В ожидании любви

Глава 7

Ему понадобилось несколько часов, чтобы успокоиться. Он расхаживал взад и вперед, злился, тягостно размышлял. Когда гнев угас, он оставался мрачным и обиженным, хотя если бы кто-то назвал его состояние этими словами, он бы снова пришел в ярость.

Да, она обидела его. Когда его гнев утих настолько, что он смог это осознать, это потрясло его. Кейлин задела его за живое. Она отвергла его подарок, усомнилась в его нравственности, посмела критиковать способности. И все это за один только вечер.

В его время такая выходка женщины была бы…

Он выругался и снова начал расхаживать по кабинету. Сейчас было не его время, и если было что-то, к чему он научился приспосабливаться, то это перемены в отношениях и восприимчивости. Сейчас женщины были на равных с мужчинами, и благодаря тому, что он прочитал и увидел за эти годы, он и сам считал, что они имеют на это право.

Он почти утратил связь со старыми временами. Разве не приветствовал он каждое новое достижение технологии? Разве не занимали его причудливые особенности общественной жизни, моды, нравов, когда они смещались, менялись, возникали и исчезали? И из каждого такого изменения он брал то, что ему нравилось больше всего, что ему лучше всего подходило.

Он был начитанным человеком, много путешествовал еще в свое время. И с тех пор он много учился. Наука, история, электроника, инженерное дело, искусство, музыка, литература, политика. За эти пятьсот лет он практически не переставал обогащать свой ум.

По правде сказать, у него редко бывала возможность использовать что-либо, кроме способностей своего разума.

Он использовал его и сейчас, мысленно воспроизводя их спор снова и снова.

Она не понимает, решил он. Волшебство управляется не законами ее мира, но самим собой. Просто так есть, вот и все. Ни один сознательный волшебник не причинит вреда другому человеку умышленно, это уж наверняка. Все, что он сделал — взял несколько образчиков технологии, искусства и предметов для бытовых удобств из различных эпох. Не должен же он жить в какой-то пещере?!

Воровство? Подумать только!

Он уселся на стул в своем кабинете и снова погрузился в размышления.

Это не может считаться воровством, думал он. Волшебники перемещали материю с места на место с незапамятных времен. А что такое драгоценности, если не маленькие кусочки материи?

Затем он вздохнул. Наверное, с ее точки зрения, драгоценности — это что-то значительно большее. И он сам хотел, чтобы она воспринимала их как нечто большее. Он желал, чтобы она была ослеплена, восхищена и влюблена в него до безумия, поэтому и сделал ей подарок.

В той же степени, согласился он, ему хотелось ослепить и восхитить ту женщину, которая предала его или, если быть честным, которая склонила его предать самого себя и свое искусство. Та женщина жадно забрала все, что он дал ей, что он взял у другого, и оставила его ни с чем.

А что сделала Кейлин? Была ли она ошеломлена блеском и богатством? Соблазнена ими?

Ни в малейшей степени. Она швырнула их ему в лицо. Отстаивала то, что считала правильным и справедливым. Прекословила ему. Когда он представил это себе, его губы скривились. Честно говоря, он от нее такого не ожидал. Она смело смотрела ему в лицо, высказывала свое мнение и отстаивала свою правоту.

Господи, что за женщина! Его Кейлин оказалась сильной и верной. Не какая-то пустышка, которая живет только за счет мужчины, а настоящий друг, готовый прийти на помощь в трудную минуту. И это замечательно. Даже если мужчины и могут время от времени увлекаться смазливыми красотками, ему нужна женщина на всю жизнь.

Он встал, внимательно осмотрел кабинет. Ну что ж, женщина у него уже есть. Теперь надо подумать, как с ней помириться.

Кейлин хотелось бы поплакать, но это было просто не в ее характере. Поэтому она решила отыскать кухню, что было отнюдь не легкой задачей. В ходе поисков она обнаружила, что Флинн решил доказать свою точку зрения, используя только одну комнату. Остальная часть дома была забита до краев вещами в очаровательно эклектичном стиле.

Она уже успокоилась к тому времени, когда заварила чай на кухне, оборудованной огромным холодильником, микроволновой печью и мраморным камином вместо кухонной плиты. Ей понадобилось довольно много времени, чтобы развести огонь и нагреть воду в медном чайнике. Но это заставило ее улыбаться.

Как же она могла винить его за то, что он хотел окружить себя вещами? Красивыми интересными вещами. Это был человек, которому нужно использовать свой ум, забавлять себя, бросать себе вызов. И разве не в этого мужчину она влюбилась?

Она пошла с чаем в библиотеку, в которой были собраны тысячи книг, свитки, рукописи. Здесь стояли глубокие кожаные кресла и эффектный персональный компьютер.

