В унисон

Хидео: цветы в их однообразии

И без того хмурое утро выдалось совсем паршивым: будильник словно забыл о своих обязанностях и отказался работать. Как же Хидео захотелось разбить его в эту минуту! От усталости веки словно налились свинцом, поднять их удалось только с треть ей или четвертой попытки. Хидео всегда трудно вставал, по ночам ему подолгу не удавалось уснуть, а если и удавалось, то его долго и болезненно мучили выматывающие сны. Будильник, оглушительно прорезавший тишину комнаты, становился настоящим спасением. Всегда. Но не сегодня.

Хидео лениво поднялся, оглядел свою комнату, по которой словно прошел ураган – повсюду были разбросаны старые и новые книги, среди которых затесались ни в чем не повинные учебники; одежда, вытянутая из шкафа, мятыми ворохами обнимала всевозможные поверхности (кроме стола); грязная посуда ровными стопками стояла на полу везде, преграждая дорогу каждому, кто попытается пройти от одного угла комнаты к другому. Пылью заросла крышка ноутбука и поверхность стола, на котором Хидео месяцами ничего не трогал, а только позволял микрожизни понемногу размножаться в крошечных пределах его мирка.

Все как обычно.

Кое-как Хидео Мацумура встал и медленно поплелся через весь этот мусор к выходу, чтобы позавтракать. Как бы сильно он ни опаздывал, перекусить было важнее всего – это объяснялось не его прихотью, а потребностями организма. Без еды ему становилось совсем худо.

Дом оказался пуст, и это приятно удивило. Папа ненадолго уехал в командировку в другой город, а мама ушла на работу еще ранним утром, ласково предупредив Хидео о том, где искать еду. Иногда парню казалось, что она считает его бестолковым, не способным на какие бы то ни было действия. Он и сам себя периодически считал таким, хотя ему пока просто не подвернулось повода, чтобы раскрыть свой потенциал.

Посмотрев содержимое холодильника, Хидео захватил бэнто, с неудовольствием отметив пустоту в желудке и маленький вес контейнера. Понятно, мама решила оставить его без завтрака, полагаясь на то, что сын проснется поздно и есть ничего не станет. Но время уже совсем поджимало, поэтому Хидео решил не задерживаться. Он встал не просто поздно, а очень поздно!

Поспешно он стал собираться в школу, на ходу прикидывая, стоит ли бежать пешком или все-таки взять транспорт. Школа находилась в нескольких кварталах от его дома, и добирался до нее он обычно на велосипеде – выбор часто падал не в пользу пешей прогулки. Сегодня на велосипед страшно было смотреть: руль покосился, сильно облезла желтая краска, сделав заметными рыжие разводы ржавчины, слетела цепь – видимо, потому, что Хидео неаккуратно припарковался у дома, когда вернулся вчера вечером. Пришлось еще немного повозиться с цепью, прежде чем поехать.

Взяв его за руль, Хидео выкатил велосипед на дорогу, при этом он как-то странно затрещал: то ли цепь встала неправильно, то ли что-то лишнее, ненужное застряло в спицах колес. Но обращать на это внимание Хидео не стал – его уже полностью захватили размышления о выпорхнувшей перед ним из дома Лили Рокэ. Лили была его новой – если не сказать очередной – пассией: пару месяцев назад они точно так же вышли из дома в одно и то же время, и Лили премило проболтала с ним всю дорогу до ближайшего магазина. Так они познакомились. Так он влюбился.

Да и как было не влюбиться в ее красивые рыжие локоны, падающие на плечи? Еще долго после этой встречи Хидео не мог забыть ее милое лицо, невозмутимо спокойное в любой ситуации. Лили казалась ему статуей, навечно застывшей в полном спокойствии и умиротворении. Наблюдая за ней, Хидео узнал и о другой, не такой заметной ее стороне – Лили могла быть вспыльчивой и очень эмоциональной: такое ее поведение ярко проявлялось в напряженных беседах, и она часто вступала в споры. Лили могла закипеть, говоря о чем-нибудь неважном, могла прийти в настоящую ярость, если ее мнение ни во что не ставилось. Она была хороша в своем гневе. Даже бесподобна. Всего один человек за глаза называл ее истеричкой.

Хидео проводил девушку взглядом, не решаясь заговорить с ней. Быть стеснительным человеком очень опасно и неприятно – всегда остаешься в стороне и вообще жалеешь, что не сделал что-то, когда это было очень нужно.

На дороге дальше была развилка, одна сторона которой вела в сторону магазинов, кафешек и других развлечений, а вторая – в школу. Хидео медленно ехал на велике позади Лили, отчаянно надеясь на то, что она услышит шорох его шин о камни или обратит внимание на треск его велика, и эти звуки заставят ее обернуться и снова заговорить с ним, как когда-то давно.

Но девушка свернула налево, в сторону города, и Хидео застыл как вкопанный.

И почему Лили сейчас не в школе? Ее нечасто можно встретить там, но, судя по ее оценкам, не похоже, что она прогуливает. Или ему это только кажется?.. Раньше Хидео никогда не задумывался о том, что Лили может пропускать уроки, что ее отсутствие в школе может быть вызвано болезнью или какой-то другой причиной. И это его… встревожило.

Размышляя о девушке, Хидео задумчиво свернул направо, взял велосипед и почти сразу на максимальной скорости помчался навстречу освежающему ветру.

Перед глазами замелькали до боли знакомые места: то казавшиеся слишком холодными и чужими его сердцу, то наоборот, такими знакомыми и родными. Хидео готов был ехать здесь с закрытыми глазами, только бы не видеть их глупого обаяния, не замечать их сильного влияния на себя. От домов сквозило неприязнью, точно они были живыми людьми, и старые окна зданий как будто смотрели на него осуждающим, чуть замутненным взглядом.

Хидео проехал мимо дома своего хорошего друга Генджи и задумчиво посмотрел на обшарпанные стены. Тот, должно быть, уже в школе. Друг никогда не опаздывает в отличие от Мацумуры, и если вдруг что-то подобное случается, то зависит не от самого Генджи.

Вообще Генджи очень пунктуальный, точный, аккуратный человек. Его отец работает в полиции, и именно он привил сыну необходимую для их бешеного ритма жизни дисциплину, которая не раз выручала Генджи. Может, он и не был благодарен отцу за это, однако знал, что его участие в воспитании неоценимо.

Хидео так увлекся своими мыслями о Генджи, что совсем забыл, что все еще едет на велосипеде! Руль, которым он управлял, повело в сторону, и парень въехал прямо в забор. Не удержав равновесие, он свалился с велика. Стоило все-таки идти пешком сразу… На этой развалине все равно он бы далеко не уехал!

В момент падения (а может, раньше?) Хидео остро услышал громкий металлический звук, от которого в голове словно взорвалась бомба, окатив черепную коробку болью. Руки потянулись к вискам, чтобы удержать голову на месте. Хидео лежал, не решаясь открыть глаза: пока он держит их закрытыми, мира не существует, а значит, нет ничего страшного.

Лишь немного погодя Хидео начал прислушиваться к своим ощущениям.

Все тело нещадно саднило, он едва чувствовал через боль свои конечности. Попытался пошевелить пальцами на ногах, на руках. Выходило с трудом, но хорошо, что вообще выходило!

Он услышал, как кто-то идет рядом.

– Ты в порядке?

Нежный, тонкий голос, немного свистящий, но оттого еще более прелестный. До парня донесся цветочный запах парфюма, и на мгновение он решил, что это Лили и что она решила вернуться, чтобы пойти вместе с ним в школу. Хидео даже глаза открыл, но, к его удивлению, никакой Лили рядом не обнаружил.

Перед ним стояла незнакомая девушка – хотя, в ее лице было что-то, что вызывало у Хидео мимолетное узнавание, но точно сказать он не мог. Она была другой. Будто Хидео знал ее когда-то давно, в далеком детстве, но потом потерял из виду на долгие годы, а она за это время изменилась до неузнаваемости.

Девушка с первого же взгляда на нее поражала своей необычностью: короткие светлые волосы, едва достающие до плеч, небрежно убраны с лица заколками; неестественно большие карие с желтизной глаза, которые с беспокойством рассматривали Хидео и его многострадальный велосипед; и фигура – отпадная фигура, надо сказать! – чуть покачивалась из стороны в сторону, точно заигрывала с ним. Хидео принял это покачивание за головокружение, поэтому тряхнул головой, чтобы оно прошло, но в итоге сразу же и поплатился за свои активные действия – его виски пронзила дикая боль.

– Со мной все отлично, – прокряхтел он, вновь хватаясь за голову.

– Не похоже, – констатировала незнакомка.

Хидео потребовалось еще несколько секунд, чтобы в глазах перестало двоиться, а голова прекратила, наконец, совершать воображаемые кувырки. Он встал, покуда хватало сил, и стряхнул с колен грязь. Его слегка покачивало, но Хидео этого не замечал. Светловолосая девушка стояла по-прежнему рядом, смотрела на него так пристально, как не смотрел даже он на себя в зеркало – наверное, таким проникающим, глубоким взглядом смотрят врачи на опухоль пациента, пытаясь разгадать причины ее появления.

