В лабиринтах страны карст

Куда ушли ребята?

Ребята исчезли ночью. Вчера вечером Белугин еще разговаривал с сыном. Пряча глаза, Витька спросил, где лежит геологический молоток.

«Видимо, опять по скалам лазать собирается», — решил тогда Белугин. Он знал, что сын не на шутку «заболел» геологией. Еще зимой Витька приводил домой почти весь седьмой класс и показывал коллекции. Длинный, худой, с крупным, как у отца, носом, он расхаживал по комнате и ломким голосом, стараясь подражать отцовской манере, говорил ребятам о минералах. Он указывал тонким пальцем на магнитный железняк, на сильвиниты и карналлиты, аккуратно уложенные в коробочки с ватой. Маленькие этикетки на них Витька наклеивал сам.

Коллекция Белугиных была не особенно большой, но многие горные и рудные породы Урала здесь были налицо. Стеклянным блеском отливали каменная соль и горный хрусталь. Кальцит сиял радужными цветами, будто перламутр. Шелковисто переливались минералы с волокнистым строением — асбест, селенит. Отдельно лежали дорогие цветные камни, яшмы, малахит. Яркими искорками посверкивал алмаз, словно в нем пробегали огоньки.

Большие глаза Витьки, казалось, принимали оттенки камней, о которых он говорил. Отец сидел в сторонке, наблюдал. Многого Витька еще не знал и не мог ответить на все вопросы, которые задавали ему товарищи. «Обязательно на следующий год возьму его с собой в разведочную партию», — думал тогда Белугин…

И вот теперь Витька исчез куда-то. Парень воспользовался тем, что дома нет никого: отец до вечера на работе, мать уехала в санаторий. Белугин не знал, что и подумать. Просматривая вещи, он обнаружил, что нет геологического молотка. Не оказалось и рюкзака, исчезли консервы. Значит, Витька отправился в дальний путь. Но куда? Тревога усилилась, когда утром прибежала вся в слезах мать Стасика Вилюйского и сообщила, что сын ее тоже куда-то пропал, забрав веревку и хлеб.

Еще этого не хватало! Стасик Вилюйский окончил первый курс библиотечного техникума, приехал в гости к родителям. Мать его, продавщица сельмага, жаловалась всем покупателям, что почти не видит сына, он все время шляется где-то с Вадькой Белугиным, лазит по горам и скалам, будто нет других дорог. Теперь она грозила скандалом.

— Это ваш Витька подговорил его, он затащил его куда-то. Мы всю ночь не спали. Вы будете отвечать, если что случится! — кричала она.

Белугин вконец расстроился. Он заглянул в ящик стола и не нашел карманного фонарика. Не собираются ли ребята спускаться со скал ночью? Конечно, нет. Может быть, они ушли в Дивью пещеру? Вдвоем… Но туда без опытного проводника опасно забираться даже хорошо снаряженной экспедиции. Пещера мало исследована. Ее хорошо знает лишь один Платон Гридин. Нужно немедленно идти к нему.

Платон жил на краю села в добротно срубленном пятистенном доме с палисадником. Огромный пес встретил Белугина хриплым лаем. Выбежала курносая девчушка, проводила в дом.

Платон был неприветлив. Кряжистый, кривоногий, он походил на сказочного лешего. Колючие бесцветные глаза ощупывали Белугина из-под нависших бровей.

Он недолюбливал геологов. «Наводчики, тайгу пакостят. Наведут народ, лес рубят, жгут», — ворчал он…

— А другой чей? — спросил Гридин, раскуривая трубку.

— Стасик Вилюйский.

— Чистоплюй-то этот? И вызволять его не стоит… А откуда взяли, что они туда именно ускакали?

Выслушав объяснения Белугина, он хитро прищурился:

— Я-то ведь тоже мало знаю пещеру.

Долго убеждал Белугин Платона, что без него никак не обойтись. Бели Белугин один пойдет, то много времени потеряет Хоть и бывал в пещере, но на себя не надеется. А ведь сейчас секунды дороги. Ребята могут погибнуть.

Платон снова неторопливо раскурил трубку, как бы ненароком спросил, а не станет ли Иван Егорович потом пещеру взрывать.

Едва сдерживая раздражение, Белугин ответил:

— Если понадобится, взорвем.

— Не поведу, и весь мой сказ. — Платон поднялся с лавки и вышел в сени.

— Черствый же вы человек, — сказал ему вслед Белугин.

Курносая девчушка вылезла из-за печи и, сердито глядя на него, крикнула:

— А папка добрый! А папка добрый! — И на одной ножке поскакала к выходу.

Через минуту в комнату вернулся Платон, бросил на лавку бухту веревки:

— Ладно, собирайся.

Сборы были короткими. Оба надели телогрейки, ватные брюки, резиновые сапоги. На головы — зимние шапки. Запаслись провизией, свечками. Взяли карманные фонарики.

Он Ныроба до пещеры километров десять, если пылить по дороге. Платон вел Белугина прямиком, по одному ему известным приметам. Его будто подменили. Глаза стали мягкими, синими, походка скользящей, невесомой. Он нырял под колючие лапищи таежных елей, и ни одна не колыхалась. По сухим захвоенным проплешинам проходил неслышно, словно подкрадывался к пугливому рябку.

Лес неожиданно расступился, будто Платон раздвинул его руками. Внизу виднелась извилистая Колва. Как все реки Урала, она быстра, своенравна. Прорываясь сквозь горные кряжи, точит берега, густо поросшие лесом.

Ловко цепляясь за ветки, Платон сбежал к реке, вытянул за цепь небольшую плоскодонку. Против течения грести было непросто, и немного погодя он передал весла Белугину. Тот старался грести ритмично, без всплесков. Работа его успокаивала.

Лодка мягко уткнулась в берег. Платон прыгнул на камень, прикрутил цепь.

Вход в пещеру таился на склоне горы. Это была просто узкая карстовая расселина, вышедшая на поверхность земли. В другое время Белугин многое мог бы рассказать сыну о причудах этих удивительных горных образований. Ведь сам он был инженером-геологом и занимался исследованиями карста на склонах Западного Урала.

Термин карст произошел от названия горного плато в Югославии. Местные жители назвали его так потому, что безводное, в трещинах и воронках плато безжизненно и каменисто. Карст, а точнее крас, означает камень.

Карстовые процессы развиваются в тех районах, где имеются растворимые в воде горные породы, такие, как известняк, гипс. Вода проникает в эти породы по трещинам и другим пустотам. В результате ее усилий образуются карры, поноры, колодцы, пропасти, воронки, котловины, полья, карстовые останцы, пещеры. В эти пустоты ныряют иногда ручьи и даже реки.

На каменистой земле появляются сначала небольшие лунки, бороздки. Это карры. Постепенно они под действием воды расширяются и превращаются в глубокие щели или воронки-поноры, а затем, при вертикальном движении карстовых вод, — в колодцы и шахты.

А вот карстовые воронки. То они похожи на блюдца, то уходят в землю острым конусом, то напоминают большие чаши. В Пермской области, как сообщает виднейший специалист по карсту профессор Г. А. Максимович, имеется около 200 тысяч воронок на площади 30 тысяч квадратных километров.

Когда такие воронки сливаются вместе, то образуются котловины. В горных областях встречаются обширные продолговатые впадины с ровным дном и иногда совершенно отвесными стенками. Это полья. По ним обычно бегут ручьи, а затем исчезают в понорах. Но, несомненно, самые интересные из карстовых форм — пещеры, изучением которых занимается специальная наука — спелеология (пещероведение).

Науке Известны пещеры обшей протяженностью более ста километров. В Соединенных Штатах Америки, в штате Кентукки, находится Мамонтова пещера… В ней 225 проходов, 77 больших гротов, 3 реки с восьмью водопадами, 3 озера. Общая протяженность ее 160 километров. Вторая по величине пещера Вайндотт также находится в США, в штате Индиана. Она изучена на протяжении 85 километров. Швейцарская пещера Хеллох нанесена на карту на протяжении 61 километра. В 1955 году в штате Кентукки, южнее Луисвилла, открыта новая пещерная система, изученная уже на протяжении 52 километров. Пятое место по длине занимает Карлсбадская пещера, в штате Нью-Мексико, в США. Общая длина всех ее гротов и проходов — до 50 километров. Шестая по величине пещера Айсризeнвельт, в Австрии, изучена на протяжении 40 километров. Известны шесть пещер длиной от 10 до 25 километров и семь — от 5 до 10. Семнадцать пещер, в том числе и наша Кунгурская, длиною от 3 до 5 километров. Кто знает, может быть, и Дивья пещера когда-нибудь займет свое место в списке этих гигантов…

Но Белугину было не до размышлений об этом. Он торопливо шагнул в узкий проход карстовой пещеры. Гридин остановил его:

— Вперед батьки в пекло не лезь. Я здесь начальник и командир. Ну, давай! Громко не кричать, а то завалит. И ворон не ловить. Пошли.