Кейлин решила развести огонь, зажечь свечи, чтобы можно было почитать, а затем насладиться чаем и тишиной.

Став на колени у камина, она попыталась зажечь лучину и сожгла дерево дотла. Она переложила дрова, больно загнала занозу в большой палец и попробовала еще раз.

Ей удалось добиться слабого колеблющегося пламени и целого облака дыма. Отдуваясь, посасывая больной палец, она умостилась на полу, чтобы все хорошо обдумать.

И тут вспыхнуло яркое пламя, обдав ее жаром. Она стиснула зубы, подавила в себе желание обернуться.

— Спасибо, но я могу это сделать сама.

— Как пожелаете, леди.

Пламя исчезло, но дым остался. Она закашлялась, отмахиваясь, затем поднялась на ноги.

— И так достаточно тепло.

— Я бы сказал, сейчас здесь неестественно холодно. — Он подошел и встал за ней, взял ее руку. — Ты поранилась?

— Это только заноза. Не надо, — произнесла она, когда он поднес ее руку к губам.

— Быть умной и упрямой — это разные вещи. — Он прикоснулся к пальцу губами, и пульсирующая боль прекратилась. — Но все же ты не настолько упряма, как я заметил, чтобы совсем не обращать внимания на чувство комфорта, которое дает чашка чая, книга и удобное кресло.

— Я не собиралась оставаться в пустой комнате, заламывая руки, пока ты успокоишься.

Он поднял брови.

— Неприятно, правда? Я имею в виду пустоту. Она высвободила руку.

— Ну хорошо. Я понятия не имею, с чем тебе приходится иметь дело, и не имею никакого права критиковать тебя за то, как ты это компенсируешь. Но…

— …Что справедливо, то справедливо, — закончил он за нее. — Это место и то, что было на мне, — вот и все, что я имел, когда впервые попал сюда. Я мог наполнить это место вещами, вещами, которые мне нравились. Это я и сделал. И я не намерен извиняться за это.

— Мне не нужны извинения.

— Нет, тебе нужно что-то совершенно другое. — Он разжал руки, и в них заискрились роскошные нити жемчуга.

— Флинн, не проси меня принять это.

— Я прошу. Я дарю их тебе, Кейлин. Это копия, и принадлежит только мне. До тех пор пока не станет принадлежать тебе.

У нее перехватило дыхание, когда он надел ожерелье ей на шею.

— Ты создал это для меня?

— Возможно, за долгие годы я немного разленился. Мне понадобилось чуть больше времени, чем обычно, чтобы сделать это, но зато я вспомнил радость созидания.

— Этот жемчуг лучше того, другого. И более дорогой для меня.

— А вот и слеза, — пробормотал он и подхватил ее кончиком пальца, когда та покатилась по ее щеке. — Если она пролилась от счастья, засверкает. Если же она от печали, то обратится в пепел. Смотри.

Слеза заблестела на его пальце, замерцала и застыла, превратившись в бриллиант в форме слезы.

— И это твой подарок мне. — Он вытащил кулон из-под рубашки, провел над ним рукой. Теперь алмаз сверкал под лунным камнем. — Я буду носить его возле сердца. Всегда.

Она бросилась ему в объятия, обхватила за шею.

— Я так за тобой скучала!

— Я позволил гневу украсть у нас драгоценные часы.

— И я тоже. — Она отклонилась. — У нас была первая ссора. Я рада. Теперь у нас никогда больше не будет первой.

— А другие?

— Нам придется ссориться. — Она поцеловала его в щеку. — Мы так много друг в друге не понимаем. И даже когда понимаем, то не всегда соглашаемся.

— Ах, моя разумная Кейлин. Ну-ну, не хмурься, — сказал он, поднимая ее подбородок. — Мне нравится твой ум. Он стимулирует мой собственный.

— Он раздражал тебя.

— Поначалу. — Он кружил ее, зажигая в это время огонь, свечи. — Я тут немного поразмыслил о том, насколько удобнее было бы жить, если бы ты была покорной и соглашалась со всем, что я говорю и делаю. «Да, Флинн, да, мой дорогой», — говорила бы ты. — «Нет же, мой милый Флинн».

— Что, серьезно?

— Но тогда бы мне недоставало искорки в твоих глазах, так ведь, и того, как твой красивый ротик становится таким твердым. Заставляет меня хотеть… — Он укусил ее верхнюю губу. — Но это совершенно другой тип стимулирования. Я готов ссориться с тобой, Кейлин, до тех пор, пока ты не будешь согласна снова мириться со мной.

— А я готова терпеть твой гневный топот…

— Я не топал.

