В Сталинграде

Дом на площади 9 января

^{Захват здания группой сержанта Я. Ф. Павлова. (Кадр из кинофильма «Сталинградская битва»)}

Командир батальона после первой моей вылазки в тыл врага еще не раз посылал меня разведывать отдельные дома, прощупывать, насколько они укреплены. Но недолго мне довелось быть разведчиком.

27 сентября вечером вызвал меня к себе командир роты.

— Товарищ Павлов, есть дело…

— Слушаю, товарищ гвардии лейтенант…

— Видишь вон тот четырехэтажный дом, что выходит на площадь 9 января?

— Вижу, товарищ гвардии лейтенант.

— Этот дом — очень выгодная позиция. Нужно разведать, много ли там немцев. Это вы сделаете сегодня ночью. Сколько бойцов вам нужно?

— Троих хватит.

— Выбирайте сами…

Я выбрал пулеметчика из моего отделения Черноголова и еще двух храбрых парней: Глущенко и Александрова.

До наступления темноты мы наблюдали за домом и установили, что огонь из него не ведется, но заметили, что со стороны площади к зданию подходят вражеские танки.

С наступлением темноты, часов в девять вечера, мы поползли вперед. До дома было совсем недалеко, метров полтораста — двести. Но какие это были метры! Гитлеровцы, не переставая, вели огонь по нашим позициям.

Прижимаясь как можно ближе к земле, мы медленно продвигаемся к дому. Времени у нас не очень много, потому что скоро должна взойти луна. Впереди ползет Александров, за ним я, третьим движется Глущенко. Черноголов остался пока у сарайчика, из которого мы днем вели наблюдение за домом. Он — наш связной и получил от меня приказание: если мы благополучно доберемся, тогда и он поползет к нам; если же неудача, то условленными сигналами вызовет подкрепление.

Метр за метром ползем вдоль трамвайного пути к дому. Ни на минуту не прекращают стучать вражеские пулеметы. Временами мы застываем на земле, и тогда отчетливо слышно, как над [12] ухом, точно шмели, поют пули. Едва на мгновение замолкнут пулеметы, мы вновь начинаем ползти. Уже позже я обнаружил на своей шинели два прореза — следы пуль.

Днем мы установили, что дом имеет четыре подъезда. Держим курс к первому подъезду. Еще несколько томительных минут, и, взмокшие от пота, прижимаемся к холодной стене дома. Переводим дыхание, ждем Черноголова. По нашим следам он ползет более уверенно и вскоре присоединяется к нашей группе.

Пора действовать. Прислушиваемся… В доме тихо. По моему приказанию Александров остается снаружи у подъезда, а Глущенко, войдя туда, наблюдает за лестницей, ведущей в верхние этажи. Мы с Черноголовым спускаемся в подвал. Прикладываю ухо к двери. Доносится приглушенная русская речь. «Наверное, жители с верхних этажей», — решаю я. Сильным толчком раскрываю двери, врываюсь вместе с Черноголовым в подвал, Включаю фонарик и, скользнув тонким лучом по группе женщин и стариков, говорю:

— Добрый вечер!

— От неожиданности и изумления в первую минуту все молчат. Очнувшись, какая-то женщина говорит:

— Как вы сюда попали? Ведь в доме фашисты!

— Знаем, поэтому и пришли, — отвечаю я. — А где они?

— Во втором подъезде, в первом этаже.

— А здесь нет?

— Не видали…

Все же осторожность требует проверки. Глущенко следит теперь за подвалом, а я с Черноголовым обследую подъезд, этаж за этажом. Пустые, разгромленные квартиры. Холодный ветер гуляет по комнатам. Убеждаемся, что в первом подъезде немцев действительно нет.

Выходим на двор. Уже серебрятся края облаков, скоро взойдет луна, надо действовать быстрее. Пробираемся вдоль стен ко второму подъезду. По-прежнему караулить остаются Александров и Глущенко. Приказываю Глущенко следить за подвалом, а с Черноголовым тихонько поднимаемся по нескольким ступенькам на площадку первого этажа… Перед нами две двери, ведущие в квартиры. Прислоняюсь к двери, слушаю. В квартире — немецкий разговор. Черноголов приглашает меня знаком послушать и у второй двери. И здесь слышны обрывки немецких фраз. Двери чуть-чуть приоткрыты…

Вооружение наше состояло из автоматов, ножей и гранат. Все карманы были заняты «лимонками». Шепотом передаю Черноголову план действия: я распахиваю двери одной квартиры, он — другой, бросаем по три гранаты и затем врываемся в комнаты.

Неожиданный грохот наших гранат нарушает тишину в доме. Кидаемся в комнаты, полные дыма и пыли, строчим из автоматов. [13]

В глубине комнаты различаю окна, сквозь которые видна площадь, освещенная взошедшей луной. По площади с воплями убегают три фигуры — это раненые нами вражеские солдаты. Трое убитых гитлеровцев валяются на полу около окон.