Было два часа дня.

Никому ни слова

Это я у мамы взял, — Стасик протянул Витьке моток бельевой веревки.

— Жидковата, пожалуй, будет. Да ладно, вдвое свяжем.

Веревка эта была запасной. Витька предусмотрел все. Недаром почти полмесяца они готовились к экспедиции.

— Ты увидишь, какая у нас пещера, — с гордостью повторял Витька. — Я там уже бывал… Неужто ты ни разу по пещерам не лазил? Ну, ничего, вместе будем. Городским надо почаще воздухом дышать. А интересного там сколько! Сам увидишь.

Витька крепко затянул рюкзак:

— Все. Завтра ночью удираем.

Друзья бесшумно сползли с сеновала, где хранили все экспедиционные пожитки. Долговязый Витька негромко свистнул, помахал Стасику, влез в окно.

В эту ночь Стасик почти не спал. Что-то новое, интересное ворвалось в его жизнь, и все это принесла дружба с Витькой. Едва они познакомились, новый приятель стал водить его по окрестностям Ныроба, растревожил его воображение сказочными чудесами, которые были тут, рядом. Стасик редко бывал в лесу. Когда они жили в Перми, мать не пускала его за город. А потом отца перевели в Ныроб. Стасика со слезами и нравоучениями оставили в техникуме. Он любил книги, тайком пописывал стихи. Недавно привел к себе Витьку и, покраснев, протянул толстую тетрадь. Витька равнодушно полистал, пожал плечами:

— Ерундой занимаешься.

Стасик засопел, спрятал тетрадку.

— Пошли к нам, — сказал Витька и потащил Стасика за руку.

— Вот это лучше всяких стихов. — Он показал коллекции, а потом пообещал сводить в пещеру. Стасик забыл обиду, торопил Витьку. Теперь сборы закончены. Беспокоило только, что родителям ничего не сказали. Но Витька строго-настрого запретил:

— Никому ни слова. Одних не пустят. А без-экскурсии куда интереснее.

Пожалуй, он прав. И схема пещеры у него есть.

И вообще он парень хороший. Такому можно довериться.

Перед самым рассветом Стасик вылез через окно и в тени заборов прокрался к Витькиному дому. В селе стояла настороженная тишина. Даже собаки не лаяли. Казалось, вот сейчас заскрипит дверь и мама крикнет:

— Стасик, домой!

Крик разбудит всю улицу. Но Стасик все равно не вернется. Он дал слово другу — и не подведет.

Витька уже ждал.

— Ну, так и знал, — прыснул он в кулак. — Снимай-ка свои тапочки, троглодит, и надевай сапоги. Я их у Леньки выпросил, будто на рыбалку.

До деревушки Подбобыка приятели шли лесом. Заря только просквозилась на самом краю неба. Звонко перекликались вдалеке петухи. Седая от росы трава мягко поддавалась под ногами и, долго не распрямляясь, темнела густо-зеленой тропинкой.

Лес густел. В нем была особая полутемень, которая держится до самого восхода солнца, а потом нехотя переползает в буреломы и овражины. В иных местах она гнездится всегда. Солнце не в силах пробиться сквозь дремучие ветви.

Где-то вверху пересвистывались птицы. Вот отчетливо выделилось: «Тень-тинь-тянь-тюнь-тень-тянь». Это заливалась пеночка-теньковка. Вот над головой Стасика птичка величиной с воробья весело подпрыгнула, подняла хвостик и вежливо раскланялась: Это славка-завирушка. «Цит-цит-цит», — стрекотала где-то неугомонная пищуха. «Уп-уп-уп», — важно откликался ей поползень. И вдруг все голоса слились в один восторженный перезвон. Всходило солнце.

Ребята выбрались на берег Колвы. Река мелькала в клочковатом белесом тумане. Неподалеку поднимал вершину крутой камень. На противоположной стороне реки из леса, обнажая известняковую грудь, выпирал другой.

Стасик остановился. Глаза его блестели. Большие оттопыренные уши порозовели.

— Что это за горы? — шепотом спросил он.

— Ветлан и Дева, — торжественно сказал Витька.

— А почему они так называются?

— Вот я тебе стихи прочитаю. У нас один десятиклассник написал. — Витька обнял низкорослого Стасика за плечи, подвел к самому берегу:

Долго молчали. От торжественного леса, от величественных каменных громад веяло легендами. Не хотелось уходить, но Витька спешил.

Переправившись на пароме, мальчики прошли у подножья камня Дивьего и по узкой тропинке поднялись к самому входу в пещеру.

Крохотная пичуга села на ветку, удивленно глянула на Стасика, пискнула.

— Хватит лирикой заниматься, — решительно сказал Витька. — Вперед, отважные путешественники!

Стасик проглотил застрявший в горле комок, зажмурился и заторопился за приятелем.

Первые опасности

Дивья пещера, в которую вошли наши юные путешественники, пока не так широко известна, как Кунгурская. Нет подле нее туристской базы. В ее гротах и коридорах еще не установлены электрические лампочки. Да и размеры ее определены весьма приблизительно и совсем недавно. Отважные люди — ученый Е. В. Ястребов, учитель Ныробской средней школы Е. И. Васнецов и студенты Пермского университета И. Шапорев и Е. Бояршинов рискнули пройти почти полтора километра по главному ходу этого подземного лабиринта, пока не уткнулись в тупик. Они составили краткое описание своего путешествия. Но даже самые яркие слова не передали бы красоты Дивьей пещеры. Надо увидеть ее самому.

К тому же все ответвления этого лабиринта еще не исследованы. Никто не спускался в нижние этажи. Природа не предусмотрела лестниц и лифтов. Кто знает, может быть, там таятся такие чудеса, с которыми трудно будет соперничать даже знаменитой Мамонтовой пещере. А ведь та пещера имеет почти двести километров длины и тоже полностью не исследована.

Природа делает эти чудеса не для человека. Десятки и сотни тысячелетий работают подземные воды, чтобы выточить в податливых породах огромные причудливые полости.

Человек исследует пещеры, по праву считая их раскрытыми страницами истории земли. Пещеры рассказывают, какие растения были на земле многие тысячелетия назад, как жили и охотились первобытные люди. Нередко в пещерах можно обнаружить и полезные ископаемые.

Но увидеть все это не так просто. Исследователя на каждом шагу поджидают непредвиденные опасности. С грохотом рушатся обвалы. В темноте таятся глубокие трещины. И без специально снаряженной экспедиции в такую пещеру идти безрассудно.

Что ожидало бы двух ребят в лабиринтах Дивьей пещеры, если бы Витька перед этим не изучил ее так хорошо?

Первые сто метров ребята прошли без особых затруднений. Воздух был удивительно чистым и недвижимым. Сначала пришлось почти ползти — таким узким был проход. Затем потолок стал подыматься. Лучи фонариков выхватывали из темноты тяжелые каменные своды, трещины стен. Кругом была такая тишина, какой на поверхности земли не бывает даже в самый тихий вечер.

Витька упрямо шел вперед, осторожно пробираясь среди глыб. Стасик еле за ним поспевал.

— Первый грот, — прошептал Витька, указывая на темнеющую справа впадину.

Потолок то резко снижался, то уходил вверх, в непроглядный мрак. Вскоре юные путешественники добрались до грота «Трубного». Витька высоко поднял фонарик. В бугристом потолке грота виднелось черное почти круглое отверстие. Оно отвесно уходило вверх и терялось в темноте. Стасик представил, что какие-то великаны пробили эту трубу в толще известняка, чтобы разводить под ней огонь.

Дальше потянулся узкий коридор. Стены и потолок его как будто медленно сдвигались, чтобы растереть в порошок незваных пришельцев. Стасик зажмурился от страха, но потолок вдруг ушел вверх и исчез.

