«Если мы во что-то не верим, это не значит, что этого нет».
Николина
Я уверена, каждый в жизни хоть раз просыпался с ощущением, словно по тебе проехал трактор.
Так вот это «прекрасное» состояние является моим постоянным началом дня. Лишь благодаря звону мобильного мне удаётся заставить себя потянуться до тумбочки, чтобы отключить назойливую мелодию.
– Николь, ты где?!
Мои глаза закрыты, а мозг до сих пор отказывается запускать необходимые мыслительные процессы. Мне не удаётся ни найти ответа на вопрос, ни сообразить, кому принадлежит женский голос на другом конце провода.
– Алло! Николь! Ты меня слышишь?
Даю себе ещё несколько секунд, чтобы собраться с силами, и наконец раскрываю свинцовые веки. С трудом приподнимаюсь на локтях и напрягаю зрение, чтобы осмотреться.
– Слышу. Я дома, – выдавливаю хриплым голосом.
Дома. В своей кровати. Нахожусь в том же положении, в какое рухнула от усталости с утра после возвращения с работы.
– Почему ты всё ещё дома? Ты что, спишь? – голос девушки от недовольства повышается на несколько тонов, и лишь тогда мне удаётся осознать, с кем я разговариваю.
– Да, Эмилия, ты меня разбудила. В чём дело?
– В чём дело, Николь?! Вечер на дворе, а ты спишь! Ты что, забыла про… бой? – последнее слово она проговаривает шёпотом. У меня еле получается расслышать её. – Ты же обещала.
Бой? Обещала?
Чёрт! Точно.
– Ты не представляешь, каких трудов мне стоило убедить родителей отпустить меня на ночь глядя! Я давно готова и звоню тебе уже в сотый раз, а ты, оказывается, там мирно спишь! Ты серьёзно?!
Под звук её криков встаю на ноги, включаю свет и тут же натыкаюсь на зеркало напротив. В принципе, даже не удивляюсь. Отражение полностью соответствует моему самочувствию. Лохматые, запутанные волосы связаны в подобие высокого хвоста, лицо серое и припухшее, в глазах полопались капилляры, а штаны с помятой майкой неприятно прилипают к телу, источая едкий запах из смеси сигарет и пота.
Чувствую себя, мягко говоря, дерьмово, а тут ещё разозлённая подруга масло в огонь подливает нескончаемым потоком слов.
– Замолчи и успокойся, Эми! – останавливаю её панику, глядя на часы. Полдевятого вечера. Мы ещё спокойно успеваем к началу. – Так! Дай мне полчаса. Я буду готова.
– С тобой всё в порядке? – после недолгой паузы обеспокоенно спрашивает Эмилия.
– Да, всё хорошо. Мне просто нужно прийти в себя.
– Опять работала всю ночь?
– Да, Эми, – сухо отвечаю, не собираясь в сотый раз объяснять, почему мне приходится заниматься тем, что для благовоспитанной Эмилии Харрисон кажется развратным.
– Я не осуждаю, Ники, просто волнуюсь за тебя.
Вместо ответа тяжело вздыхаю. Я сама волнуюсь, насколько долго меня ещё хватит жить и работать в том темпе, в каком нахожусь последний год.
– Значит, полчаса? – неуверенно мямлит Эмилия.
– Да!
Слышу радостный, облегчённый визг в ответ:
– Спасибо, Николь! Я так рада! Буду ждать тебя у твоего дома!
– Адрес помнишь?
– Да, ты мне присылала.
– Не боишься? – задаю резонный вопрос. Эми не до конца понимает, что именно ей сегодня предстоит увидеть.
– Я приеду на такси и подожду тебя в машине. Выходить не буду.
– И оденься максимально просто. Нельзя, чтобы ты выделялась из толпы.
– Я закупилась в масс-маркете, так что проще некуда, – недовольно отвечает любительница брендовых вещей и дорогих аксессуаров.
– И ещё не бери ничего ценного, а деньги прячь во внутренние карманы.
– Да, я всё знаю. Ты уже говорила.
Я знаю, что уже надоела ей, но мне необходимо убедиться, что она не явится в один из самых неблагоприятных районов города в безукоризненном, дорогом наряде от кутюр с внушительной суммой денег, тем самым став главной целью местных карманников.
– Ладно, выезжай, а я быстро в душ.
Не дождавшись ответа, я сбрасываю звонок и выхожу из комнаты. Каждый шаг по дороге в ванную отдаётся болезненными ощущениями, но после горячего душа становится значительно легче. Ошпаривающий поток воды помогает не только смыть остатки сна и вчерашнюю грязь с тела, но и расслабляет забитые после очередной танцевальной ночи мышцы.
Хотела бы сказать, что я балерина, артистка знаменитого мюзикла или профессиональная танцовщица, разъезжающая по миру с гастролями, но всё это лишь детские мечты, которым не суждено сбыться.
Я — стриптизёрша в элитном ночном клубе. Да, я зарабатываю на жизнь тем, что танцую, раздеваясь перед горсткой богатеньких мужчин, но тем не менее прошу не путать меня с представительницами другой, более древней профессии. Я чётко разметила допустимые границы, которые никогда ни за какие деньги не перейду.
Николина
Выбегаю их дома и вижу, что такси с брюнеткой на заднем сиденье уже ждёт меня возле подъезда.
– Привет! Я до последнего не верила, что ты успеешь так быстро собраться, – дрожащий голос Эми выдаёт степень её волнения. – Нам далеко ехать?
– Буквально пара кварталов, – диктую водителю адрес и внимательно изучаю подругу. Она действительно одета непривычно просто для неё. – Мне не требуется так много времени, как тебе, Эми, но не могу не похвалить — ты услышала все мои указания.
– Ещё бы! Ты же мне все уши прожужжала, – недовольно фыркнув, она закатывает глаза.
– Не злись, я же не от нечего делать тебя предупреждаю. Просто хочу, чтобы сегодня всё обошлось без проблем. Люди в Энглвуде сильно отличаются от тех, к кому ты привыкла. Лучше лишний раз не провоцировать.
– Верю, – сдавленно произносит, оглядываясь по сторонам. – Я никогда не могла подумать, что в Рокфорде имеются такие районы, – Эми вздрагивает от неожиданных криков на перекрёстке.
– В каждом городе есть подобные районы. Не бойся и главное не отходи от меня ни на шаг. Тогда всё будет в порядке.
– Тебе не страшно здесь жить?
– Было страшно только в самом начале, а потом привыкла. Да и жить мне больше негде. Здесь мой дом. Но ты всё ещё можешь передумать, и мы развернём такси. Ты точно уверена?
– Ты ещё спрашиваешь? Я не могу дождаться, когда увижу своими глазами, как дерётся Марк! Скорее всего, у меня сердце в пятки уйдёт от страха.
Я невольно усмехаюсь.
Сегодняшний бой Марка Эндрюза — наименее страшное зрелище, которое ей предстоит увидеть.
Эмилия — порядочная девушка из образцовой, верующей семьи. И, разумеется, она была обязана запасть на самого разгульного, наглого и испорченного парня. Это же классика. Другого я от неё и не ожидала.
Сколько бы я ни убеждала глупышку, что её постигнет сильное разочарование в предмете своего воздыхания, она мне не верит. По всей видимости, Эми должна самостоятельно наступить на «грабли» под именем Эндрюз, чтобы понять — плохие мальчики меняются только в фильмах или любовных романах, которые она непрерывно любит читать. В жизни вряд ли что-то способно в одночасье выбить из них всё дерьмо и заставить думать о чём-то большем, кроме себя любимых.
Конечно, я не могу говорить за всех, но Марка я знаю достаточно хорошо, чтобы твёрдо заявить, что кроме смазливой внешности, спортивного тела и денег семьи, в нём нет ничего достойного внимания.
И честно, в моей голове до сих пор не укладывается, как Остина угораздило сплестись со столь пустым человеком. Причем они относят друг друга в категорию лучших друзей, что окончательно меня обескураживает.
Остин, конечно, тоже далеко не ангел, но, по крайней мере, он не считает людей, а в частности девушек, мусором или одноразовой вещью.
– Ты же познакомишь меня с ним, Ники? – с надеждой спрашивает Эми, на что в ответ я обречённо вздыхаю.
– А разве у меня есть выбор?
– Конечно нет! – страх в её голосе разбавляется восторженными нотами, а большие карие глаза заполняются блеском. – Ты думаешь, я ему понравлюсь?
– Тебе бы несказанно повезло, если бы ты ему не понравилось, но на это нет никаких шансов. Ты прекрасна, Эми.
И я в самом деле не кривлю душой. У Эмилии очень интересная внешность. Она не относится к стандартным красавицам, да и фигура худовата для её высокого роста, однако своим прирождённым шармом она, как магнитом, притягивает к себе внимание людей любого пола и возраста. И я не стала исключением.
После моего неадекватного поведения с бандой отморозков я окончательно закрылась в себе из-за чувства вины за содеянные разрушения. Я не желала общаться ни с кем, кроме Остина. И так продолжалась до тех пор, пока он буквально за шкирку не притащил меня в один из детских домов Рокфорда. Остин прекрасно знал мою фобию к этому месту, но заверил — чтобы облегчить совесть, мне необходимо начать делать что-то полезное для других.
Там я и познакомилась с нежной, располагающей к себе добротой Эми. Она пару раз в неделю приходила в детдом, где обучала сирот игре на фортепиано или устраивала им концерты, чтобы их повеселить. И взяв у неё пример, я начала проводить танцевальные уроки детям, которые посещали мои занятия с большим энтузиазмом.
