В блеклом Дипвинтере

В полдень погода испортилась. К первым сумеркам разразилась настоящая буря, взявшаяся трепать морозными когтями стены гостиницы Кэддо. Стойкие брёвна держали удар, но над каждой свечой всё равно посвёркивал испаряющийся иней.

Не считая воя бури, у Кэддо было тихо. Местные, каждый вечер собиравшиеся здесь посплетничать, были не настолько глупы, чтобы покинуть дом в такую погоду, а лесники, которые набились внутрь вечером, были народом молчаливым, предпочитали просто смотреть в очаг и баюкать в руках единственную кружку до самой полночи. Так что Бурру, дварфу, который работал на Кэддо, работы не нашлось.

Вечер он провёл в крохотной комнате, служившей ему домом, проверяя снаряжение, которое носил этой же ночью почти два десятка лет тому назад, когда попал в похожую бурю и вышел к порогу гостиницы. Здесь, на границе между Одинокой топью и Забытым лесом, бури случались не так уж часто. Могло пройти две-три зимы вообще без них. Но рано или поздно буря приходила, и когда поднимался ветер, Бурр облачался в доспехи и брал оружие, которое хранил у себя в комнате, и бросался прямо в сердце шторма.

Но делал это не потому, что ему так хотелось. Просто после того первого шторма, когда он ещё не знал, что ожидает в снегу, он должен был. Несколько лет назад он пробовал напиться в стельку, но всё равно вышел наружу — и уцелел лишь потому, что Кэддо пошёл за ним. С тех пор Бурр старался беречь себя, когда портилась погода — чтобы Кэддо не пришлось снова его спасать.

Кэддо был хорошим человеком. Он обеспечивал жену, трёх детишек и немощную тёщу. Кэддо было не место в снежной пещере.

С каждым завыванием ветра нужда Бурра становилась всё сильнее. Она пылала у него промеж глаз.

- Оставайся здесь, - сказал он Кэддо, со стуком опустив вымытую кружку на место. У дварфа начали дрожать руки. Он сжал одну в кулак и потряс им перед лицом человека. - Ты должен; ты останешься. Понял? Останешься здесь во что бы то ни было. Не пойдёшь меня искать — ни сегодня, ни на следующей неделе, даже в следующий месяц или следующей весной. Если я не вернусь, ты оставишь меня гнить. Уловил?

Кэддо отстранился с застывшим выражением честного человека, который вынужден солгать.

- Уловил.

Они смотрели друг на друга через годы дружбы и пару десятков грозовых зимних ночей.

- Поклянись своей... - начал Бурр, и тут заскрипела входная дверь.

Каждый огонёк в зале содрогнулся под порывом ледяного ветра. Половина свечей и две лампы погасли. В уцелевшем освещении Бурр и Кэддо попытались оценить новоприбывшего. Он был чуть выше среднего роста, закутан в свалявшиеся меха. Над правым плечом торчала обёрнутая кожей рукоять двуручного меча, а каждое его движение сопровождалось скрежетом кольчужных колец. На руках были рукавицы из медвежьих лап; его гетры, похоже, были сделаны из того же материала.

Лицо было прикрыто шарфом из тронутой льдом шерсти. Оставалась только щель для глаз, но сумрак и холод были так сильны, что даже Бурр не мог разглядеть их выражения. Они с Кэддо наблюдали, как гость подошёл к сухой вешалке, где лесники оставили свои плащи. Когда он расстегнул пряжку, сверкнул драгоценный металл. Капюшон упал, стряхнув наледь на пол и освободив неожиданно пышную гриву серебряных волос.

Кэддо бросил на Бурра ещё один вопросительный взгляд, и в ответ дварф недоумённо пожал плечами. Здесь, всего в паре дней пути от руин Декантера, случалось всякое. Их гость мог быть эльфом, полуэльфом или пожилым мужчиной. Бурр считал, что готов ко всему — но когда гость избавился от своей шерстяной шубы, он оказался не готов к тому, что это будет женщина.

- Милая дама, - начал Кэддо, который в первую очередь всегда был вежливым хозяином. - Чем я могу вам помочь?

Она пригвоздила Кэддо хмурым взглядом, и неожиданно в зале стало холоднее, чем снаружи.

- Бренди. Подогретый. Сейчас же.

Если бы не этот угрюмый взгляд, она была бы красива. Бурр, посетивший сотню городов, прежде чем осесть в пограничье, решил, что никогда не видел такой грубости. Он кивнул, когда Кэддо взялся за прорицательный кристалл размером с ноготь. Подняв кристалл к глазам и прикрыв его стеклянной кружкой, Кэддо посмотрел на ауру гостьи. Бурр бросил на него вопросительный взгляд, и Кэддо пожал плечами.

- Простая, как у нас с тобой, - прошептал Кэддо, доставая запечатанную воском бутыль. Он наполнил кружку янтарным бренди.

Дварф не почувствовал уверенности, но постарался приободрить остальных посетителей, когда нёс кружку женщине. Когда лесники вернулись к своим напиткам, Бурр уселся за стул напротив среброволосой гостьи.

- Бурр, - после того как она опустила кружку, представился дварф, протягивая руку. Взгляд женщины мог бы превратить его пальцы в змей. Он сунул руку под стул и попробовал ещё раз. - Вам потребуется кровать, добрая госпожа? Наверху есть комнаты, но в такую бурю люди спят внизу, где тепло.

Женщина подняла кружку над лампой. Её пальцы были синими от холода и даже не дёрнулись в огне. Молчание длилось так долго, что от воображаемых ожогов у Бурра самого заныли пальцы.

- Нет, - наконец ответила она.

- У вас есть лошадь?

- Нет.

- А имя?

Она подняла взгляд. Бурру захотелось оказаться где-нибудь в другом месте.

- Рекка, - сказала она и осушила кружку двумя большими глотками.

Едва ли предложение дружбы, но достаточный повод для продолжения разговора.

- Я знаю, зачем вы пришли. Я явился сюда по той же причине — двадцать один год тому назад. Тогда я не знал всего, что знаю сейчас. Я знаю, как его найти, как сражаться с теми, кто его охраняет, как пересечь последний порог. Мне потребовался двадцать один год, но теперь я готов, Рекка, и я буду вашим проводником до самого конца. Можете забрать свитки, мне они не нужны. То же касается золота и драгоценностей. Но там есть шкатулка, простая деревянная шкатулка без замка. Я возьму только её.

