В погоне за красавицей

Глава 11

Солнечный свет пробивался сквозь облака, согревая весенний день. Джулиана трясло, качало и подбрасывало в такт движению фургона. Их тащили шесть крепких лошадок, которыми управлял сгорбленный возница, упрятавший голову в шарф, как настороженная черепаха. По бокам фургона были сделаны скамьи, а в середине скупо набросана солома. Ребекка сидела рядом с Джулианом, откинувшись на гнутые стенки фургона. Она запрокинула голову к небу, закрыв глаза, лицо ее было мирным и спокойным. Легкий ветерок играл выбившимися из-под шляпки каштановыми локонами.

Джулиан подумал, что другие женщины страшно бы нервничали, если б за ними гнались опасные воры и им пришлось бы путешествовать под чужой личиной вдали от всего привычного. Но Ребекка погрузилась в их необычное приключение почти с легкостью. Он никак не мог понять — то ли она такая отважная, то ли неразумная.

— Вы, кажется, наслаждаетесь этим днем, миссис Бэкон? — тихо поинтересовался он.

Она открыла один глаз и посмотрела на него из-под затеняющих лицо полей шляпы.

— Ветерок просто чудесный, мистер Бэкон. В воздухе пахнет весной, когда все начинает распускаться и цвести. — Она понизила голос: — Знаете, мне ведь никогда не позволяли проехаться в открытом экипаже.

Их подбросило на особенно глубокой колдобине, и Джулиан едва успел подхватить ее, чтобы она не свалилась на солому, покрывавшую днище фургона.

— Судя по всему, вы не много потеряли.

Она проказливо усмехнулась и снова закрыла глаза.

Внимательно оглядев горизонт, Джулиан перевел внимание на других пассажиров фургона. В Ковентри к ним присоединилось еще шесть человек: четверо фермеров и ремесленников и две женщины, по всей видимости, их жены или сестры. До того момента они были неразговорчивы, что Джулиана вполне устраивало.

После остановки для водопоя Ребекка спросила его, не может ли пойти рядышком с фургоном, и он присоединился к ней, направив на обочину, чтобы не наступать на лошадиный навоз.

Джулиан шагал, заложив руки за спину. Они не торопились, потому что фургон двигался медленно. Ребекка шла рядом с грацией женщины, привыкшей к длительным прогулкам. Через некоторое время она спустила свою черную шаль с плеч на локти, где она могла свободно болтаться.

— Почему вам не позволяли ездить в открытом экипаже? — наконец спросил он.

— Я наверняка уже упоминала об этом, — беззаботно откликнулась она. — Из-за болезней.

— Из-за болезней? Не понимаю.

— Я часто оказывалась на пороге смерти. Теперь я выгляжу вполне здоровой, но так было не всегда. Мне даже не разрешали лишний раз выходить из дома, чтобы я не подхватила какую-нибудь болезнь, что бродит по округе. Бронхит был моим любимым недугом, — сухо продолжала она. — Чтобы побороть его, мои родители перепробовали все, что предписывали доктора. Никакой езды в открытом экипаже. Защищаясь от сквозняков, я каждую ночь спала с головой и шеей, закутанными в теплую шаль. Вы никогда не видели девушку, настолько замотанную в теплое… даже когда я повзрослела и не была так подвержена болезням. Я даже не умею ездить верхом.

Он изумился.

— Живя в поместье, в сельской местности… это, должно быть, очень не просто.

— Я привыкла, — пожала она плечами. — Между мной и Сюзанной семь лет разницы. Так что когда она училась верховой езде, я была совсем ребенком. А когда я стала постарше, брат иногда сажал меня на лошадь за собой, когда родители не видели. Но это бывало очень редко. За мной тщательно следили, если не мама, то нянька, а потом гувернантка.

— Вас на удивление не испортили эти ограничения детства, — задумчиво произнес он. — Хотя ваша страсть к приключениям становится мне все более понятной.

Она улыбнулась, бросив на него задорный взгляд из-под шляпки.

— Но ведь ваше детство тоже наверняка повлияло на вас.

— Может быть, но я не знаю, как именно. — Он посмотрел на фургон, который уже обогнал их. — Вы, должно быть, устали. Может, нам стоит…

— Вот это настоящая реакция. Вам не хочется об этом говорить.

— Моя реакция?

— Насчет вашего детства. Вы упоминали, что большую часть времени проводили со слугами. И не думаю, что это был гувернер. Так что давайте, мистер Бэкон, поделитесь вашими секретами с женой. — Она на ходу взяла его под руку.

— У меня нет никаких секретов, — мягко промолвил он. Он не испытывал неловкости из-за того, в каких условиях прошло его детство. Однако он не готов был объяснять все, что произошло из-за кражи алмаза. Он не видел причин вдаваться в настолько личные объяснения.

