В Бездонном море тысяча ночей

Ночь третья

Утренние лучи солнца развеяли сон Диана, она открыла глаза и, оглядевшись, заметила уже дежурившую в комнате служанку. Она сидела на софе, держа в руках длинную светло-зелёную материю.

Обрадовавшись пробуждению госпожи, служанка перекинула материю, на самом деле оказавшуюся платьем, через ширму, а сама принялась поднимать Диану с постели. Заколов ей волосы, она указала на её купальник, затем на платье, и Диана кивнула, соглашаясь переодеться.

Новое платье, на вид походившее на те, что носят наземные девушки, на самом деле отличалось разительно. По нижней кромке невесомого и очень необычного тканого материала, слоями ниспадавшего с талии, проходила утяжелительная полоса: в завёрнутую внутрь платья и зашитую ткань была насыпана то ли мелкая галька, то ли песок. Благодаря этой едва заметной уловке полы платья почти не разлетались в стороны при движении. А дабы избежать любых рисков оголения ног, полы крепились к ним тонкими хлястиками.

Затянув шнурки на спине и застегнув все хлястики, Мирми радостно повела Диану к мутноватому зеркалу, закреплённому на стоявшем справа от кровати трюмо. Диана ахнула, впервые со дня погружения увидев своё отражение в зеркале. Её поднятые вверх и заколотые в подобие хвоста светлые волосы то поднимались, то снова опускались, едва касаясь плеч. Тонкая материя ярко-зелёного платья облегала грудь и талию и, расширяясь и расходясь на многослойные лоскуты на бёдрах, превращалась в колышущиеся языки зелёного пламени у пола. А на шее отражавшейся в зеркале девушки поднимались и опускались в такт дыханию три ряда жабр.

Завороженно глядя на своё отражение, Диана не могла отделаться от мысли, что события последних дней не больше, чем сон, рождённый её бурной фантазией. Правда сон этот походил на кошмар, от которого она никак не могла очнуться.

Когда слуга принёс поднос с завтраком, состоявшем, как и вчерашний обед, из сырой рыбы, Диана, несмотря на не унимавшуюся тошноту, через силу заставила себя поесть, но всё же оставила больше половины еды нетронутой. Проводив уплывшего с подносом слугу взглядом, она ждала, что её разгневанный супруг снова ворвётся к ней в комнату и начнёт таскать её за волосы, но Аруог так и не приплыл. Возможно, его больше не страшила её голодная смерть.

Избежавшая гнева господина Мирми радостно усадила Диану на софу, а сама принялась снимать с кровати уже немного потемневшие листы водорослей. Она сгребла их в охапку и понесла к двери, но, видимо, вспомнив, что ей нельзя оставлять Диану в одиночестве, испуганно обернулась.

«Это мой шанс!», – подумала Диана и как можно более убедительно улыбнулась служанке.

– На оги иг, ана, – высвободив одну руку, она жестом показала Диане, чтобы та сидела на софе, дожидаясь её. Диана кивнула и снова улыбнулась, махнув служанке рукой, мол, волноваться не о чем.

Как только Мирми скрылась за дверью, Диана поднялась с софы и подплыла к жемчужному занавесу. Подождав с полминуты, она осторожно выглянула в коридор: ни Мирми, ни слуг там не оказалось.

«Была не была!» – собравшись с решимостью, она резко выдохнула и как можно тише раздвинула жемчужные нити. Скользнув в коридор и ещё раз осмотревшись, она поплыла к видневшейся в конце него арке. За аркой, на лестнице и даже в просторном холе на первом этаже не было ни души, и Диана, не раздумывая, поплыла вниз, но наконец, оказавшись на улице, на секунду застыла в восхищении.

С холма, где располагался дом, открывался вид на торговую площадь, на которой три дня назад её обвенчали с Аруогом, а вокруг площади высились каменные дома с плоскими крышами. Какие-то из них были одноэтажными, а какие-то имели по два-три этажа.

Внизу, в городе, вовсю кипела жизнь: на запряжённых крупными рыбами упряжках народ торопился по делам; знатные дамы чинно пропалывали по улочкам, то и дело заворачивая в магазины; торговцы рекламировали свой товар и зазывали покупателей. Если бы всего несколько дней назад ей кто-то сказал, что подобное место столько лет могло оставаться незамеченным людьми, она бы восприняла это, как шутку. Но вопреки здравому смыслу и логике, оно существовало, в чём Диана, к собственному несчастью, смогла убедиться лично.

