В лесной сторожке

2

Мы открыли дверь, вошли в сторожку. Сначала я, затем отец.

В окошко величиной в тетрадь пробивался свет. Спящим медведем виделась кровать, заваленная вязанками травы, высохшей до ржавого цвета.

Пол был удивительный, горбыльный. Печка, сделанная из железной бочки, стояла на громадной глиняной лепешке. В ней кто-то ворочался. Кто? Я ждал птицу, но вылезла крыса с большим вялым хвостом.

Она провезла хвост к двери и выскочила наружу. И мы остались вдвоем с отцом.

— Вот, — сказал мой Старик. — Здесь-то мы с тобой и поживем. (А лучше было уйти в стога!)

— Крыса… Недобрая это примета…

Он задумался, поджимая губы. А мне было хорошо — и никаких! Плевать, что я задержался на год в восьмом из-за схваченного зимой плеврита и мне перестала даваться математика.

Плевать на крысу, жившую в печке!

Здесь хорошо, и все!

— Я бы жил здесь лет сто!

— Тогда займемся делом.

И до позднего вечера мы возились в лесной сторожке.

Старик вычистил печку — я пучком сосновых веток подмел пол, травой заткнул дыры в стенах.

Старик переделал кровать.

Он выбросил ржавую труху, оставил голые доски (они лежали на четырех сутунках). Я с поля на тележке привез здоровенный ворох соломы.

Ездил несколько раз.

Я исцарапал соломой руки и вспугнул огромнейшего зайца. Даже глазам не поверил: во какой был заяц!

Это был здоровенный, как собака, заяц-русак!

Он ускакал от меня с презрительной медлительностью. Будто знал, что ружье Старик мне не дает.

Заяц скакал, только хвост мелькал. Я схватил валявшуюся палку, но из леса выскочила собака, грязная и куцая. И погналась за ним в молчании. Я так изумился, что не засвистел ей, не крикнул.

…В тот вечер я утопил сторожку в золотых ворохах соломы.

Затем мы поужинали хлебом и помидорами и легли спать.

Я было начал рассказывать Старику о зайце и собаке, но прислонился к горячей и широкой его спине и уснул.