В краю лесов и озер

КАК НА РОДНОМ ЗАВОДЕ

Федор Завалишин и Ефим Лопатин добрались до озера Тихое только вечером. От прошедших дождей лесная дорога раскисла, ухабы заполнились водой, и пробиться на мотоцикле с коляской стоило большого труда. Зато как приятно лежать сейчас среди перистолистых папоротников на берегу залива, не слышать трескотни мотора, с опаской не закрывать глаза от больно стегающих веток при объезде разбитых участков дороги!

Мотоцикл оставили в поселке у знакомых и на их лодке забрались в глухомань Долгой курьи, чтобы здесь заночевать, а утром порыбачить.

Федор Завалишин и Ефим Лопатин — закадычные друзья и завзятые рыболовы. Они увлекались ловлей щук кружками[6]. Любили они посидеть и с удочками, добыть на уху лупоглазых скользких ершей, тигристых горбачей-окуней или красноглазых серебристых чебаков.

— Однако довольно бездельничать, Ефим, — сказал Федор, — ночью отоспимся. Готовь на костер дров, а я попытаюсь живцов наловить, — и, поднимаясь на ноги, добавил: — Может быть, на ночь две-три жерлицы поставить?

— Жерлицы? Насколько помнится, их ставить запрещено, — заметил товарищ.

— Не слыхал такой новости. За какие особые заслуги эти рогульки в промысловые орудия попали? — добродушно рассмеялся Федор.

— Ставные ловушки — не спортивные... Ну, поставь. Поставь, если успеешь живцов поймать. Сделаем разок такое нарушение, авось пройдет... Сколько лет здесь рыбачим, а об инспекторе рыбоохраны и не слыхали, — согласился Ефим, щупая большим пальцем лезвие дорожного топорика.

— Они в городе рыбу-то охраняют, — весело отозвался Федор, направляясь к лодке.

На Тихое озеро спускались сумерки. Когда Федор возвратился к стану, костер весело потрескивал, в котелке закипала вода.

— Ничего рыбка клевала. Поставил четыре жерлицы. Больше не успел. Еще разных рыбок осталось десятка два. В садок у лодки посадил. Завтра с утра, не теряя времени, можно будет выставить кружки. Порядок, дружище, — радостно сказал Федор, подходя к огню.

— Значит, щуки будут, — весело отозвался Ефим. Он отставил котелок с кипящей водой и бросил в него щепотку чая, затем подложил сухих дров, костер разгорелся сильнее.

На ближних соснах и лиственницах запрыгали тени.

Рыболовы раскинули у огонька плащ. Привезенная из дома снедь как нельзя кстати пригодилась к душистому чаю. Вели задушевный разговор сначала о заводских, потом о семейных делах.

Тихая и теплая ночь, всплески в заливе, тягучие крики совы-сплюшки и десятки других звуков вскоре навеяли воспоминания о прошлых охотах и рыбалках. Долго на берегу гудел то грубоватый голос Федора, то простодушный тенорок и смех Ефима.

Ночь надвигалась бесшумно. Друзья наслаждались смолистым дымком от костра, раздумывали над тайнами ночного леса.

У лодки что-то брякнуло. Рыболовы оглянулись. К костру уже подходил плотный мужчина с безбородым и безусым лицом. Одет в темный китель со светлыми пуговицами, на голове фуражка с каким-то значком. На ногах резиновые сапоги. Через плечо ремешок с полевой сумкой. На левой руке перекинут плащ.

«Кто это? Лесничий, горный инженер или еще какой специалист?» — мелькнуло у рыболовов.

— Здравствуйте, товарищи. Подъезжая, невольно подслушал вашу беседу о зверюшках, — сказал ночной гость и, подавая руку, добавил: — Костылев.

Познакомились. Завязался разговор.

— Значит, вы рыболовы-любители, рабочие завода. А чем рыбку промышляете? — спросил Костылев, прикуривая папиросу от уголька.

— Удочками и кружками, — охотно ответил Лопатин.

