В стороне от больших дорог

Мы создали осветительные приборы, излучающие отдельные участки спектра. Накладывая на белом экране пятна их света одно на другое, демонстрировали сложение цветов, получение цветов дополнительных, получение белого пятна из сложения цветных пятен света, а, складывая стекла тех же цветов — черного стекла.

Одним словом, мы создали целый комплекс приборов и приспособлений, которым мог бы гордиться любой институт. Сделали картину. Сдали. Все это бесценное оборудование стало никому не нужно и исчезло. Пример нашей чудовищной бесхозяйственности. Еще один учебный фильм «Колебание и волны». Для школ. Тут тоже пришлось солидно поработать.

Консультант показал нам рисунок прибора, на котором были изображены два качающихся маятника и рядом, на движущейся бумажной ленте, выписываются кривые, как любого маятника отдельно, так и наложения одной кривой на другую. Все очень наглядно. Но самого такого прибора нет. Мы, несколько упростив, соорудили прибор. Работал хорошо. Сняли.

Для демонстрации стоячих волн, сделали узкий, но очень длинный — 3 метра — аквариум. Снимали прекрасно видимые стоячие волны. Для сложения волн, идущих крест накрест, сделали в ателье бассейн — раму из досок накрыли брезентом и налили воду.

Несколько квадратных метров воды, глубиной 10 см. «Долбили» воду деревянными конусами — шли волны. Если волны пересекались друг с другом — они складывались, образуя бугорки и ямки. Опыт недорогой, но наглядный и совершенно неосуществимый в школьном классе. В этой же картине был еще один «фокус».

Надо было показать, что при качании маятника, меняется, движущая его сила. На краях размаха — сила тяжести, в середине — инерция. Как показать, что во время движения маятника, одна сила постепенно уменьшается, а другая — растет? Конечно, проще сделать это средствами мультипликации. Мы же решили снять этот кадр в ателье. В этом кадре все движения неравномерные, с ускорениями и замедлениями. Соответственно стрелки, изображающие силы, должны увеличиваться и уменьшаться. При этом они должны все время двигаться вместе с маятником, как приклеенные к нему.

Мы создали систему связанных с маятником качающихся рычажков и качающихся маленьких зеркал.

Наладка этого кадра заняла несколько дней. Но когда кадр был снят, получилось великолепно. Стрелки, плавно качаясь вместе с маятником, росли и укорачивались. Это было интереснее и убедительнее мультипликации.

Что касается «НИР» ов, которыми мы с Лаврентьевым занимались с 1945 по 1954 годы, то о «люминесцентном способе съемки» я уже писал. Упомяну еще о двух.

Во-первых, это «Автофокус» — автоматическая фокусировка при съемках с наездом. Трасфокаторов тогда еще не было. Не буду сейчас подробно описывать разработанную нами систему. Скажу только, что она прекрасно работала. Образец был изготовлен. Где он сейчас — не знаю. Второе — это точечный экспонометр. Прибор, позволяющий не отходя от съемочного аппарата определять освещенность какой-либо одной точки объекта, что бывает нужно, если к этому месту трудно или невозможно подойти, а это место объекта съемки является главным и экспозицию нужно определить. Именно по нему. Пример — диск Луны на темном небе или человек в глубокой тени.

Был изготовлен прибор, похожий на фотокамеру. Образец проверили в работе. Он полностью оправдал себя. Где этот прибор теперь тоже не знаю.

Все «НИР» ы завершались отчетами и образцами, которые представлялись Москве. Но об их внедрении никто не заботился.

Моей первой полнометражной, полностью самостоятельной картиной, была «Тайна вещества». Ей предшествовала довольно длительная и непростая работа над сценарием «Атом». Тема фильма возникла не случайно. Атомная бомбардировка Хиросимы и Нагасаки вызвала во всем мире не только чувство возмущения и ужаса, но, одновременно, и жгучий интерес к новой области физики. Становилось ясно, что начинается эпоха освоения атомной энергетики. Проблемы строения атома, до этого ограниченные стенками научных лабораторий, теперь привлекли внимание людей, совершенно далеких от науки. Естественно, научно-популярное кино не могло не откликнуться на эту тему.

Сценарий писал сценарист Юдин. Однако, дело у него не ладилось. Было представлено двенадцать вариантов сценария, но ни один из них не был принят. Договор с Юдиным расторгли и на том же материале возник новый сценарий «Тайна вещества», с новым сценаристом — В.Грязновым.

Снимать картину должен был я, так что работал Грязнов в тесном контакте со мной. Фильм, по своей конструкции, впервые на нашей студии был построен не как констатация современного состояния науки, а как «история вопроса». Говорилось, как в течении двух тысячелетий, через ошибки и заблуждения, споря, страдая от неудач, торжествуя при победах, шло человечество от примитивного представления о строении мира из четырех стихий, сначала к открытию молекул и атомов, потом к элементарным частицам и к атомной энергии.

Такое построение фильма сразу решало проблему его драматургии. Борьба добра со злом, старого с новым, любознательности с равнодушием. Можно было строить картину отдельными эпизодами, имея в каждом свою задачу, свою борьбу, кульминацию и, наконец, победу. Это позволяло заинтересовать зрителя.

Вместе с тем, прием «история вопроса» невольно привел к необходимости заглянуть в будущее, хотя бы ближайшее. Остановиться на состоянии науки сегодняшнего дня было бы просто невозможно. Я позволил себе в этом фильме совсем немного, чуть-чуть, заглянуть в будущее. Но именно с «Тайны вещества» началась «Фантастика Клушанцева», которая потом присутствовала во всех моих полнометражных фильмах. Все они — «Дорога к звездам», «Луна», «Марс» — были сделаны по тому же принципу «история вопроса»: что происходит в науке сегодня и что это сулит нам в будущем. Последнее, в сущности, и не фантастика вовсе, а научно-обоснованный прогноз. Тем не менее, слово «фантастика» прочно закрепилось за моими фильмами.

Фильм «Тайна вещества» был очень хорошо принят, а на 9-м Международном кинофестивале в Карловых Варах в 1956-м году получил премию как «лучший научно-популярный фильм».

Следующим фильмом, одним из очень важных в моей жизни, да и как мне кажется, в истории студии, стала «Дорога к звездам».

Ставился фильм в 1956-57 годах. Но предыстория его началась примерно в 1954 году. Тогда Московский писатель Борис Ляпунов, авиаинженер по образованию, с юности увлекавшийся идеями Циолковского, годами собирал материалы о работах над реактивными двигателями, о нарождающейся ракетной технике, о фантастических проектах межпланетных полетов. Владея огромным количеством интереснейших сведений и имея контакты с ближайшим соратником Королева Тихонравовым, Ляпунов написал множество статей на эти темы и выпустил неплохую книжку «Через тернии к звездам», после чего захотел написать сценарий фундаментального научно-популярного фильма и добиться его постановки. Предложил сценарий студиям Москвы и Свердловска. Обе студии отказались, так как сочли постановку фильма слишком трудоемкой для себя.

Кто-то посоветовал Ляпунову обратиться ко мне. Он приехал в Ленинград. Я сценарий прочел и сказал, что, в принципе, взялся бы за такой фильм. Тут требовались сложнейшие комбинированные съемки, которые всех пугают, мне же они под силу. Но сценарий необходимо доработать. Время для этого было. Шел 1955 год, я бы еще занят работой над фильмом «Тайна вещества». Сценарный отдел студии и я дали Ляпунову свои рекомендации по переделке сценария. Новый вариант сценария студию вновь не устроил, Ляпунову предложили взять в соавторы кого-нибудь из профессиональных сценаристов. Он пригласил москвича Соловьева, который был сценаристом художественных фильмов, с научно-популярным кино дела никогда не имел. В результате их совместной работы, в сценарии появилось много игровых эпизодов, особенно «эпохи Циолковского». О главном, о будущем космонавтики, говорилось вскользь, скороговоркой. Это в корне меняло жанр фильма, что меня совершенно не устраивало. Я хотел сделать фильм, драматургически выстроенный на истории научных идей и открытий, а не описании характеров и взаимоотношений деятелей науки.

К этому времени я уже закончил работу над «Тайной вещества». Теперь важно было успеть включить «Дорогу к звездам» в план студии и приступить к работе, поэтому времени на дальнейшую переработку сценария не оставалось. Я сказал, что принимаю сценарий в том виде, каков он есть, решив про себя, что работая над режиссерским сценарием, все переделаю по-своему.

Однако, сразу включить картину в план студии не удалось. В Главке сценарий прочли и сообщили, что считают тему не злободневной. Человек выйдет в космос лет через сто-двести, а сейчас темы более важные, например, проблема повышения урожайности сахарной свеклы. Кроме того, постановочно картина для нашей студии слишком сложна. Одним словом, наша московская администрация показала свое полное непонимание положения в науке и полное непонимание задач научно-популярного кино. А ведь во всем мире уже знали, что космическая эра человечества — на пороге.

В конце концов мне с большим трудом все же удалось добиться включения картины в план. Я сказал, что берусь полностью отвечать за успешное окончание этой рискованной затеи. Что эта картина нужна именно сейчас. Наконец, сценарий приняли. Картину запустили в производство.

«Дорога к звездам» действительно резко отличалась от всего, что до этого делалось на студии. Фильм был чрезвычайно сложен, причем не столько творчески, сколько технически и организационно. Съемочному коллективу предстояло изучить новую для нас тему, чтобы грамотно, интересно и понятно рассказать о ней зрителю.

Началось штудирование литературы по космонавтике, к сожалению, в основном, зарубежных авторов. Переснимали все изобразительные материалы, имеющие отношение к нашей теме.