Медленно, но верно я излечивала себя от гнетущего чувства вины, и, как приятный бонус, у меня появилась близкая и по сей день единственная подруга.
Стоит нам выйти из машины, как я чувствую волну напряжения, исходящую от Эми. Крепко удерживая мою руку, она непроизвольно прижимается ближе.
– Расслабься. Всё хорошо. Нам туда, – успокаиваю её, указывая в сторону внушительных размеров арки, ведущей во внутренний двор, окружённый заброшенными многоквартирными домами.
Оказавшись внутри, мы попадаем в толпу снующих туда-сюда людей, перекрикивающих громкие биты музыки.
Специально возведённые трибуны всего в несколько рядов вверх, стоящие по всему периметру двора, уже практически заполнены.
Про себя отмечаю, что сегодня желающих насладиться кровавыми боями и заработать или проиграть немного денег гораздо больше, чем обычно.
Николина
У меня часто бывают проблемы с контролем над эмоциями. В частности, резкие вспышки гнева, однако я научилась более-менее с ними справляться, перенаправляя агрессивную энергию в нужное русло. Но сегодня приобретённые и отработанные годами навыки дали тотальный сбой.
Сейчас в меня словно бес вселился. Влетая в один из местных баров Энглвуда, я готова рвать и метать, но не всё подряд, а исключительно одного безмозглого мажора, который никогда не думает ни о ком, кроме себя.
Тело сотрясается, словно в ознобе, руки одновременно холодеют и покрываются влагой с той самой секунды, когда я увидела Остина, уверенно продвигающегося сквозь скандирующую толпу в центр круга, в котором его уже не мог дождаться устрашающий соперник Марка.
Я не способна ясно мыслить и успокоить до максимума повышенный пульс. Перед глазами всё ещё мелькают кадры крови на любимых губах и быстро проявляющиеся синяки на рельефном теле. Даже громкой музыке бара не удаётся затмить в моей голове хлёсткие звуки борьбы, сдавленные стоны и гортанное, злостное рычание, которое мне пришлось слышать ещё пару часов назад в заброшенном квартале, где каждый новый удар по Остину мог оказаться для него последним.
Не успев остановить бой, я медленно крошилась на кусочки, наблюдая, как самый любимый и родной человек после мамы рискует жизнью и отдувается за «друга», который оказался не готов к назначенному им же бою из-за переизбытка алкоголя и наркоты в крови.
Я убью эгоистичного мудака, который всё ещё продолжает свой нескончаемый пир где-то среди такой же вечно обдолбанной публики этого притона. И когда на невысоком балконе дымного многолюдного помещения я нахожу свою цель, уверенность в моих намерениях только усиливается.
– Николь, мне кажется, тебе нужно успокоиться, – стонет Эми, напуганная моим нестабильным состоянием больше, чем омерзительной и крайне небезопасной атмосферой ночного заведения.
– Молчи! Я предлагала тебе уехать домой, ты отказалась, поэтому теперь не мешай! – рявкаю я незаслуженно грубо, но сейчас мне безразличен как её осязаемый страх, так и неблагоприятное мнение, которое у неё сложится обо мне.
Тащу за собой Эмилию через обкуренный зал, бесцеремонно расталкивая преграждающих путь людей, которые в любой момент способны зарезать меня на том же месте.
Говорю же: полный отбой всем инстинктам самосохранения.
Мы быстро добираемся в другой конец бара, где за большим круглым столом, вальяжно развалившись на кожаном затёртом диване, как ни в чём не бывало расслабляется Марк в компании полуголой длинноногой блондинки.
Я подлетаю к уроду с лицом как с журнала обложки и до того, как он успевает хоть что-то осознать, вырываю коктейль из его рук и выплёскиваю содержимое прямо в самодовольную рожу.
– Что за дерьмо?! – шипит Марк, жмуря глаза. – Жжёт, блять, с-с-сука, какого хрена?! – он продолжает материться, пытаясь нащупать на столе салфетки.
Я тем временем, пользуясь его дезориентацией, наношу череду звонких пощёчин, пока его тупая блондинка даже не пытается остановить меня, лишь обескураженно хлопает наращёнными ресницами.
– Это ты редкостное дерьмо, Эндрюз! – яростно выплёвываю я, с остервенением сжимая свою руку.
И нет, далее следует не очередная девчачья оплеуха, а самый настоящий удар кулаком в челюсть.
– Николь! Что ты творишь?! – слышу шокированный вскрик стоящей позади меня Эми, но даже не думаю оборачиваться. Всё моё внимание принадлежит не менее потрясённому внезапной атакой парню.
Я повторно замахиваюсь, чтобы нанести ещё один смачный удар, но на сей раз Марк успевает среагировать. Резко вскочив с дивана, он хватает меня за плечи и отталкивает, словно пушинку, на несколько метров назад.
Врезавшись в стену, я чудом удерживаюсь на ногах.
– Ты совсем озверела?! Ты что творишь, идиотка?! – рычит на меня. Встряхивает головой и начинает стирать с лица сползающие капли напитка.
Повреждённая губа покраснела, но крови нет. Так и знала, что нужно было бить сильнее.
– Это ты что творишь? Остин дерётся вместо тебя, пока ты тут девок клеишь и всякую гадость в себя заливаешь! – собравшись с силами, я вновь подлетаю к парню, но Марк с лёгкостью прибивает меня обратно к стене.
– Что за бред ты несёшь, дура?! – заметив мой новый порыв ударить, Марк одной рукой сцепляет оба моих запястья, а второй жёстко сжимает скулы.
– Всегда знала, что ты тряпка, но не думала, что пошлёшь друга драться за себя, – шиплю я, игнорируя его болезненную хватку.
– Ты что, мозги себе отморозила? Никого я никуда не посылал! Я очнулся полчаса назад! Сегодня даже не видел Остина. Так что не неси чушь, Никс!
Меня колотит от его слов. Не верю, не хочу слушать его жалкие оправдания и продолжаю тщетные попытки вырваться из его лап.
– Он рисковал и дрался вместо тебя, мудак! Каждый на улицах знает нерушимое правило: если вызвал кого-то на бой, обязан явиться, пусть даже ползком на четвереньках!
– Не забывайся, Никс, я не с ваших улиц и никому ничего не обязан!
– Тогда какого чёрта вызываешь на поединок такого громилу, а потом в последний момент сливаешься?!
Николина
Быстро преодолевая танцующую толпу людей, Остин тащит меня к выходу. Оказавшись сомкнутой в его сильных руках, я всё ещё злюсь, но больше не вырываюсь. Вдыхаю любимый запах его кожи, и красная пелена перед глазами постепенно растворяется, а тело становится покорным.
Как только мы выбираемся из бара, сильный порыв ветра немного проясняет мой разум и теперь заставляет дрожать от холода, а не от нестерпимого желания набить наглую морду Марка.
– Дыши, мать твою! Ты совсем с катушек слетела? Я думал, мы договорились, что ты завязала с драками! – рычит Остин, всё ещё удерживая меня.
– Ха! Могу упрекнуть тебе в том же!
– Это был единичный случай!
– Он мог быть последним!
– Но не стал! Успокоилась? – спрашивает он, ощущая, как я обмякаю в его руках. После вспышки агрессии обычно накрывает бессилие.
– Успокоилась, – недовольно бурчу.
– Точно?
– Точно.
Остин осторожно освобождает меня из своих объятий и, немного придерживая, разворачивает к себе лицом.
– Ты что там устроила?
– У Марка должен был быть сегодня бой, и я решила его ему устроить.
Мои слова вызывают у Остина усмешку.
– Значит, я правильно сделал, что вместо больницы приехал сюда, – спокойно сообщает он, заставляя меня оцепенеть.
Единственный источник света на улицы исходит от неоновой вывески бара и пары тусклых фонарей, находящихся в десятке метров от нас. Мне приходится напрячь зрение, чтобы лучше рассмотреть Остина.
Одна щека заметно отекла, слегка прикрывая глаз, правая бровь рассечена, а свежая рана на губе норовит начать кровоточить.
Вспоминаю покрытое багровыми синяками и ссадинами тело и боюсь даже представить, насколько серьёзные повреждения сейчас спрятаны под одеждой. От вновь вспыхнувших перед глазами картинок боя, я замираю, точно скованная льдом, и моё состояние не остаётся незамеченным.
– Никс, ну ты чего? Я же пошутил, не нужна мне никакая больница, – взяв моё лицо в свои ладони, Остин проводит большими пальцами по щекам, вмиг обдавая жаром онемевшие от боли скулы. – Всё хорошо, я выиграл и легко отделался. Без переломов и вывихов. Только синяки и незначительные раны.
– И это называется — легко отделался? Остин, как ты можешь такое говорить? – убирая его ладони с лица, я отстраняюсь и хватаюсь за голову. – Я чуть с ума не сошла, когда увидела тебя там. Ты о чём вообще думал? Ты же знал, что один неверный удар мог отправить тебя не просто в нокаут, а прямиком на тот свет!
– Но заметь, не отправил ни в одно из упомянутых тобой мест. Так что паника отменяется.
– Ты так просто это говоришь? Ты зачем так рисковал из-за этого недоумка?
– Никс, он не просил меня драться.
– Но Лара сказала, что…
– Лара сказала то, что надумала сама, – не дав договорить, поясняет Остин. – Она до последнего считала, что мы едем на бой Марка. Я сказал ей, что буду драться вместо него, лишь когда мы приехали в квартал. На подробности уже не было времени.
