3

Капитан Винснес, как истый рыцарь, помог дамам сойти по трапу на берег.

— Всегда питал слабость к женщинам, — признался он Туве после того, как помог сойти Эллен. — Хочешь, я тебе что-то скажу?

— Можешь себя не утруждать, — процедила Тува. Но старик не сдавался.

— Было время, я укрощал их, как укрощает цирковых лошадей дрессировщик. И малютки становились совсем ручными.

— А теперь все наоборот, — ласково проговорила Тува. — Почему бы тебе не полягаться и не поржать!

Беспрекословно опустившись на четвереньки, шкипер принялся взбрыкивать, испуская самое что ни на есть настоящее конское ржание.

— Винснес, да ты чего это? — сказал, сойдя на берег, какой-то мужчина. — Куражишься перед девицами? Постыдился бы!

Тува была в ударе.

— А теперь ты собака, — сказала она. — Ну-ка задери ногу возле той тумбы.

Винснес послушно задрал ногу — и обмочился.

— Тува! — рявкнул Натаниель, обернувшись и увидев, что приключилось. — Сейчас же иди сюда!

Она чуть было не забыла про старика: небрежно взмахнув рукой, расколдовала его и побежала догонять Натаниеля с Эллен.

Натаниель был в ярости.

— Тува, он же милый, славный старик!

— Пресмешной, — заключила она.

— Если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное, тебе придется плохо, по-настоящему плохо, — пригрозил ей Натаниель.

— Ха!

Тува приотстала от поднимавшейся вверх по дороге пары. Она уже успела понять, как много значит для нее дружба с Натаниелем — а он идет себе и распинается перед этой… этой…

«Я брошу ее в море, — подумала она, чувствуя себя глубоко несчастной и одинокой. — Вот что я сделаю!»


Натаниель был в затруднительном положении. Взять с собой девушек к фру Карлберг он не мог. И то же время ему не хотелось оставлять их вдвоем. Он видел, какой ненавистью горели глаза у Тувы, и не хотел рисковать. Он понимал, чем вызвана ее горечь. Он слишком явно выказывал свои чувства к Эллен.

Наконец он принял решение. Пусть Эллен купит себе таблетки от морской болезни и поджидает его в местном кафетерии. А Туву придется взять с собой, ничего не поделаешь. Иначе она смертельно обидится и станет еще враждебнее относится к Эллен. Эллен же, напротив, поймет его. Так он надеялся.

Объявив о своем решении, он увидел, с какой торжествующей улыбкой Тува посмотрела на Эллен и стиснул зубы.

Вручив пятидесятикроновую купюру единственной девушке, которую он когда-либо желал, Натаниель сказал:

— Вот! Считай, что это тебе на хозяйственные расходы!

У Эллен повлажнели глаза.

— Это самое прекрасное, что ты мог мне сказать, — прошептала она.

Он с грустью погладил ее по щеке.

— Если бы это могло стать явью! Если б только нам было позволено встречаться как всем нормальным людям, а то мы как незадачливые детективы, сталкивающиеся в ходе расследования какой-то невероятной тайны.

Эллен долго стояла и смотрела им вслед.


Тяжело вздохнув, она отправилась в торговый центр, где купила все необходимое для поездки, а так как после парома земля все еще ускользала у нее из-под ног, то она зашла в кафетерий. Не то чтобы она была голодна, но у нее разыгрались нервы, и она надеялась, что чашка кофе поможет ей успокоиться. Она с отвращением оглядела аппетитные, щедро сдобренные майонезом бутерброды на стойке, от запаха еды ее даже передернуло, но после того, как она промерзла на палубе, приятно было очутиться в тепле.

Вскоре она обнаружила, что все же проголодалась, и от суммы, которой ее снабдил Натаниель, осталось всего ничего. У нее завязался разговор с симпатичной женщиной, одиноко сидевшей за соседним столиком. Когда Эллен сказала, что поплывет на «Стелле», та поежилась.

— Я тоже, только я ужасно боюсь! Можно, я пойду с тобой? Я на днях плавала на ней и видела такое!

— А, так это была ты? — удивленно сказала Эллен. — Я об этом слышала. Расскажи-ка!

— Нет, по-моему, это было дней пять тому назад. Народу в тот вечер было раз-два и обчелся. Знаешь, никто не хочет плавать на «Стелле» после ее возвращения, во-первых, она в ужасном состоянии, а во-вторых, говорят, там водятся привидения. Я в это, конечно, не верила, но не успела я войти в салон на корме, как смотрю, у стены около скамьи кто-то стоит, спиной ко мне, причем насквозь мокрый. Услышав меня, он стал поворачиваться, и тут меня обуял такой ужас, что я бросилась бежать, даже не разглядев его лица. Его так и не нашли, хотя искали повсюду. Ну а мокрые следы, их видели многие, и до этого и после, а кто-то слышал даже шаги, которые раздавались непонятно откуда. Братья Странн утверждают, что это призрак с корабельного мыса.