Нужда выйти наружу, в бурю, давящая ему на череп, была так сильна, что у Бурра выступили слёзы. Если она его наймёт, будет проще, но по сути ничего не изменится. Внутри него, ещё с той, самой первой грозовой ночи, сидел призрак. Он сделает то, что должен, то, что хочет от него призрак; заберёт эту шкатулку из пещеры Ффеллсила.

- Я не делюсь сокровищами, - сказала Рекка тоном, не предусматривающим дальнейшие переговоры. Она толкнула пустую кружку к нему. - Ещё одну.

Бурр выполнил её заказ.

- Спросите меня, - сказал он, когда вернулся. - Спросите о чём угодно. Призрак Ффеллсила? Я побеждал его десять раз — но он возвращается в пещеру. Ледяная яма? Я знаю, как её пересечь. Холодная ярость? Тёмный туман? Я знал названия, когда явился сюда, но всё это было впустую, милая леди. Осталось не так много времени — а затем пещера исчезнет, как только закончится шторм. Воспользуйтесь моим советом, возьмите меня в проводники — иначе останетесь здесь, ожидая следующей бури.

Рекка держала свежую кружку над лампой, чувствуя, как пламя лижет её пальцы. Боли не было; прошёл целый век с тех пор, как она в последний раз чувствовала боль. Она заметила, как хозяин смотрит на неё через стеклянную кружку, и усилием мысли отменила действие его хрустального оберега. Ей потребуется магия, чтобы победить стражей снежной пещеры, призрака Ффеллсила, ярость и всё остальное. Дварф ни разу не ошибся, но Рекка пока что не хотела, чтобы её раскрыли. Дварфу могло просто повезти. Вряд ли здесь часто бывают незнакомцы, тем более во время снежной бури. С магией или без, она вызывала подозрения.

Иногда Рекка делилась добычей, найденной в таких же затерянных в пространстве и во времени дырах, как снежная пещера Ффеллсила, но только с теми, кто не вызывал подозрений — как этот дварф. Наверное, его поразил призрак в одной из ловушек Ффеллсила, а может он просто спятил. В местах, где воздух до сих пор, две тысячи лет спустя после краха этой тёмной империи, смердит волшебством Нетерила, потерять рассудок может любой.

- Я не делюсь сокровищами. Окажи себе услугу, оставь меня в покое, и самое главное — не иди за мной следом.

Это была самая длинная её реплика за последний месяц, и женщине пришлось сделать глоток бренди, чтобы промочить после неё горло.

Дварф остался сидеть на месте, подавшись вперёд, как делают люди, когда желают чего-то так сильно, что у них голова пухнет. Рекка опустила кружку и повернула медное кольцо на втором пальце левой руки. Она могла сломать его с помощью заклинаний, вколоченных в это кольцо, но дварф отодвинулся от стола раньше.

Хозяин, дварф и другие незнакомцы бросали на неё косые взгляды и делали знаки защиты от сглаза, особо не скрываясь, но по крайней мере держались в стороне, пока Рекка баюкала свою вторую кружку. Около полуночи хозяин подкинул дров в очаг. Вокруг храпящими кучами устроились на ночь посетители. Бурр погасил все свечи и лампы кроме одной — Рекке этого хватило, чтобы увидеть, как он покидает зал и возвращается с поблескивающим под плащом оружием и доспехами.

Но он промолчал, даже когда она застегнула собственный плащ. Когда она положила руку на дверь и покинула постоялый двор, не издав ни звука и не пустив внутрь холод, он по-прежнему сидел за столом — тень среди теней.

Если Бурр начал свои поиски пещеры Ффеллсила двадцать один год тому назад, значит в игре в загадки он был новичком. Впервые Рекка услышала имя волшебника-нетереза больше ста лет назад в царстве Йеногу. Тогда она не отправилась на поиски. Она едва помнила, что искала тогда — знала только, что это была магия, и что она нашла её. И дело было не в том, что она нуждалась в лишней магии. Вся необходимая Рекке магия была заперта в её голове, вколочена в кольца на её руках, или вырезана на гибких стальных пластинах на её поясе и перевязи.

Она была готова к призракам — даже к призраку Ффеллсила — и с тех пор, как она протолкалась сквозь пряжу времени и обнаружила себя невредимой и не состарившейся по другую сторону, ей больше не приходилось попадать в ловушку по неосторожности. Знание, что она не постареет и даже, может быть, не умрёт, оказалось палкой о двух концах. Рекка не знала своей семьи. Она отказалась от дружбы. Даже если не учитывать расспросы и ревность, всё равно было больно смотреть, как друзей забирает смерть.

Её жизнь была поиском магии. Артефакты и гримуары, которые она хранила в пещере под море Мечей, были всего лишь способом набрать очки в игре без соперников. Может быть, стоило нанять Бурра — не потому, что ей нужен был проводник, просто дварфы были народом долгожителей и общались обычно куда охотнее, чем десять эльфов вместе взятых.

Порыв холодного ветра откинул полу её плаща. Яростным ругательством она положила конец меланхолии, торопливо затягивая внутренние завязки плаща. На каждом шагу она приценивалась к буре, и удерживая руками капюшон и плащ, шла туда, где было хуже всего. Густая застывшая наледь на её шерстяном площе упростила эту задачу, когда она столкнулась с первой печатью. Единственное слово, которому она научилась на Равнинах Пламени, прогнало чёрный туман. Одного шага Рекке хватило, чтобы попасть туда, где было холоднее, чем в сердце бури — и при этом спокойнее. И абсолютно темно.

Её предупреждали, что пещера задушит любое слово, сорвавшееся с её губ. С этого момента её заклинания оказались ограничены мыслями и жестами. Жестом она сотворила ручной огонь и немного жёлтых кристаллов, затем заставила их парить у себя над головой, где свет не мог сыграть злую шутку с её зрением.

Один лишь свет не поможет ей с ледяной ямой Ффеллсила, бездонной расщелиной, которая окружала внутренний зал и была прикрыта тонким, как волосок, слоем льда. Одна из книг, которую она изучала в рамках подготовки к этому путешествию, советовала искателю взять мешок не менее чем с двумя сотнями камней размером с кулак и на всякий случай оснастить свои сапоги железными шипами. Наверное, мудрый совет. Но последовать ему непросто, да и слишком это замедлит её — в том месте, где время важнее всего. Рекка не знала такого заклинания, которое позволило бы ей остаться в снежной пещере после окончания бури. Пещера просто растает, и, как и говорил дварф, вернётся только со следующей свирепой бурей. Рекка предпочитала более простую тактику; повернув кольцо на пальце, она поднялась на ладонь над толстым — или не очень — льдом.

