В орлином гнезде «Старца горы»

Аламут, столица ассассинов

Утро настало солнечное. В бирюзовом небе кружились два орла. Стаи ворон и пестрых сорок пролетали с карканьем в поисках трупов, выброшенных на прибрежные скалы ночным ураганом.

Караван снялся со стоянки, и все двинулись в путь, направляясь в таинственное обиталище владыки карматов.

Дорога тянулась по склону горы. Видно было далеко, как тропинка, едва заметная на узком карнизе, высеченном в скале, вилась над мрачным ущельем, где в туманной глубине бурлил еще не успокоившийся после бури поток. Коням и особенно тяжело навьюченным верблюдам приходилось двигаться весьма осторожно, так как часто встречались поперечные трещины, размытые дождем, где всякая ошибка грозила падением вниз, в пропасть.

Далее путники вступили в дикий, труднопроходимый лес. Густо разросся невысокий искривленный дубняк, среди которого поднимались стройные стволы вязов, широко раскинувши свою пышную зелень. Между деревьями разрослись кусты высокой цепкой ежевики, сплошной стеной загородившей доступ в лес, где, по словам проводника, пасутся пятнистые кабаны и их подстерегают хищные тигры. Чем выше поднималась дорога, тем шире открывались голубые дали, показывались нагроможденные в диком беспорядке вершины горных хребтов. Дорога то спускалась в седловину, то взбиралась на перевал. Два больших черных грифа пронеслись над головами. Один взмывал широкими кругами, поднимаясь все выше. Второй несся за ним вдогонку. Первый держал что-то в когтях и, когда приблизился другой, выронил свою ношу. Преследовавший гриф прямой стрелой скользнул вниз и уже над самой скалой снова взлетел кверху.

Перед Абдэр-Рахманом упала на дорогу оброненная грифом голова газели с двумя черными рожками, видимо, разбившейся во время бури. Один глаз, черный с синевой, был полузакрыт. Рыжеватая шелковистая шерсть уже обсохла и блестела на солнце. Проводник поднял голову за рожки и подал ее Абдэр-Рахману. Подъехавший Дуда сказал:

– Небо шлет тебе свой привет. Это означает, что тебе предстоит большая удача.

Абдэр-Рахман отдал голову курду:

– Сегодня вечером ты эту голову разделишь с вожаком верблюдов.

– А ты, почтенный ага, разве не хочешь отведать ее?

– Меня накормит владыка этих гор. Аллах, мой покровитель!

На одном перевале шедший впереди кармат поднял руку с копьем и приказал всем остановиться. Он торжественно сказал:

– Аламут!

Опустившись на колени, он склонился до земли. Другие карматы тоже выразили свое почтение к святилищу их владыки. Подойдя к Абдэр-Рахману, вожак сказал вполголоса:

– Может быть, ты раздумал? Немногие приезжают в это орлиное гнездо «Старца горы», но только очень счастливым удается вернуться обратно под свой родной кров.

– Хан двух слов не говорит. Вперед! А там будь что будет!

Абдэр-Рахман пристально всматривался, стараясь разглядеть всю котловину между двумя вершинами горы. Он старался узнать, сколько тропинок ведет к этому, укрывшемуся среди диких хребтов, становищу загадочного старца.

«Тропинок кругом несколько, – думал он. – Старый хитрый барс, вероятно, сам озабочен тем, чтобы иметь возможность ускользнуть от врагов. Некоторые тропинки ведут на соседние хребты. Одна опускается в глубокое ущелье, и, может быть, она наиболее удобна для бегства. На хребтах путники всегда заметны издалека… Что же представляет собой грозный „Старец горы“? Нет такого человека, которого нельзя было бы очаровать или одурачить. Нужно только избрать наиболее верный способ…»

Аламут казался естественной крепостью. На четырех сторонах небольшой котловины возвышались четыре каменные сторожевые башни, где показывались часовые. Ряд низеньких каменных зданий с плоскими крышами полукругом опоясывал площадь. Одно здание, вероятно, главное жилище старца, было двухъярусное, с четырьмя балкончиками. Посреди плоской крыши поднимался остроконечный минарет, выложенный сверкающими на солнце изразцами. На балкончике минарета показался муэдзин, запевший тонким, высоким голосом обычный утренний призыв к молитве.

