В поле зрения

Глава 26

Семён обрадовался, когда увидел меня, хотя виду он и не показал. На мой вопрос, могу ли я пожить у него пару деньков, пока не утрясётся вся ситуация с похоронами, он ответил:

— А кто умер?

— Александр Айдарин, мой брат.

Семён несколько секунд смотрел на меня, пытаясь сообразить, не шучу ли я, но я был серьёзен как никогда. Затем он коротко выругался и пригласил меня внутрь.

— Живи сколько нужно, — мрачно проскрипел он.

— А как твоя…

— Всё ещё в больнице, её не будет две недели. Всё обошлось, даже почти без последствий, но, я думаю, что ей лучше не сообщать пока этой новости, сам понимаешь.

Затем я поведал Семёну всё, что со мной произошло за то время, когда я от него ушёл в последний раз, запретив участвовать в этой заварушке. Ну, не совсем всё рассказал — я всячески избегал упоминания Анны. Сейчас это уже не имело никакого смысла, но я не хотел, чтобы мой напарник уличил меня во лжи — ни к чему хорошему это не приведёт, особенно с природной подозрительностью Семёна. Я не хочу поссориться с ещё одним человеком. Но я так же нашёл в себе силы признаться ему, что я обладаю особенным даром, и что все мои беды за последний месяц возникли именно из-за него. Я рассказал про RD всё, что я знал на текущий момент, я рассказал, как мы с Джоном попали в плен Наумова благодаря предательству, как мы с боем бежали из него, как столкнулись с Алексеем, и как он накачался RD.

— Подожди, — остановил меня Семён. — То есть, ты хочешь сказать, что тот грёбаный смерч — это его рук дело?

— Косвенно, — кивнул я. — Он усилился настолько, что смог управлять электромагнитным полем довольно больших размеров. Он притянул грозу, и это придало ему дополнительных сил. Но это же и сыграло с ним злую шутку.

Я рассказал, как Наумов выстрелил в меня, как я попытался защититься, и в результате пуля угодила в брата. Как Наумов попытался сбежать по морю, но у него ничего не вышло. И как Алексей потерпел поражение, не справившись со своей мощью.

Я видел по глазам Семёна, что он не до конца поверил мне. Я был избит, весь в ранах и кровавых подтёках, забинтованный и залепленный пластырями — такому человеку легко списать все его россказни на бред, посттравматический синдром, особенно если учесть гибель близкого человека. Но я почти доказал ему, что я не вру, я проделал с ним ту же штуку, что и с Джоном. И, всё же, Семён так до конца мне и не поверил.

— Сколько ты таблеток съел за последние сутки? — спросил меня он. — Обезболивающего?

— Не в таблетках дело, как ты не поймёшь!

— Сколько?

Я задумался.

— Две в скорой. Ещё две в участке до допроса, и одну после. И ещё одну перед больницей.

— Шесть. И как ты себя сейчас чувствуешь?

— Перед глазами всё время летают розовые слоники с реактивными ранцами, а что?

Шутка не прошла, Семён с тревогой посмотрел на меня, затем быстро навёл чай с малиной, силой напоил меня и отправил спать. Я упирался столько, сколько мог, но стоило моей голове коснуться подушки, как я тут же заснул. Я чертовски сильно устал, я был измотан и избит, и, наконец, я смог отдохнуть и выспаться. Похоже, что я был истощён так сильно, что у меня даже не хватило сил на привычные сновидения, хотя я до этого не сомневался, что стоит мне закрыть глаза, как я окажусь в собственном кошмаре. За одно только это я был готов поверить в бога, но стоило мне открыть глаза и понять, почему я оказался не в своей постели, как всё желание моментально отпало.

