В суете прошлых дней

ГЛАВА 4

Никуда любовь не уходит. Зачастую любовь медленно выгорает в душе. От невнимания, от потери взаимопонимания, интереса и желания общаться, узнавать друг о друге что-то новое. Выгорает от обид и разочарований, от долгих, бесплотных ожиданий. Любовь вытесняет быт и заботы, но с этим можно и нужно бороться. Только при условии, что этого хотят оба. Одному очень трудно плыть против течения. Мне потребовалось довольно много времени, чтобы придти к окончательному выводу – у нас с Васей нет семьи. Есть он, и есть мы с Лизой, отдельно. Конечно, ещё Васины родители, но они всегда на его стороне, за его спиной, как крылья. У меня крыльев не было, поддержки не было. Я так ждала, что моей поддержкой в жизни станет муж, ведь мы были так влюблены. Но не случилось. И я всерьёз растерялась, жила, будто на автопилоте. Каждый день был похож на предыдущий, и не вносил в моё существование никаких перемен.

Вася пропадал с отцом на лесопилке, а я оставалась с дочкой и свекровью в доме. Никто не ругался, никто не предъявлял никому никаких претензий, не скандалил, в доме стояла тишина. Даже разговоров не было слышно. Только за ужином семья общалась, а я лишь присутствовала где-то рядом, с дочкой за компанию. Потому что папе нужно общаться с ребенком, нужно наблюдать, как она растет. А делать это Вася мог только вечером. И то не каждый день.

– Ты моя красавица, – говорил он нараспев, беря дочку на руки. Несколько раз подкидывал Лизу вверх, та начинала безудержно смеяться, Вася улыбался дочери в ответ, а затем с чистой совестью передавал её мне на руки. Его взгляд на моем лице даже не всегда задерживался. Честно, я чувствовала себя няней, приживалкой в их доме. От меня ничего зависело, от меня ничего не ждали, мнения моего не учитывали. И муж, и его родители были убеждены, что я должна быть благодарна за то, что мне позволили стать частью их семьи, взять одну с ними фамилию, жить с ними под одной крышей.

– Что ты делаешь на лесопилке с утра до вечера? – задала я как-то вопрос мужу. Он даже в выходные торопился уйти из дома, в то воскресное утро я сидела на постели, прижимая к себе ещё не до конца проснувшуюся дочь, и наблюдала за его деятельными сборами.

Вася обернулся, взглянул на меня в удивлении.

– В каком смысле? Я работаю.

– Доски пилишь?

Он уловил в моём голосе сарказм и недоверие, и недовольно поморщился.

– Юль, не начинай.

– Я не начинаю, – качнула я головой. – Мне просто любопытно. Может, хотя бы в воскресенье ты останешься дома, и мы куда-нибудь сходим?

– Куда?

– Прогуляемся с ребенком. Зайдем в магазин, выберем ей комбинезон на весну, Лиза из всего выросла.

– Мама сказала, что купит.

– При чем здесь твоя мама? – не сдержалась я. – Я мужа прошу купить дочери одежду, а не его маму. У меня, вообще, муж есть, как считаешь? Или только его мама?

– Как же ты достала скандалить, – неожиданно заявил Вася, а я замерла с открытым ртом. Я обиделась не столько на его пренебрежительный тон, сколько на безосновательное обвинение. Это был наш первый с ним разговор за несколько месяцев.

Я сделала глубокий, осторожный вдох.

– Вася, я думаю, что нам нужно серьёзно поговорить. Обсудить всё.

Он ко мне повернулся.

– Что обсудить? Что в нашей жизни, вообще, можно обсуждать? Тебе плохо живется?

– Не кричи, – шикнула я. – Ты пугаешь ребенка!

– Это ты пугаешь ребенка, – парировал он. – Своими нелепыми претензиями! Да любая была бы рада оказаться на твоём месте! А ты ещё находишь причины жаловаться?

