В подарочной упаковке

Был канун Рождества, и сидела я одна-одинешенька.

Это достаточно грустно и жалостливо, чтобы вы тут же ахнули: «Бедняжка Сьюки Стакхаус!»? Не тратьте зря сил: я сама себя жалела куда сильнее, чем сможете вы. И думала о своем одиночестве, и слезы выступали на глазах. И подбородок дрожал.

В эти праздники кто с родными, кто с друзьями, а я? На самом деле есть у меня брат, но мы с ним не разговариваем. Еще я недавно выяснила, что у меня есть живой прадед — хотя вряд ли он вообще осознает, что сейчас Рождество. (Это не потому что он из ума выжил, никоим образом, — просто он не христианин.) Ну, вот. Из тех, кого можно назвать родней, у меня вот эти двое.

И друзья у меня тоже есть, но у них в этом году у каждого свои планы. Амелия Бродвей, колдунья, которая живет у меня в доме на втором этаже, уехала на каникулы в Новый Орлеан к отцу. Мой друг и работодатель Сэм Мерлотт — в Техас навестить маму, отчима и братьев с сестрами. Друзья детства Тара и Джей-Би будут встречать Рождество с семьей Джей-Би. К тому же это их первое Рождество после свадьбы. Есть у меня и другие друзья, конечно. И если я буду смотреть на них собачьими глазами, когда они будут обсуждать планы на праздники, они меня тут же впишут в список гостей. А я по какой-то извращенной гордости не хотела, чтобы меня звали из жалости. Вот возьму и сама справлюсь.

Сэм нанял бармена, чтобы заменил его на время отъезда, но бар «Мерлотт» накануне Рождества закрывается в два часа и открывается в два часа в день после Рождества, так что даже работа не прерывала мое упоение собственным несчастьем.

Белье я постирала, дом прибрала до блеска. Еще на прошлой неделе достала бабушкины елочные игрушки, унаследованные вместе с домом, и убрала дом к Рождеству. Открыв ящик, я вдруг остро ощутила тоску по бабушке. Ее уже два года как нет, а я все еще ловлю себя на том, что пытаюсь с ней говорить. С ней не только весело было — она еще была по-настоящему проницательна и умела подать добрый совет — если решала, что тебе он нужен. Она меня с семи лет воспитывала, и не было в моей жизни человека важнее, чем она.

Она была очень рада, когда я стала встречаться с Биллом Комптоном, вампиром. Уж настолько отчаянно хотела бабуля, чтобы я завела себе beau [1], что даже вампир Билл оказался желанным пришельцем. Если обладаешь телепатическими способностями, как я, то встречаться с обычным парнем трудно, — думаю, понятно почему. Люди все время думают что-нибудь такое, что хотят скрыть от родных и близких, и уж тем более от женщины, которую приглашают на ужин и в кино. А разумы вампиров, наоборот, для меня приятно беззвучны и пусты. С оборотнями почти так же хорошо, как с вампирами, потому что от моих покрывающихся шерстью знакомых доходит лишь буря эмоций со случайными обрывками мыслей.

Естественно, вспомнив, как Ба привечала Билла, я тут же стала думать, что он сейчас делает. Потом закатила глаза в восторге от собственного идиотизма, поскольку сейчас белый день и Билл спит у себя в доме за лесом — к югу от меня, через кладбище. С Биллом я порвала, но не сомневаюсь: стоит мне позвать — и он примчится как из пушки. После темноты, разумеется.

Только черта с два я его позову. Или кого-нибудь вообще.

Но я себя поймала на том, что каждый раз, проходя мимо телефона, смотрю на него жадным взглядом. Надо куда-то уйти из дому, а то сейчас начну звонить кому-то… кому-нибудь.

Задача нужна. Проблема. Проект. Чем-то отвлечься.

Я вспомнила, как проснулась в предрассветный час секунд на тридцать. Поскольку в «Мерлотте» у меня была поздняя смена, я только-только уснула. Проснувшись, я успела только подумать, что же вырвало меня из забытья. Наверное, послышалось что-то из леса. Но звук не повторился, и я ушла в глубокий сон, как камень в воду.

