В степи и в горах

КАК ЧЕСТВОВАЛИ СТАРОГО ЧАБАНА

В конце сентября, в ветреный день, когда тени бегущих облаков испятнали степь, на поселковую площадь из ближайших домов снесли столы и стулья.

Богатое было застолье: резаные, залитые постным маслом помидоры разносили тазами, а варёную баранину — подносами.

Старый чабан Кашкарбай сидел за главным столом среди почётных гостей, приехавших из областного города и даже из столицы — из Алма-Аты. Чествовали его, большерукого темнолицего старика с двумя золотыми звёздами на лацкане пиджака. Ждали, что старый Кашкарбай передаст свою отару другому чабану; на выбор ему назвали двух.

Председатель тихонько послал за пастушеским посохом: к кабинете у него стоял для таких случаев новенький посох. Полагалось при передаче отары сказать наказ и преемнику вручить посох.

Между тем говорили речи. Один из приезжих гостей назвал Кашкарбая великим чабаном.

— Кто сберегал отару в метельные зимы? Кашкарбай. Кто сберегал отару при бескормице, когда после оттепели степь покрывается ледяной коркой и овцы не могут добыть себе еды? Кашкарбай. У кого овцы приносят по два ягнёнка, в то время как у других чабанов овцы приносят по одному? У Кашкарбая. Одно плохо: секреты свои не передал уважаемый Кашкарбай, — закончил гость. Тут он подумал, что перебрал и старый чабан обидится, и добавил: — Шучу, конечно.

Попросили сказать Кашкарбая. Председатель с посохом подвинулся ближе.

— Передам свой секрет, — сказал Кашкарбай, — тому передам, кто со мной пас отару пять зим. А таких нет. Одну зиму со мной пасли, две пасли. Был помощник, хороший парень, три зимы со мной пас — и ушёл. Тяжело, ведь я в горах зимую с отарой, а там снегу много, ветра. Только один мой помощник выдержал четыре зимы. Пятую выдержит — все секреты его, — и Кашкарбай показал на нижний конец стола, где сидел его сын Даулет.

Председатель сунул кому-то ненужный теперь посох, поправил галстук и дал знак. Оркестранты положили вилки, вытерли рты и разобрали свои трубы.

Запели трубы, забухал барабан. Журавлиный клин в небе дрогнул, стал забирать в высоту и исчез под облаком. Долетел ли до птиц гром труб, колол ли глаз их острый блеск?

Председатель подошёл к высокому, обёрнутому тканью сооружению, потянул верёвку. Открылась мраморная колонна, а на ней бюст: две звезды на лацкане, голова с острой бородкой, круглая шапка с меховым околышем.

Люди хлопали, повернувшись к старому Кашкарбаю, а он кивал, благодарил или смиренно соглашался: дескать, если положено ставить на родине бюст дважды Героя Социалистического Труда, так надо ставить.