Быстро обследуем верхние этажи. Здесь нет никого. Очередь за подвалом. Раскрываю двери и с автоматом наготове вхожу в подвал. В глубине подвала нечто вроде стола, на нем слабо мерцает каганец. Здесь полно людей — то же жильцы с верхних этажей. Опять удивленные восклицания и радость напуганных взрывами людей. Раздаются вопросы:

— Да как вы сюда попали? Ведь над нами фашисты.

— Были да сплыли. Сейчас здесь мы, советские бойцы… Приглядываюсь и узнаю среди жильцов знакомое лицо.

— Санинструктор Калинин, ты почему здесь? — спросил я.

— Возился с ранеными и застрял, — отвечает санинструктор. Меня интересует, есть ли еще гитлеровцы в доме. Узнаю, что группа их находилась лишь во втором подъезде и вела отсюда обстрел площади. Говорят, что в подвале третьего подъезда есть тоже жильцы. Все же решаю продолжать разведку. Тщательно осматриваем все квартиры и чердаки третьего и четвертого подъездов. Убеждаюсь, что дом теперь в наших руках.

Я вспомнил о том, что командир роты посылал нас только на разведку дома, а приказа дом захватить не было. Мы, можно сказать, перевыполнили приказ, не только разведали, но и захватили дом. Что же делать дальше? Оставлять его без [14] бойцов — значит дать возможность врагу вернуться сюда. Принимаю решение остаться и оборонять дом. Нас четверо. Расставляю посты: Черноголов занимает позицию у окна, где раньше были гитлеровцы, и наблюдает за площадью. Глушенко следит за подъездами. Александров смотрит за тыловой стороной. Одна беда — мало боеприпасов. Ничего! Напишу донесение комбату, и мы получим боеприпасы, подмогу в людях. Но кто же доставит донесение? Остаться втроем рискованно. Прикинув, решаю послать к комбату санинструктора Калинина. Я написал в донесении, что в результате разведки нашей группе удалось захватить дом, но туговато с боеприпасами и продовольствием, жду дальнейших указаний. Вручаю донесение Калинину и приказываю:

— Самому комбату в руки, и быстро!

Едва только санинструктор вышел из второго подъезда, как гитлеровцы начали сильный обстрел дома. «Ага, уже доложили начальству!» — подумал я об уцелевших фашистах, сбежавших из нашего дома. Пришлось временно укрыться в подвале. Но как только обстрел прекратился, мы снова заняли свои посты.

Вдруг слышу голос Черноголова:

— Товарищ сержант, на минутку!

Поднимаюсь к нему, а он показывает мне на три тени, бредущие по площади, и спрашивает:

— Снять?

— Снимай.

Короткая очередь валит трех гитлеровцев. Все же предупреждаю весь свой «гарнизон» — патронов и гранат зря не расходовать, искушений будет много, но пока боеприпасы нужно беречь на случай вражеской контратаки.

Жильцы второго подъезда сварили какую-то похлебку и угостили нас. В это время снова начался обстрел. Артиллерийские и минометные налеты на дом враги вели чуть ли не каждые полчаса. Вряд ли они предполагали, что мы только вчетвером обороняем дом. Враг решил, видимо, измотать нас за ночь обстрелами и под утро предпринять контратаку.

Комбат молчит: как говорится, ни ответа, ни привета Уже светает. Фашисты предприняли такой налет, что весь дом ходуном заходил от разрывов, кое-где обвалились потолки. Но здание крепкое и его не так-то легко разрушить.

Но вот артиллерия замолкла. Черноголов кричит мне:

— Лезут!..

Подбегаю к нему и вижу, что небольшая цепочка гитлеровцев ползет через площадь. Подпустили их поближе и прострочили из автоматов. Часть из них осталась лежать, другие «смельчаки» уползли в свои норы на противоположной стороне площади. [15]

Забираюсь на чердак и смотрю на мельницу, где в подвале расположен КП нашей роты: может быть, знак мне какой-нибудь вывесят? Ничего не видно. Меня это расстроило. Не может быть, чтобы комбат не ответил на мое донесение! Не погиб ли санинструктор, добираясь с донесением?

Пока я волновался за судьбу своего донесения, на командном пункте батальона, как я потом узнал, происходило следующее. На КП пришел командир полка гвардии полковник Елин. Комбат докладывает ему, что послал группу разведать дом на площади 9 января.

— Сколько человек ушло? — спросил Елин.

— Четверо.

— Только четверо? Что вы наделали! Их же, наверное, сразу перестреляли…

Комбат не нашелся, что ответить, так как уже сутки от нас не было слуху.

Неожиданно в подвал ввалился, едва переводя дыхание, Калинин. Увидев полковника, санинструктор спросил:

— Товарищ гвардии полковник, разрешите обратиться?

— Слушаю вас.

— Я от гвардии сержанта Павлова…

— От Павлова?

— Так точно, из дома, где Павлов занял оборону… Обрадованный комбат взял донесение, прочел его и обратился к командиру полка:

— Товарищ гвардии полковник! Разрешите доложить, что гвардии сержант Павлов занял дом без потерь и теперь держит там оборону. Доносит, что нет боеприпасов…

Командир полка тоже обрадовался:

— Очень хорошо! Молодцы, славно сработано! Немедленно направьте им подкрепление, боеприпасы, продовольствие, все, что требуется…