Ему стало неприятно, и он отшатнулся.

– Я рада, что с тобой все хорошо, – губы незнакомки чуть тронула улыбка – лишь на пару секунд, но потом девушка вновь нацепила на лицо маску дежурного внимания.

Хидео украдкой смотрел в ее карие глаза, которые все еще осматривали его тело. Он не решался взглянуть на девушку прямо, но не смотреть на нее не мог: она вызывала в нем сильное любопытство. Конечно, она немного пугала, но это лишь потому, что она подошла к Хидео, когда тот пребывал не в самом лучшем виде.

– Да, – растерявшись, сказал он, – я в полном порядке. И мой велосипед тоже.

Она бросила насмешливый взгляд на велосипед. Хидео даже не стал оборачиваться – он спиной чувствовал, что от его транспорта не осталось ни одной целой спицы.

– Не знала, что велосипеды так травмоопасны! – пробормотала незнакомка, улыбаясь.

– Я тоже, – ляпнул Хидео и тут же прикусил от досады губу.

Эта девушка просто пошутила! Почему он так сильно тупит?!

– Ты в школу? – спросила она.

Хидео кивнул. Ему не хотелось закапывать себя еще сильнее. Молчание тоже нельзя было назвать блестящей тактикой, но от него хотя бы вреда меньше, чем от длинного языка.

В школу? Она сказала: «В школу»? Хидео задумался, вглядываясь в белокурую незнакомку внимательнее. Странно, раньше он никогда не видел ее в этом районе. Более того, он никогда не видел ее в школе! Его нельзя было назвать проницательным, но такую заметную девушку он бы вряд ли пропустил.

Только теперь Хидео решился посмотреть на велосипед – да, он был в ужасном состоянии. Везти его назад было бы далеко, а вперед не было смысла. Пусть пока полежит здесь, Хидео заберет его на обратном пути.

Он вновь поравнялся с незнакомкой, ощущая на себе ее заинтересованные взгляды.

– Ты живешь в этом районе? – спросил Мацумура, чтобы не затягивать молчание.

– Не совсем, – уклончиво ответила она. – Просто здесь живет моя подруга, и я у нее иногда ночую.

– Я не видел тебя здесь раньше.

Девушка удивилась, и Хидео вдруг показалось, что она сделала это специально.

– Я просто выглядела немного иначе. Покрасила волосы.

– Ты смелая, однако!

– Скорее, отчаянная, – она деланно хихикнула. – По сто раз на дню из-за волос выслушиваю упреки учителей. Скоро выучу их наизусть.

Хидео поддержал ее смех, но в глубине души поймал себя на жалости к ней, ведь ей приходится оправдываться за то, какой хочет быть.

Они начали непринужденно болтать обо всем. Так Хидео узнал, что ее зовут Хамада Мичи и что семья у нее очень религиозная. Примерно раз в две недели она вместе с ними посещает храм богини Инари, где молится за благополучие и процветание своего рода. У девушки есть родная сестра и множество дальних родственников. Оказалось, именно многочисленная родня доказывает силу и мощь Инари.

Хидео было непривычно слушать живой, нестройный поток речи Мичи, где она сообщала немало подробностей и деталей из своей жизни. Хидео мало успел рассказать о себе, да и девушка всем своим поведением показывала, что это и не требовалось. Ей как будто не было интересно то, о чем думает Хидео и что у него происходит. А может, она просто хотела, чтобы ее кто-то выслушал?

Так, неспешно болтая, они вошли на территорию школы, и Мичи отстала, предупредив его о том, что должна кое-кого встретить. Хидео не стал оставаться с ней, – навязчивость с его стороны могла быть дурно истолкована.

Почему же он раньше ее никогда не видел? Конечно, первым делом его привлек ее яркий цвет волос, и если бы Мичи оставила свой натуральный цвет (она сказала, что он был каштановый), то ничем не выделялась бы среди остальных учениц. Вероятно, раньше Хидео ее не замечал именно по этой причине.

Он угрюмо и очень неохотно плелся к зданию школы, полностью погрузившись в мысли о новом знакомстве. Лишь у самого входа он обратил внимание на унылый школьный пейзаж.

Все вокруг изменилось. И школьный двор уже не выглядел так ухоженно, как несколько лет назад, когда директору пришло в голову привезти разные сорта всех возможных цветов, которые только могли прижиться в Японии. Тогда все вокруг приходили смотреть на ирисы, примулы, нарциссы, розы, гвоздики, тюльпаны и хризантемы. Теперь от тех посаженных цветов мало что осталось – многие виды и сорта так и не прижились, из-за чего пришлось возвращаться к прежнему однообразному саду. Повсюду теперь росли розы, хризантемы и тюльпаны.

Даже само здание школы обветшало, поблекло на фоне распускающейся зелени; у Хидео часто возникала мысль, что, чем старше он становится, тем грустнее делается в округе пейзаж.

В школе Хидео первым же делом переоделся и поспешил на урок. Он постоянно чертовски сильно опаздывал и ничего не мог поделать с этой проблемой. По ночам ему никак не удавалось уснуть, и часто он прибегал к снотворным, из-за которых потом не слышал будильник и вставал сильно позже. Хотя будильник выручал Хидео, ему все равно было трудно вовремя услышать его и встать прежде, чем он его отключит. Сколько бы он ни пытался себя перевоспитать и вставать пораньше, всегда все попытки заканчивались одинаково: он просто просыпал. С этим уже стоило просто смириться.

В коридоре перед классом Мацумура встретил своего друга Генджи, а тот стоял так, как будто специально его ждал.

– Ты что-то сегодня поздно, – заметил друг, бросая взгляд на часы.

– У меня сломался велосипед прямо возле твоего дома, – невесело усмехнулся Хидео, останавливаясь.

– Я всегда знал, что ты везунчик. Куда же ты его дел?

– Оставил там, где он сломался. На обратном пути заберу.

Они помолчали; мимо прошла девушка с выдающейся фигурой и Генджи, надо признать, не мог не проводить ее заинтересованным взглядом. Правда, взгляд этот не был похотливым, скорее, Генджи пытался оценить степень риска.

Прошедшая мимо ученица как будто натолкнула его на какую-то мысль.

– Слышал, что сегодня в новостях говорили? – выпалил Генджи после того, как девчонка скрылась за поворотом.

Хидео не смотрел новости, но это и не требовалось: Генджи всегда сам рассказывал ему обо всем, что происходит у них в префектуре.

– Ну, и что же? – спросил Хидео, смутно догадываясь о том, что собирается сказать друг.

– В нашем городе завелся маньяк. Представляешь?

Ну, конечно. Другие вещи просто не могут интересовать Генджи!

– И что в этом такого?

Хидео никогда не задумывался о преступности этого мира и своего города в частности. Какая ему разница, кто там кого режет, если он сам всегда соблюдает осторожность и остается в порядке?

– Он зарезал и обесчестил уже трех девушек, вот что! Сначала думали, что это просто убийца, но, как говорится, третий раз – уже закономерность. Так что происходящее в городе – не шутки!

Видя, что Хидео никак не реагирует (эмпатии ему было не занимать!), Генджи схватил друга за плечи и стал трясти, надеясь, что так информация лучше дойдет.

– Мацумура! – крикнул он. – Тебя совсем не волнует, что это могут быть наши одноклассники?!

Только теперь он задумался, хотя это было сложно после сильной тряски. Стал бы он паниковать и волноваться, если бы кто-то из его одноклассников умер? Ну, если только Лили – она и так не появляется в школе, кто знает, какими там вещами она занимается? Вдруг прямо сейчас она навлекает на себя беду?

У Хидео даже сердце сжалось от страха за нее. До этого момента его не заботила ее безопасность, хотя он и понимал, что, случись с ней что, он не смог бы этого пережить; но новость, которую рассказал Генджи, на самом деле ставила под угрозу не только Лили, но и каждую девушку, которая живет поблизости. Теперь ситуация уже не казалось такой безобидной.

Хидео вздрогнул; по школе прошлась волна мелодии, говорившей о том, что урок официально начался. Звонок, отрезвляющий голову, неприятно подействовал на Хидео – ему вдруг захотелось сбежать, и бежать так далеко, как только позволяют силы.

Они вошли в класс, и Хидео с неприязнью отметил, что учитель уже здесь – он мог бы отчитать их за опоздание, если бы не знал, что парни все это время стояли возле кабинета.

Хидео сел за стол, с напряжением в мышцах наблюдая, как учитель пишет новую тему на доске.

– Извините за опоздание! – громко воскликнула девушка, вдруг с разбегу влетая в класс.

Учитель дернулся и окинул ученицу строгим взглядом из-под узких бликующих очков. Хидео отвернулся от доски и стал рассматривать в окно школьный двор.

Он мимоходом бросил взгляд на деревья, которые только-только покрылись листвой; на них еще совсем недавно была россыпь кругловатых почек, а теперь пробудились вишневые белоснежные цветы и зеленые светлые листочки. Наконец-то просохли после дождя дорожки, которые побелели под лучами палящего солнца и стали похожи на мрамор. Трава на газоне только-только стала проклевываться, но ее густоты уже хватало на то, чтобы превратить некрасивую поляну грязно-черного цвета в симпатичный изумрудный оттенок.