– И на каком же я месте? – Я осторожно пересадила дочку на кровать. Старалась голос не повышать, чтобы Лизу не пугать, она и без того смотрела на нас круглыми, непонимающими глазками. – Взаперти с твоей мамой?

– Перестань трогать маму, – проговорил Вася, будто выплюнул. – Она делает для нас всё. И для меня, и для тебя, и для нашей дочери. А ты ещё пальцем о палец в этом доме не ударила!

– А мне на это разрешение не дают! – не сдержалась я. – Я в этом доме даже не имею права в собственной комнате кресло передвинуть!

– А с какой стати тебе его двигать? – Вася нахально ухмыльнулся, глядя мне прямо в глаза. – Ты что, его покупала? Твоё дело заботиться о ребенке, – добавил он сурово. И у него на самом деле получилось сурово, без всяких эмоций.

Я молчала. Просто не знала, что сказать. Каждое слово мужа, каждый его колкий, непримиримый взгляд, пробивал дыру в моём сердце. А, может, к сердечным делам это уже не имело никакого отношения. Его слова и интонации били напрямую по моей самооценке, по моему самолюбию, от которого за прошедшие два года и так мало, что осталось.

– Ты меня больше не любишь? – Этот вопрос сам собой у меня вырвался. И я замерла, ожидая от него ответа, хотя, и без того его уже знала. И Васин взгляд, направленный на меня, был переполнен жалостью и вроде бы недоумением от того, что он слышал. Когда-то он брал меня за руку, обнимал, уверял, что любит, называл «своей девочкой». А теперь лишь смотрел на меня с непониманием и насмешкой.

– Юль, оставь меня в покое со своими бабскими истериками. Иди, ребенка корми. Ты хоть что-то будешь делать, или всё маме оставишь?

Он отвернулся от меня, сдернул со спинки кресла свой свитер и из комнаты вышел. А я осталась стоять. Мне почему-то даже шевелиться не хотелось. Я стояла, смотрела в стену, и в моей голове не было ни одной мысли. Только пустота, обида и тяжелое разочарование затопили меня всю, каждую клеточку. Хотелось кричать, топать ногами, но я стояла и молчала. А потом за спиной звук падения и детский плач. Лиза попыталась сама слезть с высокой кровати, упала и громко заплакала от страха. Я поспешила к ней, а из коридора уже послышался голос свекрови:

– Юля! Что опять случилось? Что с ребенком?

Я не ответила, просто со стуком захлопнула дверь.

На то, чтобы принять какое-то решение, чтобы осмелиться хотя бы начать обдумывать различные варианты, мне потребовалось некоторое время. Стало понятно, что надеяться на дальнейшую семейную жизнь с Васей, смысла нет. Мы окончательно потеряли способность разговаривать и что-то обсуждать, договариваться между собой. Мы, практически, не общались. Обсуждать это считалось неприличным, даже с его родителями, и все по-прежнему делали вид, что ничего не происходит. Изредка, но в дом Мезинцевых, приходили гости, родственники, и нам всем надлежало собираться за общим столом, и улыбаться. А если я вела себя, как считала свекровь, невежливо или неподобающе, на меня откровенно цыкали, а позже высказывали недовольство. Упреки в том, что я живу в их доме, ем их еду, что обо мне заботятся, и о моей репутации в том числе, сыпались, как из рога изобилия. Ни один семейный разговор не обходился без подобных нравоучений в мой адрес.

– Неужели тебя мать не учила, как следует себя вести? – напоказ вздыхала Тамара Борисовна. – Неужели так сложно улыбнуться людям, Юля?

– Я улыбаюсь, – говорила я.

– Улыбаешься, – хмыкала она. – Будто тебе нож к горлу приставляют. Помнится, когда ты хотела за Васю замуж, ты улыбалась во все свои белые зубки. А теперь только гримасничаешь. Чем мы, интересно, тебе не угодили? Что плохого сделали?

Я понимала, что если начну свекрови отвечать, то, скорее всего, мы поскандалим. А сил для этого я в себе не чувствовала. И поэтому сжимала зубы и молчала, а чаще всего старалась уйти.