Весь следующий день прошёл суматошно, в подготовке к похоронам. Родители принимали в этом непосредственное участие, но я наотрез отказался общаться с ними даже тогда, когда они дозвонились до квартиры Семёна, и тот сдал меня. Я объяснил родителям через него, где найти мою заначку на самый-чёрный-день, который, похоже, наступил, и я полностью остался без денег. Единственной купюрой, которая всё ещё оставалась у меня, был мятый полтинник в кармане рваной куртки. Я и Семён помогли родителям организовать похороны, найти нужные агентства и подыскать место на кладбище — всё наше общение происходило через Семёна. Я безмерно благодарен ему за это, но, в конце концов, он не вытерпел после того, как я заявил, что я не поеду на похороны в назначенное время, а подожду, когда все разъедутся. Семён обозвал меня кретином и полным эгоистом. А потом ещё и позвонил шеф и сказал, что если я не буду на похоронах, то он меня уволит. Пришлось согласиться.

Но в назначенный день Семён повёз меня на своей развалюхе благодаря моим уговорам сразу на кладбище, таким образом, я успешно пропустил начало всей траурной церемонии. День выдался холодный, пасмурный, небо снова заволокли серые унылые облака, но ветра не было. Место было подобрано удачно — там, где было поменьше вездесущего орешника, на склоне небольшого холма. Мы застали как раз тот момент, когда гроб уже опустили в вырытую яму, и многочисленные знакомые и родственники каждый подходил и бросал горсть земли вниз. Первыми, конечно, были родители, затем уже все остальные тётушки-дядюшки и прочие, выстроившиеся в порядке живой очереди, словно в магазине. Рабочие с лопатами скучающе ждали в стороне вместе с толстым батюшкой, вот уж не знаю, кто его пригласил — вроде бы ни я, ни родители не отличались религиозностью. Я пропустил вперёд Семёна и собой замкнул очередь. Отходящие от ямы люди косились на меня и старательно обходили стороной, даже те родственники, которые знали меня с детства. Немногочисленным детям и подросткам запретили подходить ко мне близко, разрешая только поздороваться издали, я своими собственными ушами слышал это. Семён пробурчал что-то неодобрительное в сторону таких «родственничков» и того, как они теперь от меня шарахаются, но мне было плевать на это, по крайней мере, я пытался убедить себя в этом. В последний момент, когда я подошёл к самой могиле, я встретился взглядом с отцом, внимательно наблюдающим за мной, и вздрогнул. Отвёл взгляд, наклонился, схватив горсть промёрзшей земли, и немного небрежно бросил её вниз, что тут же было отмечено окружающими, и они зашептались у меня за спиной. Рабочие дождались, когда я закончу, и стали закапывать яму, быстро забрасывая её землёй, а батюшка затянул длинную молитву. Я вышел из толпы плачущих родственников и собрался было уже уйти прежде, чем у кого-то лопнет терпение, и меня выгонят с похорон, но я не успел. Тяжёлая мозолистая рука отца легла на моё плечо, и он повёл меня в сторону. Я обернулся, поискал взглядом Семёна и обнаружил его рядом с матерью, прикрывающую лицо платком. Он заметил мой взгляд и кивнул, мол, держись.

Мы с отцом отошли ото всех метров на тридцать, подальше от любопытных глаз, и остановились у какой-то могилы с дорогим мраморным надгробием и низеньким выкрашенным чёрной блестящей краской забором. Могила была совсем свежая, даже большой букет цветов не успел ещё завянуть.

— Сын, нам нужно серьёзно поговорить, — начал отец. Я видел, что он был зол и огорчён, что он еле сдерживал себя. — Как мужчине с мужчиной.

— Ну, давай поговорим, — несколько грубо ответил я, но он этого не заметил.

— Что всё это значит? Что за RD? Ты — наркоман?

— Нет, — я помотал головой.

— Не ври мне! Признайся, ведь если ты болен, то…

— То что? Сашка оживёт? Нет, пап, я не наркоман.

Отец секунду смотрел на меня, затем медленно сжал и разжал кулак. Он всегда так делал, когда пытался сдержаться и не сказать что-нибудь не то.

