В глубине сердца

Глава 13

Мили между Раском и Нью-Саммерфилдом пролетели быстро, так как Клаудия выжимала из старого черного пикапа все, что можно. Чем дальше они уезжали, тем лучше чувствовала себя Саманта. Ей казалось, что, оставив за спиной маленький городишко, она оставила там и свои беды. Она не могла припомнить, когда последний раз чувствовала себя так легко и свободно.

К тому же, несмотря на ее неверие в силы старого пикапа, отсутствие у того глушителя и кондиционера, грузовичок тянул довольно сносно. Шумный выхлоп заглушался ветром, врывавшимся в боковые окна. С порывами ветра в глаза попадала пыль, и косу Саманты непрестанно трепало, но это была не очень большая цена за обретенную свободу.

Когда пикап въехал в городскую черту Коттона, Клаудия была вынуждена снизить скорость. Саманта наклонилась и показала рукой в окно с водительской стороны.

— Смотри, Клаудия. Видишь третий дом слева впереди?

Клаудия взглянула в том направлении, куда показала Саманта, а девушка тем временем пояснила:

— Я в нем выросла. — Она улыбнулась воспоминаниям. — Я обычно сбегала через заднюю дверь, когда хотела встретиться с Джонни. Он был моим лучшим другом.

Усмешка Клаудии стала еще шире, глаза блестели от сдерживаемого возбуждения.

— Сейчас он больше чем друг, не так ли?

Саманта зарделась, но отрицать очевидное было глупо. Заметив на улице знакомое лицо, она взмахнула рукой, но в этот момент пикап резко дернулся в сторону, и она очутилась на полу.

— Прости, — произнесла Клаудия, сильнее нажимая на педаль газа. — Я чуть не задавила собаку. — Она бросила холодный взгляд через плечо в окно, прежде чем вновь сосредоточить внимание на дороге. Уголком глаза женщина наблюдала за тем, как ее пассажирка пытается вскарабкаться обратно на сиденье. — С тобой все в порядке?

Саманта натянуто улыбнулась, чувствуя, что сердце постепенно начинает биться в обычном ритме. Шок от удара о переднюю панель и падения на пол оказался слишком сильным, чтобы пройти быстро. На секунду ей показалось, что они сейчас разобьются.

— Думаю, да, — ответила Саманта и отряхнула джинсы на коленях. — Но здесь весьма пригодились бы ремни безопасности.

Клаудия рассмеялась и похлопала ладонью по рулю.

— Эта малышка была изготовлена задолго до того, как начали устанавливать все эти штучки для безопасности. Наверное, примерно тогда, когда ты пришла в этот мир и начала цепляться за свою драгоценную жизнь.

Саманта вздохнула и попыталась улыбнуться.

— Я и впрямь старалась уцепиться.

— За свою драгоценную жизнь?

Саманта вздрогнула. Вопрос выплыл словно ниоткуда, но, взглянув на женщину за рулем, она сказала самой себе, что просто вообразила, будто за словами той скрывается угроза. Так они и продолжали ехать.

Клаудия безостановочно болтала, что вполне устраивало Саманту. Она уже поняла, что для поддержания разговора нужно всего лишь кивать время от времени да улыбаться.

Все ее внимание было приковано к пышной придорожной зелени, деревьям, густыми рядами выстроившимся вдоль дороги. Но ее задумчивость сразу улетучилась, когда она поняла, что Клаудия притормаживает.

— Что случилось? — спросила Саманта. Клаудия усмехнулась.

— Мне нужно отойти за кустик, — сказала она и заерзала на сиденье, изображая нетерпение. Ее розовые шорты и рубашка были мятыми и пыльными и прилипали к потному телу, но Клаудия, казалось, не обращала на это внимания.

— Конечно, надо было остановиться на заправке в Коттоне, но мне казалось, что я смогу дотерпеть до Нью-Саммерфилда.

— Ты хочешь сказать, что…

— Мне надо отлить, — грубо сказала Клаудия. — Но я не собираюсь останавливаться на обочине и выставлять свою задницу на всеобщее обозрение. — Она засмеялась, изогнув брови. — Я очень щепетильна насчет того, кому показывать свои прелести, если ты понимаешь, о чем я.

Ее смех оказался таким заразительным, что, какое бы замечание ни готово было сорваться у Саманты с языка, оно улетело в окно вместе с ветром и хихиканьем Клаудии.

— Вон, посмотри! Там дорога. — Клаудия показала на узкий съезд прямо перед ними. — Я проеду чуть подальше, в глубь пастбища, чтобы нас не было видно с шоссе. Потом сделаю свое дело, и мы в один момент окажемся снова на пути к магазину.

Саманта пожала плечами.

— О'кей. Но только следи за тем, куда едешь. А то застрянем здесь, а за помощью добираться далеко.

— А то я не знаю, — бросила Клаудия и повернула машину, не снижая скорости, едва заметным движением кисти.

Колеса глухо ударились о старую заросшую колею. Машину подбросило на ухабе. В этот момент Клаудия нажала на газ. Колеса завертелись по густой зеленой траве обочины и внезапно, вновь гулко ухнув, снова попали в колею.

Саманта одной рукой схватилась за сиденье, а другой уперлась в крышу пикапа, чтобы не удариться головой.

— Держись! — прокричала Клаудия и хохотнула, когда из-под колес выпрыгнул заяц, пытаясь убраться с дороги, и помчался прочь, суматошно прядая своими длинными ослиными ушами, словно пушистыми антеннами. Затем Клаудия рассмеялась, глядя уже на Саманту: уж очень та была испугана тем, что заяц чуть не попал им под колеса.

Шоссе быстро скрылось из виду, так как дорога обогнула небольшой, похожий на кнопку холм, и запетляла дальше, к тому, что когда-то было человеческим жильем. От дома почти ничего не осталось, кроме прогалины между деревьями, остатков забора да полуразрушенных ворот, чьи створки висели, кажется, только по привычке. Все вокруг — по колено заросло травой. Рядом с полуразрушенным дымоходом стояло когда-то величественное дерево, теперь почерневшее, без листьев; его костлявые ветви давно оставили попытки предоставлять кров и тень…

Саманта вцепилась в раму открытого окна, чтобы удержаться на сиденье, когда пикап срезал разросшийся смородиновый куст. Она услышала, как твердые незрелые ягоды замолотили по днищу старого грузовика, который замедлил ход и остановился под голыми ветвями мертвого дерева.

— Это место подойдет, — сказала Клаудия. Саманта закатила глаза, благодаря Бога за то, что они все еще целы. Она начала убирать волосы с лица, ожидая, что Клаудия сейчас выпрыгнет из машины.

Но этого не последовало. То, что произошло в следующий момент, оказалось таким же неожиданным, как и вся поездка по проселочной дороге. Волосы Клаудии оказались у нее в руках. Светлый курчавый парик, сама сущность Клаудии-официантки, теперь лежал на сиденье между ними. Без него яркий красный рот вдруг стал совершенно уместным на открывшемся лице. Темно-каштановые волосы, прямыми прядями спадавшие до плеч, обрамляли пару блестящих зеленых глаз, потемневших от ненависти. И тут Саманта разглядела револьвер.

— Я знаю тебя, — задохнулась она и чисто рефлекторно попыталась открыть дверь. Но бежать все равно было некуда.

Раздался выстрел, оглушительный от своей близости и внезапности.

— Конечно, знаешь. Еще бы, не узнать жену человека, которого ты убила!

Саманта была в шоке. Ее в конце концов нашли. Ненависть на лице этой женщины была неподдельной. Несмотря на все, что они с Джонни предпринимали, ее преследователь пришел, как обещал. С дико бьющимся сердцем она попыталась отвести глаза от оружия, направленного ей в лицо.

— Выбирайся! — закричала женщина. Стоило Саманте заколебаться, как новый выстрел прогремел прямо у нее над ухом. На этот раз пуля прошла гораздо ближе, чем первая, и у Сэм не осталось сомнений в том, какая судьба ее ждет, если она не подчинится.

Она открыла дверь и, споткнувшись, выбралась из кабины. И хотя она отчаянно пыталась совладать с собой, унять дрожь в ногах и попробовать выработать план действий, у нее ничего не получилось. Женщина и ее револьвер были совсем рядом и очень реальны.

— Иди вперед! — раздался приказ. Саманта повиновалась, в то же время пытаясь уяснить себе смысл диких обвинений.

— Почему, Дезире? Почему я? Я ничего не сделала тебе или Донни. Я больше всех в агентстве переживала, когда услышала о его смерти. Я знаю, что потеря любимого человека — это трагедия. Но еще хуже, если теряешь его из-за наркотиков. Тебе надо…

— Заткнись! — завопила Дезире. — Ты даже не понимаешь, о чем говоришь. Донни Адонис был звездой. Он обладал всем тем, чего нет у тебя, и ты завидовала! Именно. Завидовала! Ты отобрала у него роль и отдала тому типу с телевидения, у которого уже лысину было видно.

Женщина рассмеялась хриплым, истеричным смехом.

