В стране насекомых. Записки и зарисовки энтомолога и художника

Встречи с бронзовками

В одной из книг известного писателя зоолога Джеральда Даррелла описан некий странный человек — любитель живности. Его карманы были постоянно набиты разным зверьем, а над головой с громким гудением кружились жуки, привязанные к шляпе с помощью длинных ниток. Жуки были крупные, золотисто зеленые, и чудак этот их очень любил и никогда с ними не расставался. «Человек с золотыми бронзовками» (так называется глава книги «Моя семья и звери») — одно из самых ярких впечатлений детства писателя.

Встречи с прекрасными золотыми жуками были, возможно, и у вас. Вспомните: пышное розовое соцветие татарника, а внутри, словно изумруд, блестяще зеленый большой жучище. Тронешь его пальцем — жук либо закопается глубже в цветок, либо с громким жужжанием улетит. А поймаешь — сколько радости!

Бронзовки всегда поражают: уж очень они аккуратны, гладки, ярки. Картина становится еще богаче, когда жучиные латы разглядываешь в лупу или микроскоп они не только тщательным образом выкованы и отполированы, но и украшены рельефным узором в виде крупных красивых ямок, а сверху залиты каким то необыкновенно блестящим, сияюще золотистым прозрачным лаком. Фактически жук черный, но тонкие и сложные микроструктуры его покровов, преломляющие и разлагающие свет, создают игру лучей, и жук кажется металлически зеленым, синим и даже медно-красноватым. Такая окраска в отличие от обычной пигментной называется структурной или оптической.

У тропических бронзовок блеск еще более замечателен, Поведешь головой в сторону, и по жуку как бы пробегают волны: золотые, огненные, зеленые. В моей коллекции есть жук — черного цвета бронзовка с металлически блестящими широкими полосами, цвет которых совершенно необычен. Если держишь жука перед собой, а окно находится сзади, за твоей спиной, то полосы эти медно красные, почти пурпурные. Повернись к окну лицом, держа волшебного жука перед собой, узор становится ярко сине зеленым.

При сильном увеличении микроскопа замечаешь: наружный лаковый слой жучиных кирас исчерчен мельчайшей правильной сеткой. Это видны верхние части прозрачных призмочек, стоящих вертикально вплотную друг к другу, как ячейки в сотах пчел. У бронзовки Ишиопсофа люциворакс призмочки эти были исследованы в деталях, и оказалось, что нижняя часть каждого такого кристаллика вогнута и покоится на выпуклом основании более глубокого слоя, отражающего лучи. Свет, отражаясь от такого выпуклого зеркальца, не только широко разбегается в стороны внутри призмочки, но под влиянием интерференции, неизбежной при прохождении луча через тонкие прозрачные тела (слой нефти на поверхности воды, мыльный пузырь), приобоетает определенные окраски, зависящие от толщины пленок, а в оптических структурах бронзовок и от угла под которым он вошел в призмочку и вышел из нее. Если смотреть сверху, середина каждой ячейки голубая, а края зелено желтые. Игра света и цвета при преломлении и интерференции усложняется еще и тем, что прозрачный столбик неоднороден, слоист и как бы составлен из пачки сложенных вместе часовых стекол. Мастерице природе пришлось немало поработать, чтобы в результате длительной эволюции создать такую сложную по структуре и потому дивную по цвету, всегда праздничную одежду бронзовок.

У наших бронзовок (золотистой, медной, мраморной) панцирь украшен рядами глубоких ямок настолько своеобразной формы, что когда смотришь на жука в микроскоп или сильную лупу, не можешь отделаться от впечатления искусственности этих образований: будто некий мастер прочеканил ряды углублений в виде дуг или подковок четких и глубоких, сделав это опытной, но уже усталой рукой… И чекан мастера, оставлявший эти красивые вмятины, иногда попадал частично и на старое место, так что очередное углубление оказывалось слитым или перекрещенным с другим. Строчками этих букв исписаны и надкрылья, и спинка, и даже ножки.