Испугавшись, что Мирми могла уже обнаружить её пропажу, Диана быстро заплыла за дом Аруога и спустилась вниз по склону холма, в сторону, как ей казалось, окраины города. Плыть прямиком к поверхности у всех на глазах она не решилась.

Чем более пологим становился склон, тем больше на нём появлялось растительности. Руки Дианы устали, дыхание сбилось, но она плыла к видневшимся впереди зарослям ламинарии так быстро, как только могла, и старалась не обращать внимания на резь в боку и боль в лёгких. Лишь заплыв в самую гущу водорослей, она позволила себе остановиться и перевести дух.

– Рриа-а-ану-у, – издалека послышался разъярённый голос Аруога.

Она мысленно представила его перекошенное от гнева лицо, пульсирующие на шее вены, горящие злобой глаза и поёжилась, радуясь своему побегу.

– Рриа-а-ану-у, – теперь уже женский голос доносился с холма, её звала бедная Мирми. Диана искренне жалела служанку, но не была готова пожертвовать ради неё жизнью.

Пробираясь сквозь заросли, она отплывала дальше от города и вскоре планировала подниматься на поверхность, но, сделав очередной взмах рукой, неожиданно упёрлась в нечто по ощущениям похожее на натянутую гладкую ткань. Полупрозрачная материя, такая же, какой Аруог вчера вечером закрыл выход из спальни, преградила ей путь и на этот раз.

Диана оглянулась, опасаясь, что её успели догнать, но поблизости никого не оказалось. Проследовав взглядом за еле видимой поверхностью материи вправо и влево, Диана начала опасаться, что ею мог быть окружён весь город.

Дабы убедиться в своей правоте, едва касаясь материи, она стала подниматься, следуя за её изогнутой куполовидной формой, и остановилась, только когда купол резко загибался в сторону города. Что ж, выбраться отсюда ей будет не так просто.

Вернувшись к песчаному дну, она приложила правую ладонь к полупрозрачной преграде и поплыла вдоль неё. Возможно, где-то по пути окажется выход.

Но вскоре водоросли начали редеть, а вдалеке показались жилые дома. Диана мысленно выругалась и села на усыпанный мелкими ракушками песок: дальше плыть нельзя, по крайней мере не днём. Задумчиво всматриваясь в стоявший на краю зарослей одноэтажный домишко, она заметила, что часть его крыши обвалилась, а стены покрывал толстый слой ила.

Убедившись, что поблизости не было ни одного подводного жителя, Диана быстро доплыла до заброшенного дома и, скользнув внутрь, спряталась в просторной комнате, над которой ещё сохранилась крыша.

Весть о побеге супруги застала Аруога врасплох. Эта глупая наземная! Разве он не предупреждал её, что бежать бессмысленно и что она не сможет без него дышать под водой?

Стоя на холме и вглядываясь в фигуры Оиилэ, проплывавших мимо торговой площади, он боролся с желанием разнести весь этот город на части.

– Плыви к Ривэирру, – велел он глупой служанке, которой нельзя доверить даже присмотр за жалкой Гаанэ. – Пусть пришлёт слуг и добровольцев – нам нужно найти её до захода солнца.

Хуже времени для побега эта наземная выбрать не могла: третий день – день скрепления их брака и Связи. Если они не обменяются кровью, когда над океаном взойдёт Ары Риа, кровавая Луна, Связь будет разорвана, и наземная потеряет способность дышать под водой. Он искал жену с поверхности целых десять лет не для того, чтобы потерять её на третий день брака.

Когда слуги прибыли, он вместе с ними поплыл по улицам города. Они останавливали торговцев и жителей, но никто не видел девушку со светлыми волосами со дня венчания. Гнев закипал в венах Аруога и требовал расправы над девчонкой. Если уж ей и суждено погибнуть под водой, то он не отказался бы лично проводить её в Мир голосов!

– В северной части города её тоже не видели, анэ, – сообщил один из слуг.

Не нашли её и на юге, но проплыть сквозь Защитный покров она сама бы не сумела, а значит наземная всё ещё в городе.

«Думай, Аруог, думай!» – он сжал кулаки, впиваясь острыми когтями в ладони. – «Будь ты на её месте, куда бы ты поплыл?»

Закипавшая в нём Воля Океана требовала крови и затуманивала разум – невероятных усилий стоило ему собраться с мыслями.

– Проклятая Гаанэ! – выругавшись, он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

«Если бы я сбежал… то поплыл бы…. за дом. И спустился вниз по слепой стороне холма», – он кивнул сам себе. – «И доплыл бы до зарослей ламинарии. А оттуда… Оттуда либо на север, либо на юг».