— Роль Кейси Уайлдера была будто создана для Донни. Эта роль в новом фильме компании «Касл-Рок» вытащила бы его из того болота, в которое он попал. Но нет! Тебе захотелось поиграть в Господа Бога! Ты лишила Донни достоинства и веры в себя, когда отдала роль другому. И разочарование убило его!

Дрожа от удовлетворения, что наконец-то раскрыла свое инкогнито, Дезире повела револьвером перед лицом Саманты и глумливо ухмыльнулась.

— С кем ты трахалась, чтобы погубить жизнь Донни?

Грубое обвинение заставило Саманту вздрогнуть. Эта женщина была вне себя, просто невменяема. Она ждала, что револьвер, который Дезире держала в руке, в любую секунду может выстрелить. Но женщина, вместо того чтобы стрелять, вдруг начала плакать. Саманта взмолилась в надежде на спасение. «Если Дезире способна плакать, то, может быть, ее удастся убедить в моей непричастности к смерти Донни», — подумала она. Но надежда умерла так же быстро, как и появилась, когда Дезире вдавила дуло револьвера в щеку Саманты и начала выплевывать слова, захлебываясь от ненависти и брызгая слюной:

— Наверное, тебе это очень понравилось, сучка, и потому ты так сильно унизила Донни, что он покончил с собой. Слышишь ты меня? Он убил себя! А значит, будет гореть в аду, и я никогда не увижу своего возлюбленного снова.

Она шагнула еще ближе к Саманте, ярость в ее голосе уступила место сухому расчету, быстрый переход от одного к другому пугал сам по себе.

— Поэтому, видишь ли, ты умрешь. Я запланировала это заранее. Изменить голос по телефону было несложно. У меня полно друзей в разных местах, у которых есть необходимая аппаратура. Но подставить тебя оказалось самой хорошей идеей, тебе не кажется? — Она улыбнулась еще шире и начала объяснять:

— У меня есть друг — у меня вообще полно друзей. Один из них провел меня в кабинет, в котором ты работала. Я сказала, что пропало кольцо Донни и, кажется, он мог обронить его во время своего последнего прихода туда. Они разрешили мне искать, и искать, и искать. А когда я видела, что в кабинете никого нет, я печатала те письма, которые посылала потом тебе. Получилось просто идеально, правда? Таким образом, полиция не стала помогать тебе искать меня, потому что они считали, что меня не существует.

Засмеявшись, женщина хлопнула себя револьвером по бедру. Саманта инстинктивно вздрогнула при звуке удара металла о живую плоть.

Так же внезапно спокойствие покинуло Дезире, вернувшуюся из прошлого в настоящее.

— Ты отняла жизнь у Донни, поэтому я отберу твою у тебя. Чтобы попасть в ад, точно так же как и он, ты тоже должна умереть.

Саманта споткнулась. Боже праведный! Эта женщина не в себе!

— Дезире, дай мне объяснить.

Глаза Саманты расширились от страха, она отчаянно пыталась сдержать дрожь в голосе. Она не должна показывать Дезире, как испугана, иначе та немедленно сорвется и произойдет непоправимое.

Женщина перед ней полностью преобразилась. Вместо легкомысленной, хихикающей официантки перед ней стояла напряженная, озлобленная фурия на грани сумасшествия. Ее глаза горели, дыхание было тяжелым и прерывистым, красный рот сжался в узкую кривую полоску. Она махнула револьвером в направлении Саманты и приказала.

— Заткнись и иди вперед!

Саманта сделала несколько шагов и снова обернулась, чувствуя, что Дезире знает, куда ведет ее, и что, когда они туда доберутся, разговаривать будет поздно. Там она умрет.

— Ты должна выслушать меня, Дезире. Донни был наркоманом. Он пропустил два прослушивания, а когда наконец явился, то был в таком состоянии, что не мог даже прочесть текст. У меня не было выбора. Моя работа в том и состоит, чтобы подбирать надежных актеров для ролей. Донни был хорошим актером, но не умел держать себя в узде. Он всегда был слишком безалаберным.

Саманта набрала в легкие воздуха и тихо выдохнула. Она должна убедить эту женщину в своей невиновности, иначе будет поздно.

— Донни не совершал самоубийства, это был несчастный случай. Он принял слишком большую дозу. Вскрытие подтвердило это. Ведь это было во всех газетах. Ты должна помнить.

Дезире пошатнулась. Ее глаза закатились, и на секунду Саманте показалось, что та сейчас упадет в обморок. Она приподнялась на цыпочках, выжидая, когда появится шанс убежать, но этого шанса ей не дали.

Дезире глубоко вздохнула, расправила плечи и выкрикнула Саманте в лицо:

— Ты лгунья! Грязная лгунья! Заткнись! Заткнись навсегда!

Но Саманта продолжала, словно ее и не прерывали:

— Такое ведь случалось и раньше, правда, Дезире? Но в тот, последний раз он зашел слишком далеко, и врачи просто не смогли спасти его. Это не его вина. И не твоя. И, клянусь Господом, не моя тоже. Донни был болен и просто не смог выздороветь.

— Нет! Он мертв, и все это из-за тебя! — снова выкрикнула Дезире.

Саманта даже не увидела, как это произошло.

Дезире нанесла удар. Ее нога взметнулась вверх и вперед, ударив Саманту точно в солнечное сплетение. В глазах взорвался ослепительный свет, воздух вышибло из легких. От удара девушка отшатнулась назад. Послышался громкий треск, и она почувствовала, что земля проваливается у нее под ногами, а затем поняла, что куда-то падает. Не в силах вздохнуть после удара, она даже не смогла закричать.

Прогнившие доски, скрывавшие старый колодец на заброшенной ферме, подались под ее весом. Падая, Саманта еще успела посмотреть наверх и подумать, что Клаудия-Дезире говорила истинную правду. Кажется, у нее действительно был черный пояс по карате. Удар это подтверждал. Дезире закружилась в танце восторга, дрожа от напряжения и радостного возбуждения. Она сделала это! Саманты Карлайл нет! Внезапно ей захотелось увидеть собственными глазами, убедиться наверняка, что Саманта не сможет вернуться оттуда, куда она ее отправила.

Дезире перегнулась через край колодца и вгляделась в глубину темной узкой шахты, затем начала смеяться. Гладкое хорошенькое личико внизу теперь было все в грязи и крови. Тело, которое так любил шериф Найт, лежало скрюченное, неестественно вывернутое, полускрытое мелкой водой. Так же внезапно, как возникло, возбуждение Дезире пропало. Она медленно выпрямилась и начала озираться вокруг, чтобы убедиться в последний раз: их никто не заметил. Опасный огонек зажегся в глазах, обшаривавших окрестности. Нет, это уединенное место было выбрано идеально.

Револьвер тяжело повис в безвольной руке женщины. Она опустила на оружие удивленные глаза, словно впервые почувствовала его тяжесть, и дважды сморгнула, выходя из оцепенения.

— Если бы он видел тебя сейчас, то вряд ли потащил бы сразу в кровать, — произнесла Дезире отрывистым лающим голосом и повела револьвером вниз, чтобы подчеркнуть свои слова.

Затем вдруг расставила ноги и нацелила оружие в жерло колодца. Ее палец дернулся на спусковом крючке, и все же она не выстрелила. Ей пришла в голову мысль: если Саманта умрет слишком быстро, ее мучения будут недостаточны. Донни страдал. Пусть пострадает и она.

— Нет, — словно продолжая разговор с самой собой, сказала Дезире. — Ты так просто не отделаешься, мисс Саманта Карлайл. Ты будешь умирать долго. И, лежа там внизу, в отчаянии, корчась от боли, зовя своего любимого и тщетно умоляя о пощаде, вспоминай, что ты сделала с моим Донни. Вот тогда ты по-настоящему пожалеешь о содеянном.

Женщина прикрыла отверстие парой досок, отвернулась и двинулась к грузовику.

Распахнув дверь, она наклонилась и, открыв свою сумочку, вытащила из нее записку, которую написала шерифу Саманта. Скомкав ее, Дезире бросила бумажку на землю и вдавила в грязь носком туфли. Удовлетворенная тем, что не берет с собой ничего принадлежавшего ее врагу, она вытащила из-за сиденья сумку и торопливо спрятала револьвер под одеждой. Сощурив глаза от слепящего солнца, она подняла светлый парик.

— Еще один, последний раз, — напомнила она себе, поправляя парик перед зеркальцем заднего вида, чтобы ни одна прядь ее рыжих волос не была видна из-под него. Не оглянувшись на сцену преступления, Дезире Адонис завела грузовичок и поехала к шоссе. Полчаса спустя она уже стояла на автобусной остановке рядом с кафе Мэрили, ожидая междугородного автобуса до Далласа. В Далласе она села на самолет и вылетела в Лос-Анджелес.

Светлый курчавый парик и револьвер были оставлены ею в женской комнате далласского аэропорта за несколько минут до посадки. Никто, кроме Саманты Карлайл, не мог теперь связать Дезире Адонис из Калифорнии с Клаудией Смит из Техаса. Но мертвые говорить не умеют.