— Образно говоря. До тех пор, пока ты не будешь возвращаться. — Она положила голову на его плечо, закрыла глаза. — Гроза прошла. Какой прекрасный лунный свет!

— Так оно и есть. — Он обнял ее. — Я знаю замечательный способ отметить нашу первую ссору. — Он положил ее руку на свой кулон. — Хочешь полетать, Кейлин?

— Полетать? Но…

И она парила в воздухе сквозь ночь. Ветер круговоротом кружился вокруг нее, затем, казалось, превратился в жидкость, и все было так, словно она рассекала темное море. Камень пульсировал в ее ладони. Она кричала от изумления, затем от восторга, тянулась вверх, словно могла ухватить одну из звезд, сияющих вокруг нее.

Бесстрашная, подумал Флинн, даже сейчас. Или, возможно, это была, скорее, жажда всего того, в чем она себе отказывала. Когда она повернула к нему свое лицо, ее глаза светились ярче драгоценностей, ярче звезд, и он закружил ее в сладостном вихре.

Они приземлились, смеясь, и покатились по мягкой траве рядом с голубым водопадом.

— О! Это удивительно. Мы можем так еще сделать?

— Достаточно скоро. Вот. — Он поднял руку, и у него на кончиках пальцев закачался пухлый персик. — Ты еще не ужинала.

— Я раньше не была голодна. — Очарованная, она взяла персик, погрузила зубы в сладкую мякоть. — Столько звезд, — прошептала она, перевернувшись на спину, чтобы видеть их. — Неужели мы действительно летали там, вверху?

— Это определенного рода манипуляция временем, пространством и материей. Это волшебство.

— Весь мир сейчас — волшебство.

— Но ты замерзла, — сказал он, когда она вздрогнула.

— Ммм. Чуть-чуть. — Ив тот момент, когда она это говорила, воздух нагрелся, почти засветился.

— Признаю. — Он нагнулся и поцеловал ее. — Я украл чуть-чуть тепла там и сям. Но не думаю, что кто-то пострадает из-за этого. Я просто не хочу, чтобы ты мерзла.

— А может так быть всегда?

У него в груди что-то дернулось.

— Может быть так, как мы сделаем. Ты не скучаешь за тем, что было прежде?

— Нет. — Но она опустила ресницы, и он не мог увидеть ее глаза. — А ты? Я имею в виду людей, которых ты знал. Твою семью, например.

— Они умерли очень давно.

— Тебе было тяжело? — Она села, дала ему персик. — Тяжело было знать, что ты никогда больше не сможешь их увидеть или поговорить с ними, даже сказать, где ты?

— Не помню. — Но он помнил. Он солгал ей впервые. Он помнил, что та боль была хуже смерти.

— Прости. — Она прикоснулась к его плечу. — Тебе больно говорить об этом.

— Это проходит. — Он отстранился, поднялся на ноги. — Все уже позади, и все проходит. Это иллюзия, только настоящее реально. Это все, что имеет значение. Все, что имеет значение, — здесь.

— Флинн. — Она поднялась, хотела его утешить, но когда он обернулся к ней, его глаза были горячими и блестящими. И желание, которое сквозило в них, лишило ее дыхания.

— Я хочу тебя. Я буду хотеть тебя через сто человеческих жизней. Мне этого достаточно. А тебе?

— Я здесь. — Она протянула руки. — И я люблю тебя. Это неизмеримо больше, чем я когда-либо мечтала иметь.

— Я могу дать тебе все. Помни, что у тебя есть возможность выбрать подарок.

— Тогда я подожду. Пока мне не нужно будет больше. — Она обняла его. — Я никогда так не прикасалась к мужчине. С любовью и желанием. Как ты думаешь, Флинн, может, из-за того, что я не испытывала любви раньше, я не понимаю, как чудесно, что я чувствую сейчас. И чувствую к одному человеку. Я видела, как моя мать ищет всю свою жизнь, рискует познать горечь утраты, ради шанса — ради одного только шанса — почувствовать то, что чувствую я в этот момент. За пределами этого мира, который ты создал, она — самый важный человек для меня. И я уверена, что она была бы очень рада, если бы узнала, что я нашла здесь, с тобой.

— В таком случае, когда ты попросишь меня о своем заветном желании, я сдвину небеса и землю, чтобы дать это тебе. Клянусь.

— У меня есть заветное желание. — Она улыбнулась, отступила. — Скажи мне свое.

— Не сегодня. Сейчас у меня имеются некоторые планы относительно тебя, и разговоры в эти планы не входят.

— Серьезно? И что же это за планы?

— Ну, для начала…

Он поднял руку и провел пальцем по воздуху между ними. Ее одежда исчезла.