Он медленно поднимался на поверхность из бездонного темного колодца; что-то словно взорвалось у него в мозгу — чья-то рука с силой ударила его по лицу. Он не чувствовал боли — совершенно никакой боли. Казалось, его тело больше не принадлежит ему. Все звуки как будто бы доносились откуда-то издалека, словно из-под воды — и все-таки он слышал все с необычайной отчетливостью.
— Ну, как он? — спросила Сомс. Карл хрипло засмеялся.
— Часа на два еще хватит, не меньше.
— К тому времени я уже буду знать, что они собираются с ним делать, — заметила Сомс.
Голоса их умолкли, и дверь закрылась. Брейди приоткрыл глаза. Воя комната была в паутине — гигантские серые сети протянулись от стены к стене и тихо покачивались.
Он закрыл глаза и поглубже вздохнул, стараясь побороть охвативший его ужас. Когда он снова открыл их, паутина почти рассеялась.
Он лежал на узкой кушетке, стоявшей у стены в маленькой комнатке. Свет лампы, затененной абажуром, падал на него сверху; занавески на окне были задернуты.
Брейди спустил ногтя на пол и немного посидел на краю постели, прежде чем попробовать встать. Во рту у него был отвратительный вкус, язык был сухой и распухший. Что бы там ни было в этом кофе, действовал он отменно — просто отменно.
Он встал и, пошатываясь, прошел через комнату; потом постоял, прислонившись к стене, и вернулся к кровати. Через некоторое время паутина рассеялась окончательно; что-то как будто вдруг щелкнуло, и все стало снова таким, как всегда.
Дверь была надежно заперта, фрамуги наверху тоже не было. Брейди присел на край кровати, обдумывая положение. Ему нельзя было терять времени.
В эту минуту поиски полиции уже, вероятно, перекинулись в Лондон. Ему нужно выйти отсюда. Потом он вспомнил, что Сомс говорила об Энни. Что-то насчет дружка в Порт-Саиде, который знает, как следует обращаться с юными дарованиями.
Он провел слишком много времени, работая на Ближнем Востоке, чтобы счесть это замечание пустой угрозой. Брейди быстро подошел к окну и отдернул занавеску. Рама легко поднялась, и он выглянул наружу.
Он находился на верхнем этаже здания; сад простирался внизу, в темноте, где-то в сорока футах под ним. Ближайшее окно было не менее чем в десяти футах слева от него и дотянуться до него не представлялось ни малейшей возможности.
Брейди закрыл окно и вернулся к постели. С минуту он раздумывал над сложившимся положением, потом подошел к двери и стал колотить в нее кулаками.
Через некоторое время в коридоре раздались торопливые шаги и разъяренный голос Карла:
— Кончай балаган, Брейди, не то я войду и разделаюсь с тобой!
Брейди опять забарабанил по двери, и немец сквозь зубы выругался.
— Ну, хорошо же, ты сам напросился.
Когда ключ щелкнул в замке и ручка повернулась, Брейди всей своей тяжестью навалился на дверь. Карл выругался и толкнул сильнее. Брейди еще с минуту подержал его так, потом отскочил назад.
Дверь с грохотом распахнулась, Карл влетел в комнату и плашмя повалился на пол; его револьвер отлетел в сторону.
Он стал подниматься; Брейди подбежал и с силой ударил его ногой в живот. Карл со стоном осел; Брейди схватил револьвер и вышел из комнаты, заперев за собой дверь.
Он спустился по лестнице на нижнюю площадку и сразу понял, где он находится. Кабинет был напротив; он с минуту постоял за дверью, прислушиваясь, потом осторожно повернул ручку.
Сомс что-то читала; круг света от лампы падал на письменный стол. Брейди тихонько подошел ближе и остановился, наблюдая за ней из полумрака.
Должно быть, у нее сработала интуиция — женщина неожиданно подняла глаза; она выглядела удивительно строгой и чопорной в очках в роговой оправе.
— Сюрприз, сюрприз! — сказал Брейди тихо.
Она положила ручку и спокойно спросила:
— Что вы сделали с Карлом?
— Он вдруг почувствовал себя очень усталым, — объяснил ей Брейди. — Вот я и оставил его, чтобы он как следует выспался.
Она как бы ненароком потянулась к ящику в столе, и Брейди предупреждающе поднял револьвер.
— Только попробуйте, и я прострелю вам руку.
Когда она снова заговорила, голос ее был по-прежнему спокойный, но пара глубоких морщин пролегла между глазами.
— Чего вы хотите?
— Для начала — девушку.
Она невозмутимо закурила и покачала головой.