— Они твои родственники?

— Странны? Слава богу, нет! Вот Фредриксен, тот…

Она запнулась, вид у нее был смущенный.

— Это который упал за борт? Он твой родственник?

— Н-нет, не совсем… Я… у меня есть девочка, ей сейчас четырнадцать. Она от него. Только мы не были с ним расписаны.

— Я понимаю, — с участием сказала Эллен.

— Это было ужасно, когда он умер, ведь мы ждали, что он признает Бьёрг своей дочерью, но после его смерти ей ничего не досталось Ее даже не упомянули, а все его имущество поделили его племянники. Те самые братья Странн.

— Он был богат? — поинтересовалась Эллен, у которой одно за другим возникали всевозможные предположения — и так же быстро рушились.

— Нет, вовсе нет! У него здесь только и был, что плохонький домик. Но я надеялась, что девочке останется хоть какая-то память. Он был привязан к ней, понимаешь, всегда спрашивал, как она, что с ней. Это мои родители были против, чтоб мы поженились, он частенько-таки закладывал, понимаешь?

Эллен кивнула.

— Возможно, он и собирался сделать что-то для девочки, — сказала она в утешение. — Но он так неожиданно умер.

— Да нет, он был конченый человек, и он это знал. Печень!

«Самоубийство? — подумала Эллен. — Но тогда при чем здесь крики ужаса и погнутые перила?» Нет, ни одна из ее блестящих гипотез не подходила.

Она чуть поежилась. Интересно, что ожидает их на борту? Разумеется, ей было страшно! Но и любопытно. К тому же рядом будет Натаниель.

Если бы только Тува была с ней хоть чуточку поприветливее!


Натаниель порядком устал следить за причудливыми скачками, коими двигалась мысль у фру Карлберг, при том, что ему было ее искренне жаль. Он знал, Эллен сидит и ждет его, но эта женщина, казалось, никогда не выговорится. Она все молола и молола языком, в восторге от того, что заполучила таких неоценимых слушателей.

Тува сидела на удивление тихо, похоже, болтовня фру Карлберг совершенно ее заворожила.

Случай был яснее ясного. Вначале, как понял Натаниель, была позиция, которую занял муж. «Моей жене работать незачем. На что это будет похоже — как будто я не в состоянии ее обеспечить!»

И вот сорокапятилетняя фру Карлберг, жизнерадостная, умная и энергичная женщина, оказавшись на этой роскошной вилле как в заточении, по много часов в день проводила в бездеятельности, в то время как мозг ее жаждал активной работы. Кто-то сумел внушить ей навязчивую идею о Людовике Четырнадцатом. О том, что ей подошла бы роль мадам Помпадур (которая, кстати, была фавориткой не Людовика Четырнадцатого, а Пятнадцатого, его внука. Видимо, в голове у фру все перепуталось). Фру Карлберг восхищалась «Королем-солнцем» еще школьницей, — мужчина хоть куда, во всех отношениях. Директору же Карлбергу явно недоставало воображения.

— Значит, у этого «духа» имеется послание? — осторожно спросил Натаниель.

— Да, а я — тот самый медиум, который должен передать это послание живущим на земле людям.

— И что же в этом послании? Экзальтация была налицо.

— Его величество просит нас хранить мир на земле и не загрязнять окружающую среду.

— Чтобы уяснить это, так ли уж обязательно обращаться к Людовику Четырнадцатому? Он говорит по-французски?

Она растерялась.

— Мне это как-то не приходило в голову. Наверное, нет, ведь я по-французски не говорю, знаю только несколько расхожих фраз, но я отлично его понимаю. Видите ли, в прошлой жизни я была мадам Помпадур.

«Стало быть, Людовик Четырнадцатый удобства ради общается с мадам по-норвежски», — подумал Натаниель. А вслух произнес:

— Своего рода телепатия, да?

Фру Карлберг восхищенно кивнула. Натаниель видел, что Тува горит желанием вступить в разговор, но пресек все ее попытки. Тува была слишком непредсказуема.

Только почему этот пустяковый случай так ее заинтересовал?

Натаниель пребывал в некоторой нерешительности, он же ведь не врач, не психолог, и хотя диагноз был ясен — самовнушение, он не знал толком, как помочь этой живой, симпатичной женщине разорвать сей порочный круг. Сказать напрямую, что все это выдумки, было бы жестоко, она действительно верила в свои медиумические способности. А беседа с Карлбергом ничего не даст, — что может понять этот грубый, бесчувственный человек? И тут Натаниеля осенила догадка, и как выяснилось, счастливая догадка. Наделенная столь живым воображением, фру Карлберг несомненно должна иметь способности к сочинительству!