Сейчас я всматривалась в лес через кухонное окно. Меня не слишком удивило, что ничего необычного видно не было. «Заснежен лес, глубок и пуст», — попыталась я вспомнить стихотворение Фроста, которое заставляли всех учить школе. Нет, как-то не так. «И темен лес, глубок и пуст»…

Ну, не так чтобы темен был мой лес, тем более заснежен — в Луизиане на Рождество такого не бывает, даже в северной Луизиане. Но было холодно (в наших краях это значит градусов тридцать восемь по Фаренгейту [2]). И лес был действительно глубок и пуст, а еще — мокр. Поэтому я натянула сапоги со шнуровкой, купленные в те еще годы, когда мы с Джейсоном, моим братом, ходили вместе на охоту, нацепила самое теплое пальто «вот уж все равно мне, что с ним будет». Даже не пальто, а стеганая куртка, бледно-розовая. Поскольку у нас теплое пальто износить трудно, ей тоже не первый год. Мне самой двадцать семь, время розовеньких вещичек давно миновало. Волосы я убрала под вязаную шапочку, натянула длинные перчатки — они в кармане торчали. Очень, очень давно я эту куртку не надевала, и потому с удивлением обнаружила в карманах пару долларов и корешки билетов, плюс еще чек на рождественский подарок, который я купила для Олси Герво — это один вервольф, с которым у меня был недолгий роман.

Карманы — это миниатюрные капсулы времени. С тех пор, как я подарила Олси книжку головоломок-судоку, его отец погиб в битве за место вожака стаи, и после многих еще кровавых перипетий место вожака унаследовал Олси. Интересно, кстати, как там стая в Шривпорте. Я уже месяца два ни с кем из тамошних вервольфов не говорила. Даже уже забыла, когда было последнее полнолуние. Не вчерашней ли ночью?

Так, теперь мысль перешла с Билла на Олси. Если не прервать процесс, следующим этапом вспомнится последний мой утраченный бойфренд, Квинн. Пора что-то делать.

Моя семья жила в этом скромном доме более полутора сотен лет. Многократно перестроенный, мой дом находится посреди леса, растущего вдоль Хаммингберд-роуд, под городком Бон-Темпс в округе Ренард. Деревья растут мощнее, гуще к востоку от заднего фасада дома, потому что там их уже добрых пятьдесят лет не рубили. К югу, где кладбище, лес редеет. Местность слегка холмистая, и далеко на краю моей земли течет ручей, но до самого ручья я уже сто лет не доходила. Жизнь у меня очень насыщенная — подавать напитки в баре, телепатничать (новый такой глагол) для вампиров, невольно участвовать в борьбе за власть у вампиров и вервольфов, и всякие прочие дела, и магические, и обыденные.

Но в лесу мне было хорошо, хотя воздух был сырым и холодным, и приятно было размять мышцы.

Я пробиралась сквозь кусты не меньше получаса, настороженно высматривая какие-нибудь следы того, что устроило ночью такой шум. В северной Луизиане много есть местных зверей, но почти все они тихи и осторожны: опоссумы, еноты, олени. Есть менее тихие, но все же осторожные млекопитающие: койоты и лисы, например. Бывают и более примечательные создания: в баре я все время слышу охотничьи рассказы. Пара заядлых охотников говорит, что в частном охотничьем заповеднике встречали черного медведя — где-то мили за две до моего дома. Терри Бельфлер божился, что видел два года назад настоящую пантеру. И про диких кабанов почти все охотники рассказывают.

Конечно, я не ожидала подобных встреч. Но сотовый на всякий случай в карман сунула, хотя не знала, берет ли он в лесу.

Дойдя до ручья, я в своей стеганой куртке слегка согрелась и без труда присела, чтобы осмотреть мягкую землю у самой воды. После недавнего дождя ручеек вздулся и бежал вровень с берегами. Я никак не следопытка, но было видно, что здесь побывали олени, ходили еноты. Может, пробежала собака. А то и две. Или три. И вот это уже нехорошо, подумала я с легкой тревогой. Стая собак всегда может стать опасной. Не настолько я разбираюсь в следах, чтобы понять, насколько они свежие, но так подумала, что будь они позавчерашними, были бы суше.

Из кустов слева донесся звук, и я замерла, боясь поднять голову и посмотреть в ту сторону. Очень осторожно выдвинув из кармана телефон, посмотрела на экранчик. ВНЕ ЗОНЫ, гласила надпись.

Вот же задница.

И это было очень слабо сказано.

Звук повторился — я определила его как стон. Непонятно только, человек это стонет или зверь. Прикусив губу, я заставила себя встать, очень медленно и осторожно. Ничего не случилось. И звуков больше не было. Взяв себя в руки, я осторожно стала двигаться в ту сторону. Отодвинула ветки чего-то блестящего вечнозеленого.

На земле, прямо в холодной мокрой грязи, лежал человек. Голый, как кочерга, но перемазанный засохшей кровью.

Я с опаской приблизилась, потому что даже голый и окровавленный человек в грязи может быть опасен. Пожалуй, эти признаки даже указывают на опасность.

