В двух лицах

12

Бретон принял решение, запер дверь и побежал к «линкольну».

Он не знал, сколько Кэт пробудет у Палфри, но он должен был вернуться раньше нее, иначе она не поверит, что Джон действительно бросил все и ушел из дома. До рыбачьего домика было почти сорок миль на север — пустяки для могучей машины. Но там ему предстояло много сделать, а гнать быстро нельзя — наверняка остановит дорожный патруль. С его счастьем ему, естественно, встретиться двойник лейтенанта Конвери на колесах.

Машина слегка завибрировала, когда он нажал кнопку стартера, и тут же словно выжидающе затихла. Только стрелки приборов показывали, что мотор работает. Бретон выехал на улицу, повернул на север и нажал педаль газа. Мгновенное ускорение откинуло его голову, и он приподнял ступню, проникнувшись уважением к подвластной ему силе.

Он ехал осторожно, поворачивая то на запад, то снова на север, пока не добрался до шоссе на Силверстрим, где легкое нажатие ноги сразу увеличило скорость до шестидесяти, хотя пение мотора практически не изменилось. Хорошая машина, подумал он одобрительно. В глубине его сознания мелькнула сопутствующая мысль, что машина эта уже принадлежит ему, но он не стал ее додумывать.

Выезжая из города, Бретон для отвлечения принялся выискивать зримые различия между миром Времени Б и тем, каким ему запомнились эти места во Времени А. Но все вроде оставалось прежнем — те же склады пиломатериалов, те же площадки со старыми автомобилями, те же отделения банков, сиро жмущиеся в одиночестве вдали от материнских организаций, те же храбро оснащенные островки магазинов и нелепо разрозненные жилые кварталы. Точное повторение царства неряшливых потуг, которое всегда вызывало у него брезгливость. Ему стало ясно, что изменения нескольких человеческих судеб на городе никак не отразилось.

Когда машина отряхнулась от городской окраины и устремилась в монтанскую прерию, Бретон прибавил газ, и о ветровое стекло начали смачно разбиваться насекомые. Слева медное солнце клонилось к горизонту, убирая свои лучи с неба цвета павлиньих перьев. Далеко на востоке у края земли что-то замерцало, и он инстинктивно закрыл ладонью правый глаз в ожидании тейкопсии, обычного предвестника его припадков. Однако на этот раз обошлось без радужных зубцов. Он понял, что видел след метеора и отнял ладонь от лица. Так значит ливень продолжается? А что еще происходит?

Некоторые люди стали телепатами, спутники смещаются, с орбит, солнечная радиация создает помехи для радиосвязи, религиозные фанатики предсказывают конец света…

Сзади донесся какой-то звук, и рука Бретона, протянутая к радиоприемнику, застыла. Он напряженно прислушался, но легкий звук не повторился. Вероятно, Джон Бретон пошевелился во сне, подумал он и включил приемник.

«…НАСА рекомендует всем авиакомпаниям, имеющим сверхзвуковые самолеты, ограничить высоту полетов пятьюдесятью тысячами футов до последующего уведомления. Это ограничение вызвано сообщениями о резком усилении космической радиации, которое по мнению ученых создает опасность для здоровья пассажиров во время рейсов на большой высоте. В Вашингтоне сегодня утром…»

Бретон быстро выключил приемник с ощущением, что их будущее его и Кэт — находится под угрозой. Тоска по ней вновь шевельнулась в его теле, а сегодня ночью они вновь будут одни. Воспоминания об этом первом поцелуе с открытыми глазами, груди Кэт внезапно такие живые, высвободившиеся из своего нейлонового плена, бархатистые бедра — этот чувственный монтаж заполнил мозг Бретона, и он уже мог думать только о всепоглощающем чуде того, что Кэт жива.

Он вынудил себя вернуться к сиюминутным нуждам — следить за тем, чтобы белая разметка шоссе двигалась параллельно левому крылу, иногда смывать с ветрового стекла пятна размозженных насекомых. Но все время она стояла перед его глазами, и он знал, что больше не отпустит ее от себя.

