Жилец из соседнего дома

— Дзинь… дзинь… дзинь…

Старенькие стенные часы в соседней комнате, звеня и шипя, бьют девять раз. Как я зачитался!

Встаю из-за стола и распахиваю окно. В душную комнату врывается вечерняя прохлада, а вместе с ней сигналы автомашин, звонки трамвая.

Субботний вечер… Как чудесно! Завтра не придётся вставать спозаранку и бежать в осточертевшую мастерскую Отто Кенига. Воскресенье! Можно спать хоть до обеда.

Сладко потягиваюсь и, стоя у окна, жадно вдыхаю свежий воздух.

— Здравствуйте, Имант! — перекрывая уличный шум, доносится до меня сильный мужской голос.

Атлетически сложенный человек средних лет стоит на балкончике соседнего дома и машет мне рукой. Сдержанно киваю головой в ответ.

— Скажите, отец ваш дома? Хочу у него немного проводки занять.

— Да, дома.

Отхожу от окна в глубь комнаты.

Терпеть не могу этого господина. Его зовут Курмис, Ансис Курмис, По соседству с нами он поселился недавно, но уже успел обстоятельно познакомиться со всеми жильцами соседних домов. Вежливый, предупредительный, спокойный, он быстро снискал уважение всех, в том числе и нашего участкового надзирателя Осиса. Не раз я видел их вместе за кружкой пива в трактирчике рядом с нашим домом.

Присаживаюсь к столу и снова беру книгу. Но мысли не дают покоя Курмис не выходит из головы.

Он работает бухгалтером в какой-то большой фирме готового платья, Мать слышала от соседки, что хозяева им очень довольны и уже дважды делали прибавки к жалованию.

Вот Курмис и старается. Работает день и ночь, как вол. Сколько раз я его встречал в поздние часы на улице. «Гуляете всё? Да, молодость, молодость… А я вот только кончил работу. Всё сводил концы с концами. Сам господин Кюзе попросил…»

Ещё бы! Наверное, за очередную прибавку готов хозяевам руки лизать.

Но, в конце концов, довольно! Какое мне до него дело? Усаживаюсь поудобнее и углубляюсь в книгу. Почитать не удаётся, мешают голоса в другой комнате. «Наверное, к отцу пришли», — досадую я. Но моя догадка оказывается неверной.

— Имант!

— Что, отец?

— Выйди-ка сюда. Тебя спрашивают.

— Меня? Сейчас иду.

Кто же это может быть? Как будто никто из друзей не собирался сегодня навестить меня.

Встаю с места и открываю дверь.

— Господин Курмис?

От удивления даже забываю поздороваться. Курмис идёт мне навстречу и протягивает руку, которую я машинально пожимаю. У него коричневое от загара лицо; лишь под левым ухом тонкая белая полоска, словно след давнишнего пореза. Как он умудрился так загореть, сидя в конторе.

— Простите- меня, Имант, но у меня есть к вам просьба. Нам необходимо поговорить.

Поговорить? О чём? Ведь мы с ним едва знакомы.

— Проходите, пожалуйста, в комнату. Только, право, не знаю, чем могу быть вам полезен.

Курмис идёт в мою комнату и жестом просит прикрыть дверь. Пожимаю плечами, но просьбу выполняю.

— Слушаю вас.

— Разговор будет коротким. Я только что узнал, что с минуты на минуту меня могут арестовать. Поэтому пришлось нарушить правила конспирации и обратиться к вам, за помощью, как к члену «Союза Трудовой. Молодёжи».

Провокация! Наглая, нахальная провокация!

— О каком союзе вы говорите, господин? Я вас не совсем понимаю.

Курмис пристально смотрит на меня.

— Вы правы, что не доверяете мало знакомому человеку. Пожалуй, я также поступил бы на вашем месте. Но поймите: у меня совершенно-безвыходное положение и вы обязаны мне помочь.

Изображаю на своём лице удивление.

— Давайте прекратим этот разговор. Вы говорите загадками: «Меня могут арестовать»… Чепуха какая-то!

Курмис тяжело вздыхает.