– Тогда тем более не понимаю, какой чёрт тебя надоумил пойти на это?
– Всё просто, Никс, мне нужны деньги, да и ты же знаешь правила: если бы боя не было, Марка потом всё равно нашли бы, только драться пришлось бы уже не с одним противником.
– И он получил бы по заслугам. Марк не раз участвовал в боях в нашем квартале и прекрасно знал, что ждёт каждого, кто решит струсить в последний момент.
– Ты же знаешь, что он не трус.
– Не трус, так алкоголик и наркоман! Причина не имеет значения! Он не пришёл, а ты, как всегда, решил погеройствовать, рискуя своей жизнью! – я вновь срываюсь на крик.
– Всё, хватит, успокойся! Не ищи виноватых. Сказал же: я сам всё решил, – Остин приближается и схватывает меня за плечи. – Забудь ты уже о Марке! Он не знал, что я выйду в бой. Уверен, не будь он в полной коме, несомненно, попытался бы остановить меня. Я осознавал, на какой риск иду.
Заметив мой порыв вставить свои «пять копеек», Остин прикрывает мой рот рукой.
– Я хорошо знаком с тактикой Глена в драке, так же, как и был в курсе о его неповоротливости и других слабых местах. Я изначально знал, что мои шансы выиграть велики, иначе бы я не вышел на ринг, – договорив, он наконец освобождает мой рот.
– Ты только напрочь забыл про свои слабые места!
– Я никогда ничего не забываю, Никс, хватит выносить мне мозг. Тебе так тяжело остыть и порадоваться, что всё кончилось благоприятно?
– Я радуюсь, Остин, ещё как радуюсь! Просто знай, если бы ты сегодня там… я бы… я бы умерла с тобой на том же месте, идиот! Как же ты не понимаешь, что ты для меня… ты… ты — моя семья. Если с тобой что-нибудь случится, я не вынесу. Только не ты! Мне вообще больше незачем будет жить, – на грани срыва я с трудом договариваю предложение.
Сердитость Остина мгновенно сменяется грустью и сожалением. Не успеваю и глазом моргнуть, как вновь оказываюсь сжата в его тёплых объятиях.
Николина
«Добро пожаловать в Атриум» — загорается надпись на сенсорном экране монитора, когда я прикладываю пропуск к входу для персонала. Дождавшись характерного сигнала разблокировки турникета, прохожу в здание, за последний год ставшее для меня вторым «домом».
Домом, который разительно отличается от Энглвуда — чистотой, комфортом, роскошной атмосферой, запахом денег, удовольствия и безудержного веселья, но назвать эту часть моей жизни более благоприятной язык не поворачивается.
«Атриум» — не простой, заурядный стриптиз-клуб, а место грандиозных развлекательных секс-шоу, где, помимо чувственных танцев и развратных сцен, воплощаются самые смелые эротические фантазии. Это элитное место порочных утех и соблазнов является гордостью близнецов Мэрроу. Внешне братья — как две капли воды, но на этом их сходство заканчивается.
Энтони, или, как он требует называть себя — Тони — некогда успешный танцор, из-за серьёзной травмы завершил профессиональную карьеру на пике славы и теперь является хореографом и постановщиком всех шоу-программ.
Ходят слухи, что вне рабочей деятельности Тони вполне приятный и лёгкий в общении человек, но лично мне ещё ни разу не посчастливилось встретить его светлую сторону. В клубе он надменный, заносчивый, категоричный и крайне импульсивный. Каждая репетиция проходит точно под надзором тирана-перфекциониста, требующего от танцовщиц полной самоотдачи и исполнения всех движений на высочайшем уровне, словно готовит нас не к выступлению перед пьяной публикой, а на сцену Бродвея. Не меньше.
Никогда не забуду кастинг на место стриптизёрши. Это было самое сложное испытание в моей жизни. Но так как тогда хороший доход был необходим мне даже больше, чем сейчас, я держалась до конца отбора и танцевала, как в последний раз в жизни, даже несмотря на абсолютную уверенность, что меня не выберут из десятков невероятно фигуристых, длинноногих, самоуверенных девушек, которые не только обладали впечатляющими танцевальными навыками, но также умели эффектно преподнести себя, чему я могла лишь позавидовать.
Всё, что я имела — страсть к танцам и непреодолимую тягу к сцене, которой, как мне казалось, будет недостаточно, чтобы составить конкуренцию настоящим богиням. И потому я до сих пор гадаю — сквозь какие волшебные очки смотрел на меня Тони, когда утвердил мою кандидатуру в танцевальный состав «Атриума»?
Не знаю — это звёзды так удачно сошлись, либо мне удалось зацепить его внимание танцевальными способностями? Но в тот день именно я получила работу, и задавать лишние вопросы в мои планы не входило.
Волна радости с ощутимой долей гордости, бесспорно, захлестнула меня, но приятное чувство развеялось, стоило лишь вспомнить, в каком виде и для кого мне предстоит танцевать.
Стриптизёрша, у которой за девятнадцать лет жизни не было ни единого сексуального опыта, должна была искусно соблазнять незнакомых мужиков.
Теперь понимаете мою отчаянную необходимость в деньгах, если я согласилась на подобное безумие?
И каким же немыслимым образом «неотёсанная пацанка» умудрилась вписаться в мир похоти и разврата, где бал правят умелые соблазнительницы, знающие подход к любому мужчине?
Я и не вписалась, но прекрасная «Аннабель», в роль которой я научилась входить каждую ночь, вполне неплохо справляется со своими обязанностями, в которые входит всё, кроме самого главного.
Досконально изучив контракт несколько раз, в длинном перечне должностных обязанностей я не нашла и слова об интимных связях с клиентами, что было главным условием в принятии финального решения о начале работы. Но, как оказалось, отсутствие данного пункта не означает, что стриптизёрши не занимаются в клубе проституцией. Ещё как занимаются! Просто никто не афиширует это в официальных документах.
Я сразу заявила, что к подобным способам заработка не готова, и именно этот факт до сих пор является камнем преткновения в отношениях со вторым владельцем клуба.
Эрик Мэрроу от темпераментного брата отличается завидной сдержанностью и рассудительностью. Большую часть времени он спокойный как удав и в той же мере по-змеиному скользок.
Если Тони мало волнует всё, что выходит за пределы постановок шоу, то Эрик руководит всеми остальными процессами клуба и зациклен на постоянном увеличении прибыли бизнеса.
И само собой отказом от предоставления «эксклюзивных» услуг я заведомо сократила заработок как себе, так и алчному начальнику, который с первого дня недолюбливал меня.
Вначале это изрядно напрягало, но позже моя наставница в клубе успокоила, заверив, что для работы в «Атриуме» достаточно понравиться хотя бы одному из братьев. А раз Тони выбрал меня, значит, бояться увольнения не стоит. И вот уже больше года я являюсь единственной стриптизёршей, которая не спит с клиентами, а только мастерски обрабатывает их в зале, выступает в эротических стрип-шоу, танцует полуголой на сцене, пилоне или в клетке, развлекает публику на пару с другой танцовщицей, имитируя сексуальные сцены, и занимается консумацией.
Хотя всё вышеупомянутое, скорее, делаю не я, а моя вторая сторона, которую я вижу каждую ночь в отражении зеркала.
Незнакомка. Чужая. Астрономически далёкая от меня.
Единственное, что скрывает её тело — чёрный кружевной комплект нижнего белья, инкрустированный множеством мелких кристаллов, кожаная юбка, позволяющая клиентам без труда увидеть тонкую полоску стрингов, и развратные чулки, которые большинство мужчин так и норовят оттянуть за резинку.
Николина
Свежесть вечернего воздуха и встречные порывы ветра наносят по мне удары, но не помогают испытать и доли облегчения.
Бегу в неизвестном направлении, на всей скорости пролетая квартал за кварталом, и даже не смотрю по сторонам. Бегу что есть силы, пытаясь потушить костёр в душе, но он не гаснет, а лишь раздувается шире, выше и ярче.
Тело сотрясает нервный озноб, кожа нестерпимо зудит, пылает. Я всё ещё чувствую мерзкие отпечатки пальцев Филиппа, его едкий запах немытого тела и зловонное дыхание у своего лица. Как жаль, что грязь смогу стереть только с тела, а не из воспоминаний.
Бегу, не чувствуя ни боли, ни усталости. Лишь сердце в груди скачет на бешенной скорости, вот-вот норовя вырваться наружу. Но я не имею права останавливаться, мне нужно продолжать. Другого выхода нет. Я не хочу сбрасывать злость на кого-то другого, не хочу никому вредить, как делала это раньше. Слишком отчётливо помню, какие муки совести следуют потом. Они ещё хуже, чем ярость. Я больше не могу этого допустить. И потому бегу, не сбавляя темпа. Бегу и даже пытаюсь заплакать, надеясь, что выпущу злость вместе с потоком слёз, но ничего не выходит. Слёз больше нет. Их давно уже нет. В этом вся и проблема.
Бегу, совершенно не видя дороги, нескончаемую череду жилых домов и безликих, редких прохожих. До тех пор, пока один единственный звук не вырывает меня из внутреннего пекла.
Звук, который я никогда ни за что не забуду. Просто не смогу.
Этот звук — моя фобия. Мой самый страшный кошмар, который превратил меня в то, кем я сейчас являюсь.