Солнце закатилось за горизонт, когда он добрался до озера Паско и свернул на узкую дорогу, вившуюся среди сосен. Едва он въехал под деревья, как машину окутали сумерки. Бретон миновал два перекрестка, с тревогой сознавая, что последний раз он был тут двенадцать лет назад. На южном берегу стоял увитый плющом рыбацкий домик, который страшно его прельщал, хотя в те дни был ему не по средствам. Вот он решил, что Джон Бретон, разбогатев, конечно, купил именно этот домик, но тут Время Б могло и разойтись с Временем А. Что, если вкусы Джона изменились?

Проклиная себя за опрометчивость — почему он не уточнил местоположение домика, пока было можно? — Бретон вел машину по пустынному полузабытому проселку, который вывел его на вырубку у воды. Он развернулся на усыпанной галькой площадке и поставил машину между одноэтажным домиком и лодочным сараем, выкрашенным зеленой краской. Холодная озерная сырость заползла ему под одежду, едва он вышел из машины. Поеживаясь, он вытащил ключи из кармана и подошел к двери домика с темными окнами.

Третий ключ, который он испробовал, открыл замок. Он распахнул дверь, вернулся к машине и открыл багажник. Джон Бретон лежал, скорчившись, на боку. Лицо у него было зеленовато-бледным, от него резко и душно пахло мочой. Джек виновато вздрогнул. Его альтер эго лишился всего, даже простого человеческого достоинства, и Джек тоже ощутил себя запачканным. Он вытащил бесчувственное тело из металлической пещеры багажника и, ухватив под мышки, поволок в домик. На лесенке из трех ступенек перед дверью Джон невнятно забормотал и начал слабо вырываться.

— Все будет хорошо, — бессмысленно зашептал Джек. — Расслабься.

В большой комнате стояли глубокие кресла, обитые твидом. К выходившему на озеро окну был придвинут неосельский стол и деревянные стулья. Джек увидел четыре двери и открыл ту, которая по его расчетам вела в подвал. Он не ошибся. Оставив Джона лежать на полу, он повернул выключатель над деревянной лестницей, но свет внизу не вспыхнул. Быстро осмотрев комнату, он обнаружил в стенном шкафу рубильник, включил его и увидел желтое сияние за подвальной дверью.

Джон Бретон, когда он стаскивал его вниз, снова забился у него в руках. Джек пытался справиться с ним и удержать равновесие, но чуть было не сорвался с лестницы. Тогда он выпустил Джона, так что тот беспомощно скатился по оставшимся ступенькам, сильно ударятся о бетонный пол и замер без движения. Одна его нога была без туфли.

Джек Бретон перешагнул через него и направился к рабочему столу у стены, на котором лежали части мотора. Он выдвинул длинный ящик и нашел то, что искал — катушку рыболовной лески. Этикетка подтвердила, что это особая, недавно запатентованная леска, тонкая, как швейная нитка, и выдерживающая нагрузки в тысячи футов. Резаком на катушке он отрезал два куска. Одним связал кисти Джона у него за спиной, а второй пропустил через потолочную балку, надежно закрепил, а свободным концом обмотал руку Джона над локтем и затянул крепким узлом. Катушку он сунул в карман, чтобы Джон не сумел до нее добраться и воспользоваться резаком.

— Что ты со мной делаешь? — Джон говорил невнятным голосом, но разумно, хотя и очень устало. Джек как раз кончил возиться с узлами.

— Связываю, чтобы избежать лишних хлопот.

— Это я понял. Но зачем ты привез меня сюда? Почему я еще жив? — Джон еще не вышел из туманов снотворного, и в голосе его слышался лишь легкий интерес.

— Приезжал Конвери. Два раза. И я его испугался.

— Правильно сделал! — Джон попробовал усмехнуться. — Особенно, если он побывал у тебя дважды. Больше одного раза в день он никогда не заглядывал, даже когда пытался пришить мне убийство Шпиделя. Он прочел у тебя в душе. Конвери умеет читать в душах, знаешь ли… — Он захлебнулся в рвотном спазме и повернул лицо к пыльному полу. Джеку стало не по себе.

У него возникла смутная идея. Он поднялся наверх и принес из машины оба чемодана. Джон по-прежнему лежал на боку, но был в полном сознании и внимательно на него посмотрел.

— А чемоданы зачем?

