Утро в Нормандии

8

Бернар выполнил свое обещание и устроил Кейт на радио, где работали Сандра и Барби. Правда, сама она пришла в ужас, когда редактор, прослушав, как ловко она умеет болтать по-французски, предложил ей место ди-джея. После долгих препирательств договорились, что Кейт пока поработает соведущей в музыкальной программе. Редактор – пожилой дядечка с седым хвостиком и очками а-ля Джон Леннон – успокоил ее:

– Тебе, детка, только иногда надо будет включаться со своими репликами в разговор.

– Куда включаться?

– Помогать ведущему болтать в микрофон, – перевел Бернар.

– А. Ну тогда попробуем.

Прямой эфир страшил Кейт больше, чем она сама могла себе в этом признаться, и уже через две недели попыток покорить его у нее появились большие сомнения относительно всей этой затеи. Но сдаваться было не в ее правилах, кроме того, она стыдилась перед Бернаром, поэтому и не могла бросить все на полпути.

Да и редактор почему-то не чаял в ней души, все время повторял, что она просто создана для эфира, жалко только, что по радио не видно, как она при этом выглядит. У Кейт действительно выработалась кокетливая манера держаться со слушателем, но она не могла выражать настроение одним лишь голосом, ей требовалось для этого гораздо больше: повести плечом, стрельнуть глазами в ведущего, очаровательно улыбнуться в микрофон и упоенно прикрыть глаза, когда партнер отвечал на ее реплики. Короче, и на радио у Кейт тут же появилось множество поклонников среди сотрудников-мужчин. Они обычно собирались у прозрачной стены студии, когда Кейт выходила в эфир. Ее сильно вдохновляло их присутствие, ведь все они, почти без исключения, пытались завести с ней роман, более или менее тактично на это намекая.

Самое печальное заключалось в том, что Сандра и Барби сидели совсем в другом конце огромного здания, да еще и тремя этажами выше, так что пересечься с ними «как бы невзначай» у нее никак не получалось: ее программа выходила в эфир вечером, в половине одиннадцатого. Уже потом она поняла, что все это было к лучшему, потому что перед будущей встречей с врагами нужно иметь хотя бы один козырь, а за это время она научится работать.

А потом она попросту забыла о цели своего прихода на радио. Забыла о том, что должна была придумать с Бернаром план мести, забыла о Жане, забыла об учебе, забыла все. Ее увлекло то новое, что привнесла в ее жизнь работа, а новизна всегда ценилась Кейт больше всего. Кроме всего прочего, ей платили деньги, причем не такие уж и скромные. Папа, дедушка и бабушка были в восторге, только умоляли об одном: не бросать учебу. Кейт и сама не собиралась бросать. Тем более у нее есть надежный тыл в университете… И как всегда, когда вспоминала о Бернаре, она виновато вздыхала.

Бернар был незаслуженно забыт уже в конце января. В университете Кейт появлялась иногда, чтобы от нее не отвыкли, не забыли, как она выглядит, ну а в основном, конечно же, чтобы пожинать лавры своей популярности. Ей было чертовски приятно, когда уже через два месяца работы ее известность среди любителей молодежной музыки достигла стен университета и однокурсники начали восхищаться ею.

Первое время Бернару посчастливилось несколько раз забирать ее с работы (программа заканчивалась глубоко за полночь), но со временем Кейт запретила ему это делать, мотивируя тем, что он, дескать, лишает ее свободы выбора.

– О чем ты говоришь? – спросил Бернар, хотя и так отлично видел, как у ее раздевалки выстраиваются очереди из ухажеров, желающих проводить новую звезду до дома. Только что он в который раз почти силой увез ее домой, и все поняли, что Кейт согласилась поехать с ним, чтобы добавить себе очков.

– Я говорю всего лишь о том, что могла сегодня пойти в ночной клуб вон с теми ребятами, они меня уже второй день зовут. А позавчера, когда ты затащил меня в машину, словно я тебе жена или, хуже того, – домашняя собачка, меня ждали девчонки из новостей. Мы хотели погонять шары в боулинге.