Я слышу протяжный звук скрежета тормозящих колёс об асфальт, который много лет назад пронзил мне насквозь сердце. И лишь этот звук, словно холод самой суровой вьюги, в одно мгновение гасит во мне жгучий огонь.
Я выплываю из глубин сознания в реальность за долю секунды до столкновения и чудесным образом успеваю увернуться от капота автомобиля. Свалившись навзничь на каменистую обочину, я до мяса раздираю ладони и ощущаю острую боль в правой ноге. Но какая к чёрту разница? Никакая физическая боль не сравнится с той, что я повторно проживаю в мыслях. Словно это было только вчера.
Этот звук... Это ужасающий звук. И тело папы…
Не ощущая холода земли, аккуратно переворачиваюсь на спину и смотрю в ночное, звёздное небо.
– Выше! Ещё выше! Хочу быть выше всех! Хочу быть выше всех звёзд, папа!
Он подбрасывал, а я, растягиваясь всем телом, словно струна, расправляла руки в стороны и представляла, что лечу. Я не боялась упасть и разбиться. Я точно знала, что папа всегда сможет поймать меня, уберечь, защитить. Он же самый сильный из всех, кого я знала.
– Не нужно быть выше всех звёзд, Николина, важнее быть ярче остальных.
Слышу отголоски его последних слов и задыхаюсь. Папы давно уже нет, и мне так его не хватает. Безысходность, тоска по нему и отчаяние собирается в болезненный ком, вставший поперёк горла, что лишает сил и дыхания. Но сердце… оно продолжает бешено стучать, гоняя кровь по телу, а мощный взрыв адреналина, воспламенивший миллиарды нервных клеток, напоминает, что я всё ещё жива.
Да, я жива!
Боже… Не могу поверить, что по собственной вине чуть было не закончила свою историю так же, как папа!
Дыхание сбилось от продолжительного бега, голова кружится, ладони с повреждённым коленом нестерпимо саднят, но я живая и не могу сдержать глупой, счастливой улыбки. Столь редкой, глубокой и искренней.
Перед глазами пролетают цветные кадры из фильма длиною в целую жизнь, но щелчок открывающейся автомобильной двери и мерные, широкие шаги в мою сторону дают понять, что я лежу на земле не дольше нескольких секунд.
Немного приподнявшись, возвращаю капюшон на голову и осматриваюсь по сторонам. В какую именно часть города меня занесло — понятия не имею, но по однотипным зданиям по обе стороны дороги осознаю, что забежала на территорию одного из городских предприятий.
– Пацан, тебе что, жить надоело?
Сижу к водителю спиной и потому не вижу его, но до неприличия спокойный мужской голос вводит меня в ступор. Словно не он всего несколько секунд назад чуть не сбил человека.
Превозмогая дискомфорт в колене, я молча встаю на ноги, но сильное головокружение ослабляет тело. Сжимаю веки, ожидая нового падения, но мужская рука грубо схватывает меня за шкирку и словно провинившегося котёнка удерживает на весу.
– Ты что здесь делаешь, сопляк?
От стальных нот в его равнодушном голосе кожа на миг будто вспыхивает огнём, а затем покрывается морозным инеем. И желание извиняться перед водителем за свою невнимательность напрочь отпадает.
Воротник толстовки неприятно сдавливает горло, всё же вынуждая меня повернуться к мужчине, чтобы попытаться его оттолкнуть, но легче было бы бетонную стену сдвинуть с места, чем массивное тело водителя. Когда понимаю, что мне не удастся его пошатнуть даже на сантиметр, я прищуриваюсь в желании рассмотреть эту тяжеленую глыбу, но и тут удача явно не на моей стороне — из-за яркого света прожектора прямо за его широкой спиной я совершенно не вижу лица обладателя бездушного голоса.
– Оглох, что ли? Ты что здесь делаешь? – тень раздражения проскальзывает в его словах, когда я, продолжая хранить молчание, опускаю взгляд к своим разорванным штанам и замечаю на них бордовые пятна крови.
Остин
Вы хоть раз горели какой-нибудь идеей настолько, что отдавали всё своё время, силы, знания и мысли на воплощение её в реальность, напрочь забывая обо всей остальной жизни? Если нет, то вы меня не поймёте, точно так же, как и многие окружающие меня люди.
Преподаватели не перестают повторять, что на старте своего карьерного пути для получения стабильного места работы в крупнейших компаниях в первую очередь необходимо концентрироваться на приобретении профессиональных знаний и успешном окончании университета, а не тратить время на разработку своих собственных проектов, в успех которых никто никогда не поверит. Но я лишь тактично помалкиваю и делаю вид, что соглашаюсь с этим спорным суждением, когда очередной лектор со скрежетом зубов ставит мне зачёт за курсовую, которую сдаю с недопустимым опозданием.
Лара постоянно обижается и упрекает в том, что я не умею жить «моментом» и с фанатизмом зарываюсь в работу, напрочь забывая о ней. Хотя, честное слово, я стараюсь проводить с моей любимой девочкой каждую свободную минуту.
Марк день за днём не устаёт названивать и зазывать на очередную вечеринку, отказываясь понимать, что у меня нет ни желания, ни сил, ни времени на это.
Бабушка пусть и не говорит напрямик, но её разочарованный голос в трубке красноречивее любых слов даёт мне понять, как сильно она скучает и расстраивается, когда я в очередной раз не прихожу её навестить.
И только Никс не предъявляет никаких претензий, но лишь потому, что у неё самой нет времени на это.
Хотелось бы мне, чтобы в сутках было в два раза больше часов. Это как минимум. Возможно, тогда меня хватало бы и на все остальные аспекты моей жизни.
Хотя нет. Кого я обманываю?
Я бы просто проводил в два раза больше времени у экрана компьютера, тем самым ускоряя темп реализации своих идей, чтобы достигнуть поставленных целей и наконец улучшить свою жизнь.
Не могу сказать, что мне выпала самая тяжкая участь. Да, мать бросила меня сразу после родов, а отец — преступник, который уже много лет гниёт в тюрьме, но в мире, откуда я родом, это вполне обычная история.
Жизнь в Энглвуде никогда нельзя было назвать благополучной, но тем не менее у меня всегда была крыша над головой, еда, одежда и забота самой лучшей в мире бабушки, воспитавшей меня в одиночку.
Мэган Рид — великая женщина, силе духа которой может позавидовать каждый. Именно она научила меня верить в себя, испытывать свои возможности, падать, разбиваться, вновь вставать и не сдаваться, пока не достигну желаемого.
Она дала мне всё, что было в её силах, а остального я добьюсь сам.
И я добьюсь! В этом нет сомнений.
Я уже который час кряду сижу у компьютера в своей комнате в университетской общаге, всецело окунувшись в рабочий процесс. И, наверное, я бы так и продолжал работать до изнеможения, если бы барабанный стук по двери не вырывал меня из виртуального забвенья.
Вскакиваю со стула и тороплюсь открыть дверь до того, как её успеют выбить с петель.
– Лара?
Никак не ожидал, что не на шутку разгневанным гостем окажется моя обычно нежная и милая девочка.
– Что случилось? Всё в порядке?
Вместо ответа она толкает меня в плечо и, словно фурия, влетает в комнату, заполняя всё пространство фруктовым ароматом парфюма.
– Всё ли в порядке? Это ты мне скажи, Остин! Всё ли у тебя в порядке? С головой в первую очередь, – кричит моя любимая брюнетка, даже не догадываясь, как бесподобна в гневе.
Янтарные глаза сверкают хищным блеском, бровки изящно сдвигаются, образуя милую складочку над слегка вздёрнутым носом. Нижняя губа дрожит, зазывая наброситься на неё с жарким поцелуем, а непокорные завитки чёрных волос не перестают метаться по худым плечикам. Приталенное пальто распахнуто, открывая взору атласное платье, плотно обтягивающее её плавные изгибы. Их вид вмиг устремляет мощный прилив крови к моему паху.
– Мы же договорились, Остин! А ты опять в своём репертуаре. Не отлипаешь от компьютера, погряз в своих системах, кодах, алгоритмах, или что там у тебя… и даже на звонки не отвечаешь! – лицо Лары краснеет от криков, а лоб покрывается испариной.
В последнее время мы часто ругаемся, но в столь свирепом состоянии, мне кажется, я вижу её впервые.
– Так! Стоп! Я помню, что мы договорились обходиться без истерик. Просто выкладывай по порядку. Что я опять натворил?
– Правильно, ты запоминаешь только то, что важно для тебя! Ты даже не знаешь, что сделал. А точнее, чего не сделал! – в её злостном голосе проскальзывает тень обиды. – Ты забыл о наших планах на сегодня! Заметь — о наших, а не только моих! Я тебя прождала целый час. Опять! Но плевать на это, мне не привыкать! Сегодня ты подвёл не только меня!
Делаю над собой усилие, чтобы не выдать безмерного удивления. Прокручиваю в голове все возможные варианты ответов на вопрос: почему она ждала меня сегодня? Последним, о чём мы договаривались с Ларой, было официальное знакомство с её родителями, которое должно будет пройти во вторник вечером.
Повторно оцениваю её внешний вид, но теперь трезвым взглядом, а не тем, что у меня так рьяно просит вырваться на волю из штанов.
Остин
– Остин?! Дорогой мой, что ты здесь делаешь?
Не успеваю закрыть за собой входную дверь, как в коридоре на меня набрасывается с объятиями Мэгги. На ней, как всегда, повязан любимый цветастый кухонный фартук, а не по годам свежее лицо и руки по локоть перепачканы мукой.
