Рубеж 4: В игре

Глава 3 Выжить в третьем рейхе

Думалось под бьющую по нервам сирену не очень-то хорошо. Как вдруг меня осенило – эта самая противно воющая сирена и есть мой лучший шанс выжить! Пока все, как оглашенные, мчатся в бомбоубежища, у меня есть несколько минут, чтобы сделать те шаги, что могут позволить мне уцелеть в такой ситуации. Ясно, что вместе с ними я туда не побегу. В бомбоубежище все успокоятся, и, как только разглядят еврея, то тут же передадут его в руки полиции. Так что риск попасть под бомбы сейчас наименьшая из тех проблем, что передо мной стоят.

В идеале – найти бы того, кто спасает евреев, рискуя собственной жизнью, прячет их за какой-нибудь двойной стеной в своей квартире или на чердаке. Но какие у меня шансы, не зная никого в городе, такого найти? Стал припоминать. Вроде бы в одной лодке с евреями оказались католические священники, Гитлер их тоже сотнями гнал в концлагеря. Может, податься в церковь, и попросить там о помощи? Но вот закавыка – Гитлер начал проводить такую политику уже в середине тридцатых годов, и, скорее всего, все добрые и несогласные с нацистами священники уже в концлагерях. А вот кто заместил их вакансии в немецких церквях? Может, честолюбивые карьеристы, которые тут же сдадут еврея полиции, вместо того, чтобы спрятать и спасти обратившегося в храм божий за помощью?

Попытаться поискать сочувствия у первых попавшихся рядовых граждан? Шансы ее получить мизерные. Вспомнил, как Петька рассказывал про знаменитый побег из концлагеря в Австрии, вроде бы Маутхаузен, когда к поимке беглецов нацисты привлекли местное население. Из трех сотен, добежавших до леса под пулемётными очередями, уцелело впоследствии 11. И только одна фрау во всех окрестных населенных пунктах спасла нескольких из них, остальные местные жители зверствовали не хуже эсэсовцев, помогая ловить и убивать беглецов. Забивали ногами, перерезали горло, выпускали кишки. Блин, это была Австрия, и это был 1945 года, когда уже даже самым тупым было ясно, что фюрер продул. Если сейчас какой-нибудь 1943, то у немцев еще могут быть иллюзии, что они могут победить. Так что искать помощи у них – все равно, что подставлять шею под нож. Было бы у меня с сотню попыток – может, и нашел бы какого антифашиста методом перебора. Но за три – я вас умоляю!

Следующая мысль – может, мне под шумок грабануть какой местный продуктовый магазин, а потом, с водой и продуктами, уже искать, куда спрятаться? Найти какое нежилое здание или заброшенный завод, и там затаиться? По ощущениям сейчас раннее лето, по идее, по ночам не замерзну до смерти. Авось найду еще каких старых газет, чтобы утеплиться.

Подошел к улице и осторожно выглянул из своего закоулка. Блин, не зря на здании напротив висел флаг! В каком бы городе я сейчас не был, а это, похоже, была одной из главных его улиц. Сплошь огромные помпезные здания с развевающимися флагами, явно какие-то административные учреждения. Не дай бог прямо тут еще находится какое-нибудь управление жандармерией или СС, как раз то, что надо для наглого человечка, выбравшего невозможный уровень.

Но делать нечего, сирена не будет звучать вечно. Надо использовать эту возможность по полной. Выскочил из переулка и помчался, как подстреленный, по улице, как и еще несколько прохожих, низко пригибая голову, в надежде, что никто не приметит мою наружность. Постараюсь найти другую улицу, на которой вместо административных зданий будет что попроще, там и попробую, уже по наитию, найти подходящий магазин.

Улица попроще, уже без помпезных зданий с флагами, нашлась через сотню метров. Только вот по ней в мою сторону шел военный патруль из трех солдат в шинелях. Надо ли говорить, что я промчался дальше, отвернув голову в другую сторону, чтобы не соблазнять их моими классическими пейсами к человекоубийству?