Встречались и переписывались с зарубежными и отечественными учеными, к которым удавалось пробиться. Необходимо было тщательно продумать технологию предстоящих съемок. Ведь надо показать в фильме взлеты ракет, невесомость, окружающий нас космос, вид Земного шара с орбиты космического корабля и саму космическую технику, то есть то, что тогда еще никто не видел и что снять в натуре вообще нельзя. Надо было сочинять, изобретать, создавать сложнейшие макеты и декорации, придумывать большое количество специальных технических приспособлений, без который комбинированные съемки, составляющие основную часть картины были бы невозможны. Мы вовлекли в работу несколько институтов, Воздушную Академию, Пулковскую обсерваторию, Ленинградский университет, мастерские Худфонда. Чтобы детально, в полном соответствии с последними научными воззрениями, спроектировать космические ракеты, стартовые устройства, орбитальные станции, лунные корабли и прочую космическую технику, мы создали «конструкторское бюро» из студентов-энтузиастов 5-го курса и преподавателей Ленинградского института авиационного приборостроения во главе с проректором по научной работе этого института и одним из наших консультантов В.Я.Крыловым. Это «конструкторское бюро» в чрезвычайно короткие сроки выдало нам десятки листов чертежей.

Я, в это же время, работал над режиссерским сценарием, а параллельно со сценарием писал толстую тетрадь «Технологические записки по съемкам кинокартины „Дорога к звездам“». Я первым на студии применил эту форму информации, дополняющую режиссерский сценарий и монтировки.

Дело в том, что наши съемки часто были настолько сложны, что надо было объяснить членам группы, как именно этот эпизод будет сниматься. Это нужно было и для администрации студии, чтобы дать им понять необходимость указанных в сметах времени и денег.

Я применял «Технологические записки» во всех своих дальнейших картинах и считаю, что это необходимо для всех технически сложных фильмов.

Конечно, студийные цеха не в состоянии были справиться с огромным объемом работ для нашей картины. Это нарушало привычный режим работы студии, всем мешало, раздражало дирекцию и вообще, создавало нездоровую атмосферу, которая нервировала съемочную группу.

Поэтому изготовление наиболее крупных декораций и макетов, мы вынесли на Ялтинскую студию.

Там тогда был великолепный декоративный цех, где можно было построить декорации любого размера и любой сложности. Правда, все материалы, необходимые для строительства, мы должны были поставить в Ялту сами. Так, лесоматериалы мы отправляли туда вагонами.

Кроме того, там можно было проявить и отпечатать (в цехе обработки пленки) снятый материал, посмотреть его в уютном кинозале и подмонтировать в монтажной. А также, всегда можно было иметь, хоть и примитивное, но зато дешевое жилье, что тоже немаловажно.

Наконец начались съемки.

Построение фильма «Дорога к звездам» не сложно. Первую треть его занимает рассказ о Циолковском. Это часть целиком игровая, натурная. Роль Циолковского исполняет прекрасный актер Г.Соловьев.

Вторая треть фильма посвящена весьма драматичной истории развития ракетной техники вплоть до полета первого спутника. Там, в частности, есть эпизод запуска первой советской ракеты конструкции инженера М.К.Тихонравова в 1933 году (ГИРД). Снимался он в Массандровском парке, в присутствии самого Михаила Клавдиевича, который был главным консультантом нашего фильма. Эпизод этот настолько точно воспроизводит это историческое событие, что в дальнейшем эти кадры стали считаться документальными (хотя они были цветными!). Я встречал их потом во многих документальных картинах, посвященных истории космонавтики. Наконец, последняя треть фильма — строго научный прогноз развития космонавтики на ближайшие десятилетия. Это и первый полет человека в космос, с показом старта, перегрузок, невесомости, выхода человека в космос и посадкой. Потом — космодром, подготовка полета к Луне, сборка в космосе большой орбитальной станции, ее устройство, работа на орбите сотрудников станции, их служба и быт. Старт с орбиты Лунного корабля с космонавтами, посадка на Луну, первые шаги человека по ее поверхности.

Фильм этот много лет потом использовался на лекциях по космонавтике в клубах, планетариях, учебных заведениях. Некоторые кадры из него до сих пор служат в качестве фильмотечного материала.

Почти все комбинированные съемки в фильме проводились силами самой съемочной группы. Потому что либо в этих кадрах были заняты актеры, либо потому, что сложность подготовки и проведение таких съемок была столь велика, что требовала большого количества людей высокой квалификации, и никакой цех без нас ничего бы не сделал. Тем более, что отсутствие в те времена на наших студиях мощных агрегатов, которыми оснащены отделы комбинированных съемок современных передовых студий, заставляло нас изобретать всевозможные приспособления, придуманные в большинстве случаев, специально для данной картины.

Мы, к примеру, первыми начали снимать взлеты ракет, применяя огромные П-образные фермы — «виселицы», выходившие за границы кадра, с двумя блоками наверху. Ракета подвешивалась в центре фермы на двух тонких, невидимых на фоне неба, струнах, с противовесом у края фермы. Противовес был чуть легче ракеты, когда она заряжена пиротехническими патронами. При включении пиротехники из хвоста ракеты вырывалась струя огня и газа. Ракета становилась легче, противовес ее перевешивал и она сама плавно отрывалась от стартового стола и ускоряя движение, устремлялась вверх. Чтобы ракета не разбилась о перекладину фермы, противовес был снабжен амортизатором из пучка обычной бельевой резинки.

Этой системой «запуска ракет» мы потом многократно пользовались при съемках всех моих космических картин. Был только один случай «сбоя» на съемках фильма «Луна», но о нем я расскажу когда буду писать об этой картине.

Имитации невесомости мы добивались двумя способами.

Первый из них можно назвать «вертикальной съемкой». Декорация крепилась под потолком ателье, «лицом вниз». Съемочный аппарат крепился на специальную штативную головку, объективом вертикально вверх. Для создания ощущения «парения» самого зрителя, оператор с камерой находился на особой, двухэтажной тележке. Одна, нижняя, каталась по рельсам, проложенным по полу ателье, а на ней лежали небольшие поперечные рельсы, по которым каталась верхняя тележка с оператором и съемочным аппаратом. Двигая одновременно об тележки «туда-сюда», мы получали эффект движения аппарата как бы в стороны, вверх-вниз и по кругу. В нормальных условиях съемки того же можно достичь с помощью обычного операторского крана, но у нас кран был бы бесполезен. Вся наша схема усложнялась еще и тем, что нам не хватало высоты ателье. Пришлось вырезать в полу ателье отверстие в несколько квадратных метров и переместить оператора с тележкой в подвал.

Актеры (дублеры — цирковые гимнасты) подвешивались за прочный пояс на стальном тросе, который проходил на потолке через два блока и у стены ателье заканчивался противовесом, равным весу самого актера. Человек в кадре мог свободно вращаться, плавать в любую сторону и т. п. Трос при этом в камеру виден не был, так как полностью перекрывался его телом.

Таким способом снимались все кадры с космонавтами в открытом космосе и почти все в кабине космического корабля. Но несколько кадров в кабине были сняты вторым способом — «в барабане».

Для этого декорация кабины корабля вместе с осветительными приборами и оператором со съемочным аппаратом, находившимся в особом лотке, была заключена в большой барабан (4 метра в диаметре и 6 метров в длину). Мы, всей группой, сообща, катали этот барабан по полу ателье. При этом в поле зрения съемочного аппарата кадр и свет оставались постоянными, а направление силы тяжести менялось. Актер мог идти по полу, потом по стене, по потолку и т. п. За ним «с удивлением» следил второй актер, накрепко привязанный к креслу.

Чтобы движение актера были более похожими на плавание в невесомости, съемка шла ускоренная, примерно 70 кадров в секунду.

Конечно, оператору Лаврентьеву, который катался в этом «барабане» досталось. Ведь периодически он должен был снимать, находясь вверх ногами. Все кадры, снимавшиеся «вертикальной съемкой», должны были иметь фоном черное звездное небо. Поэтому «небо» было подвешено на потолке ателье. Это был щит размером 9х9 метров, собранный из девяти более мелких щитов. Сделаны они были из деревянных брусков, обшитых жестью, в которую были впаяны мелкие лампочки. Щиты имели черный цвет, а лампочки мы покрыли синим лаком, чтобы убрать красноватый оттенок их света. Мелкие лампочки располагались бессистемно, более крупные образовывали созвездия (строго по звездной карте). Всего было более трех тысяч лампочек. На фоне этого «неба» снимались все эпизоды, где действие происходило в космическом пространстве. В некоторых случаях, на краю кадра, под щитом ставился сегмент, изображающий край Земного шара.

Стоит, пожалуй, рассказать и о еще одном нашем приспособлении. Нам часто приходилось пользоваться методом перспективного совмещения. Метод не новый, давно известный. Заключается он в том, что часть объекта съемки, где работают актеры, изготовляется в натуральную величину, а другая его часть делается в виде макета.

Если макет поместить ближе к съемочному аппарату, чем стоит декорация, то одно «продлит» другое так, что они будут видны в одинаковом масштабе. Но для полного и незаметного для зрителя «слияния», необходимо чтобы декорация, макет и съемочный аппарат находились строго на одной прямой линии. Такое совмещение достигается с помощью особой головки, которая ставится на штатив аппарата и, вращением ручек, позволяет двигать аппарат в стороны и по высоте, достигая необходимого эффекта. Но поскольку любые изменения композиции кадра могут нарушить необходимое совмещение объектов, головка должна иметь свою конструкцию поворотов и наклонов, позволяющих поворачивать аппарат вокруг центра объектива.

Первое время мы кустарничали, сооружая головку из имеющихся механизмов, но потом сделали свою собственную конструкцию, с которой успешно работали.

Я много говорю о комбинированных съемках, так как именно они, в значительной степени, определили успех фильма.

Космическая эра наступила внезапно. Первый спутник, запущенный нашей страной 4 октября 1957 года, ошеломил весь мир. Люди не были к этому готовы. Давно ведущимися подготовительными работами почти никто не интересовался, а большинство просто ничего про них не знало.

Наш фильм, к этому моменту, был уже готов к сдаче. Мы срочно досняли несколько дополнительных кадров и в фильме появился эпизод «первый спутник». В таком виде фильм был сдан в Москве. Затем на студии, прямо с основного негатива было отпечатано несколько копий — обычно это делается с контратипа, основной негатив берегут как зеницу ока — и фильм вышел на экраны Москвы, Ленинграда и Киева. 7 ноября 1957 года, одновременно с запуском второго спутника.