Ффеллсил создал для своей норы не только ловушки, но и стражников; разумные ветра, ледяных чудовищ, змею изо льда такого прочного, что казался стальной кромкой. Рекка встречала их всех без удивления или вреда для себя — от змеи она избавилась при помощи своего меча, потому что по её личным меркам победа силой стоила больше, чем победа магией. Но сила занимала больше времени, так что женщина испытала облегчение, когда перед ней замерцала последняя преграда Ффеллсила. Как и ожидалось, это был морозный призрак — наверное, сам волшебник, а может его двойник.

Яркие, невесомые вуали инея колыхались вокруг призрака, желая заключить Рекку в смертельные объятия. Она отпрянула назад, оставаясь за границами досягаемости, и превратила свои мысли в мнемонический спусковой крючок для обычного заклинания холода — ещё одна сплетня Йеногу; пещера Ффеллсила, как и многие другие хорошо защищённые и волшебные места, была уязвима к простой, но точной атаке. Широкая усмешка расползлась по её лицу, когда вуали перестали мерцать голодным светом. Но опасность никуда не делась; призрак был просто оглушён. Противник придёт в себя, если она ему позволит. Позволять Рекка не собиралась. Она сунула руку за пазуху и достала пригоршню красного, белого и чёрного порошка, которым дунула в обездвиженного духа.

Порошок, не волшебный, а просто огнеопасный, представлял собой толчёный перец — самый обжигающий из всех, известных как смертным, так и бессмертным. Рекка затряслась от беззвучного смеха, когда несчастный призрак расчихался до такой степени, что просто исчез.

Перед нею открылось помещение, полное достойных дракона сокровищ. Прежде чем войти, она остановилась. Бурр упоминал какой-то последний порог, способ преодоления которого был известен только ему. Никто другой не рассказывал о ловушках, поджидающих после призрака, но предупреждение есть предупреждение, и Рекка обрадовалась, что получила его, когда в следующее мгновение слабейший ветерок тронул её волосы. Она подалась направо, рубанув мечом. Клинок вонзился в нечто незримое, и в её разуме прозвучал крик, не коснувшийся ушей.

- Я перед тобой в долгу, - сказала она отсутствующему дварфу. Услышав собственный голос, Рекка решила, что преодолела все преграды и испытания.

Она подумала, что шкатулка будет подходящим способом отдать долг — если будет время искать. А поиски были немалым испытанием; хозяин из Ффеллсила был так себе. Впрочем, она тоже не была домохозяйкой, так что атаковала завалы сокровищ с той же самой безрассудной энергией, которой отличалась в собственном логове, расшвыривая предметы по сторонам — сначала, однако, рассматривая их.

Когда пещера вздохнула, а огонь у неё над головой приобрёл зеленоватый оттенок, Рекка поняла, что буря стала утихать. Зал как будто стал другим с тех пор, как она вошла; неизменной осталась лишь груда книг и свитков в самом центре. Оставалось осмотреть ещё четверть пола и целую стену слева. На заре её карьеры любопытство — или, будем откровенными, жадность — легко брала верх над Реккой, но теперь она стала мудрее и готова была удовлетвориться лишь частью добычи. Будут другие зимы и другие бури.

Рекка сняла с пояса тонкий кожаный лист и расправила мешок, достаточно просторный, чтобы вместить её трофеи. Она заполнила мешок половину, когда услышала шум за спиной — а такой шум никогда нельзя игнорировать.

Сжав кулак, Рекка взмахнула рукой и вытряхнула на ладонь дротик с оперением. Она ещё не успела осознать, что видят глаза, а дротик уже полетел в цель. Сам по себе дротик был жалким оружием, но капли воскового яда на его остром кончике могли прикончить жертву в мгновение ока. Дварф с постоялого двора умер, не успев понять, что был ранен.

- Сам виноват, - резко сказала Рекка, сражаясь с яростью, которую неизбежно вызывало в ней чувство вины. - Я здесь не при чём.

Он явился за деревянной шкатулкой без замка. Шкатулка выпала из его скрюченных пальцев, когда дварф рухнул на всё более и более прозрачный пол логова Ффеллсила. Мгновение Рекка разглядывала шкатулку, потом сунула в мешок вместе со свитками и прочими артефактами. Она затянула и наполовину завязала мешок, когда заметила, что с тела поднимается какая-то дымка.

Неправильность, которую она заметила на постоялом дворе, теперь приобрела имя — и этим именем было заклинание гейса. В другом месте и в другое время заклинание могло бы привлечь её интерес. Но здесь и сейчас Рекка отразила его быстрым взмахом ладони. Оно развеялось без боя. Это рассказало ей кое-что о заклинании, покинувшем мёртвого дварфа: наложивший его маг был ей не ровня.

Так что она сомневалась, что гейс принадлежал Ффеллсилу. Репутация этого волшебника, хотя и зловещая, была вполне заслуженной. Скорее всего, за века, минувшие после краха Нетерила, кто-то другой услышал истории о пещере Ффеллисла и зачаровал какого-нибудь несчастного, чтобы тот рискнул отправиться внутрь.

Когда гейс пропал, вместе с ним пропало и любопытство Рекки.

Она вернулась в бурю, которая на её человеческий взгляд не особенно-то и ослабела. Она шагнула в шторм, произнесла волшебное слово, и достала своего спутника; крючковатый посох, слабо мерцающий среди носимого ветром снега.

В посохе содержалось местоположение всех мрачных, покинутых мест, которые когда-либо посещала Рекка, и — что намного важнее — он обеспечивал ей быстрый проход в логово под морем Мечей. Требовалось лишь пара мыслей; воспоминания о скалах и соли, густых меховых коврах и горячем чайнике рядом с любимым креслом.

В посох ударила молния, когда тот пробудился; необычно, но такое уже бывало, и беспокоиться не следовало — учитывая, что было у неё в мешке и какую пещеру она только что покинула. Однако когда вокруг проступили очертания её логова, Рекка прибегла к предосторожностям. Ручной огонь не показал ничего необычного... кроме мерцающего тумана на самом краю сознания.

