Утро псового лая

Глава 1 Вороньё

Север Грузии, близ российской границы – Лэнгли, Виржиния, США

15 апреля

Человек в изодранном, покрытом слоем грязи и запекшейся крови камуфляже упорно, сдерживая крики боли и лишь изредка приглушенно бранясь, карабкался по склону. Сторонний наблюдатель заметил бы, что этот мужчина при восхождении почти не пользуется ногами, потягиваясь вверх на руках, в которых еще оставались силы, хотя он провел в пути много часов, не позволяя себе даже минутной передышки. Где-то за спиной мог быть враг, жаждущий его крови, а тот, кто с таким упрямством штурмовал горные склоны, еще очень хотел жить.

Скалолаза звали Джон Уоллес, и он был агентом Центрального разведывательного управления США. Он двигался на юг, каждое мгновение ожидая, что горы расступятся, и впереди покажется хотя бы горное селение, приветливо мерцающее огнями незанавешенных окон. Там его никто не ждал, но Уоллес знал, что ему помогут. Однако горы сменялись горами, и не было даже намека на присутствие поблизости людей.

Однако Уоллес не позволял отчаянию взять верх, упрямо идя вперед, на юг, в единожды выбранном направлении. До очередной вершины оставалось уже не более трех метров, когда склон вдруг начал осыпаться вниз, увлекая за собой и человека, явно уставшего и очень слабого.

– Дьявол! – испуганный крик унесся по расщелине, невесомым эхом отражаясь от склонов.

Обдирая в кровь пальцы, Джон Уоллес попытался остановить падение, поскольку внизу, метрах, примерно, в двадцати, было дно ущелья, окутанное сумраком, в котором угадывались похожие на клыки каменные обломки, даже с приличного расстояния и в предрассветной мгле казавшиеся острыми, словно лезвия. Уоллес знал, что, упав туда, он уже никогда не выберется на поверхность, даже если судьба смилостивится над ним, и при падении кости останутся целы.

Наконец мужчина зацепился за вросший в бок горы валун, повиснув на кончиках пальцев. Затем медленно, издавая низкое утробное рычание, разрывая напряженные мышцы и сухожилия, призвав все оставшиеся силы, подтянулся, распластавшись по склону. Прижавшись к холодному, почти ледяному после сырой и ветреной ночи камню, заняв относительно устойчивое положение, Уоллес замер, пытаясь успокоить дыхание.

Так мужчина провел неподвижно несколько минут, собираясь с силами, а затем, убедившись, что камнепад прекратился, вновь начал восхождение к вершине, стараясь не смотреть вниз. И лишь перевалившись через каменистый гребень, упав на спину и подставив лицо прохладному дыханию долетавшего откуда-то с горных ледников ветерка, человек облегченно вздохнул. Он чувствовал, что больше не сможет сделать ни шагу, хотя и знал, что нужно двигаться.

– Боже, зачем ты привел меня сюда, – прошептал Джон Уоллес, с трудом шевеля пересохшими губами. – Испытываешь ты крепость моего духа, или караешь меня за былые грехи? Дай мне силы, хоть немного, – горячо взмолился он, уставившись в начавшее светлеть небо, удивительно чистое, взиравшее на человека мириадами звезд. – Позволь выбраться отсюда живым, Господи!

Чудом, иначе не назовешь, уцелевший в той жуткой бойне на границе, когда были разгромлены остатки вторгшихся в Россию чеченских банд, Уоллес был в пути уже второй день, упорно двигаясь на юг, туда, где начиналась территория Грузии, а значит, где он мог найти помощь. Возможно, американский агент, волею своих боссов, находившихся по другую сторону Атлантики, вынужденный сопровождать исламских головорезов-фанатиков в явно самоубийственном рейде, уже находился на грузинской земле. Однако на пути он не встретил никаких признаков того, что пересек границу, не заметив также и присутствия в этих продуваемых ледяным ветром горах человека. Ни селений, ни дорог, ни даже заросших тропинок, только скалы.

Переход по горам, в одиночку, без снаряжения, был настоящим безумием, но пока Уоллес мог сделать хоть один шаг, он не собирался покорно сидеть и ждать смерти. Так учили будущего разведчика профессионалы, сами не единожды оказывавшиеся в подобных ситуациях, и хотя Уоллес, кабинетный работник, не более того, прежде думал, что такая наука едва ли пригодится ему, сейчас все наставления бывалых рейнджеров всплыли в памяти. Он не привык сдаваться, и сейчас был готов идти до конца.

В прочем, Джон Уоллес понимал, что долго ему не продержаться. Рана, даром, что сквозная, отметина, оставленная чужой пулей, хоть и обработанная, давала о себе знать. Повязка, которую давно пора было поменять, пропиталась кровью, штанина набухла от багровой влаги. Все тело ломило, явно начиналось воспаление. Последний шприц-тюбик стимулятора, вдохнувшего силы в разведчика на пару часов, был давно израсходован.

Уоллес, когда группа боевиков попала под обстрел русских, занявших перевал, поспешно избавился от лишнего груза, в число которого вошла и аптечка. Оружия у него тоже не было. Боевой нож остался в скале, куда Джон вонзил клинок, чтобы использовать его, как ступеньку, когда взбирался на слишком крутую гору. Но, главное, три часа назад разведчик выронил фляжку с остатками воды, и теперь, мучимый болью, терзаемый жаждой, потерявший много крови, только и мог, что ждать, когда душа его покинет изможденное тело.

Тяжело дышавший агент лежал неподвижно, тупо уставившись в небо. И не сразу он понял, что слышит звук, пожалуй, самый желанный сейчас. Где-то, кажется, в считанных шагах, журчал ручей. И Уоллес, с натужным стоном поднявшись на ноги, и с удивлением поняв, какой ненадежной стала земля, двинулся туда, откуда, как ему на мгновение показалось, и доносилось журчание воды.

Горный поток, узкий настолько, что можно было перепрыгнуть, не замочив ног, прихотливо извиваясь, сбегал с вершины, исчезая в предрассветном сумраке, чтобы, возможно, влиться в одну из быстрых горных рек, впадавших в далекое море. Джон Уоллес, опустившись на четвереньки и едва не упав при этом прямо в воду, склонился над ручьем, сделав несколько длинный глотков. Ледяная вода обжигала нутро, зубы сводило от холода, но Уоллес пил и пил, не останавливаясь. Он пил до тех пор, пока не услышал еще один звук, от которого ему вдруг захотелось смеяться и петь. Где-то неподалеку блеяли овцы, а, значит, здесь были люди.

– Господи, неужели ты услышал меня? – Джон Уоллес поднял лицо к небу, хрипло зашептав: – Благодарю тебя, Боже! Я смог, я дошел!

Американец, с сожалением оторвавшись от ручья, вновь поднялся на ноги и двинулся на шум, прилагая неимоверные усилия, чтобы сделать очередной шаг. Но мысль о спасении, о том, что рядом может находиться кто-то, способный помочь ему, придала сил.

Раздался резкий окрик, в котором слышался испуг, а также и удивление. На пути Уоллеса, которого ощутимо качало, точно пьяного, выросла темная фигура, направившая в живот американцу нечто продолговатое, что могло быть только оружием. Человек, черты лица которого скрывала полумгла, вновь что-то произнес, и агент ЦРУ понял вдруг, что с ним разговаривают на грузинском языке.

– Не стреляйте, прошу, – с усилием выдавливая каждое слово из глотки, прохрипел американец, подняв руки, чтобы показать, что он безоружен. – Пожалуйста, не стреляйте. Мне нужна помощь.

– Кто ты такой, – говоривший по-грузински человек, седой старик в папахе и бурке, сжимавший в руках древнюю винтовку, осторожно, по-прежнему держа Уоллеса на прицеле, приблизился к нему. – Как ты здесь оказался? Ты ранен? Что случилось?

Джон понимал причину явного испуга престарелого пастуха. Грязный, в порванном камуфляже, покрытом своей и чужой запекшейся кровью, он имел далеко не самый располагающий вид. В прочем, пока этот горец, даром, что свое антикварное ружье держал твердо, стрелять не спешил, видимо, здраво рассудив, что успеет сделать это, едва почувствует опасность.

– Это Грузия, – с трудом вспоминая нужные слова, спросил Уоллес. – Мы в Грузии?

– Да, – кивнул пастух. – Кто ты и откуда взялся?

– Я американец, журналист, – на представителя прессы Джон Уоллес, облаченный в натовский горный камуфляж и разгрузочный жилет советского образца, был похож меньше всего, но сейчас не это было важно. – Мне нужна помощь. Прошу вас, свяжитесь с американским консульством в Тбилиси. Я скажу телефонный номер. Здесь есть телефон?

– Журналист, – недоверчиво переспросил грузин, кажется, все же чуточку успокоившийся. Во-первых, незнакомец, даром, что страшный на вид, не проявлял агрессии, во-вторых, он явно был очень слаб и даже пожелай напасть, скорее всего, ничего не смог бы сделать. – Как ты сюда попал, американец?

– Долгая история, – чувствуя, как голова кружится все сильнее с каждым мгновением, ответил разведчик. – Я пришел с границы. Я могу позвонить, сэр?

– Телефон есть в деревне, – пастух неопределенно указал куда-то себе за спину. – Надо идти. Но ты же ранен?

– Да, идем, – американец шагнул в указанном направлении, а в следующую секунду понял, что земля несется навстречу ему с огромной скоростью. Последовал сильный удар, затем мир окутала непроглядная тьма. Сознание Джона Уоллеса погасло, воспаленный разум получил долгожданную передышку. Этот рейд для него, наконец-то, закончился.

– Господа, – при появлении Николаса Крамера многочисленные помощники и заместители директора ЦРУ, а также несколько руководителей отделов, разом поднялись из-за стола, приветствуя своего шефа. – Присаживайтесь, господа. – И Крамер первым опустился в кресло во главе стола, подавая пример своим коллегам.

Николас Крамер обвел внимательным взглядом лица тех, кто рассаживался вдоль длинного стола, находившегося в одном из самых защищенных помещений офиса разведывательного управления. Заседание организовывалось в определенной спешке, но, несмотря на это, в зал для совещаний успели прибыть все, кого хотел видеть глава Центрального разведывательного управления, и, разумеется, те, кто был непосредственно заинтересован в результате брифинга.

– Итак, господа, сегодня нам предстоит обсудить результаты операции "Капкан", – произнес Николас, убедившись, что все готовы воспринимать информацию. – В течение более суток мы вели комплексное наблюдение за действиями российских войск на границе с Грузией в ходе разгрома крупного формирования чеченских террористов. К операции была привлечена авиация, базирующаяся в Турции, а также спутники, находящиеся под эгидой АНБ, и, разумеется, наша агентура, действующая в самой Грузии. Конечно, аналитические службы обработают полученную информацию, сделают выводы, составят подробный отчет, но хотелось бы уже сейчас сформировать хотя бы общее представление о том, что там произошло.

– Позвольте, сэр, – Натан Бейл, тот, кто непосредственно руководил разведывательной операцией, самой масштабной за последние годы из тех, что проводились в отношении России, поднялся, одернув мятый пиджак.

Все присутствующие оживились, ожидая, что скажет Бейл. Если Николас Крамер был руководителем, назначенным, насажденным сверху, которого попросту терпели, здраво рассуждая, что могло быть хуже, то Натан Бейл являлся лидером, уважаемым всеми без исключения, сотрудниками разведывательного управления. Для самого Крамера вовсе не было тайной, что любая просьба Бейла выполнялась коллегами быстрее и скрупулезнее, нежели самый строгий приказ самого директора. К сожалению, пока с этим приходилось мириться.

– Что ж, господа, прежде всего, нужно отметить, что русское командование смогло успешно выполнить поставленные задачи, разгромив террористов в течение двух суток, – сообщил Натан Бейл. – Чеченцы перешли границу несколькими группами, общая численность которых, по разным данным, составила от семисот до тысячи человек, в том числе немало наемников-арабов, прибывших в Грузию из Ирака, Афганистана, с Ближнего Востока. Террористы были отлично вооружены – у них имелись даже переносные зенитные ракеты – и великолепно подготовлены, что говорит о наличии в лагерях, расположенных в северной части Грузии, опытных инструкторов. Тем не менее, русские смогли сначала блокировать перешедшие границу группы террористов, а затем прижать их к границе, постоянно подвергая атакам. В этой операции российское командование грамотно сочетало действия авиации и мобильных наземных частей, в том числе десантных войск и спецназа, аналога наших "рейнджеров", – пояснил зачем-то заместитель директора ЦРУ. – В результате обратно, в Грузию, вернулось менее сотни боевиков. Потери российских войск составили не более ста человек убитыми и вдвое больше ранеными. Огнем с земли был сбит один штурмовик "Фрогфут" и, по меньшей мере, один вертолет. Еще несколько вертолетов были повреждены.

– Непонятно, зачем вообще эти чеченцы полезли в Россию, – воскликнул один из помощников Крамера. – Ведь с самого начала было ясно, что русские их ждут, что они готовы дать отпор. Учитывая, насколько быстро российским войскам удалось блокировать порвавшиеся отряды террористов, можно предположить, что время и примерные маршруты движения были известны их разведке заранее. Чеченцы не могли не понимать, что идут прямо в западню!

– Это фанатики, которые не руководствуются здравым смыслом, – пожал плечами Николас Крамер. – Что можно взять с безумцев?

– Тем не менее, – не унимался разведчик. – Они должны были понимать, что русские обладают решающим превосходством в силе, в технике. Этот рейд с самого начала был обречен на провал. Чеченцы шли не в бой, а на бойню.

– Однако они сумели даже сбить русский штурмовик, – заметил Бейл. – Прежде, чем погибнуть, чеченцы нанесли русским ощутимый ущерб.

– Кстати, господа, следует плотнее заняться вопросами поставки террористам оружия, – напомнил директор ЦРУ. – Мне не нравится, что у них есть даже зенитные ракеты. Хорошо, что пока они применяют их против русских, но кто поручится, что спустя пару дней какие-нибудь иракцы будут сбивать наши самолеты и вертолеты под Багдадом?

– Мы выясним это, сэр, – кивнул Натан Бейл. – По предварительным данным, чеченцы получили ракеты с грузинских арсеналов, но это только предположения.

– Черт побери, – рассмеялся кто-то. – И мы еще хотим развивать военное сотрудничество с Тбилиси! Они готовы даже сухие пайки продавать на сторону, так что говорить об оружии.

– Да уж, Натан, разберитесь с этим делом, – потребовал Крамер, вперив тяжелый взгляд в своего заместителя. – Я вовсе не желаю краснеть и молчать на очередном заседании Совета национальной безопасности, когда меня президент спросит о том же, о чем сейчас я спрашиваю вас.

Бейл что-то пометил в блокноте, и то же самое сделали еще несколько человек из числа присутствовавших.

– Еще, сэр, – произнес Бейл. – Мы не можем связаться с нашими сотрудниками, посланными к границе. Они вели наблюдение за действиями чеченцев и русских.

– Они, что, находились на территории России? – уточнил глава ЦРУ.

– Нет, приказа пересекать границу им никто не давал, – отрицательно мотнул головой Натан Бейл. – Возможно, они просто еще пребывают в горах, и не имеют возможности выйти на связь. Мы приложим все усилия, чтобы установить контакт, – заверил своего шефа и всех присутствовавших Бейл.

В эти секунды телефонный звонок вырвал из объятий сна одного из сотрудников американского консульства в Тбилиси. Джон Уоллес, единственный, кто остался в живых из группы агентов, сопровождавших отряды боевиков, все же сумел добраться до обитаемых мест. Но еще никто не знал об этом, ни Бейл, надеявшийся, что разведчики погибли, ибо плен для них обернется грандиозным скандалом здесь, в Лэнгли, да и в Белом Доме, ни Крамер, просто не предполагавший, что его подчиненные какими-то судьбами оказались в России, причем его лично никто не счел должным поставить в известность об этом факте.

Уоллес, раненый, изнуренный долгим переходом на пределе сил, лежал на продавленном топчане в убогом жилище пастуха, где-то в грузинской столице лениво начали вращаться шестерни дипломатической машины, приведенной в действие неожиданным звонком. А в штаб-квартире ЦРУ подводили итоги.

– В целом, проведенная русскими операция мало, что нам дала, – тем временем продолжил Натан Бейл. – Мы убедились, что российская армия, наконец, научилась воевать с заведомо более слабым, малочисленным и хуже оснащенным противником, к чему она шла несколько лет. Разумеется, при том соотношении сил, какое мы могли наблюдать, исход операции не может вызывать сомнений, несмотря на всю самоотверженность и фанатизм бойцов. Следует отметить, разве что, активное применение русскими авиации, а также средств радиоэлектронной борьбы, благодаря которым они сумели на завершающем этапе боевых действий лишить чеченцев связи, помешав отдельным группам боевиков координировать совместные действия.

– Что ж, выходит, террористы в очередной раз потерпели поражение, – усмехнулся Николас Крамер. – Русский президент может прицепить на грудь отличившимся генералам по новенькому блестящему ордену, мы получили пищу для размышлений, а на Кавказе вновь воцарился хрупкий мир, который, если повезет, продлится достаточно долго. И поэтому я поздравляю всех присутствующих с завершением операции "Капкан", и благодарю за ваш труд. Теперь, господа, вы можете насладиться заслуженным отдыхом. Миру вновь ничто не грозит.

Николас Кармер ошибался, но в целом свете было не более полудюжины людей, могущих разубедить его в этом. Один из них сидел на расстоянии вытянутой руки от главы ЦРУ, но Натан Бейл не спешил рушить мечты своего шефа. С террористами действительно было покончено, но истинные последствия их бессмысленной атаки лишь начинали проявляться в эти мгновения.

– Приехали, мистер, – заросший по глаза щетиной, превращавшейся в настоящую бороду, водитель неразборчиво рыкнул, обернувшись назад, и резко ударил по тормозам. – Здесь это. Выходите.

Потертый, но еще вполне надежный, как и все английское, "Лендровер", дернувшись, точно в конвульсии, замер, и Гарри Хопкинс, распахнув дверцу, спрыгнул на землю. С наслаждением потянувшись, разминая затекшие за время пути мышцы, репортер огляделся по сторонам. Он оказался почти в самом центре грузинской горной деревушки Верхний Чохор. И стоило только британцу покинуть салон джипа, со всех сторон на него обрушился заунывный женский вой, дополненный яростным рычанием потрясавших кулаками стариков в каракулевых папахах.

Повсюду витал запах гари, а земля была покрыта пеплом, источником которого являлись несколько почти полностью разрушенных зданий, располагавшихся в центре селения. И Гарри, которому не в первой было оказаться на войне, сразу понял, что уничтожил эти строения вовсе не пожар, а мощный взрыв, который вполне могла произвести авиабомба среднего калибра. Возле одного из домов, пострадавшего чуть меньше остальных, в земле образовалась довольно большая воронка, что лишний раз подтверждало мысли Хопкинса.

У стены длинного кирпичного дома, кажется, являвшегося чем-то вроде местной мэрии, в два ряда были уложены укрытые одеялами и просто мешковиной тела. Гарри, осторожно приблизившийся к ним, понял, что здесь было не менее двух десятков трупов, и что самое страшное, среди них было полдюжины детей. Вокруг этих тел собрались, наверное, все жители деревни, свыше сотни человек, в большинстве своем женщины, хотя было и несколько седобородых старцев. На глазах всех без исключения людей блестели слезы, женщины громко причитали, а мужчины только крепче сжимали сучковатые посохи, молча глядя на последствия русской бомбежки.

– Ну, что ж, – произнес себе под нос Хопкинс, обведя взглядом панораму разоренного поселка. – Декорации готовы, осталось дождаться актеров.

Дорога от Москвы до Верхнего Чохора, деревушки, о существовании которой Хопкинс до сего дня даже не подозревал, заняла у британского корреспондента считанные часы. Из российской столицы в Тбилиси он добрался чартерным рейсом, зафрахтованным "Би-Би-Си" только для двух человек – самого Гарри и его оператора Уильяма Бойза, в эти секунды как раз достававшего из багажника упакованную в футляр камеру. А уже из Тбилиси пришлось добираться на автомобиле, арендованном руководством телекомпании, и прибывшем в аэропорт как раз к тому моменту, когда приземлился самолет из Москвы. Малоразговорчивый водитель-грузин, по-русски изъяснявшийся с кошмарным акцентом, а по-английски вовсе знавший десяток слов, большинство из которых были ругательствами, заставил англичан понервничать. Он гнал джип по узким горным дорогам с такой скоростью, что за четыре часа поездки мог раз двадцать свалиться в пропасть, не вписавшись в слишком крутой поворот. Но приходилось терпеть и такие неудобства, ведь цель этой спешной поездки стоила того. И, наконец репортеры оказались в чудом не разрушенной русской авиацией деревне, прибыв туда даже раньше большинства официальных лиц и прочих журналистов. Здесь, если верить руководству компании, обычно отличавшемуся чутьем на такие вещи, репортеров ждала очередная скандальная сенсация.

Причина такой спешки, стоившей руководству телекомпании наверняка немалых денег, была, однако, более чем весомой. Как сообщили Хопкинсу еще в Москве, посылая его в эту командировку, русская авиация, войдя в воздушное пространство Грузии, уничтожила крупный населенный пункт, полностью стерев его с лица земли.

– Это будет сенсация, Гарри, – шеф Хопкинса буквально светился от счастья, словно получил на Рождество чек на десять миллионов. – И, черт подери, ты станешь первым, кто расскажет о ней всему миру, малыш. Проклятье, русские начали войну против Грузии! Да это же бомба. В эфире начнется настоящая паника! И не только в эфире, – криво усмехнулся он. – Чтоб мне пусто было!

И Гарри, узнав обо всем, понял своих боссов, поторапливавших его, хотя и считал, что не обязательно было тащить в эту глушь корреспондентов из самой Москвы. Здесь, в Грузии, должно было располагаться свое представительство "Би-Би-Си", и его роль могла оказаться несколько большей, чем аренда старого джипа с ненормальным водителем.

Уже в пути репортер, привыкший на место событий прибывать, располагая как можно большим объем информации о них, то есть о событиях, узнал из пока еще разрозненных, противоречащих друг другу сообщений прессы и официальных структур, что первые слухи оказались несколько преувеличены.

Как выяснил по пути сюда Хопкинс, русские самолеты, наносившие бомбовые удары по группам чеченских повстанцев, действительно внезапно пересекли границу, вторгнувшись в воздушное пространство Грузии, и сбросили несколько бомб на небольшой горный поселок Верхний Чохор, поразив сельскую больницу и несколько расположенных рядом домов. Точное число погибших пока не мог сообщить никто, но того, что по приезду на место увидел своими глазами Гарри, было уже достаточно. Здание клиники оказалось буквально сметено сильным взрывом, и те, кто мог находиться внутри, наверняка погибли сразу. Едва ли кому-то удалось выбраться отсюда. Да и в соседних домах, тоже сильно разрушенных, могли еще оставаться тела погибших, ведь завалы, кажется, до сих пор никто не пытался разбирать.

– Гарри, смотри, – тронул Хопкинса за плечо Бойз. – Кажется, появился вождь племени. – Оператор, усмехнувшись, указал на появившиеся из-за холма автомобили, двигавшиеся к поселку.

– Камера готова? – спросил Хопкинс, и, дождавшись утвердительного ответа, приказал: – Снимай все, что здесь произойдет. Не жалей пленки, Билли!

Воздух над деревней прорезал стрекот винтов и гул вертолетных двигателей, и запрокинув головы кверху, англичане проводили взглядами два покрытых пятнами камуфляжной раскраски "Ирокеза", на бортах которых были заметны опознавательные знаки грузинских ВВС. Вертолеты, пройдя на бреющем полете над деревней, сделали круг над полуразрушенным поселком, затем вновь вернувшись к разбитому шоссе, по которому двигался большой автомобильный кортеж. Наблюдавшие за геликоптерами британцы даже успели разглядеть головы пилотов в больших сферических шлемах, и торчащие из распахнутых бортовых люков "Ирокезов" пулеметные стволы, уставившиеся в землю.

Вереница одинаковых черных джипов "Тойота" с проблесковыми маяками под радиаторной решеткой и грузинскими флажками на капотах медленно вползла в разоренную деревню. Это точно был президентский кортеж. Хопкинс только порадовался, что их поездка была не напрасной, и грузинский лидер действительно покинул свою резиденцию, дабы посетить разрушенное селение.

Следом за президентским джипами двигались несколько автомобилей попроще, но тоже явно принадлежавших важным шишкам, а также микроавтобусов, на бортах которых красовались логотипы известных западных телекомпаний. Замыкали колонну два потертых "УАЗа" цвета хаки и несколько карет скорой помощи. Вертолеты, сделав еще несколько кругов над Верхним Чохором, тем временем куда-то скрылись.

Дверцы автомобилей распахнулись. Из мощных японских внедорожников посыпались вооруженные "Калашниковыми" и девятимиллиметровыми израильскими "Узи" плечистые парни в потертом натовском камуфляже или, напротив, цивильных костюмах, мгновенно взявшие в кольцо кортеж. Ощетинившись стволами на все триста шестьдесят градусов, они зорко осматривали окрестности, порой что-то торопливо и негромко произнося в укрепленные возле ртов миниатюрные микрофоны. Толпа местных жителей, со всех сторон бросившихся к джипам, была оттеснена быстро и жестко, Хопкинс даже заметил, что некоторых особо невменяемых женщин вооруженные люди, особо не стесняясь, били прикладами, приводя тех в чувства.

Тем временем из остальных машин, сгрудившихся почти в самом центре деревни, также начали выбираться гости, и толпа местных жителей вдруг кинулась туда, где стояли армейские "уазики". Хопкинс только успел разглядеть на рукавах выбравшихся из них мужчин в камуфляже российский триколор, а затем десятки причитающих женщин и стариков отгородили от него русских военных.

– Убийцы, палачи! – казалось, живой вал из облаченных в траур женщин сомнет, раздавит, разметает полдюжины офицеров в форме российской армии, в смятении отступивших к своим машинам. Кто-то из них инстинктивно коснулся кобуры, и это вызвало незамедлительную реакцию грузин.

– Ну, стреляй, убийца, – пожилая грузинка в черном платке теснила офицера с погонами полковника, совершенно растерявшегося от такого натиска и уже не понимавшего, что делать дальше. – Детей наших убили, матерей наших убили, теперь за нами пришли? – на одном дыхании прокричала впавшая в истерику женщина – Ну, стреляй, убийца!

Несколько человек из президентской охраны, чуть помешкав, бросились между русскими и местными жителями, готовыми, казалось, разорвать офицеров на куски. Ударами прикладов и кулаков они смогли оттеснить разъяренную толпу, но, как заметил Хопкинс, делали это не слишком рьяно, словно заставляя русских понервничать в окружении десятков охваченных праведным гневом горцев.

– Снимай, Билли, снимай, – с азартом прошипел Гарри, наблюдая, как телохранители грузинского лидера усмиряют женщин и стариков. – Вот это материал получится!

Тем временем охрана расчистила площадку вокруг джипов, и из чрева бронированного внедорожника показался сам президент Грузии. Одетый в безупречный, отлично сидевший на его грузном теле костюм, он казался чем-то чуждым среди этого запустения и нищеты. Но президент Зураб Герданишвили, похоже, ничего не замечал вокруг себя, гордо глядя по сторонам и сверкая белозубой улыбкой. Словно не в диком поселке, а на митинге в центре столицы, перед миллионной аудиторией, подумал в этот момент Хопкинс. Впрочем, так оно и было, сразу поправил себя британец, увидев, как к грузинскому президенту от ярко окрашенных микроавтобусов устремилась толпа журналистов, сразу взявших Герданишвили в плотное кольцо.

Здесь были представители крупнейших европейских и американских телекомпаний, и не было никаких сомнений, что каждое произнесенное здесь президентом слово вскоре будет услышано не миллионами, но десятками миллионов людей по всему миру. Разрушенное же неведомыми силами село должно было выступать не более чем задником театральной сцены.

К покинувшему автомобиль президенту, опережая представителей прессы, кинулись местные жители, сразу забывшие о русских, все так же прижимавшихся к своим машинам за спинами телохранителей Герданишвили. Однако президентская охрана, пропустив к своему принципалу журналистов, жестко оттеснила несчастных горцев в сторону, встав между ними и главой государства нерушимым заслоном, преодолеть который казалось практически невозможно.

– Господин Герданишвили, – на грузинского лидера со всех сторон посыплись вопросы на полудюжине разных языков, а в лицо ему ткнулись десятки микрофонов. Как отстраненно заметил так и не сумевший пробиться к президенту Хопкинс, среди тех, то обступил Герданишвили, не было ни одного русского журналиста. – Как вы расцениваете случившееся в Верхнем Чохоре?

– Это беспрецедентный по своей жестокости и цинизму акт террора, – решительно, красиво хмуря мужественно лицо, ответил грузин, четко произнося каждое слово на отличном английском, должно быть, для того, чтобы его речь сразу дошла до сердец заокеанских телезрителей. – Причем террора государственного, санкционированного высшим властями страны, смеющей называть себя великой державой. Те, то имеет наглость называть себя демократическим цивилизованным государством, на самом деле готовы пойти на все, дабы запугать, заставить принять беспрекословно чужую волю своих слабых соседей.

То, что сотворили с этим несчастным поселком русские генералы и политики, превосходит даже деяния нашего соотечественника Иосифа Сталина, навлекшего вечный позор своими кровавыми преступлениями на весь грузинский народ. Во времена этого кошмарного диктатора, залившего кровью невинных людей шестую часть суши, хотя бы устраивали фарисейские судилища над неугодными, прежде чем уничтожить их физически. Здесь же поступили намного проще и эффективнее, раз и навсегда показав нам, всему народу многострадальной Грузии, что с нами всеми будет, если мы посмеем воспротивиться имперским амбициям России.

Добиваясь эффекта максимального устрашения, эти чудовища в человеческом обличье не просто сбросили несколько бомб на нашу землю, но выбрали такую цель, которую может выбрать только кровожадный маньяк. Русские бомбы поразили больницу, где в этот момент ожидали отправки в специализированное учреждение сразу несколько беременных женщин. Их дети, так и не родившись, погибли по вине тех убийц, что сидели за штурвалами обрушившихся на поселок самолетов, а также и тех, кто в далеких штабах и командных пунктах принимал решение об этом варварском, невероятно жестоком налете. Не удивлюсь, если изуверский приказ отдал сам президент Швецов, когда-то лично бомбивший афганские села, точно так же уничтожая невинных людей.

– Какие шаги предпримет ваше правительство в ответ на это преступление, – едва только Герданишвили умолк, переводя дыхание, спросил кто-то из журналистов. – Вы планируете какие-либо дипломатически ходы?

– Русские в очередной раз попытались показать нам свою силу, – сурово и уверенно ответил Зураб Герданишвили, смело взглянув в глаза каждому из стоявших перед ним корреспондентов. – Они пытались вселить в наши сердца ужас, но лишь пробудили готовность до последней капли крови сражаться за свою свободу, во имя торжества демократии и общечеловеческих ценностей во всем мире. Что бы ни предприняли русские далее, нашу решимость и уверенность в себе им не поколебать.

Что же касается дипломатических ответных шагов, то уже сегодня русскому послу будет направлена нота протеста. Кроме того, мы подадим жалобы в международные организации с требованием осудить тех, кто отдавал приказы, приведшие к гибели десятков женщин и детей, и тех, кто выполнял их, как военных преступников.

Мы будем требовать, чтобы русским генералам, одобрившим это ужасное убийство, было предъявлено обвинение в геноциде, и чтобы они понесли заслуженную кару. И для этого мы готовы принять на своей земле комиссию из независимых экспертов, которые смогут подтвердить нашу правоту в любом международном трибунале. Мы не оставим безнаказанной гибель наших соотечественников, наших матерей, детей и сестер.

– По некоторым данным, вашим военным удалось уничтожить один из русских самолетов, бомбивших Верхний Чохор. Соответствуют ли эти слухи истине, господин президент?

– К сожалению, воздушные пираты, палачи, на руках которых – кровь десятков ни в чем не повинных граждан моей страны, остались безнаказанными, – с болью в голосе ответил помрачневший, словно от тяжких воспоминаний, грузинский лидер. – У нас нет средств, чтобы на равных бороться с отлично вооруженной русской армией, оснащенной самой современной техникой.

Мы никогда не стремились накапливать вооружения, увеличивать наш военный потенциал, всегда рассчитывая на честность своих соседей. Грузия не стремилась к войне с кем-либо, не желаем мы этого и сейчас, но реалии заставляют нас думать иначе. И я клянусь своим братьям, всем грузинам, что приложу любые усилия, лишь бы кошмар, поразивший эту деревню, никогда больше не повторился. Мы сделаем все для защиты наших рубежей от жестоких и кровожадных соседей, не гнушающихся ничем для достижения своих целей в этом регионе.

Тем временем несколько санитаров, плечистых, небритых, больше похожих на разрубщиков в мясной лавке, чем на медиков, принялись упаковывать изуродованные тела погибших в пластиковые мешки, выгруженные из машин "скорой помощи". Толпа местных жителей, с новой силой запричитав в один голос, обступила теперь уже людей в белых халатах, горестными криками провожая каждое помещенное в пластик тело.

Президент Герданишвили, по-прежнему сопровождаемый множеством корреспондентов и вооруженными до зубов телохранителями, приблизился к месту событий, и цифровые видеокамеры запечатлели навернувшиеся у него на глаза слезы. Тяжело вздохнув, грузинский лидер опустил голову, пряча лицо от посторонних взглядов, и так стоял, пока не исчезло в санитарной машине последнее упакованное в американский пластиковый мешок тело.

Вслед за грузинами подошли к месту трагедии и русские офицеры, по-прежнему чутко опекаемые президентским охранниками. Русские настороженно озирались по сторонам, словно опасаясь, что не расходившаяся толпа местных жителей, прорвав кольцо сотрудников грузинской службы безопасности, ринется на них, чтобы растерзать на месте.

– Давай-ка, Билли, поговорим с этими парнями, – Хопкинс решительно направился к стоявшим чуть в стороне офицерам, уверенно шагая прямо на вооруженных грузин, которые, похоже, сами чувствовали себя не в своей тарелке. – Пусть и противоположная сторона конфликта получит шанс высказаться. Все же мы живем в мире, где свобода слова ценится превыше всего.

– Говорят, будто убийцы часто приходят на похороны своих жертв, – усмехнувшись, как бы невзначай заметил Бойз, покорно следуя за Хопкинсом в сторону русских военных.

– Не думаю, что эти ребята приехали просто полюбоваться на дело своих рук, – возразил Гарри. – Это было бы просто глупо. Похоже, они сами толком еще не знают, что здесь произошло, и нам это на руку. Если русские станут с нами разговаривать, из их догадок и недоговоренностей мы узнаем больше, чем из официальных заявлений, сто раз перечитанных и профильтрованных цензурой или контрразведкой.

Увидев приближающихся к ним репортеров, русские как-то сразу подобрались, быстро что-то сказав друг другу. Грузины, попытавшиеся остановить Хопкинс и его оператора, не решились применить силу к иностранцам, а потому вынуждены были пропустить журналистов к охраняемым персонам.

– Господа, будьте любезны, представьтесь, пожалуйста, – Гарри говорил по-русски почти без акцента, в совершенстве овладев этим сложным языком за годы своего пребывания в России. – Я – Гарри Хопкинс, корреспондент телекомпании "Би-Би-Си". Если вас не затруднит, джентльмены, я хотел бы взять у вас интервью.

– Генерал-майор Колмогоров, – сквозь зубы настороженно произнес один из офицеров, крупный высокий мужчина в потертом камуфляже, на котором действительно были генеральские погоны и эмблема мотострелковых войск. Его сопровождал еще один полковник с "крылышками" ВВС и два пехотных офицера в чине майоров, державшиеся в стороне, но при этом цепкими взглядами обшаривавшие окрестности. – Я военный атташе России в Тбилиси, и мы прибыли сюда, чтобы своими глазами увидеть то, в чем нас обвинили власти этой страны.

– Так вы готовы ответить на несколько моих вопросов? – поинтересовался Гарри.

– Нам нечего скрывать, и поэтом мы ответим на все ваши вопросы, господин Хопкинс, – спокойно произнес Колмогоров, настороженность которого чуть ослабела.

– Прежде всего, генерал, вы признаете, что русская авиация нанесла удар по селению Верхний Чохор, как утверждают грузины?

– Разумеется, нет, – помотал головой генерал-майор. – Это наглая ложь, преследующая неясные нам цели.

– Но ваши самолеты вторгались в воздушное пространство Грузии, – продолжал напирать на русских Гарри. – Это вы тоже будете отрицать?

– Нет, такой факт имел место, но целью наших пилотов вовсе не была бомбежка этой деревни, – спокойно произнес Колмогоров, глядя прямо в объектив. – В ходе операции по окружению прорвавшихся в Чечню бандформирований часть боевиков пыталась уйти на территорию Грузии, при этом по позициям наших подразделений, блокировавших бандитов на перевалах, был открыт артиллерийский огонь с сопредельной территории.

Мы пока не можем утверждать, были ли это регулярные грузинские части, или чеченские террористы завладели тяжелыми орудиями, но как только по нашим солдатам начали стрелять, командующий операцией генерал-полковник Буров приказал уничтожить батареи противника, что и было выполнено в кратчайшие сроки. Самолеты фронтовой авиации действительно пересекли воздушную границу Грузии и нанесли бомбовый удар по позициям этих неопознанных артиллерийских батарей, но это было в нескольких десятках километров отсюда, и на Верхний Чохор не было сброшено ни единой бомбы.

Слушая спокойную речь Колмогорова, британец, успевший получить огромный опыт общения с военными из разных стран, в том числе и с русскими офицерами, понял, что перед ним не дубоватый служака с большими звездами, а настоящий дипломат. Он говорил четко и уверенно, не испытывая ни малейшего волнения или смятения, и даже если русский генерал лгал, что было вполне нормально, и в этом Гарри отдавал себе отчет, уличить его в неискренности было невозможно.

Производя внешне впечатление туповатого солдафона, русский атташе был на самом деле в чем-то сродни офицерам еще императорской русской армии, интеллектуалам, владеющим несколькими иностранными языками, и при этом способными повести своих солдат в атаку, грудью идя на пулеметы.

– То, о чем вы рассказали – тоже грубое нарушение международного права, – заметил Хопкинс. – И это преступление тоже заслуживает кары.

– А как можно расценивать присутствие на грузинской территории десятков лагерей, где проходят военную подготовку вербуемые в среде чеченских беженцев, осевших в этой стране, боевики, – возразил Колмогоров. – Разве это не является преступлением, также заслуживающим наказания?

Кроме того, мы имеем доказательства того, что в ходе последней вылазки террористов грузинские войска оказывали им непосредственную поддержку, в частности, снабжая разведывательной информацией. Наша авиация уничтожила возле границы, в российском воздушном пространстве, неопознанный беспилотный самолет-разведчик, скорее всего, принадлежавший именно Грузии. Вероятно, он использовался для корректировки огня тех самых гаубичных батарей, по которым и нанесли удар наши бомбардировщики. Мы готовы предоставить то, что осталось от этого беспилотного самолета, в качестве доказательства наших слов.

– В вашей истории, господин генерал, слишком много всего неопознанного, – усмехнулся Хопкинс. – С ваших слов получается, что против русских войск действовала практически равноценная армия, имеющая в своем распоряжении артиллерию и беспилотные самолеты.

– Это и есть армия, – хмуро буркнул Колмогоров. – Они прекрасно вооружены и имеют великолепную подготовку. По части средств связи и разведки чеченские террористы, не оставляющие свои попытки дестабилизировать обстановку в регионе, даже превосходят наши регулярные подразделения, а это уже говорит о солидном финансировании. Та банда, которую ценой гибели десятков наших солдат удалось остановить и практически полностью уничтожить, имела на вооружении переносные зенитно-ракетные комплексы, отличные снайперские винтовки австрийского и американского производства, и многое другое, что может себе позволить только настоящая армия. И мы готовы и впредь применять против нее все имеющиеся у нас средства, что бы и кто бы по этому поводу не говорил. И если боевиков будут поддерживать с территории любого сопредельного государства, по этой стране будет нанесен мгновенный удар.

– Это очень смелое заявление, сэр, – заметил британец. – Его пристало делать не простому офицеру, пусть и с генеральскими погонами, а, по меньшей мере, главе министерства иностранных дел.

– И этому придет свой черед, – решительно произнес генерал Колмогоров, в упор глядя на Хопкинса. – Сейчас наши дипломаты и мы, военные, едины, как никогда. Мы устали бессильно наблюдать, как наши соседи, те, кто на публике горячо клянется в своей честности, верности нормам международного права, приверженности демократическим ценностям, в действительности привечает у себя самых настоящих преступников, убийц и насильников, устраивая для них тренировочные лагеря и даже санатории, где могут зализывать раны пострадавшие во время очередного рейда на наши города боевики. И если дипломатические средства не меняют ситуацию, в ход будет пущен совсем иной арсенал.

– Так все же не было ли происшедшее здесь, в Верхнем Чохоре, демонстрацией вашей решимости? – спросил Гарри вновь с изрядной долей ехидства. – Ведь это хорошая иллюстрация вашим собственным словам, господин генерал.

– То, что случилось здесь – провокация, инсценировка, ради достоверности которой грузинские власти позволили принести в жертву десятки своих граждан, – отрицательно качнул головой Колмогоров. – Мы намерены впредь уничтожать террористов и их пособников, всюду, где бы они не пытались прятаться от справедливого возмездия. Но никогда русский солдат не станет воевать с беззащитными женщинами и стариками, никогда наши пилоты не сбросят бомбы на больницы и роддома, которые именно наши враги в течение долгих лет считали главными целями своих ударов.

Я уверен, то, что вы можете здесь видеть, просто призвано вызвать в сердцах всех грузин, и не только их, ненависть к "русским палачам". Но мы готовы принять у себя, в России, независимую следственную группу, если таково будет желание грузинских властей. Нам нечего скрывать, никто из русских военных не причастен к тому, что произошло в этом поселке, и мы сумеем доказать всему миру свою правоту, указав заодно и истинных убийц, а также тех, по чьей изуверской воле было совершено это злодеяние.

Пока англичане, единственные из всего множества журналистов, беседовали с оказавшимися неожиданно разговорчивыми русскими, грузинский лидер, которого сопровождал целый сонм цивильно одетых грузин и европейцев, бродил по развалинам сельской больницы. Репортеры, окружившие разрушенное прямым попаданием мощной бомбы здание, ловили каждый жест, каждое слово грузинского президента. Камеры запечатлели во всех подробностях тот момент, когда Герданишвили наклонился и вытащил из-под осколков кирпича закопченную куклу, и со слезами на глазах поднес ее к лицу.

– Вот что сделали изверги, смеющие называть себя цивилизованными людьми, – с болью в голосе и яростной гримасой на лице лидер Грузии повернулся к представителям прессы, которых его телохранители сдерживали на почтительном расстоянии. Руины больницы превратились для Зураб Герданишвили в трибуну, а отсутствие многочисленных зрителей с лихвой компенсировали камеры и диктофоны журналистов.

– Русские в очередной раз показали, что ради своей выгоды они готовы на все, в том числе и на убийство детей, – отважно взирая в объективы полудюжины телекамер, произнес президент Грузии. – Им не должно быть места в цивилизованном мире, этим варварам, забрасывающим напалмом и вакуумными бомбами мирные чеченские селения, а теперь еще и убивающим граждан тех стран, которые осмелились оказать помощь несчастному народу вайнахов. Позор и вечное забвение на головы всех русских!

Из группы сопровождавших президента Герданишвили людей, державшихся за спиной грузинского правителя, выступил невысокий пухлощекий человечек, известный большинству присутствовавших здесь журналистов, по крайней мере, тем из них, кто постоянно работал в Грузии, как американский посол в этой горной республике. Разумеется, стоило ему только выделиться из толпы, все внимание прессы переключилось именно на американца.

– То, что мы увидели здесь, нельзя назвать ничем иным, кроме геноцида, – чеканил фразы посол Кертисс, голос которого от негодования начинал дрожать. – Международная общественность не оставит случившееся здесь без внимания. Русскому правительству будет предъявлено официальное обвинение в военных преступлениях и терроризме, поскольку мы с вами можем наблюдать именно последствия террористического акта, целью которого было запугать грузинский народ.

Здесь нет, и не было военных объектов, что позволило бы русским хоть как-то оправдать воздушный налет на это село, и то, что открылось нашим взорам – это не военная операция, а самый настоящий террористический акт, циничное, не имеющее оправданий убийство. И моя страна, мое правительство, будет настаивать на создании специального международного трибунала для суда над русскими офицерами-убийцами и теми, кто направлял их действия, теми, кто отдавал приказы. Мы не позволим так грубо, так цинично попирать международные нормы, общечеловеческие ценности.

Русские называют себя цивилизованной страной, так пусть и ответят за свои поступки перед мировой цивилизацией. Также я хочу здесь и сейчас заявить, что Соединенными Штатами будет оказана любая помощь Грузии, все, о чем попросит нас президент Герданишвили. Мы готовы предоставить Грузии средства на восстановление разрушенного поселка, а также принять на своей земле, в лучших клиниках США тех, кто пострадал от этого пиратского налета, и это лишь малая часть того, что мы готовы сделать. Америка никогда не оставит в беде тех, кто пострадал от столь бесчеловечных действий.

Русские офицеры, прекрасно слышавшие речь американского посла, переглядывались, мрачно усмехаясь. Они поняли, что попали на политическое шоу, где руины и трупы служили лишь декорациями.

– Ублюдки, – буркнул Колмогоров, с презрением глядя на распалявшегося американца, мало не угрожавшего России войной. – Точно вороны над трупом.

– Кто-то хорошо потрудился, чтобы у янки и их прихвостней была тема для громких выступлений, – полковник Румянцев, начальник разведки группы российских войск в Закавказье, так же презрительно смотревший на американцев и подпевавших им грузин, сплюнул под ноги, стараясь, чтобы его поступок остался незамеченным для журналистов. – Им дали отличный повод для истеричных выступлений.

– Кто, хотел бы я знать, – Колмогоров взглянул на Румянцева. – Вы уверены, что наши здесь не при чем? Ведь могли и вправду отбомбиться, при родном-то разгильдяйстве!

– Нет, это исключено, товарищ генерал, – энергично помотал головой полковник. – По пути сюда я запросил Ханкалу, они дали однозначный ответ. Наша авиация не углублялась на территорию Грузии дальше, чем на двадцать километров, а отсюда до границы – почти пятьдесят. Но то, что по селу действительно нанесли бомбовый удар, сомнений не вызывает.

Офицеры, находившиеся на одной из российских баз в этом районе, узнали о случившемся в Верхнем Чохоре не по дипломатическим каналам, и даже не от разведки, а из истеричных выступлений по местному радио. Спешно собранная делегация, едва сумевшая добиться разрешения на проезд по грузинской территории, нагнала президентский кортеж уже возле самого поселка. У всех, включая Колмогорова и его начальника разведки, сложилось впечатление, что разыгранный здесь спектакль был предназначен именно для иностранной прессы, которая действовала сейчас крайне расторопно. Еще не успели умолкнуть грузинские журналисты, первыми сообщившие на всю страну о постигшем горный поселок несчастии, а иностранные корреспонденты уже были на пути в Верхний Чохор. При этом официальных представителей России уведомили о случившемся как раз в тот момент, когда Герданишвили со свитой въехал в разрушенную деревню.

Но все же, несмотря на спешку, за время пути офицеры, первыми из представителей обвиненной в агрессии стороны посетившие место событий, успели выяснить хотя бы часть интересовавшей их информации, и сейчас они были уверены в том, что любые обвинения попросту беспочвенны. Поэтому Колмогоров откровенно рассказал британцам о полетах бомбардировщиков в небе Грузии.

– Кто же тогда, – недоуменно произнес генерал, еще раз окинув взглядом то, что осталось от местной больницы, в которой, если верить грузинам, погибло несколько десятков человек. – Кто и зачем принес в жертву столько людей?

– Точно, это не сами грузины, – не глядя на генерала, произнес разведчик. – Я получил данные о полетах их авиации за последние сутки, и уверен, что ни один самолет или вертолет здесь не пролетал. "Вертушки", сопровождавшие президентский эскорт – первые летательные аппараты, появившиеся здесь за последние три дня. Думаю, кому-то нужно устроить громкий скандал, – предположил Румянцев. – Чеченцам, что сунулись на север, наваляли так, что они не скоро опомнятся. Остатки их банд так и не вышли с перевала, которым пытались вернуться в Грузию, и это явно спутало чьи-то планы. Не сумев добиться своих целей с помощью диверсий, кто-то решил прибегнуть к политическим средствам, и, боюсь, в этом может преуспеть.

– Да уж, – кивнул Колмогоров. – Шумиха из всего этого выйдет знатная, и я думаю, что наши заявления, какими бы неопровержимыми доказательствами их не подкрепляли, никто не станет брать во внимание. Если уж русский посол узнает о том, что русская же авиация нанесла бомбовый удар по грузинскому селу позже, чем всякие западные писаки и телевизионщики, это о многом говорит.

– Я бы предложил вам, товарищ генерал, пока привести в повышенную боевую готовность наши подразделения здесь, – заметил начальник разведки. – И пусть солдаты остаются в казармах, во избежание, так сказать.

– Опасаетесь провокаций? – криво ухмыльнулся генерал. – Что ж, я вас понимаю, – кивнул он. – Те, кто это спланировал, вполне могут попытаться устроить что-нибудь, чтобы заставить наших бойцов открыть огонь или хотя бы дать по морде какому-нибудь грузину. А уж раздуть из этого попытку оккупации страны для опытных "пиарщиков" дело техники. И я отдам необходимые приказы, будьте уверены. На нас и так косо смотрят в последнее время, не хватало еще стать поводом для международного скандала.

– И все же, сдается мне, здесь не все так чисто, – полковник Румянцев внимательно осматривал оцепленные телохранителями грузинского президента остовы разрушенных зданий. – Я бы с радостью полазал среди камней, поискал бы осколки бомб, которые сбросили будто бы наши самолеты.

– Думаете разглядеть на них маркировку на английском языке? – понимающе хмыкнул генерал. – Да, учитывая активность натовцев в этом районе в последние дни, пока в Чечне громили "духов", я бы тоже не стал исключать такую возможность. Вот только никто нас туда, полковник, не пустит, пока все там основательно не вычистят, – покачал головой Колмогоров, добавив: – Да еще и осколки русских бомб притащат, для достоверности.

Офицеры проводили взглядами покинувшего руины Герданишвили, передвигавшегося по-прежнему в плотном кольце ощетинившихся стволами во все стороны телохранителей. Казалось, что грузинский лидер находится не в своей стране, а в тылу врага, где нападение может последовать в любой момент. Рука об руку с грузинским лидером, выглядевшим подавленным и мрачным, следовал посол Кертисс, что-то горячо втолковывавший грузину на ухо.

– Господин президент, – Алан Кертис говорил торопливо, сверкая глазами, и его собеседник, словно загипнотизированный, внимал каждому слову американца. – Мое правительство готово оказать вам любую помощь, какую вы только запросите. Сейчас русские уничтожили одно селение, но если они поймут, что не добились желаемого результата, то могут пойти гораздо дальше. И вам, как главе государства, должно побеспокоиться о безопасности своих сограждан.

– Что вы имеете в виду, посол? – грузинский президент непонимающе уставился на американца.

– Русские могут прибегнуть к разным способам влияния на ваш народ, – сделав суровое лицо, ответил Кертис. – И бомбовый удар по Тбилиси будет не самым худшим из возможного. Россия обладает огромными запасами химического и биологического оружия, они могут устроить такие эпидемии, что за считанные дни вымрет полстраны.

– Господин президент, – сопровождавший президента Герданишвили министр обороны Гиви Джапаридзе, взволнованно взглянул на главу государства, – господин Кертисс прав. Русские могут решиться на более жесткие действия, если поймут, что проведенная здесь демонстрация силы не возымела должного действия. Но наши вооруженные силы плохо оснащены, солдаты и офицеры не имеют должной подготовки. Я не уверен, что мы сумеем отразить масштабную агрессию, если уж оказались бессильны против пары бомбардировщиков.

Президент Грузии направился к автомобилям, находившимся под присмотром многочисленных охранников. Десяток телохранителей взял в кольцо Герданишвили и его спутников, которые могли беседовать, не опасаясь, что разговор станет достоянием ушей тех, для кого он не был предназначен.

– Но я не могу оставаться в бездействии, когда возникает такая угроза, – сверкнул глазами грузинский лидер. – Что делать, если уж мой министр обороны признается в полном бессилии?

– Думаю, нужно обратиться к нашим американским друзьям, – предложил Джапаридзе. Он был одним из немногих людей в стране, точно знавших, что скрывается за недавним сообщением о взрыве на артиллерийском полигоне в Аджарии, унесшем жизни десятков солдат. Лишь единицы в грузинском Генштабе знали, что на самом деле эти солдаты погибли под русскими бомбами, когда вели огонь через границу по окружившим чеченских боевиков десантникам. Джапаридзе отлично выполнил первую часть своего задания, сделав все аккуратно, в обстановке строжайшей секретности, а теперь он должен был убедить своего президента сделать именно тот шаг, которого так ждали за океаном. И министр старался вовсю, зная, что в случае успеха его ожидает более чем щедрая награда.

– Вам нужно встретиться с президентом США, – посоветовал посол. – Вы уже доказали свою приверженность демократическим ценностям и общечеловеческим идеалам, и такой человек, как Джозеф Мердок, не бросит вас. Попросите о помощи, и я вас уверяю, что вы получите все, что угодно. На Кавказе должен наступить мир, и если придется, мы пошлем сюда войска, которые живым щитом станут между вами и русскими. Подумайте об этом, господин президент, и если что-то решите, дайте мне знать. Я устрою вам встречу с президентом, и он выслушает вас.

Пресса, после того, как поселок покинули официальные лица, также стала собираться в обратный путь. Кое-кто пытался брать интервью с местными жителями, но здесь сказывалось плохое знание языка, и то, что большинство местных сами пребывали в подавленном состоянии не только от бомбежки, но еще и от появления президента. Убедившись, что сделать из бессвязных рыданий и брани горцев качественный материал не получится, даже самый упорные из представителей "пятой власти" оставили эти попытки, принявшись сворачивать свое оборудование.

– Так что же, черт возьми, здесь произошло, – Бойз, пакуя камеру, дабы та не повредилась во время обратного пути по ухабистой горной дороге, еще раз взглянул на селение, по которому все так же бродили охваченные горем местные жители. – Кому и какого дьявола понадобилось бомбить эту глухомань?

– Знаешь, Билли, для того, чтобы устроить грандиозный пожар, порой достаточно одной искры, – задумчиво пробормотал Хопкинс, смотря при этом куда-то мимо своего собеседника. – И я боюсь, что именно нам с тобой в числе прочих довелось стать свидетелями того, как разгорается пламя из этой искры.

– Думаешь, будут серьезные последствия?

– А ты сомневаешься, – иронично произнес Гарри, покачав головой. – При таком уровне организации глупо думать, что все это – разовое событие. Нас вытащили сюда аж из самой Москвы, потратив уйму денег на один только фрахт самолета, да и прочие наши коллеги, похоже, собирались в большой спешке. И при этом мы появились едва ли не раньше официальных лиц, тем более опередив русских.

Нет, все это неспроста, уж поверь мне. Скоро из Тбилиси на весь мир зазвучат панические вопли их бесноватого президента, подхваченные толпой этих дикарей, и у Москвы возникнут большие проблемы. Здесь в ход пойдут не факты и доказательства, а эмоции, а их у горцев в избытке. И оправдаться русским будет ой как не просто, тем более, наверняка Грузию поддержат и европейцы, да и Штаты, как обычно, не будут стоять в стороне.

Британцы, встав у своего джипа, за рулем которого сидел, затягиваясь сигаретой, флегматичный водитель-грузин, молча провожали взглядами своих коллег. Колонна из полудюжины автомобилей разных марок и цветов, украшенных эмблемами известных телекомпаний или просто лаконичным сочетанием букв TV, покидала разрушенный поселок, оставляя жителей Верхнего Чохора наедине со своим горем. Журналисты, достаточно отсняв и увидев, спешили подготовить и скорее выдать в эфир сенсационный материал, обличающий зверства русской военщины.

Следом за машинами с прессой убрались из поселка и санитарные микроавтобусы, сейчас битком забитые трупами погибших грузин, упакованными в стандартные пластиковые мешки. По полной воспользовавшись трагическими событиями, и получив все, что хотели, заинтересованные стороны теперь спешили вернуться к цивилизации, дабы в полной мере реализовать результата дальней поездки. Жители же Верхнего Чохора вновь оказались предоставлены самим себе и теперь оставались наедине со своим горем. О них забыли так же быстро, как и вспомнили.

Глава 2 Персидские сваты

Москва, Россия

15 апреля

Вой сирен разорвал монотонный гул большого города, и москвичи, которым довелось в эти минут оказаться возле Красной площади, оборачиваясь на звук, останавливались, провожая взглядами вереницу автомобилей, двигавшихся к резиденции главы государства. Сопровождаемый пронзительным завыванием, караван на полной скорости пронесся по брусчатке, направившись к Спасской башне.

Один за другим в кремлевские ворота проехали два черных лимузина, над капотами которых трепетали иранские флажки. Длинные приземистые автомобили, почетный милицейский эскорт которых остался снаружи, за крепостной стеной, одновременно затормозили, останавливаясь перед резиденцией российского президента. Так, весьма скромно, без лишнего шума, иранская делегация прибыла в российскую столицу, завершая недолгое, но весьма насыщенное турне по великой северной державе.

Визит иранских министров обороны и экономики в Россию был не то, чтобы вовсе неожиданным, но все же казался несколько внезапным. При этом первым делом высокопоставленные гости направились даже не на встречу с президентом Швецовым, а на полигон Двадцать первой Таганрогской Краснознаменной ордена Суворова мотострелковой дивизии, расквартированной под Красноярском. В этой поездке их сопровождали министр обороны России Лыков, а также начальник танкового департамента министерства оборонной промышленности России Зайцев, выступавшие в роли гидов. Такой маршрут, одобренный самим президентом, был обусловлен той целью, с которой иранцы прибыли в Россию – закупкой оружия и переоснащением своей армии.

Устроители экскурсии позаботились о том, чтобы произвести впечатление на иранских гостей, и смогли добиться желаемого результата. Первым делом министрам из южной страны показали учения танкового батальона, проводившиеся на полигоне Двадцать первой дивизии. Иранцы и группа сопровождавших их высокопоставленных военных и гражданских чиновников расположились на наблюдательном пункте, на краю огромного поля, где должно было состояться зрелище.

– Задачей танкового батальона, поддерживаемого мотострелковой ротой, является порыв линии обороны условного противника, закрепление на занятом рубеже и переход к обороне на случай возможной контратаки, – пояснял заинтересованным иранцам комдив Артемьев, указывая при этом на пустое пока поле.

Здесь, в глубине евразийского материка, весна еще не вступила в свои права, хотя морозы уже ослабели, и потому на равнине лежал слой снега, сиявшего под лучами солнца. Непривычные к такому климату иранцы кутались в длинные пальто, но сопровождавшие их офицеры, привыкшие к сорокаградусным морозам, воспринимали установившуюся погоду, как зной.

– Батальон поддерживает батарея самоходных орудий, которая проведет артиллерийскую подготовку перед атакой, – сообщил генерал внимательно слушавшим его гостям. – Сейчас танки и мотопехота на БМП выдвигаются в район сосредоточения, и через считанные минуты начнется учебная атака с боевой стрельбой. Тем временем будет нанесен воздушный удар по командному пункту условного противника, чтобы парализовать управление его войсками.

Над полем на малой высоте – не более пятидесяти метров – внезапно пролетел, надсадно ревя турбиной, странный летательный аппарат. Выполненный по ставшей весьма популярной на западе схеме "летающее крыло", он походил на морского ската. Чем-то этот "скат" напоминал американский бомбардировщик-невидимку В-2А "Спирит", но был меньше по размерам, не превышая габаритами легкий истребитель, и, главное, не имел даже намека на кабину. Там, где мог располагаться пилот, у этого странного самолета находился воздухозаборник турбореактивного двигателя, жадно всасывавший морозный воздух.

– Уничтожение штаба проучено ударному беспилотному аппарату "Скат", вооруженному управляемыми бомбами с телевизионным наведением, – сообщил проводившим недоумевающими взглядами странный летательный аппарат иранцам маршал Лыков. – Это опытная разработка фирмы "МиГ", известной своими истребителями. Дистанционно управляемый аппарат имеет массу десять тонн, практическую дальность до четырех тысяч километров, и способен нести широкий спектр управляемого оружия "воздух-поверхность". Боевая нагрузка может достигать двух тонн. "Скат" является в значительной степени аналогом американского ударного беспилотника UCAV, работы над которым идут за океаном полным ходом.

Тем временем, оказавшись в километре от блиндажа, изображавшего командный пункт "врага", самолет набрал высоту, делая горку, и в это мгновение оператор, управлявший его полетом, навел на хорошо различимую цель перекрестье прицела.

– Есть захват, – пальцы оператора, которого при всем желании сложно было называть пилотом, коснулись нескольких кнопок на консоли: – Пуск!

Две бомбы, выпав из внутрифюзеляжный отсеков "Ската" устремились к цели по пологой траектории, поразив ее точными попаданиями. В небо взметнулись снег и земля, а на месте блиндажа осталась лишь глубокая воронка. Командование "противника" было уничтожено.

– Американцы используют свои беспилотные разведчики не только для наблюдения, но и для боевых операций, – обращаясь, прежде всего, к что-то потрясенно бормотавшим иранцам, произнес Лыков. – В частности, их беспилотный самолет-разведчик MQ-9 "Рипер" способен нести противотанковые ракеты "Хеллфайр" или бомбы с лазерным наведением "Пэйвуэй-2". "Скат" ни в чем не уступает американскому аналогу по боевым возможностям, при этом отличаясь намного меньшей заметностью, поскольку в его конструкции широко использована технология "стеллс". Управлении таким аппаратом может осуществляться как с земли, так и со специализированного самолета, к примеру, модифицированного А-50 радиолокационного дозора и наведения.

– Как видите, господа, у нас создан и успешно опробован беспилотный ударный комплекс, который в сочетании с дистанционно управляемыми разведчиками позволит выполнять боевые задачи, не подвергая риску жизни людей, – добавил Зайцев. – Возможности такого комплекса позволят применять его для решения разнообразных задач в любых условиях, к примеру, подавление противовоздушной обороны. "Скат" может обнаруживать и атаковать радиолокационные станции и позиции зенитно-ракетных комплексов.

Гости из Тегерана со смесью удивления и восхищения кивали, что-то торопливо говоря по-английски. Русские смогли их поразить, причем, это быль лишь начало. Вдалеке послышался рокот мощных дизелей и металлический лязг. Основная часть предстоящего действа только начиналась.

Полковник Николай Белявский, командир полка, которому принадлежал выбранный для показательных выступлений батальон, не слушал объяснения генерала, поскольку сам прекрасно знал, что сейчас произойдет. Белявский был уверен в своих бойцах, которыми командовал опытный офицер, фронтовик майор Конюхов, прошедший немало конфликтов, и все же некоторое волнение было. За ходом учений следили иностранные гости, причем среди них был и боевой офицер, сражавшийся еще с иракскими войсками в восьмидесятые, и это налагало определенную ответственность, тем более, что высокие чины наперебой твердили полковнику, что от действий его бойцов зависит престиж России. Белявский все это понимал и сам, но все же испытывал некоторое беспокойство, ведь от случайностей, как известно, не застрахован никто.

Параллельные колонны танков Т-90, которыми в числе немногих подразделений Российской армии была вооружена Двадцать первая дивизия, и боевых машин пехоты БМП-3 выдвинулись на опушку леса одновременно. Пока боевые машины разворачивались в цепь, пересекавшую равнину от края до края, в дело вступила батарея самоходных гаубиц "Мста", занявших позиции в нескольких километрах отсюда.

Над полигоном вновь появился самолет, тоже беспилотный, но выглядевший иначе и меньше по размерам, чем предыдущее чудо конструкторской мысли. Жужжа поршневым мотором, беспилотник сделал несколько кругов над позициями "противника", словно искал что-то.

– Огонь гаубичной батареи корректируется посредством беспилотного тактического разведчика "Дозор", – сообщил командир мотострелковой дивизии. – Наблюдение ведется при помощи телевизионной камеры и тепловизора, что позволяет применять данный комплекс не только днем, но и ночью. Информация с него поступает на наземный командный пункт в режиме реального времени, а также записывается на бортовой накопитель данных для последующего более детального изучения. Сейчас данные в автоматическом режиме передаются также на пункт управления артиллерийской батареей типа "Капустник", откуда выдается целеуказание расчетам орудий.

"Дозор" выполнил еще несколько кругов, фиксируя расположение укреплений и боевой техники гипотетического "врага". Артиллеристы, получив координаты целей, ввели поправки в систему управлении оружием. Длинные, увенчанные массивными дульными тормозами, стволы стопятидесятидвухмиллиметровых орудий взметнулись вверх, заряжающие дослали в каморы первые снаряды, и раздался дружный залп, громом прокатившийся по окрестным холмам. Первые шесть снарядов еще были в воздухе, не достигнув целей, а наводчики уже меняли прицел, перенося огонь на следующие цели "противника".

Грохот взрывов заставил непривычных к такому шуму гражданских прикрыть уши ладонями, из-за чего офицеры посмотрели на них с явным превосходством. Разрывы накрыли позиции артиллерии и минометов, круша старые гаубицы М-30 времен Великой отечественной войны, игравшие сегодня роль "вражеских" орудий и взметая в воздух снег и землю. Наблюдатели могли видеть, как подлетают в воздух искореженные лафеты и станины накрытых точным залпом орудий. А на позиции "противника" обрушивались все новые и новые залпы, и сорокакилограммовые снаряды играючи разрушали крытые блиндажи, громили врытые в землю по самые башни корпуса старых танков, засыпая окопы и соединительные переходы.

– Самоходные гаубицы "Мста-С" являются одними из самых эффективных систем в своем классе, – рассказывал, перекрывая раскатистый грохот взрывов, маршал, перехватив инициативу у генерал-майора Артемьева. – Они созданы на шасси основного танка Т-72, и могут вести огонь обычным осколочно-фугасным снарядом на дальность до двадцати четырех километров, а при использовании снаряда с донным газогенератором дальность стрельбы увеличивается до двадцати девяти километров. Могут также использоваться кассетные снаряды с бронебойно-осколочными суббоеприпасами, или управляемые снаряды "Краснополь" с лазерным наведением, аналог американских "Копперхед". Кроме того, в боекомплект могут входить специальные снаряды с ядерными зарядами малой мощности, – добавил Лыков, увидев на лицах своих гостей понимающие взгляды. – "Мста-С" использовалась в ряде вооруженных конфликтов и зарекомендовала себя как в высшей степени мощное, эффективное и надежное оружие.

Гаубицы дали еще три залпа. Получая точные координаты целей, орудия вели смертоносно точный огонь, и снаряды, непрерывно сыпавшиеся на условную линию обороны, сокрушали блиндажи и ДОТы, перемалывая в железную стружку танки, орудия и бронемашины. О том, что пришлось бы пережить оказавшимся под обстрелом солдатам, думать даже не хотелось.

Тем временем танки и БМП выстроились в боевые порядки, все еще находясь под прикрытием леса, и, наконец, двинулись в атаку. Тяжелые сорокашеститонные машины мчались по заснеженному полю со скоростью не менее сорока километров в час, взрывая гусеницами землю. Слитно рявкнули гладкоствольные орудия танков, посылая на позиции "врага" первые снаряды, им вторили стомиллиметровые пушки 2А70 боевых машин пехоты, внося свою лепту в обрушившийся на мишени огненный шквал, сметавший все. Через несколько мгновений сплошная стена разрывов мощных фугасных снарядов встала на том месте, где протянулись окопы и укрытия для пушек и минометов.

Танки благодаря механизмам заряжания, отработанным за долгие годы до совершенства, вели огонь такой плотности, что канонада не умолкала ни на секунду. Несколько корпусов старых танков Т-55 и бронетранспортеров, расставленных за позициями "вражеской" пехоты в первые же секунды атаки были поражены подкалиберными и кумулятивными снарядами, летевшими дьявольски точно.

– Молодец, полковник, хорошо подготовил, – одобрительно пробурчал министр Лыков, довольно взглянув на Белявского. Иранский военный министр, тем временем не отрываясь, наблюдал за тем, как, наконец, лавина бронированных машин достигла позиций противника, основательно проутюженных плотным огнем. Теперь на месте аккуратных окопов и хорошо замаскированной бронетехники чернели воронки от взрывов. Будь там, в траншеях, люди, едва ли кто-то из них смог бы здесь уцелеть.

Уже находясь в нескольких сотнях метров от траншей, БМП открыли огонь из автоматических пушек, спаренных со стомиллиметровками, и курсовых пулеметов ПКТ, а сидевшие внутри десантники, не покидая бронированных "коконов" своих машин, принялись поливать позиции "противника" из автоматов и ручных пулеметов. Свинцовый град обрушился на расставленные на поле мишени, обозначавшие солдат "врага", а танки в это время методично обрабатывали огнем ближние тылы, громя "резервы" и накрывая плотным огнем "районы сосредоточения" готового перейти в контратаку "противника".

Боевые машины ворвались на разгромленные позиции "противника", гусеницами давя опрокинутые пушки и минометы, буквально вминая в землю воображаемого противника. Оснащенные оборудованием для самоокапывания, представлявшим собой, по сути, обычные бульдозерные ножи, танки и БМП принялись сооружать для себя укрытия. Десантные люки боевых машин распахнулись, и наружу высыпали вооруженные автоматами и реактивными гранатометами мотострелки, занявшие позиции вокруг бронемашин, обстреливая окопы, где могли еще остаться "вражеские" солдаты.

На то, чтобы оборудовать себе укрытия, у танкистов ушло несколько минут, и вот уже боевые машины зарылись в землю по самые башни, направив орудия в ту сторону, откуда ожидался контрудар отброшенного "противника", при этом пехота, занявшая "вражеские окопы" была готова прикрывать танки и БМП от подобравшихся слишком близко гранатометчиков.

– Великолепное зрелище! – восхищенно произнес министр обороны Ирана Мохаммед Фархи, глядя на последствия стремительной атаки русских танков. Боевой офицер, сражавшийся с элитными дивизиями иракской Республиканской гвардии двадцать с лишним лет назад, он оценил происходящее, а находившиеся рядом русские офицеры, знавшие о боевом прошлом министра, в свою очередь, по достоинству оценили его слова. Разумеется, говорил Фархи по-английски, но большинство офицеров поняли его без переводчика.

– Я вижу, русское оружие и русские солдаты по-прежнему остаются лучшим в мире, – убежденно сказал иранец, взглянув на командира дивизии, явно польщенного мнением настоящего солдата, прошедшего одну из самых жестоких войн последней половины столетия. – Ваши люди, генерал, действовали превосходно, именно так, как только и можно действовать в такой ситуации.

– Это в значительной мере заслуга полковника Белявского, ведь это батальон его полка проводил наступление, – генерал-майор Артемьев указал на стоящего неподалеку, чуть в стороне от высоких гостей, Николая, который, почувствовав внимание начальства, вытянулся по стойке смирно.

Маршал Лыков, согласно кивнув, промолчал, хотя ему было, что сказать. Конечно, они видели лишь спектакль, срежиссированный и отрепетированный до автоматизма. Чего стоил один только беспилотник "Дозор", который сбили бы зенитным огнем в первые же секунды, окажись в окопах, на которые он так ловко наводил огонь гаубиц, живые защитники, а не муляжи. Но, как бы то ни было, цель была достигнута, и иранцы пришли в полное восхищение, то ли не задумываясь о многочисленных условностях, то ли просто не обратив на них внимание.

Впрочем, усмехнулся маршал, та самая "обстановка, приближенная к боевой", о которой напоминали при подготовке к маневрам, неважно, проводились ли они силами роты или военного округа, все равно не имела ничего общего с горячкой боя, когда кажется, что воздух пропитан пламенем и свинцом, а в ушах стоят крики умирающих в страшных мучениях товарищей. Он, Валерий Лыков, знал, что такое бой. Старший лейтенант, а потом капитан, командир танковой роты, он сам дважды горел в бронированной коробке, и едва не лишился лица и рук, вытаскивая из охваченного пламенем Т-62Д тяжело раненого наводчика.

Ныне же иранцам показали не более чем шоу, и, кажется, сумели превзойти даже известных мастеров рекламы, американцев. Генерал Артемьев и его офицеры постарались на славу, и министр обороны надеялся, что после этого спектакля в далекую Персию потянутся эшелоны с российским оружием. Он, маршал, боевой офицер, ныне вынужден был думать, как простой торгаш, ибо понимал, что каждый проданный за рубеж танк, каждый самолет, плоскости которого украсят чужими флагами и гербами, означают, что еще один такой же танк или самолет получат вооруженные силы страны.

– У вас отличные офицеры, господин генерал, – одобрительно кивнул меж тем Фархи, взглянув на полковника. – С такими командирами и таким оружием вам не страшен никакой противник.