Преобладает, как видите на рисунке, буква «с», но если читать внимательно, можно найти «о», «з», «э», «ф» и некоторые другие знаки. Удивительные криптограммы эти у каждого экземпляра свои, особые, редкий случай у серийно точного мира насекомых, виды которых специалисты часто определяют по расположению и количеству микроскопических щетинок и ямок. И как то непривычно энтомологу, привыкшему к такой точности, видеть эти чеканные вольные узоры бронзовок, на которые почему то не распространяются ГОСТы природы. Мало того, на надкрылье жука вида Цетониа аврата, одной из наиболее обычных и заметных российских бронзовок я обнаружил в микроскоп слово «золото». Замечательно, то, что надпись еде лана по русски, видовое же латинское название жука аврата означает золотистая. Впрочем у этого вида нет стандарта на окраску. Среди экземпляров бронзовки золотистой, в основном ярко зеленых, можно встретить жуков и с различными оттенками бронзы, и с пронзительно холодным синим отливом, и золотистых, и даже густо медно красных. Все дело тут в толщине отдельных интерференционных элементов (возможно, «стопок часовых стекол»), имеющих изрядные «допуски».

Рельефные узоры на надкрыльях бронзовки медной.

Впрочем у этого вида нет стандарта на окраску. Среди экземпляров бронзовки золотистой, в основном ярко зеленых, можно встретить жуков и с различными оттенками бронзы, и с пронзительно холодным синим отливом, и золотистых, и даже густо медно красных. Все дело тут в толщине отдельных интерференционных элементов (возможно, «стопок часовых стекол»), имеющих изрядные «допуски».

Большая зеленая бронзовка.

Голубая цветоройка — близкая родственница бронзовок, но покрыта чешуйками.

К группе бронзовок относятся и крупнейшие жуки нашей планеты — голиафы (подсемейство бронзовок, относящееся к семейству пластинчатоусых жуков, делится на трибы; в их числе триба голиафовых). Длина жука составляет иногда 11 сантиметров. Великаны эти живут в тропиках. Представьте себе ярких громадных жуков, кружащих над вершинами пальм, — вероятно, это незабываемое зрелище. Голиаф, изображенный на цветной вклейке, относительно невелик (около 5 см); выбрал я его натурщиком не за рост, а за блеск лаково матовый с этаким глубинным бронзовым отливом. Золотые жуки, наездники, осы — всегда желанные для меня, как художника, модели, работая над которыми попадаешь в какой то другой мир, где царствуют другие краски, формы и эстетические законы. А первым толчком ко всему этому, видно, была простая бронзовка, пойманная и поразившая воображение в детстве.

Тропический жук голиаф. Дикранорина миканс.

Прошли годы, многое стало обыденным, привычным, порою серым и примелькавшимся; протекли еще десятилетия, и, что и говорить, уже не так радуют взор цветы, закаты, морские дали. Но бронзовки, бронзовки остались прежними. Только чуть разве убавились в размерах против тех (детских), а блеск тот же, и волнующая радость при рассматривании коллекционного, а в особенности живого жука, — эта радость тоже прежняя.

В зоне интенсивного земледелия бронзовок становится все меньше и меньше. И не только бронзовок, исчезают многие крупные красивые насекомые. Нашим героиням бронзовкам не повезло еще и потому, что часть из них оказалась в черных списках вредителей сельского хозяйства, и вовсе недаром. Взрослые жуки некоторых видов имеют сквернейшую, на наш взгляд, привычку закусывать цветами плодовых и ягодных культур, выедая завязь, тычинки, пестик, лепестки. (идиллистическая картина «цветы с золотыми жуками» быстро омрачается, когда узнаешь о проделках некоторых бронзовок.

Особенно сильно вредит в садах маленькая бронзовочка с этаким милым названием олёнка. К слову сказать, она вовсе не бронзовая, а черноватая, без блеска, и притом мохнатая. Менее благозвучно прозвище у другого вредителя, известного садоводам юга, — бронзовки вонючей, небольшого жучка темного цвета, большого охотника до цветков винограда, плодовых деревьев и кустарников. Этот жук не прочь закусить при случае цветками полевых и огородных культур, заметный вред причиняет он и декоративным растениям.

Ну, а настоящие, блестящие бронзовки! Неужели и они столь же вредны и их нужно истреблять или во всяком случае не жалеть, если они гибнут от инсектицидов наряду с другими вредителями сельского хозяйства?

Вовсе нет. Бронзовки золотистая, мраморная, зеленая, большая зеленая, металлическая и медная, то есть как раз самые крупные и красивые, серьезными вредителями не являются. В специальной литературе про эти виды сказано: «причиняют незначительный вред», «жуки не встречаются в массе», «вред ничтожен», то есть оснований для тотальной войны всем и всяким бронзовкам вовсе нет. Зато есть основания опасаться, что эти интереснейшие представители земной фауны будут истреблены, вымрут. Самые толстые и прочные хитиновые доспехи жуков бессильны перед инсектицидами контактного действия, то есть убивающими насекомых при попадании яда на тело. И все реже и реже удается увидеть золотого жука. Правда, горький опыт бесконтрольного массового применения ДДТ и других стойких инсектицидов широкого спектра действия, теперь запрещенных, не прошел даром. Учеными разрабатываются и уже широко применяются на полях препараты избирательного действия, убивающие только вредителя, но щадящие другую фауну. Может быть, красавицы бронзовки все же уцелеют?