А как же! Фру Карлберг воодушевилась и показала ему отрывки из коротких рассказов, так сказать, сиюминутные зарисовки.

— Замечательно! — одобрил Натаниель, просмотрев их. — У вас редкая наблюдательность, фру Карлберг, и хороший слог. Вот они, ваши путеводные вехи.

Лицо ее просияло. Он посоветовал начать с малого, быть может, с заметок в местной газете, рассказа… Не стоит показывать это мужу, прежде чем что-либо примут к печати, — критика со стороны непосвященных нередко обескураживает тонко чувствующих людей. Она кивала, полная воодушевления и доверия к его словам.

Ну а что касается короля Людовика…

Фру Карлберг охотно согласилась на то, чтобы Натаниель, как он выразился, «упрочил этот контакт». Облокотившись на стол, она закрыла глаза и доверчиво протянула ему обе руки. Мысленно попросив у нее с Людовиком прощения за преступление против его величества, которое он намеревается совершить, Натаниель сосредоточился и создал образ престарелого прожигателя жизни, до смешного самодовольного и кокетливого, с бледно-желтым лицом, гнилыми зубами и взлохмаченным, сильно напудренным париком, от которого вдобавок еще и дурно пахло.

Как он и ожидал, фру Карлберг легко поддалась внушению.

— О, я вижу его! Вижу! Он тут!

Энтузиазм ее мало-помалу стал угасать, тогда Натаниель взял и быстро изгладил этот образ из ее мыслей. Фру Карлберг открыла глаза и растерянно огляделась.

— Уфф! — произнесла она, вздрогнув, и поправила волосы. — Должно быть, до сих пор мне не удавалось его как следует рассмотреть. Как вы думаете, а что если я замахнусь на целый роман? Замысел у меня уже есть.

— Почему бы и нет? — ободряюще сказал ей Натаниель. — Только не ждите, что у вас тут же примут написанное. Могут пройти годы, прежде чем работа над рукописью будет окончательно завершена.

Уходя, он едва удержался, чтобы не засмеяться. Уж очень комичным получился у него образ «Короля-солнца». Вряд ли в то время встречались столь дряхлые и неряшливые старики. Бедняжка фру Карлберг!


Выйдя на улицу, он обнаружил, что Тува застряла в доме.

— Фру Карлберг, — прошептала Тува, чтобы не услышал Натаниель. — Кто вам помог найти ваше прежнее воплощение?

— Ой, я не знаю, можно ли… Я обещала не…

— Мне необходимо это знать Что-то — или вернее, кто-то — во мне ждет, чтобы я поступила, как вы. Это важно!

— Послание? — заговорщически шепнула фру Карлберг.

— Думаю, что да, — прошептала в ответ Тува. — Я не успокоюсь, пока не выясню, кем я была раньше.

— Понимаю. Да, но как же его звали? Йорансен? Нет. Сёльвесен?

— Где он живет?

— Я не знаю. Он был здесь проездом. Не совсем врач, но вроде того. Мне жаль, но я не могу вспомнить. Это было несколько лет назад.

— Ну ладно, — сказала Тува. — Меня ждет мой родственник. Вот мое имя и телефон. Если вы вспомните, как звали врача, позвоните мне!

— Обязательно, — пообещала фру Карлберг. Однако видно было, что она тут же обо всем позабыла, настолько ее поглотили мысли о собственном творчестве.


Представив Натаниелю и Туве свою собеседницу, Эллен объяснила им, кто такая Мэри. Натаниель живо ею заинтересовался и принялся задавать ей вопросы, на которые Мэри старалась добросовестно отвечать. Эллен стало ясно: конспираторские вопросы, которые задавала она сама, не очень-то пригодились бы в полицейском расследовании.

Натаниель хотел знать, как это существо было одето.

— Да как обычно, когда на море шторм. Брезентовая куртка, зюйдвестка. Высокие сапоги.

— Н-да, классическая экипировка привидений, — пробормотал Натаниель — А какого оно было роста, большого, маленького?

— В такой одежде любой покажется высоким.

— Верно. Ты сказала, что тебя охватил ужас. Почему?

— Как бы тебе получше объяснить. Дождя в тот день не было, море спокойное, с чего бы все это на себя напяливать? И потом, с него так и текло, ручьями. Я до этого слышала, как братья Странн рассказывали про призрак, а тут мы были прямо у корабельного кладбища, и на меня напал такой страх, что он повернется ко мне лицом!

— То есть у тебя было такое чувство, что это никак не может быть живым существом? Я имею в виду твою непосредственную реакцию?

— Да, я была совершенно в этом уверена.

Натаниель одобрительно кивнул. Ему нравилось, как отвечала Мэри. Может быть, она и ошиблась, и виной всему были взвинченные нервы, зато она сумела описать в точности все, что чувствовала. Это стоило многого.

Повернувшись к Эллен, Натаниель обнял ее за плечи.