Сознание вернулось вместе с болью и растерянностью. Почему, подумала Саманта, она лежит вся мокрая и замерзшая, а ее кровать столь тверда и бугриста? Потянувшись, чтобы набросить одеяло на тело, она громко застонала, когда ее рука ткнулась в стену колодца. Холод пробрал ее до костей.

— Джонни… мне холодно, — пробормотала она. Но никто не пришел и не укрыл ее. Никто не унял боль. Она не могла понять, почему ноги никак не распрямляются и почему она не может просто скатиться с кровати, как сделала это сегодня утром.

Лишь после третьего болезненного вздоха она вспомнила Дезире Адонис и инстинктивно дернулась, пытаясь избежать удара, которого не увидела. Но было слишком поздно. Удар пришелся в цель, и она лежит в колодце.

— О Господи, — прошептала она. Реальность вернулась, и Сэм сразу почувствовала свое изломанное, дрожащее тело, когда попыталась приподняться. Стоило ей шевельнуться, как позвоночник пронзила резкая боль, отозвавшаяся даже в затылке. Непроизвольный вскрик заметался по колодцу, отражаясь странным эхом на своем пути вверх, на свободу.

С полными слез глазами, Саманта в ужасе зажала рот рукой. Что, если Дезире все еще рыщет где-нибудь поблизости? Крик мог выдать этой сумасшедшей, что Саманта все еще жива.

Она не могла знать, что Дезире Адонис давным-давно уехала. Она лишь чувствовала, что ей больно и она совсем одна — в таком одиночестве, в каком не была ни разу за свою жизнь.

— О Боже! — шептала она, в то время как слезы промывали дорожки сквозь грязь и кровь на ее лице. — Не дай мне умереть. Только не сейчас. Только не тогда, когда я снова нашла Джонни.

Она посмотрела вниз, на воду, в которой сидела, и вдруг испугалась, что она может оказаться здесь не одна. Беспокойство о том, что ее не найдут или что она умрет от голода, может оказаться излишним, если она свалилась в колодец со змеями. Смертельный яд водяной гадюки просто завершит то, что начала Дезире.

Долгие, полные боли минуты она сидела, прислушиваясь к звукам в воде и наверху. Убедившись наконец, что она одна в своей полузатопленной могиле, Сэм вздохнула с облегчением. Хотя бы за такую малость стоило быть благодарной Господу. Она помолилась, глубоко вздохнула и вновь попыталась встать на ноги, на этот раз гораздо медленнее и осторожнее. Слезы и пот смешались на ее лице, в то время как она пыталась пересилить боль, разраставшуюся в ноге.

— О Боже! — застонала она, почувствовав, что стены колодца закружились вокруг нее. Девушка опустила голову между руками, вцепившимися в стену, и прильнула к холодным камням, не замечая, что тоненькие усики корешков, выбивающихся между ними, щекочут ее кожу, словно бегающие по ней пауки.

— Думай о Джонни. Думай о Джонни. — Впившись пальцами в плотную кладку стены колодца, Сэм медленно и глубоко вздохнула, пытаясь придумать, как выбраться отсюда.

Где-то в глубине ее мозга забрезжила картина с каскадером, выбирающимся из расщелины в горах. Она закрыла глаза и попыталась сконцентрироваться на том, как именно он поднимал свое тело вверх.

— Дымоход, — пробормотала она. — Он называл расщелину дымоходом.

И тут же вспомнила, как скалолаз использовал свои руки, ноги и спину в качестве рычагов-распорок, упирающихся в узкие стены. Она даже вспомнила, как он пыхтел, с натугой передвигая свое тело вверх, всего по нескольку сантиметров за одно движение.

— Это должно сработать, — простонала она, припоминая, как далеко они с Дезире отъехали от шоссе и каким пустынным было это заброшенное место. — Я не хочу умереть в этом колодце.

Саманта подумала о записке, которую оставила Джонни, и у нее блеснул луч надежды, но тут же погас, когда она вспомнила, как Клаудия собирала мелочь, вывалившуюся из сумочки. Она внезапно с ужасом почувствовала, что каким-то образом Клаудии удалось уничтожить записку, а она этого не заметила. Вместе с запиской Клаудия уничтожила и ее жизнь.

— Боже, помоги мне, потому что Джонни не в силах этого сделать, — прошептала она и прижалась спиной к стене колодца. Спина была ободрана, но оказалась способной выдержать ее вес, когда Сэм начала свое карабканье вверх, к солнцу, манившему с высоты. Пот выступил у нее на лбу, холодные капли побежали по ложбинке вдоль позвоночника. Едва начав свое восхождение, Саманта поняла, что пот был вызван не жарой, а болью.

При каждом движении ноги в колено словно впивались раскаленные иголки. Она посмотрела вниз, ожидая увидеть деревянные щепки, торчащие из ее джинсов. Джинсы были целы, но ногу словно охватило огнем.

Она вновь посмотрела вверх. Теперь выходное отверстие начало двигаться, а затем, будто в кошмаре, начали вращаться стены. Сэм протянула руки в тщетном усилии остановить это движение и упала обратно в воду.

Она зашлась в агонизирующем крике, цепляясь за остатки сознания, когда сгусток боли пронесся от ноги к позвоночнику. Боль разрасталась, а не утихала. Все вокруг закружилось быстрей и быстрей, и небытие обволокло Саманту.

Возможно, прошли минуты, часы, даже дни, когда она очнулась снова. Она не могла этого понять. Дневной свет еще проникал в колодец, но тени на стене стали короче, и она поняла, что этот или другой день, в зависимости от того, сколько она пролежала в беспамятстве, близится к закату. Приближалась ночь. А с нею страх. Беспричинный, невозможный страх.

— Помогите! Помогите! — закричала она, повторяя и повторяя свой призыв, пока у нее не пересохло в горле. — Кто-нибудь, вытащите меня отсюда! Я здесь!

Она взглянула вверх на исчезающие лучи света, не дыша от страха, что Дезире может вернуться. Когда она взяла себя в руки и смогла рассуждать более-менее логически, то пришла к выводу, что Дезире Адонис скорее всего давно покинула место своего преступления. Поняв это, она почувствовала, что ее охватывает ужас. Саманта поперхнулась всхлипом. Никто не сможет поведать миру, что произошло с ней.

Время шло.

Долгие часы Саманта кричала и звала на помощь, стоя на цыпочках в странном убеждении, что, хоть немного приблизившись к отверстию наверху, сможет быть лучше услышана. Но в глубине души она осознавала, что будет просто чудом, если ее кто-нибудь услышит.

Ноющее колено внезапно подломилось, и Сэм с громким отвратительным плеском шлепнулась в холодную мутную воду. С едва теплящейся надеждой в сердце и молитвой о спасении она опустила голову на колени и отдалась отчаянным рыданиям.

И пришла ночь. Офис шерифа графства Чероки был охвачен лихорадочной активностью. Полицейские из двух соседних графств, так же как и пара техасских рейнджеров, направленных Уиллером Джо Тернером, изучали карты и намечали районы поисков. Муниципальные полицейские, так же как и все взрослые мужчины Коттона и Раска, толпились в маленьких помещениях и на прилегающих улицах.

Поскольку исчезновение Саманты Карлайл было официально признано похищением, к ним направлялась группа агентов ФБР, хотя Джон Томас знал, что требования о выкупе не поступит. Вспоминая о письмах с угрозами, что получала Саманта в Лос-Анджелесе, он делал безусловный вывод: чего бы ни хотел преследователь от Саманты, но уж точно не денег.

Местные жители рвались в бой: какой-то паршивец из Калифорнии похитил женщину прямо у них из-под носа, и это им не нравилось. Были организованы поисковые группы. Землевладельцы предлагали провести поисковиков по своим землям в надежде обнаружить пропавшую женщину.

На всех дорогах в трех графствах, примыкающих к графству Чероки, были выставлены блокпосты. Все силы были брошены на задержание Клаудии Смит, которая, они надеялись, приведет их к Саманте.

Но деловой гул в главном зале не успокаивал Джона Томаса. Он нарушил обещание, данное единственной любимой им женщине, не сумел охранить ее покой.

Сузив глаза, он склонился над столом, бессмысленно глядя на карту. «Бог да поможет Клаудии Смит, если я доберусь до нее».

Кэрол Энн крикнула из соседней комнаты:

— Шериф, Пит Мюллер на первой линии!

Джон Томас поднял трубку и мысленно отгородился от шума за стенами его кабинета.

— Шериф Найт.

— Эй, Джон Томас. Помнишь того парня из Калифорнии, что застрял здесь? Ну того, у которого «ягуар»? Я подумал, что тебе будет интересно узнать. Он умчался сегодня из города около полудня.

— Черт его побери. Я же предупредил, чтобы он сообщил мне, если соберется уезжать, — проворчал Джон Томас.

— Он был готов смыться, едва попав сюда.

— Ты не понял. Машина была готова два дня назад и ждала его, начиная с позавчера.

— А он уехал только сегодня? — удивился Джон Томас.

Это было странно. Человек, которого они с Монти допрашивали, горел нетерпением выбраться отсюда как можно скорее. Тогда почему, когда его машину уже починили, он вдруг решил остаться? Неужели у Клаудии Смит был сообщник? Неужто они неправильно оценили ситуацию?

