Единственной, с кем Петелина откровенно обсуждала личные проблемы, была не ее родная мама, а заведующая архивом Людмила Владимировна Астаховская. Советы неформальной наставницы всегда помогали Елене, правда, раньше они касались служебных интриг, женских хитростей, профессиональных трудностей, а сейчас даже многоопытная подруга была бессильна.
Елена сидела на диване в своем кабинете и жаловалась Астаховской:
– Не пойму, что со мной творится: с дочкой поцапалась, Харченко ни с того ни с сего нагрубила, бывший звонил – бросила трубку. Я превращаюсь в стерву.
Людмила Владимировна заваривала чай.
– Извини, подруга, мне не довелось быть беременной, если не считать двух абортов на раннем сроке.
– Может, и мне так надо было.
– Ты что, забудь! Я сто раз уже пожалела, – грозно осадила Астаховская.
Она наполнила чашки, придвинула столик к дивану, устроилась рядом с Леной.
– Давай спокойно разберемся. Ты давно не девочка, у тебя вторая беременность, должна была научиться контролировать перепады настроения.
– С Настей все по-другому было. Мы ее очень ждали: и я, и Сергей, – призналась Елена. – А сейчас два мужика с ума сходят, мне прохода не дают, а я посылаю обоих куда подальше.
– Два мужика за тебя борются. Люди еще про нашего полковника шепчутся. Слушай, это успех! В глазах окружающих ты – неотразимая женщина, – попыталась приободрить беременную Астаховская.
– Дура я – это точно. Голову потеряла, и вот результат. – Елена вздохнула и провела рукой по животу.
– Значит, были и счастливые минуты, – с хитрым прищуром подначивала Астаховская.
– То-то и оно, что минуты, а последствия на всю жизнь. – Елена откусила печенье, запила чаем. – Теперь оба кругами ходят: и Марат, и Сергей. Смотрят на мой живот, дуются, ревнуют, требуют теста, того гляди сцепятся, как мальчишки. Они же и в школе из-за меня дрались.
– Я и говорю, ты счастливая.
– Да уж, одна и с пузом.
– Не одна, у тебя есть выбор.
– Я не хочу теста, боюсь навредить плоду. Каждому из них заявляю – это мой ребенок и точка! А они, как индюки, на словах выражают уверенность в своем отцовстве, а в глазах сомнение – хотят узнать наверняка. А меня это злит, я прямо спрашиваю: а иначе что, твоя любовь зависит от теста ДНК? Если любишь, принимай такую, какая есть.
– Слишком многого от мужиков хочешь, – покачала головой Астаховская. – Мужчины собственники, им надо знать, их это ребенок или чужой.
– Он мой!
– Мальчик? – заинтересовалась Людмила Владимировна.
– Да. Вчера на УЗИ была.
– Прекрасно. Он не только твой, у каждого малыша двое родителей.
– Не читайте нотаций. Лучше скажите, что делать?
– Для начала есть поменьше сладкого. – Астаховская убрала в тумбочку печенье и конфеты, вернулась к дивану. – Мальчик – это замечательно.
– Я тоже рада, – не смогла сдержать улыбку Елена.
– А представь состояние мужчин. У Марата есть дочь, у Сергея тоже, но каждый мужчина, что бы ни говорил, хочет иметь пацана. Тем более оба уже в таком возрасте, что ребенок для них не обуза, а радость.
– Их двое, а малыш один. – Елена бережно прикрыла руками живот.
– Вот и подумай за малыша, какого папу ты ему хочешь? Бизнесмена с деньгами или крутого опера? Определись.
– И что с того?
– Как что? – Рассудительная женщина наклонилась к Елене, по-отечески положила ей руку на плечо и понизила голос: – Малыш родится, мы проведем тест ДНК в нашей лаборатории, Света Маслова даст нужный результат. И живите счастливо!
– Укажет на того отца, которого я выберу? – неуверенно пробормотала Елена. – Это же обман.
– Да ладно тебе, сколько отцов воспитывают чужих детей. Может, и обманывать не придется. Вероятность пятьдесят процентов.
– Вы как моя мама, только та уже определилась, с кем мне жить, – грустно ответила Елена.