Бернар молчал, слишком хорошо понимая, что собственными руками украл у себя счастье. Он с силой сжимал руль, глядя прямо перед собой на дорогу. Губы его были тоже плотно сжаты.

– Ну же… – Кейт собственнически провела ладонью по его щеке. – Котенок мой, ты же не будешь обижаться на меня?

Бернара покоробило примитивное определение, которым его вдруг одарили, покоробило вместе с остальными глупостями, которых Кейт нахваталась у новых поклонников.

Она скучающим взглядом смотрела на Бернара, ибо вчера ее провожал до подъезда самый красивый журналист из отдела экономических новостей и чуть было не овладел ею прямо в парадной. Это было великолепно! Кейт всегда возбуждала новизна и острота в отношениях. Но провести ночь по-настоящему с кем-либо из своих новых коллег она себе так и не позволила. Может быть, еще не выбрала, с кого начать, а если серьезно, думала она в сердцах, – не стоит с первых дней заводить о себе дурную славу. Хотя… французы легче относятся к репутации.

– Котенок, говоришь? – Бернар резко крутанул руль к обочине.

Они остановились у какого-то небольшого парка. Было почти совсем темно, лишь едва пробивался сквозь листву тусклый свет фонаря. Бернар спокойно, не спеша, повернул ключ, потом отстегнул ремень, аккуратно заправив его на место. Потом так же неторопливо и основательно взял Кейт с ее сиденья и устроил к себе на колени. Прежде чем она успела что-то сообразить, он уже стянул с нее куртку и начал целовать. Делал он это тоже медленно и очень сильно. Кейт даже показалось поначалу, что она сейчас потеряет сознание: так глубок и необычен был этот поцелуй. Бессознательно она стала отвечать на него, обнимая Бернара за голову и прижимаясь к нему всем корпусом. Ее тело мгновенно стало горячим. Не осознавая, что она делает, повинуясь какому-то мощному инстинкту, Кейт пересела верхом на его коленях и продолжила свой поцелуй. Бернар начал раздевать ее дальше, стянув свитер…

– Бернар… Что же мы делаем?..

Его губы блуждали по ее шее, приближаясь к груди. Кейт знала, что если он доберется до нее, то она не сможет остановиться.

– Я люблю тебя, Кейт. – Он продолжал целовать ее.

Это было слишком. Что теперь ей со всем этим делать?

Он любит ее, и она сделает ему очень больно, если откажет. Он любит ее и нашел в себе силы сказать это. Она и раньше знала, что он любит ее… Кейт отстранилась от него и посмотрела с нежностью. Как много сделал для нее этот человек!

По машине барабанил ливень. В Париже бушевал март, уже пахло свежей листвой, весна владела душами и телами парижан…

– Ливень, Бернар. Помнишь, ты говорил, что у нас еще будет уйма попыток?

Зачем она это сказала? Сейчас он догадается, что она просто жалеет его. Но бог ты мой, он любит ее. Видимо, именно это давало ему вдохновение в жизни, потому что сейчас Бернар сидел совершенно серый и постаревший.

Медленно он отстранил ее от себя, глядя в глаза.

– Ты хочешь отблагодарить меня, Кейт?

– О чем ты говоришь? – спросила она, понимая, что все пропало.

– Кейт. Не ври мне. Мне не нужно твоей милостыни. Ты делаешь это… из чувства признательности?

Она ухватилась за эту соломинку:

– Бернар, я просто не могу. Я не хочу вот так вот с тобой в машине… Ты достоин лучшего…

Но она сама прекрасно знала, что не хочет с ним ничего вообще. Нет, физически, скорее всего, они очень даже подошли бы друг другу, и если бы она согласилась сегодня во время рекламы глотнуть чуть больше шампанского за день рождения одного из коллег, то сейчас точно отдалась бы Бернару… А, впрочем, и кому-нибудь другому тоже. Но… Это все же был Бернар.

Несколько минут они напряженно вглядывались друг другу в глаза при тусклом свете фонаря. Кейт, все еще сидя верхом у него на коленях, попыталась наклониться к нему и поцеловать. На этот раз просто так, без причин. Но он мягко отстранил ее:

– Не надо делать того, чего на самом деле не хочется.