— Спасибо за информацию, Пит. Возможно, в ней что-то есть.

— Не за что, дружище. — Пит повесил трубку.

Джон Томас гаркнул сквозь гул:

— Эй, Монти!

Монти подпрыгнул за своим столом и, лавируя между полицейскими и добровольцами, направился к столу шерифа.

— Что случилось, босс? — поинтересовался он.

— Дай Кэрол Энн данные на этого Аарона Рубина. Помоги ей составить его словесный портрет и описание «ягуара». Он покинул город. Я хочу быть уверен, что он уехал один.

— Слушаюсь, сэр, — отчеканил Монти и двинулся к столу диспетчера.

Меньше чем через час полицейский участок опустел, остались только Кэрол Энн и Делмар. Оба диспетчера вызвались дежурить круглосуточно, пока не найдется Саманта.

С треском и щелканьем ожили рации, по мере того как одна за другой поисковые группы докладывали о прибытии к местам начала поисков. И после этого, если не считать коротких промежуточных сообщений, в радиоэфире установилась тишина. Поиски начались.

В глухих местах добровольцы использовали джипы или пробирались сквозь чащу на лошадях. Где было можно, шли пешком, осматривая каждую щель и каждую ямку, каждую лужу, каждую расщелину в поисках следов недавнего пребывания там людей. Каждый раз, когда ищущие натыкались на место, где земля или трава казалась потревоженной человеком, они как один замирали, надеясь, что не им придется обнаружить бездыханное тело подруги шерифа.

Дневной свет почти совсем исчез, но они этого не замечали, пока не поняли, что приходится сильнее вглядываться в тени, которых не было раньше, и при движении цепью труднее становится различить идущего рядом.

Еще через час стало ясно, что необходимо прервать поиски. Группы спасателей были бессильны продолжать работу в темноте. Им пришлось прекратить поиск и, разбив лагерь, ждать до рассвета. Джон Томас стоял у костра и смотрел, как оранжево-желтые языки пламени лижут дрова. У него щемило сердце. Он мог думать только о том, что отдал бы год своей жизни за возможность начать этот день сначала.

Она была в безопасности, пока ему не позвонили насчет тех угонщиков скота. После этого все смешалось, мысли путались, набегая друг на друга, пока он не почувствовал, что сейчас сойдет с ума. Он понимал, что этим Саманту не вернешь. Нужно сосредоточиться.

Но память упрямо возвращала его к тому, что он ей обещал. Провалиться его душе в преисподнюю! Он клялся умереть ради нее. Но не смог ничего сделать. Жизнь без Саманты потеряла смысл.

Некоторые из местных жителей ушли домой, пообещав вернуться утром, другие решили остаться на месте, где прервали поиски, желая побыстрее приступить к делу, когда снова взойдет солнце.

Отвергнув поочередно предложение перекусить, выпить кофе, поболтать, Джон Томас расстелил походный матрас в отдалении от всех остальных. Сидя на нем, он попытался восстановить в памяти все, что случилось с того момента, как он понял, что Саманта исчезла, до нынешней минуты. Но сколько бы он ни прокручивал эти мысли в голове, единственным указателем на то, где находится Сэм, оставался пучок травы, который он вытащил из-под старого черного пикапа Мэрили.

Как ни силился, шериф не мог найти ни одной характерной особенности в этом пучке, даже в той же ветке смородины, исколовшей его руки. Беспокойно ворочаясь на матрасе, он думал: где, в каком состоянии пытается сейчас уснуть Саманта?

«Господи, не дай мне найти ее слишком поздно!» В желудке у него заурчало. Но даже мысль о еде вызывала тошноту. Ему не нужна еда. Все, что ему нужно, — это Сэм.

Когда Джонни закрыл глаза, перед ним вновь всплыл пук травы и листьев, который он вытащил из-под того старого черного пикапа.

Ответ должен быть где-то в этой засохшей траве. Он был там, его просто не могло там не быть.

Инстинкт подтолкнул шерифа обратно к машине. Ему вдруг захотелось еще раз взглянуть на это вещественное доказательство. Лампочка багажника светила тускло, но давала достаточно света, чтобы он мог убедиться: трава и стебли лежат там, куда он их бросил.

— Что это ты рассматриваешь? — спросил один из пожилых жителей Коттона, проходя мимо, затем заглянул в багажник, и попытался вызвать улыбку на лице шерифа, пошутив:

— Нашел плантацию марихуаны? — И тихонько засмеялся собственной шутке. Джон Томас вздохнул и отступил от машины.

— Нет, просто пучок травы и всяких других растений, который я вытащил из-под старого грузовичка Мэрили.

Он бросил зелень в багажник и начал было закрывать крышку.

— Вижу, что вместе с травой ты заполучил и веточку ежевики, — сказал старик.

Джон Томас замер. Ежевики? Он думал, что это черная смородина. В этом была небольшая, но разница. Может, это и есть подсказка, ускользавшая от него раньше?

— Как правило, ежевика не растет в диком виде, как черная смородина, это так? — спросил он.

— Да. — Старик почесал голову и облокотился на машину, готовясь вспоминать прошлое. — Когда я был пацаном, у моей матери был огромный огород, где она выращивала овощи и ягоды на продажу. Там были два самых длинных ряда ежевики, которые ты когда-нибудь видел. Мы с младшим братом рвали эти ягоды круглый год. На пальцах, конечно, оставались следы, но мамины муссы были очень полезны для желудка.

Он потрепал шерифа по спине и побрел прочь, увидев, что того мало интересуют его рассказы.

Пульс Джона Томаса стучал громко и часто, мысли вихрем мчались в голове. Что конкретно это могло значить для его расследования? Фермы, выращивавшие ежевику на продажу, были разбросаны по всему Восточному Техасу. Но он не думал, что Клаудия отвезла Саманту на одну из них. Там всегда многолюдно. Единственное, что приходило на ум, — это заброшенная ферма и разросшиеся заросли ежевики, когда-то бывшие огородом.

Вслед за этой мыслью пришла другая. В большинстве заброшенных поселений можно было найти кусты и заросли, когда-то бывшие ухоженными садовыми растениями. Но на скольких фермах росла ежевика?

— Эй, Бад!

Старик остановился и обернулся.

— Ты, случайно, не знаешь, где в округе растет одичавшая ежевика?

Старик подумал и покачал головой.

— Я-то нет, а вот твой помощник Майк Лоулер может знать. Он же заядлый охотник. Он истоптал почти каждый квадратный сантиметр Восточного Техаса.

Джон Томас с грохотом захлопнул багажник. Лоулер был в другой поисковой партии, но ему вдруг нестерпимо захотелось увидеться со своим помощником.

— Скажи людям, что я скоро вернусь, — сказал Джон Томас подошедшему Монти.

Монти лишь раз взглянул на пустое выражение на бледном лице своего босса, затем взобрался на сиденье рядом с ним и начал застегивать ремень безопасности.

— Что это ты делаешь? — спросил Джон Томас.

— Еду с вами.

Шериф не стал возражать.

Спустя примерно полчаса он уже вел серьезный разговор с Майком Лоулером, склонившись над картой района, на которой Майк показывал места своих охотничьих экспедиций, совершенных за последние двадцать лет.

Несколько часов спустя Джон Томас притормозил у своего дома. Из-под крыльца выскочил Бандит, виляя хвостом и потявкивая от радости.

— Что нам здесь надо? — поинтересовался Монти.

— Немного поспим, а когда рассветет, захватим с собой собаку. У меня появилась одна идея. Она может сработать, а может и нет. Но в моем положении нельзя упускать ничего, даже подсознательных догадок.

Монти кивнул.

— Я лягу на кушетке.

— Если хочешь, можешь лечь на любую кровать, — грубовато предложил Джон Томас. — Я не могу спать ни на одной из них без… — Он с трудом сглотнул, не в силах закончить фразу.

— Мы найдем ее, шериф, — сказал Монти. — Вам нельзя терять надежду.

«Ты не понимаешь, мальчик, — подумал Джон Томас. — Надежда — это все, что у меня осталось».

Незаметно, пока Сэм не смотрела наверх, пришла ночь, принеся в глубокую шахту колодца пугающую кромешную тьму. Несмотря на мрак, прорезаемый лишь мерцающим светом звезд над головой, она чувствовала, что больна. Только лихорадка порождает галлюцинации блестящего света, которые начали мерещиться ей.

Она потерла колено и поморщилась, когда оно подалось под ее рукой, горячее на ощупь даже сквозь джинсы. Саманта едва сознавала реальность, впадая в забытье с пугающей периодичностью. Но каждый раз, приходя в себя, девушка понимала, что ее состояние ухудшается. Дважды ей казалось, что она слышит голос Джона Томаса. Каждый раз она кричала до хрипоты, но он не отвечал.

Понимание того, что ей видятся вещи и люди, которых нет на самом деле, испугало ее больше, чем сама нора, в которой она сидела. С каждой минутой Сэм ощущала себя все более больной, трясущейся и слабой.