Скрывшись из виду патруля, удвоил скорость. Надо бы пробежать побыстрее до следующей улицы и свернуть в нее, прежде чем эти солдаты выйдут на эту. И плевать уже, насколько она там помпезная или нет.

К счастью, вторая улица оказалась тоже попроще. И на ней я впервые увидел пару разбитых бомбами зданий. Тут же вдохновился – ага, вот и потенциальное место, где можно будет спрятаться! Наверняка в развалинах найдется какое укромное местечко!

Что-то громыхнуло, и земля под ногами дрогнула. Явно не так уж и далеко упали бомбы. Все, о чем я мог сейчас молиться, так это чтобы бомбардировщики задержались над городом подольше. Найденные развалины – это хорошо, но без воды и еды столько не выжить. Ладно, обойдусь без еды на крайний случай, можно и поголодать, но вода нужна, без нее я три дня не продержусь.

Наконец, увидел и что-то вроде продуктового магазина, только совершенно невзрачного. Дверь закрыта, никого поблизости нет, видимо, все уже успели добежать до бомбоубежищ. Оглянувшись, схватил кирпич, валявшийся у развалин напротив, запустил в стекло. Оно, хоть и было заклеено бумагой крест-накрест, как и все окна вокруг, чтобы легче противостоять ударным волнам при взрывах бомб, не выдержало. Стекла посыпались в основном внутрь, но часть повисла на бумаге. Пнул ленту, на которой больше всего было осколков, и запрыгнул через дыру внутрь. Внутри никого. Помчался вдоль полок. Как убого! Хлеб, разнообразные консервы, да несколько видов овощей. И нигде нет воды.

Внезапно до меня дошло. Да я же ополоумевшее дитя двадцать первого века! Какие тут будут пятилитровки с водой или литровые бутылки с минералкой, да еще и в условиях военного времени! Тут же все воду пьют прямо из-под крана!

Тем не менее, схватил с полки пару буханок какого-то серого хлеба, завернул их в бумагу, сунул в карманы три банки с какими-то консервами и рванул с добычей из магазина на улицу.

Выскочил на улицу, рванул было к развалинам, и тут мозги снова заработали. Тупо как-то, ограбив магазин, прятаться тут же в развалинах! Так можно и титул идиота года заработать! И я помчался дальше по улице под надрывное завывание сирены. Сирена противовоздушной тревоги – лучший друг взломщика, можно улепетывать от ограбленного магазина во всю ивановскую, но никто ничего плохого не подумает!

Выскочил на следующий перекресток и чуть не столкнулся с очередным патрулем. Сердце ухнуло в пятки, особенно когда один из патрульных окликнул меня. Но мозг, почему-то теперь хорошо знавший немецкий язык, перевел, что патрульный советует мне бежать к бомбоубежищу налево, там ближе. Развернувшись налево, я, так и не взглянув в лицо патрульным, побежал ещё быстрее, в тревожном ожидании окрика или даже выстрела. Но прошло несколько секунд, и ничего такого не произошло. Понял, что солдаты не рассмотрели мое лицо под шляпой, просто направили одного из заблудившихся граждан города к ближайшему бомбоубежищу.

На очередном повороте свернул направо, поскольку к бомбоубежищу приближаться мне точно не стоило. И снова побежал, тем более, что увидел невдалеке по улице очередные развалины. Домчавшись до них, остановился, тяжело дыша, но тут же разочаровался. Попавшая бомба сделала свое дело так хорошо, что от многоэтажного дома осталась просто груда кирпичей. И тут сирена смолкла.

