В плену королевских пристрастий

Наплакавшись, Кэти уснула. Проснулась она оттого, что дверь в ее комнату сильно дернулась. И тотчас она слышала резкий голос отца:

– Катарина, немедленно открой дверь!

Кэти вскочила с кровати и бросилась к двери, с перепугу руки ее дрожали, и ключ никак не хотел поворачиваться в замочной скважине.

– Ты хочешь, чтоб я приказал выломать дверь? – загремел голос отца.

И тут ключ, наконец, повернулся, и Кэти распахнула дверь. Отец вошел, захлопнул за собой дверь, запер ее, а ключ положил к себе в карман. После чего стремительно шагнул к Кэти и, схватив за подборок, запрокинул ей голову, вынуждая смотреть прямо ему в глаза.

– Это правда, что ты вытолкнула Луизу в окно?

– Отец… – у Кэти от волнения и страха перехватывало дыхание, – я не хотела… я лишь оттолкнула ее… я не думала, что она упадет…

– Значит, не хотела… Допустим. А что ты хотела?

– Только чтобы она не цеплялась за меня… Она схватила меня за плечи.

– Она ударила или оскорбила тебя?

– Нет.

– Тогда почему ты так прореагировала на то, что она взяла тебя за плечи?

Кэти подавленно молчала, понимая, что если сейчас расскажет причину, по которой поссорилась с сестрой, отец разозлится еще сильнее.

– Значит, маленькая девочка, твоя сестра, между прочим, берет или как ты выразилась "хватает" тебя за плечи и цепляется за тебя, и это раздражает тебя столь сильно, что ты толкаешь ее прямо в окно, совершенно не осознавая к чему это приведет… Так? – не дождавшись ее ответа, мрачно продолжил герцог.

Кэти молчала.

– Я спрашиваю: так или не так? – яростно проговорил Алекс Тревор и, отпустив подбородок дочери, с силой схватил за плечи и тряхнул. – Ты что не намерена мне отвечать?

Кэти вся сжалась и со страхом посмотрела на отца. Таким она его никогда раньше не видела. Поэтому когда он чуть разжал руки, тут же молча, отстранилась от него.

Лицо герцога исказилось гневом:

– Зря ты так со мной… – хрипло проговорил он.

– Отец, простите! Прошу Вас, – прошептала Кэти, испуганно отступая еще дальше к стене.

– Ты считаешь, я и дальше должен терпеть твои выходки, надеясь, что ни одна из них не закончится трагически? Так вот – этого не будет! – он шагнул к ней и, жестко схватив за шею одной рукой, пригнул ей голову, заставляя склониться.

Кэти заплакала, потом закричала: "пожалуйста, не надо" и постаралась вырваться, но вырваться из твердого захвата отца ей не удалось.

В это время дверь дернулась, и из-за нее раздался властный голос герцогини:

– Милорд, немедленно откройте дверь! Слышите? Сейчас же!

Однако герцог не обратил на это никакого внимания. Он лишь сильнее сжал шею дочери и, размахнувшись, с силой ударил ее, а потом еще и еще. Кэти кричала, захлебываясь в слезах.

В это время дверь распахнулась, и в комнату ворвалась герцогиня. Бросившись к ним, она перехватила руку герцога:

– Если Вы сейчас же не прекратите, ее бить, то бить Вы будете уже меня!

Герцог тут же отпустил Кэти, и та, рыдая, повалилась на пол. Герцогиня склонилась над ней, пытаясь помочь, но повернувшись, Кэти зло оттолкнула ее:

– Ненавижу! Это все из-за тебя!

– Из-за меня? – герцогиня удивленно отстранилась.

– Что? – взревел герцог, вновь пытаясь схватить дочь, но герцогиня снова перехватила его руку.

– Милорд, не трогайте ее. Девочка перенервничала, она сейчас успокоится, мы спокойно поговорим и все выясним. Она абсолютно не заслужила такого обращения с Вашей стороны.

– Это она не заслужила?

– Прекратите! Вы не посмеете больше ее и пальцем коснуться! Слышите? – герцогиня встала напротив супруга и предостерегающе вытянула вперед руку.

– Алина… моя дочь стала неуправляема… она не может ни достойно вести себя, ни осознавать, к чему могут привести ее необдуманные действия. Если сейчас же не положить этому конец все будет только хуже.

– Возможно. Но то, что Вы делаете, это – не выход! Позвольте мне поговорить с леди Катариной, и я уверена, мы с ней найдем, как общий язык, так и выход из создавшейся ситуации…

– Нет! Я не позволю Вам вмешиваться в процесс воспитания моих дочерей, – герцог произнес это с такой злобой, что Кэти, так и не поднявшаяся с пола, испуганно сжалась, ожидая, что отец вновь продолжит прерванное наказание.

– Хорошо, – голос герцогини зазвучал как-то отстраненно, – я понимаю Ваше желание, оградить Ваших дочерей от общения со мной… и я подчинюсь, и не буду настаивать. Но и Вы, пойдете навстречу моим желаниям и прямо сейчас пообещаете мне, что больше не будете ее бить.

– Миледи… моя дочь не стала убийцей лишь по счастливой случайности… и Вы хотите, чтоб ей это сошло с рук?

– Герцог, Вы не видите очевидное… Вам застилают глаза собственные проблемы и амбиции. Все что случилось, произошло только по одной причине: Вашим дочерям недостает Вашего внимания и Вашей любви. И Катарине, как мне кажется, в первую очередь…

– Герцогиня, Вам не кажется, что, во-первых, я сам лучше разберусь, чего недостает моим дочерям, а во-вторых, обсуждать такие вопросы при одной из них, по меньшей мере, некорректно? – в голосе герцога послышался нескрываемый напор.

Герцогиня побледнела и, шагнув в сторону, схватилась за стену.

– Да конечно… – пробормотала она сразу ставшим совсем тихим голосом.

– Алина, что с Вами? – герцог испуганно посмотрел на нее, а потом, подойдя к ней, осторожно обнял и усадил на стул.

– Сейчас все пройдет… – герцогиня несколько раз глубоко вздохнула, – это естественно в моем состоянии.

– В каком состоянии, о чем Вы?

– Я жду ребенка, милорд… Я не хотела Вам говорить, пока была не совсем уверена… Но доктор Вертор, после того, как закончил осматривать Луизу, поговорил со мной и сказал, что сомневаться в этом уже не приходится… Поэтому, если хотите, чтобы и я, и будущий ребенок скончались от моего какого-нибудь нервного припадка, то продолжайте и дальше разговаривать со мной в таком тоне и спорить.

– Ребенка? Господи… я ведь даже не предполагал… хотя что тут удивительного… этого стоило ожидать… – герцог как-то сразу весь обмяк, – я, конечно же, не хочу ни Вашей смерти, моя дорогая, ни ребенка… как Вы могли подумать такое. И раз Вы настаиваете на этом, я не трону больше Катарину, обещаю… только не нервничайте… Пойдемте, я уложу Вас.

– Я не могу сейчас идти, у меня кружится голова… Мне надо немного посидеть, – отрицательно качнула головой герцогиня.

– И не надо идти… Я отнесу Вас, – подхватил он ее на руки, – Вот так… все будет хорошо… я сейчас доктора позову, он еще не должен был уехать, а если уехал, его вернут… все будет хорошо…

– Вы, действительно, не тронете ее?

– Я же пообещал… даже пальцем не трону. Только не волнуйтесь, – продолжая тихо увещевать супругу, обессилено склонившую ему голову на плечо, герцог вынес ее из комнаты и удалился.

Кэти поднялась с пола. Нашла носовой платок, вытерла слезы и подошла к так и оставшейся распахнутой двери, намереваясь ее закрыть, и тут в замочной скважине увидела ключ с золотой цепочкой. Это был ключ, которым герцогиня открыла ее дверь. Кэти слышала как-то от леди Гиз, что у герцогини есть ключ, подходящий ко всем дверям замка, видимо, это был именно он. Она осторожно вынула его и внимательно осмотрела. Небольшой, изогнутый ключ с множеством насечек был очень необычной формы. Катарина с интересом повертела его в руках, а потом надела цепочку на шею, спрятав ключ под платьем, прикрыла дверь и забралась с ногами в большое кресло, стоящее в углу комнаты. Ей было очень обидно, что отец так поступил с ней и очень стыдно оттого, что герцогиня видела, как он ее наказывает, а самое неприятное было то, что только ради нее отец прервал наказание. Посокрушавшись над всем этим, Кэти вдруг вспомнила, что узнала, что герцогиня ждет ребенка, вспомнила, как отец отреагировал на это, и на душе у нее стало еще тоскливее. Она подумала, что теперь отец наверняка найдет какой-то другой способ наказать ее. И она не ошиблась.

Не прошло и часа, как герцог вернулся к ней в комнату. Кэти испуганно вскочила.

– Можешь не пугаться, – он презрительно скривил губы, – я пообещал супруге, что не трону тебя, и не стану другим приказывать тебя наказать… Однако после того, что произошло, допустить твое общение с кем бы то ни было, я не могу. Поэтому я заточу тебя в одной из башен замка. Смотреть за тобой будет глухонемая служанка. А сейчас переодевайся. Ты заслуживаешь лишь такой одежды.

Герцог бросил перед ней то, что держал в руках. Кэти увидела, что это домотканое длинное платье.

– Отец, я молю Вас… я, конечно, виновата… но пусть меня леди Гиз накажет… не надо меня в башню… я умоляю… – Кэти со слезами на глазах опустилась перед отцом на колени.

– Катарина, если через пять минут ты все не скинешь с себя и не наденешь то, что я принес, а потом, молча, не пойдешь туда, куда я тебя поведу, тебя переоденут и отведут насильно стражники.

– Отец, помилосердствуйте… не надо меня в башню… не надо стражников… я постараюсь вести себя лучше… правда… – Кэти склонилась к ногам отца.

– У тебя пять минут, – проронил герцог и отвернулся.

Всхлипывая и заливаясь слезами, Кэти поднялась с колен, сняла с себя дорогую одежду и надела принесенное отцом платье.

– Переоделась? – не оборачиваясь, спросил он.

– Да… – Кэти стояла босиком в сером холщовом платье до пят, и плечи ее дрожали от сдерживаемых рыданий.

– Услышу хоть звук по дороге, пожалеешь, – грозно произнес отец, повернувшись к ней, потом взял ее за руку и повел какими-то длинными лабиринтами коридоров, переходами и крутыми лестницами.

Шли они долго. Наконец, поднявшись по длинной винтовой лестнице, герцог постучал в большую, окованную железом, дубовую дверь, и та тут же распахнулась. За ней стояла дородного вида женщина с грубыми чертами лица.

Герцог прищелкнул пальцами и поднял вверх один палец. Женщина согласно кивнула и, промычав что-то нечленораздельное. Затем взяла Кэти за плечо провела ее через свою небольшую каморку, отодвинула засов на двери в самой дальней ее части и достаточно грубым движением втолкнула Кэти внутрь.

Кэти оказалась в достаточно просторной комнате с кроватью, накрытой шерстяным одеялом, и камином. Все стены комнаты были увешаны коврами, ковер лежал и на полу, а вот мебели никакой в комнате не было. Не было даже стола. Пять небольших окон высоко под потолком освещали комнату каким-то таинственным светом. Кэти опустилась на кровать, испуганно ожидая, что будет дальше. События не заставили себя долго ждать. Ее охранница, как сразу ее окрестила про себя Кэти, вперевалочку медленно вошла в комнату с охапкой дров, уложила их в камине и развела огонь. Потом подошла к сидящей на кровати Кэти, указала рукой ей на дверь, из которой вошла, погрозила пальцем и снова промычала что-то нечленораздельное.

– Я не буду убегать, мне некуда бежать… – всхлипнув, проговорила Кэти, но, вспомнив, что отец говорил, что служанка не только немая, но и глухая, отрицательно помотала головой, потом легла на кровать и, уткнувшись в подушку, заплакала.

Охранница постояла над ней, потом, придержав ее одной рукой, немного неуклюжим движением вытянула из-под нее одеяло и осторожно укрыла ее, после чего, тяжело вздохнув, вышла из комнаты.

Чуть повернув голову, Кэти сквозь слезы посмотрела ей вслед и подумала, что может она и не такая суровая, как кажется на первый взгляд.

Однако следующее утро заставило Кэти усомниться в правильности такого вывода.

Рано утром охранница жестко потрясла ее за плечо, а когда Кэти испуганно отстранилась, резким движением сбросила с нее одеяло и стащила перепуганную Кэти с кровати. Потом указала рукой на угол комнаты ближе к двери, ковер теперь там был завернут, а на полу стоял большой таз и два кувшина с водой. Затем она приподняла подол ее платья и, подергав за него, указала на кровать.

Ничего не понимая, Кэти испуганно замотала головой. В то же мгновение охранница с такой силой ладонью шлепнула ее, что Кэти вскрикнула. Охранница вновь указала на ее платье, кровать и таз, а потом, подняв из таза мочалку и мыло, протянула ей. Сообразив, что ей грозит всего лишь процедура купания, Кэти решила выполнить все требования. Незаметно вместе с платьем она сняла ключ герцогини и, спрятав его внутри платья, облегченно вздохнула.

Однако радоваться было рано, вода оказалась такой холодной, что Кэти, не раздумывая, выпрыгнула из таза, но тут же была поймана. Охранница снова с силой шлепнула ее, а затем, схватив за волосы, заставила залезть обратно в таз. Смирившись, Кэти покорно растирала мочалкой тело под потоками холодной воды, после чего охранница протянула ей полотенце и кивком указала на платье, лежавшее на кровати.

Кэти вытерлась и оделась. Охранница забрала полотенце и скрылась за дверью, а через минуту вернулась с миской и ложкой. Взяв их, Кэти увидела, что это та же самая каша, которую заставляла их есть по утрам леди Гиз, и которую она терпеть не могла. Только теперь каша лежала не на красивой тарелке, а в миске, и от этого казалась еще более невкусной. Тяжело вздохнув, Кэти уселась на кровать и принялась за еду. Ее охранница тем временем вынесла таз и кувшины, вытерла пол и, расправив ковер, вышла. Вернулась она минут через десять, забрала миску с еще недоеденной кашей и ушла. Кэти думала, что она скоро возвратится, но охранница пришла лишь к обеду. Отдав Кэти миску с супом и кусок хлеба, она удалилась. Кэти ела не торопясь, поэтому, когда охранница вернулась, суп был съеден лишь наполовину. Не обращая никакого внимания на ее слабые протесты, охранница забрала у Кэти недоеденный суп и унесла. На ужин Кэти получила кусок хлеба и кружку молока. Пока она ела, охранница вынула угли из камина, принесла дрова и развела огонь, потом, забрав пустую кружку, вышла и в тот день больше не возвращалась.