— Вы опоздали, красавчик. Она уже на судне «Конторо» в лондонской гавани, и через час они отчаливают.
— Что за игру вы ведете? — спросил он.
Женщина пожала плечами.
— Тут нет никакой игры. Я ведь сказала вам, Брейди, что мне надо избавиться от нее. Слишком уж она много знала.
— И вы решили заодно получить кое-что взамен?
— Вот именно, и вы тут ничего не можете поделать — ровным счетом ничего.
— Вот как? — в голосе его были лед и угроза. Брейди пригнулся, почти упираясь револьвером ей в грудь. — Если корабль выйдет раньше, чем мы сумеем спасти ее, я пущу вам пулю в живот — обещаю. Вы крупная женщина, так что перед смертью вам придется помучиться.
В первый раз ее спокойствие дало трещину.
— Вы не посмеете.
— Мне нечего терять, — сказал он.
Она медленно встала.
— Сомневаюсь, что мне удастся забрать ее. Я уже получила свою долю от капитана Скироса, и он надеется кое-что заработать на этой сделке, когда судно придет в Порт-Саид.
— Сколько он дал вам?
— Пять сотен.
— Берите-ка их лучше, да поживее, — сказал ей Брейди. — Время не ждет.
Женщина сняла со стены картину и открыла маленький сейф. Спустя мгновение она вернулась к столу с пачкой пятифунтовых банкнот, перетянутых резинкой.
Брейди взял у нее деньги и сунул к себе в карман.
— А теперь мы немного прокатимся. У меня машина на улице. Вы сядете за руль.
— А что будет, когда мы приедем в гавань?
Брейди пожал плечами.
— Там видно будет.
— Скирос — крепкий орешек, красавчик, — заметила Сомс. — Он не очень-то благоволит к людям, которые пытаются нажать на него.
— Ваша забота — доставить нас на борт судна, — ответил Брейди. — Остальным я займусь сам.
В доме было тихо, когда они опускались по лестнице. Она взяла из гардеробной пальто, а Брейди надел свой плащ. Они вышли через заднюю дверь.
Дождь лил, как из ведра, косо падая в лучах фонаря, когда они прошли по аллее и вышли на улицу. Машина была еще там. Брейди быстро отпер дверцу, и женщина всем своим массивным телом втиснулась за руль. Когда он сел рядом с ной, она спокойно спросила:
— А что, если нас остановит полиция?
— Вы бы лучше помолились, чтобы этого не случилось, — заметил Брейди. — Если они сцапают меня, — они сцапают и вас. Можете мне поверить.
Она пожала плечами и, ни слова не говоря, включила зажигание. На дорогах были пробки, и ехать было очень тяжело из-за рано опустившихся сумерек и проливного дождя, но она вела машину очень умело, и они продвигались довольно быстро.
Ближе к порту улицы становились все тише, и наконец они проехали по узким, как ущелья, проходам, с обеих сторон которых тянулись громадные склады с закрытыми на ночь ставнями и задвинутыми засовами.
Сомс затормозила под фонарём в узком переулке недалеко от ворот. Сквозь железные прутья Брейди увидел реку; где-то задребезжала якорная цепь, и с реки приглушенно донесся гудок парохода.
— Отсюда нам придется идти пешком, — оказала она.
Брейди вышел из машины. Главные ворота оказались закрыты, но маленькая калитка сбоку подалась, когда он толкнул ее, и они вошли. Будка сторожа стояла пустая, неосвещенная.
— Где он? — резко спросил Брейди.
Сомс пожала плечами.
— Там же, где и всегда, я полагаю. В пивной в конце улицы. Он нам не помешает.
Они завернули за первое задние склада, и в эту минуту ветер погнал о реки плотные струи дождя. Брейди нагнул голову, пряча лицо и шагая за женщиной по черным блестящим булыжникам к судну, стоявшему на якоре в дальнем конце пристани.
«Конторо» сиял огнями: из трюма доносилось равномерное гудение машин. Вахтенный, перегнувшись через поручни, угрюмо всматривался в сплошные потоки дождя и курил трубку. Сомс поднялась по скользким сходням, Брейди за ней.
— Кто вы такие, черт побери? — неприветливо буркнул матрос.
— Я знакома с капитаном, — ответила Сомс. — Мне нужно с ним повидаться, прежде чем вы отчалите. Это очень срочно.
— Да мне-то какое дело! — Матрос передернул плечами. — Он у себя в каюте. Вообще-то вам бы лучше поторопиться. Мы снимаемся через двадцать минут.