Кстати, летящая бронзовка не только красивое зрелище — при полете покровы жука переливаются на солнце. У жука дровосека высоко подняты неподвижные тяжелые надкрылья, чтобы не мешать работе крыльев, совершающих быстрые и сильные движения. Так летает большинство жуков. И летает, надо сказать, неважно. По сравнению с мухами, пчелами и стрекозами жуки летают медленно и тяжело, повороты им даются с трудом. Вспомним хотя бы полет божьей коровки, стартующей с вашего пальца («божья коровка полети на небо…»), а также взлет мухи жигалки с вашего же тела, когда вы тщетно стараетесь прихлопнуть надоедливое насекомое сильнейшим ударом ладони. Плохо управляемый полет жуков — следствие несовершенства аэродинамической конструкции и ограниченности природных возможностей: жукам летунам некуда девать торчащие надкрылья.

И лишь в летательном аппарате красавиц бронзовок природа запатентовала нечто интересное. Надкрылья бронзовки при полете почти не подняты, плотно лежат на своем месте, на спинке. А сильные звонкие крылья выставляются сбоку, для этого на надкрыльях имеется специальный вырез, свойственный только бронзовкам. И эти быстрые, верткие в полете жуки, обладающие хорошей маневренностью, могут поспорить с такими первоклассными летунами, как шмели.

Бронзовка и жук дровосек в полете,

Бронзовки летают в солнечную погоду и вообще любят жару, цветы и солнце. Небольшой тучки, закрывшей солнце на несколько секунд, достаточно, что бы сильный быстрый жук сделался вялым и позволил взять себя пальцами. Но попробуйте подойти к бронзовке на солнцепеке. Если она не упрятала голову в глубину цветка, будьте уверены, что жук заметит вас издали и взовьется в небо, лишь только подумаете поднять сачок.

Личинки бронзовок живут в дуплах старых трухлявых деревьев, перегное, норах грызунов, питаясь мертвыми органическими остатками. Таким образом, они активно участвуют в процессах почвообразования — деятельность явно полезная. Как то из одного старенького пня мне удалось добыть множество личинок бронзовок. Работа их по превращению мертвой но еще прочной древесины в плодородный гумус была, что называется, налицо: внутри пень был искрошен до такой степени, что остались в целости лишь тонкостенные оболочки корней — подземные трубы, населенные солидными медлительными личинками. Там же лежали и коконы — крупные каменистые орехи, склеенные из трухи, земли и помета личинок. Внутри колыбельки эти были гладки и блестящи и содержали куколок, в которых можно было узнать будущих жуков: покровы их кое где уже тронула зеленая позолота.

А личинки долго жили в банке с трухой и демонстрировали иногда моим гостям оригинальный аттракцион: ездили по столу… на спине. Не удивляйтесь: катания на спине — единственно возможный способ передвижения этих созданий, грузных, толстых, очень похожих на личинок майских хрущей, но «богом обиженных» в отношении ног, тонких, коротких и слабых. Беднягам, оказавшимся вне подземной обители, на открытом пространстве, не остается ничего иного, как двигаться за счет энергичных сокращений тела; оказалось, что удобнее это делать, лежа вверх ногами, пока не удается доползти до укрытия и вернуться в свое подземелье.

Ползущая по земле личинка бронзовки.

В этой своеобразной езде личинки весьма преуспели. Скорости их довольно сносные. Во всяком случае, Личинка бронзовки на спинке всегда обгонит любую улитку и многих гусениц.

Уютному безлюдью подземных гнилушек личинки бронзовок многих видов почему то предпочли беспокойные катакомбы муравейников, густо населенных хозяевами, как известно, неугомонными работягами и свирепыми вояками. Способные в секунды разделаться с любой гусеницей, брошенной рядом с гнездом, муравьи не могут (или не хотят) причинить вред толстой мягкой личинке, живущей с ними под одной крышей и питающейся растительными остатками. В добром ли согласии живут эти насекомые, или же «скрепя сердце» терпят друг друга?