Через несколько дней Кэти поняла, что такой распорядок останется постоянным, при этом выяснилось, что ее охраннице невозможно ни что-то объяснить, ни о чем-то попросить. Если Кэти стучала ей в дверь, она не слышала, а если, когда та приходила, бросалась к ней и, теребя за руку, пыталась изобразить, что что-то хочет, та некоторое время смотрела на эти попытки, потом сильно шлепала ее и уходила. Кэти плакала, злилась, пыталась даже ругаться, но это никак не действовало на ее мрачную надсмотрщицу. Она лишь утром заставляла ее вымыться под холодной водой, а больше ее не заботило ничего. Если Кэти не ела, она уносила миску, словно не замечая, что еда нетронута.

Однажды вечером Кэти попробовала воспользоваться тем, что охранница разжигает камин, и тихо выскользнула за дверь. Однако оказалось, что дверь, ведущая из коморки охранницы на лестницу, была заперта на большой навесной замок, с таким огромным отверстием для ключа, что даже думать не приходилось, что ключ герцогини мог бы его открыть. Вернуться незаметно Кэти не успела. Охранница заметила ее исчезновение, вошла в свою каморку, за волосы вытащила оттуда Кэти, сильно отшлепала, потом забрала у нее хлеб с молоком, погрозила ей пальцем и, пробурчав что-то непонятное, ушла. Кэти испугалась, что охранница теперь совсем не будет давать ей еду, но уже следующим утром все вернулось к прежнему распорядку, и дни для Кэти потекли унылой однообразной чредой.

Как-то поздно вечером, сидя на кровати и от нечего делать, наблюдая, как в камине горят дрова, Кэти заметила, что в ее комнату залетел ночной мотылек. Он сел на край ковра на противоположной стенке, у камина, а потом заполз под него, и Кэти решила его поймать. Она встала, отогнула край тяжелого ковра и изумленно замерла. За ковром скрывалась небольшая дверь. Кэти отогнула ковер еще больше. Потом торопливо, словно боясь, что дверь исчезнет, нащупала ключ герцогини у себя на шее, сняла цепочку, вставила ключ в замочную скважину и повернула. Дверь тут же тихо отворилась, Кэти вынула ключ и, не раздумывая, шагнула за дверь.

За дверью было темно, но на ощупь Кэти определила, что находится на очень маленькой лесенке, круто спускающейся вниз. Она очень осторожно, ощупывая ногой каждую ступеньку, стала спускаться. Лестница привела ее к еще одной двери, открыв которую, Кэти оказалась в маленьком коридоре. Пройдя по нему, Кэти нащупала еще одну запертую дверь. Ключ герцогини подошел и к ней. Открыв ее, Кэти поняла, что эту дверь, как и в ее комнате, скрывает тяжелый, плотный ковер, висящий перед ней. Она уже хотела отодвинуть край ковра, как услышала голоса и испуганно замерла, боясь даже дышать.

– Мой государь, Вы зря отпустили послов султана ни с чем. Дружба с султаном не обязывает Вас ни к чему, однако дает возможность улучшить торговые отношения между вашими государствами и обеспечивает безопасность Ваших купцов, – Кэти узнала голос герцогини и поняла, что она обращается к королю.

– Они просили Елену Морен в жены султану.

– Вас удручает, что она была бы его четвертой женой?

– Нет, это как раз никакой роли не играет… хоть двадцать восьмой.

– Тогда что?

– Она не девственна…

– Откуда Вы знаете?

– Да уж знаю… и не понаслышке.

– Вы успели развлечься даже с собственной малолетней племянницей?

– Не преувеличивай. Во-первых, она не малолетняя, ей шестнадцать. А во-вторых, не надо обвинять меня в инцесте…она двоюродная моя племянница.

– Ваше Величество… ну как же так можно!? Когда?

– На балу у графини Морен, ее матери, недели три назад. Девочка сама мне вешалась на шею, а мать поощряла ее, в надежде, что я спишу им все долги их семьи. Я же не знал тогда, что послам султана она глянется, вот и решил, что раз все равно взять с них нечего, то пусть расплатятся хотя бы так…

– Как же это цинично, мой государь.

– То, что я циник ты должна была заметить уже давно. Но почему-то тебя до сих пор это не перестает удивлять. Так что, любезная кузина, я никак не мог заключить этот союз с султаном… Но если тебе в голову придет какая-нибудь мудрая мысль по поводу кого можно предложить султану в качестве его четвертой жены, я с удовольствием выслушаю тебя. Подумай об этом на досуге. Послов еще не поздно вернуть. Я очень аккуратно отказал им.

– А тут и думать нечего. Лучшей кандидатуры, чем Марианна Вам не найти.

– Да она же страшна, как даже не знаю что…

– Султану нужна не хорошенькая жена, а династически объединяющий ваши державы брак. Хорошеньких у него полный гарем наложниц. Он согласится на любую, поверьте мне, лишь бы она была Вам кровной родственницей и девственницей. Пошлите ему портрет Марианны и передайте послам, что лишь мысль о том, что ваши государства должны связывать более тесные узы, чем то родство, в котором Вы находитесь с той, кого они выбрали для их султана, вынудила Вас отказать им. И Вы надеетесь, что султан не откажется от Вашего предложения, если конечно, ничего не имеет против более близких уз, которые будут в этом случае связывать ваши державы.

– Алина… я поражен… ты прирожденный дипломат.

– Хотите отправить меня куда-нибудь в качестве посла? – рассмеялась герцогиня.

– Ты что, правда, считаешь, что я могу захотеть такое? – голос короля приобрел явно озабоченный оттенок. – Да я ни за что на свете не отпущу тебя… Ты мне нужна самому… Что я буду делать без твоих советов?

– Ой, милорд… у Вас и без меня полно советчиков.

– Лишь ты искренна со мной… и только ты смогла предупредить меня о Ларине… Думаешь, такое забывают?

– Про Ларину Вы и сами могли догадаться… уж слишком она была настойчива. Не Вы выбрали ее, а она Вас, и понять почему, поразмыслив на досуге, Вы могли бы и сами… Кстати, что с ней?

– Неделю назад ее казнили… Церковь обвинила ее, как ведьму, в пособничестве дьяволу. С ней долго не церемонились.

– Мой государь, – голос герцогини дрогнул, – зачем Вы так? Ведь это была не магия, это был банальный яд, причем не смертельный.

– Эта тварь хотела, чтобы я оказался полутрупом, неспособным даже встать с кровати, а ты жалеешь ее?

– Аутодафе я бы не пожелала даже врагам…

– Она не враг, она хуже… враги не боятся показать лицо и сражаются в открытую… А тем, кто действует исподтишка место лишь на костре. Ясно тебе? – с напором произнес король и вдруг после минутной паузы голос его совершенно изменился, – Алина, Алина… Ты что так побледнела? Черт, я совсем забыл, что ты беременна и сейчас на все так реагируешь. Садись сюда… Вот так… Не надо так переживать… успокойся.

– Милорд… Ведь получается, что именно я обрекла ее на такую смерть… Какой ужас…

– Да нет никакого ужаса… В ее доме действительно нашли предметы, свидетельствующие о колдовстве. Было проведено расследование…

– Какие предметы? Свечи, миски, ножи и какую-нибудь отрубленную голову курицы в мусорном ведре? Да такие вещи есть в любом доме.

– Алина… нет, конечно… Мне говорили, что нашли у нее, я только забыл… там очень специфичные названия. Если хочешь, я сейчас в шкафах с книгами найду фолиант про то, что и как используют ведьмы, я помню, был здесь такой, посмотрю, вспомню и покажу тебе.

Послышались шаги. Потом через какое-то время вновь зазвучал голос короля:

– Вот, нашел, смотри… Вот это, это и это нашли в ее доме.

– Действительно нашли все это?

– Я клянусь тебе. Ты же знаешь, я никогда тебе не лгал…

– Странно… я не чувствовала направленной на Вас черной магии… хотя… ну конечно, судя по тому, что Вы мне показали… магия любви и приворота… Интересно, она на Вас не подействовала и после этого в ход пошел яд или сначала в любом случае должен был быть яд, а к привороту лишь шли приготовления?

– Что тут интересного, Алина? Мне вот абсолютно без разницы, что сначала, что в конце… Я просто рад, что с твоей помощью удалось эту тварь обнаружить и воздать ей по заслугам. А остальное меня мало трогает.

– Ну что ж, это утешает, что были явные основания для такого приговора… Хотя мысль о такой кончине кого бы то ни было меня ужасает.

– Как истинная христианка, ты должна знать, что это удел всех, кого уличили в колдовстве.

– Не надо, мой государь… давайте оставим эту тему… мне очень тяжело об этом думать.

– И не надо. Вот яблочко возьми, скушай, тебе полезно.

– Не хочу ничего… сейчас мне плохо даже от мыслей о еде.

– Яблоко, это не еда… Не упрямься, хоть укуси разочек… Ты стала такая капризная… ужасно.

– Я вообще стала ужасная… Еле хожу, отвратительно выгляжу… кошмар.

– Выглядишь ты великолепно, не придумывай. Беременность тебе необычайно к лицу. Мне так даже очень нравится. Хотя ты мне нравишься и небеременная… Ты мне в любом состоянии нравишься. Герцог не понимает, какое рядом с ним сокровище. На его месте я бы не отпускал тебя от себя ни на шаг.

– Считаете, он недостаточно ценит то, что я рядом с ним?

– Абсолютно не ценит… Я сожалею, что заставил тебя вступить с ним в брак. Не могу его видеть рядом с тобой… он недостоин тебя… Если бы не твоя беременность, я бы настоял на вашем разводе и сумел бы добиться одобрения церкви… Все портит твой будущий ребенок, если он родится, ваш брак будет считаться нерушимым… Кстати, когда герцог мне сказал о твоей беременности, я чуть не убил его… но вовремя сообразил, что к чему… и что смерть уже второго твоего супруга, причем мной же выбранного и вновь от моей руки, ты мне точно не простишь…

– Ребенок не может ничего портить. Это дар Господа. Как он может что-то портить? К тому же в любом случае Вы не добились бы развода, Вам было бы необходимо и согласие герцога тоже.

– Алина, не смеши меня… никуда бы он не делся, и согласился бы на развод… Ты же знаешь, я умею очень хорошо уговаривать…

– Милорд… я умоляю, давайте оставим эту тему. Я жду ребенка и здесь ничего не изменить. Или Вы хотите, чтобы я потеряла его?

– Алина, Господь с тобой… Как ты могла подумать такое? Я догадываюсь, что будет если ты потеряешь ребенка… К тому же если вдруг это будет мальчик, я заставлю Тревора передать титул ему, тебя сделаю опекуншей, а его ушлю послом куда-нибудь далеко и надолго… Это будет великолепно. Или ты уже простила его за "вашу первую брачную ночь", а?

– Я умоляю: хватит! Я не могу больше слушать подобные речи. Вы бы лучше свою новую фаворитку очаровывали, а меня оставили в покое! Меня и так постоянно мучают тяжелые предчувствия, а тут еще Вы такое говорите…

– Алина, выбрось все из головы… Тяжелые предчувствия мучают всех беременных женщин. Королева вон перед каждым нашим ребенком рыдала, что не вынесет родов и точно умрет… и ничего жива до сих пор. Я пришлю тебе лучшего доктора, все будет хорошо… Хочешь, уже завтра пришлю? Он не отойдет от тебя ни на минуту… Или ты что-то видела и что-то знаешь, но скрываешь от меня?

– Ничего я не видела… можете не волноваться… Вам ничто не угрожает.

– А тебе?

– Не знаю… Мне просто как-то не по себе и что-то тревожит.

– Тогда все это ерунда… Обычное состояние беременной женщины. Подожди еще пару месяцев, и ты будешь сама смеяться над всеми своими страхами и предчувствиями.

– Может быть… хорошо бы, если так… – пробормотала герцогиня, и Катарина услышала звук отодвигаемого то ли стула, то ли стола, после чего герцогиня продолжила: – Если позволите, мой государь, я бы оставила Вас. Я очень устала, и хотела бы пойти лечь…

– Конечно, иди. Завтра я пришлю тебе доктора.

– Вы несказанно заботливы, особенно учитывая, как Вы относитесь к моему будущему ребенку…

– Алина, я буду заботиться о твоем ребенке так же, как и о тебе. Обещаю. Хотя, что скрывать, конечно, мне очень тяжело, что этот ребенок не мой… как и то, что кто-то другой имел то, чего я не смог добиться … я бросил бы к твоим ногам все, если б ты только согласилась… стоит тебе даже сейчас сказать лишь слово…

– Мой государь!

– Все, Алина, все… я молчу… не нервничай… тебе это сейчас вредно… Пойдем, я сам провожу тебя… Ну что ты так разнервничалась? Даже руки дрожат, и побледнела опять вся… ну нельзя же так… Я прямо сейчас пошлю за врачом, пусть все время будет при тебе.

Послышался звук удаляющихся шагов, и все стихло. Катарина осторожно выглянула из-за ковра.

Пред ней была большая комната в виде кабинета с книжными шкафами вдоль стен, небольшим очень изящным письменным столом и двумя креслами посередине. На столе лежало красивое румяное яблоко и раскрытая книга, с пожелтевшими от времени страницами.

Катарина подошла к столу, схватила яблоко и с удовольствием впилась зубами в сочную мякоть. Она так давно не ела никаких фруктов, что сейчас это яблоко ей показалось самым вкусным, из всего того, что она хоть когда-нибудь ела. Доев его почти без остатка, Катарина заинтересованно взяла в руки старинную книгу с гравюрами и начала листать. Потом, чтоб было лучше видно, подошла к светильнику у стены, и в это время раздались шаги. Понимая, что если будет класть книгу обратно на стол, ее могут поймать, она вместе с книгой ринулась в открытую дверь за ковром и испуганно замерла, отскочив в сторону и прижавшись к стене.

Она слышала, как кто-то вошел в комнату, затем послышалось легкое потрескивание, и за ковер проник характерный запах загашенных свечей. А потом шаги удалились. Катарина догадалась, что кто-то из слуг, загасив свечи, ушел, и облегченно вздохнула. Она хотела осторожно вернуться и положить на место книгу, но в темноте зацепилась за дверь, и та с легким щелчком закрылась.

– Тьфу ты… – пробормотала Кэти, дернула дверь и поняла, что та заперта. Тогда, перехватив поудобнее книгу, она потянулась за ключом. Однако цепочки с ключом на привычном месте не оказалось. Кэти вспомнила, что положила ключ на стол, когда брала яблоко и поняла, что потеряла возможность вновь открыть захлопнувшуюся дверь.

Кэти стала испуганно пробираться обратно, боясь, что остальные двери тоже захлопнутся, и она окажется запертой в этом темном узком коридоре навсегда. Однако все двери, ведущие в ее комнату, оказались открытыми.