— А… — он посмотрел на свои ботинки и усмехнулся сам себе, но затем поднял на меня взгляд своих голубых глаз и тут же вновь стал серьёзным. — Поверить не могу, что я это спрашиваю, но всё же… Сашка не был наркоманом?

— Нет, ты что! — воскликнул я. — Или ты считаешь, что я совсем не смотрел за ним?!

— Я… я просто не знаю, что думать. Он уже попадал в больницу, и я позвонил тебе сразу же, как только узнал, но ты был чем-то так занят, что даже не стал разговаривать с собственным отцом! Мы пытались потом дозвониться до тебя, но ничего не вышло.

Он замялся, и я заметил, как покраснели его глаза. До этого я никогда не видел, как отец плачет, даже когда умер его отец. Он считал деда упрямой сволочью, тираном, он постоянно говорил, что не хочет быть таким же, но при этом он им был, хотя я не знал деда и видел его только один раз, на его похоронах.

— Саня звонил нам недавно, — наконец сказал он. — Как раз, когда был в больнице. И он просил не говорить тебе об этом.

— Он… что?!

Я не поверил своим ушам. Мой брат тайком от меня звонил родителям? Но зачем? Зачем это было скрывать от меня? Да, я сам с ними не общаюсь подолгу, иногда даже целыми месяцами, но я спокойно отношусь… относился к тому, что у Сашки совсем другие отношения с ними.

— Он звонил, и просил нас приехать в Питер и забрать его отсюда. Он сказал, что у тебя крупные проблемы, и что из-за них он и оказался в больнице.

Я молчал. Это не укладывалось у меня в голове, я не мог поверить.

— Он сказал, что он боится тебя.

— Чёрт, — выдохнул я ошарашенно.

— Вот именно. Какого хрена? Куда ты вляпался?

— Тебе не понравится ответ.

— МОЙ СЫН МЁРТВ! Думаешь, что твой ответ хоть что-то изменит?!

У меня загорелись уши, а кислота из желудка вплотную подобралась к горлу и начала сжигать его. Я хотел провалиться сквозь землю, лишь бы не отвечать на его вопросы и не слушать того, что будет дальше. Но у меня снова не было выбора.

Отец положил свои тяжёлые, как степень моей вины, руки мне на плечи и сказал совершенно без эмоций:

— Просто скажи мне, во что ты вляпался.

Я собрался с духом и начал:

— Есть один человек, его зовут Наумов Евгений Раилевич…

— Заместитель министра транспорта что ли? — переспросил отец.

— Да, а ты откуда знаешь?

— Он оплатил половину расходов, и мне жутко интересно, почему.

— Вот говнюк!

— Выбирай выражения!

— Это он стрелял.

— В Сашку?

— Нет, в меня.

Папа нахмурился.

— Это как? Но почему…

— Почему там лежит мой брат вместо меня? Я задаю себе тот же вопрос, хотя я и знаю ответ. Наумов охотится на таких, как я.

Папа стал ещё мрачнее, его лицо прорезалось жёсткими морщинами.

— То есть? — спросил он, отстраняясь от меня. — Что значит «таких, как я»?

— Как я и мама. Со сверхспособностями.

— Я знал. Я знал, что они ни к чему хорошему не приведут! Я же запретил тебе пользоваться ими, а ты наплевал на мой запрет, и ты видишь, что из-за этого случилось?!

— Папа, папа, Па-а-ап! Пойми, Наумову без разницы, использую ли я свои способности или нет. Для него это не важно, поскольку он в любом случае заставит их использовать.

— Значит, про тебя прознало правительство, — задумчиво сказал отец, это прозвучало как один из его упрёков. — Но при чём тут Саня?

— Не правительство, пап. Наумов действует скрытно. Всё дело в этой наркоте, RD. Он с помощью неё ищет таких, как я. Он просто использовал Сашку, чтобы выйти на меня. Он похитил Сашку и чуть не убил меня несколько раз, а я попытался спасти Саню.

— Попытался, значит?

Я отвернулся от папы, будучи не в силах выдержать на себе его взгляд, но он обхватил мою голову руками и силой повернул её к себе, заставляя меня смотреть на него.