– Что за вопрос? Ты что, не рада видеть своего бессовестного внука, который наконец пришёл тебя навестить? – с улыбкой спрашиваю я, утыкаясь носом в пучок её седых волос, и до пробирающих кожу мурашек вдыхаю пряный и столь родной запах ягод с корицей.
– Я не просто рада! Это же настоящий праздник для меня! Новый год, не меньше!
В пышном букете её счастья я до крови впиваюсь в острые шипы глубоко скрываемой грусти.
– Прости меня, Мэгги, – с горечью извиняюсь за то, что своими страстными желаниями добиться успеха причиняю боль ещё одной дорогой мне женщине.
Мэгги прекрасно понимает, что я имею в виду, но в ответ лишь расплывается в лучезарной улыбке.
– Маленький мой, мне нечего тебе прощать. Я так рада, что ты пришёл. Только почему не позвонил заранее?
– Я звонил. Неоднократно, но постоянно было занято.
– А-а-а! Так это я, наверное, с Кэрол полдня разговаривала. Ты же знаешь эту болтушку. Если она начинает говорить, то остановить её может только сон. Однажды слушала её до тех пор, пока вместо слов в трубке не начал доносится раскатистый храп. Вот я знатно тогда похохотала.
– Помнится мне, я знаю ещё одну такую же болтушку.
– Ой, ладно тебе! Не зря, значит, мы с этой надоедливой сорокой дружим уже столько лет.
Я снимаю верхнюю одежду и стягиваю обувь, желая поскорее оказаться в своей прежней комнате, чтобы включить проигрыватель ещё со времен деда и, растянувшись на кровати, насладиться неповторимым звучанием виниловых пластинок.
Сразу после ухода Лары в голове творилась полная неразбериха, что для меня является редкостью. И как бы я ни пытался, но так и не смог вновь сконцентрироваться на работе. Выкурил полпачки сигарет, отправился на тренировку, чтобы окончательно выбиться из сил, полчаса простоял под контрастным душем, но ничего не помогло снять с меня напряжение — ни эмоциональное, ни физическое.
Это будет звучать смешно, но, будучи человеком, который с необъяснимой лёгкостью справляется с эмоциями других людей, сейчас, беспокоясь о том, какой выбор сделает Лара, я совершенно растерян и полон вопросов: как мне унять в себе эту новую гамму весьма раздражительных эмоций, которых, как мне казалось, я никогда не смогу ощутить? Ведь взамен на способность впитывать в себя чужие чувства я никогда не умел глубоко проникаться своими собственными.
Это не значит, что я бесчувственный истукан. Просто когда день за днём на протяжении всей твоей жизни тебя затягивает в кричащий водоворот чужих чувств и эмоций, ты перестаёшь понимать, какие из них твои, а чьи ты нагло воруешь у других.
С каждой пройденной минутой после ухода Лары я начинал всё больше ощущать, что ей удалось затронуть нечто глубокое именно во мне, а не только вызвать обычное отражение её собственных эмоций. И чтобы справиться с новым нестабильным состоянием, мне было необходимо оказаться в единственном месте, где я всегда могу привести свои мысли в порядок и побыть с человеком, который знает, как меня подбодрить.
– Давай, проходи, милый, ты как раз вовремя. Мы уже поставили пироги в духовку. Я пойду умоюсь, а ты топай на кухню.
– Кто это вы? – недоумеваю я, но бабушка уже успевает скрыться за дверью ванной.
С неподдельным интересом иду в сторону кухни, откуда доносятся звуки готовки, громкий шум телевизора и ни малейшего эмоционального намёка на то, что там кто-то находится. Однако стоит мне оказаться внутри тесной комнаты, как моё и без того требующее разрядки тело пронзает острый приступ возбуждения. Совершенно сбитый с толку, я вновь не понимаю, ощущаю это сам или невольно перенимаю от девушки, стоящей ко мне спиной.
Она одета в мою белую майку, которая на миниатюрной фигурке больше похожа на платье, еле скрывающее впечатляющие задние формы. Влажные волосы длинными прядями спадают до самой поясницы, провоцируя меня спустить взгляд ниже к стройным ногам. А когда девушка тянется до верхней полки, пытаясь что-то достать, и так короткая майка задирается выше, оголяя невероятно аппетитную попку.
От этого шикарного вида моё тело бросает то в жар, то в озноб, ноги предательски слабеют, горло сдавливает, лишая возможности издать хотя бы звук, а кипучая кровь собирается со всех уголков тела и резво устремляется вниз к мужскому центру.
Что за полуголая горячая девчонка хозяйничает на моей кухне? И что за хрень со мной вообще происходит?
Ещё несколько секунд продолжаю пялиться на соблазнительную попку, фантазируя о крайне неприличных сценках с ней, а затем замечаю, что девушка всё ещё тщетно пытается достать нужную ей упаковку, которая вот-вот норовит свалиться с полки вниз.
Я мигом подлетаю к ней, успевая поймать пачку сахара за секунду до того, как она упадёт прямо на её светлую голову.
– А-а-а! Остин?! Мать твою! Я чуть инфаркт не получила! Ты зачем так подкрадываешься?!
От испуга она прикладывает ладонь к своей пышной груди, острые соски которой проступают сквозь тонкую ткань майки, а звонкий родной голос в мгновение ока вводит меня в тотальный ступор.
Остин
В детстве у нас троих была своя добрая традиция. Каждый субботний вечер мы проводили вместе у меня дома. Бабушка запекала своё фирменное мясное рагу, а на десерт — ягодный пирог, стойкий аромат которого потом ещё пару дней витал в квартире. Никс, без остановки танцуя под музыку, помогала ей с готовкой и накрывала на стол, а я занимался выбором настольных игр и брал в прокате фильмы ужасов, во время которых мы с бабушкой неудержимо смеялись с того, как истошно визжит Никс на каждом страшном моменте.
Ничего сверхоригинального: простой, но невероятно вкусный ужин, стандартные, всем известные игры, фильмы без особо захватывающего сюжета, но почему-то именно эти субботние вечера я до сих пор вспоминаю с тёплым трепетом в душе.
И на первый взгляд в эту самую минуту кажется, будто всё точно так же, как было тогда: мы снова вместе, за окном царит та же вечерняя тьма, мы в той же скромной квартире, в тесной кухне, на столе тот же ягодный пирог, и даже запах родного дома со смесью сладкой выпечки заставляет поверить, что время ничего не изменило.
Но это не так.
Оно изменило нас.
Сидя за столом и ожидая, пока Мэгги разложит по тарелкам горячий пирог и заварит чай, я украдкой наблюдаю за девушкой, чьи изменения произошли настолько тихо и незаметно, будто в тайне от других, что сейчас, чётко оценивая их масштаб, меня неизбежно повергает в шок — как можно было раньше не заметить столь кардинальных перемен той, что всегда была прямо перед моим носом?
Три!
Три, мать его!
Вот сколько оргазмов потребовалось моему обиженному на весь миру члену, чтобы хоть немного успокоиться и позволить мне вернуть себе ясность мыслей. И на все три раза хватило каких-то сорок минут активных ванных процедур. И это, мягко говоря, обескураживает, заставляя вновь почувствовать себя озабоченным подростком.
Пусть ненамного, но мне стало легче, и теперь я способен вести себя адекватно и спокойно вступать в диалог. По крайней мере, я был полностью уверен, что хотя бы сегодня без лишних проблем справлюсь с компанией Никс, в присутствии которой теперь моё тело решило отделиться от разума и жить своей собственной жизнью.
– М-м-м… – откусывая первый смачный кусок пирога, Никс протяжно стонет и в наслаждении прикрывает глаза, а кремовая начинка тягучей каплей сползает с её губ на подбородок.
Мне кажется, от этой сцены я забываю даже своё собственное имя, а член всего за миг пробуждается до полной готовности, словно не он ещё несколько минут назад трижды добирался до финиша.
– Вот это страсть! – слышу слова Мэгги словно сквозь вату.
– Что? – с трудом отрываю взгляд от Никс, обращая всё своё внимание на бабушку.
– Говорю: девчонка наша ест с такой страстью, аж приятно смотреть! – поясняет Мегги, закидывая кусочек пирога в рот. – Никогда не понимала, как можно отказываться от сладкого? Это же такая радость жизни — просто пальчики оближешь!
Что в подтверждение бабушкиным словам и делает Никс, слизывая начинку с каждого пальца.
Да это просто издевательство какое-то! Она что, специально это делает, чтобы окончательно добить меня?
Я нервно сглатываю и чувствую, как кровью наливается не только член, но и моё лицо.
– А ты чего не ешь, дорогой? Хорошо себя чувствуешь? Ты сегодня какой-то странный, – бабушка взволнованно касается моего лица.
– Всё нормально, видимо, немного переработал.
– Ох, милый мой, мне кажется, тебе стоит немного умерить свой пыл. Боюсь, что такими темпами ты можешь скоро перегореть.
– Не переживай, мне просто нужно поспать, – сказав это, осознаю, что сон в самом деле может стать решением капитального бардака в голове. – Мэгги, я пробуду у тебя завтра до обеда, поэтому у нас ещё будет возможность провести время вместе, а сейчас я, пожалуй, и правда пойду отдохну.
– Но ты же совсем не поел, – огорчается бабушка, тут же получая от меня поцелуй в макушку.