Поднялся ветер, зашумевший в длинной траве наверху, отчего Сэм начало казаться, что что-то или кто-то находится рядом. Но каждый раз, когда она звала, ответом ей была тишина.

Горло Саманты саднило от постоянных криков, губы высохли и опухли, растрескавшись то ли от удара о землю, то ли от жажды.

Отчаявшись, она шлепнула ладонями по жиже, в которой сидела, и простонала:

— Что за идиотизм! Я умираю от жажды, находясь по колено в воде, от одного запаха которой меня тошнит!

Густая омерзительная субстанция, бывшая когда-то водой, видно, копилась здесь годами. Но Саманта давно уже перестала бояться, что кто-то или что-то составляет ей компанию. Даже змея не протянула бы долго в этом склепе. От этой мысли девушка вновь громко, страшно зарыдала; звуки, вырывавшиеся из горла, вскоре перешли в душераздирающий крик. Даже змея не выживет. Маленькое узкое облачко скользнуло по серпу месяца, ненадолго скрыв слабый лунный свет. Саманта вздрогнула, закрыла глаза и уронила лицо в ладони.

Через мгновение ее несчастья остались позади, так как она снова провалилась в мир галлюцинаций. Это спасло ее рассудок.

Ей виделось лицо матери, слышался голос мальчишки из детства, зовущий ее поторопиться, затем она почувствовала его руки, обнимающие ее, гладящие лицо… тело… как тогда, когда они занимались любовью.

Она шевельнулась в воде, пытаясь поудобнее устроить ноющую ногу и избавиться от пульсирующей боли за закрытыми веками, но это не помогло. Боль, вцепившаяся в тело, все росла, увлекая ее в благословенное лихорадочное забытье. Ночь прошла, и наступило утро, но Саманта этого не заметила. Она была без сознания.

Дезире Адонис вставила ключ в замок и повернула, улыбнувшись про себя громкому щелчку. Дверь открылась. Она сморщила нос. В квартире стоял затхлый запах, но она быстро избавится от него. Она снова дома — навсегда! Дезире повернула налево, захлопнув за собой дверь.

Бросив сумку на диван в груду беспорядочно валяющихся подушек, словно она только что вернулась из гимнастического зала, Дезире прошла на внутреннюю веранду, выходившую к бассейну. Дежурная лампа отражалась в воде, блестящие зайчики дрожали и ломались на слегка колышущейся поверхности. Женщина облокотилась о перила и, глядя в затемненный угол бассейна, представила Саманту Карлайл в глубине колодца. Посмотрев вверх на звезды, она глубоко вздохнула и пошла обратно в дом, едва заметно улыбаясь. Эта квартира была зарегистрирована на девичье имя Дезире. Иначе ее, как и остальное имущество, отобрали бы суды после смерти Донни. Но это не имело значения. До сегодняшнего дня деньги заботили ее меньше всего. Дезире прошла в спальню. Не включая свет, она сбросила одежду и мысленно отметила, что нужно будет выбросить ее вместе с остальным мусором, накопившимся в квартире. Ей не нужны напоминания о совершенных деяниях. Достаточно внутреннего удовлетворения. Наслаждаясь прохладой воздуха, овевавшего ее обнаженное тело, Дезире, не торопясь, прошла в ванную, зашла в душ и повернула краны. Вода брызнула сначала рывками, перемежаясь с воздушными пробками, образовавшимися в долго не работавших трубах, а затем полилась свежими и чистыми струями на ее лицо, волосы, кожу. Она сделала то, что хотела. Женщина, погубившая ее жизнь, была мертва. Или скоро будет. В этом Дезире была уверена. Теперь наступило время позаботиться о собственной жизни.

Эта мысль испугала ее. Что у нее осталось? Вся ее жизнь была заполнена Донни. После его смерти смыслом жизни стала месть. Сейчас, когда месть совершена, она поняла, что не знает, как жить дальше. Дезире вдруг почувствовала себя потерянной и опустошенной.

Страх погасил лихорадку возбуждения, которой она была охвачена на пути из Техаса в Калифорнию; ощущение успеха, переполнявшее ее, начало уступать место другим, глубинным чувствам. Она оперлась руками о стену, подставив лицо струям льющейся воды.

Внезапно она начала смеяться. Громкие, отрывистые взрывы истеричного хохота перемежались полузадушенными всхлипами. Дезире упала на колени и закрыла лицо ладонями, затем резко оторвала их от лица, когда воспоминания о том, что она сделала, переполнили ее.

Не выключив воду, она выскочила из душа и бросилась на кровать, не обращая внимания на то, что оставляет мокрые пятна на атласном покрывале.

— Смерть пришла к ней. Смерть пришла к ней, — пробормотала она и, перевернувшись на спину, слепо уставилась в потолок над кроватью, изрезанный тенями.

Поздним утром следующего дня Дезире сидела у трельяжа, нанося косметику на лицо перед выходом в город. Она сощурила глаза, наложив слой темно-розовой помады на верхнюю губу, затем, облизнув мизинец, провела им по краю полоски, подправляя очертания рта. Несколько минут спустя, завершив макияж, она уже надевала скромное, но модное летнее платье черного цвета. Как бы там ни было, а она все еще была в трауре.

Солнце едва успело подняться из-за горизонта, когда во двор перед домом Джона Томаса въехала машина. Залаял Бандит, но второе предупреждение было излишним, так как Джонни уже услышал шум двигателя.

Он провел ночь без сна, вновь перечитывая письма, полученные Самантой от @сталкера. Он искал намек, след, который они, возможно, упустили раньше. Обнаружить ничего не удалось, и мысль о том, что, когда он найдет Саманту, может оказаться слишком поздно, осталась с ним.

— Кто-то приехал, — сказал Монти, выходя из ванной с полотенцем в руках.

— Я слышал, — ответил Джон Томас. — Свежий кофе на кухне. Если хочешь, выпей. Я уезжаю через пять минут.

Монти поспешил выполнять приказ, в то время как шериф вышел встретить гостей.

— Шериф Найт?

Маленький щеголеватый мужчина в строгом синем костюме с профессиональной улыбкой на лице протянул руку.

— Я инспектор Уильямc из ФБР. Извините, что мы не смогли прибыть раньше. Насколько я понимаю, вещественные доказательства, те письма, что посылал похититель, находятся в вашем распоряжении и поиски уже развернуты. Может, посвятите меня в детали? После того как я ознакомлюсь с фактами, возможно, потребуется некоторая реорганизация действий.

Ни холодное, высокомерное выражение на лице собеседника, ни тот факт, что он предлагал изменить планы в разгар операции, не вывели Джона Томаса из равновесия. У него не было времени на честолюбивое выяснение отношений по поводу того, кто кем командует. Все его мысли были сосредоточены на прошедшей ночи, на том, что Саманта была где-то там, в темноте… в одиночестве… Может быть, страдая от боли.

— Я не думаю, что это похищение, — коротко бросил Джон Томас. — Кто-то преследовал Саманту Карлайл в Калифорнии, как охотник выслеживает дичь. Мы полагаем, что это женщина, известная нам под именем Клаудия Смит, которая последовала за нами, когда я перевез Саманту сюда. И стоило мне повернуться спиной, как она утащила ее у меня из-под носа, — закончил Джон Томас голосом, полным ярости. — Требования о выкупе не поступало, и не думаю, что поступит.

Прежде чем инспектор сумел ответить на его сообщение, Джон Томас закричал:

— Монти! Принеси мне письма Сэм! Быстро!

Мгновением позже Монти выскочил из двери, — прижимая письма к груди, ошарашенно вглядываясь расширившимися глазами в то, что происходило во дворе.

Джон Томас почти бросил письма в лицо агенту ФБР, свистнул Бандита и пошел прочь.

За годы службы в Бюро инспектор Уильяме встречался с недоверием, неприятием, даже отвращением со стороны полицейских на местах. Те часто считали, что он мешает им проводить расследование. А сейчас он впервые столкнулся с тем, что его требования были приняты без единого слова протеста. Но, хотя он держал в руках, казалось, единственные вещественные доказательства, у него было твердое ощущение, что от него просто отмахнулись. Еще никогда его не игнорировали так запросто. Ему это не понравилось.

— Стойте! — приказал он, видя, что Джон Томас отстегивает поводок от ошейника Бандита и сажает того на заднее сиденье патрульной машины. — Куда это вы собрались? Мы еще не провели совещание. Я хочу обсудить…

— У меня есть помощник, Майк Лоулер. Найдите его. Он с вами поговорит.

— Куда вы едете? — спросил Уильяме.

— Искать Саманту Карлайл, — ответил Джон Томас. По его мнению, говорить больше было не о чем.

Монти запрыгнул в машину, успев захлопнуть дверь за секунду до того, как та рванулась с места. Джон Томас выехал задним ходом со двора, оставив инспектора стоять с озадаченным лицом в его костюме-тройке. Все, что тот мог сделать, — это держать брошенные ему письма и громко клясть независимость техасцев.

Они проехали пару миль, и тут ожила автомобильная рация. Через ранний утренний воздух донесся голос Кэрол Энн. Монти, отметив рассеянное выражение на лице босса, ответил сам. Однако сообщение диспетчера они оба прослушали с одинаковым вниманием.