Добравшись до своей комнаты, она облегченно вздохнула и села на кровать. В камине догорали дрова, освещая все вокруг мерцающим, неверным светом. Кэти спрятала книгу себе под подушку и, укрывшись одеялом, принялась осмысливать все произошедшее и незаметно для себя провалилась в сон.

Сны ей снились мрачные и пугающие… Кто-то склонялся и злым шепотом произносил слова короля: "Все портит будущий ребенок, если он родится, брак будет считаться нерушимым… нерушимым", "Если бы не беременность, я бы настоял на разводе и сумел бы добиться одобрения церкви…", а потом: "если будет мальчик, я заставлю Тревора передать титул ему, и ушлю его послом куда-нибудь далеко и надолго… далеко и надолго" Кэти пыталась бежать куда-то, но в серой липкой мгле отовсюду высовывались злые черные тени, которые смеялись над ней и кричали: "Ты пропадешь здесь… никто не вспомнит о тебе… отец уедет далеко и надолго, а ты умрешь здесь… Останется лишь она и ребенок… она и ребенок". Они хватали и тянули ее куда-то вниз, в темноту, и она никак не могла вырваться от них.

Очнулась она от того, что кто-то сильно тряс ее за плечо. Увидев охранницу, Кэти впервые за долгое время обрадовалась Мучивший ее кошмар, был страшнее обыденной реальности. Она быстро вымылась, уселась на кровати и, взяв миску с кашей, принялась за еду. Однако, отдав пустую миску охраннице и оставшись в одиночестве, Кэти вновь попала под влияние мрачных мыслей, мучивших ее ночью. Чтобы отвлечься, она достала из-под подушки книгу, которая таким удивительным образом оказалась у нее, и начала сначала рассматривать картинки, а потом и внимательно читать.

Книга была посвящена тому, как выявить и обезвредить тех, кто занимается колдовством, но в ней было так подробно описано, что и как они делают и используют, что она легко могла служить самоучителем тем, кто намерен обратиться к темным силам.

Особенно заинтересовал Кэти раздел, посвященный тому, как может быть причинен вред беременной женщине. Больше всего ее поразил тот способ, который практически не требовал никаких магических или иных приспособлений, кроме нарисованных на полу магических символов, да изготовленной фигурки будущей жертвы. Причем было написано, что она может быть изготовлена даже из мякиша хлеба. Незаметно для себя Кэти так увлеклась, что за чтением ее чуть было, не застала охранница. Услышав скрип открываемой двери, Кэти еле успела сунуть книгу под одеяло и притворилась спящей. Охранница потеребила ее за плечо и, вручив миску супа с большим ломтем хлеба, неспешно удалилась.

Быстро съев весь суп, Кэти сунула хлеб под подушку и еле дождалась охранницу, чтобы отдать миску с ложкой. После чего занялась попытками вылепить хоть что-то из хлебного мякиша. Получалось плохо, расстроенная Кэти потихоньку съела свое неудавшееся творение, и снова взялась за чтение. Она убрала книгу лишь тогда, когда света из окошечек под потолком стало так мало, что буквы в книге стали едва различимы.

Вечернюю порцию хлеба она тоже попыталась употребить на вылепливание фигурки, и вновь съела неудавшийся вариант.

Однако лепить ей понравилось, и она стала весь хлеб, перед тем как съесть, использовать в качестве материала для создания человеческих фигурок. Недели через две у нее получилась фигурка женщины с длинными волосами и большим выпяченным животом. Кэти даже сама удивилась, насколько хорошо она вышла. Только раскрасить ее было нечем.

В этот же день, словно по заказу, охранница принесла ей вместо молока густой кисель. Кэти тут же придумала, что можно обмазать фигурку киселем и прилепить к ней разноцветный ворс, надерганный из ковров, висевших в комнате. Только дело это было небыстрое, и Кэти решила спрятать кружку с киселем за дверью, которую скрывал ковер. Она поставила ее туда, положила туда же книгу и вылепленную фигурку, догадываясь, что охранница в поисках кружки перетряхнет ее постель, после чего улеглась на кровать.

Пришедшая охранница, не получив кружки, сдернула ее с кровати, раздраженно что-то промычала и сильно шлепнула. Кэти лишь хмыкнула и плечами пожала, мол, не знаю ничего и не понимаю за что.

Охранница перетрясла всю постель, обошла всю комнату, даже в камин кочергой потыкала, но не найдя ничего, сокрушенно покачала головой и ушла. Кэти не решилась сразу достать свои припрятанные сокровища. Она боялась, что охранница может вернуться, но та так и не пришла.

На следующий день Кэти достала фигурку и кисель и занялась разукрашиванием фигурки ворсом из ковров. Через несколько дней кропотливого труда фигурка стала похожа на беременную темноволосую женщину в голубом платье, и Кэти положила ее за дверь на хранение.

Следующую неделю Кэти провела в сомнениях: использовать приготовленную фигурку для вызова темных сил, которые бы избавили ее и от мачехи, и от ожидаемого ей ребенка или нет.

Кэти была не особенно набожной. Мать в детстве иногда водила ее церковь, и перед сном она всегда молилась со старшими дочерьми, а вот отец ее был от всего этого очень далек. Пока они жили в родовом отцовском замке Кэти, стараясь заменить сестрам мать, читала с ними на ночь "Отче наш". Но как только они переехали в этот замок и стали спать каждая в своей спальне, молиться даже перед сном Кэти перестала. А сейчас, понимая, что она готовится к греховному и богомерзкому делу, старалась о Боге даже не вспоминать.

Ее мучили только мысли о том, не смогут ли ее поймать за этим делом, и не догадается ли кто о том, что она сделала. Она помнила, что говорил король о том, как заканчивают свою жизнь те, кого поймали за подобными занятиями.

Наконец она решилась. Нашла острую щепочку, отколовшуюся от полена, достала из камина несколько больших угольков и принялась ждать, когда охранница вечером уйдет. Как только за ней закрылась дверь, Кэти в неверном свете горящих в камине дров, свернула лежащий под ногами ковер и принялась рисовать углем на полу магические символы. Потом встала в круг, положила себе под ноги открытую книгу, чтобы подсмотреть, что делать дальше, если вдруг чего забудет, взяла в руки фигурку и острую щепочку и принялась читать выученные заклинания. Потом, прервавшись, она воткнула острую щепочку в живот вылепленной фигурке, положила ее в специально нарисованный символ и продолжила читать заклинания.

Как только она закончила их читать, в камине что-то с треском вспыхнуло, и комнату окутал едкий, смрадный дым. Кэти закашлялась, с ужасом думая, что сейчас задохнется в этом дыму. Тут же дверь ее комнаты распахнулась, видимо запах учуяла и охранница, она рванулась к Кэти, но споткнувшись о скатанный ковер, упала. Она несколько секунд недоуменно смотрела на символы, книгу и фигурку, лежащие перед ней. Затем поспешно поднялась, схватила кашляющую и задыхающуюся Кэти за руку и потащила из комнаты, через свою каморку сначала на лестницу, а потом по длинным переходам куда-то вглубь замка. Шли они долго, Кэти даже успела отдышаться и перестала кашлять. Наконец охранница постучала в какую-то дверь. Им очень долго не открывали, но охранница не уходила, она стучала вновь и вновь. Кэти показалось, что в ожидании у двери прошло несколько часов…

Наконец дверь открыл очень испуганный дворецкий Рон. Охранница что-то знаком показала ему, Рон замотал головой, но охранница схватила его за плечо, сильно тряхнула и показала еще какой-то знак. Тогда Рон, кивнул и повел их по каким-то широким коридорам, устеленным коврами. Несколько раз им навстречу попадались бегущие слуги с очень озабоченным выражением лиц. Наконец, Рон остановился у резных дверей, сделал охраннице знак подождать, открыл их и вошел.

– Ваша Светлость, – услышала Кэти его голос, – там Марта, она привела какую-то девушку…

Кэти поняла, что Рон не узнал ее. Это было не мудрено. Узнать дочь герцога в босоногой девушке с растрепанными волосами, одетой в домотканое рубище было почти невозможно.

– Не сейчас, Рон! – послышался раздраженный голос герцога. – Уведи их, пусть ждут!

– Она настаивает, Ваша Светлость.

– Я вздерну тебя, Рон. Если ты сей же момент не уберешься отсюда вместе с ними! – загремел голос герцога.

Дворецкий выбежал и отчаянно замахал руками и замотал головой, пытаясь показать охраннице, что выполнить ее требование не может, но та тут же отшвырнула его и, распахнув дверь, вошла, втащив за собой перепуганную Кэти. Она подошла вплотную к изумленно уставившемуся на нее герцогу, указала рукой на Кэти и сделала непонятный знак рукой.

– Что? – герцог перехватил руку охранницы, а другой рукой схватил ту за лицо.

Но охранница выдержала этот взгляд, глаза в глаза, а потом качнула головой, указывая на дверь.

Герцог разжал руки, обернулся к перепуганной Кэти, тяжелым взглядом посмотрел на нее и, проговорив: – Тут жди! – вышел вместе с охранницей за дверь.

Из коридора Кэти услышала звук быстро-удаляющихся шагов.

Кэти огляделась. Она стояла посередине полукруглой комнаты, по краям которой стояли мягкие диванчики и невысокие столики, а на противоположной стене была еще одна дверь, которую прикрывали гардины, перехваченные витыми золотыми шнурами с тяжелыми кистями.

В это время дверь распахнулась, и из нее выскочил лысый человечек невысокого роста с очень озабоченным лицом. Он изумленно оглянулся и, поняв, что кроме Кэти никого нет, обратился к ней:

– Ты воду и полотенца принесла?

– Нет, – отрицательно покачала головой Кэти.

– Тогда какого черта ты здесь стоишь?! – заорал он. – Живо, бегом! И чтоб через пять минут у меня все было!

– Я не могу, – Кэти попятилась, – герцог приказал его ждать тут… я не могу…

– Остолопка!

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вбежал слуга, держа в руках таз и полотенца и в нерешительности замер перед ним.

– Ну чего встал? – вновь заорал лысый мужчина, обращаясь уже к нему. – Отдавай все ей! – он ткнул пальцем в Кэти и повернулся к ней. – А ты не стой, бери все и тащи туда. Не ему же их мне туда нести. Да расторопнее же! Вот ведь наказание какое… Привели какое-то чучело… даже двигаться она быстро не может.

Кэти взяла таз, стопку полотенец и послушно прошла в дверь.

– Ставь таз на пол, мочи одно полотенце, давай сюда! – скомандовал вошедший прямо за ней лысый человечек.

В полутьме комнаты Кэти не сразу поняла, где она очутилась. Только через мгновение, когда, послушно присев над тазом мочила в ледяной воде одно из полотенец, сообразила, что находится в одной из центральных спален замка. И еще с ужасом заметила, что все вокруг в огромных пятнах крови, а у кровати целая гора кровавых мокрых полотенец.

– Ну давай сюда, да не отжимай ты его, оно должно быть холодным и мокрым, – лысый человечек выхватил у нее из рук полотенце, вновь окунул его в таз, достал оттуда и подошел с ним к кровати.

– Ваша Светлость, – он наклонился над кроватью, – по-моему, дальше ждать бессмысленно… еще час такого кровотечения и Вы расстанетесь с жизнью. Разрешите, и я отдам приказ, чтоб все подготовили к операции, тогда у Вас будет хотя бы шанс…

– Лерон, – послышался очень тихий голос герцогини, – если бы это было ради спасения ребенка, я бы не раздумывая, согласилась… но теперь, когда он родился мертвым… нет. Я не позволю Вам. Если я не буду иметь возможности родить ребенка, моя жизнь бессмысленна. Я лишь ради этого покинула монастырь. Все будет так, как угодно Господу… Оставьте меня.

– Ваша Светлость… король не простит мне этого.

– Королю скажите, это я так решила… А сейчас пойдите вон!

– Ваша Светлость… позвольте хотя бы эти примочки из ледяной воды… Это хоть как-то уменьшает кровотечение и боль. Я ведь знаю, какие у Вас боли…

– Лерон, Вы мне надоели! Вы можете, наконец, уйти? – герцогиня приподнялась на кровати и властно указала рукой на дверь. – И чтоб ко мне никто не входил!

– Но если Вам что-то понадобится? – растерянно произнес тот, пятясь к двери.

– Вон она поможет или позовет, если будет надо, – откидываясь вновь на подушки, герцогиня махнула рукой, указывая на Кэти, которая как, присев, склонилась над тазом так больше и не поднималась.

Тяжело вздохнув, лысый человечек вышел и закрыл за собой дверь.

Некоторое время прошло в молчании, потом герцогиня тихо попросила: – Воды подай, пожалуйста… стакан и графин на столике.

Кэти вздрогнула, поднялась и, не смея ослушаться, налила в стакан воды, подошла к кровати и, склонив голову, молча, протянула стакан герцогине. Та взяла стакан и вдруг, выпустив его из рук, так что он опрокинулся на кровать, схватила ее за руку: – Катарина? Ты? Почему ты в таком виде? Господи… что же это такое?

Она хотела еще что-то сказать, но в это время лицо ее исказила гримаса боли, она закусила губы и, чуть отвернувшись, уткнулась лицом в подушку, однако руки Кэти не выпустила.

– Я пойду, позову кого-нибудь, – испуганно прошептала Кэти, осторожно пытаясь высвободить руку. Но герцогиня, еще сильнее сжала ее, не выпуская, и чуть заметно покачала головой.

– Это сделала я… – сама вдруг не зная почему, призналась Кэти.

Герцогиня помолчала немного, дожидаясь видимо окончания приступа боли, потом повернула голову и в упор посмотрела на Кэти:

– Как же я могла допустить такое… бедная ты моя девочка… – хрипло проговорила она, в глазах ее блестели слезы, – я должна была догадаться… должна… прости меня, если сможешь…

– Что Вы говорите… Вы что, не поняли? Это я сделала! Я колдовством убила Вашего ребенка, я!

– Тсс! Я все поняла, не кричи, пожалуйста. Запомни, это так просто все совпало… Это была игра. Ты лишь играла… и ты ни в чем не виновата. Я постараюсь сделать так, чтобы тебя ни в чем не обвинили… Отец где? – тяжело дыша, герцогиня приподнялась на кровати.

– Его в башню, где меня держали, моя охранница увела.

– Там что-то осталось из того, что ты использовала?

– Все.

– Охранница застала тебя, когда ты этим занималась?

– Да… Там взорвалось что-то, и потом этот запах… Она почувствовала и прибежала.

– Что она отцу сказала?

– Ничего… она глухонемая… она знаки ему какие-то показывала…

– Это лучше… – герцогиня чуть приподняла голову, внимательно еще раз посмотрела на Кэти и покачала головой. – Как же он посмел? Ведь поклялся мне, что не тронет… а удумал еще хуже… хотя и я не лучше… беспечно во все поверила, проверять ничего не стала и занялась лишь своими проблемами… Как же ты должна была меня ненавидеть… Ладно… Какие там вещи остались?