— Ты приняла свою таблетку?

— Я как раз собиралась ее запить, у меня еще остался глоточек кофе.

В этот момент Тува показала на дверь и спросила:

— Кто это вошел, не один ли из братьев Странн?

Все повернулись к дверям. Тува же незаметно вытащила собственные таблетки против укачивания и опустила две из них в чашку Эллен. Она не желала больше видеть, как Натаниель млеет перед этой красавицей.

— Да нет, никакой это не Странн, — ответила Мэри. — Они, наверное, уже на судне.

— Не пора ли и нам? — заметил Натаниель.

Эллен быстро достала таблетку и запила ее кофе. Она поморщилась, как если бы кофе горчил. Тува исподтишка усмехнулась.

Они вышли на улицу.

Уже стемнело, — как-никак на дворе стояла глубокая осень, — ветер, похоже, крепчал. «Стелла» со скрипом терлась о край причала, в темноте ее дряхлость не так бросалась в глаза. Поднимаясь по трапу, Эллен ощутила, что навстречу ей словно бы хлынула волна недовольства.

— Натаниель, — прошептала она. — Ты тоже почувствовал?

Натаниель остановился в узком проходе возле лестницы, ведущей в салон. Он кивнул.

— Это все равно как войти в дом, хранящий недобрые воспоминания. Но это необязательно означает, что тут водятся привидения.

— Да. Тут просто неприятная обстановка, только… мне очень страшно, Натаниель. Что-то подсказывает мне: «Поверни назад, поверни назад, пока еще не поздно!» Это я, наверное, боюсь, что меня укачает.

— Нет, — ответил он медленно. — Знаешь, Эллен, я думаю, тебе лучше остаться. Мы с Тувой поедем одни.

— Я тоже так думаю, — быстро сказала Тува, которой не терпелось избавиться от Эллен.

Эллен раздирали два противоречивых желания.

— Я чувствовала в точности то же самое, когда мы решили повидать то место, которого я так боялась ребенком, ты помнишь, Натаниель? Мне было до смерти страшно и вместе с тем так хотелось быть с тобой. И ведь в тот раз обошлось.

В тусклом свете лампочки, висевшей под потолком, Натаниель выглядел мертвенно бледным.

— Эллен, сейчас все по-другому. Тогда речь просто шла о страшных видениях. А теперь речь идет об опасности. Она настолько близка, что меня прошибает холодный пот.

Эллен закусила губы. Нашла его руку и крепко сжала, словно ни за что больше не желала с ним расставаться.

— Наверное, ты прав, — печально сказала она — Береги себя, Натаниель! Это страшное судно! А может, вы тоже останетесь? — неожиданно взмолилась она, но он лишь покачал головой.

Эллен вздохнула. Уходя, она крикнула вглубь прохода:

— Мэри, Тува! Я вынуждена сойти на берег, но с вами остается Натаниель, так что не бойтесь. Пока он с вами, ничего не случится.

Мэри удивленно на них посмотрела.

— Сойти на берег? А как ты собираешься это сделать? Ведь мы уже вышли в море!

Только теперь они расслышали ровное урчание двигателя. Эллен бросила на Натаниеля испуганный взгляд.

— Помнишь, как я попыталась спрыгнуть с поезда? Когда мы пробовали изменить ход событий? Нас словно бы неумолимо несет туда, где мы должны, но не хотим быть.

Он привлек ее к себе, она слышала его тяжелое, прерывистое дыхание.

— Да еще на таком суденышке, — прошептал он беззвучно. — И никакой возможности его покинуть. «Стелла», место назначения — корабельное кладбище. Эллен, меня не так-то легко испугать. Но теперь я напуган. Напуган до смерти!

Пока Натаниель разговаривал с Мэри, Тува смотрела, как скрываются из виду огни Блосвики. Колючий ветер был ей нипочем.

Подошла Эллен, встала рядом. Тува предпочла бы тут же уйти, однако заставила себя остаться.

Эллен вздохнула.

— Тува, мне бы хотелось, чтобы ты признала меня. Ты же знаешь, я тоже из рода Людей Льда. Так что мы родственники.

Тува промолчала, единственно по той причине, что не нашлась с ответом. Она бы с удовольствием отпустила сейчас какую-нибудь колкость, если бы не отдавала себе отчета в том, что в проигрыше — она, а не Эллен, а виной всему — ее неразумное поведение.

— Я знаю, нет ничего неприятнее, чем видеть, что другие… любят друг друга, — тихо сказала Эллен. — Они ведут себя глупее не придумаешь. Но что касается Натаниеля, то тебе повезло гораздо больше, чем мне.

Тува подозрительно на нее уставилась.

— Ты — друг Натаниеля, — сказала Эллен. — Ты сохранишь его. Навсегда. А я… Да, у него ко мне слабость, но это пройдет. Должно пройти, раз нам не суждено быть вместе.