– И об этом не волнуйся, я не голоден. Но завтра обязательно попробую твой пирог.
– Мой ещё в духовке, а этот Николина готовила, даже несмотря на свои израненные руки.
Слова Мэгги вынуждают виновато посмотреть на Никс, но по её лицу мне ничего не удаётся прочесть. Она смотрит на меня обычным взглядом, словно между нами и не было напряжённого неловкого момента. Или, может, только мне наш эпизод на кухне казался невыносимым?
Поняла ли она, что там со мной произошло? Ощущает ли сейчас, что со мной творится? Если да, то что чувствует и думает по этому поводу? Считает меня озабоченным отморозком, которому мало других девушек и теперь он решил залезть в трусы почти что к своей сестре?
Об ответах на все эти вопросы мне остаётся лишь гадать. Но не сегодня. Не сейчас.
– Всё в порядке, Мэгги, пусть идёт отдыхать. Он в самом деле неважно выглядит, а пирог мы ему оставим, – произносит Никс, словно меня уже нет в комнате, и жадно впивается в очередной кусок выпечки.
Не в состоянии больше смотреть на её «невинное» поедание десерта, я скрываюсь в своей комнате, делая именно то, о чём мечтал в самом начале — включаю проигрыватель и раскидываюсь на кровати. Хотя теперь я не совсем уверен, что это поможет мне достичь желаемого расслабления. Как, впрочем, и глубокого сна.
Николина
Если бы, проснувшись сегодня, я знала, что вместо очередной ночи в окружении похотливой публики «Атриума» я буду сгорать от выразительного взгляда единственного мужчины, которому хочу всецело себя отдать, то сначала бы я просто не поверила, а затем однозначно потеряла бы от счастья рассудок.
Хотя я его и потеряла, только чуть позже, и вовсе не от счастья.
Сегодня я растворялась под завораживающим прицелом нефритовых глаз, в которых впервые пробудилось нечто взаимное, что-то нереальное, но столь долгожданное, что прежде видела лишь во снах.
Этот незнакомый взгляд заставил меня поверить и горько обмануться в том, что Остин наконец-то меня увидел. Но увы, это был всего лишь мираж. Поистине сказочный и столь беспощадно жестокий.
Всю свою жизнь я была девочкой-проблемой. Настоящим человеком-косяком. Мне не вспомнить всех раз, когда я билась, царапалась, спотыкалась, падала и ввязывалась в драки, покрывая своё тело множественными ушибами, глубокими порезами и синяками.
Я в самом деле знакома с огромной палитрой всевозможной боли, и сейчас с уверенностью могу сказать, что ни одна из них не сравнится с той, что сломала меня пополам, когда Остин сказал мне это:
…Ты же знаешь, что я бы никогда ничего с тобой не сделал. Я просто был не в духе, немного крыша поехала, а ты попалась под руку и… в общем… можешь об этом просто забыть? Пожалуйста. Такого больше не повторится. Обещаю…
Его слова отдаются гулким эхом в голове и, раз за разом разбиваясь об углы сознания, разрушают остатки моей и так искалеченной души.
…Ты же знаешь, что я никогда ничего бы с тобой не сделал…
Я знаю… Конечно, знаю!
Но всё равно его слова, словно вогнали в моё сердце кол с шипами, а затем безжалостно прокрутили за рукоятку. Наверное, лишь с подобной болью я могу сравнить ту беззвучную агонию, что смиренно стерпела этим вечером.
Каждый раз, стоит мне увидеть Остина, во мне начинает происходить упорная борьба. Годами долгое сражение с моим безоговорочно любящим сердцем. И всё ради того, чтобы просто не выдать свой главный секрет — как сильно и бесповоротно я влюблена в того, кто меня по-настоящему не видит и не «чувствует».
Да, не знаю почему, но необъяснимая эмпатия Остина на меня не действует. Со всеми работает, а со мной — нет. Может, я какая-то бракованная, но этот странный факт лишь способствует чёткому исполнению роли, что отведена мне в его жизни.
И, знаете, долгие годы притворства отточили мой навык скрывать от него свои чувства до профессионального уровня, позволяя мне с завидным успехом подавлять и заталкивать любовь к Остину в самый дальний ящик на дне моей души, закованный железными цепями и множеством неприступных замков.
Я так долго молчу, потому что уверена — моя любовь ему не нужна. И сегодня Остин вновь дал мне это понять.
Не знаю, сколько времени прошло с того момента, как мы легли в кровать. Пять минут? Десять? Час? А может, больше?
Но даже умирая от усталости, мне всё равно не удаётся уснуть. Слышу сонное сопение Остина за своей спиной и пытаюсь сдержать неугомонно трепещущее сердце, что отчаянно рвётся к нему.
Мне никак не найти удобной позы: любое движение по мятой простыни и даже прикосновения к самой себе сейчас отдаются предательской дрожью в самой жаркой и влажной точке внизу живота.
Всеми силами приходится удерживать себя от жизненной потребности прикоснуться к Остину и ощутить, что значит быть любимой им. Вслушиваюсь в ночную тишину, в протяжные завывания ветра за окном, рассматриваю комнату в холодном лунном свете и непрерывно слежу за беспокойным колебанием танцующих теней на стенах, что с улицы отбрасывают раскидистые ветки деревьев.
Чёрт! Пусть будет проклят этот злосчастный день, у которого нет ни конца ни края.
На сколько ещё мне хватит сил терпеть подобное издевательство?
Как бы я себя не убеждала, но я не бездушный робот, а всего лишь живой человек! Обычная девушка, зверски уставшая день за днём натягивать на себя чужие лживые маски.
Я просто хочу быть собой! Хочу быть настоящей! Хотя я даже не уверена, что всё ещё помню, что это значит.
Наплевав на здравый смысл, я медленно, так, чтобы не потревожить сон Остина, поворачиваюсь к нему.
Его голова мирно покоится на ладони, а лицо выглядит расслабленным. Даже не помню, когда в последний раз видела его спящим, но это завораживающее зрелище.
Отросшие пряди тёмных волос свободно спадают на лоб, глаза плотно закрыты, лишь легонько подрагивают пушистыми ресницами, а манящие губы так загадочно, словно радуясь чарующим снам, почти незаметно расплываются в самой прекрасной на свете улыбке.
Что же тебе снится, Остин?
Задаюсь безмолвным вопросом и впиваюсь ногтями в порезы ладоней, чтобы удержать себя от прикосновений к его нежной коже, а затем делаю самую большую ошибку из всех, что могла совершить — опускаю свой жадный взгляд с его спящего лица ниже.
Перед сном Остин снял с себя испачканную майку, и потому мне хватает всего доли секунды, чтобы в красках представить, как провожу руками, а после языком и губами по его спортивной рельефной фигуре.
Остин
Это была самая ужасная ночь в моей жизни!
Нет… Скорее это была самая непростая и мучительная ночь в моей жизни, в которой я изо всех сил пытался разобраться, где сон, а где явь, чтобы случайно не совершить того, о чём потом пожалею.
Всю ночь меня мотало из горячих снов с Ларой в ещё более огненную реальность с Никс, которую я до боли сжимал в объятиях. Держал спящую малышку в своих руках без какого-либо шанса найти в себе силы отстраниться и в то же время боялся сделать хоть одно неверное движение, лишь бы окончательно не сорваться и не натворить дел.
Я ждал наступления утра так, как ещё никогда и ничего не ждал в своей жизни. Только тогда, мучаясь и одновременно упиваясь близостью Никс, я даже не догадывался, что утро встретит меня вовсе не тёплыми лучами солнца за окном и даже не чашкой крепкого кофе.
– Это что ещё такое, Остин?! – звонкий голос Лары мгновенно вырывает меня из сна.
Я заставляю себя открыть глаза и первое, что вижу этим «прекрасным» утром — уничтожающий взгляд янтарных глаз. Лара ошеломлённо пялится на картину, как я намертво прижимаю к себе спящую Никс, чья обнажённая нога обхватывает моё тело.
– Я повторяю: что здесь происходит, Остин?! Как ты мог?! Ты сам решил поставить крест на нас?! Так, я понимаю?! – свирепеет Лара, пробуждая своими криками Никс. Та на удивление быстро реагирует и шустро отстраняется от меня, чуть ли не падая с кровати.
– Лара, что ты тут делаешь?! – встревоженный тем, что она додумалась приехать в Энглвуд одна, я задаю заведомо неверный вопрос. И он предсказуемо опрокидывает на меня новую порцию женского гнева.
– Что я здесь делаю?! Честно? Теперь уже сама не знаю! Простите, я не хотела вам мешать! Можете смело продолжать! – задыхаясь от ярости, Лара торопится выбежать из комнаты, но я резво вскакиваю с постели и подлетаю к ней.
– Лара, успокойся! Это не то, что ты подумала. Я тебе сейчас всё объясню, – пытаюсь прикоснуться к ней, но она грубо отталкивает мои руки.
– Что ты собрался объяснять? По-твоему, я совсем слепая?!
– Девочка моя, успокойся, всё не так, как тебе кажется.
Спросонья мой голос звучит хрипло, оттого и до невозможности жалко. Чувствую себя грёбаным героем сопливой мелодрамы, в которой меня поймали с поличным в постели с любовницей, и теперь мне придётся усердно молить о прощении.
Только ни любовницы, ни причины, за что нужно извиняться, нет. Не так ли?
– Никакая я тебе не девочка, и не смей трогать меня, Остин! Не после неё! – Лара бросает брезгливый взгляд на Никс, а она тут же прикрывается пледом и протирает сонные глаза.