– Бернар, это сильнее меня. Меня тянет к тебе вот так… помнишь, еще с того самого первого случая. Но… Понимаешь…

– Отлично понимаю.

Кейт замолчала и в ужасе перелезла на свое сиденье. Он завел и развернул машину:

– Отвезти тебя в боулинг? Или куда там? В ночной клуб? Какой? Назови адрес.

Кейт натянула свитер и уставилась в пол, зажав ладони между коленями и втянув голову в плечи.

– Бернар, прости меня.

– Кейт, забудь. Как будто ничего не было. Никогда ничего не было, – повторил он бесцветным голосом.

Она попросила высадить ее у первого попавшегося ночного клуба, постояла, убедившись, что Бернар уехал, и медленно побрела к себе домой.

Что происходит? Что она делает? Что же она творит! Кейт даже схватила голову обеими руками. Это немыслимо так топтать чувства человека. Она совсем недавно сама стала жертвой несправедливости, ее бросили, и ей было больно, а теперь она делает то же самое. Хотя еще два месяца назад пришла просить Бернара, чтобы он помог ей пережить ее несчастье и победить врагов. Она бежит к нему, поджав хвост, как только у нее случается беда, Бернар помогает ей, берет на себя все ее заботы… А она не нашла в себе сил честно признаться ему… Хотя… что она могла сказать? «Я тебя не люблю, потому что до сих пор… до сих пор люблю Жана»?!! И эта мысль, еще до конца не додуманная, вдруг резанула ее сердце: а ведь она уже давно не любит Жана! Но как она могла не заметить этого? Когда это произошло? Когда она устроилась на работу? Нет, с тех пор, как старуха открыла ей глаза. Господи! Вот это номер: она не любит Жана! Она не любит Жана! Какое чувство свободы и радости!

А Бернар? Она по-свински обращалась с ним, она лишь использовала его, играя на чувствах. Она жестоко поступила, дав ему понять, что готова переспать с ним из благодарности. Но… что-то смутно волновало ее душу.

Он любит ее? Бернар любит ее? И вдруг такая радость, смущение, восторг и страсть загорелись в ней от этой мысли. Кейт остановилась посреди тротуара, вдохновенно глядя перед собой. Бернар любит ее! Господи, как это хорошо, как это, оказывается, приятно, аж дыхание перехватывает. Как это щекочет ее самые сладостные чувства. Как это… впервые.

Впервые? Значит, Жан не любил ее? Значит, от Жана она не чувствовала ничего подобного ни единой минуты, ни единого дня? Бернар любит ее! А она гуляла у него на глазах с этими юнцами с работы, с работы, на которую устроил ее Бернар. Он видел Жана, он все знал про Мориса… Как ему больно было смотреть на это! Как он терпеливо ждал…

Бернар любит ее! Она готова была прыгать от радости и кричать об этом на весь Париж! И, прижав обе руки к груди, как будто там, в ее душе пряталось самое главное сокровище, Кейт зашагала к дому, блаженно улыбаясь себе самой. Она не знала, что происходит с ней. Но это чувство было абсолютно новое и очень сильное. И впервые в жизни Кейт не хотела больше брать. Ей хотелось только отдавать, щедро делиться своим счастьем со всеми вокруг.

– Прости меня, – прошептала она, сладко закрывая глаза. – Я сделаю все, чтобы ты простил меня…

На следующее утро, придя в университет, она первым делом явилась на кафедру. К нему. Она надела самую красивую блузку, глядя на которую мужчины обычно забывали, что помимо ее выреза на свете существует еще много других удивительных вещей. Кроме того, на ней красовались узкие джинсы с рваными прорезями, в которых она еще в школьные годы бороздила просторы Техаса, но, несмотря на свой возраст, эти джинсы больше всего ей шли…

Бернар сидел за столом и медленно перелистывал какую-то тетрадь. Присутствия Кейт он не заметил, и несколько минут она могла наблюдать за ним из-за колонны. Больше в комнате никого не было. Шел час занятий. Кейт потихоньку вышла из своего укрытия, почти бесшумно приблизилась к столу и встала перед ним.