— Что это еще за дешевая романтика? — огрызнулась Тува.

— Это правда, — печально сказала Эллен. — Мы должны забыть друг друга. Натаниелю было видение, если мы хоть что-то себе позволим, пусть даже один-единственный поцелуй, произойдет катастрофа.

— Катастрофа? Это из-за поцелуя-то? — фыркнула Тува.

— Да. Не проси, чтобы я тебе объясняла, он сам этого не понял. Просто я хочу, чтобы ты, именно ты, знала это. Я так хочу быть твоим другом.

Тува и на этот раз ничего не ответила. Просто побрела прочь, рассеянно оглаживая перила. Грудь ей теснила душевная боль. Она ненавидела всех, кто любит друг друга, независимо от того, суждено им соединиться или же нет.


Вместе с остальными она спустилась в большой салон, находившийся в носовой части судна. В салоне стояли обтянутые плюшем скамьи.

Некогда темно-красного цвета, плюш поблек и вытерся по краям, обнажив серую набивку. Освещение, судя по всему, не меняли со времен процветания «Стеллы»; с потолка падал бледный лунный свет, а в плафонах лежали дохлые мухи и осы.

Людей в салоне можно было пересчитать по пальцам. Там был слегка протрезвевший Винснес, четверо рабочих и домохозяйка, явно презиравшая и привидения, и непогоду. Винснес предложил Натаниелю и его спутницам сесть.

— Добро пожаловать на мое судно, — сказал он. — Я предупредил юнгу, что вы трое едете бесплатно. Привет, Мэри! Так ты, значит, была в городе?

Мэри застенчиво улыбнулась.

Эллен удрученно огляделась по сторонам. Старый паром производил столь гнетущее впечатление, что по спине у нее поползли мурашки. Грязный, запакощенный, он был начисто лишен романтики, которой обычно веет от старых каботажных судов. Тут было холодно, гулял сквозняк, а говоря проще, царила мерзость запустения. Ударь она ладонью по плюшевой обивке, — в воздух наверняка поднимется облако пыли. Лучше уж ни к чему не притрагиваться.

— Скажи мне, Винснес, — обратился к капитану Натаниель. — Пока плавал новый паром, где находилась «Стелла», в Блосвике?

— Да нет, ее уже переправили в город — на слом. Она была на верфи.

— А не мог ли там кто-нибудь пробраться на борт?

— Ты имеешь в виду, чтоб малость ее попортить? Нет, это совершенно исключено. Верфь строго охраняется. Туда нет доступа ни с суши, ни с моря.

Натаниель задумался.

— А что если кто-то специально запорол на новом пароме двигатель? Старик оживился.

— Да, вот это больше походит на правду! Я уверен, что братья Странн слили горючее. Чтобы отомстить мне, в том числе и за новый паром. Все мне испортили, все!

Качка на «Стелле» была гораздо сильнее, чем на большом пароме; Эллен очень надеялась, что таблетка все-таки ей поможет. Она спросила Мэри:

— Ты не в этом салоне видела… ну, сама знаешь что?

— Нет, нет. Это было в том салоне, что под кормой. Я теперь туда — ни ногой.

Билеты продавал юнга, молодой парень с лисьим лицом и косыми глазами. Он с любопытством поглядывал на незнакомую ему троицу. Когда Винснес окликнул его по имени: «Эгиль!», он не ответил, а только вызывающе на него посмотрел.

— Мы можем спуститься в салон под кормой? — спросил Натаниель Винснеса.

— Вы увидите все. Я проведу вас по всему судну.

— Спасибо, только идите без меня, — сказала Мэри. — Я останусь здесь.

На Эллен напала судорожная зевота.

— Таблетка начинает действовать, — смущенно засмеялась она. — От этих таблеток меня так и клонит в сон. Чего бы я ни дала, чтобы сейчас прилечь.

— Постарайся не заснуть, — улыбнулся Натаниель. — Это судно настоящий плавучий музей. Ты таких больше уже не увидишь.

Старая галоша, — бросила Тува, не питавшая ни малейшего почтения к старине.


Вслед за Винснесом они поднялись по обшарпанной лестнице. Эллен старалась по возможности не дотрагиваться до стен. Она воспринимала паром как живое, злобное существо, он скрипел и кряхтел точно старый сварливый старик, он протестовал против того, как с ним обращаются ветер и волны, от двигателя несло гарью, вдобавок еще эта вечная полутьма. Вообще-то ей следовало бы пожалеть это старое судно, совершающее сейчас свой последний рейс, но только никакой жалости она не испытывала. Все на борту казалось ей угрюмым, зловещим, кроме того, ее не отпускал страх, что паром вот-вот рассыплется и, испустив свой последний вздох, уйдет под воду.