Если бы я мог «считать» её, уверен, что ощутил бы каплю злорадства к сложившейся ситуации. Николина редко находила общий язык с кем-то из моих девушек. Они же вообще все поголовно её недолюбливали, но лично меня данный факт всегда мало волновал. Мне и так постоянно не хватает времени даже на такие простые вещи, как полноценный сон и сбалансированные приёмы пищи. Тратить драгоценные минуты на банальные девчачьи разборки я не хочу и не могу.
– Лара, прекрати кричать! Что значит «после неё»? Это же Никс! Она мне как сестра. Что ты себе там надумала? – пытаюсь ментально прорваться сквозь плотную пелену ярости Лары, но меня тут же отшвыривает прочь, лишая всякой возможности добраться до её здравого разума.
– Какая она тебе сестра?! Прекрати уже врать мне. Не после того, что я сейчас увидела!
– Да что ты видела?! Мы просто спали, Лара! Просто спали и всё! – выпаливаю я, ощущая неприятный спазм в районе сердца. Будто только что я произнёс наглую ложь.
– Видела я, как вы просто спали! – её свирепый взгляд вновь изучает смятые простыни, на которых всё ещё лежит Никс, продолжая хранить тактичное молчание. – Так брат с сестрой точно не спят! Боже, да меня сейчас стошнит от вас!
– Тебе нужно успокоиться, и ты поймёшь, что не права.
– Я ещё и не права? Какая же ты скотина, Остин! Имей хотя бы смелость признаться.
– Да в чём признаваться? Ничего не было! Ты бы меня ещё к Мэгги приревновала.
После этих слов я неосознанно оборачиваюсь к Никс, не до конца понимая, что именно хочу найти в её холодном взгляде, но предельно ясно вижу одно — она тоже злится. И мне остаётся лишь догадываться, что Никс не рада начинать своё утро с подобного извержения вулкана так же, как и я.
– Успокойся, и пойдём поговорим, – возвращаю своё внимание к негодующей брюнетке, желая поскорее остановить бессмысленную истерику, но Лара, похоже, только начала разогреваться.
– Забудь, Остин! Нам с тобой больше не о чем говорить! Этого я тебе точно не прощу! – кричит она и отбивается от моих попыток схватить её и вывести из комнаты, нанося по груди и лицу весьма ощутимые удары. – Я всегда догадывалась, что между вами что-то есть! Боже, как я могла этого раньше не видеть?! Как ты посмел, Остин?! За что?! Я ненавижу тебя! НЕНАВИЖУ! – с её языка слетает новая порция бреда, который обдаёт меня жаром сильнее, чем её последующая хлёсткая пощечина.
– Что ты несёшь?! Быстро угомонись, идиотка! Что на тебя нашло?! – не желая больше терпеть впервые столь неадекватное поведение Лары, всё-таки срываюсь на крик, но она совершенно меня не слышит.
Адам
«Идти напролом, несмотря ни на что, пока цель не будет достигнута».
Всегда и во всём я придерживался этого жизненного устоя, и именно он год за годом позволял мне возводить наш семейный бизнес на те высоты, которых он ещё никогда не достигал.
Даже после долгих лет упорной работы, неоднократных взлётов и падений мой отец, беспощадный и властный Роберт Харт, наконец добился того уровня жизни, о котором всегда мечтал. Однако он не собирался останавливаться на достигнутом. Ему всегда было мало просто быть в чём-то успешным. Он хотел быть лучшим. И я не просто перенял присущие ему черты характера и стремления, но всегда горел навязчивым желанием стать в разы лучше него.
И я стал.
Когда отец передал мне контрольный пакет акций и я занял президентское кресло «Heart Corp», которую он основал и построил с нуля, наша компания уже являлась достойным игроком в сфере электронной промышленности. Но за семь лет моего правления мне удалось не только увеличить нашу годовую прибыль в три раза, но и значительно расширить территориальное влияние бизнеса, уничтожив на своём пути немалое количество конкурентов.
«Главное правило — никаких правил».
Это ещё одно важное условие для достижения желаемого успеха. В большом бизнесе нет места эмоциям, жалости или состраданию. Всё просто: либо ты без сожалений первый съедаешь противника, либо он так же быстро съедает тебя. Именно поэтому моя работа, как, впрочем, и вся жизнь, основана на рациональном и аналитическом подходе, в котором быть эмоциональным — значит казаться слабым. А я точно не считаю себя таким, как и не могу позволить хотя бы на мгновение кому-то подумать так же.
«Крупные дела не делаются одним человеком — они совершаются командой».
Эти слова также с самого детства мне не уставал повторять отец. Для процветания бизнеса он всегда собирал вокруг себя сильную команду профессионалов. И, возглавив корпорацию, я полностью согласился с ним. Верные и компетентные люди являются одним из главных условий продвижения бизнеса вверх, но только в том случае, если ты умеешь правильно и чётко организовать их работу. Следить, наставлять и непрерывно контролировать. Вызывать уважение, заставлять бояться и полностью доверять каждому без исключения, кого подпускаешь к своим делам.
В чём явно и ошибся мой отец перед уходом на пенсию, когда выбрал в свои заместители в филиале Рокфорда, где он последние годы сам управлял делами, совершенно неподготовленного человека.
Под руководством этого мудака за последний год отмечается значительное падение прибыли, недопустимые задержки с выполнением заказов, потери нескольких крупных клиентов и внезапный пожар на одной из фабрик.
Последняя новость и вынудила меня оставить все важные дела в главном штабе «Heart Corp» и немедленно вернуться в Рокфорд, где я по восемнадцать часов в сутки разгребаю всю кучу дерьма в офисе, которую натворил назначенный отцом руководитель.
– Джессика Роуз уже пришла? – пугаю своим вопросом Мари, когда возвращаюсь с очередного общего собрания, на ходу торопливо освобождаясь от галстука.
Нет ничего более изнурительного, чем продолжительное общение с кончеными идиотами, которые не способны предложить ни одного решения проблемы в сложившейся ситуации на предприятии.
– Да, она уже минут пятнадцать ждёт в вашем кабинете, – еле слышно пищит моя временная секретарша.
– Прекрасно. Мари, в ближайший час меня ни для кого нет.
– Но, мистер Харт, у вас через полчаса назначена встреча с…
Поймав на себе мой холодный взгляд, который каждый раз заставляет её трястись от страха, она мгновенно затыкается. Думаю, стоит мне проявить хоть немного истинного раздражения, что сейчас кипит во мне, и девушка потеряет сознание прямо на месте.
За прошедшие недели я успел неоднократно пожалеть, что не взял в эту поездку свою незаменимую ассистентку Сару. За долгие годы совместной работы она уже успела привыкнуть к моему влиянию на окружающих женщин и не содрогается от каждого слова или взгляда.
Я нарочно подхожу к напуганной секретарше ближе, желая достигнуть необходимого эффекта.
Её весьма привлекательное тело начинает мощно подрагивать, на коже проступает жаркая испарина, а сочные губы приоткрываются, выдавая её глубокое дыхание, вызванное теперь далеко не только страхом.
Да… не могу не отметить, что у бывшего исполнительного директора неплохой вкус на женщин, однако мне хватает секунды, чтобы понять, что эта прелестная пташка удивить меня ничем не сможет. В её курчавой головке бурлят всё те же развратные фантазии, что я считывал уже не раз, и мне даже проверять не надо, чтобы с уверенностью заявить: вслед за страхом, который я неизменно вызываю в женщинах, её одолевает жгучее желание самой раздвинуть передо мной свои стройные ноги, чтобы я вытворил с ней всё то, о чём она тайно мечтает.
– Послушай меня внимательно, Мари, повторять больше не стану. – приподнимаю за подбородок её покрасневшее лицо. – Когда я говорю, ты выполняешь. Сразу же. Молча и без лишних вопросов. Поняла? – почти касаюсь своими губами её губ и сквозь панический страх девчонки также остро ощущаю её плотское желание.
Она нервно сглатывает, всё ещё боясь посмотреть мне в глаза.
Николина
– Нет! Нет! И ещё раз нет! – вскипая до предела, Тони мощно бьёт по музыкальному центру, в миллионный раз прерывая чувственную композицию. – Да что с вами сегодня происходит, курицы бестолковые?! С утра оставили последние остатки мозгов на подушке? Вы не слышите, что я вам говорю?!
Его громкий голос точно молот забивает острые гвозди в мой рассеянный разум. Даже после трёхчасовой беспрерывной репетиции, я никак не могу влиться в тренировочный процесс и станцевать так, как требует того хореограф. Все движения получаются неслаженные и даются с таким непосильным трудом, будто последние несколько дней я вовсе и не отдыхала. Но тем не менее я не сдаюсь и пытаюсь сосредоточиться на чистом выполнении танцевальных связок для номера в шоу, даже несмотря на стёртые в кровь ноги. Эта боль практически не напрягает, в отличие от той, что никак не прекращает назойливо скрести мне душу.
Да! Я всё ещё продолжаю приходить в себя после невыносимой ночи и ещё более ужасного утра в квартире Остина. И честно, мне уже самой это осточертело, поэтому я раз за разом стараюсь отвлечься работой, чтобы перестать думать о нём и о том, с какой тревогой и придыханием он смотрел на свою драгоценную Лару.