— Эй, — сказала я. Не самое оригинальное начало разговора. — Вам, это, помощь нужна?

Ну, в общем, достойный конкурент вступительной фразы: «Как вы себя чувствуете?»

Он открыл глаза — темно-рыжие, дикие, круглые, как у совы.

— Уходите! — приказал он настойчиво. — Они могут вернуться!

— Тогда поспешим, — ответила я. Совершенно не собиралась оставлять беспомощного человека на волю тех, кто довел его до такого состояния. — Вы сильно ранены?

— Бегите отсюда! — повторил он еще настойчивей. — Скоро стемнеет.

Он с гримасой боли протянул руку, схватил меня за лодыжку. Определенно хотел привлечь мое внимание.

Слушать его слова, когда перед глазами было столько отвлекающей наготы, оказалось затруднительным. Я решительно сосредоточила взгляд выше его груди, покрытой — не слишком густо — темно-каштановыми волосами. По всей широкой ширине. Нет-нет, я не смотрела!

— Пойдемте, — сказала я, склоняясь над ним. Вокруг него плелась путаница следов, указывающая, что недавно здесь было неспокойно. — Давно вы здесь?

— Несколько часов, — сказал он и ахнул от боли, попытавшись приподняться на локте.

— В такой холод? — Господи Иисусе, не удивительно, что он весь посинел. — Вас надо отвести в дом, — решила я и добавила: — Немедленно.

На левом плече кровь. Я решила посмотреть, какие еще есть ранения, и это была ошибка. Все это тело — хотя обезображенное грязью, кровью и холодом, было… было…

Да что со мной такое? Стою, уставившись на совершенно незнакомого мужчину (голого, красивого), и пускаю похотливые слюни, а он ранен и напуган.

— Вот что, — начала я, стараясь говорить решительно, целенаправленно и асексуально. — Обнимите меня здоровой рукой за шею, и поможем вам встать на колени. Потом поднимемся и пойдем.

Синяков на нем было много, но иных ранений на коже я не увидела. Еще он попытался возражать, но уже темнело, и я его резко оборвала:

— Шевелитесь. Не надо нам здесь напрасно торчать. Дай нам бог за полчаса до дома добраться.

Он замолчал, потом кивнул. С большим трудом мы поставили его на ноги. Я даже вздрогнула, увидев, как они покрыты грязью и царапинами.

— Вот и славно, — заявила я с преувеличенной бодростью. Он сделал шаг, вздрогнул от боли. — Как ваше имя? — спросила я, чтобы отвлечь его.

— Престон, — ответил он. — Престон Пардлоу.

— Откуда вы? — спросила я. Мы пошли чуть быстрее, и это радовало, потому что лес все темнел и темнел.

— Из Батон-Руж, — ответил он. Несколько удивился вопросу.

— И как же вы оказались в моем лесу?

— Видите ли…

Я поняла, в чем проблема.

— Пардлоу, вы — вервольф?

Он слегка обмяк, утратил настороженность. Я это и так знала по узору его мозга, но не хотела его пугать, рассказывая о своих маленьких странностях. У Престона узор мыслей был — как бы описать? — глаже, гуще, чем обычно у вервольфов. Но у каждого разума текстура своя, конечно.

— Да, — ответил он. — Значит, вы знаете.

— Знаю. — Я знала куда больше, чем мне хотелось бы. Вампиры вышли из подполья с появлением японской синтетической крови, которая оказалась способна поддерживать их существование, но другие существа тьмы и теней такого гигантского шага не сделали. — Какой стаи?

Мы споткнулись об упавший сук, удержали равновесие. Он тяжело на меня опирался, и я боялась, как бы нам все-таки не рухнуть на землю. Надо было поторапливаться, но он и правда стал двигаться быстрее, будто мышцы разогрелись.

— «Оленебои». К югу от Батон-Руж.

— Так что же вы делаете в моем лесу? — повторила я вопрос.

— Это ваша земля? Простите за нарушение границ, — сказал он, переводя дыхание с одышкой. Мы как раз обходили куст чертова дерева. Одна колючка зацепилась за мою куртку, я с трудом вытащила ее.

— Чтобы у меня других забот не было. Кто на вас напал?

— Стая «Острые Когти», из Монро.

Ни одного вервольфа из Монро я не знаю.

— Почему вы здесь оказались? — спросила я, решив, что он мне рано или поздно ответит, если повторять вопрос.

— Мы собирались встретиться на нейтральной территории, — ответил он. Лицо его свело гримасой боли. — Нам это место предложил один из пантер-оборотней как буферную зону. У наших стай кровная вражда, и он сказал, что здесь мы вполне сможем решить все вопросы.