Когда они очутились в маленьком проходе под капитанским мостиком, Винснес сказал:

— Вот эти две двери ведут в каюты для команды, правая свободна, так что если фрекен желает ненадолго прилечь, то пожалуйста.

— Спасибо, может быть, чуть попозже, — ответила Эллен. — Пока я способна сохранять вертикальное положение, я буду с вами.

Ни за что в жизни она не согласилась бы остаться одна в каюте на этом ужасном пароме! Нет уж, лучше тащиться за Натаниелем, уцепившись за полу его куртки, а там уж она как-нибудь себя переборет.

Однако усталость брала свое, Эллен снова зевнула.

Когда они вышли на палубу, им пришлось крепко вцепиться в перила, чтобы устоять на ногах. Эллен была уверена, что те не выдержат, но нет, перила не подкачали. Теперь они уже были в открытом море, и палубу то и дело захлестывали волны. Вдали виднелась большая береговая полоса; далеко-далеко впереди, по ходу парома, стал вырисовываться во тьме страшный мыс с его мертвыми кораблями. На самом краю мыса стоял и отважно светил маленький маячок.

Вид у Натаниеля был донельзя отсутствующий, ему было явно не до нее. Он весь сосредоточился на неких сигналах, которые Эллен неспособна была уловить, хорошо хоть, она осознавала, в чем дело. То, что сама она чувствовала в слабой степени, вероятно, передавалось ему в виде сильнейших импульсов. Малодушествуя, она не отваживалась спросить его, что он испытывает.

Но куда больше ее беспокоило поведение Тувы. Девушка следила украдкой за каждым движением Эллен, на ее некрасивом лице появлялась то лукавая выжидательная улыбка, то презрительная усмешка. В какой-то миг Эллен почувствовала к Туве жалость. Но ей было все труднее и труднее сохранять к ней симпатию. «Это злая девушка, — думала про себя Эллен. — Злая, жестокая и бессердечная — и она питает ко мне неприязнь. Интересно, чего она ждет?»

— Бак вы видели, когда поднимались на борт, — прокричал Винснес, поглубже натягивая свою фуражку. — Под ним расположен салон, где мы только что были, а в самом конце — отделение для якорной цепи. Пойдемте-ка на корму.

Они брели пошатываясь, точно хватили лишку.

— Эта дверь, — махнул рукой Винснес, — ведет в моторный отсек. Если хотите, мы потом туда зайдем.

— Хорошо, спасибо, — ответил Натаниель.

Он обменялся взглядами с Эллен, — их интересовал отнюдь не моторный отсек.

Веки у Эллен словно бы налились свинцом, она еле передвигала ноги. Она не могла взять в толк, как это одна-единственная таблетка могла так нее подействовать! Лечь и уснуть — какое бы это было блаженство…

Они добрались наконец до облезлой задней палубы, над которой был натянут рваный брезентовый верх, бившийся и хлопавший на ветру; с боков же палуба была открыта, и ветер тотчас же обрызгал их клочьями пены. Вниз, в салон вела лестница, по которой они и спустились.

Этот салон был поменьше, а так ничем не отличался от первого. По стенам стояли вытертые диваны, остальное пространство занимали скамьи, попарно прикрепленные к полу и образовывавшие два ряда с небольшим проходом посредине и двумя по бокам. Кроме того, тут стоял какой-то потресканный стол, а там, где к полу были раньше намертво приколочены другие столы, теперь красовались отметины. Исправной оказалась лишь одна лампочка; свет был еще более тусклым, чем в первом салоне.

Эллен с ужасом заметила, что зрачки у Натаниеля удивленно расширились, а уголки губ дернулись вниз. О, это выражение лица было ей до боли знакомо, только лучше бы ей его не видеть, по крайней мере здесь, на борту этой старой посудины, плывущей по студеному морю в виду корабельного кладбища.

— Что там? — тихо спросила она. Винснес, и тот смотрел на него с удивлением.

— А вы не видите? — взволнованно произнес Натаниель.

— Я вижу, — не скрывая своего торжества, быстро сказала Тува.

— Да что же там? — спросил, вытаращив глаза, Винснес.

Натаниель оглядел стены, провел рукой по сиденью — и отдернул ее, поморщившись, потом осторожно пошел вперед, с нескрываемым отвращением глядя на пол. Тува двинулась следом, обходя, так же как и он, некоторые участки пола. Наконец Натаниель опомнился.

— Здесь кое-что произошло, — сообщил он бесстрастным голосом, очевидно, не желая их напугать. — Зло царит на «Стелле» повсюду, но корни оно пустило вот в этом салоне. Винснес, тебе известна история этого судна?

— Только с того момента, как оно попало ко мне. Оно и тогда уже было довольно старое. Эллен обмерла.

— Натаниель! — прошептала она. — У меня за спиной кто-то стоит.

— Совершенно верно, — сухо ответил он.