— Это грот «Щель». Слева — «Малютка». Шевелись! — торопил Витька. — Гляди в оба.

Они стояли в небольшом, метра в два, гнезде округлой формы с куполовидным потолком. С влажных стен, покрытых бугристыми натеками, сбегали вниз тонкие струйки воды. Вода хлюпала и под ногами.

Внимание Стасика привлекло странное движение в одной из лужиц. Он зачерпнул воду ладонью и увидел каких-то насекомых, безглазых, почти бесцветных, покрытых клейким веществом.

— Постой, постой, — припоминая что-то, торопливо заговорил Витька. — Да ведь это аптеригота[1]! Насекомые, которые появились на земле сотни миллионов лет назад!

Их впервые открыл здесь Каптерев, знаменитый исследователь. Здесь же нашли и старинную «денгу» чеканки 1748 года.

Эта «денга» была выпущена еще при царствовании дочери Петра Первого — Елизаветы. Тогда торговые гости и просто лихие людишки на стругах и пешком по берегу поднимались по Каме, Вишере и Колве до Ныроба и далее, скупали пушнину, мед, плотили древесину. А через год по половодью сплывали обратно — пожинать барыши. Закопал, видно, какой-то рачительный торгаш на черный день клад, а потом пришел на то место и увидел воронку, ведущую в тартарары. Помянул он нечистую силу и бежал без оглядки. И невдомек ему было, что карстовая воронка сбросила эти монеты в пещеру, чтобы нашли их спустя двести с лишним лет люди.

Опираясь о стену, Витька начал медленно спускаться по наклонному коридору. Вдруг под рукой оказалась пустота. Витька невольно отпрянул назад. Стасик выронил фонарик. Они чудом удержались на месте.

— Трещина, не трусь, — строго глянул Витька на Стасика и снова, подняв фонарик, начал спуск.

Слева они увидели еще одно ответвление, но настолько узкое, что осматривать его не стоило.

Стасик, тяжело дыша, опустился на камень. Витька сел рядышком:

— А я нисколько не устал. Ну да ладно, в экспедиции объявляется перекур. Дальше будет труднее.

Он пошевелил ногами, замолк. Но молчать было-жутковато. Тишина казалась гудящей от шорохов и плесков невидимых струек.

Витька чувствовал себя начальником труднейшей экспедиции, отважным путешественником, как Миклухо-Маклай, Пржевальский, Нерберт Кастере. А всякий руководитель экспедиции, как это написано в книгах, должен быть смелым, волевым, по-отечески заботиться о других. Этому же учил его и отец. «Он будет доволен моей самостоятельностью», — убеждал себя Витька.

Начался крутой подъем. Цепляясь за небольшие выступы, Витька то и дело протягивал руку, чтобы помочь приятелю. Из-под ног Стасика с рокотом покатился вниз камень. Витька пригрозил приятелю кулаком: осторожнее!

Они взбирались все выше и выше. Стасик глянул вверх и обомлел от ужаса. Справа зашевелилась гигантская каменная плита. Вот-вот она соскользнет с едва приметной опоры, покачнется и повалится прямо на них.

— Не трусь, — успокаивающе заметил Витька. — Это так кажется.

Ребята миновали грот «Круглый» и подошли к «Гроту Рычкова», «названному так по имени одного из первых исследователей пещеры. В него вели два прохода. Один — довольно низкий, заваленный камнями, другой — узкий, крутой, обрывистый.

Мальчики выбрали первый путь. Витька отлично ориентировался. Прочные крутые стены и чуть снижающийся пол, заваленный массивными обломками, успокаивали Стасика. Даже гулкое падение капель стало уже привычным. Он только с содроганием вспомнил, как ему показалось, что каменная плита падает на них.

Ребята раскрыли рюкзаки, набросились на провизию. Они ничего не ели со вчерашнего вечера и здорово проголодались. Витька спешил. Дожевывая на ходу, пошли дальше. Они оставили в стороне два прохода, закупоренные обвалами, и углубились в узкий поднимающийся коридор. Здесь уже приходилось протискиваться между каменными выступами. Вскоре ребята поползли. Стасик попробовал было встать на четвереньки, но ударился спиной и ойкнул.

— Чего? — донесся глухой голос Витьки.

Стасик уперся носом в сапог приятеля:

— Тесно.

— Дура какая тут выросла, — ругался Витька, протискиваясь около сталагмита, загораживающего и без того узкий проход. Стасик больно ссадил спину, но стиснул зубы и тоже пролез. И, как всегда, за трудный путь пещера вознаграждала. Друзья проникли в один из самых величественных гротов пещеры — «Ветлан». Казалось, ему не было конца. Целая деревня могла расположиться в нем, если бы выбросить огромные глыбы. Стасик удивленно озирался по сторонам.

— Кто-то в белом! — испуганно прошептал он.

— Где?

— Вон, справа!

— Сталагмит это.

Витька пристроился на большом, словно изрытом оспой, камне и подробно объяснил, как образуются сталактиты и сталагмиты.

Сталактиты — это известковые натеки, свешивающиеся с потолка пещер или гротов. Возникают они от просачивания в пещеру воды, насыщенной углекислой известью. Капля за каплей падают вниз, и от каждой на потолке остается крошечный бугорок. Он растет, превращаясь в маленькую трубочку, становится все длиннее. Иногда трубочка закупоривается известью — и вода начинает капать рядом, образуя другие сталактиты.

Навстречу сталактитам тянутся сталагмиты. Они также образуются при падении капель. Если их разрезать поперек, то можно увидеть, как на деревьях, годичные кольца. За год на сталагмите нарастает два слоя — темный и белый. Значит, можно определить его возраст. Ученые решили узнать, сколько лет сталагмиту, стоящему в Карлсбадской пещере в США, рост которого был почти двадцать метров, а поперечник — около пяти. Оказалось, что сталагмит «прожил» ни много, ни мало 60 миллионов лет!

Иногда сталактиты и сталагмиты срастаются — и тогда образуются прочные колонны.

Приятели обратили внимание на то, что верхушки некоторых сталагмитов были сломлены. Значит, здесь кто-то побывал. Среди знахарей есть поверье, что известковые натеки можно употреблять как лекарство при кожных заболеваниях.

Витька достал из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.

— Слушай обстановку. Мы в гроте «Ветлан». Это сердце пещеры. Отсюда проходы во все стороны.

Смотри и запоминай! — Витька решительно тыкал пальцем в довольно точно скопированную карту пещеры. — Ясно? Пошли.

Вскоре дорогу пересек почти отвесный глубокий обрыв. Он казался непреодолимым. Но Витька уверенно сказал:

— Там «Грот Девы». Помнишь легенду? Мы с тобой обязательно должны в нем побывать. Подожди меня. Сперва я, а потом уж ты.

— Погляди сюда.

Витька поднял фонарик. Над самым спуском в грот навис огромный камень. Казалось, стоило дунуть — и он соскользнет с выступа и обрушится.

— Спускайся тихонько, осторожнее держись за камни, — вполголоса говорил Витька.

Стасик боязливо посматривал в темноту. Все в этой пещере здорово интересно, если бы не эти глыбы, которые вот-вот свалятся на голову.

Витька ловко спустился вдоль правой стены, придерживаясь за камни. Потом, балансируя, перешел к левой и оказался на дне «Грота Девы». Стасик не без труда проделал то же самое.

— Ого, да ты ловкач, — одобрил Витька.

Гигантские размеры грота поразили обоих. Потолок, прорезанный глубокими трещинами, неясно маячил на пятнадцатиметровой высоте. С потолка тяжелыми кулаками свисали многопудовые глыбы. На дне грота виднелись следы недавних обвалов.

Юные путешественники осторожно продвигались теперь по краю глубокой трещины. Природа услужливо расставила здесь маленькие сталагмиты, за которые можно было придерживаться. Кружилась голова. Одно неверное движение — и сорвешься в бездну.

Черные глаза

«Грот Девы» остался позади. Стасик решил, что лучше и красивее этого грота с легендарным названием ничего уже не увидеть. Но Витька рвался вперед.

В этой части пещеры следов обвалов было гораздо меньше, поэтому приятели шли быстро.