– Я не могу там больше жить, – говорила я матери или сестре, когда выдавалась такая возможность. Мне так хотелось пожаловаться, высказать всю свою горечь хоть кому-то. Вот только слушать меня никто не хотел. Обе только отмахивались от меня.

– Глупости, – говорила мама. – Это твой муж. Ты обязана его любить.

– Что, значит, обязана? – удивлялась я. – А он не обязан любить меня?

– А что ты делаешь для того, чтобы он тебя любил? Посмотри, на кого ты похожа, Юля? Вечные джинсы, какие-то футболки. Волосы в хвост, забранные. Хоть бы макияж сделала!

– Для кого? – Я принималась нервно смеяться. – Для мужа, который возвращается домой ближе к ночи? Так ему на меня смотреть некогда, ему надо с родителями пообщаться.

– Ты сама виновата, – не соглашалась со мной мама. – Мужчину нужно заинтересовывать, завлекать. А ты выглядишь, как привидение. Где та красивая девочка, в которую твой Вася влюбился?

Я опускала глаза в пол.

– Он её прогнал, – проговаривала я негромко.

А вот сестра, когда я пыталась что-то ей сказать, начинала всерьёз возмущаться и смотрела на меня, как на помешанную.

– Ты сдурела? – восклицала она. – Юль, ты себя кем возомнила? Тебя в такой дом взяли, а ты ходишь по городу и плачешься?

– Во-первых, меня никуда не брали, – принималась возмущаться я в ответ. – Я, Даш, не собака приблудная. Мы женились по любви, мы ребенка родили. И если всё закончилось…

– То что? – перебила меня Даша. Взглянула со злой насмешкой. – То что?

Под её напором мой пыл как-то остывал. И уверенность пропадала.

– Наверное, надо разводиться.

– Ты чокнутая. – Дашка показательно крутила пальцем у виска. – И куда ты пойдешь? Что ты, вообще, умеешь? Ты кто?

– Перестань так говорить! – злилась я. – Люди разводятся, и ничего страшного в этом нет!

– Конечно, нет. Если им есть, куда идти, и если они к чему-то приспособлены. А ты? Ты ни одного дня в своей жизни не работала. Ты школу с одними тройками закончила. Тебе даже жить негде! У матери этот Игорек появился, в маленькой комнате Макс. И ты собираешься туда переехать? После дома Мезинцевых? О дочери подумай, сумасшедшая.

Меня саму мучили все эти мысли, я прекрасно понимала, о чем мне говорит сестра, и понимала, что она права. Это будет скандал на весь город. Это будет огромное испытание для меня, потому что я, на самом деле, не представляю, как смогу устроить свою жизнь, прокормить себя и дочь. Я несколько месяцев себя этими мыслями изводила. Они меня пугали, но не оставляли.

Когда я появлялась на улице и ходила одна в магазин, а случалось это не часто, со мной здоровались. Присматривались с особым старанием, затем улыбались и говорили:

– Здравствуй, Юля.

Приходилось улыбаться и кивать в ответ. До замужества меня, зачастую, не замечали, я была неважна. А потом на мне женился Вася Мезинцев, сын хозяина лесопилки, человека, который давал местным мужчинам работу, и всю его семью необходимо было уважать. И меня в том числе. А я всегда из-за этого чувствовала себя неловко. Понимала, что меня замечают и мне кивают не потому, что хотят или я это чем-то заслужила, что я стала личностью в глазах окружающих, а только из-за фамилии. А в случае развода, я снова превращусь в парию, которая, к тому же, посмела не угодить Мезинцевым. Предстоящее меня всерьёз пугало, и никто мои страхи не спешил развеять. Наоборот, больше запугивали и говорили, что я не права. Выходя из дома, я слышала то же самое, что и от мужа и его родственников.

– Кто ты такая? Молчи, терпи и радуйся своему везению.

