Глава 24

К моему несказанному удивлению Сесиль и словом не обмолвилась о том, как я глупо себя вела за чаем с Баринским, видимо от всей души прощая мне прегрешения. Прозорливая девушка оказалась права — наши горничные уже сидели в апартаментах размерами с приличную двухкомнатную квартиру. Как только мы оказались в комнате с двумя огромными до пола окнами, распахнутыми настежь, Мила и Марфа быстро вскочили с софы и присели в низком почтительном реверансе. В спальне также стояла огромная расстеленная кровать, маня отдохнуть в ее мягких объятиях. Королевское ложе с нежно-лиловым шелковым пологом могло без особых проблем вместить меня, Сесиль и еще наших служанок вместе взятых. Пока я с интересом осматривала комнату, отделанную в сиренево-лилововых тонах, Мила ловко расстегнула мое платье, распустила шнуровку на корсете, стащила влажную нижнюю рубашку и оставила меня в одних кружевных панталонах. Накинув мне на плечи легкую ночную сорочку со шнуровкой спереди, она немедленно приступила к моей прическе. Горничная не без труда вытащила все шпильки из моих волос, сняла шляпку и распустила локоны. Мои волосы благодаря тщательному уходу сильно выросли и теперь достигали до середины лопаток, окутывая плечи шелковым плащом.


Краем глаза я увидела фигурку девушки в одних белых панталонах в противоположной части большой комнаты. Сесиль стояла ко мне спиной, на которой без труда можно было пересчитать каждую косточку, выпирающую в ее тщедушном теле. Эту девушку можно было назвать скорее тощей, нежели худощавой. Мне даже на миг захотелось накормить Сесиль. Марфа с огромной заботой суетилась вокруг своей хозяйки, умело расплетая ее густые темные волосы. Потом ее горничная торопливо надела через голову длинную рубашку с массой кружев. Про себя я отметила, что как ни странно, но Сесиль шла одежда с множеством оборок, и это нисколько не делало ее похожей на куклу. Длинные темные волосы с золотистым отливом красиво обливали ее плечи и спускались чуть ниже талии. Я с интересом наблюдала, как она повернулась ко мне лицом и, неслышно ступая по ковру, изящными маленькими шажками направилась к огромной кровати.


После всех приготовлений к дневному отдыху, горничные удалились в соседнюю комнату приготовить бальные платья, а я и Сесиль дружно завалились на огромную кровать отдыхать. Разговаривать мне совершенно не хотелось, и поэтому я сразу же закрыла глаза и зарылась лицом в свежую хрустящую белоснежную наволочку на мягкой как пух подушке. Деликатная и тактичная Сесиль не стала настаивать на разговорах перед дневным сном. Она спокойно улеглась на свою часть кровати, и вскоре до меня донеслось ее тихое и мерное дыхание.


Горячий медвяный воздух, вливающийся в распахнутые настежь окна, не давал мне спать еще долгое время. В комнате мне было ужасно душно, и я в очередной раз посетовала в душе на то, что в этом веке никакого кондиционера нет и быть не может. Множество дум лезло в мою уставшую голову, и они не давали мне быстро заснуть. Мысленно я уже множество раз прокручивала всевозможные варианты добычи Часов Времени и с нетерпением ожидала вечера для осуществления задуманного.


Мой план был предельно прост — вечером на балу, пока хозяева и гости танцуют в просторном холле, я под предлогом того что забыла, скажем веер, поднимаюсь в отведенную нам комнату на втором этаже и пытаюсь найти Часы Времени. Конечно, интересующая меня вещь может быть и на самом князе, а с этим все становилось намного сложнее. Я тяжело вздохнула и перевернулась с живота на спину, чувствуя как подо мной простыни стали буквально раскаленными, а знойный воздух в спальне никак не способствовал моему охлаждению. Я завидовала мирно спящей рядом Сисси, втайне мечтая также как и она — преспокойно заснуть. Хотя прекрасно понимала, что так спать может лишь только человек, не обремененный тяжкими раздумьями о своих дальнейших планах и туманном будущем. Все это время мне приходилось лежать с закрытыми глазами и мысленно считать слонов, баранов и овец, вскоре эти все животные у меня смешались в голове и последнее, что мелькнуло перед глазами — был князь Баринский верхом на баране и в рыцарских доспехах.