Наконец они оказались в нешироком продолговатом гроте. При свете фонариков стены грота пенились тонкими кружевами. Богатые белые занавеси, отороченные причудливой бахромой, опускались до самого пола. Веерообразные складки и фантастические наплывы драпировали каждую неровность. С потолка свисали будто гирлянды узорчатых кружев, сплетенных из тончайших нитей белого шелка. Все это влажно блестело, переливалось синеватыми и розоватыми оттенками.

Витька по-хозяйски расхаживал по гроту и щурился от удовольствия.

Было пройдено не больше полукилометра. Расстояние вроде незначительное. Но сколько интересного встретилось на пути. А сколько еще будет!

Потолок снова начал снижаться. Опять пришлось ползти, обдирая руки об острые камни. Витька ругал себя, что не догадался прихватить рукавицы. Впереди открылся еще грот — «Угловой». В самом начале его возвышался стройный сталагмит, вся поверхность которого была покрыта ребристым ноздреватым нарядом, а на макушке сидела свое-образная корона из крохотных сталагмитиков. Вокруг великана толпились более мелкие, а в стороне лежал на боку еще один большой сталагмит.

Под ногами зачавкала глина. При свете фонариков она казалась почти черной. Идти стало труднее. Глина так прочно присасывала к себе подошвы, что отрывать их стоило немалого труда.

— Запомни, — сказал Витька. — Вот здесь, влево, грот с огромным озером. До конца его еще никто не доплывал. Пойдем обратно, сам увидишь, как там здорово! Когда-нибудь мы возьмем резиновую лодку и исследуем озеро.

Ровный тоннель уходил вдаль, теряясь в темноте. Вдруг Стасик почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд! Огромные черные глаза мрачно уставились на него с потолка. В их черноте было нечто фантастически жуткое.

— Это просто дыры в потолке, — самым будничным голосом сказал Витька. — Грот так и зовется — «Черные глаза». Погоди, еще не это увидишь, — добавил он, резко забросив на плечо лямку рюкзака.

Они зашагали по просторному, будто метро, тоннелю. Стены его, пол и потолок словно выровнены руками рабочих. Даже натеки на стенах напоминали лепные украшения. Только кое-где большие глыбы, увенчанные сталагмитами, загромождали дорогу. Сталагмиты эти были похожи на кроликов, сторожко сидящих на задних лапах.

Миновали целую гряду таких камней. Чувство усталости притупилось. Но двигались уже значительно медленнее. Над головой выгибался куполообразный потолок. Вся поверхность его рябила ажурными узорами, какие бывают у подтаявших сугробов в часы ночного заморозка. Некоторые участки были, как пчелиные соты. В неглубоких нишах белели точеные колонны.

Неожиданно Стасик остановил Витьку:

— Смотри, слева ход! Вот бы нам…

— Не фантазируй, — перебил его Витька.

— Но ведь там никто не бывал.

— Поэтому и нам нельзя. Да и все равно в него не пробраться.

Действительно, проход загромождал толстый сталагмит. Стасик доказывал, что его можно разбить геологическим молотком, но Витька не слушал.

Из грота змеились два ответвления. Одно начиналось узкой трубой, уходящей почти вертикально вниз. Другое — тесным коридором вело в следующий грот. Витька размотал веревку, вырубил на камне паз и, прочно закрепив ее, начал медленно спускаться. Вскоре веревка задергалась. Стасик последовал за ним. Снизу тянуло холодком. Отпустив веревку, Стасик поднял фонарик и… опешил.

Злорадно усмехаясь, на него смотрела голова Мефистофеля. Крючковатый нос загибался к подбородку, клинышек бородки трепетал от смеха. Зловещие глаза следили за каждым движением.

«Вот наваждение, — внутренне поежился Стасик. — Уж не в преисподнюю ли мы попали?»

Витька, ни слова не говоря, погладил «дьявола» между рогов. Это была каменная скульптура — создание подземных вод. Мефистофель сторожил проход в страну чудес.

Страна чудес

Жирный кабан, ощерив клыки, стерег вход в следующий грот. Его заплывшие глазки смотрели свирепо. Каждую секунду он мог броситься на путешественников. Стасик даже отступил. Трудно было поверить, что это просто-напросто каменная глыба, искусно обработанная природой.

Ни в одном музее не видели ребята таких чудес. Все, что было раньше, как-то стерлось, стушевалось. И шумные городские улицы, и травянистые проулки села забылись.

Теперь перед ними был грот «Сказка». Никакая фантазия человека не могла бы создать этого поистине чудесного, сказочного мира.

Белые, желтые, розовые, зеленоватые тона переливались на стенах. Ярусы натеков, ребристых, шишковидных, кистеподобных, веерообразных, преломляли лучи фонариков и сверкали. Колонны и башенки, словно выточенные из слоновой кости и мрамора, блестели в каждой нише. Тончайшая лепка и изящнейшие кружева затягивали потолок. Тонкие струйки воды, просачиваясь вниз, оживляли узоры своим сверканием. И все это было в полной тишине, все это выхватывалось из темноты лучами фонариков, чтобы опять исчезнуть во мраке.

А за этим гротом открывался просторный театральный зал. Дальняя стенка его была задрапирована тяжелыми складками занавеса. По залу ровными рядами, как будто готовясь к какому-то представлению, вытянулись и замерли сталагмиты. Перед закрытой сценой расположились ряды для зрителей. Стасик даже услышал разноголосый говор толпы. Вот сейчас распахнутся двери, раздвинутся портьеры, хлынет поток возбужденных, празднично одетых людей. Начнется спектакль.

Но все было тихо. Только Витька перебирал какие-то камни, разглядывая их на свет.

— А теперь пойдем-ка в «Индию». Там еще лучше: «Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном в далекой Индии чудес», — вполголоса пропел Витька.

Грот «Индийский» тянулся тоннелем. Стены были украшены узорами, напоминающими орнаменты индийских храмов. Эти украшения не достигали потолка. Над ними своеобразным каркасом, подпирающим своды, стояли статуэтки. Одни были похожи на женщин в белых сари, другие напоминали слонов, несущих на спинах паланкины, третьи — целые шествия паломников.

— Я обязательно напишу о пещере стихи! — говорил Стасик.

Он просунул голову в единственную щель в стене грота. Она уходила дальше, расширялась. По-видимому, ответвление продолжалось. Но даже ребенку невозможно было протиснуться в отверстие между натеками.

— Вот туда бы пробраться, — мечтательно проговорил Стасик.

— Да, там, наверно, руды какие-нибудь залегают, — сказал Витька и повел его обратно, в грот «Кабан». До конца исследованной части пещеры оставалось около двухсот метров.

Ребята заглянули в очень низкий почти круглый грот, в центре которого была подвешена богатая каменная люстра с хитрым орнаментом, миновали грот «Кольцевой», посредине которого стоял неохватный столб, и по короткому коридору прошли в следующий грот. С потолка глядела на них флегматичная морда белого медведя. В свете фонариков медведь, казалось, двигался, вылезая из своей каменной берлоги.

В каждом гроте природа создавала неповторимые произведения искусства, вовсе не заботясь о том, чтобы кого-нибудь удивить. Она создавала их про-сто так, потехи ради, повторяя в камне созданные ею существа.

Пройдено было уже шестьсот метров, оставалось еще сто. Стасику стало досадно, что никаких особых приключений с ними не произошло.

— Еще три грота, и шабаш, — сказал Витька. — Будем тем же путем возвращаться. И без остановок. Дома, наверное, уже беспокоятся.

Но Стасик нарочно замедлял шаг. Может быть, будет еще что-нибудь интересное.

И он не ошибся. В гроте «Волшебный» высились фигуры самых причудливых форм. Вон длиннобородый дядька Черномор и его тридцать три богатыря. За ними сказочные терема, пряничные домики. Выше — миниатюрные горы цвета слоновой кости, убранные гребнями каменного леса…

Затем приятели оказались в гроте «Планетарий». На темном куполе его можно было разглядеть мерцающие звезды. Последний грот был продолговатым, как рыба. Он заканчивался двумя короткими ответвлениями. Ребята пролезли в одно, потом в другое. Пещера здесь не кончалась. Где-то там, за мощными завалами, продолжались коридоры, лабиринты, гроты.

Вот тебе и приключение!

Стасик исчез неожиданно, как сквозь землю провалился. Возле узкой трещины лежал его рюкзак. Витька встревоженно закричал. Из трещины послышался глухой голос:

— Я сейчас, только проход исследую… Он расширяется!