Большей удачи мы и желать не могли. Мир гудел, пораженный небывалым событием. В газетах ежедневно печаталось расписание прохождения спутника над городом и люди вечерами стояли на улицах городов, задрав головы, чтобы увидеть эту рукотворную звездочку, медленно проплывающую по небу.

У подавляющего большинства возникла масса вопросов. И ответить на них смог наш фильм. В Ленинграде «Дорога к звездам» шла в кинотеатре «Титан» на Невском проспекте. Шла сорок дней, непрерывно с утра до вечера, неизменно с полным аншлагом.

Потом фильм обошел все пять материков, все страны и имел благоприятную прессу. Один журналист писал: «… вот умеют же кинематографисты, когда захотят, откликнуться на злободневную тему сразу, а не через три года, как обычно.».

«Сразу» откликнуться смогли бы только документалисты-хроникеры.

Мы же, работники научно-популярного кино, с нашей тяжеловесной бюрократической системой и отсталой техникой, работая в привычном ритме, смогли бы выпустить такой фильм, действительно, лишь через три года. Фильм «Дорога к звездам» начал готовиться задолго до полета первого спутника, потому что его делали люди, следившие за развитием науки и предвидящие скорое наступление космической эры. Нам удалось убедить в своей правоте неповоротливое московское начальство и мы победили!

Успех фильма в значительной степени объясняется тем, что «попал в струю», был безупречен по научной линии и, благодаря хорошим комбинированным съемкам, весьма качественно показывал будущую космическую технику. Фантастическая часть фильма отличалась новизной материала, правдоподобностью и масштабностью.

Главный консультант М.К.Тихонравов писал в своем отзыве о фильме: «… если в будущей действительности инженерные решения будут другими по форме, а это, наверное, будет так, то принципиально они будут такими, как в фильме…».

В 1958 году на Первом Всесоюзном кинофестивале по разделу научно-популярных фильмов, картина получила вторую премию. Первую дали фильму режиссера Яшина «За жизнь обреченных». На этом же фестивале, наша картина получила еще и особую премию за комбинированные съемки. В том же году «Дорога к звездам» получила премию и на Третьем Международном кинофестивале документальных и научно-популярных фильмов в Монтевидео.

Успех «Дороги к звездам» меня воодушевил. Я решил, что уже созрел для фильмов игровых, сюжетных. Теперь, по прошествии времени, оглядываясь назад, могу сказать, что это было безумием с моей стороны. Даже лучшие режиссеры нашей студии не решались браться за постановку художественных фильмов, прекрасно понимая, что это совершенно иной жанр, иная работа, требующая особой профессиональности, предъявляющая к режиссеру особые требования. А я? Хотя, директор студии Потапович добился в Москве того, что мне, до этого оператору высшей категории, исполняющему обязанности режиссера-постановщика, 9 января 1957 года присвоили сразу тарификацию режиссера высшей категории, я, по образованию оставался оператором, специалистом по комбинированным съемкам. Не было у меня настоящей режиссерской школы, умения работы с актерами. Тем не менее, я взялся писать для себя сценарий художественного фильма, не понимая, что лезу а авантюру.

Сценарий был, естественно, на космическую тему и построен на сложнейших комбинированных съемках, где моя техническая изобретательность смогла бы быть использована в полной мере.

Шел 1959 год. Один за другим взлетали спутники. Пока без людей. Но всем уже было ясно, что человек в космосе — дело обозримого будущего, а значит, в перспективе, возможен и полет на Луну.

Поэтому сюжет моего сценария, называвшегося «Лунный камень» был таким: три страны — США, СССР и ФРГ одновременно работают над проблемой первого полета человека на Луну. Идет обычная в таких случаях гонка — соревнование. Тем более, что некий международный орган учреждает приз — победит тот, кто первым доставит с Луны на Землю «кусочек Луны» или иначе «Лунный камень». Запуск всех трех ракет происходит почти одновременно. США и СССР запускают на Луну ракетные корабли, пилотируемые космонавтами. США и СССР запускают на Луну ракетные корабли, пилотируемые космонавтами, а ракета ФРГ — беспилотна, но оборудована сложными автоматами, управляемыми с Земли. Они способны взять образец лунного грунта и доставить его на Землю.

Все три ракеты, оказавшись на Луне, попадают в сложные аварийный ситуации, выйти из которых могут только помогая друг другу.

В результате, счастливо спасшиеся космонавты возвращаются на Землю все вместе, на одной ракете. Лунный камень взят и летит с ними. Победа общая. Главная мысль фильма — космос можно завоевать только общими усилиями. Это дело общечеловеческое.

Сценарий писался долго и добросовестно, был проработан со специалистами по космонавтике и редакторами студии. Я даже пробился к наивысшему тогда авторитету ленинградской кинематографии, Ленфильмовскому режиссеру Сергею Васильеву. Тому самому! Он сценарий прочел и у нас с ним состоялся большой, деловой и, в общем, доброжелательный разговор. В результате я получил ряд рекомендаций по улучшению сценария и… согласие Васильева стать художественным руководителем фильма, моим, так сказать, наставником этой постановки.

У меня, как говорится, крылья выросли за спиной. Но Потапович все же решил подстраховаться и «на всякий случай» посоветоваться в Горкоме. Там сценарий почитали и заявили: «А зачем нам сотрудничать с капиталистическими странами? Мы сами завоюем Луну, без их помощи!». Это была катастрофа. С Горкомом не поспоришь. Ведь фильм выстроен на идее международного сотрудничества.

Тогда умные люди подсказали мне, что преодолеть мнение Горкома можно только авторитетом автора. Клушанцев для них никто. К «доработке сценария» нужно привлечь какого-либо писателя с именем.

Я перебрал в уме всех известных мне писателей-фантастов и остановился на Александра Казанцева. Связался с ним. Казанцев ответил, что дорабатывать мой сценарий он не станет, но предлагает мне написать вместе с ним и его другом, опытным сценаристом Витухновским, новый сценарий.

Выхода из создавшейся ситуации я не видел и поехал в Москву на переговоры. Они предложили мне свое либретто «Лунная дорога», совсем иного толка, чем мой «Лунный камень». Либретто мне совсем не понравилось, но я тогда так хотел вырваться в «большое кино», что согласился на соавторство, надеясь потом, как обычно, многое переделать на свой лад.

Студия заключила с нами тремя общий договор и началась работа. Писали, обсуждали, спорили. Иногда они, приличия ради, в чем-то мне уступали, но чаще всего споры решались в их пользу. Еще бы, два «маститых» против одного «новичка». Они буквально вымогали мое согласие по тому или иному вопросу. Я видел, что пишется сценарий, который мне категорически не нравится, но не в состоянии был что-либо изменить. Это было ужасное для меня время. Я расплачивался за свое самомнение, за переоценку своих возможностей.

Когда сценарий был готов, я вместе с ними подписал его, понимая, что совершаю величайшую глупость, которая мне дорого обойдется.

Студия уже заготовила приказ о запуске фильма в производство. И тут я, чувствуя, что стою на краю пропасти, сделал отчаянный шаг. Я заявил дирекции, что ставить этот фильм отказываюсь. Взрыв атомной бомбы — ничто в сравнении с тем, что произошло. Если я отказываюсь от постановки фильма, то прежде всего всем троим нельзя выплачивать гонорар! Казанцев и Витухновский взорвались! Они проработали два месяца, прожили полученный аванс, потратили время и что теперь?

Я был объявлен идиотом и негодяем.

Положение, действительно, сложилось дикое. Я обратился в ленинградское отделение ВААП за консультацией, как выйти из этой ситуации. После долгих раздумий мне предложили написать с моими соавторами, на основании того же договора, новый сценарий, который бы всех устроил. Тогда все получат остаток гонорара. Казанцев на такой вариант согласился, Витухновский — нет. Тогда мы с Казанцевым снова встретились и в Ленинграде, сидя в гостинице «Европейская», вместе сочинили новый сюжет.

Полет происходил уже не на Луну, а на Венеру (в то время условия на ней представлялись ученым вполне приемлемыми для высадки там человека). Фильм назвали «Планетой Бурь».

На Венеру летят сразу три советских космических корабля, по три космонавта в каждом. На одно из них, кроме двух наших космонавтов — юноши и девушки, летит американский астронавт со своим детищем — Роботом. В полете один из кораблей гибнет от столкновения с метеоритом. Выполнение задания осложняется. Русский космонавт с американцем и его Роботом, оставив девушку одну на орбите Венеры, на планере совершают посадку на поверхность планеты. Но связь с ними теряется. Чтобы выяснить ситуацию и спасти товарищей, второму кораблю тоже приходится садиться. Девушка остается на орбите одна. А на Венере две группы, севшие в разных местах планеты, пытаются найти друг друга. Природа Венеры дана такой, какой Земля была эпоху динозавров. С обилием вулканов, дикой растительностью и экзотическими животными. В этих условиях, то и дело попадая в «безвыходные положения», космонавты движутся по планете и, наконец, находят друг друга. И тут извержение вулкана едва не губит их всех.

Спасает их Робот, погибая при этом сам. Девушка, потеряв связь, готовится сама сесть на планету, но ее удерживает от этой ошибки руководитель полета по радиосвязи с Земли.

Наконец, космонавты взлетают с Венеры и все заканчивается благополучно.

Одним словом, приключений мы придумали достаточно, но какой-либо основной идеи в сценарии не было. Зато Казанцев настоял на том, чтобы мы включили в сценарий очень занимавшую его тогда идею о возможности существования на планетах «родственников» землян, так называемых «пришельцев из космоса». Наши космонавты, по ряду находок, начинают подозревать, что на Венере есть «кто-то похожий на нас». Временами даже слышатся звуки, напоминающие голос поющей женщины. А когда корабль улетает, на месте где он стоял, появляется таинственная «фигура в белом».

Начали писать сценарий. Он — в Москве, я — в Ленинграде. Он писал литературное изложение происходящего, я переписывал это уже в форме сценария, естественно, кое-что меняя при этом. Отсылал в Москву. Казанцев соглашался или оспаривал мое решение и снова отсылал рукопись мне. Так и ходили бандероли туда и обратно. Многое, конечно, решалось и по телефону.