Гейсы не были разумны в обычном смысле, но могли переходить от одной жизни к другой до тех пор, пока их задача не будет исполнена. Рекка смогла бы создать такое же настойчивое заклинание, но казалось странным, что волшебник, чей гейс можно было отразить простым жестом, мог придать ему достаточно сил, чтобы тот последовал за посохом Рекки из ледяной пещеры в её собственное, хорошо охраняемое логово.

Однако гейс снова растворился, а по сравнению с тем, что она ожидала от добытых в пещере сокровищ, он не представлял интереса. Она взялась за первую же книгу и устроилась в кресле. На кончике пальца расцвело тёмно-фиолетовое пламя; она коснулась потрескавшейся эмали на неприметном чайнике. Из носика забил пар, и пещера наполнилась ароматом самбарских трав.

Рекка увлеклась тауматургическими теориями, которые были древними ещё в те времена, когда Нетерил исчез под песками Анороха. Прошёл час, минул полдень, за ним закончился вечер, а потом и весь день.

- Потрясающе, - пробормотала она, закрыв книгу. - И всё это из вытяжки арники и дубовой коры.

Её разум устремился к выводам, вариациям, а ещё — к дымке размером с кошку, повисшей над чайником. Повернув ладонь, она прорычала «Сгинь!»

И, подобно кошке, гейс прыгнул ей на плечо, обернулся вокруг шеи, защекотал ухо. Рекка почти услышала его раздражённый вздох; ни один гейс, каким бы настойчивым ни был, не мог просочиться в её мысли без приглашения. Гейс опустился на пол, само воплощение грусти и отчаяния. Рекка могла — и наверное, должна была — уничтожить его полностью, но казалось, что в этом нет необходимости.

Кроме того, Рекка была голодна. В пещере костёр для готовки был чем-то немыслимым. Река достала несколько ярких камешков из котла рядом с креслом и наколдовала из них куски холодного мяса со специями. Принявшись жевать и пытаясь решить, что у неё получилось — красное мясо, белое или какая-то невероятная смесь одного и второго, Рекка достала деревянную шкатулку из своего мешка.

Как и утверждал дварф, замка на ней не было. Но шкатулка Ффеллсила отказалась открываться в её руках. Судя по весу, Рекка решила, что шкатулка всё-таки полая. По многочисленным породам дерева, составляющим шкатулку, она решила, что это — головоломка. На ковре перед ней оказалось примерно двадцать частей, прежде чем Рекка решила, что внутри ничего нет.

Она и сама несколько раз за свою жизнь использовала грязные трюки с помощью заклинаний и артефактов, но решила, что Ффеллсил был слишком жестоким магом. Как минимум, ему не следовало создавать гейс, который заставлял невинных людей находить смерть в погоне за пустыми шкатулками. Рекка сунула части шкатулки в котелок к цветным камешкам.

Её внимание привлекло движение на ковре. Она сразу же вспомнила про настойчивый гейс и приготовила заклинание, чтобы наконец уничтожить его. Магические формулы готовы были сорваться с её языка, пальцы замерли в готовности плести нужные жесты, но движение принадлежало не гейсу.

Шкатулка Ффеллсила оказалась не пустой.

Рекка с отвисшей челюстью наблюдала, как на её ковре материализовался мужчина в самом расцвете сил. Желай он ей вреда, он стал бы первым человеком за сотню лет, у которого был бы против неё шанс — но мужчина лежал неподвижно, как будто спал. Рекка потратила мгновение на то, чтобы подготовить свою защиту, и ещё одно — чтобы подивиться его одежде, похожей на которую она ещё не встречала. Это было немалое достижение, учитывая широту её странствий.

- Нетерил? - прошептала она.

Рекка видела изображения Ффеллсила и его коллег, но все они были созданы после падения Нетерила, ни одно из них не было точным и ни одно не изображало прошитую алмазной нитью рубаху, подвёрнутые штаны или туфли с квадратным носком.

Веки незнакомца затрепетали; Рекка внимательно присмотрелась к его лицу. Это было приятное лицо — того типа, какой Рекка видела у многих простолюдинов, мысли и мечты которых находились за гранью её понимания. И даже лорд танар'ри, поднявшийся из Бездны, не сумел бы насторожить её сильнее.

По крайней мере, лорд танар'ри не стал бы расходовать драгоценный запас воздуха в её пещере. Участок сознания Рекки, который поддерживал воздух пригодным для дыхания, уже ощутил нагрузку лишней пары лёгких. Ей нужно было доставить незнакомца в одно из убежищ на поверхности, которые она уже больше года не посещала. Лучшим выбором было убежище, расположенное в глубине леса, метко названного Зимним, где друид-изгнанник отрабатывал долг, присматривая для неё за охотничьим домиком.

Посох взял охотничий домик из её памяти. Он задрожал, пробуждаясь... и незнакомец тоже. Открывшиеся глаза оказались цвета мёда, и в следующую секунду в них засветился страх. Он начал бормотать на незнакомом языке: нетерезский. Воображение Реккки вспыхнуло от возможностей; слова могли активировать заготовленные заклинания, древние и современные. Звуковые активаторы нетерезских магов были утрачены вместе с их языком... до сего мгновения.

Рекка подумала о выгоде, которую получит, если проникнет в разум мужчины и поглотит язык целиком. Вместо посоха она потянулась к жезлу с наконечником в виде кристалла, специально настроенном устанавливать связь с другим живым разумом. Когда мужчина увидел жезл в её руках, он побледнел и умолк. Она представила себя на его месте — проснувшейся от тысячелетнего сна, наведённого, быть может, похожим жезлом.

- Успокойся, - посоветовала Рекка, опускаясь рядом с ним на колени.

Он, конечно, не понял её слов, но от ужаса или в результате своего заточения был слишком слаб, чтобы сопротивляться, когда она принялась чертить узоры языка на его лице. Он молча закрыл глаза и сжал кулаки так сильно, что они задрожали — но не от страха.

- Храбрец, - сказала Рекка, схватила его за запястья и подняла на колени. - Обещаю, это быстро закончится.

Вокруг его головы расцвёл нимб. Рекка прекратила дышать и прижалась к его лбу своим. Теперь перед ней встал выбор; сделай вдох — и язык Нетерила будет принадлежать ей, но незнакомец может остаться немым. Сделай выдох — и всеобщий язык Фаэруна проникнет в мысли мужчины, возможно, стерев любые другие известные ему языки.