– Знаки на полу… Книга та, что Вам король показывал… и фигурка Ваша, я ее из хлеба сделала, как в книге нарисовано.

– Это ты книгу взяла?

– Да. Я сначала хотела вернуть, я лишь посмотреть хотела… но дверь захлопнулась, а ключ на столе остался…

– Так значит, я ключ в твоей двери забыла, а я никак не могла вспомнить, куда я его дела… выходит, отец тебя держал в башне над библиотекой, а там потайной ход… теперь все ясно. А то я никак не могла понять, как могли найти мой ключ в кабинете, если я в тот день, когда его потеряла, там не была… Получается, что и слугу, что в библиотеке убирается, герцог зря приказал наказать, не брал он книгу…

– Его сильно наказали?

– Казнить его я не дала, да и пытать тоже… выпороли его… сильно, конечно, ну ничего, он юноша крепкий, выжил…

Герцогиня помолчала немного, а потом продолжила:

– Значит так, Катарина, кроме слов: "мне было скучно, я играла", ну и может быть истории с ключом, отец не должен от тебя услышать ничего… Это лишь совпадение…

– Но Вы же знаете, что это не так…

– Катарина, твой отец почти не верит в Бога… он соблюдает лишь привычные ритуалы, да и то не все… Так почему мы должны позволить ему верить в колдовство и магию? Пусть верит в реальные причины моей болезни… – она не договорила, новый приступ боли заставил ее снова уткнуться в подушку и замолчать.

В это время дверь рывком распахнулась, и на пороге появился разгневанный герцог.

– Катарина, иди сюда, – грозно приказал он.

Герцогиня крепче схватила руку Кэти и с трудом приподнялась.

– Милорд, во-первых, не кричите… во-вторых, я просила Лерона, чтоб он не пускал ко мне никого и Вы не исключение… а, в-третьих, леди Катарина никуда не пойдет, она нужна мне… и только попробуйте мне отказать…

– Алина… Вы ничего не знаете… Она – ведьма! – начал герцог раздраженно.

– Не смейте так называть нашу дочь… – перебила его герцогиня, – к тому же я все знаю… она рассказала мне, что взяла мой ключ, и когда Вы заперли ее в башне попыталась оттуда с его помощью выйти… у нее это почти получилось, она попала в библиотеку, где увидела книгу, ту что я оставила на столе, и за которую Вы тогда приказали наказать Олвина… она ее рассматривала, оставила на столе ключ, услышала шаги, испугалась, спряталась с книгой, а дверь захлопнулась… ведь так, Катарина? – герцогиня сжала руку Кэти.

– Да, Ваша Светлость… все так и было… – пробормотала Кэти.

– Так вот, все это не дает Вам оснований называть ее так, как Вы назвали… я вообще не вижу в ее действиях ничего предосудительного… и они несопоставимы с тем наказанием, какому Вы, милорд, ее подвергли, – голос герцогини обрел напор и зазвучал обвинительно, – и если Вы сейчас же мне не пообещаете, что немедленно отмените Ваше распоряжения содержать ее там, я буду жаловаться королю!

– Миледи… Вы не знаете, что ребенка-то Вы потеряли из-за нее… – медленно, но очень отчетливо произнес герцог, – и протянул ей темноволосую фигурку с выпуклым животом и воткнутой в него щепкой.

– Герцог, Вы что, действительно, верите в то, что говорите? – герцогиня взяла протянутую ей фигурку, посмотрела и усмехнулась. – Это же лишь кукла… С чего Вы решили, что, во-первых, это я, а во-вторых, что подобным способом можно кого-нибудь убить? Если бы так легко можно было убивать, трупами была бы завалена вся округа… Это лишь совпадение… Ваша дочь играла от скуки… в те игры, что нашла в подвернувшейся ей книжке… Застань ее охранница за этим несколькими днями раньше, Вам бы и в голову не пришло думать, что за этим что-то стоит, – она отдала герцогу куклу и презрительно скривила губы, – я поражаюсь… еще скажите, что наша дочь на метле летает, и Вы видели ее, описывающей круги над башнями замка, для полноты картины. Все, милорд… я устала… прошу Вас, бросьте куклу в очаг и велите принести нашей дочери подобающую одежду. Я не могу смотреть на нее в этом виде.

– Алина, Вы уверены в том, что это лишь совпадение? – герцог, держа куклу в руках, стал медленно отступать к двери.

– Не то слово… идите… и никому больше не рассказывайте этот вздор…

– В ее комнате пахло серой… – герцог нерешительно замер на пороге.

– А если у меня в комнате будет пахнуть миррой и ладаном, Вы поверите, что я вызвала сюда архангела Гавриила?

– У Вас все это есть, а у нее не было серы.

– Значит, если бы у меня их не было, но в комнате ими пахло, Вы бы поверили, что он мне являлся?

– Нет, я стал бы искать, откуда Вы их взяли…

– Вот и ищите… а суеверия оставьте старухам. Ваша охранница могла заметить девочку за этими играми… и подложила что-то в очаг, чтобы ее напугать.

– Но, герцогиня… Вы еще сегодня утром чувствовали себя великолепно… а потом этот приступ, рождение мертвого ребенка… и сейчас доктор говорит, что Вы тоже умираете, и без операции шансов выжить у Вас нет.

– Да совпадение это! Совпадение! А Вы, похоже, элементарное сострадание потеряли если говорите мне подобные вещи… а вообще-то Лерон, паникер и тупица… ему почему-то очень хочется лишить меня возможности иметь детей, поэтому он всех пугает… не слушайте Вы его… не лишайте меня надежды и не мучьте больше… я устала… сожгите куклу.

– Алина…а почему Вы хотите, чтобы я обязательно сжег ее?

– Потому что она мне не нравится, и я не хочу, чтобы она кому-нибудь попалась на глаза, и по замку поползли слухи… Если даже Вы поддались этим бредням, что говорить о других…

– Я уничтожу ее… только сжигать не буду… – пристально смотря прямо на герцогиню, произнес герцог.

– Вам так хочется хоть в чем-то пойти мне наперекор? Дело, конечно, Ваше… но зря Вы так со мной… неужели, даже видя, что мне столь тяжело и плохо, Вы не можете пойти навстречу моему желанию?

– Этому не могу… – герцог угрюмо покачал головой, – я прочел, что это действо завершает колдовство.

– Хорошо, милорд… не хотите сжигать куклу, не надо… отдайте ее мне… я уничтожу ее сама…

– Зачем же? – герцог усмехнулся, – Я сам уничтожу ее и даже при Вас. Вон таз с водой, я опущу ее туда, и через пару минут от нее даже следа не останется… она ведь ее из хлеба сделала.

– Не смейте! – герцогиня приподнялась на кровати.

– Почему, дорогая? – герцог шагнул к ней ближе.

– Потому… потому… – у герцогини перехватывало дыхание, – потому что из этого таза берется вода для моих примочек, и я не хочу, чтоб там плавала такая гадость!

– За дверью стоит таз со свежей, еще более холодной водой, его сейчас же принесут Вам, миледи, а в этом, позвольте, я утоплю эту мерзость.

Герцог наклонился к тазу, и в то же мгновение герцогиня, поднявшись с постели, бросилась на него, пытаясь вырвать из его рук куклу. Герцог одной рукой перехватил ее руки, а другой убрал куклу в карман, после чего осторожными, но очень уверенными движениями уложил герцогиню обратно в постель.

– Отдайте, милорд… я умоляю… отдайте… – из глаз герцогини потекли слезы.

– А ведь Вы чуть не обманули меня, миледи… я почти поверил… Но я чувствовал, что что-то не так… – герцог мрачно усмехнулся. – Вы пытаетесь выгородить перед смертью эту ведьму, – он кивнул на испуганно замершую у изголовья кровати Кэти. – Конечно… Вы же уверены, что попадете в рай… Вы приняли волю Бога, Вы смирились с потерей ребенка, Вы простили свою убийцу… А обо мне Вы подумали? Как я смогу жить после этого? А о короле? Вы представляете, что будет с ним и что сделает он, узнав о Вашей смерти?

– Милорд… перестаньте… она не виновата… Слышите? Она лишь играла… забудьте об этом… Не разрушайте то немногое, что еще осталось… я умоляю Вас… как мне еще Вас просить? – герцогиня вновь приподнялась и попыталась рукой схватить герцога за руку, но он отстранился и шагнул к двери.

– Никак! Просить Вы будете короля. Если доживете до его приезда, конечно… Я все передам ему, и ее судьбу будет решать он. Хотите за нее заступиться, постарайтесь выжить… соглашайтесь на предложение Лерона или молитесь… сами решайте, что выбрать. Вы же знаете, я не вправе Вас ни к чему принуждать, – хмуро проронил он и стремительно вышел.

– Господи, дай мне сил… – герцогиня отвернулась и уткнулась лицом в подушку.

Кэти, стоявшая рядом с ее кроватью, боялась даже пошевелиться, но потом страшная мысль, душившая ее все это время, вырвалась наружу в тихом вопросе:

– Меня теперь сожгут, как ведьму?

Вздрогнув как от удара, герцогиня резко поднялась, встала рядом с Кэти и прижала ее к себе:

– Ну что ты, милая, какая ты ведьма… Не бойся, ничего… я не позволю им так поступить с тобой. Все будет хорошо.

Потом она отстранилась, шагнула к двери и, распахнув ее, рявкнула не хуже герцога:

– Лерон, где Сьюзен? Чтоб через минуту была у меня, а так же две горничные и Рон!

– Ваша Светлость… – раздался удивленный голос лысого человечка.

– Бегом! Если Сьюзен, Рон и горничные сейчас же не появятся здесь, я распоряжусь наказать Вас!

Тут же хлопнула дверь, раздались торопливые шаги, голоса, крики, и в спальню через несколько минут вбежала хорошенькая служанка.

– Вы звали меня, Ваша Светлость?

– Сьюзен, найди подходящую одежду для моей дочери и помоги ей переодеться, – раздраженно произнесла герцогиня и кивком головы указала на Кэти, – не сможешь из моего гардероба подобрать, пошли горничных к леди Гиз, чтобы оттуда принесли…

– Да, Ваша Светлость… я постараюсь… – камеристка герцогини шагнула к неприметной двери и, распахнув ее, принялась там шуршать вещами, потом вынесла комплект белья и очень красивое жемчужно-серое платье с черной отделкой и шнуровкой, – вот это должно подойти, Ваша Светлость… у вас несильно отличающиеся фигуры… к тому же шнуровка все подгонит и посадит как надо…

– Нет, это немыслимо… обрядить так дочь… держать под замком… нет, я немедленно еду к королю… – раздраженно проговорила герцогиня, наблюдая, как ее камеристка подбирает одежду для Катарины.

В это время в дверь тихо постучали, и из-за нее донесся голос дворецкого:

– Вы звали, Ваша Светлость?

Герцогиня шагнула к двери спальни и распахнула ее:

– Рон, немедленно к крыльцу лучшую карету, лучшую пару лошадей и Пабло, как кучера в парадной ливрее. Я еду к королю.

– Будет исполнено, Ваша Светлость… – склонился перед ней дворецкий, а потом замявшись тихо добавил, не поднимая головы: – Вот только к королю прямо сейчас, уже поскакал герцог.

– Верхом? – переспросила герцогиня.

– Да, Ваша Светлость. Верхом на Граните.

– Что ж Гранита нам, конечно, не обогнать, но Рон, поставь нам таких лошадок, чтоб мы и не отстали особо. И чтоб сбруя была вся новая…

– Я прослежу, Ваша Светлость, – дворецкий с поклоном удалился.

Герцогиня вернулась в спальню, и следом за ней вошли две горничные.

– Сьюзен, что нужно взять у леди Гиз для леди Катарины? – спросила герцогиня.

– Туфли, только туфли… чулочки подошли Ваши… и белье все подошло… – Сьюзен суетилась вокруг Кэти, помогая ей переодеваться.

– Ступай к леди Гиз и принеси туфли леди Катарины… какого-нибудь серого или черного цвета возьми, и быстро. Будешь мешкать, герцогу на тебя пожалуюсь, – герцогиня обернулась к одной из горничных.

Та низко склонилась перед ней и опрометью выбежала из спальни.

– Сьюзен, пусть дальше леди Катарине горничная поможет… а ты найди какое-нибудь платье мне… только без шнуровки и корсета…

Сьюзен тут же вновь нырнула за неприметную дверь и вынесла платье черного цвета со шнуровкой.

– Я же просила: "без шнуровки", – раздраженно проговорила герцогиня.

– Черного платья без шнуровки или корсета нет, Ваша Светлость… – Сьюзен сокрушенно покачала головой.

– Дай другого цвета!

– Но, Ваша Светлость… пятна крови будут незаметны лишь на черном…

– Да… конечно… я не подумала об этом, – герцогиня озадаченно посмотрела себе под ноги.

Даже в полумраке спальни было видно, что весь пол в кровавых следах, оставляемых ее босыми ногами, и весь подол ее атласного халата тоже в крови.

– Давай это… только сначала, помоги мне ноги вымыть.

Герцогиня скинула халат и, шагнув к стоящему на полу тазу, решительно встала в него. Сьюзен послушно склонилась к тазу, сунула в него руки и в замешательстве посмотрела на герцогиню.

– Вы уверены, Ваша Светлость, что Вам полезно стоять в ледяной воде?

– Да, уверена. В моем положение это необходимо… иначе доктор не велел бы ее принести.

Сьюзен стала торопливо мыть ноги герцогине, потом взяла два полотенца, одно постелила перед тазом и, дождавшись, чтобы герцогиня шагнула на него, стала вытирать ее другим. И тут же она почувствовала как, покачнувшись, герцогиня схватилась за ее плечо, а полотенце, которое она прижимала к ее ногам, сразу пропиталось кровью.

– Ваша Светлость, можно я позову доктора? – испуганно спросила Сьюзен.

– Нет, – жестко ответила та, перехватывая полотенце из ее рук, – ты просто дашь мне еще одно полотенце и приготовишь как можно больше других в дорогу. И не смей спорить и хоть что-то говорить кому-то!

– Да, конечно, – прошептала Сьюзен и взяла еще одно полотенце.

Полностью одевшись, герцогиня взяла сумочку, что-то положила в нее, а потом повернулась к Сьюзен.

– Чистые полотенца в карету незаметно отнеси.

– Будет исполнено, Ваша Светлость, – почтительно склонилась перед ней Сьюзен и быстро вышла.

Герцогиня обернулась к Кэти, которая тихо стояла в углу и была уже полностью одета и причесана.

– Ну, что же, выглядишь ты неплохо, дорогая… Пойдем, нам надо торопиться, – удовлетворенно проговорила она и направилась к двери. Кэти последовала за ней.

