В тылу врага

1.

В Штаб партизанского движения Брянского фронта из госпиталя я прибыл утром 21 мая 1943 года. Мне потребовалось всего полчаса, чтобы добраться до него, поскольку он тоже находился в Ельце. Дежурный по штабу, лейтенант моего возраста, прочитал мое предписание, выдал направления в общежитие и в столовую, рассказал, где находится отдел кадров.

Общежитие размещалось рядом со штабом, в двухэтажном доме. Здесь жили штабные работники, а также будущие радистки и шифровальщицы, ожидавшие отправки в тыл врага минеры-подрывники, недавно закончившие курсы по этой специальности. Во дворе, рядом с общежитием размещалась столовая.

На второй лень меня пригласили в отдел кадров. Его начальник, майор средних лет с нередкой фамилией Иванов, с орденом Красной Звезды и партизанской медалью на гимнастерке, сначала поинтересовался, как я устроился в общежитии, доволен ли питанием в столовой. Потом попросил рассказать, где, когда и как я стал партизаном: где действовал отряд и какие должности я занимал в нем. Когда я начал говорить об операциях нашего отряда летом 1942 года в составе южной брянской партизанской группировки, он позвонил по внутреннему телефону:

— Мария Ивановна, на верхней полке второго металлического шкафа лежат личные дела командно-политического состава курских партизанских бригад и отрядов. Среди них должно быть личное дело Гусева Павла Васильевича из отряда имени Чапаева 2-й бригады. Принесите его.

Через несколько минут секретарь отдела кадров положила на стол Иванова тоненькую папку. Как только он раскрыл её, мне, сидевшему рядом с ним, было видно, что это моя анкета. И тогда я вспомнил: летом прошлого года, когда наш отряд базировался в южной брянской партизанской зоне, возглавляемой Емлютиным, его штабом были затребованы анкеты по учету кадров, автобиографии и боевые характеристики на командно-политический состав нашего отряда. И сейчас я догадался, что тогда они были переправлены из тыла врага в Елец, в Штаб партизанского движения Брянского фронта.

После ознакомления с моими анкетой и автобиографией, Иванов обратился ко мне:

— Вам повезло, товарищ Гусев. На базе расформированной 2-й Курской партизанской бригады создана Курская партизанская кавалерийская оршада имени Котовского, которой командует подполковник Исаев, а начальником штаба у него капитан Забродин. Что скажете? — Такой вопрос задал он мне. Я ответил:

— Товарищ майор, об этом я знаю. Бывший комиссар отряда имени Чапаева Пузанов, посетивший меня в госпитале, сообщил мне об изменениях в организационной структуре нашей бывшей бригады.

— Согласны вы отправиться в эту бригаду? — спросил он меня.

— Конечно. Меня там знают, да и приятно возвратиться в родной партизанский коллектив, — ответил я.

— Ведь бригада-то кавалерийская. Верхом на коне приходилось ездить?

На этот вопрос Иванова я ответил так:

— Любимым занятием сельских ребятишек летом был отгон лошадей на ночное пастбище и возвращение их рано утром в село. Пригоняя их обратно, мы наперегонки гарцевали, хвастаясь друг перед другом своим умением в верховой езде. В партизанском отряде у меня была верховая лошадь. Командир отряда Исаев, бывалый кавалерист гражданской войны, похвально отзывался о том, как я держусь в седле.

После короткого знакомства Иванов представил меня заместителю начальника штаба Польскому. Войдя в его кабинет, я увидел не по годам молодцеватого полковника, с прекрасной строевой выправкой, в ладно сшитой и безукоризненно отглаженной повседневной форме довоенного времени. Он был обут в до блеска начищенные хромовые сапоги с кавалерийскими шпорами. И я подумал: наверно, из Генштаба или из его академии прислан сюда полковник. И вспомнил, как осенью 1940 года, проезжая через Москву на родину, чтобы проститься с умершим отцом, я увидел таких же, как Польский, полковников в отглаженном обмундировании и начищенных сапогах со шпорами, спешивших на службу или на учебу. Но тогда было мирное время, а сейчас война, — подумал я. В моем тогдашнем представлении офицеры фронтовых штабов, тем более партизанского штаба фронта, должны быть обмундированными тоже по-фронтовому.

У меня возникло опасение, что полковник будет экзаменовать меня по кавалерийской службе, о которой я имел самое поверхностное представление, поскольку в кавалерии не служил. Но этого не последовало. Польский оказался снисходительным и добродушным. В его обращении ко мне я даже уловил отцовские нотки, не чувствовалось никакого высокомерия.