Известный знаток муравьиной жизни П. И. Мариковский перемещал личинку бронзовки из недр муравейника на его кровлю, и воинственное население тут же с остервенением набрасывалось на свою старую знакомую. А самих жуков, откладывающих в муравейник яйца или выбирающихся из него после вылупления из кокона, муравьи не трогают, как считает исследователь по причине сильного своеобразного запаха, оказывающего на маленьких вояк особое умиротворяющее действие. Впрочем, не исключена возможность, что в глубине муравьиных куч личинки бронзовок и муравьи оказывают друг другу, как это принято у многих других насекомых, какие то важные взаимные услуги. Разузнать бы все эти тонкости!

Выбравшихся из муравейника бронзовок муравьи не трогают.

И думается, что еще задолго до того как исчезнут на планете многие замечательные представители мира насекомых, наука укажет человечеству надежные пути борьбы с вредителями вместо ушедшего в прошлое ДДТ, который истреблял без разбора не только все шестиногое племя, но и вредил птицам, зверям и даже людям. И не будем верить пессимистам, предрекающим нам самоистребление. Я лично верю в то, что именно она, наука, и сохранит на земле жизнь.

И что будут на ней даже несколько сотен лет и лесные поляны, и цветущие травы, и птицы, и бабочки, и муравьи. И найдет человек в чашечке одного из цветков непреходящую драгоценность — большого золотого жука. А такая встреча с прекрасным, особенно если она случилась в детстве (знаю по личному опыту), запомнится на всю жизнь.

Некоторые жуки Западной Сибири и Средней России: верхний ряд — бронзовка металлическая, шпанская муха; средний ряд-пестряк, златка, щелкун; нижний ряд — листоед, бегунчик, тинник, слоник семяед.

Отчего бабочки красивы!

Помню, однажды в детстве я поймал какого то мотылька. Выскользнув из руки, он улетел, а на пальцах осталась тонкая цветная пыльца. Откуда взялась на крыльях бабочки эта красивая пудра? Спросил я об этом у взрослых, и мне ответили: это цветочная пыльца. Сядет, мол, бабочка на цветок, наберет пыльцы, прихорошится и улетит себе. Но я уже тогда знал, что цветочная пыльца бывает только светлая, и этому объяснению не поверил, а другого не получил.

Чешуйка бабочки под сильным увеличением. Справа — очень сильно увеличенный квадратик, вырезанный из чешуйки.

Позже я смастерил самодельный микроскоп, и когда на предметное стекло легло крыло бабочки, чудесная, невиданная картина открылась перед моим глазом, прильнувшим к окуляру. Аккуратными рядами лежали на крыле цветные чешуйки, прикрывавшие друг друга, словно черепица, Я медленно передвигал крыло, и в поле зрения появлялись ряды чешуек, темных, красных, голубых, белых. А когда повернул крыло под углом к свету, некоторые чешуйки черепицы будто вспыхнули голубым огнем.

Когда я завел микроскоп более сильный и уже мог разглядеть чешуйки как следует, был удивлен сложностью их строения. Оказалось, что чешуйка плоская, с одного конца имеет стебелек, которым прикрепляется к крылу, а другой конец ее закруглен или зазубрен, у каждой бабочки по своему. Местами на крыле чешуйки длиннее, местами совсем, как бахрома; на голове и туловище бабочки тоже чешуйки, но особой формы. На просвет они полупрозрачные, совсем скромной окраски и цветными делаются тогда, когда освещены сверху или сбоку. Почему так?

Помогли мне в этом книги и более сильные объективы микроскопа. Я увидел, что каждая крохотная чешуйка объемна и состоит из двух поверхностей, соединенных множеством совсем уж тончайших столбиков, скрепляющих верхнюю и нижнюю пластины. Верхняя сторона покрыта тончайшими продольными полосками ребрышками, а между ними еще более тонкие поперечные перемычки, еле заметные, частые частые, как лесенки. Поэтому сверху чешуйка, как решетка, нижняя же ее сторона сплошная, плоская.

Попадая в такой хитроумный и сложнейший оптический прибор, свет проходит сквозь тончайшие ребрышки призмы, отражается их гранями, затем нижней пластиной, проникает туда и обратно через крохотные решеточки, подвергаясь в этих тончайших структурах интерференции и окрашиваясь в зависимости от толщины чешуек и других их параметров в разные цвета радуги-синий, красный, голубой, желтый.