— Утром поступил звонок шерифу Найту. Ему следует увидеться с женщиной, живущей по адресу: Сансет, 1222, Коттон. Она сказала, что, возможно, обладает информацией, интересующей вас. Да, словесный портрет водителя «ягуара», который мы разослали вчера вечером, оказался пустышкой. Его остановили на границе штата, с нашей стороны от Далласа. Пассажирка, с которой он ехал, оказалась не Клаудией Смит, а всего лишь горничной, убиравшей комнаты в мотеле «Тексас Пиг».

Монти ухмыльнулся и прошептал в сторону шерифа так, чтобы его слова не попали в эфир:

— Теперь мы знаем, почему Рубин провел лишний день в Коттоне. Видимо, ему начали нравиться местные виды. — А в микрофон сказал: — Вас понял. Мы направляемся в Коттон. Конец связи.

Джон Томас включил мигалку и сирену и развернул машину на шоссе. Возвращение в Коттон вместо присоединения к поисковой группе, которую он покинул вчера вечером, было меньшим из двух зол.

Они с Лоулером обсуждали расположение ежевичных зарослей и охотничьих угодий, пока у него не начала разламываться голова. Единственный вывод, к которому они пришли, состоял в том, что надо брать Бандита и начинать обследовать ферму за фермой в тех заброшенных местах, где, как помнил Майк Лоулер, он видел ежевику. К несчастью, шансы на успех были невелики. Майк Лоулер сказал, что таких мест в округе довольно много.

Завывающая сирена заставила идущий впереди автомобиль прижаться к обочине, уступая дорогу. Теперь ему нужно было только чудо. Может быть, та дама в Коттоне сообщит хорошие новости. Любая информация лучше, чем ничего.

— С кем мы собираемся встретиться, босс? — спросил Монти.

— Если я правильно запомнил адрес, это жена баптистского священника. Надеюсь, она скажет больше, чем то, что они молились вчера вечером о пропавшей женщине.

Монти кивнул и на всякий случай еще раз проверил, хорошо ли пристегнут ремень безопасности. Пейзаж за окном слился в сплошную зеленую ленту.

— Если бы я не пошла на молельное собрание вчера вечером, я бы не узнала того, что заставило меня позвонить вам, — произнесла Аманда Пруитт, жестом приглашая шерифа и его помощника опуститься в кресла в своей гостиной.

— Да, мэм, — отозвался Джон Томас, зная, что заставить Аманду Пруитт говорить о деле будет весьма непросто. — Насчет вашего звонка. Можете вы сообщить нам что-нибудь об исчезновении Саманты Карлайл? — Он затаил дыхание, надеясь, несмотря ни на что, услышать что-нибудь дельное. Аманда его не разочаровала.

— Не хотите ли попробовать кофейный торт? Я только что вынула его из духовки. Преподобный отец просто без ума от моего кофейного торта.

Джон Томас качнул головой, заметив тоскливую мину на лице Монти, когда женщина внесла в комнату торт и поставила его сбоку на тумбочку на недоступном расстоянии от них.

— Вернемся к вашим новостям. — Джон Томас был настойчив.

Аманда Пруитт кивнула, возвращаясь в свое кресло.

— Как я говорила, пока я не пошла в церковь, я и знать не знала ничего о старом черном грузовике-пикапе.

«Пожалуйста, пусть это хоть что-то значит!» — взмолился Джон Томас и зажал кулаки между коленями, чтобы не поддаться соблазну попросту вытрясти из нее информацию.

— Герман Симмонс… Вы знаете Германа, его старший сын одного с вами возраста, так ведь, шериф? — Джон Томас кивнул и стиснул зубы, думая, что она никогда не доберется до сути.

— Как бы там ни было, Герман сказал мне, что полиция считает: тот, кто увез ее, мог ездить на старом черном пикапе, это так?

— Да, мэм, — ответил Джон Томас. — Мы так думаем. Пожалуйста, миссис Пруитт, почему бы вам не сказать мне: вы видели Саманту?

— Ну, когда я стояла в саду, поливая бегонии, я увидела старый черный грузовичок, проезжавший мимо. Это было примерно в десять — пол-одиннадцатого утра.

Сердце Джона Томаса подпрыгнуло. Время совпадало.

— И еще, — продолжала она, — я увидела блондинку за рулем. Я запомнила ее, потому что она издавала страшный шум. — Аманда Пруитт хихикнула. — Я имею в виду машину, не женщину. У нее не было глушителя, понимаете? А ведь законом запрещено ездить без глушителя, не так лк, шериф?

— Да, мэм, это так, — произнес он. — Так вы сказали — женщина за рулем была блондинкой? Она была одна?

— Нет, не одна. Но пассажира я рассмотреть почти не успела. Он буквально промелькнул у меня перед глазами, и все. Я знаю только, что у него были темные волосы. Это я могу сказать точно.

У Джона Томаса упало сердце. Он! Ему бы хотелось услышать совершенно другое.

— Вы уверены, что это был мужчина? — спросил он. Она прищурила глаза и задумалась.

— Ну, у них были опущены стекла. Водительница была вся в кудряшках. Их трепало на ветру. У второго волосы были стянуты назад. Не видно было, чтобы их трепало ветром.

Монти внезапно подпрыгнул в своем кресле.

— Шериф, помните, вчера утром вы послали меня за сменой одежды? Саманта тогда заплела волосы в косу. Длинную косу, до пояса. Издали любому может показаться, что волосы у нее короткие, совсем короткие, если не заметить косу.

С вновь пробудившейся надеждой Джон Томас продолжил расспросы.

— Миссис Пруитт, можете ли вы вспомнить еще хоть что-нибудь, что поможет нам? Хоть что-то. Пожалуйста, постарайтесь сосредоточиться. Это очень важно.

Она пожала плечами:

— Даже не знаю. Я бы не запомнила даже этого, если бы не видела эту машину дважды. Когда видишь одно и то же по нескольку раз, оно врезается в память, не так ли?

Ее утверждение чуть не выбросило Джона Томаса из кресла.

— Что вы имеете в виду, говоря «видела дважды»?!

— Нет, правда! — воскликнула Аманда Пруитт и испуганным жестом прижала руку к груди. — Грузовик проехал через Коттон, а менее чем полчаса спустя вернулся обратно. Одно я знаю точно: если пассажир не лежал на полу или что-то в этом роде, то, кроме водителя, там уже никого не было.

— Вы уверены? — Не в силах сдержать волнение, Джон Томас вскочил на ноги.

— Да, сэр. В таких случаях я не ошибаюсь. К тому же я все еще стояла в саду, поливая мои бегонии. Им требуется очень много воды в это время года, и я…

— Миссис Пруитт, мы крайне признательны за ваше сообщение, — прервал ее Джон Томас и бросился наружу. Монти бежал за ним по пятам.

— Пожалуйста, пожалуйста, — проговорила она, глядя, как они бегут по дорожке к полицейской машине. Она покачала головой и закрыла дверь, удовлетворенная тем, что исполнила свой гражданский долг.

— Что вы думаете? — спросил Монти, когда они выехали на северную дорогу из Коттона.

— Я думаю, нам просто повезло, — сказал Джон Томас. — Засекай время. Развалюха Мэрили больше восьмидесяти километров в час не выжимает. Если не увидим чего-нибудь раньше, скажи, когда пройдет десять минут.

— Вы правы! — воскликнул Монти. — Куда бы она ни отправилась с Самантой, ей нужно было остановиться, вытащить ее из машины, спрятать тело… — Его лицо побелело как полотно, когда до него дошло, что он только что сказал. — О Господи, босс, я не имел в виду…

— Не надо, — бросил Джон Томас. — Я сам передумал достаточно обо всем этом. — Его черты окаменели, глаза стали совсем темными, губы кривились, словно ощущая горечь слов, только что сорвавшихся с них. — Но этот вариант я сейчас не рассматриваю, пока нет. Почему-то мне кажется, что Сэм еще жива. Я не знаю, почему я так думаю. Может быть, это отторжение непоправимого, может быть, интуиция. Но я чувствую, что я знал бы, если бы ее не было в живых. Я не могу объяснить…

— И не надо, — тихо произнес Монти. — Я, возможно, лучше, чем кто-нибудь другой, понимаю вас.

— Итак, Клаудии нужно было определенное время, чтобы добраться туда, куда она отвезла Сэм, и вернуться обратно тем же путем. Саманта сидела в грузовике, когда они проезжали Коттон, что говорит о том, что она еще не подозревала, с кем едет. Зная Сэм, уверен, что она не сдалась без боя.

— Я засек время, — сказал Монти. — Езжайте.

На заднем сиденье заскулил Бандит, будто чувствуя тревогу хозяина.

Ведя машину, Джон Томас внимательно осматривал обочины в поиске какого-нибудь знака, указывавшего на то, что они здесь были. Но чем дальше они продвигались, тем большей становилась растерянность. Время истекало, и если…

Он ударил по тормозам, так что заднюю часть машины занесло на дороге, включил обратную передачу и начал съезжать на обочину.

