В целительном огне. Стихи

Не надо слез, душа моя, не надо…

Когда-нибудь осеннею порой

Ворвутся в город ливни листопада

И ангелы закружат над горой.

Я выйду в сад, где лето щебетало,

Зажгу листву, и к жаркому костру

Промозглым утром путником усталым

Прильнет октябрь, озябший на ветру.

Мелькнут в дыму растраченные всуе

Былые дни, сгоревшие дотла…

Мы все блуждаем — в сумрачном лесу ли

Или среди бетона и стекла.

И будет так, пока под блеклым небом

Лелеет плоть ничтожество свое,

Томится дух меж волею и хлебом

И нераздельны быт и бытие.

Не воспарить, пока не возродится

Иная жизнь в целительном огне,

Покуда воет лунная волчица

На шар земной, плывущий в вышине.

Спускаются к водопою

Небесных коней стада.

Плывут над рекою Упою

Черемуховые холода.

Не слышится смех игривый,

Не льется напев струны,

И только над вдовой ивой

Колышется челн луны.

Слезой на луга и воды

Упала Полынь-звезда.

Плывут над землей

бесплодной

Черемуховые холода.

В астральном переплетенье

Вершу одинокий путь,

Надеясь былого тени

Хотя бы на миг вернуть.

И снова, как в спелом детстве,

Раздвинув покров миров,

Пытаюсь душой согреться

У их золотых костров.

Названивая лунной медью,

Мерцает в реке вода.

Плывут над землей

последние

Черемуховые холода.

В продрогшей до слез электричке,

Сбежавшей в рассветный туман.

По старой российской привычке

Италией грезит баян!

За окнами сонная стужа,

Седая безмолвная даль,

А здесь в перламутровых лужах

Купается алый миндаль.

Тень Данте витает устало

Над бездной лиловых полей…

Иллюзия, право, но стало

Как будто и вправду теплей.

Как будто по краешку рая.

Где воздух хрустально-лучист,

На душах остывших играя,

Провел нас слепой баянист.

Вдруг в сердце тревожно загложет,

Но это пройдет — ничего…

И каждый подаст сколько сможет

Ему за его волшебство.

Истекает рябиновый сок

На остывшую землю слезами.

Словно крошечный островок,

Деревенька плывет меж холмами.

А над нею, крыла распластав,

В сонном небе парит невысоко

Повивальник беременных трав

Суховей — ястребиное око.

Под тоскливый заоблачный грай,

В ожидании скорбного срока,

Мой покинутый маленький рай

Догорает во мгле одиноко.

Только черная стая ворон,

Облепившая тракторный остов,

Да угрюмый Харон похорон

Стерегут умирающий остров.

Время-мельница машет рукой,

Продувая безлюдные хижи.

Опускается вечный покой

С каждой осенью ниже и ниже.

Пучеглазая сука беда

Рыщет, души и плоть поедая…

Оттого и бежит в города

Бесприютная жизнь молодая.

Но все чаще ей снятся река

И заброшенный дом над рекою.

И петлей обвивает тоска,

И душа не находит покоя.

Умолкнут реки переливы,

И снова на сонных холмах

Зашепчутся синие ивы

И ветры рассыплются в прах.

Неспешным размеренным ходом,

По-царски задумчив и строг,

По травам степным, как по водам,

Незримо прошествует Бог.

Сжимаясь в восторге ребячьем,

Весь мир уместится в щепоть.

И вдруг бесприютно заплачет

Душа, облаченная в плоть.

Ореховый посох, сума за крыльцом,

Под небом, налившимся

Серым свинцом,

Хмельной, первородною жаждой томим,

Бреду — одинокий слепой пилигрим,

По крохам сбирая утраченный рай.

Играй, моя скрипка, в кромешной ночи,

Звучи — от унынья и лени лечи

Крылатую душу, увязшую в плоть.

И знает один молчаливый Господь,

Как долго скитаться без роздыху мне

По язвам дорожным.

По прелой стерне,

По весям дремотным, объятым тоской,

И есть ли надежда, и есть ли покой

Душе, заплутавшей в мирской кабале…

И есть ли прощенье

Заблудшей земле…