Он согласился с предложением Иванова о направлении меня в кавалерийскую партизанскую бригаду. Распорядился, чтобы меня обмундировали и вооружили. Прощаясь, он пожелал мне во всем самого наилучшего. Как только мы с Ивановым вернулись в его кабинет, он сообщил:

— Товарищ Гусев, в бригаду отправляется грузовик с боеприпасами и с продовольствием. Вам поручается быть его сопровождающим. — Заметив на моем лице недоумение, он пояснил: — Бригада сейчас дислоцируется в недавно освобожденном от врага Конышевском районе, в боевых порядках 60-й армии Центрального фронта. Она высылает в тыл врага небольшие группы для разведки и диверсий. В ближайшее время ей предстоит отправиться в тыл врага в полном составе.

На другой день утром я получил в 5-ом отделе штаба накладные на груз, документ на мое имя с правом на его сопровождение. Около базы этого отдела уже стояла «трехтонка», водитель которой представился мне:

— Михайлов Иван Сергеевич. Повезу груз в Конышевку.

Уже потом он сообщил мне, что является коренным курянином. Из Курска эвакуирован с семьей осенью 1941 года в составе автотранспортного управления.

Я обратился к начальнику 5-го отдела, чтобы выписать брезент для укрытия груза от дождя, да и для маскировки.

Подполковник Красиков распорядился выдать брезент в подотчет водителю, с записью в путевом листе

2.

До Курска добрались за сутки. Здесь попали под бомбежку вражеской авиации. Грузовик замаскировали под деревьями в небольшом парке, рядом с улицей Дружининской. Сами укрывались вместе с жителями этой улицы в щелях, вырытых и обжитых ими.

Несмотря на активные действия наших зенитчиков и истребителей, сбивших в этот день немало вражеских бомбардировщиков, немецкие эскадрильи через каждый час, а всего десять раз, появлялись над городом, чтобы разбомбить железнодорожный узел, имевший особо важное стратегическое значение.

Вечером решили ехать дальше, чтобы за ночь добраться до места дислокации бригады. Проехали около полсотни километров, были остановлены патрулями войск НКВД при въезде в районный центр Фатеж.

Уже немолодой лейтенант представился и потребовал предъявить ему водителем свой паспорт, командировочное удостоверение, путевый лист, технический паспорт на автомобиль. С помощью электрофонарика просмотрел документы, предъявленные водителем, положил их в полевую сумку, обратился ко мне:

— Сопровождающий груз, предъявите документы.

Я подал ему свое удостоверение личности, предписание о направлении меня в партизанскую бригаду, удостоверение, что являюсь сопровождающим груз. Прочитав мои документы, он спросил, есть ли у меня акты или ведомости на груз, находящийся в кузове грузовика. Прочитав переданную ему накладную, лейтенант скомандовал:

— Сержант Уваров, приступить к досмотру.

Сержант и два солдата запрыгнули в кузов грузовика, приподняли брезент, с включенными электрическими фонариками осмотрели груз.

Сержант доложил:

— Товарищ лейтенант, здесь ящики с гранатами, патронами для автоматов и винтовок. Отдельно два ящика с патронами для беззвучной стрельбы из винтовок: в одном ящике патроны, в другом — насадки. Есть несколько ящиков с толом. Сверять количество с накладной будем?

Лейтенант ответил:

— Там должны быть еще два ящика: один со взрывателями для гранат, другой — с детонаторами для мин. В накладной они значатся.

Через несколько минут сержант доложил:

— Товарищ лейтенант, есть такие ящики. Они упакованы одеялами.

— Отнесите оба ящика, завернутые одеялами, в нашу автомашину. — После этого объявил мне и водителю:

— Вас обоих, ваши документы и автомобиль с грузом задерживаем по двум причинам: первая — в ночное время передвижение автотранспорта с гражданскими номерами без специальных пропусков запрещено; вторая — нарушены правила транспортировки взрывчатых веществ, так как нельзя возить в одном транспортном средстве гранаты и взрыватели к ним, взрывчатку вместе с детонаторами. Вас обоих препроводим в комендатуру НКВД, это здесь, в центре Фатежа. Дальнейшее решение примет комендант. Прошу вас, — обратился он ко мне, — поменяемся местами. Я поеду в кабине вашего грузовика, а вам придется сесть в кабину нашей автомашины.