Сами заросли они прочесали несколько раз, но там девчонки не оказалось. На улицах города её бы тоже заметили, а значит она пряталась в одном из домов.

– Возвращаемся на юг, – велел он слугам.

На южной границе зарослей начинались дома бедняков и переселенцев, и кто-то из них мог по глупости укрыть девчонку.

«Если бы она сбежала хотя бы после обеда», – он покачал головой, досадуя, что не успел укрепить Связь первой совместной трапезой. А значит, опоздай он хоть на минуту, и у наземной не будет шансов выжить.

– Плывите быстрее! – крикнул он слугам и поплыл вперёд, всматриваясь в тускнеющие солнечные лучи с поверхности. – Ищите её в домах.

К заходу солнца они успели проверить все дома и домишки на южной окраине. Напуганные хозяева впускали их внутрь, показывали им свои тесные комнаты, давали слово Оиилэ, что не видели никакой девушки со светлыми волосами. Ни в одном из домов её не оказалось.

– Я. Спрашиваю. Кто. Её. Спрятал?! – Аруог держал за грудки трясущегося от страха Оиилэ. – Отвечай!

– Не знаю, анэ. Я ничего не знаю, – повторял мужчина дрожащим голосом.

Аруог с силой швырнул его в сторону и зарычал от злости. С момента пропажи девчонки его кровь сходила с ума: она требовала расправы, и руки сами чесались разорвать кого-нибудь в клочья! Как же он ненавидел эту часть себя, эту ношу, которую повесила на него Дикая Луна ещё до его рождения.

Он родился и рос Диким зверем и надеялся избавиться от этого проклятия, женившись на наземной. Но настолько он был мерзок, что даже эта девчонка предпочла умереть, лишь бы не оставаться с ним.

Его руки тряслись, и в глазах темнело так же, как и в городе – солнце село и над океаном всходила луна.

«Девчонка уже мертва», – подумал Аруог с ненавистью, к себе и к ней. – «Я обыщу весь город, но найду её бездыханное тело и скормлю его акулам! Я разорву его на части собственными руками!»

– Мы нашли её, анэ! – крикнул кто-то со стороны зарослей.

Эти слова не уняли, а лишь сделали дрожь в его теле сильнее. Он зажмурился, пытаясь совладать с эмоциями, и поплыл к спрятанному меж водорослей заброшенному дому.

– Вы проверяли его раньше? – спросил он у одного из слуг.

– Мы… Мы не заметили его, анэ, – ответил слуга сдавленным голосом.

Аруог зарычал и вцепился ему в горло, царапая его кожу когтями. Тяжело дыша, он смотрел на хватающего воду ртом слугу и боролся с желанием увидеть, как жизнь покинет это жалкое тело. С омерзением он оттолкнул его в сторону и поплыл к полуразрушенному дому, где лежало тело девчонки. Его «жены».

Когда он пересёк порог заброшенного дома, Воля Океана уже взяла над ним верх: он растворился в её бушующей силе и принял её безумную ярость. Вода расходилась от него волнами, ударялась о стены дома и поднимала с пола ил.

Из тесной прихожей он свернул в небольшую комнату, в углу которой над сжавшейся в комок хрупкой девушкой склонились двое слуг. Но стоило ему только увидеть её, и его жгучая злость обратилась в леденящий кровь ужас.

Лежавшая в углу девчонка выглядела такой маленькой и беззащитной, такой бледной и безжизненной. Он знал, что сломает её. Знал, ещё когда дельфины привели его на поверхность, и он увидел эту слабую, жалкую Гаанэ. Разве могла она пережить погружение и стать женой Дикого зверя?

Один из слуг потянулся к наземной, и сердце Аруога сжалось:

– Не трогай! – крикнул он, ринулся вперёд и оттолкнул нашедших девчонку Оиилэ. – Ждите снаружи.

Когда слуги уплыли, Аруог осторожно убрал выбившуюся из хвоста прядь волос, закрывавшую лицо девушки, и провёл пальцем по всё ещё тёплой коже, скользнул вниз на шею и остановился возле почему-то колышущихся жабр.

– Жива… – прошептал он, и сам не поверил ни тому, что сказал, ни тому, что увидел. Но грудь девушки снова приподнялась в еле заметном вдохе. – Жива!

Не медля ни секунды, Аруог поднёс своё запястье к губам и резанул клыками по коже – в воду хлынула кровь. Он приложил рану к губам девушки, но она никак не реагировала и не приходила в себя. Тогда он опустил руку к жабрам, позволяя ей вдохнуть наполненную его Волей красную жидкость, истинную причину его проклятья.

