Проехав за час пять километров, поневоле задумаешься о прогрессе и его недостатках. О преимуществах думать не хочется, потому что стояние в пробках настраивает на минорный лад. В той или иной степени, но именно на минорный. «Шоссе Энтузиастов! – изощрялся в сарказме Александр. – Да уж, энтузиастов тут немерено! Энтузиаст на энтузиасте сидит и энтузиастом погоняет. И едут все с таким энтузиазмом, что дальше некуда. Да здравствует энтузиазм и энтузиасты! Переименовали бы, что ли, эту супертрассу в Черепашье шоссе. Пора уже, наверное, пересаживаться на велосипед. А ведь наступит день, когда и на велосипеде быстро не проедешь.»
Но стоило только съехать с забитого машинами шоссе и разогнаться километров до сорока, как раздражение тотчас улетучилось и захотелось думать о хорошем. «Прогресс – великое дело, – спешил реабилитироваться за свой недавний пессимизм Александр. – Без навигатора я бы тут колесил долго-предолго. Приходилось бы вылезать из машины, спрашивать дорогу… Кто-то бы непременно ошибся, отправив меня направо вместо того, чтобы отправить налево, пару раз я бы сам свернул не туда. А с навигатором – милое дело. Выставил адрес, указал свои предпочтения и следуй указаниям.»
Непостижима логика тех, кто дает названия улицам. По идее, Московский проезд должен выходить на шоссе, ведущее на Москву, или хоть как-то, хоть каким-то боком-намеком быть связанным с Москвой. На самом деле ничего московского, кроме разнообразия архитектуры, в этой узкой и недлинной улочке не было. Нужный Александру дом оказался двухэтажным, старым, с грязной, местами облупившейся штукатуркой. По фасаду тянулась коряво-витиеватая надпись «Балашиха – сталица подмосковья!»
В подъезде пахло сыростью и вареной капустой. Александр поднялся на второй этаж, остановился перед нужной ему дверью, немного помедлил и нажал кнопку звонка. Он приготовился к долгому разговору через дверь, потому что мало кто, не расспросив, пустит в квартиру незнакомого мужчину, да еще явившегося без предупреждения. Не исключено, что могут вообще не открыть.
Дверь открылась почти сразу, как будто Александра ждали, и без каких-либо вопросов. Даже в глазке не мелькнул свет, как это бывает, когда отодвигают заслонку и смотрят, кто пришел.
Перед Александром стоял высокий пожилой мужчина в ослепительно, не по-домашнему, белой футболке и синих спортивных брюках. По сходству черт нетрудно было догадаться, что перед ним отец Евы. Тот же лоб, тот же взгляд, те же высокие скулы, тот же овал лица. Да и кто еще может оказаться в квартире, где живут Евины родители?
– Здравствуйте! – сказал Александр и сделал паузу, давая возможность себя рассмотреть.
Александр приехал без предупреждения не случайно. Зная адрес, нетрудно найти номер телефона и позвонить, но была велика вероятность, что родители Евы не захотят общаться. По телефону отказать легче, чем вот так – лицом к лицу, а убеждать сложнее. Лучше уж явиться без предупреждения. Время Александр выбрал правильное – приехал вечером, но не очень поздно. Вообще-то рассчитывал явиться к семи часам, но стояние в пробке передвинуло время визита на час позже.
– Здравствуйте, – без особой приветливости ответил мужчина, окинув Александра изучающим взглядом. – Вы ошиблись подъездом. Ворчуковы живут в соседнем, и, насколько мне известно, они уже взяли аванс.
– Я к вам, – Александр улыбнулся как можно приветливее. – Вы ведь Виталий Максимович?
– Да, – кивнул мужчина. – Но я вас не знаю. Вы, простите, кто?
– Меня зовут Александр, я знакомый Евы.
Мужчина, не говоря ни слова, сделал попытку захлопнуть дверь, но Александр успел подставить плечо и одновременно достал из кармана куртки паспорт и визитницу.
– Виталий Максимович, вот мой паспорт, а вот моя визитная карточка, – сказал он. – Если не хотите пускать меня в квартиру, то давайте поговорим на площадке. Больше пяти минут я у вас не отниму, обещаю. Всего несколько вопросов.
Виталий Максимович паспорт брать не спешил, но на дверь налегать перестал.
– Будьте так добры! – воззвал к состраданию Александр. – Я к вам от Чистых прудов ехал.
– Да по мне, хоть от Патриарших! – проворчал Виталий Максимович, но паспорт и карточку взял.