Иранцы, явно привычные к таким зрелищам, пребывали под впечатлением от увиденного еще долгое время, вплоть до того момента, когда прибыли в Москву. Даже посещение "Уралвагонзавода", где и производились ставшие героями дня танки Т-90, не смогло сгладить впечатления. Иностранные гости с интересом и восхищением осмотрели поточные линии, протянувшиеся в гигантских цехах, изучили самую современную технику, позволявшую производить в день десятки боевых машин. Но все же по виду гостей было ясно, что они все еще пребывают там, на заснеженном поле, воздух над которым разрывает рев десятков мощных двигателей и лязг стальных траков.

Но, несмотря на важность, и образцово-показательных учений, и экскурсии по танковому заводу-гиганту, одному из немногочисленных предприятий в России, действительно оборудованных по последнему слову техники, конечным пунктом маршрута иранцев была Москва, где их должен был принять президент Швецов.

В Кремль, где иранцев, в должной степени проникшихся мощью принявшей их страны, ожидал глава государства, делегацию сопровождал посол Исламской республики в России. Группа иноземных чиновников, сопровождаемых премьером Самойловым, представителями службы этикета и охранниками российского президента, прошла по анфиладам кремлевских залов, сиявших мрамором и золотом. Иранцы уважительно и с интересом смотрели на застывших в почетном карауле гвардейцев в киверах и колетах двухсотлетней давности, вооруженных вполне современными карабинами Симонова, в должной мере знакомыми и приезжим гостям. Солдаты президентского полка стояли неподвижно, и лишь по легкому колыханию груди можно было понять, что это все же живые люди, а не искусно сработанные статуи.

Алексей Швецов принял гостей в одном из малых залов, приспособленных для переговоров. Вместе с российским президентом высокопоставленных посланников далекой Персии ожидали также министры экономики, энергетики и обороны, поскольку тема предстоящей встречи касалась их самым прямым образом.

– Добрый день, господа, – на почти безупречном английском поприветствовал иранцев Швецов, демонстрируя свою подготовку советского офицера, который должен был быть хорош не только в бою. – Рад видеть вас здесь, в Кремле. Ваш приезд – изрядная неожиданность, но одновременно и большая честь для нас. Прошу вас, – он указал на ряд кресел с высокими спинками, выстроившихся вдоль длинного стола. – Располагайтесь, господа.

– Господин президент, – Ахмад Джемаль, министр экономики Ирана, считавшийся неофициальным главой небольшой делегации, как оказалось, вполне сносно говорил по-русски, пусть и с заметным акцентом. – От имени Исламской республики Иран благодарю вас за то, что позволили прибыть в вашу страну. Также благодарю вас и за устроенную для нас экскурсию. Признаю, мы остались под впечатлением от увиденного, хотя, не сомневаюсь, видели лишь малую долю того, чем вы можете гордиться.

– Что ж, господа, думаю, после всего увиденного нам стоит перейти к цели вашего визита, – продолжил Швецов, когда гости и хозяева встречи уселись за длинным столом. – Насколько я понимаю, приезд в Россию столь высокопоставленных чиновников из правительства Ирана должен означать важность вашей миссии. Тем более, ваш визит оказался весьма внезапным.

– Да, мы имеем крайне важное поручение президента и аятоллы, которые, помимо прочего, наделили нас довольно широкими полномочиями, – согласился Джемаль. – А цель нашего приезда сюда, в Россию, сводится к желанию сотрудничать с вашей страной в военной и экономической сферах. Именно для заключения новых договоренностей мы здесь, господин Швецов.

– Вы знаете об отношении к нам развитых стран Запада, прежде всего, разумеется, Соединенных Штатов, – включился в беседу Фархи. – Долгое время в наш адрес звучали самые страшные обвинения и самые серьезные угрозы, которые наши враги так и не привели в действие лишь благодаря стойкости нашего народа. Но провокации против нас продолжаются регулярно, и сравнительно недавние события над Персидским заливом относятся к их числу.

Нашим врагам не хватает мужества и уверенности в себе, чтобы вступить в войну с Ираном напрямую, но у них довольно сил и способностей, чтобы установить такую жесткую блокаду нашей страны, что наша экономика просто разрушится. Уже сейчас мы долгое время пребываем в изоляции, лишь немногие страны готовы сотрудничать с нами, невзирая на запреты Америки. С радостью должны заметить, что Россия принадлежит к числу этих стран, причем является для Ирана одним из важнейших партнеров. Именно поэтому мы прибыли в вашу страну в надежде на развитие и упрочнение возникших между нами связей во всех отраслях и сферах жизни.

Наши государства являются почти соседями, нас разделяет лишь Каспий, который также представляет собой зону взаимных интересов Ирана и России. К тому же Иран всегда поддерживал действия российских властей против сепаратистов на Кавказе. Мы знаем о вашей недавней победе над террористами и хотим уверить господина президента, что иранские власти либо спецслужбы никоим образом не оказывали им поддержку. Более того, если вы желаете, мы можем предоставить информацию, имеющуюся в распоряжении наших разведывательных служб, способную помочь в борьбе с окопавшимися вдоль южных границ России террористами, которым, как нам известно, оказывают помощь представители США, в том числе информацией и оружием. Поэтому мы надеемся на понимание с вашей стороны, взаимовыгодное сотрудничество и помощь Исламской республике Иран.

– И, насколько я понимаю, у вас есть конкретные предложения по поводу развития нашего сотрудничества, не так ли? – спросил Швецов.

– Да, мы готовы озвучить их, – согласился Фархи. – И, прежде всего, речь пойдет о техническом перевооружении нашей армии. Иран не вынашивает агрессивных планов против кого-либо из своих соседей, также мы не намерены обстреливать ракетами с несуществующими ядерными боеголовками европейские столицы. Однако отношение к нам западных держав, которым вторят и многие государства Ближнего Востока и Центральной Азии, заставляет нас держать свои вооруженные силы в боевой готовности, уделяя должно внимание совершенствованию их возможностей в вероятной войне.

Постоянные вторжения американских самолетов и кораблей в наше воздушное пространство и территориальные воды, иные провокации, в том числе и вероятная заброска на нашу территорию диверсионных и разведывательных групп, заставляют нас быть готовыми дать адекватный ответ. И в деле перевооружения нашей армии и флота мы, прежде всего, рассчитываем на Россию.

Наши вооруженные силы уже имеют на вооружении немало образцов русского оружия, в том числе самолеты, танки и бронетехнику, а также подводные лодки. Наши танкисты, служащие на танках Т-72С, полностью удовлетворены боевыми характеристиками этих машин, идеально сочетающих в себе огневую мощь, защиту и подвижность, и превосходя по этим характеристикам в комплексе большинство существующих танков всех стран. То же касается и превосходных истребителей МиГ-29, пилоты которых не так давно записали на свой боевой счет немало американских истребителей. Но при всех замечательных качествах этих и иных образцов российской боевой техники, все эти танки и самолеты соответствую уровню десятилетней давности, а в развитии современного вооружения десять лет – это огромный срок. И поэтому мы хотели бы заключить с вами контракты на приобретение больших партий современного оружия, с возможностью производства части образцов по лицензии на территории нашей страны.

– И что же именно вас интересует, – деловито задал вопрос министр обороны. – Какую именно технику вы желаете видеть на вооружении своей армии или флота?

– В первую очередь, мы хотим закупить у вас современные зенитно-ракетные комплексы типа С-300 "Фаворит" и "Тор", – ответил Фархи, внимательно взглянув на Лыкова. – Наша система противовоздушной обороны оснащена устаревшими и морально, и физически комплексами "Хок" американского производства, практически бессильных против американских же современных самолетов. Поскольку стратегия этой заокеанской державы заключается в нанесении воздушных ударов по жизненным центрам страны-жертвы, в том числе с применением крылатых ракет и малозаметных самолетов "стеллс" типа "Найтхок", безопасное небо над головами наших граждан – это самое важное сейчас. И мы знаем, что лучше вас, лучше русских никто в мире не создает зенитные системы любых классов и типов.

В перспективе мы хотели бы вовсе отказаться от применения любых ракетных комплексов, кроме произведенных в вашей стране вашими конструкторами. Мы верим в русское оружие и надеемся, что оно будет защищать покой наших соотечественников. Также мы желаем переоснастить наши военно-воздушные силы и сухопутные войска новым оружием.

Прежде всего, следует заменить парк устаревших истребителей американского производства "Фантом" и "Томкет", сведя число типов боевых самолетов в ВВС к минимуму. И лучшего кандидата на замену, чем русские тяжелые истребители Су-27 или Су-30 мы не видим. Ваши самолеты не раз оказывались на голову выше иностранных аналогов, тем более, у наших пилотов есть опыт использования истребителей "МиГ", которыми мы также хотим пополнить наш авиационный парк. Нам известно, что ваши инженеры разработали несколько многоцелевых модификаций всех названных нами самолетов, и мы готовы провести испытания их в нашей стране, дабы выбрать наилучший вариант.

– И какое же количество самолетов и ракетных комплексов вы готовы приобрести? – вопросительно взглянул на Фархи министр экономики Климов, уже прикидывавший в уме, какую сумму в твердой валюте можно получить с озабоченных своей безопасностью иранцев.

– Пока нам достаточно пятидесяти истребителей "Сухой" и вдвое большего числа "мигов", – переглянувшись с Джелалем, быстро ответил иранский министр обороны, явно давно уже обсудивший с коллегой, да наверняка и со своим президентом, все детали. – Это количество боевых самолетов полностью покроет наши потребности в современных истребителях, а если мы договоримся о поставках авиационных противокорабельных ракет, – то и в ударных самолетах. Разумеется, мы готовы приобрети для этих самолетов и прочее вооружение, включая и новейшие ваши ракеты "воздух-воздух".

– Мировая общественность и в особенности Соединенные Штаты будут явно против таких серьезных по масштабам поставок вооружений в Иран, – заметил глава российского правительства, бросив настороженный взгляд на Алексея. – Последует настоящий шквал возмущения, как только сведения о грядущей сделке будут обнародованы.

– Верно, Вашингтон и кое-кто из ближневосточных союзников американцев будут в шоке, – усмехнулся Швецов, на которого заявленные иранцами цифры произвели определенное впечатление. Даже индусы и китайцы во времена его предшественников не часто приобретали технику в таком количестве. – Однако игра стоит свеч, – добавил президент России. – Мы готовы рассмотреть ваши просьбы без всякой оглядки на Запад, уважаемые господа министры.

– Мы рады, что вы приняли такое решение, – кивнул Джелаль. – Но этим наши намерения не исчерпываются.

– Как я уже говорил, – подхватил его мысль Фархи, – наши войска имеют на вооружении несколько сотен танков Т-72С российского производства или выпускаемых по лицензии в Иране. При всех выдающихся характеристиках, эти боевые машин уже устарели, и поэтому мы хотим провести масштабное переоснащение танковых и механизированных соединений новыми образцами техники. И в качестве основы наших танковых сил мы хотим видеть танк Т-90С. Эта боевая машина является развитием Т-72, и тем выгоднее нам оснастить свою армию именно танками этой марки, ведь это позволит сократить сроки переучивания наших танкистов. Увидев эту машину в действии, мы с коллегой прониклись верой в ее могущество, – произнес министр обороны Ирана, вспоминая недавние учения.

– Да, мы видели ваши танки в действии, – подтвердл и Ахмад Джемаль. – Признаюсь, на меня это произвело сильное впечатление. И мы готовы обсудить с вами возможность развертывания производства этих танков в Иране на существующем заводе в городе Исфахан. Также мы хотели бы приобрести в России модернизированные боевые машины пехоты БМП-2, которые не раз демонстрировались на различных выставках вооружений, и обеспечить доведение до их уровня аналогичных машин раннего выпуска, состоящих на вооружении наших сухопутных войск. И еще, – Джемаль помедлил, словно переводя дух, – наш военный флот за годы изоляции Ирана пришел в плачевное состояние, и здесь мы тоже рассчитываем на вашу помощь.

Иран располагает тремя подводными лодками класса "Кило" по американской классификации, которые составляют главную ударную силу наших военно-морских сил, и мы заинтересованы в повышении боевых возможностей субмарин путем размещения на них противокорабельных ракет "Альфа", созданных в России. Мы считаем, что поступление этих ракет на вооружение наших подводных лодок в несколько раз увеличит их боевые возможности. Но также мы имеем намерения развивать и надводный флот, начав с приобретения у вас нескольких ракетных катеров "Молния", в которых идеально сочетаются высокая огневая мощь, маневренность, скорость и малые размеры, что особо важно для действий в Персидском заливе.

В будущем же наше правительство рассматривает возможность заказа в России и более крупных боевых кораблей, например, фрегатов, аналогичных тем, что стоятся для Индии под названием "Талвар". Мы желали бы более подробно ознакомиться с такими кораблями, чтобы получить о них определенные представления.

Русские министры бросили на президента быстрые взгляды, едва только стих спокойный и уверенный голос Джемаля. Запросы персидских гостей вызывали неподдельное уважение. То, что собирались купить в России иранцы, превосходило поставки оружия для самой российской армии за последние десять лет, и стоило очень больших денег. Все ждали, что же ответит на предложения иранских гостей Швецов.

– Вы предлагаете нам совершить очень крупную сделку, – покивал головой президент, задумавшись. – Если вести расчеты за поставки нашего оружия в любой валюте, вы просто можете подорвать свою экономику без американской блокады. Но в принципе мы готовы выполнить ваши пожелания, возможно, откорректировав лишь отдельные детали. Россия готова поставлять в вашу страну свое современно вооружение, но вот о порядке расчетов будет особый разговор. – Швецов взглянул на министра энергетики Решетникова, который, дождавшись знака, заговорил.

– Мы предлагаем правительству Ирана вести расчеты не в долларах или валюте иных стран, а имеющимся у вас стратегическим сырьем, прежде всего, нефтью, – Решетников обвел пристальным взглядом сидевших напротив него иранцев, что-то быстро зашептавших друг другу. – В наши дни именно нефть – самая твердая валюта, востребованная практически везде.

– Вы намерены приобретать у нас нефть в счет поставляемого вооружения, – неуверенно уточнил Джемаль. – Я верно понял ваши намерения?

– Не совсем так, – покачал головой министр экономики Климов. – Наши планы несколько иного характера. Мы готовы в обмен на поставки нашего оружия и организацию производства некоторых его видов в вашей стране арендовать по заранее оговоренным ценам на строго ограниченный период времени, скажем, на пять лет, несколько нефтяных месторождений, разработкой которых будут заниматься подразделения государственной корпорации "Росэнергия".

Заранее хочу оговориться, что объемы поставок оружия в Иран никаким образом не должны быть связаны с объемом добытой нами нефти. Вы просто предоставляете нам права пользования несколькими скважинами из вновь открытых, не облагая добытую нами нефть никакими налогами, мы же, в свою очередь, выполняем все обязательства по поставкам оружия в Иран в полном объеме и в соответствие с теми контрактами, которые, надеюсь, будут нами заключены в самом скором времени.

При этом "Росэнергия", глава которой, Вадим Захаров, к сожалению, не смог прибыть сюда, берет на себя вопросы строительства необходимой инфраструктуры, в том числе трубопроводов и нефтяных терминалов на побережье Каспийского моря или в Персидском заливе в зависимости от местоположения того или иного месторождения, разработкой которого мы будем заниматься.

– Весьма необычное предложение, – с сомнением произнес иранский министр экономики. – Нефть – одно из важнейших богатств нашей страны, поистине достояние народа, и так просто позволить добывать ее на нашей земле в неограниченных количествах мы не готовы.

Представители Ирана, похоже, пребывали в сильном замешательстве, и Алексей Швецов, не столько слушавший их речи, сколько внимательно наблюдавший за поведением иранцев, вполне понимал такую реакцию. Предложение было неожиданным, нестандартным, но у российского президента уже были приготовлены доводы, должные развеять сомнения осторожных персов:

– Разделяю ваши сомнения, но полагаю, что наша готовность не просто поставлять в вашу страну оружие, но еще и продать лицензии на его производство и это производство организовать, построив сразу несколько высокотехнологичных предприятий, того стоит. В любом случае иные варианты мы предпочли бы не рассматривать вовсе, – заметил Швецов. – Никто не собирается отнимать у вашего народа его богатство.

Значение нефти для Ирана мы, русские, понимаем больше, чем кто бы то ни было. Ваши специалисты наверняка составляют прогноз по каждому обнаруженному месторождению, и вы будете знать с большой доле вероятности, сколько нефти мы добудем. При этом, как только срок аренды закончится, если вы не пожелаете его продлить, разумеется, месторождения вновь отойдут вашей стране вместе со всеми коммуникациями, созданными нашими специалистами. Не думаю, что нефть в Иране можно выкачать за несколько лет, а значит, после того, как мы уйдем, вы сможете эксплуатировать эти скважины с большой выгодой, не делая при этом серьезных затрат на их обустройство.

По сути, господа, мы не только поможем переоснастить вашу армию, но еще и совершим весьма серьезные вложения в вашу экономику, в топливно-энергетический комплекс, поскольку кроме вышек и труб не исключено строительство в Иране и современных нефтеперерабатывающих заводов. Думаю, это достаточно приемлемый вариант для всех нас.

– Что ж, – несколько неуверенно произнес Фархи, переглянувшись со своим спутником. – Мы не были готовы обсуждать предполагаемую сделку на таких условиях, хотя и считаем, что они нисколько не ущемляют интересы нашей страны. Но все же нам нужно время чтобы принять окончательное решение. Мы бы хотели узнать конкретные месторождения нефти, разработкой которых ваша страна желает заняться в обмен на поставки в Иран своей военной техники.

– Разумеется, – кивнул президент, понимая, что раз иранцы не отказались сразу, они, скорее всего, согласятся именно на те условия сделки, которые были предложены русской стороной. Мысленно Алексей уже поздравил себя с победой. – Наши специалисты немедленно предоставят вам проект контракта, после чего вы сможете окончательно решить, принимать ли наши условия, – произнес Швецов. – И все же я надеюсь, что наше сотрудничество будет только укрепляться, и нефть не станет тому помехой.

Иранская делегация покинула Кремль очень скоро, оставив Швецова и его команду в ожидании ответа. Все понимали, что предложенная Москвой сделка отличалась от привычных расчетов долларами, принятых в подобных контрактах, и иранскому правительству могло потребоваться определенное время, чтобы принять решение. Но ни Швецов, никто из его министров, причастных к переговорам, не сомневался, что Тегеран примет предложение России.

Истерика, устроенная Штатами вокруг иранских ракетных программ, вокруг его сотрудничества с Россией в области атомной энергии, не оставляла персам иного выхода, кроме подготовки к большой войне, тем более, американцы стянули в регион столько войск, что нападения можно было ожидать в любой момент. О чем после того, как иранские министры покинули резиденцию русского президента, на стихийно создавшемся совещании и заявил глава внешнеполитического ведомства России.

– Они, конечно, очень быстро дадут нам свое согласие на сделку, – Юрий Розанов, интеллигентный и всегда чуть ироничный мужчина пятидесяти лет, один из немногих министров, оставшихся в правительстве со времен прежнего президента, был опытным дипломатом, постигавшим сложную науку международных отношений еще в советские времена. – У персов другого пути просто нет. Единственная страна, которая готова с ними сотрудничать в военной сфере – это Китай. Но Поднебесная, несмотря на огромные рывок в двадцать первый век, в том числе и в области вооружений, все равно уступает нам по технологичности предлагаемого оружия. Я думаю, если перед иранцами встанет выбор, получить ли наши С-300 в обмен на аренду Россией нефтяных месторождений, или же купить "пиратские копии" их у китайцев за доллары, то иранцы, если их заботит собственная безопасность, предпочтут первое.

– Да, наши позиции в этой области прочны несмотря ни на что, – согласился Самойлов. – Но экспансия Китая не может не настораживать. И с Ираном их соединяют весьма прочные связи. Достаточно вспомнить, что львиная доля добываемой иранцами нефти идет именно в Китай. Поэтому нам нужно приложить все усилия, чтобы сохранить свой авторитет и влияние в регионе. А идея с арендой нефтяных скважин в Иране весьма неплоха, к тому же она отличается изрядной оригинальностью.

– За это нужно поблагодарить Захарова, – заметил, усмехнувшись, Климов. – Это именно он предложил продавать европейцам не нашу исконную нефть, а добытую на чужой земле. И визит иранцев оказался исключительно своевременным.

– Не забудьте сказать спасибо и американцам, – усмехнулся Розанов. – Если бы не их истеричные выкрики, иранцы так не засуетились бы. Одно только предложение вступить в ОПЕК дорогого стоит, а ведь за ним, я полагаю, тоже стоит Тегеран. Иран пытается защитить себя от возможной агрессии, идя сразу несколькими путями, и для нас это шанс укрепиться в районе Персидского залива и вообще в Азии. Пример Ирака заставил персов задуматься, да и для остальных стран этого региона он стал очень поучительным. Был фактически уничтожен один из членов ОПЕК, и прочие участники этой организации озаботились своей безопасностью, пытаясь заручиться и нашей поддержкой. И такую возможность вернуть себе позиции на мировой политической арене мы просто обязаны использовать полностью.

– Все это замечательно, – задумчиво произнес Швецов, и при первых его словах все сразу замолчали, взглянув на президента. – Только вот не думаю, что нашим планам так легко позволят осуществиться те же американцы. Они вполне могут прибегнуть к санкциям и экономической блокаде не только в адрес Ирана, но и нас с вами, и сейчас это будет мощнейшим ударом по экономике России. Арабский мир далеко не так един, как может показаться, и Штаты вполне могут выдавить нас с рынка энергоносителей, убедив, к примеру, тот же Катар поставлять в Европу, главного нашего контрагента, свой газ взамен русского. И это будет мощнейший удар по нашей экономике, такой уязвимой именно сейчас.

– Да, если янки поднимут шум, многие наши планы не будут реализованы, – серьезно кивнул Климов. – Поставки высокотехнологичного оборудования из Европы и некоторых азиатских стран для оснащения крупнейших заводов еще не завершены. По сути, готовы к вводу в эксплуатацию два предприятия, специализирующихся на микроэлектронике, еще не менее десятка заводов разных отраслей находятся сейчас на стадии оснащения. И если поставки прервутся, мы понесем огромные потери.

Несколько крупнейших проектов просто придется заморозить на неопределенный срок, да и для имиджа страны удар будет очень тяжелый. Взявшись за нас всерьез, западники могут поставить нас на колени, особенно сейчас, когда задуманные нами преобразования уже начались, многое из старого разрушено, но не создано еще почти ничего нового. Сейчас наступает очень опасный период, и нам следовало бы быть предельно осторожными.

– И еще, нужно помнить, что угроза исходит не только от американцев, – вдруг заметил Лыков. – Предложения арабов нужно воспринимать очень осторожно. Саудовцы уже успели доказать, что они готовы ради собственной выгоды вступить в любой союз, хоть с американцами, хоть с евреями. Они поддерживали душманов тридцать лет назад, равно как и чеченцев пятнадцатью годами позже, и до сих пор не прекращают своей деятельности у наших границ. Арабы вероломны, и нанесут удар в спину тогда, когда мы не будем к этому готовы. Нынешний король не очень дружелюбен к американцам, но он не вечен, и поэтому их политика может резко измениться в любой момент. Да и иранцы попортили нам немало крови в прошлом, тоже участвуя в афганской войне, поставляя "духам" оружие, обучая их.

– Как раз от арабов ждать опасности не стоит, – отмахнулся Швецов. – Об их вероломстве нам известно, и история войны в Афганистане не забыта. Но пока им выгодно быть нашими союзниками, а не прихвостнями янкесов, и мы будем пользоваться удобным моментом, чтобы насытить нашу экономику средствами, так нужными сейчас для дальнейших реформ. Разумеется, я лично не считаю нужным вступать в ОПЕК, но принять некое временное соглашение вполне реально и безопасно. А вот американцы, когда поймут, что мы вместе с арабами можем взять их за горло в любой момент, могут психануть и наделать немало глупостей, которые для нас обернутся чем-то большим. И срыв закупок нами оборудования на Западе – это еще не самый худший вариант развития событий.

– Не думаю, что американцы решатся на серьезные меры, – с сомнением произнес Самойлов, покачав головой. – Переговоры проходят в условиях повышенной секретности, число посвященных невелико, еще меньше тех, кто действительно знает, о чем именно мы договаривались. Конечно, утечка информации будет, и в Вашингтоне обо все происходящем будут знать в лучшем случае уже завтра, но я не думаю, что они прибегнут к санкциям. Громкие заявления, пара истеричных выступлений по "ящику" – вот и все, на большее духу не хватит. Да и даже если и решатся, мы сотрудничаем не с государствами, а с иностранными частными компаниями, хозяева которых ради прибыли вполне могут нарушить любые предписания Госдепартамента США. Корпорации, с которыми мы работаем, почти не подконтрольны правительствам тех стран, где они находятся, и нам это на руку.

– Нам нужно действовать быстро, решительно, и при этом как можно дольше не привлекать внимание к нашим контактам с Ираном, – решил Алексей Швецов, подводя своего рода итог беседе. – Иран не является угрозой для нас, наши интересы различны. Поэтому нет никакой опасности в поставках в эту страну нашего оружия, тем более, если в обмен на это мы сможем продавать за рубеж не русскую нефть, а ту, что добывают в самом Иране. Мы сохраним свои природные богатства для своей страны, для наших потомков, господа, и это самое важное.

Пока мы слишком зависимы от экспорта энергоносителей, причем именно минерального происхождения, и ситуацию нужно исправлять. Несмотря на все наши усилия, по-настоящему техническое перевооружение нашей промышленности удастся завершить через несколько лет, а те производства, что будут запущены в ближайшие месяцы, пригодны больше для пропаганды, чем для пополнения российского бюджета. И именно поэтому нам нужно действовать во всех регионах мира, если это способно принести нам выгоду. Плевать на американцев, пусть охрипнут, обвиняя нас во всех смертных грехах. Есть только одно мерило всем нашим действиям, товарищи, – выгода для нашей страны, и именно ею мы и станем руководствоваться в дальнейшем, сотрудничая со всеми странами, в которых есть наши интересы.

– Именно с точки зрения выгоды я считаю, что ваше стремление увеличить военные расходы, Алексей Игоревич, несколько не разумно, – заметил Самойлов. Давно ожидавший удобного момента, глава правительства больше не мог терпеть. – Я понимаю, что для наших солдат и офицеров следует создать нормальные условия, как минимум, обеспечив их жильем, но это не означает, что спешно нужно запускать в производство новые танки и самолеты. Возможно, пока лучше подождать, не тратя зря бюджетные средства, да и американцы не будут так беспокоиться.

– Здесь вы не правы, мой друг, – покачал головой Швецов. – Никогда забота о безопасности своей страны не была излишней ни для России, ни для любого иного государства в мире. К тому же мы тратим на "оборонку", на содержание и перевооружение армии в несколько раз меньше, чем советские вожди, поскольку отныне наши генералы будут готовиться отнюдь не к минувшей войне, как было раньше.

Прежние наши правители только говорили о неком "ассиметричном ответе", мы же воплотим его в жизнь. Например, советские генералы, помнившие сорок первый год, стремились иметь как можно больше танков, оставив после себя наследство из десятков тысяч боевых машин двух дюжин модификаций, причем большинство из них морально устарели еще двадцать лет назад. В условиях, когда применение ядерного оружия было весьма вероятно, наличие на вооружении массы устаревших танков было оправдано, ведь сражаться пришлось бы с истощенным нашими ядерными ударами врагом, силы которого к моменту непосредственного столкновения на поле боя его и наших солдат оказались бы подорваны. Тогда и сгодилась бы устаревшая техника, в прямом столкновении обреченная на поражение.

Но сейчас, когда атомная война, пусть и ограниченная, перестала быть такой вероятной, и на смену ей пришла скоротечная война, в основе которой лежит превосходство в воздухе и "хирургические" удары по инфраструктуре страны, победит тот, у кого лучше обычное оружие, и Россия сейчас может оказаться в числе проигравших. Большая затяжная война, подобная той, что выдержал наш народ семьдесят лет назад, теперь просто невозможна. При существующем уровне техники любую страну можно ввергнуть в хаос за считанные дни, что уже мы не раз наблюдали в исполнении все тех же американцев, и тысячи танков тут будут бесполезны. Несколько сотен крылатых ракет, вогнанных в "нервные узлы", центры управления, штабы, склады – и миллионная армия мечется в кольце огня, лишенная командования, испуганная, превратившаяся в стадо тупого скота, а танки, брошенные экипажами, разбежавшимися по лесам, стоят вдоль дорог. Тем более не нужны эти груды железа в локальных конфликтах, которыми нас вполне могут измотать заокеанские соперники, не ввязываясь в открытую войну.

Изменилась сама стратегия, концепция будущих войн. Пока мы занимались реформами и политическими интригами, американцы, немцы, англичане и прочие совершенствовали высокоточное "умное" оружие, средства управления и разведки, а нам оставалось надеяться только на броню и пушки, которые сами по себе – ничто. И мы, если хотим остаться сильной страной, тоже должны меняться.

На смену призывникам должна прийти профессиональная армия, где не нужно будет жертвовать боевыми качествами техники в пользу простоты ее изучения и применения. Тем более, не придется в будущих войнах мобилизовать резервистов, в расчете на которых и оставалась на вооружении нашей армии устаревшая техника, та, пользоваться которой этих резервистов и обучали.

Настало время принять на вооружение технику нового поколения, в том числе и танки, сильные не только пушками, но и электроникой, системами связи и управления оружием, пусть и более сложные, но при этом намного более эффективные, чем то, что мы имеем сейчас. И это – только один из элементов нашего ассиметричного ответа. Совсем скоро поступят на вооружение управляемые ракеты высокой точности, не уступающие западным и предназначенные как раз для неядерной войны. Уже испытываются плазменные генераторы Коротеева, способные превратить в "невидимку" любой самолет, сохраняя все его боевые характеристики, не в пример американским "стеллсам", которым за малую заметность для радаров приходится расплачиваться отвратительной аэродинамикой и огромной стоимостью.

Я согласен, что сейчас затраты на все это станут для нас тяжким бременем, но затягивать процесс нельзя, ведь мы отстали от наших соперников очень заметно, и даже Китай, прежде только и умевший, что производить некачественные копии нашей техники, сравнялся с Россией за считанные годы. И поэтому, Аркадий Ефимович, подписывая очередной указ об увеличении военных расходов, я как раз и исхожу из соображений выгоды для России, ведь произведенные сейчас затраты окупятся в ближайшем будущем, когда часть наших доходов от того же экспорта нефти не придется тратить на армию, а можно будет найти им иное применение. Кроме того, одновременно с запуском в производство новых вооружений, я планирую начать сокращение численности вооруженных сил, уменьшив ее не менее чем на сто тысяч военнослужащих и столько же гражданского персонала. Избавимся от массы плохо обученных призывников, и средства, которые прежде приходилось тратить на их содержание, хотя бы частично компенсируют расходы на новое оружие, на опытно-конструкторские работы и собственно производство.

Невозможно просто взять, и урезать расходы на вооруженные силы. Мы должны восстановить непроницаемый щит над нашей страной, на земле, в воздухе, под водой, и уже под его надежным прикрытием воплощать в жизнь социальные программы, зная, что наши достижения не будут уничтожены направленными из-за океана волнами крылатых ракет или бандами спустившихся с гор смертников-ваххабитов.

Швецов обвел пристальным взглядом сидевших за столом министров. Здесь были и опытные политики, стоявшие у власти еще при предшественнике того президента, которого сменил сам Швецов, и совсем новые в этой игре люди, приглашенные новым главой государства.

Валерий Лыков, боевой товарищ самого Алексея, с которым президента свела афганская война, где оба офицера заслужили ордена и получили увечья на всю оставшуюся жизнь, был одним из таких людей. Он предпочел спокойной службе в сытой и уютной Восточной Германии настоящую войну в далеком краю, диком и смертельно опасном для любого чужака. Нынешний министр обороны, имевший все шансы для того, чтобы, не выходя из казармы, получить большие звезды, избрал иной путь, путь мужчины и воина, проведя в Афганистане четыре года вплоть до вывода из этой страны советских войск, и за это время успев поучаствовать в десятках боев, много раз попадая в засады и дважды чуть не сгорев в подбитом душманами танке.

Точно таким же "афганцем" был и Захаров, человек, верой и правдой служивший своей родине, и вдруг ставший ненужным ей. Он не сломался, не спился, потеряв человеческий облик, как это случилось со многими его товарищами. Вспомнив все, что мог и умел, он в самые неспокойные годы русской истории последнего столетия занялся совершенно честным легальным бизнесом, и едва не оказался из-за этой честности, привитой еще в Советской Армии, за решеткой. Его принципиальность и независимость пришлись не по нраву многим из тех, кто оказался в то время у власти, и эти шакалы, привыкшие просто отбирать у других то, чего им хотелось, почти уничтожили Захарова, лишив его всего, что тот имел.

Только вмешательство Швецова, отлично помнившего спокойного и рассудительного офицера, служившего в одном с ним гарнизоне в Герате, дало ему надежду. Новый президент, отчаянно нуждавшийся в преданных людях, сделал свой выбор и не ошибся, получив преданного настолько, насколько это вообще возможно, соратника.

Вячеслав Климов, новый министр экономики, был совершенно не похож на боевых товарищей Швецова. Он даже не служил в армии, но являлся еще одним из тех немногих людей, которым президент верил без малейших сомнений. Слепленный совсем из другого теста, лощеный мальчик из приличной семьи, получивший образование в Англии, этот человек на самом деле был совсем иным, чем казалось. Ум в нем сочетался с решительностью, образуя сплав невероятной прочности.

Молодой бизнесмен, владелец коммерческого банка, спонсировавший ученых, развивавших новые технологии, а не торговавших сырьем или подержанными машинами, ввозимыми из-за рубежа, дельцов, он был одним из немногих сторонников перехода России на новые виды энергии, и этой цели подчинял все, что имел. Приобретенные им мелкие фирмы занялись разработкой принципиально новых двигателей, или дорабатывали существующие под новые виды топлива, повышая их экономичность и безопасность. Были приобретены лицензии на поистине революционные изобретения, сделанные в стенах малоизвестных институтов и конструкторских бюро многие годы назад.

И, разумеется, действия Вячеслава Климова не остались незамеченными для нефтяных магнатов, создавших огромные состояния за счет продажи ценнейшего ископаемого сырья. Эти люди не желали, чтобы их монополии мешало хоть что-нибудь, и приложили все усилия, чтобы уничтожить молодого наглеца, вставшего на их пути.

Климов лишился почти всего, что имел, но приобрел известность из-за устроенной на него и некоторых его единомышленников публичной травли, благодаря которой Швецов и выбрал Вячеслава, сделав его одним из самых могущественных людей в стране. Отставной полковник не ошибся и на этот раз, приобретя верного сторонника своих самых смелых реформ, настоящего патриота своей страны.

Да, этим людям можно было доверять даже больше, чем самому себе. Иное дело – Самойлов, Решетников и Розанов, которые хоть и были людьми старой закалки, за годы перемен успели сильно измениться. Они привыкли к власти, к известному достатку и тому положению дел, которое не менялось прежде долгие годы.

Нет, разумеется, эти люди вовсе не были явными врагами. Напротив, они искренне считали себя патриотами своей страны и таковыми являлись, вот только патриотизм их заключался в том, чтобы не менять установившийся порядок, при котором страна все же смогла выживать, пусть и растеряв большую часть былой мощи. Они являлись профессионалами, расчетливыми, пожалуй, даже слишком расчетливыми и чересчур осторожными, и потому каждое по-настоящему серьезное решение Швецова встречали с явным неодобрением. Им не хотелось ломать свой собственный мир, ведь всегда была опасность, что они исчезнут вместе с ним, оказавшись лишними в том мире, который будет возведен на руинах.

Разумеется, на пост премьера и других ключевых министров можно было поставить и иных людей, молодых, активных, смелых, но Самойлов и те, кто поддерживал его, все же были искушенными политиками, настоящими профессионалами, имевшими огромный опыт. К тому же, несмотря на свое недовольство и опасения, пока они и еще многие, также оставшиеся у вершин власти с прежних времен, и успевшие сжиться с этой властью, все же не становились в явную оппозицию, и уже только этому Швецов был несказанно рад. Еще не сумев сделать их своими безоговорочными сторонниками, он все же не превратил их и в своих врагов, и только это можно было считать своей маленькой победой.

Размышления президента, грезившего о перспективах для его страны, что откроются вскоре, если иранцев удастся уговорить на предложенные Россией условия, прервало появление помощника главы администрации президента. Иван Скворцов выглядел взволнованным и обеспокоенным, что с ним обычно случалось редко.

– Господин президент, – Скворцов не обратил внимания на вопрошающие взгляды министров, обращенные к нему, пройдя сразу к Швецову. – В Кремль направляется грузинский посол. Он требует срочной аудиенции, Алексей Игоревич. Боюсь, у нас опять будут проблемы – он настроен очень серьезно.

Министры многозначительно переглянулись между собой. Как всегда, стоило только расслабиться, поверив, что все будет хорошо, и неприятности не заставили себя ждать.

Глава 3 Охотники

Москва, Россия

16 апреля

Телефонный звонок раздался неожиданно, и расслабленно откинувшийся на спинку заднего сидения роскошного "Крайслера" мужчина испуганно дернулся, пытаясь нашарить плоскую трубку мобильника в кармане. Он не ждал звонка, как не ждал и неприятностей, пребывая в абсолютном покое. Шикарный автомобиль нес своего хозяина в укромное место, тихое и неприметное, а пока его безопасность обеспечивал десяток вооруженных до зубов людей, расположившихся в двух джипах, следовавших перед "Крайслером" и позади него, прикрывая тыл.

– Да, слушаю, – увидев номер звонившего, мужчина на мгновение ощутил беспокойство.

– Наши хотят зайти в гости к твоим, – прозвучал в динамике торопливый голос.

– Что, – мужчина нахмурился. – К кому? Еще раз, – резко бросил он. – Повтори!

– К родственникам твоего Султана, тем, что на даче оттягиваются, – нервно прозвучало в ответ. – Они скоро будут.

Фразы, полные тумана, неясные непосвященным, заставили человека в лимузине похолодеть от страха. Он понял, что хотел сказать собеседник, наверняка сейчас рисковавший головой, и потому коротко выдохнул:

– Когда?

– Полчаса. Может, чуть больше.

– Шайтан, – мужчина в "Крайслере" глухо зарычал, выругавшись сразу на двух языках. – Мало!

– Все, что могу, друг, – раздалось в трубке, и тому, кто сейчас внимательно слушал, почудилась плохо скрытая насмешка. Так раб злорадствует исподтишка, наблюдая унижение своего господина. – Пусть собирают на стол. Потом начнется маскарад.

– Понял, – коротко ответил уже не чувствовавший себя в безопасности человек. – Отбой. Сочтемся.

Короткий разговор, услышав который, мало кто вообще понял бы, что происходит. Тот, кто сидел в салоне шикарного лимузина, понял, и сердце его вдруг забилось в два раза чаще. Счет шел на минуты, и он должен был успеть. Наплевав на конспирацию, мужчина схватил брошенный на кожаное сидение телефон, принявшись набирать по памяти номер. Он очень хотел успеть.

– Начали! – рация пискнула, и висевший на "когтях" на столбе линии электропередач человек в робе электрика, под которой был укрыт девятимиллиметровый "Стечкин" в подплечной кобуре, сжал рычаги кусачек, рассекая кабель. В окнах двухэтажного особняка, расположенного в нескольких сотнях метров, погасли огни. Потухли и мощные прожектора, заливавшие внутренний дворик ярким светом. Те, кто долгое время ожидал, пребывая в страшном напряжении, начали действовать.

Через двухметровый кирпичный забор, опоясывавший стоявший в пригороде Москвы, в нескольких километрах от шумной столицы дом, небольшой, весьма скромный, но добротный и выглядевший вполне уютным, чтобы уединяться там, сбегая от суеты огромного мегаполиса, неслышной тенью перемахнул человек, с ног до головы затянутый в камуфляж. Едва его ноги пружинисто коснулись посыпанной гравием дорожки с внутренней стороны ограды, он припал на колено, прижимая к плечу приклад бесшумного "Винтореза". Голова в тяжелом шлеме-"сфере" повернулась в направлении казавшегося абсолютно пустым дома. Туда же уставился бездонной тьмой дульного среза кажущийся непривычно толстым из-за несъемного глушителя ствол. Человек со снайперской винтовкой знал – дом не был пустым.

Несколько мгновений стрелок озирался, вслушиваясь в доносящиеся со стороны особняка звуки, и лишь потом, убедившись, что его появление осталось незамеченным, что не притаилась в зарослях колючего кустарника засада, осторожно крадущимся шагом двинулся вперед, держа смотревший на мир темными проемами окон дом на прицеле. Четырехкратный ПСО-1 позволял различать трещины на кирпичах, плотно пригнанных друг к другу, и человек в камуфляже мог в любой момент обрушить на того, кто хоть на миг покажется ему врагом, шквал бронебойных девятимиллиметровых пуль, со ста метров легко прошивающих лист стали толщиной восемь миллиметров. Сегодня добыча была слишком опасной, чтобы рисковать, пытаясь взять ее живьем.

Вслед за первым незваным гостем через ограду перебрались еще несколько людей в масках, тяжелых шлемах и бронежилетах. Все они были вооружены бесшумными девятимиллиметровыми автоматами "Вал" и компактными "Вихрями" такого же калибра, представлявшими собой все тот же "Вал", но со складным плечевым упором другой конструкции и к тому же лишенный глушителя.

– Второе отделение – к воротам, – беззвучно приказал один из спецназовцев. – Первое отделение – за мной. Пошли! – Осторожно, ступая неслышно, плавно перекатываясь с пятки на носок, бойцы двинулись к зданию, обнимая его со всех сторон.

Взяв строение в кольцо, спецназовцы стали приближаться к нему, стараясь производить как можно меньше шума. В предрассветном сумраке они казались призраками, бесплотными, сотканными из тумана. Трудно было и предположить, что крупные мужчины, увешанные оружием и разным снаряжением, могут передвигаться так плавно и тихо, не издавая ни малейшего шороха даже шагая по прошлогодней листве.

Каждый из бойцов, нервно сжимавших оружие, знал, что с другой стороны так же тихо и незаметно к особняку подбирается еще одна группа, замыкая, таким образом, коттедж в кольцо. Еще несколько десятков спецназовцев ожидали своего часа снаружи, пока оставаясь незамеченными никем из обитателей здешних мест, а расположившиеся вокруг снайперы держали под прицелом буквально каждый метр прилегающей к особняку территории, готовые открыть огонь по любой обнаруженной цели.

– Что случилось, почему темно? – за разросшимся плотной стеной кустарником отчетливо прозвучал мужской голос с характерным гортанным акцентом. – Надо включить генератор! – Те, кто замер за живой изгородью, нервно сжимая оружие, прежде не раз слышали такие голоса, надменные, исполненные уверенности, хотя это случалось далеко на юге, там, где вздымаются к небу хребты Кавказа.

Люди в камуфляже удивленно переглянулись. Они ожидали иного приема, ведь здесь было логово опасных зверей, настоящих хищников, убивающих не задумываясь. И, как любой стреляный зверь, они должны были понять, что авария в электросети – это только начало.

– Осмотрись здесь, – властно приказал еще один голос. – Проверь все вокруг! – Тот, кто распоряжался, похоже, почти не беспокоился, не придав значения тому, что столь внезапно пропало электричество, хотя вокруг и раскинулся элитный поселок, жители которого очень болезненно относились к подобным случайностям. Сейчас беспечность невидимки, верившего в свою силу и власть, должна была выйти ему боком.

Бойцы специального отряда быстрого реагирования, которым был поручен захват привлекшего взгляды спецслужб особняка в Подмосковье, предприняли все необходимые меры, чтобы не быть обнаруженными обитателями этого дома раньше, чем они сами того захотят. Но, сделав все, чтобы оставаться незаметными для людей, они забыли о прочих сторожах, и потому огромный волкодав, прикованный цепью к стоящей возле крыльца конуре, почувствовав запах металла и оружейной смазки, недовольно зарычал, поднимаясь на ноги. Он почуял посторонних в тот момент, когда спецназовцы сами заметили пса.

Один из бойцов вскинул "Винторез" и выстрелил, почти не целясь. Тяжелая девятимиллиметровая пуля ударила волкодава в грудь, сбив его с ног, а стрелок, не успокоившись, выстрелил еще два раза. Мощный глушитель, слитый со стволом винтовки, превратил выстрелы в сопровождаемые клацаньем затвора громкие хлопки, неразличимые уже с двадцати метров.

Прикрывая друг друга, постоянно ощупывая взглядами, направленными туда же, куда и стволы их оружия, окрестности, бойцы группы захвата приблизились к стене дома, распластавшись по ней так, чтобы их практически невозможно было разглядеть со стороны. Двое тут же начали прилаживать к оконной раме небольшие заряды пластиковой взрывчатки, втыкая в них детонаторы. Но в тот момент, когда подрывники уже были готовы зажечь бикфордовы шнуры, из тени, отбрасываемой раскидистым деревом, показался человек, явно не подозревавший о присутствии в считанных метрах от него посторонних.

Он двигался тихо, осматриваясь по сторонам, и явно не чувствуя себя здесь чужим. Человек не скрывался, шагая во весь рост, и держа руки в карманах короткой кожаной куртки. Внезапно он краем глаза заметил какое-то движение возле самой стены, и, еще не понимая, что видит, рванул из подплечной кобуры массивный "Стечкин", надежный и безотказный. Это движение стало последним в его жизни – один из спецназовцев вскинул пистолет-пулемет "Кипарис" с цилиндрической насадкой прибора бесшумной стрельбы, и десяток пуль вонзился в грудь сторожу, так и не успевшему поднять тревогу. В тот же миг взорвались заряды пластида, и спецназовцы, подсаживая друг друга, метнулись в оконный проем.

Командир отряда быстрого реагирования, подполковник Шелепин, сидевший в салоне штабного микроавтобуса, припаркованного всего в сотне метров от особняка, который штурмовали его бойцы, услышал хлопки взрывов, а спустя несколько секунд тишина взорвалась автоматными очередями.

– Вперед, – схватив лежавший возле него на сиденье автомат, подполковник распахнул дверцу машины, бросившись к воротам особняка: – За мной! Пошли! – Вслед за командиром устремилось еще не менее двух десятков бойцов его группы, державших оружие наперевес.

Железные створки распахнулись, и навстречу подполковнику подскочил боец, уже стащивший с головы тяжелый шлем. Оружие его висело за спиной, стволом вниз. Спецназовец выглядел вполне спокойным, и по его взгляду, по его движениям Шелепин понял, что все уже закончилось.

– Товарищ подполковник, – собровец вытянулся перед командиром по стойке смирно. – Объект захвачен. Уничтожены двое вооруженных преступников, у нас легко ранен сержант Смолкин.

– Сколько задержанных?

– Никого, товарищ подполковник, – пожал плечами спецназовец, пропуская устремившегося к оцепленному его бойцами дому Шелепина и пристраиваясь чуть сбоку. – Их там было только двое, оба убиты.

– Как же так, – Шелепин взбежал по ступенькам, заставляя своих подчиненных расступиться. Едва войдя в дом, он увидел растянувшегося на полу обнаженного по пояс мужчину, лежавшего в луже крови вверх лицом. Возле него валялся автомат АКМС и россыпь стреляных гильз. В помещении чувствовался запах пороха и крови. – Почему их только двое? Обыскать здание, – он обернулся к сопровождавшему его бойцу: – Все осмотреть, каждый угол!

– Уже все проверили, – помотал головой спецназовец. – Здесь пусто, командир. Если кто и был, они успели убраться до нашего прибытия.

– Наружники, мать их, – порычал Шелепин, имея в виду людей из группы наружного наблюдения, следивших за особняком до прибытия группы захвата. – Проср…ли, твари!

– Товарищ командир, – Шелепина, яростно сжавшего кулаки, окликнул затянутый в камуфляж с капитанскими нашивками спецназовец. – Посмотрите, что мы нашли! Здесь, в подвале, – боец указал рукой на темный проем люка в полу.

Спустившись в просторный подвал, так мало напоминавший темный и тесный погреб родительского дома, покосившейся деревенской избушки, подполковник сразу увидел груду деревянных ящиков, сваленных у дальней стены. Ему было достаточно раз взглянуть на них, чтобы распознать стандартную тару, в которой хранилось оружие на военных складах.

– Все пустые, – чуть виновато произнес капитан, отвечая на невысказанный вопрос командира. – Мы каждый проверили.

– Что здесь было, – вздохнув, спросил Шелепин. – Выяснили?

– Много всего, – скривился капитан, словно целиком разжевавший незрелый лимон. – Автоматы, пулеметы, несколько РПГ-7 и куча патронов и гранат, – перечислил он. – Хватит, чтобы целый взвод мог воевать несколько дней, не пополняя боекомплект.

Шелепин прошелся по подвалу, рассматривая бесстыдно демонстрировавшие пустое нутро ящики. Да, здесь кто-то хранил целый арсенал, и успел заранее вывезти все это добро. Сама собой напрашивалась мысль о предательстве.

– И мы все это упустили, – обернувшись к капитану, глухо произнес командир группы. – Ладно, к твоим бойцам претензий нет, они молодцы, – успокаивающе добавил подполковник. – А кто прошлепал такую уйму стволов, пусть выясняют чекисты, это ведь их операция.

Штурмовики сделали свое дело, наступал черед сыщиков.

Чекисты, как по привычке называли сотрудников контрразведки, Федеральной службы безопасности, тоже оказались раздосадованы неудачей, о которой руководитель операции, полковник Слюсаренко, спустя час докладывал высокому начальству в лице главы ФСБ и почти всех его заместителей, собравшихся в знаменитом здании на Лубянке. Руководители контрразведки, расположившись по обе стороны длинного стола в полумраке кабинета начальника ФСБ, молча слушали далеко не победные реляции полковника, буравя его тяжелыми взглядами и время от времени морщась.

– В частном доме, принадлежащем некоему Султану Акаеву, бизнесмену, по нашим данным скрывался в течение нескольких дней Абдула Аль Захири, арабский наемник, в настоящее время объявленный в розыск в нескольких европейских государствах, а израильтянами заочно приговоренный к смертной казни, – без эмоций докладывал офицер, уставившись в пустоту. – Он не принадлежит к какой-либо террористической организации, хотя работал и на "Аль-Каиду", и на "Хамас". Это просто наемный убийца, но убийца высокого класса. Наш информатор из чеченской мафии, к которой имеет отношение и Акаев, три дня назад сообщил, что Аль Захири в сопровождении еще пяти человек, так же иностранных наемников, работающих на чеченцев, уже не менее недели находится в Москве. Вот сам Аль Захири и люди из его группы.

На стол перед начальниками легли не очень хорошего качества фотографии, сделанные явно с большого расстояния, так, что даже мощная оптика почти не помогала. Со снимков на мир исподлобья смотрели мужчины явно арабской наружности, все лет примерно сорока, но выглядевшие старше из-за густой щетины, покрывавшей их щеки и подбородки.

– Цель его приезда нашему агенту была неизвестна, но информатор сообщил, что Аль Захири, сопровождаемый одним из своих людей, неоднократно совершал долгие пешие экскурсии по центральной части столицы, – продолжил Слюсаренко. – При этом Абдула Аль Захири и его люди практически не контактировали с местными чеченцами. Как только информатор выяснил, где именно находится логово Аль Захири и его боевиков, я решил провести задержание, для чего привлек к операции бойцов СОБР. По моей просьбе коллеги из местного отделения взяли особняк Акаева под наблюдение до прибытия спецназа, который немедленно произвел захват. В результате штурма особняка Акаева были убиты два боевика, оказавших вооруженное сопротивление, но Аль Захири и его бойцов мы упустили. – Полковник умолк, ожидая реакции своего начальства на такой рапорт.

– Как арабы смогли скрыться, если за домом, где они находились, велось постоянное наблюдение? – последовал резонный вопрос одного из высших офицеров.

– Аль Захири всегда был очень острожен, у него чутье на засады, как у волка, и я не хотел вспугнуть его раньше срока, а потому приказал группе наружного наблюдения не проявлять себя, держась на предельно возможном расстоянии, – поморщившись, ответил Слюсаренко. – Дважды израильская разведка пыталась ликвидировать Аль Захири в отместку за особо жестокие акции, но всякий раз он успевал почувствовать угрозу, избегая смерти в последний момент. Абдула Аль Захири – профессионал, – вдруг неожиданно веско произнес офицер. – Уйдя от наблюдения, он легко может затеряться в толпе, благо, наверняка имеет под рукой фальшивые документы на любой выбор. Поэтому мы старались быть осторожными, но, видимо, все же он что-то заметил, и сумел покинуть убежище так, что никто из наших людей этого не заметил. Я понимаю, что допустил ошибку, но это было сделано из лучших намерений.

– Молодец, полковник, – желчно произнес помощник директора ФСБ Котов, недовольным взглядом буравя стоявшего навытяжку, точно примерный ученик, отвечающий урок, Слюсаренко. – Теперь где-то в городе затаилась диверсионная группа, которая может нанести удар где угодно и когда угодно. У тебя был шанс покончить с ними, ведь ты точно знал, где их лежбище, а теперь мы снова слепы и глухи, и нам остается только ждать.

– Убитые при штурме боевики – это арабы из отряда Аль Захири, – жестом заставив своего заместителя умолкнуть, спросил глава ФСБ Юрий Быков. – Вы установили их личности?

– Так точно, установили, товарищ директор, – кивнул Слюсаренко. – Это люди из личной охраны Хороева, главы чеченской мафии, который, кстати, исчез несколько дней назад, в точности, как и Акаев, хозяин того самого особняка. Мы подняли всех информаторов, но никто не имеет представления, где может скрываться Исмаил.

– Что это может значить? – коротко спросил Быков.

– Вероятно, в городе готовится крупный теракт, к организации которого привлечена и местная мафия, чеченцы, живущие в Москве, – предположил Слюсаренко. – Аль Захири – мастер высшего класса, которого к пустячным делам не привлекают. Он, между прочим, учился в Рязани, в училище ВДВ, двадцать лет назад, а потом служил в рядах сирийских "коммандос", – сообщил полковник. – Был замечен в Палестине, Боснии, воевал против американцев в Афганистане. Аль Захири свободно владеет русским языком, что позволит ему легко смешаться с толпой, тем более, внешне он сильно похож на выходца с Северного Кавказа. Его люди также проходили службу в разных подразделения специального назначения в сирийской, иракской или иорданской армиях. Русский некоторые из них тоже знают очень неплохо. В общем, это профессиональная слаженная команда диверсантов, которая, как верно заметил товарищ Котов, может появиться где и когда угодно, благо оружия для любого теракта у них хватает. В подвале дома Акаева были обнаружены пустые ящики, судя по маркировке, из военного имущества. Мы уже связались с особистами, и те скоро выяснят, с какого именно склада оружие попало к чеченцам. Возможно, тогда мы сможем выйти на кого-то из людей, осведомленных о задаче Аль Захири.

– Так у них еще и куча стволов на руках? – делано расхохотался Котов. – Ну, хорошо поработали, нечего сказать! А если они сейчас выйдут на улицу, и просто начнут расстреливать прохожих? Ты хоть понимаешь, что прокололся, полковник, и очень здорово прокололся?

– Так точно, – стиснув зубы, ответил Слюсаренко. – Признаю свою вину и готов понести наказание. Я постараюсь исправить ошибку.

Полковник действительно все понимал, ожидая сейчас самой суровой кары. Вся операция оказалась составлена из одних ошибок, и главной было то, что Слюсаренко, поленившись, отвлекшись на другие дела, не поехал организовывать наблюдение за логовом арабов лично. Он доверился местным оперативникам, которые не оправдали возложенные на них надежды. Но теперь ссылаться на кого-то было глупо, просто не достойно офицера.

– Что планируешь делать, полковник? – спросил Быков, тяжелым взглядом буквально придавливая своего подчиненного к креслу, в которое тот опустился, повинуясь нетерпеливому жесту всесильного босса.

– Пока нет данных от военной контрразведки по поводу каналов, по которым чеченцы доставали оружие, еще раз потрясем всех наших информаторов, – с излишней поспешностью, выдававшей тщательно скрываемое волнение, начал излагать свой план Слюсаренко. – Проверим дома и квартиры некоторых людей Хороева, тех, у кого могли пока укрыться арабы. Повод для обыска всегда найдется, так что спрятать у них никого не получится, – убежденно сказал полковник. – Я думаю, пока особые меры безопасности в столице вводить не нужно, иначе начнется паника, а это террористам только на руку.

– Здесь я с тобой согласен, – кивнул директор. – Пока нужно действовать незаметно, не поднимая шума, тем более, среди милиции у чеченцев куча информаторов. Если Хороев или Аль Захири узнают, что мы разыскиваем арабов, они просто затаятся, и наши усилия будут напрасны. Но ты все же поторопись, полковник, а то голову сниму! Не дай бог, эти чурки что-то устроят, ты будешь виноват, – пригрозил глава ФСБ. – Если не сможешь упредить арабов, как минимум, лишишься погон, ясно?

– Товарищ директор, – хмыкнул вдруг Котов, бросив недовольный взгляд на полковника. – Я не считаю нужным оставлять это дело в ведении Слюсаренко. Прокол, который он допустил, может отозваться такими последствиями, что мы уже будем говорить о трибунале. Я думаю, пока не поздно, полковника следует отстранить, дело передать кому-то другому, а Слюсаренко пусть отдохнет.

– Это настоящий профессионал, – возразил Быков, – и разбрасываться такими кадрами я не стану. Повторяю еще раз, если эта ошибка полковника обернется чем-то большим, чем простая безалаберность, он будет наказан, пока же все остается на своих местах. Я верю товарищу Слюсаренко, и хочу дать ему шанс восстановить и ваше доверие также. Он должен найти Аль Захири, его людей, и оружие, и я уверен, что он это сделает.

В то время, пока руководство русской контрразведки обсуждало планы по его поиску и нейтрализации, Абдула Аль Захири, отставной майор сирийских "коммандос", настоящий солдат удачи, объявленный в международный розыск несколько лет назад, в трех странах приговоренный заочно к смертной казни, никого не опасаясь, спокойно сидел в кабине санитарной "Газели", рядом с водительским местом. Он смотрел в окно, лениво потягивая из жестянки "Кока-Колу". Автомобиль, имевший все атрибуты "скорой помощи", был припаркован в переулке возле Кутузовского проспекта, происходящее на котором сейчас приковало к себе все внимание араба.

Аль Захири, сделав еще один глоток прохладного напитка, отвлекся от творящегося на улице, взглянув на сидевшего за рулем "скорой" молодого парня по имени Арби, единственную помощь, которую он затребовал от Хороева. Боевики Аль Захири, такие же профессионалы, как и их командир, были слишком ценными кадрами, а для реализации плана, разработанного сирийцем, требовался дешевый расходный материал, тот, кого не имело смысла жалеть. И этот юнец, недавно покинувший горный аул в тысячах километров отсюда, идеально подходил для замыслов Абдулы.

Чеченец уставился вперед остекленевшим взглядом, никак не реагируя на происходящее вокруг. Он сидел так уже много минут, напоминая статую, только статую мелко дрожащую. На лбу Арби выступил пот, а пальцы так крепко сжимали баранку, что кожа на костяшках побелела. Парень был уже на грани нервного срыва, и это Абдуле очень сильно не нравилось. Еще несколько минут ожидания – и весь план может быть сорван из-за проклятого молокососа.

Впрочем, мысленно вздохнул араб, все и так едва не сорвалось из-за продажности здешних бандитов, гордо называвших себя мафией. Кто-то сдал временную базу группы, устроенную в загородном особняке одного из приближенных главаря чеченской группировки. Аль Захири буквально передергивало при мысли, что задержка на считанные минуты могла обернуться для его бойцов столкновением с целым подразделением русского спецназа, исход которого сомнений не вызывал.

Здесь, кстати, опять помогла продажность, как будто бы свойственная всем, кто жил в России. Кто-то из местных контрразведчиков, получив приказ установить за домом, где скрывались арабы, слежку, чуть помедлил, успев сообщить об этом приказе чеченцам. И в те секунды, когда соглядатаи взяли дом под наблюдение, Аль Захири со своими бойцами, кое-как утрамбовавшимися в грузовичок, перевозивший, судя по эмблемам на бортах, не то мороженое, не то газированные напитки, мчался прочь от едва не превратившегося в западню особняка, не забыв прихватить с собой и собранный по его заказу чеченцами арсенал. Воистину, сам Аллах в тот миг благоволил своим детям.

Пожалуй, вдруг подумал Абдула, нужно будет потом, если все закончится благополучно, встретиться с тем доброхотом из спецслужб, и отблагодарить его, по-своему, по-арабски. Так сложилось, что отставной майор ненавидел предателей, пусть и приходилось частенько пользоваться их услугами.

– Багдад-один, прием, – в нагрудном кармане украшенной красным крестом робы, в которую оделся перед началом операции Аль Захири, пиликнула рация, вырывая наемника из странного транса, в который тот невольно погрузился, предавшись воспоминаниям. – Есть движение! Повторяю, есть движение!

– Вас понял, – мгновенно отозвался Абдулла, за секунду до этого расслабленный, а сейчас весь напрягшийся, словно стальная пружина. – Расчетное время прибытия?

– Семь минут, – наблюдатель, располагавшийся где-то возле самого Кремля, ответил так же быстро. – Повторяю, расчетное время прибытия – семь минут. Как понял меня?

– Понял, – Абдулла усмехнулся, представив, что бы с ним сделали за эти семь минут израильтяне, вздумай он осуществлять операцию, подобную сегодняшней, где-нибудь в Тель-Авиве. Вечно подозрительные, и при этом не стесняющиеся применять оружие первыми евреи, перехватив короткие переговоры, установили бы место положения абонентов спустя всего три-четыре минуты, а к концу отведенного наблюдателем срока все в радиусе трех кварталов кишело бы их спецназом и полицией. Здесь же, в шумной, суматошной Москве, мнившей себя Третьим Римом, казалось, можно было творить все, что душе угодно без малейшей опасности для себя. Все же верно заметили однажды люди из охраны Де Голля, познакомившись с системой безопасности американского президента, и заявив, что охрана лидера, на которого никто никогда не покушался, теряет все свои навыки.

Арби, явно слышавший все разговоры Абдуллы с его человеком, который вел сейчас наблюдение в нескольких кварталах отсюда, вновь остался совершенно безучастным к происходящему. Арабы, дабы не привлекать к себе лишнего внимания, пребывая в России, говорили исключительно на русском языке, даже оставаясь наедине, и поэтому чеченец просто не мог не понять, что сейчас должно произойти.

– Ты готов, Арби, – Аль Захири требовательно взглянул в глаза водителю, гипнотизируя его своим пристальным взглядом. – Ты знаешь, что нужно сейчас сделать?

– Да, я готов, – ровным голосом ответил чеченец, лицо которого оставалось похожим на гипсовую маску.

– Сам Аллах избрал тебя, дабы исполнить эту миссию, – проникновенно произнес Абдулла, продолжая очаровывать своего помощника. – Тебе предстоит отомстить за гибель сотен наших братьев, сражавшихся с неверными за нашу веру и наш народ.

Аль Захири успел пройти в свое время специальные курсы, где опытные инструкторы из числа специалистов по психологическим операциям Армии США объясняли, как нужно готовить к выполнению заданий, подобных сегодняшнему, таких вот людей, с неустойчивой психикой, как этот Арби. И потому сейчас не имело значения, что Аль Захири не был чеченцем, главным был тембр голоса, интонации, а логика произносимых слов отходила на второй план. Возможно, было бы проще накачать Арби перед выходом на операцию какой-нибудь наркотической дрянью, но с точки зрения самого Абдуллы это могло создать намного более серьезные проблемы, чем возможный срыв парня во время ожидания приказа.

– Жара, ядрена вошь, – сержант Виталий Зайцев взглянул на небо, не запятнанное в этот час ни единым облачком. Оттуда, с высоты, палило вовсе не по-апрельски, раскаленное солнце. – Это какое же лето будет, если уже весна такая?

– Как обычно, грязь и слякоть, – криво усмехнулся Александр Колобов, неторопливо шагавший по левую руку от Зайцева. – Да еще морозы.

Пеший патруль в который уже раз обходил свой участок, скользя цепкими взглядами по лицам прохожих, останавливая взоры на припаркованных в укромных уголках автомобилях и привычно сравнивая каждого встречного с въевшимися в память фотороботами. Правда, пока на пути двух сержантов не попалось ни одного разыскиваемого рецидивиста или маньяка, но от этого бдительность их не ослабевала ни на мгновение. Сегодня был особенный день. На календаре не алела красным праздничная дата, но вся столичная милиция работала в авральном режиме – президент Швецов выбрался из-за неприступных стен Кремля, и его персона мгновенно приковала к себе внимание всех спецслужб. Конечно, охрану первого лица государства несли настоящие профессионалы, свирепые волкодавы из Федеральной службы охраны, но нашлось дело и для обычных постовых. Вот и бродили сержанты по тихому району, высматривая все, что могло быть хоть намеком на угрозу.

– Блин, чего ему на месте не сидится, – вздохнул Колобов, провожая взглядом прогуливавшихся под ручку девушек плотоядным взглядом голодного зверя. Те, разумеется, и не думали обернуться вслед милиционерам, словно те были не в серых мундирах, а в похоронных саванах. – Бегаем тут кругами, как идиоты. Нет бы в дежурке сидеть. Пивка бы попили, – мечтательно протянул сержант. – Эх, невезуха!

Но Зайцев уже не слушал жалобы своего напарника. Внимание сержанта, не первый год топтавшего московский улицы, и успевшего заработать не одну царапину, когда приходилось ходить на ножи уличной шпаны и заточки урков, привлекла карета "Скорой помощи". Белый с бросавшимися издали в глаза крестами и красными полосами фургон "Газель" стоял у тротуара в ряду легковушек. Стекла его были опущены – в салоне, должно быть, стало жарко – и сержант различил двух мужчин, расположившихся на переднем сидении.

– Что, – Колобов, ощутив перемену в своем напарнике, взглянул в сторону микроавтобуса. – Что-то не так?

Зайцев не ответил. Он кожей почувствовал сгустившееся на тихой, как будто погруженной в сон улицей странное напряжение. Что-то должно было случиться, здесь и сейчас.

– Идем, проверим, – пожал плечами Колобов. По крайней мере, предстояло хоть какое-то развлечение, пусть и в виде банальной проверки документов.

– Идем, – кивнул Зайцев. – Что-то там не так.

Сержант сам еще не мог сказать, что именно ему показалось подозрительным, но чутьем стреляного зверя понял – это не нормально. То ли странным ему показалось, что "скорая" отстаивается в дальнем закоулке, вместо того, чтобы колесить по городу или ждать вызова на станции, то ли смуглые лица врачей, то ли еще что. По спине побежали мурашки, и Вячеслав решительным движением расстегнул кобуру, обхватив ладонью рукоять табельного "макарова".

– Э, ты что, – Колобов, увидев, что напарник хочет взвести оружие, схватил его за руку. – Спятил? Если что, потом не отпишемся до пенсии!

Зайцев, тоже вспомнив инструкцию, убрал пистолет, но кобуру застегивать не стал – отечественная кобура имеет такую конструкцию, что "ствол" нужно вытаскивать одновременно тремя руками, и быстро подготовить оружие к бою в критической ситуации просто невозможно.

– Держись сзади, – приказал Зайцев. – Прикроешь! – И сержант широко шагая, уверенно двинулся к фургону.

Два милиционера, вывернувшие откуда-то из-за угла, появились совсем некстати, и при виде их араб только заскрежетал зубами. Стражи порядка, которым полагалось быть на проспекте, рассекавшем огромный город, могли просто обходить район патрулирования, но могли направляться сюда и по его, Абдуллы, душу, хотя в последнем случае оставалось только покрутить пальцем у виска в адрес того, кто так глупо готовил его задержание. И поэтому араб сохранял спокойствие даже тогда, когда оба милиционера уверенно двинулись к его машине.

Аль Захири только снял с предохранителя удобно устроившийся под просторной курткой санитара полуавтоматический шестнадцатизарядный CZ-75 калибра девять миллиметров, надежную и мощную машинку, и проверил, легко ли выходит из ножен, закрепленных на запястье, метательный клинок.

Тем временем сержант Зайцев неторопливо приближался к микроавтобусу, а его напарник чуть поотстал, как бы страхуя его. Не то, чтобы патрульные чувствовали какую-то опасность, но все же они инстинктивно следовали инструкциям, казалось бы, уже давно и надежно забытым. И повинуясь этим инстинктам, Колобов, не спуская глаз с санитарной машины, расстегнул кобуру, сделав это так, чтобы сидевшие в салоне "Газели" люди ничего не заметили.

– Сержант патрульно-постовой службы Зайцев, – подошедший со сторону пассажирского места милиционер вяло козырнул. – Отдыхаем?

Милиционер бросил быстрый взгляд в глубь кабины, и его внимание сразу привлек слишком юный водитель. Парень, явно выходец с Кавказа, даже не взглянул на сержанта, уставившись перед собой, к тому же лоб его был покрыт испариной, словно этот юнец очень сильно нервничал.

– Так точно, – усмехнулся Абдулла, взмахнув в воздухе почти опустевшей банкой "Кока-Колы". – Пересменок у нас, решили перекусить, командир. А что такое? – Боевик с веселым прищуром смотрел на милиционера, не мигая, точно змея.

– Да нет, все в порядке, – пожал плечами Зайцев, которому вдруг захотелось убраться отсюда подальше. Он сам не знал, чем вызвано буквально захлестнувшее его чувство страха, беспричинного и непреодолимого. Но все же сержант, подивившись такой реакции, сумел взять себя в руки, оставшись на месте. – Документы предъявите, – потребовал милиционер. – Пожалуйста

– Конечно, – ласково улыбнулся Абдулла, почувствовавший, что патрульный сейчас впадет в панику. Выброшенный усилием воли в окружающее пространство импульс страха почти сломил этого "стража порядка". – Разумеется, товарищ сержант!

Аль Захири потянулся к внутреннему карману, где лежали все необходимые бумаги, почти неотличимые от настоящих, когда вновь пискнула рация, и из динамика раздался искаженный помехами голос с явным кавказским, или, вернее, арабским, что было ближе к истине, акцентом:

– Багдад-один, я – Медина. Объект прошел контрольную точку Ярмук! Как поняли, Багдад-один?

– Что, – изумился сержант, машинально отшатываясь назад. – Какого черта?

Аль Захири резко распахнул дверцу, сшибая слишком близко стоявшего милиционера на землю, и одновременно выхватывая из-под синей робы санитара пистолет. Сержант, вскидывая руки к лицу, отлетел назад, беспомощно падая на спину, а его напарник, стоящий метрах в пяти, схватился за кобуру, тоже пытаясь вытащить табельный "Макаров".

– Арби, жми, – крикнул араб своему сообщнику, впавшему в ступор при появлении милиционеров. – Вперед! Да пребудет с тобой Аллах!

Чеченец, которого окрик Абдулы вывел из оцепенения, действуя, точно автомат с заложенной раз и навсегда программой, запустил двигатель, изо всех сил надавив на педаль газа. Тяжелый микроавтобус, в салоне которого вместо медицинского оборудования сейчас находилось триста килограммов пластиковой взрывчатки, резко, с пробуксовкой, рванул с места, выруливая на оживленный проспект, где уже начинали суетиться сотрудники дорожно-патрульной службы.

Сбитый Аль Захири на землю милиционер пытался встать, зажимая рукой расплющенную переносицу, а его товарищ как раз вытащил пистолет и уже передергивал затвор. По уставу сотрудникам милиции было запрещено носить оружие с патроном стволе, и это дало возможность Аль Захири, которого не сдерживали никакие правила и инструкции, открыть огонь первому. Поймав пытавшегося справиться с оружием сержанта в прицел, араб спокойно нажал на спуск, чувствуя, как дернулся в руках тяжелый пистолет.

Сержант Колобов почувствовал сильный улар в левое плечо, буквально откинувший его назад на несколько шагов, но в первые мгновение он не ощутил боли. Рванув затвор "пээма", милиционер выстрелил трижды, почти не целясь, но с расстояния в несколько шагов промахнуться было трудно. Две пули все же прошли мимо, но третья ударила араба в грудь, сбивая его с ног. Легкий кевларовый бронежилет, укрытый под одеждой, задержал тупоконечную пулю, но энергия выстрела, произведенного со столь малого расстояния, была очень велика.

Аль Захири упал, но мгновенно сгруппировался, вновь вскакивая на ноги и ища взглядом своего противника. Грудь пронзила дикая боль, но наемник сделал над собой усилие, отключив ту часть сознания, которая отвечала за болевой синдром. Он замешкался всего на пару секунд, но сержант, наконец, тоже ощутивший боль от ранения, уже нырнул за припаркованные неподалеку "Жигули", уже оттуда выстрелив несколько раз в сторону араба, профессионально качавшего маятник и потому успевшего уйти с линии огня.

Пуля, поразившая патрульного, прошла навылет, чудом не повредив кости, и из раны горячим потоком хлестала кровь. Милиционер едва успел пригнуться, когда террорист, заметив его, вновь открыл огонь, за пару секунд расстреляв весь магазин и превратив автомобиль в решето. Затем, быстро перезарядив оружие, Аль Захири, мгновенно потерявший интерес к противнику, кинулся прочь из переулка, в том направлении, в котором уехал превращенный в живую бомбу Арби.