Несмотря на видимые обновления, пейзаж давно наскучил. Каждый год одно и то же, за все время не поменялось ничего в этом однообразном движении жизни, словно все люди застряли во временной петле длиною в год. Даже почки, даже цветы, даже трава – все распускается, все растет, но одно образно и предсказуемо. Иной раз у Хидео даже дыхание перехватывало от осознания, что мир – такой, как он есть, то есть череда бесконечных повторов. И чтобы пройти дальше, ему нужно было раз за разом совершать определенный набор действий, и вся проблема в том, что он пока что не нашел этот набор. Не смог выполнить нужные действия для того, чтобы пройти дальше.

Поэтому он заперт здесь, в клетке сменяющихся времен года.

Хидео вновь кинул взгляд на ученицу, которую только что мягко отчитывал учитель, и невольно вздрогнул.

Мичи Хамада! Его новая знакомая!

И неужели она учится с ним в одном классе?

На протяжении всего урока Хидео подмывало спросить у Генджи, что он знает об этой девчонке. Друг ведь всегда обо всех все знает – он под подушкой хранит профайлы на весь класс, и если Хидео захочет, то сможет воспользоваться этими данными. Но действительно ли он готов лезть в это только для того, чтобы узнать о Хамаде информацию, которую она сама с радостью ему предоставила?

Хидео сидел как на иголках. Когда через спасительные четверть часа прозвучал звонок, Мацумура ошалело вскочил и собрался уже было схватить Генджи под руку для разговора, но наткнулся взглядом на учителя.

Он смотрел так пристально, что у Хидео перехватило дыхание. Чего хочет от него этот человек? Неужели он заметил, что его ученик весь урок витал где-то в облаках, и теперь хочет отчитать его за это? Или, быть может, проверить?

Хидео весь внутренне сжался, ожидая нападения.

– Вижу, вам не терпится сходить в библиотеку за дополнительной литературой, – проговорил учитель ровно, без всякого намека на принудительность.

Как же его звали?

– Э-э-э, с-сэнсэй, я не могу, мне надо срочно в туалет, – пробормотал Хидео, вскакивая.

– Тогда книги занесете после. Я полагаюсь на вас, правда. Мне нужна история развития алхимии.

Мацумура было удивился, но после этих слов кивнул. Он вспомнил, что сэнсэй ведет уроки истории, и за время урока успевает войти в раж, отчего ученикам приходится учить вдвое больше положенного. Очевидно, история развития алхимии нужна ему для того, чтобы объяснить даосские практики на примере древних верований в бессмертную жизнь.

Хидео все же смутно надеялся, что коснутся они этого лишь вскользь – лезть в даосизм ему совсем не хотелось.

Он поплелся к двери, а сзади раздался тихий шепот:

– Меня зовут Сузу.

Мацумура замер от неожиданности, но буквально на секунду, после чего сразу же продолжил путь, захлопнув дверь за собой.

Лили: судьбоносная встреча

Лили уже с самого утра была не в духе, но после слов мамы разозлилась еще больше – та вновь настоятельно просила ее зайти к бабушке, чтобы забрать тостер, которым она не пользовалась. Мама всегда была такой дотошной – сначала купит какую-нибудь безделушку в подарок, а после этот подарок забирает себе. Сама она говорила о том, что это отнюдь не дотошность, а просто практичность – таким образом мама убивает двух зайцев одним ударом: дарит подарок, который впоследствии возвращается к ней.

Но тем не менее Лили приходила в бешенство каждый раз, когда мать посылала ее проведать бабулю. Это же пытка! Как только Лили переступит порог скромненькой квартиры, бабушка тут же набросится на нее с возгласами и причитаниями – вот, дескать, посмотри, до чего довела бабулю городская жизнь! Все видят, что бабушке некомфортно жить посреди суеты, тесноты и загрязненного воздуха, но что делать? Пока родители Лили не найдут жилья получше, бабушке придется ютиться в этой крохотной квартирке. Если бы у Лили не была такая большая семья (с мамой и папой они составляли квартет), они бы охотно поменялись с бабулей местами, отдав предпочтение городу и его быстротечному движению, а не пригороду с частными домиками и спокойным ритмом.

Зная бабушку, девушка решила, что нет смысла идти к ней после школы – она начнет так много говорить, что Лили придется возвращаться домой затемно. Лучше вовсе пропустить школу, чтобы заранее выслушать поток бабушкиных речей, а после благополучно вернуться домой.

План все равно не вызывал у Лили восторга. Выходя из дома со своей обычной хмурой миной, Лили вдруг краем глаза заметила фигуру соседа – его имя совсем выветрилось у нее из головы. Она помнила всех одноклассников, потому что многие среди них были ее друзьями, но соседа помнила плохо. С ним всегда таскается его дружок, у которого вместо настоящего имени – какой-то странный псевдоним, отсылающий то ли к известной визуальной новелле, то ли к повести Мурасаки Сикибу. Хотя что первое, что второе не столько отражает внутренний мир этого дружка, сколько убивает в нем всякую индивидуальность.

Почему-то она запомнила его напряженный, стальной взгляд – таким взглядом можно бабочек прикалывать вместо булавок. Даже сейчас, когда Лили вспоминает его, ей делается не по себе – не то чтобы она часто его вспоминает, скорее просто… иногда этот взгляд встает перед внутренним взором, отчего у Лили нутро сворачивается в комок. Не хотела бы она становиться поперек дороги этому человеку. У него взгляд волчий, злой, задумчивый, а это самое страшное.

Свернув в сторону города, Лили поспешила затеряться среди прохожих, спешащих на работу и учебу – ей было не очень комфортно среди шума и сутолоки, хотя только благодаря толпе она по-настоящему ощущала текущую в мире жизнь. Движение будто пробуждало ее сонное сознание, заставляло действовать, входить в ритм вместе со всеми – это был своеобразный стадный инстинкт, которому Лили невольно подчинялась. Единственный инстинкт, который она не смогла бы в себе побороть.

Ее внимание привлек котенок, перебегающий дорогу. Лили задумчиво посмотрела ему вслед, с досадой отмечая про себя, что бездомные животные в их префектуре по-прежнему являются проблемой. Конечно, их гораздо меньше по сравнению с прошлым годом, и встретить бесхозного зверька можно довольно редко, но каждый такой раз заставлял Лили внутренне содрогаться от осознания, что у кого-то может не быть дома.

Она и сама себя ощущала бесхозной – в жилах отца течет испанская кровь, и его женитьба, а впоследствии и остановка в Японии, относится к чудесным и одному из самых невероятных событий в жизни. Мама, хоть и является чистокровной японкой, родившейся и выросшей здесь, давно лелеет мечту переехать в какую-нибудь экзотическую страну, где людей мало, а климат теплый. Это не давало Лили покоя на протяжении нескольких лет. Она старательно отгоняла навязчивые мысли о переезде, но родители, для которых путешествия всегда оставались естественной потребностью, с ума сходили от тоски по ним и однообразия. Они обязательно куда-нибудь бы съездили, если бы у них не было балласта в виде младшего сынишки… А оставить его с Лили они не могли. Отсюда и возникала тоска – щемящая, гнетущая, убийственная.

Глубоко задумавшись, Лили не сразу сообразила, что ее кто-то окликнул. Она резко обернулась, ища глазами того, кто мог бы ее позвать. Поначалу ей вовсе показалось, что звали совсем не ее, но повторный звук заставил Лили вновь замереть и завертеть головой.

Сначала она не узнала в этом пожилом джентельмене никого из своих знакомых, но когда он подошел ближе, она обомлела от ужаса – это был Токутаро-сэнсэй, их учитель по химии. Лили собиралась осторожно улизнуть, чтобы не оправдываться перед сэнсэем, но он нагнал ее так быстро, что она ничего не успела предпринять.

– Рокэ-сан, – отозвался учитель, заглядывая Лили в глаза, – вы разве не в школу?

– Нет, – пискнула она. – Бабушка приболела. Несу ей лекарства.

Для наглядности она показала на свою сумку, которая, правда, была пуста.

Токутаро-сэнсэй коротко кивнул, хотя по его лицу нельзя было сказать, поверил ли он ей, или просто притворился, что поверил. Как учитель, он был довольно строг, и Лили, несмотря на пересуды и сплетни, отказывалась верить в то, что этот человек в обыденной жизни совершенно безобиден. Даже если это так, сейчас Лили все-таки была его ученицей, и это обстоятельство сильно ее пугало.

Не потащит же он ее в школу за руку, в самом деле!

И он не собирался ее тащить. Он лишь улыбнулся, наигранно пригрозив Лили пальцем, на котором мелькнуло внушительное кольцо с зеленым камнем:

– Жду вас завтра на занятиях, Рокэ-сан. Хочу предложить вам написать одну работу в соавторстве с вашим одноклассником. Мы можем обговорить завтра детали, хорошо?

– Да. Да, сэнсэй, хорошо.

У Лили даже голова разболелась от энергичных кивков.