Есть и еще одно оптическое явление, называемое дифракцией, когда луч света слегка огибает преграду и тоже делается разноцветным. Когда таких преград полосок очень много и они находятся в микроскопической близости друг от друга, получается так называемая дифракционная решетка — прибор, применяемый в оптике. Такой дифракционной решеткой и служат ряды продольных ребрышек и поперечных лесенок каждой чешуйки; прошедший сквозь решетку свет делается то синим, то желтым, то красным в зависимости от ширины промежутков. У «адмирала» — темной бабочки с ярко красной полосой на крыльях — на каждый микрон ширины темной чешуйки приходится 28 продольных ребрышек, а в одном же микроне светлой чешуйки их только 22. Переливчатым блеском своих крыльев многие бабочки обязаны именно дифракции.

Сами чешуйки у большинства бабочек, собственно, почти и не окрашены. На просвет они или бесцветные, или буроватые. При освещении же сверху загораются небывало яркими цветами. Выходит, что расцветка бабочек- чисто оптическое чудо. Это подтверждено опытом: с чешуек делали отпечатки на мягкой поверхности, и эти отпечатки отливали каким либо цветом.

У некоторых бабочек крыло сверху темное, а сбоку блестит — это продольные ребрышки чешуек, расцветившись каким нибудь ярко синим или другим цветом, посылают его только вбок. У иных бабочек чешуйки не плоские, а загнуты. Когда поворачиваешь такую бабочку, по крылу скользят яркие волшебные блики.

В центре — золотистая растительная моль Микроптерикс.

Вверху — узоры из чешуек на крыльях репейницы (слева) и Аполлона (справа).

Внизу — чешуйки разных бабочек (сильное увеличение).

Много замечательных бабочек в нашей стране — голубянки, парусники, бархатницы и многие другие. Они, правда, не так крупны и не так ярки, как тропические. Но приглядитесь в лупу. Вы увидите, что крыло, как чудесный ковер, заткано мельчайшими стежками чешуйками разного цвета, образующими то простые, то сложные узоры, бархатно темные, чистейших ярких красок, сверкающие ярче полированного металла, переливающиеся, как драгоценная ткань. Здесь есть чему поучиться художникам. Много интересного найдет тут и физик, и натуралист, и просто любитель природы. К сожалению, во многих местах, особенно в зоне интенсивного земледелия, число красивых бабочек стало заметно сокращаться. В ряде европейских стран уже запрещено отлавливать бабочку Аполлон и некоторых других насекомых, имеющих эстетическую и научную ценность.

Червонец.

Ночные бабочки Западной Сибири и Средней России: верхний ряд — медведица, глазчатый бражник, дуболистный шелкопряд; средний ряд златогузка, лунка серебристая; нижний ряд — совка металловидна, серпокрылка.

Немало лет прошло с тех пор, как я нечаянно стер пыльцу с крыльев первого пойманного мной мотылька. За это время крылья бабочек показали мне множество самых чудесных сочетаний красок, дали возможность узнать много интересного. И сейчас, любуясь в микроскоп крыльями бабочки или воспроизводя их на холсте и бумаге, я уверен, что еще немало тайн и чудес хранят в себе крохотные пылинки, покрывающие крылья красивейших существ нашей планеты.

Оса-блестянка

Жаркий летний день. У бревенчатой стены дома летают разнообразные дикие пчелы и осы. Старые бревна испещрены разнокалиберными отверстиями, прогрызенными в древесине личинками усачей, златок, точильщиков, — почти готовыми норками для одиночных перепончатокрылых.

Вот пчела подлетает к круглой дырочке, скрывается в ней на несколько секунд, выползает и снова улетает за цветочной пыльцой и нектаром. Трудиться приходится усердно, отдыхать некогда: в отличие от общественных пчел она одна одинешенька заботится о помещении, о корме для личинок, об охране потомства от врагов.

Однако что это? Несколько минут назад я видал, как из этого отверстия вылетела пчела, и вот сейчас оттуда показывается чья то другая изумрудно зеленая головка. Это оса-блестянка, или по латыни хризида, — красивейшее насекомое среди перепончатокрылых. Но что она делает в чужом гнезде?

Блестянка успела в отсутствие хозяйки подсунуть свое яичко в чужую ячейку, ни дать ни взять как кукушка, что кладет свои яйца в гнезда других птиц. Повадки хризид, паразитирующих в гнездах одиночных ос, описаны в книге знаменитого французского энтомолога Жана Анри Фабра «Жизнь насекомых» (М., Учпедгиз, 1963). Тонкие наблюдения за блестянками проведены и в нашей стране энтомологом С. И. Малышевым.

Oca-блестянка.