— Ответственность, сын, ответственность! Сколько лет я пытался вдолбить тебе это в голову! Ты должен нести ответственность за свои поступки! Да, мы с тобой были не согласны по отношению к применению твоих способностей, и ты уехал. Это твоё решение, я уважаю его, это, в конце концов, твоя жизнь. Ты уже взрослый, и способен принимать самостоятельные решения, которые, я надеюсь, ты тщательно обдумываешь, я ведь учил тебя предугадывать последствия твоих поступков. Но когда Сашка решил уехать вслед за тобой, ты сказал, что ты будешь присматривать за ним, что будешь оберегать его и защищать. Ты принял решение и, как мне показалось тогда, был готов снова нести ответственность не только за свою, но и за чужую жизнь. Ответственность за Сашку, чёрт тебя дери!

Я не вытерпел и вырвался из его объятий, он попытался меня остановить, но я успел отскочить. Я развернулся и пошёл прочь, пытаясь не слушать его гневные выкрикивания в мой адрес. Но они всё равно били в самое сердце.

На крики сбежались другие люди, я увидел Семёна, не одобрительно качающего головой и смотрящего на отца, а рядом с моим напарником другого моего друга — Рому. Его лицо не выражало ничего, но он коротким кивком поздоровался со мной и потянул Семёна за собой к моему отцу. Я увидел маму, прекратившую плакать, и решил подойти к ней, ведь у меня оставался один важный вопрос и одна не менее важная просьба, потом я намеревался уйти отсюда совсем, а то как бы мне здесь морду не стали бить.

По пути я услышал, как Рома и Семён пытаются утихомирить папу и пытаются отвлечь его вопросами кто как может. Семён при этом вступился за меня, обвинив отца в отсутствии такта и в эгоизме, заметив к моему отвращению, что в плане эгоцентризма я являюсь копией отца.

— Ему тоже тяжело, Вы не видите что ли? — громко спросил он. — Вы только посмотрите на него, в каком он состоянии! Он весь изранен и избит! Проклятье, да его даже током пытали! Неужели Вы думаете, что он не сделал всё, на что был способен, чтобы спасти своего брата?

— Да что ты знаешь! — вспыхнул отец.

— Побольше Вашего, — спокойно ответил Семён.

— Да как ты…

— Извиняюсь, что перебиваю, — встрял Рома, оборвав папу на полуслове. — Но что Вы имели в виду под «готов снова нести ответственность»?

— Не твоё дело, — буркнул отец и грубо толкнул Рому в плечо, намереваясь уйти от разговора.

— Похоже, что моё, — возразил Рома. — Он — наш друг, и все его действия влияют на нас. Поэтому мне до смерти хочется знать, что с ним происходит и почему. Вы сказали «снова». Это значит, что что-то подобное уже случалось в прошлом?

Отец остановился. Огляделся и, поняв, что здесь слишком много лишних ушей, вернулся к Роме и Семёну и повёл их подальше от всех, сказав:

— Поговорим. Наедине.

Было видно, что он не хотел этого разговора, но он всё же согласился на него.

Я наконец-то подошёл к маме. Она выглядела уставшей, измотанной, но она всё же попыталась улыбнуться мне. Не смотря ни на что.

— Ты прости отца, — сказала она. — Он из-за этой всей истории стал сам не свой, он очень сильно зол на тебя.

— Я понимаю, — я обнял маму.

— Мы всё равно любим тебя, что бы ты ни сделал…

Я услышал, как она снова захлюпала носом, и попытался увезти разговор в другое русло.

— Мам, скажи мне одну вещь, — начал я. — Почему папа так ненавидит наши способности? Почему запрещает их использовать?