Сценарий все же был доведен до конца, его приняли, выплатили нам с Казанцевым гонорары и я поставил по этому сценарию фильм «Планета Бурь».

Отношение к этой картине у меня двойственное. С одной стороны, это мое детище, я люблю ее. С другой, я хорошо отдаю себе отчет, что многое там мне не удалось. В первую очередь, это касается актерской работы. И вина тут лежит не столько на актерах, сколько, по моему мнению, на нас с Казанцевым. Мы не сумели заложить в сценарий характеры наших героев. Мотивацию их поступков и взаимоотношений. Им просто нечего было играть, кроме преодоления трудных дорог. К тому же, я, в силу своей неопытности, не сумел доходчиво объяснить им, что именно я от них хочу. Поэтому основная критика в адрес картины была именно по линии актерской игры.

Зато техническая сторона картины вполне удалась. Очень хорошо в картине декорации. Кабины космических кораблей для нас изготовили на авиазаводе и они были оборудованы настоящей аппаратурой.

Вездеход на воздушной подушке, по нашим техническим заданиям, сконструировали и построили на автозаводе им. Лихачева.

Роскошные скафандры изготовлены бригадой «Худфонда» под руководством замечательного художника и макетчика Надежина. Шедевром этой же бригады был самый запоминающийся и любимый герой фильма — Робот. Он поражал своей мощью и чтобы убедить зрителя в том, что спутником и помощником наших героев является «механический человек» (в действительности внутри сидел чемпион по вольной борьбе Прудковский), мы сняли несколько эпизодов, когда хозяин Робота, исправляя какую-то поломку, вскрывает его «грудную клетку» и копошится внутри. Или же, когда Робота используют в роли мощной лебедки, чтобы повалить огромное дерево. Трос, обвязанный вокруг ствола дерева, закрепляют на поясе Робота и он, стоя на земле, начинает вращать верхнюю часть туловища, наматывая трос на себя. Прудковского, естественно, в эти моменты внутри не было. Макет мог стоять и сам.

У двухметрового Робота был «дублер» — кукла ростом 30 см. Он нужен был для таких кадров, как гибель Робота в потоке лавы при извержении вулкана. Вообще за комбинированные кадры в картине мне не стыдно, они удались.

Например, эпизод, когда космонавты оказываются на дне моря. Мы повесили над декорацией морского дна стеклянную кювету, размером 4 на 6 метров, в которую налили воду. Вызывая в кювете волны и светя сквозь них прожектором, создавали характерную для подводного мира игру солнечных пятен. По полу, покрытому мхом, раскладывали «тяжелый дым», который под ногами космонавтов поднимался как муть от ила. Ателье, конечно, задымлялось для создания мутности среды. Съемка актеров велась через высокий плоский аквариум с водорослями и плавающими рыбками. Все вместе это создавало полную иллюзию подводного мира.

Для создания невесомости пришлось придумать новый способ. Подвешивать к потолку актеров, как мы делали это в «Дороге к звездам» мы не решились. Заменить их дублерами было нельзя. Новый способ был прост и вполне себя оправдал. Был изготовлен кран с длинной и узкой стрелой, имеющей на конце «ухват», вроде тех, которыми пользуются в деревнях, вынимая горшки из печи. Актер одевал под костюм широкий кожаный пояс с двумя цапфами по бокам. За эти цапфы кран «ухватом» и поднимал актера. «Ухват» мог вращаться вокруг оси стрелы, а космонавт мог вращаться вокруг оси цапф. Ставился кран в глубине кадра, в тени. Стрела была направлена прямо на съемочный аппарат и закрыта от него телом актера.

Запоминается в фильме и вездеход. Изящный экипаж без колес, скользящий по воздуху над самой землей. Двигался он, конечно, не сам.

Эта машинка крепилась на стреле специально изготовленного крана. Кран ставился на тележку, которая каталась по рельсам. Съемка всегда проводилась либо рядом с каким-нибудь естественным обрывом, либо такой обрыв приходилось создавать искусственно. Он помогал скрывать рельсы, тележку и людей. От камеры кран заслонялся самим вездеходом.

Для дальних планов у нас имелся «дублер» — маленький макет вездехода, размером примерно 30 см, с куклами-космонавтами внутри.

Этот «дублер» снимался в эпизодах с гигантской «актинией», с вулканом и других.

В кадрах, где вездеход летит над водой, он закреплен на железных балках, которые нам в Ялтинском порту приварили к корме большой баржи. Тащил ее катер. Съемочная группа находилась на корме барже. С этой съемкой у меня связаны неприятные воспоминания. Был там момент, когда актеры, сидящие в вездеходе могли погибнуть.

Мы вышли в море на съемку, когда волнение было ничтожно, вездеход вполне мог «лететь» над водой на высоте менее полуметра, не боясь удара волны. Сняли пару кадров. Как вдруг из-за мыса, на бешеной скорости вылетел военный сторожевой катер. Сам по себе он был нам не страшен, страшна высокая волна, идущая от катера. Ее удар по вездеходу мог сорвать его с железной балки. Там его удерживал всего один болт. Один, чтобы в процессе съемки можно было поворачивать вездеход. Если вездеход сорвется, актеры не успеют открыть крышу, выскочить из него и уйдут на дно вместе с макетом. У меня от ужаса сердце замерло. Удар! Огромную баржу качнуло! Еле на ногах устояли! Со страхом смотрю на вездеход. Он на месте. Болт выдержал! Какое счастье!

Еще несколько слов о двух мелочах. Первое, это гигантская птица над вездеходом в море. Птица — произведение прекрасной кукольщицы Малаховой. Ее руками сделаны многие куклы, работающие в наших кукольных театрах.

В большом щите «неба» было отверстие. Сквозь него продета трубка, на конце которой закреплена птица. За «небом» помещались два кукловода, которые с помощью шнуров продетых сквозь трубку, управляли птицей. Вездеход в этом эпизоде — маленький «дублер». Второе, это извержение вулкана. Текут реки раскаленной лавы, текут медленно, величаво, светятся, слегка дымятся. Как сделано? Мы рассуждали следующим образом: лава светится потому, что она светлее камней, по которым течет. Поэтому, если мы сделаем горы черными, тогда все «просто белое» будет казаться светящимся. А чтобы черные скалы в кадре казались серыми, нужно при съемке в несколько раз увеличить экспозицию. Тогда все белое будет снято с большой передержкой и поэтому в кадре станет ярче, то есть будет светящимся. Так и сделали. Вулкан у нас был черным, как сажа, а лава — густая каша из муки с мелом. Пиротехники еще полили ее чем-то испаряющимся и она «задымилась». Вот и все.

Взлеты ракет снимали отработанным уже способом на «Дороге к звездам». Так же обстояло дело и с совмещениями, которых на этой картине тоже было очень много.

Одним словом, с комбинированными съемками у нас проблем не было.

Неожиданная проблема возникла при сдаче картины, когда ее захотела посмотреть министр культуры Е.Фурцева. После просмотра она сказала: «Вообще-то неплохо. Но все портит эпизод, где девушка-космонавт плачет. Советская космонавтка не может плакать!».

Тем не менее, зрителями фильм был принят хорошо. В СССР его посмотрело более 20 миллионов человек, он был продан в 28 стран зарубежья. Очень хорошо приняли нашу картину космонавты. Позже я узнал, что они много раз брали копию фильма в Звездный городок, чтобы посмотреть ее еще раз.

Что же касается меня, то я, несмотря на успех картины на экранах страны, сразу понял, что совершил ошибку, взявшись за постановку художественного фильма. Мне не следовало его снимать. И в следующих своих полнометражных картинах «Луна» и «Марс», я вернулся к жанру научно-популярного кино.

К работе над сценарием картины «Луна» я приступил в 1963 году. Идея фильма на эту тему возникла у меня не случайно. Успешное развитие космонавтики не оставляло сомнений, что следующим шагом в освоении космоса станет изучение планет Солнечной системы. И первой, конечно, будет ближайшее к Земле космическое тело — Луна. Поэтому, решил я, естественно и своевременно сделать фильм, отвечающий на основные вопросы, возникающие в связи с подготовкой полета на Луну.

Тема безоговорочно была включена в план студии. Свою роль тут сыграл, конечно, удачный опыт выхода на экраны «Дороги к звездам», совпавший с полетом первого спутника Земли.

«Луна» был первый мой полнометражный фильм, где в качестве сценариста выступал я сам, без соавторов. Пятичастевую картину я построил как пять самостоятельных очерков (глав), посвященных каждая своему периоду изучения, а в дальнейшем и освоения Луны: Луна в телескопе, штурм Луны средствами космонавтики, первые люди на Луне, как будут изучать Луну, Луна, освоенная человеком будущего. Мне кажется, что прием «история вопроса», поданная такими ступенями, иногда воспринимается лучше.

Кто-то, по-моему, Горький, сказал: «Жизнь строят трое — ученый, рабочий и художник». Поэтому, начиная с третьей «главы» (Знакомство с Луной), все, что происходит и показывается на экране, снималось с трех точек зрения: Луна глазами ученого, инженера и художника. Для этой же цели я применил и прием трех дикторов, каждый из которых озвучивал определенную точку зрения.

Фильм «Луна», в отличии от предыдущих моих картин, не мог похвастаться большим количеством технических «выдумок», хотя и тут были комбинированные кадры, много перспективных совмещений. Зато выделялся грандиозностью декораций. Ведь на картине работал Юрий Швец, одареннейший художник. Он был художником-постановщиком на таких известных фильмах, как «Золотой ключик», «Гулливер» и других картинах-сказках.

Впервые я встретился с ним на съемках «Вселенной», где было две параллельные группы. Швец работал в группе режиссера Лещенко, со мной в группе работал художник Цибасов, хорошо разбирающийся в комбинированных съемках. Швец тогда создал огромные впечатляющие макеты, изображающие пейзажи на разных планетах Солнечно системы. Нарисовал красочные, выразительные картины, иллюстрирующие историю астрономии.