Лишь потом она осознала, что учитель предложил написать ей работу! Да она так испугалась его внезапного появления, что даже не спросила, кто будет ее соавтором. Да и важно ли это? Он дал ей шанс проявить себя! Она всегда завидовала тем, кто помимо учебной деятельности берет на себя дополнительную нагрузку – таких учеников поначалу было жаль, зато потом их успехи приносили плоды.

И Лили также хотела, правда, никак не могла решиться. А тут – предложение! Вот это удача.

Бабушка встретила ее в своей обычной манере – прямо с порога принялась причитать о том, как плохо жить в многоквартирном доме, где из всех развлечений только четыре голых стены. А ведь ей так хотелось разбить садик, чтобы вырастить кроваво-красные розы! Она готова была даже за кактусами ухаживать на подоконнике, если бы семья Лили позаботилась о том, чтобы снабдить старушку всем необходимым для садовода арсеналом. Мама просто не хотела разводить грязь – почва и земля ее раздражала, от пыли она приходила в бешенство, любое пятнышко на одежде превращалось в катастрофу. Удивительно, что ее мизофобия не развилась до того, чтобы заставлять мыть руки перед каждым рукопожатием (и после него – тоже)! Лили временами подмывало испачкаться так, чтобы маму хватил удар. Интересно, она сразу выгонит Лили из дома или сначала как следует отчитает?..

– Бабушка, – Лили вдруг вклинилась в монолог старухи, оборвав ее на полуслове, – я пришла забрать тостер, мама меня попросила его у тебя взять.

Это было вопиюще! Возмутительно! Лили ожидала, что сейчас бабушка встанет, как грозная фурия, и набросится на нее, сметая все препятствия на своем пути. Но бабушка лишь вскинула голову, оглядев внучку невидящим взглядом. Лили выжидающе смотрела на нее, мысленно приказывая бабушке отдать чертов тостер прямо сейчас и без лишних разговоров. Если так и будет, она сможет даже успеть прибежать в школу!

Но ничего подобного не случилось; бабушка вновь уткнулась взглядом в свои руки, которые как будто медленно перебирали невидимую ткань. Лили, сидя в кресле, разочарованно выдохнула и подтянула к себе ноги, обхватив колени руками.

Она здесь надолго.

– Маме твоей все на месте не сидится, да? – спросила вдруг бабушка, по-прежнему не глядя на Лили.

Та стушевалась. Она и раньше слышала, как бабушка говорит о матери в таком пренебрежительном тоне, но только теперь пренебрежение приобрело другой оттенок – осведомленности. Откуда бабушка знает о том, что мама хочет переехать?

– А откуда… – сорвался было вопрос с языка Лили, но бабушка резко ее перебила.

– Она же моя дочка! Я все о ней знаю. Я знаю ее намного лучше, чем она сама. Ты, наверное, думаешь, что я старая и глупая?

– Нет, – соврала Лили, не подумав.

– Так вот, я не глупая! С тех пор как у нее родился Одзи-чан, она дальше нашего городка вообще никуда не выбирается. А в ней ведь всегда жил дух настоящей путешественницы.

Лили сидела в страшном напряжении. Так всегда было, когда бабушка переключалась на ее семью. Почему-то каждое слово, произнесенное этой старухой, отдавалось в сердце ноющей болью. Словно она трогала ту самую область, где находилась открытая рана.

– Не создана Чоу для семьи, – вздохнула бабушка горько. – Думаю, если бы она не встретила Уго, то прожила бы спокойную, безмятежную жизнь одинокой путешественницы. Этот дурак околдовал ее, не иначе!

– Мама сама пыталась привлечь папу, – выдавила Лили, очень сконфуженная.

– Он слишком хитер для того, чтобы самому набрасываться на женщину, – ухмыльнулась бабушка. – Конечно, чего еще ожидать от человека, который за столько лет не умудрился запомнить дату ее рождения…

– Их встреча была судьбоносной! – вспылила вдруг Лили, будучи не в силах больше это слушать. – Мама была гордой и неприступной, и ее никто никогда не интересовал, пока она случайно не встретила папу! Это была любовь с первого взгляда!

– Да, их встреча была судьбоносной, но это не отменяет того факта, что ни к чему хорошему их это не привело. Не всякая судьбоносная встреча – к лучшему.

Они замолчали. Бабушка внешне выглядела спокойной, а вот Лили вся раскраснелась от едва сдерживаемого раздражения. Столько раз она говорила себе, что не будет отвечать бабушке на ее резкие суждения о семье, что достаточно просто проигнорировать, чтобы эта старуха замолчала, но нет! Она вновь полезла в драку! Теперь бабушка пожалуется маме – а уж та точно накажет дочку как следует.

– Вот увидишь, Лили-чан, – продолжала старушка после небольшой паузы, – этот брак долго не продержится. Я даже отсюда слышу, как он трещит по швам.

Она не права. Она не права. Она не права! Ну как можно судить об отношениях двух людей на расстоянии? Лили было глубоко наплевать на то, что бабушка считала себя осведомленной в их семейных делах (мама периодически созванивалась с ней, чтобы рассказать о последних новостях), и Лили считала, что ничто бабушке не дает права судить их. Она ведь совершенно ничего не знает! Даже если говорит, что знает.

– Да, бабушка, – покорно пробормотала Лили, опуская взгляд в пол. – Вы правы.

Ей стоило титанических усилий не продолжать спорить.

Хидео: старые тихие книги

– Вот дерьмо! – шепотом выругался Хидео и быстрым шагом пошел в библиотеку.

Там было тихо, как и всегда. Безмолвие и какая-то пустота, словно ничего, кроме мертвого дерева [книг] и гудящего звука [тишины], здесь больше нет. Одно это убивало в Хидео всякое присутствие духа. Он ведь был не из тех идиотов, которые часами просиживали в библиотеке, бесконечно листая и трогая старые пыльные книги. Ему вообще все это не нравилось, и пришел он только по просьбе учителя.

Хидео дернулся, когда прямо над его ухом невнятно пропела девушка:

– Чего-то хотели?

«Да, свалить отсюда», – чуть было не ляпнул он, но прикрыл рот рукой.

Вместо этого торопливо выдал:

– Я ищу книгу… История развития алхимии.

По лицу девушки стало ясно: он не первый, кто просит эту книгу. Она ничего не сказала, но Хидео почувствовал, что она поняла, кто именно попросил Хидео взять эту книгу. Ему хотелось разуверить ее, хотя разуверять было не в чем.

– О, идите прямо до четвертого стеллажа и сверните направо, – пропела девушка. – Там у нас различные книги по истории, эссе о династиях, есть пару книг об истории развития наук: географии, биологии, математики, современной химии и многое другое. Алхимия там тоже есть.

– Спасибо.

Мацумура нетвердо зашагал мимо книг, мельком рассматривая цвет корешков и охватывая взглядом надписи на них. Здесь были и новые экземпляры в симпатичных цветных обложках, но подавляющее большинство книг все же имело строгий черно-сизо-белый окрас. Сплошное однообразие.

Вот нужный стеллаж. Книги здесь были явно старые, потрепанные временем; на некоторых не было корешков и обложек. Складывалось ощущение, что если хотя бы мизинцем дотронуться до этих книг, то все они друг за другом, как цепочка из домино, тут же рассыплются и обратятся в пыль.

Хидео пошарил взглядом по лежащим книгам, но нужной до сих пор не нашел. Его пальцы, тонкие и короткие, быстро перебирали корешки, листали страницы, искали титульные листы, дабы увидеть заветное название.

Ему досаждало то обстоятельство, что он во время перерыва между уроками вместо того, чтобы говорить с Генджи, выполняет ненужное поручение учителя. Почему он сам не мог сходить за учебником, раз он так сильно был ему необходим?

За стеллажом, который стоял позади, Хидео услышал тихие шаги. Человек не шел – крался. Медленно, едва касаясь носками пола, человек приближался к стеллажу, за которым стоял Хидео. Наверное, кто-то тоже пришел сюда по поручению. Просто так в школьную библиотеку никто не ходит. Библиотека на то и библиотека, чтобы посылать в нее таких простачков, как Хидео.

Он продолжил перебирать стопки полуразрушенных книг, откидывая историю Японии и, в частности, «Двадцать четыре истории», из которых он знал только пару событий из записей о трех Царствах – это были все его отрывочные знания после изнурительных уроков Сузу-сэнсэя.

Школьная программа никогда особенно глубоко не изучала историю Японии, ссылаясь на то, что первое упоминание было в династийных историях, составленных людьми Китая. Хидео тоже особенно не вникал в суть истории, довольствуясь тем, что знал с рождения: в Йосиногари находится великолепной красоты памятник жившей в период Троецарствия правительницы Японии – Химико. Будучи маленьким, Хидео приезжал с родителями в это поселение, чтобы посетить памятник. Родители, помнил он, рассказали ему множество историй и легенд, связанных с правлением Химико, и все они, даже самые абсурдные, производили на Хидео неизгладимое впечатление. Но сильнее всего его поразил памятник – Химико, такая красивая и статная, стоит на пьедестале и рукой указывает в сторону, словно приказывает: иди! Иди и не оглядывайся!