— Назад, слышишь!

— Здесь камни какие-то странные…

Витька ящерицей скользнул в щель, втянув за собой рюкзак. Стасик сидел, согнувшись в три погибели, и светил фонариком. Проход, в котором они сказались, расширялся и уходил вглубь. Низко наклонив голову, Витька прошел по нему несколько шагов, достал из рюкзака геологический молоток и, отбив камень, стал рассматривать его на свет. Но Стасику не терпелось идти дальше.

— Сейчас возвращаемся, — приказал Витька, осматриваясь. — Не дури.

Стасик нехотя пополз за другом. Вот и щель, Витька пролез в нее и удивленно присвистнул. Перед ними был какой-то странный коридор. По сторонам его виднелись входы в боковые ответвления.

— Давай назад, — тихо сказал он и подтолкнул Стасика к щели.

Пол почему-то стал резко снижаться. Ребята поползли обратно и наткнулись на сплошную стену.

— Дела, — обеспокоенно сказал Витька.

Неожиданно сверху оборвался камень и вышиб из его рук фонарик. Витька вобрал голову в плечи, ожидая обвала. Но было тихо. Только слышалось взволнованное дыхание Стасика, да где-то негромко журчала вода. На всякий случай ребята отползли подальше.

— Дай-ка фонарь, — хрипло сказал Витька.

Слабый луч фонарика быстро пробежал по неровной стене и, дрожа, замер внизу.

— Вот тебе и приключение, — криво усмехнулся Витька.

— А рюкзак? — спохватился вдруг Стасик. — Где мой рюкзак? Я ведь там его оставил, — он ткнул пальцем куда-то вверх.

Витька помрачнел. В том рюкзаке были все их съестные припасы. А в Витькином, который он захватил с собой, — только бухта веревки, геологический молоток, записная книжка и груда камней. Перебирая камни, Витька обнаружил краюшку хлеба, завернутую в бумагу, и повеселел.

— Ладно, — сказал он, — как-нибудь выкарабкаемся. Только чур без паники. Отец говорил, что у карстовых пещер всегда бывает несколько выходов. Будем искать и все равно найдем.

Стасик молчал. Он чувствовал себя виноватым. Это он полез в проклятую щель и не послушался друга. А теперь? Что их ожидает?

— Не вздумай хныкать, — сурово сказал Витька и вскинул рюкзак на плечи.

Подземный коридор был бесконечен. Ребята спотыкались о скользкие камни, падали. По полу журчали, убегая куда-то вниз, невидимые ручейки. Из черной сырой глубины тянуло пронизывающим холодом. Доносился неясный гул.

— Наверно, подземная река, — прошептал Вить-ка, замедляя шаг.

Невдалеке, перерезая им путь, мчался бурный поток. Черные маслянистые волны налетали друг на друга и, вспенившись, стремительно уносились в гудящий мрак.

Вдруг из глубины грота послышался пронзительный детский крик. Ребята вздрогнули. Лоб Стасика покрылся холодным потом. Высоко держа фонарик, Витька приблизился к потолку. Теперь слышен был только гулкий бесконечный грохот.

Душераздирающие крики повторились. Они неслись откуда-то сверху, из темноты. Тысячекратное эхо металось под сводами.

— Смотри! — воскликнул Витька.

В луч фонарика влетела черная тень и замерла, колыхая крыльями. Вдруг она резко взвилась вверх, ударилась о потолок, издала громкий вопль, похожий на крик ребенка, и камнем упала в темноту. Витька с трудом пришел в себя. Он был убежден, что видел большую летучую мышь. Стасик говорил, что это какая-то птица.

— Бежим обратно! — побелевшими губами прошептал он.

Витька отмахнулся. Он решился на отчаянное.

— Надо искать переход через реку.

Поток все так же бушевал. Витька плюнул в него и осторожно пошел по краю. Кальциевые натеки, спускаясь к воде, образовали крутое побережье. Только бы не поскользнуться! Ребята опоясались одной веревкой. Пройдя несколько метров, они увидели, что поток падал в глубокий провал. Оттуда доносился могучий рокот. Над самым провалом нависала покатая глыба, мокрая от брызг. А посреди потока выпирал из воды лобастый, будто отлитый из брони, камень.

Витька замотал веревку за ближайший уступ и конец ее отдал Стасику.

— Держи крепче. Только не натягивай, — прокричал он и, сделав шаг назад, прыгнул. Ноги заскользили, но он удержался на камне. Потянув веревку к себе и на глазок прикинув расстояние до другого берега, он присел на корточки и снова прыгнул.

— Теперь ты! — заорал он, отчаянно жестикулируя.

Стасик испуганно замотал головой.

— Прыгай! — надрывался Витька. — Прыгай!

Стасик закрыл лицо руками и отвернулся к стене.

Надо было перебираться к нему. Но как это сделать без веревки? Как заставить Стасика дрыгнуть?

— Стасик! Ну, оглянись, Стасик! Веревку натяни!

Витька охрип. Он сел на камень, положив фонарик рядом. И надо же было брать с собой этого трусишку, этого слизняка! Стоит сейчас там, в темноте, трясется…

Вверху снова раздался детский крик. Даже рев потока не заглушал его. И тогда Стасик решился. Он взмахнул руками и прыгнул прямо в поток.

По следам

Витька и Стасик спустились в пещеру раньше, чем оказались здесь Белугин и Платон Гридин. За это время можно было пройти всю исследованную часть пещеры и вернуться обратно. Белугин надеялся встретить ребят вблизи входа. Он не мог допустить, что сын решится проникнуть в какое-нибудь неисследованное ответвление. А впрочем, кто его знает? Мальчишка увлекающийся. Он мог и забыть его наставления, что самое главное в экспедиции — это выполнение заранее заданного маршрута и строжайшая дисциплина. Платон, согнувшись, пристально разглядывал каждый камень.

— Вглубь ушли.

Привычные к долгим переходам, они торопливо шагали по узкому коридору. Любоваться красотами пещеры не приходилось. Надо спешить. Острым, цепким взглядом Платон схватывал каждую царапинку на камнях, каждый отпечаток резиновых сапог.

— Влево — грот «Малютка» — сказал он. — Стойте, я слазаю. Вдвоем там толкаться нечего.

Белугин всматривался в неясные очертания отвесных стен. Стоило только на миг закрыть глаза и представить эту огромную пустоту в недрах земли, как становилось жутковато.

У грота «Малютка» были два ответвления, настолько узкие и низкие, что пробраться в них можно было только ползком. Вели они в противоположные стороны. Стоило ли туда заглядывать? В гроте не было каких-либо ясных следов, но чутье подсказывало Платону, что ребята сюда заходили. Он, кряхтя, встал на четвереньки, прополз в ответвление, ведущее на восток. Оно было перегорожено частоколом сталагмитов. Сталагмиты были тщательно осмотрены, но свежих царапин на них не осталось. Значит, ребята здесь не задержались. Платон вернулся назад, к главному коридору. Белугина там уже не было. Следы вели в глубь пещеры. Он вполне понимал Ивана Егоровича, но ворчал:

— Сам наверняка не простил бы такого. Как мальчишка, убег.

Он спокойно проскользнул под плитой, которая так напугала Стасика, и зашагал по узкому чуть наклонному коридору.

Неожиданно сверху закапала вода. Капли все учащались. Вскоре полил настоящий дождь.

— Наверху гроза прошла позавчера, а в пещеру вода только сейчас просочилась, — вслух проговорил Платон. — Теперь жди обвалов.

Он ускорил шаги, время от времени нагибался, отыскивая оттиски ромбиков новых резиновых сапог Белугина.

— Этак-то ребят потеряю. Вдруг они в сторону подались.

Потолок снижался. Справа зиял бездонный колодец. Оттуда тянуло могильным холодом. Платон осторожно добрался до края, посветил фонариком. Вдруг из глубины послышался чей-то короткий стон.

— Кто? Кто там? — громко спросил Платон.

Ответа не было. «Почудилось, видно», — подумал он и осмотрел коридор. Следы Белугина уходили дальше.

Луч фонарика терялся во мраке. Это был грот «Круглый». У самого входа на большом камне сидел Белугин и курил папиросу за папиросой.