– Мсье Маршан.

Бернар вздрогнул, обернулся на нее и, конечно, споткнулся взглядом о вырез на блузке. Как и следовало ожидать.

– Здравствуй, Кейт.

– Бернар, я хочу извиниться перед тобой.

– За что? Я на тебя не обижен. – Его голос был ровным и отчужденным.

– Бернар… – Кейт осторожно положила руку ему на плечо, а он даже не пошевелился. – Я была не права. Я была, в общем, дура. Абсолютная дура! Я все поняла вчера, мне…

– Кейт, ты зря теряешь время. Тебе не в чем себя обвинять. Я не злюсь на тебя. Мы станем прекрасными друзьями… со временем. А сейчас оставь меня, пожалуйста, в покое.

Она выпрямилась над ним, несколько секунд постояла и направилась к двери. Сейчас, вот сейчас он должен окликнуть ее…

– Кейт!

Она остановилась, не оборачиваясь.

– Постой. – Он обошел Кейт, встал близко-близко, приподнял ее лицо за подбородок, словно собираясь поцеловать, и с надрывом выдохнул, увидев, как безмятежно она улыбается. Эта улыбка всегда сводила его с ума. Никто из его женщин так больше не умел. Одними только уголками губ приводить его в трепет. Но сейчас ему нужно было другое: – Кейт, посмотри мне в глаза.

Она посмотрела. Очень серьезно, вкладывая во взгляд максимум раскаяния и… и что-то еще новое, что родилось в ней вчера ночью. Какая-то безнадежная привязанность светилась у нее в глубине взгляда, и Бернар не поверил собственным глазам.

– Кейт, – повторил он, – не строй мне глазки. Просто посмотри. Посмотри так, словно я тебя не вижу.

Она повиновалась, хотя это выходило за рамки ее плана. Как она посмотрела, Кейт знать было не дано, но что-то переменилось в Бернаре, рука его вдруг задрожала, он качнулся к ней. Кейт даже показалось, что Бернар сейчас снова начнет раздевать ее, прямо на кафедре. Но вдруг он отпустил ее подбородок:

– О господи. Нет… Это безнадежно. Иди, Кейт. Тебе пора на занятия.

Она не обиделась. Следуя своему плану действий, быстро встала на носочки, обвила руками его шею и чмокнула прямо в губы, после чего бросилась бежать. И вовремя: в дверях появился проворный седенький профессор, который заведовал их кафедрой. От радости, что все прошло, как она и предполагала, Кейт была не прочь расцеловать и его.

После университета она немного побродила по городу и даже согласилась прогуляться с Морисом, который смирился со своей участью и предложил ей просто пройтись по парку: вдруг карусели уже работают? До вечернего эфира оставалось четыре часа, и Кейт откровенно не знала, куда их деть. У Мориса была уже другая девушка, но она училась в медицинском, и сейчас у нее шла практика в госпитале, во вторую смену. Он тоже был одинок. Они взяли сок, мороженое и устроились смотреть, как в парке зажигаются огни, а карусельщики сметают капли дождя с мокрых сидений большого колеса.

– Прокатимся? – предложил Морис.

– Может быть. Там, наверное, холодно будет.

– Кейт, как у вас с Бернаром?

– Нормально, – сказала она, устремив грустный взгляд в глубину сумерек.

– Ты у нас прямо самая популярная личность на курсе. Да и на факультете уже, наверное. Представляешь, не успели отшуметь разговоры, что вы с Бернаром… ну, в общем, встречаетесь и что из-за тебя он бросил свою Алису, так теперь ты еще – звезда радиоэфира. А ведь еще только второй семестр идет. Твоему таланту можно позавидовать!

– Эх, Морис! – Кейт панибратски хлопнула его по плечу, немного не рассчитав силу удара. – Нечего мне завидовать!

– Как же так: у тебя теперь есть все. Наверно, стоило из-за этого ехать в Европу?

Перед ее глазами встали «веселые» новогодние деньки, шериф, резервация…

– Если б ты, Морис, знал: талант не зависит от местонахождения. Он и в Техасе знаешь как меня накрывал? Талант… Не дай бог! Просто я умею находить приключения.