Золото ее одежд по-прежнему видится Хидео во снах.

– Добрый день, человек с велосипедом, – произнес тот самый мелодичный голос по ту сторону стеллажа.

Этот голос чертовски похож на голос Лили. Хидео вздрогнул и обернулся в поисках источника звука. Он надеялся услышать Лили, но, к своему разочарованию, вспомнил, что уже слышал этот голос сегодня утром.

– Добрый, – кивнул он, разглядывая девушку сквозь полку.

Он, конечно же, ее не видел. Их разделяли стопки книг и деревянный пласт, стеной возвышающийся над ними.

– Неожиданно встретить тебя в библиотеке, не находишь? – она говорила язвительно, но все так же мягко и тихо, будто никакого оскорбительного смысла в свой вопрос не вкладывала.

– Да уж. Я тоже не ожидал встретить тут тебя.

И это была правда; Хидео всегда казалось, что эта библиотека – последнее место, куда приходят люди и, чтобы встретить здесь кого-то, да еще и своего одноклассника, нужно просидеть здесь несколько месяцев безвылазно, пока очередной учитель не пошлет очередного ученика за очередной книгой.

На пару секунд его обеспокоил вопрос, как же эта девушка его узнала через деревянный стеллаж, раз так легко с ним заговорила? Ее он узнал по голосу, но он ведь ничего не говорил, когда она подходила! Она что, видела, как он сюда зашел?

Может быть, она специально пришла за ним?

– Ты что-то ищешь? – спросила Хамада.

Ее голос с каждой сказанной репликой становился все мягче и мягче – Хидео не заметил, как ее вопрос, уже поглотивший его возмущение, заставил его тихо ответить:

– История развития алхимии. Учитель истории попросил меня взять ее. Но я понятия не имею, какая именно книга ему нужна.

– Тебе помочь? – послышался смешок.

– Нет.

Движение прекратилось. Хидео, погрузившись в собственные мысли, вновь принялся отыскивать нужный ему учебник. Смотреть на голые книги – отвратительно, ужасно, мерзко. И у кого хватает ума отрывать обложки у книг? «Обложка не главное», – скажут они. Но что, если вам самим оторвать кожу и оставить вас в одних мышцах и сухожилиях? Неужели кожа – не главное в человеке?

Мацумура отогнал наваждение и все-таки дотронулся до первой попавшейся книги. Она шуршала и скатывалась в микроскопические комочки под его пальцами. Вот оно, то самое противное ощущение.

Он бережно взял томик в руки и повертел. Надпись частично стерлась с корешка, но что-то еще можно было разобрать.

«Что он здесь делает?» – удивился Хидео, пролистывая книгу.

У его мамы была такая. У нее вообще очень много подобных сонников, дневников сновидений, толкователей снов. Когда-то давно она очень восприимчиво относилась ко всяким предсказаниям, гаданиям, толкованиям. Ее комната была пропитана ароматом ладана, сандала, мирры и прочего.

Он вспомнил, что регулярно видел ее за прочтением гороскопа и сонника Миллера.

«И что же интересного она находила в нем?» – задавался вопросом Хидео, мельком рассматривая исписанные страницы дневника.

Открыл первую попавшуюся страницу, прошелся по ней скептическим взглядом.

«Череп целовать – тоска по умершим».

Хидео нахмурился, прочел остальной ряд похожих слов и, не найдя там больше ничего привлекательного, положил книгу на место.

На пальцах все еще оставалось ощущение старости и зыбкости.

– Мне все-таки нужна помощь, – подал голос он. – Дело в том, что все эти книги – абсолютно на одно лицо. Нет никаких опознавательных знаков или надписей, по которым сразу бы стало понятно, что это за книга. Если я буду брать каждую в руки…

«Мои пальцы сгниют от старости», – хотел добавить он, но передумал.

– … я не успею на урок.

– Я уже иду, – отозвалась Мичи.

Она что, все это время стояла по ту сторону стеллажа и ждала его ответа?

Мгновение, и она оказалась подле него. Ее цепкий взгляд пристально осматривал этих книжных «инвалидов», и она первым же делом легко вытащила Хидео нужную книгу.

Мичи торжественно вручила томик ему в ладони. Тактильно он отметил, что у нее очень нежные руки. А еще у книги все-таки был кусок обложки.

Это действительно была та книга!

Мацумура с удивлением стал вертеть том в руках, с ужасом отмечая про себя, как пристально Мичи смотрит на его реакцию. Будто боится пропустить малейшую деталь.

– Ты что же, работаешь в этой библиотеке, раз вот так с ходу все находишь? – удивленно спросил Хидео, пролистывая книгу.

– Нет. Просто учитель по истории частенько посылает меня за книгами по истории. А они все здесь, – она указала на стеллаж, перед которым они стояли.

С виду книги были на одно лицо, но при внимательном осмотре можно было заметить, что в коллекции собрана самая разношерстная литература. От Араи Хакусэки до Фукудзавы Юкити, от восемнадцатого века до настоящего времени.

Большинство литературы было об истории Японии, но попадались и очень интересные экземпляры. Например, «Сон в красном тереме» Цао Сюэциня – этот роман Хидео считал сложным, почти нечитаемым текстом, напоминающим откровенный бред.

Он его не читал, просто видел отрывки, из которых мало что не понял. Намного более понятными были романы Харуки Мураками – пожалуй, это единственный автор, которого Хидео мог выносить. Прочитав несколько лет назад знаменитый «Норвежский лес», Хидео остался под глубоким впечатлением. Лишь теперь при воспоминании о книге Хидео снова чувствовал смутные облака тумана вокруг себя, предвкушение постепенной сладости, иногда на него нападала дрема – почему бы и нет? – но в итоге он вновь просыпался и вновь бродил по туманному норвежскому лесу.

Понравилась ему эта книга, в общем. А вот «Исповедь маски» Мисимы не впечатлила – Хидео захлопнул книгу с мыслью, что больше никогда ее не откроет, и отложил в сторону до лучших времен.

– Спасибо тебе, – искренне поблагодарил девушку Хидео.

Она улыбнулась, и улыбка ее впервые придала лицу милое очарование. Хамада собралась уходить и немного помедлила, проходя возле него, но Мацумура мгновенно схватил ее за руку, выпалив:

– Постой. Почему ты здесь?

– Пришла по глупому поручению. Как и ты.

От удивления он выронил ее руку и засмущался.

– Мне пора, – спокойно сказала она, мягко высвобождая ладонь из его хватки. – Еще увидимся, Хидео.

– Пока, – ответил он, не смея поднять взгляд.

Он так долго и напряженно смотрел ей вслед, что не сразу заметил, что она назвала его по имени.

Растерялся, точно маленькая, глупая девчонка. И что она нашла в нем? Какой потайной карман его души ее тронул? Почему она увязалась за ним, как собачка? Или она готова идти за кем угодно? И все же, несмотря на то, что она пытается хоть как-то улыбаться, у нее не выходит это сделать по-настоящему, искренне. Почему?

В ней как будто поселился огонек, который то вспыхивает, то угасает. Можно предположить, что этот огонь скоро совсем потухнет и остынет в золе. И совсем не ясно, почему он все еще не погас… Она ли поддерживает этот огонь?

Мичи похожа на маленький, бушующий в море маятник. Показывает путь блуждающим и терпящим бедствие кораблям, но сама уже много-много лет страдает от бесконечного блуждания во тьме. Она сама блуждает как огонек – и не находит выхода.

Генджи: пропавший мальчик

– А, вот вы где, – отозвался Токутаро-сэнсэй. – А я вас везде ищу.

Генджи почтительно кивнул учителю и прошел за ним в кабинет. У них сегодня не было уроков химии, поэтому Генджи даже предположить не мог того, что Токутаро-сэнсэй позовет его к себе. Видимо, у него было какое-то срочное дело.

В кабинете пахло горелым; вероятно, на прошлом уроке учитель проводил какие-то опыты с огнем. Хотел бы Генджи на это посмотреть – когда он был помладше, опыты сэнсэя производили на него неизгладимое впечатление. Было такое чувство, как будто учитель – великий фокусник, который может окрасить жидкость в любой цвет, заставить ее забурлить или задымиться. Сейчас особых восторгов демонстрируемые опыты не вызывали – теперь, когда Генджи знает о множестве производимых реакций, он может легко предугадать исход любого опыта.

Учитель молчал, он даже не смотрел на Генджи, лишь медленно перебирал бумаги на столе, да открывал ящики, в которых бумаги было еще больше.

– Вы чего-то хотели, сэнсэй? – спросил Генджи, не выдержав.

Он еще планировал пообедать с Мацумурой, но, судя по всему, учитель решил занять его на весь перерыв. В какой-то момент Генджи самому нестерпимо захотелось помочь ему отыскать ту самую бумажку, ради которой он его позвал.

– Да, – пробормотал Токутаро задумчиво, – незадача. Потерял объявление о конкурсе. Ничего, если я пришлю его вам на почту?

– Какое объявление? Какой конкурс?

У Генджи неприятно похолодело в желудке. Его время совершенно не рассчитано на дополнительную работу по химии, однако возразить он не мог – лицо сэнсэя говорило о непоколебимости решения. Даже если бы Генджи и вступил в перепалку, ему не удалось бы отвертеться.

