и если даже не убьет его, то точно привлечет внимание своих товарищей, которым не понадобится много времени, чтобы догнать и схватить американца.

Джон был практически безоружен, автомат он бросил еще раньше, когда его ранило, и потому единственным, что у него осталось, оказался боевой нож. И Уоллес, выхватив из ножен на бедре длинный клинок, обух которого была заточен, словно пила, кинулся к русскому, уже расстегивавшему кобуру. Не обращая внимания на боль в простреленной ноге, Уоллес одним броском преодолел разделявшие их с раненым солдатом считанные метры, навалившись на русского всей массой.

Сильный удар, в который американец вложил все оставшиеся силы, сбил пытавшегося встать на колени Глушкова с ног, и Уоллес, не теряя времени даром, принялся колоть подмятого противника кинжалом. Капитан сопротивлялся, тоже забыв о боли, и противники покатились по склону, удаляясь от находившихся в считанных десятках метров от них десантников, при этом ни один из них не произнес ни звука.

Забыв о красивых приемах, Уоллес изо всех сил колол своего врага клинком, пытаясь поразить его в уязвимые места. Острие несколько раз ткнулось в титановые пластины бронежилета, бессильно соскальзывая по прочному металлу, и русский почти сбросил с себя Джона, вновь пытаясь достать пистолет. Но Уоллес, изловчившись, все же смог нанести удар точно в горло, не прикрытое ничем, и фонтан крови из перебитой артерии брызнул Джону в лицо. Русский офицер захрипел, пытаясь руками зажать страшную рану, и Джон, не тратя время, вновь вонзил ему свой нож в горло.

Умиравший Александр Глушков еще дергался в конвульсиях, а Уоллес, вогнав окровавленный нож обратно в чехол, все так же ползком двинулся туда, где, как он решил, должна была кончать русская земля, и начиналась Грузия. Американец лишь надеялся, что его сил хватит, чтобы преодолеть какой-то километр, отделявший его от безопасной территории другой страны, где ему могли помочь.

А где-то в вышине ложились на обратный курс разведывательные самолеты, которые уже ждали в Инжирлике и на других базах военно-воздушных сил Соединенных Штатов. И точно так же штурмовики с красными звездами спешили вернуться на свои аэродромы, выполнив свою работу. Небо над Кавказом очистилось. Операция "Капкан" завершилась, но план "Иерихон" только начал реализовываться. Первая жертва, которой довелось стать горстке чеченских боевиков, легла на алтарь грядущей победы.