Карусельщик повесил табличку: «Открыто для посетителей», и молодые люди, застегнув куртки, уселись на колесо обозрения.

Чего я тут не видела? – думала Кейт. Где-то там внизу большого города – мой Бернар… Вот так она когда-то думала о Жане. Нет! Такого просто не может быть. Это пройдет. Не может же она и вправду влюбиться… Нет, это чушь.

А вот и Жан. Легок на помине. Кейт с Морисом сходили с карусели, продрогшие от сырого холодного воздуха на высоте. А в кафе, где они только что поедали мороженое, сидел Жан и улыбался им. Ничто не напряглось в ее душе, ничто не заныло, как раньше, стоило только ей увидеть его жгуче-черную голову где-нибудь в толпе.

– Привет, дорогая. Здравствуйте. Меня зовут Жан.

– А меня Морис.

Они заказали кофе и стали наслаждаться теплом уютного кафе. Причем все трое чувствовали себя превосходно в компании друг с другом. Никто никого не ревновал. Морис ушел через полчаса встречать свою девушку из госпиталя. Жан и Кейт остались одни.

– Кейт, я хотел спросить: кто тебе пишет сценарии?

– Какие?

– Ну те, что вы озвучиваете в эфире. Там, наверное, работают профессионалы, каждому ведущему подбирается определенный образ. А потом пишутся сценарии диалогов. Так?

– Жан, ты в своем уме? Это же «Монмартр»! Тут все должно быть спонтанно, по-настоящему. У нас даже цензоров нет в штате. То есть ты звонишь и говоришь в эфире все что думаешь… В этом – главный шарм. Если бы мне писали сценарии! Ох, Жан. Если бы мне писали сценарии, сколько нервов я бы сэкономила поначалу! Это сейчас можно болтать о чем угодно, а вначале… Знаешь, как я боялась эфира?

– Я просто не верю, что твоя голова способна выдавать такие вещи.

– По-твоему, я вру?

– Нет, раз все так, как ты говоришь. Но… Наверное, ты растешь, Кейт.

– Знаем мы эти дешевые комплименты.

– Это не комплименты. Кейт… Ты просто меня удивляешь. Ты все время меня удивляла.

– Жан, да ты не знал меня никогда!

Он смотрел на нее и, казалось, не слушал. Он разглядывал ее лицо и о чем-то напряженно думал, наморщив нос.

– Послушай, Кейт, – наконец не выдержал он. – Ты стала не похожа на себя совершенно. Ты повзрослела и сильно изменилась за это время. Что произошло? Новая любовь?

Кейт резанули последние слова, и она снова удивилась, почему это ее так волнует.

– Нет, Жан. Просто я разлюбила тебя. Вот ты наконец и заметил перемену.

– Не только в этом дело. Ты стала лучше. В тебе пропали эти дурацкие детские замашки. Могу поспорить, что ты не гоняешь больше на мотоцикле по ночам?

– Поспорь, поспорь. По ночам я сижу в эфире, а когда выходной – отсыпаюсь. А на мотоцикле не гоняла с тех пор, как живу в Париже.

– Браво! А как твой Бернар?

– Мой Бернар? – Кейт нежно вздохнула, вспомнив почему-то вчерашний вечер в машине. – Мой Бернар… Давай оставим моего Бернара в покое.

– Хорошо. – Жан встал. – Тем более мне пора. Ты – в какую сторону? Может, проводить?

– Не стоит. Жан, я совсем забываю добраться как-нибудь до Сандры и Барби. Как они?

– Переживают.

– За меня?

– Скорее «из-за» тебя. Ты даже ничего им не сказала. Они узнали только месяц спустя. И не зашла к ним. Звездная болезнь?

– Ну я же по ночам работаю…

– Передать им привет?

– Разумеется. Самый пламенный. – Кейт вдруг стало тошно. – Я пойду, Жан. Я опаздываю.

И она, спотыкаясь, выбежала из кафе, скрывшись в соседнем переулке.

