В неладах

III

Потроховъ всталъ, какъ и всегда, чтобы, напившись кофе, идти къ себѣ въ лавку. Въ столовой пыхтѣлъ самоваръ, стоялъ кофейникъ, но жена не выходила изъ спальни, и спальня была заперта.

Онъ постучался въ дверь и какъ можно болѣе ласковымъ голосомъ крикнулъ женѣ:

— Грушенька, съ добрымъ утромъ! Вставать, милочка, пора! Девятый часъ. Самоваръ на столѣ.

Въ отвѣтъ послышался голосъ жены:

— Я спать хочу! Съ самоваромъ можешь одинъ возиться.

Потроховъ подумалъ: «все еще того… дуется… И сонъ не подѣйствовалъ».

Выпивъ стаканъ кофе, онъ опять стукнулъ въ дверь и крикнулъ:

— Мнѣ въ лавку уходить надо, но…

— Ну, и проваливай! — отвѣчала изъ-за двери жена.

— Да дѣло-то не въ этомъ. А передъ уходомъ въ лавку, я хотѣлъ посовѣтоваться съ тобой, что намъ взять на завтра въ театръ — два кресла или ложу.

— Что хочешь, то и бери. А мнѣ никакого театра не надо.

«Не сдается, не сдается. Все еще грызетъ удила», — опять подумалъ онъ, умолкъ, въ лавку идти медлилъ, отдалъ ключи отъ лавки приказчикамъ и ждалъ, когда жена выйдетъ изъ спальни.

Пробило девять, а жена все еще не показывалась изъ спальни. Часовая стрѣлка передвинулась къ половинѣ десятаго, и Потроховъ былъ какъ на иголкахъ. И съ женой ему увидѣться хотѣлось, да и въ лавку нужно было идти. Въ десять часовъ утра онъ назначилъ придти въ лавку агенту заграничнаго торговаго дома Мертингъ и сынъ, чтобъ сдѣлать ему заказъ на товаръ. Агентъ былъ пріѣзжій и сегодня собирался уѣхать въ Москву за заказами.

Потроховъ вздыхалъ.

— Ахъ, ты жизнь купеческая! Уѣхать изъ дома — пожалуй, жену прозѣваешь, караулить жену — можетъ агентъ уѣхать. А товаръ сезонный, нужный.

Но вотъ въ началѣ одиннадцатаго часа изъ спальни раздался электрическій звонокъ. Жена звала горничную. Потроховъ встрепенулся.

«Слава Богу, наконецъ-то выйдетъ! — подумалъ онъ. — А агента найду я въ гостиницѣ. Онъ всегда у себя завтракаетъ въ первомъ часу». Но тутъ-же сейчасъ хлопнулъ себя по лбу и проговорилъ:

— Боже мой, какъ-же я могу увидѣть агента въ часъ, если я сейчасъ обѣщался сегодня вмѣстѣ съ женой обѣдать! Кругомъ вода…

Такъ какъ дверь въ спальню была открыта для горничной, то Потроховъ вошелъ въ спальню. Жена въ юбкѣ, въ туфляхъ и въ ночной кофточкѣ умывалась.

— Здравствуй, другъ мой, — сказалъ онъ. — Я все тебя жду.

— Совершенно напрасно. Могъ-бы, какъ всегда, уходить въ твою лавку, — отвѣчала жена, отираясь полотенцемъ. — Воображаю я, сколько у тебя черезъ это убытка! Приказчики рубль утаили.

— Не смѣйся, душечка… Смѣяться грѣхъ надъ этимъ. Вѣдь все это для твоего-же благосостоянія…

— Ахъ, ничего мнѣ этого не надо! Лучше кусокъ чернаго хлѣба да съѣсть не въ тоскѣ.

— Я пришелъ къ тебѣ сказать, что нельзя-ли сегодня намъ пообѣдать въ два часа дня вмѣсто часу? Въ часъ мнѣ нужно видѣться съ агентомъ торговаго дома…

— Когда хочешь, тогда и обѣдай. Хоть въ три, въ четыре…

— Нѣтъ, въ два… Я пріѣду съ ложей. Я рѣшилъ ложу въ театръ взять… Насъ двое, но пригласимъ твою маменьку, пригласимъ твою сестру Вѣрочку.

— Кого хочешь, того и приглашай.

Минутъ черезъ пять жена накинула на себя фланелевый пеньюаръ и направилась въ столовую пить кофе. Мужъ послѣдовалъ за ней.

— Завтра въ театръ, а въ воскресенье можно въ циркъ, — продолжалъ онъ, лебезя около жены. — Днемъ я свезу тебя на бѣга. Тамъ общество…

Жена молчала и прихлебывала ложечкой изъ чашки кофе.

— Видишь, сколько я для тебя развлеченій надумалъ!

— Для себя, а не для меня… — былъ лаконическій отвѣтъ.

— Ахъ, дружечекъ! Да развѣ мнѣ нужны развлеченія!