Она обернулась. В дверях, опершись о притолоку, стоял какой-то мужчина, который недоверчиво и вместе с тем презрительно их разглядывал.

— Что вы здесь делаете? — грубо спросил он. Винснес расправил плечи.

— Мне думается, Ингвар, что я волен ходить где хочу. Пока что я еще хозяин этого судна. Мужчина едва заметно усмехнулся.

— Ой ли?

— Это я скорее должен спросить, что ты здесь делаешь, — сказал Винснес. — Кто стоит у руля?

— Эгиль.

— И ты перепоручил это юнге? Когда на море такой ветер? Немедленно поднимайся наверх!

Мужчина не тронулся с места. Он поразительно походил на своего брата, только что был постарше и на вид более жуликоватый. Он окинул присутствующих быстрым взглядом.

— Ах да, как я слышал, ты собрал здесь специалистов по привидениям? Думаешь, это поможет? — В голосе его зазвучал металл. — Пассажирам сюда входить воспрещается. Не то появятся страшные утопленники и утащат маленьких фрекен. А нам этого не хочется, верно ведь?

«Стелла» неожиданно дала крен, и Винснес пронзительно закричал:

— Поднимайся на мостик!

Ингвар Странн оглядел Винснеса с головы до пят, намеренно неторопливо. Было совершенно ясно, что он и не думает повиноваться приказу.

Тува решила, что с нее достаточно. Натаниель услышал, как она принялась скороговоркой что-то нашептывать, и тут Ингвар Странн уставился себе под ноги и неожиданно испустил дикий вопль. Дрыгаясь, точно на раскаленных углях, он остервенело затряс руками, как будто пытался с себя что-то стряхнуть, а потом бросился вверх по лестнице.

— Тува! — строго произнес Натаниель. — Что это было?

— Скорпионы, — беспечно ответила она. — Прелестные ядовитые скорпиончики.

— Скорпионы?! — яростно прошептал он в ответ. — А попроще ты ничего не могла придумать?

— Не так-то просто сохранять голову ясной, когда остаются считанные секунды, — ответила она столь небрежным тоном, что Натаниель готов был ее пристукнуть. К сожалению, ему редко когда удавалось подолгу оставаться серьезным.

Винснес был совершенно сбит с толку.

— Я не понимаю, что…

— Не обращайте внимания, — пробормотал Натаниель. — Давайте-ка отсюда выйдем!

Когда они очутились на корме, Винснес сказал:

— Нет, не доверяю я этим братьям. Придется нам подняться на капитанский мостик.

Они стояли под брезентовым верхом, который безжалостно трепал ветер. Ухватившись за лестницу, которая вела на мостик, Эллен прокричала:

— Я… Я, наверно, не пойду с вами. Я лучше пойду прилягу. Совсем ненадолго!

— Как хочешь, — слегка улыбнулся Натаниель. — У тебя и впрямь измученный вид. На мою мать таблетки от морской болезни действовали точно так же. Ее постоянно клонило в сон.

«Знали ли бы вы! — пряча злобную усмешку, подумала Тува. — Спи себе давай, не будешь хотя бы путаться у меня под ногами».

Натаниель проводил Эллен в каюту. Она отнюдь не блистала чистотой, зато здесь была какая-никакая кровать, на которую Эллен буквально рухнула. Натаниель укрыл Эллен относительно чистым одеялом, только попросил постараться не уснуть, пока она не запрет за ним дверь.

— Не нравится мне здешняя команда, — тихо сказал он. — Смотри, никого сюда не впускай!

Он хотел сказать, что это касается и Тувы, но — не смог.

Эллен обвела Натаниеля смутным взглядом. Ей чудилось, будто он вырос на несколько метров и возвышается над ее постелью как великан. Или это называется койкой?

— Натаниель, что ты видел? — спросила она заплетающимся языком. — В салоне под кормой? Он помедлил, прежде чем ответить.

— Кровь. Следы борьбы. Но я увидел лишь эпилог, а не действующих лиц. Я не знаю также, как давно это произошло. А еще было что-то такое в связи с ключом…

— Ты видел ключ?

— Нет, нет, просто что-то всплыло в моем сознании.

Она умирала хотела спать — как назло именно сейчас, когда они с Натаниелем остались наконец-то вдвоем! Но им нельзя было, невозможно было искать близости. У Эллен снова защемило сердце, до слез.

— Дай мне поспать всего десять минут! — взмолилась она придушенным голосом. — А потом разбуди, ладно?

Он обещал, что разбудит, погладил ее по щеке и, пожелав доброй ночи, вышел. Эллен поднялась, повернула в двери ключ, а после веки у нее сами собой сомкнулись. Она чувствовала, как тяжелеет ее тело и отлетают все мысли.


Неожиданно она встрепенулась, силясь перебороть сон. Неужели это вернулся Натаниель? Да нет же, он ведь только что вышел.