А у меня уже не получалось радоваться, как я ни старалась. Мне казалось, что я медленно утопаю в болоте, в которое меня затянул этот поспешный брак. В двадцать один год мне не хотелось радоваться жизни, я не видела никаких перспектив, я каждое утро просыпалась с ощущением, что меня поймали в ловушку.

Не знаю, сколько времени мне понадобилось бы для того, чтобы решиться на развод, или я вовсе бы не решилась, прислушалась бы к матери и сестре, и терпела бы дальше, но всё произошло само собой. Наверное, это как раз закономерно. Я, большую часть времени проводя за забором дома Мезинцевых, ничего не знала, никаких сплетен и разговоров до меня не доходило, а, с пропадающим вечно где-то молодым мужем, я даже скандалить к тому моменту перестала. Мы с Васей жили, будто соседи. Я воспитывала его ребенка, а он время от времени появлялся рядом с нами. Причем, мой муж никогда не выглядел недовольным или брошенным. Вася всегда был в настроении, за прошедшие годы в браке он заметно возмужал, ещё больше раздался в плечах, выглядел настоящим красавцем и молодцом. Он становился взрослым, уверенным в себе мужчиной. Я порой задерживала на нём взгляд и думала о том, что когда-то именно в такого бравого молодца, я и влюбилась. Но в то время я его интересовала, я его привлекала, он любовался мною и давал безумные обещания, держа меня за руку и целуя мои губы, мы строили общие планы, а сейчас я была лишь безмолвной тенью при нашем общем ребенке. Наши чувства остались в прошлом, и я даже успела с этим смириться. Но мне не хватало смелости принять окончательное решение. Я смотрела на дочь и пугала себя тем, что из-за собственных чувств и порушенных амбиций, лишу её привычного достатка, уюта, бабушки и дедушки, которые в ней души не чают и присутствуют в её жизни с первого дня. Я не могла никак представить, как лишу её всего этого. Но затем настал такой день, такой момент, когда представлять уже было поздно. Один разговор, одна встреча, и в моей семейной жизни была поставлена жирная точка.

В тот день я вышла из дома одна, без Лизы, и без сопровождения Тамары Борисовны. Обычно, когда я отправлялась купить себе что-то из одежды, свекровь неизменно отправлялась со мной. В её сознании почему-то всегда присутствовала тревога по поводу того, что я куплю что-нибудь неподобающее, буду выглядеть смешно, нелепо или неприлично в глазах её друзей и знакомых, и поэтому меня надлежит контролировать. А тут намечалось семейное торжество, свадьба родного племянника свекра, что проживал в Нижнем Новгороде, и нас пригласили всей семьёй на праздник. Мне ехать не особо хотелось. Я вроде и радовалась тому, что смогу отвлечься, прокатиться в большой город, сменить обстановку, но само торжество в толпе родственников мужа нагоняло на меня тоску. Я представляла, как меня будут окидывать критическим взглядом, а затем сочувственно переговариваться с Тамарой в сторонке. Всегда всё проходило по одному и тому же сценарию. А от Васи поддержки мне вряд ли стоило ждать.

И вот, мы готовились к семейному торжеству, мне необходимо было купить платье, а сделать это в нашем маленьком городке было особо негде. Всего несколько магазинчиков женской одежды на всю главную, торговую улицу, да и ассортимент не поражал воображение.

– К Оле ступай, – дала мне напутствие Тамара Борисовна. – Ты же помнишь Олю? Дочь моей подруги? Она как раз недавно открыла магазин женской одежды. На месте бывшего магазина канцтоваров. – Свекровь улыбнулась, цокнула языком. – Молодец девчонка. Чего хочет, того добивается.

Я не удержалась от смешка.

– Чего не добиваться, когда мама с папой денег дают? – задала я риторический вопрос.

Тамара от моих слов нахмурилась.

– А ты, Юля, только рассуждать горазда. Что да у кого. В общем, ступай к Оле в магазин, я её предупредила. Она тебе поможет платье выбрать.