Я жду, когда блестянка вылезет из чужого гнезда, совершив злодейство. Улучив момент, хватаю преступницу у выхода. С перепугу она свертывается в тугой комочек (на брюшке у нее выемка, куда подгибается голова) и кажется мертвой. Будто драгоценный камешек лежит у меня на ладони — коварные блестянки изумительно окрашены. Твердый покров их изумрудно зеленого или сверкающе синего металлического цвета, сплошь усеян глубокими круглыми ямками. Брюшко хризиды более гладкое и часто отливает рубиново красным, золотым или пурпуровым цветом. Встречаются виды, окрашенные куда более сложно и тонко. Словами этого не опишешь, а когда разглядываешь осу блестянку в микроскоп или лупу, невольно думаешь: зачем ей такая роскошь. Уж не для того ли, чтобы блеском своего наряда ослепить своих дальних родственниц, скромных тружениц пчелок, дабы тут же их безнаказанно обманывать? Вероятно причина есть — в природе все целесообразно. Сами насекомые в красоте ничего не смыслят, но роскошный наряд блестянки имеет, по видимому, определенное назначение. Но какое — пока для нас тайна.

(Рисунок пропущен)

Оса-блестянка у чужого гнезда и свертывающаяся в комочек.

Мною собрано немало интересных и красивых перепончатокрылых: и желтых ос, и стройных наездников, и больших мохнатых шмелей, и крошечных орехотворок, но лучшим украшением этой коллекции остаются все таки разбойницы блестянки. И очень хочется чтобы эти маленькие носители красоты (красоты уникальной и волнующей) жили на планете всегда.

Писать золотых ос-хризид красками очень трудно: у красок явно не хватает силы. Притом чистоту цвета нужно постоянно сочетать со скрупулезной проработкой всех ямочек на покровах, без которых пропадает половина прелести. Мелкие же детали, изображенные в подробностях на картине или цветном рисунке, глушат общий чистый цвет. Пробовал применять флуоресцентные (отсвечивающие) краски — те самые, которыми сейчас красят речные бакены, некоторые сигналы и применяют в ярких рекламах. Блики стали более звонкими, но все равно получается что то не то. Короче говоря, осы блестянки для меня пока что недосягаемая вершина. А тот рисунок, что на цветной вкладке, — просто один из пробных этюдов.

Оса-блестянка Хризида.

Я рисую тараканов

Как то один знакомый художник спросил меня: «Ты еще не бросил рисовать своих тараканов?» — «Нет, — говорю, — не бросил. И почему вы считаете, что это так уж плохо рисовать насекомых. Какая, собственно, разница — крупное или мелкое животное». «Зверей, — ответил мой собеседник, — знают все. А зачем всем знать, как выглядят под микроскопом всякие там букашки и инфузории? Это занятие биологов, а не художников. Кому, к примеру, нужен портрет комара?»

А ведь дело вовсе не в размерах животного и степени их известности. Важно, как художник сумеет показать своих героев и натурщиков, чем привлекают его самого эти существа, хорошо ли он знает их жизнь, строение и повадки.

Мне на иллюстрирование попала популярная книга о насекомых, и на мое счастье, книга эта была о моих давних друзьях и питомцах — о муравьях. Встал вопрос: какими изображать их? Симметричными, со строго расправленными лапками, со скрупулезной передачей всех особенностей, как обычно делают в учебниках и научных книгах. Или же примерно условными, стилизованными, лихими, лишь бы украсить и заполнить страницу. Книга научно художественная. Поскольку она научная, значит, нужно выполнять первое условие. Но она в то же время и художественная. Следовательно, нужно иметь в виду и второе. А оба условия вроде бы в изображении животных исключают друг друга. В общем задача была нелегкой.

В моей домашней лаборатории, кроме кузнечичьих и сверчиных клеток, жучиных и гусеничных жилищ, появились искусственные муравейники, сначала один, потом несколько. Вооружившись оптикой, планшетом с бумагой и терпением, я подолгу наблюдал за повадками своих питомцев, за их жизнью, за позами, принимаемыми во время работы, еды, умывания, «разговора», ухода за потомством. Это был особенный мир — таинственный, своеобразный, словно я бродил по иной планете среди ее обитателей, подвижных, изящных, обладающих необыкновенно выразительной внешностью, поражающих совершенством строения и какой то осмысленностью действий.

Но как передать все это на рисунках? Работающие насекомые всегда в движении, и я успевал схватить позу или действие лишь в быстрых, схематических набросках, иногда состоящих из двух трех линий. Эти наброски после основательного пополнения знаний по анатомии, морфологии, систематике муравьев, дополнительных наблюдений их в природе и послужили основным исходным материалом для иллюстраций, на которых требовалось изобразить героев живыми и умными, ввести элемент сказочности, таинственности и даже легкого юмора, притом не нарушая научной достоверности. Некоторые рисунки из моего «муравьиного» цикла вы найдете на этих страницах.