Выйдя во двор, где их уже ждала карета, они увидели во дворе священника.

– Здравствуйте, святой отец, – герцогиня склонила голову.

– Я узнал, какая беда Вас постигла, дочь моя, и поспешил к Вам… Я соболезную Вам… но рад, что Вы сами в добром здравии и уже смогли подняться.

– Вы так добры, святой отец.

– Я мог бы отчитать над Вами разрешительную молитву и исповедовать Вас, дочь моя… Вам наверняка должно стать легче после этого… а потом мог бы отслужить панихиду об усопшем младенце…

– Да, святой отец, обязательно… Только сначала все, что связано с младенцем… Я молю Вас, почитайте над ним псалтырь… ну и все, что положено… и займитесь подготовкой похорон… мне хотелось бы, чтобы все было устроено наилучшим образом… Рон покажет Вам все, поможет и отдаст деньги, предназначенные для церемонии.

Она обернулась к дворецкому, стоявшему неподалеку, тот тут же почтительно склонился:

– Будет исполнено, Ваша Светлость.

– Конечно, дочь моя… Можете не волноваться… Я все устрою самым наилучшим образом. Вы уезжаете?

– Я еду с дочерью к королю… У меня безотлагательное дело к нему… Я хочу испросить его согласие на развод…

– Дочь моя, что Вы говорите такое?! – испуганно всплеснул руками священник.

– Возможно, и не развод, – герцогиня раздраженно повела плечом, – а ограничение прав моего супруга… но в любом случае я больше не позволю ему держать нашу дочь, словно пленницу в башне, в рубище и взаперти… он ведь даже в церковь не пускал ее все это время…

– Это, конечно, все ужасно, что Вы говорите… но может вначале мне с ним поговорить?

– Он часто ходит в церковь и к Вам на исповедь, святой отец? Так неужели Вы думаете, что сейчас Ваша беседа может повлиять на него, если за все это время Вы не сумели убедить его в необходимости соблюдать хотя бы элементарные христианские нормы поведения? Нет, лишь король может повлиять на него… И я еду к нему.

– Возможно, Вы и правы, дочь моя… только про развод мысли оставьте, это не по-христиански…

– Благодарю, Вас, святой отец, за наставление и заботу… и благословите.

Он осенил ее крестным знамением, – Господь с Вами, дочь моя. Поезжайте, не волнуйтесь… я буду молиться и за усопшего младенца, и за Вас.

Герцогиня еще раз склонила голову перед священником и шагнула к карете.

Дворецкий распахнул перед ней дверку и подал руку.

– Рон, скажи Пабло пусть едет по короткой дороге через лес.

– Там плохая дорога, а уже совсем темно, Ваша Светлость…

– Луна, что блюдце, Рон. Сейчас даже в лесу светло… поэтому даже учетом плохой дороги, час мы точно выгадаем, а то и больше…

– Как прикажите, Ваша Светлость, – склонился тот, потом усадил Кэти, захлопнул дверку и крикнул кучеру: – Пабло, через лес, по короткой дороге в королевский дворец! Пошел!

Кучер кивнул, щелкнул кнутом, лошади рванули, карета вылетела через распахнутые ворота и понеслась по дороге.

4

В карете герцогиня тут же взяла из большой стопки полотенец одно, заменила им, то, что было уже все в крови и, бросив окровавленное полотенце под сиденье, в изнеможении откинулась на подушки, видимо так же принесенные заботливой Сьюзен.

Кэти забилась в угол противоположного сиденья и угрюмо молчала.

Через некоторое время герцогиня выглянула в окно, а потом несколько раз подергала шнурок, висевший у ее сидения.

Карета остановилась, дверца распахнулась, и к ним заглянул кучер:

– Что желаете, Ваша Светлость?

– Пабло, я передумала… на первой развилке сейчас поедешь налево, а дальше к восточной границе… постарайся как можно быстрее, но так, чтоб лошадей до подстав не загнать… на подставах бери лучших, – герцогиня достала из сумочки мешочек и отдала в руки кучера. – Сумеешь к послезавтрашнему рассвету доехать до границы, все оставшиеся деньги твои.

Кучер развязал мешочек, заглянул внутрь и удивленно посмотрел на герцогиню:

– Здесь очень много, Ваша Светлость…

– Тем больше у тебя будет резона не поспать две ночи и день… на границе отоспишься…

– В какое место-то едем?

– В городок Предгорье… что перед перевалом у Грозовых врат… Знаешь такой?

– Слыхал… Путь, конечно, неблизкий, Ваша Светлость… но если луна такая постоит, то может, как Вы хотите, и поспеем… Только вот я-то выдержу полтора суток, а Вам и леди тяжело будет… Мы ведь и провизии никакой не захватили…

– На подставах купишь нам молока, хлеба, да воду принесешь. Этого довольно будет. Все, время дорого, трогай…

– Да, Ваша Светлость, – кучер захлопнул дверцу кареты, и она вновь понеслась по дороге.

Кэти испуганно посмотрела на герцогиню.

– Не волнуйся, мы едем к друзьям. Там нам обязательно помогут… Все будет хорошо. Вот подушку возьми, – герцогиня вытащила одну из подушек, уложенных на ее сиденье, и протянула Кэти, – и постарайся поспать. Ехать долго.

– Не надо, – Кэти замотала головой, – Вам они нужнее. Я и так могу.

– Не спорь, бери. Мне тяжело сейчас спорить… Если она мне потребуется, я скажу.

Герцогиня сунула ей в руки подушку, прислонилась к спинке сиденья, облокотившись на оставшуюся подушку, и закрыла глаза.

Вначале Кэти показалось, что герцогиня сразу уснула, но потом, заметив в неверном лунном свете, освещавшем карету, как беззвучно двигаются ее губы, она догадалась, что та молится.

Кэти тоже попробовала молиться, но молиться не получалось. Ее сознание окутывал какой-то липкий страх… Она постепенно начинала осмысливать, что натворила… и то, что она едет с умирающей из-за нее супругой отца совершенно неизвестно куда и зачем… и то, что сейчас их наверняка будут искать и отец, и король… и если найдут, то ее сожгут на костре, как ведьму… Раньше она думала, что такое бывает только в злых и страшных снах или сказках, но сейчас это все происходило наяву и именно с ней. От всех этих мыслей хотелось кричать, плакать, бежать куда-нибудь… но она сидела, сжавшись в комок, в углу кареты и боялась даже шевелиться.

Карета останавливалась лишь на подставах, да несколько раз в лесу, чтобы они могли чуть-чуть размять ноги. Герцогиня, почти не двигаясь, сидела в углу, и беззвучно молилась, изредка заменяя кровавые полотенца чистыми. Она стала очень бледной, с почти синими губами, и Кэти с ужасом думала, что будет, если герцогиня умрет в дороге, так и не доехав до обещанных друзей, которые могут им помочь…

Однако все обошлось, и на рассвете второго дня, распахнув дверцу, кучер доложил:

– Предгорье, Ваша Светлость… Куда теперь?

Герцогиня впервые за всю дорогу улыбнулась:

– Благодарю, Пабло. Деньги, как я и обещала, твои. Подвези нас к постоялому двору на окраине, карету прямо перед ним поставь на обочине, в сарай не загоняй, а вот лошадей туда поставь и можешь отдыхать.

– Да, Ваша Светлость, благодарю…

Он захлопнул дверцу, карета проехала еще метров двести и остановилась.

– Приехали, Ваша Светлость, – доложил кучер и помог им выйти из кареты.

Герцогиня указала рукой на дверь:

– Стучи!

Кучер грохнул кулаком в дверь так, что моментально разбуженный хозяин тут же распахнул перед ними дверь.

– Комнаты на первом этаже, все, чтоб умыться и не беспокоить! – властно скомандовала герцогиня и, не дожидаясь ответа, шагнула в распахнутую дверь.

– Конечно, госпожа… – хозяин услужливо склонился, – как пожелаете… вот тут есть две смежные комнаты…

– Хочу с видом на горы! – раздраженно проговорила герцогиня.

– Есть… есть с видом на горы… только она одна и не такая большая, в соседней комнате сейчас никого нет, но там вещи купцов, они уехали за товаром на два дня, а кое-какие вещи тут оставили… а ключи у них… к вечеру они вернутся, и я переселю их… будет две рядом…

– Не надо никого переселять! Я хочу, чтоб было тихо, и никто не тревожил нас! Мы устали! Два дня в дороге… это ужасно… И чтоб под окнами никто не ходил!

– Конечно… конечно… как скажите… вот эта комната… она как раз угловая, никто не будет ходить и шуметь, ни по коридору, ни под окнами, я прослежу… и кровать в ней широкая… а хотите, еще одну поставят… – хозяин распахнул дверь комнаты и провел туда герцогиню и Кэти.

– Ничего ставить не надо! Вода, чтоб умыться есть?

– Конечно… вот таз, два кувшина, полотенца… могу еще что-нибудь принести.

– Все! Не надо ничего носить! Вот, возьми.

Герцогиня достала из сумочки золотую монету и протянула хозяину, тот с поклоном принял ее.

– Вы столь щедры… Все будет, как Вы пожелаете… не извольте беспокоиться.

– Чтоб до завтрашнего рассвета никто не тревожил нас! Никто, слышишь?! А еще лучше вообще забудь, что мы здесь остановились! Иначе, я постараюсь сделать так, чтоб ты об этом горько пожалел! Понятно? – грозно спросила герцогиня.

– Конечно, конечно… вот ключ, заприте дверь, и никто не посмеет Вас беспокоить.

– Двери хоть тут крепкие?

– Дубовые… наикрепчайшие… и ставни на окнах… Вы будете в полной тишине и безопасности.

– Второй ключ от двери тоже дай! У тебя ведь определенно запасной имеется, – герцогиня нахмурила брови.

– Конечно, сейчас принесу, – хозяин выскочил за дверь, и через несколько минут вернулся с ключом: – вот… больше ключей от этой двери нет… никто Вас не потревожит.

– Очень надеюсь на это – герцогиня высокомерно кивнула, потом, дождавшись, чтобы хозяин вышел, заперла дверь, положила оба ключа на столик у кровати и повернулась к Кэти: – Полить мне можешь, чтоб я умылась?

– Конечно, Ваша Светлость.

Кэти взяла кувшин, помогла герцогине умыться, потом протянула ей полотенце.

Та вытерлась, и сама взяла кувшин, – теперь давай, ты.

– Ваша Светлость…

– Не спорь. Умывайся, давай. Время дорого, нам надо торопиться.

– Торопиться? Но Вы сказали, чтоб нас не беспокоили до утра… – удивленно проговорила Кэти, подставляя лицо и руки под струю воды.

– Это уловка такая… как и с приказом ехать во дворец, я с самого начала не собиралась туда ехать… нам надо выиграть время… нам предстоит долгий путь, и это лишь его начало, поэтому я боюсь не успеть… – герцогиня протянула Кэти полотенце.

– Лишь начало? – вытирая лицо, изумилась та.

– Да. Нам предстоит неблизкий и тяжелый путь, но я верю, что у нас все получится, Господь не оставит нас… А сейчас помолчи…

Герцогиня опустилась на колени перед распятием и воздела руки вверх:

– Господи, услышь меня, к Тебе взываю… Отче наш, не оставь нас презренных, помоги, дай сил дойти до конца пути нашего… не отврати очей своих от заблудших овец твоих, наставь на путь истинный и не отринь того, кто по недомыслию своему оступился и сбился с пути… дай шанс все исправить… Боже милостивый и всеблагий к твоему милосердию взываю, помилуй нас грешных и недостойных… не лишай нас милостей и щедрот твоих, дай возможность искупить грехи и спасти души наши бессмертные. И пусть на все будет воля Твоя Святая.

В это время в окошко проник солнечный свет и осветил коленопреклоненную герцогиню ярким потоком лучей.

– Благодарю, Господи… ты ответил мне, – прошептала герцогиня и склонилась к полу.

Потом она стремительно поднялась, подошла к окну, распахнула его, внимательно осмотрела ставни, затем достала из сумочки небольшой моточек прочной бечевки и позвала: – Катарина, подойди сюда.

Дождавшись, чтоб та подошла к ней, она продолжила: – Смотри, вот тут на ставнях щеколда, если привязать вот сюда эту бечевку, которую пропустить через вот эту щель, то если плотно закрыть ставни с той стороны и дернуть за бечевку, щеколда защелкнется. А бечевку я сейчас привяжу вот такой хитрой петлей, так что, потянув за вот этот короткий конец, можно будет развязать узел и вытянуть всю бечевку. Поняла как? Делать все тебе придется, стоя вон на том узком карнизе… У меня сил не хватит. Сможешь?

– Зачем все это?

– Как зачем? Мы выберемся через окно, потом таким образом, закроем ставни, и никто, пока не сломают дверь, не сможет обнаружить, что нас там нет… а дубовая дверь быстро не ломается… Мы выиграем порядочно времени.

– Хорошо я все так и сделаю… А Вы сумеете вылезти в окно, Ваша Светлость?

– С твоей помощью постараюсь выбраться…

Герцогиня села на подоконник, потом перевернулась, свесила вниз ноги, держа Кэти за руку, нащупала ногами карниз, наступила на него, а потом спрыгнула вниз. И тут Кэти пришла в голову мысль, что неплохо было бы задвинуть шторы и прикрыть и внутреннее окно, пусть все думают, что они исчезли из запертой комнаты.

Она проделала все это, выбравшись на карниз, а затем осторожно плотно одну за другой закрыла ставни и, потянув сначала за один конец бечевки, защелкнула задвижку на них, а потом за другой, вытянула всю бечевку.

Смотав ее, она протянула моток герцогине: – Вот, Ваша Светлость.

Убрав его в сумочку, герцогиня повела Кэти вдоль зарослей кустов в сторону ближайшей горы.

Было раннее утро, почти все жители маленького городка еще спали, поэтому лишь маленькие птицы, радостной песней встречающие занимающийся день, нарушали утреннюю тишину. Они дошли до горы и никого не встретили. У подножия герцогиня нашла едва заметную тропинку, и они начали подниматься по ней в гору. Тропинка вилась вдоль отвесных уступов, забиралась на крутые склоны, и они, спотыкаясь и падая, взбирались по ней все выше и выше в гору.

Солнце стояло совсем в зените, когда герцогиня остановилась на небольшой горной полянке, покрытой мхом и чахлой, пожухлой травой.

– Надо немного отдохнуть… – проговорила она, села, а потом и вовсе откинулась на землю, устремив взгляд в небо.

– Нам долго еще идти? – спросила Кэти, садясь рядом. Она очень надеялась услышать отрицательный ответ, так как очень устала, и ноги совсем не держали ее.

Герцогиня помолчала минут десять, а потом очень тихо произнесла:

– Мы прошли примерно половину… Дальше подъем будет еще круче… так что соберись с силами нам надо успеть до темноты.