— Значит, вы росли, как обычный будущий граф, который делает все, что положено другим будущим пэрам?

— Не совсем. Я ходил в школу с крестьянскими детьми.

Откуда вдруг это выскочило?

У нее на лице проявилось любопытство.

— В самом деле? А не в Итоне или Харроу?

— Начал я с Итона. А потом отец больше не смог оплачивать мое обучение.

Улыбка исчезла с ее лица.

— О Боже! Мне очень жаль.

— Не стоит меня жалеть.

— Я вовсе вас не жалею! Мне жаль ваших родителей, которые не смогли дать вам то, что получали другие сыновья. Но если вы начали с Итона… вы провели там хотя бы год?

— Одно полугодие.

— Значит, вы уехали домой на каникулы и не смогли вернуться? Как ужасно было вашему отцу сообщать вам об этом! — И когда он заколебался, она прицепилась к этому: — Расскажите мне, мистер Бэкон! Никаких секретов между мужем и женой.

— Отец ничего мне об этом не сказал. Это сделала школа перед тем, как начались каникулы.

Как получалось, что она могла вытащить из него правду о вещах, о которых он уже годами не вспоминал?

Когда Ребекка снова заговорила, его изумил ее сердитый тон.

— Это неправильно, — объявила она. — Ваш отец должен был бы предупредить вас об этом… Он ведь наверняка знал, что дела идут неладно.

— Мой отец обладал способностью прекрасно игнорировать то, что было прямо перед ним.

— И ваша мать не могла ничего поделать… сказать?

Он нахмурился и промолчал.

— Но конечно, она могла ничего не знать.

— Она только что родила близнецов, и теперь нас было у нее пятеро. Она была занята. Я должен был осознать правду.

— Но вам, наверное, было лет десять, и вы надеялись, что с вами будет то же, что и с остальными мальчиками. Не возлагайте такую вину на себя.

Ребекка поверить не могла, что Джулиан мог так спокойно говорить об этой грустной поре своего детства. Конечно, речь шла не о чьей-нибудь смерти, но он, несомненно, очень страдал, что у него жизнь складывается не так, как у других его ровесников, мальчиков его статуса. А потом отправился в сельскую школу… Она могла только восхищаться его решимостью получить образование. Он ведь так и не смог поступить в университет. Она постоянно ныла, что в детстве не могла того и другого, а вот у него были настоящие ограничения и трудности. Она представляла себе маленького Джулиана, темноволосого маленького мальчишку, жаждавшего учиться, которому сказали, что он не сможет вернуться в Итон. У него так и не оказалось шанса подружиться с другими мальчишками своего круга, а эти связи так важны в обществе.

Возможно, он именно поэтому так редко посещает светские увеселения.

— И поэтому вы много времени проводили со слугами, — подвела она итог. — Хотя, конечно, если было мало денег, и слуг было мало.

— Достаточное их число согласилось остаться, — спокойно произнес он.

— Почему?

— Потому что я попросил их об этом.

Она ощутила под рукой стальные мускулы, которыми мало кто из светских джентльменов мог похвастаться. Неужели он развил свою внушительную мускулатуру, проводя время со слугами, помогая им в их обязанностях? Но она никогда не осмелится задать ему этот вопрос. Он решит, что она его жалеет, хотя все обстояло совсем наоборот: она восхищалась его решимостью и работоспособностью.

— Ваши люди, наверное, очень вам преданы, — медленно выговорила она.

— Они хорошие люди. — Он вновь ускорил шаг. — Не хотите ли снова проехаться?

— Нет. Вы просто хотите оказаться там, где я не смогу расспрашивать вас.

— Лучше позвольте мне поспрашивать вас. Вы упоминали о том, что ваша семья сверхзаботлива. Разве не станут они тревожиться, если вы не появитесь у своей двоюродной бабушки?

— Я уже думала об этом, — кивнула она. — Когда мы вечером доберемся до Бирмингема, я напишу бабушке письмо, что по пути остановилась погостить у друзей. Но разумеется, не назову имен. Так что если после этого я задержусь с появлением на неделю-другую, она не будет беспокоиться.

— Хитроумно.

Она рассмеялась, понимая, что он имеет в виду историю с письмом и позволяет ей осуществить придуманную идею.

— А как насчет вас? Вы даже не захватили в поездку никакого багажа, хотя, думаю, всем известно, что вы не отличаетесь импульсивностью.

Джулиан, выгнув бровь, смерил ее надменным взглядом.

— Я оскорблен.

— Как можно быть оскорбленным правдой?

— Я часто езжу в свои имения неподалеку от Лондона или навещаю свои фабрики в других городах. Так что все решат, что я туда и отправился. Как вы знаете, моя мать сейчас в Лондоне, и дом поэтому будет в полном порядке.