— Ты же знаешь, — мама отстранилась от меня и начала вытирать слёзы платком. — Он пытается…

— Защитить нас, — закончил я фразу. — Боится, что нас обнаружит правительство и начнёт экспериментировать как с подопытными кроликами. Вы кормите меня этим с тех самых пор, когда я только обнаружил свои способности. Но ведь это ещё не всё, не так ли? Я давно это подозревал, что должно быть что-то ещё, какая-то важная причина, по которой он не просто запрещает нам использовать способности в целях безопасности, но благодаря которой он именно ненавидит их.

— Он опасается, что этот дар убьёт нас, — сказала мама. — Рано или поздно, как твою бабушку.

Я кивнул:

— И это тоже, но это всё не то. Ты увиливаешь, не даёшь ответа на мой вопрос, так же, как и папа, когда я пытался у него это разузнать.

Но мама не ответила. Она отвела взгляд в сторону и посмотрела на папу, стоящего в отдалении, за деревьями. Он о чём-то просил Семёна и Рому.

— Он беспокоится за тебя, — неожиданно сказала мама, и я заметил, как она тут же побледнела. Я догадался, что она только что прочла эмоции папы — и это не смотря на такое большое расстояние между ними. Мне до такого ещё расти и расти, а она говорила, что не развивает свой дар, что он у неё в зачаточном состоянии и почти атрофировался.

— Ты снова уходишь от ответа, — заметил я.

— Я просто не знаю, какой ответ тебе нужен, — взмолилась она, но я знал, что это всего лишь маска. Она точно что-то скрывала.

— Ты знаешь, что такое RD? — я зашёл издалека. — С одной стороны, это — наркотик. Но вот что интересно: на людей с генами сверхспособностей он действует иначе, и я догадываюсь, что его создали именно за тем, чтобы находить таких, как мы с тобой. Он усиливает способности, причём довольно сильно. И активизирует их у тех людей, которые являются простыми носителями этих генов, но только на период действия препарата, при этом так же вызывая галлюцинации и эйфорию, как у обычных людей. Саша был носителем.

— Господи, — у мамы расширились глаза, и она в изумлении прикрыла рот платком.

— Это ещё не всё. Дело в том, что ген способностей — рецессивен, это значит, что он подавляется любым другим геном. Способности проявляются у таких, как я или ты, только в том случае, если такие гены составляют пару. У Саши проявилась телепатия, в моём варианте, в тот момент, когда в его крови оказался RD. Но когда Наумов вколол насильно мне эту наркоту, я с большим удивлением обнаружил, что я могу не только читать мысли.

Мама молчала. Мне очень хотелось, чтобы она поняла скрытый смысл только что сказанного мной про то, зачем я влил в рот Сашке RD, но, похоже, сейчас она думала не об этом. Или была не в состоянии. К сожалению.

— Телекинез, мам. Я тут прикинул кое-что на бумажке… сейчас достану.

Я порылся в карманах куртки, по-прежнему слегка попахивающей жжёной пластмассой, и достал аккуратно сложенный тетрадный лист, весь исписанный и исчёрканный. На нём была куча столбиков с двумя буквами — «A» и «B», стоящими попарно. Мне пришлось вспомнить школьный курс биологии и составить кучу возможных вариантов, исходя из того, что я выяснил благодаря RD о нашем генотипе. Времени для этого у меня оказалось навалом. Внизу листка был обведён жирным красным кружком вариант, который я считал верным, хоть и не окончательным — был ещё вариант, который я не хотел принимать на веру, но вероятность у него была примерно такая же.

— Возьми, — я отдал листок маме, она непонимающе уставилась на него. — Мне он больше не нужен, я нашёл решение, но не ответ, хотя и догадываюсь о нём.

— Что это?

— Биология, мама. Генетика, если быть точным. Школьный курс. Видишь ли, гены телекинеза у меня не появились просто так, из воздуха, я их унаследовал от вас. Твою родню я помню, и, как я понимаю, вы все были носителями этого гена. Но я совершенно не знаю отцовской родни, кроме того, что у меня был дед, который давно помер. И поэтому я сделал интересный вывод: папа — носитель телекинеза, как и ты. Это укладывается в сложившуюся картину. Поясняю: в большинстве ситуаций гены проявляются не в следующем, а через поколение. Значит, что кто-то из родителей папы владел даром телекинеза, и папа знал это, но волею судьбы он проиграл в генетической лотерее, и дар не унаследовал, оставшись только носителем. Скажи мне: я нигде не ошибся?