Раненый милиционер, по-прежнему прятавшийся за изрешеченной машиной, уже никак не мог помешать планам боевика, но его товарищ, хотя и получивший серьезную травму, попытался встать, одновременно ища рукой кобуру. Увидев это, Аль Захири, вовсе не желавший получить пулю в спину, прицелился и дважды выстрелил в милиционера. Обе пули поразили его в грудь, отбросив на асфальт уже мертвое тело.

– Багдад-один – всем, – кричал Абдула в прижатую ко рту рацию. – Начинаем! Повторяю, начинаем! Всем – к бою!

Микроавтобус, за рулем которого сидел чеченец Арби, вырулил на Кутузовский проспект как раз в тот момент, когда сотрудники ГАИ перекрывали движение, освобождая путь двигавшемуся от Кремля кортежу. Впереди двигались на большой скорости четыре мотоциклиста в белых шлемах, за ними, сверкая проблесковыми маячками на крыше и время от времени взревывая сиреной, ехал патрульный "Форд" столичной милиции, и уже за сине-белым "Фордом" следовал собственно кортеж.

Полдюжины одинаковых черных микроавтобусов с тонированными стеклами и внедорожников, под бамперами которых были установлены "мигалки", сопровождали лимузин, в салоне которого в этот момент находился глава российского государства. И именно этот лимузин стал целью для юного горца, до отказа вжавшего в пол педаль газа.

Президент Швецов имел привычку совершать незапланированные поездки, оповещая о них тех, кто был обязан знать об этом по долгу службы, за считанные часы, и сегодня он не изменил своим правилам. Известив власти столицы о том, что он собирается в аэропорт Шереметьево, лишь за час до своего отъезда, глава российского государства ни на мгновение не задумался о том, сколько неудобств доставит его внезапность городским службам, и, прежде всего, тем, которые отвечают за безопасность проезда таких высокопоставленных лиц.

Впрочем, такое поведение русского президента как раз и позволяло чуть меньше думать о его безопасности, ведь практически невозможно подготовиться к нападению на хорошо охраняемый кортеж, узнав о его выезде за час. К тому же, учитывая весьма оживленное движение на московских улицах, сопровождавшееся многочисленными пробками, трудно было предсказать, каким именно маршрутом поедет президент, и это еще больше усложняло задачу потенциальных террористов.

Сегодня Алексей Швецов намеревался совершить поездку в Чечню, лично встретившись с теми офицерами, которые считанные дни назад разгромили пришедшие с юга банды моджахедов. Кроме того, следовало разобраться в том, насколько обоснованы обвинения грузинского правительства в бомбежке грузинского же села русскими самолетами.

Вспоминая визит посла Грузии, вручившего ему ноту протеста, Швецов не мог избавиться от ощущения собственной беспомощности. В тот момент, когда грузинский представитель прибыл в Кремль, репортаж о нападении на горное селение Верхний Чохор уже транслировался по трем западным телеканалам, а российские власти ничего об этом не знали. Все, что тогда оставалось Швецову – с невозмутимым видом выслушать обвинения из уст грузина, приняв присланный из Тбилиси документ и пообещав разобраться в происходящем и наказать виновных, если к этому действительно причастны русские военные.

Также внушало беспокойство и странное молчание американцев, лишившихся в одночасье сразу двух своих спутников. Причем, если верить разведке, ничего не предпринимал не только Госдепартамент, но и спецслужбы, наверняка догадавшиеся, что именно произошло на орбите.

– Боюсь, Алексей Игоревич, ваша горячность дорого обойдется нам, – укоризненно произнес глава правительства после недолгого совещания с руководителями разведывательных ведомств. – Американцы – не дураки, они точно знают, что именно мы сбили их спутники, – мрачно вымолвил Аркадий Самойлов, когда они остались наедине с главой государства. – И сели они пока молчат, значит, готовят действительно серьезные ответ. И мне лично это очень не нравится. Неприятности у нас еще впереди, уж поверьте моему опыту.

В принципе, Алексей был согласен с этим, исподволь и сам ожидая какого-нибудь подвоха. Порой излишняя осторожность Самойлова откровенно злила президента, но ныне Швецов признавал ее вполне обоснованной. Однако победа все же оставалась победой, и следовало подчеркнуть ее значимость, прежде всего, в глазах тех, кто добывал ее ценой собственной крови.

В Ханкалу, где располагался штаб Федеральных сил, по приказу президента вылетел министр обороны, который сейчас уже должен был быть на месте. Швецов надеялся, что к моменту его появления в Чечне ситуация с грузинским селом немного прояснится, и еще он очень хотел верить, что все происходящее – недоразумение, или, в худшем случае, провокация, ведь иначе это был бы страшный удар по престижу страны и его, Алексея Швецова, лично. Тем более, на западе слишком деятельный президент России и так не пользовался особой популярностью.

Сидя в просторном салоне президентского лимузина ЗИЛ, пришедшего на смену прежним "Мерседесам", Алексей Швецов, погруженный в свои невеселые мысли, не видел и не слышал, что происходило вокруг, и, разумеется, не заметил, как навстречу его кортежу, состоявшему всего из десятка автомобилей, вывернув из какого-то переулка, устремилась машина "скорой помощи". Однако это заметили те, кто был обязан обеспечивать безопасность главы государства, и они, еще не вполне понимая, что происходит, начали действовать.

Первым на пути взбесившегося микроавтобуса оказался инспектор ГАИ, даже не успевший толком осознать, что случилось, и откуда взялся этот микроавтобус, мчавшийся на полной скорости. Разумеется, инспектор и не собирался останавливать многотонный автомобиль, просто не убравшись вовремя с его пути.

Все произошло мгновенно. Сильный удар подкинул милиционера в воздух, точно тряпичную куклу, отбросив на несколько метров в сторону уже безжизненное тело, изуродованный кусок плоти, а управляемая водителем-смертником машина уже мчалась по проспекту, неумолимо сближаясь с президентским кортежем.

– Откуда он взялся, – сотрудники милиции, обеспечивавшие проезд президентского эскорта по вечно забитым транспортом улицам столицы, удивленно провожали взглядами красно-белую "Газель". – Что происходит? Остановить, любой ценой остановить! – они почувствовали, заметили опасность, но просто не успевали ничего предпринять. Счет шел на доли секунды.

Тяжелый микроавтобус сбил одного из сопровождавших кортеж мотоциклистов, не успевшего отвернуть в сторону. Скорость сближения была слишком высока, а события происходили столь стремительно, что мало какой водитель, будь он хоть трижды профессионалом, успел бы сделать хоть что-то. Раздался визг тормозов, затем – металлический скрежет. Искореженный мотоцикл отбросило прочь мощным ударом. Милиционер, которого подкинуло вверх, упал на асфальт, прокатившись по нему несколько метров и ломая уцелевшие при столкновении кости.

Наперерез "Газели" метнулся патрульный "Форд", следовавший впереди вереницы ведомственных автомобилей. Сидевший за рулем милицейской машины сержант понял, что намерен делать свихнувшейся водитель, управлявший "скорой помощью", и принял единственно возможное решение. Он резко крутанул руль, развернув свой "Форд" поперек дороги, и создав на пути сидевшего за рулем микроавтобуса смертника хоть какое-то препятствие, но сам выбраться из машины не успел. Бампер "Газели" вмял борт патрульного автомобиля, который под воздействием помноженной на высокую скорость массы микроавтобуса подался назад, а затем прогремел мощный взрыв.

Один из наблюдавших за происходящим на проспекте боевиков Аль Захири, устроившийся на чердаке десятиэтажного дома, понял, что момент настал, и плавно нажал на клавишу пульта дистанционного управления, пославшего на радиоуправляемый детонатор короткий сигнал. Автомобиль, внутри которого вместо подобающего "скорой помощи" медицинского оборудования, призванного спасать жизни, находилось несколько сот килограммов мощной взрывчатки, мгновенно превратился в огненный шар.

Подброшенный силой взрыва на десять метров вверх, микроавтобус перевернулся в воздухе, упав на один из автомобилей президентского кортежа. Взрывная волна, кольцом разошедшаяся от "Газели", смела всех, кто находился на расстоянии двухсот метров от взрыва, выбивая стекла в близлежащих домах и заставляя срабатывать автомобильные сигнализации в радиусе десяти кварталов. Несколько десятков случайных прохожих, остановившихся поглазеть на редкое зрелище, были убиты или искалечены за считанные мгновения.

Швецов, находившийся в звукоизолированном салоне лимузина, не успел понять, что происходит на дороге. Он услышал грохот сильнейшего взрыва, а затем его автомобиль резко затормозил, разворачиваясь поперек дороги. Водитель президента видел, что впереди возник затор, объехать который было невозможно, и начал действовать. Он едва уберег ЗИЛ и его пассажира от столкновения с грудой искореженного, оплавившегося металла, в который превратилась "скорая" и один из джипов с охраной. Водитель, настоящий профессионал, управлявший к тому же отличным автомобилем, сработал четко и быстро. Но тот, кто сидел за рулем следовавшего за лимузином микроавтобуса с телохранителями главы государства, среагировал чуть медленнее, и "Фольксваген" на полном ходу врезался в борт ЗИЛа.

Сильный удар, промявший бронированный борт, сбросил Швецова с сидения. Президент едва не разбил голову, кое-как, вспомнив армейские навыки, и сумев сгруппироваться. Он не понимал, что происходит, пребывая в состоянии шока. Снаружи выли сирены, ревели автомобильные клаксоны, и звуки проникали даже сквозь прочный панцирь из титановой брони, в который был заключен глава государства.

Со всех сторон к неподвижно замершему ЗИЛу бежали милиционеры и президентские телохранители, на ходу выхватывая свои "Векторы" и "Верески". Из двух микроавтобусов, как горох, выкатились вооруженные компактными автоматами "Гроза" бойцы группы быстрого реагирования, этакие неповоротливые крепыши в тяжелых шлемах и бронежилетах. Они были профессионалами, и сейчас, действуя на одних рефлексах, поспешно занимали вокруг помятого лимузина круговую оборону, готовые встретить любую атаку шквалом огня.

Увидев, что кортеж замер, а охрана и обычные милиционеры стали сбегаться к длинному лимузину, Ибрагим Шарафи, внимательно следивший за суетой на проспекте из квартиры на последнем этаже девятиэтажки, фасад которой выходил на дорогу, понял, что его час настал. Он сорвал брезентовый чехол с крупнокалиберной винтовки "Выхлоп", установленной перед окном на журнальном столике, прильнув к мощному прицелу.

Оружие, созданное специально для русских спецслужб, и неведомыми путями попавшее в руки чеченских бандитов, а от них уже доставшееся наемникам-арабам, одним своим видом внушало уважение и подспудный страх.

Мощный цилиндрический глушитель, почти полностью скрывавший ствол, настолько снижал звук выстрела, что жильцы соседних квартир едва ли могли бы понять истинную природу странных хлопков, раздававшихся из-за стен, если вообще смогли бы их услышать. Отличная оптика позволяла отчетливо различать лица людей, бестолково метавшихся сейчас возле ЗИЛа, в котором находился не то живой, не то уже мертвый русский лидер. Это было грозное оружие, а в руках мастера оно становилось поистине абсолютным. Ибрагим Шарафи был таким мастером.

Ибрагим касался оружия нежно, как можно прикасаться только к любимой женщине. Он сжал идеально ложившееся в ладонь, словно то была часть его самого, цевье, ощутив под пальцами шероховатый, теплый пластик. Поводя стволом, стрелок спокойно выбирал цель среди людской сутолоки. Рука иракца, сражавшегося еще с элитными подразделениями морской пехоты США, и записавшего на свой счет немало побед, была тверда, сердце билось ровно. Он был готов к бою.

Шарафи, опытному снайперу, стреляя из винтовки калибром двенадцать целых и семь десятых миллиметра утяжеленными пулями на расстояние не более трехсот метров, не требовалось учитывать поправку на ветер. Сейчас он вполне мог обойтись и без встроенного лазерного дальномера, которым был снабжен оптический прицел его чудовищного оружия. Стрелок ощущал себя, будто в тире, ловя в перекрестие прицела голову первой своей жертвы, коротко стриженого крепыша, грозно потрясавшего тяжелым пистолетом.

– Иди ко мне, – бритый затылок затянутого в строгий черный костюм телохранителя, как раз подбежавшего в этот миг к дверце искореженного лимузина, оказался точно в центре прицельной сетки. – Ну же, давай!

Русский на мгновение замер, и Шарафи не стал медлить. Указательный палец шевельнулся, выбирая свободный ход спускового крючка, затем еще одно движение, громкий хлопок и едва ощутимый толчок в плечо.

Голова телохранителя, едва успевшего схватиться за ручку дверцы автомобиля, внезапно взорвалась фонтаном кровавых брызг. А тяжелая пуля, легко сокрушив человеческую плоть и кости, на излете ударила в бронированный борт ЗИЛа. Безвольной куклой, окровавленной и почти обезглавленной, телохранитель упал на асфальт, а вокруг, еще ничего не замечая, суетились его коллеги. Ибрагим Шарафи, действуя как живой автомат, выбрал следующую цель, и вновь нажал на спуск.

Абдула Аль Захири выскочил из переулка на тротуар, перепрыгивая через жутко искореженные тела тех несчастных, кто на свою беду оказался слишком близко от места взрыва. Мостовая впереди была усеяна трупами, лежавшими в самых причудливых позах. Но наемник не обращал на это внимания, ведь за годы почти непрерывных войн ему довелось увидеть в десятки раз больше мертвецов, пребывавших подчас в еще более ужасном состоянии.

Араб кинулся к припаркованной в сотне метров от места взрыва "Ладе", стекла которой были выбиты ударной волной. С другой стороны к машине бежал один из его бойцов. Наемники распахнули багажник "девятки", вытащив оттуда два гранатомета РПГ-7Д, привычное и безотказное оружие. Сноровисто присоединив к казенникам стволы и вставив в раструбы удлиненные снаряды с тандемной боевой частью, перед которой не устояла бы броня самого современного танка, террористы присели на колени, прицелившись и нажав на спуск.

На гранатометчиков обратили внимание только тогда, когда в сторону скопления машин с проблесковыми маячками устремились два похожих на кометы снаряда. Кто-то из президентских охранников указал своим товарищам на арабов, что-то крича, а затем уже многочисленным телохранителям стало не до этого.

Первая граната ПГ-7ВР, способная прожечь шестисотмиллиметровый лист стальной брони, попала в джип с распахнутыми дверцами, стоявший в нескольких метрах от лимузина. Мощный взрыв подбросил его вверх, обрушивая затем на сгрудившихся рядом людей в форме и строгих костюмах.

Выстрел самого Аль Захири был не столь удачен, и снаряд угодил в припаркованный у обочины красный "Мерседес", явно не имевший никакого отношения к президентскому кортежу. Машина, баки которой, как оказалось, были полны бензиновых паров, вспыхнула ярким огненным шаром, и ударная волна смела стоявших вокруг милиционеров, разметав тех по асфальту.

Охранники президента, однако, сумели взять себя в руки, хотя многие из них были контужены, а некоторые получили весьма серьезные раны. Эти профессионалы, забыв о боли, открыли ураганный огонь по гранатометчикам, как раз перезаряжавшим свое оружие. Но вдруг головы сразу двух телохранителей Шевцова взорвались фонтанами кровавых брызг. А спустя еще пару секунд, как раз столько, сколько понадобилось Шарафи и его напарнику, устроившему позицию в другой высотке, чтобы взять новый прицел, замертво упал на асфальт еще один охранник, а другой истошно закричал, когда крупнокалиберная пуля оторвала ему левую руку.

Бывший капитан Республиканской гвардии Ирака, отмеченный самим Хусейном, Ибрагим Шарафи работал, как совершенный механизм. Спокойно, как на стрельбище, он выцеливал копошившихся там, внизу, людей, уничтожая их, одного за другим. А где-то на краю сознания монотонно отсчитывал выстрелы счетчик, не подводивший никогда.

Раз. На мостовую повалился гигант в черном комбинезоне, тщетно искавший достойную цель для своего автомата. Ни шлем, ни тяжелый бронежилет не спасли его от дьявольски меткого выстрела отставного иракского "коммандос".

Два. Ошеломленно озиравшийся по сторонам крепыш в костюме и с компактным пистолетом-пулеметом "Вереск" лишился головы. Его смерть была мгновенной.

Три. Споткнулся, словно натолкнувшись на невидимую преграду, спешивший к помятому лимузину, ставшему центром охватившего проспект хаоса, милиционер.

Четыре. Еще один человек в синей униформе, совсем еще мальчишка лет девятнадцати на вид, стал следующей жертвой полностью отключившегося от внешнего мира Шарафи, сейчас действовавшего, как никогда быстро и точно.

Пять! Плечистый мужик в камуфляже, не то солдат, не то милиционер, завалился на спину, демонстрируя своим товарищам развороченную грудь. Ибрагим оточенным движением выщелкнул опустевший магазин, мгновенно вставив новый в горловину приемника и передернув затвор. Охота продолжалась.

Звуки выстрелов, ослабленные глушителями, полностью поглощал шум большого города, но последствия их не оставались незамеченными. Град пуль, обрушившихся на замешкавшихся милиционеров и сохранивших чуть большее хладнокровие людей их личной охраны главы государства, в считанные секунды сократил число защитников президента на треть, замыкая в кольцо длинный ЗИЛ. Ни один из охранников не смог пробиться к автомобилю, не смог вытащить оттуда раненого, возможно, даже искалеченного принципала, натыкаясь на воистину убийственно точные выстрелы.

– Черт, здесь снайперы! – один из офицеров президентской службы безопасности завертелся на месте, словно пытаясь разглядеть невидимых стрелков. Он оказался очень хорошей мишенью для Мохаммеда Аль Хати, второго снайпера из команды Аль Захири. Разрывная пуля массой шестьдесят граммов, выпущенная почти с четырехсот метров и летевшая чуть медленнее звука, легко пробила легкий бронежилет, разворотив грудь телохранителю. Увидев это, несколько бойцов открыли беспорядочную стрельбу по окнам близлежащих домов, скорее для самоуспокоения, чем в расчете на то, чтобы уничтожить вражеских снайперов.

Тем временем кто-то из охранников сумел отогнать назад врезавшийся в президентский лимузин автомобиль, открывая дверцу ЗИЛа. Швецов, голова которого была в крови, буквально выпал на руки своим "бодигардам", взявшим президента в живое кольцо. Это движение, однако, не укрылось от Аль Захири и его напарника, уже перезарядивших гранатометы. Они дали залп, и две мощные гранаты угодили точно в борт лимузина. Кумулятивные заряды пробили прочную титановую броню, из которой был изготовлен корпус этого автомобиля штучной сборки, а еще спустя мгновение струя раскаленных газов добралась до топливных баков, и длинный приземистый лимузин взорвался с оглушительным грохотом.

Стоявшие вокруг люди покатились по асфальту, точно сбитые метким ударом кегли. О том, чтобы стрелять по гранатометчикам, теперь стоявшим посреди улицы во весь рост, больше никто не думал, тем более, не менее десятка телохранителей уже были уничтожены точными выстрелами снайперов.

Вдруг над головами арабов раздался характерный стрекот, и два вертолета на бреющем пронеслись над усеянным телами и остовами сгоревших машин проспектом. Легкие Ка-115, в чреве каждого из которых находилось по полдюжины десантников, зависли над крышами ближайших зданий, высаживая снайперов и группы захвата. И в это же время где-то рядом, возможно, на соседней улице, раздался надсадный вой сирен приближавшихся милицейских автомобилей и карет "скорой помощи", а еще два вертолета закружились на почтительной высоте, координируя действия наземных отрядов и будучи готовы поддержать их огнем.

– Уходим, – прохрипел Аль Захири своему напарнику. – Дело сделано, пора исчезнуть!

– Думаешь, он убит, – разумеется, второй наемник, отлично знавший, кто был целью их нападения, имел в виду русского президента. – Ты видел его труп?

– Кто мог там уцелеть? – Абдула указал на полыхающий лимузин, возле которого неподвижно лежало с десяток тел президентских охранников. – Он был обречен.

Арабы, бросив гранатометы на мостовой, бросились в переулок, где их должна была ожидать специально подготовленная к моменту их отступления машина. Распахнув дверцу потертой "Тойоты", Аль Захири, прежде чем повернуть ключ зажигания, вытащил из-под сидения миниатюрный пульт дистанционного управления, выдвинул короткую антенну и вдавил единственную клавишу.

Раздался грохот, перекрывший даже треск вертолетных винтов и вой сирен, и за спинами арабов взлетела вверх окутанная пламенем "Лада", та, что служила им складом оружия. Лишний раз переключив внимание засуетившихся агентов спецслужб со своих персон на очередной взрыв, Абдула, нырнув в салон и повернул ключ, нажимая педаль сцепления. Он так и не понял, что произошло, когда сильный взрыв разорвал на части его тело, корежа автомобиль.

В то же время в квартире на верхнем этаже высотного дома, той самой, где засел Шарафи, прогремел еще один взрыв. Человек, засевший напротив той комнаты, где расположился арабский наемник, выпустил по приоткрытому окну заряд из немецкого гранатомета "Армбруст". Редкое и весьма дорогое оружие было устроено так, что при выстреле у казенного среза трубы, которую собственно и представлял собой гранатомет, не образовывалось облако газов, способное убить самого стрелка.

Метательный заряд располагался между двумя поршнями, один из которых и выталкивал гранату. Поршни после выстрела закупоривали трубу гранатомета с обеих сторон, и, хотя заполненный пороховыми газами использованный гранатомет представлял некоторую опасность, его можно было применять в закрытых помещениях, где другое оружие было опаснее для стрелка, нежели для цели. Именно поэтому человек, стрелявший по позиции Ибрагима Шарафи, избрал такое оружие.

Он точно знал, где его цель, и первый же взрыв разворотил однокомнатную квартиру, где укрывался снайпер, но гранатометчик не успокоился, подхватив с пола еще одну трубу "Армбруста" и выстрелив вновь, наверняка уничтожая того, кто находился в квартире в доме напротив. А в грудь как раз в этот момент выходившему из подъезда другого дома Аль Хати вонзился десяток выпущенных в упор из компактного "Мини-Узи" пуль. Раздался треск приглушенных благодаря прибору бесшумной стрельбы выстрелов, превратившихся в негромкие хлопки, и араб упал. Но стрелок, не успокоившись на этом, подбежал к упавшему на спину боевику и в упор выпустил в него остаток магазина, бросив затем оружие и кинувшись бежать со всех ног, пока на звуки автоматных очередей никто не обратил внимания.

Несколькими минутами позже наблюдатели из группы Аль Захири, корректировавшие действия ударного отряда, садились в машину, ими же взятую напрокат несколько часов назад. Они слышали грохот взрывов в нескольких кварталах от своих позиций, видели они и пролетавшие над городом вертолеты. Решив, что операция закончилась, хотя и не получив от командира подтверждения по рации, оба боевика решили скрыться из города, как и было предусмотрено планом, дабы не привлекать внимания представителей правоохранительных органов.

Водитель уже запустил двигатель, а его товарищ только закрывал дверцу, когда к автомобилю подбежал чернявый парнишка лет пятнадцати, размахнулся и что-то метнул в салон. Оба араба остолбенев уставились на вращавшуюся на боку ребристую гранату Ф-1, а затем одновременно бросились вон из машины. Взрыв настиг их, кинув на землю.

Один из террористов погиб мгновенно, но второй еще был жив и пытался встать. Заметив это, тот же парнишка-гранатометчик, выхватив из-под легкой куртки вороненый ТТ, бросился к раненому арабу. Однако боевик Аль Захири, прошедший школу, намного более серьезную, чем мог представить его противник, рванул с запястья короткий клинок, метнув его точно в горло убийце, и тут же бросился бежать со всех ног, стараясь не думать о чудовищной боли в боку. Он кинулся в грязный темный переулок, чувствуя, что силы покидают его с каждой секундой и надеясь лишь на то, что по его следу не идут более опытные и осторожные убийцы.

Глава 4 Кулаками после драки

Москва, Россия

17 апреля

Сознание к Алексею возвращалось медленно. Он словно выныривал из темного вязкого болота, выныривал и затем вновь уходил на глубину, лишь на мгновение успев осознать окружающий мир. Наконец словно бы лопнули цепи, удерживавшие Швецова в этой беспросветно мрачной трясине, и он резко открыл глаза, поняв, что жив.

Кругом царила стерильная белизна, и не сразу Алексей понял, что лежит на больничной койке, уставившись немигающим взглядом в потолок помещения, которое не могло быть ничем иным, кроме палаты. Однажды, много лет назад, это уже было, когда нынешний президент России приходил в себя в баграмском госпитале, доставленный туда спасательным вертолетом без сознания, на грани жизни и смерти. Скосив взгляд, Алексей увидел стойку с большой бутылью, от которой куда-то к запястью лежавшего человека змеились тонкие трубки.

Швецов, как ни старался, не мог понять, что привело его сюда. События последних часов, а, может и дней, Алексей не мог определить точно, были подернуты туманом, и сложно было отделить реальность от грез. Разум словно оказался спеленатым липкой, тягучей паутиной, и теперь отчаянно продирался сквозь нее, пытаясь добраться до истины.

Усилия, однако, оказались напрасны. Озарение не приходило. Последним, что отчетливо мог вспомнить тот, кто уже несколько месяцев являлся президентом второй по силе и значимости мировой державы, было то, что он, расслабившись, сидел в салоне своего лимузина, мчавшегося в этот момент по улицам столицы. После этого все обрывалось, и никаких, даже самых смутных образов не всплывало в памяти Алексея, как ни пытался он вспомнить хоть что-нибудь.

Алексей попытался пошевелиться и к своему удивлению не смог этого сделать. Тело, казавшееся необычайно легким, отказалось подчиняться разуму, несмотря на все усилия воли, приложенные к этому. Напрягши все мускулы, Алексей только дернулся на своем ложе, затем неподвижно замерев. На самом деле положение его тела не изменилось ни на миллиметр, но сам Швецов этого, разумеется, не заметил.

Уловив боковым зрением какое-то движение у изголовья, Алексей скосил глаза, насколько смог, ибо даже повернуть голову он не сумел. Президент увидел немолодую женщину в белом халате, которая, встретившись взглядом с ним, исчезла в дверном проеме. Спустя несколько секунд дверь, забранная матовым стеклом, приоткрылась, впуская в небольшую, как раз для единственного пациента, палату, высокого благообразного мужчину, также затянутого во все белое. Он был, кажется, довольно молод, не старше самого Швецова, но седоватая бородка клинышком сразу прибавлял этому человеку лет десять к его истинному возрасту.

– Господин президент, – участливо произнес бородатый, склонившись над постелью Швецова и расположившись так, чтобы президенту не пришлось сильно напрягать глаза. – Как вы себя чувствуете? Вы меня слышите? Может говорить?

– Что произошло, – первые слова дались Алексею нелегко, голос был едва слышен, приходилось прилагать немалые усилия. – Где я нахожусь?

– Вы в военном госпитале, господин президент, – ответил мужчина в белом халате. – Я – профессор Браиловский, Марк Абрамович, если угодно, – представился он, пытаясь изобразить учтивый поклон. – Хирург, полковник запаса. Сюда вас доставили пять часов назад, и только сейчас вы пришли в сознание.

– Что произошло. – Еще раз, чуть громче и настойчивее спросил Швецов. – Почему я здесь?

– Вы ничего не помните? – взволновано спросил доктор.

– Я точно помню, что ехал в аэропорт, – в памяти Алексея всплывали новые подробности последних часов и даже минут, предшествовавших потере сознания. – Я собирался вылететь в Чечню. Но по пути что-то произошло, кажется, автокатастрофа.

– Не совсем так, Алексей Игоревич, – чуть помедлив, произнес Браиловский, поджимая губы. – На вас было совершено покушение, господин президент. Вы чудом остались живы. Ваш лимузин взорвался, его обстреляли из гранатомета. Один из ваших телохранителей собой прикрыл вас от огня и осколков, и только благодаря этому вы отделались сравнительно легко. Вы чудом остались живы, господин президент.

– Что со мной, – сердце президента сжалось при мысли, что он мог стать калекой, немощным инвалидом.

Алексей не боляся смерти, успев сродниться с этой суровой дамой за годы войны. Кому-то это показалось бы бравадой, но мысль о собственной гибели давно уже не страшила Швецова. Но вот стоило только подумать о том, что он может по вине слепого случая из полного сил, еще весьма крепкого мужчины превратиться в калеку, обрубок, став сродни растению и существуя за счет капельниц, может лишиться свободы движения, рождала дикий, неконтролируемый страх.

Вот и сейчас ужас неизбежности и безысходности липкими холодными пальцами сдавил сердце президента. То, что не сумели совершить душманы двадцать лет назад, могло удаться кому-то сегодня.

– Насколько серьезные травмы? – требовательно, словно вдруг вспомнив, кто он такой, спросил Швецов, и, когда во взгляде, выражении лица доктора ему почудилась нерешительность, повысил голос: – К черту ваши врачебные тайны! Что со мной?

Доктор подвинул стоявший у дальней стены стул, и сел возле президента, как заботливая нянька, с неподдельным состраданием взглянув на Швецова.

– Все не так плохо, как могло бы быть, – успокаивающим тоном произнес Браиловский. – У вас сломано несколько ребер, довольно приличный ожог, и еще, возможно, легкое сотрясение мозга. Вы ударились головой, к счастью, не очень сильно, – добавил хирург. – Думаю, спустя пару дней вы уже сможете встать.

– Тогда почему я не чувствую собственное тело, – чуть успокоившись, спросил Швецов. – У меня что, поврежден позвоночник?

Страх остаться инвалидом, на всю оставшуюся жизнь прикованным к постели, был в это мгновение сильнее всего. И хотя, если бы все было так страшно, врач не должен был этого скрывать, Алексей все же опасался, что хирург, беседовавший с ним, лишь щадит угнетенный, пребывающий под действием транквилизаторов, разум президента, не открывая страшную правду. К счастью, в следующий миг все опасения развеялись.

– Нет, нет, что вы, – замахал руками доктор. – Просто вам ввели большую дозу анестетиков, и их действие еще не закончилось. – Затем Браиловский добавил с некоторым сомнением: – Господин президент, вам сейчас требуется полный покой, хотя бы несколько часов, но там, снаружи, уже три часа ожидают господа из силовых структур. Они хотят срочно поговорить с вами.

– Пусть войдут, – приказал Швецов, мгновенно из больного, слабого и немощного человека вновь превратившийся в лидера сильнейшей державы. – Думаю, это важно, раз они проявляют такую настойчивость.

– Что ж, ваше право, господин президент. И все же я бы не советовал вам долго с ними разговаривать, – попросил доктор. – Вы сейчас, прежде всего, нуждаетесь в покое, – мягко, но настойчиво произнес хирург. – Пусть чекисты сами делают свою работу, а вам нужно просто отдохнуть.

Браиловский вышел, едва разминувшись в дверях с широкоплечим директором ФСБ. Юрий Быков буквально ворвался в палату, оттеснив следовавших за ним руководителей Министерства внутренних дел и Службы безопасности президента, на лицах которых читалось неподдельное беспокойство. За спинами "силовиков", с появлением которых в палате сразу стало тесно, мелькнули широкоплечие парни из личной охраны главы государства, которых, кажется, снаружи, у дверей, собралось не менее полудюжины.

– Алексей Игоревич, мы рады, что с вами все в порядке, – глава МВД Николай Фалев придвинул к постели Швецова стул, тяжело опускаясь на него. Алексей даже подумал, что хрупкое сооружение из нескольких алюминиевых трубок может не выдержать грузного министра, при виде которого сознание сразу подсовало устойчивую ассоциацию с медведем. Сегодня, судя по выражению лица министра, это был медведь, выбравшийся из своей берлоги в разгар зимы, злой и ошарашенный происходящим.

– Это просто немыслимо, то, что произошло, – воскликнул Фалев. – Никто не мог и помыслить, что какие-то ублюдки решатся напасть на президентский кортеж почти в самом центре Москвы!

– Вот из-за вашего ротозейства это и случилось, – буркнул угрюмый и мрачный глава президентской охраны. Андрей Крутин чувствовал личную вину за происшедшее, ведь именно он в конечном итоге и отвечал за безопасность главу государства, а сейчас проявил себя, как абсолютно некомпетентный в этом вопросе человек. – Нужно было предусматривать любые возможности, а не надеяться на то, что в очередной раз все обойдется. Если бы вы не страдали такой завышенной самооценкой, то смогли бы обеспечить безопасность президента. Ваши люди, господин министр, даже не смогли толком блокировать движение на маршруте президентского кортежа.

Крутин, лично сопровождавший президента, как и почти всегда, кода Швецов покидал Кремль, тоже пострадал при нападении. Он почти добежал до главы государства, которого вытащили из поврежденного лимузина телохранители, когда ЗИЛ, пораженный точными выстрелами гранатометчиков, взорвался.

Глава президентской охраны находился в полутора десятках метров от автомобиля, и потому отделался сравнительно легко. Кроме неизменного сотрясения мозга Андрей Крутин получил слабые ожоги лица и несколько царапин, которые врач из "скорой помощи" на месте залепил пластырем. В таком непрезентабельном, но вполне мужественном виде начальник охраны Швецова и предстал перед своим принципалом.

Раны, вроде бы пустячные, оказались весьма болезненными, и Крутин вынужден был хранить неестественно бесстрастное выражение лица, поскольку любая гримаса мгновенно отзывалась довольно неприятными ощущениями. Однако сильнее физической боли, заглушенной лекарствами, была боль душевная. Там, на самой оживленной улице столицы, погибло множество телохранителей Швецова, подчиненных Крутина, и их смерть начальник службы безопасности до сих пор переживал, как личное горе.

– Если бы нам сообщали маршрут движения кортежа заблаговременно, мы бы и приняли все необходимые меры, – не остался в долгу Фалев. – О выезде президента мы узнали за час, а что, по-вашему, можно успеть за такой срок? – взвился уязвленный министр внутренних дел. – Если вы предпочитаете все держать в секрете, то и ответственность тоже ложится на вас, господин Крутин.

– Довольно, – оборвал начальника своей охраны Швецов, состояние которого не позволяло ему выслушивать взаимные обвинения и нападки своих подчиненных. – Если уж на то пошло, обвинять, Николай Сергеевич, следует не моего начальника охраны, а лично меня. Андрей Витальевич выполняет мои приказы, и если я принял решение о поездке так поспешно, то он ничего изменить не мог.

В конце концов, в этом тоже есть некоторый смысл, если вдуматься. Маршрутов моего передвижения по городу существует не менее пяти, и конкретный маршрут уточняется за считанные минуты до того, как я покину Кремль, в том числе из-за пробок, ремонтных работ на некоторых улицах, и еще по многим причинам. И я считал прежде, что таким образом достигается некоторый эффект внезапности, ведь организовать грамотную засаду за час практически невозможно, учитывая, что моя охрана достаточно подготовлена. Поэтому ваши взаимные нападки неуместны, особенно сейчас. Лучше скажите, что уже известно о тех, кто это совершил. Вы ведь не на пороге палаты сидели, пока я несколько часов пребывал в беспамятстве?

– Разумеется, господин президент, – оскорбленным тоном ответил Юрий Быков. – Мы уже смогли установить личности нападавших, вернее, их личности были известны нам до покушения. Несколько дней назад наш информатор сообщил, что в окрестностях столицы, в частном доме, скрывается группа иностранных наемников арабской национальности во главе с Абдуллой Аль Захири, известным террористом, бывшим офицером сирийских подразделений "коммандос". Все они без исключения профессионалы, опытнейшие диверсанты, и тот эффект внезапности, о котором вы, господин президент, упомянули, их едва ли мог остановить. К слову, четверо из этой группы, а всего их было шесть человек, получили специальную подготовку еще в Союзе, в том числе в Рязанском училище ВДВ и в учебных центрах Комитета госбезопасности, и с методами работы наших спецслужб эти люди знакомы очень хорошо. За ними было установлено наблюдение, но арабы сумели скрыться, и, прежде чем мы смогли вновь их обнаружить, успели нанести удар. Мы просто не могли предположить, что целью этой группы станете именно вы, господин президент.

– Значит, вы знали, где находятся террористы, следили за ними, но позволили им уйти, – голосом, не обещающим главе контрразведки ничего хорошего, произнес президент. – Это что, новое слово в антитеррористической деятельности? Ловля на живца, или как это? – с нескрываемым сарказмом, стоившим изрядной доли душевного спокойствия силовиков, поинтересовался он.

Главы спецслужб переглянулись, словно предлагая друг другу принять на себя гнев – и вполне заслуженный – едва не расставшегося с жизнью президента. А Швецов, даром, что был ранен, ослаб от потери крови и все еще пребывал под воздействием достаточно сильных лекарств, все больше распалялся.

– То, что вы знали о террористах, даже знали их в лицо, конечно, радует, – язвительно произнес Алексей, почти уже сорвавшись на грозный рык, каким привык общаться еще со своими солдатами после проваленной операции в Афгане. – Ладно, жизнь своего президента вы оценили невысоко, решив взять выродков "на горячем", понимаю, – фыркнул он. – Можно пойти на риск, лишь бы не было проблем с доказательной базой, или как это правильно звучит на языке юристов. Но откуда такая уверенность, что именно я должен был стать их мишенью, господа офицеры? А если бы эти арабы атаковали, к примеру, атомную электростанцию, взорвав на хрен реактор?! Признаюсь, я был о вашем профессионализме лучшего мнения, – желчно добавил он.

– Просто наш офицер, координировавший все действия, тот, кто непосредственно руководил операцией, приказал не слишком плотно опекать эту группу, боясь их вспугнуть, – пояснил Быков, несколько смутившись. – Это опытные боевики с отменным чутьем, как у дикого зверя, и раньше времени их нельзя было трогать. Мы рассчитывали больше узнать о контактах этой группы, о том, к каким объектам они проявляют интерес, и взять их непосредственно в момент подготовки к акции.

– То есть, – уточнил Швецов, – в принципе вы были готовы им позволить выполнить свою задачу, пожертвовав, быть может, жизнями сотен москвичей, лишь бы взять эту группу с поличным? – Президент зло взглянул на главу контрразведки: – Если это так, то я начинаю сомневаться в том, что вы, господин Быков, находитесь на своем месте, ведь любой ваш подчиненный не может действовать независимо от вас, и его вина в том, что случилось, ничуть не больше вашей, как шефа ФСБ.

Юрий Быков промолчал, поскольку ему нечего было ответить. Да, он совершил ошибку, по крайней мере, в глазах президента. Директор ФСБ не собирался сваливать всю вину на тех, кто непосредственно осуществлял эту операцию, хотя, по здравом рассуждении, он просто не мог знать абсолютно все о действиях своих агентов. Тем не менее, сейчас Быков был готов к любому наказанию, даже не думая что-либо возражать и оправдываться.

– Интересно, почему мы, милиция, ничего не знали об этой диверсионной группе, – возмутился тем временем Фалев. – Как вышло, что нас никто не соизволил поставить в известность о том, что в столице находится отряд профессиональных диверсантов?

– Ну, это была операция ФСБ, – замялся Быков, под взглядами министра внутренних дел и самого президента, у которого на языке вертелся тот же вопрос, почувствовавший себя не совсем уютно. – Мы считали, что готовы к любым неожиданностям, а, поставив в известность ваше ведомство, мы рисковали столкнуться с утечкой информации.

– Ну, конечно, все менты – продажные твари, – оскорблено бросил глава МВД. – Вот только, сдается мне, на этот раз предателя придется поискать среди чекистов. Ваша, Юрий Степанович, "контора" как раз и течет. Заигрались в Штирлицев, комбинации крутите, а обеспечить хоть какую-то секретность не можете, – покачал он головой, изображая высшую степень торжества – справиться с цеховыми интересами, хоть сейчас забыть о давней вражде двух силовых ведомств, министр, кажется, не мог. – Милиция ни о чем не подозревала, а ваших арабов все равно кто-то спугнул, или, точнее, предупредил.

– А как эти арабы узнали о том, когда я покинул Кремль, и тем более о том, какой дорогой я намерен ехать в аэропорт, – спросил президент, уже начинавший чувствовать утомление, но понимавший, что следует во всем разобраться именно сейчас. – Это что, не утечка информации? И ведь здесь уровень даже не ФСБ.

Швецов пристально уставился на главу своей охраны, под тяжелым взглядом президента, даром, что еще не пришедшего в себя после ранения, готового провалиться сквозь землю. Вернее, применительно к данной ситуации, сквозь пол, очутившись как раз в приемном покое госпиталя.

– С этим мы разбираемся, Алексей Игоревич, – пытаясь демонстрировать уверенность, ответил Крутин. – Мы проверим всех, кто мог сообщить террористам такие сведения и я вас уверяю, что "крота" мы вычислим.

– Как всегда, все наши проблемы из-за несогласованности действий, – вздохнув, подытожил Швецов. – Американцы после известных событий в Нью-Йорке создали Министерство внутренней безопасности, координирующее действия всех прочих спецслужб в стране, у нас же по-прежнему взаимодействие силовых ведомств попросту отсутствует. А в итоге всего шесть боевиков едва не сумели переиграть всю мою службу безопасности, ФСБ и московскую милицию в придачу, чудом не добившись своей цели, – президент сокрушенно покачал головой, после чего стены вдруг поплыли, а лица собеседников завертелись в странном танце.

Несколько секунд Алексей полежал с закрытыми глазами, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, затем спросив "силовиков", терпеливо ожидавших его приказов:

– Что вы можете сказать о нанесенном ими ущербе? Число погибших, надеюсь, известно?

– Всего погибло шестьдесят семь человек, – глухо ответил глава МВД, сжав челюсти. – Террористы использовали смертника на заминированной карете "скорой помощи", который блокировал движение кортежа. Взрывчатки они не жалели, и поэтому погибли и были ранены многие случайные прохожие и жители ближайших домов, из окон наблюдавшие за вашим проездом по проспекту. Всего из числа погибших тридцать один человек – гражданские лица, случайные жертвы, попросту говоря. После этого террористы из гранатометов сожгли несколько автомобилей, в том числе и тех, что просто были припаркованы неподалеку. Кроме того, нападение поддерживали снайперы, которые смогли уничтожить не менее пятнадцати человек из вашей охраны.

Вообще покушение внешне выглядит довольно странным, грубым, словно бы непрофессиональным, но на самом деле это и есть грамотно спланированная диверсионная операция. Они избрали не самый простой, но наиболее эффективный в данном случае способ убийства, атаковав кортеж. Пробраться в Кремль у арабов точно не получилось бы, аэропорт, где вы оказались бы достаточно уязвимы, к примеру, для снайпера, был бы окружен таким количеством охраны, что подобраться к нему с оружием в руках ближе, чем на километр, не смог бы никто.

– Но, все-таки, откуда они могли знать, каким именно маршрутом я поеду, – удивился президент. – Как они могли оборудовать позиции, спрятать оружие, имея всего час на подготовку? Даже если кто-то из моего окружения сообщил эту информацию, за столь недолгое время просто невозможно все подготовить, выбрать позиции, пути отхода, наконец. И не лучше ли было заложить на дороге пару мощных фугасов, чем устраивать такой спектакль.

– А они, возможно, и не знали точно, – пожал плечами Быков, подчиненные которого уже успели провести анализ случившегося, сделав кое-какие выводы. – Не так много в столице дорог, ведущих от Кремля в аэропорт, и устроить на каждом маршруте запасные позиции не столь сложно, как кажется. Ясно, что глава государства поедет не глухими переулками, а снять несколько квартир в домах, выходящих окнами на главные улицы, можно заранее, там же оставив и часть оружия. Арабам после получения сигнала от своего агента в вашем окружении оставалось только быстро прибыть на позиции и ждать, пока появится кортеж.

Конечно, можно было обойтись и без снайперов с гранатометчиками, действительно заложив несколько мин. Но ведь винтовки хранились в частных квартирах, которые никто перед проездом кортежа не проверяет, а фугасы нужно закладывать на дороге. И любой патрульный милиционер совершенно случайно мог обнаружить такую закладку, сорвав весь план, пусть даже ценой своей жизни.

И, наконец, масштабность покушения влечет за собой колоссальный психологический эффект, создавая панику во всей стране, если не в мире. Арабы знали, что делают, и десятки погибших, без которых действительно можно было обойтись, только усилили бы этот эффект. Центр Москвы, буквально залитый кровью, заваленный остовами сгоревших машин, это вам не единственный выстрел в Кеннеди, который поначалу никто и не заметил, пока президент не упал.

В случае успеха их дьявольского замысла наши спецслужбы были бы полностью дискредитированы, не говоря уж о неразберихе во власти, вызванной гибелью главы государства. Не исключено, что за покушением на вас, Алексей Игоревич, последовали бы еще теракты, призванные окончательно ввергнуть страну в хаос.

– Черт побери, – простонал президент, прикрыв глаза. В его голове эхом звучали слова о десятках погибших, тех, кто не был мишенью террористов, лишь оказавшись не там где надо, и из-за этого лишившись жизни. – Они устроили настоящую бойню! Как такое могло произойти, ответьте мне? – В глубине души закипала дикая ярость, с которой Швецов просто не мог совладать: – Как группа профессиональных наемников, явно успевших засветиться своим участием в разных терактах за пределами нашей страны, проникла через границу, смогла устроить в центре Москвы настоящую войну, а затем спокойно скрылась, растворившись среди миллионов жителей столицы?

– Ну, насчет того, что они растворились, я бы поспорил, – усмехнулся начальник ФСБ. – Из шести человек пять были уничтожены в течение нескольких минут после нападения, не успев покинуть свои позиции. А последний уцелевший террорист сейчас находится в больнице следственного изолятора ФСБ под надежнейшей охраной. Он получил серьезное ранение, и пока не может давать показания, но это – дело считанных часов, – заверил Быков президента. – Наши врачи могут творить чудеса, пусть даже вытаскивать с того света приходится кровавых убийц.

– Неплохо. И кого же из вас стоит поблагодарить за такую оперативность, – вскинул брови Швецов, обведя взглядом сидевших возле его постели силовиков. – Как же вы сумели в обстановке паники и неразберихи вычислить тех, кто на меня покушался, если не сумели этого сделать заранее?

Руководители силовых ведомств молча переглянулись, избегая встречаться взглядом с президентом. То, что они должны были сказать, ответ на прозвучавший из уст главы государства вопрос, казался слишком унизительным для них.

– Это не наша заслуга, – Быков решил взять на себя всю вину, признавшись в откровенном бессилии своего ведомства. – Террористов ликвидировали, судя по всему, заказчики покушения. Вероятно, к этому приложили руку чеченцы, с которыми наемники очень тесно сотрудничали. Дом, в котором скрывался Аль Захири, принадлежал человеку, тесно связанному с чеченской мафией и самим Исмаилом Хороевым. Думаю, чеченцы следили за арабами, оставаясь незамеченными, все это время, а потом, когда наемники выполнили свою задачу, их уничтожили, чтобы не позволить спецслужбам выйти на организаторов. По чистой случайности один из боевиков выжил, как я уже говорил, но я сомневаюсь, что он сообщит нам что-то важное. Скорее всего, заказчики работали только с главарем, с Аль Захири, а его люди наверняка не знали никаких подробностей.

– Хороев, – задумчиво переспросил Алексей, словно пробуя на вкус незнакомую фамилию. – Когда же я успел перейти ему дорогу? Мне кажется, президент страны – уровень отнюдь не банального бандюгана, пусть и главаря, пусть и лидера одной из мощнейших криминальных группировок.

– Да, маловероятно, чтобы Хороев имел к вам личные счеты, Алексей Игоревич, – кивнул Фалев. – Это обычный бандит, уголовник, и он никогда прежде не совался в политику. На счету подручных Исмаила есть милицейские офицеры, есть пара следователей и даже районный прокурор, но обычно он предпочитает договариваться с представителями власти, благо денег, вырученных за счет торговли оружием, наркотиками, проституции, и некоторых чуть более легальных операций, у чеченцев хватает. Хотя, возможно, это своего рода месть за недавний разгром их банд в самой Чечне.

– Но это случилось лишь пару дней назад, и едва ли за столь короткий срок удалось бы так хорошо все подготовить, – засомневался Швецов. – Нет, тут дело в чем-то ином.

– Скорее, всего, Хороев – не более чем посредник, за которым стоят более серьезные люди, чьи интересы вы прямо или косвенно затронули, – вклинился в объяснения главы МВД Юрий Быков. – Решиться на такое может только тот, кто чувствует за собой силу, или кто оказался в совершено безвыходном положении, когда терять уже нечего.

– Но, черт подери, все же хоть какая-то зацепка у вас есть, – Швецов уставился на начальника контрразведки: – Пусть неизвестен заказчик, но кто организовал этот теракт, вы уже знаете. Так что же вы ждете?

– Господин президент, Исмаил Хороев бесследно исчез несколько дней назад, – попытался оправдаться Фалев. – Мои люди плотно опекали его долгое время, но чеченец сумел скрыться. Его поведение, в сущности, подтверждает версию о том, что именно чеченская мафия организовала покушение.

– Как бы то ни было, я приказываю вам найти тех, кто может иметь отношение к теракту, – потребовал президент. – Погибли десятки людей, причем те, кто совершенно случайно, как вы говорите, оказался не в том месте и не в то время. Возмездие должно настигнуть тех, кто в этом виноват, и это должно произойти как можно скорее. У вас есть люди, есть информация, есть техника, закон, в конце концов, на вашей стороне, а если он станет помехой, то нужно отменить к дьяволу такие законы.

Я даю чрезвычайные полномочия главе ФСБ, все прочие структуры, в том числе и моя Служба безопасности, должны ему подчиняться. В случае необходимости задействуйте даже армейские части, вводите комендантский час, но найдите всех, кто устроил эту бойню. Арестовывайте каждого, кто имеет хоть малейшее отношение к чеченской мафии. Этого спрута пришла пора уничтожить, вырвать его кровавые щупальца. Ищите Хороева всюду, где только можно. На его руках и так довольно крови, и этого ублюдка нужно остановить. А когда найдете – забудьте о гуманности. Тот, кто решился сотворить такое, не может считаться человеком, и на него не должны распространяться наши законы.

Президент в упор уставился на Быкова, смутившегося под тяжелым, словно пронизывающим насквозь, взглядом Алексея:

– И учтите, Юрий Степанович, если в течение трех дней не будет результата, вам придется расстаться с вашей должностью и перспективой государственной службы вообще. Я хочу видеть убийц за решеткой к тому часу, когда предадут земле тех, чьи жизни они отняли, – решительно потребовал Швецов. – Жители столицы, должно быть, и так напуганы тем, что случилось, а потому все ваши действия должны быть ограничены по времени, иначе террористы все равно добьются своей цели, посеяв в стране ужас. Вы уже допустили ошибку, позволив наемникам беспрепятственно подготовиться к своей акции, едва не добившись цели. Вторая ошибка для вас станет последней. А сейчас, господа, прошу вас оставить меня. Доктор велел отдыхать, а наш разговор потребовал немало сил.

– Я все понял, господин президент, – Быков встал, поправляя накинутый на плечи белоснежный халат, и его примеру последовали остальные гости. – Я обещаю, что через три дня все, кто причастен к покушению, будут сидеть за решеткой, и Хороев окажется там одним из первых. Мы перероем всю Москву, всю Россию, если нужно, но найдем его.

– МВД окажет всю необходимую помощь, – добавил Фалев. – Мы предоставим своих людей, всю информацию, имеющуюся у нас по главарям чеченской мафии, задействуем сеть своих осведомителей. Виновные будут найдены очень скоро, заверяю вас, господин президент.

Когда троица силовиков покинула палату, и выходивший последним Крутин аккуратно прикрыл за собой дверь, Алексей устало закрыл глаза. Он чувствовал, что наркоз отходит, анестетики, которыми его щедро накачали врачи, прекращают свое действие, и тело охватывает пока еще слабая боль. Но боль не стоила того, чтобы обращать на нее внимание, тем более, Швецов знал, что такое боль, когда выбирался из горящего вертолета, сбитого точным попаданием "Стингера" под Мазари-Шарифом. Тогда он смог пройти несколько десятков километров по горам, уходя от душманов, и боль не стала для него помехой. Ее можно стерпеть, а можно просто приказать себе забыть о ней, если только воля достаточно крепка.

Иные мысли сейчас беспокоили президента, мысли тяжкие и горькие. Алексей вдруг осознал, что стал, сам того не желая, причиной гибели многих ни в чем не повинных людей, простых москвичей. И если профессионалы из его охраны в какой-то мере были готовы к тому, что придется умирать, спасая жизнь своему президенту, то те десятки прохожих, которых просто смела взрывная волна, ни о чем таком не думали. Они не давали присягу, не выполняли приказ, а лишь просто оказались там, где им не стоило быть, а их смерть наемники из далекой страны рассматривали лишь как дополнительный эффект от реализации своей задумки.

Алексей понимал, что по его воле гибли те же русские солдаты в Чечне, но солдаты хотя бы знали, что могут погибнуть, выполняя приказы. Они осознанно шли на риск, готовые принять смерть, но и сами способные убивать, защищая свои жизни.

Те же, кто погиб несколько часов назад, просто потому, что оказались слишком близко от главы государства, не могли постоять за себя, даже не предполагая, что им угрожает смертельная опасность. Решив задержаться на пару минут, чтобы полюбоваться на редкое зрелище, проезд президентского кортежа, они так и не вернулись в свои дома, оставив сиротами своих детей, вдовами и вдовцами своих супругов. И погибли они не на войне в далеком краю, а самом центре российской столицы, там, где, казалось, ничто не может угрожать их жизням. И за это Швецов чувствовал свою личную вину.

Президент не кривил душой, приказывая наказать тех, кто убил десятки жителей столицы, при этом, не думая о возмездии за то, что эти люди посмели угрожать лично ему. Алексей был готов к смерти давно, еще в Афганистане предпочитая сидеть за штурвалом заходящего на цель вертолета, хотя тогда он вполне мог бы спокойно пить чай на земле, в штабе, находясь под надежной охраной сотен солдат и по радио слушая доклады своих пилотов, идущих грудью на зенитные ракеты и пулеметы "духов" в горах. У него было тогда право выбора, и он воспользовался им по своему усмотрению, не раз заглядывая смерти в глаза, и нисколько не жалея об этом.

Всякий раз, возвращаясь из очередного вылета, Алексей точно знал, что очень скоро вновь сядет в тесную кабину своего Ми-24, чтобы снова очутиться в пучине боя, под шквальным огнем не знающего сомнений и не ведающего пощады врага. Так и сейчас, он не испытывал возмущения тем, что кто-то посмел покушаться на главу государства, тем более, враг был почти тот же самый, что азартно пускал "Стингеры" из горных ущелий двадцать лет назад.

Дверь вновь приоткрылась, без алейшего звука провернувшись в петлях, и на пороге палаты замерла невысокая женщина, в смятении уставившаяся на неподвижно лежавшего Алексея.

– Стойте, – медсестра попыталась удержать новую посетительницу за рукав. – Ну нельзя туда, доктор запретил!

– Оставьте нас, – прохрипел Алексей, у которого от волнения перехватило голос. – Пожалуйста, уйдите.

Девушка в белом халате открыв рот отступила назад, аккуратно прикрывая дверь, а гостья кинулась к постели, опустившись возле нее на колени и склонив голову на грудь Швецову.

– Боже мой, Алеша, – не сдерживаясь, она зарыдала, не в силах больше терпеть, выпуская наружу все напряжение последних часов. – Я думала, тебя убили! Я не знала, что и думать! Что случилось, как ты?

– Не надо, Юля, не надо, – уговаривал Алексей ту, которая вот уже тридцать лет была рядом с ним, заставив его забыть обо всех других женщинах, ту, которая стала частью его самого, как и он стал частью ее. – Все обошлось, я жив. Ничего страшного не случилось, не бойся за меня. Это только меры предосторожности, врачи перестраховываются. А так я почти в полном порядке. Скоро меня отсюда выпустят, через пару дней. Не плач, прошу.

Алексей успокаивающе шептал что-то, его рука нежно касалась шелка ее волос. А Юля все рыдала и рыдала, не в силах остановиться. Никто не знал, что пережила она за эти часы, показавшиеся женщины вечностью.

В тиши больничной палаты, места, никак не располагавшего к лишнему шуму и суете, влюбленные могли насладиться уединением, близостью с тем, кто дорог превыше всего на свете, кто значит больше даже, чем собственная жизнь. А за стенами госпиталя, в его стенах, била ключом жизнь, носившая с некоторых пор ясный отпечаток войны.

Силовики, покинувшие палату Швецова в сопровождении мрачного доктора Браиловского, буквально на пороге столкнулись с супругой главы государства. Она ничего не сказала им, не удостоив даже взгляда, но трое мужчин, сильных и властных, мгновенно испытали почти забытое чувство стыда. Они, такие могущественные, едва не сделали эту хрупкую женщину, успевшую и без того многое пережить в этом неспокойном мире, вдовой.

– С ним все в порядке, Юлия Андреевна, – неуклюже пробормотал глава ФСБ. – Не волнуйтесь, он очень скоро поправится, встанет на ноги. А тех ублюдков мы найдем, – пообещал он, стараясь добавить в голос побольше уверенности. – Найдем и передавим, как гадов, всех до единого, слово офицера. Ни один подонок от нас не скроется!

Однако задача казалась простой лишь на словах, на деле же все было намного сложнее. Уверять в торжестве справедливости слабую женщину – одно, и совсем другое – восстановить эту справедливость. И главы спецслужб на ходу принялись обсуждать планы – времени им было отведено в обрез, и сейчас каждая минута казалась на вес золота.

– Мне нужны все ваши базы данных, – потребовал Быков у министра внутренних дел. – Бывает, участковые милиционеры знают больше, чем контрразведчики, так я хочу знать то же, что известно вашим людям. И ваши силовики мне тоже понадобятся – придется проводить сотни, тысячи задержаний по всей стране, причем желательно – в одно и то же время. Начнем с группировки Хороева, причем ее нужно не просто обезглавить, а нейтрализовать полностью и в кратчайшие сроки, всех выродков рассовав по камерам. Не важно, какую роль, какое место в этой цепи занимает Исмаил, но, раз уж его имя нам известно, с него и начнем, чтобы хоть что-то сделать.

Фалев только согласно кивал. Приказ президента был вполне понятен, и сейчас было не время демонстрировать корпоративную солидарность, извечную неприязнь простых милиционеров к утонченным и весьма наглым людям из контрразведки. Они делали общее дело, и это сейчас было главным.

– Если потребуется помочь техникой, Юрий Степанович, мы готовы предоставить все, что только возможно, – обратился к начальнику ФСБ глава охраны президента. – Людей у меня не так много. Но все – профессионалы высшего класса, так что и бойцами тоже поможем, если потребуется. Мне мое кресло тоже дорого, да и за парней очень хочется поквитаться, – словно оправдываясь, пояснил он свое рвение.

В больничных коридорах царила тишина. Только порой торопливо и почти бесшумно пробегали куда-то медсестры, да мелькали стоявшие, как истуканы, у входов и выходов люди из спецслужб, негромко переговаривавшиеся по рациям. Зато у главного входа в госпиталь царила нездоровая суета – несколько десятков репортеров, сдерживаемые дюжими бойцами из Внутренних войск и президентскими телохранителями едва не смяли оцепление, увидев руководителей силовых ведомств.

– Господа, уделите нам несколько минут, – раздались нестройные крики. – Общественность желает знать, что произошло в центре столицы! Пожалуйста, хотя бы несколько слов!

Вокруг силовиков мгновенно сомкнулось кольцо коротко стриженых крепышей – люди из охраны президента собой были готовы закрыть начальников от вездесущих представителей прессы. За их широкими спинами главы силовых ведомств ощутили себя намного увереннее. Фалев и Крутин дружно взглянули на своего коллегу:

– Поговоришь с ними, Юрий? – предложил шеф президентской охраны. – Или я могу сказать пару слов, – предложил он.

Ничего не ответив, Быков прошел сквозь кольцо охраны, оказавшись перед десятками объективов телекамер и фотоаппаратов. Почуяв, что добыча в их руках, участники стихийной пресс-конференции инстинктивно рванулись к главе ФСБ, наперебой задавая ему свои вопросы, смысл которых, в прочем, был схожим.

– Вы, – Быков указал на незнакомого мужчину, за спиной которого топтался телеоператор. Зная почти всех корреспондентов крупнейших телеканалов и газет, сейчас Юрий не мог вспомнить этого человека. – Пожалуйста, ваш вопрос. Но учтите – у меня очень мало времени, и вам я могу уделить буквально пять минут.

– Гарри Хопкинс, "Би-Би-Си", – представился осчастливленный вниманием русского разведчика репортер. – Мистер Быков, спецслужбам уже известно, кто совершил это нападение? Я полагаю, такой дерзкий теракт стал унижением для ваших коллег, и вы жаждете мести.

– О мести не может быть и речи, – помотал головой глава контрразведки. – Мы выше обычных чувств и эмоций. Я и все мои коллеги, все подчиненные, сейчас думают не об унижении, а о том, как наказать преступников, осмелившихся на такую бесчеловечную выходку, стоившую десятков невинных жизней. Эти подонки принесли войну в наши дома, превратили московские улицы в линию фронта. Они нанесли удар по самым устоям государственности, посягнули на власть, на того, кто олицетворяет ее в России. Погибло множество мирных граждан, геройскую смерть приняли наши коллеги, сотрудники спецслужб. Возможно, те, кто стоит за этим чудовищным преступлением, думают запугать нас, лишить воли, но они ошибаются. Я, все мы, поставлены для того, чтобы охранять закон, который был так грубо, так цинично попран этими выродками, убийцами. И мы найдем их, найдем всех до единого, и накажем по всей строгости российских законов, – уверенно произнес он, уставившись в черный объектив камеры. – Нам известно, что нападение осуществила группа арабских наемников, и большая часть из них уже мертва, – сообщил он, намеренно нарушая тайну следствия. Сейчас было важно показать врагу свою осведомленность, заставив его нервничать, делая ошибки, и это Юрий Быков очень хорошо понимал. – А потому нам не потребуется много времени, чтобы выйти и на организаторов этого теракта. Им некуда бежать, мы найдем всех до единого.

– Если к этому причастны арабы, то не стоят ли за покушением на Президента России чеченские террористы, об уничтожении которых так часто говорилось в последнее время, – напирал Хопкинс. – Не есть ли это возмездие за разгром бандитов на грузинской границе?

– Вы должны понимать, что я не вправе сейчас разглашать всю известную нам информацию, – ловко выкрутился из положения Быков, и сам хотевший знать, кто, в конечном итоге, родил такой зверский, и при этом весьма эффективный, и главное, эффектный, план. – Проверяются все возможные версии, уже есть немало зацепок. Мы распутаем клубок заговора, и всех, кто причастен к этому террористическому акту, настигнет заслуженное возмездие. Но, повторяю, сейчас мы, все сотрудники спецслужб, руководствуемся вовсе не банальным желанием отомстить, смыв с себя какой-то позор, но мыслями о безопасности нашей страны, наших граждан.

Британца отпихнули вглубь толпы, и вперед выскочила смазливая девица, корреспондент одного из центральных телеканалов, тоже желавшая обрести свои пять минут славы.

– Господин Быков, каково сейчас состояние президента Швецова? Ходят слухи, что глава государства навсегда может оказаться прикован к инвалидному креслу.

– Я не врач, отвечать на такие вопросы – не в моей компетенции, – хмуро отрезал Юрий. – Но я только что разговаривал с президентом, и могу сказать, что он, хотя и пострадал при нападении, вполне бодр и вскоре, в этом не может быть сомнений, вернется к исполнению своих обязанностей на посту главы государства. А теперь, дамы и господа, прошу простить, но нас ждут дела. – И, не обращая внимания на брошенные в спину вопросы, глава ФСБ, сопровождаемый своими коллегами, поспешно направился к кавалькаде ожидавших их служебных машин.

Журналисты потоптались пред крыльцом госпиталя еще с полчаса, а затем, подгоняемые терявшими терпение бойцами спецназа, принялись собирать оборудование, поняв, что больше ничего нового здесь они не узнают.

– Как это говорят сами русские, их начальство не скупилось на клизмы со скипидаром, – усмехнулся Бойз, упаковывая свою камеру, с которой он обращался, точно с собственным ребенком. – Такие меры безопасности, а ведь мы даже не можем приблизиться к президенту.

Оператор был прав, спецслужбы, словно пытаясь загладить свою вину, рвали и метали. Журналистов, допущенных на территорию госпиталя, проверяли трижды – при помощи детекторов металла, собак, натасканных на запах взрывчатки, а вдобавок еще и просто обшарили руками, и это, не считая двойной проверки документов. Причем, как заметил уже сам Хопкинс, здесь было крайне мало русских репортеров, зато хватало аккредитованных в Москве иностранцев, в числе которых была и группа из "Би-Би-Си".

– Как думаешь, Гарри, неужели все это и вправду дело рук террористов из Чечни? – поинтересовался Бойз у своего коллеги, когда они уже шли к припаркованной здесь же, возле центрального входа в госпиталь, машине.

– Знаешь, это кажется вполне вероятным, – пожал плечами Хопкинс. – На границе с Грузией громят банду чеченцев и наемников-арабов, а спустя несколько дней такие же арабы нападают на президента России. Но вот эта очевидность как раз и настораживает – все слишком просто, ответ лежит на поверхности, а ты должен знать, что не следует сразу хватать то, что бросается в глаза.

– Но кто тогда?

– Вопрос интересный, – усмехнулся Гарри Хопкинс. – Я полагаю, тот, у кого есть связи, есть деньги, и есть веская причина для того, чтобы избавиться от президента России. Если бы какие-то террористы просто хотели отомстить, достаточно было бы взорвать бомбу в людном месте, а здесь что-то иное. Швецов кому-то помешал, причем помешал очень сильно. И я не удивлюсь, если кукловоды, дергавшие за ниточки арабов-марионеток, сидят не здесь, в Москве, и даже не на Кавказе, а за океаном.

В этот миг еще никто не мог представить полную картину происходящего. Никому неведомы были истоки случившегося, истинные причины, а потому и британец Гарри Хопкинс, и русские контрразведчики могли лишь строить предположения, не представляя при этом, сколь далеки они от истины.

А за толстыми стенами палаты, до которой вмиг сжался мир для двух человек, не было слышно ничего. Юлия Швецова, первая леди страны, как было принято говорить ныне, все никак не могла унять слезы, еще не веря, что ужас последних нескольких часов кончился. Она была в Петербурге, открывала новую детскую больницу, когда в самый разгар церемонии к ней приблизился безликий молодой человек из охраны и сообщил, что с ней срочно хочет поговорить премьер-министр. В этот момент сердце женщины сжалось, хотя она и не могла понять причину этого. Но первые же слова Самойлова, произнесенные слишком спокойным, слишком ровным голосом, прозвучали для нее, как набат:

– Юлия Андреевна, я вынужден сообщить вам неприятное известие – сегодня, примерно час назад на вашего мужа, президента России было совершено покушение в центре Москвы. – При этих словах, произнесенных таким тоном, словно речь шла о погоде или о результатах финального матча монгольского чемпионата по футболу, в глазах у Юлии потемнело, и женщина почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног.

В зал, где проходили торжественные мероприятия, Юлия вернулась спустя несколько минут, так быстро, что ее отсутствие осталось незамеченным. Она сумела справиться с чувствами, приказав себе забыть обо всем. И еще больше часа она находилась перед десятками объективов, на глазах сотен журналистов и гостей, и никто не заметил случившихся с ней перемен.

И только в самолете, вылетевшем из Пулково, Юлия, наконец, разревелась, как обычная женщина. Она не помнила, как прошел полет, не помнила, как лимузин, встречавший первую леди на летном поле, мчал ее к госпиталю, где был то ли еще живой, то ли уже покинувший эту грешную землю ее Алеша.

Врач, сопровождавший супругу президента, видя ее близкое к истерике состояние, заставил Юлию выпить какие-то таблетки, после которых она почувствовала себя зомби, просто куском плоти, лишенным эмоций. И пока кортеж, сопровождаемый многоголосым воем сирен, мчался по городу, женщина лишь безучастно смотрела в окно, не замечая меняющегося пейзажа.

Юлию провели в госпиталь тайно, так, чтобы ее не смогли заметить слетевшиеся отовсюду журналисты, как всегда, жаждавшие поведать миру очередную сенсацию. Вся эта нездоровая суета, похожая на кружение стервятников над свежим трупом, осталась незамеченной женщиной, вообще едва сознававшей, что происходит вокруг нее.

– Не беспокойтесь, Юлия Андреевна, ваш супруг под надежной охраной, – торопливо бормотал глава Службы безопасности президента, встретивший женщину в коридоре военного госпиталя. – В здании полно агентов спецслужб, все в радиусе километра патрулируют мои подчиненные, а также военные и милиция. Мы готовы к любым неожиданностям. Любая угроза полностью исключена.

Андрей Крутин, вежливо поддерживавший Юлию за локоток, говорил еще что-то, пока они шли по длинным гулким коридорам, казавшимся странно безлюдными. Глава Службы безопасности президента действительно сделал выводы из собственной оплошности. Госпиталь, куда доставили пребывавшего на грани жизни и смерти Швецова, был превращен в настоящую крепость. Всюду можно было заметить крепких молодых парней в строгих костюмах, с прицепленными к уху миниатюрными микрофонами. Ничто, казалось, не могло укрыться от их цепких взглядов.

Никто не смог бы незамеченным приблизиться к клинике, замкнутой в непроницаемое кольцо постов и патрулей. Снаружи было полно солдат в полной экипировке, с автоматами, в касках и бронежилетах. Напряженные, злые, они готовы были стрелять в любого, в ком хоть на мгновение почувствовали бы угрозу.

Жизнь в районе госпиталя словно замерла. На улицах почти не было видно прохожих, а те из них, кто осмеливался покинуть дома по вовсе уж неотложным делам, торопливо пробегали мимо вооруженных патрулей, лишь порой бросая испуганные взгляды на кружившие над жилыми кварталами боевые геликоптеры.

На дорогах не было заметно частных автомобилей – водители предпочитали без нужды не показываться на глаза злым на весь свет милиционерам или солдатам, по слухам, получившим разрешение применять оружие без предупреждения. По непривычно безлюдным улицам, враз опустевшим шоссе – и куда только подевались набившие оскомину столичные пробки! – проносились только ведомственные автомобили. А городские автобусы и юркие маршрутки сменила одним своим видом внушавшая подспудный страх бронетехника, оглашавшая притихшие улицы ревом дизелей и стальным лязгом гусеничных траков.

Под окнами госпиталя и на соседних перекрестках возвышались пятнисто-зеленые глыбы бронетранспортеров, а над прилегающими кварталами время от времени проносились на малой высоте боевые вертолеты, заставляя горожан испуганно втягивать головы в плечи. Больше не полагаясь в деле защиты первого лица страны только на своих подчиненных, Крутин стянул к госпиталю не только бойцов внутренних войск, милиционеров и людей из контрразведки, но даже две роты гвардейской Таманской мотострелковой дивизии со всем штатным вооружением и техникой вплоть до боевых машин пехоты. Но женщина, охваченная горем, не замечала ничего этого, словно впав в ступор.

Юлия вновь пришла себя лишь на пороге палаты, но стоило ей только сделать еще один шаг, увидеть неподвижно лежавшего Алексея, опутанного датчиками кардиографа и трубками, показавшегося ей в это мгновение таким беспомощным, того единственного, кто стал ее жизнью, как выдержка вновь изменила ей. Но сейчас это были слезы радости, и она нисколько не стыдилась своей слабости.

А Алексей, нежно касаясь ее золотистых волос, мягких словно шелк, подумал, что время не щадит никого. Когда они встретились в далеком семьдесят девятом году в Казани, Юлия тогда была юной и прекрасной, словно фея из волшебных сказок. Роскошная грива шелковистых волос золотым водопадом стекала по ее плечам и спине, а талия была такой тонкой, что ее можно было обхватить двумя ладонями. В офицерском клубе, куда пришел в тот раз молодой старший лейтенант Швецов, она сияла, словно звезда, на фоне своих подруг, и сразу завоевала сердце Алексея, почему-то в первый миг их знакомства понявшего, что он встретил ту, которую предназначила ему сама судьба.

Прошло всего два месяца, когда они стали мужем и женой. Жизнь офицера, его судьба не принадлежит ему, но находится во власти державы, и тот, кто не готов к этому, не должен даже думать о том, чтобы надеть погоны. Алексей был готов, как были готовы его дед, погибший под Веной в сорок пятом, его отец, ставший жертвой обезумевших венгерских ублюдков одиннадцать лет спустя, и старший брат, калекой вернувшийся из влажных, скрывающих неумолимую смерть, джунглей далекого Вьетнама. Но он вдруг испугался, что для Юлии, образованной девушки из семьи питерских интеллигентов, быт офицерской жены окажется слишком тяжким.

Переезды следовали один за другим, и Казань сменилась Кишиневом, потом был Мурманск, а затем воля штабных генералов забросила Швецова в Ашхабад. И Юлия, забыв обо всем, отрекаясь от прошлой жизни, следовала за ним, меняя одну необжитую казенную квартиру на другую, не желая ничего кроме как быть рядом с тем, кто стал всей ее жизнью.

У них родился сын, и Алексей решил назвать его в честь деда Егором. А затем был очередной приказ, и Алексей оказался в Афганистане, там, где уже разгорался пожар партизанской войны, притягивавшей взгляды всех недругов великой державы, герб которой он гордо носил на своем мундире.