— Ты только что ушел навсегда от жены.

— И ты думаешь, она этому поверит?

— Поверит, когда ты не вернешься.

— Ах, так… — Джон помолчал. — Ты намерен держать меня тут, пока Конвери не оставит тебя в покое, а тогда…

— Вот именно. — Джек поставил чемоданы. — А тогда…

— Замечательно, — с горечью сказал Джон. — Просто замечательно. Ты знаешь, что ты маньяк?

— Я уже объяснил свою позицию. Я подарил тебе девять лет жизни.

— Ты мне ничего не подарил. Это просто… ну… побочный результат твоих эгоистических планов.

— Но тем не менее результат.

— Если, по-твоему, такой довод должен примирить меня с тем, что я буду убит, ты безусловно маньяк. — Джон на мгновение закрыл глаза. — Ты болен, Джек и только напрасно теряешь свое время.

— Почему это?

— Ты мог втереться между мной и Кэт потому лишь, что мы созрели для появления кого-то вроде тебя. Но Кэт в любую минуту теперь поймет, что ты такое, и тогда она бросится бежать от тебя. Изо всех сил.

Джек уставился на своего альтер эго.

— Ты болтаешь, чтобы как-нибудь выкрутиться. Не выйдет. Это не старый фильм, которые ты так любишь.

— Я знаю. Знаю, что это на самом деле. Помнишь, как выглядел дедушка Бретон в то утро, когда мы нашли его в постели?

Джек кивнул. Непроизвольное выпучивание глазных яблок, вот как это назвали. Ему тогда было восемь, и профессиональный жаргон послужил плохим утешением.

— Я помню.

— В то утро я решил, что никогда не умру.

— Знаю. Или, по-твоему, я не знаю? — Джек судорожно вздохнул. — Послушай, почему бы тебе не обрезать концы?

— То есть как?

— Если я тебя отпущу, ты уедешь? Исчезнешь насовсем и оставишь нас с Кэт в покое? — Произнеся эти слова, Джек испытал прилив горячей благожелательности к своему альтер эго. Только так! Джон ведь несомненно предпочтет жизнь в другом месте смерти в этом подвале. Он внимательно следил за реакцией Джона.

— Ну, конечно! — Взгляд Джона оживился. — Уеду, куда угодно. Я не дурак.

— Ну и хорошо.

Они посмотрели в глаза друг другу, и в голове Джека Бретона возникло странное ощущение. Его сознание соприкоснулось с сознанием Джона Бретона. Соприкосновение было кратким, легким, как касание пушинки, но пугающим. Такое с ним произошло впервые, но сомнений не было. И он успел понять, что Джон солгал, объявив, что готов с поклоном удалиться со сцены.

— Наверное, мы просто созданы, чтобы подхватить телепатическую лихорадку, про которую трубят, — тихо сказал Джон. — Ведь твой мозг и мой должны быть идентичными.

— Мне очень жаль.

— А мне нет. Я тебе почти благодарен, если на то пошло. Я не сознавал, как много для меня значит Кэт, но теперь я знаю. Так много, что я не могу уйти и оставить ее такому, как ты.

— Даже если альтернатива — смерть?

— Даже если альтернатива — смерть. — Джон Бретон сумел улыбнуться.

— Хорошо, пусть так, — твердо сказал Джек. — Пусть так.

— Но ведь ты меня все равно не отпустил.

— Я…

— Телепатия — двусторонний процесс, Джек. Минуту назад я узнал о тебе столько же, сколько ты обо мне. Ты убежден, что отпустить меня было бы слишком рискованно. Ну, и еще кое-что.

— А именно? — Джек Бретон с беспокойством обнаружил, что утрачивает инициативу в разговоре, где верх безусловно должен был бы оставаться за ним.

— В глубине души ты хочешь меня убить. Я воплощение твоей вины. Твое положение уникально: ты можешь принести величайшую искупительную жертву — убив меня — и все-таки остаться жить.

— Это словесное шулерство, если можно так выразиться.

— Нет. Я не знаю, что ты перенес, когда в твоем потоке времени Кэт погибла, но психологически ты стал калекой, Джек. Оказавшись перед проблемой, ты закрываешь глаза на все решения, кроме одного — того, которое удовлетворит твою потребность убить.