По моим нервам эта внезапная тишина ударила не хуже взрыва. Она означала, что бежать, не привлекая внимания, больше нельзя, а улицы скоро заполнятся вышедшими из бомбоубежищ пешеходами. И хана тогда всей моей конспирации, такие пейсы и нос в нормальной обстановке от прохожих мне не спрятать. От отчаяния рванул к подъезду ближайшего к развалинам многоэтажного дома. Подъезд был открыт, заскочив внутрь, я на мгновение остановился. Попробовать поискать спасения на чердаке? Уже рванул было наверх, как пришла в голову другая мысль. А что, если попробовать найти пустую квартиру, в которой сейчас никто не живёт? Мало ли, человек уехал в командировку или навестить матушку в соседний город?

В данный момент подъезд и, скорее всего, все квартиры должны быть абсолютно пусты, все жильцы, по идее, сейчас в бомбоубежищах. Низко наклонив голову, я принялся обследовать коврики перед дверью каждой из квартир. Есть ли слой пыли, или они все чистые?

Первые три этажа особо не обнадежили. Пыль если и была, то в ней отпечатывались следы ног входящих и выходящих жильцов. Но все же, на четвертом этаже, предпоследнем, я решил, что удача мне улыбнулась. На коврике перед коричневой деревянной дверью лежал толстенный, никем не потревоженный слой пыли. И видно было, что дверь открывается внутрь, то есть ее можно попытаться выломать. Как мне захотелось в этот момент обладать скилами, позволяющими открыть замок, не ломая его и не оставляя следов взлома! Но увы, не тем я раньше, видимо, занимался.

Прицелившись, я выдал мощный пинок в район замка. Удар оказался таким мощным, что дверь не просто раскрылась, а едва не слетела с петель. Упс! Перестарался, не учел силушки богатырской, полученной за счёт усвоенных трофеев.

Ворвался внутрь, тут же принялся осматривать, насколько пострадала дверь. Если снаружи будут видны следы взлома, то соседи тут же вызовут полицию, и вместо убежища квартира станет западней. Вроде вышло более-менее нормально, прикрыв дверь, я увидел только один свежий скол. Тут же оторвал от одной из буханок кусок хлеба, разжевал, бросил в пыль, и покатал по ней, пока он совсем не испачкался. Затем тщательно залепил мякишем следы скола. Отошёл на пару шагов, придирчиво осмотрел. Если специально не приглядываться, ничего не видно.

Порадовался тому, что смотрел ролики на Ютюб по ремонту, в одном из них и была похожая идея. В Москве не пригодилось, так в Германии использовал.

Только снова вошёл внутрь, аккуратно прикрыв дверь так, чтобы она казалась закрытой, и сделал пару шагов по коридору, как одна из дверей в комнаты распахнулась, и оттуда, хромая, вышла древняя старушка. Подслеповато уставившись на меня, она спросила:

– Ганс? Это ты?

Секунду я стоял в ауте, потом опомнился. И заявил, поскольку терять мне было нечего:

– Да, это я. Я хлеб принёс и консервы!

И стал смотреть, как отреагирует старушенция.

Сухие губы растянулись в улыбке:

– Это хорошо. Пошли на кухню!

Я послушно последовал за старушкой, гадая, действительно ли мне удалось сойти за некого Ганса, скорее всего, ее внука или племянника, и, если это так, то прокатит ли это и дальше. Но тут дело такое – не попробуешь, не узнаешь.

Старушка стала хлопотать у плиты, разогревая чайник, я достал и выложил на стол украденные в магазине продукты. Чайник вскипел, старушка, неспешно двигаясь, налила нам чай. Попробовав его, я скривился – сено-солома. Впрочем, время сложное, Германия воюет с Великобританией, главным поставщиком чая из своих индийских колоний, так что удивляться не приходится.

Разрезали и одну из буханок. Старушка выложила на стол банку варенья, судя по пыли на ней и засахаренности содержимого сделали его уже много лет назад. Но для бутербродов вполне сгодилось.

Я жевал молча – мало ли старушка в своем уме, а просто плохо видит? Нечего ей давать больше возможностей понять по голосу, что я не Ганс. Единственное, на что отвлекся, так это на старую газету на подоконнике. Повествовала она об успехах армии третьего рейха, включала кучу цитат от Гитлера на все случаи жизни, и была датирована маем 1942 года. Выцвела, но не так, словно пролежала там пару лет. По виду ей с месячишко, не больше. Вот я и определился с датой своего визита к нацикам!