— Только? А кто это по берегу шестов с жерлицами натыкал?

Рыболовы переглянулись.

— Мы попробовать решили. А что, разве нельзя? — откровенно сознался Завалишин.

— Почему нельзя? Вы же поставили, значит можно, — уклончиво ответил Костылев.

— А по закону?

— Новыми правилами рыболовства запрещено.

— Значит, мы браконьеры.

— Так выходит. Да еще для шестов несколько березок срубили. А у берега озера — водозащитная зона.

Федор приглушенно вздохнул. В наступившей тишине только монотонно шипела в костре сырая валежина. Оба рыболова уже не сомневались в том, что их ночной гость — инспектор рыбоохраны. «Но какой же он, видно, умный и смелый мужик. И простой», — подумал Лопатин и предложил:

— Может быть, товарищ инспектор, чайку с дороги выпьете?

— С удовольствием. Нам все равно ночь вместе коротать, — внимательно взглянув на рыболовов и улыбнувшись, ответил Костылев.

Он выпил кружку горячего чаю, снова закурил и поделился своими мыслями:

— У меня, товарищи, сотни водоемов, сотни разных дел. Но инспекция не одинока. У нее везде помощники, которых с каждым месяцем становится все больше. Это — общественность.

Рыболовы-любители должны уважать правила рыболовства. Иначе мы погубим всю рыбу. Вот вы любите сидеть в лодке или на бережке и любоваться, как играет и булькает шустрая рыбка. Правда? А если ее не будет? Ведь кладбище получится, слеза прошибет, глядя на мертвое озеро! Вот как оно получается.

— А жерлицы-то как? — глухо перебил инспектора Федор.

— Жерлицы? — ответил Костылев. — Один срубил молодую березку для удилища, а другой семенную сосну в два обхвата. Кто больше навредил природе? Или так: Иван без разрешения убил утку, а Петр — лося. С кого больше спроса?

Вот вы, чтобы поймать хищную щуку и угостить семью, поставили несколько жерлиц. А другие здесь постоянно рыбачат сетями. Они берут ценную рыбу центнерами и потом торгуют ею. Кто должен ответить больше? Конечно, все это нарушители, но мы разбираемся что к чему, с плеча не рубим. Понятно?

— Понятно. Но нам-то что положено? — настойчиво спросил опять Федор.

— Вам — предупреждение, — с еле заметной улыбкой ответил Костылев. — Бросьте навсегда такие фокусы. Ведь приятно и спокойно жить, когда совесть чиста. Правильно?

Ефим сверкнул глазами и подбросил в костер охапку сухих веток. Федор облегченно вздохнул и тихо сказал:

— Правильно...

Костылев задумался, потом продолжил разговор:

— Вы коренные рабочие, и я полностью вам доверяю. Мне сообщили, что здесь ставят сети, а это большое нарушение. Вот и уехал ночевать в глухую курью, чтобы никто не видел меня в поселке и не предупредил браконьеров. Вы ничего не заметили на озере?

— Когда я выезжал ловить живцов для жерлиц и кружков, то заметил, что влево от курьи с двух лодок выметывали сети. Еще подумал, что рыбаки рыбзавода трудятся, — сказал Федор.

— Рыбзаводцы сейчас здесь сети не ставят. Далеко от курьи были лодки?

— С километр. А от берега метров на сто.

Костылев достал из полевой сумки карту озера и, присмотревшись, поставил на ней карандашом отметку.

— Спать теперь уже не придется. Вот-вот и зорька загорится, — сказал Федор, выгребая из золы печеную картошку. — Мы сегодня провожаем летнюю рыбалку. Уже конец октября, холодина, озеро скоро покроется льдом.

— Ничего-о, — ответил товарищу Ефим, — мы с тобой сюда и с зимними удочками прикатим.

В это время из-за мыса курьи появился яркий огонек. Костылев вскочил на ноги, всмотрелся и сказал:

— Смотрите, острожат. Этого еще не хватало! Вот тебе и «тихое» озеро. Да тут настоящий разбой!