Вдох или выдох?

Рекка сделала выдох. Мужчина похолодел в её хватке, температура его тела резко понизилась. Она сжала его крепче, сохраняя ему жизнь, пока её разум не опустел, как и лёгкие. Он был без сознания, а она — вымотана, но это была усталость успеха, а не поражения, и Рекка потянулась за посохом.

Был серо-стальной полдень, и на земле лежал свежий снег, когда посох перенёс их в дом в Зимнем лесу. Друида нигде не было видно, и судя по мусору на полу и дырах в крыше, ушёл он уже давно. Рекка потратила время, чтобы наслать на него проклятие, прежде чем пойти в атаку на этот хаос.

Если бы ведение домашнего хозяйства было магическим искусством, Рекка освоила бы его в совершенстве, но увы. Большая часть дыма от её огня уходила не в трубу, а в дыры в крыше, а незнакомец, ради которого она навалила тюфяков и простыней на кровать, стал сопротивляться, когда она уложила его.

- Можно подумать, у тебя вышло бы лучше, - буркнула она, набрасывая на него последнее пыльное одеяло.

Ему не нужно было отвечать. Она осмотрела его руки. Они были в царапинах и мозолях, руки человека, усердно трудившегося, хотя он был слишком упитан и хорошо одет, чтобы быть крестьянином. Волшебником он тоже не был — и в таком возрасте не мог быть учеником.

Он вызвал у Рекки такой интерес, который в последние десятилетия не вызывала никакая магия. Она хотела расспросить его о Нетериле и тех днях, когда волшебство взбесилось. Она не хотела, чтобы кто-то убил его, пока она будет охотиться за мясом для котла, брошенного на решётку очага, поэтому заключила постель в круг из соли и камфоры, призвав защиту, мерцавшую в такт его дыханию.

Зимний лес помнил Рекку. Он не отдавал ей ничего незаслуженного, ведь таков был обычай диких мест. Однако она нашла следы, которые не смогла бы заметить, если бы лес был настроен враждебно. Когда угрюмый вечер сменился ветреными сумерками, и Рекка вернулась в дом, у неё на плече висели два жирных кролика..

В очаге по-прежнему горел огонь — это было меньшим из двух удивительных событий, встретивших её. Большим удивлением, которое оказалось сложнее разглядеть, стал туманный призрак, парящий возле защитного круга. Призрак обладал обличьем молодой человеческой женщины, облачённой в одежду, похожую на одежду незнакомца, только лучшего качества. Рекка обратила внимание на золотые заколки в густых тёмных волосах.

Чародейка из Нетерила? Соперница Ффеллсила? Рекка подняла правую руку. Её указательный палец согнулся, потёр кольцо у основания большого, пробуждая заклинание, способное лишить эссенции любого призрака. Но она не стала им пользоваться. Призрак, казалось, не обращал внимания ни на что, кроме бесчувственного мужчины — даже на прочную защиту, которая взорвалась мириадами сине-зелёных искр, когда призрак неразумно попытался её преодолеть. Призрак отдёрнулся, и Рекка почувствовала его боль и безумное отчаяние — в той мере, в которой дух вообще мог источать эмоции.

Эти чувства, так похожие на грусть и разочарование, замеченные Реккой, когда настойчивый гейс не сумел проникнуть в её разум, стали ответом на загадку. Волшебница, которая создала гейс, наделила его частицей собственной души. Гейс был так настойчив, потому что она была настойчива... Потому что мужчина, заточённый в шкатулке, значил для неё больше, чем собственная жизнь? По известным Рекке законам магии — а ей было известно множество — подобная трансформация была невозможна. По крайней мере, сама Рекка не могла её осуществить и не допускала мысли, что на подобное способен менее опытный маг. Но когда призрак снова набросился на защитный круг, этот вывод стал неизбежен. Изгоняющее заклинание, застывшее на кончиках её пальцев, сгорело в огне любопытства. Рекка должна была узнать тайну гейса-призрака.

Рассыпающаяся магия всё-таки привлекла внимание призрака. Он повернулся к дверям, где стояла Рекка с мёртвыми кроликами в руках. Лицо призрака превратилось в красноречивую маску страха, не оставляя никаких сомнений, что дух сохранил свою личность; истинное чудо магии...

- Стой! - приказала Рекка, но её слово было лишено силы, и призрак исчез, как снег на ветру.

- Проклятье! - выругалась Рекка, отшвырнув кроликов. Они ударились о котёл, сбили его с решётки над огнём, расплескав горячую воду, которая потекла к мужчине, спящему в её защитном круге.

- Растреклятое проклятье! - продолжала Рекка, добавив неосторожное пожелание вернуть назад последние мгновения. Тяжёлый воздух наполнил комнату. Вода замедлилась, потом обратила своё движение. Рекка запоздало поняла, что делает.

- Холодный чай с булочками! - крикнула она проклятье, прекращавшее остальные проклятия. Вода снова потекла свободно и рамках нормального хода времени. Она смахнула её метлой.

Рекка почувствовала спиной чужой взгляд. Она обернулась и увидела, что её спящий незнакомец сел внутри защитного круга, проснувшийся и здоровый. Рекка убрала нож и погасила заклинание. Если она продолжит расходовать магию с такой скоростью, всю ночь придётся восстанавливать свой арсенал.

- Твоё имя? - потребовала она. Она никогда не была особенно любезна. Если мужчина проснулся, значит пора ему делиться знаниями, хранящимися под черепом. - Кем ты был и чем занимался, пока я не нашла тебя?

- Ирментелор. Второй... - он замолчал. Побледнел и пошатнулся. - Ирментелор... - начал он снова. - Второй... - и остановился на том самом месте, прижав ладони к ушам.

Мысленный обмен, напомнила себе Рекка. Имена были именами и оставались теми же, несмотря на обмен, но все остальные слова менялись. Ирментелор говорил на языке, который никогда не изучал. Ему казалось, что он не понимает собственных слов.

- Значит, тебя зовут Ирментелор?

Он опустил руки и уставился на них. На его лице сменились все эмоции, известные человечеству.

- Ирмен. Кажется, давным-давно меня звали Ирмен.

- Если ты родился в Нетериле, Ирмен — если ты разозлил волшебника по имени Ффеллсил, значит прошло по меньшей мере две тысячи лет с тех пор, как ты в последний раз видел солнце.