Алексей к тому времени стал уже командиром эскадрильи, и мог оставаться на земле, пока его бойцы рисковали жизнями, рассекая раскаленный воздух над ущельями, словно шрамы изрезавшими эту негостеприимную страну. Так и было до тех пор, пока из одного вылета не вернулись сразу два экипажа, чьи винтокрылые машины сразили зенитные ракеты "духов". И в следующий вылет Алексей повел два звена вертолетов лично, перед этим лишь сказав Юлии, что приехал сюда не для того, чтобы бессильно смотреть, как грузят на улетающий в Союз борт очередной гроб с телом его бойца.

И она поняла, что творилось в тот миг в душе у мужа, лишь пообещав ждать его всегда. И потом, когда удача изменила Алексею, и тогда еще таинственная ракета "Стингер" прервала полет его "Крокодила", боевого вертолета Ми-24, она ждала его, ночами рыдая в подушку, и была первой, кого увидел он, очнувшись уже в палате госпиталя в Баграме. Те долгие дни и бессонные ночи ожидания не прошли для нее даром, и золото ее волос посыпал иней ранней седины.

Потом было еще много всего, были новые переезды, был хаос девяносто первого года, стремительное падение державы, служению которой были отданы лучшие годы, когда Юлия последней покинула охваченный беспорядками Тбилиси, не желая расставаться с Алексеем, которого там держал приказ, ни на мгновение. Была похоронка, пришедшая из Таджикистана, где погиб их сын, решивший идти по стопам отца, но лишь предпочтя вольному плаванию по воздушному океану тесноту боевого отделения упрямо ползущей вперед, плюющейся огнем и свинцом бронемашины.

Враг, тот самый, с которым прежде, не щадя себя, дрался над раскаленными горами Алексей, двинулся тогда на север, и на его пути вновь встали русские солдаты, сражавшиеся так, словно за спиной у них была не чужая страна, а родной дом. И тогда меткий выстрел какого-то душмана, не ведавшего ничего, кроме войны, ведомого неодолимой жаждой крови, оборвал жизнь лейтенанта Егора Швецова, который вел огонь из охваченной пламенем БМП, прикрывая отход попавшей в засаду разведгруппы. Алексей помнил последнюю встречу с сыном перед тем, как самолет с красными звездами унес того в далекий край, откуда сильный, полный жизни парень вернулся в закрытом гробу, ибо пламя почти уничтожило его тело.

В те дни у супругов Швецовых прибавилось седых волос, и не раз бывало, что по вечерам они просто молча сидели на кухне, опустив глаза, словно боялись встретиться взглядами друг с другом. Алексей чувствовал за собой вину в том, что погиб их сын, который лишь пытался быть таким же, как его отец. Ему прежде приходилось посылать на верную смерть чужих сыновей, многих из которых он сам же и провожал в последний путь, а теперь кто-то обрек на гибель и его дитя, его плоть и кровь. И еще больше Алексей страдал от бессилия, понимая, что он не может ничего изменить.

Несколько месяцев прошло, словно в тяжком сне. Но однажды, словно стряхнув с себя оцепенение, тот, кто стал ныне лидером могучей державы, решил, что он еще в состоянии спасти тысячи таких же молодых, полных сил парней, готовых отдать свои жизни стране, словно не знающей о том, что кто-то проливает за нее кровь. Алексей понял тогда, что еще может сделать, пока силы не оставили его, и Юлия, узнав его желание, вновь, как и много лет назад, стала ему поддержкой и опорой, поняв его.

Отставной офицер, отработанный материал, отторгнутый огромным и жестоким организмом, имя которому армия, Алексей сумел добиться той цели, которую поставил себе сам. Это оказалось намного труднее, чем вывозить раненых бойцов под кинжальным огнем душманских ДШК, но он смог подняться к вершинам власти, обретя возможность изменить этот мир, создать новый, такой, о каком мечтал сам. И Юлия всегда была рядом с ним, готовая поддержать советом, просто принять на себя часть его боли и терзаний.

Все оказалось не так просто, и любые перемены вызывали недовольство и неприкрытую ненависть многих наделенных не меньшей, чем Алексей, властью людей, только власть их была иной природы. И вместо того, чтобы сохранять жизни молодым ребятам, так похожим на его покойного сына, принявшего смерть геройскую, но от того не менее ужасную, приходилось снова и снова бросать их в пекло войны, все так же раздиравшей страну. И приходилось вручать присвоенные этим парням, иным из которых не было и двадцати лет, ордена и медали их облаченным в черное матерям и совсем еще юным вдовам, стыдливо отводя полный боли взгляд. И только то, что Юля, его Юля все это время была рядом, спасало Алексея от окончательного срыва, давало надежду, что все еще можно изменить, осуществив свою мечту.

– Не плач, не надо, – Алексей, стараясь забыть об охватывавшей его тело боли, и тем более не показать свои страдания той, что была рядом, ласкал Юлю, чувствуя, что она все реже содрогается от рыданий. – Все хорошо. Я жив, все в порядке, – со всей нежностью, на какую был способен, молвил он. – Ведь это не первый раз, ты же знаешь. Тогда все обходилось, и сейчас тоже ничего не случилось.

– Скажи, почему это произошло, – Юля подняла голову, взглянув в глаза Алексею. Швецов, увидев ее воспаленные, полные слез глаза, понял, что она плакала несколько часов подряд. – Почему ты?

– Потому что я не могу вечно посылать на смерть кого-то вместо себя, – тихо ответил Алексей. – Нельзя прятаться за чужими спинами. Тогда, в Афганистане, я рисковал наравне со своими солдатами, так же попадая под обстрелы. И это было проще, чем отдавать приказы, сидя в уютном кабинете и зная, что одно твое слово, росчерк подписи на бумаге, обернутся бессонными ночами для чьих-то матерей, жен, зная, что по всей России будут звучать залпы траурного салюта. Не может кто-то другой, чужой, незнакомый, вечно принимать на себя то, что предназначено мне. И я сам не могу принять это, но не могу я, как раньше, сам идти в бой, рискуя наравне со всеми. И то, что случилось сегодня, это расплата, воздаяние мне за то, что моей волей приняли смерть сотни русских парней, которые и целоваться толком не научились, а уже стали героями, чьи ордена получат их матери. Теперь, после того, что случилось, мне станет легче жить, зная, что и моя жизнь может оборваться так же легко, зная, что я ничем не лучше тех, кто умирает в проклятых всеми богами горах Чечни и еще невесть где, исполняя мою волю.

– Второй раз я чуть было не потеряла тебя, – прошептала женщина едва слышно. – Я не смогу так жить, зная, что однажды это повторится. Прошу, оставь все это, откажись от этой власти, что приносить только горе, – с мольбой в голосе, тихо, одними губами, произнесла Юлия. – Мы станем жить, как все. Ты не будешь чувствовать себя палачом и мишенью, и я не буду просыпаться по ночам, вздрагивая от кошмаров.

– Ты же знаешь, что этого не будет, – с грустью ответил Алексей. – Пути назад больше нет. Не для того я стремился к этому, чтобы все бросить. На моих руках крови столько, что никакому маньяку не снилось в его шизофренических грезах. Но я искуплю свою вину, вернув мир и счастье нашему народу. Я пошлю на смерть еще сотни молодых ребят для того, чтобы их дети могли потом жить, не боясь войны, не думая, что могут спуститься с гор какие-то звери в человеческом обличии, войти в их дома, перерезать им глотки и изнасиловать их жен. И если я уйду сейчас, не сделав этого, значит, вся жизнь будет прожита зря, все жертвы, что я принес своими руками, окажутся напрасными. Я вновь и вновь обрекаю на смерть тех, о чьем существовании даже не ведаю, и готов принять на себя кару за это, сколь бы тяжкой ни была она, – произнес он. – Пусть придется страдать, это ничего, это значит, что кто-то там, на небесах, принял мою искупительную жертву.

– Да, я понимаю все, – Юлия твердо взглянула в глаза мужу. – Ты выбрал свой путь, и пройдешь по нему до конца, как шел по тем выжженным горам Афганистана. Так пусть же свершится все, о чем ты мечтаешь. А я буду рядом, пока нас не разлучит смерть.

Они молчали, сжимая друг друга в объятиях, забыв обо всем на свете. Ничто не могло нарушить их покой сейчас. Все проблемы, боль и страдания остались где-то далеко, перестали на краткие мгновения быть чем-то важным. Мир для Алексея и Юлии сжался до размеров этой палаты, а за стенами ее словно царила пустота. Не было ни спешащих по коридорам людей в белых халатах, ни замерших под дверями охранников, ни стоявших в оцеплении вокруг госпиталя спецназовцев в полной амуниции.

Оба они, и Алексей, и та, что стала частью его, знали, что совсем скоро все вернется на круги своя, но у них еще было несколько минут, когда они могли ни о чем не вспоминать. И сейчас влюбленные наслаждались счастьем просто находиться рядом с тем, кто был для каждого дороже всего на свете, дороже самого этого мира, полного страданий и горя, дороже даже самой жизни, ибо, что есть жизнь, когда нет рядом того, кто счастлив лишь из-за того, что ты есть под этим небом.

Глава 5 Гончие Президента

Московская область, Россия

19 апреля

Столб дыма был виден издалека, поднимаясь над вершинами молодых березок, разросшихся вдоль уходившей на север автострады. Водители притормаживали, задерживая взгляд на искореженном куске железа, который медленно, точно это было и не железо вовсе, а нежнейший хрусталь, вытаскивал из глубокого кювета подъемный кран. Но инспектор ДПС нетерпеливо взмахивал полосатым жезлом, различимым и в сумерках, и любопытные, прибавив газа, исчезали за горизонтом.

– Не справился с управлением, не вписался в поворот, – пожимая плечами, произнес юный лейтенант милиции, невольно оборачиваясь назад, туда, где сосредоточенно работали люди из службы спасения. – Поворот крутой, знака почти не видно. Говорят, здесь такое чуть не каждый месяц.

На месте автокатастрофы было многолюдно. Мерцали проблесковые маячки на крышах полудюжины патрульных машин и кареты "скорой помощи", которая здесь явно уже не требовалась. Слышался треск рации, отрывистые команды, перемежаемые усталым матерком. Спасатели уже приступили к работе. Надсадно выла циркулярная пила, перегрызавшая искореженный металл, под которым находилось то, что еще недавно было полными сил, радующимися жизни людьми.

– Вечно они так, – согласно кивнул немолодой майор, старший прибывшей на место аварии группы. – Педаль газа до упора в пол, музыку на всю катушку, да еще и бабу лапают. Какое там, на знаки смотреть! А уж о ремнях безопасности эти чертовы гонщики, наверное, и не слышали ни разу, – усмехнулся милиционер. Он видел подобное далеко не первый раз, в отличие от молодого лейтенанта, похоже, воспринимавшего случившееся, как личное горе. – "Мерседес", мать его! – Майор, с прищуром взглянув на искореженный автомобиль, зло сплюнул: – Хозяева жизни, чтоб им пусто было.

Тем временем спасатели сняли крышу, вдавленную по самые сиденья, и осторожно, то ли боясь повредить, то ли не желая испачкаться в крови и ошметках плоти, извлекли из того, что недавно было вызывавшим зависть автолюбителей немецким седаном последней модели, тело водителя. Ремень безопасности, как и предположил майор, был не пристегнут.

– Ну-ка, ну-ка, – криминалист, одним из первых прибывший на место происшествия, склонился над искореженными останками человека, отдирая от плоти лоскуты того, что, кажется, изначально было дорогим костюмом. Теперь это была лишь пропитанная кровью драная тряпка. – Есть, – воскликнул эксперт, потрясая небольшим предметом, запаянным в целлофан: – Документы, командир!

– Дай сюда, – приказал майор, угрюмый, злой, не выспавшийся. Ему не раз приходилось наблюдать подобное, верно, да только удовольствия от созерцания человеческих останков офицер не получал.

Приняв из рук криминалиста чехол, майор вытащил оттуда чудом уцелевший паспорт, водительские права и еще какой-то документ, увидев который, милиционер негромко выругался.

– Товарищ майор, личность можно установить? – лейтенант, первый, кто прибыл к месту аварии и уже больше часа не покидал его, подскочил к коллеге. – Что-нибудь сохранилось?

– Пахомов Иван Антонович, – отчего-то зло бросил майор. – Семидесятого года рождения. Администрация Президента России. Почему же так везет? – вздохнул он. – Нет, чтобы просто бизнесмен какой-нибудь. Ладно, – махнул рукой майор. – Вызывайте чекистов. Кажется, это их случай.

Спасатели провозились еще десять минут, вытащив два тела. Женщина и маленькая девочка встретили смерть на заднем сидении, возможно, даже не успев понять, что происходит, если задремали или просто чем-то увлеклись. Медики, увидев то, что осталось от пассажиров, сразу сообщили, что они погибли мгновенно. Их смерть была легкой.

– Какого хрена? – криминалист, продолжавший осматривать тело водителя, недоуменно выругался: – Майор, иди сюда.

Милиционер, поспешивший к эксперту, явно чем-то крайне удивленному, склонился над изуродованным телом. Несмотря на повреждения, он сразу увидел ровное круглое отверстие в затылочной кости.

– Пулевое, – пояснил криминалист. – Малокалиберная пуля, иначе у него от лица ничего бы не осталось. И спорю на бутылку, майор, стреляли в упор.

Майор государственной автоинспекции молча уставился на труп. Что бы тут ни произошло, это явно не было аварией. Конечно, он не мог знать, что именно такова была цена предательству – пуля калибра пять шесть десятых миллиметра в затылок, и страшно изувеченные тела, тех, кто был дороже всего, семьи глупца, в душе которого алчность победила чувство долга и даже элементарную осторожность.

– Да уж, контрразведчики будут как раз кстати, – хмыкнул эксперт, не без интереса наблюдая за майором, все чувства которого были написаны на его лице.

– Сомневаюсь, что это их заинтересует, – покачал головой милиционер. – Фээсбешники из-за покушения на Самого мечутся, точно шлея под хвост попала. Террористов ловят. А это наверняка нам же спихнут.

Майор ошибался. Он даже и представить не мог, как скоро рапорт с места странной "аварии" окажется в знаменитом здании на Лубянке.

Юрий Быков раздавил окурок и потянулся за пачкой, чтобы достать новую сигарету. Он отметил, что пепельница уже переполнена, а в пачке, вскрытой пару часов назад, осталось лишь две сигареты. Чиркнув зажигалкой, директор ФСБ прикурил и с наслаждением затянулся, запрокинув голову и выпуская в потолок струйку дыма.

В кабинете шефа контрразведки плавали тяжелые клубы дыма. Он находился здесь уже больше пятнадцати часов, принимая доклады своих подчиненных, отдавая приказы, и за это время выкурив уже три пачки сигарет. И чем ближе был рассвет, тем больше ему хотелось курить. Только так глава ФСБ мог успокоить нервы, но и никотин уже почти не помогал. Скоро должна была начаться траурная церемония сразу на нескольких кладбищам столицы. Там, возможно, появится и президент страны, хотя бы для того, чтоб показать всем свое презрение к угрозам террористов. А затем он приедет сюда, на Лубянку, чтобы подписать приказ об отставке Быкова. Три дня, отведенные главой государства на поимку тех, кто устроил покушение на него, походя убив десятки ни в чем не повинных людей, истекали сегодня, и вместе с ними должен был закончиться и тот период, когда Быков руководил ФСБ.

Нет, на самом деле за эти дни было сделано очень многое, столько, что в иное время на это потребовались бы месяцы или даже годы. Получив чрезвычайные полномочия, Быков спустил с цепи своих людей, уже давно накопивших массу самой разной информации, но так и не сумевших реализовать ее по тем или иным причинам. Долгое время приходилось играть в дипломатию, бессильно стискивая зубы, когда на стол ложились свежие оперативные документы, которым предстояло вскоре оказаться в архивах или задвинутых в дальние углы рабочих кабинетов папках. Слишком известные имена упоминались в тех документах, слишком влиятельные люди, из-за которых горластая пресса и всякие правозащитники могли поднять такой шум, что пришлось бы подавать в отставку. Немало опытных следователей, сыскарей от Бога, видя, как начальство прячет под сукно с таким трудом добытые ими сведения, бросали на его, Быкова, стол свои удостоверения, устав бороться в одиночку с опутавшим своими щупальцами всю страну спрутом. И два дня назад наступил час возмездия, когда Быков, мысленно поклонившись тем, кто когда-то покинул возглавляемую им систему, отдал короткий приказ.

Десятки мобильных групп устремились к давно уже намеченным объектам, разлетевшись за считанные минуты по всей столице и области. Они рвались к цели, точно почуявшие след гончие, точно выпущенные на волю волки. Не только в Москве, по всей необъятной стране, от Калининграда до Владивостока спецназовцы врывались в офисы, казино, элитные сауны, бросая лицом в пол вальяжных, уверенных в себе, упивающихся своей властью людей, тех, кто хоть на мгновение оказался замечен милицией или контрразведкой, кто хотя бы единожды привлек внимание людей в погонах.

Известные бизнесмены, политические деятели, дорогие адвокаты, сутенеры, наркоторговцы, геи-педерасты из богемы, все они оказались равны перед облаченными в бронежилеты и черные маски с прорезями для глаз бойцами. Вылетали зубы, вставные, из высокопробного золота, и те, что были даны природой, впечатывались в бока рифленые подошвы тяжелых ботинок и приклады, сыпались сдобренные отборным русским матом команды. И те, кто еще мгновение назад считали себя могущественными и сильными людьми, под взглядом бездонных зрачков автоматных стволов превращались в ноющее, дрожащее ничтожество, готовое вылизывать подкованные подошвы ботинок бойцов СОБРа.

То были дни торжества людей в погонах, когда перестали действовать прежние запреты, когда не нужно было месяцами ждать санкции купленного с потрохами прокурора и решения давно и добровольно продавшегося криминальной мрази судьи, а нужно было лишь вышибать плечами и прикладами двери, сбивая с ног вышколенную охрану, и разгоняя по углам визжащих от страха шлюх. Все, начиная от обычного спецназовца и заканчивая самим шефом контрразведки, не думали о том, что скажут депутаты, что напишет пресса, и как отнесутся к происходящему западные гуманисты и борцы за права человека и демократические свободы. Потом, возможно, придется отвечать за многое из совершенного в эти дни, и, вполне вероятно, кто-то поплатится погонами, чья-то карьера окажется безнадежно загубленной, но это наступит позже.

За два дня спецоперации, проведенной ФСБ, была фактически обезглавлена организованная преступность, сотни "авторитетов" уже сидели в камерах переполненных следственных изоляторов, десятки ударились в бега, преследуемые объединившимися для общего дела спецслужбами. Была разгромлена азербайджанская, чеченская и прочие "этнические" преступные группировки. Спецназ захватил за двое суток операции сотни стволов незарегистрированного оружия, частью которого уже заинтересовалась военная прокуратура, были изъяты тонны самых разных наркотиков. Только в московской области группы захвата разгромили несколько подпольных заводов, гнавших под видом водки жуткую химию, жертвами которой стали уже тысячи человек. На самой окраине столицы была обнаружена лаборатория, где бывшие работники фармацевтической промышленности производили синтетические наркотики такой мощи, что ЛСД и экстези по сравнению с ними казались не страшнее аскорбиновой кислоты.

Все это было сделано, но не была достигнута главная цель, не были найдены те, кто организовал бойню на Кутузовском проспекте, доставив для этой цели в столицу группу арабских наемников. Как и предполагал сам Быков, единственный захваченный живым террорист ничего не знал, хотя и старался рассказать как можно больше, спасая свою жизнь.

Пользуясь предоставленными самим президентом полномочиями, директор ФСБ разрешил применение спецсредств к боевику, опасаясь, что тот мог что-то скрыть. Араб, которому ввели дозу "сыворотки правды", едва не умер от колоссальной нагрузки на сердце и нервную систему, но не сказал ничего, способного заинтересовать чекистов. Все переговоры с заказчиками вел, как и ожидалось, покойный Аль Захири, а его люди лишь исполняли приказы своего командира.

– Товарищ директор, – дверь без стука отворилась, и в кабинет вошел секретарь Быкова, стремительно прошедший к столу своего босса: – Сводки из аналитического отдела, Юрий Степанович. – Контрразведчик аккуратно положил на краешек стола тонкую пачку листов.

– Спасибо, – директор ФСБ коротко кивнул. – Можете идти.

На стол главе контрразведки ложились только самые важные сведения, примечательные либо масштабами, как, например, информация о перехвате полутонны героина, судя по всему, афганского, в самой столице, либо фигурантами.

Юрий Быков торопливо пробежал взглядом текст, выхватывая отдельные куски, которых было вполне достаточно, чтобы понять суть. Вот это может быть интересно. В пригороде, в частном доме, обнаружено два десятка автоматов, пулемет, три гранатомета и пять ящиков патронов разного типа и калибра. Возможно, часть того арсенала, которым пользовались арабы, напавшие на президента. Нужно проверить все, хотя и так ясно, что уже поздно. Наемники свое дело сделали.

Вдруг в сводке мелькнула знакомая фамилия, и директор ФСБ остановился на этом пункте донесения, перечитав его еще раз, гораздо внимательнее. Убит при попытке ограбления собственной квартиры заместитель начальника подмосковного управления ФСБ. Быков машинально отметил, что именно в этом районе и скрывались арабы во главе с Абдуллой Аль Захири, сотрудники именно этого отдела вели за ними слежку так, что упустили не только людей, но и огромное количество оружия. А убийство это, столь своевременное, было весьма странным. Чекиста, столкнувшегося с грабителями в прихожей, буквально изрешетили из двух стволов, выпустив в него двадцать пуль, после чего "грабители" ушли, разумеется, ничего не взяв.

Надо будет пропесочить того, кто отнес этот инцидент в разряд "попыток ограбления", зло подумал начальник контрразведки. Убийство, самое настоящее убийство, причем демонстративное. Так действуют боевики из чеченской мафии. Что ж, возможно, они избавились от информатора, предупредившего арабов, ведь кто-то наверняка их предупредил, заодно придержав людей из группы наружного наблюдения, ровно на столько, чтобы наемники смогли без лишней суеты скрыться.

Еще одно событие, тоже стоящее того, чтобы о нем знал лично глава ФСБ. Погиб сотрудник администрации президента вместе со своей семьей. Инсценирована автомобильная авария, но в голове покойного найдено отверстие от выпущенной в затылок пули. Следствие уже установило, что именно этот человек за полчаса до нападения на кортеж Швецова звонил одному из подручных Исмаила Хороева, который, в свою очередь, наверняка и предупредил арабов, наведя их на цель. К сожалению, это выяснили слишком поздно, и человек из президентской администрации исчез. Все думали, что он подался в бега, получив щедрую награду, а вышло совсем наоборот. Благодарность оказалась весьма своеобразной.

Проклятье! Юрий Быков глухо зарычал, отшвырнув документ в дальний угол кабинета. Все это чепуха. Продажные твари, пешки, исполнители, от которых спокойно избавляются, когда дело сделано. Даже успев побеседовать с ними раньше бандитов, чекисты наверняка ничего не смогли бы выяснить, по крайней мере, едва ли узнали бы больше, чем уже известно на эту минуту.

Единственной зацепкой, ниточкой, ведущей к заказчикам покушения, был Исмаил Хороев, кровавый главарь чеченской мафии, который внезапно исчез, словно провалившись сквозь землю. Уже были арестованы его ближайшие помощники, его заместители в жесткой иерархии криминального сообщества, но никто не мог сказать, где скрывается их вожак. Группы захвата побывали всюду, где хоть раз за все время слежки за ним появлялся Хороев, но все было тщетно. Срок, данный президентом, истекал, и при всех несомненных достижениях главная задача так и оставалась невыполненной. Убийцы, без раздумий обрекшие на смерть десятки людей, по-прежнему были на свободе.

Директор ФСБ потянулся к дальнему краю стола и придвинул к себе листок с машинописным текстом, содержавший план оперативно-розыскных мероприятий. Он успел за истекшие часы перечитать этот документ несколько раз, выучив его наизусть.

Сразу, как только президент пришел в себя и встретился с силовиками, машина чрезвычайного розыска была запущена на полные обороты. Аэропорты, вокзалы автобусные и железнодорожные, морские и речные порты, все пропускные пункты на автомагистралях, связывающих Россию с ближним зарубежьем, получили ориентировки на главарей чеченской мафии. Любой подозрительный человек, пытавшийся покинуть страну или даже просто совершить дальнюю поездку в пределах России, задерживался, а его данные прогонялись через информационные базы всех правоохранительных структур. В течение пары часов точно было известно, кто покинул страну за истекшие сутки, и в соответствующие ведомства нескольких европейских стран уже были направлены требования о выдаче въехавших на их территорию преступников. Любой, кто покупал билет на самолет, поезд или автобус, следовавший даже из одной области в другую, автоматически брался под наблюдение и проверялся по всем розыскным спискам.

За считанные часы операции были арестованы несколько сотен уголовников, скрывавшихся от милиции, а также подозреваемые в совершении многих тяжких преступлений. Не был обнаружен только один человек – Исмаил Хороев, прославившийся жестокостью главарь чеченской преступной группировки.

Ломило затылок, от напряжения и табачного дыма, клубы которого плавали под потолком, резало глаза. Юрий Быков открыл ящик стола и достал оттуда упаковку фенамина. Выдавив на ладонь одну таблетку стимулятора, он плеснул в стакан воды и ею запил пилюлю, которая должна была вернуть силы и бодрость на несколько часов. Хотя надежда на то, что приказ президент удастся выполнить, таяла с каждой минутой, Быков не собирался сдаваться без боя. Действие стимулятора, к которому шеф ФСБ прибегал крайне редко, должно было закончиться как раз после похорон жертв теракта, и этого времени было более чем достаточно.

Быков понимал, что за два дня его подчиненные, вместе с которыми действовали и люди из МВД и сотрудники еще нескольких спецслужб, нарушили почти все существующие законы, включая неприкосновенность жилища, частной жизни и еще кучу того, за что так ратуют сторонники демократии. Поимка заказчиков покушения на президента, которых сам Швецов назвал просто организаторами теракта в Москве, могла оправдать все это, в противном же случае кто-то все равно должен был ответить за все, и Быков был готов принять эту ответственность на себя. Он сам отдавал приказы своим подчиненным, и сейчас просто не мог прикрыться их спинами, списав все происходящее в стране на превышение полномочий рядовыми исполнителями.

Нет, если все закончится неудачей, Быков не станет ждать звонка из Кремля или визита Швецова лично, а просто напишет рапорт об отставке, постаравшись при этом отвести удар от своих людей. В конце концов, его преемнику достанется масса давних и не очень давних уголовных дел, которые легко можно будет закрыть, отправив за решетку сотни ублюдков, и уже одно это будет просто замечательно.

Писк селектора прервал невеселые размышления Юрия Быкова. Глава ФСБ, за прошедшие сутки услышав сотни сообщений своих подчиненных, приказал отсекать все звонки, не связанные с главной целью этой немыслимой по масштабам операции, и сейчас его сердце сжалось при мысли о том, что кому-то удалось добиться успеха.

– Слушаю, – Быков вдавил кнопку на хрупком аппарате с такой силой, что едва не расплющил его.

– Товарищ директор, полковник Слюсаренко на связи, – раздался голос дежурного. – Говорит, сообщение чрезвычайной важности.

– Соединяй, – решил Быков.

– Товарищ директор, – в голосе полковника слышалась неприкрытая радость, словно он только что выиграл в лотерею миллион рублей. – Нам известно, где находится Хороев.

Иван Слюсаренко, едва не лишившийся погон за провал операции по захвату группы Аль Захири, должен был благодарить за то, что остался в органах, пусть и временно, самого президента Швецова. Сразу же после покушения на Швецова Быков, как и обещал, отстранил офицера от работы, заставив взять отпуск за свой счет, но именно Швецову Слюсаренко был обязан тем, что вновь вернулся в строй спустя чуть менее суток. Когда глава государства приказал найти организаторов теракта в трехдневный срок, пришлось ставить под ружье всех оперативников, а столь поспешно отстраненный от дел полковник был одним из лучших сотрудников. Именно поэтому он, вместо того, чтобы спокойно отправиться в отпуск, ожидая решения специальной комиссии, оказался в Сергиевом Посаде во главе оперативной группы.

По оперативным данным, именно в этом городе скрывался сейчас Султан Акаев, один из тех, кто хотя бы косвенно был причастен к нападению на президентский кортеж. Сведения были вполне надежными, ведь их буквально выбили из одного задержанного чуть раньше чеченца, не особо церемонясь и не думая о том, что скажет его адвокат. А реализовать полученную информацию направили именно Слюсаренко, который был, как ни крути, в своем деле настоящим профессионалом.

На место операции Слюсаренко прибыл чуть позже спецназа, и это, в принципе, было правильно, поскольку не дело полковника лезть под пули, когда для этого имеются профессионалы. А то, что под пули подставляться кому-то придется все равно, стало ясно, как только Слюсаренко оказался в небольшом, каком-то провинциальном городке. Едва "Волга" со служебными номерами свернула в узкий переулок, как водитель резко ударил по тормозам, от чего Слюсаренко, сидевший сзади, едва не слетел с сидения.

– Стой, – навстречу машине бросился сержант милиции в бронежилете и с висящим за спиной короткоствольным АКС-74У, "Окурком", или "Ксюхой", как называли его бывалые солдаты. Он энергично размахивал руками, загородив проезд: – Назад! Сюда нельзя!

– Полковник Слюсаренко, ФСБ, – Иван выскочил из машины, сунув под нос стражу порядка свое удостоверение. – Что значит, нельзя?

– Извините, товарищ полковник, – сержант, взяв по козырек, посторонился, одновременно делая приглашающий жест. Несколько его товарищей, так же облаченных в "броники" и каски с забралами из пуленепробиваемого стекла, внимательными взглядами окинули прибывшего человека в штатском, сразу поняв, кто есть кто. – Посторонним нельзя, а вам можно, – пояснил милиционер. – Там ваши бойцы уже работают.

Они двинулись по переулку, поперек которого стояла патрульная машина, надежно перекрывавшая проезд. Несколько милиционеров держались поодаль, наблюдая за всем происходящим вокруг. Полковник с сопровождающим его сержантом как раз миновали группу перекуривавших сотрудников МВД, как впереди, судя по звуку, во дворе, в который и выходил переулок, раздалась длинная автоматная очередь, а следом – серия хлопков, в которых полковник сразу узнал выстрелы из оружия с глушителем. Скорее всего, подумал чекист, "Винторезы".

– Что за война, – недоуменно спросил Слюсаренко, чуть замедлив шаг. – Кто стреляет?

– "Духи", товарищ полковник, – сержант тоже притормозил, не желая нарваться на шальную пулю. – А вот ваши люди, – он указал на бросившегося навстречу полковнику плечистого парня в камуфляже. – Сейчас все узнаете.

– Товарищ полковник, – командир спецназа, настоящий громила, казавшийся еще больше и неуклюжее из-за тяжелого бронежилета, козырнул, приложив пальцы к закатанной на лоб на манер шапочки маске. – Майор Морозов, СОБР. Преступники блокированы в квартире. Сдаться отказались, оказывают сопротивление. Дальше идти опасно, выход во двор хорошо простреливается.

– Потери есть? – недовольно спросил полковник, понимая, что если не удалось сразу повязать клиентов, начавшаяся осада может отнять уйму времени.

– Трое "трехсотых", – на лице командовавшего группой захвата майора мелькнуло недовольство. – Ребята как раз выгружались, когда эти абреки стали стрелять. Двух человек сразу срезали, как косой, третьего – когда пытались раненых оттащить в укрытие. Еще одного из пэпэсников позже рикошетом зацепило, – добавил спецназовец. – Но это так, царапина. У них там, похоже, куча стволов и патронов до ядреной матери, вот и отбиваются почти час.

– Где они засели, показать можешь, майор?

– Вон в той квартире, – майор указал на два окна второго этажа хрущевской панельной пятиэтажки, выходившие как раз на въезд в опустевший двор. Под окнами Слюсаренко увидел стоящий на спущенных баллонах, буквально изрешеченный микроавтобус с распахнутыми дверцами. Несколько бойцов группы захвата, пригнувшись, наблюдали за домом из-за припаркованных во дворе машин, многие из которых уже имели отметины от пуль. Стволы "Винторезов" и "Вихрей" были нацелены на приоткрытое окно, из которого порой доносились несвязные крики, но никто пока не стрелял. – Там три или четыре человека, точно мы не знаем.

– Что они хотят? Пытались вступить в переговоры?

– Никак нет, – спецназовец отрицательно помотал головой. – Садят длинными очередями, вот и все. Стреляют во все, что движется.

– Жильцов эвакуировали? – полковник вдруг понял, что нигде не видел местных жителей, которых спецназ просто обязан был увести подальше от опасной зоны.

– Товарищ полковник, – майор укоризненно взглянул на командира. – Подъезды все выходят во двор, а из коробки можно уйти только этим переулком. "Духи" все простреливают, здесь и одного человека не провести, не то что несколько десятков. Приказали уйти подальше от окон, лечь на пол и не дергаться, пока все не закончится. Только их соседей вывели на первый этаж, да и то эти уроды через дверь лупить стали. Нашим повезло, что никого не зацепило.

– Твои бойцы уже в доме?

– Так точно, – кивнул старший спецназовец. – Проникли через окна с другой стороны здания, сейчас ждут на лестничных площадках. Но к квартире просто так не сунуться, чечены стреляют на каждый шорох.

– Вашу мать, – Слюсаренко сплюнул сквозь зубы. Положение дрянное, что уж говорить. Подобраться незамеченными к логову бандитов будет непросто, жильцов увести в безопасное место тоже не получится. Придется атаковать в лоб, а это означает потери, причем не малые. Но времени на то, чтобы разрабатывать варианты, просто не оставалось, и полковник знал, какой приказ он отдаст сейчас.

В этот момент раздалась еще одна длинная очередь. Пули чиркнули по асфальту, выбивая из него снопы искр, затем у одной из машин, служивших укрытием спецназовцев, вылетело лобовое стекло. Если у них АК-74, подумал в этот миг Слюсаренко, то рикошетом может зацепить кого угодно. Легкие малокалиберные пули "уходили" от любого препятствия, и траектория их порой была совершенно непредсказуема, что дало повод некоторым не слишком умным журналистам придумать какие-то таинственные пули "со смещенным центром тяжести".

– Сейчас реже стреляют, – усмехнулся майор, глядя, как командир, сам того не замечая, инстинктивно попытался пригнуться к земле, представляя собой как можно меньшую мишень. – Патроны, падлы, экономят.

– И долго ты собираешься тут сидеть, майор? – зло бросил Слюсаренко, взглянув на спецназовца, затем еще раз окинув взглядом пустой двор. – Твои люди нужны не только здесь.

– Так мы вас ждали, товарищ полковник, – пожал могучими плечами командир спецназа. – Вас же назначили координатором операции. Прикажете штурмовать?

– А что еще, – вскинул брови Иван. – У тебя другие предложения есть?

– Эх, если бы не соседи, засандалить бы им в окно "Шмеля", – мечтательно улыбнулся майор. – Так потом придется полдома заново отстраивать, – поморщился он с явной досадой. – А еще можно БТР попросить, тут рядом часть Внутренних войск, у них наверняка есть. По окнам дать пару очередей из крупнокалиберного пулемета. Сквозь стены всех и перегасим. И людей под пули гнать не придется. Как, полковник, попросить о помощи родную милицию? Подождем полчасика, зато без лишнего риска.

– Ты это брось, – погрозил пальцем полковник, представив, что сотворил бы взрыв термобарической гранаты в жилом доме. Очередь из КПВТ с расстояния меньше ста метров, в прочем, дала бы немного меньший эффект. Бронебойные пули, способные перфорировать двадцатипятимиллиметровые листы брони, прошьют насквозь гипсовые стены, из нескольких квартир сделав одну большую. – Если там Акаев, его нужно брать живым во что бы то ни стало, уяснил?

– Так точно, – кивнул командир группы захвата. – Тогда придется проникать внутрь. Там два окна, на каждое по паре своих ребят поставлю. Спустятся по веревкам с крыши, а мы снизу туда пару гранат с "Черемухой" закинем. Там кроме чеченцев никого нет, так что посторонние не пострадают. Ну а пока "духи" очухаются, мы дверь с площадки вышибем и возьмем их тепленькими.

– Ну и с Богом, майор, – полковник хлопнул спецназовца по плечу. – Давай, вяжи этих чурок по-быстрому, у нас еще куча работы. И не подставляй своих парней зря, идет?

Майор, кивнув, бросился из переулка к своим бойцам, сжавшимся за потертым УАЗом-"буханкой", борт которого, обращенный к окнам занятой боевиками квартиры, был испещрен отметинами от пуль. Микроавтобус, явно не имевший отношения к группе захвата, стоял так, что почти полностью перекрывал пространство между домами, но все же занявшие оборону бандиты заметили движение. Едва спецназовец появился во дворе, как из окон по нему открыли шквальный огонь не менее чем из трех стволов.

В ответ, прикрывая командира, его бойцы, старясь не высовываться из укрытий, ответили стрельбой по окнам. Раздались хлопки приглушенных приборами бесшумной стрельбы выстрелов и звон стекла, разбитого попаданиями тяжелых девятимиллиметровых пуль. Чеченцы ответили еще несколькими очередями, но уже не прицельно, а по площадям.

– Снайперы на месте? – майор, добравшись до укрытия, окликнул одного из своих бойцов, увлеченно выцеливавшего кого-то в окнах напротив.

– Так точно, товарищ майор, на позиции, – голова в тяжелом шлеме с глухим забралом качнулась вверх-вниз. – На втором канале.

– Барс, я Волк, прием, – командир поднес к губам рацию, вызывая снайперов. – Ответьте Волку.

– Я Барс, – раздалось в ответ. – Мы на месте, к работе готовы.

– Видишь что-нибудь?

– Нет, они выключили свет, а сами держатся в глубине квартиры, – сообщил снайпер, засевший сейчас на крыше дома напротив. Мощный ночной прицел позволял отчетливо видеть происходящее в квартире, где держали оборону чеченцы.

– Свет вырубили, – ощерился майор. – Это хорошо! – Он обернулся к своим бойцам: – Всем внимание. Сейчас двое бойцов с КС-23 подойдут поближе, остальные их прикрывают. Когда штурмовая группа будет готова спуститься вниз, закиньте туда светошумовую гранату и пару гарант с "Черемухой". Ну, давайте, парни, вперед!

Двое спецназовцев, низко пригнувшись, бросились к дому, из окон которого раздались автоматные очереди. Пули выбили асфальт у самых ног бежавших бойцов, но их товарищи, открыв в ответ плотный огонь из своих "Винторезов" по окнам, не дали взятым в осаду чеченцам прицелиться. Снайпер, сквозь мощную оптику наблюдавший за происходящим в погруженной во мрак квартире, тоже внес свой вклад, выпустив половину магазина мощной СВД.

Один из боевиков неосторожно высунулся в этот момент из укрытия, и разрывная пуля разворотила ему грудь, отбросив изуродованное тело к дальней стене. Этого хватило, чтобы чеченцы прекратили стрелять, забившись в дальние углы, и бойцы, вооруженные тяжелыми карабинами, напоминавшими гладкоствольные ружья, благополучно заняли указанные позиции.

Четыре темные фигуры появились на крыше, замерев как раз над окнами квартиры, где держали оборону чеченцы. Надежно закрепив тонкий нейлоновый трос, они приготовились ждать. Каждый из спецназовцев был вооружен бесшумным пистолетом ПСС, грозным и надежным оружием ближнего боя, пули которого легко прошивали бронежилеты.

– Товарищ майор, все на позициях, – доложил один из бойцов внимательно следившему за происходящим из своего укрытия командиру. – Мы готовы.

– Штурм! – резко выдохнул майор, и по его команде началась атака на превращенную в цитадель квартиру.

Спецназовцы, один из которых был вооружен громоздким карабином КС-23, лишь на мгновение покинули свои укрытия. Один из них, размахнувшись, швырнул в темный проем окна специальную гранату "Заря", а второй, чуть помедлив, дважды выстрелил из своего чудовищного оружия. Внешне похожий на помповые дробовики, столь любимые, если верить мастерам из Голливуда, американскими полицейскими, карабин был, во-первых, нарезным, а, во-вторых, мог стрелять не только картечью, но также пластиковыми пулями и гранатами со слезоточивым газом, которым как раз и был сейчас заряжен.

Выбитые окна изнутри озарила яркая вспышка, раздался грохот взрыва, от которого уши заложило даже у тех, кто находился в доброй сотне метров от дома. Майор представил, что чувствуют сейчас чеченцы.

Вспышка, тем более яркая, что в квартире было абсолютно темно, и глаза тех, кто находился там, успели адаптироваться к этой темноте, ослепит бандитов на несколько секунд, а громкий взрыв внесет свою долю в охватившую людей панику. И вдобавок к этому два патрона со слезоточивым газом создадут в квартире, довольно тесной и едва ли снабженной хорошей вентиляцией, такую концентрацию отравляющего вещества, что чеченцы просто могут попадать в обморок, и хорошо еще, если удастся их откачать.

Как только громыхнула граната, один за другим ожидавшие на крыше бойцы скользнули вниз, точно гигантские пауки, буквально влетая в распахнутые окна. В этот же самый момент группа спецназовцев, находившаяся в доме, на лестничной площадке между этажами, тоже ринулась на штурм. Выбив хлипкую дверь специальным тараном, люди из группы захвата оказались в квартире одновременно с теми, кто проникал с крыши.

Лишь один из чеченцев, надышавшихся слезоточивого газа, оглушенных и ослепленных, не видевших ничего, кроме ярких пятен перед глазами, попытался оказать сопротивление. Каким-то звериным чутьем почуяв спецназовцев, взламывавших входную дверь, он вскинул АКС-74У и дал длинную очередь поперек дверного проема, стремительно опустошая магазин.

Малокалиберные высокоскоростные пули легко прошили дерево и тонкий слой кожзаменителя, срикошетив от подставленного находившимися снаружи бойцами тяжелого стального щита. А через мгновение зависший в оконном проеме головой вниз спецназовец дважды выстрелил в отлично различимого сквозь прибор ночного видения боевика. Дважды клацнул затвор пистолета ПСС, вниз, на асфальт полетели стреляные гильзы, каждая из которых была, по сути, небольшой бомбой, поскольку пороховые газы были заперты там поршнем, выталкивавшим пулю. Чеченец, стоявший посреди комнаты, упал лицом вниз, не подавая больше признаков жизни, а спецназовцы, ворвавшиеся в квартиру, уже скручивали его товарищей, выбивая из рук оружие, а заодно вышибая зубы особо несговорчивым бандитам.

Полковник Слюсаренко буквально влетел в квартиру, сопровождаемый майором из спецназа и парой его бойцов, прикрывавших командира. К этому моменту двое боевиков уже распластались вдоль стен, вытянув ноги и заведя руки за голову, а еще двоих, застреленного спецназовцем при штурме, и другого, уничтоженного чуть раньше снайпером, кто-то из бойцов группы захвата накрыл снятым со стоящей рядом кровати покрывалом. По ткани уже расползались багровые пятна.

– Отлично, бойцы, – командир похвалил спецназовцев, довольный тем, что далеко не самая простая операция обошлась без потерь личного состава, и, что самое главное, не погиб никто из гражданских. – Хвалю. Четко сработали, парни!

– Где Акаев, – полковник, распихивая в сторону спецназовцев, ринулся к арестованным боевикам. – Покажите мне из лица!

Бойцы задрали головы еще не пришедшим в себя боевикам, и внимательно разглядывавший их Слюсаренко, в памяти которого отпечаталось лицо одного из главных фигурантов недавнего теракта, сразу узнал Султана Акаева.

– Ты знаешь Абдулу Аль Захири? Ты предоставил свой личный дом для арабов? Где Исмаил Хороев? – вопросы посыпались на ошарашенного чеченца градом. – Отвечать быстро, тварь!

– Не знаю, ничего не знаю, – заныл боевик, извиваясь в крепких руках прижимавших его к полу спецназовцев. – Не скажу!

– Сука, – полковник выхватил из-под пиджака тяжелый табельный "Грач", ткнув стволом в нос Акаеву. – Быстро отвечай, где Хороев, иначе мозги вышибу! Ну!!! – Иван рявкнул так, что уважительно хмыкнули даже привычные ко всему бойцы спецназа.

Происходило то, что разведчики прошлого метко назвали экстренным потрошением – добывание важных сведений у только что захваченного в плен противника. И здесь важна была не тонкая игра на несоответствии, не оценка моторной реакции, а грубый нажим, психический и физический.

– Полковник, – спокойно, чуть расслабленно, произнес майор, положив руку на плечо Слюсаренко. – Чего напрягаться? Сейчас эта гнида все нам выложит, ты только слушать успевай. Тут и работы-то всего ничего – вставить ему в уретру горящую спичку, он знаешь как запоет!

– Нет, не надо, – взвыл чеченец, от своих товарищей, воевавших в горах наслышанный о том, на что могут пойти русские спецназовцы в экстренных условиях, когда времени в обрез, зато хоть отбавляй желания получить важные сведения. – Все скажу! Сам скажу, не надо спичек!

– Говори, – Слюсаренко еще раз ткнул стволом в губы Акаева. – Быстро говори, тварь!

– Арабов мне приказал спрятать Исмаил, – Султан чуть не плакал, захлебываясь собственными словами. Сказывался шок от молниеносной атаки спецназа и угроза пыток, окончательно сломившая волю этого человека. – Я не знал, кто это, Аллахом клянусь! Думал, приехали люди для обычной разборки. Они там сидели в полной изоляции, люди Хороева в дом почти не заходили, а оружие туда привезли заранее, за день до появления арабов.

– Где Исмаил Хороев, – медленно, чуть не по слогам, спросил полковник, немигающим взглядом приковав к себе взор Акаева. – Ты это знаешь?

– Да, знаю, все знаю, – чеченец дергался все сильнее, по щекам его катились слезы, не то от еще не до конца выветрившегося газа, не тот просто от страха. – Он в Воскресенске, в оздоровительном центре. Это… – Акаев говорил торопливо, вздрагивая и переходя на крик, точно боялся, что чекисты не станут дожидаться окончания фразы.

– Знаю, – полковник зло усмехнулся, поняв, где залег чеченский главарь. Этот объект проходил по многим оперативным разработкам, и спутать его ни с чем иным было невозможно. – Все, довольно. – Он обернулся к спецназовцам: – Пакуйте их, и увозите. Акаева держать отдельно и под особым наблюдением. Не дай вам Бог, если с его головы хоть волосок упадет!

Быстро связавшись с директором ФСБ, Слюсаренко, чувствовавший, как за его спиной вырастают крылья, изложил всю ситуацию, потратив на это не более двух минут. Реакция Быкова была не менее стремительной:

– Молодец, полковник, – директор ФСБ, это чувствовалось по голосу, даже искаженному помехами, улыбался. – Что ж, ты вышел на Хороева, тебе его и брать. Это твоя добыча, как ни крути, да и прошлые грехи нужно прикрыть, а Исмаил – трофей богатый. За тобой уже есть косяк, арабов же ты, полковник, упустил, – напомнил суровый, но справедливый шеф контрразведки. – Теперь, если повяжешь Исмаила, готовь дырку для Звезды Героя, это я тебе гарантирую. Ну а если он уйдет, ты уж, полковник, не взыщи. Два таких промаха за считанные дни – слишком много, тем более, ты профессионал, опытный волкодав, а не зеленый пацан, только что со спецшколы. Так что, Иван, действуй, и дай тебе Бог, чтобы все это сегодня и закончилось!

Оздоровительный центр в Воскресенске был известен чекистам довольно давно, поскольку являлся одним из принадлежавших чеченской мафии объектов. Разумеется, формально комплекс в стиле модерн, высившийся на берегу реки, был частной фирмой, внезапно озаботившейся здоровьем граждан. Здесь имелся бассейн, теннисные корты, сауна, масса специализированных кабинетов, начиная от массажного и заканчивая кабинетом апитерапии. Центр был укомплектован настоящими профессионалами, дипломированными специалистами, равных которым почти невозможно было отыскать в государственной системе здравоохранения. Внешне все выглядело вполне пристойно и респектабельно, а то, что услугами такого центра пользовались люди весьма состоятельные, а не простые работяги с окрестных заводов, было вполне объяснимо уровнем услуг, которые центр мог предоставить.

Однако оперативники ФСБ, взявшие этот объект, известный лишь в узких кругах, в разработку еще несколько лет назад, были осведомлены и о другой стороне деятельности престижного оздоровительного комплекса, пользовавшегося такой популярностью и многочисленных бизнесменов, людей культуры и даже кое-кого из политических деятелей, пусть и не самого высокого ранга. Людям с Лубянки было известно, какой именно массаж делают своим клиентам семнадцатилетние массажистки, которых в штате комплекса было не менее двадцати, и услугами которых регулярно пользовались весьма известные люди. Чекисты, которым не удалось близко подобраться к этому центру, несмотря на все их усилия, знали, что там периодически устраивались настоящие оргии с участием многих знаменитостей, вдали от посторонних глаз и ушей отрывавшихся по полной программе. Однако большая часть этой информации была представлена лишь слухами и устными свидетельствами, поскольку квалифицированная служба безопасности центра грамотно пресекала любые попытки вести наблюдение, а внедрение в это заведение своих информаторов или вербовка кого-то из персонала были невозможны по тем же причинам.

Сами чеченцы, которым в действительности принадлежал комплекс, предпочитали использовать его для ведения переговоров, когда партнер, размякший от женской ласки, порой дополненной изрядными порциями самых разных, на любой вкус, наркотиков, терял над собой контроль, соглашаясь со всем, что ему предлагали. При этом процесс таких переговоров, когда каждая минута был описана в той или иной статье уголовного кодекса, тщательно фиксировался техническими средствами, и потом внезапно отказавшимся от своих слов партнерам не раз приходили по почте кассеты и компакт-диски с записями их невинных развлечений. Иной раз связавшиеся с чеченцами люди, чувствуя за собой власть и силу, все же рисковали продолжить сопротивление, и тогда кое-какие кадры, снятые в массажных кабинетах или саунах, появлялись на центральных телеканалах, и еще одному видному политическому деятелю приходилось спешно подавать в отставку.

Однако сейчас Исмаил Хороев прибыл в Воскресенск вовсе не для встречи с каким-то важным партнером, которого требовалось сломать, и тем более не для утех, хотя и отказываться от них он не собирался. В настоящий момент оздоровительный комплекс, почти пустой, если не считать немногочисленных сотрудников и охраны, как всегда настороженной, превратился во временное убежище для человека, известного всем правоохранительным структурам, в логово для матерого зверя. И вокруг этого логова уже начала замыкаться мертвая петля облавы.

Полковник Слюсаренко оценил задумку Хороева, который, вместо того, чтобы бежать как можно быстрее за границу, укрылся в считанных десятках километров от Москвы. Он не стал светиться на таможне, не стал рисковать, заказывая билет на чужое имя и по чужим документам, а просто совершил короткую поездку, спрятавшись от рыскавших повсюду чекистов и сотрудников МВД у них же под носом, причем в том месте, которое было известно каждому оперу столичной милиции.

Слюсаренко, получивший от директора ФСБ, как выражались раньше настоящие чекисты, чрезвычайный мандат, прибыл в город спустя два часа после захвата Акаева в Сергиевом Посаде. Полковник был не один, его сопровождала бригада оперативников и подразделение спецназа, двадцать вооруженных до зубов профессионалов, способных раскатать в тонкий блин целую роту.

Вереница из полудюжины ведомственных автомобилей, номера на которых были, разумеется, обыкновенными, промчалась по улицам просыпающегося Воскресенска, рассеявшись за пару кварталов до оздоровительного комплекса. Вперед выдвинулись группы наружного наблюдения из сотрудников местного управления ФСБ, а ударный отряд Слюсаренко остался на позиции, готовый одним броском ворваться на объект.

– Седьмой, доложите обстановку, – полковник, сидевший в салоне штабного микроавтобуса, время от времени связывался с наблюдавшими за центром оперативниками.

– Седьмой на связи, – отозвалась рация через мгновение. – Все тихо, никакой активности не замечено. Охрана движется по обычным маршрутам, чрезвычайных мер безопасности не наблюдаю.

– Понял тебя, седьмой, – сам себе кивнул половник. – Отбой. До связи.

Слюсаренко раньше уже видел центр, превратившийся, как надеялся сам полковник, в логово Хороева, высокую ограду, стилизованную под кованый чугун, аккуратно постриженные газоны и неспешно прогуливавшихся по усыпанным гравием дорожкам молодых парней в костюмах с оттопыренными с левой стороны полами. Он прекрасно знал, что в центре все время находится не менее пятнадцати охранников, в распоряжении которых помповые ружья, автоматы, бронежилеты, масса превосходных средств связи и отличная подготовка.

Размещенная по периметру центра аппаратура исключала возможность дистанционного наблюдения с применением технических средств, ставя комплексные помехи, глушащие любой сигнал. Также охранники периодически прослушивали радиоэфир, уделяя особое внимание, разумеется, милицейской частоте. Именно поэтому, кстати, все переговоры со своими подчиненными Слюсаренко вел сейчас на частотах армейского диапазона, используя к тому же рации с произвольной перенастройкой частот, новейшую технику, только поступившую на вооружение спецслужб. Иными словами, внешне казавшийся уязвимым комплекс, стоявший на набережной, на окраине города, в действительности являлся настоящей крепостью, штурмовать которую пришлось бы большими силами, с шумом и вполне вероятным потерями. Все это полковник успел взвесить и обдумать, и потому, не желая упустить Хороева, который во время штурма вполне мог выскользнуть из кольца, Слюсаренко решил устроить действо в истинно голливудском стиле.

– Товарищ полковник, "коробочки" на подходе, – в салон ведомственного "мерседеса" заглянул могучий спецназовец, широкоплечий, затянутый в камуфлированный комбинезон. – Мы готовы начать.

– Отлично, – кивнул Слюсаренко. – Работайте, капитан!

Два бронетранспортера БТР-80, покрытых разводами камуфляжа, с низким надсадным гулом промчались по еще пустым улицам города, остановившись в одном квартале от логова Хороева. Полковник Слюсаренко, решивший применить нестандартный ход, пользуясь приказом президента о содействии всех спецслужб его конторе, запросил бронетехнику у командира расквартированного неподалеку мотострелкового полка. Сейчас БТРы, на броню которых уже взбирались бойцы спецназа, стояли в считанных десятках метров от комплекса, охрана которого еще ничего не подозревала.

– Всем внимание, я – Первый, – чувствуя, как начинает дрожать от напряжения, произнес полковник в микрофон портативной рации. – Штурм!

Бронетранспортеры, взревев мощными дизелями, рванулись к цели, словно два хищника, поджарых и смертоносно опасных, преследующих загнанную добычу. Двое охранников, не спеша прогуливавшихся вокруг оздоровительного центра, услышав рев моторов, обернулись на звук как раз в тот момент, когда первый БТР протаранил ворота, отбросив кованую решетку прочь.

Бронемашины, с которых уже прыгали на землю затянутые в камуфляж спецназовцы, из-за бронежилетов и тяжелых шлемов похожие на каких-то космических десантников, замерли напротив здания оздоровительного центра, направив стволы крупнокалиберных пулеметов на главный вход. Охранники, на мгновение растерявшиеся, и даже забывшие о том, что нужно подать сигнал тревоги по рации, спустя пару секунд оказались под прицелом полудюжины стволов, и сочли за лучшее добровольно расстаться с оружием, даже не помышляя о сопротивлении.

А в это время бойцы спецназа ФСБ уже врывались в здание оздоровительного центра, одновременно блокировав все входы и выходы. Сидевшие за пультом в комнате охраны люди Хороева видели на своих мониторах сжимавших автоматы спецназовцев, но помешать им уже не могли. Отработанными за время изнурительных, на пределе человеческих сил, тренировок, приемами подчиненные Слюсаренко обезоруживали людей из охраны центра, одного за другим. Крепость, готовившаяся к долгой обороне, пала за считанные секунды.

– Ствол на землю, – навстречу командиру спецназа, возглавившему атаку, из какого-то закутка выскочил местный охранник, грозно размахивавший полуавтоматическим дробовиком двенадцатого калибра Франчи SPAS-15 итальянского производства. Мощная "пушка", один выстрел из которой на близкой дистанции будет опаснее очереди из пистолета-пулемета. – Ну!

Офицер ФСБ спокойно стоял напротив охранника, способного в любой миг открыть огонь, и сверлил его тяжелым взглядом. И его противник не выдержал этой атаки.

– Живо! – Почувствовав замешательство противника, не решившегося стразу стрелять, но по-прежнему цепко сжимавшего оружие, спецназовец отрывисто рявкнул, подкрепив приказ недвусмысленным жестом руки с семнадцатизарядным пистолетом Ярыгина калибра девять миллиметров.

Не отрывая взгляда от зрачка пистолетного ствола, охранник плавно опустил оружие на пол, сам распластавшись рядом. Он не был трусом, но когда тебе в грудь уставились три ствола, только и остается, что стать тихим и послушным. Кто-то из бойцов задержался, чтобы зафиксировать заведенные за спину руки браслетами наручников, но большая часть уже рвалась вперед, по пустынным коридорам, вламываясь в запертые помещения и сметая с ног всякого, кто оказывался на пути этой затянутой в камуфляж лавины.

Сопротивления не было. Охранники буквально кожей ощущали распиравшую спецназовцев ярость и решимость, и не собирались погибать зря, предпочитая добровольно расставаться с оружием. Лишь один из охранников, находившихся на территории комплекса, не сразу вникнув в происходящее, открыл пальбу из своего "Макарова", никого даже не ранив, и был тут же сражен короткой очередью. Спецназ получил приказ брать живым только главаря бандитов, и не церемонился с рядовыми боевиками.

– Лежать, всем лежать! – Похожие на фантастических киборгов спецназовцы врывались в помещения центра, сейчас пустовавшие, мгновенно обезоруживая немногочисленную охрану. – Никому не двигаться! Сопротивление бесполезно!

Операторы, сидевшие за мониторами системы видеонаблюдения, едва дверь в комнату распахнулась, сами упали на пол, заведя руки за голову. Командир группы захвата, мгновенно бросившийся к мониторам, щелкнул несколькими переключателями, наконец, увидев то, что требовалось.

– Всем – клиент на втором этаже, в массажном кабинете, – каждый из бойцов, имевших миниатюрные рации, вмонтированные в шлемы, услышал слова своего командира. – Берем его аккуратно!

Исмаил Хороев действительно находился в тот момент, когда спецназ ворвался в здание, в массажном кабинете, как и большинство помещений довольно просторного здания оздоровительного комплекса, оборудованном скрытыми системами звукозаписи и видеонаблюдения. Разумеется, сейчас запись происходящего не велась, этого охранники не позволили бы себе никогда, зная, что расправа их главаря будет скорой и жестокой, но получить изображение для того, кто хоть немного владел подобной техникой, было делом считанных секунд, что и продемонстрировал командир спецназа. Кроме того, кабинет имел отличную звукоизоляцию, и те, кто находился там, не могли, к своему великому сожалению, услышать раздавшиеся в коридорах выстрелы и грохот подкованных ботинок.

Старшего группы захвата несколько позабавила увиденная картина, скорее походившая на кадры из порнографического фильма. Грузный чеченец, совершенно обнаженный, растянулся во весь рост на низкой кушетке лицом вниз, а вокруг него порхали, точно мотыльки две массажистки. Девушки, которым было в лучшем случае лет по шестнадцать, также были совершенно нагими, если, конечно, не считать предметами гардероба золотые цепочки и браслеты.

В тот момент, когда командир группы спецназа включил нужную камеру, одна из массажисток как раз оседлала своего хозяина, устроившись на его пояснице. Даже с поста охранников было видно, что Хороев блаженно закрыл глаза, видимо, получая удовольствие от процесса. Когда спецназовцы, получившие приказ командира, уже были в считанных шагах от кабинета, где происходило действо, чеченец как раз перевернулся на спину, и девчушка приникла к его возбужденным гениталиям.

Вторая массажистка, на миг отстранившаяся от заросшего курчавыми волосами тела Хороева, взвизгнула, когда тонкая дверь с треском распахнулась, не выдержав мощного удара ногой, и в довольно тесное помещение ворвались вооруженные люди в масках. Услышав крик, чеченец, отбросив одним движением удовлетворявшую его девушку, резко вскочил на ноги.

– Что, – Хороев, возбуждение которого еще не прошло, не мог понять, что происходит, недоуменно глядя на обступивших его бойцов, довольно ухмылявшихся и переглядывавшихся. – Кто такие? Как посмели?

Исмаил шагнул вперед, прямо на уставившиеся на него стволы, грозно зарычав и замахнувшись кулаком, но сильный удар по голени заставил его упасть на одно колено, а спецназовец, не останавливаясь на достигнутом, сбил главаря бандитов ловкой подсечкой, заставив того завалиться навзничь.

Распластавшийся на кафельном полу Хороев попытался встать, но удар тяжелого ботинка по ребрам вернул его в первоначальное положение, а затем одни из бойцов, не скрывая своего удовольствия, поставил ногу на мужскую гордость чеченца, при этом чуть надавив. Пытавшийся еще сопротивляться Исмаил, почувствовав угрозу самому дорогому для любого нормального мужика, сразу же затих, только сверкая глазами.

– Гражданин Хороев, – из-за спин расступившихся при появлении старшего по званию спецназовцев вышел Иван Слюсаренко. С явным превосходством он взглянул на поверженного главаря мощной преступной группировки, еще мгновение назад могущественного и беспощадного, но сейчас думавшего только о том, как бы нависавший над ним живым утесом спецназовец не перенес вес своего тела на одну ногу. – ФСБ России, полковник Слюсаренко. Вы арестованы по подозрению в организации покушения на Президента России.

На Ваганьковском кладбище Москвы началась траурная церемония. Один за другим въезжали через распахнутые ворота приземистые катафалки, в которых находились тела жертв недавнего теракта. Территория кладбища, оцепленная десятками милиционеров и еще большим числом сотрудников ФСБ в штатском, умело скрывавшихся в толпе, быстро заполнялась многочисленными родственниками погибших, облаченными в траурные одежды.

Чуть поодаль от скорбящих людей, еще не оправившихся от мысли о том, что их дети, матери, жены или мужья покинули этот мир, суетились представители прессы. Здесь и сейчас было не место для шумного шоу с интервью и вспышками фотокамер, но все равно журналисты готовились запечатлеть погребальную церемонию.

Президентский кортеж появился внезапно, вынырнув из пелены сеявшего с самого утра мелкого дождя, навевавшего жуткую тоску, словно сама природа разделяла скорбь тех, кто собрался сегодня в этом мрачном и печальном месте. Автомобили с развевавшимися над капотами российскими флагами остановились на центральной аллее, и спокойные, несуетливые молодые люди в строгих костюмах тут же взяли их в плотное кольцо, внимательными взглядами окидывая всякого, кто оказывался слишком близко от лимузина главы государства.

Прохожие и не подозревали, что еще внимательнее их рассматривают сквозь прицелы многочисленные снайперы, занявшие позиции вокруг кладбища. Стрелки, вооруженные полуавтоматическими крупнокалиберными винтовками ОСВ-96, были готовы открыть огонь в любой момент, стоило им только заметить хотя бы намек на угрозу жизни президента.

Из чрева лимузина, опираясь на протянутую одним из телохранителей руку, выбрался Алексей Швецов. Президент еще был слаб, и в иное время едва ли покинул бы палату госпиталя, тем более, доктора, светила медицины, настаивали на том, чтобы он прошел полный курс лечения. Но сейчас он считал, что обязан быть здесь, с теми, кто во многом по его вине лишился родных и близких. И еще Швецов намеревался показать всей стране и в особенности тем, кто жаждал его смерти, что его не испугало покушение.

Кому-то это показалось бы бравадой, игрой на публику, но сердце Алексея действительно сжималось при мысли, что все эти люди, облаченные в черный цвет, старые и молодые, мужчины и женщины, совсем еще маленькие дети, страдают по его, пусть и невольной вине.

Президент понимал, что слишком резкие и глубокие изменения в жизни страны по сравнению с теми, которые устраивали его предшественники, могли озлобить многих, и кто-то решился на радикальные меры, пожелав избавиться от первопричины этих реформ. Прежде ничего подобного не случалось, и произошедшее три дня назад в центре столицы было косвенной виной именно Алексея Швецова. Он понимал, что сейчас его присутствие здесь для всех этих заплаканных, убитых горем людей не имеет ни малейшего значения, но так Швецов хотел, по крайней мере, успокоить собственную совесть, более будучи не способным что-либо сделать.

– Сограждане, – Алексей твердым взглядом смотрел в объективы направленных на него телекамер. Журналисты, едва заметив появление президента, взяли главу государства в кольцо, едва не опрокинув цепь телохранителей, пытавшихся чуть оттеснить представителей прессы. – Сегодня, в этот тяжелый день я здесь, чтобы разделить с вами скорбь, боль утраты своих близких, тех, кто стал жертвами циничного теракта. Убийцы, не остановившиеся ни перед чем, хотели ввергнуть нас в ужас, хотели заставить наши сердца цепенеть от страха, и ради этого они с легкостью обрекли на смерть десятки людей. Я клянусь вам здесь и сейчас, что каждого, кто причастен к этой трагедии, ждет суровая неотвратимая кара, кем бы он ни был и где бы ни пытался скрыться от возмездия. Все силы наших спецслужб, вся мощь великой державы будет брошена на то, чтобы найти и наказать виновных так, чтобы наказание это послужило уроком для всех, кто когда-либо захочет пойти по пути этих преступников.

В глазах вдруг Алексея потемнело, и он пошатнулся, едва не упав лишь благодаря подставленной телохранителем руке. Мощные стимуляторы, огромную дозу которых ввели президенту в госпитале, прекращали свое действие быстрее, чем ожидалось, но он нашел в себе силы завершить свою речь, сказав самые важные слова:

– И если хоть кто-то из преступников избежит возмездия, я сложу с себя полномочия и подам в отставку без промедления.

Президент, стараясь не показать своей слабости, двинулся дальше, туда, где чернели провалы свежих могил. Земля готова была поглотить прах умерших, даровав им вечный покой. Там стояли, едва сдерживая слезы, родственники тех, кого сегодня предстояло предать земле. И Алексей вдруг почувствовал, что не сможет просто так подойти к этим людям, не сможет говорить с ними, смотреть им в глаза, ведь в их горе была его и только его вина.

– Господин президент, – проскользнув между расступившимися телохранителями, к Швецову подошел помощник директора ФСБ Котов. Он едва сдерживал улыбку, и это показалось Алексей особенно кощунственным в такое время и в таком месте. – Господин президент, час назад задержан Исмаил Хороев. С минуты на минуту его доставят в следственный изолятор ФСБ.

Алексею показалось, что земля уходит у него из-под ног, но спустя мгновение он пришел в себя, кивнув Котову и спокойно двинувшись дальше. Теперь он знал, что может сказать, глядя прямо в глаза тем, кто стоял сейчас возле могил.

Глава 6 Рука Москвы

Варшава, Польша

21 апреля

Взвизгнув тормозами, роскошный "Вольво" едва вписался в поворот, вылетев с тихой улочки на широкий проспект. Автомобиль успел набрать скорость, пользуясь тем, что движение в этот поздний час даже в центре многомиллионного города было не слишком оживленным, и тут же резко затормозил, остановившись перед светофором. Гоги Берквадзе, вольготно устроившийся на заднем сидении, выругался себе под нос, используя не родной грузинский язык, а великий и могучий, в котором соответствующих моменту слов и выражений было куда больше.

Над польской столицей второй день шел моросящий дождь, навевавший тоску. Берквадзе выглянул в окно, окинув взглядом улицу. По тротуару быстрым шагом шли куда-то местные жители, большинство из которых укрывались от непогоды под зонтами. Сверкали разноцветными огнями витрины дорогих магазинов и рекламные щиты. Столица бывшей народной Польши явно пыталась походить на настоящий европейский город, равный Парижу или Лондону. Что ж, Берквадзе еще помнил времена, когда для миллионов советских людей Польша действительно была верхом цивилизации по сравнению с убогой "совковой" жизнью.

Но сейчас Москва давно уже сравнялась по роскоши и дороговизне с крупнейшими мегаполисами мира, а Варшава по-прежнему оставалась лишь одним из многих европейских городов. Хотя поляки и стремились доказать своим западным соседям, что они ровня друг другу, такие же члены европейской семьи, как немцы или итальянцы, на них все равно смотрели свысока, как на славянских варваров, и полякам волей-неволей приходилось так же относиться к русским, чтобы хоть немного отвести душу.

В Варшаву Берквадзе, сейчас направлявшийся в аэропорт, прибыл четыре дня назад, оказавшись на родине Тадеуша Костюшко и Генрика Сенкевича за считанные часы до того, как в центре Москвы прогремели взрывы и раздались автоматные очереди. Гоги точно не знал, что и тем более, когда предпримет Исмаил, его кровный должник, в котором не было причин сомневаться, но все же предпочел убраться из России, чтобы наблюдать за происходящим со стороны. И Польша не случайно была избрана нефтяным магнатом, посмевшим отклонить предложения державы в лице Захарова и Громова, в качестве временного убежища.

Имея все необходимые визы, Берквадзе вполне мог найти временное пристанище на землях Германии, Франции, даже Израиля или любой другой страны, но он посчитал, что в случае провала замысла Хороева там его вполне могут достать российские власти. Несмотря на то, что Исмаил клятвенно обещал никоим образом не бросать тень событий на своего кровника, вероятность ошибки, утечки информации сохранялась. Берквадзе не знал, как его должник реализует свой замысел, кого привлечет к такой рискованной операции, но предпочел быть подальше от места событий. Ему уже пришлось поверить в способности российских спецслужб, и не было сомнений, что при необходимости чекисты выйдут не только на организаторов, но и на заказчиков покушения, чем бы оно ни завершилось.

Визит Берквадзе в Польшу мог быть легко объяснен тем, что по территории этой страны должна была в скором времени пройти ветка газопровода, по которому голубое топливо потоком хлынет в Германию и Францию, приводя в движение заводы и спасая тамошних обывателей от зимних холодов. На самом же деле хозяин "Нефтьпрома" руководствовался тем, что польское правительство, в отличие от властей иных стран, сильно зависящих сейчас от русского газа и нефти, не так легко согласится на выдачу его русским, нежели немцы, англичане или евреи.

Антирусская истерия, не утихавшая в Польше уже много лет, и искусно подогреваемая заокеанскими дирижерами, давала надежду на то, что местные власти, дабы насолить восточному соседу, с охотой дадут убежище ему, Гоги Берквадзе, нарушая любые международные нормы. Собственно, от правительства, гордившегося тем, что благодаря американской противоракетной обороне, часть объектов которой разместилась как раз в Польше, территория его страны, польский народ стал мишенью для русских ракет, в могуществе которых сомнений не было ни у кого, ожидать иного было сложно. И поэтому Берквадзе уже несколько дней колесил по Варшаве и ее окрестностям, для вида даже пару раз встретившись со своими партнерами по газовому бизнесу.

Весть о провале покушения была для Гоги как гром среди ясного неба, а последовавшее за тем сообщение об аресте Исмаила Хороева ввергло магната в еще больший шок. Причем, если известие о нападении на президента России стало известно всей Европе благодаря могущественным медиакорпорациям, то вторая новость была достоянием только самого нефтяного магната, и здесь Гоги должен был благодарить своих друзей в спецслужбах, пусть не сумевших отвести опасность от самого Берквадзе, но хотя бы вовремя предупредившим его об угрозе.

– Черта с два вы меня достанете, – сквозь зубы процедил Гоги Берквадзе, отрешенно глядя на пестроту вечернего города, стремительно проносившегося за окном. Как бы ни относился к русским еще недавно всесильный магнат, ныне превратившийся в беглеца, он не мог не признать правоту их поговорки про сто друзей. В прочем, довольно ухмыльнулся олигарх, имея пресловутые сто рублей нетрудно отыскать самых преданных товарищей. – Мусора позорные! Я вас всех раком поставлю, ублюдки, – довольно осклабился Берквадзе, машинально взглянув на восток, туда, где должен был возвышаться красный монолит Кремля.

Берквадзе не знал, вышли ли русские, наверняка сейчас в поте лица занимавшиеся расследованием, на него, истинного заказчика теракта, но счел за лучшее подстраховаться. В настоящее время в варшавском аэропорту был готов к вылету личный самолет Берквадзе, который спустя какой-то час должен был унести бывшего нефтяного короля, уже готового распрощаться со своим могуществом, в старую добрую Англию. Уже были переведены на тайные счета, открытые на "левые" фирмы и подставных лиц, десятки миллионов долларов, а в Уэльсе ждал своего нового хозяина не слишком роскошный, но весьма уютный особняк, принадлежавший, кажется, какому-то лорду или герцогу, этого Гоги, прикупивший недвижимость по случаю пару лет назад, точно не помнил.

Еще одна страна, крайне неохотно выдававшая беглых преступников Москве, была готова принять бизнесмена, и он не собирался откладывать перелет. Пока еще русские не направили в Варшаву официальное требование о выдаче Берквадзе, пока его имя не стало слишком часто произноситься в телевизионных репортажах, стоило подыскать себе более надежное укрытие, а уже там, в относительной безопасности, можно было наблюдать за происходящим, решая, как быть дальше.

Однако Гоги Берквадзе, думая, что отсутствие шумихи вокруг его имени обозначает отсутствие у компетентных органов соответствующей информации, глубоко заблуждался. Его, впрочем, можно было понять, ведь от преданных людей, вхожих в кабинеты кремлевского начальства, до сих пор не поступило никаких тревожных сигналов. Генпрокуратура не спешила выписывать ордер на арест хозяина и руководителя мощнейшей нефтяной компании, не летели в Варшаву срочные телеграммы с требованием выдать опасного государственного преступника. Но все это говорило не о неосведомленности российских властей, а о грамотных действиях спецслужб по борьбе с возможной утечкой информации.