Мой брат предложил мою землю как площадку для переговоров между двумя стаями?

Мы с незнакомцем продолжали идти в молчании, и я пыталась все это осмыслить. Да, мой брат Джейсон — пантера-оборотень, хотя не урожденный, генетический, а ставший таковым от укуса. О чем он думал, направляя в мою сторону такую опасную компанию? Уж точно не о моем благополучии.

Мой спутник зашипел от боли. Чтобы облегчить ему ходьбу, я обняла его рукой за талию, а он закинул руку мне на плечи. Так, к моему облегчению, у нас стало получаться быстрее. Через пять минут стал виден свет, который я оставляю на заднем крыльце.

— Слава богу! — сказала я.

Мы прибавили темп и вошли в дом, как раз когда сгустилась тьма. На миг мой спутник выгнулся дугой, напрягся, но перекидываться не стал. Уже хорошо.

Подъем по ступеням оказался тяжелой работой, но все-таки я затащила Престона в дом и усадила за стол в кухне. Оглядела его пристально. Как ни странно, я не впервые притаскивала к себе на кухню голого и окровавленного мужчину. В таких же обстоятельствах я нашла когда-то вампира по имени Эрик. Ну не странно ли это, даже для моей жизни? Только времени не было все это жевать, потому что раненый нуждался в помощи.

Я попыталась рассмотреть рану на плече при свете кухонной лампы, но ее скрывали грязь и засохшая кровь.

— Как вы думаете, душ вы сможете выдержать? — спросила я, надеясь, что он не поймет меня неправильно: будто от него пахнет или там что. Хотя пахло от него действительно несколько непривычно, но нельзя сказать, чтобы неприятно.

— Столько я простоять смогу, — ответил он кратко.

— О’кей, тогда подождите секундочку.

Принеся с дивана из гостиной старый плед, я аккуратно завернула гостя. Думать сразу стало легче.

Я поспешила в нижнюю ванную включить душ, установленный через много лет после самой ванны на когтистых лапах. Наклонилась пустить воду, подождала, пока пошла горячая, и достала два чистых полотенца. Амелия оставила на полочке в душе шампунь и ополаскиватель, и мыла тоже хватало. Я попробовала воду рукой — хорошая, горячая.

— О'кей! — крикнула я в кухню. — Иду за вами!

Мой нежданный посетитель вздрогнул, когда я вошла на кухню.

— Зачем? — спросил он, и я подумала, не стукнулся ли он в лесу головой.

— В душ. Слышите, вода шумит? — Я старалась говорить будничным тоном. — Вас надо отмыть, чтобы рассмотреть раны.

Мы снова встали и пошли, и мне показалось, что ходит он лучше, будто тепло дома и гладкость пола сняли напряжение с его мышц. Плед он оставил на стуле — у него насчет наготы никаких комплексов, как и у всех почти оборотней. Ну, так это же хорошо? Его мысли были для меня непрозрачны, как иногда бывают мысли оборотней, но я уловила вспышки беспокойства.

Вдруг он оперся на меня тяжелее, и я пошатнулась, опершись на стену.

— Простите, — выдохнул он. — Ногу свело.

— Ничего страшного, — отозвалась я. — Мышцы растягиваются, наверное.

Мы добрались до нижней ванной, которая у меня очень старомодна. Моя ванная при спальне посовременнее, но зато в этой меньше личного.

Престон не заметил черно-белой шахматной плитки. С нескрываемой жадностью он смотрел на льющуюся в ванну горячую воду.

— Вас сперва оставить одного ненадолго, а потом уже помочь встать под душ? — спросила я, кивком указав на унитаз.

Он посмотрел на меня недоуменным взглядом.

— А! — понял он наконец. — Нет-нет, не надо.

Мы пододвинулись к краю ванны, довольно высокому. После многих неуклюжих маневров Престон закинул ногу через край, я подтолкнула, и он смог достаточно высоко поднять вторую, чтобы влезть внутрь. Проверив, что он стоит и не падает, я стала задергивать занавеску душа.

— Леди! — позвал он, и я остановилась.

Он стоял под струей горячей воды, волосы прилипли к голове, вода стучала по груди и сбегала вниз по… ну, в общем, он всюду уже согрелся.

— Да? — Я попыталась скрыть, что у меня перехватило горло.

— Как вас зовут?

— Ох, простите! — Я с трудом проглотила слюну. — Меня зовут Сьюки, Сьюки Стакхаус. — Я снова проглотила слюну. — Вот мыло, вот шампунь. Я дверь оставлю открытой, хорошо? Когда закончите, позовете, и я вам помогу вылезти.

— Спасибо, — ответил он. — Я позову, если будет нужно.

