В деревне

IV

Какая-то гибкая темная фигурка, внезапно вырвавшись из-за двери, как зверок, шмыгнула мимо офицеров на двор.

— Стой!.. Держите!.. Эх вы! — закричал Незвацкий и, ударившись плечом о косяк, выскочил в двери.

Черкесов остался один. Он слышал, как по двору затопотал, звеня шпорами, поручик, как затрещал плетень к огороду и тоненько прокричал женский голосок. Стараясь, как давеча, не видеть скорченную белую груду в углу, он прошел дальше и, все еще не веря себе зачем, с странным биением сердца, отворил двери и вошел в хату.

— Никто не видит... не узнает... Другой раз так не удастся...— бессознательно мелькало у него в голове.

В хате было тихо и чисто. Убранные лавки стояли по стенам. Образа тускло блестели в темном углу. Пахло вкусно и крепко хлебом и щами. В углу, за ситцевой занавеской, кто-то прятался, и инстинктом Черкесов угадал, что это женщина и что она его видит. Он несмело шагнул к занавеске и отвел ее тихо и осторожно. Там, прижавшись к стене и прижав к груди руки, стояла невысокая худенькая девка, и ее темные глаза смотрели на Черкесова пугливо и дико. Черкесов подошел к ней вплотную. Что-то прыгающее и нетерпеливое точно толкало его. Девка смотрела на него, не мигая.

— Ты...— тихо проговорил Черкесов и сам услышал, как вздрагивает его голос.

Девка вдруг беззвучно заплакала, не спуская глаз с офицера. В хате было пусто и темно. В окна пахли вишни и слышно было, как где-то визжал колодезный журавль.

— Такая красивая и плачешь!— не зная, что сказать, проговорил опять Черкесов и взял ее под руку. Видно было, как неровно и тревожно подымалась грудь под белой грубой рубахой, и пестрела над босыми ногами яркая плахта. Черкесов вдруг нагнулся и поцеловал ее в щеку. Девка отшатнулась, и черные глаза ее так раскрылись, что все лицо ее исказилось. У Черкесова кружилась голова и ныли ноги. Сознание власти и безнаказанности озверяло его. Было стыдно, и страшно, и неизведанно сладко сознавать, что эта женщина в его полной власти, и он может делать с нею, что хочет. Вдруг руки у него задрожали и зубы крепко стиснулись. Глаза стали круглыми и бешеными. Он схватил девку за ворот рубахи и рванул. Оборвался шнурок и как-то чересчур быстро и как будто неожиданно вздрогнули перед ним две голые, круглые, смуглые груди. На мгновение он задохнулся и схватил ее в объятия, стараясь сделать как можно грубее и больнее.

Девушка не кричала. В ее широко раскрытых черных глазах было что-то безумное и далекое от него. И когда он повалил ее прямо на пол, она только дрожала и тихо шептала:

— Ой... ой... панычу... ой...

Под ним беззащитно трепетало маленькое, теплое, чужое и беззащитное тело, а колени его рейтуз, пачкаясь ерзали по пыльному глиняному полу. Лицо у Черкесова было красно, потно, с бессмысленно выпученными глазами, и он сам не замечал, как из угла рта на подбородок течет горячая возбужденная слюна.

Когда Черкесов вышел на улицу, уже был вечер. Над хатами и тополями мягко и прозрачно зажигались звезды.