Впервые имя Берквадзе прозвучало из уст Хороева во время допроса чеченского криминального авторитета в одной из многочисленных камер следственного изолятора ФСБ через день после его задержания. Это был не первый допрос, но прежние попытки выбить из бандита нужную информацию, закончились неудачей.

В Исмаиле, помнившем о том, что он обязан Берквадзе не только свободой, но, возможно, и жизнью, проснулся дух горца, гордого и бесстрашного, заставивший забиться в самую глубину души прежнего заурядного уголовника. В ответ на все вопросы следователей чеченец в лучшем случае грязно ругался, нанося такие оскорбления допрашивавшим его людям, за которые соплеменники Исмаила Хороева давно перерезали бы ему самому глотку. Но чекисты отличались завидным терпением, выслушивая поток брани в течение нескольких часов, однако и их выдержка наконец изменила им. По особому распоряжению самого директора ФСБ Быкова, в свою очередь получившего подтверждение у Швецова, все еще пребывавшего в больнице, к чеченцу, который владел жизненно важной для следствия информацией, были применены спецсредства.

Всего одного укола, единственной инъекции препарата, в обиходе называемого "сывороткой правды", было достаточно, чтобы из Хороева буквально хлынул поток информации. Плод кропотливой работы отечественных фармацевтов в погонах дал просто великолепные результаты.

– Вы организовали покушение на президента России? – следователь Смирнов, тихий, неприметный человек, внешне полностью оправдывавший свою фамилию, задавал вопросы спокойно, произнося слова медленно, так, чтобы они дошли до замутненного мощной химией сознания допрашиваемого.

– Да, я это сделал, – язык Хороева заплетался, слова он произносил с видимым трудом, походя при этом на пьяного. Каждый звук, изданный чеченцем, ловили несколько чутких микрофонов, фиксировавших все одновременно в памяти компьютеров и на обычной магнитной ленте. – Покушение организовал я.

Чеченец, сидевший посреди погруженной в полумрак камеры, остекленевшими глазами уставился в стену. Для его же безопасности арестованного приторочили к стулу, на котором он сидел, широкими ремнями, исключавшими резкие движения.

– Вы наняли Абдулу Аль Захири для убийства президента? – последовал новый вопрос.

– Да, – все так же безучастно ответил Хороев, даже не шелохнувшись. – Я нанял Аль Захири, чтобы он убил президента России.

– А потом вы приказали убить и самого Аль Захири?

Смирнов закурил, не сводя взгляда с допрашиваемого. В душе следователя рождался страх, ибо он впервые увидел, что можно сотворить с человеком, пусть даже обладавшим поистине стальной волей. Перед офицером ФСБ сидел не криминальный авторитет, не бывший борец, а кукла, марионетка, которой можно было управлять, но не леской, а при помощи шприца с несколькими миллиграмма лекарства, после которого не всякий мог остаться в полном сознании.

В безжизненных, словно стеклянные шарики, глазах Хороева не было ничего, ни мыслей, ни эмоций, только пустота и полное безразличие. Это был зомби, живой мертвец, только и способный выполнят чужие приказы. Ну а кукловодом ныне стал сам следователь Смирнов.

– Ничто не должно было указать на заказчика, – вымолвил пребывавший под воздействием "сыворотки правды" Исмаил. – Нужно было замести все следы. Арабы могли что-то знать, и я приказал убрать их, когда они сделали свою работу.

– Кто поручил вам организовать это убийство?

– Гоги Берквадзе, – ответил Хороев, а записывающая аппаратура зафиксировала его ответ. – Он позвонил мне и сказал, что нужно избавиться от Швецова. Я его должник, и не мог отказать в этой просьбе. Я все сделал, как хотел Берквадзе, но арабы не смогли выполнить свою работу.

– Вы получили деньги от Берквадзе?

– Только для того, чтобы оплатить услуги арабов, – вновь разомкнул уста Хороев, уставившийся куда-то в сумрак дальнего угла тесной камеры. – Я обязан Берквадзе, и не мог требовать с него плату.

Запись допроса Хороева спустя час была доставлена на Лубянку, где в обстановке строгой секретности встретились руководители силовых ведомств России, так или иначе имевших отношение к расследованию нападения на президента. В одном из многочисленных кабинетов "серого дома", как его назвали в былые времена, собрались главы ФСБ и МВД, непосредственно отвечавшие за расследование покушения, которое Швецов упорно именовал просто терактом. Здесь же находились специально приглашенные глава службы внешней разведки Игорь Семенов, а также генеральный прокурор России Александр Лебедев. Все они ожидали появления еще одного человека, без которого принимать какое-либо решение было бы просто невозможно. Наконец дверь в освещенный только настольными лампами, как в старые добрые времена чекистского всевластья, кабинет распахнулась, и на пороге возникла грузная фигура премьера Самойлова.

– Аркадий Ефимович, – Быков указал на свободное кресло возле длинного стола. – Проходите, присаживайтесь. Мы ждали только вас.

– Почему такая таинственность и такая спешка? – спросил, опускаясь в предложенное кресло, премьер-министр, в последние дни фактически руководивший страной, поскольку для еще не залечившего раны Швецова государственные заботы стали бы лишней нагрузкой.

– Мы хотели бы, чтобы вы вместе с нами посмотрели одну любопытную запись, – Николай Фалев указал на стоявший у края стола ноутбук, экран которого мерцал голубым светом. – Эти кадры были сняты в следственном изоляторе ФСБ, и имеют очень большую ценность.

– Что ж, раз я приехал сюда, отменив несколько важных дел, отказываться от вашего предложения не стану, – кивнул Самойлов. – Давайте, что ли, показывайте свое кино.

Просмотр, проходивший в полном молчании, занял чуть меньше получаса. Хороев отвечал на вопросы четко и односложно, и поэтому следователю не пришлось тратить время на попытки поймать подследственного на противоречиях и тому подобные сыщицкие финты и уловки.

– Что ж, выходит, нам доподлинно известен тот, на кого, в конечном итоге, и падет вина за покушение, – произнес, обводя взглядом присутствующих, Самойлов, после того, как запись завершилась. Все время, пока с экрана вещал напичканный подавляющей волю химией чеченский мафиози, премьер-министр не проронил ни слова, пристально глядя на монитор.

– Насчет подлинности, Аркадий Ефимович, я бы поспорил, – покачал головой прокурор. – Показания, добытые таким образом, едва ли можно признать полностью законными. В суде показывать эту запись я бы лично не рискнул, чтобы лишний раз не компрометировать спецслужбы. Тем более, мне известно, что можно выработать устойчивость перед такими препаратами, и Хороев просто мог ввести нас всех в заблуждение.

– Александр Михайлович, – неожиданно по-доброму усмехнулся Быков, взглянув на Лебедева, – никто не говорит о законности наших методов, но достоверность показаний стопроцентная. Наши специалисты знают свое дело, тем более, Хороев, не тренированный разведчик, которые действительно могут сопротивляться подобным средствам, а простой уголовник. И речь идет не о суде, а о том, чтобы наказать человека, по чьей воле были убиты десятки мирных граждан. И мы собрались именно для того, чтобы решить, какое наказание избрать для Берквадзе, вина которого лично для меня уже доказана.

– Проблема в том, что Гоги Берквадзе уже несколько дней как покинул Россию, – добавил Фалев. – Он вылетел в Польшу за считанные часы до покушения, и, как нам известно, там находится и сейчас.

– Но никто не может гарантировать, что Берквадзе там останется достаточно продолжительное время, – подхватил вновь Быков, словно работавший с главой МВД в тандеме. – Да даже если он там захочет поселиться, наша задача не станет от этого легче. По дипломатическим каналам, задействовав договор об экстрадиции, мы, скорее всего, ничего не добьемся. Всем вам известно, как польское руководство, да и многие простые поляки относятся к России, и едва ли они станут сотрудничать с нами, выдавая преступника. В любом случае, пока будут улажены все формальности, пройдет столько времени, что Берквадзе, не без помощи официальной Варшавы, сможет просто раствориться. Тем более, как верно заметил господин генеральный прокурор, у нас нет доказательств причастности Берквадзе к организации покушения, а запись допроса накачанного "сывороткой правды" Хороева только подольет масла в огонь антирусской истерии.

– Но, как я понимаю, вы все же имеете в запасе какой-то план, – уточнил Самойлов, понимавший, что его едва ли пригласили бы сюда только для того, чтобы отчитаться в собственной беспомощности. – Вы уже что-то задумали, господа?

– Верно, – кивнул Быков. – У нас есть замысел, но для его реализации потребуется, во-первых, санкция, пусть даже устная, самого президента, а во-вторых, помощь Службы внешней разведки России. Для согласования этих действий, собственно, здесь и присутствует господин Семенов. Вернее, если быть откровенным, именно Игорь Витальевич и предложил решение возникшей проблемы.

– Я согласен с мнением, что преступник, обрекший на смерть десятки ни в чем неповинных людей, пусть даже сам он не приложил рук к их убийству, должен быть наказан, – спокойно произнес глава внешней разведки, еще одного осколка всемогущего Комитета. – Любой, кто готов совершить нечто подобное событиям в Москве, должен помнить о неотвратимости возмездии, и законность здесь отходит на второй план. У меня тоже нет сомнений в том, что именно Берквадзе стоит за покушением на президента. Я знаю, какие препараты применяются при допросах, и могу уверить всех, что один человек из миллиона может выдержать такое воздействие, и Хороев едва ли относится к этим исключениям из правил. Химия, которой его напичкали, ломает любую волю в считанные секунды, и что-либо скрыть при допросе, тем более выдумать что-то, просто невозможно. Поэтому не следует более задаваться вопросом, насколько реальны показания чеченца, но нужно подумать, как реализовать имеющуюся у нас информацию наиболее эффективно и быстро. При этом я целиком и полностью согласен с Юрием Степановичем, – Семенов взглянул на главу ФСБ, кивнув ему, – в том, что поляки едва ли выдадут нам Берквадзе, тем более, веских улик против него у нас нет. О связях Беркавдзе с Хороевым, разумеется, правоохранительным органам известно, но привязать Гоги к организации покушения только на этом невозможно. И уж тем более не произведут на польские власти впечатления записи допроса чеченца. Поэтому дипломатические пути решения проблемы, как мне кажется, не стоит рассматривать с самого начала.

– И вы можете предложить нам альтернативу? – спросил, пристально взглянув на руководителя внешней разведки, Самойлов.

– Да, – кивнул тот утвердительно. – Я могу предложить иной вариант разрешения кризиса. И если вы согласитесь на него, спустя сорок восемь часов Берквадзе уже будет давать оказания где-нибудь в Лефортово, – с непоколебимой уверенностью сообщил Игорь Семенов.

– И законность, как вы говорили, отойдет на второй план, – усмехнулся премьер-министр, – если мы дадим согласие на ваш вариант.

– Насколько я знаю, президент категорически приказал найти и наказать виновных в теракте, унесшем жизни десятков человек, – твердо ответил Семенов. – А о соблюдении закона ничего сказано не было. И мы можем наказать убийц так, что их последователи впредь будут долго думать, прежде чем осуществить еще раз нечто подобное. Тем более, насколько мне известно, у нашей прокуратуры есть, что предъявить Берквадзе и без покушения.

– Верно, – кивнул генеральный прокурор. – Служба безопасности президента передала нам кое-какую информацию, которую предшественник нынешнего руководителя этой структуры почему-то хранил при себе. В прочем, внутренние интриги в окружении прежних президентов нас не интересуют, – махнул рукой Лебедев. – Главное, что благодаря усилиям кое-кого из тех, кто давно уже находится в отставке, у нас на руках есть серьезное досье на Берквадзе, да и не на него одного. Там достаточно доказательств, чтобы по разным статьям отправить Берквадзе на лесоповал лет на двадцать, в самом лучшем для него случае. Вопрос только в том, чтобы этот сукин сын оказался в нашей досягаемости. А в этом-то нам и согласился помочь уважаемый господин Семенов.

– И что вы предлагаете, Игорь Витальевич, – спросил главу внешней разведки Самойлов, понимавший, что принимать окончательное решение, придется все же именно ему, равно как и сообщать об этом президенту. – Каков ваш план?

– Несмотря на то, что за последние годы активность нашей разведки за рубежом значительно снизилась, в том числе из-за плохого финансирования, а также общей деморализации спецслужб, во многих странах, особенно в ближнем зарубежье, сохранилась наша агентура, законсервированная до особого случая, – принялся уверенно излагать свой замысел Семенов, а все, кто присутствовал в этот момент в кабинете, внимательно слушали его спокойную неторопливую речь. – Так называемые "спящие" агенты. В основном, разведывательные функции выполняют сейчас сотрудники наших дипломатических миссий, как поступают и иные государства. Они собирают информацию, передают ее в Москву, вербуют агентов на месте, тех, кто непосредственно занят поиском информации. Но помимо активных агентов, многие из которых являются сотрудниками разведывательных служб, военных институтов, просто офицерами различного ранга, существуют еще агенты, которых держат для выполнения специальных заданий, в том числе и сотрудники наших спецслужб, нелегально находящиеся на территории других стран. В прежние времена нелегальная агентура занималась ликвидацией неугодных советским властям лиц, к примеру, политических лидеров, предателей, бывших сотрудников КГБ. В настоящее время по политическим соображениям такая деятельность свернута, но мы способны ее возобновить, хотя разведсеть на территории стран вероятного противника и стала гораздо менее плотной. И я предлагаю задействовать находящихся на территории Польши агентов для похищения Берквадзе и доставки его в Россию.

– Это же очень рискованно, – заметил Самойлов. – Если операция провалится, что скажет западное сообщество? Это же будет международный скандал, грандиозный, какого нам еще не приходилось видеть.

– Возможно, – согласился Семенов. – Но я уверен в успехе операции. Мы уже подобрали несколько человек в Польше, которые смогут выполнить такую операцию грамотно и четко. И подходящий момент настанет очень скоро. Нам известно, что Берквадзе собирается в скором времени вылететь из Польши в Лондон, якобы по делам. Скорее всего, там он намерен искать убежище после окончательного провала покушения и ареста Хороева. Если это произойдет, мы вряд ли сможем что-либо сделать, чтобы вернуть его в Россию. Британцы не выдали нам Закаева, Березовского, и я очень сомневаюсь, что Берквадзе станет исключением. А организовать операцию, подобную той, которую я предложил вам, в Англии будет намного сложнее, чем в Польше. Поэтому у нас есть в запасе в лучше случае несколько дней, и решение нужно принимать быстро.

– Вы готовы дать стопроцентную гарантию успеха задуманной операции? – спросил Самойлов, уже догадываясь, впрочем, какой ответ услышит.

– Разумеется, нет, – Семенов полностью оправдал надежды премьера. – Такой гарантии вам не даст никто. Но в любом случае будет сделано все, чтобы обвинить нас в чем-либо было невозможно. Мы сумеем в случае провала провести операцию прикрытия, чтобы сбить со следа контрразведку.

– Что ж, – вздохнул Самойлов. – Я поставлю президента в известность о вашем плане, более того, сделаю все возможное, чтобы он дал согласие на эту операцию. Большего, как вы понимаете, я обещать просто не в праве, ведь не мне принимать решение.

Премьер-министр встал, одергивая пиджак. Решение было принято, оставалось добиться согласия главы государства. В прочем, на этот счет у Аркадия сомнений почти не было.

Президент принял Самойлова спустя час на одной из подмосковных дач. Глава государства, все же сбежавший из-под присмотра врачей, сейчас долечивался на лоне природы, восстанавливая свои силы. Премьер-министр застал его как раз во время прогулки по окружавшему двухэтажный особняк, довольно скромный на вид, парку. На взгляд Самойлова, любившего аккуратность во всем, парку требовалось повышенное внимание садовника, иначе заросли кустарника могли скоро подобраться к стенам самой дачи.

– Выходит, теперь мы знаем всю цепочку, от непосредственных исполнителей, сейчас уже мертвых, до главного идейного вдохновителя этой бойни, – Алексей, размеренно шагавший по усыпанной прошлогодней листвой дорожке, сунув руки в карманы, не спрашивал, а констатировал факт. – Но наказать истинного виновника всего этого мы не можем, по крайней мере, если следовать букве закона.

Швецов, задумчивый и сосредоточенный, смотрел прямо перед собой, не обращая внимания ни на шагавшего слева Самойлова, ни на своих телохранителей, державшихся в нескольких метрах от президента. Сам президент сейчас был в ярком спортивном костюме, белом с голубыми и зелеными вставками, особо контрастировавшем с официальным костюмом Самойловым, идеально сидевшим на крупной фигуре главы русского правительства.

– Совершенно верно, Алексей Игоревич, – кивнул премьер. – С юридической точки зрения мы не можем требовать выдачи Берквадзе у поляков. В принципе, даже вернись он в Россию, официально его не в чем обвинять. Показания, которые дал Хороев, для обычного суда не имеют веса.

– Что же, черт возьми, заставило Берквадзе пойти на такой шаг, – задумчиво произнес президент. – Неужели он не давал себе отчета в том, что его посадят, стоит только кому-то из его подельников ошибиться?

– Думаю, он это понимал, Алексей Игоревич, – хмыкнул премьер. – Но алчность оказалась сильнее чувства самосохранения. Вы загнали его в угол руками Захарова, когда решили провести фактическую национализацию нефтяной промышленности. Многие согласились с нашими предложениями безропотно, но этот человек, как видно, решил либо потерять все, в том числе и свободу, либо все сохранить, разом избавившись от многих проблем. Он и раньше плевал на закон, о чем вы прекрасно знаете, а потому не думал о последствиях и в этот раз. Есть такая порода людей, которые готовы ради собственной выгоды, ведомые банальной жадностью, идти по трупам.

– Знаешь, Аркадий Ефимович, – вдруг усмехнулся президент, и усмешка его была весьма мрачной, – во время олимпиады в Мюнхене группа палестинцев захватила в заложники израильских спортсменов. Немцы попытались их освободить, в результате погибли все, и евреи, и арабы. Но погибли, естественно, не главари той террористической организации, а обычные боевики. Но евреи не собирались оставлять организаторов в живых, и создали специальное подразделение, занявшееся ликвидацией тех, кто был причастен к захвату и убийству их сборной в Германии. Этой группы как бы и не существовало, те, кто в нее входил, уволились из спецслужб, официально став обычными пенсионерами. Группе было присвоено название "Кидон", по-русски это означает "штык", – пояснил Алексей. – Они выполнили свою задачу, и последнего террориста уничтожили как раз в Польше, в Лодзи, если быть точным.

– К чему вы это, господин президент? – не понял слов Швецова министр.

– К тому, что нам нужно перенимать еврейский опыт, – неожиданно жестко ответил Швецов, остановившись и в упор взглянув на смутившегося Самойлова. – Как офицер Советской Армии, просто как русский, к евреям я отношусь вполне определенно, но любить или не любить кого-то вовсе не значит, что не нужно перенимать лучшее даже у своего врага. В борьбе с терроризмом Израиль научился побеждать лишь потому, что в какой-то момент там плевали на все международные нормы, возмущенную общественность и прочую чушь. Довольно и России терпеть плевки в лицо, успокаивая себя тем, что мы цивилизованная страна и не можем нарушать международные нормы. К дьяволу эти условности! Если нам нанесли оскорбление, его должно смыть кровью, как это принято на Кавказе или в Афганистане, где мне довелось повоевать. В былые времена группа "Вымпел" могла выполнить задание за рубежом, их специально готовили к таким акциям. Были и другие подразделения в составе армии или КГБ, но теперь всего этого у нас нет. Я думаю, пора возродить практику советских лет и создать отряды, способные действовать за границей, в том числе и в мирное время. Но пока это только идея, а время уходит, как вода впитывается в песок. И если вы приехали ко мне, чтобы получить разрешение на похищение Берквадзе, считайте, что я дал свое согласие. Семенов – старый разведчик, матерый волк. И если он уверен в успехе, у меня нет причин ему не доверять. Так что передай ему, что я дал зеленый свет, и пожелай ему удачи.

Швецов развернулся и пошел по аллее, сопровождаемый своими охранниками, а Самойлов все смотрел ему в след.

Игорь Семенов, опытный разведчик, начинавший свою карьеру еще во всемогущем Комитете, которым пугали друг друга нервные американцы, учился в годы своей шпионской юности у настоящих профессионалов. Среди его наставников были люди, уничтожавшие бандеровских главарей, укрывавшихся в европейских странах, были и те, кто добывал американские ракетно-ядерные секреты, каждую секунду рискуя своими жизнями. Его наставляли офицеры, прошедшие влажные джунгли Вьетнама и ливийские пустыни, и у каждого нынешний шеф внешней разведки России старался взять как можно больше. Он научился действовать нагло и смело, проводя рискованные операции под носом у всех контрразведок противника, и сейчас в очередной раз готовился использовать все свое мастерство и все умения своих подчиненных.

После санкции президента, о чем Семенова уведомил встретившийся с ним лично премьер-министр, операция по похищению Берквадзе вступила в заключительную стадию. Наблюдение, установленное за нефтяным магнатом, стало круглосуточным, тем более, олигарх и не особо пытался скрываться.

Мощный комплекс радиоэлектронной разведки, установленный в здании русского посольства в Варшаве еще в восьмидесятые годы, за считанные месяцы до падения Берлинской стены и развала социалистической системы в Европе, позволял перехватывать все телефонные переговоры Берквадзе, пока тот находился на территории Варшавы. Разработчики сложнейшей даже по нынешним временам, пусть и казавшейся сейчас довольно громоздкой, аппаратуры, предусмотрели, казалось все, и даже сотовая связь находилась под полным контролем двух специалистов, обслуживавших размещенную в укромном месте аппаратуру.

Собственно, при желании можно было поставить такие помехи, что никакая связь не действовала бы в радиусе без малого сотни километров вокруг польской столицы. Но сейчас такая задача не стояла, тем более, натовские специалисты смогли бы легко обнаружить источник помех такой мощности, а это пока не входило в планы русских разведчиков с дипломатическими паспортами.

Как уже было сказано, аппаратура, даром что двадцатилетней давности, хоть и несколько усовершенствованная уже за годы независимости России, работала уверенно, сканируя практически все возможные диапазоны. Зачем была такая сложность, из нынешних сотрудников посольства, имевших представление о том, что скрывается в нескольких помещениях, доступ в которые был ограничен, мало кто задумывался, а те, кого подобные мысли посещали, разумеется, не мог найти подходящий ответ. Тем не менее, антенны в нужный момент уловили колебания эфира, и спустя несколько минут перед вторым помощником посла, официальным резидентом русской разведки, лежала распечатка телефонного разговора Берквадзе, из которой следовало, что человек, заинтересовавший российские спецслужбы, в самом скором времени намерен покинуть Польшу. Он звонил на аэродром, где находился его личный самолет, приказав пилотам готовиться к вылету, и заодно известив о своем намерении польские власти.

– Похоже, момент самый подходящий, – заметил офицер разведки, занимавшийся радиоперехватом. Он тоже был в курсе происходящего, тем более, почти вся информация, необходимая при подготовке операции, поступала руководству именно через этого человека. – Думаю, его можно будет взять именно в аэропорту, а уж провести эвакуацию – дело техники, – добавил он, имея в виду тайный вывоз Берквадзе за пределы Польши.

– В аэропорту? – задумчиво протянул, будто пробуя на вкус новое слово, помощник посла. – Нет, не в аэропорту, а в самолете! И эвакуацию мы сами проводить не будем, а поступим гораздо более нестандартным способом. – Резидент довольно усмехнулся, и во взгляде его блеснул прямо-таки юношеский задор. – Поднимай "тройку"!

Спустя час, когда Варшаву окутали сумерки, к ограждавшему летное поле столичного аэропорта трехметровому забору из металлической сетки неторопливо приблизились два человека. Они шли осторожно, оглядываясь по сторонам, словно ожидая внезапного нападения. В прочем, затравленными и испуганными они вовсе не казались.

Когда этим людям осталось пройти не более трех сотен метров до шлагбаума, перекрывавшего проход в ту часть аэропорта, где находились ангары для частных самолетов, навстречу им из полумрака выступил еще один.

– Дзень добже, панове, – вежливо поприветствовал крадущихся вдоль забора мужчин человек, спокойно подошедший к ним, словно и не замечая, как те двое напряглись, готовые в любой момент ударить или применить оружие, которое наверняка у них имелось.

Двое на мгновение замерли, ожидая дальнейшего развития событий, а затем один из них, невысокий крепыш лет сорока с пышными усами, точно у настоящего шляхтича, коротко спросил:

– Координатор?

– Так, панове, – усмехнувшись, ответил их собеседник, который, наконец, вышел в отбрасываемый лучами мощных прожекторов, озарявших летное поле, отблеск, позволяя разглядеть себя. Это был высокий стройный мужчина, гладко выбритый и коротко стриженый. Он передвигался плавно, точно подкрадывающийся к добыче хищник, в этом походя на двух других.

– Ян, – коротко представился тот, что был с усами, незаметно ослабляя захват на рукояти метательного ножа, укрепленного на запястье.

– Михал, – его напарник был гораздо моложе, на вид от силы лет тридцати, и производил впечатление быстрого и гибкого бойца, жилистого, неотягощенного ни граммом лишнего веса. Он тоже был гладко выбрит, но носил длинные волосы, точно рокер, завязанные на затылке в пышный хвост.

Назвавшийся координатором человек обвел взглядом своих будущих помощников, оценивая их. Он убедился, что тот, кто подбирал команду для предстоящей операции, не ошибся, придав в помощь координатору настоящих бойцов, сильных и подвижных, при этом полностью владевших собой, что было едва ли не более важным, чем физическая подготовка. Как раз такие люди и нужны были для того, что следовало совершить в ближайший час.

То, что будущие напарники были поляками, не вызывало сомнений, и это было нормально. Сам координатор прибыл в эту страну сутки назад, на таможне предъявив белорусский паспорт на имя Ивана Петровича Сидорчука. Польский таможенник, проверявший документы и прибывающих в его страну гостей, только равнодушно кивнул, поприветствовав координатора. А тот лишь мысленно порадовался, что действовать пришлось не в Штатах, помешанных на борьбе с терроризмом, а в тихой и спокойной Польше, бардак в которой сохранился еще с советских времен, и не думая уступать место хотя бы подобию порядка.

Вообще продемонстрированные на таможне документы были самыми настоящими, если не считать, что фотография в паспорте не имела почти ничего общего с подлинным Сидорчуком, сейчас спокойно проживавшим где-то в Волковыске. Если бы при пересечении границы приходилось предъявлять не только паспорт, но и новомодный электронный чип, содержащий закодированные биометрические данные его владельца типа отпечатков пальцев и рисунка сетчатки глаз, могли бы возникнуть серьезные проблемы. В прочем, на случай, если бы пришлось действительно проходить такой жесткий контроль, имелись некоторые контрмеры, которые координатор и те, кто обеспечивал его инфильтрацию, могли применить в соответствующей обстановке.

– Задача известна? – координатор вопросительно взглянул на поляков.

– Захват некоего лица, которое должно прибыть на аэродром, – невозмутимо ответил один из боевиков, тот, что назвался Яном. На самом деле они знали очень мало, лишь то, что следует прибыть в определенное время в определенное место, где их должен ждать координатор, одной из задач которого и являлся более подробный инструктаж. Оба жили своей жизнью, где-то работали, ничем не привлекая внимание полиции. Однако, получив условный сигнал, всего лишь бессвязный звонок по телефону, они тут же проверили содержимое специально оборудованных тайников, где и обнаружили фотографию неизвестного им до сего момента человека, а также указание места, куда они должны были явиться в установленное время.

По сути, оба поляка были простыми наемниками, которых мало заботила подоплека выполняемых ими акций, к слову сказать, в последнее время все более редких. Они даже не знали точно, чьи именно приказы приходится время от времени исполнять, все больше склоняясь к мысли, что уже несколько лет работают на печально знаменитую русскую мафию. И координатора, а также тех, кто стоял выше него, планируя операцию, это полностью устраивало.

– Верно, – встретивший двух наемников человек кивнул. – Наша цель – частный самолет марки "Лирджет-35". Необходимо дождаться, когда фигурант окажется на борту, установить контроль над самолетом, и поднять его в воздух. Фигурант при этом не должен пострадать, остальные, кто будет находиться в самолете, по возможности тоже должны остаться целыми и невредимыми. Как только самолет окажется в воздухе, можете считать, что ваша задача выполнена.

– Ясно, пан, – Ян спокойно кивнул, точно для него угон самолетов был каждодневной рутиной. Хотя, не зная точно, с кем его свела на эти краткие часы судьба, тот, кто командовал сейчас этой троицей, ни в чем не мог быть уверен.

– Вы вооружены? – спросил полностью удовлетворенный поведением своих помощников координатор, сразу распознавший в них профессионалов. Разумеется, он не мог знать, что старший из них имел за плечами несколько лет службы в морской пехоте, а младший, кроме того, что отслужил в десанте, сейчас работал частным охранником в одной малоизвестной, но пользующейся популярностью и доверием в определенных кругах конторе.

– Пан изволит шутить? – человек, представившийся Яном, а возможно, действительно носивший это имя, и явно игравший роль главного в этой паре, распахнул короткую крутку, демонстрируя удобно устроившийся подмышкой компактный пистолет-пулемет ПМ-63 калибра девять миллиметров, известный также под названием "Рак". Старое, но вполне надежное оружие, проверенное в действии во многих конфликтах, в самых разных уголках многострадальной Земли, внушало определенную уверенность.

Михал, до сих пор молчавший, следуя примеру своего товарища, задрал выпущенную поверх брюк фланелевую рубаху, позволив координатору рассмотреть торчащую из-за пояса рукоять пистолета, кажется, польского П-64, тоже девятимиллиметровой машинки, скопированной с немецкого "Вальтера". У координатора, кстати, в подплечной кобуре как раз и находился легкий и надежный "Вальтер-ППК", вернее, его французская копия, снабженная еще и глушителем.

– Добже, – убедившись еще раз, что работает с серьезными людьми, кивнул координатор.

– Объект уже на месте? – спросил Ян, кивком головы указывая на летное поле.

– Он будет минут через десять, – отрицательно мотнул головой координатор. – И мы должны ждать его в самолете.

– Пойдем через пропускной пункт? – Ян указал на освещенную изнутри стеклянную будку, приткнувшуюся возле шлагбаума. Сейчас на пороге ее курил охранник в распахнутом кителе.

– Нет, нам не нужен шум, – вновь помотал головой координатор. – Там двое охранников, незаметно мимо них не пройти, а ликвидировать этих двоих нет надобности. Мы вообще не должны оставлять следы. Поэтому просто перелезем через забор.

– Там есть система видеонаблюдения, – спросил вдруг Михал. – Нас могут заметить?

– Видеокамеры установлены только в зданиях терминалов, – ответил координатор. – Летное поле они не контролируют. Пеших патрулей там тоже нет.

Михал и Ян переглянулись, кивнув друг другу, и уверенно двинулись вслед за координатором к высокому забору. На то, чтобы перебраться через него, у каждого ушло ровно две секунды, и вот уже трое диверсантов, ибо кем еще могли быть люди, тайком проникающие на охраняемый объект, короткими перебежками двинулись к высившимся неподалеку ангарам. При этом Михал и координатор достали оружие, прикрывая друг друга и Яна, не спешившего браться за свой ПМ-63, во время бросков от укрытия к укрытию. Последний, к тому же, тащил увесистый вещмешок, который передал ему координатор. Содержимое его пока оставалось для поляков тайной.

Цель этой троицы, реактивный самолет "Лирджет-35", этакая изящная остроносая игрушка, стоял возле крайнего в длинном ряду ангара, ворота которого были распахнуты. Самолет был ярко освещен установленными на летном поле мощными прожекторами, находясь в перекрестии их лучей. Боковой люк, в открытом состоянии представлявший собой трап, был опущен, не доставая до бетонки несколько сантиметров. Возле самолета не было видно ни единой живой души, и это диверсантам было только на руку.

Когда на летном поле появился автомобиль Берквадзе, беспрепятственно пропущенный охраной после того, как водитель олигарха предъявил пропуск, возле самолета не произошло никаких изменений. Гоги Берквадзе, выбравшись из салона "Вольво" не без помощи телохранителя, здоровенного детины кавказской национальности, направился к "Лирджету", который спустя считанные минуты должен был унести его отсюда в более безопасные края.

Откровенно говоря, беглый нефтяной магнат втайне ожидал, что его арестуют если не по пути в аэропорт, то уж точно на летном поле. В последние часы Берквадзе не оставляло смутное, казалось бы, совершенно беспочвенное, иррациональное беспокойство. Чувство тревоги становилось все сильнее, и беглый миллиардер прилагал все усилия, чтобы не наделать глупостей. Но с каждой секундой справляться с собственным страхом было все труднее.

Лишь оказавшись в Варшаве, Гоги Берквадзе осознал, что, скорее всего, никогда больше не ступит на землю той страны, властям которой он столь опрометчиво бросил вызов. И если сам факт невозвращения в Россию мало заботил его – как-никак, имея деньги, можно обстроиться хоть в Буркина-Фасо, – то угроза, исходившая от целой державы, была весьма реальной. Конечно, и прежде Гоги доводилось наживать себе врагов – авторитетов-беспредельщиков, милицейских начальников, прокуроров. Но всякий раз удавалось решить все проблемы, неважно, при помощи "дипломата" с долларами, или же пары бойцов с АК-47. И лишь сейчас, оказавшись в чужой стране, где он, несмотря на все свои миллионы, был не более, чем гостем, чужаком, сопровождаемый единственным телохранителем, бывший нефтяной король вдруг почувствовал себя беззащитным.

Нет, верный, как пес, Зураб, был надежным человеком, готовым защищать своего босса любой ценой, и телохранителю неважно было, кого "валить", ментов, чекистов или обычных отморозков с ржавыми "наганами". Но Берквадзе сомневался, что русские опустятся так низко, чтобы подослать к нему обычного убийцу, пусть даже мастера, пусть даже целую команду. Все должно быть иначе, ведь спецслужбы огромной державы – это не воры в законе, у них есть люди, есть ресурсы, есть возможность надавить даже на правительство той или иной страны. И потому его возьмут живым, чтобы предать публичному суду, утвердить власть нового президента, а заодно запугать тех, кто еще не осознал, что настала новая эпоха, когда деньги больше не равны свободе и вседозволенности.

Но, черт подери, как смели они отбирать то, что было заработано ценой его, Гоги Берквадзе, пота и крови? Предприниматель и нефтяной магнат сбился со счета, вспоминая, скольких приятелей, оказавшихся чуть менее удачливыми, он в былые годы лично провожал в последний путь. Бизнес в России всегда был связан с риском, и тот, кто нерешителен, слаб, слишком законопослушен, чаще всего расстается с головой. Берквадзе оказался достаточно жестким дельцом, чтобы дойти до конца, создав свое маленькое государство, которому с некоторых пор никто не осмеливался угрожать.

Лишь сам он знал, чего это стоило, на какие жертвы пришлось пойти прежде, чтобы только сейчас почувствовать себя человеком, свободным, сильным, независимым, перестать пресмыкаться. И было бы действительно странно, если бы Берквадзе иначе воспринял попытку посягнуть на свою независимость. Он был намерен защищать то, что принадлежало ему и только ему, было плодом лишь его усилий, всеми возможными способами. Но ныне он ошибся в выборе противника.

Гоги Берквадзе перешел черту, осмелился совершить то, на что никто прежде не решался, и расплата отныне была неминуема. Нельзя было договориться с теми, кто шел по следу, подарив шикарный автомобиль или виллу на Мальдивах, как невозможно было и избавиться от них, кинув в окно ручную гранату. Гоги не рассчитал свои силы, и теперь против него была мощь целой страны. Молчание верных людей из Генпрокуратуры и МВД еще ничего не значило. Отсутствие вестей не только не успокаивало, но лишь вселяло большее волнение, ибо это было затишье перед бурей. И потому, Берквадзе, которому оставалось пробыть в Польше считанные минуты, даже удивился, не обнаружив в поле зрения ни единой полицейской машины или человека в униформе.

– Рубен, отгони машину и возвращайся в офис, – махнув рукой водителю, не терявшему время зря и сразу же развернувшему шведский лимузин, Берквадзе поднялся по трапу, сопровождаемый державшимся за спиной босса телохранителем.

В этот миг страх, который прежде удавалось держать в узде, стал силен как никогда. Делая последний шаг в проем люка, Берквадзе понял – его уже ждут. И стоило только бизнесмену оказаться внутри самолета, в бок ему уткнулось что-то твердое, холодное и пахнущее оружейной смазкой.

– Спокойно проходи в салон, – на ухо шепнул по-русски незнакомый голос. – И не шуми, Гоги.

– Что… – Берквадзе попробовал выскочить из самолета, но мощный удар вкупе с подсечкой отправил его в направлении пассажирских кресел, в которых сидели перепуганные пилоты и стюардесса, миловидная девица лет двадцати в белой блузке и до невозможности короткой юбочке. На ее лице сейчас застыла маска страха, чего нельзя было сказать о двух пилотах, на происходящее взиравших с философским спокойствием.

Вообще салон восьмитонного самолета изначально мог вместить до восьми пассажиров, но самолет, принадлежавший Берквадзе, был переоборудован по его личным требованиям, и в нем было лишь шесть мягких кресел, а остальное пространство занимал бар и терминал спутниковой связи, совмещенный с компьютером. На переборке был укреплен огромный плазменный монитор, настоящий киноэкран.

Берквадзе, от неожиданности хрюкнув, совершил короткий полет и уткнулся лицом в обивку кресла, пытаясь подняться на ноги, вдруг отказавшиеся слушаться его. Телохранитель же, ничего не заметивший, меж тем спокойно поднялся вслед за шефом, и туту же в лицо ему уставился черный зрачок автоматного ствола.

– На колени, пан, – Ян нехорошо усмехнулся, не отводя взгляда с плечистого мужика, на миг растерявшегося. – Ствол на пол!

– Сука, – телохранитель ринулся вперед, словно увидевший красную тяпку бык, намереваясь просто задавить поляка своей массой. Он был обучен бою на ограниченном пространстве, и мог надеяться на успех, не окажись лицом к лицу с ним такой же профессионал.

Чуть посторонившись и пропустив яростно зарычавшего телохранителя вперед, Ян развернулся, ударив его ребром ладони по шее. Однако охранник Берквадзе смог уклониться, нанеся в ответ мощный удар ногой в живот Яна. Поляк отлетел назад, едва не выронив оружие, а его противник уже выхватывал из-под пиджака тяжелый "Глок-17" калибра девять миллиметров, оружие мощное, надежное, и оттого пользовавшееся заслуженным уважением.

– Зураб, мочи их! – крикнул стоявший на коленях возле пилотской кабины Берквадзе, которого уже держал на прицеле человек, известный здесь и сейчас как координатор. Отверстие в цилиндрическом глушителе уставилось грузину точно между глаз, и он счел за лучшее умолкнуть, не провоцируя неизвестных террористов.

Австрийский пистолет "Глок" интересен тем, что для снятия его с предохранителя нужно просто поплотнее обхватить рукоять и нажать на спусковой крючок. Второе нажатие при этом позволяло произвести выстрел. Доля секунды – и противник уничтожен, но именно этой доли секунды не хватило телохранителю Зурабу. Ян, лежавший на полу, из самой неудобной позы метнул короткий клинок, пробивший его противнику предплечье. Зураб вскрикнул, выпустив пистолет из рук, а секунду спустя вскочивший на ноги поляк ударом по печени вырубил его, толкнув бесчувственное тело в одно из свободных кресел.

– Не шуми, пан, – Ян с усмешкой взглянул на стоявшего на коленях Берквадзе. – Никто никого мочить не будет.

– Кто вы такие? – зло, еще, кажется, не понимая, что происходит, спросил Берквадзе, попытавшись встать на ноги. Координатор одним стремительным ударом вернул его в исходное положение. Не то, чтобы нефтяной магнат представлял особую опасность в ближнем бою, но стоило сразу поставить его на место.

– Что вам нужно? Что все это значит? – продолжал яриться Берквадзе, нутром чуявший, как можно объяснить происходящее.

– Сядь в кресло и пристегнись, – спокойно произнес координатор, отступая на пару шагов к пилотской кабине, из которой выглянул сжимавший в руке пистолет Михал. Убедившись, что его вмешательство не требуется, парень вновь скрылся за дверью. – Мы немного полетаем, Гоги, только и всего.

– Это что, похищение, – прорычал Берквадзе. – Сколько тебе заплатили? – Он сразу понял, что главным в этой троице является светловолосый мужчина, вооруженный "Вальтером" с глушителем, и теперь обращался только к нему: – Скажи, сколько? Я дам больше! Втрое больше плачу, вчетверо!

– Сядь в кресло, – нарочито негромко, жестоким тоном повторил координатор, указав стволом направление. – И заткнись, Гоги, будь любезен.

– Да ты не знаешь, с кем связался, – решил сменить тактику оказавшийся в заложниках олигарх. – Ты представляешь, что с тобой сделают? – кричал Берквадзе, скалясь и брызжа слюной. – Ты же покойник!

– Покойником станешь ты, если не уберешь свой язык в задницу, – рявкнул координатор. – И поверь, мне доставит большое удовольствие пустить тебе пулю промеж глаз, – добавил он, ласково улыбнувшись.

Берквадзе, поняв, что с ним не шутят, все же счел за лучшее замолчать и плюхнулся в кресло, после чего человек с "Вальтером" надежно закрепил его ремнями безопасности, заблокировав для надежности замок. Как ни крути, Берквадзе в былые времена был тяжелоатлетом, и вполне мог стать помехой в задуманном деле, поэтому дополнительные меры предосторожности были не лишними сейчас.

Координатор, закончив процесс упаковки олигарха, сейчас только рычавшего сквозь зубы в бессильной ярости, выглянул в проем люка, окинув взглядом взлетную полосу. К счастью, никто ничего не заметил, и сейчас к самолету не спешила охрана аэропорта или вызванная кем-нибудь не в меру бдительным полиция. Водитель Берквадзе, который мог поднять тревогу, уже покинул летное поле, а значит, все прошло именно так, как задумывалось изначально.

– Господа, – координатор, закрыв люк, обратился к пилотам, неподвижно сидевшим возле кабины, в которой сейчас хозяйничал Михал. – Прошу вас занять свои места. Готовьтесь к взлету.

– Куда летим? – спокойно спросил один из пилотов, уже догадавшийся, что план полета придется изменить.

– Пока прежним маршрутом, – ответил усмехнувшийся координатор. – В Лондон. Когда береговая линия будет близко, вы измените курс. И прошу вас, господа, не пытайтесь связаться с землей и позвать на помощь. К вам у нас нет ни малейших претензий, может быть спокойны на этот счет, но любые ваши выходки, не предусмотренные планом, будут пресечены быстро и максимально жестко.

Первый пилот, заняв свое место, настороженно покосился на устроившегося справа от него Михала, положившего пистолет на колени и нацепившего наушники. Однако, пытаясь не терять самообладания, летчик все же приступил к предполетной подготовке. Его пальцы метнулись по консоли, и двигатели, расположенные в гондолах в хвостовой части самолета, взвыли, набирая обороты.

– Земля, я – борт сто семь, – пилот вызвал контрольную башню варшавского аэропорта. – Прошу разрешения на взлет.

– Борт сто семь, я земля, – раздалось в ответ. – Взлет разрешаю. Ваш эшелон – шесть тысяч. Как понял меня, сто седьмой?

– Понял вас, земля, – чуть напряженным голосом, ибо трудно оставаться спокойным, когда на тебя направлено оружие, ответил пилот. – Эшелон шесть тысяч. Предполетная подготовка завершена, начинаю взлет.

Турбореактивные двигатели "Гаррет" завыли на полтона выше, самолет ощутимо дрогнул и начал разворачиваться, выруливая на взлетную полосу. В отличие от многотонных аэробусов легкому "Лирджету" для подобных маневров не требовался тягач-буксировщик. Наконец крылатая машина замерла в начале ярко освещенной взлетной полосы, пилот толкнул от себя ручку управления двигателями, и личный самолет Берквадзе, стремительный и легкий "Лирджет-35" начал разгон.

– Пристегнись, – координатор коснулся плеча Яна, сидевшего возле него в начале салона, лицом к Берквадзе и его уже пришедшему в себя телохранителю. Координатор успел перевязать рану Зураба и на всякий случай сделал ему укол морфина. Сейчас зверообразный охранник только сверкал глазами, так выражая свою ярость.

– А как потом вернуться на родину? – спросил поляк, защелкнув замок ремня безопасности на животе. – У нас нет документов. Нас не пустят через границу.

– С парашютом прыгать приходилось? – координатор оценил невозмутимость своего напарника.

– Так, пан, – сохраняя невозмутимое выражение лица, коротко кивнул Ян. – А что, придется прыгать?

– Да уж, придется, – усмехнулся координатор. – Не беспокойся, все продумано. Вам Польшу покидать не понадобится, будь уверен.

Перегрузка, разумеется, далеко не столь сильная, как в боевых самолетах, вдавила всех, кто находился в салоне "Лирджета", в кресла. Тела на мгновение наполнились тяжестью, а затем это неприятно ощущение отступило.

– Ну, слава тебе, Господи, – вздохнул координатор, наблюдая в иллюминатор, как тают внизу огни взлетной полосы. – Взлетели. Взлетели же, черт вас всех дери! – Закричал вдруг он, и радостно рассмеялся.

Самолет уверенно набирал высоту, огни аэродрома остались внизу, а небо на востоке начало светлеть. Приближался новый день.

Глава 7 Возвращение блудного олигарха

Гдыня, Польша – Калининградская область, Россия – Москва, Россия

22 апреля

Лейтенант Станислав Лещинский со скучающим видом смотрел на мерцающий монитор, на котором отображалась обстановка в воздухе над всем побережьем Балтийского моря, от Германии до Калининграда. Размеренно вращавшиеся антенны радиолокационной станции, располагавшейся в сотне километров от Гдыни, ажурные конструкции причудливой формы, похожие на стальные кружева, непрерывно ощупывали небосвод, фиксируя любой находящийся в воздухе объект, если он был хоть немного крупнее птицы.

Наследие советских времен, этот радар, несмотря на свой почтенный возраст, был по-прежнему надежен и точен, сообщая координаты с погрешностью не более десятка метров даже для самого удаленного от наблюдателей объекта. В ближайшее время натовские специалисты должны были заменить электронное оборудование этой радиолокационной станции на сверхсовременные американские и британские радары, но этот момент еще не наступил, пока же воздушные границы Польши успешно охраняли изделия русских конструкторов и инженеров, вполне справлявшиеся со своими задачами.

В главном помещении радиолокационной станции царила тишина, нарушаемая лишь приглушенным гулом, издаваемым блоками питания многочисленных мониторов. В течение минувших четырех часов, а именно столько длилась смена Станислава и еще трех офицеров, обеспечивавших безопасность воздушных рубежей Польши с северного направления, не происходило ровным счетом ничего интересного. Все так же двигались по давным-давно отведенным для них воздушным коридорам громадины аэробусов, порой взмывали в небо тренировочные самолеты с нескольких военно-воздушных баз, раскиданных вдоль побережья, да еще кружили над морем германские и норвежские истребители, устроившие очередные маневры. Пожалуй, только эта активность, в прочем, не ставшая для поляков неожиданностью, ведь и они с недавних пор входили в НАТО, зная обо всех намечавшихся учениях, вносила некоторое разнообразие в скучную службу.

Резкий писк зуммера системы оповещения заставил задумавшегося лейтенанта вздрогнуть, затем впившись глазами в экран. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы найти причину тревоги. Частный самолет, взлетевший с варшавского аэродрома и теперь направлявший в сторону Британии, вдруг сбросил высоту, снизившись до тысячи метров. В обязанности дежурного офицера пункта воздушного контроля входило выяснения таких непонятных манеров, и Станислав, настроившись на частоту гражданских пилотов, вызвал подозрительно быстро снизившийся борт:

– Борт сто семь, говорит станция воздушного контроля Гдыни, – не отрываясь от монитора, забормотал в микрофон лейтенант. – Вы теряете высоту. Что происходит? Ответьте мне, борт сто семь!

Станислав ощутил неподдельное беспокойство. Там, над волнами Балтики, могло произойти все, что угодно, начиная от выхода из строя автопилота, до пожара двигателей и разгерметизации салона. Возможно, пилоты, мозг которых испытывал недостаток кислорода, уже потеряли сознание, невольно толкнув штурвалы вперед и увлекая крылатую машину к поверхности моря.

– Я сто седьмой, – в наушниках после секундной задержки раздался спокойный голос, явно принадлежавший пилоту. Поскольку вся беседа шла на английском языке, понять, сидит ли за штурвалом поляк или же иностранец, не представлялось возможным. – У нас все в порядке, полет проходит нормально. Вероятно, попали в воздушную яму.

Лейтенант Лещинский облегченно вздохнул, порадовавшись, что тревога оказалась ложной. Судя по показаниям радара, самолет действительно карабкался наверх, уже почти набрав расчетную высоту. Однако, спокойствие офицер продлилось недолго.

Человек, сейчас скрывшийся под то ли званием, то ли должностью "координатор", сверился с показаниями приборов, повернув штурвал вправо. Легкий "Лирджет" тут же накренился, заваливаясь на крыло и меняя курс. Тот, кто сейчас управлял самолетом, понимал, что от взоров польских пограничников изменение курса не скрыть, но рассчитывал добраться до безопасной зоны прежде, чем они что-то успеют предпринять.

За несколько минут до этого двое поляков, Ян и Михал, покинули самолет, выпрыгнув с парашютами. Именно это и заставило координатора снизиться до безопасной высоты, ведь кислородного оборудования у него не оказалось, а без него прыжки с высоты пять километров были весьма рискованными.

– Вы хорошо поработали, – поблагодарил координатор своих помощников, уже надевших парашюты. – Все прошло просто идеально. Благодарю вас.

– Мягкой посадки, пан, – только и сказал напоследок Ян, затем спокойно шагнув в распахнутый люк вслед за своим напарником, над головой которого уже расцвел диковинным цветком купол парашюта.

Координатор, которому помощь польских товарищей была теперь не нужна, после того, как его сообщники покинули захваченный самолет, принадлежавший Гоги Берквадзе, заперся в пилотской кабине, выгнав оттуда летчика. Координатор имел достаточный опыт, чтобы довести легкий самолет, принадлежавший самоуверенному олигарху, до цели, и совершить посадку. Остановить его, казалось, не мог никто. Теперь до самой посадки координатору уже не было нужды выходить в салон, а пассажиры при всем желании не смогли бы помешать угонщику завершить свою миссию.

Однако то, что не под силу было пассажирам захваченного самолета, попытались сделать польские пограничники, которым явно не понравилось, что самолет, с которым внезапно прервалась связь, друг начал разворачиваться в сторону российской границы.

– Пан полковник, – лейтенант Лещинский обратился к сидевшему здесь же, в помещении контрольного поста, командиру. – Борт сто семь меняет курс. Лег на курс сто девяносто, приближается к российской границе.

– Свяжитесь с ним, – бросил полковник. – Выясните, что происходит.

– Он не отвечает на наши запросы, – виновато развел руками Станислав, при этом не спуская глаз с монитора. – Но я уверен, что пилоты нас слышат превосходно.

– Сто седьмой? – задумался полковник. – Что это за самолет?

– Частный самолет, принадлежит какому-то русскому бизнесмену, – на мгновение лейтенант задумался, вспоминая сложную и непривычную фамилию. – Некий Берквадзе. Кажется, он занимается экспортом нефти.

– Если это русский, то я, должно быть, египетский бедуин, – усмехнулся полковник, в следующий миг придав лицу серьезное и озабоченное выражение: – Свяжитесь с ближайшей военно-воздушной базой, лейтенант. Пусть поднимут звено истребителей и заставят этого русского приземлиться. Мне совсем не нравится его поведение.

Приказ на взлет застал капитана Ежи Ковача в помещении для пилотов в готовности номер два, то есть в летном комбинезоне и шлеме, но вне кабины истребителя. Командир дежурного звена коротал время, играя в карты со своим ведомым, но стоило только завыть сирене, как спустя считанные минуты полностью экипированные летчики находились в кабинах своих самолетов.

– Орел-один, – Ковача вызывал командный пункт. – Приказ направиться в квадрат семнадцать для визуального наблюдения за частным пассажирским самолетом типа "Лирджет-35", отклонившимся от курса. В случае если самолет попытается уйти в воздушное пространство сопредельной страны, оттеснить его от границы и принудить к посадке. Как понял меня, Орел-один?

– Вас понял, земля, – мгновенно откликнулся Ежи. – Разрешите взлет?

Пилот только порадовался, что скучное и до омерзения однообразное дежурство обернулось хоть каким-то событием. Все лучше, чем сидеть полдня на аэродроме, не имея возможности хоть на пять минут вылезти из не слишком удобного высотного костюма.

– Взлет разрешаю, Орлы.

Команда была дана, и два истребителя МиГ-29, лучшие в польских вооруженных силах машины такого класса, взмыли ввысь, разворачиваясь на боевой курс. На смену им уже поступали американские F-16C одной из последних модификаций, но пока новые истребители не были освоены строевыми летчиками, да и в любом случае капитан Ковач всегда полагал именно русский "миг" лучшим воздушным бойцом. А уж в пилотировании этой машины Ежи равных не было во всех военно-воздушных силах страны.

Пассажирский самолет "Лирджет-35" не был оборудован радаром кругового обзора, абсолютно не нужным машине такого класса. Поэтому о появлении в небе новых действующих лиц координатор, который вел свой летательный аппарат к границе Калининградской области, узнал, лишь, когда мимо него на огромной скорости промчался покрытый пятнами камуфляжа истребитель. Координатор мгновенно опознал в самолете, прошедшем в опасной близости от "Лирджета" старый добрый МиГ-29, плоскости которого были украшены красно-белыми "шаховницами", свидетельствовавшими, что этот истребитель имеет честь принадлежать польской авиации.

– Борт сто семь, с вами говорят военно-воздушные силы Польши, – координатор, хотя сам на связь не выходил, отлично слышал запрос с истребителя. – Немедленно вернитесь не прежний курс и доложите обстановку на борту. Повторяю, немедленно отзовитесь.

Истребители, которых оказалось целых два, полное звено, кружились над беззащитным "Гольфстримом", словно коршуны, не забывая демонстрировать остроносые ракеты, подвешенные под крыльями. И координатору, который понимал, что его пытаются насильно посадить, осталось только уйти на предельно низкие высоты, бросив самолет в крутое пике. Вероятно, пассажиры в этот момент пережили не самые приятные мгновения, но того, кто сидел за штурвалом, это мало заботило, лишь бы все остались живы.

Под брюхом пытавшегося увернуться от наскоков польских "мигов" самолета мелькнула полоса прибоя, и вот уже "Гольфстрим", маневрирующий, точно истребитель во время боя, летит над свинцовыми водами Балтики. Координатор, уверенно управлявший самолетом, понимал, что поляки все равно оттеснят его от спасительной линии границы, заставив рано или поздно приземлиться, ведь топлива в баках "Гольфстрима" Берквадзе было не так уж и много.

Видели, в какую опасную ситуацию попал вылетевший из Варшавы самолет нефтяного магната, и на контрольной башне военно-воздушной базы в калининградском Красногвардейске. Группа офицеров, сверкавших большими звездами и золотым шитьем на мундирах, столпилась за спиной оператора РЛС, дыша ему в затылок и наблюдая за мельтешением меток воздушных целей на мерцающем экране.

– Оттирают от границы, твари, – сквозь зубы прорычал невысокий коренастый подполковник, который следил на происходящим на мониторе, стиснув кулаки. – Ему не прорваться, точно!

– Нужна воздушная поддержка, – решительно заявил высокий молодой мужчина в штатском, единственный гражданский человек, сразу выделявшийся из толпы офицеров. – Товарищ генерал, прикажите поднять в воздух хотя бы одно звено истребителей. – Человек в штатском взглянул на коротко стриженого немолодого мужчину с авиационными петлицами и генеральскими звездами на погонах.

– Не хватало нам еще с ляхами воевать, – генерал Веригин, заместитель командующего авиацией Ленинградского военного округа, прибывший в Красногвардейск буквально считанные часы назад, недовольно нахмурился. – Мы все равно не имеем права вмешиваться, ведь поляки над своей землей, и могут творить все, что им заблагорассудится. Что такого в этом самолете, полковник? Мне ваши чекистские штучки ох как не нравятся.

– Я понимаю, товарищ генерал, – мужчина в штатском, названный полковником, и таковым являвшийся на самом деле, согласно кивнул. – Но эта операция санкционирована самим Верховным главнокомандующим, и мы все должны обеспечить ее успешное завершение.

– А где приказ, – набычился Веригин, не обращая внимания, что ссорится с младшим по званию, пусть то и был офицер не армейский, а из ФСБ, при подчиненных. – Где приказ с подписью, датой, номером, я вас спрашиваю?

– Такого приказа нет, и не будет, – невозмутимо ответил полковник, чуть заметно усмехнувшийся. В ухмылке его мелькнуло явное превосходство над всеми, собравшимися здесь офицерами. – Но это не значит, что распоряжения президента не нужно выполнять, – веско добавил чекист. – Я же не заставляю вас вступать в войну с поляками, их достаточно просто припугнуть, отогнать истребители от нашего самолета, чтобы он смог пересечь границу, только и всего. Все дипломатические детали оставьте нам, товарищ генерал. Это уже не дело военных.

– Хорошо, – генерал кивнул, тяжело вздохнув. Игры разведчиков ему совсем не нравились, но он понимал, что дело серьезное, раз даже его в спешном порядке вытащили из отпуска. Веригин обернулся к стоявшему позади него авиационному подполковнику: – Скомандуйте дежурному звену взлет. Нужно прикрыть пассажирский самолет и довести его до базы.

Координатор, прижимавшийся к самой воде, так низко, что волны едва не касались рассекавших воздух плоскостей, пытался прорваться сквозь карусель, что устроили вокруг его самолета польские истребители. "МиГи" кружили над беззащитным "Лирджетом", проносясь перед самым его носом или имитируя лобовую атаку и заставляя тем самым пилота пассажирского самолета отворачивать в сторону, отдаляясь от российской границы.

Далеко не всякий смог бы сохранить хладнокровие, видя, как на него, лоб в лоб, надвигается со скоростью чуть меньшей, чем скорость звука, двадцатитонная махина фронтового истребителя. При этом польские пилоты непрерывно требовали изменить курс, вызывая "Лирджет" Берквадзе на связь. Координатор всегда считал себя достаточно выдержанным человеком, но сейчас он почувствовал, как взмокли ладони, сжимавшие штурвал, а в животе возникла сосущая пустота.

Два стремительных "журавля", тяжелых истребителя Су-27, грозных и изящных, как все по-настоящему смертоносное, спикировали из облаков, устремившись на польские самолеты. Спустя несколько мгновений в кабинах "МиГов" заверещала система предупреждения о радиолокационном облучении "Береза". Русские пилоты, сблизившись с поляками на предельно малую дистанцию, включили радары, выдавая свое присутствие, лишь когда находились уже в пределах видимости.

– КП, – ведущий звена "Сухих", майор Рогов вызвал командный пункт, на котором в этот момент было не протолкнуться от гостей с большими звездами. – Я Двести семьдесят первый. Наблюдаю два истребителя МиГ-29 с опознавательными знаками польских ВВС в непосредственной близости от границы воздушного пространства РФ. Также вижу пассажирский самолет типа "Лирджет-35", на предельно малой высоте следующий в направлении границы. Истребители имитируют лобовые атаки на пассажирский самолет, пытаясь оттеснить его вглубь польских территориальных вод. Жду ваших указаний, готов применить оружие по всем целям.

"Журавли", выполнив плавный разворот и набрав высоту, легко зашли в заднюю полусферу преследовавшим самолет Берквадзе, точно гончие, польским истребителям, заняв наилучшую позицию для атаки но сами находясь вне досягаемости оружия вероятного противника.

– Земля, я Орел-один, – Ковач, только услышав предупредительный сигнал, тоже связался со своей базой. – Я в захвате, повторяю, я в захвате! На меня наводят ракеты!

– Вас понял, Орел-один, – руководивший полетами офицер уже знал о появлении русских истребителей, и сейчас ждал ответа из штаба о том, что предпринять дальше.

– Земля, вижу два истребителя Су-27, – капитан Ковач, наконец, опознал противника, появившегося столь внезапно, словно материализовавшись из воздуха. – Это русские, и они взяли меня на прицел. Какие указания, земля? – Как и любой истребитель, попавший в захват чужого радара, капитан нервничал, понимая, что уклониться от выпущенных с такого малого расстояния ракет не смог бы самый опытный пилот. – Земля, ответьте скорее, черт возьми! Они же могут выстрелить в любой момент! Мне что, можно применять оружие?

– Орел-один, срывайте захват. Выполняйте противоракетный маневр, – услышав приказ с земли, Ковач резко бросил свой истребитель вниз, поставив его на ребро. Но радиолокационный прицел, установленный на русском истребителе, не выпускал цель несмотря на все старания пилота.

А сидевший в кабине своего истребителя Рогов спокойно наблюдал за метавшимся в полусотне километров от него польским "МиГом", пытавшимся выйти из конического луча бортовой радиолокационной станции "Меч". Под крыльями Су-27 были подвешены четыре ракеты "воздух-воздух" средней дальности, и если бы с земли поступила команда, оба польских истребителя уже скрылись бы в балтийских волнах.

– КП, польские истребители маневрируют, пытаются сорвать захват. – В этот момент и в кабине "Сухого" взвыла "Береза", извещая летчика, что он попал в зону действия бортовых локаторов противника. То ведомый Ковача, подобравшись на дистанцию пуска ракет, включил бортовую РЛС. – Земля, я в захвате! Прошу разрешения на противоракетный маневр с переходом в атаку.

– Двести семьдесят первый, приказываю отсечь польские истребители, – тот, кто с земли, с безопасного расстояния наблюдал за диковинными танцами стальных "птиц", ответил мгновенно. – В бой не вступать, открывать только ответный огонь в случае атаки. Обеспечить возможность пассажирскому самолету беспрепятственно войти в воздушное пространство России.

В круговерти, устроенной "МиГами" поляков, которые вели себя агрессивно и рискованно, вдруг возникла брешь. Координатор, почувствовав, что польским перехватчикам на какое-то время стало не до него, направил свой самолет в сторону Калининграда, выжимая из турбин все, на что они были способны. И ведомый Ковача, увидев это, и пока не получив отмены прежнего приказа, бросил свой истребитель наперерез, не замечая, что вторгся в чужое воздушное пространство.

– Земля, я Двести семьдесят второй, – ведомый майора Рогова, наблюдавший на экране бортового радара маневр поляка, вызвал командный пункт. – Истребитель МиГ-29 польских военно-воздушных сил нарушил воздушную границу Российской Федерации. Прошу разрешения открыть предупредительный огонь.

А Ковач, описывавший круги возле невидимой черты, за которой начиналось русское небо, все ждал распоряжений своего командования. Добыча ускользала от преследователей. Польский пилот видел, как преследуемый звеном капитана "Лирджет" благополучно пересек границу, оказавшись теперь в полной безопасности, разве что поляки решились бы выпустить вслед ему ракеты, но это уже грозило схваткой с русскими истребителями. А за ним, словно обезумев, ринулся ведомый Ежи.

– Второй, назад, – капитан Ковач рявкнул так, что, пожалуй, не нужна была и рация. – Немедленно прекратить преследование, Второй! – Сейчас оба русских Су-27, забыв о Ежи, заняли позицию для атаки второго истребителя, и, нет сомнений, в любой миг они должны были получить такой приказ со своей базы. В этом случае ему самому, капитану Ежи Ковачу останется только отомстить за смерть товарища.

– Орел-два, немедленно разворачивайтесь на сто восемьдесят градусов, – с земли тоже видели, что перехватчик пересек границу, и там понимали, чем это может обернуться. Воевать же с русскими из-за какой-то ерунды никто не хотел. – Орел-один, орел-два, приказываю прекратить преследование и вернуться на базу. Возвращайтесь, Орлы!

"МиГи", выполнив разворот, на крейсерской скорости ушли в сторону своей базы, так же поступили и русские "Журавли". Они пристроились по обоим бокам от набравшего высоту "Лирджета", демонстрируя тем, кто в этот момент находился в салоне, красные звезды на плоскостях и подвешенные под крыльями хищно щерившиеся боевые ракеты.

Зрелище это, нужно сказать, произвело на пассажиров неизгладимое впечатление, ведь очень трудно оставаться спокойным, зная, что в любой момент самолет вместе с тобой может превратиться в шар раскаленных газов, достаточно будет короткой очереди из тридцатимиллиметровой пушки.

– Земля, земля, говорит борт сто семь, – переключив рацию на передачу, координатор на стандартной частоте гражданской авиации вызвал своих тех, кто с нетерпением следил за развернувшейся возле границы драмой, едва не перешедшей в трагедию. – Прошу посадки. Укажите координаты посадочной полосы.

– Сто седьмой, я земля, – диспетчер на командном пункте военного аэродрома, получивший соответствующие инструкции от представителя контрразведки, отозвался сразу. – Вам разрешена посадка на военно-воздушной базе Красногвардейска, полоса номер пять. Следуйте за эскортом, они покажут направление.

– Вас понял, земля, – координатор, наконец, осознавший, что операция завершилась, причем самым успешным образом, облегченно вздохнул. – Следую за эскортом, полоса пять.

Полковник ФСБ, наблюдавший за происходящим с контрольной вышки, господствовавшей над огромным аэродромом, тоже облегченно вздохнул, твердо уверенный в том, что теперь ничто не сможет помешать успешному завершению операции. Быстро что-то прикинув в уме, он обернулся к командовавшему аэродромными службами офицеру:

– Товарищ подполковник, если возможно, направьте на полосу номер пять взвод солдат с оружием. На борту "Лирджета" находится опасный преступник, его необходимо взять под особую охрану.

– Есть, товарищ полковник, – подполковник Уткин, начальник дежурной смены, которому неожиданно довелось присутствовать при столь странных событиях, козырнул. – Вы собираетесь встретить самолет на полосе, или будете ждать здесь?

– Нет, я хочу быть на месте, – помотал головой сотрудник ФСБ.

– Тогда я прикажу подать машину, – предложил Уткин. – Самолет приземлится через пять минут, мы к этому моменту уже будем на полосе.

Когда на горизонте показалась взлетная полоса, огромное поле, залитое бетоном и расчерченное, точно оживленная магистраль в центре города, эскорт "Лирджета" взмыл ввысь, уходя на свою базу. А координатор, управлявший пассажирским самолетом, начал снижаться, заходя на посадку. Он выпустил закрылки, резко гася скорость самолета, и сбавил обороты двигателя. "Лирджет-35" опускался все ниже и ниже, и, наконец, шасси его с резким визгом коснулись бетонного покрытия полосы.

Самолет прокатился еще несколько десятков метров, пока координатор, действовавший как профессиональный пилот, не нажал на тормоз, одновременно переведя двигатели на реверс. Легкий "Лирджет" замер посреди огромного аэродрома, и откуда-то с краю к нему покатился тупоносый ГАЗ-66 цвета хаки. Грузовик замер в полусотне метров от неподвижно стоявшего самолета, и из-под брезентового тента, легко перемахивая через задний борт грузовика, на полосу посыпались солдаты в полной амуниции и с оружием. Оцепив самолет, они взяли наизготовку автоматы, нацелив их на все люки и иллюминаторы.

Солдаты настороженно смотрели на самолет, если так можно выразиться, не подававший никаких признаков жизни, из-под низко надвинутых касок. За спинами их скрипнули тормоза резко остановившегося "УАЗа", из которого выбрался молодой человек в штатском, сопровождаемый подполковником с летными петлицами. Вновь прибывшие остановились напротив входного люка, сейчас наглухо задраенного.

Несколько минут царило напряженное молчание, и солдаты, не вполне понимавшие, что происходит, нервно сжимали рукоятки автоматов, готовые, если последует приказ, за считанные секунды изрешетить самолет, гарантированно уничтожив всех, кто там мог находиться. Наконец люк плавно опустился, и на бетон летного поля спрыгнул человек в кителе пилота гражданской авиации.

– Не стреляйте, – летчик, увидев нацеленные на него автоматы целого взвода бойцов, вскинул руки высоко над головой. – Пожалуйста, не стреляйте!

– Ко мне, живо! – приказал командовавший взводом лейтенант. Пилот, не смея противиться, бегом бросился к строю солдат, на всякий случай не опуская рук, чтобы не вызвать прицельный залп.

Вслед за летчиком самолет покинула стюардесса, затем из проема люка выбрался здоровенный мужик кавказской наружности, который на самом деле был телохранителем Берквадзе, а вслед за ним спустился и сам Берквадзе, поддерживаемый вторым пилотом.

Офицер ФСБ, увидев олигарха, уверенно направился к нему, сопровождаемый двумя солдатами, закинувшими автоматы за спину.

– Гражданин Берквадзе, – чекист остановился в трех шагах от магната, со смесью испуга и бешенства озиравшегося по сторонам. – ФСБ России. Вы арестованы по обвинению в организации покушения на президента Российской Федерации. – Полковник качнул в воздухе никелированными наручниками. – Вам придется пройти с нами.

– Это бред, – помотал головой Гоги Берквадзе. – Вы за это ответите! С вас всех головы снимут!

– Гражданин Берквадзе, – повысил голос полковник. – Нам некогда ждать. Хотите, чтобы к вам применили силу?

Наручники легко защелкнулись на запястьях олигарха, который и в самом тяжком бреду не мог представить еще пару часов назад, что в Россию он вернется таким необычным способом. А когда арестованного нефтяного магната под конвоем солдат из батальона охраны аэродрома повели к стоявшему на дальней полосе Ту-134, принадлежавшему Федеральной службе безопасности, самолет покинул последний его пассажир.

Человек, во время этой операции являвшийся лишь безликим координатором, легко сбежал вниз по короткому трапу, сразу разглядев в толпе солдат человека в штатском.

– Товарищ полковник, – координатор не стал отдавать честь, прикладывая руку к непокрытой голове, а просто вытянулся по стойке смирно перед офицером. – Задание выполнено. Берквадзе доставлен.

– Молодец, – полковник крепко пожал сильную ладонь координатора. – Чисто сработано. В рапорте я непременно отражу ваши безупречные действия. – Полковник вдруг усмехнулся: – А когда поляки таранили, страшно не было?

– Было, – усмехнулся в ответ координатор. – Но об этом, думаю, в рапорте писать не нужно?

– Ладно, – полковник указал на туполевский лайнер. – Нас ждет самолет, нужно срочно доставить "груз" в Москву. – И он первым направился к лайнеру. Операция была завершена.

Спустя три часа Ту-134, на борту которого находился Гоги Берквадзе, приземлился в военном секторе столичного аэропорта Шереметьево. Операция должна была проходить в условиях жесткой секретности, но к тому моменту, когда подозреваемый в организации столь наглого преступления прибыл в Москву, какая-то информация все равно просочилась за пределы ФСБ, да и трудно было скрыть абсолютно от всех историю с чуть ли не воздушным боем между русскими и польскими истребителями. Поэтому в аэропорту приземления спецрейса из Калининграда уже ожидали несколько десятков журналистов, в том числе и представители западных изданий и телеканалов, аккредитованный в Москве. Охрана аэропорта кое-как сумела удержать их от того, чтобы ринуться на летное поле.

– За моей спиной только что совершил посадку вылетевший из Калининграда самолет, на борту которого, по неподтвержденным данным, находится известный в кругах российского бизнеса Гоги Берквадзе, генеральный директор и владелец более сорока процентов акций компании "Нефтьпром", одного из крупнейших поставщиков энергоносителей в страны Европы. – Гарри Хопкинс скороговоркой произносил заранее отрепетированные фразы, глядя в объектив камеры. Британский репортер со своим оператором прибыли в Шереметьево одними из первых, и Гарри никак не мог понять, какими путями шеф московского бюро "Би-Би-Си" добыл такую информацию. Однако журналисту был дан четкий приказ, и вот он уже вел репортаж из аэропорта: – По нашим данным, Берквадзе, обвиняемого в организации недавнего покушения на президента России, арестовали на территории Польши с участием русских спецслужб, осуществивших тайную операцию в лучших традициях советского КГБ. Есть информация, что личный самолет Берквадзе, на котором он прибыл в Польшу по делам своего бизнеса, был перехвачен в воздухе русскими истребителями, принудившими его совершить посадку на одной из военных баз Калининградской области, где его уже ожидали сотрудники Федеральной службы безопасности России.

Уильям Бойз, бессменный оператор Хопкинса, человек, проверенный в деле, не единожды побывавший в разных переделках вместе со своим коллегой, крупным планом взял остановившийся в конце полосы туполевский лайнер, старую, но вполне надежную крылатую машину, к которой от здания терминала устремились несколько автомобилей. Из микроавтобусов с тонированными стеклами выскочили мужчины в масках и черных комбинезонах, сжимавшие в руках компактные пистолеты-пулеметы "Кипарис". Они мгновенно рассредоточились вокруг самолета, взяв его в кольцо и не обращая никакого внимания на бесновавшихся в паре сотен метров журналистов.