Я задернула занавеску душа — не без сожаления. Проверив, что Престону легко будет добраться до чистых полотенец, я вернулась в кухню. Чем же его угостить? Кофе, шоколад, чай? Или что-нибудь спиртное? У меня был «бурбон» и пара банок пива в холодильнике. Спрошу у него. Суп, ему бы хорошо супу. Домашнего у меня нет, но есть пакеты кэмпбелловские. Я поставила суп на плиту, зарядила кофеварку, вскипятила воду на случай, если он захочет чай или шоколад. Я просто кипела жаждой деятельности.

Престон вышел из ванной, обернув вокруг бедер большое синее банное полотенце Амелии. Можете мне поверить, никогда оно еще так хорошо не выглядело. Еще одно полотенце он набросил на плечи, чтобы с волос не капало, и оно закрыло рану на плече. На каждом шаге он слегка вздрагивал, и я понимала, что это должно быть больно. При последней поездке в «Вол-Март» я по ошибке купила мужские носки. Сейчас я достала их из ящика и подала Престону, вернувшемуся на свое место за столом. Он неожиданно для меня стал внимательно на них смотреть.

— Вам нужно носки надеть, — сказала я, думая, не потому ли он медлит, что решил, будто это белье другого мужчины. — Это мои, — заверила я его. — У вас ноги непривычные босиком.

— Да, — согласился Престон и довольно-таки медленно нагнулся, чтобы их надеть.

— Вам помочь? — спросила я, наливая суп в тарелку.

— Нет, спасибо, — ответил он. Лицо его скрыла завеса упавших волос. — Что это так хорошо пахнет?

— Я вам супу разогрела, — сказала я. — Вам кофе, или чай, или…

— Чай, если можно.

Я чай никогда не пью, но у Амелии его немножко есть. Я стала рассматривать ее наборы, надеясь, что ни одна из этих смесей не превратит его в лягушку или что-нибудь такое. Магия Амелии в прошлом давала неожиданные результаты. Вот это, на котором написано «Липтон», подойдет?

Я бросила пакет в кипящую воду, надеясь на лучшее.

Престон ел с осторожностью — может быть, слишком горячо получилось. Каждую ложку он отправлял в рот с таким видом, будто никогда раньше супа не ел. Наверное, его мама всегда кормила его домашним — я как-то даже смутилась. И все время таращилась на него, потому что точно никакого лучшего объекта для взглядов здесь не было. Тут он поднял голову, и наши взгляды встретились. Опа!.. Очень уж быстро все происходит.

— Так как вас ранили? — спросила я. — Стычка была, что ли? Почему ваша стая вас бросила?

— Произошла драка, — ответил он. — Переговоры не получились. — Он говорил как-то неуверенно и огорченно. — И в темноте получилось так, что меня оставили.

— И вы думаете, что они за вами вернутся? Он доел суп, и я поставила перед ним чай.

— Либо моя стая, либо из Монро, — ответил он мрачно.

Это не внушало оптимизма.

— Ладно, давайте тогда я посмотрю ваши раны, — сказала я. Чем раньше я буду знать, насколько он в форме, тем быстрее смогу решить, что делать дальше.

Престон снял с шеи полотенце, и я наклонилась посмотреть на рану. Она почти зажила.

— Когда вас ранили? — спросила я.

— Перед рассветом. — На меня глянули большие темно-желтые глаза. — Я там несколько часов пролежал.

— Но…

Вдруг я усомнилась, было ли так уж разумно вести к себе домой совершенно незнакомого мужчину. Однако сообщать Престону, что я сомневаюсь в его словах, было бы неблагоразумно, и я это понимала. Там, в лесу, рваная рана выглядела очень грозно. А сейчас, в доме, она за несколько минут зажила? Как это может быть? Оборотни поправляются быстро, но не мгновенно.

— Что случилось, Сьюки? — спросил он.

Очень непросто было думать о чем-либо другом, когда мокрые волосы рассыпались у него по груди, а полотенце спустилось ну очень низко.

— Вы и правда оборотень? — выпалила я и быстро отступила. Волны его мозга вошли в классический ритм вервольфа: знакомые мне рваные темные перепады.

Престон Пардлоу даже перепугался:

— А кто же еще?

Он вытянул руку — и она послушно покрылась мехом от плеча и до ставших когтями пальцев. Такого непринужденного превращения я в жизни не видела, и не было звуков, которые я привыкла после нескольких раз ассоциировать с переменой облика.

— Вы, наверное, супервервольф какой-то.

— У нас в роду все очень одаренные, — сказал он гордо.

Он встал, и полотенце соскользнуло.