— Что стряслось, босс? — спросил Монти. — У нас еще есть две минуты до расчетного времени.

— Смотри!

Джон Томас показал рукой, и Монти увидел старую узкую дорогу, уходящую от шоссе в луга и исчезающую за холмом. На заросшей обочине виднелись свежие следы колес, примявших траву.

— Чтоб мне провалиться! — воскликнул Монти, когда они свернули на дорогу. — Сдается мне, кого-то здорово занесло на траве. Он хорошенько ее пропахал, прежде чем снова попасть в колею.

Джон Томас прикусил губу и бросил солнечные очки на переднюю панель. Он хотел, чтобы ничто не мешало его зрению, даже малейшая тень между ним и утренним солнцем. Если осталась хоть малейшая возможность отыскать Сэм, он должен ею воспользоваться.

Бандит повизгивал на заднем сиденье, чувствуя напряжение обоих мужчин, и вдруг гавкнул, когда Джон Томас перевалил через холм и спугнул койота, бросившегося прочь по лугу.

— Нет, никаких койотов сегодня, парень, — предупредил Джон Томас. — Мы должны найти Сэм. Запомни, малыш. Мы должны найти Сэм.

Бандит подал голос и лег на сиденье. Он понял слово «нет» и слово «найти». Он будет ждать, пока не последуют новые приказы.

Она опять появилась, смотрит вниз и смеется, как дух смерти. Саманта всхлипнула и, обхватив руками колени, спрятала лицо от женщины наверху. Она так и знала, что Дезире вернется.

Она слышала, как Дезире хохочет и кричит, и вдруг затаила дыхание, не в силах понять, откуда доносится крик, так как звуки бились о стены вокруг нее. Может быть, это не она кричит. Может, это я. Она решила проверить и посмотрела вверх. Лицо появлялось и пропадало в фокусе ее зрения. Это была она! Как она и боялась. Эти рыжие волосы, которые превращаются в белесые и обратно.

Иногда при смехе ее рот открывался так широко, что Саманте казалось: вот сейчас он проглотит ее целиком. Она зажала уши руками и зажмурилась, отчаянно стараясь отогнать видение. Она не могла знать, что виденное ею на самом деле не было реальностью.

— Я не скажу, — бормотала она, не замечая своего безумия, заступившего на то место, где закончилась правда. Она дернула себя за волосы, облепившие лицо и шею. — Клянусь, Джонни… истинный крест, чтоб мне умереть. Я никогда не скажу.

Затерявшись среди призраков, заполнивших ее мозг, она не услышала ни шума подъехавшей машины, ни взволнованного лая собаки. В ее ушах звучали лишь ветер, завывающий в колодце, да яростные вопли Дезире Адонис.

— Шериф, смотрите!

Взволнованный крик Монтгомери привлек внимание Джона Томаса к правой стороне дороги, где высокие кустистые заросли ежевики почти скрыли обочину.

— Ежевичная гряда, — пробормотал он, в то же время отмечая примятые тормозным следом длинные ветви и вырванные с корнем свежие побеги. — Нам не может так везти.

— Черт! Еще как может! — завопил Монти. — Должно же когда-то начаться везение. Давайте выпустим собаку и посмотрим, — что произойдет. Хотите, вызову другие поисковые группы?

— Давай попробуем сами, — сказал Джон Томас. — Может статься, что здесь ничего нет, кроме травы, что щиплют дикие гуси. Я не хочу впустую срывать с места сотни людей.

Монти кивнул.

— Как скажете, босс. Тогда давайте начнем!

Они остановились довольно далеко от центра прогалины, опасаясь, что уничтожат драгоценные следы, которые могла оставить Клаудия Смит.

Бандит выпрыгнул из машины и громко залаял. Шериф поднес туфли Саманты к его носу.

— Ищи Сэм, парень! Ищи Сэм.

Пес уткнулся носом в землю и, словно мохнатый пылесос, втягивая ноздрями воздух, помчался по кругу. Несколько раз они теряли собаку из виду в высокой траве, но знали, что Бандит там. Он двигался по поляне, постепенно сужая спираль своего бега. Вскоре он залаял и начал рыть лапами землю.

Джон Томас бросился бежать, моля Бога, чтобы это не оказались останки Саманты, присыпанные землей. И вздохнул с облегчением, когда увидел, что Бандит выволакивает из травы лист бумаги.

— Что ты нашел, парень? — спросил он. Бумага была скомкана, и он взял ее за уголки, чтобы не уничтожить отпечатки пальцев, которые могли на ней оказаться. Затем осторожно расправил складки и сумел прочесть, что там написано. — О Боже! — простонал он тихо и махнул Монти, чтобы тот подбежал. — Смотри! Записка от Сэм. Она написала, что собирается в Нью-Саммерфилд за покупками вместе с Клаудией. — От эмоций, захлестнувших его, у шерифа перехватило дыхание. Слегка трясущейся рукой он протянул записку Монти. — Спрячь в пакет как вещественное доказательство. Сэм, наверно, так и не узнала, что я не получил ее.

Монти опустил бумагу в пластиковый пакет. Каждое свидетельство, добытое ими, добавляло еще один узел на веревке, которая затянется на шее Клаудии.

— Если с Самантой что-то произошло, этого достаточно, чтобы доказать причастность Клаудии к этому делу, — напомнил ему Монти.

Джон Томас отвернулся, не в состоянии вынести неприкрытого сочувствия, написанного на лице помощника.

— Ищи, Бандит. Найди Сэм.

Пес все еще бегал вокруг, поводя носом по земле. Услышав настойчивые нотки в голосе хозяина, он побежал быстрее, словно понимая срочность задания.

Кроме травы и деревьев, в человеческой обители, у которой они стояли, не осталось ничего живого. Очевидно, хозяева покинули это место давным-давно, после многих неурожайных лет.

Джон Томас напряженно смотрел внутрь, поверх того, что осталось от изгороди. Но и там ничего не было видно, кроме деревьев, травы по колено да голубого неба над головой.

От громкого лая Бандита оба мужчины вздрогнули. Каждый из них прекратил свои поиски, чтобы посмотреть в сторону собаки, громко лаявшей в траву около засохшего дерева.

— Чтоб тебя, псина! — выругался Джон Томас. — Если то, на что ты лаешь, на четырех лапах и с шерстью, на твоем месте я бы поспешил спрятаться.

Они сошлись там, где Бандит сделал стойку. Чем ближе подходил Джон Томас, тем больше его охватывала уверенность, что Бандит что-то нашел. Его сердце заколотилось, и он бросился бежать, боясь приблизиться и увидеть в траве безжизненное, изломанное, окровавленное тело Саманты, и в то же время боясь упустить шанс спасти ее.

— Здесь ничего нет, — крикнул Монти, подбежавший первым. — Я не вижу ничего, что…

— Назад! — закричал Джон Томас, падая на колени рядом с собакой. — Это старый колодец. Ты чуть не наступил на одну из досок, прикрывающих отверстие. Видишь?

— Вот черт, — пробормотал Монти и отступил назад, понимая, как близок он был к тому, чтобы ступить на доску и провалиться вниз.

И тут обоих осенила одна и та же внезапная догадка. В одну минуту они оказались на коленях, снимая треснувшие доски, отодвигая в сторону траву, скрывавшую край колодца.

Джон Томас глубоко вздохнул и наклонился через край. Он должен сделать это. Если кто и должен быть найти Сэм, то только он.

— О Иисусе! — произнес он и чуть не умер на месте. Даже отсюда была видна ее макушка и бледно-желтая блузка. — Саманта! Сэм, милая, ты слышишь меня?

Но она не шевельнулась, и призрачная надежда, что он найдет ее живой, начала уменьшаться с каждым ударом его сердца.

— Беги пригони машину! — крикнул он, указывая на автомобиль, стоявший за пределами старого подворья. — Вытащи веревку из багажника, скорее!

Не прошло и минуты, а Монти уже был на месте, остановив машину всего в паре метров от ямы, а Джон Томас, лежа на спине под ее бампером, лихорадочно привязывал веревку к кронштейну.

— Я спускаюсь, — сказал он, обвязывая другой конец веревки вокруг пояса. — Отъедешь, пока не натянется веревка. Когда я начну спускаться, постепенно подъезжай. Очень медленно. Когда услышишь мой крик, остановись. Я скажу тебе, когда надо будет тянуть нас обратно наверх.

— Слушаюсь, сэр, — отчеканил Монти. Он мог лишь восхищаться спокойствием, с которым работал шериф. Ведь помощник Тернер знал, как ему плохо и насколько он испуган. Именно в этот момент Монтгомери Тернер понял, что отличает хорошего полицейского: прежде всего служение долгу, а уже потом личные чувства.

— Помощник, когда сядешь в машину, дай всем знать, что мы нашли ее, и вызови «Скорую», срочно.

— Есть, сэр, — сказал Монти и повел машину от колодца, пока Джон Томас не махнул ему рукой.