– Зачем мне помогать? Я взрослая.

– Взрослая. Вот только вкуса у тебя нет, – отбрила меня Тамара. – Давай обойдёмся без декольте и страз. Боюсь вспоминать твоё новогоднее платье.

Я сжала зубы, проглотила её обидные слова. Спорить было бесполезно, меня бы снова назвали неблагодарной и скандальной, а свою точку зрения я всё равно бы не отстояла.

Оставив Лизу на попечение свекрови, я отправилась в центр, пешком, решив прогуляться. Никакой радости от предстоящей покупки я не испытывала. И от встречи с этой Ольгой, кстати, тоже. Я её помнила. Она даже на свадьбе нашей с Васей присутствовала, они дружили с самого детства. Родители дружили, и они. Ольга была рослой, полноватой, но вполне симпатичной особой, старше меня на два года, и до удивления самоуверенной. Вот чего у неё не отнять, так это уверенности в себе. Она всегда смотрела на меня свысока, и я знала, что не понимает Васин выбор. Пару раз она появлялась у нас в доме, уже после рождения Лизы, и всегда держалась с особым высокомерием, по отношению ко мне. С Тамарой же расцеловывалась и обнималась, над Васей без конца подшучивала, и они вместе смеялись над непонятными для меня моментами и воспоминаниями. В общем, рядом с ней я всегда ощущала себя некомфортно. И платье мне у неё покупать не хотелось, представляю, что она мне посоветует.

Ольга была в магазине. Я была уверена, что у неё работает продавец, но сегодня, специально для меня, Ольга лично ожидала моего появления. Не знаю почему, но у меня моментально сложилось такое впечатление. Что меня ждали. Я вошла, огляделась, затем посмотрела на хозяйку сего бутика модной одежды. Несколько секунд мы молча друг к другу присматривались. Ольга сидела за столом, пила чай и меня разглядывала. А я разглядывала её.

– Юля. – Ольга в одно мгновение переменила тактику, улыбнулась мне. Якобы приветливо. – Здравствуй.

Я кивнула ей в ответ.

– Здравствуй.

– Проходи. Я рада, что ты зашла.

Вообще-то, выбора мне не оставили, дали адрес и направили. Я растянула губы в ответной улыбке, прошла в зал, более внимательным взглядом оглядела представленный ассортимент. Но, если честно, осмотрелась я из вежливости. Надо же было хоть как-то проявить свою заинтересованность.

– Мне нужно платье, – сказала я. – Мы едем на свадьбу.

– Да, Тамарочка мне говорила.

Тамарочка! Для кого-то может и Тамарочка, а для меня вот – свекровь.

Я стояла посреди зала и крутила головой. Лишь бы на Ольгу не смотреть и не встречаться с ней взглядом. Ситуация меня здорово напрягала. А Ольга стояла рядом со мной, в красивом платье, при прическе, вся такая идеальная, с макияжем, со свежим маникюром на нежных пальчиках, и разглядывала меня с легким недоумением. Будто не знала, о чем со мной говорить и как найти хоть какую-то тему для беседы. Явно считала, что я ей не ровня. Это убеждение проскальзывало в каждом её взгляде, в каждом слове и жесте.

– Что-то понравилось? Примеришь?

Я безразлично пожала плечами.

– Может, тебе и не следует ехать вместе с Васей на свадьбу?

Я перевела на неё взгляд. Такой скачок с места в карьер, признаться, удивил.

– И почему же?

– Мне кажется, что для тебя это не важно. В тебе даже заинтересованности никакой нет.

Я решила переспросить:

– А какая во мне должна быть заинтересованность? Я что-то должна делать, что-то говорить?

– Вести себя по-другому. Это же семья.

– Очень интересно, – вырвалось у меня. Я оторвалась от созерцания платьев, повернулась к Ольге и смело встретилась с ней взглядом. А затем набралась наглости и обозрела ту с головы до ног, весьма критическим взглядом. – А какое тебе дело до моей семьи? Твоей заинтересованности, я смотрю, можно только позавидовать.