— Что да, то да, — произнесла я сдавленным голосом, чувствуя, как краснеют щеки.

И тут снаружи завыли. Не бывает более жуткого звука, особенно в темную холодную ночь. А когда этот звук идет оттуда, где твой двор переходит в лес, — ну, тут уж волоски на руках дыбом встают. Я посмотрела на Престона проверить, подействовал ли этот вой и на него, и увидела, что рука его снова стала человеческой.

— Они вернулись за мной.

— Ваша стая?

Я надеялась, что это его родня пришла за ним.

— Нет, — ответил он безжизненным голосом. — Это «Острые когти».

— Звоните своим, зовите их сюда.

— Меня оставили не просто так. — Судя по виду, ему было очень стыдно. — Я не хотел об этом говорить, но вы ко мне были так добры…

Мне это нравилось все меньше и меньше.

— И что за «не просто так»?

— Это было наказание за… проступок.

— Объясните. Не больше двадцати слов.

Он уставился на пол, и я поняла, что он про себя считает слова. Уникальный мужик.

— Меня хотела сестра вожака, я ее не хотел. Она сказала, что я ее оскорбил. Наказанием была пытка.

— Почему вожак вашей стаи на это согласился?

— Слова еще надо считать?

Я покачала головой. Он говорил вполне серьезно. Если у него есть чувство юмора, то оно хорошо скрыто.

— Я у вожака стаи не в любимцах, и он был рад поверить в мою виновность. Он сам хочет сестру вожака «Острых когтей», и это была бы, с точки зрения обеих стай, удачная партия. Вот меня и выдали на расправу.

Уж что сестра вожака его хотела, я поверила сразу. Да и остальная история не была особенно отвратительной — если много имел дела с вервольфами. Да, внешне они вполне люди и вполне цивилизованные, но когда действуют согласно своей оборотнической сути, становятся иными.

— Значит, они пришли сюда забрать вас и продолжить избиение?

Он мрачно кивнул. А у меня духу не хватило ему сказать, чтобы накрутил полотенце обратно. Тяжело вздохнув, я отвернулась и решила, что надо бы пойти принести ружье.

Когда я его принесла из чулана в гостиной, вой нескольких глоток эхом отдавался в лесу, голос за голосом. «Острые когти» проследили путь Престона до моего дома. Мне никак его не спрятать, сказав, что он ушел… или все же можно? Если они не войдут…

— Вам надо забиться в дыру вампиров, — сказала я. Престон отвернулся от задней двери, и глаза у него расширились при виде ружья. — Она в гостевой спальне.

Дыра вампиров осталась со времен, когда моим бойфрендом был Билл Комптон, и я сочла разумным иметь в доме светонепроницаемое место на случай, если день застанет его у меня.

Здоровенный вервольф замешкался, и я, схватив его за руку, потянула по коридору, показала ему потайной люк в стенном шкафу спальни. Престон начал было спорить — все вервольфы предпочитают драться, а не бежать, — но я его втолкнула внутрь, опустила «пол» и забросала для правдоподобия обувью и барахлом.

В переднюю дверь громко постучали. Я проверила, что ружье заряжено и снято с предохранителя, потом вышла в гостиную. Сердце колотилось со скоростью сотня миль в минуту.

Вервольфы в своей человеческой жизни предпочитают работу синих воротничков, хотя некоторые делают карьеру в бизнес-империях. Я выглянула в глазок: стоящий перед дверью вервольф наверняка был полупрофессиональным борцом. Здоровенный, волосы тугими волнами спадают на плечи, аккуратно подстриженная бородка и усы. Одет в кожаный жилет и кожаные штаны, уходящие в мотоциклетные сапоги. Вокруг бицепсов — настоящие кожаные ремешки, кожаные браслеты на запястьях. Как иллюстрация из фетишистского журнала.

— Что вам нужно? — спросила я через дверь.

— Впустите меня в дом, — сказал он неожиданно высоким голосом.

Поросенок, поросенок, впусти меня в дом!

— С какой стати?

Не пущу, не пущу, серый волчище!

— Потому что мы можем и вломиться, если придется. Но мы с вами не ссорились. Мы знаем, что это ваша земля, и ваш брат нам сказал, что вы про нас знаете. Но мы тут ищем одного парня, и нам надо знать, не у вас ли он.

— Здесь был мужчина, приходил к задней двери. Но он кому-то позвонил, за ним приехали и забрали.

— Не отсюда, — возразил гороподобный оборотень.

— Нет, через заднюю дверь. Именно туда вел след Престона.