– Что, Билли, – Гарри Хопкинс, чувствуя неожиданное волнение, покосился на оператора: – Кажется, начался спектакль?

Полковник ФСБ, доставивший Берквадзе в Москву, сквозь иллюминатор видел выстроившиеся на краю летного поля разнокалиберные автомобили с яркими логотипами известных телекомпаний или просто с лаконичной надписью TV на дверцах и бортах. При виде многочисленных журналистов он только бессильно стиснул челюсти, понимая, что режим секретности не помог.

– Может, отогнать их к чертовой матери? – предложил один из сопровождавших Берквадзе офицеров контрразведки. Он склонился над плечом полковника, рассматривая в иллюминатор взлетную полосу, заполненную посторонними. – Нужно приказать охране.

– Не стоит, – отмахнулся полковник, помотав головой. – Сразу завопят о нарушении прав человека, свободе слова и прочей ерунде. – Он усмехнулся: – Нам скрывать нечего, а о суде над Берквадзе все равно скоро будет знать весь мир. Пусть спецтранспорт подадут прямо к трапу, больше ничего не нужно предпринимать. И скажи конвою, пусть будут настороже.

Несколько седанов черного цвета, в которых за версту чувствовались ведомственные автомобили, даже если бы под радиаторами их не было проблесковых маячков, промчались по летному полю, остановившись возле трапа. Полдюжины крепких молодых людей в строгих костюмах, держа руки под левыми полами своих пиджаков, встали возле машин, настороженно озираясь. Было заметно, что их нервируют вспышки фотоаппаратов и суета журналистов, которых едва сдерживала жидкая цепь охранников.

– Билли, снимай, – Гарри Хопкинс указал рукой на группу людей, спускавшихся по трапу. В одном из них, том, что находился в центре, репортер без труда узнал Гоги Берквадзе, окончательно убедившись в этот момент, что неведомые источники редактора не лгали. – Давай крупный план, Уильям! Черт меня дери, мы сделаем сенсацию!

Ощетинившись стволами, бойцы спецназа в масках и бронежилетах образовали вокруг ступившего на бетонное покрытие Берквадзе непроницаемое кольцо, внутри которого кроме арестованного магната находилось еще несколько человек в штатском.

– Вы видите, как Гоги Берквадзе, известный российский предприниматель, под усиленным конвоем прибыл в Москву. Вероятно, сейчас его доставят в один из следственных изоляторов российской столицы. – Пока Гарри комментировал происходящее, олигарха затолкали в чрево одного из приземистых "Мерседесов" с тонированными стеклами. Спецназовцы быстро расселись по микроавтобусам и внедорожникам, и весь кортеж, во главе которого двигалась окрашенная в стандартный бело-синий цвет милицейская машина, устремился прочь с летного поля, сверкая "мигалками" и завывая сиренами.

– Черт возьми, Билли, – когда автоколонна, иначе не скажешь, сопровождавшая Берквадзе, скрылась из глаз, и репортеры начали расходиться, Хопкинс, помогая своему оператору паковать оборудование, удивленно покачал головой, переваривая происходящее. – Я не знаю, в чем на самом деле обвиняют этого дельца, может, просто не дал кому-то из наделенных властью людей долю со своего бизнеса, но если история о том, как его вытащили из Польши, верна, то нас ждет немало тяжелых трудовых дней. Не думаю, что поляки оставят такую наглость русских, это при той ненависти, которую они испытывают к России от века, без внимания. Здесь уже вопрос принципа, и шума из этой истории будет много.

– Да уж, – почесал затылок Бойз, кивком выражая согласие с Гарри. – Пожалуй, нечто подобное я видел, когда арестовывали Милошевича, но тот хоть был лидером целой страны, а это лишь бизнесмен, пусть и не самый бедный. Но если он действительно хотел убрать Швецова, то все здесь очень серьезно. Думаю, ты прав, и работы для нас действительно прибавится.

Британцы, просто делившиеся друг с другом своими соображениями, даже не предполагали, насколько они правы, и уж тем более не дано им было знать в тот момент, что отклики на действия русских спецслужб уже достигли главы дипломатического ведомства России. В тот самый момент, когда за перевозившим Берквадзе кортежем закрылись створки ворот, отрезавшие от внешнего мира дворик следственного изолятора ФСБ, в здании Министерства иностранных дел польский посол встретился с министром Розановым.

– Господин министр, – Богуслав Сенявский, чрезвычайный и полномочный посол Республики Польши, вытянувшись в струнку, словно кадет на строевом смотре, резким движением протянул главе русского МИД конверт с гербом Польши. – Я уполномочен вручить вам ноту протеста, подписанную президентом моей страны. Я настаивал бы на встрече с президентом Швецовым, но, учитывая его состояние здоровья после недавнего покушения готов ограничиться беседой с вами.

– По какому поводу ваше правительство заявляет протест, – Юрий Розанов спокойно взял конверт из плотной бумаги, не дрогнув ни единым мускулом. – Мне неизвестны такие причины на данный момент?

– Спецслужбы России провели на нашей территории незаконную операцию, которую мы вправе назвать диверсионной. – Посол Сенявский, к своему стыду, тщательно, впрочем, скрываемому, не был полностью в курсе событий, но его статус не оставлял иного выхода, кроме как перейти в решительное наступление. – С территории Польши был похищен российский гражданин Гоги Берквадзе, прибывший в нашу страну с частным визитом. Насколько нам известно, он вылетел из Варшавы на своем личном самолете в Лондон, но почему-то полет его завершился посадкой на одну из российских военно-воздушных баз возле Калининграда.

Правительство нашей страны считает своим долго заботиться о безопасности всякого, кто находится на нашей территории, вне зависимости от подданства, и это похищение мы расцениваем, как прямое оскорбление для себя. Мы, правительство Польши, считаем, что действия русских спецслужб, грубо нарушивших все возможные нормы международного права, являются актом агрессии против нашей страны. И поскольку Польша является членом блока НАТО, мы вынуждены будем обратиться в высший совет этой организации с просьбой предоставить нам защиту от подобных вылазок с вашей стороны, вплоть до размещения на нашей территории контингента объединенных сил.

– И вы готовы предъявить неопровержимые доказательства того, что Берквадзе, на которого, кстати, Генеральная прокуратура России возбудила уголовное дело по обвинению в отмывании денег и пособничестве чеченским террористам, был выкраден с вашей территории, причем это дело рук именно российских спецслужб? – Розанов был абсолютно спокоен, во всяком случае, внешне, и посол при виде такой реакции несколько смутился. – Вы можете предоставить нам такие доказательства, господин посол, или все, что у вас есть – домыслы и рассуждения?

– Но как еще можно объяснить то, что произошло, – удивился Сенявский. – Разве будет человек, которого на родине считают преступником, возвращаться в свою страну добровольно?

– Возможно, это была явка с повинной, – пожал плечами Розанов. – К сожалению, я не имею отношения к деятельности правоохранительных органов, и потому не могу дать вам исчерпывающий ответ, но такой вариант, на мой взгляд, имеет право на существование.

– Это же глупо, – возмутился польский дипломат. – И вы сами это должны понимать.

– Возможно, это глупо, – согласился министр, чем поверг своего собеседника в еще большее недоумение. – А вот ваши угрозы насчет размещения в Польше натовских войск наше правительство и президент вполне могут расценить, как подготовку к агрессии. Вы предъявляете очень серьезные претензии, и такие обвинения просто не могут быть голословными, господин посол. Однако у вас нет, и не может быть доказательств того, что спецслужбы России проводили на вашей территории какие-либо операции, а переброска воинских частей по Европе достаточно осязаема. И если вы намерены осуществить ваши замыслы, господин посол, то Россия примет адекватные ответные меры, вплоть до нацеливания на вашу страну части своего ядерного арсенала. Вы и так рискуете, позволив американцам размещать на своей территории элементы их системы противоракетной обороны, которую в США называют национальной, при этом охватывая ею десятки стран. И усиление военной группировки в вашей стране, противоречащее нормам договора об обычных вооруженных силах в Европе, Россия без внимания не оставит.

– Тем не менее, – посол не намерен был отступать. Он был зол на русского министра, в каждом слове, каждом жесте которого сквозила неприкрытая издевка, и еще больше был зол на собственное правительство, не посвятившее своего представителя в Москве в некоторые детали, из-за чего теперь господин Сенявский должен был чувствовать себя посмешищем, да еще и выслушивать весьма закономерные угрозы. – Мы будем требовать от вашей страны официальных извинений и публичного признания вами противоправных действий.

– Вы можете требовать чего угодно, – жестко ответил Розанов, теряя терпение. – Но сперва докажите озвученные вами обвинения, и только после этого можете рассчитывать на наш ответ. Сейчас же, господин посол, я прошу вас покинуть мой кабинет, и впредь более не позволять себе подобных выпадов в адрес моей страны, обвиняя нас в вымышленных проступках.

А когда едва сдерживавший свою ярость, порожденную собственным же бессилием, Сенявский ушел, министр устало опустился в кресло, немигающим взглядом уставившись на лежащий напротив него конверт.

Юрий Розанов понимал, что произошел разговор двух слепцов, ибо ни польский посол, ни сам он не знали подробностей того, как Бреквадзе, явно ударившийся в бега, вдруг оказался на родной земле в наручниках и под конвоем. Но даже вне зависимости от подробностей этого окутанного покровом тайны события, глава министерства иностранных дел России понимал, что поляки, нынешнее правительство которых страдало острой ненавистью к русским, попытаются получить со всех этих событий как можно больше выгоды для себя. А потому следовало продумать линию поведения внешнеполитического ведомства на случай, если Варшава будет настаивать на своих обвинениях. И для этого необходимо было все же получить достоверную информацию о происходящем. Предстоял явно не простой разговор с главами ФСБ и Службы внешней разведки. Розанов решительно снял трубку телефона, и набрал номер первого из собеседников.

Глава 8 Скрытая угроза

Озеро Мичиган, США

23 апреля

В пластиковый борт катера ударила волна, и палуба чуть качнулась под ногами Реджинальда Бейкерса, стоявшего у борта. Глава Агентства национальной безопасности США, сейчас выглядевший, как обычный пожилой мужчина, заботящийся о своем здоровье, был одет в легкие брюки, ослепительно белую майку с короткими рукавами, облегавшую мускулистый торс, и бейсбольную кепку. Было довольно тепло, солнце припекало уже совсем по-летнему, а потому легкая спортивная куртка была оставлена в рубке.

Катер, точнее, небольшая яхта, быстроходная, верткая и легкая, носившая название "Эрроу", и вполне соответствовавшая ему, была пришвартована к деревянному пирсу возле набережной небольшого городка Десмонд-Сити. С палубы открывался типичный провинциальный пейзаж – аккуратные двухэтажные домики, окруженные ухоженными газонами и настоящими садами, легкие беседки, припаркованные возле домов автомобили. По улицам гуляли дети, радовавшиеся теплой погоде, рядом, на соседних пирсах, толпились готовившиеся выйти в плавание рыбаки, снаряжавшие свои неказистые посудины.

Бейкерс повернулся, прижавшись спиной к леерному ограждению, и взглянул на водную гладь. Озеро Мичиган сегодня было спокойно, и солнечные лучи отражались от ровной поверхности воды, заставляя щуриться, глядя на нее. На горизонте видны были белоснежные паруса нескольких яхт, ближе к берегу на якоре стояли моторные лодки, с которых рыбачили местные старички. Всюду, куда бы ни падал взгляд, царило спокойствие и благодать.

– Зажравшиеся выродки! – Реджинальд Бейкерс раздраженно сплюнул сквозь зубы, выругавшись себе под нос. Его начинал нервировать этот идиллический пейзаж, эта картина слишком тихой и сытой жизни, а также то, что люди, которым на борту яхты была назначена встреча, явно опаздывали.

В этот момент раздался рокот мощного двигателя, и угловатый, вызывавший уважение своими габаритами и явственно ощутимой мощью внедорожник с тонированными стеклами затормозил на пирсе. Услышав шум, из рубки выглянул молодой крепкий мужчина, коротко стриженый по-армейски, и вопросительно взглянул на Бейкерса. Реджинальд, разглядев, наконец, номер автомобиля, успокаивающе махнул рукой, и человек, не проронив ни звука, мгновенно скрылся в рубке.

Дверцы внедорожника распахнулись, из просторного салона выбрались, жмурясь от яркого солнца, три человека. Высокий мужчина лет тридцати пяти, лощеный и аккуратный, даром, что был сегодня не в официальном костюме, а в более подходящей для поездки по озеру одежде, въевшимся в кровь движением пригладил зачесанные назад волосы и пружинистым шагом направился к перекинутым с борта на берег сходням. За ним следом уверенно шагал гораздо более пожилой джентльмен, упитанный и начавший активно лысеть, а замыкал процессию молодой человек в сером костюме, настороженный и сосредоточенный. Он был похож на того, кто сейчас находился за штурвалом яхты самого Бейкерса, как брат-близнец, а еще один парень, в котором тоже за версту можно было распознать агента спецслужб, профессионального телохранителя, остался за рулем, рассматривая набережную сквозь опущенное стекло.

– Реджинальд, – первый гость легко взбежал на борт, протягивая руку двинувшемуся навстречу Бейкерсу. – Добрый день, мой друг. Мы, кажется, немного задержались? Прошу простить за это опоздание, право же, мы не нарочно. Сожалею, если заставили ждать нас.

– Ничего страшного, – Бейкерс крепко пожал протянутую ладонь, заставив собеседника ощутить свою силу. Шеф АНБ гордился тем, что был в отличной форме. Несмотря на возраст – а Реджинальду уже исполнилось шестьдесят, – он по-прежнему укладывал на татами двадцатилетних мальчиков из морской пехоты за пару минут.

– Все в порядке, Николас, я даже не заметил, как пролетело время. – Реджинальд Бейкерс не пытался выглядеть искренним, произнося это, и собеседник, конечно, почувствовал фальшь, но не подал виду. Он тоже был неплохим актером.

Николас Крамер, человек, занявший считанные месяцы назад кресло директора ЦРУ, мощной структуры, известной во всем мире, не был профессиональным разведчиком, оказавшись на такой непростой должности благодаря связям, а вовсе не компетентности. Бейкерс считал, что пост руководителя разведки по праву должен был принадлежать Натану Бейлу, отдавшему работе в ЦРУ большую часть своей жизни, и сейчас сопровождавшему своего нового шефа на эту встречу. И это мнение разделяли очень многие, в том числе и в Белом Доме.

С Бейлом, кое-как вскарабкавшимся по крытому трапу, Бейкерс поздоровался с большей радостью на лице, как со старым добрым приятелем, каковыми, впрочем, они и являлись. Это тоже было частью разыгрываемого спектакля, зрителем коего являлся Крамер.

– Полагаю, можно отплывать, – Реджинальд кивком головы указал на озерную гладь, раскинувшуюся до самого горизонта. – Все в сборе, господа?

– Потерпите, мой друг, – отрицательно помотал головой Крамер. – К нам сейчас присоединится еще один человек, прямо заинтересованный в нашей встрече. – Глава ЦРУ взглянул на берег: – Да вот и он.

Седан "Мерседес" представительского класса остановился возле внедорожника Крамера, и с водительского места выскочил подтянутый молодой мужчина, локо распахнувший заднюю дверцу, выпуская единственного пассажира.

– Кого вы притащили сюда, Николас? – раздраженно спросил Бейкерс, рассматривая бодро шагающего по пирсу незнакомца.

Нежданный гость взглядом отыскал яхту Бейкерса и уверенно двинулся к ней, грохоча каблуками по деревянному настилу причала. Реджинальд сразу узнал в этом невысоком коренастом мужчине с фигурой борца выходца с Кавказа, о чем явственно говорила и форма носа, и цвет кожи.

– Черт возьми, Николас, я не ожидал от вас такой глупости, – процедил сквозь зубы глава АНБ, не скрывая своего недовольства. – Я полагал, мы собирались обсудить конфиденциальные проблемы.

– Успокойтесь, Реджинальд, – Крамер хлопнул собеседника по плечу, на что Бейерс ответил недовольной гримасой – он не терпел подобной фамильярности. – Это секретарь Совета безопасности Грузии Георгий Чангрелия, и он является лицом, прямо заинтересованным в нашей встрече. Ведь разговор, как я понял, будет касаться не в последнюю очередь именно Грузии.

– Верно, – согласился Бейкерс, в душе радуясь происходящему, ведь он и подумать не мог, что удастся "промыть мозги" кому-то из непосредственного окружения грузинского лидера. Он действительно планировал обработать главу ЦРУ, который находился сейчас в большом фаворе у самого президента США, а присутствие человека из грузинского руководства было лишь на руку. "Иерихон", запущенный в действие, должен был быть реализован, и сегодняшняя встреча на озере была призвана обеспечить заговорщиков еще одним невольным союзником.

– Этот джентльмен нуждается в нашей помощи, Реджинальд, – произнес шеф ЦРУ, продолжая уговаривать своего коллегу, поскольку внешней Бейкерс ничем не выразил своего удовольствия. – Отнеситесь к его появлению с должным пониманием, только и всего.

– Господа, добрый день, – Чангрелия размашистым жестом протянул руку Бейкерсу, и тому не оставалось ничего иного, кроме как пожать широкую, точно лопата, ладонь. Похоже, грузин действительно был спортсменом, и, скорее всего, именно борцом, по крайней мере, хватка у него была, как у медведя-гризли. – Я здесь по поручению моего президента. Господин Крамер сказал, что вы хотите обсудить грузинскую проблему? Президент Герданишвили очень обеспокоен тем, что происходит сейчас на границе с Россией, его волнуют возможные ухудшения в отношениях с этой страной. Кроме того, Россия, новое руководство русских, проявляет почти нескрываемую агрессию против нас, и только на помощь Соединенных Штатов остается еще надежда.

– И как далеко вы готовы зайти, дабы получить помощь от нашей страны? – не стал ходить вокруг да около Бейкерс. – Вы понимаете, что вмешательство США в региональные разборки может только ухудшить положение дел?

– Думаю, этого не произойдет, – с некоторым сомнением ответил Чангрелия. – Во всяком случае, это лучше, чем ждать, когда на наши дома начнут падать русские бомбы.

– Что ж, полагаю, у нас действительно найдется тема для беседы, – хмыкнул Крамер, а Бейкерс только улыбнулся мысленно. Судя по поведению и настрою грузинского гостя, акция, осуществленная никем иным, как присутствующим здесь же Бейлом, и дополненная щедрыми посулами американского посла в Тбилиси, возымела действие, и руководство Грузии дошло до нужной степени нервозности.

– Эрик, – Бейкерс окликнул находившегося в рубке человека. – Заводи мотор, мы выходим!

– Слушаюсь, – кивнул шкипер. – Какой курс, сэр?

– Пока просто отойдем подальше от берега, – подумав, решил Бейкерс. – Веди катер на середину озера.

Зарокотали мощные дизели, за кормой изящной остроносой яхты поднялся взметенный гребными винтами фонтан водяной пены, и судно, резко развернувшись, двинулось прочь от берега. Палуба под ногами пассажиров зашаталась, когда яхта набрала скорость, и все, кроме привычного к морю Бейкерса, схватились за поручни. Собственно, шеф АНБ, который начинал свою службу американской государственной машине на палубе атомного авианосца "Энтерпрайз", и выбрал нынешнее место встречи для того, чтобы его собеседники, оказавшись в непривычных условиях, потеряли контроль над собой. Кроме того, за находившейся далеко от берега яхтой, к тому движущейся с немалой скоростью, проблематично было бы вести наблюдение с берега, прослушивая разговоры наводящихся на палубе людей. Ну а на случай, если "жучок" принес на себе кто-то из гостей, Бейкерс позаботился оборудовать катер системой постановки помех, выводившей из строя любую электронику.

– Итак, господин Чангрелия, раз вы здесь, то я, прежде всего, хотел бы выяснить у вас некоторые подробности, касающиеся Гоги Берквадзе, – обратился Бейкерс к грузину, когда берег почти исчез из виду, превратившись в дымную полосу на горизонте. – События в Москве, к которым этот человек имеет, как выяснилось, самое прямое отношение, наводят на мысль о попытке спецслужб вашей страны отомстить лично русскому президенту за агрессию против вашего мирного населения.

– Неужели кто-то здесь, в Штатах, всерьез полагает, что это правда? – немного смутившись, вскинул брови грузин. – Наши спецслужбы, власти Грузии не имеют к происходящему ни малейшего отношения. Берквадзе – гражданин России, а его национальность в наше время не имеет никакого значения. Мы не знаем, чем он руководствовался, как не уверены полностью и в том, что покушение на Швецова действительно организовал именно Берквадзе. Но одно я могу сказать точно – Грузия к событиям в российской столице непричастна, – с излишней горячностью заверил своих собеседников гость с Кавказа.

Бейкерс вновь мысленно усмехнулся, поняв, что нужный эффект достигнут полностью. Грузинские власти, дабы доказать, что не поддерживали напавших на русского главу террористов, будут сейчас готовы на все. В эпоху всемирной войны с терроризмом, объявленной Соединенными Штатами, не было ничего более страшного для союзников этой страны, чем быть публично обвиненной в связях с преступниками. И хотя в действительности мысль о том, что покушение на Швецова могли организовать грузинские спецслужбы, здесь, в США, где каждый шаг этих спецслужб был отлично известен, никем всерьез не воспринималась, это было еще одно средство воздействовать на лояльность Тбилиси, пусть и в лице этого, не очень серьезного, представителя Грузии.

– Не думаю, что стоит сейчас обвинять в чем-то наших грузинских партнеров, – прервал размышления Бейкерса шеф ЦРУ, и Реджинальд мысленно поаплодировал себе. Теперь Крамер невольно встал на защиту грузин, а значит, когда на заседании Совета национальной безопасности будет поднят вопрос о вводе в Грузию американских войск, а такие намерения будут озвучены, в этом Бейкерс не сомневался, Крамер волей-неволей будет вынужден поддержать сторонников этого решения. – Лучше нам стоит подумать, как реагировать на заявления Польши о том, что Берквадзе был выкраден с их территории русскими спецслужбами. Они хотят обратиться в руководство НАТО, и Штатам придется как-то обозначить свое отношение к этому.

События последних дней в Польше, странное возвращение объявленного в розыск русского бизнесмена на родину, вызвали изрядную шумиху в Европе. Никто не сомневался, что Гоги Берквадзе не своей волей прилетел в Россию, зная, что там его ждут представители правоохранительных органов, но вот с фактами, доказательствами причастности к этой странной истории русской разведки, пока было туго. В прочем, отсутствие этих фактов не мешало антирусски настроенным политикам и общественным деятелям во многих странах сыпать угрозами в адрес Москвы с экрана телевизора и газетных страниц. Разумеется, официальные власти западных держав были намного более осмотрительны, не позволяя себе лишнего в отношении русских.

– По большей части, это вовсе не наша забота, – отмахнулся Бейкерс. – Но вы правы, Николас, нужно продумать линию поведения. И здесь я против обострения отношений с русскими. У поляков нет серьезных доказательств, а если руководствоваться эмоциями, можно зайти очень далеко. Нужно намекнуть им уже сейчас, что США не поддержат обвинения Польши против Москвы. Полагаю, это умерит их пыл.

– Ладно, польскую проблему обсудим и позже, благо время у нас еще есть, – решил Крамер. – Но что мы можем обещать нашим грузинским друзьям? Они напуганы происходящим, да и кто бы мог сохранить спокойствие, когда рядом бряцает оружием такая мощная держава? Россия, конечно, уже не та, что двадцать лет назад, но и не Грузии с ней тягаться. Еще во времена империи в этой стране был сформулирован тезис о маленькой победоносной войне, и есть все основания считать, что нынешнее высшее руководство России вспомнило о нем. Президент Швецов – кадровый офицер, ветеран-афганец, имеющий боевые награды, и он окружил себя такими же ветеранами, за редчайшим исключением. Эти люди помнят величие своей страны, как помнит и позор поражения, которое советская армия фактически потерпела в Афганистане. И они хотят доказать самим себе, что их страна еще чего-то стоит, а потому возможность развязывания войны у границ России сейчас очень высока. Моральный дух русского народа сейчас весьма низок, после долгих лет хаоса и разрухи, прикрывавшихся громкими заявлениями с политических трибун, и для поднятия его вполне сгодится общий враг, угрожающий стране, но такой, с которым будет легко справиться.

– Это ваши домыслы, мнение ваших большеголовых аналитиков, или тому есть серьезное подтверждение? – спросил Бейкерс, мысленно раскланиваясь перед молчавшим все это время Бейлом. Работу заместитель директора ЦРУ проделал титаническую, выбрав из массива информации только нужные факты, и, главное, сумев преподнести все это своему шефу в должном свете. – Пока русские никак не проявляли свои агрессивные намерения, если таковые и существуют. А Швецов производит впечатление не тупого солдафона, а опытного политика и управленца. По крайней мере, его курс на негласную национализацию сырьевого сектора российской промышленности вполне оправдан в сложившихся условиях. И, кстати, такой шаг уже повысил моральный дух русских. Большинство россиян ненавидят так называемых олигархов, и президент, обуздавший их вольницу, стал почти национальным героем для миллионов людей. А уж после ареста Берквадзе у Швецова больше не останется реальных политических конкурентов.

– И для того, чтобы ореол героя стал еще заметнее, как раз сгодится военная победа, – усмехнулся Крамер. – Конечно, события в Чечне пока укладываются в рамки контртеррористической операции, которую русская армия проводит на Кавказе с переменным успехом уже много лет, но это только пока, – наставительно заметил шеф ЦРУ. – Покушение на президента России, это не единственный повод предъявить претензии Тбилиси. На территории Грузии сейчас находится несколько сотен чеченских боевиков, в том числе и кое-кто из их главарей. Под видом беженцев, а то и вовсе нелегально, они в полной безопасности готовятся к новым рейдам в Россию, тренируя новых бойцов, накапливая оружие. Будь на месте русских израильтяне, они давно уже разбомбили бы лагеря этих "вынужденных переселенцев", но Москва пока медлит, ограничиваясь до сего момента только громкими заявлениями. И вполне возможно, что авианалет на грузинское село был свого рода предупреждением, демонстрацией намерений.

– Мой друг Джордж, – Бейкерс хлопнул по плечу внимательно слушавшего беседу американцев Чангрелию. – А что вы можете сказать по поводу связей грузинского руководства с чеченцами?

Сохранить, хотя бы внешне, спокойствие и самообладание под требовательным взглядом главы одного из мощнейших разведывательных ведомств мира было не легко. Георгий Чангрелия, однако, сумел сделать это, ведь не даром же он уже долгие годы варился в котле большой политики.

– Я не располагаю такой информацией, – сделав невозмутимое лицо, грузин отрицательно помотал головой, пожалуй, чуть более энергично, чем требовалось. – Это ложь, придуманная русскими, чтобы оправдать любые свои действия против нашей страны и грузинского народа.

– Тем не менее, несколько лет назад чеченские боевики под командованием Шамиля Басаева, человека известного в определенных кругах, действовали вместе с грузинскими войсками против Абхазии, – напомнил Бейкерс. – И в свете этого мы, Соединенные Штаты, просто обязаны поддерживать именно Россию, если она предпримет что-либо против окопавшихся на вашей, дорогой господин Чангрелия, земле боевиков.

– Вы это серьезно, – несколько испуганным голосом переспросил Чангрелия. – Но ведь наши страны – союзники, неужели вы предадите Грузию?

– Если вы будете явно или тайно поддерживать террористов, мы первыми объявим вам войну, – неожиданно зло заявил директор ЦРУ, поддержав своего коллегу. – Мы не станем придерживаться двойных стандартов. Вы просите нас о помощи, неважно, дипломатической или же военной, и мы в принципе готовы оказать ее вам. Но как весь цивилизованный мир отнесется к тому, что под защитой американских солдат копят силы, зализывая раны перед очередной вылазкой в Россию, запятнавшие себя кровью тысяч невинных людей так называемые чеченские "повстанцы"?

Для Николаса Крамера заигрывания прежней администрации с чеченскими террористами не являлись особенной тайной, хоть он и не был освящен в отдельные детали. Однако формально все контакты были прекращены уже довольно давно, во всяком случае, нынешний глава ЦРУ был уверен, что его ведомство не имеет дел с террористами. Поэтому, зная о реальном положении дел, о том, что связывает грузинское руководство с лидерами боевиков, ведущих непрекращающуюся войну против русских, он сейчас вовсе не притворялся, разыгрывая возмущение.

– Если вы не решите эту проблему в самом скором времени, то американская армия явится в Грузию, но не для защиты вашей страны, как хотелось бы вам, а для того, чтобы очистить ее от этой заразы, чтобы выкорчевать зло международного терроризма, – пообещал заметно приунывшему Георгию Чангрелия охваченный праведным гневом Николас Крамер. – Белый Дом не может компрометировать себя сотрудничеством с режимом, фактически в открытую пособничающим кровавым бандитам.

– Все же не стоит судить так категорично, – удержал Крамера глава Агентства национальной безопасности. – Прежде чем вы, Николас, окончательно запугаете нашего гостя, я хочу сообщить вам еще кое-что, – произнес Бейкерс. – У нас есть неоспоримые факты того, что русские действительно готовятся к войне, причем, судя по некоторым деталям, не только со своими ближайшими соседями. Информация, которую я вам сейчас сообщу, является совершенно секретной. Она известна пока менее чем десятку моих сотрудников, каждый из которых находится под постоянным наблюдением во избежание утечки. Мы вообще не вполне уверены в ее достоверности, хотя склоняемся к тому, что эти сведения реальны, по меньшей мере, на девяносто процентов. Как нам стало известно, во время последней операции русский войск против чеченских террористов в боевых условиях было применено противоспутниковое оружие.

– Противоспутниковое, – изумился Николас Крамер. – Против боевиков, что ли? Вы что-то путаете, друг мой. – Директор Центрального разведывательного управления США с сомнением покачал головой.

– Во время второй фазы операции, когда русские подразделения приступили к окружению прорвавшихся через границу боевиков, внезапно вышли из строя два наших спутника, находившихся над Кавказом. Мы вели наблюдение из космоса за действиями русских, это нормальная практика, но сигнал совершенно неожиданно пропал, – абсолютно серьезно, не обращая внимания на удивление и иронию, сквозившие в словах своего собеседника, сообщил Реджинальд Бейкерс. Крамер слишком рьяно намеревался бороться с чеченскими террористами и их друзьями в грузинском правительстве, и для того, чтобы отвлечь его, в самый раз оказался загодя припрятанный в рукаве козырь. – И только спустя несколько дней, откорректировав орбиту еще одного спутника, мы смогли увидеть наши сателлиты, явно подвергшиеся атаке.

– Уничтожение наших разведывательных спутников равносильно объявлению войны, – жестко заявил Крамер, на которого информация главы АНБ, совершенно неожиданная, и, что скрывать, шокирующая, произвела должное впечатление. – Но почему же никто, кроме вас, об этом не знает до сих пор? Следовало немедленно собрать Совет национальной безопасности, чтобы мы все вместе могли принять решение. Уверен, президент не стал бы медлить, узнав нечто подобное.

– Именно из-за того, что я вполне представляю реакцию президента Мердока, я счел нужным не оглашать эту информацию, тем более, в его присутствии, – возразил глава АНБ. – Формально, нам не в чем обвинить русских, – Бейкерс развел руками, изображая огорчение и беспомощность: – Мы не сможем доказать факт атаки, вообще не имеем сведений, подтверждающих наличие в распоряжении Москвы такого оружия. Но точно известно, что за считанные минуты до того, как была потеряна связь со спутниками, с русского подводного ракетоносца, – предположительно, это была субмарина "Карелия" класса "Дельта-4", – находившегося в Атлантике, были запущены две баллистические ракеты. По официальным каналам за несколько минут до запуска мы получили сообщение о том, что это выводятся на орбиту русские научные спутники, но мы не располагаем никакими данными о том, что какой-то из русских НИИ действительно был намерен запустить спутники в ближайшее время, тем более, с борта подводной лодки.

– Нет никаких сомнений в том, что ракеты вывели на орбиту спутники-перехватчики, – вдруг подал голос Натан Бейл. – Они разрабатывали такое оружие еще в семидесятые годы, и добились немалых успехов. Небольшие примитивные космические аппараты, снабженные мощным двигателем, радаром и сильным зарядом взрывчатки, предназначены для уничтожения наших разведывательных или навигационных спутников. Они просто сближаются с целью и взрываются, уничтожая роем летящих с колоссальной скоростью осколков все на расстоянии многих километров. Оружие простое, намного проще и дешевле наших ракет ASAT или лазерных пушек, устанавливаемых на аэробусах, но при этом дьявольски эффективное.

– Вы понимаете, что означает наличие у русских такого оружия, Реджинальд? – взглянул в упор на собеседника Кармер. – Черт подери, если у них есть достаточно ракет с такими боеголовками, русские могут за считанные минуты выбить всю нашу систему спутниковой навигации, вывести из строя разведывательные спутники. Фактически, все наше техническое превосходство, основанное на информатизации войск, на их интеграции в разведывательно-ударные комплексы, будет утрачено в мгновение ока, – потрясенно произнес директор Центрального разведывательного управления.

Операция в Грузии проводилась под эгидой ЦРУ, участие же в ней ведомства Бейкерса ограничивалось спутниковой разведкой, результатами которой АНБ охотно делилось с подчиненными Крамера. Но именно потому, что космическая разведка почти полностью находилась в ведении Агентства национальной безопасности, коллеги из ЦРУ наблюдали результат, но не процесс, не представляя, что может твориться там, в черном безмолвии космоса. И в тот период, когда шла операция "Капкан", специалисты из АНБ ни словом не обмолвились о возникших у них трудностях.

Именно поэтому сказанное сейчас Реджинальдом Бейкерсом произвело сильное впечатление не только на главу Центрального разведывательного управления США, но и на его заместителя, ведь таких действий от русских не ожидал даже он, хотя с самого начала целью осуществленной под личным руководством Бейла акции и было спровоцировать Москву на нестандартный ответ. Реджинальд Бейкерс не спешил с выводами, все перепроверяя по нескольку раз, и потому не стал прежде делиться даже с близким соратником сомнительными предположениями. Но все-таки Натан Бейл готовился к подобному, удивление же и испуг его начальника были неподдельными.

Николас Крамер знал об изысканиях русских в области противоспутникового оружия, особенно активно проводившихся на рубеже семидесятых-восьмидесятых годов и позже, когда президент Рейган пугал весь мир своими "звездными войнами". И директор ЦРУ понимал, чем реально грозит развертывание русскими такого оружия.

Американская авиация, флот, высокоточное оружие, могут внезапно ослепнуть и оглохнуть. Перестанет действовать система спутникового наведения "умных" ракет и бомб, командиры действующих на вражеской территории подразделений не смогут своевременно обнаруживать приближение противника, фактически оказавшись в равных условиях с какими-нибудь грязными полудикими арабами. Практически, надежда останется только на авиаразведку, а это значит, что придется поднимать в воздух гораздо больше самолетов, обычных и беспилотных, чтоб хоть как-то компенсировать потерю спутников. А кроме разведывательных придется поднимать в небо и самолеты-ретрансляторы, ведь данные должны как можно оперативнее поступать в командные центры, а без спутниковой связи это будет сильно затруднено. И вся эта армада крылатых машин, кружащих над землей на высоте от несколько десятков до нескольких десятков тысяч метров, окажется крайне уязвимой перед зенитными ракетами, перед истребителями противника.

Но проблемы со связью и целеуказанием, хотя и крайне серьезные, были еще не самым худшим. Крамер, бывший в курсе всех дел, почувствовал, как сжалось сердце в груди при мысли о том, что русские в мгновение ока могут полностью уничтожить и так зияющую огромными брешами систему противоракетной обороны, основу американской военной доктрины нового столетия. Будут сбиты спутники наблюдения, засекающие старт чужих ракет, за ними последуют и орбитальные боевые станции, вооруженные противоракетами или мощными химическими лазерами, а размещенные на земле элементы системы ПРО окажутся изолированы.

Фактически, система, как таковая, перестанет существовать, ведь ее мощь в единстве всех компонентов, дополняющих друг друга. Останутся только наземные радары и противоракетные комплексы, прикрывающие отдельные объекты, но и они, не получая информации о количестве и направлении запущенные хоть русскими, хоть кем-то другим ракет, смогут перехватить гораздо меньше целей, а даже одна прорвавшаяся к земле боеголовка может означать катастрофу.

– Да, друг мой, вы правильно поняли, чем нам грозит полномасштабное развертывание – а в опытных образцах оно существует уже весьма давно – русскими такого оружия, – с невеселой усмешкой заметил Реджинальд Бейкерс, обращаясь тем временем к оказавшемуся весьма впечатлительным руководителю ЦРУ, все мысли и чувства которого в эти минуты отразились на его лице. – Америка будет поставлена на колени, если возникнет угроза войны. Все то, что мы считали доселе своей силой, спутники, сверхточные ракеты, наводимые с помощью системы GPS, становится или легко уязвимым, или попросту бесполезным. Казалось бы, очень дешево и эффективно оснащать обычные бомбы простейшими исполнительными устройствами, сопряженными с приемниками спутниковой навигационной системы. Такое оружие ничуть не уступает по точности ракетам и бомбам с лазерным наведением, при этом не нужно рисковать жизнями наших "рейнджеров" и "котиков", которые раньше вынуждены были подсвечивать расположенные на вражеской территории цели с земли, осуществляя наведение ракеты и рискуя попасться в руки противника каждую секунду. Спутниковая навигация решила сразу множество проблем, сведя наши вероятные потери к минимуму. Мы получили массовое оружие высокой точности, почти равное по эффективности специально созданным образцам, причем могущее применяться практически с любого носителя. Но именно оно в первую очередь может превратиться в железный хлам, причем очень дорогостоящий, и почти бесполезный. А русские, кстати, активно наращивают свою орбитальную группировку, выводя все новые спутники их навигационной системы ГЛОНАСС.

– И у вас есть информация о том, насколько далеко продвинулись русские в создании свого противоспутникового оружия, – уставился на главу АНБ Крамер. – Против нас применили опытные образцы, или у них уже целая группировка таких ракет?

– К сожалению, мы почти ничего не знаем, – вынужден был признаться Бейкерс, почти не кривя душой. – Известно только, что в течение нескольких месяцев на части русских стратегических субмарин специалисты из секретных конструкторских бюро проводили некие манипуляции с ракетами. Вероятно, они заменили часть ядерных боеголовок на спутники-перехватчики, или, как их называют сами русские, истребители спутников, ИС.

– Насколько я знаю, прежде русские проводили свои эксперименты только с тяжелыми ракетами наземного базирования, типа SS-18, – припомнил Натан Бейл давние доклады своих и не только своих подчиненных.

– Вероятно, они усовершенствовали свою технику, добившись миниатюризации спутников-перехватчиков при сохранении их эффективности, – не имея точной и достоверной информации, Реджинальд Бейкерс мог только гадать, но получалось это у него весьма неплохо. – Они проводят опыты с запуском миниспутников на низкие орбиты с борта своих подводных лодок уже довольно давно, используя как раз модифицированные ракеты SS-N-23, "мирная" модификация которой у русских носит название "Штиль" и может выводить на орбиту до ста килограммов груза.

– И если они заменят на части своих ракет, неважно, размещенных ли на подлодках, или в шахтах, ядерные боеголовки на эти "истребители спутников", – принялся размышлять Крамер, кое-как справившись с шоком, – то смогут легко нанести нам поражение в считанные минуты, если дойдет до применения ядерного оружия. Сначала стартуют ракеты, выводящие на орбиту антиспутники, а затем, когда система ПРО фактически перестанет существовать, если не считать немногочисленных ракет и радаров, размещенных на земле, будут запущены и ракеты в боевом снаряжении. Так, несколько уменьшив число ядерных зарядов на своих тяжелых баллистических ракетах, русские смогут добиться почти стопроцентной вероятности доставки оставшихся боеголовок до целей, расчистив им путь.

– Все же я не думаю, что такая атака может быть осуществлена в реальности, – помотал головой Натан Бейл. – Это займет слишком много времени, а пока уничтожается система противоракетной обороны, цели русских ракет, наши базы и командные пункты, по-прежнему будут функционировать. Как только русские запустят первые ракеты с истребителями спутников, мы нанесем ответный удар, и все ухищрения Москвы окажутся бесполезны. В лучшем случае, обе страны будут лежать в руинах, но войны начинают не для того, чтобы погибнуть самим.

Бейл застал времена, когда мир от ядерной катастрофы отделяли считанные минуты, но всякий раз человеческое чувство самосохранения одерживало верх над политическими амбициями. Именно поэтому заместитель директора ЦРУ вполне оправданно сомневался в том, что русские и сейчас, даже заимев какое-то особое оружие, попытаются разрешить противоречия, прибегнув к силе. Но и в этом случае у Москвы оставалось достаточно козырей, чтобы не рисковать, применяя всякие новшества, наверняка весьма ненадежные.

– Такой план хорош для эффектных презентаций, а на деле Иванам лучше запустить в едином залпе две сотни межконтинентальных ракет типа SS-18 "Сатана", каждая из которых помимо десяти боеголовок индивидуального наведения типа MIRV несет множество ложных целей, – усмехнулся Бейл. – Столь массированной атаки наша противоракетная оборона не выдержит. Любые компьютеры просто свихнутся, пытаясь отсечь "обманки", и не потребуется никакое противоспутниковое оружие. Причем одновременно с запуском баллистических ракет русские могут нанести удар, скажем, крылатыми ракетами типа SS-N-21 с ядерными или обычными боеголовками, по наземным радарам системы раннего оповещения, командным пунктам и пусковым установкам противоракет.

– И, кроме того, как верно подметил Натан, русские лишь реанимировали разработки тридцатилетней давности, и на то, чтобы развить их, потребуются годы и миллиарды долларов, которых у Москвы просто нет и им неоткуда взяться в ближайшее время, – подхватил Бейкерс. – А у нас, кстати, тоже есть подобные проекты, и даже более того. В высокой степени готовности находятся противоспутниковые системы воздушного базирования, такие, как химические лазеры, установленные на широкофюзеляжных лайнерах типа "Боинг-747", ракеты-перехватчики наземного базирования GBI, корабельные противоспутниковые ракеты "Стандарт" SM-3. Все эти средства позволяют бороться со спутниками на орбитах высотой до полутора тысяч километров, а с размещением противоспутниковых систем в космическом пространстве мы сможем уничтожать абсолютно любой орбитальный аппарат. В конце концов, – пожал плечами директор АНБ, – мы можем вернуть к жизни и уж упомянутую сегодня программу ASAT. Противоспутниковая ракета ASM-137, носителем которой является истребитель F-15C "Игл", способна поражать цели на высоте свыше пятисот километров от земной поверхности. Фактически мы уже сейчас можем оставить русских без разведки и, в значительной степени, без связи.

– Нерациональные расходы, – усмехнулся Натан Бейл. – Самый страшный враг русских спутников – сами русские. Их орбитальная группировка постоянно уменьшается, так что нам вскоре не по кому будет запускать все эти ракеты и стрелять из лазерных пушек.

– Но, несмотря ни на что, это именно мы уже лишились двух спутников, – заметил Николас Крамер. – И никто ничего не предпринял в ответ. Фактически русские открытым текстом сообщили, с кем намерены воевать в ближайшем будущем, кого они рассматривают в роли потенциального противника. Но, если мы предъявим Москве претензии, придется объяснять, что это за спутники, а это очень щекотливая тема. Так что, здесь вы правы, – согласился он с главой АНБ, успев взвесить все "за" и "против", и придя к удовлетворительному, по крайней мере, на его взгляд, решению: – Лучше пока делать вид, что ничего не происходит. Но этим мы развязали русским руки, и одному Господу известно, что они еще могут предпринять. А если они выведут на орбиту свои антиспутники заранее, пустив их следом за нашими разведывательными и навигационными спутниками, а потом, если будет нужно, подорвут их в один миг?

– Космическое пространство контролируется надежно, – уверенно ответил руководитель Агентства национальной безопасности. – Если русские начнут массовый запуск спутников непонятного назначения, это не останется незамеченным, и я уверен, наши генералы найдут адекватный ответ.

– Тем не менее, русские провели весьма эффектную демонстрацию своих возможностей, обозначив готовность соперничать с нами и в космосе, – упрямо произнес директор ЦРУ. – Я считаю, необходимо придумать достойный ответ на эту наглую выходку. – При этих словах Бейкерс мысленно зааплодировал.

Сам того не ведая, Николас Крамер принял сторону "Иерихона", став не более, чем марионеткой в руках мудрых и прозорливых кукловодов. Его эмоциональность и неподдельный патриотизм оказались как нельзя кстати. Опасаясь за будущее страны, отныне он поддержит любую, даже самую рисковую инициативу, предложенную тем же Бейкерсом и иными посвященными.

Мужчины некоторое время молчали, глядя на проносящуюся за бортом озерную гладь и яркие паруса небольших яхт на горизонте. Наблюдая за ними со стороны, едва ли кто-то мог бы представить, о чем расслабленно, чуточку лениво, точно говоря на давно надоевшие темы, беседуют эти респектабельные джентльмены. Никому и в голову не могло бы прийти, что они обсуждают планы уничтожения целых стран, гибели миллионов людей, и способы, какими можно спасти от подобной участи свою страну и самих себя.

– Господа, но что же я могу сообщить моему президенту, – напомнил о себе Чангрелия. – Я прибыл сюда, поскольку надеялся на вашу помощь, оказанную моей стране. Русские стянули к нашим границам огромное количество своих солдат и техники, и если они решат напасть, для Грузии все будет кончено в считанные часы.

– Позволю напомнить, сэр, – Бейл тронул Крамера за локоть, – что в Грузии уже погибли два наших агента.

– Что, – резко обернулся Бейкерс. – Как это случилось? Их что, убили русские, или чеченцы?

– Они попали под русские бомбы, – мрачно ответил Крамер. – Черт знает, что их понесло на границу, но из четырех человек двое так и остались там, даже тела не нашли.

Разумеется, руководитель ЦРУ не знал, что тела его сотрудников не обнаружили лишь потому, что агенты нашли свою смерть совсем не там, где им полагалось погибнуть судя по отчетам. Тела двух славных американских парней гнили где-то на юге Чечни, и знали об этом лишь три человека во всем Управлении, в число которых сам директор не входил. Также шеф ЦРУ не ведал и о странном приказе, исходившем от его имени, и исполненном в точности офицером одного из самых секретных подразделений американских ВВС, пилотом истребителя-невидимки F-117A "Найтхок", совершившим боевой вылет в Грузию.

– Полагаю, после всего этого русских следует проучить, – предложил глава АНБ. – Нужно напомнить им, в каком мире они живут, указать их место.

– Возможно, на них и стоит оказать давление, – согласился Крамер.

– И я считаю, нужно предложить президенту послать в Грузию войска, – с неожиданным напором произнес Реджинальд Бейкерс. – В свете того, что там происходит – я имею в виду бомбовые удары по их селам – Конгресс, скорее всего, даст свое согласие. Нельзя допустить развязывание новой войны в регионе, где и так постоянно кто-то с кем-то воюет. Вы говорили о том, что нужен ответный ход на выходку Москвы? – глава АНБ с прищуром взглянул на своего коллегу. – Кажется, это наиболее подходящий момент.

– Конечно, мы должны продемонстрировать русским готовность парировать любые их выпады, но то, что предлагаете вы, кажется все-таки чрезмерным, – помотал головой Крамер, почувствовав внезапный страх и сомнения. – Русские расценят появление наших военных баз, как агрессию, и кто знает, какой ответ последует с их стороны? Не нужно их дразнить раньше времени. Мы толком не знаем намерений их руководства, и провоцировать Москву не стоит. Это все же не Иран или Сербия, а ядерная держава.

– Позвольте, – удивился Бейкерс. – Да не вы ли здесь распинались об агрессивных намерениях Москвы в лице Швецова.

– Именно поэтому я предпочел бы избежать резких движений в сторону Москвы. Их лидер – человек жесткий, скорый в своих решениях, и провоцировать его не стоит, пока мы окончательно не выработали план действий. И если говорить откровенно, Грузия уже запятнала себя сотрудничеством с чеченцами, которые вовсе не такие уж доблестные борцы за независимость, какими их рисует наша пресса, – фыркнул Крамер. – Мы сунулись к сербам, и теперь европейские партнеры получили головную боль в виде Косово, где не действуют законы, кроме закона первобытной силы, процветает торговля наркотиками, оружием, работорговля, в конце концов. По всей Европе и в России постоянно пропадают молодые женщины, которые потом появляются в содержащихся албанцами по всему Косово борделях, а еще чаще в придорожных канавах, на свалках находят уже их изуродованные тела. На Кавказе мы рискуем получить нечто подобное. Русские войска ценой немалых потерь смогли подавить террористов, выбив их из Чечни, хоть и не уничтожив полностью террористическую сеть, и за это им нужно сказать спасибо. Разместив в Грузии войска, фактически мы прикроем уцелевших боевиков, поэтому я против таких мер. Если российская армия действительно вторгнется в Грузию, тогда возможно военное вмешательство, но не раньше.

– Значит, я могу сообщить президенту, что США останутся безучастными, – недовольно уточнил Чангрелия. – Вы не защитите нас?

– Я считаю, пока стоит ограничиться дипломатическими методами, – ответил грузинскому представителю глава ЦРУ. – К России тоже нужно проявить уважение.

– А я полагаю, что этот вопрос стоит решать президентам двух стран, – возразил Бейкерс, уже понявший, что чересчур осторожный Крамер, типичный управленец, бухгалтер, придающий больше значения рискам, чем возможным выгодам, все же не стал его союзником. – Господин Чангрелия, сообщите своему президенту, что он должен встретиться с президентом США лично, и с глазу на глаз обсудить возникшую проблему. Только так можно прийти к удовлетворительному решению. Со своей стороны, я поддержу президента Герданишвили, если он будет просить более существенной помощи, нежели дипломатическая, от Соединенных Штатов. И я уверяю вас, что наш президент не оставит народ Грузии без защиты в такой сложный момент.

– Спасибо, мистер Бейкерс, – грузин крепко сжал ладонь Реджинальда. – Спасибо за поддержку, за надежду, которую вы нам даете. Я немедленно возвращаюсь в Тбилиси, чтобы сообщить о результатах нашей встречи президенту Герданишвили. Я уверяю, он отложит немедленно все текущие дела, чтобы посетить Вашингтон.

– Не делаете ли вы ошибку. Реджинальд, – усмехнулся Крамер, – обещая этому джентльмену свою помощь? Вы ведь еще не глава государства, и президент Мердок прислушивается не только к вам. Да и сотрудничество с такими партнерами, весьма, я бы сказал, ненадежными, не есть хорошо для нашего имиджа.

– Я знаю, что делаю, – холодно усмехнулся Бейкерс. – Это вы ошибаетесь, не желая поддерживать меня. Время нас рассудит, но уже сейчас могу сказать. Что вы очень многого лишаетесь, предпочитая остаться в стороне.

– В стороне от чего? – заинтересованно спросил Крамер.

– Увидите, друг мой, – улыбнулся Бейкерс. – Со временем вы все поймете, но будет поздно что-то менять. Эрик, – директор АНБ окликнул рулевого. – Поворачивай к берегу. Думаю, прогулка закончилась.

Яхта, сделав плавный разворот, устремилась к берегу, управляемая опытным шкипером, и спустя несколько минут ткнулась бортом в деревянные опоры пирса. Как только швартовый конец был закреплен на берегу покинувшим рубку Эриком, Чангрелия первым покинул борт, перед этим тепло попрощавшись с Бейкерсом, и долго рассыпаясь в словах благодарности от имени всего грузинского народа.

Крамер был более сдержан, а потому ограничился лишь рукопожатием, расставаясь с шефом АНБ, который тоже не пытался выглядеть удовлетворенным встречей. Глава ЦРУ резво сбежал вниз по узким сходням, бодрым шагом двинувшись к ожидавшему его автомобилю, а Бейл, следовавший за своим боссом, задержался на миг, придерживаемый за рукав Бейкерсом.

– Мне не нравится этот выскочка, – недовольно буркнул Реджинальд, уставившись в спину удалявшегося Крамера. – Он слишком упрям.

– Да, верно, – Бейл кивнул, соглашаясь. – Это человек вице-президента, его выдвиженец, а между ним и нашим президентом в последнее время нет согласия.

– Разумеется, грядут выборы, и вице-президент сам не против занять кресло в Белом Доме, – понимающе усмехнулся Бейкерс. – Но это игры дипломатов, а нас сейчас волнуют иные вещи. Насколько я понял, на грядущем заседании Совета национальной безопасности мы гарантированно имеем один голос против нашего плана? Кажется, мне не удалось его убедить. – Реджинальд Бейкерс бросил быстрый взгляд в спину удалявшемуся от пирса Крамеру.

– Это так, – Натан был совершенно спокоен и уверен в себе. – Но только один, друг мой. Я побеседую с Голдсмитом, от его слова тоже многое зависит. Ну и не стоит забывать о Сайерсе. Этот пройдоха убедит президента, а большего нам и не нужно.

– Я думаю, Крамера нужно отодвинуть, либо придется посвятить его во все наши дела, чего мне делать категорически не хочется, – жестко произнес Бейкерс. – Он может нам помешать.

– Нет, включать его в число посвященных ни в коем случае нельзя, – согласно кивнул Натан Бейл. – Он чужак, совершено случайный человек в этой игре, ставший тем, кем стал, по воле случая да еще благодаря протекции вице-президента. И будет лучше, если он ничего и никогда не узнает.

– Пора тебе, друг мой, задуматься о продвижении по службе, – предложил вдруг Бейкерс.

– Ты знаешь наши правила, Реджинальд, – отрицательно покачал головой собеседник главы Агентства национальной безопасности. – Мы не занимаем высокие посты. Ты нарушил порядок, но это единичный случай, и нельзя превращать это в обычную практику. Нет, – Бейл усмехнулся, – Если придется принять крайние меры, я, скорее, подыщу себе шефа получше. Знаешь, мне как-то спокойнее, когда я уверен, что в любой ситуации найдется болван, способный без колебаний прикрыть мою задницу, ведь за грехи своих подчиненных перед высшим руководством всегда должен отвечать их непосредственный начальник. Пока Крамер в этом качестве меня всегда устраивает.

Заговорщики понимающе взглянули друг на друга, затем, не сговариваясь, уставившись на садившегося в джип Крамера. Они привыкли добиваться своего любой ценой, и того, кто осмелился бы встать на их пути, не могла уже спасти ни власть, ни деньги, ни связи. Их тайное общество, не имевшее ни гербов, ни названий, умело устранять препятствия.

Глава 9 Сеньоры и вассалы

Вашингтон, США

24 апреля

Прилет президента Грузии в Вашингтон прошел очень скромно, без лишнего шума, и это было одним из поставленных перед Зурабом Герданишвили условий. Не было ковровой дорожки, почетного караула морских пехотинцев в парадной форме, не было даже вездесущих журналистов. Грузинский "борт номер один" как-то незаметно, даже буднично, приземлился в аэропорту Алена Даллеса, откуда высокопоставленного гостя, сопровождаемого всего полудюжиной помощников, кортеж автомобилей с правительственными номерными знаками мгновенно умчал в сторону Капитолия. Пожалуй, если кто из сотен обывателей, находившихся в тот момент в терминалах международного аэропорта, что и заметил, он все равно не понял, что в Соединенные Штаты прибыл глава другой страны, дружественного Америке государства, добивающегося права называться надежным союзником.

В Белом Доме прибытия высокого гостя ожидал тем временем Совет национальной безопасности почти в полном составе. Здесь были главы ЦРУ, АНБ, ФБР, шеф Госдепартамента, а также Уильям Голдсмит, руководивший созданным лишь несколько лет назад Агентством внутренней безопасности, структурой, остававшейся в тени, но при этом не менее серьезной, чем прочие разведывательные службы.

Из обязательных членов Совета отсутствовал только министр обороны. Роберт Джермейн вылетел в Ирак чуть менее суток назад, и сейчас, должно быть, уже встречался с офицерами и солдатами размещенного в этой проклятой стране американского контингента. Министр считал, что визиты высокопоставленных лиц поднимают моральный дух воинов, которым каждую минуту приходится рисковать жизнью, все время являясь мишенями для полусумасшедших арабов.

Не было сегодня здесь и советника президента по национальной безопасности, одной из ключевых фигур в администрации Белого Дома, но причины его отсутствия были иными, нежели у главы военного ведомства.

– Господа, – агент Секретной службы распахнул двери, и порог кабинета уверенно перешагнул тот, кто уже почти четыре года был правителем сильнейшей державы на планете. – Добрый день, джентльмены.

Президент Джозеф Мердок, бывший адвокат из Алабамы, пятидесятивосьмилетний мужчина в самом расцвете сил, покорявший миллионы избирателей мужественным и открытым лицом старого ковбоя, обвел взглядом небольшое помещение, избранное для сегодняшней встречи:

– Я рад, что все вы собрались здесь, господа. Предстоит решить весьма деликатную и неоднозначную проблему. К сожалению, господин Силверберг не смог сегодня явиться, да и, судя по прогнозам врачей, едва ли он когда-нибудь вернется к делам. Ну да на все воля Господня, – пожал плечами президент Мердок. – Как мне сообщили, наш гость уже в пути, так что вскоре начнем заседание.

Престарелый Эзра Силверберг, верой и правдой служивший уже трем президентам Соединенных Штатов подряд, не выдержал напряженной работы, требовавшей изрядной крепости нервов. Сейчас советник президента пребывал в больничной палате. Врачи констатировали инсульт, и мало кто верил, что с таким диагнозом Силверберг сможет вернуться к исполнению своих обязанностей.

Тем не менее, президент Мердок пока не решился назначить кого-либо на фактически вакантную должность, просто не сумев сделать выбор, ведь о того, кто дает советы в таком сложном деле, как безопасность Соединенных Штатов, всегда зависело многое, и поспешное решение могло принести немало неприятностей. Но, как бы то ни было, заседание Совета национальной безопасности должно было состояться в любых условиях, и отсутствие нескольких его постоянных членов было не худшим из того, что могло случиться.

Зал, где с заметным трудом разместились почти десять человек, был оборудован всеми возможными системами связи, а также, что немаловажно, самыми изощренными средствами защиты от любых способов наблюдения или прослушивания. Еще во времена предшественников Мердока здесь принимались такие решения, о которых в целом мире до последнего дня знали считанные люди, и иной раз утечка информации могла стоить не только карьеры, но, возможно, свободы, а то и жизни многим известным политикам.

Джозеф Мердок сейчас мог гордиться собой, ведь за четыре года его правления Америка, и без того находившаяся на пике своей мощи, стала еще сильнее, получив огромное влияние на те страны, которые совсем недавно пытались доказать всему миру свою независимость. Это был неплохой результат для скромного юриста, сделавшего себе имя на паре громких процессов, когда были публично осрамлены коррумпированные власти нескольких штатов, после чего и настал звездный час адвоката, за считанные годы достигшего наивысшего из возможных постов в иерархии власти этой великой страны. И Мердоку понравилось быть тем, кто решает почти единолично, судьбы целых континентов. Но уже приближались очередные выборы, и для того, чтобы остаться на посту президента еще на пять лет, следовало поразить избирателей чем-то исключительным. Так почему же, черт возьми, стоило упускать самими русскими предоставленный шанс унизить Россию, заставив ее извиняться перед какой-то Грузией?

Американский президент, полностью уверовавший в собственное могущество, после недолгих раздумий стал рассматривать визит грузинского лидера не иначе, как божий дар, и был намерен этим даром воспользоваться. Слишком долго русский медведь был предоставлен сам себе, забывая постепенно, кто есть истинный хозяин этого мира. Мердоку от его предшественника досталась отличная команда советников, мастеров дипломатической игры и тайных войн, и сейчас он рассчитывал, что совместно они придут к наиболее выгодному для Соединенных Штатов, и для него, президента, лично, решению.

За несколько минут до появления грузинского лидера, который и был причиной нынешнего заседания Совета национальной безопасности, спутавшего личные планы многих его членов, поскольку ближайшая встреча их предполагалась не менее чем через неделю, в Белый Дом прибыл глава комитета начальников штабов. Генерал-лейтенант Форстер, быстрым шагом миновавший многочисленные посты морских пехотинцев в парадной форме и людей в штатском, сотрудников секретной службы США, рывком распахнул дверь и вошел в кабинет, где собрались его коллеги. Его сопровождал бригадный генерал Стивенс, державший подмышкой черную кожаную папку. Отвечавший за стратегическое планирование офицер не был постоянным членом Совета национальной безопасности, но часто сопровождал своего шефа, оттого, будучи в курсе всех событий не меньше, чем кто-либо другой из прибывших сегодня в Белый дом высокопоставленных лиц.

– Добрый день, господа, – Дональд Форстер кивком поприветствовал всех присутствовавших, поле этого прошел в глубь кабинета, пожав руку президенту Мердоку: – Господин президент. – Генерал опустился в кресло в дальнем углу. – Кто-нибудь, возможно, посвятит меня в причины сегодняшнего заседания? Кажется, мы не планировали встречу так скоро.

– Президент Грузии прибыл в США с визитом, – ответил глава Госдепартамента Флипс. – Он напуган событиями на границе с Россией, и, кажется, намерен искать у нас защиты.

– События на границе, – поморщился Форстер. – Это вы о разбомбленной деревне? В тех краях такое не редкость. Местные режут друг друга уже сотни лет, и не думаю, что подобная мелочь и визит какого-то горского вождя может стать поводом для того, чтобы заставить столько занятых людей резко менять свои планы.

– Не могу с вами согласиться, генерал. – Шеф внешнеполитического ведомства США покачал головой. – Грузия – наш союзник, и при всем моем уважении, нам все же стоит выслушать гостя, ведь его визит может принести немалые политические дивиденды. Грузины утверждают, что их атаковала русская авиация, а это уже повод для международного скандала.

– Насколько я помню, подтверждения этому у нас нет, – возразил Фостер, который по долгу службы был в курсе подобных событий, и за действиями российской армии против чеченцев следил в последнее время весьма пристально. – Русские держались в рамках приличий, и не стали бы они бомбить какие-то лачуги без видимой причины. Может, в том поселке окопались еще одни наши верные союзники, чеченцы? Грузины пытаются вести свою игру в регионе, лишь на словах оставаясь преданными нам, и это не есть хорошо.

– К слову о союзниках, господа, – заметил вдруг Уильям Голдсмит. – Мне на глаза попался пару дней назад доклад Разведывательного управления Министерства обороны, изучив который, я составил не слишком приятное мнение о грузинах. Со ссылкой на источники в русском Генеральном штабе и даже в ГРУ наша военная разведка сообщает, что Грузия приобрела в Украине около сотни ручных зенитных комплексов SA-14 для оснащения своей армии. Вероятно, часть этих ракет действительно попала на армейские арсеналы, но, если судить по серийным номерам захваченных русскими войсками использованных пусковых устройств, по меньшей мере, десяток ЗРК оказался каким-то образом в руках чеченских террористов. Чеченцы при помощи "Гремлинов" сбили, по меньшей мере, один русский штурмовик и один вертолет. И я считаю, что русская разведка работает не менее качественно, а потому им наверняка известно, каким путем ракеты попали к чеченцам. Полагаю, в свете всего этого скоро у Москвы возникнут вопросы и к Киеву, и к Тбилиси. Не думаю, что такой партнер благоприятно будет влиять и на наш имидж, коль скоро США провозгласили борьбу с терроризмом.

– Это серьезное заявление, Уильям, – согласился глава Госдепартамента. – И об этом стоит поговорить с грузинским лидером. Будет очень неприятно, если грузины так же, как с украинским оружием, поступят и с тем, что получают из США. Кажется, мы намерены поставлять им "Стингеры"?

– Верно, – угрюмо кивнул генерал Форстер. – Такие планы есть, и господин президент является одним из наиболее последовательных их сторонников.

– Причем в Тбилиси готовы получить от нас не только зенитные ракеты, – сухо процедил Николас Крамер. – После недавнего конфликта с Россией военная мощь грузин подорвана. Они потеряли очень много техники, и желают купить все, начиная от штурмовых винтовок и вплоть до ударных вертолетов "Апач" и танков "Абрамс". В глазах Запада благодаря нашей самой свободной в мире прессе Грузия превратилась из агрессора в жертву, и потому сейчас пользуется поддержкой и сочувствием очень многих, в том числе в Вашингтоне. И что-то подсказывает мне, что вопрос о поставках вооружений в эту страну может быть решен к их выгоде.

– Я понимаю, что это камень в мой огород, господа, – усмехнулся Мердок, переводя взгляд с главы ЦРУ на председателя комитета начальников штабов. – И я не меньше вашего обеспокоен тем, что грузинские власти столь явно поддерживают чеченцев. Однако Грузия – действительно наш союзник, – воздел указательный палец ввысь президент, сразу обращая к себе внимание всех собравшихся чиновников. – Эта страна занимает важное стратегическое положение в регионе, позволяя с ее территории контролировать весь Кавказ. Я не считаю лишним иметь военные базы возле самых границ России, а потому и мне, и вам всем, джентльмены, следует отнестись к словам нашего грузинского друга с должным вниманием. Что же касается возможности передачи террористам части оружия, поставленного нами, то здесь все можно решить, направив в Грузию наших военных специалистов, которые обеспечат нераспространение такого оружия, как "Стингеры", да и любого другого, какое бы мы ни передали Тбилиси.

– То есть, вы уже приняли решение, – недовольно спросил Форстер, не любивший подобные неожиданности. – И что же вы решили, господин президент? Американским парням снова придется умирать в чертовых горах, без цели и смысла?

– Сперва, генерал, все же давайте выслушаем нашего друга с Кавказа, – усмехнулся Мердок. – А решать, как поступить нам, будем чуть позже. У нас сегодня еще немало тем для разговора.

– Верно, джентльмены, – заметил Энтони Флипс. – И, пока наш уважаемый гость не прибыл, я бы хотел слышать ваше мнение насчет Ирана.

– Не упоминайте эту мерзкую страну, прошу вас, – поморщился директор ЦРУ. – Эти проклятые персы снятся мне по ночам. Там невозможно работать, иранцы не знают, что такое цивилизация, а потому спокойно рубят головы разоблаченным иностранным агентам. Мы в большинстве случаев можем только гадать об их намерениях. Даже с китайцами иметь дело намного проще! – На лице Николаса Крамера отразилась ярость.

– Тем не менее, нам есть что обсудить, – заметил Бейкерс. Глава АНБ не обязан был так хорошо знать о происходящем за рубежом, как его коллега из Центрального разведывательного управления, но всегда старался владеть информацией. – Как мне известно, иранцы, после того, что произошло на конференции ОПЕК, совершили визит в Россию и даже встретились со Швецовым.

– Пользуясь тем, что большинство стран-нефтеэкспортеров добровольно стали их живым щитом, иранцы пытаются подготовиться к возможной войне с нами, – Флипс согласился с Бейкерсом. – Они намерены закупать русское оружие, причем в таких объемах, что смогут за пару лет полностью перевооружить всю свою армию. Наши источники в Кремле подтвердили, что Тегеран обратился к Швецову с официальной просьбой о поставках оружия. Эти же источники сообщают, что русский президент готов заключить такую сделку.

– И что же они хотят? – президент Соединенных Штатов вопросительно взглянул на шефа Госдепартамента.

– Все, – коротко ответил, точно выплюнул это слово, Флипс. А затем, уже сдержаннее, пояснил: – Иран планирует модернизировать свои подлодки, оснастив их крылатыми ракетами, закупить ракетные катера, а, в будущем, возможно, и более крупные боевые корабли. Кроме того, они выразили желание организовать на своей территории производство современных танков и бронемашин.

– Нужно помешать этому, – решительно заявил Мердок. – Усиление Ирана, тем более, союз его с русскими, нам не нужен. Что, по-вашему, можно предпринять, Энтони?

Джозеф Мердок вопросительно взглянул на Энтони Флипса. Что бы ни происходило, если оказывались затронуты интересы Америки, первый ход всегда делали дипломаты, и сейчас глава Соединенных Штатов не намеревался отступать от этого принципа. Если же дела пойдут совсем худо, то всегда есть возможность использовать армию, как показала опыт прошлых лет, способную разрешить практически любой кризис быстро и эффективно.

– Иранскую сторону переубедить будет невозможно, – усмехнулся глава Госдепартамента. – У их берегов и так находится почти весь Шестой флот, а в Ираке расквартировано несколько наших дивизий. Пугать персов применением силы или грозить им санкциями бессмысленно, поэтому нужно воздействовать на русских. Но их новый президент – человек решительный и жесткий, боевой офицер, и его тоже не просто будет напугать столь сильно, чтобы он отказался от выгодной сделки. Русские нацелились на иранскую нефть, а это лакомый кусок. Нам придется потрудиться, чтобы сорвать сделку.

– Уж будьте любезны, – буркнул Форстер. – Эти черномазые дикари, потерпев неудачу в разработке собственного истребителя "Азарахш" и сейчас имея на вооружении давно исчерпавшие ресурс "Фантомы", "Томкеты" и несколько F-5Е "Тигр" хотят купить у русских "Фланкеры" и "Фулкрэмы" последних модификаций. После недавней стычки над Заливом как раз по вине именно иранских "МиГов", старых и сильно изношенных, несколько хороших американских парней остались гнить на дне морском. Если иранцы модернизируют свою авиацию, да еще и получат новейшие русские системы ракеты "земля-воздух", типа SА-10, они смогут спокойно завершить свою ядерную программу, не опасаясь наших ударов. Иран может бросить в бой почти семисоттысячную армию, не считая еще ста тридцати тысяч так называемых сил сопротивления "басидж". У них под ружьем всего сорок четыре дивизии и двадцать четыре отдельные бригады, и если эта армада получит "зонтик" из русских зенитных ракет и истребителей, они смогут пройти до турецкого побережья, если захотят, и им не понадобится никакое ядерное оружие.

– Да, это серьезно, – согласился Мердок. Президент понимал, что весть о разработке иранцами атомного оружия под самые выборы сильно подорвет его шансы остаться на второй срок. – Ядерную программу иранцев нужно остановить любыми средствами. Пусть даже нам придется повторить опыт Израиля, нанеся воздушный удар по их атомным станциям.

– Думаю, как раз Израиль и сможет оказать нам некоторую помощь в разрешении этой проблемы, – заметил директор ФБР. Аарон Сайкс, возглавлявший структуру, которая непосвященным казалась лишь обычной полицией, пусть и страдавшей завышенным самомнением, а на деле являлась мощнейшей контрразведкой, был близко знаком со многими высокопоставленными евреями, будучи и сам одним из представителей богоизбранного народа. На почве этого он даже сумел наладить качественное взаимодействие американских спецслужб и "Мосада". – Их города как раз находятся в зоне досягаемости иранских ракет, а потому на содействие Тель-Авива можно полагаться целиком и полностью.

– Израиль, скорее, может ухудшить ситуацию, – возразил глава АНБ, покачав головой. – Это ядерная держава, и если еврейское руководство ощутит угрозу, тем более, Иран и так поддерживает "Хезболлу" и палестинцев, оно может принять необдуманное решение, руководствуясь эмоциями. Действия, которые сейчас предпринимает Иран, могут вызвать региональный ядерный конфликт, а потому израильтян следует сдерживать, хотя, конечно, при определенных обстоятельствах использовать еврейский опыт и даже их непосредственную помощь возможно. Если иранцы действительно будут готовы создать ядерное оружие, воздушный удар может и должен быть нанесен.

– На многих их атомных объектах находятся русские, – заметил шеф ЦРУ Крамер. – Кроме того, там немало других иностранцев, инспекторов МАГАТЭ, и бомбить их – не лучшее решение. Израильтяне могли себе это позволить в восемьдесят первом, в Ираке, но сейчас иные времена.

– Ядерная программа Ирана должна нас беспокоить сейчас в последнюю очередь, – рубанул воздух ладонью Форстер. – В любом случае, у них нет ракет, способных доставить заряды хотя бы до Западной Европы. Самые мощные баллистические ракеты, которыми обладает Тегеран, "Шихаб-3", созданные на базе северокорейских ракет, имеют дальность около полутора тысяч километров, а, значит, не представляют угрозы ни для нас, ни для большинства европейских партнеров по НАТО. Кроме того, у иранцев этих ракет считанные единицы, и надежность их пока оставляет желать лучшего.

Гораздо больше меня беспокоит намерение Ирана вооружить свои подлодки, субмарины типа "Кило" русского производства, русскими же противокорабельными ракетами SS-N-27. Если они получат такое оружие, то смогут контролировать весь залив, угрожая нашим авианосным группировкам и танкерам, перевозящим нефть. Кроме того, они еще намерены закупить несколько ракетных катеров типа "Тарантул" с ракетами SS-N-22, которые в сочетании с подлодками и авиацией могут заставить нашу эскадру вовсе уйти из Залива.

Если персы смогут реализовать свои замыслы, нас, в случае, если решение о военной операции против Ирана будет принято, ждут большие проблемы. Эти фанатики могут воевать самоотверженно, а с русским оружием они имеют все шансы нанести нам поражение, тем более, на своей земле. И чтобы переломить ход войны, нам, возможно, придется даже пойти на применение ядерного оружия. Нам, господа, а вовсе не иранцам, которыми мы уже запугали полмира!

– То, что случилось с Ираком, заставило многих опомниться и начать укреплять свои вооруженные силы, – наставительно произнес Флипс. – Иран явно метит на роль региональной сверхдержавы, и если это у него получится, многие наши союзники могут переметнуться к аятолле. Уже такие страны, как Саудовская Аравия, готовы поддержать Иран. Даже Кувейт, хотя и не присоединился к ультиматуму, оглашенному в Вене, колеблется, ведь он в значительной степени зависит от экспорта нефти, и новая война в Заливе подорвет его экономику.