На палубе царила суета; матросы деловито сновали, задраивая люки, готовясь к отплытию. Сомс пробиралась сквозь толчею, не обращая внимания на сальные шутки и грубый смех. Она поднялась по трапу на верхнюю палубу.
У двери в капитанскую каюту она задержалась и повернулась к Брейди.
— И что теперь?
— Скажите ему, что передумали, — ответил Бренди. — Дальше я сам разберусь.
Когда она открыла дверь, Скирос сидел в углу, за письменным столом; он обернулся к ним с ручкой в руке. Это был крупный и тучный мужчина; громадный, отвислый живот выпирал из-под его поношенной формы, так что пуговицы трещали. Лицо с многочисленными подбородками казалось бы веселым и добродушным, если бы не хитрый, пронзительный взгляд маленьких свиных глазок. Он, казалось, был удивлен.
— Мой дорогой профессор, что привело вас сюда так скоро? — спросил он на хорошем английском языке с еле заметным акцентом.
Сомс попыталась улыбнуться.
— Кое-что изменилось, Скирос, — объяснила она. — Кое-что важное. Боюсь, нам придется расторгнуть нашу маленькую сделку.
Толстяк продолжал улыбаться, но глаза его сделались холодными, жесткими.
— Но это невозможно, мой друг. Мы ведь договорились. Вы получили деньги, я получил девчонку, так что, вроде бы, все должны быть довольны.
— Не совсем так, — спокойно прервал его Брейди. — Профессор ошиблась. Товар не ее, и она не могла им распоряжаться.
Он вытащил пачку банкнот из кармана и бросил ее на стол. Скирос так расхохотался, что его маленькие глазки совсем утонули в жирных, мясистых складках.
— Ваш друг, я вижу, большой шутник, — обратился он к Сомс. — Неужто он надеется, что я верну ему девчонку за ту же сумму, что уплатил за нее? А как же прибыль? В моей стране так не делается.
— А мы в моей стране вообще не привыкли к подобным сделкам, так что вы уж простите мне плохие манеры.
Брейди вынул из кармана плаща револьвер и взвел курок.
— У этой штуки спуск очень мягкий, понял, толстяк? — сказал Брейди. — Мой палец запросто может соскользнуть. И так оно и будет, если ты не приведешь сюда девушку ровно через десять секунд.
Глаза грека превратились в кусочки льда.
— Вы на моем судне, вокруг мои люди, — заметил он. — Они всегда выполняют мои команды.
— На случай, если вы не заметили, вы за последнее время значительно прибавили в весе, — спокойно ответил Брейди. — Так что я вряд ли промахнусь.
— На вашем месте я не стала бы спорить, — поспешно вмешалась Сомс. — Это отнюдь не пустые угрозы.
Скирос вздохнул, отложил перо и вытащил связку ключей из ящика письменного стола.
— Я как всегда преклоняюсь перед вашей проницательностью, мой друг. Однако условия нашей следующей сделки потребуют кое-каких дополнительных изменений — хотя бы для того, чтобы возместить мне ущерб и те неприятности, которые я потерпел в этом деле.
Он подошел к двери, ведущей в соседнюю каюту, и отпер ее.
— Выходите! — рявкнул он, отходя в сторону.
Энни Даннинг появилась в дверях и остановилась, понуро опустив плечи. Лицо ее было в тени — черты его обострились, глаза глубоко запали; рука, откинувшая со лба темную прядку волос, немного дрожала.
Потом она увидела Брейди; потрясение было почти физическим. Она глубоко, прерывисто вздохнула и упала в его объятия.
Ее тонкое тело стало непроизвольно вздрагивать. Он привлек ее ближе одной рукой, успокаивая.
— Ну, ну, ничего, держись, Энни. Все прошло, все уже позади. Я увезу тебя отсюда.
Она закивала головой, не в силах ответить. Брейди жестко взглянул на Скироса.
— Что вы с ней сделали?
Вид у Скироса в первый раз стал встревоженный.
— Совершенно ничего, уверяю вас, мой друг. Никто ее и пальцем не тронул.
— Я сделала ей укол, чтобы успокоить — днем, еще раньше, — перебила его Сомс. — У некоторых это вызывает побочные эффекты. Ничего страшного. Все, что ей нужно — это хорошо отоспаться.
— Это правда, Энни? — спросил Брейди. — Этот боров не обидел тебя?
Она коротко кивнула, и Брейди, успокоившись, повернулся к Сомс.
— Прекрасно. Вот что мы сделаем. Вы выйдете первая, с девушкой. Скирос и я — за вами. Если кто-либо из вас шевельнется — получит свое. Вам ясно?