– Я хотел предложить вам с вашей одноклассницей написать работу в соавторстве на конкурс. Вы мои лучшие ученики, и такое я могу доверить только вам одним.

– Отказаться, я так понимаю, не выйдет? – спросил Генджи серьезно.

– От этого конкурса зависит престиж нашей школы, – заметил Токутаро-сэнсэй. – Вы, конечно, можете отказаться, но вряд ли вам придется это по душе. Ваша одноклассница, к тому же, уже согласилась.

Генджи лихорадочно соображал. Он-то надеялся все свободное время посвятить искоренению преступности, в частности поимке маньяка, но теперь об этом можно было забыть – работа на конкурс вытянет из него не только все силы, но и душу.

– И с кем я ее буду писать? – без особого интереса спросил Генджи, складывая руки на груди.

В такие моменты он жалел о том, что хорошо учится. На отличников возлагают слишком большие надежды, но они этого не стоят. Это взаимное мучение.

– Лили Рокэ.

Учитель продолжал рыться в бумагах. Генджи, наблюдавший за ним, нахмурился. Рокэ-сан? Серьезно? А он мог найти ему соавтора еще глупее? Странный выбор для человека, который надеется повысить престиж школы за счет этого конкурса. Он, кажется, сказал, что она тоже «лучший ученик»?..

Генджи едва сдержался, чтобы не расхохотаться – ему ни разу не доводилось видеть, что Рокэ делает какие-то успехи в учебной деятельности. Она, конечно, смышленая, подхватывает на лету, но ее часто не бывает в школе, а еще она настоящая истеричка! Да такие, как Лили, обычно ничего существенного не делают в жизни, они лишь бездумно потребляют то, что придумали за них другие.

Скорее всего, Рокэ сядет ему на шею и свалит всю важную работу на него. А рядом подпишет свое имя.

Такое дурацкое имя!

– Вы уверены, что стоит доверять такой важный проект Рокэ-сан? – рискнул спросить Генджи. – Она довольно редко появляется в школе…

Губы учителя тронула ехидная улыбка.

– Не переживайте, – сказал он, – она станет ходить, как только поймет, какой шанс ей выпал.

Генджи не поверил – он хоть и мало знал Рокэ, однако помнил, что один такой совместный проект уже был загублен по ее вине. Тогда она была в паре не с ним, а с другим парнем, тоже очень умным… Как же его звали?

Генджи из спортивного интереса соревновался с этим парнем за звание лучшего ученика, вот только, парня давно уже никто не видел…

– А Мамору? – вдруг выпалил Генджи и сам же смутился резкого тона. – Мамору Горо, мальчик из параллельного класса? Почему бы не взять его в соавторы?

Токутаро-сэнсэй, не перестававший все это время искать злополучное объявление, внезапно вскинул голову и вонзил острый, пробирающий до костей взгляд в Генджи. Тот невольно отпрянул, взбудораженный таким резким движением.

– Мамору Горо? – задумчиво эхом отозвался учитель, как будто прокручивал в уме всех, кто мог бы носить это имя. – Его уже давно нет.

– Нет? – ужаснулся Генджи.

На секунду у него оборвалось все внутри – неужели тот мальчик, которого Генджи практически ненавидел из-за успехов в учебе, умер? И почему он ничего об этом не знал?

Взгляд старика продолжал сверлить в нем дыру.

– Нет, – повторил Токутаро. – Он перевелся в школу Оги.

У Генджи отлегло от сердца – значит, Мамору теперь учится в соседнем городе. Это хорошо, ведь теперь он не будет докучать Генджи своим занудством. Уж в этом-то Генджи теперь занимает первое место!

– И… как давно?

– Около трех месяцев назад. Я не знаю подробностей, уж извините.

Токутаро бросил поиск бумаги, вместо этого он теперь вовсю пялился на Генджи, пытаясь вычислить, что тот обо всем этом думает. А Генджи думал о многом – мысли о Мамору вытеснили его раздражение, вызванное конкурсным проектом и глупой напарницей. В голове не укладывалось, как он мог не замечать отсутствие своего главного конкурента и врага на протяжении трех месяцев?! Наверняка одноклассники Горо устраивали ему что-то вроде проводов – и неужели Генджи даже краем уха не слышал о вечеринке в честь Мамору?

Эта новость подкосила его, а радость, которую Генджи должен был ощущать от внезапного устранения соперника, отошла куда-то на второй план. Ему необходимо было во всем разобраться.

Надо же, и ведь Генджи даже не вспоминал о Мамору все это время! За последний год Мамору никак не проявлял себя в интеллектуальном плане, и Генджи забыл о нем, как о проблеме, которая рассосалась сама собой. И теперь, когда он был ему так нужен, Генджи узнает, что он переехал! Да не куда-нибудь – в соседний город! Такему хотелось сбежать отсюда.

Как будто его что-то тревожило.

– Вот что, – сказал сэнсэй, прерывая цепочку лихорадочных мыслей Генджи, – приходите завтра, мы обсудим с вами детали проекта и тему. Я хочу, чтобы вы подумали над суперкислотами – возможно, из этой темы удастся что-нибудь выжать. Хорошего дня!

Генджи рассеянно поблагодарил Токутаро-сэнсэя и вышел, растерянный и ошеломленный.

Не было и речи о том, чтобы идти на обед к Мацумуре – сейчас Генджи занимало лишь одно: нужно было срочно найти кого-то, кто хорошо общался с Мамору.

Генджи помнил, что у Горо был друг, причем очень близкий – они всегда ходили вместе, всегда шутили друг над другом и поддерживали в трудные минуты. Об этой дружбе ходило много толков – неужели они никогда не ссорятся? Неужели не устают от общества друг друга?

Араи Рио нашелся почти тут же – сидя в коридоре на подоконнике, он премило общался с девушкой, имя которой Генджи вспомнить не мог. Она была из другого класса, и все, что он о ней знал, могло уместиться на обрывке листа размером с ладонь. Она хорошо поет, часто выступает на творческих вечерах и участвует во всевозможных конкурсах; пристально следит за фигурой, не позволяя формам быть пышнее нужного; она стабильно стрижется, из-за чего кажется, что ее черные прямые до плеч волосы никогда не растут. В профайле Генджи было что-то еще, но сейчас он не мог вспомнить, что именно.

Да это и не важно было.

– Араи-сан!

Названный обернулся, скользнув ленивым взглядом по лицу Генджи. Было видно, что парень его узнал, вот только попытался притвориться, что понятия не имеет, кто перед ним.

– Мы знакомы? – отозвался Араи, чуть сощурившись.

– Да! То есть, лично – нет, но ты точно меня знаешь.

– Знаю? – брови собеседника наигранно поползли вверх. – Нет, ты ошибся.

– Полтора года назад я сделал твоего дружка в шахматы! Не прикидывайся, Араи!

При упоминании «дружка» Рио вмиг посерьезнел. Он бросил взгляд на стоящую рядом девушку, и она, будто приняв его безмолвный приказ, молча развернулась и ушла дальше по коридору. Генджи даже не взглянул ей вслед – все его внимание поглотил Рио.

– И зачем я понадобился самому Генджи? – спросил он нахально. – Хочешь и меня прилюдно унизить, как делал это с…

Вдруг Рио осекся, взглянув на Генджи снизу вверх. Напряжение между ними ощущалось все существеннее.

– …Мамору, – дополнил Генджи, хмурясь. – Меня интересует Мамору.

– А меня интересует, чтобы ты сходил к черту!

Генджи приблизился, нависая над Араи – тот задрал голову, по-прежнему с вызовом глядя на собеседника. Да, такого раскусить будет непросто, хотя бы потому, что они никогда не ладили.

– Мне нужен Мамору, – отчеканил Генджи, в его тоне слышалась явственная угроза.

– Его нет, – ответил Араи. – Уже давно нет.

– Он переехал в Оги?

– Так сказали его родители.

– То есть? Мамору не говорил тебе, что переезжает?

– Послушай, детектив, – Араи вздохнул, складывая руки на груди, – не лезь еще и в это. Хватит с нас того, что ты нос выше потолка задираешь.

– И ты не знал, что он переезжает? – Генджи продолжал гнуть свою линию.

– Я тебе не скажу.

– Значит, ты не знал. Ты обижаешься на него за это? Почему Мамору так внезапно уехал?

– Да что ты к нему прицепился?! Тебе что, существование Мамору покоя не дает? Он уехал, чтобы с твоей рожей больше не встречаться!

Генджи вдруг с размаху ударил ладонью по подоконнику. Араи никак не отреагировал, однако спеси поубавил.

– Хватит юлить! – зашипел Генджи. – Почему я только сегодня узнаю от учителя химии о том, что этот мелкий трус сбежал от меня в другой город?

– Глупый вопрос, детектив, – усмехнулся Араи. – Ты же ничего дальше своего носа не видишь.

– А тебе, смотрю, мой нос покоя не дает. Ответь по-нормальному, без обиняков – ты знаешь, что с Мамору? Вы поддерживаете связь? Поверь, я не собираюсь портить ему жизнь. Просто хочу убедиться, что с ним все в порядке.