Его дрожь усилилась. Ирмен вцепился в колени, чтобы справиться с ней. Его взгляд метался из стороны в сторону — признак человека, который лихорадочно обследует свои воспоминания и понимает, что они превратились в прах.

- Ты родился в Нетериле? - спросила Рекка, не только ради ответа, но и чтобы остановить его лихорадочные попытки вспомнить. - Ты разозлил Ффеллсила?

- Ффеллсил? - спросил Ирмен. Он произнёс это имя немного иначе. - Зачем говорить тебе то, что ты и так знаешь?

Рекка сдержала возбуждение. Ирмен обладал силой духа, единственным качеством, которое она по-настоящему ценила в мужчинах; что более важно, он помнил что-то о своём бывшем языке. Она могла узнать устные активаторы нетерезской магии! Полная нервозной энергии, она схватила одного из кроликов и принялась свежевать его — с энтузиазмом, но без умения.

- Зачем, Ирмен? Затем, что я — всё, что у тебя есть, и ты представляешь себе, что я могу сделать, если ты откажешься.

Ирмен уловил угрозу.

- Да, можно сказать, что я разозлил Ффеллсила.

Рекка бросила потроха в огонь и вытерла окровавленную ладонь о бедро.

- Ты что-то у него украл?

Какое-то время он подбирал ответ.

- Он так решил.

- За дело?

Ещё одна пауза — длиннее, чем первая. Рекка подняла взгляд. Ирмен стиснул ладони и смотрел в огонь. Когда он заговорил, его голос был шёпотом:

- Свобода до сих пор считается преступлением?

- Некоторыми, - признала Рекка, ожидая вызова; её защита по-прежнему мерцала между ними. Даже если Ирмен не увидел её — особенно если он её не увидел — он чувствовал эту защиту, словно прутья клетки. Но мужчина удивил Рекку.

- Своё имя я сказал. Как мне называть тебя?

- Рекка.

Полуосвежёванный кролик норовил выскользнуть из рук хуже десяти связанных угрей. Нож соскользнул и отрезал ему переднюю лапу. Радуясь, что это был не её палец, Рекка бросила мясо и кости в огонь.

- Ну, хасрут Рекка, если ты доверишь мне этот нож, я позабочусь, чтобы мяса осталось достаточно для нас обоих.

Она сама могла бы сделать подобное смелое замечание, если бы оказалась на его месте. Рекке нравилась прямота; ей начинал нравится этот мужчина.

- А мне стоит доверять тебе нож? - спросила она обманчиво легкомысленным тоном.

- Нет, но доверие едва ли что-то значит, не так ли, хасрут?

Он снова удивил её сухой горькой усмешкой, сопровождавшей слова. Рекка проглотила собственную улыбку и убрала защитный круг. Она поднялась, оставляя нож и их трапезу на полу.

- Можешь забирать, я не привередлива.

- Как и я, хасрут Рекка...

Ноги Ирмена подкосились, когда он встал, испортив всю его браваду. Рекка могла протянуть ему руку, но не стала. Это было не в её обычае; и она сомневалась, что он поступил бы иначе. Мужчина восстановил равновесие и сделал осторожный шаг.

- Больше нет. Больше нет, хасрут, - в его голосе звучало поражение и отчаяние.

Рекка с некоторым удивлением поняла, что ей нужны от этого мужчины не только слова мёртвого языка. Для начала она хотела получить новую, не такую горькую усмешку, но понятия не имела, как её вызывать — одному обычному человеку у другого.

- Хасрут? - спросила она, когда он сделал два быстрых уверенных разреза ножом. - Почему ты так меня называешь? Что такое хасрут?

Он закончил свежевать кролика, насадил его на стрелу, которой Рекка убила животное, поднял над углями, и только потом ответил:

- Ффелсил был хасрут.

- Тогда я просто Рекка, которая украла деревянную шкатулку из пещеры Ффеллсила.

Ирмен попытался улыбнуться. Рекка увидела, как дёрнулись уголки его рта, но что-то сказанное ею вызвало у него горькие воспоминания. Может быть, шкатулка; нужно было взять с собой части, чтобы он мог сжечь свою тюрьму. Может быть, нечто иное. Так или иначе, Ирмен погрузился в печаль. Она приготовила заклинание, которое заморозит его на месте — чтобы он не сделал что-то глупое с ножом.

Аромат жаренного мяса приподнял мужчине настроение, но печаль оставалась где-то рядом. В логове под морем у Рекки был гримуар с заклинаниями, которые заставляли человека улыбаться, несмотря на любое горе или пытки. Она раздумывала, не взять ли книгу, пока Ирмен спит — после еды его покинули силы — но вместо этого предложила ему свой плащ и место у огня.

- Угли нас согреют, - предложила она.

- Нас?

Она попыталась превратить его мрачность в шутку.

- Мужчина и женщина вместе — ты же не забыл, как это, правда?

- Нет, но у меня есть кровать, - он указал на тюфяк и пыльные одеяла. - Этого мне хватит.

Ирмен снова её изумил, и на этот раз сюрприз был не из приятных.

- Я решила, что тебе не помешает компания после двух тысяч лет в одиночестве.

- Время. Мне нужно время, чтобы забыть... всё.

Женщину с золотыми заколками? Тёмноволосую женщину, которая его не забыла?

- Мне жаль, - мягко сказала Рекка, и учитывая, как давно она в последний раз говорила эти слова, они запросто могли быть нетерезскими.

- Вряд ли это имеет значение, не так ли? - ответил Ирмен и натянул одеяло по уши.

У Рекки был испытанный временем способ разбираться с теми, кто опозорил её; она находила причину убить их, пока они не успели рассказать о случившемся. Ирмен быстро заснул и попал под действие кошмаров, от которых его тело буквально трясло. Он был беззащитен перед ней — но в конце концов защита ему не понадобилась. Рекка сидела в другом конце холодной комнаты, по которой гулял сквозняк, закутавшись в плащ, который он не захотел делить. Впервые за долгое время её мысли были сосредоточены не на колдовстве, а на ещё более загадочном чувстве привлекательности.

Угли погасли, а она так ни к чему и не пришла. Её лицо было таким холодным, что моргая, она боялась, как бы не смёрзлись веки. Она согревала лицо в коленях, когда почувствовала перемены в комнате. Когда она подняла голову, гейс-призрак снова склонился над Ирменом.