Ольга чопорно поджала губы.

– В этом нет ничего удивительного. Я знакома с Васей с детства, и…

– И что? – Я отступила от неё. Понимание пришло молниеносно, просто взяло и пришло. И в душе поднялась такая буря. Ольга смотрела на меня, не подтверждая, но и не опровергая мои догадки. Затем отступила, поправила платья на вешалке, а мне сказала:

– Юля, ты замечаешь, что ты без конца злишься на всех?

– Что?

– Ты всегда не в духе, ты без конца на всех огрызаешься. Ты не замечала?

Я молчала. Мне очень хотелось ей ответить, но мои слова и мои интонации, как раз и выражали то, о чем эта особа говорила. Поэтому я заставила себя проглотить свой гневный протест. Даже сделала вдох, на секунду до боли сжала зубы, после чего проговорила:

– Не понимаю, как это касается тебя.

– Мы с Васей и его семьей не чужие друг другу люди. Мне рассказывают о том, что происходит в их доме…

В их доме! Не в нашем с мужем и его родителями доме, а в их!..

– Кто именно рассказывает?

Ольга приподняла идеально выщипанную бровь.

– Это важно? – Она смотрела мне прямо в глаза. – А если я скажу, что твой муж, что ты сделаешь?

– Наверное, поинтересуюсь, с какой стати мой муж тебе жалуется.

И она, и я отлично знали ответ на этот вопрос. Мы смотрели друг другу в глаза и некоторое время молчали. Конечно, я могла бы трусливо отступить, чтобы избежать произнесенного ею вслух ответа, и, наверное, тогда ещё некоторое время могла притворяться, что ничего вокруг меня не происходит. Но я не отступила. Я настойчиво смотрела Ольге в глаза, и она, в конце концов, сказала:

– Потому что он понял, какую ошибку совершил.

На моих губах заиграла злорадная улыбка.

– Ему много времени понадобилось, чтобы понять.

Оля глянула на меня с жалостью. И именно в тот момент, именно за этот взгляд, за эту жалость, я её и возненавидела. Всей душой и навсегда.

– Нет, Юля, много времени ему не понадобилось. Но Вася хороший отец, он думает о ребенке.

– О ком он думает? – переспросила я, буквально пылая изнутри. Я сначала хотела зло расхохотаться, потом решила, что это будет лишь показателем моей слабости, и смолчала. Отступила от Ольги, оглядела ту с ног до головы критическим взглядом. Правда, нервно сглотнула, не смогла с этим справиться. И задала конкретный вопрос: – Ты мне что-то хочешь сказать? – Ольга молчала, и я продолжила более смело. – Вы ведь с Тамарочкой, – намеренно повторила я за Ольгой, – не просто так всё это затеяли. Прислали меня сюда, чтобы мы с тобой встретились, поговорили. Что ты хочешь мне сказать? – повторила я. – Говори.

– Ты и так меня прекрасно поняла.

Ольга всё-таки немного спасовала передо мной, наверное, я выглядела чересчур взбудораженной и разозлённой, и она побоялась моей реакции, тем более, когда мы с ней наедине. Может, и правильно побоялась. Бить бы я её, конечно, не стала, но магазин бы её с удовольствием порушила. А как она думала? Пригласила меня, чтобы унизить, чтобы рассказать, какая я наивная, необразованная, плохо одетая дура, а она, такая раскрасавица, у меня мужа увела?

– Ваш брак с Васей был ошибкой, – всё-таки продолжила Ольга. Говорила она осторожно, но старалась, чтобы голос звучал уверенно. И вроде как ради успокоения добавила: – Такое бывает в молодости, люди путают любовь и влюбленность.

– А ты, как посмотрю, эксперт. Хочешь стать нашим семейным психологом?

Ольга откровенно поморщилась.

– Зачем ты так, Юля? Я пытаюсь поговорить с тобой спокойно, по-хорошему.