— Только вас не будет дома, чтобы сурово надзирать за братьями.

— Они будут в восторге, — сухо отозвался он. — Тревожиться о них придется моим сестрам.

— А почему тревожитесь вы? Ведь каковы бы ни были финансовые проблемы графства в пору вашего детства, вы с ними решительно и навсегда разделались.

Он ничего не ответил, и Ребекка задумалась, не смутила ли она его своими замечаниями. Смутила самого графа Паркхерста!

С лукавой улыбкой она заглянула ему в лицо.

— Я хочу сказать, что вы, вероятно, дали вашим братьям все, чего недоставало вам. Я права?

Он откашлялся и отвел глаза в сторону.

— Я сделал то, что требовалось. Возможно, в этом я перехватил лишнего.

— В самом деле? — заинтересовалась она.

— Вы могли сами наблюдать их поведение.

— Многое можно списать на их молодость и незрелость… но, как я понимаю, со своей незрелостью вы распрощались гораздо раньше, чем это делают они. Как можно винить их за это? Вы дали им возможность вести жизнь, которой не было у вас, когда вы росли.

— Хватит, миссис Бэкон. Я не заслуживаю таких похвал.

— Мужа всегда нужно хвалить. Даже если его больше интересует драгоценность, а не что-то или кто-то другой.

Он снова выгнул бровь, и она поспешила вприпрыжку догнать фургон.

Вечером они прибыли в Бирмингем, один из самых больших городов Европы, то место, которое Джулиану хотелось избежать, но фургон двигался по предписанному маршруту. Именно туда ехал поезд, с которого они сбежали и где воры будут их искать, думая, что они сошли именно здесь. Разумеется, они снова скроются в той части города, где их появления не будут ждать… но он чувствовал тревогу.

Дневного света еще хватало, чтобы он заметил, как темны улицы, отходящие в стороны от главной дороги, по которой они ехали. Бесчисленные жилища так теснились друг к другу, что заслоняли соседям солнце.

Когда их высадили у гостиницы, Джулиан, взяв Ребекку за руку, объявил вознице, что здесь у них живут родственники, которых им нужно навестить, и, значит, тому не стоит беспокоиться и договариваться о постое для них. После этого они ушли.

Они шли по улицам, переполненным фабричными рабочими, которые возвращались домой после трудового дня. Ребекка молчала. В воздухе висели тяжелые запахи, особенно от угля, горящего в домашних очагах и обогревающих фабрики. На рынке Джулиан купил им по мясному пирогу и узнал дорогу к другой гостинице.

Когда Джулиан вошел в приемный зальчик «Королевской головы», Ребекка отпустила его руку, и он не задумался, что это сулит. А она уже прошествовала к конторке хозяина. Полный коренастый хозяин устало ответил ей, что, конечно, у него есть свободные комнаты. Его восточноанглийский акцент заставил ее сначала заморгать непонимающе, и Джулиан увидел, как она напряглась, стараясь разобрать его ответ.

— Тогда я возьму одну комнату. Меня зовут миссис Лэмб.

Они не обсуждали, кем назовутся теперь, и графа очень позабавило, что она уже придумала новую историю.

— Это мой слуга Тассер. — Она надменным кивком указала на Джулиана, ставшего за ней. — Он хорошо устроится в ваших комнатах для слуг.

Джулиан напрягся. Что еще придумала эта плутовка? По выражению ее лица он не мог об этом догадаться, разве что она изображает независимую женщину, привыкшую справляться со всем самой.

— У нас таких нет, — сказал хозяин гостиницы. — Он может переночевать в конюшне за домом.

— Отлично.

Пока она торопливо нацарапала в регистрационном журнале свое имя и город, откуда они прибыли — Джулиан не смог разглядеть его название, — он стоял тихо и мял в руках шапку, понимая, что вмешиваться нельзя. Она ведь выставила его своим слугой.

Хозяин достал ключ и направился к лестнице, и Ребекка, воспользовавшись минутой, сказала:

— Будьте добры, отнесите наверх мой чемодан.

Джулиан молча передал ему жалкий багаж. Тот поднял брови и закатил глаза к небу, явно намекая, что она пытается выглядеть более важной особой, чем есть на самом деле.

Ребекка бросила Джулиану через плечо ехидную усмешку.

Ребекка понимала, что ее игра долго не протянется, но по крайней мере она обеспечила себе ночь в одиночестве. Утром Джулиан выскажет ей свое возмущение, но наверняка особенно злиться не будет. Ей доставило огромное удовольствие доказать ему, что не всем он может распоряжаться, а ею особенно. Это было ее приключение, она хотела насладиться им в полной мере, даже если для этого нужно будет поддразнить Джулиана.