На «Луне» у него была возможность размахнуться во всю свою мощь. Мне порой приходилось его даже сдерживать. Возможности у него были большие, поскольку вторая половина картины целиком посвящена фантастике. Было много декораций для эпизода освоения Луны, где сцены с участием актеров требовали создания участков лунной поверхности в полном масштабе. Швец совершенно не боялся грандиозных и очень трудоемких строек. Его вообще всегда тянуло к масштабности. Приведу пример. В картине есть один кадр длиной 50 метров. На экране участок поверхности Луны с высоты сотен километров. «Кратер Коперник». Съемка идет как бы с ракеты, медленно идущей на посадку. Вначале мы смотрим на кратер сверху вниз, находясь над ним. Потом, постепенно приближаясь к поверхности Луны, начинает видеть кратер уже в перспективе, на экране вдали появляется черное звездное небо. Снижаемся еще больше и на первом плане возникают горы. Сперва только их вершины, потом горы целиком на фоне черного неба. Мы сели на поверхность Луны. Все это один кадр без всяких перебивок.

Снять его, конечно, можно было бы расположив кратер и всю окружающую его поверхность Луны горизонтально. Но тогда эта декорация имела бы размер 16 на 16 метров. Соответственно съёмочный аппарат должен был начинать съемку с высоты 15 метров и оттуда по кривой линии опускаться вниз к краю декорации. Возможно, эту задачу можно было бы решить с помощью операторского крана, поместив на него оператора с камерой. Но сомневаюсь. Уж очень большая должна быть стрела у этого крана. Мы решили эту задачу иначе. Все повернули на бок. Декорацию поставили стоймя, стенкой высотой в 16 метров. Путь съемочного аппарата при этом стал горизонтальным и никакого крана не потребовалось. Правда камеру поставили на тележку, которая катилась по рельсам и находилась она в 8-ми метрах от земли. Поставлена камера была боком. В результате, безупречность «траектории посадки на Луну» и ее плавность были обеспечены. Кадр сняли и все получилось отлично. Нужно сказать еще о «черном звездном небе», которое присутствовало в этом кадре, в его последних метрах. Небо это, как и все произведения Швеца, отличалось колоссальным размером. Бревенчатый, обшитый фанерой задник черного цвета, высотой в 15 метров и длиной метров 40. В него вделаны сотни лампочек-звезд. Задник этот работал в съемках всех эпизодов, где действовали актеры и дело происходило на Луне. А чтобы можно было снимать на его фоне в любое время дня, задник был изогнут примерно в треть круга.

В этой же части фильма, в эпизоде «Луна глазами инженера», есть кадр, в котором космонавт, чтобы продемонстрировать отсутствие воздуха на Луне, берет лист газеты, комкает его, расправляет и кидает вдаль со всей силы. На Земле газета, увязнув в воздухе, упала бы тут же рядом. А тут, в кадре, она летит далеко, кувыркаясь и явно не встречая никакого препятствия. Снималось это следующим образом. Был три экземпляра одной и той же газеты. Один отдали в руки актеру, чтобы он во время съемки смял его и потом расправил. А бросал он тонкий металлический лист, помятый как газета в его руках и оклеенный с двух сторон оставшимися двумя экземплярами газеты. Подмена была скрыта монтажом.

Снимали мы и взлеты ракет. Этот способ уже был отработан на предыдущих картинах. Но тут был случай, который к «выдумкам» собственно не относится, но все же просится на бумагу.

Это произошло еще в период подготовки к съемкам. Я в Москве сидел у цензора. Без его утверждения моих чертежей макетов ракет, я не имел права их строить и снимать.

Он посмотрел на мой чертеж ракеты, сурово взглянул на меня и, перечеркнув, написал: «Публиковать нельзя». В те годы все материалы по строящимся ракетам и их внешний вид был строго засекречены. Поэтому свой чертеж я делал соответственно собственным расчетам, исходя из моих знаний теории. Тем не менее, оказалось, что моя ракета удивительно похожа на тогда только еще проектируемую ракету «Протон». Цензор, видимо, решил, что я каким-то образом знаком с подлинными чертежами.

Пришлось делать ракету общепринятого образца, какую рисуют в журналах и книжках.

Мы только разукрасили ее разными деталями. Подготовили все для съемки ее взлета. Построили ферму — «виселицу». Во дворе студии, правда, места не нашлось, т. к. там стояло сорокометровое «звездное небо» Швеца. Снимали на пустыре у дороги. Приготовились к съемке. Заложили пороховые патроны. Съемочный аппарат на месте. Кругом, конечно, толпа любопытных, много ребят. Я решил сделать пробный взлет, испытать ракету, заложенную в нее пиротехнику и работу противовеса. Попросил оператора Аркадия Климова на всякий случай снять. Приготовились! Камера! Ракета! Пламя, клубы дыма. Ракета величественно отрывается от земли, эффектно поднимается и… не останавливается у перекладины «виселицы», а, скользнув по блоку, порвав нити, которые ее поднимали, летит к небу. Всеобщее «Ах!». У толпы от восторга, у нас — от ужаса. Ракета поднялась метров на двадцать, порох выгорел и она, с затухающим огоньком, стала падать. На толпу! По счастью, люди успели разбежаться. Ракета грохнулась на землю и разбилась вдребезги. Как хорошо, что этот «пробный» запуск был снят! Прекрасный кадр получился, вошел в картину.

Расскажу еще об одном кадре, который придумали мы со Швецом. По сценарию, надо было показать обсерваторию на Луне — отдел наблюдения Солнца. Швец, как всегда, размахнулся. Большой зал, в центре на полу большой белый круг, окруженный барьером. Вроде арены цирка. На этот круг телескоп проектирует изображение Солнца. Диаметр круга примерно метра четыре. Но нем нарисованы солнечные пятна. Но для того, чтобы четырехметровое Солнце на полу сияло как экран в кинотеатре, надо сделать так, чтобы в зале был полумрак.

Я предложил сделать над декорацией, вне кадра, потолок с круглой четырехметровой дырой, через которую Солнце освещало бы круг, оставив зал в полумраке. Сложность была только в том, что Солнце движется по нему и его пятно света будет, соответственно, ползти. Как быть? Покопавшись в своих астрономических познаниях, я высчитал в какой день и час где именно будет находиться солнечное пятно. Согласно моим расчетам был установлен потолок.

В назначенный день и час мы были готовы. Солнце вползло на свое место. Но тут, в безоблачный летний день, в городе Ялта, на небе неожиданно образовалась тучка и закрыла Солнце. Мы были в отчаянии. К счастью, тучка оказалась небольшой и вскоре Солнце появилось вновь. Но пятно света за это время успело сползти на несколько сантиметров. Пришлось снимать как есть. На экране никто кроме нас этого несовпадения не заметил.

Было в истории этого фильма и событие «международного значения».

В той части картины, где говорится о том, как будет идти изучение Луны, есть эпизод, где по гористой местности шагает шестиногий вездеход. Большой, могучий, с высоко и гордо поднятой шарообразной «головой» — кабиной космонавтов, с двумя огромными «глазами» — прожекторами. Шагает не торопясь, уверенно переставляя поочередно свои шесть ног.

История произошла такая. Когда фильм был уже закончен, сдан в Москве, выпущен на экраны, получил прекрасную прессу и у нас, и за рубежом, получил в Триесте на 4-ом международном кинофестивале научно-популярных фильмов «Золотую медаль», как лучший фильм в котором «… счастливо сочетаются наука и фантазия», картина вызвала к себе интерес в Европе. Французский журнал «Пари-Матч» в номере 885 от 26 марта 1966 года посвятил «Луне» 16 страниц, дав огромные цветные развороты с красочными воспроизведениями кадров из нашего фильма.

И вот, в Ленинград прилетел из Парижа журналист, чтобы взять у меня интервью.

Мы встретились. Парижанин стал задавать мне вопросы. К моему изумлению, больше всего его интересовали… технические характеристики нашего шагающего вездехода. Он спрашивал у меня, какой у вездехода двигатель, дальность действия, скорость, количество экипажа, какие склоны он может преодолевать, его грузоподъемность и т. п.

Видимо, в Европе решили, что русские усиленно готовятся к завоеванию луны и что я в своей картине «проболтался» о реально существующей технике.

Я пытался объяснить, что это всего лишь макет, размером меньше метра, что мы с художником Швецом придумали эту игрушку вечерком, сидя за чашкой чая. Потом макетчики нам ее изготовили. Двигают ее три человека (кукловода), медленно идущие под декорацией. Каждый из них держит по одной ноге вездехода в каждой руке. Ноги вездехода продлены черной и потому невидимой палочкой вниз, через прорезь в декорации. Трое ведущих по очереди передвигают ноги вездехода и на экране он шагает по лунным скалам.

Француз мне не верил, сердился. Он ведь прилетел с надеждой получить ценнейшие, сенсационные сведения, а его морочат сказками. Был страшно раздосадован, выключил диктофон и, холодно попрощавшись, ушел.

А вездеход-то наш, видимо, хорошо получился!

Картина, как я уже упомянул, хорошо была принята прессой и зрителями, но в отличии от моих предыдущих двух картин, быстро была снята с экрана. Ей не повезло «с политикой».

Наша страна первой запустила спутник Земли, первой вывела на околоземную орбиту космический корабль с человеком на борту. Естественно, и первым человеком, ступившим на Луну, хотелось видеть нашего соотечественника. Но не вышло. Первым человеком, достигшим поверхности Луны стал американец.

И взыграло самолюбие вышестоящих чиновников. А чтобы не привлекать внимания к неудаче, отыгрались на нашей картине. Срочно сняли ее с экранов. Луна нас совершенно не интересует!

Последней из моих полнометражных картин стал «Марс». И тут, как и на «Луне», я был полновластным «хозяином». И автором сценария, и режиссером. Драматургию фильма я выстроил моим излюбленным приемом «история вопроса», тем более, что такая интересная и таинственная планета, как Марс, всегда была предметом пристальнейшего изучения астрономами и ее описание изобилует любопытнейшими гипотезами. Так что было о чем рассказать.

Но вот что касается технических приемов съемки, ничего нового, по сравнению с предыдущими картинами, не было. Упомяну лишь мелочи.