Через некоторое время мы подъехали к комендатуре. Лейтенант ушел докладывать коменданту о нашем задержании. Через несколько минут он пригласил меня к коменданту.

Подполковник в форме внутренних войск мне сообщил:

— Управление НКВД по Курской области связывается по правительственной связи с штабом партизанского движения Брянского фронта. После этого будет принято решение по нарушениям, допущенным вами…

Уже в полночь меня и водителя снова вызвал комендант. Он сообщил:

— Состоялся разговор по связи «ВЧ» между ответственными работниками Управления НКВД области и штаба партизанского движения Брянского фронта. О порядке перевозки взрывчатки у сторон разные мнения. Пропуск на передвижение грузовика в ночное время не выдавался, так как считали, что достигнете конечного пункта доставки груза в течение светового дня. Из-за вражеской бомбардировки Курска вам пришлось задержаться там на десять часов.

— Товарищ партизан, — продолжал сообщение подполковник, — учитывая просьбу Штаба партизанского движения о содействии в скорейшей доставке боеприпасов в вашу бригаду, принято решение: до места её дислокации вас будет сопровождать наша патрульная служба уже знакомого вам лейтенанта. Тронетесь в путь, как только наступит рассвет. Взрыватели и детонаторы будут транспортироваться в его машине. Интервал между вашим грузовиком и автомобилем патрулей должен быть в пределах полсотни метров. У меня все. Счастливого пути, без нарушений!

3.

Наступило утро. Под «конвоем» патрулей НКВД мы взяли курс на Конышевку. В середине дня прибыли в село Платово, в котором находился штаб бригады. Командир бригады подполковник Исаев и начальник штаба капитан Забродин встретили меня радостно.

— Пашка! Живой, здоровый! А ведь я подумал тогда, под Фатеевкой, что ты уже не жилец. Здравствуй, дорогой! С возвращением тебя в наши партизанские ряды! — Он по-отечески обнял меня. Я тут же попал в объятия Забродина. Они были довольны тем, что после госпиталя я возвратился в свою партизанскую бригаду, теперь уже в кавалерийскую. Радость у них вызвали привезенные мною боеприпасы и продукты.

Иван Михайлович Забродин, хорошо знавший меня по отряду «чапаевцев» высказал предложение Исаеву:

— Николай Стефанович, вношу предложение о назначении Гусева моим помощником по строевой части.

— Согласен, Иван Михайлович, пиши приказ. Я Павла знаю уже больше года. Ты не ошибся в своем выборе. Надо отправить напоминание в штаб партизанского движения Брянского фронта о представлении его еще осенью 1942 года к присвоению офицерского звания. Займись этим, Иван Михайлович. Я считаю, что вместе с Василием Стариковым, твоим помощником по оперативной части, они оба будут надежной опорой. И еще: прикажи коменданту штаба Давыдову подобрать для Павла коня с полной амуницией.

Забродин рассказал мне о бригаде. Она состоит из трех отрядов, в каждом по две с половиной сотни конников. Названия отрядов сохранены, как именовались во 2-й Курской бригаде. Отрядом имени Чапаева, состоявшим в основном из жителей Крупецкого района, командует Василий Маркелов, бывший командир 2-го батальона «чапаевцев», а комиссаром оставлен Николай Шилов, бывший комиссар 1-го батальона отряда имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады. Командиром отряда имени Боженко назначен Попков Николай Филиппович, бывший командир отряда имени Ленина 2-й Курской партизанской бригады. Он до оккупации Крупецкого района был начальником райотдела НКВД. Комиссаром оставлен Романенков Тихон Иванович, один из организаторов отряда имени Боженко Хомутовского района весной 1942 года. Командиром отряда имени Дзержинского выдвинут Николай Алексеев, бывший командир 3-го батальона «чапаевцев»; комиссаром отряда утвержден Железнов Николай Григорьевич, его бывший комиссар в 3-м батальоне.

В подчинении штаба бригады находились конный разведвзвод, хозвзвод и санчасть, состоявшая из двух врачей, трех медсестер, нескольких санитаров — из числа женщин и мужчин. Санчасть имела свой транспорт — облегченные санитарные повозки для лета, а зимой — сани, приспособленные для перевозки раненых. Их прислали в бригаду фронтовые интенданты вместе с кавалерийским снаряжением для личного состава бригады.