На этот раз не было защиты, которая бы ему помешала, но призрак был бессилен повлиять на материальный мир или почувствовать его. Сначала Рекке было любопытно, но любопытство прошло, и наблюдать за попытками призрака стало просто больно.

- Прекрати, - предложила она, недостаточно громко, чтобы разбудить Ирмена, но подпитав свои слова магией — чтобы призрак услышал её и угас, как угаснул раньше.

Когда он пропал, Ирмен простонал единственное слово:

- Сарех...

Имя. Рекка могла приказывать призраку силой его имени, но не стала — не этой ночью. А на следующий день она решила, что уже слишком поздно. Хотя Ирмен ел и пил вместе с ней, он не получал от еды сил. К вечеру его кожа была похожа на серое небо над Зимним лесом. Он увядал... гибнул.

Рекка обследовала его с помощью магии, разыскивая волшебную причину его угасания. Она нашла только печаль и отчаяние. Она задавала ему вопросы, желая узнать о Нетериле и его языке как можно больше, прежде чем утратит мужчину. А ещё, допрашивая его, она подумала, что если Ирмен расскажет о Сарех, это может облегчить его боль.

- У тебя есть семья? Ты оставил кого-то, когда бросил вызов Ффеллсилу? - спросила она.

- Бросил вызов? - отозвался Ирмен, и его взгляд снова приобрёл решительность, которая так нравилась Рекке. Но она тут же пропала. - Нет. Никого, - прошептал он, отвернулся и уставился в огонь. - Я уже потерял всё.

Рекка была уверена, что он видит что-то в языках пламени. Кого-то. Его печаль была такой тихой, такой личной, что она — женщина, которая ничего не боялась — не посмела вмешиваться, даже с волшебным приказом. Его целостность стала ей дороже его счастья. Она была в растерянности, чего никогда прежде не случалось. На закате она сделала чай с жасмином, который взяла из морской пещеры.

- Выпей, - попросила она, сжимая его ослабевшие пальцы вокруг чашки. - Тебе нужно восстановить силы.

Ирмен взял дымящуюся чашку, но пить не стал.

- Ради чего? Для новых вопросов? Разве я не рассказал тебе всё, что знаю о хасрут?

- За Зимним лесом лежит целый мир. Новый мир, без хасрут. Я могу показать тебе...

Его лицо превратилось в маску, которая изгнала Рекку из мыслей мужчины надёжнее любого колдовства.

- Что? - спросила она, начиная расхаживать из стороны в сторону вокруг одеял, на которых он сидел. - Чего ты от меня хочешь? Что мне сделать, чтобы ты стал смеяться и улыбаться? Я вернула тебе жизнь, чего ещё тебе надо?

- То, что у меня было, хасрут Рекка. У тебя есть силы. Дай мне смерть — истинную смерть — и тогда я улыбнусь.

- Но ты жив. Ты свободен. Будь благодарен за это!

- Благодарен за то, что всё исчезло? Благодарен за то, что я остался последним и одиноким?

- У тебя есть я!

Тогда Ирмен повернулся к ней и увидел, что Рекка в гневе занесла руку. Она опустила её, но слишком поздно.

- Хасрут.

- Я не хасрут. Не обвиняй меня в своих неудачах. Я не виновата, что она умерла!

- Она? - тихо спросил Ирмен.

От ярости Рекка проигнорировала перемены в его голосе.

- Да, она — Сарех, тёмноволосая женщина с золотыми заколками. Дочь Ффеллсила? Его любовница? Ты соблазнил её? Думал, что сможешь увести?

Ирмен встал — неуверенно, но без посторонней помощи. Рекка ценила его храбрость, но этого не хватило, чтобы она стала осторожнее.

- Ты обычный, простой человек, Ирмен. У тебя нет шанса против магии — Сарех или Ффелсила.

Он стоял молча. Рекка подумала, что сумела вбить немного здравомыслия в его голову. Потом он заговорил.

- Обычный и простой, это верно — но я нёс знамя моего лорда и прикрывал его спину в битве. У меня была честь. Когда мы пошли к нему, он взял наши руки в свои и дал своё благословение: мне, его главному вассалу, и Инсарехал, его младшей дочери. У нас была честь, и даже больше: у нас была любовь. Но шансов против хасрут у нас не было.

Когда Ирмен выплюнул слово «хасрут», Рекка поняла, как Инсарехал смогла наделить гейс частицей своей души. Ярость Рекки была необычайной, подкреплённой веками чародейства и опыта; она была могущественной, но едва ли сфокусированной. Страсть Ирмена, обычная и простая, была такой тугой, что будь он магом — превратился бы в живой огненный шар или в молнию. Таланта у него, хвала Мистре, не было, зато был у Инсарехал. Это был полезный урок, который пригодится Рекке в будущем, но сейчас...

- Я не хасрут.

- Ты знаешь её имя! Мы умерли вместе. Хасрут Ффеллсил, как всегда, явился без предупреждения. Он собрал всё домовладение. В Нетериле обладать магией — значило принадлежать к хасрут, и они искали всегда. Обследовали каждого, всегда — от лорда до последнего слуги. Это было неприятно, потому что они наслаждались, но я не боялся — я проходил через это уже много раз. И Сарех тоже. Мы были нетерин; такова была наша жизнь.

- И тогда проклятый ублюдок вызвал её: «Инсарехал, подойди». У неё не было таланта, но это было неважно — хасрут хотел её. Она закричала и бросилась ко мне. Против хасрут наш лорд ничего не мог поделать. Мы знали — все мы — что произойдёт, если он попытается. Но с Сарех и мной случилось самое худшее...

Ирмен сделал ироничную паузу, хотя был разгневан.

- По крайней мере, мы так думали. Я поймал её раньше, чем он. Я помню огонь, когда держал её в объятиях.

- Мы погибли вместе. Ты вернула меня. Ты знаешь её имя. Где она, хасрут Рекка? Что ты сделала с ней, хасрут?

Рекка открыла рот.

- Я... я ничего...

Но отрицание не смогло прорваться через воспоминания о том, как угасал призрак-гейс.

- Я не хасрут, - бросила Рекка, выбегая из дома. Вера, а не факт.

Слова Ирмена преследовали её.

- Хасрут! Хасрут! У тебя есть магия для твоего сердца.

Прежде чем Рекка смогла справиться со своим гневом, от него пострадали три дерева и камень размером с медведя. Зимний лес бросил острый лёд ей в лицо: слишком много магии, слишком мало ответственности: хасрут!