— Если будешь партизанить, ухожу назад, — сказал Платон, сердито глянув на Белугина.

Следы мальчишек то появлялись, то исчезали. Твердый грунт не везде их сохранял. Много времени тратилось на обследование боковых гротов и ответвлений. С трудом протиснулись в грот «Плоский» через узкий проход, загроможденный глыбами. Пол и потолок грота напоминали челюсти какого-то чудовища, беспорядочно усаженные зубами. В дальнюю часть грота пройти было немыслимо. Платон с полным основанием заключил, что ребята не могли быть там. Наконец обнаружили следы в гроте «Ветлан». Войдя в него, Платон низко поклонился:

— Здорово, батюшка Ветлан…

Он подошел к большому камню и долго осматривал его ноздреватую поверхность.

— Сидели здесь и дальше потопали. Стало быть, в гротах Истомина, Мамонтова и Каптерева их можно не искать. Гроты влево идут.

В «Гроте Девы» на крутизне обрыва Платон обнаружил сбитые камни. Догадка подтверждалась. Белугин молча следовал за ним. Его губы были плотно сжаты.

Дальше следы пропали. Напрасно Платон исследовал каждый метр.

— Может, к озеру пошли? — предположил он, подойдя к узкому отверстию, загороженному толстым сталагмитом. Обдирая одежду, пролезли в щель.

По узкой с отвесными стенами галерее уходила вдаль спокойная поверхность подземного озера. Вода была настолько прозрачной, что у берегов ее даже трудно было заметить. Над озером перекинулся выгнутый каменный мост, боковыми опорами которого служили отвесные стены.

— Лодки у них не было? — спросил Платон.

— Не знаю.

Белугин посмотрел на озеро, теряющееся во мраке. Вода не сохраняет следов. И если у ребят действительно была лодка, значит, надо плыть за ними.

Они там!

Однако Платон опять обнаружил след, ведущий в глубину пещеры. На этот раз то была нитка на вершине острого камня. Белугин никогда бы ее не заметил, даже при ярком свете. Нитка была ближе к следующему гроту. Внимание Белугина привлек известняковый камень у края уходящего во мрак колодца. На камне был вырублен глубокий паз. Цепкие пальцы Белугина ощупали его. На ложбинке паза оказались незаметные на глаз вмятины от веревки. Стало быть кто-то спускался недавно в этот колодец.

— «Щель Мефистофеля», — сказал Платон. Обратно вылезли. Видишь, следы ведут.

До конца пещеры оставалось не более двухсот метров. Двести метров надежды! А ребят все не было. Не на крыльях же они улетели! Белугин волновался все сильнее. Если раньше он на что-то еще рассчитывал, думал, что беглецы расположились в каком-нибудь красивом местечке подземного лабиринта и преспокойно им любуются, то теперь стало ясно: случилась беда. Но где? Где? Ведь пещере скоро конец!

Белугин почти бежал. Платону все время приходилось его сдерживать. Они обошли гроты «Индийский», «Сказка», «Кабан», «Трущоба», «Люстра». Везде встречались следы. Некоторые камни были опробованы геологическим молотком. Изломы казались совсем свежими. Белугину порой думалось, не спрятались ли ребята, услышав погоню, в каком-нибудь закоулке. Это была бы слишком злая шутка. До рези в глазах он всматривался в темноту. Но кричать опасался: Платон запретил, чтобы не вызвать обвала.

Миновав грот «Медвежий», остановились только в «Волшебном» — перевести дух. Белугин жадно’за-курил. Едва приметный дымок ускользал вверх, где неясно рисовались причудливые сосульки сталактитов. Белугин вспомнил, что вот так же сиживал в тайге. Только рядом тихо поскрипывали ели, а над головой высоко-высоко мигали вечные ночные огоньки. Тогда дышалось и думалось легко…

Вдруг оба вскочили. Откуда-то, как будто из следующего грота, донесся грохот. На лице ощутилось движение воздуха.

— Они там! — одними губами произнес Белугин и устремился в проход между огромными глыбами. Дыхание с хрипом вырывалось из его рта. Лихорадочно обыскали «Планетарий». Но следы вели в грот «Дальний». Вот, наконец, и он. Нет никого! Растерянно водили они фонариками по стенам. Лучи выхватывали из темноты серые массивы глыб, рассеивались в глубине грота. Платон просунул голову в одну нишу, затем в другую, передвинулся левее и вдруг позвал Белугина:

— Рюкзак…

У стены лежал новенький зеленый рюкзак… Платон рванул его, но что-то мешало. Расстегнутая лямка мешка была придавлена недавно обвалившимся большим камнем. За ним виднелась узкая щель.

— Без лопат и лома туда не протиснуться, — сказал Платон. — Да и трогать опасно, обрушение может быть…

Белугин, расстегнув туго набитый рюкзак, перебирал содержимое. Значит, ребята сложили все продукты в этот рюкзак, а снаряжение — в другой. Теперь им грозит голод. Что же делать? С тревогой и надеждой он взглянул на Платона.

Лицо Платона посуровело. Тяжелые складки, подчеркнутые светом фонарика, наползли на лоб.

— Иван Егорыч, — осторожно заговорил он и положил на его плечо тяжелую ладонь. — Ты не тревожься зря. Ребята наверняка живы. Они там — в нижних этажах. Выходы оттуда есть. Один я знаю. Далеконько отсюда. И густая там чащоба… Как бы ребята того… Без хлеба, главное… Надо же было приключиться оказии. Ну, ничего. Давай, Иван Егорыч, забирай рюкзачок этот и поспешим на Колву. Будем прочесывать берег. Найдем ребят, не вешай головы.

Солнце уже было близко к закату, когда они вышли из пещеры и быстрыми шагами направились к Колве.

— Витька выберется. Он должен выбраться, — говорил Белугин. — Может быть, он взял с собой компас?

Отвязав плоскодонку, Белугин и Платон поплыли вверх по течению. Если сегодня они успеют подняться до темноты километра на два по Колве и ничего не обнаружат, то на рассвете можно будет снова начать поиски.

Студеная светлая вода с тихим журчанием струилась у борта. Берег, поросший лесом, медленно уходил назад. Зорким глазом всматривались в каждую береговую вмятину, трещину. Заметив что-то, напоминавшее вход в пещеру, выходили на берег, разглядывали и снова садились в лодку.

Белугин греб яростно, но ритмично, не спуская глаз с берега. Густые заросли сползали к самой воде. Между ними иногда поблескивала лысина камня, белослойный бок скалы. В этих местах Колва беспокойно завивалась барашками.

Белугин, как и Платон, немало километров исходил по тайге и в душное пекло лета, и в промозглую осень. Ноги привычные. Но иное дело руки. Однообразные движения изматывают их быстрее. Белугин устал, и только упорство не давало ему сознаться в этом.

Река темнела, подергивалась дымкой. Солнце багровым шаром закатывалось за гребень леса.

— Однако, кажется, впадина, — заметил Платон, указывая на берег.

Причалили, завязали цепь. Но впадины не было. Густые заросли отвоевали у тайги и скал узкую полоску. А дальше, прижимаясь стволами, карабкалась на крутизну темно-синяя пахучая хвоя.

Белугин бродил по берегу, углублялся в лес. Он даже вошел в пещеру горы Копны, возле камня Бойца. Эта пещера по слухам была когда-то связана с Дивьей. На всякий случай он внимательно оглядел стены и возвратился. Платон отводил глаза, будто чувствовал себя виноватым. Ни слова не говоря, он начал карабкаться на скалу. За ним последовал и Белугин. Сначала подъем был нетрудным. Но вот камни покатились из-под ног. Несколько раз они чуть не теряли равновесие. И только многолетняя практика помогла.

На вершине разгуливал ветер. Колвы уже не было видно. Только далеко-далеко алой полоской посвечивала заря, и небо ближе к ней все еще было зеленоватым. Где-то на дальнем повороте Колвы мерцала крохотная красноватая звездочка. Она то совсем меркла, то разгоралась сильней.

— Кто это может быть? — сказал Платон, вглядываясь. — Рыбаки?

— А если…

— Не будем гадать попусту, Иван Егорыч. А давай-ка здесь, на вершине, распалим костер. Пусть он как маяк всю ночь горит. Кто их знает, может, по какой-нибудь карстовой трубе они вылезут, а то и старый ход найдут.