Несколько позднее Забродин представил меня комиссару бригады Михаилу Герасимовичу Федотову, который в звании батальонного комиссара до войны был кадровым политработником, а осенью 1941 года пришел из окружения в ряды курских партизан. Мы познакомились летом 1942 года, когда отряды Крупецкого и Хомутовского районов Курской области временно базировались в южной части Брянского леса.

На другой день Забродин и я побывали во всех отрядах. Я увидел их очень похожими на кавалерийские части довоенной Красной Армии. Правда, коней, далеко не рысистой породы, являвшихся недавно незаменимой тягловой силой колхозов, теперь украшали настоящие кавалерийские седла и уздечки. Конники, кроме автоматов, были вооружены и кавалерийскими саблями.

Я заулыбался, когда увидел двух прогарцевавших мимо нас молодых конников-партизан в дырявой обуви, но со шпорами. Забродин понял мою улыбку, пояснил:

— Фронтовые интенданты прислали нам седла, сабли, шпоры, а сапоги отправить не догадались. Партизаны пообносились, ходят в дырявых, уже не поддающихся ремонту сапогах или ботинках.

Вечером мы встретились в штабной хате с помощником начальника штаба бригады Василием Никифоровичем Стариковым. Оба были рады, что будем вместе помогать Забродину в его ответственной и хлопотливой штабной службе. Он был на четыре года старше меня, уроженец Хомутовского района, пришел в партизаны из окружения. Вспоминали 2-ю Курскую партизанскую бригаду, в которой он был начальником оперативного отделения штаба бригады, а я заместителем начальника штаба отряда имени Чапаева.

Чтобы ввести меня в курс обстановки, он сначала рассказал, как формировалась бригада, как оснащалась кавалерийским оружием и снаряжением. От Старикова я узнал, что идею сформирования кавалерийской бригады подал Исаев, когда от расформированной 2-й Курской партизанской бригады осталось около восьмисот лошадей. Идея была поддержана штабом партизанского движения Брянского фронта, тем более что в походных фронтовых складах находилось без применения кавалерийское снаряжение.

От Старикова я узнал и о том, что бригада уже полтора месяца находится в боевых порядках 60-й армии. Сначала постигали кавалерийские азы, осваивали минно-подрывное дело. Несколько раз некоторые подразделения выполняли задания штаба 60-й армии по разведке противостоящего противника.

— А сейчас, — сообщил он, — готовимся к диверсионным действиям в тылу врага в полном составе бригады.

Тогда же я подробно ознакомился со штабной картой, которую вел Стариков. На ней были обозначены: пункт дислокации нашей бригады, позиции полков первого эшелона дивизии 60-й армии. Я уяснил себе, что бригада находится в двух десятках километров от переднего края.

И мне тогда подумалось: если бы изредка не нарушали тишину на переднем крае разрывы одиночных снарядов и мин, да не доносились оттуда короткие пулеметные и автоматные очереди, то можно было предположить, что находимся в глубоком тылу. Но мы знали, что затишье на конышевских и хомутовских землях в скором времени превратятся в бурю.

Это было видно из усилившегося накопления сил и средств 60-й армии. Обороняясь, ее дивизии и полки одновременно готовят себя к наступательным действиям. Мы понимали, что скоро начнется сражение, от которого будет зависеть инициатива сторон в войне, ведущейся почти два года. Мы не сомневались в том, что советские войска одержат победу в битвах под Курском, Орлом и Белгородом, инициатива в войне, навязанной нам Гитлером, будет постоянно находиться у наших войск, до полной победы над врагом.

Командование, да и все партизаны нашей бригады понимали тогда свое место и роль в предстоящих схватках. Наше место будет во вражеском тылу, а роль — оказать действенную помощь советским войскам в срыве перегруппировки вражеских войск путем взрыва мостов и минирования железных и шоссейных дорог в их тылу. Вскоре события стали развиваться так, как мы предполагали.

4.

В середине июня курьер из штаба 60-й армии вручил нашему командиру Исаеву срочное распоряжение. Мы пока не знали, кто его прислал и о чем оно. Но по тому, как начальник штаба Забродин моментально распорядился о вызове в штаб командиров и комиссаров отрядов, можно было догадаться, что нам предстоит отправиться в тыл врага.