Снимался макет поверхности Марса с обилием мелких кратеров. Чтобы рельеф местности был лучше виден, нужно было снимать его на восходе Солнца. Но на Чайной горке, в Ялте, где мы работали, это было невозможно. Пришлось поставить макет в наклонное положение и для нашего Марса восход Солнца начался только перед обеденным перерывом. Снимали макет как бы с летящего самолета. Для этого камеру с оператором поместили на площадку, которая находилась выше макета и была шире его. Катилась она на колесах по рельсам, проложенным по обе стороны от макета.

И здесь стоял огромный, как на «Луне», изогнутый сорокаметровый задник. Только не черный, а синий, так как на Марсе все-таки есть атмосфера, хоть и разряженная и небо там имеет синий цвет.

Таких обзоров разных форм марсианской поверхности было несколько. Все они сняты, вошли в картину, но, совершенно неожиданно, принесли мне сложности при сдаче картины. Цензор, увидев эти кадры, потребовал от меня… предъявить разрешение на съемку с самолета. Я говорю ему, что это Марс. Принесите справку! Я говорю, что это макет размером всего 15 квадратных метров. Принесите справку!

Бывали и сложные съемки, требующие изобретательности. Например, надо было показать, как зарождается смерч. Происходит завихрение, поднимая с грунта пыль и песок, растет извивающийся черный столб, движется по пустыне. Как это снять? Идея, как это сделать, принадлежит художнику И.И.Егорову. Он предложил сделать большой аквариум, на дно положить мелкий песок, закрутить сверху воду, песок станет подниматься со дна, закручиваться столбиком. Так и сделали. Получился настоящий смерч! Сняли.

На картине работал и второй художник — В.Александров. По его эскизам была сделана «марсианская растительность», совершенно необычная по форме и удивительно красивая. (Ю.Швец, работавший со мной на «Луне», трагически погиб в автокатастрофе вскоре после завершения работы на этой картине).

Была и такая съемка: по орбите вокруг Марса летит космический корабль. Марс при этом виден как часть огромного шара на фоне черного звездного неба. Мы как бы летим за кораблем, чуть повыше его. Корабль огибает огромный шар и из-за горизонта поднимаются все новые и новые созвездия. Очень сложная декорация!

Часть шара диаметром четыре метра. Вокруг него задник — черное небо со звездами-лампочками, изогнутый на полокружности.

Под шаром, на общей с ним оси — карусель, выходящая за пределы шара. На ней площадка со съемочным аппаратом, положенным на бок и макет космического корабля перед ним. Они вместе и «летят» вокруг Марса. Никаких фокусов в этой съемке, собственно, нет. И прошла она гладко. Интересна сама декорация.

В заключение добавлю несколько слов об одном «нестандартном» актере фильма — о собачке в скафандре, со шлемом на голове и ранцем на спине. Собачек, собственно, было две. Совершенно одинаковых. Одна — основная «актриса», другая — дублер, на всякий случай. Привезли их в Ялту из Ленинграда, где их взяли, если не ошибаюсь, в собачнике одного из научно-исследовательских институтов.

В Ялте в то время жил дрессировщик с медведем, которого он готовил для съемок какой-то Мосфильмовской картины. Он взялся выдрессировать и наших собачек. Работал с ними больше месяца. Приучил бегать в скафандре, который придумал и изготовил все тот же всемогущий Надежин, работавший с нами на «Планете Бурь». В его скафандрах была некая хитрость. А именно, стекла в шлеме заменили пленкой, а внизу шлема была дыра, незаметная для камеры, но дающая собаке возможность не только дышать через нее, но даже пить и есть.

Собачки работали с нами все лето и сняты во многих эпизодах. Мы привезли их обратно в Ленинград. Одну, по-моему, кто-то взял к себе домой, а вторую оставили на студии, но вскоре она пропала.

После «Марса» я больше полнометражных картин на космические темы не снимал, хотя желание такое было.

В свое время, я предложил Потаповичу сделать полнометражный фильм «Кибернетика». Он ухватился за эту идею и включил тему в перспективный план студии. Но потом я сам пошел на попятный и попросил заменить тему на «Люди на звездах». Кибернетика мало мен знакома, надо серьезно влезать в новую для меня область. Трудно. Хотя картину можно было бы сделать потрясающую. Космическая тематика мне ближе. Материал знаком и собран. К тому же, появилась новая интереснейшая тема, новая отрасль науки, еще не имеющая официального названия — наука о внеземных цивилизациях («ВЦ»). Она выросла из достижений целого ряда других наук: биологии (происхождение жизни, пути ее развития, распространение по Вселенной, возможные формы), астрофизики (физические условия на небесных телах), радиоастрономии и теории информации, антропологии, истории, социальных наук, футурологии (возникновение разума, его свойства, пути развития, определение понятия «цивилизация», роль разума во Вселенной и т. п.). Таким образом, наука о «ВЦ» объединяет разные отрасли науки, осмысливает, подсказывает направление работ. Иначе говоря, берет на себя философские функции. В перспективе она обещает помочь людям понять себя, свое место и назначение во Вселенной, а, в частности, лучше понять и нашу эпоху.

Уже прошло несколько международных симпозиумов по проблемам «ВЦ», на которых присутствовали видные ученые многих стран. Мне посчастливилось быть участником нескольких из них. В Бюропане, Зеленчуке и Таллине. В Зеленчуке я даже набрался храбрости и сделал доклад на тему «Отношение к проблеме CETI» («ВЦ»). Доклад хорошо приняла молодежь Зеленчука и похвалил «сам» Шкловский.

Я собрал и обработал огромный материал по «ВЦ», завел тесные связи с учеными, занимающимися этой темой.

Потапович согласился с моим новым предложением и включил тему в перспективный план, но тут произошли серьезные изменения в структуре самой студии. Потаповича «ушли на пенсию» и долго не могли найти замену. Киселёв, тогдашний директор Ленфильма, воспользовался ситуацией и своими связями и сплавил нам в директора своего режиссера В.Аксенова, документалиста по образованию, который проработав на Ленфильме 10 лет, сделал там три картины. Первая из них «Семь нот в тишине» был вполне достойной. Но потом появился мюзикл «Синие зайцы», вызвавший бурю негодования у всех, кто его видел.

И вот придя «хозяином» на нашу студию, Аксенов попытался «свой жанр» сделать господствующим на студии, официально декларируя это борьбой за занимательность и формальную новизну нашей продукции, а, по существу, вытравливанием науки из наших фильмов. В тематике студии не стало и намека на естественно-научную тематику. А ведь мы все же научное кино в первую очередь.

Публицистика, развлекательность, формалистические поиски «новых форм» может касаться нас только краешком. Для этого есть документальное и художественное кино. А наукой в кино, кроме нас никто на свете заниматься не станет.

Аксенов — человек в научно-популярном кино совершенно некомпетентный, но крайне самоуверенный.

Придя на студию, он, прежде всего, убрал с дороги всех «выше себя», чтобы не иметь критику и сопротивление. В ход пошли молодые кадры. Среди них, безусловно, были стоящие, талантливые ребята, но было много и наглых, бездарных. Тем не менее, именно они стали влиять на судьбы студии. Аксенов перевел на пенсию почти всех «стариков», разогнал старый худсовет (меня вывел сразу же) и собрал новый из неопытной, зеленой молодежи. В результате худсовет стал послушным штамповщиком решений Аксенова. Сценарный отдел ему не перечил — своя рубашка ближе к телу. Творческая секция ограничила свои функции вопросами тарификации. Коллектив студии превратился в аморфную массу. За все время работы на студии, а я за 40 лет пережил 15 директоров, я не видел такой дружной неприязни, которую все испытывали к этому человеку. Работать стало трудно. Однако нужно было зарабатывать на пенсию и я вынужден был перейти на короткометражки, о двух из которых немного расскажу.

Еще в бытность Потаповича, я, на всякий случай, подал, совместно с инженером Касаткиным из института Космических исследований, заявку на трехчастевый фильм «Космический пейзаж». Это рассказ о новой науке «Космическое землеведение». Сейчас об этом много пишут. Тема злободневная и ее утвердили. Сценарий я писал в соавторстве с Касаткиным, снимал ее в 1970 году совместно со своей дочерью, которая работала на студии ассистентом режиссера. Дочь, в качестве второго режиссера, взяла на себя все натурные экспедиционные съемки, так как у меня начались серьезные неполадки со здоровьем и экспедиционные поездки стали мне не по силам.

Фильм вышел под названием «Вижу Землю».

Никаких интересных комбинированных съемок там не было. Разве только один кадр.

Задание: лес, гроза, молния ударяет в дерево и оно загорается.

Выбрали место в лесу на правом берегу Невы. Заготовили на студии бруски и две рамки, стекло, черную бумагу, пиротехнику, инструменты и выехали на съемку. Поставили съемочный аппарат, взяли кадр. На выбранном дереве отметили место для «удара молнии» и закрепили там пороховой заряд. Перед аппаратом вбили в землю два бруска и на них я поставил стекло под углом 45 градусов, так, чтобы кадр был виден сквозь стекло и, кроме этого, в аппарате было видно и то, что находилось слева и отражалось в стекле. Там слева мы забили в землю еще два столбика. На них укрепили большую раму, обтянутую черной бумагой. Глядя в аппарат, наметили точки, совпадающие с точкой на дереве (место удара молнии). От этой точки на бумаге до края кадра прочертили «молнию» и вырезали по этой линии тонкую цель. За щелью поставили пиротехнику, вспыхивающую очень ярким белым огнем. Запальники обоих зарядов соединили на один рубильник, чтобы сработали одновременно. И все.

Приготовились! Камера! Идет съемка. Молния! Вспыхивает пиротехника, в кадре мелькнула яркая молния и на дереве — вспышка. Дерево загорелось. Еще некоторое время снимаем. Стоп! Кадр снят. Пожарные тушат дерево. Едем домой. На все ушло часа два.

Помню, как директор этой нашей картины А.Харкевич, потом на каком-то собрании, рассказывая об этой съемке, сказал, что был удивлен четкостью нашей работы, ее продуманностью и уверенностью в успехе.

Да, комбинированные съемки требуют полной продуманности и тщательной подготовки. Никаких «авось»!