Скирос пожал плечами и потянулся за фуражкой.
— И далеко нам идти?
— До главных ворот, — ответил Брейди. — У нас там машина.
— Думаю, вы очень предусмотрительный человек, — сказал Скирос, невольно усмехнувшись.
— Если бы мы расстались на сходнях, ваша команда была бы у меня на хвосте, прежде чем мы успели бы дойти до середины причала. И вы, и я это знаем, — ответил Брейди. — А теперь пора закончить нашу краткую беседу и перейти к делу.
Сомс вышла первая, слегка поддерживая Энни под локоть своей громадной ручищей; Скирос — за ней. Брейди замыкал шествие. Револьвер был в кармане его плаща, палец — на спусковом крючке, но это оказалось излишним — совершенно излишним. Когда они спустились по трапу, и проходили мимо матросов, те подняли головы с любопытством, но Скирос даже глазом не моргнул. У сходной он похлопал вахтенного матроса по плечу и широко улыбнулся.
— Не беспокойся, я только провожу моих друзей до ворот. Приготовься к отплытию. Мы снимемся с якоря, как только я вернусь.
Дальше, до самых ворот, все молчали. Брейди дал Сомс ключи от машины; она открыла дверцу и усадила Энни на заднее сиденье. Потом села за руль, поджидая.
— Ну что, могу я идти? — спросил грек.
Брейди кивнул.
— Конечно, почему бы и нет.
Скирос улыбнулся — в свете от фонаря лицо его казалось совсем добродушным.
— Жизнь — это замкнутый круг, мой друг. Она бесконечно идет по кругу. Мы встретимся снова и тогда…
— Вряд ли это случится, — возразил Брейди. — Мы с вами живем в разных мирах. Будь я на вашем месте, я бы списал это за счет опыта и оставил бы все как есть.
Он сел в машину рядом с Соме; она включила зажигание, и они поехали. Когда она чуть притормозила в конце переулка, перед тем как завернуть за угол, Брейди обернулся и посмотрел через заднее окошко машины. Грек все еще стоял под фонарем, глядя им вслед.
— Что и говорить, милые у вас друзья, — заметил Брейди, закуривая.
Они проехали по Олдгэйт, и Сомс затормозила напротив входа в метро.
— Послушайте, красавчик, вы хотели получить свою подружку обратно и вы получили ее, — сказала она. — Если вы не против, я выйду здесь, и будем считать, что мы в расчете.
— Не совсем, — сказал Брейди. — Если я правильно помню, был еще вопрос насчет имени, а?
Она было взглянула на него вызывающе, потом ее плечи опустились.
— Будь проклята та минута, когда я увидела тебя, сукин сын! Женщину, которую ты ищешь, зовут Джейн Гордон. Она живет в Карли-Мэншенз, на Бейкер-стрит.
— И как она в этом замешана?
Сомс устало пожала плечами.
— Не знаю. Она позвонила мне несколько дней назад; сказала, что один ее приятель хотел бы найти надежного человека в Мэннингеме. Кого-нибудь, кто умеет держать язык за зубами. Мне нужно было с ней расплатиться за давнее одолжение. Я свела ее с Дасом.
— Но это ведь Харас приехал в Мэннингем и дал указание Дасу, — заметил Брейди.
— Значит, Джейн решила обделать это именно так, — ответила Сомс. — Меня это совершенно не касается. Когда вы сунулись ко мне сегодня утром, я позвонила Джейн. Сказала ей, что вы у меня под замком. Она попросила, чтобы я подержала вас пока у себя. Сказала, что ей надо еще о кем-то поговорить. С каким-то важным лицом. Обещала опять позвонить мне вечером, в шесть часов, но сейчас уже поздно.
— Карли-Мэншенз, на Бейкер-стрит, — повторил Брейди. Он перегнулся через нее и открыл ей дверцу машины. — Если вы мне солгали, мы с вами еще увидимся.
— То, что я сказала вам — чистейшая правда, красавчик, — заверила его Сомс. — Я сыта вашим обществом до конца моей жизни.
Она выбралась из машины на тротуар и, не оглядываясь, зашагала прямо к спуску в метро. Брейди закурил еще одну сигарету, глядя ей вслед и слегка нахмурившись. Он повернулся к Энни; та откинулась в угол сиденья; глаза ее были закрыты.
— Как ты, с тобой все в порядке?
Девушка открыла глаза и устало кивнула.
— Нормально, все хорошо. У меня только такое ощущение, что я могла бы проспать целую неделю — а так ничего.
— Я вернусь через пару минут, — сказал он. — Потом я отвезу тебя прямо домой.
