В моём сердце ты...

Глава 7

Восемь месяцев назад бабушку разбил инсульт. Четыре недели комы, четыре недели пустой надежды, и в сентябре бабушки не стало.

Первое время Елена Эдуардовна спасалась только работой, прячась от боли и горьких мыслей в кипучей деятельности. Существовала в каком-то дурмане, в бешеной, беспрерывной гонке. И сотрудникам, конечно, закручивала гайки по полной. Чуть что не так – срывалась и устраивала разносы. Изливала на других горе, что клокотало внутри. Только в выходные некуда было деться от гнетущей тоски и раздирающего отчаяния.

С раздражением наблюдала она из окна, как в пятницу вечером уходят с работы бухгалтеры, менеджеры, программисты, экономисты и прочий народ. Кто-то сворачивал на парковку, кто-то резво трусил в сторону остановки, но все неизменно довольные, даже радостные.

В эту пятницу Елена Эдуардовна углядела из окна среди этих радостных и Любу.

В первый миг опешила – вот так наглость! Настолько откровенно игнорировать распоряжение начальства – ну это надо быть совсем безрассудной.

Елена Эдуардовна даже проверила почту – вдруг та чудом сварганила отчёт за десять минут и быстрее сбежала. Нет, ничего не было.

«Ладно же, побеседуем в понедельник», – пообещала она в мыслях Любе.

Хорошо бы уволить – толку с этой "работницы" не было, нет и вряд ли будет. Но после пары судебных разбирательств с неправомерно уволенными высшее руководство требовало строжайшего соблюдения кодекса. И предписало: если уж увольнять, то по всем правилам, с актами и выговорами.

«Ничего, будут и акты, и выговоры».

Сама она домой не спешила. Оттягивала, как обычно, этот момент до последнего. Благо занять себя всегда найдётся чем. Работа, как Вселенная, бесконечна и необъятна.

Елена Эдуардовна с головой погрузилась в новый инвестиционный проект, совершенно забыв о времени. Нехотя оторвалась, лишь когда нежно пиликнуло почтовое оповещение.

Наверняка, подумала она, из Москвы спустили очередную директиву. Про пятичасовую разницу во времени там никогда не помнили. Но сообщение прилетело от Любы, точнее, с её почтового ящика. Вернулась, что ли?

Но стоило открыть сообщение, как стало ясно – не Люба автор, кто-то другой отправил. Потому что письмо было пустое, только в прицепе – отчёт. На этот раз абсолютно правильный, кстати. Но никаких: «Добрый вечер, Елена Эдуардовна. Направляю повторно отчёт…» и так далее. Такое безмолвие Любе не свойственно.

Елена Эдуардовна вошла в программу, где отслеживалось время прихода-ухода сотрудников. Люба, если верить программе, вообще здание не покидала.

Ни с того ни с сего Елену Эдуардовну вдруг обуяло любопытство: кто же это?

Она выключила компьютер и переобулась в удобные кеды – на каблуках она водить не умела. Смотрелась в красных конверсах она, конечно, не очень презентабельно, а в сочетании с деловым костюмом слегка нелепо, но кто её вечерами видел, кроме полусонной охраны?

Она шустро, по-девчоночьи, спустилась на третий этаж. Ни звука, ни шороха, и не скажешь, что три часа назад контора напоминала муравейник.

Кабинет отдела рекламы и маркетинга ожидаемо оказался не заперт. Но вот увидеть там, за Любиным столом, Батурина она никак не ожидала. И даже не столько потому, что не походил он на тех, на кого можно свалить свою работу. А потому, что такие отчёты ему просто не по зубам – так ей казалось. Батурин представлялся ей этаким туповатым хамом. Ещё и блатным в довесок. Потому и позволял себе то, о чём остальные и помыслить не смели. Например, как-то даже ответил ей грубо.

Тогда это показалось настолько вопиющим, что Елена Эдуардовна не поленилась поднять его личное дело, ну и так кое-какие справки навела. Узнала, кто он и откуда, и удивилась – каким ветром его сюда занесло? И как его вообще приняли? Без опыта, хотя бы мало-мальского, без образования нужного?

В общем-то, подбором кадров Елена Эдуардовна последнее время редко занималась лично, отдав это на откуп директору по персоналу. Прежде тот не подводил – и вдруг на тебе. Футболист! Но затем выяснилось, что этого Батурина приняли распоряжением сверху, совсем сверху. Сразу понятно – связи. И это отвратило ещё больше. Она-то ведь добилась всего сама, без чужой помощи, с нуля. А потому кумовство, «ты – мне, я – тебе» и всё такое прочее презирала всей душой.

Можно было, конечно, встать в позу. Создать такие условия, чтобы наглец Батурин сбежал сам. Но решила – не стоит. К чему ей, директору, эта мышиная возня? Подумаешь – сидит там где-то качок с одной извилиной, ну и пусть сидит. Его не видно и не слышно.

Но по поводу одной извилины она явно оказалась неправа. Отчёт-то он сделал правильно, тогда как опытная Люба налепила ошибок. И вообще, вёл себя с ней совсем не так, как остальные. Не трепетал, не лебезил, не угодничал.

А ещё она старалась не думать о том, как он смотрел на неё. Этот его взгляд шёл вразрез с его словами, со всей этой ситуацией. Неважно, что он там говорил, но смотрел он на неё так, как никто не смотрел.

Елена Эдуардовна и сама не могла понять, почему мыслями всё время возвращалась к этому коротенькому эпизоду. Ведь ровным счётом ничего не произошло. Однако несколько раз за выходные ловила себя на том, что прокручивает эти несколько минут в голове: вспоминает его голос, почти как наяву снова видит тяжёлый взгляд тёмных глаз, и против воли ощущает в груди волнение, да ещё и улыбается чему-то. Глупость какая.