Вслед за «Вижу Землю» я сделал фильм «Веление времени» на тему об автоматизированных системах управления (АСУ) на материале ленинградского предприятия «Светлана».

Тема для меня совершенно новая, незнакомая. Пришлось серьезно поработать, чтобы разобраться в существе дела. При приемке готовой картины мне ставили в вину, что картина «слишком инструктивна», а не «агитационна», рассказывает о деталях, а не о «народно-хозяйственном значении» и т. д. Разговор об этом шел еще в процессе работы над фильмом. Любопытно, что все редакционные работники тянули на «агитационность», а решительно все работники «народного хозяйства» — в «инструктивность». Я честно попробовал выяснить на «Светлане», что же конкретно дала им АСУ. И после их кокетливых уверток, выяснил, что… пока ничего существенного. И дело не в том, что АСУ плохая и ненужная вещь, а в том, что она хорошо тогда, когда внедряется на предприятии уже четко организованном.

У нас же часто счетно-вычислительную машину ставят прямо в середину хаоса и партизанщины и удивляются, что машина им не навела порядок. Естественно, я послушал тех, кто занимается АСУ на деле, а не в разговорах. Что я оказался прав, говорит то, что на Всесоюзном смотре фильмов, посвященных организации производства, наш фильм оказался победителем, завоевав первое место. А фильмов было представлено более пятидесяти, со всех студий страны.

Хотя по формальным признакам фильм не шедевр. Во всяком случае, я никогда не считал его вершиной своего творчества.

И, тем не менее, вскоре на мое имя пришло письмо из США, из университета города Прово, штат Юта, с просьбой предоставить им экземпляр фильма для демонстрации своим студентам в качестве учебного пособия.

Что же касается сценария «Люди на звездах», то от работы над ним я не отказался. Слишком интересна была мне эта тема, да и материал имелся уникальный. Воспользовавшись тем, что тема «ВЦ» была, в свое время, внесена в перспективный план студии, я стал параллельно с работой над короткометражками, работать над сценарием. На эту работу у меня ушло два года. Я задумал фильм, как философский и строил его драматургию, в основном, на абстракциях и авторских размышлениях. Ученые выведены в той мере, в какой это мне казалось уместным. В сценарии заложено такое громадное количество информации, что сцены с учеными пришлось сократить (а были!), потому что тормозили развитие мысли, отнимали метраж, засоряли сценарий ненужной конкретикой, вводили ненужные «черты образа ученого» и т. п.

Я считал, что этот фильм должен строиться как «лекция» очень хорошего ученого с живым умом и с использованием всех возможностей кино. Именно ученого, а не журналиста. Прием выискивания в проблеме «сенсации» и спекуляции на ней, на мой взгляд, дезориентирует зрителя, выдавая ему второстепенное за главное. В моем сценарии была поставлена задача помочь зрителю разобраться в этой новой и чудовищно трудной теме. А для этого материал надо изложить, прежде всего, логично и объективно. Аксенов был иного мнения. Мы, говорил он, должны заинтересовать, а не учить. Я же считаю себя представителем науки в кино и для меня главное помочь зрителю ориентироваться в сложном, запутанном мире современной науки, а не подменять собой цирк или мюзик-холл. Учены консультанты — академик Котельников, член корреспондент А.Н.Троицкий, член корреспондент А.Н.Шкловский — дали о сценарии положительные отзывы.

Тем не менее, сценарий был отвергнут студией по причине, якобы кинематографической неполноценности. Воевать и пробивать сценарий я не стал. До сих пор я всегда добивался своего и про меня говорили, что у меня «мертвая хватка». Но здесь был случай посложнее и не по моим уже силам.

«Строгие» фильмы вышли из моды. Требуется занимательность, нужны псевдонаучные фильмы типа «Воспоминаний о будущем». Я так работать не могу, не хочу и не стану.

Я решил уволиться, тем более, что кризис моих отношений с руководством студии совпал с необходимостью оформления персональной пенсии. Это было завершением многолетней эпопеи с присвоением мне звания «Заслуженного деятеля искусств РСФСР». История сама по себе любопытна и достойна того, чтобы рассказать о ней.

Еще в 1960 году я был представлен на звание «Заслуженного деятеля искусств» в числе четырех человек (Бартенев, Васильев, Клушанцев, Покровский). Представление шло от Ленинградского отделения Союза киноработников. Дело затерялось, но его розысками почему-то никто заниматься не стал. Вторично никого не подали, кроме Васильева. Срочно, к съезду, выдвинули троих (Чигинский, Левицкий, Васильев). Первым двум дали, Васильева вычеркнули, т. к. трое — это для Ленинграда слишком много.

В апреле 1966 года на правлении ЛОСРК был утвержден новый список представляемых Леннаучфильмом на звание «заслуженного» — Бруссе, Клигман, Гранатман, Погодин и Потапович. Тогда общественность студии, возмущенная тем, что меня упорно не выставляют вторично, подала в партком студии коллективное заявление (34 подписи). Никакой реакции не последовало.

Наконец, в начале 1970 года, наш начальник кадров и «первого отдела» Петропавловский, будучи в Москве, попытался (?) выяснить, где застряло мое дело. По возвращении в Ленинград, когда я, случайно, столкнулся с ним в коридоре студии он, отводя глаза, процедил, что «дело» валялось в отделе кадров республиканского министерства и ему сказали, что у них своя политика и «есть на этот счет соответствующие указания ЦК».

В том же 1970 году мне исполнилось 60 лет, но в число награжденных к 60-летию я не попал. Когда список был опубликован в газете, студия, наконец, всполошилась. Петропавловского снова послали в Москву. «Дело» почему-то лежало отложенным и никто не мог сказать почему.

Куледжанов, который в то время возглавлял СРК, заверил, что это непонятное ему недоразумение и что он решит этот вопрос положительно. Через несколько дней пришла телеграмма, что вопрос решен, что меня поддержали и выдвинули на звание «Заслуженного деятеля культуры РСФСР». Чистое издевательство! Я ведь не киномеханик и не зав. клубом. Мне объяснили, что на звания тоже существует лимит. Москвичи просто исчерпали весь лимит на своих «деятелей искусств» и швырнули нам, «работникам периферии», с барского плеча то, что осталось. Возмутился не только я, студийное руководство, наконец, поняло, что ситуация становится просто неприличной. Я один из ведущих режиссеров студии, мои фильмы идут по всему миру, на моем счету восемь международных премий на престижных кинофестивалях. С момента образования Союза киноработников, я состою его членом и одним из учредителей Союза на нашей студии. На протяжении многих лет являюсь членом правления ЛОСРК и членом бюро секции научно-популярного кино.

Пришлось снова объясняться с Кулиджановым. И, наконец, 12 августа 1970 года, руководство СРК сообщило, что мне присвоено звание «Заслуженного деятеля искусств РСФСР».

Так закончилась эта история, начало которой, по моему мнению, надо отнести еще ко времени моего «космополитизма». И главную роль во всем этом, я уверен, принадлежала самому Петропавловскому, бывшему работнику ГУЛАГа.

Итак, я ушел на пенсию. Обидно, конечно, было уходить из кино, проработав на студии более сорока лет, когда и силенок еще хватает. Но что делать?..

К счастью, у меня были старинные дружеские связи с издательством «Детская литература» и я уже много лет был полностью загружен там работой, так что ощущение полезности своего существования у меня оставалось.

Собственно, желание писать появилось у меня еще в ранней юности. Я мечтал стать писателем, был почти уверен, что рано или поздно, стану им. О чем буду писать? Иногда мне казалось, что это будут фантастические романы в духе Герберта Уэллса, иногда тянуло к психологическим, элегическим зарисовкам или, наоборот, к бытовым, сатирическим, в духе Зощенко.

В то же время я чувствовал, что мое писание не будет созвучно нашей ура-патриотической литературе и едва ли принесет мне известность, скорее каторгу. Мне очень хотелось написать большую книгу о трагедии современной интеллигенции. Это была бы книга о близких мне людях, о моих родных и знакомых.

Но жизнь рассудила иначе. Мечтая стать инженером и писателем, я стал кинематографистом. Мои природные склонности и тут нашли себе достойное применение. Любовь к технике и изобретательность помогли мне стать признанным специалистом в области сложных комбинированных съемок.

Что касается литературной работы, то уже в начале своей режиссерской деятельности, я принимал самое активное участие в создании сценариев тех фильмов, которые снимал, а постепенно и полностью присвоил себе функции сценариста. В 1958 году, когда я, закончив «Дорогу к звездам», писал сценарий «Лунный камень», я познакомился с главным редактором издательства «Детской литературы», очень милой, удивительно умной и энергичной женщиной — Неуйминой Натальей Кирилловной.

Она предложила мне попробовать на имеющемся у меня материале написать книжку для детей на очень злободневную тогда космическую тему. Я охотно откликнулся на это предложение и с тех пор стал, параллельно с работой на студии, писать научно-популярные книжки для детей, используя при этом тот богатейший материал, который собирался у меня в процессе работы над фильмами.

За более чем двадцатилетнюю работу в Детгизе, я написал шесть книг для детей разного возраста на космические темы. Это были: «К другим планетам» 1959 год, «О чем рассказал телескоп» 1962 год, «Станция Луна» 1965 год, «Марсиане, отзовитесь!» 1968 год, «Дом на орбите» 1975 год, «Одиноки ли мы во Вселенной» 1981 год. Эту последнюю книжку я написал на основе сценария «Люди на звездах», чтобы не пропала даром проделанная работа. Работа была интересной, но трудной. Проблемы осмысления нашей современной цивилизации, мировоззренческие, философские, поданные с учетом того, что пишется это для юных умов, необходимо было тактично «поднять» над современностью и рассуждать с высот гораздо больших, чем «борьба с империализмом». Надеюсь, что получилось.

Вообще все свои книги, несмотря на то, что они адресованы были детям, я старался писать строго научно, объясняя в то же время сложнейшие научные проблемы понятным детям языком.

Книги мои пользовались успехом, распродавались за считанные часы, были переведены на 16 языков, неоднократно переиздавались и у нас, и за рубежом. Все эти годы я также сотрудничал в ежегодниках «Хочу все знать» и «Глобус». Там опубликовано много моих очерков и статей.