Он увидел, как шериф подергал веревку, обвязанную вокруг пояса, и подошел к колодцу, Когда Джон Томас исчез в отверстии, Монти затаил дыхание. Затем, вспомнив, что ему приказали вызвать помощь, схватил рацию, одновременно отжав сцепление и тронув машину с места.

— Сэм, родная, ты меня слышишь? — Голос Джона Томаса был хриплым и дрожал; в узком замкнутом пространстве рождалось странное раздробленное эхо, многократно отраженное от стенок колодца. Но Саманта не пошевельнулась и не ответила.

Она слышала его голос. Но она слышала его и раньше, и это всякий раз оказывался не Джонни. В течение всей ночи его голос звал ее снова и снова, но наверху не было ничего, кроме ночного неба и тысяч блестящих глаз. Видя пустоту, Саманта начинала безутешно рыдать. Ей казалось, что все глаза Техаса смотрели на нее и все равно никто не мог ее увидеть. Будет слишком поздно. Никто не сможет спасти ее.

Позднее она поняла, что с неба на нее смотрят не глаза, а звезды, но даже звезды, казалось, светили едва-едва, слишком далекие, чтобы молить их о помощи, недостижимые даже в мечтах. К тому же Сэм понимала, что уже слишком поздно надеяться на воплощение надежд и мечтаний. Она смирилась с мыслью о смерти. Только сердце пока не сдавалось. Оно не хотело расставаться с Джонни Найтом.

А Джонни Найт не собирался терять ее. Когда его ступня вдруг ткнулась в ее плечо, он оттолкнулся от стены, боясь приземлиться не на землю, а на Саманту.

— Давай, Монти, чуть помедленнее, еще чуть-чуть… Стой! — закричал он.

И вот Джонни уже стоял по щиколотку в воде между ее раскинутыми ногами.

Протянув трясущиеся руки, Джон Томас коснулся ее щеки, почти уже ожидая ощутить холод смерти под пальцами. Но хотя кожа оказалась холодной, она мягко, живо подалась под его прикосновениями.

На глаза его навернулись слезы. Он присел в узком жерле колодца, лихорадочно ощупывая тело Сэм в поисках ран и повреждений. Взглянув наверх, чтобы определить высоту шахты, он понял, что повреждения обязательно должны быть при падении с такой высоты.

Саманта застонала. Прикосновения к телу показались ей знакомыми. Голос, бившийся в барабанные перепонки, заставил ее закричать от боли. Она не могла больше выносить свиданий с обманчивым призраком Джонни. Она закрыла глаза в уверенности, что, как и раньше, образ Джона Томаса исчезнет и она вновь останется здесь одна, со своей болью и… смертью.

— Не шевелись, любимая, — произнес он мягко, поднимая ее на ноги. — Я все сделаю сам. Ты только дыши, живи ради меня, Сэм. Не покидай меня сейчас!

Он услышал судорожный вздох, когда ее колено подломилось, и быстро подхватил девушку на руки, приняв на себя всю тяжесть ее тела. Джон Томас начал готовить ее к подъему наверх.

Монти стоял на четвереньках, вглядываясь в темноту колодца и пытаясь рассмотреть через плечи шерифа Саманту.

— Шериф! — крикнул он вниз.

— Она жива, Монти. Слава Господу, она жива. Тяни нас наверх, парень, только осторожно. Я не знаю, насколько тяжелые у нее повреждения.

У Монти вырвался ликующий вопль. Услышав голос хозяина, доносящийся из-под земли, залаял Бандит. Мгновением позже Монти уже включил передачу и начал медленно и ровно вытягивать веревку.

Джон Томас крепко прижал голову Сэм подбородком. Одной рукой он поддерживал шею Саманты, чтобы обеспечить ее неподвижность, а второй обхватил ее так крепко, как только мог. Подъем начался. Когда веревка натянулась и оба оторвались от земли, он обвил нижнюю часть ее тела ногами, используя себя как буфер между Сэм и стенами колодца.

Вскоре земля отдала свою добычу. Сначала появилась голова Джона Томаса, затем плечи, но он ни за что не выпустил бы Сэм из рук, если бы в этот момент не появилась машина «Скорой помощи», подпрыгивающая на кочках неровного, бугристого проселка, сопровождаемая несколькими полицейскими машинами.

— Слава Богу, — выдохнул Джон Томас, почувствовав под собой твердую землю. Он выполз спиной из ямы, держа Саманту сверху и стараясь не изменить положения ее тела.

— Сэм, любимая, ты слышишь меня? — Саманта не ответила, и тут он ощутил, насколько холодно ее тело. Ему захотелось отдать ей все свое тепло, всю силу. Дрожащей рукой он провел по кровоподтекам на ее лице и руках. В этот момент он снова понял, как хрупка жизнь, как дорога ему Саманта. Первый раз в жизни Джону Томасу так хотелось поцеловать женщину, и первый раз в жизни он так боялся сделать это. На ее теле не осталось, казалось, ни одного живого места, куда он мог бы поцеловать ее, не причинив боли.

— Я люблю тебя, Саманта Джин. Не оставляй меня теперь, — прошептал он, утешая себя тем, что жизнь еще теплится в его возлюбленной.

Саманта ощущала тепло, чувствовала сильное биение сердца, отдававшееся у нее в ушах, слышала знакомый тембр голоса Джонни и думала, что если она умерла и вознеслась в рай, то все в порядке, потому что Джонни тоже оказался там, поджидая ее. А если нет, если Джонни и вправду пришел за ней, то он выполнил свое обещание. Он спас ей жизнь. Надо только немного подождать, чтобы убедиться в этом наверняка. Сейчас в ее мозгу зияла огромная черная дыра, ждущая, когда Сэм в нее провалится.

И она провалилась как раз тогда, когда первый из врачей подошел к ним.

— Она жива? — спросил врач. Джону Томасу пришлось глубоко вздохнуть, прежде чем он смог обрести уверенность и ответить.

— Да, слава Богу.

Когда медики попытались переложить Саманту на носилки, он пристально посмотрел в глаза первому врачу.

— Я не знаю, как она еще дышит, но вы должны сделать так, чтобы она продолжала дышать.

— Мы сделаем все, что в наших силах, и даже больше, Джон Томас. А теперь отпусти ее.

Джон Томас нехотя разомкнул объятия.

Он вскочил на ноги, когда санитары застегнули ремни носилок, и побежал рядом с ними к поджидающей машине «Скорой помощи». Стоило им поставить носилки на полозья и закатить внутрь, как Джон Томас опередил всех и первым забрался в салон.

Монтгомери Тернер остался без дальнейших распоряжений, но он знал, что делать. Помощник шерифа громко свистнул, и Бандит подскочил к нему. Секунду спустя Монти с собакой последовал за остальными.

Завывающие сирены и сверкающие огни маяков промчались по лугу, распугивая его обитателей. Броненосец нырнул в свою нору; ястреб взмыл с верхней ветви дерева и улетел искать более спокойное место для охоты; заяц метнулся из-под колес передней машины, дрожа от страха; замерла черепаха, а затем втянула голову и лапы в панцирь, надеясь, что все обойдется.

Спустя несколько минут заброшенная ферма погрузилась в первобытную тишину, которую недавно нарушили люди и смерть, идущие обычно рука об руку. От драмы, разыгравшейся здесь в последние сутки, не осталось почти ничего, разве что два агента ФБР еще ходили по полю, отыскивая следы и вещественные доказательства. Постепенно трава, примятая ногами и колесами, распрямилась, длинные тонкие стебли вновь потянулись к солнцу, стоявшему в зените.

Вечером того же дня, когда Джон Томас сидел у кровати Саманты, надеясь увидеть признаки возвращающейся жизни, дверь палаты отворилась и вошел Монтгомери Тернер.

Джон Томас взглянул на его белое как бумага лицо и покрасневшие глаза и вспомнил об умирающей Лизе.

— Шериф. — Монти сглатывал и сглатывал комок в горле, пытаясь выдавить из себя просьбу и не расплакаться. — Мне нужно уехать на пару дней.

Горе, стоявшее в его глазах, подсказало Джону Томасу, что для девушки, снятой с аппаратов поддержания жизни, ожидание закончилось.

— Проклятие, Монти! Мне очень жаль. — Он взглянул на Саманту, неподвижно лежавшую под покрывалом, но все-таки живую, и испытал внезапное чувство вины за свое счастье.

— Не думайте так, — тихо сказал Монти, поняв, по какому руслу потекли мысли шерифа. — Это должно было случиться. — Тут его рот скривился, в глазах появились слезы. — Как бы то ни было, кажется, все правильно.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Джон Томас.

— В один и тот же день умерла моя Лиза, а ваша любимая осталась жить. Думаю, правильно, что выживает сильнейший. — И Монти вышел из комнаты, не обернувшись.

Джон Томас вернулся на свой стул и поднес безжизненную ладонь Саманты к своей щеке, слегка согнув ее пальцы, как сделала бы она сама.

— Ты ведь сильная, правда, Сэм? Какую бы пытку она тебе ни устроила, все равно ты не сдалась. Я так горжусь тобой, любимая. Слышишь, девочка? Я так чертовски горжусь тобой, что готов заплакать.

И он заплакал.