– А зачем? – спросил Рио сдавленно. – Зачем тебе знать, в порядке ли он? Вы же как две голодные псины, вечно дрались за кусок мяса. Ну так радуйся! Кусок твой!

– Что случилось с Мамору?

– О, Господи, Генджи! – крикнул Араи, хватаясь за голову. – Я не знаю, понятно тебе? Я не знаю! Он мне не сказал, что уезжает. Он никому ничего не сказал! Мы две недели думали, что он болеет, так сказала его мать, потом через месяц я узнаю от учителей, что Мамору переехал в Оги. Это все! Я знаю не больше тебя. Теперь оставишь меня в покое, идиот ты несчастный?

Рио был на грани истерики. Быть может, Генджи перестарался, когда стал так сильно напирать на Араи-сана. Возможно, стоило бы остановиться и оставить все так, как было.

Но тогда Генджи не узнал бы от этого плута ничего, что успокоило бы его. А теперь все стало еще запутаннее!

– И вы не поддерживаете связь? – спросил Генджи холодно. – Ты что, даже не пытался ему позвонить или написать?

– Ты меня совсем за дурака держишь? Я пытался! Но Мамору сменил номер и в соцсети больше не заходит. Я не знаю, появится ли он вообще когда-нибудь!

– Не может быть такого, что он тебя не предупредил, – пробормотал Генджи. – Вы же не разлей вода были.

– Были, – вымученно отозвался Рио. – Да сплыли.

Больше Генджи ему не докучал. Его немного тяготило то, что для выяснения информации пришлось довести человека до истерики, но игра стоила свеч – теперь Генджи окончательно убедился в том, что Мамору не просто переехал.

Он исчез.

Хидео: поцелуй скорбящего к умершим

Хидео отдал книгу учителю, тот его скромно поблагодарил и пошел на обед в школьный сад, надеясь, что его никто не заметит среди одноклассников. Надеялся зря: неподалеку от того места, где он обычно любил коротать время за порцией риса или рыбы, сидела девушка, точнее, сидела та самая Мичи. Хидео был несколько разочарован сложившимися обстоятельствами. Какой бы милой она ни была, все в ней казалось ему подозрительным.

Он медленно, будто оттягивая момент, подошел к ней, а она сразу же подняла голову и испуганно затараторила:

– Ой, прости, я не думала, что ты здесь обедаешь, просто самой очень хотелось поесть, а места не было.

Она, продолжая виновато и пугливо разглядывать Хидео, с писком выдавила:

– Я не специально.

Хидео ухмыльнулся и сел с ней рядом.

– Я это уже понял.

Он ждал Генджи, но того и след простыл – он выбежал из класса, чтобы зайти в туалет, но потом ушел и оттуда, а вот куда направился, Хидео так и не выяснил. Из него плохой детектив, в отличие от Генджи – уж он-то давно бы все узнал о других!

За сегодняшний день они почти не разговаривали; Хидео бегал по поручениям учителя, то и дело натыкаясь на Хамаду, которая по пятам за ним ходила – это уже походило на неприятную закономерность.

Они сидели вдвоем и ели дзюкубэн, но вид у обоих был какой-то отчужденный. Мичи покусывала губы и мяла палочки в руках, пытаясь каким-то неведомым ей образом заставить руки перестать дрожать. Хидео тоже от этого соседства было не по себе, но он упрямо твердил про себя, что совершенно не сконфужен и ему просто непривычно сидеть с такой красивой девушкой.

– Сегодня милый выдался денек, – сказала она, заставив Хидео вздрогнуть.

Нет, это было слишком непривычно. Из ряда вон!

Хидео неопределенно кивнул и уставился куда-то мимо нее, не зная, что ответить. Ему хотелось, чтобы она ушла, чтобы не докучала своим голосом, своим лицом, самой собой, но сказать ей он этого не мог. Он стеснялся.

– Ох уж эти постоянные уроки, – начала она более уверенно, – я никогда ничего не успеваю, и это меня угнетает. Ты как, Хидео, в учебе?

Она явно пыталась нащупать точки соприкосновения, и от нелепости этих попыток Мацумуру скривил лицо. Он удивился сразу по двум причинам: девушка впервые спрашивала его о нелепом с таким интересом, и она вновь обратилась к нему по имени. Неужели она со всеми так странно общается?

Он уткнулся в свой обед и тихо ответил:

– А… я хорошо в учебе.

Ответ был еще глупее вопроса.

Хамада как будто не заметила своей ошибки.

Ее лицо стало непроницаемым, она отвернулась от Хидео, вновь стала нейтрально, без эмоций смотреть прямо перед собой. В такие моменты она становилась еще более ужасающей. Мацумура проследил за ее взглядом: напротив них раскинулся роскошный куст сиреневых флоксов, которые пока еще не распустились. Эта часть сада была обильно засажена цветами, и в душе Хидео расцветало ни с чем не сравнимое удовлетворение, когда он смотрел на эти цветы – это был его островок безопасности, здесь он чувствовал, что жизнь идет своим чередом и не стоит на месте. Рядом с сонными флоксами начали распускаться розовые пионы – удушливый Баррингтон Белл и прекрасный Гей Пари.

Учитель по литературе не раз ссылался на сорт японских пионов, потому что помимо пряного аромата и красивой расцветки эти цветы были артефактом истории, следом в камне, своеобразной исторической ценностью, которую нужно беречь и охранять. Наверное именно поэтому сорт такой дорогой и тщательно охраняемый.

Хидео помнил, как вся школа сажала эти цветы. Каждому хотелось внести свой вклад в общественную работу, а потому каждый стремился посадить как можно больше семян. Их тогда подарили школе в качестве пожертвования – теперь Баррингтон Белл являлся символом школы Сага. Если эти пионы и творили какую-то историю, то явно вот эту.

Правда, сейчас от них не было никакого толка.

Они хоть и успокаивали Хидео, однако в последнее время не привносили в его жизнь ничего нового и существенного. От их аромата – душного, сладкого, сильного – уже подташнивало.

И почему он до сих пор приходит сюда? Зачем по-прежнему смотрит на эти разноцветные кусты? Почему они раньше дарили ему спокойствие? И почему сейчас их цветение с такой болью отзывается в сердце?..

Цветы, цветы, цветы. Кругом сплошные цветы! Их запах тошнотворный и удушливый, и если раньше это было приятно, то сейчас вводило в беспамятство. От пионов теперь кружится голова, а флоксы так вообще с ума сводят, будто бы туда всыпали порцию яда.

Если бы люди могли убивать красиво, они бы делали это цветами.

А еще сама Мичи. В этом ворохе цветных пятен она слишком бледна и невзрачна. Бесцветная кукла, внутри которой, вероятно, не бьется сердце. Не чувствует, не дрожит, не дышит. Вероятно, его там нет вообще. Но еще вероятнее, оно мертво.

В этот момент она показалась ему настолько отвратительной, что он готов был задушить ее маленькое горло собственными руками, а затем с упоением слушать хрипы из ее раздавленной гортани, сопровождаемые кряхтением и конвульсиями.

Ее сердце пепел, пыль. И плоть. Мертвая.

Хидео помотал головой, отгоняя наваждение. Да, девчонка ему сразу не понравилась. Какая-то она фальшивая (и это не только потому, что у нее ненатуральный цвет волос). Но, несмотря на свое к ней отвращение, Хидео не собирался никуда отсюда уходить, а тем более – душить ее. Пока что.

– Знаешь, – вдруг проговорила она сдавленно, чувствуя, что нужно что-то сказать, – я всегда сидела здесь и рассматривала людей, которые ходили мимо туда-сюда – все такие разные, уникальные, неповторимые. И все же никто не привлекал меня так сильно, как ты. Я… я, правда, больше не хотела сюда приходить после того дня, когда ты пришел обедать первым. Но все-таки так не может продолжаться вечно, Мацумура-кун. Я хочу с тобой дружить, а не шарахаться от твоего появления и не подбирать слова с хирургической точностью, боясь обидеть или задеть тебя. Хочу свободы.

Она говорила спокойно, будто уже наизусть выучила эти слова.

Мичи вдруг резко подняла взгляд и метнула его в Хидео. Тот вздрогнул от неожиданности, но в последний момент выстоял и скрыл испуг, в глубине души сетуя на себя за то, что вот уже второй раз дергается в присутствии девчонки.

– Я… я польщен. Да, именно так, – проговорил он, пряча взгляд.

Все, на что его хватило.

Она просила свободы. Так иди: резвись, валяйся в траве, купайся в цветах, говори все, что тебе захочется, но, пожалуйста, оставь его в покое. Хидео пытался не смотреть на нее. Пугающее ощущение больно жгло кожу, въедаясь внутрь подобно червю, который зарывается в землю. Словно она… прятала свой взгляд – острый, проницательный, серьезный – внутри Хидео.

Ему прямо сейчас хотелось сбежать. Испариться. Исчезнуть. Лопнуть, как мыльный пузырь. Чтобы больше ничего, кроме крохотной частицы, не осталось. Стать воздухом. Стать землей. Да даже ее рисом, который она так жадно ест.

