Солдаты вплотную приблизились к Гаврилову. Среди них немало таких, которые знают об отцах лишь по фотографиям да воспоминаниям матерей. Рассказ об Евтее Моисеевиче они восприняли как повествование о своих отцах.
— Особенно любил повторять Евтей Моисеевич: «Сто лет проживу, а все буду должником себя перед страной чувствовать». — Старшина поднялся решительно, отряхнулся: — Пойду, есть дела в штабе.
Молча встали воины, пошли к палаткам. Виктор Гребенюк остался на берегу. Внизу, под обрывом, шумела река, и, вторя ей, лес пел свою нескончаемую песню. Рассказ старшины встревожил Виктора. «Трудно, очень трудно служить в части, где свято берегут память об отце, — думал солдат. — О нем здесь все напоминает. Кажется, что он живой, стоит с тобой рядом. И в то же время нет его».
Кто-то положил Виктору руку на плечо. Он, вздрогнув, повернулся. Рядом стоял Владимир Байков:
— О чем задумался, детина?
— Да так, — неопределенно ответил Гребенюк. — А ты откуда заявился?
— Будто не знаешь! Со стадиона, тренировался. Кстати, и тебе не мешало там появиться. Скоро кросс. Не отстал бы.
— Невелика нагрузка. Выдержу.
— Смотри, Витя, — Байков укоризненно покачал головой. — Без тренировки — беда.
Опасения Владимира оказались не напрасными. Дня через два взвод в походной колонне стоял на старте. Прозвучало короткое, словно выстрел:
— Вперед!
Сначала Виктор не замечал усталости. Он бодро бежал по лесной дороге. Стройные сосны с золотистыми стволами приветливо махали ему густыми вершинами, а легкий ветерок, словно бархат, гладил разгоряченное лицо.
Но на втором километре все пошло иначе. Солдат почувствовал резкую боль в левом боку. Трудней стало дышать, будто на грудь навалился тяжелый груз. Загудели от боли и перестали слушаться ноги. А ветер здесь, на пустыре, уже не казался таким ласковым. Сердито бросал он в глаза колючий песок.
И Виктор не выдержал. Задыхаясь, остановился, сошел с дистанции.
— Рядовой Гребенюк, не отставать! — услышал он за спиной знакомый голос командира, замыкавшего взводную колонну.
Виктор попытался было догнать товарищей. Он сделал еще несколько неровных, неуверенных шагов, но так и не смог побороть усталость. Медленно, невесело пошел вперед, туда, где белели лагерные палатки. К финишу подходил с тревожной думой: как встретят?
Но воины будто не заметили Виктора и, казалось, не обиделись на него. А Семенов сказал:
— Тебе, Витя, простительно. Ты теперь шофер, а шоферу ноги не нужны.
Это еще больше огорчило Виктора. Из-под темных бровей он хмуро посмотрел на товарища, коротко бросил:
— В адвокатах не нуждаюсь.
— Вот колючка! — обиделся рядовой Семенов.
— Зачем человека с пути сбиваешь? — вмешался в разговор Байков и, обратившись к Виктору, продолжил: — Не надо было сразу брать очень высокий темп. Нужно постепенно наращивать скорость. И потом — побольше воли к победе. Ведь и у самых опытных легкоатлетов во время бега наступает вот такой критический момент, как и у тебя. Кажется, нет сил бороться. Хоть на дорогу ложись. Но ты не сдавайся, не останавливайся. И тогда придет так называемое второе дыхание. Словно на крыльях полетишь.
— Впрочем, — перебил Байкова командир взвода, — и в жизни бывают такие минуты. Иной человек встретил преграду на своем пути — и остановился или в сторону сошел. А другой упрямо, не боясь усталости, идет навстречу трудности и, победив ее, становится еще сильнее.
— Не выполню я, наверно, обязательство. Расхвастался, обещал разряд получить. Не вышло, — уныло проговорил Гребенюк.
— Выйдет, Витя, выйдет, — уверенно произнес Владимир. — Советую завтра же записаться в секцию. Все будет хорошо. Помнишь, каким беспомощным был ты на турнике, а теперь — другое дело. Одолеешь и кроссы. Я помогу.
С тех пор их часто видели на беговой дорожке. Виктор не пропускал ни одной тренировки. Постепенно мускулы ног наливались силой. С каждым днем он все легче преодолевал различные дистанции. Но почему-то сильно болели ноги. Видимо, сказывался ревматизм, приобретенный в детстве. Об этой боли он, конечно, никому не говорил.
Виктору хотелось чем-то загладить свою вину перед командиром, товарищами, которых подвел на соревнованиях. Он стал упорно готовиться к спартакиаде. По утрам и вечерам делал большие пробежки, отрабатывал начало старта, дыхание, строго рассчитывая свои силы, чтобы отвоевать еще несколько секунд.
И вот наступило серьезное испытание. Дан старт на полтора километра. Виктор сразу же берет довольно высокий темп. Уже первый, второй круг остались позади. Гудит весь стадион. Но Гребенюк наиболее отчетливо слышит голос Байкова:
— Витя, нажимай! Еще немного!
Знает Виктор, что здесь весь взвод. Все за него болеют. На предпоследнем круге наступил критический момент. Нет, теперь он не сойдет в сторону, никому не уступит беговой дорожки.
Финиш. Результат неплохой. Но борьба еще не закончена. Передохнув, Виктор должен бежать на восемьсот метров. Дистанция такова, что времени терять никак нельзя. Дорога каждая секунда.
Алым огоньком вспыхнул почти перед глазами флажок. Виктор резко отталкивается и бросается вперед. С каждым шагом он все энергичней работает руками и ногами. Его тело, покрытое бронзовым загаром, дышит горячей волей к победе. Одного за другим обходит он соперников. Последние метры преодолевает на предельной скорости. Рывок. Щелкает секундомер в руке офицера. Стрелка замирает на нужном делении. Есть разряд!
Виктор устал. Но радостная улыбка озаряет лицо. Друзья окружают его, поздравляют. Больше всех рад Владимир Байков:
— Вот молодец, Витя. Что я говорил? А ты еще обижался на меня.
— Прости, Володя.
— Нет, не прощу, — лукаво улыбается Владимир. — До тех пор не прощу, пока ты еще один разряд не добудешь. Это раз. А во-вторых — пора повышенное обязательство взять: классность по вождению на одну ступень повысить.
— Уж не слишком ли тяжелую задачу ставишь?
— Не я, Витя, не я, дорогой. Время такие задачи ставит. В коммунизм идем. В нем равнодушным тихоходам не будет места.