Дыхание девушки стало резче, она несколько раз моргнула и открыла глаза, ярко-голубые, как освещённая солнцем поверхность океана. Одной рукой схватив её за затылок, а вторую, с разрезанным запястьем, прижимая к её губам, он коснулся её лба своим:

– Пей, Рриану.

Она сделала неуверенный глоток, и глаза её расширились от удивления.

– Если хочешь жить, пей! – крикнул он, сильнее прижимая запястье.

Убедившись, что она продолжает глотать, он осторожно отпустил её голову, взял её тонкую левую ручку и без предупреждения прокусил кожу на её запястье. Она вскрикнула и отстранилась.

– Я сказал, пей! – зарычал Аруог. Вздрогнув, девчонка снова припала губами к ране на его руке.

Аруог тоже сделал первый глоток её Солнечной крови, отдававшей железом и ветром, совсем не похожей на Лунную. С блаженством он смаковал её вкус, теряясь в ранее неизвестных ему ощущениях. Ярость и злоба, преследовавшие его на протяжении жизни, наконец отступали. Благословение Солнца приходило на место Благословения Луны. Неужели он и вправду сможет избавиться от этого проклятья крови?

Когда жгучее желание испить супругу до дна отступило, Аруог отпустил её руку. Её губы, теперь не синеватые, а красные, тоже покинули его запястье. Несколько секунд он молча смотрел в её голубые глаза и видел в них своё искупление. В тот момент он дал себе слово во что бы то ни стало сохранить Рриану жизнь – может, тогда он наконец перестанет быть Аала Ургул, Диким зверем.

– Ну, что, наземная, теперь будем договариваться, – сказал он через Связь, но уже не касаясь её лба своим. После Кровавой Луны третьей ночи Связь становится крепче.

– Отпусти меня, – ответила она устало.

– Я искал тебя десять лет не для того, чтобы отпустить.

Девушка посмотрела на него с раздражением.

– А что, если я не хочу за тебя замуж?!

Он рыкнул и выпалил в ответ:

– Ты думаешь, я хотел на тебе жениться?

– Ну так, зачем женился, если не хотел?

– У каждого свой долг и свой путь, Рриану, – ответил Аруог с горечью. – Отпустить тебя я не могу, а теперь и нет смысла. Третья луна укрепляет брак и Связь – ты больше не сможешь дышать на поверхности.

Возмущённо ахнув, Рриану ударила его кулаком в грудь, и видно было, что она вложила в этот удар все свои жалкие силёнки, но Аруог даже не почувствовал боли и ухмыльнулся в ответ.

– Давай так: ты больше никуда не сбегаешь, а я постараюсь быть к тебе добрее и терпимее. Идёт?

– Вот ещё! Ты будешь ко мне добрее и терпимее, а я тогда постараюсь никуда не сбегать.

– Да тебе и бежать-то некуда, – ответил он, смеясь, и продолжил уже серьёзнее. – Подводный мир суров и опасен, Рриану. Хочешь выжить, делай, что я говорю. Без сомнений и без вопросов. Мне твоей смерти совсем не хочется, ты уж поверь.

Немного поразмыслив над его словами, девушка наконец кивнула.

Аруог на руках донёс супругу до своего особняка, разбудил служанку и велен принести им в комнату немного еды.

– С третьего дня по тысячный мы должны всегда спать и обедать вместе, и во время обеда есть одно и то же, иначе Связь будет разорвана, и ты умрёшь, – пояснил Аруог, когда в комнату принесли поднос, на котором лежало несколько каменных шпажек с нанизанными на них кусочками рыбы. Услышав его слова Рриану поменялась в лице и посмотрела на него с ужасом. – Поэтому больше никаких побегов, это ясно?

Девушка кивнула.

– Выбирай, что будешь есть, – он показал на поднос, и Рриану взяла шпажку с красной рыбой. Он вслед за ней взял с подноса точно такую же.

Его супруга, до этого привередливо воротившая нос от подводной пищи, с жадностью откусила рыбу со шпажки и проглотила почти не жуя. Её тело наконец-то начало меняться. Когда на подносе не осталось еды, несколько слуг принесли к нему в комнату ширму, а Мирми помогла его супруге переодеться в простую нежно-розовую ночнушку.

Он уложил Рриану на кровать, лёг рядом и, накинув сверху плед из водорослей, притянул супругу ближе к себе, опасаясь, что она снова сбежит.