– Думаю, Николас, вам стоит встретиться с королем Абдаллой, – предложил главе ЦРУ президент. – Слетайте в Эр-Рияд, побеседуйте с шейхами по душам, объясните, что к чему. Мы в свое время спасли их от Саддама, это они должны помнить. А сейчас опишите все ужасы, что их ждут, если Иран выйдет из-под международного контроля. Как верно заметил генерал Фостер, у персов нет ракет большой дальности, их авиация тоже в весьма плачевном состоянии, но все же добросить пару боеголовок до Саудовской Аравии они в состоянии. Вот на это и бейте, и не жалейте их воображение. – Мердок злорадно усмехнулся: – Пусть эти погонщики верблюдов понервничают. Глядишь, станут сговорчивее.

– Я понял, сэр, – Крамер невозмутимо кивнул. – Я все сделаю. Думаю, еще не поздно заставить арабов одуматься.

– А нашим военным я бы пока посоветовал снизить активность возле иранских границ, – теперь президент Мердок обращался к генералу Форстеру. – Не стоит, Дональд, нервировать этих горячих южных парней. Пока мы не готовы к масштабным военным действиям, а если случайные стычки вроде той, о которой вы здесь уже упоминали, будут повторяться с тем же исходом, это подорвет моральный дух наших солдат до начала кампании.

"И лишит тебя шансов быть переизбранным", – мысленно добавил Реджинальд Бейкерс, с трудом сдержав презрительную усмешку. Избирателям не нравится, когда их родные возвращаются в Штаты в пластиковых мешках, или вовсе остаются на дне морском, и уж кто-кто, а Мердок превосходно понимал это.

– Хорошо, сэр, – кивнул и Форстер, не имевший привычки обсуждать приказы, за редчайшим исключением. – Я сообщу об этом на заседании начальников штабов, и мы пересмотрим некоторые планы.

В этот момент дверь в зал совещаний вновь приоткрылась, и на пороге возник глава администрации Белого Дома. Алекс Сайерс, профессиональный психолог, освоивший сложное и ценное искусство "пиара", почти неотлучно находился при президенте, оказывая на принимаемые им решения больше влияние, чем любые аналитические структуры, типа мощнейшего мозгового треста "РЭНД".

Этот человек виртуозно умел играть на потаенных струнах чужих душ, часто прибегая к своему мастерству. Поэтому многие из тех, кто сейчас ожидал прибытия грузинского лидера, посмотрели на Сайерса с явным недовольством, ведь каждый пытался сам влиять на президента, не допуская к нему никого постороннего. Им, кажется, было невдомек, что нынешний президент способен принимать решения сам, без ненавязчивых подсказок и указаний со стороны.

– Господин президент, – Алекс приблизился к Мердоку. – Сэр, президент Грузии прибыл и ждет приглашения. С ним еще министры обороны и национальной безопасности.

– Похоже, этот горец притащил с собой через океан все свое правительство, – усмехнулся Форстер, кривя рот в ухмылке. – Решил здесь провести выездное заседание кабинета министров что ли?

– Пригласите его, Алекс, – Джозеф Мердок, казалось, не обратил на реплику генерала никакого внимания. – И вы сами тоже останьтесь, мой друг. Думаю, наш разговор будет весьма интересным, и мне хочется потом узнать ваше мнение.

– Как скажете, сэр, – покорно кинул Сайерс. Затем он вышел из зала, распахивая двери и пропуская вперед главу грузинского государства, следом за которым протиснулись и сопровождающие его лица.

Грузинский лидер, низкорослый и коренастый, фигура которого вполне подходила борцу средней весовой категории, был весьма молод, намного моложе своего американского визави. На фоне Герданишвили, во многом случайного, в общем-то, человека, вознесенного на вершины власти в своей горной республике своевольной толпой, Джозеф Мердок выглядел этаким мудрым старцем, да таковым он, по сути, и являлся.

– Добрый день, мой друг, – американский президент встал из-за стола, как того требовал этикет, и уверенным шагом двинулся навстречу Герданишвили. – Я рад, мой дорогой Зураб, что вы смогли все-таки посетить нашу страну. – Мердок протянул ладонь, которую грузин сжал, что было сил, вероятно, так демонстрируя свою несказанную радость.

– Прошу вас, господа, – президент США приглашающим жестом указал на пустующие кресла, прихотливо расставленные по просторному кабинету. – Располагайтесь.

– Спасибо, господин президент, что приняли нас, несмотря на спешность этого визита, – Зураб Герданишвили осторожно присел на краешек кресла с высокой, выше головы сидящего человека спинкой. – Дело, которое заставило меня так срочно искать встречи с вами, весьма важное и непростое. И я надеюсь, сэр, на ваше понимание и вашу помощь.

– Разумеется, а иначе и быть не может, – тепло улыбнулся Мердок. – Уверяю вас, мы все отнеслись к вашим проблемам с должным пониманием. Здесь присутствуют члены Совета национальной безопасности США – Президент представил каждого, и все по очереди кивали грузинскому президенту, получая от него ответный кивок. – Все они с удовольствием согласились принять участие в этой беседе, и здесь же мы намерены выработать решение вашей проблемы. Признаюсь, я уже ввел моих коллег в курс дела, а потому можете сразу перейти к главному, не тратя время на вступление.

– Спасибо, господин президент, – Герданишвили волновался так сильно, что, прежде чем начать излагать свою проблему, выпил два стакана минеральной воды. – Поскольку вам известно, что привело меня сюда, я буду краток, но все же вынужден описать сложившуюся ситуацию. Русская авиация, осуществляя действия против чеченских повстанцев, нарушила наши воздушные границы, нанеся удар по селению Верхний Чохор. Это произошло четырнадцатого апреля. Под русскими бомбами погибли несколько десятков мирных жителей, в том числе находившиеся в местной больнице маленькие дети и беременные женщины, жительницы селения. Наши силы ПВО пытались помешать русским воздушным пиратам, но оказались не готовы к такой атаке, в результате русские бомбардировщики исполнили свою миссию и спокойно вернулись на базу.

– Возможно, мистер Герданишвили, ваши силы ПВО оказались бы более состоятельными, не продавай вы оружие чеченцам, – Голдсмит, жесткий профессионал, опытный политик, не собирался расшаркиваться перед грузинским лидером. – Приобретенные вами у Украины ручные зенитные комплексы российского производства типа "Стрела", вместо того, чтобы оставаться в распоряжении ваших солдат, почему-то оказались в руках тех, кого мы считаем террористами и солидарны в этом с русскими.

– Коррупция, – затравленно покосился на главу Госдепартамента заокеанский гость, затем вновь взглянув на Мердока честными глазами. – Мне известно об этих фактах, сэр, и я могу уверить всех присутствующих, что виновные будет наказаны сурово и неотвратимо. Торговля оружием приносит немалый доход там, где идет война, и некоторые из высокопоставленных офицеров нашей армии идут на преступление ради наживы, подрывая авторитет не только грузинской армии, но и всей нашей страны.

– Прошу простить господина Голдсмита, – вмешался Мердок. – Он обеспокоен тем, что та же судьба, что постигла украинские ракеты, может ждать и наши, ведь вы все еще намерены покупать оружие в США? А если произойдет нечто подобное, то наша страна косвенно окажется пособником террористов, что недопустимо в принципе.

– Я уверяю вас, господин президент, что ничего подобного больше не повторится, – Зураб Герданишвили пытался казаться как можно боле убедительным, и, глядя на смягчившееся лицо Мердока, можно было подумать, что ему это удалось.

– Я надеюсь, что вы сдержите свои обещания, – американский президент кивнул, принимая заверения собеседника. – Но этого уже недостаточно, чтобы мы могли вам доверять. Я настаиваю, чтобы вы немедленно прекратили любые контакты с главарями чеченских террористов, которые по данным разведки, находятся сейчас на территории Грузии. И если Россия затребует их выдачи, я буду настаивать на том, чтобы это требование вами было исполнено. Нам не нужны союзники, привечающие у себя откровенных уголовников.

– После того, что сотворили русские, мы не станем выполнять их требования, – патетично, забыв на миг, где он находится, заявил Герданишвили. – Именно этого они и добивались своими бомбежками, чтобы мы стали безропотно исполнять их волю.

– И вы имеете доказательства того, что удар по той деревне нанесли именно русские бомбардировщики? – твердо спросил Фростер.

– У нас есть записи с наземных радаров, где четко видно, что пара русских самолетов входила в наше воздушное пространство, и курс их пролегал очень близко от Верхнего Чохора. – Генералу ответил грузинский министр обороны, дождавшись повелевающего взгляда своего президента. – Этого вполне достаточно, чтобы предъявить России обвинение в агрессии.

– Но русские наверняка сумеют оправдаться, – продолжил сам Герданишвили. – Они плевали на международное право, на ООН, на всех. Их новый президент, контуженный в Афганистане маньяк, пойдет на что угодно, и предугадать его решения, думаю, не удастся никому. Поэтому я не стал обращаться с жалобами в ООН, а прибыл сюда, господин президент. Грузия нуждается в вашей защите, иначе на наших землях вспыхнет кровопролитная война. Русские признали независимость Осетии и Абхазии, исконных грузинских земель, поддерживая открыто сепаратистское движение в этих областях. Не придется долго ждать, когда о своем суверенитете заявят Аджария, Сванетия, другие автономии. И лишь только став свободными, они примутся выяснять отношения друг с другом, усеивая наши земли трупами. Только Соединенные Штаты могут остановить волну хаоса, которая вот-вот накроет нашу страну.

– Чего именно вы хотите, – жалобы грузина произвели на Мердока определенное впечатление, но намерения Герданишвили пока оставались для него загадкой. – Какая помощь вам нужна?

– Я хочу просить вас разместить на территории Грузии миротворческий контингент из подразделений американской армии.

Слова президента Грузии вызвали долгую паузу, поскольку всем присутствовавшим требовалось переварить услышанное. Лишь один человек из тех, кто здесь собрался в эти минуты, знал, с какой именно просьбой прибыл в Вашингтон Герданишвили, но Реджинальд Бейкерс благоразумно молчал, искусно разыгрывая удивление.

– Вы хотите, чтобы США направили войска в вашу страну, – переспросил быстро пришедший в себя президент. – Но на каком основании?

– Я хочу защитить свой народ, свою страну от русской агрессии, – сверкнул глазами Зураб Герданишвили. – И только Соединенные Штаты могут стать той силой, которая заставит русских умерить свой пыл. Я не желаю больше видеть разрушенные села и изуродованные тела их жителей, попавших под русские бомбы. Я знаю, что русские сделали с Чечней, и не допущу повторения этого в своей стране. Вы говорите о чеченских террористах, скрывающихся в Грузии, но на самом деле это лишь несчастные беженцы, пытающиеся спастись от геноцида. Среди них действительно немало тех, кто готов с оружием в руках мстить за своих родных и близких, ставших жертвами русских убийц в погонах. Я прошу вас, господин президент, защитить моих соотечественников от ужасов войны, и надеюсь на ваше понимание.

– Я не могу принять такое решение единолично, – покачал головой Мердок. – Джентльмены, – он обвел взглядом членов Совета безопасности. – Каково ваше мнение? Я хочу выслушать каждого, и только потом смогу дать ответ нашему другу.

– Сэр, если вы решите ввести войска в Грузию, русским может это не понравиться, – заметил госсекретарь. – Появление наших военных баз возле своей границы они могут рассматривать, как угрозу, а обострение отношений с Москвой нам сейчас ни к чему. Проблем у нас и так достаточно.

– Будет лучше, господин Флипс, если на Кавказе вновь вспыхнет война? – обличающе спросил главу внешнеполитического ведомства Сайерс. – Если несколько сотен американских солдат смогут предотвратить гибель десятков тысяч, разве это не уравновесит недовольство России, которая, кстати, и есть виновник того, что мы, возможно, вмешаемся в события в этом регионе?

– Думаю, Алекс прав, – взял слово Бейкерс. – Русские, конечно, могут повозмущаться, но они действительно виноваты в происходящем, и лишь пожнут свои плоды, не более того. Кроме того, Турция, наш союзник по НАТО, едва ли будет в восторге от того, что возле ее границ идет война. Все, что сказал господин Герданишвили относительно распада страны, вполне соответствует истине, и избежать хаоса поможет только наше прямое вмешательство.

– Отлично, джентльмены, – кивнул президент, заставив Бейкерса, только набравшего воздуха в грудь для продолжения своей речи, умолкнуть. – Но это мнение профессиональных разведчиков и психологов, а что думают те, кто, в конечном итоге, и будет исполнят принятое решение? – Мердок взглянул на Форстера: – Прошу, генерал, поделитесь и вы своими соображениями.

– В чисто техническом плане, господин президент, такая операция выполнима, – пожал плечами председатель ОКНШ. – У нас существуют планы на самые разнообразные случаи, и если будет отдан приказ, мы его исполним. Однако последнее слово здесь остается отнюдь не за армией. В политическом же плане я все же предоставлю решать этот вопрос тем, кто более компетентен, то есть дипломатам и разведчикам.

– Ну а если допустить, что вы получили приказ, генерал, какие силы можно расквартировать в Грузии? – с интересом спросил президент.

– Позвольте, – Эндрю Стивенс, взглянув на Форстера, и дождавшись едва заметного утвердительного кивка, прочистил горло, и ответил, глядя на президента США честными глазами: – Сэр, поскольку перед нами пока не ставится задача ведения боевых действий, а речь идет всего лишь о демонстрации флага, если применить морскую терминологию, перебрасывать в Грузию большой контингент нет смысла. Также не имеет смысла и размещение там тяжелых подразделений, танковых, к примеру, или механизированных, да и характер местности вовсе не благоприятствует применению тяжелой техники. Поэтому, прежде всего, стоит перебросить в зону возможного конфликта подразделения ПВО, поскольку, как я понимаю, господин Герданишвили опасается новых воздушных ударов со стороны России.

Думаю, размещение двух-трех дивизионов ракетных комплексов "Пэтриот" обеспечит спокойствие нашего кавказского друга. Этих сил хватит, чтобы надежно закрыть воздушное пространство Грузии с северного направления, уделяя должное внимание и черноморскому побережью, благо, ограниченность защищаемой территории способствует этому, а высокая плотность размещения комплексов позволит отражать даже массированные удары с участием сотен бомбардировщиков и штурмовиков. Кроме того, не лишено смысла и размещение на грузинских авиабазах самолетов тактической авиации, например истребителей F-15С "Игл", поддержку которым могут оказать самолеты АВАКС. Для отражения гипотетических воздушных ударов русских достаточно будет пары эскадрилий перехватчиков, которые при наличии самолетов дальнего обнаружения будут по эффективности равны десятку русских эскадрилий.

Для обеспечения же наземного прикрытия этих сил, которые следует расположить равномерно на нескольких военных базах, можно задействовать части Восемнадцатого воздушно-десантного армейского корпуса, в настоящий момент дислоцированные в Ираке, как подразделения, обладающие максимальной мобильностью. Я подразумеваю здесь соединения из состава Сто первой воздушно-штурмовой и Десятой легкой пехотной дивизий, которые, во-первых, имеют опыт действий в горах, а во-вторых, располагают легким вооружением, для транспортировки которого не потребуется большое число тяжелых самолетов. Если приказ будет отдан, господни президент, первые батальоны из состава Сто первой дивизии будут развернуты на территории Грузии через восемнадцать часов. Сейчас большая часть подразделений корпуса находится на территории Ирака, в Штатах остались лишь учебные подразделения, поэтому уровень готовности войск очень высок.

– Сэр, прошу заметить, что в плане, озвученном генералом Стивенсом, есть рациональное зерно, – встрял в разговор Бейкерс. – Это не ударная группировка, которая может угрожать России, а лишь подразделения оборонительной направленности, зенитные ракеты и истребители-перехватчики. Действительно, доставлять в Грузию танки смысла нет, ведь мы не готовимся воевать с русскими, а лишь даем им понять, что не допустим посягательств на наших союзников. И этот контингент, весьма ограниченный, сможет выполнить такую задачу, защитив воздушные и сухопутные границы страны. Кроме того, мы сможем вести активную разведку, наблюдая за действиями группировки российских войск в Чечне и прилегающих районах, и любая информация о противнике, пусть и потенциальном, никогда не может быть лишней.

– Ваше мнение, Реджинальд, а уже понял, – отмахнулся Мердок. – Вы мыслите, как должно разведчику, готовящемуся к войне, но не как дипломат высокого уровня. А что скажет мистер Крамер?

Николас, прежде чем ответить, задумался, взвешивая услышанное и сопоставляя произнесенные коллегами слова со своим собственным мнением. Вспомнилась и недавняя беседа с Бейкерсом во время рыбалки, и донесения агентов из Грузии. И, разумеется, не мог шеф ЦРУ забыть и о таинственной гибели своих агентов, будто бы попавших под русские бомбы в горах на грузинской границе.

– Сэр, я не считаю необходимым посылать в Грузию наши войска, – почувствовав, что пауза затягивается, а президент ждет ответа, произнес с сомнением в голосе Крамер. Он надеялся, что его колебания передадутся и всем остальным. – Такой шаг нарушит баланс сил, вызовет недовольство Москвы и настороженность во всем регионе. Опять же, иранцы могут решить, что передислокация армейских подразделений связана с подготовкой агрессии против них, а ведь вы, господин президент, только что приказали снизить нашу активность в регионе, – напомнил глава ЦРУ. – Так что, я полагаю, пока не стоит принимать такое решение.

– Здесь я могу с вами поспорить, господин Крамер, – произнес Форстер. – Как раз в свете приказа президента снизить активность возле иранских границ передислокация сразу двух дивизий из Ирака в Грузию никак не вызовет подозрения Тегерана. Напротив, наша армейская группировка будет ослаблена, а это явный признак того, что Штаты не планируют агрессию против Ирана в ближайшее время. Как раз переброска войск в Грузию несколько успокоит персов, чего, собственно, мы и добиваемся.

Председатель Объединенного комитета начальников штабов с явным превосходством взглянул на шефа ЦРУ. Как и многие присутствующие здесь, Дональд Форстер без лишнего дружелюбия относился к этому случайному человеку, обычному администратору, выходцу из Госдепартамента, едва ли подходящему на пост главы мощнейшей разведывательной службы мира.

– Итак, господа, мнения разделились, – Мердок обвел взглядом членов Совета национальной безопасности, словно запоминая их лица. – ЦРУ и Госдепартамент против ввода в Грузию войск, тогда как мистер Бейкерс настаивает на принятии такого решения, и глава моей администрации поддерживает его. Генерал Форстер, вы, как я понимаю, воздерживаетесь?

– Сэр, – прокашлялся генерал. – Если армия получит приказ, мы его выполним без сомнений, но принимать такое решение не в моей компетенции. Кроме того, подобные шаг должен одобрить Конгресс, а после Ирака и Афганистана там осталось не так уж много сторонников войны. Вид штабелей цинковых ящиков, в которых запаяны тела простых американских парней, и слезы их матерей отрезвляюще действуют на многие горячие головы. Кое-кто в Конгрессе стал даже слишком осторожен, когда дело доходит до вопросов применения силы за пределами страны.

– И все же, давайте договоримся, господа. Итак, мистер Сайкс, мистер Голдсмит, ваше слово, кажется, станет решающим?

– Я против вмешательства в дела Грузии, – твердо заявил Сайкс. – У нас там нет особых интересов, а появление на границе с Россией лишних военных баз не даст ничего, кроме нарастания напряженности.

– Ясно, – кивнул президент. Затем его взор обратился к хранившему молчание на протяжении почти всего совещания Голдсмиту: – А вы, Уильям, что скажете?

– Пусть русские понервничают, – усмехнулся глава Министерства внутренней безопасности. – Они все равно ничего не предпримут, а возмущенные заявления их президента, мы, даст Бог, вытерпим. Если есть возможность прочнее укрепиться в регионе, почему нужно ее отбрасывать? Если помните, по территории Азербайджана в скором времени планируется прокладка нового газопровода от Каспийского моря на турецкое побережье, а потому в перспективе, наше присутствие там все равно понадобится. В условиях, когда ОПЕК угрожает нам эмбарго, энергетическая безопасность выходит на первый план. Я за переброску войск. Но генерал Форстер прав, и для того, чтобы наши парни оказались в Грузии, нужно, чтобы план был одобрен Конгрессом.

– Я могу обойтись и без этого, – возразил Мердок. – Морская пехота выполнит мой личный приказ, и никакое одобрение, никакие санкции со стороны им не нужны.

– Однако, сэр, морпехи – это не совсем то, что нам нужно в данной ситуации, – заметил Голдсмит, и все прочие подрежали его кивками или приглушенными восклицаниями. – Это ударные части. Они – лучшие в атаке, но мало пригодны для оборонительных действий, тем более, когда требуется защищать целую страну. В особенности это касается средств ПВО, которым, как я понимаю, сейчас мы придаем особое значение. Моряки могут прикрыть от атак с воздуха только свои позиции, а этого явно недостаточно.

– Именно поэтому, Уильям, я и обратился за советом к генералу Форстеру и генералу Стивенсу, хотя мог бы сразу, даже не ставя вас в известность, отправить в Грузию бригаду морской пехоты, – согласился президент. – Но там действительно нужны армейские части, тактическая авиация, самолеты АВАКС, а не рейнджеры и "котики", и в этом вы абсолютно правы.

– Простите, господин президент, – подал голос до этого внимательно следивший за ходом обсуждения Герданишвили. – Но я так и не услышал пока окончательного решения. Кажется, мнения ваших советников по-прежнему разделены поровну? Чего же мне стоит ожидать, есть ли надежда, что моя страна не останется одна перед лицом такого могучего, недружелюбно настроенного соседа?

– Мнения действительно разделились, – кивнул Мердок. – И поэтому, как я понимаю, за мной осталось последнее слово. И я говорю – Соединенные Штаты не оставят Грузию без поддержки в такой сложный момент. Мы явимся на вашу защиту.

– Благодарю вас, сэр, – Зураб Герданишвили вскочил с кресла, в рукопожатии сжав ладонь американского президента и едва не упав перед Мердоком на колени: – Мой народ никогда не забудет вашего благородства, господин президент!

– Но, господин Герданишвили, наши требования, озвученные в начале встречи, остаются в силах, – немного охладил пыл собеседника президент США. – С этого момента я не желаю слышать ни единого слова, ни единого намека на то, что Грузия, явно или тайно, поддерживает чеченских боевиков, сражающихся против российских войск. Беженцы – это старики, напуганные женщины, дети, и именно для них может быть место в вашей стране, но не для вооруженных до зубов грязных бородатых мужиков, именующих себя моджахеддинами. Мы поможем вашей стране, но не позволим компрометировать себя. Также больше не должны повторяться ситуации, когда оружие, закупленное грузинской армией, вдруг захватывают на своей земле русские солдаты, взяв его с тел убитых террористов.

– Я заверяю вас, сэр, что ничего подобного не повторится впредь, – энергично замотал головой Герданишвили. – Это недоразумение, к которому власти нашей страны совершенно непричастны. Виновные будут наказаны, и вы можете не опасаться быть скомпрометированными. Что же касается чеченцев, мы арестуем всех, кто может оказаться причастным к террористическому подполью, и, если нужно, выдадим их даже русским.

– Отлично, – довольно кивнул Мердок. – Я рад, что мы поняли друг друга, господин президент. Теперь осталось только добиться разрешения конгресса на ввод в вашу страну американских войск. Но, чтобы вы уже сейчас могли почувствовать себя в большей безопасности, я воспользуюсь своим правом, и временно переброшу в Грузию подразделения морской пехоты. Дональд, – Мердок взглянул на генерала Форстера. – Что мы можем направить в Черное море уже сейчас.

– Президент, сэр, – генералу не понадобилось много времени для размышлений. – В средиземном море, у побережья Греции, находится наше амфибийное соединение в составе универсального десантного корабля "Уосп", а также десантных кораблей-доков "Сан-Антонио" и "Тортуга". Последний относится к типу "Уйтби Айленд", – добавил глава комитета начальников штабов. – Это, в общей сложности, свыше двух с половиной тысяч морских пехотинцев и более тридцати вертолетов, а также шесть штурмовиков вертикального взлета "Харриер" из состава авиакрыла "Уоспа".

– Неплохо, – удовлетворенно кивнул Мердок, гордый тем, что его воле подчиняется такая мощь.

Названных Форстером сил хватило бы, чтобы завоевать небольшую страну типа той же Грузии, за пару дней, ведь морская пехота США – это лучшие из лучших. Да что говорить, численность авиакрыла, поддерживавшего морских пехотинцев, была больше, чем грузинской авиации, военно-воздушных сил целой страны!

– Но, пожалуй, стоит придать им несколько кораблей эскорта, скажем, пару эсминцев, – заметил президент Соединенных Штатов.

– Простите, сэр, здесь все снова упирается в решение Конгресса, – пожал плечами генерал. – Морская пехота подчиняется вам, но корабли сопровождения относятся к ВМФ, а им нужно нечто большее, чем личное распоряжение президента.

– Сэр, но зачем направлять туда морскую пехоту? – не понял Крамер. – Если уж вы приняли такое решение, можно дождаться одобрения Конгресса.

– Именно для того, чтобы поторопить Конгресс, я и посылаю туда моряков, – ответил президент. – Зная, что наши парни и так стоят на границе с Россией, конгрессмены скорее примут нужное решение, и при этом потратят на его обсуждение меньше времени. В конечном итоге, не все ли равно русским, появятся в Грузии войска по моему личному приказу, или с согласия конгрессменов?

– Что ж, ваша логика непробиваема, – криво усмехнувшись, кивнул директор Центрального разведывательного управления США.

– Джентльмены, прошу прощения, – Ренждинальд Бейкерс встал, направляясь к выходу. – Мне нужно позвонить. Я сейчас вернусь, это не займет много времени.

– Можете не спешить, – махнул рукой президент. – Мы уже обсудили все, что хотели. Решение принято, и не от нас теперь зависит, будет ли оно реализовано, и если да, то как скоро. Пожалуй, господа, нет нужды больше отвлекать вас от ваших дел.

Члены Совета национальной безопасности повыскакивали с мест, точно дождавшиеся звонка школьники, а глава АНБ, не обращая на них внимания, покинул кабинет. Выйдя из зала для совещаний и аккуратно прикрыв за собой дверь, Бейкерс, не обращая внимания на застывшего рядом, точно статуя, агента Секретной службы, достал трубку сотового телефона и набрал номер.

– Слушаю, Реджинальд, – Натан Бейл, явно ждавший звонка, отозвался после первого же гудка. – Ты в Белом Доме, полагаю? Как прошла встреча?

– Все, как мы и хотели, – не без удовлетворения произнес Бейкерс, прогуливаясь по коридору. Он прошел мимо морского пехотинца в парадной форме, стоявшего навытяжку, неподвижного, точно манекен, а вовсе не живой человек. – Крамер действительно сопротивлялся до последнего, а вот Голдсмит меня приятно удивил. Вижу, ты неплохо потрудился, дружище. Наши войска скоро будут под Тбилиси. Если, разумеется, на то будет воля народных избранников, – чуть помедлив, добавил с усмешкой Бейкерс.

– В этом можешь не сомневаться, – успокоил коллегу Бейл. – Мы найдем способы, чтобы заставить большинство проголосовать за ввод войск. Хаскин поможет, опять же.

– Что ж, тогда можно продолжать, я полагаю?

– Верно, мой друг, следует перейти к следующему этапу. Дело теперь за парнями из Пентагона. – В трубке раздались гудки. Все, что должно, было сказано, а собеседники не нуждались в подробных объяснениях.

Генерал Стивенс быстрым шагом проследовал мимо Бейкерса, бросив в его стороны быстрый взгляд через плечо. Бейкерс, ощутив внимание со стороны генерала, только прикрыл глаза, чуть склонив голову, и этого жеста уже было достаточно. Форстер, не оборачиваясь, прошел вперед, о чем-то вполголоса беседуя с директором ЦРУ, а его подчиненный, остановившись, достал трубку сотового телефона.

Несмотря на то, что к "Иерихону" имели самое тесное отношение сразу несколько человек, каждый из которых в своей сфере был наделен немалой властью, они подчас были совершенно не осведомлены о том, какие функции возложены на их коллег. Связано это было с требованиями секретности, ведь даже слух о столь глобальной операции, проводимой секретными службами США, мог вызвать настоящий шок, а потому было надежнее, чтобы каждый знал только свою роль во всем действе.

Так было и сейчас. Первый этап, целью которого было доставить американские войска к южной границе России, осуществили люди из ЦРУ, ныне же настал черед армии показать, на что способна эта структура. А поскольку все приготовления были завершены довольно давно, оставалось лишь отдать приказ. Поэтому Стивенс набрал номер, который по некоторым соображениям не рисковал держать в памяти мобильника.

– Приступить к подготовке операции "Троян", – бросил бригадный генерал, как только гудки сменились легким шумом атмосферных помех. Ему не было нужды уточнять, туда ли он дозвонился, куда хотел, поскольку Стивенс точно знал, кто может ответить на звонок. И ему не было нужды представляться, поскольку этот номер был известен всего двум офицерам в Пентагоне, и тот, кто поднял трубку, легко мог отличить голоса.

– Вас понял, сэр, – отозвался безликий собеседник, не задававший лишних вопросов. – Операции "Троян" – зеленый свет.

Соединение прервалось. Все, что нужно было сказать, сказано, сложный и опасный план приведен в действие. Эндрю Стивенс спрятал телефон в карман форменного кителя и приготовился ждать. Сложнейший план продолжал воплощаться в жизнь, шестерни государственной машины в очередной раз провернулись, быть может, перемалывая в этот самый момент сотни и тысячи человеческих жизней. Все это, однако, нисколько не беспокоило генерала и тех немногих, кто действовал вместе с ним. Цель, как известно, оправдывает средства.

Глава 10 Триремы нового Карфагена

26 апреля

Черное море, близ побережья Грузии – Арлингтон, Виржиния

Капитан Энрике Мартинес, опершись о леерное ограждение, всматривался в спокойную морскую гладь. Командир роты морской пехоты США стоял на узкой открытой палубе, опоясывавшей надстройку универсального десантного корабля "Сан-Антонио", наслаждаясь безмятежным спокойствием, которое на долю людей его профессии выпадало нечасто. Сейчас сознание офицера было свободно от всех мыслей, и он лишь отрешенно следил за бликами солнца, переливавшимися на удивительно спокойной сегодня поверхности моря.

Покой Мартинеса нарушил грохот турбин, раздавшийся над головой, и капитан. Взглянув в небо, увидел пролетевший в считанных футах над уставившимися ввысь антеннами радаров и систем связи вертолет. Тяжеловесный СН-46Е "Си Найт", бешено молотя прозрачный воздух обоими винтами, сделал вираж и плавно опустился на палубу "Уоспа", универсального десантного корабля-вертолетоносца, сейчас шедшего малым ходом в кильватере "Сан-Антонио", менее чем в миле от него. Сегодня пилоты авиакрыла "Уоспа" явно решили устроить интенсивные тренировки, поскольку вертолеты поднимались с просторной палубы корабля каждые пятнадцать минут, выполняя маневры в небе над эскадрой, уверенно приближавшейся к берегам Грузии.

Соединение американских кораблей, в которое кроме "Уоспа" и "Сан-Антонио" входил еще транспорт-док "Тортуга", вошло в Черное море менее суток назад, миновав Босфор и Дарданеллы, и пройдя мимо Стамбула. Группа кораблей, на борту которой находился экспедиционный батальон морской пехоты США в полном составе, выполняла учебное задание у берегов Греции. Приказ двигаться в Черное море был неожиданностью не только для младшего состава, но и для командовавшего соединением контр-адмирала Битти, рассчитывавшего спустя какую-то неделю повести свою эскадру к родным берегам. Однако морских офицеров учили выполнять приказы, а не обдумывать их значение, и вот три корабля под звездно-полосатым флагом уже в считанных десятках миль от грузинских берегов, в водах, которые прежде доводилось посещать лишь немногим американским морякам, хотя в последние годы визиты их в эти края и участились.

– Благодать, командир, – рядом с Мартинесом облокотился на поручень сержант Коул, старшина роты. Громадный негр, ширина плеч которого почти равнялась его росту, довольно оскалившись, взглянул на мерно вздымавшуюся морскую гладь. – Жаль, если придется здесь кого-нибудь убивать. Обычно, там, где мы появляемся, становится не до созерцания природы.

Сержант вдохнул полной грудью свежий воздух, наполненный запахом моря, невидящим взглядом уставившись куда-то на горизонт.

– Думаю, обойдется без этого, – пожал плечами капитан. Ему было скучно, и возможность просто потрепаться о том, о сем даже с сержантом Мартинес воспринял с некоторым удовольствием. Он не был сторонником панибратства с младшими по званию, но и палочную дисциплину тоже не жаловал, ведь в бою эти матросы и сержанты будут прикрывать его спину, и они должны делать это самоотверженно, а не таить злобу на командира.

– А какого дьявола мы вообще здесь оказались? – взглянул на капитана Коул. – Парни гадают, что мы тут делаем. Как считаете, командир, нам придется на самом деле куда-то высаживаться, или это очередные игры штабистов?

– Если думаешь, что я смогу тебя просветить в этом, сержант, то не обольщайся, – покачал головой Мартинес. – Я знаю не больше вашего, да и не спешу ничего узнать. Думаю, в курсе всего только адмирал Битти, а раз низших чинов не спешат ставить в известность, значит, пока ничего серьезного не происходит. Думаю, просто кто-то решил, что местные жители давно не видели наш флаг, и пришла пора напомнить им, кто здесь главный, – скривился в усмешке капитан.

В это время платформа подъемника подала на палубу "Уоспа" штурмовик вертикального взлета AV-8B "Харриер". Шесть таких самолетов, способных подниматься в воздух без разбега, покоились на ангарной палубе вертолетоносца, и в случае, если морской пехоте придется вступить в бой, они должны были поддержать ее с воздуха. Полдюжины "Харриеров" могли отразить воздушную атаку противника и прикрыть огнем высадку "маринеров" на чужой берег, хотя Мартинес и многие из его подчиненных надеялись, что до этого не дойдет.

Рассуждая здраво, все до единого понимали, что если и придется высаживаться по-настоящему, то только на русский берег, ведь все остальные державы, чьи земли омывали воды Черного моря, давно уже считались верными и преданными союзниками США. И каждый матрос, каждый пехотинец понимал, что даже один американец, ступивший на русскую землю без позволения ее властей, станет поводом к настоящей войне, той, которую в Европе в свое время ждали почти полвека. Они, конечно, были готовы к войне, ведь для того и существует морская пехота, но все же каждый из нескольких тысяч молодых крепких парней, оказавшихся здесь и сейчас, в душе боялся ее, не желая рисковать собственной жизнью неизвестно ради чего за тысячи миль от родной земли.

На просторной, ровной, точно стол, полетной палубе сорокатысячетонного вертолетоносца началась обычная предстартовая суета. Матросы из команды технического обеспечения осматривали штурмовик, парни из группы вооружения деловито подвешивали под консоли ракеты "Мейверик" и бочкообразные пусковые установки неуправляемых снарядов. Делалось все это довольно быстро, но с некоторой ленцой, что свидетельствовало в пользу обычных учений, а уж никак не боевой тревоги. Наконец подготовка "Харриера" была завершена, пилот в ярком комбинезоне занял место в тесной кабине, прозрачный фонарь опустился, отделяя летчика от остального мира, и турбины штурмовика взвыли, набирая обороты.

Раструбы поворотных сопел уставились в палубу, и вырвавшиеся из них струи раскаленных газов подняли штурмовик на несколько футов над палубой. Матросы, готовившие самолет к взлету, благоразумно отошли подальше, и с безопасного расстояния наблюдали за тем, как раскачивавшийся штурмовик поднимался все выше. Наконец он набрал должную высоту, дюзы приняли горизонтальное положение, и самолет резко рванул с места, удаляясь от корабля и одновременно полога поднимаясь вверх.

– Дьявол, что они разлетались, – сплюнув за борт, буркнул Коул, проводив взглядом надсадно ревевший турбинами "Харриер". Штурмовик как раз пролетел над "Сан-Антонио", взяв курс на северо-запад.

– Думаю, к нам пожаловали гости, – решил Мартинес. – Похоже, "Харриер" направили на разведку. Пожалуй, скоро мы увидимся с русскими, ведь до их вод не так уж далеко.

Капитан оказался прав, поскольку в этот момент в недрах "Уоспа", в боевом информационном посту группа офицеров во главе с контр-адмиралом Уинстоном Битти наблюдала за перемещением на экране радара обнаружения надводных целей SPS-67(V) отметки, обозначавшей русский сторожевой корабль. Помещение, расположенное под ангарной палубой, со всех сторон прикрытое другими отсеками и прочными переборками, способными выдержать мощный взрыв, являлось центром, нервным узлом всего соединения. Отсюда командующий, находясь в относительной безопасности, мог управлять и обороной эскадры, если кто-то посмеет атаковать ее, и высадкой своих бойцов на чужую землю, коль скоро из-за океана придет такой приказ.

– Сэр, русский фрегат класса "Кривак-2" идет курсом один-шесть-три на скорости пятнадцать узлов, – докладывал вахтенный офицер, вытянувшись в струнку перед командиром. – Он будет на расстоянии визуального контакта через несколько минут.

На лице лейтенанта, выглядевшего несколько взволнованным, играли отсветы многочисленных мониторов, буквально усеивавших переборки информационного поста. Сюда, в это тесное, забитое многочисленной аппаратурой, помещение, в центре которого располагался прозрачный экран, на который планшетисты непрерывно наносили отметки всех оказавшихся в досягаемости корабельных радаров воздушных, подводных и надводных объектов, могущих в любой момент стать целями. Операторы каждую секунду отслеживали любое перемещение кораблей и самолетов на расстоянии в несколько десятков миль от эскадры, и были готовы применить бортовое вооружение мгновенно в случае малейшей угрозы.

Если мощные паровые турбины, вращавшие винты корабля, были его сердцем, то этот сравнительно небольшой отсек был мозгом не только "Уоспа", но, по большему счету, и всего соединения. Отсюда, точно по нервным волокнам, по линиям связи должны были разнестись команды, приводящие в действие всю скрытую в корпусах десантных кораблей мощь, включая и три тысячи морпехов.

Адмирал Битти знал, какая лихорадка может царить в этом довольно тесном из-за многочисленных приборных консолей полутемном отсеке в критические минуты. Но пока обстановка была спокойна, и кроме русского корабля, явно намеревавшегося установить слежку за десантным соединением, в море поблизости от "Уоспа" находились еще три грузовых судна и турецкий теплоход, направлявшийся в один из украинских портов.

– Иван считает эти воды зоной своей ответственности, и решил узнать, кто пожаловал в гости, – усмехнулся командовавший "Уоспом" кэптен Джиллис. – Русские не очень гостеприимны, если сразу бросают на перехват свои фрегаты.

– Это их право, – пожал плечами Битти, с интересом глядя на радар. – Мы находимся в нейтральных водах, и запретить русским следить за нами не можем, но можем намекнуть, что нам не по нраву такое пристальное внимание. "Харриер" уже в воздухе, и он сейчас совершает облет цели. Пусть Иван понервничает под прицелами наших ракет.

В это время взлетевший с "Уоспа" штурмовик оказался в виду русского сторожевика, неторопливо приближавшегося к десантному соединению Битти. В пяти тысячах метров под днищем короткокрылого самолета, казавшегося обманчиво неуклюжим, лазурь спокойного моря прочеркнул белый пенящийся шрам кильватерного следа.

– Я "Харриер-один", – капитан Джованни Карузо щелкнул переключателем на приборной панели, вызвав "Уосп", на котором десятки моряков, начиная от юных энсинов и вплоть до самого адмирала, жадно вслушивались в каждое доносившееся буквально с небес слово. – В квадрате Зулу-шесть наблюдаю надводную цель, предположительно, класса "фрегат". Курс одни-шесть-три, скорость не менее пятнадцати узлов. Прошу разрешения совершить облет цели на малой высоте для визуальной идентификации.

– Спешит, как Ромео, которому не терпится трахнуть свою Джульетту, – оскалился контр-адмирал Битти, услышав доклад, и, обернувшись к радисту, приказал: – Дайте добро. Пусть пройдет над палубой у чертовых русских!

Пилот, сидевший в кабине "Харриера", отклонил ручку управления от себя, и самолет послушно сбросил высоту, ложась на курс, параллельный курсу отлично видимого со стремительно уменьшавшейся высоты корабля.

Держась на почтительном расстоянии от фрегата, штурмовик, опустившись еще ниже к поверхности моря, пролетел на высоте не более тысячи футов, и пилот смог в деталях разглядеть корабль, стремительные обводы которого говорили о его скорости и мощи, от носа до кормы. Летчик отчетливо видел расположенную на баке пусковую установку противолодочных ракет SS-N-14, главного оружия "Кривака", расположенные за ней бомбометы и выдвижную установку зенитных ракет SA-N-4. За мощной надстройкой усеянной разнообразными антеннами, по обе стороны от которой находились трубы торпедных аппаратов, располагалась точно такая же спаренная установка ракет "земля-воздух" и два универсальных орудия калибром сто миллиметров. С вероятностью девять из десяти русские моряки могли уничтожить любую воздушную цель, самолет, геликоптер или крылатую ракету, окажись та ближе десяти километров от их корабля.

Даже с дистанции свыше пятнадцати кабельтовых русский фрегат производил сильное впечатление, казавшись опасным противником, способным доставить немало проблем кому угодно хоть в воздушном, хоть в морском бою. Главной задачей кораблей такого типа была борьба с вражескими подлодками, но ракетный комплекс, установленный на них, мог применяться и против надводных целей, а артиллерия и зенитные ракеты представляли немалую угрозу для любого летательного аппарата, рискнувшего приблизиться менее чем на девять километров.

Разумеется, на фрегате узнали о взлете "Харриера" гораздо раньше, чем смогли его увидеть, и подготовились к встрече. Еще на подлете в кабине самолета раздался предупредительный сигнал, когда операторы корабельной РЛС русского корабля захватили приближающийся штурмовик лучом своего радара, взяв его на прицел. Стволы расположенных на корме орудий повернулись вслед за прошедшим на малой высоте вдоль борта корабля самолетом, словно сопровождая его взглядом своих дул, а на направляющих пусковых установок ЗРК хищно щерились в небо красными головными обтекателями ракеты, готовые в любой миг сорваться вслед за нахальным американцем.

– База, я "Харриер-один", – капитан Карузо, набирая высоту и вновь удаляясь от русского фрегата, снова связался с командованием.- Подтверждаю, это фрегат типа "Кривак-2" российских ВМС.

Пилот штурмовика чувствовал себя неуютно, находясь в опасной близости от русского корабля, напичканного разнообразным оружием. Хотя у тех парней на "Криваке" не было причины открывать огонь, как и любой военный летчик, тот, кто сидел в кабине штурмовика не любил чувствовать себя мишенью. Он знал, что способен серьезно повредить русский корабль, выпустив по нему четыре висевшие под крыльями ракеты AGM-65F "Мейверик". Стотридцатикилограммовые боеголовки искорежили бы внутренности лишенного какой-либо брони фрегата, гарантированно выведя его из строя, но и сам летчик едва ли выжил бы в этом бою, поскольку на ответный удар силы и время у русских все равно бы остались, а потому он надеялся, что до применения оружия не дойдет. А для этого, находясь так близко от русского фрегата, следовало вести себя предельно осторожно – кто знает, что на уме у этих русских.

– Вас понял, – подтвердил получение сообщения радист в боевом посту "Уоспа". – Продолжайте наблюдение. Сделайте еще пару кругов.

– Принял, – отозвался сидевший за штурвалом "Харриера" пилот. – Иду на второй круг.

Самолет, послушно исполнявший волю опытного летчика, плавно набрал высоту, сделав разворот на сто восемьдесят градусов, и вновь приблизившись к русскому кораблю уже с кормы. Фрегат уверенно шел на сближение с американским соединением, из позади него оставался отчетливо видимый на спокойной поверхности моря пенный росчерк. Пока русские шли экономичным ходом, но те, кто наблюдали за фрегатом, знали, что корабль класса "Кривак" за считанные минуты может развить не менее тридцати узлов, поддерживая такую скорость довольно долго. При столкновении с любой субмариной, у последней не было ни малейшего шанса уйти от столь быстроходного корабля, легкого и стремительного, точно гончая, и при этом несущего исключительно мощное вооружение для судна такого водоизмещения.

– Должно быть, наш старый друг "Пытливый", – предположил по-прежнему находившийся на командном посту кэптен Джиллис. – Это единственный русский корабль такого типа на Черном море.

– Верно, кэптен, – кивнул Битти. – Мы с ним уже встречались прежде на совместных учениях, и капитан этого фрегата произвел на меня самое хорошее впечатление. Кораблем командует настоящий профессионал, каких на русском флоте с каждым годом остается все меньше. И все его офицеры, и матросы тоже профессионалы, отлично подготовленные и владеющие доверенной им техникой почти идеально.

– Сэр, – к адмиралу обернулся один из операторов, наблюдавших на экранах своих радаров воздушную обстановку поблизости от соединения. – Обнаружены две неопознанные воздушные цели, сэр. Приближаются к нам с севера, пеленг ноль-два-пять. Цели дозвуковые, скорость около четырехсот миль в час. Идут на высоте не более двух тысяч футов.

– Дальность?

– Они в пятидесяти милях от нас, сэр, – мгновенно ответил офицер, взглянув на радар. – И очень скоро они будут здесь.

– Объявить боевую тревогу? – Джиллис, вскинув брови, выжидающе взглянул на адмирала. – Вероятно, это русские, или украинцы, хотя я все же думаю, что именно русские. Авиация Черноморского флота с одной из баз на побережье, я полагаю.

– Хотят взять нас под плотную опеку? – задумчиво протянул Битти. – Что ж, мы приготовим вам теплый прием. – Он нашел взглядом вахтенного офицера: – Всему соединению – боевая тревога! Приготовиться к отражению воздушной атаки.

Сигнал тревоги разнесся по многочисленным отсекам "Уоспа", заставив многих матросов вздрогнуть от неожиданности. Однако замешательство длилось считанные секунды, и уже спустя мгновения моряки бросились к своим боевым постам, действуя четко, словно хорошо отлаженный механизм. Все системы всех трех кораблей были приведены в полную готовность, включились до сего момента бездействовавшие радары управления огнем, ища цели для ракет и зенитных автоматов. Установленные возле надстройки "Уоспа" двадцатимиллиметровые автоматы "Вулкан-Фаланкс" повели связками стволов, разворачиваясь в сторону приближавшихся неопознанных самолетов, шевельнулись угловатые контейнеры зенитных ракет "Си Спарроу", главного средства защиты от воздушного противника. Малочисленная эскадра стала в один миг похожей на ощетинившегося иглами сердитого ежа.

– Слышу радиопереговоры, – сидевший за консолью станции радиотехнической разведки лейтенант снял наушники. – Говорят по-русски. Частота стандартная для их авиации. Возможно, с пилотами связались с борта фрегата.

Раздался прерывистый зуммер, и пульсирующие отметки на экранах, обозначавшие приближающиеся самолеты, внезапно исчезли.

– Сэр, – в голосе оператора, следившего за перемещением на радаре чужих самолетов, послышалось удивление. – Обе цели пропали с радаров, сэр. Мы их потеряли.

– Какого дьявола, – контр-адмирал склонился над плечом расстроенного энсина, уставившегося на монитор. – Что значит, потеряли?

– Вероятно, сэр, они опустились ниже линии радара, – предположил Джиллис. – И сейчас они могут подобраться к нам очень близко, прежде чем будут обнаружены. Русские любят такие фокусы, хотя это очень опасно, и не всякий пилот способен управлять машиной на высоте не больше тридцати футов.

– В каком квадрате они находились перед тем, как исчезнуть?

– Квадрат Ромео-три, сэр, – ответил энсин. – Шли курсом ноль-девять-пять.

– Прикажите пилоту "Харриера" направляться в этот квадрат, – решил Битти. – Пусть установит визуальный контакт с чужаками.

Получив новый приказ, пилот штурмовика, набрав высоту, направился в район поиска, где бесследно исчезли два неизвестных самолета. Он догадывался, что это русские, поскольку пилоты их морской авиации нередко пользовались таким приемом, подкрадываясь к ничего не подозревающей цели столь низко, что едва не касались волн. П олеты на сверхмалых высотах были чрезвычайно опасны, и, иногда, не справившись с управлением, русские летчики гибли, врезаясь в водную поверхность, но, несмотря на явный риск, игра стоила свеч. Подобный прием в реальном бою мог позволить нанести внезапный удар, отразить который у жертвы просто не было бы времени.

Двигатели "Харриера" работали на полную мощность, но он не успел перехватить незваных гостей до того, как они приблизились вплотную к кораблям. И первыми, кто увидел чужаков, были Мартинес со своим сержантом, не успевшие покинуть палубу. Услышав колокола громкого боя, передававшие сигнал тревоги, морские пехотинцы бросились к свому кубрику, но грохот реактивных двигателей заставил их остановиться.

Звук, нарастая, стремительно приближался откуда-то с запада, и "маринеры" вздрогнули от неожиданности, когда вдоль борта "Сан-Антонио", как раз между ним и находившимся не более чем в миле "Уоспом", стремительно пронеслись два размытых силуэта. Наметанный взгляд морпехов, точно фотокамера, запечатлел вытянутые фюзеляжи с заостренными носами, широко раскинутые крылья и красные звезды на килях пары самолетов. Два бомбардировщика "Фенсер", летевшие не более чем в десятке метров над поверхностью моря, качнули крыльями, демонстрируя опознавательные знаки, а затем резко взмыли ввысь, сверкнув в лучах яркого солнца отполированными плоскостями.

– Вот так, америкосы! – штурман головного бомбардировщика Су-24М, когда машина уже выходила из пикирования, не смог сдержать эмоций, наблюдая суету, воцарившуюся на палубах десантных кораблей. – Не ждали?

Пара фронтовых бомбардировщиков из состава Тринадцатой отдельной морской штурмовой эскадрильи, базировавшейся в Крыму, давно уже чужим, независимом и неприветливом к русским морякам и летчикам, сумела выполнить поставленную задачу в точности. Самолеты попали в поле зрения американских радаров обзора воздушного пространства в ту же секунду, когда с борта сторожевого корабля передали координаты десантного соединения.

Пилоты Су-24М мгновенно, не дав противнику что-либо предпринять, снизились к самой воде, и, обойдя американскую эскадру по широкой дуге, зашли с того направления, откуда их ждали меньше всего, пройдя точно над ордером. Одни из немногих в мире самолетов с изменяемой геометрией крыла, "Сухие" могли выполнять полет как на сверхзвуковой, так и на дозвуковой скорости, в том числе на предельно малых высотах. И потому без всякой технологии "стелс", без технических ухищрений, они сумели незамеченными приблизиться вплотную к надменным чужакам.

Получив приказ уничтожить американские корабли, пилоты бомбардировщиков были бы избавлены от такого риска. Каждый самолет мог нести до трех управляемых ракет Х-59, и был способен атаковать противника с дистанции сорок километров, находясь вне досягаемости средств противовоздушной обороны. Но сейчас на подвесках обоих Су-24М были только топливные баки. Самолеты послали не для боя, а для разведки, и еще для того, чтобы сбить спесь с самоуверенных чужаков. И судя по всему, летчикам удалось добиться эффекта внезапности.

– Как они забегали! – усмехнулся пилот, на секунду отвлекшийся от управления бомбардировщиком и разглядывавший происходившее на палубе оказавшегося по левую руку от "Сухого" вертолетоносца "Уосп".

Корабль полным водоизмещением сорок тысяч пятьсот тонн с расстояния менее полукилометра, конечно, производил впечатление своей мощью и размерами. Несведущий человек даже не смог бы отличить его от авианосца – такая же плоская палуба, на которой теснились пятнисто-зеленые транспортные вертолеты "Си Найт", надстройка-"остров", усеянная антеннами, самолеотподъемники по обоим бортам. Не было только угловой полетной палубы, обязательной для любого американского авианосца, и катапульт, хотя последнюю деталь невозможно было разглядеть невооруженным взглядом.

– Чертов динозавр, – штурман скосил взгляд на вертолетоносец: – Он один может всадить тысячу восемьсот морских пехотинцев. Десантные корабли такого типа могут принимать на борт двадцать пять бронемашин и целый танковый взвод в придачу, пять "Абрамсов". А вся эта армада, вместе взятая способна перебросить через океан две с половиной тысячи морпехов, экспедиционный батальон в полном составе. Да еще авиация, – добавил летчик. – На "Уоспе" штатно может базироваться полдюжины штурмовиков вертикального взлета "Харриер".

По другую сторону от бомбардировщиков, шедших крыло в крыло, оказался десантный корабль-док "Уитби-Айленд", сразу выделявшийся благодаря мощной надстройке, расположенной в носовой части судна. Он был похож на какой-то транспорт, но пилоты знали, что в трюмах корабля может находиться до четырехсот десантников. На взлетной площадке, занимавшей кормовую часть, возможно было без помех разглядеть два тяжелых вертолета "Си Стельен", тридцатитрехтонные машины, способные каждая доставить на расстояние свыше восьмисот километров полсотни вооруженных солдат.

Бомбардировщики, шедшие на дозвуковой скорости, пролетели так низко, оказавшись точно между двух десантных кораблей, что можно было рассмотреть мельчайшие особенности конструкции, бортовые номера, и даже белоснежные обтекатели радаров управления огнем, венчавших артиллерийские установки "Вулкан-Фаланкс". Пилоты могли различить на палубах даже отдельных людей, при появлении русских самолетов бросившихся бортам, едва не переваливаясь через ограждение. Кое-кто вскидывал руки к лицу, не то закрываясь от потока потревоженного сорокатонными крылатыми машинами воздуха, не то спеша запечатлеть русские самолеты, сделав фотоснимок.

"Сухие" уже набирали высоту, намереваясь совершить еще один заход, когда прозвучал сигнал станции предупреждения о радиолокационном облучении. Система "Береза", которой оснащались все отечественные самолеты, перехватила импульс чужого радара, направленный на русские бомбардировщики, оповестив пилотов о том, что они могут подвергнуться атаке.

– Проклятье, – выругался штурман. – Мы в захвате! Если янки занервничают, то могут запросто пустить по нам ракеты. У них на борту ракеты "корабль-воздух" типа "Си Спарроу" и RAM, а вдобавок к ним – еще и автоматические пушки "Вулкан".

– Черта с два они смогут целиться по нам, – покачал головой, заключенной в объемный сферический шлем, пилот.

Коснувшись приборной доски, командир экипажа включил станцию постановки радиолокационных помех "Гардения", и экраны радаров управления огнем на американских кораблях мгновенно покрылись "крупой" помех. А спустя несколько секунд бомбардировщики уже умчались от десантного соединения на два десятка километров, оказавшись недосягаемыми для зенитных ракет, и, тем более, для малокалиберной артиллерии.

– Что ж, теперь они будут осторожнее, – ехидно усмехнулся пилот. – Плавают, как в своем Мексиканском заливе. Да мы могли пустить их на дно в любую секунду! Ладно, – летчик тронул ручку управления самолетом, закладывая пологий вираж: – Еще один заход. – Командир экипажа тронул переключатели на приборной доске, вызывая на связь ведомую машину: – Малый, я Большой. Возвращаемся. Пойдем вдоль эскадры на бреющем. Потреплем им нервишки!

В этот миг вновь заверещала "Береза", предупреждая о том, что самолет попал в радиолокационный прицел. Теперь источник излучения находился позади возвращавшихся к американской эскадре бомбардировщиков.

– Я "Харриер-один", – наконец нагнавший чужаков капитан Карузо вышел на связь, вызывая "Уосп". – Наблюдаю над соединением два тактических бомбардировщика "Фенсер" с российскими опознавательными знаками. Прошу разрешения сблизиться с ними и оттеснить от эскадры.

– Действуй, – приказал радист, после того, как адмирал, вслушивавшийся в каждое слово в этих переговорах, кивнул. – Погоняй их, приятель!

Штурмовик, двигатели которого работали на пределе, пристроился позади летевших крыло в крыло русских бомбардировщиков, оказавшись менее, чем в миле от них. Пилот "Харриера" видел, что узлы подвески "Фенсеров" пусты, если не считать подвесных баков, а это значило, что сейчас самолеты лишь проводили разведку и не представляли почти никакой угрозы для эскадры, хотя установленные на них тридцатимиллиметровые шестиствольные орудия обладали такой мощью, что могли вскрыть тонкие корпуса кораблей, лишенные даже минимальной защиты, как армейский нож – консервную банку. В прочем, едва ли зенитчики, сидевшие за пультами управления ракетными комплексами и "Вулканами" позволили бы русским второй раз оказаться так близко, чтобы можно было применить бортовое оружие.

Разумеется, пилоты бомбардировщиков видели, что их преследуют, но несколько минут они не предпринимали никаких действий. Спокойно, точно на учениях, бомбардировщики сделали разворот, вновь устремившись к десантным кораблям, казавшимся такими уязвимыми перед лицом мощных самолетов.

Пилот "Харриера" слышал, как в эфире раздались предупреждения, адресованные русским. Некоторое время казалось, что те, кто сидит в кабинах "Сухих", продолжат рискованный маневр, нарываясь на заградительный огонь эскадры, но вдруг оба самолета резко набрали высоту. Прижав крылья к фюзеляжу, и включив форсаж, оба бомбардировщика на скорости, в два раза превышавшей скорость звука, направились прочь от американской эскадры, взяв курс на север. Только прерывистый пунктир инверсионных следов, стремительно таявших, напоминал о присутствии в этом небе русских самолетов спустя всего несколько секунд. Пилоту "Харриера", намного менее скоростного, оставалось лишь проводить безнаказанно ушедших домой гостей взглядом, раздосадовано скривившись при этом.

На борту "Уоспа", напротив, в этот миг вздохнули с облегчением. Пальцы офицеров уже касались гашеток, были готовы сорваться с направляющих зенитные ракеты, а шестиствольные "Фаланксы" могли в любой миг обрушить на приближающиеся русские самолеты шквал свинца. Но в последний момент русские, точно намеревавшиеся таранить десантные корабли, все же изменили курс, позволив американским морякам расслабиться.

– Ублюдки, – негромко выругался Уинстон Битти, вдруг почувствовавший себя абсолютно беззащитным. – Демонстрируют свою силу, проклятые русские медведи.

Как и любому моряку, контр-адмиралу доставляло мало удовольствия ощущать себя мишенью, а сейчас он, как и те несколько тысяч матросов и морских пехотинцев, что прибыли в эти воду на борту десантных кораблей, были именно мишенями. Система противовоздушной обороны десантной эскадры значительно уступала таковой у авианосных ударных групп. Зенитные ракеты и пушки могли прикрыть корабли лишь на ближних подступах, а, зная, что у русских было полно сверхзвуковых противокорабельных ракет, командующий сомневался в том, что бортового вооружения хватит для отражения массированного удара.

Без поддержки с воздуха американское соединение было легкой добычей для русских "Фенсеров", способных нанести удар управляемыми ракетами с расстояния более ста километров, то есть, находясь вне досягаемости корабельных зенитных комплексов. Надежда, весьма, в прочем, призрачная, оставалась только на полдюжины "Харриеров".

– Организовать постоянное дежурство в воздухе "Харриеров", – приказал контр-адмирал, обращаясь к командиру "Уоспа". – Хотя бы один штурмовик с ракетами "воздух-воздух" должен постоянно находиться в небе. Я не желаю, чтобы русские спокойно могли делать облет наших кораблей, кэптен.

– Слушаюсь сэр, – кивнул Джиллис. Капитан тоже был не в восторге от появления русской авиации. Сейчас пилоты русских продемонстрировали отличную подготовку, и в условиях боевых действий соединение, вне всяких сомнений, уже подверглось бы ракетному удару, понеся большие потери.

– Думаю, русские больше не рискнут дразнить нас, – заметил один из офицеров. – Они дали понять, что знают о нашем присутствии, показали свои способности, но испытывать судьбу, скорее всего, не станут.

– Их фрегат лег на параллельный курс, – доложил оператор радара. – Идет по-прежнему на пятнадцати узлах. Держится в одиннадцати милях к западу от нас.

– Что ж, следующие несколько дней, полагаю, придется провести под пристальными взглядами наших русских друзей, – пожал плечами Битти, обращаясь к офицерам. – Раз так, господа, нужно показать им, на что способна морская пехота США. Все наши маневры, любые действия, должны быть выполнены безупречно. И не спускайте с русских глаз, если вам не нужны неожиданности.

Офицеры кивнули, соглашаясь с требованиями своего командира. Эскадра, как бы не обращая внимания на нежданный эскорт, продолжила путь, и вскоре из дымки на горизонте вырос гористый берег. Американские корабли вошли в территориальные воды Грузии.

Разумеется, такое событие, как появление в Черном море боевых кораблей под американским флагом, не осталось незамеченным в Москве. Первые донесения были на столе у Швецова уже спустя полчаса после того, как десантное соединение адмирала Битти миновало проливы, после чего информация начала поступать с периодичность не менее часа. По приказу президента для наблюдения за американцами из Севастополя вышел сторожевой корабль "Пытливый", продемонстрировавший незваным гостям, что в Москве не дремлют.

Однако от более активных действий президент России решил воздержаться, благо американцы не пытались войти в российские воды, взяв курс на побережье Грузии. Событие не стоило излишнего беспокойства, хотя и давало дополнительную возможность продемонстрировать не до конца утраченную военную мощь, действуя американцам на нервы.

Но появление в черноморских водах кораблей военно-морских сил США вызвало активность не только в Москве, но и по другую сторону океана. Решение президента Мердока не было придано огласке сразу, а потому многие политики оказались перед лицом свершившегося факта, узнав о незапланированном визите к берегам Грузии из выпусков телевизионных новостей. И далеко не все отнеслись к этому спокойно, ведь Черное море всегда считалось зоной ответственности русских, а обострение отношений с Москвой было выгодно далеко не каждому наделенному властью человеку в Штатах.

Как было принято, многие вопросы, весьма серьезные, обсуждались наделенными высшей властью не в кабинетах и залах заседаний, а в неформальной обстановке, там, где можно было расслабиться, совмещая приятное с полезным. Для многих членов американского конгресса таким местом стал гольф-клуб "Реддингс". Расположенный в считанных часах езды от Вашингтона, этот клуб уже долгое время служил местом, где проходили встречи с глазу на глаз, и где не раз решались без преувеличения жизненно важные для мощнейшей державы земного шара вопросы.

В этот воскресный день посетителей в клубе было немного, а это означало, что можно спокойно обсуждать свои дела, не опасаясь чужих ушей. На зеленой лужайке находилось лишь три человека, азартно махавших клюшками. Они беззаботно шутили, бросая в адрес друг друга остроты, и, казалось, были полностью увлечены процессом игры. Им старались не мешать, и немногочисленная обслуга, вышколенный персонал клуба, в котором едва ли не каждый день можно было встретить человека в ранге министра, обходила их стороной. В некотором отдалении также держались крепкие молодые люди в строгих костюмах, цепкими взглядами впивавшиеся во всякого, кто приближался к игравшим в гольф мужчинам ближе, чем на сотню футов.

– Отличный удар, Джонатан, – воскликнул один из посетителей клуба, высокий седовласый мужчина благообразной наружности, когда один из его приятелей ловким взмахом клюшки послал шарик в дальнюю лунку. – Сегодня твой день, мой друг!

– О, пустяки, – небрежно отмахнулся конгрессмен Хаскин, тем не менее, довольно улыбнувшись. Похвала всегда приятна, тем более, когда она исходит от председателя комиссии по национальной безопасности Конгресса. Эдвард Митчелл, старый лис, многие годы занимавшийся политикой, и видевший смену трех президентов, обычно был скуп на такие слова.

Третий игрок тем временем отложил клюшку в сторону, подойдя к раскладному столику, на котором кроме сока и пива стоял ноутбук, настроенный сейчас на один из центральных телеканалов. Конгрессмен Литтл с интересом смотрел на меняющуюся на мониторе картинку, на время забыв об игре, которая, в прочем, была лишь поводом для встречи вне стен Конгресса.

На экране появилась панорама моря, а спустя миг объектив уставился в направлении нескольких кораблей, находившихся на расстоянии считанных сотен метров от неведомого оператора. В кадр на мгновение попал кусок леерного ограждения, и стало ясно, что тот, кто вел съемку, тоже находился на палубе.

Ближайший из кораблей, над надстройкой которого развевался звездно-полосатый флаг, столь дорогой любому американцу, был похож на настоящий авианосец. Такая же просторная, точно футбольное поле, палуба, сдвинутая к правому борту надстройка-"остров", и мощные лифты-подъемники, один из которых как раз извлек на свет божий из ангара вертолет. Роберт Литтл, в свое время служивший на флоте, безошибочно узнал на экране десантный корабль "Уосп", ставший в последние часы наряду с двумя другими кораблями американских ВМС героем всех выпусков новостей.

"- Эти кадры снял оператор одного из российских телеканалов, находящийся на борту фрегата русских военно-морских сил "Пытливый", уже несколько часов сопровождающего вошедшее в Черное море десантное соединение" – комментировал происходящее на экране голос за кадром.

В тот момент, когда диктор за кадром произносил эти слова, с палубы "Уоспа" взмыл ввысь реактивный самолет. Короткокрылый "Харриер", под брюхом и плоскостями которого висели ракеты, неуклюже покачиваясь в воздухе, поднялся вертикально, и, набрав нужную высоту, резко рванул с места, устремившись в корму вертолетоносца.

– Безумие, – помотав головой, пробормотал Митчелл. Конгрессмен стал за спиной своего коллеги, и теперь тоже не отрываясь смотрел на экран. Поэтом он и не заметил промелькнувшую на устах Хаскина усмешку. В прочем, техасец быстро справился с эмоциями, придав лицу прежнее расслабленное и чуточку скучающее выражение.

"- Как нам стало известно, к фрегату около часа назад присоединились два ракетных корвета русского Черноморского флота, – продолжал рассказывать бодрым голосом невидимый комментатор. – Таким образом, наши десантные корабли находятся под прицелом целой эскадры, способной одним залпом выпустить восемнадцать сверхзвуковых крылатых ракет. К этому следует добавить и морскую авиацию русских, также появляющуюся в небе над американской эскадрой."

Камера, направленная теперь в небо, захватила два остроносых самолета, летевших на высоте около трех километров. Широко раскинутые крылья порой скрывались в облачной дымке.

"- Это сверхзвуковые бомбардировщики Су-24, также способные нести противокорабельные ракеты, – пояснил тем временем невидимый комментатор. – Напомню, что на борту наших кораблей нет ударного вооружения, а лишь зенитные ракеты и автоматические пушки, которые едва ли помогут выдержать массированную атаку. Американские корабли, наносящие визит вежливости в Грузию, оказались под плотной опекой русских, в очередной раз явивших всем свою подозрительность и недружелюбность. Несколько сотен моряков и морских пехотинцев рискуют своими жизнями, поскольку русским, если те вдруг заподозрят неладное, понадобится пара минут для пуска своих ракет, которые с такой малой дальности легко пробьют систему ПВО американского соединения. Даже здесь, в нейтральных водах русские не упускают возможности побряцать оружием, демонстрируя свою силу. Грузия, подвергшаяся недавно варварскому нападению, унесшему жизни десятков женщин, детей, стариков, как никогда нуждается в поддержке, но воинственная клика президента Швецова ясно дает понять всему миру, что и Грузия, и все Закавказье – не более чем колония Москвы, где можно проводить самые изуверские акции устрашения".

Слушая бодрый треп комментатора, Хаскин лишь улыбнулся, услышав про сотни морских пехотинцев. Расквартированный на борту трех кораблей батальон морской пехоты со штатной техникой, в том числе и танками, мог за считанные часы раскатать в тонкий блин армию той же Грузии, но журналист явно этого не понимал. А в конечном итоге, ребята Мастерса, как решил техасец, постарались на славу, возродив традиции "холодной войны". Для обывателей репортажи с Черного моря станут отличным шоу, которого так не хватало последние месяцы. Еще несколько дней, решил Хаскин, и толпы налогоплательщиков пойдут к Белому Дому, требуя более решительных действия правительства.

– Какого дьявола наши парни делают в этой дыре? – Митчелл досадливо поморщился, помотав головой, словно отгоняя невеселые мысли. – Все знают, что грузины с самого начала помогали чеченцам, чем только могли, и русские в праве наказать их за это. Наш президент, верно, рехнулся, если посылает туда морскую пехоту! – возмущенно, с явным неодобрением, воскликнул конгрессмен. – Неужели в Белом Доме не нашлось здравомыслящих людей, способных отговорить Мердока от этой блажи?

– Думаю, Эдвард, такие люди нашлись, – усмехнулся Литтл, – но желание подобраться поближе к непонятному, а потому опасному для нас Ирану, к Каспию с его запасами нефти, и взять под свой контроль территорию, по которой в Европу собираются тянуть из Казахстана новый газопровод, оказалось сильнее голоса разума. В конце концов, мы же знаем, что саудовцы переводят на счета, принадлежащие террористам в Афганистане и еще кое-где миллионы долларов, но это не мешает нам поддерживать их, защищая, когда нужно, от полоумных маньяков в роде Хусейна.

– Это ошибка, – твердо возразил Митчелл. – Авантюра, которая может обойтись нам очень дорого, если не одуматься вовремя. Русские не потерпят вмешательства в их дела, тем более, на словах мы их союзники, борющиеся с терроризмом во всем мире. А грузины, кстати, так и не доказали, что их деревню разбомбили русские. Более того, они до сих пор никуда не обратились, хотя могли бы поднять на уши ООН и всякие комиссии по правам человека. Согласись, Боб, это весьма странно. Они допустили на место происшествия телевизионщиков, но так и не предъявили обвинение официальной Москве, ограничившись заявлениями перед телекамерами. И я не думаю, что интересам нашей национальной безопасности отвечает поддержка Тбилиси.

– Интересам нашей безопасности отвечает контроль над потоками азиатской нефти и газа, – усмехнулся Литтл. – И если ситуация того требует, значит, можно задействовать и морскую пехоту.

– Верно, – кивнул Хаскин, уже понявший, что Роберт Литтл, сам того не ведая, принял сторону "Иерихона". – Более того, мне известно, что президент намерен обратиться к Конгрессу, с предложением разместить в Грузии армейские подразделения для защиты от возможной агрессии со стороны русских. Грузинский лидер сам обратился к нам с такой просьбой, и президент Мердок не смог отказать ему. И я полагаю, Эдвард, нам всем стоит поддержать инициативу нашего президента. Вы имеете влияние на многих коллег, мой друг, и ваше слово может стать решающим.

– Это исключено, – вскинул руки Митчелл. – Одно дело – пара кораблей, другое – постоянные гарнизоны. Русские не потерпят возле своих границ наши войска, и будут правы. Я не знаю, чем ответит Швецов, но сам сделаю все, чтобы такое решение не было принято. И я уверен, что большинство конгрессменов проголосует против. Обострение отношений с Москвой никому не нужно.

– Вы сделаете ошибку, Эдвард, если решите пойти против воли президента, – вкрадчиво произнес сенатор из Техаса, пристально взглянув на Митчелла.

Джонатан Хаскин знал, что Митчелла уважают многие конгрессмены, и только из-за этого они пойдут за ним. Следовало переубедить старого лиса, нажившего седину из-за политических игр, не раз ставивших в былые годы мир на грань большой войны. Митчелл стал осторожен с годами, и сейчас эта осторожность могла сыграть дурную шутку.

– Я поступлю так, как велят мне интересы безопасности страны, – поджав губы, процедил Митчелл. – Я понимаю, Джонатан, вам тоже небезразлична судьба азербайджанской нефти и казахского газа, на который очень многие хотят наложить руки. Признайтесь, вас щедро спонсируют фирмы, получившие контракт на прокладку трубопровода? Думаю, они хотят максимально обезопасить свой бизнес, а кто обеспечит лучшую защиту, чем Армия США? Конечно, ради этого можно потратить немного долларов, ведь потом, когда трубу заполнит газ, эти расходы окупятся сторицей. Полагаю, у вас тоже есть сторонники, но этот фокус не пройдет.

– Еще раз прошу вас не горячиться, друг мой, – Хаскин успокаивающе положил руку на плечо Митчеллу. – Вы правы, идея с газопроводом принесет немалый доход, но вовсе не какой-то фирме, а стране. Именно интересами национальной безопасности и руководствуется президент, принимая решение направить в Грузию войска. Русские могут перерезать транзитные пути и взять в заложники наших европейских союзников, а это означает распад Североатлантического Альянса и потерю европейского плацдарма.

– Не смейте говорить мне о национальной безопасности, – Митчелл брезгливо сбросил руку Хаскина. – Вами движет жажда наживы, но вы не осознаете всех возможных последствий такого шага.