— Хм. — Прижав ухо к двери, я услышала, как он буркнул: — Пойди проверь. — Большой темный силуэт бросился прочь. — Но я все равно должен войти и посмотреть, — настаивал непрошеный гость. — Если он у вас в доме, вы в большой опасности.

С этого и надо было начинать: пытаться убедить, что он пришел спасать меня.

— Хорошо, но только вы один. И знайте, что я в дружбе со стаей Шривпорта, и если что, вам придется держать ответ перед ними. Позвоните Олси Герво, если не верите.

— Ой, как я боюсь! — пропищал человек-гора деланным фальцетом.

Но когда я открыла дверь и он увидел ружье, на его лице выразилась мысль, что, быть может, не так все просто со мной. Молодец, умница.

Я отступила в сторону, но стволы по-прежнему смотрели на него, сообщая о серьезности моих намерений. Он шагнул в дом, интенсивно нюхая воздух. В человечьем облике у него обоняние совсем не то, и я была намерена ему сказать, что если он начнет превращаться — застрелю.

Человек-гора поднялся на второй этаж, и я слышала, как он открывает чуланы и заглядывает под кровати. Даже в мансарду сунулся — заскрипела на петлях старая дверь.

Потом он в своих сапожищах протопал вниз. Поиски его не удовлетворили, потому что он чуть ли не фыркал от досады. Я продолжала держать ружье ровно.

Он вдруг закинул голову назад и заревел. Я аж вздрогнула, и это было все, что я могла себе позволить, не отступив. Руки уже отваливались.

Он с высоты своего роста метал в меня молнии сердитых взглядов.

— Ты что-то от меня скрываешь, женщина! Если я узнаю, что это было, я вернусь!

— Вы посмотрели, и его здесь нет. Пора вам уходить. Сегодня же сочельник! Шли бы вы домой подарки заворачивать?

Окинув последним взглядом гостиную, он вышел. Я не могла сама себе поверить: получилось!

Опустив ружье, я аккуратно поставила его обратно в чулан. Руки уже дрожали от такого долгого напряжения. Потом я закрыла и заперла дверь. Обернулась.

По коридору в носках — а больше ни в чем — шел Престон. И лицо у него было тревожное.

— Стоп! — сказала я, предупреждая его появление в гостиной.

Шторы были открыты. Я обошла дом, закрывая шторы на всех окнах — осторожность лишней не бывает. Не жалея времени, провела свой собственный поиск, и не обнаружила живого мозга в окрестности дома. Никогда не знаю, насколько далеко берет эта вот моя локация, но сейчас я знала, что «Острые когти» ушли.

Когда я обернулась закрыть последнюю штору, Престон стоял позади меня, обняв меня руками, и начал меня целовать. Я еще успела всплыть на поверхность со словами:

— Я же не…

— Представим себе, что ты нашла меня под елочкой, — прошептал он. — В подарочной упаковке. Представим себе, что у тебя в руках омела.

Представить это себе оказалось проще простого. Несколько раз.

За несколько часов.

Проснувшись рождественским утром, я чувствовала себя такой отдохнувшей, как только это возможно. Я не сразу поняла, что Престон ушел, и хотя это чуть кольнуло меня, одновременно я испытала облегчение. Я его совсем не знаю, и даже после такой тесной близости пришлось бы гадать, каково было бы с ним провести целый день наедине.

В кухне он мне оставил записку.

Сьюки, ты невероятна. Ты спасла мне жизнь и подарила такое Рождество, какого никогда не было. Я не хочу больше навлекать на тебя беду. Я никогда не забуду, как ты великолепна — во всем.

И подпись.

Я чувствовала, что меня опустили, но при этом, как ни странно, я была счастлива. Наступило Рождество. Я пошла и включила огни на елке, села на бабушкин диван, завернувшись в старый плед, еще слегка пахнущий моим гостем. Взяла себе на завтрак большую чашку кофе и банановый хлеб с орехами домашней выпечки. Мне еще надо было подарки развернуть. А где-то в полдень начал звонить телефон. Сэм, потом Амелия, и даже Джейсон позвонил и сказал: «Счастливого Рождества, сестрица!» И тут же повесил трубку, пока я не успела спросить, какого черта он сдал мою землю под драку двух стай оборотней. Учитывая счастливый исход, я решила простить и забыть — но только этот его поступок.

Поставила в печку грудку индейки, приготовила кастрюльку сладкого картофеля, открыла банку клюквенного соуса и сделала салат из брокколи с сыром.

Примерно за полчаса до того, как готов был этот несколько упрощенный пир, позвонили в дверь. Я была в новых светло-синих штанах и велюровом топе — подарок от Амелии. И ощущала себя чертовски самодостаточной.