– Разве так сложно выполнить всего несколько комбинаций чётко и без «грязи»? – хромая, Тони выходит в центр зеркального зала и грозно оглядывает всех танцовщиц. – До начала шоу всего пара часов, а я до сих пор не вижу от вас того, что хочу увидеть! Вы что, все сговорились и решили сегодня вывести меня из себя?
Имея за спиной весомый багаж опыта, Тони никогда никого не жалеет, заставляя работать на максимуме наших сил и возможностей. Он часто бывает резок, незаслуженно груб и чересчур требователен, но нам приходится терпеть и не возникать, если не хотим в ту же секунду вылететь за двери.
– Никто не хочет злить тебя, Тони, мы не виноваты, что ты вечно всем недоволен!
Удивляюсь неожиданной смелости одной из танцовщиц и поворачиваю голову в сторону высокой рыжеволосой девушки.
Недовольно скрестив руки на своей искусственной груди, она с вызовом смотрит на Мэрроу. Настоящего имени огненной красотки я не знаю, но в стенах «Атриума» она называет себя — Селена.
В женском коллективе, где царит жёсткая конкуренция за лучший номер на сцене и внимание более прибыльных клиентов, нет места дружбе или вежливым беседам. За всё время я ни разу даже словом не перекинулась с исполнительницей финального номера шоу и главной фавориткой Эрика Мэрроу. Поэтому могу лишь предполагать, что именно их тесные отношения придают ей уверенность в своей неприкосновенности от другого брата.
– Что ты сейчас сказала? – даже несмотря на травму колена, Тони преодолевает метры до Селены грациозно, словно гепард, становясь вплотную к девушке.
– Что слышал, Тони. Ты не можешь относиться к нам как к каким-то рабыням. Мы всё делаем на высшем уровне, как ты всегда и просишь. Просто дай нам немного передохнуть. Как-никак нам ещё целую ночь перед публикой выступать придётся.
Все в зале замирают на месте. От воцарившейся звенящей тишины с каждой секундой всё сильнее закладывает уши. Ожидая взрыва ядерной бомбы, мы пристально смотрим на кипящего от гнева Тони и уверенно стоящую перед ним протеже брата.
– Пошла отсюда, – хореограф удивляет нас всех еле слышным шёпотом, от которого все волосы на теле поднимаются дыбом.
Селена в недоумении сощуривает глаза, словно не сумела расслышать его с первого раза.
– Я сказал: ПОШЛА ВОН ОТСЮДА!
БАМ!
Вот этого все и ждали!
Мы все вздрагиваем от его дикого крика, а загорелое лицо Селены в один миг теряет всю кровь.
– Но Тони… – она ошарашенно смотрит на него, мгновенно растеряв свой воинственный настрой.
– Ты глухая? Сама хотела передохнуть, поэтому пошла на выход! – не дождавшись, пока девушка очухается, хореограф грубо толкает её в сторону дверей.
– Не трогай меня! Ты не можешь меня выгнать отсюда!
– Ты ещё собралась говорить мне, что я могу, а что нет в своём клубе? Вконец отупела?!
– Эрик тебе не позволит! Он не… – Селена запинается, когда Тони, не контролируя силы, резко оборачивает её к себе.
– Что он? Что Эрик сделает? Ты думаешь, если так раздвигаешь перед ним ноги, он станет выполнять каждый твой каприз?
Теперь лицо Селены сливается с огненным оттенком её рыжих волос.
– Ну ты и скотина, Тони! – она яростно обводит взглядом всех танцовщиц и вновь возвращает внимание к мужчине. – Вот увидишь, Эрик не позволит тебе меня уволить. Уж слишком много денег я ему приношу.
– Закрой свой грязный рот, шлюха! Им ты будешь работать ночью, продолжая приносить прибыль своему ненаглядному Эрику или сосать под его же рабочим столом, а в танцевальном зале чтобы я ноги твоей больше не видел! – он брезгливо отбрасывает её в сторону как какой-то кусок мусора, после которого явно желает поскорее вымыть руки.
– Но как же мой номер в шоу? Ты не можешь! За мной финальный танец!
– Ты не слышала, сука?! Пошла к чёрту отсюда! В шоу ты больше не участвуешь! – Тони отмахивается от неё как от назойливой мухи и поворачивается к нам. – Ну что?! Кто-то ещё желает отдохнуть или, может быть, начнёте уже работать как надо?!
Адам
– Никак не ожидал тебя здесь увидеть, Харт, – без тени радушия заявляет Эрик Мэрроу, присаживаясь за наш столик.
Как Тони и обещал, он выделил нам место в отдельной зоне прямо возле сцены, где уже вовсю вытворяют чудеса гибкие танцовщицы.
– Представь себе, я тоже не ожидал, что буду проводить вечер в твоей компании, но тебе ли не знать, что от твоего брата не скрыться, – неохотно отвечаю, смакуя двойной виски.
Я дружу с Тони ещё со школы, и с тех же времён мы с Эриком на дух друг друга не переносим. Начиная с подросткового возраста вплоть до момента, когда я покинул Рокфорд, у нас было огромное количество стычек и разборок, но об этом сейчас нет смысла вспоминать. Ссоры остались в прошлом, а вот взаимная неприязнь сохраняется до сих пор.
– Я имел в виду, что не ожидал увидеть тебя вновь в Рокфорде, – с совершенно равнодушным выражением лица поясняет Эрик.
– Чему ты удивляешься? Уже забыл, что это и мой родной город тоже, где находится немаловажный штаб компании и до сих пор живёт мой отец?
– Я-то не забыл, – он жестом подзывает к себе официантку. – А вот ты, насколько я понимаю, немного запамятовал как о старых друзьях, так и о родном папаше. Как, кстати, поживает Роберт?
Наблюдаю, как соблазнительная девушка, не отрывая томного взгляда от меня, заметно подрагивает и ставит на стол новую порцию виски.
– Прекрасно, не может нарадоваться своему вечному отпуску, – с полной уверенностью заверяю я, хотя на деле не имею и малейшего представления, чем занимается отец в своём особняке в пригороде Рокфорда. До сих пор не было ни возможности, ни искреннего желания добраться до него.
– Да что ты говоришь? Мне казалось, заставить Роберта покинуть работу сможет только смерть.
– Как видишь, ты ошибся.
– Ты бы навестил его, Адам, – слегка удивляет меня Тони.
– Не думаю, что он целыми днями сидит у окна и с трепетом ожидает моего появления.
– И всё же.
– Ты что, с ним общался?
– Встречал пару раз на общественных мероприятиях.
– Да, мы с Тони были немало удивлены, получив приглашение на торжественный приём в честь открытия благотворительного фонда помощи бездомным детям, что основал сам Харт-старший, – официальным тоном заявляет Эрик, вынуждая меня подавиться виски.
– Что ты сказал? – в этот раз мне никак не удаётся скрыть удивления.
Даже несмотря на то, что наши отношения с отцом строятся исключительно на рабочих делах, я не смог бы пропустить мимо носа столь абсурдную и никак непохожую на Роберта деятельность, как какой-то фонд помощи нуждающимся.
– Только не говори, что ты не был в курсе, – усмехается Эрик. – Приём пройдёт на следующей неделе. Все сливки общества соберутся там. А те, кто близко знаком с Робертом, вообще недоумевают: неужели это приближение старости вынудило жестокого Харта резко подобреть и кинуться на помощь беззащитным брошенным детям?
Его ехидный голос схож со скрипом ногтя по стеклу, но я с завидной лёгкостью подавляю в себе желание разукрасить холёную физиономию Мэрроу.
– Это вряд ли, – скептично отрезаю я, не желая продолжать разговор.
Единственным разумным объяснением столь благородного поступка отца может быть лишь желание отвлечь всеобщее внимание от неприятного происшествия в компании, но тогда вопрос в другом: почему он меня не поставил в известность?
– А что насчёт Лиама? Его тоже в Рокфорде не видели уже несколько лет. Он же…
– Эрик, что ты сегодня такой разговорчивый? На тебя это как-то не похоже, – заметив, как я с силой сжимаю в руках стакан с виски, Тони перебивает брата. – Может, хватит тратить энергию на ненужные беседы, а вместо этого насладимся праздником? – он указывает на сцену, где в данный момент развлекают публику две «лесбиянки», сливаясь в безумных эротических танцевальных связках.
– Ты изрядно постарался, Тони. Я впечатлён, – признаюсь я.
– Я же говорил. Дождись финала, уверен, тебе понравится, – интригует друг.
Он это умеет. Мне действительно невероятно жаль, что глупый несчастный случай лишил мира столь талантливого артиста, как он.
Я искренне ценю профессионалов высочайшего уровня в любой сфере деятельности, а не только в границах своей работы.
Тони не бросал слова на ветер, когда в красках описывал атмосферу своего клуба. В юном возрасте я частенько любил проводить разгульные ночи в компании элитных проституток. Это далеко не первый стриптиз-клуб, в котором мне доводилось бывать. Меня уже мало чем можно удивить, но увиденное в «Атриуме» меня неслабо поразило. И хочу отметить: весьма приятно.
Сразу видно, что в создание своего дела братья Мэрроу вложили не только кучу денег, но и собственную душу. В Рокфорде их клуб является порочной изюминкой города, но я уверен, даже в перенасыщенном развлечениями Нью-Йорке братья сумели бы выдержать конкуренцию.
Чарующий мир «Атриума» значительно расслабляет меня, не только отгоняя прочь вечные мысли о работе, но и целиком переключает голову на беззаботный режим. И признаюсь, я уже забыл, насколько это приятно — ни о чём не думать.