– Внучек, но ты же должен быть в армии? – спросила меня старушка через несколько минут.

Хорошо, что я хоть теперь представляю, за кого себя выдаю. Внучок, не племянник. Но плохо, что я даже не знаю имени «своей бабушки». И не очень весело, что она перешла к таким вопросам. Не похоже на выжившую из ума старушку. Хотя, не так много я таких и видел. Бабки на лавочках у нашего подъезда по остроте языка могли смело конкурировать с некоторыми известными юмористами, а это таки признак здравого рассудка.

– В отпуск отправили, на неделю, – осторожно ответил я.

– Это хорошо, – закивала бабка, – но тут тоже бомбят!

– Это да! – снова ограничился короткой фразой для ответа я.

– Завтра фрау Анхель зайдет, принесет продукты из магазина, – сказала бабка, – а ты пока устраивайся в своей комнате.

Что-то у меня все больше крепли подозрения, что бабка меня раскусила, и ситуация накаляется. Всего одна фраза, а в ней – два подвоха. Во-первых, завтра появится какая-то совершенно не нужная мне здесь фрау. И формулировка «фрау Анхель», без каких-либо пояснений означать может только одно – Ганса она лично знает, и еврея с классическими пейсами за него не выдать. Да даже если пейсы сбрить, вряд ли это сильно поможет! Свой совершенно выдающийся нос я же не отрежу! И бабка, вполне очевидно, могла намекать – ты не мой Ганс, я это знаю, но пока мы один на один, я буду вести себя благоразумно. Мало ли, прибьешь меня иначе. А вот когда на пороге квартиры появится фрау Анхель… Кстати, может, никакой фрау Анхель завтра и не будет, просто бабка берет меня на понт. Хочет, чтобы испугался и сбежал.

Во-вторых, бабка фактически дала мне тест – найду ли я ту комнату, в которой жил ее внучок. Это может означать прямую подколку – ну-ка, выдаешь себя за внука на словах, а как справишься с такой задачкой? Но может означать и то, что бабка все же твёрдо не уверена, что я не ее внук, и устраивает мне тест, чтобы попытаться определиться.

Тянуть не стал, пошел искать свою комнату. В принципе, задание было не таким и сложным. В квартире три комнаты, в две двери открыты. Бабка, когда я вошел в коридор, вышла из одной из них, скорее всего, своей спальни, значит, она сразу отпадает. Из оставшихся двух в одну дверь закрыта, в другую открыта. Открытая дверь может означать, что комнатой часто пользуются, и это гостиная. А зачем держать открытой дверь в бывшую спальню внука?

Поэтому я уверенно пошел к закрытой двери. Потянул ее на себя – точно, небольшая спаленка, и пыли столько, что видно, что ей давно не пользовались. Плюс – парочка плакатов с какими-то немецкими киноактрисами на стенах. Похоже, не ошибся!

Дверь за собой закрывать не стал, бабулю надо контролировать, чтобы не сбежала в подъезд. И оглядываться на нее тоже не стал, мало ли она этого ждет, как признака неуверенности. Скинул сапоги, бухнулся, не раздеваясь, на кровать. Как ведет себя подросток, меня учить не надо, я только из этого возраста выбрался. Дождался, когда бабка уйдет в свою комнату. Тут же вскочил, и стал тихонько обыскивать комнату Ганса. Прежде всего, меня интересовало его фото, и какие-нибудь документы. Мало ли получится подкорректировать свою внешность, чтобы выдать себя за него, если мы внешне похожи, перед этой фрау Анхель, если она такая же старенькая, как моя бабка. Документы пригодятся и в случае, если все же придется отсюда драпать.