Что произошло? Почему Жан ей так скучен и противен? Прошлое больше не волнует, а обида и месть забыты. Сегодня прекрасный вечер. Они с Морисом замечательно провели время, погуляли, пообщались, как будто и не были никогда любовниками и не ссорились. На работе ждет толпа ухажеров и девчонки с боулингом, в который все-таки решили идти сегодня. Но что же гложет ее душу? Какое-то странное одиночество. Как будто она в Париже осталась совсем одна. Неужели такое опустошение произошло из-за того, что она больше не любит Жана? Вряд ли.

Бернар? Да, скорее всего Бернар. Но не будет же она бегать за ним. Нет, надо держать себя в руках. Кейт заставляла себя проходить мимо телефонов, и с большим трудом, но все-таки обошла стороной улицу, где живет Бернар. Да что же это за наваждение?! Ей одиноко. Она опять одинока. А может, позвонить ему? Может, просто позвонить и спросить: я все еще могу рассчитывать на тебя, если что-то случится? Ну ведь это же такой простой вопрос!

Она не знала, да и не могла знать, что весь вечер Бернар просидел около телефона, печально глядя в стену. В какой-то момент он подошел к окну, вглядываясь в благоухающие весенние сумерки, но потом разочарованно сел обратно в кресло. Он тоже не знал, что в эту самую минуту Кейт постояла на перекрестке его улицы, подумала и понуро направилась в другую сторону…

А потом началось. Жан словно слетел с катушек. Он приходил за Кейт в университет, караулил ее на работе, почти всю ночь проводил у ее подъезда, пытаясь что-то доказать или выяснить, но она не понимала, что и зачем. Впрочем, ей было уже безразлично.

Он не может жить без нее. Он понял это только сейчас. Он слышит ее голос в эфире почти каждую ночь и не находит себе места. Интересно, где находит себе место Барби? – думала Кейт, слушая этот бред. Он готов повернуть все вспять. Он любит ее, он был просто безмозглый осел, когда променял ее на Барби. И все в этом духе. Кейт уже тошнило от всего этого. Он изводил ее постоянными ночными звонками, он напивался и кричал под окнами, что снова предлагает ей руку и сердце. И в доказательство своих слов однажды принес кольцо в коробочке, которую картинно открыл перед ней, стоя в грязи палисадника на одном колене. И, когда хозяйка квартиры пригрозила ей выселением из-за слишком шумных друзей, Кейт всерьез призадумалась: не переехать ли снова к деду? В личной жизни – все равно неопределенность, по ночам она и так теперь может выходить из дома под предлогом работы, на что ей отдельная квартира? Квартира, в которую она так и не пригласила Бернара…

– Мой Бернар, – повторяла она едва слышно на лекциях и не сводила с него глаз, тогда как он старался вообще не поворачиваться в ее сторону.

– Мой Бернар, – шептала она одними губами, если случайно видела его в коридоре университета.

Она даже приходила сидеть на той лавочке, с которой в апреле прошлого года все началось. Она сидела и жмурилась на солнышко, как тогда. Ей было хорошо: она знала, что он все еще любит ее. Кейт упивалась чувством, открывшимся ей, искренне и всецело отдаваясь потоку счастья, который нес ее вперед. Прошлое вдруг показалось ей жалким и мелочным. Да, конечно, в нем был когда-то смысл, но корявый и бесцветный, думала она. Она неправильно жила. Неправильно любила. Просто не умела любить. Она хотела только брать, а отдавать не могла и не желала. А сейчас… А сейчас ей хорошо оттого, что Бернар просто существует. И у нее есть возможность видеть его каждый день, говорить ему по утрам:

– Здравствуй… – и шепотом прибавлять: —…мой Бернар.

Однажды, уже в конце марта, она не выдержала. После очередной его лекции, после бессонной ночи, проведенной в клубе, в компании двух журналистов и режиссера, которые по очереди подмигивали ей и напрашивались в гости, Кейт решила расставить все точки над «i». По крайней мере, договориться о встрече. Она всю лекцию многозначительно смотрела на него, а он не замечал ее глаз, он улыбался своей мечтательной улыбкой и рассеянно отвечал на вопросы студентов. Она уже готова была встать и задать свой: «Ты все еще любишь меня? Тогда почему избегаешь?», но не решилась. А потом Бернар пожелал всем хорошего весеннего настроения и добавил, что уходит в отпуск. У Кейт оборвалось сердце.