Федор сорвался с места, схватил порожний котелок, быстро зачерпнул воды, вернулся и залил костер.

— Ты зачем это? — удивленно спросил Ефим.

— Заметят наш огонь, потушат свой и скроются.

— Правильно, товарищ Завалишин, — сказал Костылев и добавил: — Ну, что ж, надо ехать.

— И я с вами. Можно? — заявил Федор.

— Поезжай. Только на своей лодке и сзади. У меня челнок-то уж очень мал, — согласился инспектор, взглянув на массивную фигуру рабочего.

Нарушителей было двое. Один на корме лодки тихо подгребал веслом, другой стоял на носу, готовый в любой момент опустить в воду страшный многозубец, чтобы заколоть или ранить сонную рыбу. Для освещения они использовали карбидный фонарь.

Инспектор объехал их стороной и приблизился сзади. За ним бесшумно пробирался Федор.

— Стойте! Свет не тушить! Острогу бросить в воду, — громко скомандовал инспектор.

Нарушители повернулись на голос. Один спросил:

— Кто ты такой? Чего кричишь? Подъезжай сюда!

— Я инспектор рыбоохраны. Вы задержаны за нарушение правил рыболовства.

— Инспектор? Проваливай отсюда, пока не выкупали.

— Не угрожайте, за это больше с вас спросится, — спокойно сказал Костылев и подъехал ближе.

Свет потух. Острога брякнулась в лодку. Но было слышно, как люди завозились, чтобы нажать на весла и скрыться в темноте ночи. А инспектор был уже рядом.

— Завалишин, объезжай их справа, — крикнул Костылев и схватился за борт лодки браконьеров левой рукой, а правой выстрелил вверх из пистолета.

— Что вы, ребята, сопротивляетесь? Зажигайте фонарь, — сказал Федор и, подъехав, тоже схватился за борт лодки нарушителей.

Браконьер, тот который сидел на носу лодки, замахнулся, чтобы веслом ударить Завалишина. Федор ловко увернулся и, ухватившись за лопатку весла, потянул к себе.

— Разряди ружье и положи в мою лодку, — крикнул в это время Костылев, заметив, как сидевший на корме бросил свое весло и схватился за одноствольную централку.

Острога лежала совсем рядом. Федор опустил весло браконьера, отчего тот едва не вылетел за борт. Затем подхватил острогу и, угрожающе подняв ее, крикнул:

— Брось ерепениться! Хочешь, одним ударом пробью дно лодки и заставлю вас в озере пускать пузыри.

— Дай сюда ружье, — решительно предложил Костылев и направил пистолет на браконьера.

— Зажги, Васька, фонарь, — упавшим голосом сказал браконьер с кормы лодки и, трясущимися руками разрядив централку, передал ее инспектору. Свет на носу лодки загорелся снова.

Костылев доставил браконьеров в курью, допросил, составил протокол. Нарушителями оказались Усачев и Фролов. Усачев жил в поселке на берегу озера. Лодка, ружье, острога и фонарь принадлежали ему. Летом он нигде не работал, а «промышлял» рыбой, браконьерничал. Фролов приехал к приятелю погостить. Это у них был уже не первый выезд с острогой.

Костылев решил привлечь их к уголовной ответственности, задержав до решения суда все их снаряжение.

Начало светать. Вдоль курьи со свистом пролетела стайка уток и шумно опустилась в зарослях рогоза. На горе несколько раз рявкнул самец сибирской косули. На пожухлых рыжих папоротниках серебром забелел осевший иней.

— Вы бы уж не отдавали нас под суд, гражданин инспектор, а оштрафовали, да забрали ружье и лодку, — начал просить Усачев, красивый кудрявый детина.

— Не имею права. Вы ударили рабочего Завалишина, угрожали, оказали сопротивление с ружьем в руках. Суд пусть и определит вашу виновность. Если бы я был без пистолета и один, то вы бы меня не только «выкупали», а совсем ракам на корм отправили. Уже светает, идите домой.