Прибытие нежданных путников вызвало смятение в мирно безмолвствующем Аламуте. Вооруженные ассассины сбежались со всех сторон и выстроились в ряд перед главным зданием. Несколько трубачей изо всех сил стали подавать сигналы, дудя в длинные кожаные трубы.

Главное здание было огорожено каменной стеной в два человеческих роста. Тяжелые ворота, обитые железом, охраняли вход.

Слуги в черных остроконечных овчинных шапках, подпоясанные кожаными ремнями, на которых висели широкие кривые ножи, подбежали к путникам и взяли под уздцы лошадей. Дуда спустился на землю первым, степенно подошел к Абдэр-Рахману и почтительно взялся за его стремя. С низким поклоном он хотел помочь своему ученику, но тот легко соскочил с коня и шепнул Дуде:

– Требуй помещения для почетных гостей! Требуй, а не проси!

Дуда, проведя руками по бороде, сложил их перед собой и произнес молитву, повернувшись лицом к востоку, где солнце уже ярко светило, поднявшись над голубыми скалистыми хребтами.

Ассассины, с копьями у ноги, стояли полукругом. К ним подбегали все новые. С раскрытыми ртами следили они за каждым движением прибывших редких гостей. Дуда обратился к одному ассассину, казавшемуся начальником: голова его была украшена огромной чалмой из индийской узорчатой ткани:

– Где помещение для почетного посла от великого халифа правоверных Мустансира Багдадского? Он послан к владыке вашему – да будет над ним мир и нескончаемые победы!

Начальник оглянулся, поговорил с ассассинами и ответил:

– Мы сперва должны проверить те грамоты, которые везет этот неведомый удалец, чтобы убедиться, насколько он действительно почетный посол.

Дуда воскликнул:

– Я кятиб, секретарь и великий хранитель драгоценных грамот, бережно везу их и покажу только после того, как мой высокий повелитель совершит нужные молитвы и омовения, указанные пророком Мухаммедом, – величие над ним и почет! Когда он облачится в полагающиеся для приема одежды и предстанет перед взорами вашего достопочтенного владыки, – слава ему и многие годы безмятежного процветания! Если же вы не укажете нам такого помещения, то мы сейчас же повернем наших коней и направимся снова в трудный путь через эти горы, которые мы прошли, несмотря на чрезвычайные тяготы и опасности.

Начальник провел ладонями по своим щекам, также сложил их перед лицом, произнес молитву и тихо дал приказание окружавшим его людям. Несколько ассассинов бросились бегом к зданию, находившемуся в стороне от главного дома. Другие ассассины подбежали к коням и верблюдам.

– Я вас прошу следовать за мной в этот приют для почетных гостей, а верблюды будут отведены в другое здание.

– Нет! Верблюды будут находиться тоже возле нас, – резко ответил Дуда. – В переметных сумах на верблюдах находятся священные предметы и все грамоты. Чужие руки не посмеют их коснуться. Мы не расстанемся с верблюдами.

– Следуйте за мной, – сказал начальник. – Я, великий визирь владыки этих гор, клянусь, что ничто не грозит безопасности вашей и всех вьюков, которые следуют с вами.

– Аджаб, аджаб! (Удивительно!) – воскликнули ассассины.

Весь маленький караван пошел к железным воротам, которые со скрипом и скрежетом отворились. Близ крайних небольших домиков, предназначенных для почетных гостей, все вьюки были сняты, перенесены внутрь одного из них: там оказалась узкая длинная приемная, пол которой был покрыт коврами вдоль стен. Посреди одной стены находилось углубление, выложенное камнем, – обычный у горцев очаг, где сейчас же были зажжены пучки сухого вереска. Проводник-курд был уведен ассассинами куда-то для допроса, а погонщик верблюдов, почти черный араб, остался возле животных, опустил их на колени и стал жалобно вопить, требуя корма для них и себя.