Как только начался перерыв, она кинулась к нему, но он так быстро исчез из виду, что Кейт не успела проследить направление.

– Бернар! – крикнула она на весь коридор, увидев наконец знакомую спину.

Толпа студентов стала заинтересованно оборачиваться на них. А поскольку Бернар был преподавателем, а Кейт – известной личностью, да еще и ходили слухи об их романе, разговоры вокруг стали потихоньку умолкать, кто-то уже звал товарищей из аудиторий, чтобы те не пропустили интересное зрелище.

Бернар медленно обернулся. Казалось, ему все равно, что о нем подумают его ученики. Кейт шла ему навстречу, он стоял и ждал.

– Бернар… Мсье Маршан, – поправилась она тихо, – я хотела с вами поговорить. Вы сказали, что уходите в отпуск. Это правда?

– Да. – Его голос снова был бесцветен и глух.

– Я… конечно, могла бы прийти к вам домой, – по коридору пронесся вздох восхищения, – но… по-моему, этого делать не стоит. – Она замолчала, ожидая, что он пригласит ее.

– Не стоит.

– Бернар, я… пойми, я… – Только тут они оба заметили, что стоят словно на большой сцене, и стали недоуменно оглядываться по сторонам. Студенты усиленно засуетились, в коридоре снова возрос гул, а они поспешили укрыться в уютном закутке какого-то учебного зала.

– Бернар, мы с тобой не договорили тогда. Я не хотела бы с вами просто так расстаться. – От волнения она начала путать слова, обращаться к нему то на «ты», то на «вы» и даже включила в речь несколько американских выражений. Такого с ней не было даже в первые дни эфира. Французский она знала в совершенстве. А сейчас…

– Кейт, меня не будет два месяца. У меня много дел. Но не волнуйся – к сессии я опять вернусь. – Он многозначительно посмотрел на нее. – Тебе ведь это хотелось узнать?

– Что? Нет конечно…

– Кейт, мне нужно идти. У меня очень мало времени. Меня ждут люди.

– Алиса?

Бернар заинтересованно смотрел на нее несколько секунд. Потом ответил:

– Нет. Да и какое это имеет значение? Я пойду, Кейт. Пока.

И он зашагал в сторону выхода. А она почувствовала, что ноги подкашиваются и смысл уходит из жизни.

Некоторое время она молча, глотая слезы, стояла у стола. Потом, пошатываясь, вышла в коридор.

– Что, старушка? Горюешь? Не переживай! – Перед ней стоял Морис.

– Что ты сказал?

– Я говорю, приедет твой ненаглядный. Дело есть дело. Так что уж потерпи.

– О каком деле ты говоришь?

– Да у него же другая работа. Я так понимаю, он поехал туда.

– Куда?

– В Нормандию.

– У него там родители.

– Это понятно. А еще работа. – Морис отступил от нее и удивленно смерил взглядом. – Ну ты даешь… Кто с ним спит: ты или я? Почему я тебе рассказываю эти подробности?

– Я с ним не сплю.

– Ты… Ты с ним не спишь? – Морис посмотрел на нее, восхищенно открыв рот. – Ну, старушка! Ну ты даешь!.. Да-а. А про вас тут с декабря месяца такое болтают!

– Так что же у него за работа?

– Он директор студии звукозаписи.

Так вот откуда у него столько знакомых на радио! Он, наверное, думал, что она знала об этом, потому и обратилась. Тут до Кейт вдруг дошло остальное:

– Морис, как ты сказал, куда он уехал?

– Да в Лилль. Эй! Это самый север Нормандии! Ты бы хоть куртку взяла!..

Кейт бежала по коридору, сшибая всех на своем пути. Она не знала, что делает и зачем. Но знала одно: его надо догнать. Он же думает про нее черт знает что! Впрочем, он правильно думает. И если ей понадобится пешком иди в Нормандию, чтобы его в этом разубедить, то она пойдет. Вот прямо сейчас и пойдет!