И тогда я задала ей тот самый вопрос:

– А ты кто такая?

– Что?

Я отступила на шаг и свой вопрос повторила:

– Ты кто такая? По какому праву, ты со мной пытаешься говорить? Спокойно и по-хорошему.

Я наблюдала, как Ольга вся подобралась, сделала глубокий вдох, вскинула подбородок, а на меня взглянула с вызовом.

– Думаю, ты уже догадалась.

Конечно, было больно. И до ужаса обидно. И очень трудно стоять напротив неё и понимать, что как ни крути, а проигравшая сторона в нашем с ней разговоре, это я. Это меня обманули, предали, мне изменили. Ведь суть беседы в этом, да?

Мне потребовалось несколько секунд, прежде чем я смогла собрать в кулак последние силы, последние крохи самолюбия, нацепила на лицо улыбку. Наверное, кривая, но наплевать, главное, не разреветься у Ольги на глазах, не забиться в истерике. Не потому, что меня собирается бросить любимый муж, а лишь от осознания того, что меня предали, и из-за страха перед близкими переменами.

– Васе, что же, смелости не хватило мне признаться?

– Вася думает о ребенке. Он не хочет нервировать дочь.

– Вася не хочет нервировать свою избалованную задницу, – отрезала я. – Как всегда хочет посидеть и подождать, пока за него бабы всё решат. – Я, по Ольгиному примеру, тоже гордо вскинула подбородок, и попыталась взглянуть на соперницу свысока. Она ведь смотрит на меня свысока, то, почему я не могу? – Он тебе нужен? – Я раздвинула губы в улыбке. – Забирай. Ты ведь так этого хотела. Всю юность за ним пробегала, а ему было на тебя всё равно. Думаешь, я не знаю? А сейчас ты решила Васеньку пожалеть? Васенька не правильно женился? Так пусть женится правильно, я не против. Так ему и передай.

– Юля, я понимаю, ты злишься, но не надо так.

– А не пошла бы ты, – спокойно проговорила я. Уже хотела направиться к выходу, но передумала, снова на Ольгу обернулась. – Ты будешь ему хорошей женой. И непременно хорошей невесткой его родителям. У вас всё будет правильно и замечательно. Походящая пара. – Я усмехнулась. – Только он тебя не любит. И не полюбит никогда. Ты будешь только удобной и подходящей. – Я видела по Ольгиным глазам, что мои слова достигли цели. А ещё заметила, что она лишь в последний момент сдержала судорожный вдох. – Между нами пусть юношеская, но любовь была. И ребенок наш рожден в любви. А ты всю жизнь будешь стараться, будешь доказывать свою необходимость, свою идеальность, но он всегда будет смотреть на других. На таких, как я. Натуру-то не изменишь. По-моему, куда лучше, если тебя разлюбили, чем не любили вовсе. Но каждому, как известно, своё.

Я вышла из магазина и со злостью захлопнула за собой дверь. Пошла прочь, не оборачиваясь. Знала, что Ольга смотрит мне вслед. И знала, что с этого дня мы стали с ней врагами.

Свекровь встретила меня настороженным взглядом. Не знаю, успела ли ей Ольга позвонить и рассказать о произошедшем, ведь я домой принеслась, как фурия. На крейсерской скорости. Я вошла, Тамара вышла мне на встречу, присматривалась ко мне с опаской.

Я на неё посмотрела. Да, я посмотрела. И, наверняка, в моём взгляде читались все мои эмоции, все мысли, какие я крутила в голове, пока шла обратно домой. Все чувства, что меня душили.

Я аккуратно свекровь обошла, направилась к лестнице, что вела на второй этаж, а Тамара Борисовна осторожно поинтересовалась:

– Юля, ты не купила платье?

– Не купила, – ответила я и побежала наверх по ступенькам.