Мама по-прежнему молчала, но теперь я знал, что я прав. Может быть, дед владел телекинезом, может, бабушка, о которой всё, что я знаю, это то, что она точно была, но не более. Тайна, покрытая мраком и пылью прожитых лет. Но всё чертовски логично — и то, почему папа не рассказывал о своих родителях, и его ненависть к суперспособностям. Точный ответ мне пока был не нужен.

— И ещё одна вещь, мам, прежде чем я уйду, — сказал я. — Наумов Евгений Раилевич, тот, который заместитель министра транспорта, тот, который оплатил половину расходов на этом мероприятии. Он — плохой человек. Если он вдруг свяжется с вами и попросит что-нибудь или предложит что, даже если это будет безвозмездно — не верьте ему. Отказывайтесь от всего, гоните его в шею, в общем. Это он во всём виноват. Если он всё же свяжется с вами, то позвоните мне. Я должен об этом знать.

Я развернулся и пошёл прочь, намереваясь дождаться Семёна возле его машины. Я не знаю, сколько времени здесь будут ещё жить родители, но я не думаю, что это займёт больше, чем два дня, так что я по-прежнему хотел остаться у Семёна. Но примерно на середине дороги я заметил среди деревьев красивую рыжеволосую девушку в чёрном пальто и синих джинсах. Она старательно делала вид, что пришла к кому-то из своих усопших знакомых, но при этом уж больно часто бросала многозначительные взгляды в мою сторону, призывая подойти к ней. Я пожал плечами: почему бы и нет? Находится она достаточно далеко от всей процессии, чтобы на таком расстоянии меня уже не узнали.

Я ступил на узкую тропинку, петлявшую среди высоких сосен и множества могил самого разного качества, и петлял до тех пор, пока не упёрся в могилу, возле которой она стояла. На могильной плите лежало несколько ромашек и пара конфет. Я перешагнул через низенький свежий забор, и, взяв одну из конфет (при этом Анна на меня неодобрительно посмотрела), взглянул на выгравированное изображение на плите.

Я заметил, что большинство её ран уже успело зажить, по крайней мере, на лице, в отличие от моих.

— Ему она всё равно больше не понадобится, а я голоден, — я пожал плечами и съел конфету, скомкав фантик и сунув его в дырявый карман. — Ты его знала?

— Видела пару раз, — кивнула она.

Подул слабый ветер, и мне на нос упала крупная снежинка. Стало совсем холодно, ветер задувал в небольшие дырки, прожжённые электричеством в моей куртке, и я окончательно промёрз. Я тут же поблагодарил себя за то, что догадался надеть шапку, заметив, как тёмно-рыжие волосы Анны быстро покрываются снегом.

— Странный был парень, — сказала Анна, выдохнув облако пара. — И способность у него оказалась ещё страннее — беспонтовая слизь какая-то.

— Не такая уж и беспонтовая, — вспомнил я. — Благодаря ей он выскользнул из наручников, а руками его вообще схватить невозможно было.

— Но его всё равно жалко. Ты же знаешь, что это с ним сделал его отец?

— Да. Жалко его было. Но моего брата мне жаль ещё больше.

— Прости, я не хотела, чтобы так всё закончилось. Если бы не я, то ты бы смог…

— Не извиняйся, — остановил её я. — Если бы ты не пришла, то здесь сейчас лежали бы и я, и Сашка, и Джон.

— И Наумов. Мне очень жаль твоего брата, Коль.

Она утешительно обняла меня, и затем внезапно сказала:

— Господи! Да ты дрожишь весь! Сейчас, подожди…

Я не знаю, что она сделала, наверное, включила свою способность, и я внезапно ощутил исходящее от её тела тепло. Я согревался в её объятиях, наблюдая, как на её волосах быстро тает снег.