Фото я нашел достаточно быстро. Но вот незадача – парень на фото совершенно не походил на меня в нынешней роли еврея, хотя и был немного похож на меня прежнего – русского парня Сергея. Что совсем не удивительно, треть территории Германии – онемеченные славянские земли. Достаточно посмотреть на название городов на ее карте. Тот же портовой Росток даже при бурной фантазии явно не был назван так немцами. Так что многие немцы на деле онемеченные славяне, и ни о какой чистоте «арийской расы», о которой блажит фюрер, говорить не приходится.

Еще раз разозлился, что в моем задании мне приделали такую носяру. Есть у меня знакомые евреи, которые выглядят точь-в-точь как русские. Много этот народ мотался по миру, хоть и не всегда по своей воле, смешанные браки тоже были, так что такую хрестоматийную наружность, что соорудили мне, у них еще поискать. Хмыкнул, подумав, какого размера был бы нос, если бы выбрал более легкую степень прохождения. Уменьшили бы на сантиметр? А если бы взял самую простую – вообще бы оставили мою природную внешность? Ну да, с ней даже в нацистской Германии выжить было бы не в пример проще. По крайней мере, каждый патруль бы не останавливал.

Но что есть, то есть. После всей этой нервотрепки тянуло в сон. Но вот чего мне сейчас точно не стоило делать, так это спать. Вдруг старушка на самом деле меня раскусила, вероятность чего очень высока, и просто ждет не дождется, когда можно будет тихонько выйти в подъезд, и позвать на помощь. И проснусь я тогда уже под дулом пистолета какого-нибудь эсэсовца, который скинет меня с кровати, и как следует отпинает из расовой ненависти по печени, прежде чем начать прикидывать, на месте меня пристрелить, или все же затеять муторную процедуру по отправке в ближайший концлагерь на утилизацию?

Откинув в сторону заманчивую идею прикорнуть чуток, я нашел ножницы, взял еще одну найденную на шкафу старую газету с очередными речами Гитлера, и принялся состригать растительность с лица на нее перед крохотным зеркальцем. Пейсы заметят на улице еще быстрее, чем характерный нос. Мне такие дополнительные проблемы ни к чему.

Повезло, что ножницы оказались острыми, и их кончиками удалось буквально по волоску пейсы напрочь искоренить. Тридцать минут вычеркнул на это из жизни, но после облегченно сел на кровать, потирая отваливающиеся от усталости руки. Так, и что же мне теперь делать?

В принципе, основную работу мой мозг проделал, пока я стригся. Хоть я и был сосредоточен на стремлении получше постричься, размышлять над проблемой выживания это не мешало. Основные соображения, к которым пришел – убежище я нашел просто царское, исходя из моих обстоятельств, и надо быть идиотом, чтобы его покидать. На улице, когда там надсадно не вопит сирена, я не продержусь и минуты. Решил также, что буду исходить из того, что бабка вполне в своем уме, и уже меня разоблачила, нечего себя убаюкивать надеждами. И раз Ганса из меня точно не выйдет, буду играть за Соломона, еврейского парня в нацистской Германии, готового на все, чтобы не отправиться в газовую камеру, после того, как его постригут налысо, чтобы волосы использовать на набивку для подушек, и разденут, чтобы и одежда не пропала. Немцы, они такие, хозяйственные, ничего не должно пропадать!

Подумал о том, чтобы кинуть матрас на полу перед дверью, чтобы, пока сплю, старушка не сбежала в подъезд. Но от этой идеи пришлось отказаться – сколько старушке понадобится времени, чтобы сообразить, что можно написать записку о ворвавшемся к ней еврее, и выкинуть ее в окно? Подумав об этом, с кровати я подскочил – а что, если она уже это и сделала? И тогда все мои планы пойдут коту под хвост.

Подбежал к комнате бабуси, рванул дверь на себя. Бабка чинно сидела на стуле и вязала, только удивленно подняла голову.

– Все в порядке! – сказал я, и пошел в гостиную – искать веревку, чтобы ее связать.