– Половину?! – ахнула Кэти. – Мы не дойдем…

– Должны! – резко, будто отрезав, произнесла герцогиня и рывком поднялась. – Вставай! Пошли. Мне ничуть не легче, поэтому не смей ныть!

– Да, Ваша Светлость… – Кэти тут же встала и пошла следом за ней.

Всю дальнейшую дорогу она старалась не смотреть на явно мокрый от крови подол платья герцогини и кровавые следы на камнях, остающиеся за ней.

Уже стало смеркаться, когда герцогиня вдруг пошатнувшись, резко осела на землю.

– Что с Вами, Ваша Светлость? – склонилась к ней Кэти.

– Девочка моя, – герцогиня повернулась к ней и ласково коснулась рукой щеки, в ее глазах стояли слезы, – у меня больше нет сил… я умираю… но у тебя есть шанс… осталось совсем близко… стены монастыря уже видны. Иди туда, беги, моя хорошая, ты должна успеть до вечерней молитвы, иначе тебе вряд ли откроют… Но в любом случае: стучи, кричи, требуй позвать отца-настоятеля. А ему передай это, – герцогиня отстранилась и неловкими движениями торопливо сняла с себя цепочку с золотым крестиком, – он узнает его… скажи, что я звала его одного… я должна увидеть его перед смертью… – и она вложила в ее руки крестик и легко оттолкнула от себя: – Беги!

Испуганная Кэти вначале замерла, а потом бросилась вверх по тропинке к виднеющимся каменным стенам древней обители.

Добежав до них, Кэти принялась стучать в ворота. Через некоторое время в огромных дубовых воротах, обитых железом, отворилось маленькое окошечко, и чей-то голос спросил:

– Что надо?

– Отца-настоятеля! – на одном дыхании выпалила Кэти.

– Не принимает он… к тому же служба скоро… подожди, служба закончится, и монахини примут тебя и дадут ночлег…

– Мне он нужен! Он! Она умирает! Она не может ждать! Она хочет увидеть его перед смертью! Вот… вот это ему передайте… он должен узнать! Позовите его! – громко прокричала Кэти, и стала одной рукой испуганно совать в маленькое окошечко крестик герцогини, а другой снова стучать в ворота.

– Не кричи так и не стучи! Я хорошо слышу… – раздался голос. – Сейчас отворю…

Ворота медленно приоткрылись, и на пороге показался седой и согбенный монах.

– Кто умирает? – спросил он, беря из протянутых рук Кэти крестик, и вдруг, охнув, схватился рукой за сердце. – Жди… сейчас позову.

Он поспешно скрылся за воротами. Минуты ожидания показались Кэти вечностью. Наконец из ворот быстро вышел высокий монах с красивыми удлиненными чертами лица и пронзительным взглядом ясных, голубых глаз, у него была седая борода и седые волосы, однако, старым он не выглядел. Кэти поняла, что это и есть отец настоятель.

– Где она?

– Там, – Кэти махнула рукой, указывая вниз, – она хотела дойти, но не смогла…

– Веди.

Кэти послушно устремилась вниз по тропинке. Некоторое время отец-настоятель шел за ней, а потом, видимо разглядев лежащую у тропинки герцогиню, взяв за плечо, придержал Кэти и обогнал ее.

В вечерних сумерках, идущая за ним Кэти, увидела, как он наклонился над герцогиней и приподнял ей голову.

– Девочка моя любимая… радость моя… как же так… – прошептал он.

– Отче… – герцогиня открыла глаза, и легкая улыбка озарила ее лицо, а в глазах засветилась любовь, – я знала, что дождусь Вас.

– Ты хочешь исповедоваться, девочка моя? – он осторожно надел ее крестик ей на шею.

– Это потом… – герцогиня едва заметно качнула головой, – если силы останутся… сначала я хочу, чтобы Вы поклялись мне, Отче, что спасете мою дочь… это моя предсмертная просьба… не отказывайте мне в ней… я знаю, лишь Вы можете спасти ее… Ее обвиняют в колдовстве, спасите ее!

– А разве это неправда? – тихо спросил он, глядя ей прямо в глаза.

– Она не знала во что ввязывается и что это все серьезно… это было лишь по неведению… Это моя вина… я не уберегла ее от этого… по моей беспечности она оказалась в таких условиях и книгу, из которой все узнала, получила… Я виновата в этом, Отче, поэтому молю, спасите ее!

– Что она сделала?

– Это неважно, Отче… у меня нет сил рассказывать… поклянитесь!

– Что она сделала? – настойчиво повторил вопрос отец-настоятель.

– Не будьте столь жестоки, Вы все и так видите, я же знаю… дайте мне умереть спокойно, Отче… поклянитесь.

– А ты уверена, что до конца выполнила свой долг? Ты не догадываешься, какие события последуют за твоей смертью? Ты, конечно, уведешь того демона, которого она выпустила… но дверь осталась открытой, и он вернется… вернется за ней, как только представится возможность.

– Так закройте ее.

– Это не в моей власти.

– Значит, научите ее, пусть она сама закроет. У меня уже нет сил, я и так сделала все, что могла и даже больше.

– Нет, радость моя… можешь проклинать меня перед смертью… но помочь ей в этом я не смогу… это можешь сделать лишь ты.

– Но как? Как, Отче?

– Не умирай, – спокойно, будто разговор шел о том, чтобы отказаться от обеда, произнес отец настоятель.

– Вы считаете, это в моей власти?

– Я постараюсь помочь… но и ты должна захотеть.

– Я не хочу больше жить… у меня больше нет сил так жить, – в глазах герцогини сверкнули слезы.

– Я знаю, поэтому и говорю, что ты должна тоже этого захотеть. А то что получается… ты решила уйти и переложить на меня все свои земные заботы… Ну разве так можно? Каждый должен сам нести свой крест, моя хорошая… Я знаю, что тебе нелегко, но ты у меня сильная… ты все сможешь… – он вдруг легко, словно пушинку, подхватил герцогиню на руки, прижал к себе и, не переставая говорить, понес ее в сторону монастыря. – Ты еще нужна здесь и нужна ей в первую очередь. Никто кроме тебя не сможет помочь ей…

Кэти шла позади отца настоятеля, и в голове ее беспорядочно метались мысли: "Кто он, если без слов понял, что она натворила? Неужели он действительно может не дать умереть герцогине, если только та захочет этого? И что теперь будет с ней, если он отказывается ей помочь?"

Они вошли в ворота монастыря и их тут же окружили несколько монахов и монахинь.

– Алиночка… голубушка наша… Горе-то, какое… Отче, что с ней? Чем помочь-то? Вот, беда… – раздалось со всех сторон.

Какая-то монахиня всхлипнула.

– Нечего причитать, не умер еще никто, – сурово проронил отец-настоятель, и повернулся к согбенному монаху у ворот: – Ворота запри покрепче, отец Стефан, и с рассветом гостей жди, только отпирать не торопись.

Потом обернулся к собравшимся:

– Я хочу помолиться над ней в часовне, так что службу в храме без меня проведите… отец Марк, ты проведи… да и о здравие ее не забудьте помолиться…

Потом повернулся и зашагал по двору, а Кэти, боясь потеряться и остаться одна в незнакомом месте, поспешила за ним.

Они вошли в небольшую каменную часовню, отец-настоятель опустил герцогиню на пол, зажег от нескольких горевших лампадок свечи и, опустившись рядом с лежащей герцогиней на колени, стал что-то тихо говорить.

Кэти, замершая рядом с дверью, внимательно вслушивалась, но понять не могла ничего. Наконец она поняла, что отец-настоятель молится на неизвестном ей языке. Блики света от свечей и лампад играли на лицах святых мрачно взирающих на Кэти со всех сторон, и ей казалось, что они все про нее знают и молча укоряют ее. От этого ей было очень стыдно и страшно и очень хотелось уйти или спрятаться, но выйти ночью во двор незнакомой обители было еще страшнее, а спрятаться было негде.

Час следовал за часом, а в часовне не происходило ничего. Герцогиня неподвижно лежала на полу, отец-настоятель монотонно и непонятно молился, стоя над ней на коленях, утомленная Кэти сначала прислонилась спиной к стене, потом села на пол, а затем и вовсе легла, свернувшись клубочком, и заснула.

Проснулась она от громкого возгласа: "Благодарю тебя, Господи!". Она испуганно приподнялась и увидела, как отец-настоятель поднимается с колен.

– Что с ней? Она не умрет? – бросилась она к нему.

– А ты теперь хочешь, чтобы она выжила? – глядя ей прямо в глаза, спросил он.

– Очень хочу… она совсем не такая, как я думала раньше… я бы все сейчас отдала, чтобы только все обратно вернуть… пусть бы меня отец всю жизнь в башне держал… только не было бы всего этого.

– А если бы была такая, как ты думала, тогда что, не хотела бы все вернуть?

– Наверное, все равно бы хотела…

– Из-за того, что страшно на костре оказаться?

– Да, – кивнула Кэти.

– А душу свою на вечную муку обречь не страшно? Это ведь пострашнее будет. Ты так не считаешь?

Кэти ничего не ответила, она стояла, испуганно съежившись, губы ее дрожали, а из глаз текли слезы.

Отец-настоятель грустно покачал головой и тихо произнес:

– Жаль, конечно, что ты этого не понимаешь… но может со временем… – потом тяжело вздохнул и продолжил: – Здесь костра можешь не бояться… здесь тебя не тронет никто. А если Алина вернется, то может и не только здесь…

– Так она не умрет?

– Надеюсь, что нет… – тихо произнес отец-настоятель.

– А за что Вы благодарили Господа?

– Он указал мне, как поступить с тобой.

– И как же?

– Пока ты останешься здесь… а потом посмотрим, как все дальше сложится. Тут многое от тебя зависеть будет. Не надо наперед загадывать.

– Меня будут искать отец и король… – тихо проговорила Кэти.

– Я знаю… они уже близко. Поэтому пойдем, я отведу тебя к привратнику, а сам пойду встречу их.

– Вы точно не отдадите им меня? – Кэти схватила его за руку и с мольбой взглянула ему в глаза.

– Ты покинешь монастырь лишь по собственной воле, и здесь тебе не угрожает ничего.

– Но Вы сказали герцогине, что спасти меня не в Вашей власти…

– Господь указал способ… Пойдем, – отец-настоятель взял ее за руку, и они вышли из часовни.

Как только они приблизились к воротам, к ним навстречу поспешил согбенный монах:

– Отче, что с нашей голубкой? Как она? Я всю ночь о ее здравии молился…

– Это хорошо, что молился… вот и дальше продолжай, – кивнул отец-настоятель и осторожным движением подтолкнул к нему Кэти. – Это дочь ее. Она просила присмотреть за ней. В сторожку свою отведи и обустрой ее там, у тебя она жить будет, да накорми еще, она больше суток не ела.

– Конечно, Отче… все сделаю… если уж Алина за нее просила… то что и говорить… как за родной приглядывать буду… А девочка надолго здесь?

– Да уж как сложится… но скоро не уедет это точно…

– Вот и славно… пусть живет… Даст Бог, может, и Алина поправится… и тоже присутствием своим порадует нас, голубка наша.

– Алину или тело ее в любом случае сейчас заберут… Гости на пороге уже. Так что, отвори ворота, выпусти меня, да запри за мной. Мне, перед тем как Алину им отдать, побеседовать с ними надо будет… Поэтому пока сам тебя не покличу, ворота не отворяй.

– Как же так, Отче? Зачем увозить ее отсюда? Ведь коли жива, то отлежаться ей надо… А коли нет, то отпеть здесь хотя бы…

– Не спорь, делай что говорю, – в тихом голосе отца-настоятеля была такая сила, что отец Стефан, не мешкая, отпер ворота, и выпустил его.

– Эх… что ж это делается? – горестно вздохнул он, вновь накладывая запор на ворота, – Что ж за беда-то такая приключилась с тобой, голубка моя, что он даже не словечка не молвит о тебе, и собирается отдавать тебя, то ли живую, то ли мертвую и без причастия и без отпевания?

Потом повернулся к Кэти: – Пойдем, деточка, покормлю тебя… У нас тут конечно изысков нет никаких, но голодная не останешься.

– А я могу попрощаться? Или хотя бы.... хотя бы посмотреть… посмотреть… как… – Кэти всхлипнула, – как ее забирать будут? Я ведь больше не увижу ее, да? – из ее глаз хлынули слезы.

– Ах ты, моя бедняжка… Даже не знаю, как поступить-то… не любит отец настоятель, когда своевольничают… Сказано было в сторожку отвести, да накормить, значит, я так исполнить и обязан… ну не плачь… не плачь… вот ведь беда какая… ох, беда… – он развернулся, прошел шагов пять вдоль стены и, нажав на какой-то выступ в стене, открыл небольшую неприметную дверку: – Иди вот сюда, вот по лесенке этой взбирайся, на самый верх стены попадешь. Там проход с бойницами, оттуда все видно как на ладони. Вот и увидишь все. Иди, забирайся.

Кэти, вошла в дверку и, не мешкая, взобралась по крутой лесенке. С высокой монастырской стены действительно открывался прекрасный обзор и вид был великолепный. Восходящее солнце золотило верхушки ближайших гор, гордо возвышавшихся на фоне голубого неба. У ворот стоял отец настоятель, а по тропинке к монастырю приближался небольшой отряд всадников. Кэти разглядела, что впереди едет сам король, за ним ее отец, а сзади человек шесть стражников в сверкающих доспехах с королевскими эмблемами и штандартом и пеший человек в одежде сельского жителя, видимо проводник. Кони шли медленно, осторожно взбираясь по крутой каменистой тропинке.

Всадники остановились на небольшой площадке, немного не доезжая монастыря. Сначала спешились стражники, а затем спешились ее отец и король. Бросив поводья одному из стражников, они неторопливо поднялись по узкой тропинке и подошли к отцу-настоятелю.

О чем они говорили, Кэти не слышала, так как говорили они очень тихо. Разговор длился достаточно долго. А потом ее отец достал из кармана маленький сверток, развернул, и Кэти с ужасом поняла, что он показывает отцу-настоятелю изготовленную ей фигурку. Она прижалась к стене, с ужасом ожидая, что будет дальше. Однако фигурка не произвела на отца настоятеля никакого впечатления, а может, он уже знал о ней. В любом случае он лишь кивнул, потом забрал из рук ее отца сверток с фигуркой и, обернувшись, громко произнес:

– Отвори, отец Стефан.

Ворота тут же раскрылись, и отец-настоятель скрылся в монастыре. Ни король, ни ее отец в монастырь за ним не пошли. Они отошли в сторону и, тихо беседуя о чем-то, смотрели на горы, не проявляя при этом никаких признаков нетерпения. Не было отца настоятеля очень долго. Наконец он вышел, держа на руках герцогиню.