В темноте наломали хворосту, натаскали тяжелых коряг, подложили сухой хвои. От нее повалил густой дым. Потом весело заплясало пламя, швыряя вверх золотые рои искр. За рекой уныло скрипел коростель. Белугин напряженно прислушивался к ночным голосам. Медленно тянулось время.

— Однако, спать надо, — заговорил Платон. — По очереди караулить станем.

Но Белугин все так же сидел у огня, обхватив руками колени.

Вечный мрак

Высоко в небе заливался жаворонок.

Песню его на все лады пересвистывали прибрежные ласточки, перековывали кузнечики, перезванивали ручьи. Неприметной дымкой пылили цветы и травы. Ели, разомлев от зноя, роняли по коре вытянутые капли желтой смолы.

Два черных жука вкатывали на угорышек шарик навоза. Один сидел на шарике, другой работал. Потом они сменялись. Но шарик упрямо скатывался вниз. Жуки пошли за другим. Муравьи тянули к своему жилищу зеленую гусеницу. Она изгибалась, цепляясь за травинки…

На земле было звонкое лето.

А здесь стояла гнетущая тишина. После грохота потока она была невыносимой. Пол грота круто уходил вниз, тянуло холодом. Массивные глыбы с застывшими на них натеками казались безжизненными.

Горный поток был позади. Стасик со страхом вспоминал, как он чуть было не сорвался в воду у самого провала. Хорошо, что Витька вовремя дернул веревку. Руки и сейчас болели — веревка чуть не содрала с них кожу.

Теперь приятели дожевывали остатки хлеба и запивали студеной водой, сочащейся из стены. Стасик чувствовал себя не так уж плохо. Если бы он был дома, то лежал бы сейчас в постели, обложенный грелками, напичканный лекарствами. Мама металась бы из кухни в комнату, растрепанная, в слезах. Удивительное свойство бывает у человека: если его некому жалеть, он и не заболеет! Витька после более или менее благополучной переправы снова вошел в роль начальника большой экспедиции. Теперь он был уверен, что выход найдется.

— Идти можешь? Привал окончен. Встать, смирно, шагом арш!.. Хлеб надо экономить.

Стасик не наелся, но покорно завернул последний ломтик в кальку и отдал его другу. Теперь он готов был подчиниться ему во всем. Ходьба согревала. Одежда на обоих была изодрана, перепачкана, мокрые портянки хлюпали в сапогах. Если бы кто-нибудь сейчас увидел ребят!

Грот снова расширился. На стенах и на полу блестел снег, испещренный натеками. Было настолько холодно, что начинали стучать зубы. Ребята пошли быстрее. Неожиданно грот закончился глухой стеной. Напрасно ребята тщательно обследовали каждый закоулок, выстукивали каменные толщи. Выхода не было.

— Пойдем обратно, — сказал Стасик.

— Это никогда не поздно.

Витька обратил внимание, что снег на стенах лежит не сплошной массой, а завивается спиральками, свисает сосульками, похожими на палицы, складывается в кружевные узоры, в причудливые белые розы и лилии. Даже при легком прикосновении они мгновенно рассыпались, таяли, оставляя на ладони жидкую кашицу, или с хрустом ломались.

— Вон посмотри, какой цветок, — удивленный, Стасик шагнул к выступу, на котором красовалась огромная белоснежная астра. Вдруг ноги его провалились до колен. Он испуганно выбрался из впадинки. Снег шипел, осыпался. Обнажилось небольшое отверстие внизу стены. В нем брезжил слабый свет. Забыв о причудливых созданиях кальция и воды, Витька бросился к отверстию. Ему удалось просунуть туда голову. Работая плечами, он расширил щель. Она уходила вверх.

Ударяясь спиной о выступы, Витька пополз. Карабкался он долго, несколько раз отдыхал. Вдруг щель неожиданно кончилась, и он свалился на пол обширного грота. Витька осмотрелся В правой стене грота, у самого потолка также была узкая трещина, через которую сочился свет. Там была свобода.

— Стаси-ик, — закричал Витька, — скорей!

Он бросил приятелю веревку, помог ему выбраться из щели, подставив вместо ступеньки спину. Ребята даже забыли о голоде. Надежда возвращалась.

В этом гроте не было карстовых цветов. Зато у самой стены на высоком пьедестале сидел гигантский паук с мохнатыми лапами. Он сидел неподвижно, словно выжидая, когда в его тенета попадет жертва. Но теперь и Стасик знал, что это за паук.

— Погань какая, — сказал Витька и с геологическим молотком в руке направился к пьедесталу. «А ведь сюда когда-то придут люди… Мы оставим им обломки…» Витька остановился. Неожиданно над его головой зашуршали крылья. Странные маленькие существа заметались около светлой щели, ударяясь в потолок. Одно свалилось к ногам Стасика.

— Таких-то малявок испугался, — усмехнулся Витька и поднял теплый пушистый комок, по бокам которого свисали перепончатые крылья. — Обыкновенные летучие мыши. А знаешь, они сигналят друг другу ультразвуками. Видишь, уши какие? И если их унести далеко-далеко, то все равно найдут свою пещеру. Я читал об этом.

На земле лежали кучки мышиного помета. Из них тянулись к свету тонкие бледные побеги. Наверное, мыши занесли сюда на своих шкурках семена трав. Но в темноте взошли совсем не такие травы, как на поверхности земли.

Витька быстрым шагом направился к трещине, через которую просачивался свет. Она прорезывала стену у самого потолка. До щели можно было добраться по камням. Витька подтянулся на руках, встал на первый выступ, шагнул на второй, цепко держась за неровности. Он поднимался все выше и выше. Вспугнутые летучие мыши закружились, заметались, тучей закрыли щель. Витька чертыхался, отмахивался одной рукой. Вот он протолкнулся к трещине и чуть не заплакал. Она резко сужалась и изгибом уходила в сторону. Пролезть в нее можно было только летучим мышам.

Запахи земли и хвои проникали сюда. От них кружилась голова. Долго, жадно дышал Витька. Но пальцы уже занемели, пришлось спускаться.

— Идем, — сурово сказал он Стасику. Брови его сошлись, на скулах напряглись желваки.

Стасик не узнавал друга. Он казался совсем взрослым, похожим на своего отца.

Оба наугад углубились в одно из многочисленных ответвлений. Фонарики горели тускло. Батарейки иссякли. Запасных не было. Впереди опять забрезжил слабый свет. Витька очутился в гроте, потолок которого был расколот узкой трещиной… Да, они снова попали в грот «Летучих мышей».

Другое ответвление напоминало ствол дерева. Множество проходов расползалось по сторонам и тоже разветвлялось. Ребята шли вслепую. Витька молчал. Ему было страшно. Наконец они оказались в небольшом гроте, странно приплюснутом сверху. Стасик сел на камень и был не в силах сдвинуться с места.

— Погибнем мы!

Витька нахмурился:

— Ты что, сдурел?

— Завел меня в свою дурацкую пещеру.

— Ну вот, так всегда бывает. Сначала ищут виноватых, потом гибнут все… Вот что, — твердо сказал Витька, — считаться не станем. Надо идти, пока есть силы! Понял?

Стасик отвернулся:

— Иди один. Я не могу.

— Я приказываю тебе!

— Начальство какое нашлось.

— Маменькин сынок, нюня!

Стасик поднялся, сжал кулаки, засопел. Витька грозой надвигался на него. Сверху равнодушно смотрели тяжелые темные своды. Витька тряхнул головой, опустил руки.

— Спелеолога из тебя не получится, — спокойно сказал он, повернулся и зашагал в темноту.

Стасик потоптался на месте и стал его догонять.

Теперь они поднимались вверх по пологому коридору. Впереди снова неясно зачернел грот. Фонарик Стасика погас. Витька достал батарейку, лизнул клеммы и швырнул ее подальше:

— Все… Пошли скорей.

Коридор сначала нырнул вниз; ребятам пришлось съехать по неровному полу. Потом надо было карабкаться вверх, удерживаясь за хрупкие выступы. Впереди в стенах чернели трещины. Фонарик Витьки медленно угасал. Несколько секунд волосок лампочки еще светился. Потом все погрузилось в непроглядный мрак.