О чем он сейчас думает, черт возьми?

Это все цветы, их дурманящий сознание запах. Больше он тут обедать не будет.

Хидео продолжал молчать, боясь затронуть тему со свободой и прочей ерундой, о которой она говорила. Ему не хотелось смущать ее, ведь он прекрасно понимал: любое слово о том, что она сказала, сильно ее смутит.

Впрочем, она и не ждала ответа. Она знала, что его не последует.

Да и что бы он в такой ситуации ответил?

– Ну, я поела. Спасибо тебе за весело проведенное с тобой время, – она кивнула головой и не слишком низко поклонилась, будто очень спешила и издевалась над ним одновременно. – До встречи.

Он резко встал, тоже наспех поклонился и сказал:

– И-извини за такую реакцию… Ты всегда так обескураживаешь меня, что я просто не знаю, как реагировать.

Ответом ему послужила слабая улыбка, чуть тронувшая ее розовые губы.

Когда уроки закончились, Хидео поплелся домой, мрачно везя велосипед рядом. У его верного спутника лопнула шина и выкрутился руль. Он попробует починить это самостоятельно, но ему явно потребуется помощь отца, который сейчас в командировке. Ну, пару недель без велосипеда Хидео как-нибудь проживет.

По пути домой он вновь встретил Лили, она двигалась со скоростью света в противоположную от него сторону, в ее руках был телефон. Найти сил, чтобы поздороваться, он не смог. Какая ей вообще разница, какой по счету из ее поклонников с ней поздоровается? Всем она (особенно, когда чем-то отвлечена или занята) отвечает скромное и тихое: «Привет». На этом беседа, как правило, заканчивается, даже не успев начаться.

Про себя Хидео отметил, что за то время, пока он был в школе, Лили успела вернуться домой, и теперь вновь куда-то шла. Какие могут быть дела у самой красивой девочки в его классе?

С тяжестью на сердце Хидео признал: мальчики. Уж кому-кому, а Лили точно не до него. Она слишком красива, чтобы обращать внимание на Хидео.

Придя домой, он первым же делом уставился в свой сотовый.

Ноль сообщений. Ноль звонков. Ноль писем. Все, как обычно.

Только после этого он встал и переоделся. Задел ногой книгу и чуть не повалился на стол; потом вляпался в какую-то странную жидкость, разлитую на столе; запутался в собственной футболке! И все ради того, чтобы просто добрести до шкафа. «Здесь надо убраться», – мрачно подумал он и стал собирать книги. Вечер все равно пройдет впустую, так почему бы сегодня не разгрести этот хлам?

И хоть книги его были все в пыли и выглядели осиротевшими, они не были похожи на тех инвалидов в школе. Книги его и только его. Здесь не было истории развития наук или о рассвете в Японии. Исключительно фантастика, философия и драматургия.

Иногда попадались цветные томики ранобэ, моногатари, мобильной литературы. Последнее Хидео читал крайне редко и только в моменты скуки, когда не хочется ничего.

Книги его всегда были раскиданы по комнате, спрятаны в различных углах, под кроватью, на столе, за тумбой, в шкафу – в общем, везде, где только можно оставить книги.

Хидео охотно коллекционировал мангу. Это была единственная литература, которую он мог читать днями напролет. Для манги на его немногочисленных полках находилось пару-тройку ячеек, где одна к одной стояли похожие друг на друга глянцевые томики.

Зажав стопку книг в руках, Хидео обратил внимание на свою коллекцию. Место на полках стремительно заканчивалось, а желание покупать еще все равно было – вряд ли это желание когда-нибудь исчезнет. Манга захватывала Хидео моментально, ему хватало одной главы для того, чтобы влюбиться в рисовку, в стиль повествования, в героев. Однажды он читал весь день и всю ночь, не прерываясь на сон и еду, пока не закончил читать – выдуманный мир захватил его целиком, без остатка.

Глядя на красивые полки, он вспоминал и неприятную сторону своего коллекционирования: мать. Она относилась к манге негативно, хотя и позволяла Хидео покупать ее. Одна серия почему-то особенно ее бесила – натыкаясь на книги, мама грозно отчитывала Хидео за беспорядок, потом проходилась по его вкусам, критикуя их и не одобряя. Это вылилось в трагедию.

Он вспомнил, как его мать сожгла двадцать три драгоценных тома его любимой серии. Сгребла книги в кучу и оттащила за дом, где облила их бензином, чтобы потом поджечь. Хидео тогда только-только пришел со школы.

Это было отвратительное зрелище.

Дома он не обнаружил ни своей манги, ни матери, а потом, взглянув в окно, заметил, как догорают остатки его книг.

Он помнил только этот момент, но помнил так отчетливо, что каждый раз сердце схватывал спазм, мутнел рассудок, а глаза застилала пелена слез.

Он помнил, что потом матери пришлось вызывать скорую, а весь следующий год она проходила терапию и постоянно обследовалась. Да, это точно было психическое расстройство, его мать страдала от обсессии – синдрома навязчивых мыслей, которые она иногда пыталась игнорировать. И вот во что это вылилось. До сих пор мысли об этом эпизоде причиняли боль. В сердце навечно поселился страх за свою и за ее жизнь.

После книжек он принялся собирать остальной мусор: пакеты, банки, тарелки, кружки и бумажки. Все это валялось в его комнате по меньшей мере месяц, и он до сих пор не удосужился выбросить этот хлам.

Телефон запищал, да еще так противно, что Хидео поежился: он понятия не имел, что его телефон может издавать такие звуки. В Микси пришло сообщение. Генджи спросил, как поживает велосипед Хидео. Ну, неплохо поживает. Придется чинить, а чтобы это сделать, нужно дождаться выходных. Следом пришло еще одно сообщение:

«Ради Бога прости. Я, правда, не хотела говорить эту чушь тогда, когда мы сидели в цветах. Мичи».

Вот тут Хидео насторожился. Откуда эта девица знает его номер? И, что еще интереснее – почему она решила начать с ним знакомство именно сейчас? Какие на это были причины?

Она хотела, чтобы он обратил на нее внимание, но стоило ли так стараться ради этого?

Она следит за ним. Это осознание мгновенно перекрыло воздух в груди. Заболела грудная клетка. И все завертелось колесом перед глазами.

«Я слишком чувствителен», – одернул себя Хидео и помотал головой. Как бы сильно ни билось сердце, нужно было оставаться с холодной головой и чистым разумом.

«Откуда ты знаешь мой номер?» – решил спросить он. Ответ шел как-то медленно.

«Мне его дал твой знакомый».

Какой еще знакомый? Этот номер могли дать только трое из друзей Хидео – Генджи, Роуко и Мио.

С Роукой Хидео учился в младшей школе – они были настоящими братьями, веселыми и обаятельными в своей юношеской непосредственности. Однако при поступлении в среднюю школу их пути разошлись: Роуко переехал в Кандзаки, там поступил в среднюю школу, и веселым совместным проделкам пришел конец. Конечно, общаются они даже сейчас, но редко, а встречаются только по праздникам, раз за разом вспоминая былые школьные деньки, когда можно было беззаботно играть и веселиться.

Мио была принципиально другой. Будучи всегда серьезной, она казалась намного старше своих лет, хотя ни одного из ее друзей это не смущало. Она умела легко переключаться, без усилий могла поддержать любую беседу, в общем, была настоящим эрудитом. Ей бы очень понравилось с Генджи – тот тоже никогда не лезет за словом в карман и всегда знает ответ на заданный вопрос. Они познакомились, когда Мио было десять лет, а Хидео – тринадцать. В отличие от Роуко Мио никуда не переезжала из города Сага, а поступила в другую среднюю школу. Хидео все еще не оставляла мысль познакомить Мио с Генджи.

«Кто он?» – спросил Хидео.

«Микси» вдруг вылетел, обнажив главный экран мобильника. Хидео несколько секунд тупо рассматривал иконку приложения, а в голове была абсолютная пустота и какой-то страх, рождающийся изнутри.

Зашел снова, в панике раскрыл переписку и замер.

«Спроси у него сам».

«Значит, это Генджи», – решил Хидео и, отложив телефон в сторону, продолжил убираться.

Ближе к вечеру сон все-таки сморил его и он, ложась на кровать, уснул. Уснул прямо так, не раздеваясь.

Ему снилось ослепительное небо – лазурь над головой сияла и переливалась, точно гладь воды. Хидео никогда не видел ничего подобного – даже вообразить такое было сложно.

В его руках был волк. Он держал его голову крепко, будто бы это последнее, за что можно было бы ухватиться в этом вязко-тягучем пространстве. С животного кусками слетало мясо, оно буквально отваливалось, падая на колени и землю. Приземляясь, шкура и окровавленные куски вспыхивали золотым огнем и превращались в пепел.

Они все падали и падали, горя красивым пламенем, пока в руках Хидео не осталась голая гладкая кость – волчий череп.

Хидео сам не понимал, что делает, все словно происходило без его участия. Руки сами поднесли массивный кусок кости к губам, и он поцеловал труп волка, его молочно-белый, старый череп.

«Поцелуй скорбящего к умершим».