Кэти радостно заметила, что сейчас в отличие от вчерашнего вечера герцогиня сама держала отца настоятеля за шею. К ним тут же шагнул король и тихо спросил что-то. Осторожно поставив герцогиню на землю, но при этом продолжая ее придерживать за плечи, отец-настоятель что-то сказал в ответ. Герцогиня тоже что-то очень тихо сказала. Король подхватил ее руку, поднес к губам, а потом, качая головой, стал что-то долго говорить.

Кэти очень хотелось услышать, о чем они говорят, но все говорили очень тихо, и слов было не разобрать. Потом герцогиня, осторожно высвободив руку из рук короля, нежно провела ей по его щеке и, наклонив голову набок, что-то спросила, пристально смотря прямо ему в глаза. Король что-то ответил, клятвенно подняв руку, потом обернулся к ее отцу, все это время стоявшему за его спиной, и что-то произнес, тот тоже поднял руку и согласно кивнул. Герцогиня сделала шаг к нему, но покачнулась и возможно бы упала бы, если бы ее не поддержал отец-настоятель. Кэти увидела, как ее отец тут же сам шагнул ей навстречу и подхватил на руки. После чего и ее отец, и король склонили головы перед отцом настоятелем, который кивнул им в ответ и скрылся за монастырскими воротами, а затем они спустились к ожидающим их стражникам. Король сделал знак, и им тут же подвели лошадей, а ее отец опустил свою супругу на землю, чтобы сесть на коня. Герцогиню тут же сзади за плечи бережно обнял король, пока наклонившись, ее отец осторожным движением не подхватил ту к себе в седло. После чего король вскочил на коня сам и возглавил группу всадников, которая стала медленно спускаться по горной тропинке, все дальше и дальше удаляясь от монастыря, пока совсем не пропала из вида.

И тут у Кэти на глаза вновь навернулись слезы. Она осознала, что осталась совсем одна в совершенно чужом месте, и хотя теперь ее жизнь была вне опасности, вокруг не было ни одного близкого ей человека. Всхлипывая, Кэти стала спускаться вниз и увидела ждущего ее там отца Стефана.

– Ну что, нагляделась? – ласково спросил он ее и тут же удивленно добавил, – А плакать-то чего опять надумала? Ведь выжила она… хоть и отец-настоятель не очень-то в это верил… Тут радоваться надо. А ты плакать вздумала. Все, прекращай слезы лить, пойдем, покормлю тебя.

Пока Кэти ела монастырскую похлебку с хлебом, отец Стефан разобрал небольшую комнатку при входе в сторожку, служившую ему чуланом, и принес туда кровать и маленький столик.

– Вот, будут твои апартаменты, – улыбнулся он ей, – не так удобно конечно как в кельях наших монахинь… но что-то не захотел отец-настоятель тебя к ним отправлять… ну да ему виднее… Я даже рад… Алина, когда в монастыре жила, тоже часто у меня бывала… Зовут-то тебя как?

– Кэти, – односложно ответила она.

– Хорошее имя, Катарина, значит. Я так понял, Алина мать теперь твоя… Выходит, отец твой – ей муж… Так что ли?

Кэти молча кивнула.

– Так твой отец – герцог Дмитрий Риттенберг?

– Нет. Мой отец – герцог Алекс Тревор, он сейчас вместе с королем за ней приезжал.

– А как же милорд Дмитрий? Ведь она с ним тут венчалась… Совсем что-то я, старый, ничего не пойму…

– Казнили ее первого мужа, – тихо проговорила Кэти.

– Вот те на… Упокой его душу, Господи, – монах перекрестился, помолчал немного, а потом спросил: – Это что ж выходит, Алина мужа оставить хотела, что он за ней приехал, да еще с королем?

Кэти угрюмо молчала, понимая, что ни в силах рассказать этому старику, так нежно любящему герцогиню, правду об их появлении здесь.

– Что ж он сотворил с ней такое, изверг… что она еле от смерти спаслась, да отец-настоятель с ним так долго беседовал, перед тем как ее вернуть… да еще и тебя от него здесь укрыл? И как его земля после такого носит? Такую горлинку ясную обидеть, как Алина наша, да до такого ее довести… да и тебе, небось, несладко пришлось, бедняжка ты моя… Ох-хо-хо, – вздохнул он.

Потом помолчал, внимательно посмотрел на насупленную и хмуро молчащую Кэти и продолжил: – Я понимаю, тебе трудно… Но ты постарайся простить, не надо на собственного отца обиду на сердце держать. Господь милостив… все обязательно образуется… ты не переживай. Надо уметь прощать… Вон Алине, когда сюда она попала, тоже плохо было… а выросла и забыла все, и отца своего простила… хоть очень несправедливо он с ней обошелся… Даже на меня, дурака старого, и то зла не держала, хоть и обидел я ее, ой как крепко обидел поначалу… всех простила, голубка наша. И ты постарайся простить… обида-то, она знаешь, как сердце ест…

Он еще помолчал, внимательно глядя на Кэти, а потом, присев рядом с ней за стол, тихо спросил: – Что тебя так гнетет, деточка? Может, расскажешь? Втихомолку-то одной, все ой как трудно переносить… Ты расскажи, излей душу-то, глядишь, и полегчает тебе…

От мысли, что этот так по-доброму с ней беседующий монах может узнать правду о ней, у Кэти перехватило дыхание. Она вскочила из-за стола и, вбежав в теперь уже свою комнатку, бросилась на кровать, уткнулась в подушку и разрыдалась.

– Катарина, что ты? – монах подошел к порогу ее комнатки. – Не хочешь говорить, не говори… зачем так плакать-то? Алина, та тоже свои обиды никому не рассказывала, но она сама научилась с ними справляться, а это ой, как непросто… я ведь не из любопытства… мне просто жалко тебя стало, деточка… а коли обидел я тебя этим, то ты не серчай, не со зла я… Хотя может и лучше, если поплачешь… поплачь, девочка, поплачь, со слезами оно все быстрее проходит… только зла не держи… я не буду тебя больше ни о чем спрашивать. Захочешь, сама расскажешь… а коли нет, то и суда нет…

И он, осторожно прикрыв дверь ее комнатки, вышел из сторожки.

Въехав в городок, королевский отряд спешился перед постоялым двором. Первым туда вошел король, а за ним герцог внес на руках герцогиню.

– Подготовил комнаты или вздернуть тебя, чертово отродье? – гаркнул король, обращаясь к хозяину, который лишь увидев его, упал на колени и уткнулся лицом в пол.

– Все готово, Ваше Величество… Все комнаты убраны, подготовлены… никаких постояльцев нет… в сарае подготовлены места для лошадей. Вам и герцогу какие комнаты отвести и какие Вашим стражникам?

– Дверь вставил?

– Дверь? Дверь нет еще… простите, Ваше Величество… не гневайтесь… не успел… – судорожно вздыхая, так как от волнения у него перехватывало горло, проговорил хозяин таверны, – плотнику теперь тут работы дня на два, не меньше… не гневайтесь… мы лишь убрались там… но остальные комнаты готовы… На втором этаже вообще полный порядок. Может, Вы там пожелаете? Там и тише и воздух свежее. А стражников Ваших, я бы на первом этаже разместил....

– Ну что ж, может это и к лучшему, что на втором, а то с первого этажа моя дражайшая кузина имеет привычку исчезать, – усмехнулся король. – Веди.

Войдя в одну из комнат второго этажа, король придирчиво осмотрел ее и кивнул герцогу стоявшему в дверях:

– Давай ее сюда. Подходящая комната.

Герцог шагнул и осторожно уложил на кровать свою супругу. Поправил ей под головой подушку и тихо спросил:

– Удобно?

Алина кивнула.

– Что принести поесть? – продолжил он, снимая с ее ног туфельки. – Только не надо мне говорить, что ничего не надо. Отец-настоятель сказал, что если Вы не будете хорошо питаться, не поправитесь.

– Что тут есть, то и принесите… это же не дворцовая кухня… это всего лишь маленький захолустный постоялый двор, – тихо проронила она.

Герцог кивнул, вышел и, схватив за шиворот перепуганного хозяина, потащил вниз по лестнице, приговаривая:

– Сейчас найдешь мне все самое свежее и вкусное, что только есть в вашей глухой дыре… и храни тебя небо, если моей супруге это не понравится…

– Я все сделаю… не извольте беспокоиться, все будет в лучшем виде, Ваша Светлость, – испуганно шептал тот, семеня, спотыкаясь, а в какие-то моменты даже волочась за герцогом, словно большой куль с мукой.

– Ну как, отсюда не исчезнешь? – король, стоящий у окна с усмешкой посмотрел на лежащую на кровати Алину.

– Нет, не исчезну, – покачала она головой.

– Это радует… на моей памяти, ты мне никогда не врала… – он подошел к кровати, сел на ее край и осторожно взял руку герцогини. – Как же ты нас напугала… Хорошо еще супруг у тебя сообразительный… Зачем, говорит, она потребовала комнату именно на первом этаже и с видом на горы, да еще приказала, чтоб под окнами никто не ходил, если собралась исчезнуть. Не все ли равно, говорит, откуда исчезать и кто ходит под окнами, если ставни закрыты… Прошелся разочек под окошком и следы от ваших каблучков обнаружил. Не знаю, говорит, как они из закрытой комнаты выбрались, но переместились не особенно далеко… А дальше мы уж долго не сомневались, куда вы направились… Я ведь сразу знал, что ты именно до монастыря постараешься добраться, мы и в городок заехали лишь, чтобы проводника найти, и тут нас карета твоя у постоялого двора с толку сбила… мы решили твоего кучера и хозяина постоялого двора расспросить… но видно на это у тебя и расчет был… Так ведь?

– Зачем спрашивать, если Вы и так обо всем догадались, мой государь?

– Мне интересно: как вы из закрытой комнаты выбрались?

– Господь вразумил как…

– Ладно, пусть это будет твоя тайна… так даже увлекательней… Кстати, Алина, я поклялся тебе, что ни в чем не буду обвинять дочь Тревора, и я не буду… Но скажи: ты действительно из-за нее потеряла ребенка?

– Вы, мой государь задаете такие странные вопросы… Вы такой же, как мой супруг… вы оба с легкостью преступаете христианские заповеди и не задумываетесь о будущности ваших душ, но в магию, колдовство и ведьм верите безоговорочно… Хочется Вам верить, что моя дочь летает на помеле – верьте.

– Я спрашивал не об этом.

– А о чем? Мой супруг запер нашу дочь в башне вместе с грубой, глухонемой служанкой. Девочка около полугода даже поговорить ни с кем не могла… а потом ей в руки попадает книга… Ваша книга, между прочим… и она от безысходности начинает рисовать знаки, лепить фигурки и всякую прочую чушь, которую там видит… От безысходности, понимаете? Ей больше нечем заняться… у нее нет больше ни книг, ни игрушек… И у вас обоих поворачивается язык обвинять ее…

– Алина, ты знаешь, я видел много преступников… и ты не поверишь, но почти все они считали, что у них были очень веские причины преступить закон. Они считали, что были не виноваты… просто обстоятельства так сложились… Понимаешь, о чем я? Закон нельзя преступать ни при каких обстоятельствах… тебе не кажется?

– Вы на себя сначала оборотитесь, мой государь… а потом бросьте камень, ежели без греха.

– Ладно, оставим эту тему… Главное, что ты жива осталась… простила ее, и Бог с ней… Надеюсь, в монастыре ей вправят мозги в нужную сторону… К тому же монастырь ты ей подходящий нашла. Я лишь в глаза отцу-настоятелю глянул и понял, почему ты, рискуя жизнью, к нему ее потащила… у него она не посмеет даже помыслить еще о чем-то подобном. Строг настоятель, ой строг…

– Это к кому как… – на губах Алины появилась лукавая улыбка.

– Ну, Алина… не о тебе же речь… Что о тебе говорить? Тебя не любить невозможно… тебя любят все.

– А больше всех Ваш младший братец Бенедикт, сестрица Ваша Лидия, да кузен Ваш – Вилли. Они все от меня без ума.

– Про Лидию, это ты напрасно… Она к тебе неплохо относится… скорее королева к тебе предвзята… но это понятно почему… А эти двое не могут тебя любить, потому что ненавидят меня… и знают, что ты поддерживаешь меня, и уже не раз мне помогала… Они, правда, не знают, что живы тоже только благодаря тебе, ведь если бы не ты, их бы давно придушили как-нибудь темной ночью неизвестные разбойники и душегубы…

– Артур, который раз говорю: они нужны Вам. Нужны как индикатор лояльности, как сопредельных правителей, так и Ваших подданных… Вы должны отслеживать все их контакты, но ни в коем случае не уничтожать.

– Знаю… знаю… но мой братец скоро доведет меня до предела… Ты знаешь, он начал внушать королеве, что я влюблен в тебя, и если она не вмешается, я в ближайшее время сошлю ее в монастырь…

– Откуда такие сведения?

– Две ближайшие фрейлины королевы – мои доверенные лица, и они с удовольствием рассказывают мне все и обо всех. Сопоставив их рассказы, я имею достаточно достоверную картину.

– И что королева?

– Пока ничего… но я сейчас вернусь из этой нашей увлекательной поездки с герцогом, и у нее появится еще один повод призадуматься над его словами.

– Кстати, как Вы ее обоснуете?

– Ты потеряла ребенка и с горя хотела уйти в монастырь, вместе со старшей дочерью Тревора… Герцог рассказал мне о твоих планах, и мы с ним вернули тебя, заставив настоятеля монастыря выдать тебя нам, а вот его дочь мы согласились там оставить. Все было бы вообще складно, если бы не твои заявления, что ты едешь ко мне во дворец… Хотя, это как раз может объясняться истинной причиной, что ты хотела иметь фору в пути… и то, что мы повелись на твою уловку и вернулись обратно во дворец, реально тебе ее дало.

– Как герцог Вас вызвал? Он при всех все объяснял?

– Твой супруг не настолько глуп… При всех он сказал лишь, что ты потеряла ребенка и находишься при смерти, после чего попросил аудиенции с глазу на глаз. И уже во время нее сказал, что у него есть подозрения, которые ты усиленно опровергаешь… и попросил, чтобы я сам поговорил с тобой, если успею… Как ты понимаешь, я не мог отказать…

– Что ж, тогда история действительно получается складная…

В это время в дверь вошел герцог, которого сопровождал хозяин постоялого двора, держащий в руках поднос с едой.

– К столу сядете, миледи, или на кровати откушать изволите? – спросил он.

– На кровати… голова кружится, когда встаю, – не поднимая на него глаз, тихо проговорила герцогиня.

– Тогда приподнимитесь повыше, – герцог дождался, чтобы Алина села, опершись на подушки, заботливо подложенные ей под спину королем, и сам, взяв поднос из рук хозяина постоялого двора, поставил его на ее колени. – Вы что-то еще желаете?