Муравей-древоточец красногрудый (Кампонотус) — солдат.

Муравьиха, оказавшаяся в чужих владениях, притворилась мертвой.

Не успели схватить божью коровку — улетела.

(Рисунок пропущен)

Муравей протравливает кислотой отверстие в раковине улитки).

Муравей украл у паучихи кокон с яйцами.

Муравьи во время наводнения.

Рабочие кормят самку.

Одолевают гусеницу.

Отправляясь в очередную экскурсию на природу, я беру с собой принадлежности для рисования, и всякий раз в блокноте появляются новые наброски.

Иногда натурщики мои исправно позируют и после смерти: разыскав нужное насекомое в коллекции и расправив его (чтобы не сломались сухие конечности), с помощью булавок, пластилина и различных приспособлений придаешь ему нужную позу — бегущего, летящего, нападающего. Но для этого все равно необходимо хорошо знать повадки и биологию своего героя.

Высочайшее наслаждение доставляет мне разглядывать в слабый бинокулярный микроскоп коллекции, собранные летом. Сверкающие полированным металлом чеканные доспехи жуков, мохнатые шубы шмелей и гусениц, замысловатые ткани узоров на крыльях бабочек, тончайшие переливы радуги на крылышках наездников, какие то неземные сочетания форм и красок, невиданная игра света — все это не дает оторваться от окуляра.

А каких только физиономий не бывает у насекомых! Какое разнообразие характеров и выражений!

Под микроскопом слои ваты с уложенными на них сухими насекомыми — трофеи летних энтомологических экскурсий. Вот в поле зрения появились длинное буроватое туловище, спинка, разрисованная узором, напоминающим греческий меандр, и вдруг — высокая странная голова с глазами навыкате, с блестящим полуоткрытым ртом. Это маленький травяной клопик из семейства набидовых. А это совсем человеческое лицо. Наверное, нежный светло желтый хитин на голове мухи сирфиды случайно помялся в коллекции, так что сбоку стал напоминать профиль человека. Рядом десяток сирфид того же вида. Поворачиваю их по очереди набок, и что же вы думаете — все мухи «на одно лицо». Высокий лоб, красивый прямой нос, губы, подбородок — идеально правильные черты женского лица.

Травяной клопик семейства набидовых.

Жарко. Пушистый чернозем, нагретый солнцем, мягко пружинит под ногами: дорога идет через пашню. Справа и слева до самого горизонта разлились темным океаном вспаханные поля — пары, по океану бегут волны горячего марева, струятся, перекатываются вдалеке, и если не смотреть под ноги, то кажется, что медленно плывешь к далекому лесистому островку.

Но как не смотреть вниз, когда через каждые десять двадцать шагов передо мной вспархивает какое-то насекомое, быстро отлетает вперед и там, едва заметное, пикирует в горячую дорожную пыль. Ускоряю шаги — длиннее и чаще перелеты, осторожное насекомое никак не хочет подпустить меня ближе. Делаю короткую остановку, надеваю на объективы бинокля самодельные приставки из очковых стекол (приспособление для разглядывания близких и мелких объектов) и шагаю вперед; надо еще раз спугнуть таинственного летуна и заметить место, где он сядет. Маленькая серая тень вильнула в воздухе, упала на дорогу и замерла.

Тихонько подвигаюсь вперед. Шаг, еще шаг. Навожу бинокль. В поле зрения комочки земли, прошлогодние соломинки; несколько муравьев перебегают дорогу; жучок песочник, серый и корявый сверху, похожий на комок чернозема, торопится куда то по своим делам.

И вдруг вижу: красивый жук, матово зеленый, стройный, высоко подняв туловище на длинных ногах, сделал короткую перебежку, резко повернулся в мою сторону и уставил на меня огромные выпуклые глаза, отражающие солнце каким то особенным, искристым блеском. Зубастые челюсти жвалы (они вовсе не портили изысканную внешность красавца) вдруг заходили туда сюда, словно половинки ножниц. Жук снова повернулся боком, заметив что то вблизи себя, и на его брюшке вспыхнуло отражение солнца, неожиданно рубиново красное. Да ведь это же скакун — представитель подсемейства Цицинделин (из семейства жужелиц), обитающего главным образом в тропиках и на юге нашей страны! Не такой, значит, у нас в Омской области и север. Но, что это… Кажется сейчас произойдет нечто интересное: маленький буроватый долгоносик шустро семенит по дороге в трех четырех сантиметрах от скакуна. Секунда — и зеленоватый «леопард» метнулся к жертве, тронул ее усиками, занес над нею ослепительно белые жвалы с ужасающими острыми зубцами… Нажать бы гашетку кинокамеры, чтобы застрекотала пленка. Какие уникальные кадры удалось бы получить! Но в руках у меня обыкновенный полевой бинокль с самодельными приставками из очковых стекол. Надо хорошенько запомнить эту редкостную сцену, и я мысленно делаю подробный набросок с натуры, стараясь запечатлеть в памяти все увиденное. А через минуту, когда зубастый охотник покончил с жертвой и улетел, достал блокнот и зарисовал то, что удалось запомнить.