Пока Виталий Максимович изучал паспорт, Александр, отступив на шаг, изучал его самого. Первое впечатление полностью совпадало с Евиной характеристикой. «Отец мой человек неплохой, но педант и зануда, каких мало», – говорила Ева. Педант и есть – паспорт пролистал от корки до корки, а потом сличил с ним визитную карточку. Александр терпеливо ждал. Карточку Виталий Максимович убрал в карман брюк, а паспорт вернул Александру.
– Проходите, раз уж пришли, – пробурчал он, давая понять, что не горит желанием общаться, и посторонился, пропуская Александра в прихожую. – Площадка не место для разговоров.
– Спасибо, – поблагодарил Александр.
Перед тем как войти, он усердно пошаркал ногами о придверный коврик, несмотря на то что на улице было сухо. Ева как-то упоминала, что мать ее просто помешана на чистоте. Ну и вообще – вытирая ноги, проявляешь уважение к дому. «Ментальный посыл на уровне бессознательного», – как однажды пошутил друг Андрей.
– Куртку вешайте сюда, – строго сказал хозяин, указывая рукой на крайний в ряду крюк, – и обувь снимите, у нас чисто.
«Уже лучше, – подумал Александр, расстегивая куртку. – В квартиру впустили, разуться велели, глядишь – и чаю предложат.»
Насчет чая он ошибся. Виталий Максимович провел его в ближайшую от прихожей комнату, молча указал рукой на диван, покрытый пикейным покрывалом, а сам вышел, оставив дверь открытой. Александр сел и огляделся. Ничего особенного или бросающегося в глаза – обстановка, как обстановка. Голубенькие обои в цветочек, полированная стенка, немного хрусталя, диван, два кресла, старый громоздкий телевизор, ковер на стене, серый ковролин на полу. Чистота идеальная – ни пылинки, ни соринки. Даже псевдобронзовая люстра сияет, словно ее только что протерли.
– Танюша, у нас гость! – донеслось из коридора.
Предупредив жену (насколько Александру было известно, мать Евы звали Татьяной Павловной), Виталий Максимович вернулся, сел на другой край дивана и сказал:
– Сейчас жена придет, она в ванной.
«Она в ванной» было сказано не от излишней простоты, а с умыслом, как намек на то, что Александр явился некстати. После того как едва не захлопнул дверь перед носом у гостя, можно обойтись без дальнейших намеков. «Ева права, он и в самом деле зануда», – подумал Александр и притворился, что не обратил внимания на намек.
– Я пока расскажу вам, Виталий Максимович. – начал было он, потому что сидеть молча было совсем неловко, но договорить не смог.
– Жена придет – тогда и расскажете! – перебил Виталий Максимович. – Она уже идет.
В подтверждение его слов где-то хлопнула дверь и послышались шаркающие шаги.
– Что за гость, Виталь?! Мы вроде никого не ждали.
В комнату вошла невысокая коренастая женщина в линялом фланелевом халате. Голова у нее была обмотана оранжевым махровым полотенцем. Узкие, глубоко посаженные глазки смотрели настороженно, а вздернутый кверху нос сморщился, точно его хозяйка принюхивалась к Александру. Широкий толстогубый рот и обвислые щеки довершали впечатление. «Вылитый бульдог, – подумал Александр, – ничего общего с Евой».
Александр встал и собрался представиться, но его опередил Виталий Максимович.
– Сказал, что знакомый нашего ребенка, – доложил он, тоже поднявшись на ноги. – Сказал, что разговор на пять минут. Зовут Александром. Вот его визитная карточка. Паспорт я тоже видел.
– Могу и вам показать, – предложил Александр.
– Не надо. – Мать Евы взяла карточку Александра и стала рассматривать ее, отставив далеко от глаз, чуть ли не на всю длину руки, как делают те, кто страдает дальнозоркостью. – Пластический хирург? Вы нам что, свои услуги пришли предложить? Не нуждаемся! Виталь, ты зачем его вообще впустил?
– Затем, чтобы в подъезде не шуметь, – огрызнулся Виталий Максимович. – Мало, что ли, про нас сплетничают?
Мать Евы вернула визитную карточку мужу, скрестила руки на груди и выжидательно уставилась на Александра.
– Давайте присядем и поговорим, – предложил Александр. – Стоя как-то не очень удобно.
– Присядем, – сквозь поджатые губы процедила хозяйка и села в кресло. – Ну, говорите, зачем вы нас побеспокоили.
«И проваливайте», – досказал ее взгляд, а руки ее так и остались скрещенными на груди – жест защиты.