— Действительно, положение… Но всё-таки вы должны поверить мне… Вот что, Имант. Мне известно, что вы член райкома четвёртого района. Ваше подпольное имя — Владимир. Мало?.. Известно мне ещё и то, что вы встречаетесь с Силисом. На днях он обещал вам устроить встречу с городским техником, чтобы договориться насчёт печатания листовок для молодёжи вашего района… Верно? Кстати, подпольная кличка городского техника — Глобус. Это вы тоже знаете… Теперь вам хватит?

Да, мне хватает вполне! Оказывается, охранка прекрасно осведомлена. В нашу среду вкрался предатель. Надо немедленно известить товарищей. Но прежде всего необходимо избавиться от этого типа.

— Господин Курмис! Я ничего не понял из того, что вы мне тут наговорили. Мне ясно только одно: вы хотите меня впутать в какое-то тёмное дело… Я прошу вас немедленно уйти отсюда.

Но незваный гость вовсе не обижается.

— Ладно! Вы очень несговорчивый человек, и у меня нет времени убеждать вас.

Курмис быстро наклоняется. Неуловимым движением он достаёт откуда-то снизу, — очевидно, из-за отворота брючины, — свёрнутую трубочкой бумажку.

— Вот! Здесь текст листовки. Она должна быть отпечатана завтра к вечеру. Оставить бумажку у себя мне никак нельзя — для охранки это будет лакомый кусочек. Спрятать тоже не могу — слишком поздно. И я не прошу вас, а приказываю как старший: сохраните бумагу до утра. За ней к вам придут — об этом есть договорённость. Если не сохраните, сорвёте выпуск листовки. Всё. Прощайте!

— Послушайте…

Но я даже не успеваю договорить до конца. Курмис оставляет листок на столе и быстро выходит из комнаты. Слышу, как он прощается с отцом.

Внимательно осматриваю бумажку. Да, это действительно текст листовки. Действительно? А кто поручится, что Курмис не агент охранки, которая нагрянет ко мне с обыском сегодня ночью? Мне не сдобровать, если обнаружат эту бумагу.

Конечно, это западня. Настоящие подпольщики так не поступают. Передать текст листовки на сохранение почти незнакомому человеку!

А если он в самом деле подпольщик, что ему ещё остаётся делать — Курмис сказал, что только узнал о предстоящем аресте. Это одно. Он осведомлён о моём участии в подпольной работе. Это второе… Пожалуй, я тоже в таком положении не нашёл бы другого выхода.

Но какой подозрительный тип! Путается с Осисом. Да, да, это ловушка! Надо немедленно уничтожить бумагу. Сжечь её, сжечь!

Вытаскиваю из кармана коробок и зажигаю спичку. Бледное пламя охватывает сухое дерево и быстро идёт на убыль.

Нет! Так тоже нельзя. А вдруг это правда, что он мне говорил? Как бы хорошо ни была осведомлена охранка, вряд ли она может знать о моей предстоящей встрече с городским техником Глобусом.

Опускаюсь на стул и сильно сжимаю голову руками. В таких переплётах мне ещё не приходилось бывать.

— Сынок! — Отец неслышно вошёл в комнату и стоит рядом со мной. — Кто это у тебя был?

— Кто? Да я и сам толком не знаю. Его зовут Ансис Курмис.

— Курмис, Курмис… — Отец морщит лоб, словно пытаясь вспомнить что-то. — Что ж, Курмис, так Курмис. Имя, как и всякое другое. Не хуже и не лучше. Кстати, вы оба так громко разговаривали, что я слышал всё… Как думаешь быть?

— Сожгу бумагу, только и всего.

— Сожжёшь? Ну, сжигай… Но…

Он умолкает.

— Что «но»?

— Но если он говорит правду?

— Мне трудно в этом разобраться.

— Значит, сожжёшь?

— Сожгу.

— Гм… Ну, смотри… Тебе видней.

Нахмурив брови, отец идёт к двери. Видно, он недоволен моим решением.

— Папа!

— Что тебе?

— А как бы ты поступил?

— Не стал бы жечь.

— А вдруг это ловушка и сегодня у меня будет обыск?

— Значит, надо хорошенько упрятать.