— Удобно, — заметил я, хотя моя голова тут же забилась совершенно другими вещами.

Чёрт, как же редко кто-то вот так тепло обнимает меня.

— Да, есть немного. Согрелся?

— Ага, спасибо.

Она отстранилась от меня и, как мне показалось, слегка покраснела от смущения.

— Есть важные вести, — сказала она, отмахиваясь от крупных снежинок, стремившихся благодаря ветру залепить ей всё лицо. — Наумов отвертелся от всех обвинений, хотя я до сих пор не понимаю, как.

Я вздрогнул, и у меня внутри всё сжалось до состояния сингулярности.

— Мы же знали, что его поддерживает правительство, — заметил я. — К тому же, у него офигеть сколько денег — коррупцию никто не отменял.

— Верно, — согласилась она. — Но сегодня утром он созвал пресс-конференцию прямо у себя в палате и объявил, что подаёт в отставку. Он уходит из правительства, значит, такой поддержки у него, как раньше, не будет. Это единственная хорошая новость.

— Я думаю, ничего не изменится, — не согласился я. — Вся поддержка у него была неофициальная, солдат он в любом случае не имел права использовать, как и другие вещи проворачивать. Я думаю, что теперь ему плевать, кто он официально. Ничего не изменится, хотя, ему на некоторых фронтах, может быть, станет чуть труднее работать, и придётся чуть больше давать на лапу — вот и всё.

— Блин, умеешь ты всё испортить, — она замялась. А затем сообщила мне ещё одну весть, далеко не такую приятную, как предыдущая: — Алексей сбежал из больницы.

— Дерьмо, — я пнул шишку под ногами. — Когда?

— Три часа назад. Убил трёх санитаров и двух полицейских, приставленных к нему как охранников.

— Что ж, хреново. Все враги на свободе.

— Но Наумов уж точно не возьмёт его обратно, да и тот, я думаю, зол на него.

— Думаешь, они начнут враждовать?

— Вполне возможно.

Мы ещё какое-то время постояли, каждый раздумывая о своём. Я думал о том, что Наумов в последнее время уж больно часто стал терять своих подручных. Мужик он не глупый, а это означает, что если у него есть ещё кто-то, подобный нам, или появится в скором будущем, то к нему он изменит своё отношение. В какую сторону — не знаю, но боюсь, что в худшую для нас. О лояльности он точно задумается.

Я спросил Анну, что будет дальше с ней, собирается ли она дальше скрываться или же будет действовать активно.

— Я вынуждена скрываться, — ответила она. — Я не могу тебе всего объяснить, но в открытую против Наумова я идти не могу. Не сейчас, это точно. Но ты не подумай, что я буду совсем уж сидеть без дела. Просто займусь подпольной работой.

Я кивнул, хотя и огорчился.

— Жаль, — сказал я. — Надеюсь, ты хоть звонить то будешь?

Она кокетливо улыбнулась и приподняла бровь, но я поспешно сказал:

— Не в этом смысле! Я имею в виду, чтобы действия координировать или ещё что…

— И это всё? — улыбнулась она, обнажив белые ровные зубы.

— Это всё, — я вздохнул. — Я не хочу, чтобы и ты пострадала.

Она мгновенно стала серьёзной:

— Это как-то связано с твоим прошлым?

Я нахмурился:

— Ты подслушивала?

— Вы так друг на друга кричали, что не услышать было очень сложно. Так всё-таки, что там случилось?

— Долгая история, — отмахнулся я. Я не хотел об этом вспоминать.

— И всё-таки? Я никому не расскажу, если это такой секрет.

— Нет, это не секрет, — я помотал головой. — Просто неприятные воспоминания.

Я с полминуты постоял, ощущая, что я снова начинаю мёрзнуть, что снег проникает мне за шиворот. Анна не уходила.