И все-таки где-то поблизости бродил некто, и этот некто был такой большой и тяжелый, что от каждого его шага содрогались стены и потолок. Не иначе какой-то монстр. На ходу он приволакивал ноги и производил такой невероятный грохот на борту старой, обреченной на смерть посудины, словно возвещал судный час.

Эллен мучительно пыталась очнуться, стряхнуть с себя цепенящий сон. Ужасающий грохот, который перекрывал все вокруг, отдавался у нее в барабанных перепонках; она вся скорчилась, хотела было закричать, но разве кто-нибудь ее услышит — эти неумолимые шаги заглушали все.

Неожиданно она обнаружила, что шаги раздаются уже в проходе, за ее дверью. Каждый звук словно бы получал усиление, и теперь она в довершение ко всему слышала, как хлюпают набравшие воды сапоги, как поскрипывает брезентовая куртка, с которой ручьями льется вода.

Эллен уже однажды доводилось лежа прислушиваться к шагам за дверью — правда, она тогда не была еще знакома с Натаниелем, она была тогда одна в старой гостинице. А сейчас с нею на пароме и он, и другие.

Кроме того, таблетка основательно притупила ее способность испытывать страх. Она погрузила ее в состояние тяжелого дурмана, и Эллен уже не могла сказать с уверенностью, бодрствует она или же спит.

Предательская таблетка прямо-таки свалила ее с ног! Эллен не помнила, чтобы она раньше так на них реагировала.

Шаги удалялись — по направлению к корме. Эллен сделала над собой усилие, как в забытьи, пошатываясь, доплелась до двери, отперла ее и вышла в коридор.

— Я иду, — пробормотала она, словно бы отвечая на чей-то безмолвный призыв.

Как в тумане видела она большие мокрые следы, оставленные сапогами. Они указывали ей путь. Перед глазами у нее все плыло, ей казалось, что она и сама плывет, паром скрипел и кренился пуще прежнего, а когда она вышла на палубу, в глаза ей, заставив попятиться, неожиданно ударил свет маяка. Мигавший в вечерней тьме маяк находился теперь наискось от судна, вокруг него бурлили, пенясь, серые волны. Рев бурунов оглушил Эллен. Паром как раз должен был миновать скалу и кладбище кораблей у ее подножия.

Эллен стала пробираться на корму. Следы были уже невидимы, отчасти из-за того, что темно, отчасти потому, что палубу заливало. Но она все еще различала впереди огромную фигуру. У спуска в салон, находившийся под кормой, фигура исчезла из виду.

Запрокинув голову к капитанскому мостику, Эллен окликнула Натаниеля, заведомо зная, что это бесполезно. Может быть, его там уже и нет. Да и кто расслышит в таком шуме ее слабый голос. Впечатление было такое, что на борту ни души, что на «Стелле» лишь она — и неизвестное существо, только что покинувшее корму.

Если бы Эллен окончательно проснулась, она ни за что бы не стала бродить одна; сейчас же ей почему-то казалось важным идти следом за исчезнувшим существом.

Судно резко накренилось — не ухватись она за перила, ее швырнуло бы на другой конец палубы. В замутненном сознании промелькнул образ Фредриксена, перелетевшего через перила. Помнится, она еще подумала, что они достаточно прочные. Ощупью она отыскала дверь, ведущую вниз, в салон, открыла ее и бездумно, подобно сомнамбуле, спустилась по лестнице.

Дверь захлопнулась за ней с отчетливым, неприятным щелчком.

В салоне было пусто. Одинокая лампа на потолке освещала лишь маленький пятачок посредине. Опершись о косяк, Эллен сонно стояла на пороге, покачиваясь в такт движениям судна.

— Да? — сказала она приглушенным голосом.

Тишина. На полу — никаких следов.

Наверху, на палубе, раздался топот убегающих ног.

В затуманенном сознании Эллен всплыла мысль, вернее, то было ощущение.

Она замерла, прислушиваясь к себе. На ощупь двинулась вперед, и тут же упала навзничь и ударилась о стол, и какое-то время лежала, не в силах подняться. Но потом все-таки встала и снова пошла. Она должна добраться до противоположной стены. Должна.

Но вот зачем, этого она уже не помнила.

Добралась. Тут судно вновь дало крен — хорошо, она на этот раз догадалась опуститься на ветхий диван. Покачав головой, она продолжила поиски. В окошко иллюминатора назойливо мигал маяк, отсветы падали прямо на нее. Продвигаясь, она ощупывала края стоявших вдоль стены скамей, искала под плюшевой обивкой, расползавшейся прямо у нее под руками.

Внезапно она выпрямилась. Сквозь рев бурунов ей послышался крик… Крик о помощи.

Одновременно воцарилась необычайная тишина.

Остановился двигатель.

Загрузка...