Закрыв дверь комнаты, я, наконец, остановилась, заставила себя перевести дыхание. Выдохнула, закрыла глаза и замерла так на несколько секунд. Кровь колотилась в висках с такой силой, что причиняла боль. Я открыла глаза, огляделась. Лиза спала в своей кроватке, спала спокойно, даже посапывала. Я сделала несколько шагов, постояла над ней, разглядывая. Ни одной четкой мысли в голове, сплошные эмоции. В какой-то момент пришлось сжать руку в кулак, чтобы остановить этот вихрь.

Нужно что-то делать. Просто взять и сделать.

Лиза проснулась через два часа. За это время я успела собрать практически все наши с ней вещи. Вот только, как их перевезти из этого дома в квартиру матери, где я до сих пор была прописана, я не знала. Но решила, что об этом можно подумать позже, например, завтра. Сегодня главное из этого дома уйти. Я собрала в сумку самое необходимое, одела ребенка, сунула Лизе в руки её любимого плюшевого жирафа, сумку с вещами закинула на плечо, и вышла из комнаты. Я была настроена решительно.

– Юля, ты куда?

Тамара Борисовна, наверняка, поджидала меня, потому что выскочила из кухни наперерез.

Я коротко ответила:

– Ухожу.

– Куда ты уходишь?

Я глянула на свекровь с насмешкой и злорадством.

– Освобождаю место для вашей новой невестки. Тамара Борисовна, давайте не будем притворяться, что кто-то из нас чего-то не понимает. Вы не просто так меня отправили к этой Ольге в магазин, а я не просто так ухожу из вашего дома. Не переживайте, скандалить и бунтовать не буду. Оставляю вас в покое.

В первый момент свекровь сделала шаг назад. Она его сделала, с видимым облегчением, но затем её взгляд остановился на Лизе. И она нахмурилась.

– Ты забираешь Лизу?

Я всерьёз удивилась.

– Конечно. Или тоже предлагаете оставить её Ольге, как переходящее знамя? Это моя дочь.

– И куда ты собираешься?

– Домой, – отрезала я. И, наконец, смогла протиснуться к выходу.

– Юля, тебе нужно обсудить это с Васей!

– Пошёл он… – в сердцах выдохнула я. – Ваш Вася.

Я хотела посадить дочку в коляску, но Тамара Борисовна едва ли не кубарем скатилась с крыльца и вцепилась в ручку.

– Юля, это не только твой ребенок! Ты не имеешь права забирать её из дома!

Лиза, не привыкшая к крикам, начала хныкать от страха. Я прижала дочь к себе. А свекрови сказала:

– Обсудим это в суде.

Коляску пришлось оставить. Свекровь никак не хотела от неё отцепляться, я мысленно махнула рукой и выскочила за калитку с ребенком на руках. Быстрым шагом направилась по улице. Я знала, что Тамара не кинется меня догонять, побоится дальнейших пересудов соседей. Так и получилось. Она выглянула, постояла в нерешительности, после чего скрылась за своим забором. Мне стало немного спокойнее.

Дома мне не особо обрадовались. Мама сначала не поняла, что я пришла с вещами и насовсем, думала, что в гости явилась, и то не вовремя. У мамы новый муж, подросший сын, а тут ещё я. С её внучкой. А какая может быть внучка у цветущей, молодой женщины?

– Ты не в своем уме? – зашипела она на меня, когда мы оказались с ней с глазу на глаз на кухне. – Ты ушла от мужа?

– Это он от меня ушёл, – ответила я, глядя маме прямо в глаза. – Завёл себе другую. Так что, в том доме мне больше нет места. Пришлось уходить.

– Сюда?

– Я здесь прописана, если ты не забыла. Это и мой дом тоже.

Мама уперла руки в бока, обреченно вздохнула.

– Юля, это всё так некстати.

– Тебе всегда дети с их проблемами некстати, – нетерпеливо отмахнулась я от неё. Прошла в кухню, стала готовить для дочки кашу.

– Ты собираешься здесь жить?

Я решительно кивнула.

– Да.

– Как ты себе это представляешь? Мы с Вовой, Макс, ты с ребенком.