Ловить щук кружками Ефим выехал один. Федор снова вызвался помочь инспектору.

Выехали на двух лодках. Сняли тридцать две сети. Новенькие, из капрона. Изъяли улов разной рыбы общим весом сто пятьдесят килограммов.

В поселке все браконьерские сети конфисковали. Рыбу сдали в магазин. На нарушителей-сетников составили протоколы. Лодку Усачева до решения суда сдали на хранение в поселковый Совет. Ружье, которое оказалось незарегистрированным, Костылев увез с собой, чтобы передать в районное отделение милиции.

— Спасибо, Завалишин! Здорово помогли мне, — тепло сказал Костылев Федору, крепко пожимая ему руку при прощании.

— За что спасибо? Вот еще, — удивился Федор и добавил:— Меньше пакостников будет на озере.

— По закону от штрафов с браконьеров вам полагается большая премия. Скажите свой домашний адрес. Куда выслать деньги?

— Не надо мне никакой премии. Я от души, по желанию помог, а тут — деньги! И адреса для этого не скажу, — даже с обидой ответил Федор.

Костылев внимательно посмотрел на рабочего. Затем благодарно похлопал Федора рукой по широкому крутому плечу.

— Вот вы какой? Ладно, когда потребуется, я найду вас и через заводоуправление. Еще раз спасибо, товарищ Завалишин!

Береговой тропинкой Федор направился в Долгую курью к Ефиму. Он не жалел о потерянном выходном дне и сорванной рыбалке. Нет! Порой он взглядывал на синевшую гладь озера, и какое-то новое чувство зарождалось в нем. Тихое озеро казалось ему таким же родным, как и завод, где не положены нарушения, а тем более хулиганство, хищения... В сердце рабочего росла большая гордость. Знакомое чувство. Совсем как в родном цехе, когда он перевыполнял сменное задание, стыдил и одергивал лодыря, помогал отстающему товарищу или вносил ценное предложение.

Вот и Долгая курья. На стане еле-еле дымил забытый костер. Вдали Ефим на лодке.

— Э-ге-гей! — закричал Федор, сложив руки рупором. — Валяй сюда-а!

— Сейчас. Кружки сниму-у. Чай кипяти! — еле слышно ответил товарищ.

«Чай кипяти... А где у него все запрятано?» — пробурчал Федор и начал искать. Наконец все вещи обнаружил замаскированными старой травой в густом черемушнике.

Нарубив сухих дров, подживил костер и повесил над ним котелок с водой.

Подъехал Ефим.

— Ну, как улов? Клевали щуки? — нетерпеливо спросил Федор.

— Клевали. Одну, килограмма на два, с жерлицы снял да трех кружками наскреб. Из них есть «старушка» — килограммов на шесть! А разной мелочи мало, — ответил Ефим.

— Вот и хорошо. Хватит нам! — сказал Федор, вытягивая нос лодки на берег.

— А где тебя черти весь день носили? — вдруг недовольно обрушился на друга Ефим. — Уехал и как сквозь землю провалился!

— Знаешь где, — спокойно объяснил Федор, — с браконьерами проваландались. Здорово, брат, получилось. Тридцать две сети забрали и полтора центнера рыбы! Молодец Костылев. Вот мужик! Я и не думал, что он такую войну ведет на озерах с разными прощелыгами.

— Что толку? Завтра новые появятся!

— Нет! В поселковом Совете Костылев при мне двух мужиков проинструктировал и вручил им удостоверения общественных инспекторов. Теперь озеро под контролем! — ответил Федор. — Что, уху будем варить или как?

— Какая теперь уха. Чайку попьем, да и в путь. Сам знаешь, какая разбитая дорога!

...Через полчаса друзья выехали в поселок. За распашными веслами уселся Федор. Ефим с кормы забросил в озеро дорожку.[7]

— На счастье... Может, какая щучонка и попадется! — сказал он.