— Упрятать?

Я горько усмехаюсь. Это не так легко. У охранников собачий нюх на всякого рода тайнички.

— Нет, папа, спрятать нельзя.

— Кто тебе сказал?

— В охранке тоже не дураки. Я смогу прятать, они смогут найти.

— Ага! Значит в принципе ты согласен спрятать, если бы знал надёжное место.

Я молчу. «В принципе»… К чему этот пустой разговор? Если бы я знал такое место… Но ведь его нет!

— Давай бумажку, Имант!

— Что?

— Давай, говорю, её мне.

— Что ты с ней хочешь сделать?

— Ну и упрямый же ты, Имант, — говорит отец сердито, — Отдай мне бумагу и считай, что сжёг. Не отнесу ведь я её в охранку.

Беру со стола злополучную бумагу и неохотно передаю отцу. Что он задумал?

— Только, ради бога, папа, будь осторожен.

Он не удостаивает меня ответом и выходит.

— Я сейчас вернусь, Имант, — доносится до меня минутой спустя его голос.

— Куда ты собрался?

Бросаюсь в соседнюю комнату, но уже поздно. Щёлкает замок входной двери. Не поднимать же шум на лестнице.

Ну и народ эти старики! Ведь отец куда меньше меня понимает в этих делах. И всё-таки считает себя вправе давать мне советы. Больше того: сам даже пытается «действовать». Понёс, наверное, листок к кому-нибудь из своих товарищей, а за ним будут следить, ещё арестуют… Ах, зачем я его пустил! Надо немедленно догнать.

Но только я подбегаю к двери, в замочной скважине поворачивается ключ, и в комнату, прерывисто дыша, входит отец.

— Что за типы бродят по нашей улице? Морды толстые, глаза так и рыскают? Что-то таких тут не было раньше видно. Уж не шпики ли?

Бросаюсь к окну. Конечно, они. Причём расхаживают открыто, нагло, нисколько не таясь.

Значит, я не ошибся. Курмис меня провоцировал. Всё-таки он действовал довольно глупо. Вряд ли ему дадут очередную прибавку к жалованию. По крайней мере не за меня.

— Давай-ка сюда бумагу, отец. Надо её немедленно сжечь.

— Бумагу? А её уже нет.

— Как так нет? Куда же ты её дел?

— Она в надёжном месте.

Этого ещё не хватало! На улицу он её бросил, что ли? В волнении я повышаю голос:

— Дай-ка сюда бумагу!

— На кого ты кричишь, мальчишка!

Губы отца сжимаются в тонкую полоску. Ну, это плохой признак… Теперь от него не добьёшься ни слова.

Поворачиваюсь и ухожу к себе в комнату…

Постепенно я успокаиваюсь. В конце концов ничего особенного не случилось. Я'сно, что листок отец уничтожил или просто выбросил. Он ведь прекрасно понимает, чем это грозит мне, если его найдут здесь, дома. А что бы я сделал с листком? Сжёг! Разница не так уж велика.

Часы бьют десять. Теперь нужно ждать посещения незваных гостей. Хорошо, что мать уехала к родным в деревню. Она бы так волновалась.

Проклятый Курмис! Какой чудесный вечер испортил.

Одетый ложусь на постель… Отец увидит, опять будет ворчать… Ах, всё равно!

Как хочется спать… Ведь я вчера вернулся домой чуть свет… Но спать нельзя. Надо ждать посещения… посещения… посещения…

Незаметно для себя засыпаю.

* * *

Открываю глаза. Солнце, весёлое летнее солнце светит мне прямо в лицо.

На стуле, рядом с кроватью, сидит, отец. Он укоризненно качает головой.

— Видно, Имант, у тебя пять костюмов, что ты решил в одном из них поспать. Посмотри, как брюки измялись.

Что и говорить! Вид у брюк, действительно, плачевный. И чего ради я задумал спать в костюме?

Внезапно вспоминаю вчерашний вечер.

— Отец! Охранка была?

— Была… Но не у нас, а у твоего друга Курмиса. В два часа ночи приехали полицейские машины. Значит, Курмис всё-таки наш!