Оставшись одна в комнате, Ребекка огляделась растерянно и огорченно. Неудивительно, что хозяин поспешил уйти, не глядя ей в глаза. На полу и на единственном стуле лежал толстый слой пыли. Он сказал, что последнее время у них мало постояльцев, и он пришлет служанку сменить постельное белье. Ребекка содрогнулась, побоявшись откинуть одеяло и посмотреть, что под ним.

В комнате было холодно, но в жаровне был только что разожжен небольшой огонь, чтобы она согрелась. Ребекка потрясла решетку, чтобы стряхнуть с угля золу, протянула над огнем замерзшие руки, пытаясь согреть их этим жалким теплом. Когда наконец придет лето? Она бросила взгляд на окно, подумав, как же, наверное, холодно в конюшне. Разумеется, Джулиан пышет таким жаром, что ему даже одеяло не понадобится… но она все же чувствовала себя виноватой. Что ж, ему придется привыкнуть к тому, что она ему ровня и все решения они должны принимать вместе. Хотя, конечно, последние десять лет он сам принимал все решения для всей своей семьи.

Она задумалась, каково было восемнадцатилетнему оказаться с такой властью. Был он полон решимости или нет? Или почувствовал облегчение… или, может быть, страх? Нет, таким она представить его себе не могла.

Когда служанка принесла постельное белье, Ребекка попросила у нее чернила, бумагу и перо.

— Мэм, я принесу все это после вашей ванны. Хотя слово «ванна» звучало просто божественно, Ребекка не удержалась от замечания:

— Но я не заказывала ванну.

— Ваш слуга сказал, что она вам понадобится после целого дня в дороге, мэм.

Теперь она по-настоящему испытала чувство вины, растерянно пробормотав:

— Спасибо.

Когда служанка наконец ее оставила, Ребекка сняла шляпку и шаль и обхватила себя руками. Горячие угли тихо потрескивали в жаровне, в соседней комнате сердито спорили мужские голоса, но слов было не разобрать. Кажется, она чувствует себя… одинокой? Всю жизнь она провела в обществе сестры и брата, а также множества кузин и кузенов. Они все чрезмерно заботились о ней, как и родители. Ей казалось, что она с восторгом примет возможность побыть в одиночестве.

Внезапно ставни распахнулись.

Она ахнула и отскочила к двери. Сердце бешено забилось. Это был Джулиан. Он всунул в окно голову и плечи. Чопорный граф Паркхерст лазает по стене?!

Ребекка стиснула зубы, с трудом удерживаясь от смеха. Со смешанным чувством страха и восхищения она наблюдала, как он подтянулся еще выше, потом перекинул ногу через подоконник и впрыгнул в комнату. Затем он медленно выпрямился, развернувшись во весь свой немалый рост. Она ждала, что он надвинется на нее, покажет, как разозлился… скажет что-нибудь резкое. Но он ничего подобного не сделал, только молча уставился на нее.

— Это была шутка, — пролепетала она, раскидывая руки.

— Я понимаю.

Он вообще способен разозлиться, утратить самообладание, совершить какое-то безрассудство? Конечно, он последовал за ней из Лондона, но, вероятно, он логично объяснил это себе необходимостью ее защитить.

Он медленно приблизился к ней.

— Вы явно не оценили все последствия своей шутки. Это одна из самых плохих гостиниц, в которых мне доводилось останавливаться. Конюшня в ужасающем виде. И вообще, кто знает, кого хозяин счел нужным предупредить о том, что стоит перехватить женщину, путешествующую в одиночестве.

Она вздохнула с тревогой, не уверенная в его настроении.

— Вы правы. Я сожалею.

Он окинул ее суровым взглядом.

— Где ванна?

— Я очень ценю, что вы позаботились ее заказать. — С каждой минутой она испытывала все большую растерянность.

— Когда ее принесут, я спрячусь, — промолвил он, выгибая бровь, на его губах играла легкая улыбка. — Если только вы не хотите, чтобы все в гостинице решили, что вы спите со своим слугой.

Она ответила ему такой же улыбкой, полная решимости доказать, что тоже может терпеть его подшучивания.

— Вы все еще голодны? — осведомился он. Она покачала головой.

— Тогда я полагаю, что, пока мы ждем, вы должны ответить мне на несколько вопросов. — И он уселся на единственный в комнате стул.

— О чем? — поинтересовалась она притворно беззаботным тоном.

— Прежде чем мы доберемся до Манчестера, мне хотелось бы больше узнать о художнике Роджере Истфилде и о картине, для которой вы позировали.

И он притянул ее к себе на колени. Ребекка ощутила наплыв тревоги, неуверенности и… возбуждения.