… Легко и беззаботно я прыгала с одного пушистого облачка на другое. Над головой сияло лазоревым дивным светом небо, солнце на горизонте пронизывало облака необыкновенным розоватым светом, делая их похожими на огромные клочья сладкой ваты, висящие в воздухе. Вокруг царила звенящая тишина, и даже мне стало как-то неудобно, что я нарушаю ее своим веселым смехом. Прыжки с облака на облако прекратились, когда я дошла до края самой огромной тучи сотканной из темно-серой дымки. Далее простиралось до самого горизонта чистое небо, такого голубого цвета какого в реальной жизни просто не существует. В этот момент поднялся едва ощутимый вихрь, и в одно мгновение из белесой дымки соткалась до боли знакомая фигура Времени. Его пронзительные глаза смотрели на меня грозно, а тонкие бесцветные губы были плотно сжаты. Белесые, как сам утренний туман, волосы развивались на невидимом ветру и окутывали мистическим, полупрозрачным ореолом высокую фигуру могущественного существа, висящего в воздухе напротив меня. Я же тихо стояла на облаке, утопая по самую щиколотку в его дымчатой поверхности, и только одному Богу было известно, как мне удавалось вообще до сих пор удержаться на туче.


— Долго еще ты будешь испытывать мое терпение, смертная?! — грозно загремело на меня Время.


Я испуганно втянула голову в плечи и лишь тихо проблеяла:

— Я же не специально… Я все сказала в прошлый раз, когда мы виделись в моем сне, что работаю над проблемой.


— Значит, недостаточно работаешь, — сухо заметила сущность, подлетая ко мне поближе на столько, что серый блинный балахон уже сливался с темной каемкой тучи, на которой я стояла.


Время уже понизило свой голос, и я тут же осмелела. Досада на то, что во сне мне опять-таки не дают отдохнуть и расслабиться росла по мере того, как продвигался разговор.


— Я сегодня вечером постараюсь провернуть свой план, — доверительным тоном поделилась я с бестелесной сущностью главной новостью последних событий. — Думаю выкрасть из дома Баринского Часы…


— Меня это не интересует, — нетерпеливо оборвал мой монолог звенящий стальными нотками голос, а в мое лицо неприятно пахнул ледяной порыв ветра.


Я поежилась, но неконтролируемый гнев, растущий подобно снежному кому, уже рвался наружу, и не в моих силах было его остановить.


— Если не интересует, то зачем Вы являетесь ко мне во сне и мешаете отдыхать? — гневно прорычала я, всеми силами пытаясь перекричать сильные порывы ветра, обдувающие Время.


Как ни странно высокая дымчатая фигура молчала и с огромным интересом наблюдала за моими потугами, как ученый-энтомолог наблюдает за смешными попытками жука перевернуться со спины на лапки. Этот холодный оценивающий и презрительный взгляд с каждой секундой раздражал меня все больше и больше, и вскоре речь сама собой полилась из моего рта:

— Что? Нечего сказать?! Между прочим, меня эти астральные полеты очень выматывают и такое чувство после сна, что будто и не отдыхала! Неужели нельзя появиться передо мной наяву, а не во сне. Хочу еще заметить, что мне еще этой ночью Ваши Часы добывать и если я буду не в форме, то…


Громоподобный голос безо всяких усилий прервал мою пламенную речь и спокойно заметил:

— Смертная, я ничего не делаю в данный момент лишь только потому, что тебе мои Часы забирать у Дэниэля Баринского. Запомни — впредь никогда не допускать в мой адрес подобных слов и тона. Иначе, тебя ждут огромные проблемы, Эля. И еще, я не могу показаться в вашем мире, ибо я не материальная сущность, и чтобы никогда тебе меня не видеть и спать спокойно — найди мои Часы.


Я сникла и опустила голову, пряча горящие от стыда за свою несдержанность, щеки. Злость и досада захлестывали меня с такой силой, что не в силах более терпеть присутствие Времени, я прошептала, глотая обжигающие слезы:

— Уходите, прошу Вас!