Так что без работы я не сидел, а в «Лендетгизе» считался одним из наиболее «перспективных» и способных детских авторов.

И все же, резко порвать свои отношения со студией, которой отдано столько лет жизни, я не смог. Сделал еще одну попытку вернутся на студию уже в качестве сценариста. Подал две заявки. Одну — на мультипликационную одночастевку по моей детской книжке «О чем рассказал телескоп». Вторую — на двухчастевый фильм «Союз-Аполлон». Тема актуальная, поскольку готовилась стыковка двух космических кораблей — нашего Союза и американского Аполлона. Обе заявки были приняты. Однако с мультипликационным фильмом дело как-то медленно заглохло. А «Союз-Аполлон» был поставлен в план. Сценарий я написал. Работалось над ним нелегко. Консультантом фильма был назначен космонавт Кубасов, которому предстояло лететь на Союзе. Работать с ним было очень тяжело. Человек он высокомерный, неконтактный. Я уже не говорю о том, что он не находил иной возможности встречаться со мной для работы, кроме как по дороге домой или на работу в машине или около нее по 10–15 минут. Это было унизительно для меня и вредно для дела. При этом он человек весьма узких взглядов. Кроме своих инженерных аспектов, иные проблемы видит плохо. А уж о философии и говорить не приходится. Мой же сценарий как раз написан в широком плане, философском, мировоззренческом, с выходом в будущее. Одним словом, не столько о стыковке, хотя и о ней тоже, но, главное, о значении ее для развития космонавтики, о будущем орбитальных станций, политическое и философское значение объединения усилий в космосе и т. п.

Тем не менее, поработав с ним, я выправил некоторые детали сценария, получил от него положительный отзыв и сдал сценарий. Он был принят студией и Главком. Запущен в производство.

Сам я от постановки отказался. Официально «по состоянию здоровья», на самом деле, из-за скверных отношений с новым руководством студии. Режиссером фильма была назначена Тамара Ивановна Иовлева, прекрасный режиссёр старой леннаучфильмовской школы, добросовестный и ответственный. В первые же дни работы они столкнулась с непредвиденными трудностями. Кубасов вдруг заявил, что не имеет права нам помогать, пока не получит разрешения от Румянцева. Эту фамилию я слышал впервые и не знал кто он. С ним связался по телефону наш начальник сценарного отдела и услышал в ответ следующее: «Начинали „приватно“, без нас, так и продолжайте в том же духе и к нам за помощью не обращайтесь».

А помощь-то была нужна! Как же иначе?

Кроме того, вдруг обнаружилось, что на студии Центрнаучфильм уже почти готова аналогичная картина. Что смотрели в Главке, утвердившие мою заявку, весьма подробную? Не знаю. Работа над фильмом была прекращена.

Так, с моим уходом со студии, космическая тематика целиком отошла к студии Центрнаучфильм, при молчаливом согласии нашей студии, не воспротивившейся снятию с плана картины «Союз-Аполлон».

Москва делает космические фильмы плохо, халтурно, все на один манер. Наша картина могла бы быть непохожей на московскую, много лучше и интересней. Но…!

Полное безразличие руководства студии к судьбе фильма стало последней каплей в наших отношениях. Мои контакты со студией прекратились. Мне больше нечего было там делать. Я целиком посвятил себя литературной работе.

Но кино напомнило о себе.

Через 18 лет после того, как я расстался со студией, на мое имя пришло письмо из Голливуда. Писал Роберт Скотак, один из лучших специалистов Америки по комбинированным съемкам. Он работал над книгой о технических возможностях кино и собирал материал по всему свету. Скотак видел «Дорогу к звездам» и «Планету Бурь» и, несмотря на свою высокую квалификацию, не мог понять, как осуществлены многие наши комбинированные кадры. Задал мне 50 вопросов. Я подробно ему ответил, сопроводив ответ сотней фотографий, как кадров из фильма, так и рабочих моментов этих съемок. Год мы с ним переписывались, а потом познакомились лично, когда в 1992 году он туристом приехал в Санкт-Петербург.

Оказывается, как жаловался Роберт, в технически богатой Америке очень не хватает «выдумщиков». Мы же, технически нищие, работали по принципу «голь на выдумки хитра» и «на щепочках и веревочках» решали технические проблемы, для них не разрешимые. А в 1994 году в Голливудском киножурнале поместили большую статью «Клушанцев — русский волшебник фантастики».

Не скрою, мне было приятно это «международное» признание моих заслуг в кинематографии. Тем более, что по сути я — самоучка. В режиссуру я пришел из операторов, не имея специального режиссерского образования. Мне многому пришлось учиться в процессе работы, на своем опыте, на своих ошибках. Я все делал «по своему усмотрению», «нестандартно». Были, конечно, неудачи. Но многое получалось. Не случайно ведь почти все мои картины получали высокую оценку.

Но самой большой своей заслугой я считаю то, что внес в продукцию студии новый жанр. Его можно охарактеризовать несколькими словами — снимать не то, что есть, а то чего нет, но что могло бы передать зрителю больше информации, чем реалии современности.

Именно это толкнуло меня на космическую тематику и научно-обоснованную фантастику.

В конце этих записок хотелось бы еще раз оглянуться назад и подвести некоторые итоги.

Я проработал в кино более сорока лет, не считая учебы, и при этом почти всегда на особо трудных картинах. Трудных научно, сценарно, организационно, постановочно, технически. Могу смело сказать, что мало кому было бы по силам преодолеть те препятствия, которые стояли на моему пути. В результате, у меня накопился немалый опыт, тем более ценный, что мне приходилось работать одновременно в разных качествах. Я был режиссером, сценаристом, оператором (и комбинатором!). Часто исполнял обязанности художника, мультипликатора, инженера-конструктора.

Мне кажется, что мои соображения по постановке дела в целом и по вопросам тактики и стратегии при постановке больших, сложных картин, по взаимоотношениям кино с наукой, могут быть полезны для тех, кто решил посвятить себя научно-популярному кино. Тем более, что научно-популярное кино, в сущности, до сих пор не имеет ни своей теории, приемов, жанров, ни своей организации производства, комплектации кадрами, проката, финансирования и т. д.

Последнее время явно ощущается печальный сдвиг научно-популярных фильмов в сторону документальности. Причины этого я вижу в следующем: во-первых, зрителю надоели ходульные, примитивные герои художественных фильмов. Он требует жизненной правды, документа, первоисточника, живого человека. Поэтому пошло в гору документальное кино. Даже «само» художественное кино, для большей убедительности, стало вставлять в свои фильмы хроникальные кадры.

Во-вторых, виновато телевидение. В силу своей «скоропалительной» технологии, оно не имеет возможности и времени что-либо кропотливо «раскрывать». Поэтому скатилось на примитивный репортаж. Мы же слепо пошли за ними. Между тем, нам куда приличнее было бы именно раскрывать существо законов природы, то есть делать то, что никому, кроме нас, не под силу.

В наш век мощность стран определяется уже не количеством выплавляемого чугуна, а уменьем быстро обрабатывать информацию, потоки которой захлестывают человечество. Людям нужно помочь сориентироваться в сложнейшем мире современной, весьма динамично развивающейся науке. Ведь цивилизованным человеком в наше время может называться только тот, в ком сочетается высочайшая компетентность в какой-либо отрасли с широчайшей эрудицией. И кино, особенно научно-популярное, едва ли не главный помощник в этом чрезвычайно важном для всех нас деле. Оно обладает максимальными возможностями в передаче информации, поскольку фильм — это сжатая информация. Поэтому в воспитании эрудитов, равных по эффективности соперников у научно-популярного кино нет.

Между тем, в последнее время у нас слишком увлеклись занимательностью, считая ее основной задачей любого фильма. В результате сместились акценты. Формальная сторона стала душить содержание. А людям, в первую очередь, надо помочь выбраться из моря информации, и только во вторую — развлечь их. Если же в условиях современного «цейтнота» мы станем рассказывать анекдоты и выискивать сенсации ради создания эффекта, это будет чистейшей спекуляцией.

Одним словом, я за строжайшую четкость и научную правду в научно-популярных фильмах. Мнение о том, что наши фильмы должны быть рассчитаны на дифференцированную аудиторию, спорно. Я на своем опыте убедился, что возможны фильмы «многослойные», в которых зритель сам берет доступную ему глубину. И все смотрят с удовольствием. И школьник, и рабочий, и ученый.

Режиссер научно-популярного кино должен быть компетентным в той области науки, которую экранизирует. Для этого он должен поддерживать связь с учеными, работающими в этой области, следить за литературой, работать с теснейшем контакте с ученым-консультантом, начиная со сценария и до написания дикторского текста. Только такой режиссер может найти в науке глубинные проблемы, отобрать главное. Современная наука — драматичнейшая область человеческой деятельности. Здесь борются не столько ученый с ученым, сколько идея с идеей. Только у режиссера, понявшего это, фильм не будет произведением дилетантским.

Я вообще считаю, что кинорежиссеру одного специального образования недостаточно. Нужны особые «свойства души» и «свойства характера».

Поэтому приветствовал бы приход в режиссуру людей из среды ученых, особенно тех, которые занимаются педагогической деятельностью, пишут учебники, научно-популярные статьи и книги, журналистов-популяризаторов науки.

Обучить их профессиональной режиссуре куда легче, чем сделать простого ВГИКовца способным понять и полюбить науку.

Конечно, возможны и творческие тандемы режиссер — ученый. Я пробовал так работать. Это великолепно. И еще. Режиссер научно-популярного кино не только должен быть влюблен в науку, но быть готов на огромные жертвы, на тяжелейший труд и полную самоотдачу.

В дневнике Павла Клушанцева за 13-е июля 1933 года есть такая запись:

Павел Владимирович Клушанцев умер 27 апреля 1999 года в возрасте 89 лет.

Похоронен на Смоленском кладбище.

Решением Международного Астрономического Союза малая планета, открытая Т. В. Крячко 29 августа 2008 г. на Зеленчукской станции обсерватории им. Энгельгардта и зарегистрированная в международном каталоге малых планет под № 321046 получила имя Klushantsev…