— Ерунда. — Джек отошел проверять, плотно ли задернуты занавески на оконцах подвала.

— Ты ведь это уже доказал… по твоему собственному признанию. — Голос Джона становился все более сонным.

— Валяй дальше.

— Когда ты совершил этот решающий переход во времени, тебе вовсе не требовалось брать ружье и убивать Шпиделя. Ты мог бы добиться того же, или даже больше, если бы вернулся к моменту дурацкой ссоры, между мной и Кэт, когда машина сломалась. Тебе было бы достаточно просто предупредить меня.

— По-моему, я объяснил тебе принципы хрономотивной физики, — ответят Джек. — Момент прибытия не выбирается. Сознание притягивается к ключевому событию, к решающему моменту.

— Об этом я и говорю! Я ведь тоже страдаю «гемикранией сине долоре». И за последние девять лет десятки раз видел цветные движущиеся зигзаги. И проделал десятки переходов — всегда к моменту ссоры, потому что знал, что все началось с него. В нем заключалась моя вина, но ты, Джек, не мог этого выдержать. Некоторое время ты с этим смирялся, а потом — ты рассказал нам про это в ту ночь, когда явился, — потом ты постепенно сфокусировался на сцене убийства. На улицу начали накладываться деревья парка. Потому что сцена убийства обладала для тебя особым магнетизмом. Дело в том, что Шпидель стал для тебя идеальным козлом отпущения. Это был момент убийства Кэт, и взвешивать вопросы добра и зла времени не было. Времени хватало только, чтобы убить…

— Нет — нет, — прошептал Джек.

— Взгляни правде в глаза, Джек, это твой единственный шанс. Ты и я в то время были одним человеком, и потому я знаю, что таилось в глубине твоего сознания. Ты хотел, чтобы Кэт умерла. Когда приехал Конвери в тот первый раз, ты услышал тот же внутренний голос, что и я, — тот, что шепнул тебе, что ты свободен. Но в этом нет ничего ужасного… — Глаза Джона снова закрылись, голос начал ослабевать. — Нельзя любить женщину и иногда не желать ее смерти… Она не всегда такая, какой ты хочешь ее видеть… Иногда она хочет быть самой собой… И секрет в том, чтобы приспосабливаться… надо приспосабливаться… — Джон Бретон заснул, уткнувшись в пол лицом в синяках.

— Дурак, — сказал Джек. — Жалкий дурак.

Он поднялся по лестнице и постоял с рукой на выключателе, проверяя, все ли он сделал, чтобы Джон, когда очнется, не сумел освободиться. Он сможет ходить по середине подвала, но не сможет добраться до инструментов. Джону Бретону будет очень скверно, подумал Джек. Ну да недолго. Он выключил свет и вышел из домика, тщательно заперев за собой дверь.

Пока он был внутри, заметно стемнело, но небо буквально пылало огнями. Над северным горизонтом раскинулись призрачные полотнища красного и зеленого мерцания, изгибаясь и колыхаясь под грозными солнечными ветрами. Блеск был так силен, что в нем утонули северные звезды. На остальном небосводе можно было различить знакомые созвездия, но и они терялись в колоссальном бесшумном фейерверке метеорного ливня. Словно взбешенный великан бомбардировал ночной мир градом чудовищных камней. Их следы разбегались по атмосферному щиту в нервном ритме. Через них прочерчивали немыслимые дуги пылающие болиды.

Этот фантастический спектакль отражался в озере, превращая его поверхность в колышущееся зеркало. Слепо помедлив минуту, Бретон сел в машину, и его рука задела черный гладкий предмет на переднем сидении. Туфля Джона Бретона — та, что привлекла внимание лейтенанта Конвери тогда днем. Опустив стеките, он швырнул туфлю в воду, но она не долетела, и он услышал, как она запрыгала по гальке. Пожав плечами, он включил мотор и рванулся вперед, разбрызгивая камешки.

Ведя машину на юг по Силверстримскому шоссе, он поймал себя на том, что то и дело поглядывает в зеркало заднего вида, словно опасаясь преследования. Но позади не было ничего, кроме колышущихся огненных полотнищ.