— Знаю. Для тебя развлеченіе лавка, укарауливаніе, чтобъ полтинникъ не пропалъ'.

— Ты для меня лучшее развлеченіе. Ты одна…

— Похоже…

— Вотъ сегодня обѣдать съ тобой буду. Привезу тебѣ для закусочки икры паюсной. Или нѣтъ, ты, кажется, сардины любишь, такъ я маленькую коробочку…

— Сардины дешевле… — уязвила жена.

— Богъ мой, да развѣ я изъ-за дешевизны! Я чтобъ тебѣ угодить. Ну, икры, икры! Даже свѣжей икры! Такъ въ два часа будемъ обѣдать? Въ два? Я явлюсь съ икрой и ложей.

Потроховъ смотрѣлъ на часы. Его всего передергивало. Было ужъ одиннадцать. Въ лавку ему нужно было спѣшить необходимо. Вчера подъ вечеръ онъ получилъ новый товаръ и онъ лежалъ нерасцѣненный, а нерасцѣненный его продавать было нельзя. Товаръ модный, давно ожидаемый. Но въ то-же время Потроховъ и жену боялся оставить одну. «А вдругъ какъ исполнитъ угрозу и убѣжитъ?» — думалось ему.

Онъ пошелъ въ спальню переодѣться. Узлы съ бѣльемъ и сундукъ съ нарядами бросились ему въ глаза.

«Вѣдь ужъ это, значитъ, не на шутку она сбиралась уѣхать, — разсуждалъ онъ. — Ахъ, глупая баба! И какая причина? Только лавка и вотъ что я мало нахожусь дома… Ужъ не остаться-ли съ женой до обѣда?»

Но тутъ въ головѣ его мелькнули агентъ торговаго дома, нерасцѣненный товаръ.

— Нельзя, нельзя оставаться! Бойкое время, самое горячее время для торговли. Присутствіе мое необходимо. Прозѣвать такое время — не на что будетъ и ложъ въ театръ брать и свѣжую икру покупать. Поѣду!

Онъ взялъ шапку и вышелъ къ женѣ въ столовую, стараясь улыбаться.

— Мнѣ кажется, Грушеночекъ, что узлы-то ужъ можно теперь развязать и изъ сундука все вынуть, — сказалъ онъ. — Покозырилась передъ мужемъ — и будетъ, урокъ ему задала — и достаточно.

Она отвернулась отъ него и проговорила:

— Уѣзжайте скорѣй въ лавку, уѣзжайте. Несносно.

— Да, надо… Необходимо ѣхать… — пожалъ онъ плечами. — Агентъ… модный товаръ… Ты ужъ преложи гнѣвъ на милость. Въ два часа я буду дома съ ложей и икрой. Обѣдъ-то заказала? — спросилъ онъ.

— Нѣтъ. И не буду заказывать. Пускай кухарка что хочетъ дѣлаетъ.

— Какъ-же это такъ? Такъ нельзя…

Онъ позвонилъ кухарку. Часы показывали четверть двѣнадцатаго.

«Товаръ расцѣнить… Въ часъ дня въ гостиницѣ у агента. Ахъ, да… Сегодня по векселю двѣсти рублей платить. Придутъ получать. Надо приказчикамъ деньги передать для уплаты»… — мелькало у него въ головѣ.

Кухарка стояла передъ нимъ.

— Двѣсти рублей по векселю… — началъ онъ и тутъ-же плюнулъ. — Впрочемъ, это тебѣ не надо знать! Богъ мой… Вотъ ужъ путаться начинаю.

— Ты ужъ давно весь перепутался. Ты ужъ давно весь изъ векселей и торговыхъ книгъ. Вмѣсто глазъ у тебя костяжки отъ счетовъ… — насмѣшливо произнесла жена.

— Оставь, Грушенька, брось, — мягко произнесъ Потроховъ и обратился къ кухаркѣ:- Обѣдать будемъ въ два часа. Я самъ буду обѣдать. Къ обѣду супъ съ клецками, осетрину горячую и тетерьку.

— Куда это вамъ такую уйму? — отвѣчала кухарка, привыкшая къ двумъ блюдамъ, такъ какъ Аграфена Степановна, обѣдавъ всегда одна, аппетитомъ не отличалась. — Да и не успѣть теперь. Двѣнадцатаго половина.

— Боже мой, двѣнадцатаго половина! — засуетился Потроховъ. — А ты не разсуждать! Чтобы было все сдѣлано! Вотъ на расходы! — крикнулъ онъ кухаркѣ, кинувъ три рубля. — Прощай, Грушенька.

Онъ наклонился къ женѣ, чтобы поцѣловать ее. Она оттолкнула его и онъ чмокнулъ въ воздухъ.

— Даже при кухаркѣ… Ахъ, баба! — вздохнулъ Потроховъ и побѣжалъ въ прихожую одѣваться.

Черезъ двѣ минуты онъ летѣлъ на извозчикѣ въ лавку.