Жук-скакун на охоте.

Разыскивая материал для иллюстраций, я перебираю летние трофеи. В картонных коробках на матрасиках из ваты, переложенных бумагой, покоятся многочисленные насекомые. Кого тут только нет! Роскошные переливчатые бронзовки, огненно блестящие листоеды, скромные серые долгоносики, гиганты дровосеки с невообразимо длинными усами. А вот и скакуны — в то лето мне удалось добыть шесть экземпляров. Ох и трудно это было — выслеживать прыткого хищника!

Стрекоза.

Жужелицы.

Подкрадываешься к нему не дыша, но в самый последний миг, когда уже занесен сачок, глазастый скакун мгновенно расправлял крылья, срывался с места и, как бы дразня тебя, садился неподалеку и обязательно на виду. И все это, как правило, на убийственной жаре. Только живой мерцающий блеск выпуклых фасетчатых глаз потух у этих шести, все же остальное нисколько не изменилось: матово зеленый панцирь со светлыми бляшками, челюсти жвалы, свободные от зубцов, плоскости которых залиты белой эмалью; блестящий низ, отливающий то изумрудами, то рубинами, то синевой полированного кобальта и указывающий на принадлежность к экзотическому семейству.

Один из скакунов под объективами микроскопа. Поглядывая на набросок, сделанный летом, ставлю красавца жука в динамическую, стремительную позу, развожу ему челюсти, освещаю так, чтобы в глазах загорелись хищные блики…

Можно начинать рисунок.

Жук-скакун.

Я вспоминаю слова того знакомого, который доказывал мне, что изображениям насекомых место только в специальных книгах. Теперь, когда прошли годы и позади несколько иллюстрированных книг, я с ним не согласен. И еще думаю вот о чем: сколько еще людей находится в плену неверных убеждений и представлений, появляющихся как неизбежное следствие отрыва от природы, когда перестают ее замечать и уважать!

Цветные вкладки

Рогачик — «малый носорог» (личинки питаются гнилой древесиной).

Слоник Ларинус (личинки питаются соцветиями диких сложноцветных).

(Рисунок пропущен)

Осиновый трубковерт (сворачивает для личинок изящные «сигарки» из листьев осины).

Ложнослоник Антрибус (жуки и личинки питаются трухлявой мертвой древесиной).

Карапузик (истребляет личинок других насекомых в навозе, падали, гнилой древесине),

Оса-эвмен изготовилась ужалить гусеницу, которую унесет в гнездо на прокорм своим личинкам.

Радужница (живет на водяных растениях, имеет разные металлические оттенки).

Пчела Антофора над цветком льнянки.

Оса-сфекс «транспортирует» парализованную ею кобылку.

Муха-зеленушка (или Долихоподида) истребитель мелких насекомых.

«Портрет» одной из полезнейших мух тахин.

Oca из семейства бетилид (род Гонатопус). Бегая по земле, эти бескрылые шустрые создания разыскивают мелких вредных цикадок и, уцепившись за них мощными передними ногами, откладывают на них яйца.

Жук-нарывник.

Хищный клопик мирмекорис.

Хальцидоидный наездник — истребитель многих вредных насекомых.

Стрекоза Эналагма настигает шведскую мушку — врага урожая.

Клещ краснотелка из семейства Тромбидиид.

Паук краб Мизумена. Пересаженный с желтого цветка на белый, паук через несколько дней становится белым. Ничего не подозревающие насекомые становятся жертвой умело замаскировавшегося «хитреца».

Паук-скакунчик.

Хлебная полосатая блошка (увеличено в 70 раз).

Жужелица на охоте.

Вверху — гусеница гарпии в устрашающей позе. Справа — гусеница молочайного бражника. Внизу — пижма-растение, цветки которого посещает множество насекомых.