Он вышел из машины и перешел через дорогу к метро. Внутри, у самого входа, стоял ряд телефонных автоматов. В последнем из них была Сомс; она с кем-то оживленно беседовала. С минуту он смотрел на нее, слегка нахмурившись, потом быстро вернулся к машине.
Он мог бы догадаться, что она позвонит Джейн Гордон. Это означало лишь одно — теперь ему нужно будет действовать еще быстрее.
Несмотря на плохую погоду, Вест-Энд был, как обычно, запружен автомобилями, и ему потребовалось больше времени, чем он думал, чтобы добраться до Кенсингтона. Было почти восемь вечера, когда он затормозил перед домом на тихой площади.
Энни тяжело повисла у него на руке, пока он поднимался по лестнице в квартиру. Снотворное, казалось, подействовало на нее еще сильнее. Брейди внес ее в спальню; она уже почти ничего не сознавала. Он быстро снял одежду с ее стройного тела.
Она слегка вздрогнула от прохладного ветерка из окна; Брейди быстро откинул одеяло и уложил ее на кровать. Ее волосы рассылались по подушке, темным нимбом окружая головку девушки. Она тихонько застонала. Он наклонился, поцеловал ее и, стараясь ступать бесшумно, вышел из комнаты.
В ящичке для перчаток в машине был план центра Лондона, и Брейди быстро отыскал Бейкер-стрит. До нее было ехать минут пятнадцать, и он двинулся в редком потоке машин, мимо Кенсингтон Гарденз и дальше, по Бейсуотер-Роуд. Что-то подсказало ему оставить машину неподалеку от станции метро на Бонд-стрит, и остаток пути он прошел пешком.
Карли-Мэншенз оказался внушительным домом в конце Бейкер-стрит, там где ее пересекала Мерайлибон-Роуд. Вид у него был шикарный. В чопорной — под стеклом, позолоченной рамке у входа был выведен список жильцов. Мисс Джейн Гордон значилась в квартире под номером восемь на четвертом этаже.
Внутри, за дверью, швейцар в золотых галунах сидел в своей стеклянной кабинке, читая журнал. Пока Брейди смотрел на него, зазвонил телефон. Швейцар поднял трубку и нехотя повернулся, облокотившись о стойку, спиной ко входу.
Брейди не раздумывал. Он толкнул тяжелую стеклянную дверь, бесшумно прошел по толстому, ворсистому ковру и быстро поднялся по лестнице.
Все в этом доме блестело новизной, и звукоизоляция была просто прекрасная. Тишина, почти сверхъестественная, как будто шла впереди него, пока он поднимался на четвертый этаж.
Квартира восемь была последней по коридору. Брейди легонько постучал в дверь и подождал. Ответа не было. Он снова постучал и дернул за ручку. Дверь бесшумно отворилась перед ним.
Свет горел, но никого не было видно. Несколько широких ступеней вели вниз, в изысканно обставленную комнату: с одной стороны было окно во всю стену, и из него открывался изумительный вид на Лондон.
Сквозь дверь ему видна была кухня. Там было темно, но дверь в спальню была приоткрыта, и там горел свет.
Сначала он заметил туфлю — она лежала посредине ковра — изящная, дорогая; каблук ее, острый, точно стилет, казался почему-то невероятно пугающим.
Сама она лежала плашмя на краю кровати; платье на ней было измято, одна тонкая рука свисала вниз, на ковер. Судя по ранам на спине, кто-то выстрелил в нее дважды из парабеллума с близкого расстояния.
Она только что умерла — это, во всяком случае, было ясно; в воздухе еще чувствовался едва заметный кисловатый запах пороха. Брейди тяжело вздохнул, присел на корточки и перевернул ее на спину.
При виде ее лица ему почудилось, будто его с силой ударили под ложечку — бесчестно, исподтишка — так что ему вдруг нечем стало дышать — это была не Джейн Гордон. Это была девушка, которую он так недолго знал как Мари Дюкло. Девушка, чье избитое, искалеченное тело он в последний раз видел в ее спальне в квартире в Челси. Девушка, за убийство которой он был приговорен к смертной казни.
На какое-то короткое, пугающее мгновение он подумал, что сходит с ума; потом внезапно истина забрезжила перед ним — во всяком случае, ее часть.
Он стал подниматься; за спиной у него послышался легкий шорох. В то мгновение, когда он собирался обернуться, доставая из кармана револьвер, кто-то с силой ударил его сзади, чуть ниже затылка, и, вскрикнув от боли, он повалился вперед, лицом вниз.