Представить эту темноту трудно. Ночью даже в самую ненастную погоду можно различить на поверхности земли отдельные предметы. Вон чернеет стог сена. Тускло белеет береза. Вон светлое пятно — это озерко. Световое действие миллионов звезд, рассеянное атмосферой, излучение самой земли продолжаются всегда. А предметы отражают этот свет, и глаз его улавливает. В глубинах земли, за редким исключением, нет никаких источников света.

Витька вспомнил книгу знаменитого французского исследователя пещер — спелеолога Норберта Кастере — «Тридцать лет под землей». Там написано, что в пещерах встречаются пропасти свыше километра глубиной. Что, если и здесь где-нибудь такая же пропасть?

Зеленый свет

— Все-таки надо идти, — сказал Витька.

Они ощупью достали веревку, связались ею.

Потом, касаясь рукой стены, осторожно пошли по коридору. Спотыкались, падали, снова шли. Пожалуй, ничего страшнее такого путешествия в полной темноте не придумаешь. Спички они берегли: в коробке осталось лишь несколько штук. Они совсем обессилели, но вдруг в коридоре стало чуточку светлее. Только глаза, привыкшие к непроглядному мраку, могли уловить это. Еще два десятка шагов, и стало ясно: где-то новая трещина или воронка, выходящая на поверхность. Витька опасался: не возвращаются ли они по подземному лабиринту в «Грот летучих мышей»? Но свет нес надежду.

Коридор нырнул влево. Впереди наклонно уходила вверх широкая труба. Пол коридора был липким, крепко цеплялся за сапоги. Видимо, через эту трубу вливались в пещеру вешние воды. А сейчас чистый воздух врывался в нее. Труба была настолько просторной, что человек легко мог в нее вползти.

Оставив Стасика внизу, Витька вскарабкался вверх, цепляясь за неровности. Труба, видимо, никогда не просыхала. Вязкая глина растекалась под руками. Иногда Витька, зацепившись за выступ, отдыхал. Его удивляло, почему свет в трубе зеленый и не чувствуется совсем ветра, который гудел в трещине «Грота летучих мышей». Вскоре он понял причину. Выход из трубы заслонили густые ветви. Витька раздвинул их.

По глазам ударил яркий свет. Пришлось зажмуриться. Наконец Витька смог оглядеться. Он стоял среди огромных елей, лапы которых крепко сплелись у самой земли. Седой мох бородами обволакивал стволы. Витька снял с ветки жучка, дружески подмигнул ему и вдруг засмеялся, запел, начал плясать какой-то дикий танец. Веревка яростно задергалась. Только теперь он вспомнил, что Стасик еще под землей.

Вскоре приятели катались по мягкому мху, боролись, хохотали. Пестрота красок, живых, сочных, ошеломила их. Позади уходила в страну Карст крутая воронка. Из нее тянуло холодом. Витька бросил камень, но звука не услыхал.

— Я спущусь туда опять, — сказал он, — только с настоящей экспедицией. Я буду спелеологом.

Но надо было продолжать путь.

— А куда идти нам теперь? В какую сторону? — спросил Стасик.

— Ну, это проще простого, — весело откликнулся Витька. — Мы на правом берегу Колвы. Течет она с севера на юг. Давай искать муравейник.

Витька всматривался в просветы между деревьев, ловко нырял под колючие лапы. Наконец он остановился у бурой конусообразной кочки, вплотную прижавшейся к стволу ели. Кочка была сложена из сухих игл и тоненьких веточек.

— Смотри, муравейник всегда с южной стороны дерева. Работяги-муравьи свой дом от холодного ветра берегут, — Витька удовлетворенно похмыкивал, улыбался. Стасик смотрел на друга влюбленными глазами.

— Север нашли, — рассуждал Витька, — значит, Колва течет вот так, — он черкнул прутом по земле. — Теперь, чтобы выйти на берег, — вправо или влево?

Стасик покрутил головой.

— Эх ты! Солнце садится на западе. Значит, по ту сторону Колвы. Смотри тени. Ага! В путь, на юго-запад!

Продираясь между стволами, ребята срывали багряные ягоды костяники, жевали сладковатые корешки трав. Неожиданно натолкнулись на огромные камни. Среди них шелестел небольшой малинник. Спелые ягоды были сладкими, словно мед. У Стасика сонно слипались глаза. Витька тормошил его, тянул дальше. По дороге разгреб муравейник, сунул в него ветку. Крупные красные муравьи мигом облепили ее. Витька сдунул муравьев, протянул ветку Стасику:

— На, оближи.

Стасик почувствовал, как острая, пахучая муравьиная кислота защипала язык. Сонливость исчезла. Вскоре они очутились на небольшой веселой полянке. В зарослях бодро журчал невидимый ручеек. Витька радостно присвистнул, бросил рюкзак.

— Ну вот что, давай разбивать лагерь, а потом будем держать военный совет.

Ребята облюбовали местечко под сосной, навалили охапки травы. От ее терпкого аромата кружилась голова. Стасик сорвал пушистый одуванчик, дунул. Маленькие парашютики взмыли вверх, а потом медленно опустились на кусты.

Похождения в пещере казались сном. Было трудно восстановить по порядку все, что пришлось испытать в ее лабиринтах и гротах. В памяти Стасика опять возникли темные гроты, сказочные узоры на их стенах, стройные сталагмиты. Особый, ни с чем не сравнимый мир. Но думать о нем сейчас не хотелось. Приятели лежали на траве, смотрели в просторное небо.

— Костер! Костер надо развести! — заорал Витька, вскакивая.

Быстро наломали хвороста. Костер разгорался. Ребята развесили ободранную одежду, умылись. Теперь страшно захотелось есть.

— Сиди, — приказал Витька и углубился в лес.

Под мохнатыми лапами елей чуть розовели хрупкие шляпки сыроежек. У замшелого пня, прикрыв макушки сухими листьями, торчали на тонких ножках опята. У самого края полянки Витька нашел четыре бархатистых обабка, а потом набрел на россыпь брусники. Сочные ягоды стлались по земле среди маленьких, будто вырезанных из клеенки листьев.

Вскоре приятели снова сидели у костра. Витька на тонком прутике поджаривал грибы. От них шел вкусный парок.

— У меня такой план, — с набитым ртом разглагольствовал он. — Выйдем к Колве и сплывем на плоту. Свалим елки, переплетем ивняком и построим настоящий фрегат.

Чуть стемнело, налетел гнус. Тучи комарья плясали в воздухе. Дым костра не спасал. Ребята подкладывали хвою, мокрые ветки, шуровали угли, нещадно колотили себя по щекам, лбу, шее, но обоим было весело.

— А помнишь, как мы через поток переправлялись? — смеялся Витька.

— Я обязательно узнаю, что это за птица была, — говорил Стасик. — И все-таки в пещере интересно. Зажмуришься, и кажется, будто снова там. Грот «Индийский»… Ты помнишь грот «Индийский»? Урал… Я напишу стихи! Вот, слушай:

— Давай-ка лучше спать, — предложил Витька.

Он хотел было устраиваться на ночлег, но раздумал. Над самой поляной уходила в небо вершиной огромная ель. Широко раскинулись ее могучие ветви, в них негромко гудел ветер.

— Я сейчас залезу, — кивнул на нее Витька. — Может быть, Колва недалеко. На берегу рыбаки бывают, костры жгут. Их иногда за десятки километров видать.

Скинув сапоги, ловко подтягиваясь на руках, Витька стал карабкаться к вершине. На ладонях налипала смола, колючая хвоя хлестала по лицу. Ветки становились все тоньше. Цепко держась за ствол, Витька огляделся. Черная масса леса волнисто уходила вдаль, теряясь в темноте. И, кажется, совсем рядом, на какой-то возвышенности мерцал огонь. Витька заорал, испугав Стасика:

— Ура, мы идем верно! На вершине какие-то люди!

…На другой день они сидели в избе Платона и рассказывали, перебивая друг друга. Дочурка проводника, широко раскрыв глаза, жадно слушала. Ей все казалось сказкой. Белугин ни с того ни с сего ерошил голову сына. Платон хохотал, качал головой:

— Да ведь вы просто-напросто вернулись и в лес ушли. Вот и ищи вас!

Витька видел, что им не особенно верят, горячился, волновался:

— Мы покажем вам трубу, а потом спустимся туда с экспедицией!

— Да, только с хорошо организованной экспедицией, — серого сказал отец. — И если ты это понял, то будущим летом пойдем вместе.