– Нет… Оставьте меня, милорд. Если мне понадобиться что-то, я позову.

– Как скажете, миледи, – кивнул герцог и вместе с хозяином постоялого двора вышел.

– Да, кузина… а ты умеешь быть безжалостной, – на губах короля появилась саркастическая усмешка.

– Что Вы имеете в виду?

– Алина, да ладно… ты все прекрасно понимаешь… Ты не то что холодна, ты просто ледяная, когда разговариваешь с ним. У тебя единственно что, снег изо рта не сыплется....

– Я не могу с ним иначе… он бесчувственный и бездушный… его не интересует ничего, кроме его положения в обществе и общественного мнения. Я думала раньше, что он хоть дочерей своих любит, а он их ненавидит так же, как и меня…

– Ты считаешь, что он ненавидит тебя? Да на него смотреть больно было, пока он думал, что ты умираешь…

– Я нужна ему… только и всего… я его козырная карта в игре с Вами… без меня он перестает так интересовать Вас, а придворная жизнь для него значит все… и еще он хочет хотя бы внешне обладать мной, это льстит его самолюбию… но он никогда не простит мне, то что отдал меня Вам… и дочкам своим, видимо, тоже… Он самолюбив до безумия… Вы унизили его… Вам он простил это, так как Вы сильнее и потому что Вы стараетесь сделать так, чтобы все внешне было очень достойно… а вот мне это он не простит никогда.

– Тебе?

– Да, мой государь, именно мне… потому что я знаю правду о его унижении… и еще дочерям.

– Алина, брось… Ты-то тут причем? Я знаю, что ты очень проницательна, но к нему ты сейчас необъективна… Я понимаю, что ты злишься на него из-за того, что своим жестоким обращением, как ты считаешь, он подтолкнул дочь к тому, что она натворила… но вспомни… она и прежде была неадекватна… это же она вытолкнула его младшую дочь в окно. Так что твоя протеже с самого начала была ненормальной, не надо обвинять герцога. А к тебе он очень внимателен и максимально заботлив… Так что в данном случае ты несправедлива. Я очень доволен поведением герцога и надеюсь, ты тоже постараешься пересмотреть свое отношение к нему.

– Я не могу…

– Тебе придется! Он твой супруг!

– Ничего мне не придется! Заставить меня быть с ним ласковой Вы в любом случае не сможете! Если для него весь наш брак был фарсом, то и меня он не будет большим… Я выношу рядом его присутствие и соблюдаю правила приличий, но большего от меня не ждите! И вообще, кто-то говорил о нашем с ним разводе…

– Про развод и думать забудь… После того как я видел твои глаза, когда мы увозили тебя из монастыря, я не пойду на это никогда… Позволить тебе развестись, что бы ты тут же вернулась в монастырь? Нет, Алина… я не допущу этого… И хватит разговаривать. Кушай… а то я прикажу вздернуть хозяина постоялого двора, раз ты не хочешь есть то, что он приготовил для тебя.

Герцогиня печально покачала головой:

– Как же вы в этом похожи… оба безжалостные и не останавливающиеся ни перед чем, когда идете к своей цели… Съем я все, съем… только оставьте меня… в Вашем присутствии, милорд, у меня сейчас и кусок в горло не полезет.

– Хорошо, Алина, – король поднялся, – я пришлю тебе какую-нибудь служанку, она подежурит у тебя и во всем поможет.

Король вышел из комнаты и, приоткрыв следующую дверь, заглянул. Герцог сидел на кровати, наклонившись и положив голову на сцепленные руки, которые он упер в колени.

– О чем задумался, Алекс? – король шагнул в комнату и плотно закрыл за собой дверь.

Герцог тотчас поднялся.

– Да так, Ваше Величество… ни о чем. Просто устал немного.

– Можешь не скрывать… я вижу, как тебе тяжело выдерживать ее такое отношение. Характерец у моей кузины не из легких… но я с самого начала предупреждал тебя…

– Да, ее принципы и убеждения сложно поколебать, к тому же у нее незыблемые представления о добре и зле… Вам ведь тоже не просто с ней… Вы так и не смогли приручить ее. Она ведь больше ни разу не допустила Вас… и вряд ли допустит еще, хотя и потеряла Вашего ребенка. Возможно, Вы дали ей слово.

– С чего взял?

– Она… она смотрит на Вас, как на друга… в этом нельзя ошибиться… И еще Ваши фаворитки… Ведь Вы обхаживаете их на глазах у нее… А она равнодушно и безучастно взирает на все это… При этом порой достаточно лишь ее слова или презрительно скривленных губ, чтобы Вы сменили любую из них.

– Не боишься вот так открыто говорить мне это?

– Вы больше цените открытые взаимоотношения… Кстати именно это Вам больше всего нравится в Алине. К тому же мне больше нечего терять… Иногда мне хочется умереть…

– Умирать не надо, Алекс… Неужели ты не ценишь, что она подле тебя? Моя кузина прекрасна, несмотря ни на что, и одно ее присутствие это уже чудо.

– Может быть, государь… хотя временами мне хочется, очень хочется, чтобы она полностью принадлежала Вам или оступилась, и у нее появился кто-то третий… я бы сам согласился ей его найти, лишь бы она перестала быть такой недоступно-безгрешной.

– Это невозможно, Алекс… – король усмехнулся.

– Вы уверены?

– Абсолютно… теперь абсолютно уверен.

– А если я сумею склонить ее к этому?

– Зачем?

– Согрешив раз, она научится воспринимать это естественней… и Вам станет с ней легче… тогда, возможно, в награду за это Вы позволите мне тоже использовать свои права на нее…

– Н-да… – король задумчиво покачал головой, – ты умеешь заинтересовать… Что ж попробуй. Я даже помогу, хотя не верю в успех… только смотри, не перегни палку, я не прощу тебя, если с ней что-то случится.

– Я буду предельно обходителен с ней, в любом случае разменной монетой будут лишь чужие жизни и здоровье, обещаю.

– Тогда развлекайся. И если от меня что-то потребуется, скажи, я помогу.

5

Алина стояла у окна своей спальни, когда дверь распахнулась, и на пороге показался герцог, рядом с ним стоял атлетически-сложенный и миловидный юноша.

– Вы не очень заняты, дорогая?

– Милорд, я уже привыкла, что Вы входите без стука, куда бы то ни было… но когда Вы не один, это уже слишком… Вам не кажется?

– Не сердитесь, миледи… – герцог шагнул к ней и, подхватив ее руку, прижал к губам, – я надеюсь, что Вы примете мой подарок, и ему не будет надобности стучаться тоже…

Он обернулся к сопровождающему ему юноше:

– Дверь закрой.

Тот тут же выполнил приказание.

– И как же это надо понимать?

– Это подарок, мой подарок Вам, дорогая, и я очень надеюсь, что он Вам понравится, а еще больше на это надеется он.

Юноша тотчас шагнул к Алине и, упав перед ней ниц, осторожно коснулся руками ее туфелек:

– Госпожа, позвольте мне служить Вам… я клянусь, что буду предан.

– Милорд, прекратите сейчас же этот балаган! Что все это значит?

– Это значит лишь одно… Я выкупил этого мальчика у короля перед казнью… Мне он понравился, и я решил сделать его Вашим пажом… но если он не нравится Вам, я верну его палачу.

– Вы решили окружить меня преступниками?

– Он раскаялся, дорогая… к тому же он виноват лишь в недоносительстве… Его сестру признали колдуньей, а так как король теперь очень ревностно старается искоренять все, что связано с колдовством, то мальчика по закону должны четвертовать… Король согласился помиловать его лишь с условием, что Вы лично будете следить за ним, контролировать его и держать всегда при себе.

– Что это значит, милорд? – очередной раз повторила свой вопрос герцогиня.

– Ничего, кроме того, что я уже сказал. Нравится Вам мальчик, он Ваш, нет – я верну его на эшафот.

– Да какой он мальчик? Он уже взрослый юноша, он, скорее всего, мой ровесник… Какой из него паж?

– Вы считаете, что его возраст достаточное основание, чтобы возвратить его палачу? По мне, так он еще совсем мальчик. Не маленький, правда, но это даже лучше: меньше мороки, больше пользы, охранять Вас будет.

– Вам мало того, что все мои служанки докладывают Вам о каждом моем шаге? Вам нужен еще один Ваш верный страж подле меня? Зачем Вам это?

– Значит, Вы отказываетесь?

– Я возьму его… знаете ведь, что возьму… только вначале я хочу знать причину!

– Причин две. Первая: я волнуюсь за Вас, моя дорогая. Вторая: я пожалел его, что конечно очень нехарактерно для меня… но я подумал, что могу использовать его… Я заранее предупредил его, что потребую от него просто собачьей преданности Вам. И если ее не будет, он пожалеет о том, что я пожалел его, и палач не четвертовал его… потому что я могу быть и жестче чем палач. Поэтому еще разочек подумайте и скажите: возьмете Вы его или нет.

– Милорд… я не понимаю… что Вы имеете в виду?

– Что тут непонятного? Я волнуюсь за Вас… я часто уезжаю… я хочу, чтобы с Вами всегда кто-то был рядом, как охраняющая Вас собака. Утром, днем, вечером, ночью – всегда у Ваших ног, готовый выполнить любой Ваш приказ, желание, причуду… Все, что Вам в голову придет. Сильный и крепкий, способный защищать и оберегать. А я лишь буду изредка контролировать, как он это делает…

– Вы не доверяете мне настолько, что теперь хотите и ночью кого-то держать в моей спальне?

– Ну что Вы, дорогая! Мне и в голову такое не приходило… Ваша нравственность выше всяких подозрений… даже застав Вас в объятиях мужчины, я не подумаю ничего дурного… Мальчик ни в коем случае не должен Вам ни в чем мешать. А будет мешать, скажите мне, я научу его как себя вести в том или ином случае…

– Это Вы говорите мне? Считаете, что статус супруга дает Вам право хамить и оскорблять меня?

– Извините, герцогиня… это была пошлая шутка, не обижайтесь… Общение с государем на пользу не идет… Но если серьезно, мальчик выполнит все, что Вы пожелаете… и следить за Вами я его заставлять не собираюсь. Хотите, ему язык отрежут? Чтоб Вы не думали, что у меня такие планы?

– Можете заставлять следить, мне скрывать нечего. Пусть остается и следит.

– Значит, сейчас ему отрежут язык. Соглядатай мне не нужен.

– Прекратите! Только попробуйте!

– А что? Я думаю, мальчик предпочтет лишиться языка, чем рук, ног и, истекая кровью, валяться на рыночной площади, облепленный мухами, пока не сдохнет…

– Милорд, прекратите! Мне не нужен немой паж.

– Точно не нужен немой? А то это пара минут… А не немой нужен?

– Да. Пусть остается. Только что-то мне не верится в рассказ о том, что Вы пожалели его…

– Расспросите его. Мальчик всю душу вывернет… а не вывернет, скажите, что он не хочет быть откровенным, и я научу его откровенности… Вы же знаете, я очень хорошо умею объяснять, что и как обязаны делать слуги. Он уже знает… Так ведь? – герцог ногой тронул лежащего у ног герцогини юношу.

– Да, господин… – едва слышно прошептал тот.

– Что Вы сделали с ним?

– С ним – ничего… Он просто присутствовал, пока мы с королем допрашивали парочку преступников… А потом король спросил его: сам он признается или его тоже допрашивать надо. Мальчик решил все рассказать сам. А пока он рассказывал, я вдруг подумал, что может, он лучше будет смотреться у Ваших ног, чем на рыночной площади… и сказал об этом королю. Его Величество, конечно, не был в восторге от моего предложения, но мысль о том, что Вы сможете в наше с ним отсутствие рассчитывать на помощь мужчины, не могла не тронуть и его. Поэтому он согласился.

Герцог усмехнулся, и вновь тронул носком ботинка распластанного на полу юношу: – Благодари свою госпожу, и при посторонних можешь обращаться к ней "Ваша Светлость", ну и ко мне соответственно. А вот наедине с ней будешь вести себя так, как положено рабу и никак иначе…

– Да, господин, я все понял… – юноша чуть приподнялся и поцеловал туфельку Алины, – Благодарю Вас, госпожа… я буду очень предан и послушен.

– Попробуй только не быть… – мрачно заметил герцог и добавил: – Кстати, узнаю, что ты посмел хоть раз оставить свою госпожу, будешь наказан. Исключение может быть, только если ты выполняешь такое ее поручение, которое нельзя перепоручить слугам. Все задания типа: принести, передать, отнести, найти и того же типа должны выполнять они. Ты должен всегда быть подле нее: сидеть рядом, помогать, поддерживать, подавать, читать книги, стихи, развлекать, петь… все, что она пожелает… и еще по возможности разбираться со слугами, а то это тяготит мою супругу… И самое главное постарайся ей не надоесть… я не для этого тебя брал.

– Да, господин, – кивнул юноша, после чего подошел к Алине и встал перед ней на колени. – Госпожа что-нибудь желает?

– Да, желает… – кивнула Алина, – Евангелие мне сейчас почитаешь…

– Это чуть позже… – прервал ее герцог, – сейчас мы пойдем, поедим.

– Завтрак уже прошел, а до обеда еще далеко, милорд.

– Вам, моя дорогая, необходимо полноценно питаться. И раз Вы едите так помалу, это должно быть чаще. Вы до сих пор бледны, и голова у Вас часто кружится. Еда и длительные прогулки, лучшее лекарство, так и отец-настоятель говорил, и Лерон тоже советует. Поэтому не спорьте.

– Милорд, Вы и так заставили Сьюзен постоянно бегать за мной, уговаривая каждый час съесть еще что-то… Теперь Вы хотите это тоже контролировать сами?

– Нет, я хочу поручить это ему… – герцог с улыбкой кивнул в сторону юноши, – а сейчас я хочу понаблюдать, способен ли он выполнить подобное поручение. Пойдемте, дорогая, не отказывайте мне, – а потом с саркастической усмешкой добавил: – Не вынуждайте меня искать, кто виноват в том, что Вы мне отказываете. Я ведь найду…

– Кто б сомневался, – губы герцогини презрительно изогнулись, – в Ваших способностях находить виноватых, сомневаться не приходится.

– Так Вы идете?

– Да. Разве я посмею отказать Вам, особенно после такого предупреждения. Все будет, как Вы пожелаете, милорд.

– Дорогая, Вы прекрасно знаете, что все, что я делаю это лишь ради Вас и Вашего благополучия.

– Да, неужели? – герцогиня вдруг резко изменила тон, в ее глазах сверкнуло неприкрытое раздражение. – Это ради меня Вы отправили Луизу и Марию в самый суровый женский монастырь? И ради моего благополучия меня вчера даже не пустили на его порог, мотивировав это приказом короля, что Вы вольны решать судьбу дочерей по собственному усмотрению, и Вашими указаниями? Это все ради меня?