— Ты должна помнить, — нудно прозвенело Время над моим ухом. — Чем дольше ты остаешься в той эпохе, тем губительнее это влияние сказывается на окружающих тебя людей…


— Во-о-о-н из моей головы, — внезапно для самой себя взревела я. — Вон!


Гнев красной пеленой застилал мне глаза, по щеках лились горькие слезы, а сердце бешено колотилось в груди.


— Я уйду, — необычайно кротким тоном обронила уже расплывчатая дымка. — Ты же не хочешь, чтобы кто-то из-за тебя умер…


В этот же миг, мои ноги провалились сквозь тучу, и я полетела вниз с оглушительной скоростью. Неожиданно навалившаяся темнота, мягкий толчок и я подскочила в кровати, едва дыша от пережитого страха.


— Гэйби, — мягко пролепетала сонная Сесиль.


Ее маленькая ладонь легла на мое плечо, словно пытаясь отгородить меня от пережитых во сне эмоций. Когда наконец-то удалось унять головокружение, сильное сердцебиение и дрожь в руках, я обнаружила себя сидящей на огромной кровати. Рядом сидела Сесиль, утопая в оборках и кружевах, а ее большие глаза смотрели встревожено и с огромным опасением.


— Ты кричала, — прошептала она непослушными губами. — Даже служанок перепугала.


Она кивнула головой в сторону входных дверей. В дверном проеме торчали две девичьи головки в одинаковых больших чепцах с лентами. Обе девушки смотрели встревожено и с их уст уже были готово сорваться множество вопросов.


— Все хорошо, Марфа, — тихо и мягко предвосхитила все расспросы Сесиль. — Габриэль привиделся дурной сон.


Я с огромной благодарностью посмотрела на девушку, сидящую рядом в ворохе мятых простыней. В комнате стояла одуряющая жара, заставляя влажную рубашку неприятно липнуть к телу.


— Жарко…, - прохрипела я, тяжело откидываясь на влажные ото сна подушки и прикрывая глаза.


Веки мне казались свинцовыми. Из-за очередного общения со Временем где-то на облаках и в другом измерении, я вновь не выспалась и чувствовала себя не лучшим образом.


— Мила, принеси барышне воды, — командирским тоном Сесиль велела моей горничной, видимо эта девушка была нежна лишь только с равными ей людьми и ее хорошее отношение на прислугу не распространялось.


Мила моментально испарилась. Затем Сисси повернулась к Марфе, которая все еще стояла в дверном проеме и терпеливо ждала указаний хозяйки.


— Марфа, тебе что-то надобно? — тихо поинтересовалась Сесиль, хмурясь.


— Уж пора вставать, Сесиль Николавна. Ваши платья к балу готовы, — робко отозвалась Марфа и быстро юркнула в глубину примыкающей к спальне гардеробной.


Я нехотя приоткрыла глаза, втайне мечтая наконец-то выспаться. Только сейчас заметила, что в комнате стало намного темнее, видимо солнце в данный момент умирало на западе, освещая своими прощальными лучами окружающий мир. Эту картину я наблюдала через распахнутое настежь окно. Уже зажглась яркая вечерняя звезда, оповещая своим появлением наступление коротких летних сумерек. В душе постепенно крепло желание, во что бы то ни стало, достать Часы Чремени. И все для того, чтобы Время никогда больше не являлось ко мне во сне, нарушая мое спокойствие и душевное равновесие. К моему огромному удивлению, я не испытывала никаких угрызений совести по поводу того, что довольно-таки грубо поговорила с могущественной сущностью. Каким-то особым чутьем я понимала, что в данный момент мне ничего не грозит. Время уж слишком сильно хочет вернуть Часы, чтобы обижаться на пустяшные крики мелкой человеческой козявки.

* * *

— Барышня, вы прелестны, — восхищенно выдохнула мне на ухо Мила, когда она уложила последний цветок мне в волосы и укрепила его золотой шпилькой.