— И как? Забрали его?

В уголках глаз отца собираются весёлые морщинки:

— Ищи ветра в поле!.. До самого рассвета возились охранники, собак притащили, всё его искали. Вот только недавно уехали… Хмурые, злые… Обидно ведь! Стерегли-то как…

Вскакиваю с постели. Что я наделал! Ведь текст листовки не сохранил.

В передней негромкий стук. Отец идёт открывать дверь.

Силис? Ко мне? В такую рань? Или может быть… Вспоминаю слова Курмиса: «Такая договорённость с товарищами…»

— С добрым утром, Имант! — приветствует меня Силис. — Ты что, только встал?

И, не дождавшись ответа, продолжает:

— Слышал, что сегодня ночью здесь делалось? Глобуса чуть не схватили.

Как? Курмис — это Глобус? Городской техник? Ох, какую я совершил глупость. Зачем отдал листок отцу? Ведь яснее ясного было, что Курмис — свой.

— Скажи, он тебе ничего не передавал? — спрашивает Силис.

— Д-.да.

Чувствую себя очень неловко. Сейчас Силис попросит текст листовки. Что я ему скажу?

Он озабоченно смотрит на часы.

— Давай-ка сюда, Имант, что он тебе передал. Через полчаса я это должен передать в работу.

— Видишь ли… Я не мог знать… Хотя, с другой стороны, несомненно…

Окончательно запутываюсь и смолкаю. Силис с удивлением смотрит на меня.

В соседней комнате отец кого-то громко приветствует. Наверное, это почтальон. По утрам он всегда приходит в восьмом часу. Отец входит в комнату. В руках у него синий конверт.

— Имант, тебе доплатное письмо… Уже заплачено, — говорит он, заметив, что я шарю по карманам в поисках мелочи.

Невольно радуюсь возможности оттянуть неприятную развязку. Разрываю конверт.

Но что это такое? Ведь внутри конверта…

— Вот, возьми, — торжествующе говорю я и протягиваю Силису листок.

Так вот, оказывается, для чего выходил отец вчера на улицу. Он просто-напросто вложил текст листовки в конверт, написал на нём наш адрес и опустил письмо в почтовый ящик на углу квартала. Это он здорово придумал. Уж доплатное-то письмо никогда не пропадёт.

Рассказываю Силису всё. О вчерашнем посещении Курмиса, о моих сомнениях, о подозрении, о том, как поступил отец.

Силис внимательно слушает меня. Затем произносит задумчиво:

— Да… Твой отец намного лучше разбирается в людях… Он поверил Курмису, хотя и принял остроумные меры предосторожности. Что ж, жизненный опыт…

Но его перебивает отец:

— Не только жизненный опыт, господин э… э…

— Молодой человек, — подсказывает Силис.

— Хорошо, пусть будет молодой человек, — соглашается отец. Он понимает, что так нужно. — Тут дело не только в жизненном опыте, молодой человек. Я видите ли некогда знал одного, который был… как вам это сказать?., был очень похож на господина Курмиса.

— В самом деле? Кто же такой?

— Некий Пауль Ванагс, может слышали? Он командовал батальоном красных латышских стрелков под Ригой в 1918 году. Я тоже служил в том батальоне. Мы за Паулем готовы были идти хоть на край света. Геройский парень и хороший командир… Кто в батальоне был, вовек его не забудет, всегда при встрече узнает. Тем более, что примета одна есть.

— Что за примета такая?.. Уж не шрам ли от сабельного удара?

Силис спрашивает вполне серьёзно, без тени улыбки, но я знаю цену этой «серьёзности». Огоньки-то, огоньки в глазах!

— Он самый, молодой человек, — подмигивает ему отец. — Под левым ухом. Я сам Ванагсу повязку накладывал, когда его ранил белогвардеец… Ясно?

— Теперь совсем ясно стало, — отвечает Силис, чуть посмеиваясь.

…Минутой спустя, Силис выходит из нашего подъезда. Мне видно из окна, как он неторопливой походкой доходит до конца квартала. Затем его высокая фигура скрывается за углом…

Листовка будет выпущена точно в назначенный срок.

Загрузка...