Поэтому сама удивилась, как меня обрадовало появление в дверях моего прадеда. Его зовут Найэл Бригант, и он принц фейри. В общем, долго рассказывать, но так оно и есть. Мы познакомились с ним всего месяца два назад, и не могу сказать, что хорошо друг друга знаем, но мы родственники. Он ростом шесть футов, почти всегда носит черный костюм с белой рубашкой и черным галстуком, волосы у него золотистые и тонкие, как на кукурузном початке. Они длиннее моих и развеваются при малейшем ветерке.

А, еще вот что: моему прадеду тысяча лет. Или около того. Я так понимаю, что уже тяжело помнить точно — в таком-то возрасте.

Найэл мне улыбнулся, шевельнулись тонкие морщинки возле глаз, почему-то еще усиливая его обаяние. У него, к моему радостному изумлению, еще был ворох завернутых коробок.

— Как я рада тебя видеть, прадедушка, заходи! — пригласила его я. — У меня рождественский обед, разделишь его со мной?

— Конечно, — ответил он, — для того я и пришел. Хотя и не был приглашен, — добавил он.

— Ой! — Мне вдруг стало стыдно за свою невоспитанность. — Я просто не думала, что тебе такие вещи интересны… я к тому, что ты же не…

— Не христианин, — улыбнулся он, выводя меня из затруднения. — Нет, моя дорогая. Но ты любишь Рождество, и я подумал, что хотел бы встретить его вместе с тобой.

— Ух ты! — отозвалась я. Я и для него завернула подарок, намереваясь отдать при очередной встрече (увидеться с Найэлом — не слишком регулярное событие), и потому сейчас купалась в полном счастье. Он мне подарил опаловое ожерелье, а я ему пару новых галстуков (черному пора в отставку) и вымпел команды «Шривпорт мадбагз» — ради местного колорита.

Когда еда была готова, мы сели обедать, и он ел и хвалил.

Потрясающее было Рождество.

Мужчина, известный Сьюки Стакхаус под именем Престона, стоял в лесу и смотрел, как она и ее прадед движутся по гостиной.

— Она прекрасна и слаще нектара, — сказал он своему спутнику, здоровенному вервольфу, который обыскивал дом Сьюки. — Мне только чуть пришлось прибавить магии, чтобы возникло влечение.

— А как Найэл втравил тебя в это дело? — спросил вервольф. Он и правда был вервольфом, в отличие от Престона — фейри с даром перевоплощения.

— Он меня однажды вытащил из передряги. Чтобы долго не рассказывать, там пришлось отмазываться от ворлока и от эльфа. Так вот, Найэл сказал, что хочет этой человеческой женщине сделать очень счастливое Рождество, которого она заслуживает, а родных у нее нет. — Он задумчиво поглядывал на силуэт Сьюки, движущийся в окне. — Вот он и скроил эту историю под нее как на заказ. Она не разговаривает с братом — потому именно брат «сдал» нам ее лес. Она; ее лес. Она любит помогать другими — я был «раненым». Она любит защищать — и за мной «охотились». У нее давно уже не было секса — и я ее соблазнил. — Престон вздохнул: — Я бы рад был это повторить. Чудесно — для тех, кто людей любит. Но Найэл сказал: больше никаких контактов. А его слово — закон.

— Как ты думаешь, зачем он это все для нее устроил?

— Понятия не имею. А как он тебя с Куртом в это дело затащил?

— А мы у него работаем в одной из его контор курьерами. Он знает, что мы немножко играем в любительских спектаклях. — Вервольф попытался придать себе скромный вид, но не очень получилось. — Вот мне досталась роль Большого громилы, а Курт был Второй громила.

— И вы отлично сыграли, — сказал фейри-Престон с неподдельным одобрением. — Ладно, пора мне в свои леса обратно. Будь здоров, Ральф.

— Пока, — ответил Ральф, и Престон в мгновение ока исчез.

— Как они, черт их побери, это делают? — спросил себя Ральф, пожав плечами, и затопал через лес к ожидающему мотоциклу и своему приятелю Курту. С полным карманом денег и историей, которую надлежало хранить в тайне.

А внутри старого дома Найэл Бригант, принц фейри и любящий прадед, слегка насторожил уши, услышав далекие звуки ухода Престона и Ральфа. Он знал, что слышны они только ему, и улыбнулся своей правнучке. Что такое Рождество, он не совсем понимал, но знал, что это время, когда люди дарят и получают подарки и собираются в семейном кругу. Глядя на счастливое лицо Сьюки, он знал, что подарил ей неповторимые йольские воспоминания.

— Счастливого Рождества, Сьюки! — сказал он и поцеловал ее в щеку.