Я была слишком погружена в свои размышления, что не обратила никакого внимания на суету горничной вокруг себя, и только теперь, осмысленно узрела собственное отражение в огромном зеркале. Напротив меня в темно-красной лакированной раме стояла невысокая девушка в пышном бежевом платье с глубоким декольте, соблазнительно открывающим грудь и плечи. Юбка была украшена гирляндами искусственных цветов и драпировками из полупрозрачной ткани. Туго обтягивающий корсаж был также украшен цветами и оборками. Шею обвивали несколько ниток с жемчугом, а в ушах красовались маленькие сережки-гвоздики. Длинную шею подчеркивал локон, выпущенный из прически на правое плечо. Платье было без рукавов и держалось на мне благодаря туго затянутому лифу. В общем я была просто ослепительна по меркам того времени и в полной мере наконец-то осознала это. Когда я натянула длинные перчатки и взяла в руки большой веер из белоснежных страусиных перьев, то боевое настроение вновь вернулось ко мне с прежней силой. Наконец-то последний штрих — пара капель изысканных духов на мою открытую шею, и я полностью готова.


После всех приготовлений, горничная отошла от меня на почтительное расстояние и застыла в ожидании новых указаний. В это же время, Марфа также закончила наряжать Сесиль. Теперь младшая сестрица стояла рядом со мной в открытом платье из нежно-розового шелка. Изюминкой в этом наряде была гладкая блестящая с перламутровым отливом юбка, переходящая в длинный шлейф. Сесиль усиленно обмахивалась таким огромным веером, что на миг мне показалось, как пройдет еще минута и ее маленькая ручка уронит сие изделие из перьев, не справившись с его размерами. Но как, ни странно, девушка продолжала, как ни в чем не бывало, стоять напротив меня и терпеливо ожидать, когда я соизволю выйти из комнаты. Сесиль, Мила и Марфа так и не заметили, что веер я намеренно оставила, для того чтобы вернуться за ним попозже.


Снизу уже была слышна спокойная музыка, разговоры знати, смех и суетливый топот ног прислуги, торопливо обслуживающих аристократов. Я мысленно пожелала сама себе удачи, и мы с Сесиль в последний раз придирчиво осмотрели себя в зеркале и рука об руку вышли из отведенных нам покоев. Госпоже Судьбе было угодно, чтобы я увидала, как из дверей своей комнаты неторопливой походкой вышел князь, облаченный в кремовый дорогой костюм. Его горящий взгляд тут же упал на меня, а восхищение, мелькнувшее в глубине его зрачков, подтверждало мое великолепие в этот вечер. Я нисколько не удивилась, когда его глаза неторопливо прошлись по моей фигуре от самой макушки до пола длинного коридора, устланного бордовой ковровой дорожкой. При взгляде на мое откровенное декольте, его чувственные губы растянулись в самой нехорошей и дерзкой улыбке. Его взгляд словно прожигал меня насквозь. Я остановилась как вкопанная и была не в силах шевельнуться, взирая на его грациозную походку и, конечно же, не осталась в долгу. Спохватившись, мне пришло в голову ответить ему такой же кривой усмешкой с примесью ехидства, насмешки и с некоторой долей восхищения. По моему мнению, это было самое откровенное поведение в этом веке.


Несмотря на отчаянные знаки, подаваемые взволнованной Сесиль, я продолжала заворожено стоять посреди коридора, а князь неумолимо приближался к нам. В моей груди, как безумное, колотилось сердце, грозя вырваться из плена ребер и упасть к ногам коварного Дэниэля. На миг я даже забыла, как дышать и лишь глупо стояла перед ним, зачарованно смотря в его карие глаза.


— Вы прелестны, — жарко прошептал Баринский, целуя мою руку.


Нестерпимый жар разлился по моей коже от соприкосновения его чувственных губ и моего запястья. Было такое ощущение, будто разлился расплавленный металл, сжигая все на своем пути. Я была не в силах ответить и усилием воли отвела глаза на висящую на стене картину, изображающую русалку с голым бюстом. У хвостатой морской нимфы были длинные спутанные белесые с зеленым отливом волосы. Она дико расчесывала их своими пальцами, сидя на каменной глыбе посреди моря. Ее рыбий хвост тонул в морской пене, а на свету, проглядывающего из-за туч солнца, загадочно поблескивала чешуя.


— Милая картина, — наконец-то выдавила я из себя, нервно кусая губы.