- Нет!

Её голос потерялся в шуме ветра. Рекка могла бросить вызов буре, одержать победу в битве и проиграть войну внутри. Если уже не проиграла. Она была человеком, родилась смертной, но так никогда и не состарилась. Потому что прошла сквозь пряжу времени? Так она думала. А может, Ирмен был прав?

Рекка задрожала — от холода и стыда. Она не взяла с собой плащ, и хотя могла согреть себя заклинанием, магия не была выходом. Она присела за елью, повторяя себе, что она не хасрут, что у неё есть сердце, пока по пустоте внутри не поняла, что лжёт.

- Я ухожу. Я отправляюсь домой! - объявила она всем, кто мог слышать, но морская пещера с сокровищницей бессердечной магии была не тем местом, которое она хотела.

Если не туда, то куда? В охотничий дом? К Ирмену? С Ирменом?

Рекка обратилась к своим воспоминаниям. Она была одинока, но одинока — не то же самое, что одна. Она не променяла бы магию на чьё-то общество. К Инсарехал? Она чувствовала вину, и в пустоте её сердца вина была ужасна, но с магией или без магии чувство вины омерзительно. Из-за вины она никуда не пойдёт.

К себе? Потому что она привыкла быть одна и никогда не думала, что ей чего-то не хватает? Потому что единственная оставшаяся магия была магией смертного сердца, о котором она забыла, и единственным способом найти её был Ирмен и его возлюбленная?

Она призвала призрака-гейса. Тот, разумеется, не отозвался.

Бледное солнце опустилось за вершины деревьев и в безоблачном небе ярко загорелась луна. Рукава и штаны Рекки затрещали, когда она выпрямилась. Ясные ночи были самыми холодными — не теми ночами, когда стоит оставаться одной. Она вернулась обратно.

На пороге её следы пересекались с чужими — ведущими наружу.

- Проклятый дурак! - буркнула она и распахнула дверь мощным ударом. - Я не позволю никому из вас уйти!

Ирмен забрал её посох. Для него посох был бесполезен, разве что в роли костыля. Он оставил её плащ, который мог бы сохранить мужчине жизнь. Рекка набросила тяжёлый мех на плечи и бегом бросилась наружу. Он ушёл недалеко — только к изрезанному ветрами камню, где сидел, глядя на луну. Его глаза были закрыты и подёрнуты льдом, но на запястье бился пульс, и с губ сорвался стон, когда он посмотрел на неё.

- Отпусти меня... мы погибли вместе. Мы будем вместе.

- Дурак! Неважно, кому или чему ты поклоняешься, смерть совсем не такая. И в любом случае, она не совсем мертва.

- Она? - Ирмен отупел от холода.

- Сарех! Инсарехал! Кто же ещё? Ни один из вас не погиб. Тебя заточили в шкатулку, а она... - Рекка отчаянно пыталась подобрать объяснение, которое он примет и не начнёт презирать её сильнее, чем сейчас. - Это всё магия, Ирмен, а тебя не интересует магия. Ты говорил во сне, так я и узнала её имя. Но у твоей Сарех был талант к магии. Она выжила. Она узнала про шкатулку Ффеллсила и убедилась, что будет ждать, когда её гейс освободит тебя.

Ирмен начал дрожать. Он сражался с холодом, боролся со смертью. Рекка закутала его в свой плащ и положила его руки себе на плечи.

- Г-г-где?

- Это проблема. Ты её не видишь, а она не может тебя коснуться. Что же до меня... ну, Ирмен, тебе придётся поверить, что у меня есть сердце. Я совершала ошибки, но я не Ффеллсил — проклятье, как холодно! Давай отведём тебя в дом...

- Н-н-нет. Если Сарех здесь, - Ирмен закрутил головой, - дай мне увидеть её!

- Это не так просто.

- Д-д-дай мне её увидеть.

Он стал бороться с весом её рук. Он окоченел, и Рекка боялась, что повредит ему, если будет сопротивляться.

- Я не знаю, кто согреет нас, когда это кончится, но позови её.

Она ждала, пока Ирмен боролся со своей совестью. Наконец он прошептал:

- Сарех...

- Позови сердцем.

Ирмен вздохнул и в следующее мгновение знакомая форма Сарех замерцала в тенях, далеко за пределами досягаемости Рекки. Одной рукой придерживая Ирмена за плечи, Рекка поманила гейса-призрака.

Широко распахнув глаза, тот упрямо остался стоять на месте.

- Возьми мою руку! - приказала Рекка.

- Она здесь? Где?

- Скажи ей, что веришь мне.

- Это ложь.

- Так сделай это правдой. Или сдавайся. Мороз тебя прикончит.

Он закрыл глаза и принялся трястись.

- Доверься мне, Ирмен. Я не хасрут.

Сарех приблизилась, помешкала, протянула прозрачную руку. Рекка ничего не почувствовала, пока не вмешались рефлексы, сражаясь с заклинанием, защищая одержимую магией личность, с которой Рекка хотела расстаться. На мгновение казалось, что рефлексы возьмут верх, но кто-то, возможно сама Рекка, сказал «Доверься мне», и Сарех втекла в неё, холодная, как зимние сумерки.

Рекка отступила внутрь себя, за печати, способные защитить её память от нападения танар'ри. Её внешность стала меняться — её воля, её магия, её подарок Ирмену, позволяющий на самом деле увидеть утраченную возлюбленную.

- Сарех... - его голос трепетал.

Рука, по прежнему принадлежавшая Рекке, коснулась его лица. Было легко вырваться из собственной темницы, уничтожить Инсарехал, сохранив её облик и некоторые воспоминания. Но Рекка не знала, что делать с этими мягкими, деликатными пальцами, где коснуться щеки Ирмена, чтобы он улыбнулся.

Её голос произнёс «Ирмен» и целый поток других слов, которых она не понимала.

Превращение почти завершилось. Ещё мгновение, не больше двух-трёх секунд, и — да или нет — Рекка будет одержима... на какой срок?

Вопрос пришёл слишком поздно. Рекка отдала всё, кроме клочка осознания, что их губы прижаты друг к другу, она касается его, а он — её.

Хватит ли этого? Продлится ли оно?

Затем внутри неё возникло летнее тепло, лёгкий ветерок, приступ смеха. Рекка нашла ответ. Вечность — это недолго.

Спонсор перевода: VyachyNOS