Увидеть Лондон и умереть

Глава двадцать вторая

Голова раскалывалась, все плыло вокруг. Был ли это я, Дэвид Тейлор? Был ли я еще жив? Может быть, это и есть смерть – мучительная тошнота и медленно кружащийся вокруг тебя мрак? Но что-то живое во мне все же шевелилось. Единственное чувство, единственная мысль: Патриция. Где Патриция? Следом пришли еще два чувства, вернее, два ощущения: холод и боль. Да, прежде всего холод: я ужасно замерз. Но если мне холодно, значит, я не умер – разве мертвецы чувствуют холод? И еще я ощутил боль, не ту смутную тяжесть в мозгу, с ощущением которой я очнулся, а резкую колющую боль во всем теле – в голове, в руках, в ногах. Я захотел пошевельнуться, но не смог. Меня будто парализовало. Но мне удалось открыть глаза. Постепенно чернота стала бледнеть, потом синеть, потом замерцала. Слух тоже ко мне возвратился, я услышал какой-то однообразный, непрерывный шум, словно… словно что? Словно плескалась вода. Да, это был шум воды. А смутное мерцанье, которым сменилась недавняя кромешная тьма, может быть, это мерцанье звезд? Я снова попытался пошевелиться, и на сей раз мне удалось приподнять голову. После этого я долго отдыхал, потом наконец сел. Но тут же вынужден был снова лечь на спину, потому что все закружилось перед глазами; но я уже твердо знал: я жив и, кажется, невредим.

Головная боль, ощущение холода и сырости стали невыносимы. Надо было что-то делать. С бесконечными предосторожностями я перевернулся на живот и встал на четвереньки. Головокружение усилилось, меня стошнило, после чего сразу стало легче. Ко мне возвращалось сознание.

Я находился на узкой полоске берега у какой-то реки… может быть, это Темза? Да, пожалуй, Темза. Опасливо повернув голову, я стал всматриваться в горизонт. Вокруг было темно, но по освещенности неба я понял, что поблизости есть человеческое поселение…

И тогда я вспомнил. Темза… Мейднхед… Сарай! Да, конечно, сарай. Патриция, Рихтер, пять тысяч фунтов! Последняя мысль подстегнула меня, я встал на ноги. Пошатнулся, но не упал. Действие хлороформа понемногу ослабевало.

Мне было худо, я дрожал от холода, но я не был ни мертв, ни ранен. Значит, мерзавцы схватили меня, усыпили, но по какой-то необъяснимой причине сохранили мне жизнь. Я проверил карманы. Пакет с пятью тысячами фунтов, разумеется, исчез, как и все мои документы. Я с облегчением вспомнил, что паспорт остался в гостинице.

Но Пат? Что они сделали с Пат?…

Прежде всего следовало известить полицию. Я поступил как последний дурак, что ввязался в это дело один. Но чтобы позвонить в полицию, нужен дом, телефонный аппарат… В какую сторону мне идти? Я совершенно не понимал, где я. Приглядевшись к течению Темзы, я сообразил, в каком направлении Лондон, но я не знал, нахожусь ли я выше или ниже Мейднхеда. Я всматривался в темноту, но лодочного сарая, куда меня так ловко заманили, не увидел. Должно быть, меня оттащили довольно далеко от него.

Оставаться здесь дольше было нельзя; я дрожал от холода – чего доброго, схватишь воспаление легких. Любой ценой надо было добраться до какого-нибудь жилья. Я повернулся спиной к реке и, с трудом переставляя дрожащие ноги, побрел в ту сторону, где небо было немного светлее. Первые шаги давались особенно тяжело, я несколько раз валился в траву и с трудом переводил дух. Но понемногу чувство равновесия восстановилось, я пошел немного быстрее.

Я очутился на какой-то луговине, явно запущенной или вообще не возделанной, как это часто бывает по берегам рек. Было ли это частным владением? Не знаю. Пройдя около четверти часа, я уперся в ограду; пришлось свернуть влево. Метров через сто ограда кончилась. Я опять пошел прямо и скоро вышел на покрытую щебенкой дорогу.

Здесь я довольно долго простоял в нерешительности. Куда идти, направо или налево? Что это за дорога? Та, что идет из Лондона в Рединг и проходит через Итон? А может, это какой-то проселок? Уйдя от реки, я столько раз менял направление, что совсем потерял ориентировку. А ночь становилась все темней…

Но вскоре вдали послышался шум мотора, слева во тьме загорелись два ярких глаза. Машина! Я был спасен. Решительно шагнув в освещенный фарами участок, я стал размахивать руками. Машина остановилась метрах в двадцати от меня, из нее вышел рослый молодой человек в хорошем костюме и направился ко мне.

У меня не было времени обдумать, что я должен ему сказать; говорить в этой ситуации правду, наверно, не стоило, мне бы все равно не поверили…

– Я ужинал в Мейднхеде, – торопливо заговорил я, – потом решил пройтись вдоль берега, и внезапно мне стало плохо. Очевидно, я заблудился и теперь не имею понятия, где нахожусь…

Молодой человек смотрел на меня с удивлением; должно быть, вид у меня был весьма жалкий, и он, пожалуй, решил, что я немножко не в своем уме… Но видимо, это был воспитанный молодой человек, из хорошей семьи, и он не стал ни о чем меня расспрашивать.

– Вы довольно далеко от Мейднхеда, – сказал он. – Я могу вас, если хотите, куда-нибудь подвезти…

– Вы едете в Лондон?

– Да.

– В таком случае я буду вам весьма признателен, если вы отвезете меня прямо в Лондон. Меня зовут Дэвид Тейлор, я живу в «Камберленде».

– Прекрасно, – ответил он. – Мы будем там через сорок пять минут. Если не возражаете, садитесь сзади. Рядом со мной сидит моя жена.

Только тут я заметил в машине молодую женщину в меховой шубке. Муж объяснил ей, в чем дело, она приветливо улыбнулась, я сел на заднее сиденье. Часы на приборном щитке показывали половину второго. Значит, я пролежал без сознания около часа.

До Марбл-Арч мы не проронили ни слова. Я поблагодарил моих спасителей, настоял, чтобы они дали мне свой адрес, и, пожав друг другу руки скорее на американский, чем на британский манер, мы расстались.

Я поднялся к себе в номер и стал наполнять ванну горячей водой.