Баринский небрежно отмахнулся:

— Эту мазню мне подарил друг-художник. Лихачев специально писал мне картины для крымского поместья. Если вы заметите, то все картины в этом доме выполнены на морскую тематику.


Князь говорил об этих картинах небрежным тоном, также как и у нас говорят о чем-то несущественном и не стоящем ровно никакого внимания. Насколько я помнила, то художника под фамилией Лихачев в истории искусства и живописи не существовало вовсе, и можно лишь только догадываться какова впоследствии была его судьба.


— Настоящие шедевры находятся в моем поместье под Краковом, а мне остается лишь показать вам, барышни Миллер, эти картины и провести в зал к остальным гостям. Прошу…


Князь галантно повел нас по длинному коридору по направлению к главной лестнице. Дэниэль попутно показывал нам картины, и кратко рассказывая о них что-то забавное. Затем он даже остановился напротив двери, из которой недавно вышел. Недалеко от нее висел огромный морской пейзаж, по очертаниям побережья и далеким горам я смутно узнала незастроенное современной для меня инфраструктурой южное побережье Крыма. Небо было грозовым очень насыщенного свинцового цвета. Темные грозные волны с белыми барашками неистово бились о прибрежные камни, соленые брызги летели в стороны, щедро орошая гальку узкого дикого пляжа. Где-то вдали, в море волнами трепало парусное суденышко, грозя разбить его в щепки о прибрежные камни. Я буквально впилась глазами в картину, ощущая неистовую энергетику художника, писавшего данное полотно. Необъяснимым образом ему удалось передать шторм. При взгляде на картину, заключенную в темную позолоченную раму, я буквально почувствовала порывистый ветер, запах моря и озона, а также услышала рев огромных валов, увенчанных белой пеной.


— Я вижу, вам понравилась картина, Габриэль, — словно сквозь вату услышала я далекий голос Баринского.


— Да, — прошептала я, отводя глаза от полотна. — Эту картину явно писал не ваш друг Лихачев, а другой очень талантливый художник-маринист.


Лицо Дэниэля несколько раз поменяло выражение от удивления до неистовой радости, прежде чем он что-либо ответил:

— Верно, Габриэль. Эту картину написал сам Айвазовский.


— Он великий художник, — восторженно ответила я, наконец-то обрадованная, что хоть какая-то тема мне более-менее известна. — Мне посчастливилось увидеть его самую лучшую картину.


Дэниэль лукаво улыбнулся, блеснув белыми зубами.


— И какая, по вашему мнению, самая лучшая картина?


Я небрежно ответила, словно произнося прописную истину:


— "Девятый вал"…


Князь просиял и ответил:

— Я безмерно счастлив, что именно картина Айвазовского висит возле моей спальни. Где вы имели возможность увидеть его шедевр?


Хотелось сказать правду, что картину мы видели в музее с родителями, когда я училась в школе, да и то — копию. Но приходилось все время помнить, что я в 19 веке, и поэтому я лишь скоромно ответила:

— В частной коллекции одной состоятельной особы, которая просила никому себя не называть.


Князь понимающе кивнул и вежливо перевел разговор на другую тему:

— Нам уж пора идти. Идемте, барышни.


Дальнейшие рассуждения Баринского я не слушала, а старалась запомнить дорогу до апартаментов князя, попутно отмечая все на своем пути. Сесиль разговаривала больше из вежливости, нежели из личных симпатий, а когда мы остановились наверху лестницы и князь любезно удалился поприветствовать новоприбывших гостей, сестрица негромко заметила:

— Что с тобой сталось? С каких это пор ты интересуешься живописью? Видимо, Габриэль, ты серьезно ударилась головой. Мы в глаза ни разу так и не увидали картины "Девятый вал". Я скажу маменьке, и она обязательно вызовет доктора.


— Может не надо, Сисси, — жалобно прошептала я, стараясь унять дрожь внутри живота.


Страх нарастал с каждой напряженной секундой. Хотелось закричать от ужаса создавшегося положения, затем просто убежать. Мне приходилось жалобно взирать на мнимую сестру, а ее оленьи глаза спокойно смотрели на меня. В этот момент я до конца осознала, что в этот раз очень серьезно прокололась и помощи ждать мне просто не откуда.

Загрузка...