– Я прошу прощения за беспокойство, Татьяна Павловна.
– Откуда вы знаете мое имя? – нахмурилась мать Евы. – Я вам его не называла.
– Ева называла. – До Александра начало доходить, что, кажется, приехал он напрасно. – Она.
– Ах! – саркастически воскликнула Татьяна Павловна, закатывая глаза и качая головой. – Надо же! Помнит еще, как меня зовут! А вот я все забыла! А что еще не забыла, то хочу поскорее забыть. Так и передайте.
Александр не рассчитывал на особо радушный прием, но и такой откровенной агрессии тоже не ожидал.
– Передам, – пообещал он, перехватывая инициативу. – Только для этого мне сначала надо ее найти. Дело в том, что Ева внезапно исчезла, а я ее безуспешно ищу..
– Никаких долгов платить мы не станем, – заявила Татьяна Павловна.
– И никто нас не заставит, – поддакнул Виталий Максимович.
– Ни о каких долгах речи не идет, – поспешно сказал Александр, несмотря на то что долг за Евой был. – Просто я хочу найти Еву и убедиться, что с ней все в порядке.
– Беспокоитесь? – издевательски ухмыльнулась Татьяна Павловна. – Я вот, родная мать, не беспокоюсь, а вы беспокоитесь.
– Беспокоюсь, – подтвердил Александр, удивляясь ее поведению. – Когда люди ни с того ни с сего исчезают и с ними невозможно связаться – это обычно вызывает у знакомых беспокойство. Вот я и приехал к вам для того, чтобы навести справки. Может, вы видели недавно Еву или говорили с ней.
– Нет! – в один голос ответили родители, переглядываясь друг с другом.
– Не говорили, не видели и видеть не хотим! – добавила мать Евы. – Странно, что вы решили к нам приехать. Или это разведка? Может, вы к квартире нашей присматриваетесь? Может, вы никакой не врач, а черный маклер?
– Нет, я не маклер. – От неожиданности Александр немного растерялся, но тут же взял себя в руки. – И квартира ваша меня не интересует…
– Здесь прописаны только мы с Виталей! – Татьяна Павловна указала пальцем на мужа, как будто Александр без этого не понял бы, о каком именно Витале идет речь. – Это наша общая собственность и больше ничья! Если кто-то думает.
– Меня интересует только Ева, – Александр, не отдавая себе в том отчета, немного повысил голос. – Если вы знаете, где она, или можете подсказать, у кого можно навести справки.
– Нет!
– Нет!
На этот раз хозяева ответили не в один голос, а по очереди. И снова переглянулись. «Зачем постоянно они переглядываются?» – подумал Александр, ощущая, как изнутри подступает раздражение.
– Жаль, – констатировал Александр, вставая, – очень жаль. Если вдруг Ева объявится, попросите ее связаться со мной.
– Никто здесь не объявится! – уверенно заявила Татьяна Павловна. – Некому у нас объявляться.
– Баба с возу – воздух чище! – выдал Виталий Максимович с таким видом, будто сказал нечто очень умное.
Супруга одобрительно посмотрела на него и кивнула, выражая полное согласие со сказанным, и повторила:
– Некому у нас объявляться! Свои все дома!
– Я бы на вашем месте не был столь категоричным, – не выдержал Александр. – Мало ли что может случиться.
– У нас все уже случилось! – зло и с вызовом ответила Татьяна Павловна.
«Какие же они.» – подумал Александр, переводя взгляд с Татьяны Павловны на Виталия Максимовича, а с него почему-то на люстру.
Он не мог подобрать подходящего слова. Противные? Ну-у, многие люди, которых можно назвать противными, по сравнению с этой парочкой просто голубки. Вредные? Вредность – это скорее ситуационное понятие, а не свойство характера. Мерзкие? В каком-то смысле – да, но не просто мерзкие, а как-то угнетающе мерзкие. Душные! Вот-вот, именно так – душные они. Пообщаешься немного – и сразу же на воздух тянет.
Судя по выражениям лиц хозяев, они думали об Александре примерно в том же ключе.
Когда Александр обулся и снял с вешалки куртку, Татьяна Павловна вдруг спросила:
– Хотите совет?
– Да, конечно!
Александр подумал, что мать Евы сменила гнев на милость, отмякла, оттаяла (ну должна же сохраниться хоть какая-то крупица материнских чувств!) и собирается сказать ему нечто дельное, но ошибся.
– Найдите себе нормальную женщину. – Голос Татьяны Павловны слегка оттаял. – Вы же приличный на вид мужчина, и специальность у вас хорошая. Вам долго искать не придется.