— Вкратце, — сказал я, глядя себе под ноги. — Я влюбился в семнадцать лет в девушку, старше себя на два года. К тому времени я уже мог более-менее пользоваться телепатией и не падать в обморок при этом. Я с родителями и с Сашкой жили не богато, и у меня постепенно зарождалась в голове идея попробовать использовать свои способности для того, чтобы добыть денег. Никаких там грабежей банков и прочего, ты не подумай, но и не совсем безобидные вещи. Я признался моей девушке в том, что я умею, и доказал ей это. Она легко поверила, и мы вместе решили заработать на этом. Играли в карты на деньги, и один раз сыграли не с теми людьми. Играли мы, периодически меняясь местами, так как она играла значительно лучше меня, и тогда я ей просто подсказывал в критических моментах.

— И что случилось? — осторожно спросила Анна. — Вас поймали?

— Да, но не сразу и не совсем. С теми парнями играла она, и именно её они заподозрили в мошенничестве. Подкараулили, когда она была одна, затем избили и изнасиловали, а мне посоветовали бросить её и больше не связываться с такими. Меня они не тронули, посчитав, что я там был ни при чём — ведь я был моложе её и играл значительно хуже.

— Боже, — выдавила из себя ошарашенная Анна. — Да я бы их за это…

— Я тоже так думал, но ничего сделать не мог. Я рассказал всё папе и её отцу, они потом нашли тех парней. Был суд, долгий и мучительный, но тех парней всё-таки посадили. Вот только она так и не пришла в себя после этого случая. До сих пор лежит в психушке, не реагируя ни на что.

— Прости, что заставила тебя вспомнить это. Даже не представляю, как тебя это, должно быть, гложет.

Я посмотрел на неё очень внимательно, вот уж не знаю, почему. Может быть, пытался разглядеть в ней черты той девушки, но они были совершенно не похожи. К моему облегчению.

— Я перестал навещать её через год. Ушёл в армию после школы, ещё какое-то время писал ей письма, но не отправлял, ждал, что когда вернусь домой, то сам ей прочитаю. Но этого не случилось. Её родители переехали куда-то за границу в то время, пока я отсутствовал, они оставили мне контактную информацию, чтобы я при желании мог найти её. Но я не захотел. Я сжёг все письма, и даже ту записку, которую они мне оставили.

Она смотрела на меня ещё немного, ожидая чего-то, а затем залепила мне обжигающую пощёчину и решительно пошла прочь, быстро скрывшись в поднявшемся буране.

— Подожди! — крикнул я ей вслед и побежал за ней. — Да, я знаю, что я — сволочь, но ты не так всё поняла.

Я не догнал её. Она скрылась, и даже её следы быстро замело снегом.

Я не сказал ей, что я однажды не вытерпел и прочёл мысли той девушки. Она хотела, чтобы я ушёл, а я не мог этого никак понять и принять. Я был эгоистом. А в армии я повзрослел, всё постепенно и вынужденно обдумал и пришёл к правильному решению. Быть может, из-за того, что я отсутствовал рядом с ней, она начала выздоравливать, может, нет — я не знаю. И не хочу знать. Пусть уж лучше эти воспоминания продолжают терзать меня, так я буду впредь более осмотрителен в своих поступках.

Я устало побрёл сквозь снегопад, оставив позади себя могилу Дмитрия Наумова, и попытался найти путь к машине Семёна. Не было видно ничего, метель разбушевалась не шуточная, и я, проплутав с полчаса и хорошенько подмёрзнув, наконец-то выбрался из кладбища. Все уже разбрелись и уехали, в том числе и Семён с Ромой.

— Блин, — поморщился я. — Вот и не верь после этого в законы всяких Мёрфи.

В итоге я потоптался с минуту какое-то время, но никто так и не подъехал, и я побрёл на автобусную остановку, которая, как мне казалось, находилась где-то рядом. А там, дождавшись автобуса и с облегчением сев в него на тёплое сидение, я и нашёл применение своему последнему полтиннику из кармана.

Конец.