Раздраженно передернув плечами, конгрессмен направился прочь, но, отойдя на несколько шагов, обернулся:

– Хаскин, вы любите играть в покер? – вопрос был неожиданным, и Джонатан Хаски не нашел, что ответить. – Там тоже можно блефовать, идти на риск, повышая ставки, но ни в чем нельзя быть уверенным, пока партнер не откроет карты. Русские еще не сделали этого, и пока не поздно, вы должны остановиться. Россия нам не враг, у них слишком много внутренних проблем, чтобы думать о шантаже европейцев и подобных глупостях. Ведь это мы возьмем за горло итальянцев, французов, немцев и прочих, если оседлаем кавказские газопроводы. Вы это понимаете, и добиваетесь этого всеми силами, но у вас ничего не выйдет. Я разрушу ваши планы, ваши и тех, кто дергает вас за ниточки, как марионетку, пока не поздно. – Митчелл резко развернулся и пошел к своей машине, возле которой стоял, вытянувшись в струнку, его шофер.

– Лет десять назад он бы первым высказался в поддержку того, чтобы в Грузии появились наши базы, – прищурившись, заметил Литтл, глядя в спину удалявшемуся коллеге. – А двадцать лет назад он бы требовал, чтобы на этих базах готовили тех же чеченцев для диверсий в России. – Роберт ухмыльнулся: – Как же возраст меняет людей! Вот мне, почему-то вполне по нраву ваша затея, Хаскин. Должно быть, я еще не так стар, как наш не в меру боязливый друг, и поэтому понимаю, что присоединившихся к вам ждет щедрая награда, ведь обычно к таким средствам прибегают только ради стоящей цели.

– Простите, Роберт, мне нужно позвонить, – Джонатан отошел от оставшегося в одиночестве Литтла и вытащил из кармана телефон. Набрав номер Бейкерса, он дождался, когда гудки сменятся слабым шорохом помех, и, не тратя время на ненужное вступление, произнес: – Литтл на нашей стороне. Он полагает, что американские нефтяные компании добиваются появления на Кавказе наших войск для охраны трубопроводов, и надеется, что за поддержку нашей идеи получит неплохой барыш.

– Пусть так и думает, – согласился Бейкерс. – Думаю, мы изыщем средства, чтобы укрепить его преданность, и сделать его поддержку еще более надежной, – убежденно произнес шеф Агентства национальной безопасности. – А что Митчелл?

– Сопротивляется, – коротко ответил Джонатан. – Грозит зарубить решение президента. И я боюсь, что он сможет этого добиться. Многие в Конгрессе примут его сторону, и нам может не хватить голосов.

– Да, ты прав Джонатан, – подтвердил глава АНБ. – Митчелл может создать для нас проблему. Но я думаю, он вскоре сменит свое мнение. Созвонись с ним через пару часов и просто объясни, что ему нужно делать, когда начнется обсуждение предложения президента в Конгрессе. Остальное я беру на себя.

В трубке зазвучали короткие гудки – Реджинальд Бейкерс не любил тратить время на пустые слова.

Спустя чуть менее часа "Крайслер" Митчелла со скоростью не менее ста миль в час мчал по пустому шоссе в сторону Чикаго. Эдвард, расположившись на заднем сидении и отгородившись от водителя стеклянной перегородкой, расслабленно смотрел в окно, на стремительно проносившиеся мимо деревья и редкие автомобили, двигавшиеся по встречной полосе.

Конгрессмен уже забыл о разговоре в гольф-клубе, не считая его достойным хоть малейшего беспокойства. Митчелл знал, как делается большой бизнес, и понимал, что многие политики могут польститься на щедрые посулы не ведающих меры дельцов. Но, как правило, здравый смысл и обычная осторожность брали верх, и горячие головы быстро остывали. Так должно было произойти и на этот раз.

Патрульная машина, появившаяся на дороге словно из пустоты, заставила конгрессмена встряхнуться. Взвыв сиреной и отчаянно мигая проблесковыми маячками, полицейский автомобиль быстро поравнялся с лимузином, затем обогнал его и занял позицию точно перед автомобилем Митчелла. За миг до того, как дорога оказалась блокирована, из окна патрульной машины высунулся офицер, сделавший жест рукой в сторону обочины.

– Сэр, – водитель обратился к Митчеллу по системе внутренней связи, поскольку через перегородку из толстого затемненного стекла не проникали никакие звуки. – Они требуют, чтобы мы остановились. Мне подчиниться?

– Разумеется, – ответил конгрессмен, нажав кнопку интеркома. – Мы же законопослушные люди.

"Крайслер" мягко остановился, патрульная машина тоже замерла в нескольких футах перед шикарным лимузином. Оба полицейских, выбравшись из своего "Шевроле", неторопливо направились к машине Митчелла, шагая уверенно и держа руки на кобурах, в которых покоились мощные "Смит-Вессоны".

– Выйдите из машины, – процедил сквозь зубы один из офицеров, плечистый англосакс, остановившись возле дверцы водителя.

– Офицер, это автомобиль конгрессмена Митчелла. – Водитель политика был уверен в себе не меньше, чем представители закона. – Что случилось?

– Покиньте машину, сэр, – непреклонно приказал полицейский, демонстративно расстегнув кобуру. – Немедленно.

– Офицер, – Митчелл опустил стекло, окликнув полицейского. Конгрессмен заметил, что второй патрульный, явный латиноамериканец, тоже плечистый и высокий, точно баскетболист, приблизился к "Крайслеру". – Будьте добры, объясните, почему вы нас остановили. Я спешу, и у меня нет времени на выяснение отношений, тем более, в таком неподходящем месте.

– Конгрессмен Митчелл, я полагаю? – осведомился патрульный, с прищуром посмотрев на Эдварда.

Взгляд служителя закона, брошенный из-под лакированного козырька форменной фуражки, буквально вонзался в душу конгрессмена, просвечивая ее, точно рентгеновский аппарат. Казалось, полисмен, сурово-бесстрастный, видит все тайные мысли, все страхи и былые грешки политика, и Митчелл невольно поежился, захотев сейчас же оказаться как можно дальше от этого стража правопорядка, того самого порядка, который и создавал конгрессмен вместе со своими соратниками.

– Да, я конгрессмен Эдвард Митчелл, и вы… – больше он ничего не успел произнести.

Полицейский вдруг выбросил вперед кулак, точно собираясь ударить конгрессмена, и в лицо Митчеллу ударила струя аэрозоля из крохотного, толщиной с карандаш, распылителя, почти не видного в широченной ладони патрульного.

Приходил в себя Митчелл медленно и мучительно. Жутко болела голова, грозя расколоться на части, в горле саднило, все тело болело, точно конгрессмена использовали вместо футбольного мяча, а сердце почему-то бешено колотилось о ребра, готовое вырваться из груди. Застонав, Эдвард открыл глаза и понял, что по-прежнему находится в салоне своего автомобиля, только кто-то заботливо уложил его вдоль обитого кожей сидения. За окном был виден лес, могучие сосны возвышались так близко, что из-за них не было видно неба.

С трудом сев, Митчелл понял, что его лимузин кто-то загнал в лес, оставив на проселочной дороге, со всех сторон стиснутой непролазными дебрями. Конгрессмен не мог понять, как он мог очутиться здесь, и с большим трудом вспомнил события, предшествовавшие тому моменту, когда он потерял сознание.

На переднем сидении пошевелился водитель, тоже явно пребывавший под действием какой-то химии или наркотиков. Он застонал и вновь затих, расслабив все мышцы. В таком состоянии он явно мог находиться еще долго, вероятно, над шофером потрудились более основательно, как решил конгрессмен.

Митчелл не сразу обратил внимание на конверт из плотной бумаги, который он все это время держал в руке. Конгрессмен открыл его и вытряхнул на сидение несколько моментальных фотоснимков, сделанных "Полароидом". Стоило только Митчеллу сосредоточить взгляд на одной из фотографий, в груди его похолодело, а в глазах вдруг потемнело.

Запечатленные неизвестным фотографом сцены показались бы слишком откровенными даже для "Плейбоя", и разве что самый грязный порножурнал рискнул бы напечатать эти снимки, чтобы потешить воображение законченных извращенцев. На фотографиях был изображен сам Митчелл, явно отлично проводивший время в обществе сразу трех девчушек, каждой из которых было, в лучшем случае, лет по двенадцать. Все четверо были, разумеется, обнажены, а чтобы ни у кого из возможных зрителей не возникло сомнения в происходящем, снимки были сделаны с близкого расстояния, так, чтобы было видно, как плоть входит в плоть.

Митчелл рассеянно перекладывал картонные квадратики, и руки его вдруг начали дрожать, как у древнего старика. На последнем снимке девочек сменил мальчик на вид лет десяти, стоявший в позе, вульгарно именуемой "раком". Разумеется, сзади к нему пристроился сам Митчелл, лицо которого было прекрасно различимо, благо в том месте, где конгрессмен предавался явно противозаконным утехам, с освещением проблем не было.

Телефонный звонок заставил конгрессмена вздрогнуть, словно рядом разовралась граната. Митчелл смог найти трубку радиотелефона только через минуту, вывернув все карманы.

– Конгрессмен Митчелл, – мужской голос, отлично слышимый, точно собеседник сидел сейчас в машине Эдварда, был не знаком конгрессмену. – Полагаю, вы видели фотографии, а если нет, то можете полюбоваться на них прямо сейчас. – Говоривший не проявлял эмоций, произнося слова ровно и спокойно, точно робот. – Как вы понимаете, негативов у нас нет, но есть видеозапись ваших развлечений со всеми подробностями. Не думаю, что вы посмеете усомниться в моих словах, видя перед собой такие доказательства. И полагаю, вы понимаете, чем вам грозит публикация таких снимков в любой газете.

– Кто вы, – конгрессмен говорил с трудом, голос его срывался на хрип. – Что вам нужно?

– Кто я, не имеет значения, – ответил незнакомец. – А нужно нам лишь ваше содействие в важном деле. С минуты на минуту вам позвонит Джонатан Хаскин, который еще раз повторит свое предложение, от коего вы отказались столь поспешно. Объясните коллеге, что вы поспешили с выводами, и сейчас готовы стать на его сторону. Этого будет довольно. Завтра в Конгрессе выступит президент, и вы должны будете одним из первых высказаться в поддержку его идеи, что бы президент ни предложил. Когда голосование завершится, и решение будет принято, мы пошлем вам по почте видеозапись, о которой я говорил, и больше никогда не напомним вам о том, что произошло сегодня. Мы не шантажисты, конгрессмен, просто порой приходится вести грязную игру из самых благих побуждений.

Незнакомец давно отключился, а Митчелл так и сидел, держа в ладони телефонную трубку. И очередной звонок оказался таким неожиданным, что конгрессмен, вздрогнув, выронил телефон, едва не разбив его.

– Эдвард, – это был Джонатан Хаскин. Техасский конгрессмен, судя по глоссу, пребывал в отлично расположении, был бодр и весел. – Прости, если отрываю тебя от важных дел, но я подумал, что ты, возможно, погорячился тогда, в "Реддингсе". Может быть, друг мой, ты изменишь решение, пока не поздно?

– Да, я поспешил с выводами, – спокойно, словно ничего не происходило, ответил Митчелл. Он понимал, что противиться той таинственной силе, которую в данный момент олицетворял этот ковбой Хаскин, было превыше его возможностей, по крайней мере, сейчас. – Я думаю, нам нужно выступить в защиту грузинского народа, и появление в этой стране нескольких тысяч американских солдат обеспечит мир и стабильность надолго. Полагаю, Джонатан, я сумею убедить в этом и некоторых наших коллег.

– Я рад, друг мой, что ты так считаешь, – радостно ответил Хаскин. – Ты не представляешь, какое благое дело делаешь, принимая такое решение. Клянусь, потомки тебя не забудут, а грузины при жизни поставят тебе памятник.

– Да, да, разумеется, – рассеянно ответил Митчелл. Перед глазами, будто наяву, стояли прокляты фотоснимки. – Конечно, это замечательно.

Конгрессмен не сомневался, что американские солдаты теперь уже непременно появятся в Грузии, но ему оставалось лишь гадать, кто и зачем затеял все это. Но кто бы это ни был, его способности не шли ни в какое сравнение даже с возможностями спецслужб, если и не по техническому уровню, то по цинизму и решительности точно. Эдвард отчетливо понимал – эти люди, подцепившие самого конгрессмена на такой крепкий крючок, не остановятся, и не ему, не в одиночку, пытаться что-то изменить.

Кому-то было жизненно необходимо нагнетать напряженность на Кавказе, и так никогда не отличавшемся спокойствием. И эта сила, вдвойне могущественная, ибо никто, кажется, даже не подозревал о ее существовании, похоже, умела добиваться своего. И при мысли о том, что он, Эдвард Митчелл, оказался лишь одной из пешек в руках этой силы, не считающейся ни с чем, конгрессмен почувствовал безотчетный ужас.

Глава 11 Игроки и пешки

Санкт-Петербург, Россия – Вашингтон, США – Тикрит, Ирак

27 апреля

– Аккуратнее, – прораб, наблюдавший, как работяги в спецовках и ярко-оранжевых пластиковых касках, негромко матерясь и натужно покряхтывая, перегружают большой деревянный ящик из фургона длинномерного тягача на электрокар, давал отрывистые команды.

Сейчас этот рано располневший мужик с одутловатым лицом анонимного алкоголика был похож на генерала, обозревающего поле почти выигранной битвы. В глазах прораба сверкала гордость за мастерство своих подчиненных, хотя для виду он и покрикивал на них:

– Нежнее кантуйте, вашу мать и бабушку так и разтак! Не мешки с цементом разгружаете, – солидно добавил он. – Высокие технологии!

– Да иди ты, Михалыч, куда подальше, – водитель электрокара высунулся из кабины, махнув рукой. – Все сделают в лучшем виде, не парься.

– Знаю я, как они с похмелья работают, – сплюнул под ноги прораб Михалыч. – Вечно с перепою, как только на ногах держатся? Немецкое оборудование привезли, а они с бодуна его разгружают, а? – Михалыч обличающее взглянул на водителя электрокара, точно это именно он поил бригаду минувшим вечером. – Черт знает, кто сегодня понаехал, а этим синякам хоть бы что! Это разве дело?

Рабочие, не обращая особого внимания на своего начальника, матерившегося больше для проформы, продолжали перетаскивать тяжелые, в одиночку не поднимешь, ящики, борта которых были испещрены маркировочными знаками и предупреждениями сразу на трех языках. Все они были трезвы, если не считать пары бутылок пива на пятерых, так, ради поднятия настроения, во время перекура.

Они знали, что за дорогостоящее оборудование, прибывшее прямым рейсом из Германии, с них не просто голову снимут, но будут делать это долго и с удовольствием, а потому работали аккуратно, как только могли. Тем более, сегодня на стройку действительно прибыла целая команда представительных мужчин в строгих костюмах, часть из которых говорила по-русски с большим трудом. Тяжело работать, когда над душой стоит собственный шеф, но еще тяжелее, когда кругом толкутся незнакомые люди с повадками хозяев жизни. Поэтому рабочие не особо обижались и на прораба, который тоже нервничал под пристальными взглядами высокого начальства.

– Готово, – один из работяг хлопнул ладонью по кабине электрокара, подав знак водителю. – Все погрузили. Двигай, давай, Санек!

Максим Громов, с некоторым интересом наблюдавший за ходом работы, лишний раз убедился, что смотреть, как работает другой человек, можно бесконечно. Тем более захватывало зрелище слаженной работы сразу нескольких сотен людей, каждый из которых был мастером своего дела. Собственно, поэтому за сохранность прибывшего издалека оборудования, до поры находившегося под толстыми досками упаковочных ящиков. Громов не сомневался.

– Макс, у вас, русских, работа всегда сопровождается таким количеством мата? – усмехнувшись, спросил стоявший слева от Максима мужчина, как и Громов, довольно молодой, светловолосый и коротко, как стриженый. Он напоминал профессионального военного, офицера в звании лейтенанта, в лучшем случае, капитана, еще не развращенного армейским бардаком, не забывшего вбитую в училище дисциплину. И впечатление это не мог испортить даже дорогой костюм, на который любому капитану родной Российской Армии пришлось бы работать целый год.

На самом деле Гюнтер Хиршманн не был русским офицером, он вообще не служил в армии, хотя находился в отличной физической форме, на зависть иному кадровому вояке. Среди менеджеров среднего и высшего звена в Европе, вслед за заокеанской модой, стало вдруг популярным регулярно посещать спортивные залы. Считалось, что человек должен развиваться пропорционально, совершенствуя не только дух и интеллект, но и тело, что было вполне логично. Максим, на стройке оказавшийся, в общем-то, случайно, был вполне согласен с европейцам, сам регулярно отмечаясь в тренажерном зале и даже занимаясь дзюдо, хотя и не регулярно.

– Что ты, Гюнтер, – Максим стряхнул с себя нахлынувшие мысли, вспомнив, что по правилам приличия следовало ответить на вопрос приятеля. – Это они от избытка внимания со стороны начальства, то есть нас с тобой.

– А, значит, когда начальства рядом нет, они бранятся еще сильнее? – Гюнтер, как никто иной подходивший под данную незабвенным фюрером немецкой нации характеристику истинного арийца, белокурая сероглазая бестия, расхохотался, заставив находящихся рядом рабочих бросить на него неодобрительные взгляды через плечо.

Максим тоже рассмеялся удачной шутке. Гюнтер был все же неплохим парнем, хоть и немец. Он неплохо владел русским языком, что само по себе располагало к общению, был не дурак выпить, при этом, зная меру, и к тому же был просто веселым малым, сразу понравившись Громову, не имевшему предубеждений против иностранцев. Они познакомились еще четыре года назад, здесь же, в Ленинградской области, вместе наблюдая за строительством нефтяного терминала на Балтике.

Тогда и Громов и Хиршманн, оба работали в нефтяных компаниях, а идея создания транзитной системы из Сибири в Западную Европу для поставок русской нефти была очень популярна. И политическое руководство Германии, а также крупнейшие энергетические компании нескольких европейских стран выделили под строительство терминала под Питером большие деньги, прислав вслед за ними и своих наблюдателей. С тех пор кое-что изменилось, и замысел перестал быть таким актуальным. Немцы, несколько месяцев понаблюдав за работой русских нефтяников, убрались в свои края, а Громов, разочаровавшись в прелестях капитализма, оказался по правую руку от Вадима Захарова, став доверенным лицом главы "Росэнергии", выполнявшим его специальные поручения.

Сейчас, в прочем, Громов был не при исполнении, как говорят люди в погонах. На стройку, развернувшуюся на территории одного из подразделений Ленинградского оптико-механического объединения, он попал по приглашению Хиршманна. Немец тоже покинул нефтяной бизнес, заняв довольно высокое место в руководстве известной уже много десятилетий фирмы "Карл Цейс", и теперь вернувшийся в Россию в новом качестве.

Немецкий концерн был выбран руководством ЛОМО в качестве основного поставщика специального оборудования для переоснащения нескольких производственных линий. По распоряжению президента одному из старейших в стране предприятий, занимавшихся производством линз и оптических приборов, были выделены немалые средства для организации выпуска современной продукции. Оборудование, доставленное из Германии специальным рейсом зафрахтованного "Цейсом" Ил-76, которое и сопровождал Хиршманн, как раз было предназначено для выпуска разнообразных систем, от театральных биноклей до длиннофокусных спутниковых фотокамер.

В прочем, основным назначением этой аппаратуры, и для немцев то не являлось особой тайной, по прибытии в Россию должно было стать производство военных оптических приборов, разнообразных дальномеров и оптических прицелов высокой кратности. И в Москве, решая, стоит ли финансировать ЛОМО, здраво рассудили, что немцы, славившиеся своей продукцией, станут лучшими партнерами, поставляя оборудование высшего качества.

Сейчас строительство близилось к завершению, корпуса уже отремонтировали, сменили все коммуникации, от канализации до системы внешнего наблюдения, и как раз сегодня на промышленную площадку доставили первую партию оборудования, которое сопровождала группа немецких специалистов-наладчиков.

Гюнтер, выполнявший функции простого экспедитора, задачей которого было доставить указанный в контракте груз, убедившись, что в руки покупателей он попадет в целости и сохранности, мог бы со спокойной совестью вернуться в Германию. Но до ближайшего рейса оставалось три часа, к тому же совершенно случайно немец узнал, что в Петербург по своим делам прибыл и Громов. Поэтому Хиршманн, недолго думая, созвонился со старым знакомым, пригласив его прямо на стройку, чтобы потом уже продолжить общение в более подобающей обстановке. Громов, появившийся в северной столице, чтобы лично наблюдать за строительством нового нефтеперерабатывающего завода, с удовольствием принял приглашение, убедившись, что специалисты, работающие в "Росэнергии", свое дело знают, и справятся со всем без его присмотра.

Приехав на ЛОМО, на встречу с Гюнтером, Максим, прежде всего, лишний раз удивился отечественной безалаберности. Стоило только местной охране увидеть, как приехавший из Пулково вслед за фурами с оборудованием немец жмет руку незнакомому человеку без пропуска, все вопросы сразу отпали, и Громову предоставили полную свободу действий. В прочем, на стройке Максим пробыл ровно столько, сколько понадобилось приятелю, чтобы убедиться, что все доставленные из аэропорта ящики попали в руки русских партнеров в целости и сохранности. После этого, с чувством выполненного долга, приятели расположились в уютном кафе на невской набережной, отдыхая от трудов праведных.

– Петербург ничуть не изменился за прошедшие годы, – Гюнтер, воздавая по заслугам отечественному пиву, рассеянно смотрел по сторонам, фиксируя взгляд лишь на фигурках молодых девушек, куда-то спешивших мимо стоявших на улице столиков. – Все так же сочетает в себе западный порядок и русский управляемый хаос. – Немец усмехнулся: – Ваш царь Петр хотел возвести европейскую столицу, а получился город на границе двух миров, таких непохожих, но вместе с тем и неотделимых друг от друга.

Невысокий бритоголовый крепыш, сидевший за соседним столиком, неуверенно поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к парковке. Максим, краем глаза наблюдавший за ним, отметил, что пару минут назад, вырвавшись из рук этого парня, кафе покинула совсем молодая девушка, сразу привлекшая внимание Громова своей огненно-рыжей шевелюрой.

Видимо, расставание было тяжелым для ее кавалера, решившего, в прочем, не ждать подругу. Однако он явно выпил лишку, и потому, проходя мимо столика, за которым вели беседу Громов и его немецкий приятель, оступился. Пытаясь сохранить равновесие, он оперся на столик, но чуть промахнулся, и пивная кружка, к счастью пустая, упала на колени Гюнтеру.

– Осторожнее, пожалуйста, – Хиршманн придержал рукой крепыша, мутным взглядом уставившегося на немца, сохранявшего спокойствие и насмешливо смотревшего на пьяного громилу снизу вверх. – Возможно, вам бы стоило извиниться, не так ли?

– Ты, – бритый рыгнул, вытаращив глаза на аккуратного немца. Гюнтер говорил по-русски почти без акцента, успев попрактиковаться, и не производил впечатления иностранца. – Че ты сказал?

Схватив Хиршманна за лацканы пиджака, крепыш попытался вытащить его из-за стола. Видимо, душевная травма покинутого мужчины была очень тяжелой, и сейчас он обрадовался, получив возможность выместить все свое разочарование на прилизанном интеллигенте.

Максим хотел, было, вмешаться, не дав приятеля в обиду, ведь мордобой в кабаке с участием иностранца мог закончиться небольшим дипломатически скандалом, но Хиршманн не нуждался в помощи. Резким движением он сбросил с себя руки бритоголового громилы, а затем легко поднялся со стула, мгновенно проведя удушающий прием. Бритый, захрипев, попытался вырваться из захвата, мгновенно протрезвев, но его усилия были тщетны.

– Эй, мужик, пусти, – поняв, что силой освободиться не выйдет, крепыш перестал биться, как выброшенная на берег рыба, и решил договориться. – Извини, бля, нечаянно получилось. Гад буду, не хотел!

Немногочисленные посетители уличного кафе, а для наплыва публики было еще слишком рано, инстинктивно вскочив со своих мест и отпрянув в стороны, не без интереса наблюдали за происходящим. Бывалые люди же предвкушали короткую, но энергичную схватку, с разбитыми бутылками, сломанной мебелью, благо та была дешевой, пластиковой, и появлением наряда милиции в самый разгар потасовки. Однако к всеобщему удивлению не производивший впечатления "качка" интеллигентного вида мужчина одним движением скрутил дебошира, который явно был пуда на два тяжелее и сильнее.

– Отпусти его, Гюнтер, – Максим коснулся плеча приятеля. – Не хватало связываться с отморозком.

Выпустив пленника, часто и глубоко задышавшего, Гюнтер спокойно сел, не обращая внимания на спешившего к месту событий охранника, похожего на пьяного громилу, как брат-близнец, с той разницей, что на сотруднике "секьюрити" был не спортивный костюм, а пиджак, и он, как подобает, все-таки оказался трезв.

– Все в порядке, – успокаивающе махнул рукой Громов, которому не хотелось привлекать излишнего внимания. – Не беспокойтесь.

– Нет, подождите, – при этих словах Гюнтера сопровождавшая охранника официантка даже вздрогнула, видимо, представив грозящий скандал. Молодой парень в строгом костюме, так ловко скрутивший пьяного мордоворота, казался серьезным человеком, и вполне мог быть сотрудником милиции или спецслужб, или, того хуже, человеком из аппарата какого-нибудь политика. А подобные инциденты с участием таких людей могли закончиться чем угодно, вплоть до закрытия заведения.

– Будьте любезны, еще пива, – предельно вежливо произнес Хиршманн. Девушка в короткой юбочке и белоснежной блузке, с табличкой на груди, из которой следовало, что имя этого прелестного создания Наталия, облегченно вздохнула.

– Да, конечно, – официантка была искренне рада, что обиженные посетители не стали качать права: – За счет заведения, если вы не возражаете.

Профессионально покачивая бедрами, Наталия двинулась за пивом для гостей, в то время как охранник, тоже успокоившись, куда-то исчез, не рискнув мозолить глаза странным посетителям.

– Да, вот она, Россия, – усмехнулся Гюнтер, когда заказанное пиво было поставлено на столик, и они с Максимом вновь остались наедине. – У меня на родине в столь ранний час никто не позволяет себе так напиваться.

– Что ты хочешь, – усмехнулся в ответ Громов. – Варварская страна. Ведь так считают твои соотечественники, верно?

– Да, конечно, – кивнул Хиршманн. – А если серьезно, Макс, мне порой становится просто не по себе при мысли о том, что станет с бедной Европой, приди в Кремль по-настоящему решительный человек.

– О чем ты, Гюнтер? – не понял Максим. – Я думал, холодная война в прошлом.

– Нет, ты меня не понял, – покачал головой Хиршманн. – Я не русские танки имею в виду. Это раньше все тряслись при мысли, что советская армада, затаившаяся в Восточной Германии, вдруг придет в движение, и одним ударом смахнет всех в Ла-Манш, и красные флаги буду развиваться не только над Рейхстагом, но и над Лувром. Эти времена и впрямь прошли безвозвратно. Но у вас есть еще оружие, и все эти ракеты и танки перед ним, что водяные пистолеты. Вот я привез вам наше самое современное оборудование, лучшее из того, что есть в Европе. И я знаю, что половина продукции, выпущенной с его помощью, будет предназначаться вашим военным. И мои боссы это знают, но никто не возражает против поставок этого оборудования в Россию, потому что вы платите щедро, почти не торгуясь. Сейчас нефть в цене, и вы многое можете себе позволить.

Но ведь, построив на своей земле новые современные заводы, или переоснастив старые, вы сможете через несколько лет подавать нам уже не газ и нефть, а продукт высоких технологий, который будет стоить намного дороже. Ваши мастера с лучшей западной техникой и почти безграничными ресурсами смогут изготовить такое, что нам, немцам, да и другим тоже, и не снилось. Я знаю, о чем говорю, Макс. Не я первый увидел это, есть ведь и у нас умные люди. Ваш новый президент оказался умным мужиком, он с первых дней начал делать все, чтобы Россия торговала не своим сырьем, а высокотехнологичной продукцией.

По большему счету, не обижайся. Макс, но это так, на мировом уровне сейчас вы можете делать только оружие, да и то кое в чем уже уступаете американцам. Ваша экономика чудовищно непропорциональна, только военно-промышленный комплекс и сырьевой сектор. И Швецов сейчас пытается изменить эту ситуацию.

Гюнтер с усмешкой взглянул на молча слушавшего своего приятеля Громова:

– Только не говори, что ты ничего не знаешь. У нас уже вовсю говорят о том, что девять из десяти крупнейших русских компаний, занимающихся добычей нефти и газа, перешли в государственную собственность. Но зачем это делать, кроме как для того, чтобы все доходы от экспорта энергоносителей шли в бюджет, а не на счета ваших олигархов? А для чего это нужно, если учесть, что покупка столь успешных компаний вам явно обошлась недешево, и прибыли от подобной сделки ваша страна не сможет получить быстро?

– И для чего же? – спросил заинтересовавшийся Громов. – Полагаю, ты уже подумал над ответом, Гюнтер?

– Вам нужны средства для быстрого восстановления своей экономики, для создания конкурентоспособной промышленности, чтобы продавать за рубеж не только сырье, – наставительно воздев указательный палец, четко произнес Хиршманн. – Ведь и сам ты приехал сюда, чтобы инспектировать строительство нефтеперерабатывающего завода, верно? Значит, вы уже готовитесь вместо нефти продавать нам бензин, и это только для начала. Пожалуй, еще пару лет вы все равно будете зависть от мировых цен на нефть, и простым европейцам бояться нечего. Поток углеводородов из России не ослабеет еще некоторое время, и Европа не замерзнет среди зимы, по крайней мере, в ближайшее время. Вы пока еще зависите от нас не меньше, чем вы от нас.

Но вот потом, когда новые заводы, которые сейчас строятся ускоренными темпами по всей России, начнут выпускать свою продукцию, нам придет время всерьез подумать о будущем. В условиях, когда кроме нефти и газа вы сможете выбросить на рынок более сложную продукцию, отвечающую всем требованиям, поставки энергоносителей в Европу и другие страны станут страшным оружием в руках вашего руководства. Да и сейчас уже ваш президент может диктовать нам, Западу, свои условия, просто угрожая в случае неподчинения повернуть кран на трубе, по которой вы качаете в наши страны свой газ.

– Ерунда, – отмахнулся Громов. – Зачем нам это нужно? Мы никого не собираемся шантажировать, грозя перестать поставлять вам газ. Это просто глупо, Гюнтер. Неужели ты веришь тому бреду, который несут с экранов телевизоров некоторые ваши политики?

– Если ты и впрямь так считаешь, Максим, мне даже немного жаль, – усмехнулся Хиршманн. – У вас, русских, есть шанс получить все и сразу. Ты же знаешь, что ваше правительство попыталось закупить у нас лицензии на производство разной продукции, в том числе компьютеров, другой электроники, новейших двигателей. Ведь проще наладить выпуск по уже отработанной технологии, сразу закупив целые производственные линии со всем необходимым оснащением, чем тратить время на опытные работы и испытания. Я знаю, ваши инженеры за все эти годы создали очень много образцов самой разной техники, ни в чем не уступающей лучшим нашим аналогам, но для того, чтобы запустить ее в серийное производство, понадобится время, и эту паузу можно закрыть выпуском наших лицензионных изделий. А потом, совместив результаты нашего кропотливого труда и гений ваших изобретателей, можно создать на базе нашей техники нечто новое, намного более совершенное, чем исходные образцы, то, что можно будет считать чисто русским достижением.

Так, кстати, поступил Иосиф Сталин, когда в Советском Союзе создавалась реактивная авиация. По его приказу у англичан была приобретена лицензия на их реактивные двигатели, на тот период наиболее совершенные. Но уже спустя несколько лет на базе этих турбин русскими инженерами были созданы намного более мощные, и при этом исключительно простые в обслуживании и сверхнадежные двигатели, которые никто, в том числе и на Западе, уже не считал копиями английских. Да и позже разве не на австрийских и немецких станках выпускали знаменитые автоматы Калашникова и признанные одними из лучших в мире танки Т-72?

И сейчас вам мешает сделать это только слабость нынешнего руководства. Можно просто поставить правительства европейских, и не только европейских, стран перед выбором – продать России свои секретные технологии, или остаться без нефти и газа, с замерзающими городами и остановившимися заводами. И я почти уверен, что если вы предъявите подобный ультиматум, многие наши правители выберут первое, ведь иначе всю Европу захлестнут беспорядки, перед которыми выступления арабов во Франции покажутся детским утренником.

– Знаешь, Гюнтер, уж если даже ты видишь в моей стране коварного врага, только и ожидающего, когда вы повернетесь спиной, чтобы ударить, то не странно, почему на Западе категориями холодной войны живут даже президенты, – горько усмехнулся Максим. – Вы все время смотрите на нас, как на угрозу своему сытому и спокойному существованию, не желая понять, что отныне мы стали частью вашего мира. Россия стремится стать для вас партнером, равным среди прочих стран, и на это у нее есть все основания, но вы в каждом нашем шаге видите какую-то изощренную хитрость. Почему-то у тебя на родине, да и не только там, многие считают, что если у России много нефти и газа, и если она снабжает ими большую часть Европы, то русские непременно должны вас шантажировать этим. Никто, черт побери, не хочет понять, что мы просто занимаемся бизнесом в лучших традициях Запада, в соответствие со всеми канонами капитализма!

На несколько секунд воцарилось молчание. Громов сделал большой глоток пива, и его собеседник последовал примеру Максима.

– Нефть никогда не была просто товаром, – покачал головой Хиршманн. – Это уже доказали арабы в семьдесят четвертом и американцы в средине восьмидесятых, когда игрой на нефтяном рынке, снижением или повышением цен на "черное золото", и те и другие добивались политических целей, но никак не экономических. Наш мир зависит от нефти слишком сильно, и я не понимаю, почему не воспользоваться этой зависимостью. Сейчас у власти в моей стране много людей, переживших нефтяной кризис средины семидесятых, когда рабы отказались поставлять нефть американцам и их союзникам. Эти люди боятся повторения кошмара почти сорокалетней давности, который они видели, еще будучи детьми. И потому, я думаю, не нужно даже ничего предпринимать. Но достаточно лишь осторожно намекнуть, как далеко вы готовы зайти, и наши правительства выполнят ваши условия так быстро, как это только возможно, со всей возможной покорностью.

– Да, это очень заманчиво, – серьезно кивнул Максим Громов. – Чуть прикрыть кран, и европейцы сами понесут нам лицензии и технологии, причем бесплатно, лишь бы только мы не лишили их того, что уже даем. Не скрою, это кажется совсем простым, но в этой простоте и кроется все безнадежность такой затеи. Если мы станем шантажировать европейцев газовым и нефтяным эмбарго, они, я уверен, сумеют найти альтернативных поставщиков, может не таких удобных, как мы, но без нас все равно как-нибудь справятся. А вот Россию после такого шага ждут тяжелейшие санкции, особенно страшные сейчас, когда от экспорта энергоносителей зависит наш бюджет.

– Думаешь, это так просто? – покачал головой Хиршманн. – Арабы, конечно, могут перехватить у вас этот рынок, но вот захотят ли они поддерживать европейцев, которых весь исламский мир считает прихвостнями Соединенных Штатов? Все непросто в нашем мире, и тот, кто проявит больше решительности, сумеет соврать большой куш в этой игре, которая называется политикой. Сейчас у твоей страны, Макс, есть редкий шанс сделать огромный рывок вперед, в двадцать первый век, который у вас в России еще по-настоящему и не начался, – убежденно произнес немец. – Пока восстанавливается ваша экономика, пока создаются наукоемкие производства, вы сможете закрыть брешь в недостающих технологиях за счет нас, европейцев, стоит вам только захотеть. Ваш Сталин смог обмануть англичан в тот момент, когда Россия лежала в руинах почти до самого Урала, когда никто и не думал о нефти или газе.

Будь Эйзенхауэр хоть немного смелее, уже в сорок пятом Россия сгорела бы в пламени ядерных взрывов, ведь Штаты тогда уже имели и атомные бомбы, и флот "Суперфортрессов", а у вас, русских, ничего подобного не было еще много лет подряд. Так неужели сейчас, когда ваш ракетный щит прочен, как никогда ранее, не выйдет нечто подобное? Я слышал, что президент Швецов – решительный малый, и ему, пожалуй, стоило бы всерьез подумать о том, как бы получить от нас, европейцев, все и сразу. Ведь никто по большему счету ничего и не потеряет, если мы уступим вам несколько лицензий на производство, к примеру, двигателей или электроники. Зато Россия станет по-настоящему конкурентоспособной страной, и наши же бизнесмены охотно начнут вкладывать в нее деньги, видя, что имеют дело не с пережитком советского прошлого, а с цивилизованной страной.

– Не знаю, может, ты и прав, – с сомнением протянул Громов, в сознание которого запали сказанные Хиршманном слова. Порой Максим и сам думал о том же, мечтал, что новый президент наконец-то поставит зарвавшихся бюргеров, чопорных англичан и прочих, кто считает только себя цивилизованными нациями, на место, раз и навсегда показав, что с Россией нужно вести себя, как с равным, а не как с дикарем, туземцем, которого можно купить за стеклянные бусы. Но этого не произошло, все двигалось прежним курсом, и лишь отдельные изменения все же позволяли надеяться на лучшее, но тех глобальных перемен, которые были по плечу России с ее неисчерпаемыми людскими и природными ресурсами, пока не было заметно.

А Хиршманн, вроде бы неспешно потягивавший пиво из большой кружки, с удовольствием отметил, что его усилия не пропали даром. Максим Громов, и это было известно многим, являлся правой рукой Вадима Захарова, человека, чье имя на западе знал почти каждый. А Захаров был не просто преданным помощником, но и близким другом нового президента России, его бывшим сослуживцем. И если специалисты, составлявшие психологические портреты обоих, не ошиблись, а профессионалы такого уровня ошибаться просто не умели, то вскоре Громов в личной беседе с Захаровым уже от своего имени перескажет все, что так упорно втолковывал ему Хиршманн.

И очень скоро идея о том, чтобы не просить, не торговаться с Европой, а просто потребовать у нее все необходимое, дойдет и до Швецова, а этот человек был слишком импульсивным и решительным, чтобы отмахнуться от такой возможности. Сам Алексей Швецов, разумеется, видел себя иначе, но взгляд со стороны всегда вернее, особенно, когда это оценивающий взгляд профессионалов. Реакция русского президента, его действия уже были многократно просчитаны, оставалось только ждать, когда до него донесут рожденный за океаном отчаянный замысел, даже тень его, которой будет вполне довольно.

А тогда произойдет то, чего некоторые на западе ждали давно и с нетерпением, чтобы под благородным предлогом решить русский вопрос раз и навсегда. Агент, который в Лэнгли был известен под кодовым псевдонимом "Мориц", мог быть доволен проведенной операцией.

Русские за последние годы слишком привыкли к общению с иностранцами, чтобы в каждом человеке, говорящем по-русски с акцентом, видеть шпиона, как это было в благословенные советские времена. Вот только повадки разведок ничуть не изменились с крушением Красной Империи, и все так же каждый контакт с гражданином России, равно как с подданным любой другой страны, профессиональные бойцы невидимого фронта расценивали, прежде всего, с позиции получения хоть сколь-нибудь ценной информации.

Агент "Мориц", завербованный довольно давно, такую информацию предоставить не мог, поскольку не был к ней допущен, а то, что он знал, рыцари плаща и кинжала из Лэнгли тоже знали, и для этого не нужно было даже прибегать к своим шпионским приемам. Но "Мориц", настоящее имя которого было известно во всей громадной структуре ЦРУ не более чем полудюжине сотрудников, обладал другим достоинством – он был знакомым, почти что другом Громова, занимавшего одну из ключевых, по мнению хозяев "Морица", позиций в иерархии русской нефтяной сверхкорпорации, пользовавшейся личным покровительством Швецова.

Издавна работа разведчиков строилась на знании слабостей и пристрастий тех, кто становился их мишенью. Кто-то был падок на женщин, кто-то, напротив, на мужчин, порой очень тщательно скрывая это, кому-то просто нравились деньги, а иным просто не хватало в жизни острых ощущений. Все это профессионалы тайной войны были готовы дать тем, на кого падал их выбор, и очень редко первоначальный расчет оказывался ошибочным.

Пойманные на крючок своих пороков, завербованные по всем концам света агенты старались, как могли, исполняя поручения "хозяев" со всем возможным тщанием. Но не только о тех, кто лично поставлял нужную информацию, должны были знать все и вся мастера разведки. Психологические портреты составлялись на всех политических лидеров, пусть даже вербовка их и считалась бы абсолютным бредом, на купавшихся в золоте магнатов, словом, на каждого, кто имел в своей стране хоть какую-то значимость. И в решающий момент, окружив желанный объект своими агентами, разведчики, играя чужими руками на потаенных струнах его души, заставляли человека против своей воли поступать так, как они того хотели. В этом и было высшее искусство тайной войны.

И сейчас гении из Лэнгли в очередной раз могли праздновать успех. Внешне еще ничего не произошло, и результатов пришлось бы ждать весьма и весьма долго, но у тех, кто всего лишь свел вместе в одном городе русского Максима Громова и прилетевшего из Германии по делам своей фирмы Гюнтера Хиршманна, сомнений в полной и безоговорочной победе не осталось уже сейчас. А ждать они умели.

Но неосторожен и глуп тот, кто кладет все яйца в одну корзину, как давным-давно абсолютно верно подметили народные мыслители. Незримые жернова колоссального замысла, который посвященные называли коротким словом "Иерихон", вращались все быстрее, и во имя успеха этого плана, не вполне понятного даже кое-кому из тех, кто, собственно, и стоял у его истоков, трудились не только разведчики из Лэнгли и немецкие менеджеры среднего звена.

Огромные силы были брошены на то, чтобы замысел горстки авантюристов, внешне почти ничем не связанных вместе, увенчался бы успехом, и почти никто из этой бесчисленной массы людей не знал, чему именно подчинены его действия здесь и сейчас. Так, например, даже не думали об этом собиравшиеся на срочное заседание Конгресса народные избранники, наделенные высокой властью по воле благословенной американской нации.

Эдвард Митчелл, выбравшись из салона своего шикарного "Линкольна" на ступенях конгресса лицом к лицу встретился со своим коллегой:

– Хэлло, Эд, – Уильям Макнайт, шестидесятитрехлетний калифорниец, хлопнул Митчелла по плечу, пристраиваясь рядом. – Какого черта происходит? Ты знаешь, почему Конгресс созывают с такой спешкой и в обстановке полнейшей секретности? Мы что, собираемся объявить кому-то войну?

– Быть может, Билл, быть может, – протянул Митчелл, уже догадавшийся, почему заседание Конгресса, на котором, как сообщили, должен был выступить президент Мердок, было объявлено внезапно, и респектабельные джентльмены вынуждены были бросать все дела и мчать в Вашингтон, чтобы встретиться еще до рассвета, будто от кого-то скрываясь.

Митчелл вполне мог поделиться своими догадками со старым приятелем, но предпочел помолчать, осознавая, какие силы стоят за происходящим и сейчас, как никогда ранее, ощущая свою ничтожность в этой странной игре, что звалась политикой.

– Нет, это же черт знает что, – продолжал возмущаться Макнайт, тяжело дыша. В отличие от многих ровесников он не следил за собой, и даже подъем по ступеням Конгресса дался старому политику нелегко. – Мы должны лететь сюда, позабыв про все на свете, даже не зная, с чего такая суета. Если перед нами действительно выступит президент, то это, верно, его идея, собрать нас всех так срочно. Но тому должны быть веские причины, мы ведь не мальчики на побегушках!

Конгрессмены, проходя в зал заседаний, оформленный в нарочито строгом стиле, занимали свои места, негромко разговаривая между собой. Все были немного раздражены тем, что их даже не известили о причине заседания, но больше эти люди ощущали не раздражение, а волнение, ведь все указывало на важность предстоящего совещания, возможно, для судьбы всей страны.

– Господа, прошу тишины, – пристав, дождавшись, когда конгрессмены рассядутся, возвысил голос, сразу привлекая к себе внимание: – Господа, президент Соединенных Штатов Америки.

Загрохотав креслами, конгрессмены поднялись, стоя приветствуя стремительно ворвавшегося в зал Джозефа Мердока, сразу направившегося к трибуне для выступающих.

– Господа, доброе утро, – президент обвел взглядом зал, убедившись, что присутствует достаточно конгрессменов, чтобы их голоса позволили считать принятое сегодня решение полностью соответствующим закону. Те, кого не было сейчас, даже проголосовав против, все равно не могли бы изменить результат, а это и было нужно Мердоку.

– Прошу прощения, господа, что вас собрали сюда в такой спешке, – уверенный голос президента буквально завораживал присутствующих, заставляя их в полном молчании слушать речь Мердока. – Я понимаю, что это могло нарушить ваши планы и заранее приношу свои извинения, но дело, по которому вас сюда собрали, касается национальной безопасности Соединенных Штатов. Я постараюсь быть кратким, чтобы не отнимать у вас время больше, чем это нужно. Как вам известно, несколько дней назад в ходе боевых действия русской армии против террористов на Кавказе было уничтожено грузинское село, расположенное недалеко от границы. Погибло несколько десятков мирных жителей, в том числе много женщин и детей. Грузинские власти обвиняют в этом варварском акте насилия Россию. Москва же отвергает все обвинения, что, однако, бессмысленно со стороны русских.

Наши специалисты подтвердили, что селение подверглось бомбовому удару, а авиацию в этом районе использовали только русские. Президент Грузии считает, что происшедшее имеет целью запугать грузинское руководство, и, возможно, вызвать акции протеста простых грузин против своих властей, не способных защитить свой народ и свою землю. То есть, если говорить проще, русские, разбомбив грузинское селение, добиваются свержения нынешнего правительства Грузии, твердо взявшего курс на демократические реформы и сотрудничество с Западом, в том числе, и с Соединенными Штатами. Это явно не устраивает Москву, где привыкли весь Кавказ считать сферой своего влияния, как во времена Советского Союза. В свою очередь, президент Грузии опасается беспорядков, на волне которых к власти в стране могут прийти прорусски настроенные группировки, которые в первую очередь дадут согласие Москве на размещение российских военных баз в их стране, создав тем самым угрозу Турции, важнейшему нашему союзнику в этом регионе. Я встречался с президентом Герданишвили и счел его опасения вполне обоснованными, а потому уже принял ряд мер для ослабления озвученной мною угрозы.

Вам должно быть известно, что по моему приказу в Черное море уже вошла эскадра десантных кораблей с батальоном морской пехоты на борту. В случае нарастания напряженности в Грузии эти войска должны участвовать в наведении порядка. Однако, господа, это временная мера. По-настоящему спокойными мы можем стать только в том случае, если на территории Грузии, опережая русских, будет размещен постоянный воинский контингент Армии США для защиты правящего режима от внешних и внутренних врагов. В Пентагоне уже подготовили соответствующий план, и если вы дадите свое согласие, счет после этого пойдет на часы. И сейчас, господа, я прошу вас выразить свое мнение по этому поводу, проголосовав за или против моего предложения.

Конгрессмены, переглядываясь, удивленно вскидывали брови. Россия давно уже не считалась равным соперником, но эта страна все еще оставалась ядерной державой, обладающей к тому же мощными вооруженными силами, и вполне оправданно считавшей бывшие советские республики зоной своих интересов.

Уже давно американцы и их союзники вытеснили русских из Вьетнама, начали теснить их на Кубе, но то, что предложил президент Мердок, гордо смотревший на удивленных конгрессменов, казалось бредом. Еще никто не думал всерьез о том, чтобы разместить американских солдат не просто на территории бывшего Советского Союза, но в непосредственной близости от российской границы, причем не на несколько недель, как в Украине во время совместных учений, а постоянно, создав долговременные военные базы. Это казалось слишком смелым, чтобы быть правдой, но президент не шутил и сейчас ждал от конгрессменов однозначной оценки своего решения.

– Дьявол, – негромко выругался севший слева от Митчелла Макнайт, качая головой. – Во что нас хочет втянуть Мердок? Эдвард, уж ты то должен понимать, что это грозит открытым противостоянием с русскими, военными провокациями и грандиозным политическим скандалом. Скажи, неужели все, что я вижу и слышу, происходит наяву? Это, должно быть, дурной сон! Я просто не могу одобрить то безумие, которое предлагает президент, Эдвард, – выпучив глаза, горячо шептал Макнайт, склонившись над плечом Митчелла.

– Это не сон, Уильям, и не такое уж безумие, каким кажется на первый взгляд, – Митчелл старался быть убедительным. Он говорил спокойным уверенным голосом, а перед глазами стола пачка фотографий, каждая из которых, попади она в газеты или на телевидение, означала бы, как минимум, конец политической карьеры известного конгрессмена. – Русские далеко не так сильны, как в прежние времена. Их новый президент пытается произвести впечатление крутого парня, но он нерешителен и откровенно труслив. Все, на что способны русские сейчас – громкие заявления, не подкрепленные реальной силой, а это в нашей истории было сплошь и рядом.

– Черт знает что, – помотал головой, словно отгоняя наваждение, Макнайт – Это все равно верх глупости! Холодная война кончилась, зачем нам возрождать ее сейчас?

– Это редчайший шанс, образно выражаясь, занести лезвие над артериями России, – возразил Митчелл. – Угрожая русским с территории Грузии, мы сделаем их невероятно сговорчивыми по многим вопросам, до сих пор безрезультатно обсуждавшимся годами. К тому же под нашим контролем окажутся потоки нефти и газа из Средней Азии в Турцию и Европу, а значение этого факта, я думаю, переоценить невозможно. Мы появимся там, куда прежде нас не пускали, и установим свой контроль над регионом. Нет, не воспользоваться такой возможностью – вот настоящее преступление!

– Нам мало Ирака, Афганистана, половины бывшей Югославской Федерации? – удивленно воскликнул конгрессмен. – Мы погрязли в мелких конфликтах по всему миру, и из каждой чертовой дыры в Штаты летят самолеты с цинковыми ящиками, в которых лежит то, что осталось от наших парней, которые сами не знают, за какую такую высшую цель должны рисковать своими шкурами. Какого дьявола нам нужна Грузия? Если русские желают, так, может, пусть ставят свое правительство? Мы все равно скинем тамошних вождей, стоит только захотеть, – энергично мотая головой, возразил Макнайт.

Уильяма Макнайта раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, опытный, видавший виды политик, заставший и крах Варшавского Договора, и распад Советского Союза, и первую войну в Ираке, понимал, что президент требует дать согласие на явную авантюру, и здравый смысл требовал протестовать против этого безумия. Но превыше логики был страх, который конгрессмену из последних сил удавалось скрывать, загнав вглубь сознания, не позволяя хоть на миг стать заметным для тех, кто был сейчас рядом.

Сын конгрессмена был капитаном атомной субмарины, одним из лучших шкиперов на флоте, что давало Макнайту повод для законной гордости, но именно это гарантировало, что в случае обострения отношений с русскими его Дуглас будет одним из первых, кто появится возле русских границ, рискуя вызвать на себя огонь непредсказуемых "товарищей". И конгрессмен опасался за жизнь своего сына, пусть тот и выбрал карьеру морского офицера вполне осознанно. Но не только этот страх заставлял престарелого мастера политических игр сомневаться, покрываясь холодным потом и чувствуя, как рвется из груди не такое выносливое уже, как в молодости, сердце.

Пришедшая по электронной почте видеозапись, после просмотра которой немолодого политика едва не хватил инфаркт, предшествовала короткому телефонному звонку. Незнакомец, не представившись, спокойно поинтересовался, успел ли конгрессмен посмотреть кино, а после утвердительного ответа просто приказал на ближайшем заседании Конгресса по первому вынесенному на голосование вопросу высказать положительно, после чего в трубке раздались гудки.

Макнайт подключил знакомых из полиции, но выяснить, кто и откуда звонил ему, эти специалисты не смогли. Запись, которую согласился бы крутить не каждый порноканал, во всех подробностях запечатлела недавние забавы самого Макнайта с молоденькой секретаршей прямо в офисе конгрессмена, который с замиранием сердца понял, что за ним кто-то неведомый, но очень могущественный, раз уж сумел установить "жучки" в рабочем кабинете конгрессмена Соединенных Штатов, следил, фиксируя каждое произнесенное слово, каждый жест.

Но развлечения с девицей, которая толком не умела делать даже минет, были детскими шалостями по сравнению с иными приватными переговорами, каждая минута которых тянула на десяток лет в федеральной тюрьме. И понимая, что кроме почти безобидной "порнухи" у незнакомца на руках могут быть и иные, более серьезные записи, Макнайт не мог не исполнить его приказ, но при этом он старался сделать все, чтобы как можно больше его коллег возразили против предложения президента, тогда совесть конгрессмена была бы чиста.

– Это же не война, – стараясь особо не усердствовать, чтобы не вызвать подозрений, Митчелл пытался склонить приятеля на свою сторону, вернее, на сторону безвестного фотографа, мастерски снимавшего обнаженную натуру. Эдвард не знал, что будет лично с ним, если голосование все же сорвется, но рисковать не хотел. – Мы просто выставим там наблюдательный пост, если хочешь, и будем действовать на нервы русским, не переходя границы дозволенного. Опять же, раздолье для военной разведки, ведь с территории Грузии можно вести перехват и следить за всеми движениями русских почти до самого Архангельска, охватывая всю европейскую часть России.

– Ты говоришь, словно сам разрабатывал план вместе с парнями из Пентагона, – криво усмехнулся Макнайт. – Это попахивает безумием, и если безумен наш президент, у меня нет желания оказаться с ним в одном строю.

– Итак, господа, – Джозеф Мердок оборвал обсуждение первым же слово. Шепоток, разнесшийся по залу заседаний, мгновенно стих, и взоры обсуждавших предложение президента конгрессменов обратились к Мердоку. – Пришла пора высказать свое мнение. Я еще раз хочу заметить, что, пойдя на такой шаг, мы выступим защитниками демократии, став на защиту молодого независимого государства, всеми силами пытающегося сейчас изжить тоталитарное прошлое Советского Союза. И история, я уверен в этом, сохранит наши имена.

Экстренное заседание конгресса проходило в обстановке полнейшей секретности, о которой сами конгрессмены даже не подозревали. Первой, и далеко не самой важной страховкой от утечки информации было отсутствие времени на пустые разговоры, ведь слуг народа настоятельно просили поспешить в Вашингтон, бросив все текущие дела. Но помимо этого каждый конгрессмен, находившийся в пределах Соединенных Штатов, был взят под пристальное наблюдение Агентством национальной безопасности.

По приказу Реджинальда Бейкерса прослушивались все телефонные разговоры, подвергались тщательному анализу отсылаемые конгрессменами после получения сообщения о внеплановом заседании сообщения по электронной почте. Причем в случае обнаружения хотя бы намека на разглашение информации специалисты из АНБ легко могли прервать любую беседу по телефону и заблокировать любой "э-мейл". Этого, как выяснилось, было вполне достаточно, чтобы о принятом решении заинтересованные стороны узнали лишь тогда, когда оно уже начало воплощаться в действия.

О неожиданно проведенном заедании Конгресса США резидент Службы внешней разведки России в Вашингтоне, скрывавшийся под видом одного из сотрудников русского посольства, узнал спустя почти два часа. Хотя времена, когда в каждой столице соперничавших держав, во всех властных структурах работали десятки агентов, не имевших представления друг о друге, и параллельно сообщавших своим связным, подчас принадлежавшим к разным разведывательным структурам, одну и ту же информацию, уже прошли, все равно рыцари плаща и кинжала стояли на страже интересов своих государств.

В былые годы, получая сведения об одних и тех же событиях одновременно из нескольких источников, разведчики могли почти со стопроцентной уверенностью определить, была ли то провокация, дезинформация, безошибочно замечая, когда кто-то из завербованных агентов начинал сотрудничать с контрразведкой вероятного противника, сообщая своим "хозяевам" то, что считали нужным враги. В прочем, для бойцов невидимого фронта, трудившихся на благо национальной безопасности Соединенных Штатов, так все оставалось и поныне, но для русских разведчиков, которых еще Иосиф Сталин запретил именовать шпионами, времена настали не самые лучшие.

Однако по-прежнему находились люди, готовые ради собственной выгоды, ведь с падением коммунизма на одной шестой части суши об идеологических мотивах пришлось забыть, сообщать заинтересованным людям важные для них сведения. Конечно, теперь надежность получаемой информации стало гораздо сложнее проверять, да и сроки поступления донесений растянулись недопустимо для прошлых лет. Поэтому, когда на стол перед резидентом СВР в его кабинете в здании посольства легло очередное донесение, время было упущено, и план американского президента начал воплощаться в жизнь, грозя непредсказуемыми последствиями.

Но значительно раньше офицера русской разведки о принятом Конгрессом решении узнал и командующий Десятой легкой пехотной дивизией США, генерал-майор Мэтью Камински. Генерал находился на командном пункте своей дивизии, один в душном кабинете, под потолком которого медленно вращался вентилятор, разгоняя горячий воздух. На столе перед Камински стояла пластиковая бутылка с ледяной, только из холодильника, водой. Уже сейчас, хотя до лета еще было далеко, в этой части Ирака стояла жара, а спустя еще месяц или чуть больше здесь вовсе будет настоящий ад. Генерал представлял, каково будет его бойцам в полной выкладке, в бронежилетах, касках, с подсумками, полными магазинов и гранат, пешком патрулировать городские кварталы под палящим солнцем, и ему было искренне жаль этих парней, целыми днями бродивших по грязным улочкам древнего города среди шумной толпы, каждую секунду рискуя получить пулю в спину или подорваться на замаскированном фугасе.

Десятая дивизия, вполне оправданно считавшаяся элитным подразделением американской армии, поддерживала порядок в родном городе покойного иракского правителя вместе с подразделениями британских морских пехотинцев. Эта часть была подготовлена не только для действий в горах, для чего в распоряжении солдат имелась масса специального снаряжения, но и для боев в городских кварталах, и ее переброска в Тикрит была вполне логична.

Вообще в городе и его окрестностях находилось несколько тысяч иракских полицейских, вооруженных и обученных опять-таки американскими инструкторами, но всерьез их никто из числа офицеров и солдат коалиционных сил не воспринимал. Обычно патрулю американцев или британцев, как правило, в составе одного или двух отделений, придавалась пара иракцев для создания видимости того, что за порядком следят национальные силы, а иностранцы, которых многие здесь считали оккупантами, только помогают им. На самом деле все обстояло с точностью до наоборот, и присутствие иракцев было формальностью, в бою же на них никто не рассчитывал, полагаясь только на собственные силы.

Отряды служивших под командованием Камински солдат каждый день покидали так называемую "зеленую" зону, считавшуюся наиболее безопасной частью города, чтобы по несколько часов подряд пешком или на штатных "Хаммерах" патрулировать город. Они прочесывали городские кварталы в поисках скрывающихся в жилом массиве террористов, пытались задерживать торгующих оружием прямо на городском рынке иракцев, и далеко не все по окончании смены возвращались под защиту бетонных заграждений, крепостной стеной возвышавшихся вокруг штаба дивизии и казарм, где отдыхали свободные от службы бойцы.

– Дьявол, – выругался Камински, стиснув кулаки, некстати припомнив сводки последних дней. Вчера еще один его боец вернулся из патруля в пластиковом мешке, на окраине города поймав грудью очередь из "Калашникова". Одно хорошо – парень умер мгновенно, не успев ничего понять. – Проклятая страна, проклятый народ, – прорычал генерал. – Как хочется выжечь здесь все, оставить только пепел от этого вероломного города! А как все было легко вначале!

Победа над Ираком далась очень легко, но многие офицеры и тем более политики не сочли это дурным знаком, на весь мир заявив, что отныне и в Ираке восторжествовала демократия. Некоторое, очень непродолжительное время после победы действительно казалось, что война окончена, и теперь остается только строить свободное общество там, где много лет до этого царила жестокая диктатура в лучших традициях древних правителей Востока. Но затишье длилось недолго, и вскоре по всему Ираку вновь зазвучали выстрелы и взрывы, а через океан, на хранимую Богом американскую землю полетели транспортные самолеты, на борту которых покоились тела погибших от рук террористов американских солдат.

Все начали воевать против всех, шииты убивали суннитов, курды убивали и тех и других, и все они вместе взятые сражались с пришельцами из Соединенных Штатов, Великобритании их тех стран, что объявили себя их союзниками. Продавалось и покупалось оружие, от автоматов до танков, и за каждым вторым терактом, за каждым вторым нападением на западных солдат стояла или Аль-Каида, или иранская разведка или кто-то еще, извне разогревавший Ирак, как котел паровой машины, словно ожидая, когда давление в нем достигнет критического уровня и прогремит взрыв.

Генерал Камински не мог повлиять на решения тех, кто командовал объединенными силами антииракской коалиции, но для безопасности своих солдат он делал все, что было возможно. Как только его дивизия прибыла в родной город Саддама Хусейна, генерал приказал создать по всему Тикриту сеть опорных пунктов, укрепленных, снабженных запасами провизии, питьевой воды и медикаментов, где даже небольшой гарнизон мог бы выдержать долгую осаду. И самым мощным опорным пунктом, настоящей крепостью, стала "зеленая зона", внутри которой находились не только казармы американских и британских солдат, но и здания местной администрации, так же, как и иракская полиция, спешно созданной после победы, и являвшейся лишь декорациями, призванными успокоить простых иракцев, возмущенных присутствием на их земле чужеземцев.

Принятые Камински меры безопасности были вовсе не лишними, ведь здесь, в родном городе иракского вождя, у многих своих соотечественников пользовавшегося неподдельным уважением, причем небезосновательно, сторонников Саддама оставалось намного больше, чем во всех прочих городах. После быстрой победы американцев в свои дома, в том числе и в Тикрит, вернулись тысячи иракских солдат и национальных гвардейцев, многие из которых прихватили с собой оружие, и далеко не всем из них по душе пришлась оккупация родной страны чужаками.

К счастью, массовых выступлений так и не произошло, но все равно дивизия Камински понесла немалые потери. Почти каждый день патрулировавшие узкие извилистые улочки солдаты попадали под обстрел или подрывались на мастерски замаскированных на их маршрутах минах. Всякий раз, потеряв убитым или раненым хотя бы одного бойца, генерал отдавал приказ своим солдатам прочесать весь город, на месте расстреливая всякого иракца, кто попытался бы оказать сопротивление. Такие рейды приносили свои плоды в виде задержанных террористов, обнаруженных тайников с оружием и взрывчаткой, но после каждого из них вновь продолжались нападения на американцев и их союзников.

Замкнутый круг можно было разорвать, лишь покинув эту негостеприимную землю, но тогда, в этом Мэтью Камински отдавал себе отчет, в Ираке мгновенно вспыхнет ожесточенная гражданская война, тем более страшная, что по обе стороны окажутся непримиримые религиозные фанатики, для которых победа будет означать лишь полное истребление своих врагов до последнего человека.

Эта война была не нужна Америке, это Камински прекрасно понимал, но, ввязавшись в нее по чьей-то глупости, просто уйти, хлопнув дверью, теперь было невозможно. О том, с его все началось, что стало поводом для вторжения, многие, особенно там, за океаном, уже забыли. Но ни химическое, ни биологическое оружие Саддама, страх перед которым заставил многие сопредельные страны не только словом, но и делом поддержать американцев, предоставив им свои базы и даже отправив сюда войска, так и не было найдено. При этом Мэтью Камински точно знал, что оно не было выдумкой вашингтонских политиков. Почти в каждом иракском городе американцы и их союзники находили склады, битком забитые костюмами биологической и химической защиты, а курды еще хранили память о том, как целые деревни иракские национальные гвардейцы подвергали обстрелу химическими снарядами.

Правда, едва ли у Хусейна могло быть ядерное оружие, но запасы радиоактивных материалов у него точно были, накопленные еще в восьмидесятые годы, и кто мог бы помешать каким-нибудь фанатикам, с помощью сильного взрыва рассеять изотопы над густонаселенным районом большого города в любой части света? Старое, проверенное средство, радиологическое оружие, едва ли было применимо в обычной войне, но как раз подходило жаждущим крови полубезумным исламским боевикам, которые пришли на смену иракским властям, устанавливая свои порядки.

Одержимые идеей священной войны, эти грязные дикари, не державшие в руках ни одной книги, кроме Корана, могли с легкостью превратить в радиоактивную пустынную не только целый город, но и континент. Ведь их война преследовала иные цели, отличавшиеся от тех, о которых говорили генералы в своих штабах, планирую очередную военную кампанию. Пусть девять десятых населения всего мира умрет в страшных мучениях, и огромные территории станут непригодны для жизни, но если те, кто останется, станут правоверными мусульманами, это вполне устроит безумцев, называющих себя моджахеддинами. И те американские парни, что служили под командованием генерала Камински, должны были помешать осуществлению желания этих безумцев.

Ирак действительно был сейчас похож на котел, и содержимое его, достигнув точки кипения, грозило выплеснуться, чудовищной волной захлестывая соседние страны, а отголоски этого могли услышать и в более далеких краях. До вторжения весь смертоносный арсенал был в руках только одного человека, иракского вождя, от которого все же ясно было, чего ожидать. Теперь же за власть в стране боролись самые разные силы, действия которых были совершенно непредсказуемы. Запасы химического оружия исчезли, но не испарились, и тот, в чьих руках они сейчас находились, для достижения своих целей вполне мог прибегнуть и к этому средству. И помешать окончательно превратить эту страну в огромное кладбище, кто бы и как бы к этому не относился, могли только американцы.

Пройдет еще несколько лет, когда в Ираке настанет хотя бы хрупкий мир, когда местные будут готовы решать свои проблемы сами, при этом не проливая реки крови, вот тогда и можно будет подумать о возвращении домой. Пока же приходилось провожать на родину только гробы, всякий раз представляя слезы матерей и жен, тихую ярость отцов тех, кто уходил из родного дома живым, пышущим силой, а возвращается обгоревшим куском мяса.

– Генерал, сэр, – тяжкие раздумья генерала прервало появление на пороге его кабинет лейтенанта, которому сегодня выпало быть адъютантом командующего. – Приказ из Вашингтона, сэр. – Дождавшись приглашающего кивка, лейтенант, молодой темнокожий парень, худощавый, поджарый, словно гончая, шагнул вперед, положив на стол перед командиром листок. – Приказано сдать позиции британцам и иракским полицейским и готовиться к переброске в Грузию.

– Черт побери, – пробормотал Камински, не ожидавший такого развития событий, и добавил, вспоминая родной язык: – Psja krew, Грузия, значит? Впрочем, я всегда сомневался, что нас могут послать на Гавайи.

– К погрузке приказано приступить в течение двенадцати часов, сэр, – добавил не отреагировавший на шутку генерала адъютант. Он немного помедлил, а потом, решившись, спросил: – Сэр, как вы думаете, что это значит? Почему Грузия, там ведь вроде спокойно?

– О спокойствии они забудут, как только мы там появимся, – усмехнулся Камински, а затем уже серьезно добавил: – Я знаю, не больше, чем вы, лейтенант. За нас все решают политики, они указывают, в какой стране нам сдохнуть, а наше дело – перед тем, как умереть, отправить в небытие как можно больше врагов, и какая разница, какого цвета у них кожа и на каком языке они разговаривают.

– Значит, опять война, сэр, – удивленно спросил лейтенант. – Но с кем? Ведь Грузия – наш союзник, они даже в Ирак отправили своих солдат, чтобы доказать нам свою верность на деле, – вспомнил офицер. – Неужели русские, сэр?

– Нет, этого не должно быть, – генерал-майор вдруг почувствовал, что воротник потертого камуфлированного кителя стал слишком тесным, и оттянул его рукой, впуская в горло воздух. – Нам должны были сказать, если бы все было так серьезно. Скорее всего, просто демонстрация верности нашим союзникам. Я слышал, что грузины опять не в ладах с Москвой, и наше появление, наверное, должно придать им уверенность в своих силах.

– Но едва ли русским придется по нраву наше появление, – заметил осмелевший лейтенант. Ему нечасто приходилось разговаривать с самим генералом, и молодой офицер ощущал некоторую скованность, но удивленный неожиданным приказом командир не обращал на это внимание. Мэтью Камински и сам хотел поговорить о происходящем хоть с кем-нибудь.

– Да, пожалуй, – генерал кивнул, затем отвинтив крышку бутылки и сделав глоток прямо из горлышка. Переведя дух, он продолжил: – Никто не будет рад, если у его границ появятся такие славные парни, какие служат в этой дивизии. Но это не наша забота, лейтенант, что будут думать за кремлевской стеной. Наша задача – война, и если прикажут, мы будем воевать с кем угодно и где угодно, так, как вас всех и меня тоже в свое время учили, – решительно произнес генерал, упрямо выпятив челюсть от усердия. – И если придется стрелять в русских, что ж, мы так и поступим. Я уверен в вас всех и жду только выполнения приказов, быстрого и беспрекословного. И сейчас вы должны выполнить один из них.

– Слушаю, сэр, – лейтенант подтянулся, готовый при первом слове командира сорваться и бежать выполнять его распоряжение.

– Через полчаса собрать штаб дивизии здесь, на командном пункте, – четко произнес Камински. – Всем свободным от патрулирования и несения дежурства солдатам и офицерам находиться в казармах. Быть готовыми к выдвижению на аэродром в течение часа.

– Есть, сэр, – кивнул лейтенант. – Разрешите выполнять?

– Бегом, лейтенант, – кивнул Камински – Времени у нас мало. Русские уже все знают, я уверен, и будут готовить достойный ответ. Их разведка тоже умеет работать, но мы должны удивить их, появившись на Кавказе раньше, чем они успеют переварить информацию.

Первые грузовики, забитые до зубов вооруженными солдатами, вздымая клубы пыли, покинули место расположения дивизии уже спустя два часа, двинувшись к аэродрому, на который, один за другим, приземлялись тяжелые транспортные самолеты, готовые доставить дивизию к месту назначения. И в это же время в Москве приняли первое донесение о заседании Конгресса, на котором было принято неожиданное и весьма рискованное решение.

А в тот же час по набережной Потомака неспешно прогуливались два джентльмена, почти ничем не выделявшихся из толпы многочисленных деловых людей. Уже не молодые, но далеко еще не дряхлые, двое мужчин в длинных плащах и строгих костюмах неторопливо шли вдоль реки, негромко беседуя между собой. Едва ли кто-нибудь из спешивших о своим делам прохожих обратил на них внимание, а если бы такой нашелся, то излишне любопытным сразу занялись бы спортивного вида молодые люди в строгих костюмах, левая пола которых неизменно была чуть оттопырена, обозначая оружие в подплечной кобуре. Несколько мужчин двигались за беседующими джентльменами, шаг в шаг, отставая от них на десяток ярдов, и цепкими взглядами обшаривая суетливую толпу.

– Итак, Натан, еще один шаг к осуществлению нашего замысла, – Реджинальд Бейкерс остановился, став напротив Бейла. – Из Ирака приходят добрые вести, и скоро о том, что происходит, будет говорить весь мир.

– Да, Стивенс неплохо подготовился, – согласно кивнул Натан Бейл. Заместитель директора ЦРУ был в хорошем настроении, ведь сегодня он смог одержать очередную победу. – Провернуть такую операцию в столь короткие сроки можно, только имея отлично разработанный план. Дивизия – это серьезно, чтобы ее перевезти, нужно приложить немалые усилия и все тщательно скоординировать.

– Но, согласись, если бы конгрессмены не были так единодушны, и план Стивенса был бы не нужен, – усмехнулся Бейкерс, вспомнив, как его подчиненные убеждали самых несговорчивых членов Конгресса. Эта операция, будь она официальной, несомненно, вошла бы в анналы разведки, но, к великому сожалению ее автора, все, что было сделано его людьми за несколько минувших дней, навечно останется тайной для всех.

Разговаривая, Бейл и Бейкерс подошли к вьющемуся над водой парапету, стилизованному под кованое железо. Облокотившись на него, оба на некоторое время замолчали, наблюдая за игрой солнца на колышущейся воде. В Вашингтоне сегодня было прохладно, но небо было необычайно чистым и прозрачным.

– Верно, – прервав затянувшееся молчание, согласился с последней фразой собеседника Бейл. – Ты неплохо потрудился, мой друг. Жаль, что об этом никто не узнает, верно? – Натан словно читал мысли Бейкерса, которому только оставалось подтвердить его догадки:

– Да, это настоящий шедевр, Натан, – Реджинальд печально усмехнулся: – Собрать столько компромата и так ловко вбросить его конгрессменам смог бы не каждый, уж поверь. Мои парни отлично сделали свое дело и заслужили награду.

– Наградой всем нам будет результат, тот, который мы ожидаем, – заметил Бейл. – И я очень хочу надеяться, что слишком долго ждать не придется.

– Да, тянуть время – не в наших интересах, – кивнул Бейкерс, и добавил: – Но и спешить нельзя. Упустим из виду при подготовке какую-нибудь мелочь, и весь план может пойти прахом, Натан. И ты это понимаешь не хуже меня.

– Да, верно, но всегда есть место для импровизации, а она в нашем деле подчас важнее самых тщательно подготовленных планов, – согласно кивнул заместитель директора Центрального разведывательного управления США. – Как бы то ни было, время все расставит на свои места, и я хочу наблюдать за этим процессом со стороны, а не находясь в центре бури, которая вот-вот разразится.

Степенно беседуя, главы двух разведок неторопливой походкой двинулись дальше. "Иерихон" набирал обороты, оставаясь для непосвященных совершеннейшей тайной, но и Бейл, и Бейкерс и другие, кто был осведомлен о происходящем, понимали, что скоро тайна превратится в сенсацию, отзвуки которой разлетятся по всему миру. И они, в отличие от многих миллионов своих соотечественников и тысяч наделенных властью чужестранцев были вполне готовы к этому, с нетерпением ожидая развития событий.