– Спасибо, – сухо поблагодарил Александр. – Всего хорошего, простите, что напрасно побеспокоил.
Хозяева ничего не ответили.
«Нормально съездил, – подумал Александр. – Пообщался. Убедился, что Ева была совершенно права, когда отзывалась о своих родителях не самым лучшим образом. Опять же – полагается отрабатывать все возможности».
Около подъезда курили и беседовали две девушки лет восемнадцати-двадцати – полная брюнетка и худенькая шатенка.
– А я ему говорю, что я дееспособна даже во время сушки ногтей! – тараторила шатенка. – Так что не надо этих упреков.
Увидев Александра, она замолчала и посмотрела на него с интересом оценщика антикварного магазина, которому принесли какую-нибудь редкую вещицу. Брюнетка же просто скользнула по Александру взглядом, затянулась и выпустила подряд три колечка дыма.
– Простите, а вы здесь живете? – спросил Александр.
– Здесь! – сверкнула глазами шатенка и задала встречный вопрос: – А что?
– Вы Еву, которая из пятой квартиры, случайно на днях не видели?
Дернула же нелегкая спрашивать, но девушки показались адекватными, даже милыми. О, как же обманчив бывает первый взгляд.
– Е-е-еву? – Шатенка всплеснула руками, едва не угодив горящей сигаретой в глаз подруге.
– Твою мать! – выругалась та. – Придержи грабли!
– Еву ему надо! – продолжала шатенка, не обращая внимания на подругу. – Ха-ха-ха! Держите меня семеро!.. А ты кто такой?
«Приличный на вид мужчина с хорошей специальностью», – чуть было не ответил Александр словами Татьяны Павловны, но подобный ответ не разрядил бы обстановку, скорее наоборот – подлил бы масла в огонь.
– Нет, кто ты такой?! – продолжала накручивать себя шатенка.
Поняв, что ничего умного ему не скажут, Александр поспешил уйти.
– Ева – повод вставить слева! – донеслось ему вслед.
«Сам виноват, – самокритично подумал Александр. – Нечего приставать с расспросами к кому попало».
В довершение всего не порадовала машина – завелась только с третьей попытки, чего раньше никогда не случалось.
«День сегодня такой. – подумал Александр. – Неблагоприятный.»
На перекрестке наперерез ему на красный свет выскочил мотоцикл. Резкое торможение – встряска для организма, как в прямом, так и в переносном смысле. Александр порадовался тому, что успел вовремя затормозить, и, раз уж начал радоваться, заодно порадовался и тому, что общение с Евиными родителями осталось в прошлом. С неприятным лучше разделаться поскорее, не откладывая. А еще он подумал, что когда у него самого будут дети, он никогда не станет рвать с ними отношения, подобно тому, как это сделали Евины родители. Что бы там ни случилось и как бы они себя ни вели. Необязательно все прощать и всему потакать, но не общаться совсем и так равнодушно воспринимать известие о том, что единственный ребенок исчез, – это слишком. Какая-то Зинаида, посторонний, можно сказать, человек, обеспокоилась и просила держать ее в курсе дела, а родная мать, не моргнув глазом, заявляет: «Не говорили, не видели и видеть не хотим!» А ведь если вдуматься, то Ева им ничего плохого не сделала. Взрослый человек волен жить так, как ему хочется, без постоянной оглядки на родителей. У детей своя жизнь, у родителей – своя. Разве можно становиться в позу и отрекаться от своего единственного ребенка, если он сделал что-то по-своему, так, как считал нужным? Какой в этом смысл?
Обратная дорога радовала отсутствием пробок. Разве что на светофоре немного постоять, так это же совершенно не напрягает. От такой езды не устаешь, а, напротив, отдыхаешь. Дважды звонил телефон, высвечивая на дисплее незнакомые номера. Сердце тревожно екало – вдруг это Ева, но в первый раз женщина ошиблась номером, а во второй раз пришло сообщение из сервисного центра с приглашением на очередное техобслуживание автомобиля.
Уже на подъезде к дому Александр вспомнил о том, что не обсудил с родителями Евы возможность подачи заявления о розыске в полицию. Вроде бы необязательно, чтобы по подобному делу обращался кто-то из родственников, коллега по работе, например, тоже может заявить, но все же, наверное, лучше, чтобы заявили родители. А с другой стороны, и правильно забыл, все равно с такими родителями, образно говоря, каши не сваришь. Мать бы сказала: «Вам надо, вот вы и ищите!» – или еще что-нибудь в этом роде.