Совещание у командира бригады было коротким. Командиры и комиссары отрядов спешно отправились в свои места дислокации. Забродин сразу же собрал аппарат штаба и командиров подчиненных штабу подразделений. Он объявил:

— Получен приказ штаба партизанского движения Брянского фронта о переходе нашей бригады в ночь на 16 июня в полном составе в тыл врага. Задача: с целью срыва перегруппировки вражеских войск перед началом их летнего наступления вывести из строя наиболее важные железнодорожные станции и мосты, некоторые участки железнодорожных путей. Минированием автодорог и взрывами мостов сорвать переброску по ним войск и боевой техники врага. Участок перехода линии фронта нам будет сообщен в ближайшие часы разведотделом 60-й армии.

В ту же ночь бригада, прикрытая отвлекающими ударами сил дивизии первого эшелона 60-й армии, без потерь перешла линию фронта и на рассвете сосредоточилась в небольшом лиственном лесу в Хомутовском районе. Базируясь сначала в этом лесу, а потом в небольших лесах Крупецкого и Шалыгинского районов, в течение первой недели бригада внезапно нападала на тыловые и карательные части, полицейские подразделения врага, сначала в Хомутовском, затем в Крупецком и Рыльском районах. За неделю нам удалось парализовать автомобильное движение врага, нанести значительный урон его живой силе, транспортным средствам.

Началась вторая неделя рейда. Отправились на железную дорогу между станциями Хутор Михайловский и Конотоп Сумской области. Там нам удалось взорвать несколько небольших железнодорожных мостов. Во многих местах минировали железнодорожные пути. Мы рассчитывали, что здесь подорвутся на минах вражеские эшелоны, перебрасывавшие готовившиеся к наступлению войска и боевую технику в районы Орла. Курска, Белгорода. Но враг оказался хитрее, чем мы думали. Он стал ставить впереди паровозов по две-три незагруженные платформы, передвигать эшелоны на малых скоростях, во избежание их подрыва при наезде на партизанские мины. Но оккупанты ошиблись в своих расчетах. Эшелон с тремя платформами впереди паровоза подорвался. Мы были рады, что подорвали хоть один эшелон. Гитлеровцы недосчитались тогда более десятка вагонов с боеприпасами.

Удачно была минирована магнитными минами под Конотопом резервная стоянка железнодорожного транспорта противника. Там было выведено из строя несколько паровозов и более двадцати пустых платформ. На участках железной дороги, где взорван вражеский эшелон, на резервной стоянке паровозов и платформ противнику пришлось в течение нескольких суток восстанавливать разрушенные железнодорожные линии, прекратить на это время движение железнодорожного транспорта по ним.

На десятый день рейда конный взвод Александра Волкова заметил два вражеских карательных отряда, до батальона каждый, преследующих нас. Они могли продвигаться на автомашинах только по дорогам, а мы на конях почти всегда шли вне дорог, напрямик, по полям, заросшим сорняками. И в этом была наша неуязвимость. Для коротких передышек мы останавливались в рощах и дубравах, характерных для Курской и Сумской областей. Иногда приходилось отдыхать в оврагах или в складках местности, выставляя боевое охранение на возвышенностях.

В районе Путивля противнику удалось выставить против нас спешенный батальон карателей, навязать нам бой, длившийся около двух часов. Только сильный грозовой дождь помог нам оторваться от неприятеля и уйти в ближайшую дубраву. В этой схватке мы уничтожили не один десяток врагов, но и сами имели почти десяток раненых. Всех их доставили в нашу походную санчасть. Были потери и конского поголовья: две лошади убиты, три ранены. Исаев приказал командиру хозвзвода раненых лошадей пристрелить, мясо засолить, а головы, копыта и кожу поглубже закопать в землю.

Основные задачи, поставленные перед бригадой, были выполнены. Командованием принято решение возвращаться на базу в Платово. Разведчики нашли заболоченный, слабо охраняемый немцами участок обороны.

Вражеское боевое охранение не сразу обнаружило нас. Открыло огонь, когда уже половина бригады перешла на свою территорию. Сразу ответили мощными залпами наши артиллерия и минометы с передовых позиций 60-й армии. Это позволило нам почти без потерь завершить переход бригады через вражескую линию обороны.

В Платово мы возвратились на пятнадцатые сутки. Комбриг Исаев приказал раненых отравить в медсанбат дивизии, в которой мы дислоцировались, накормить партизан свежей кониной.

После отданных распоряжений командирам отрядов Исаев и Забродин отправились в штаб 60-й армии, чтобы доложить результаты разведки тыла противника и о проведенных боевых действиях. Воспользовавшись шифровальной связью штаба армии, они отправили телеграмму-шифровку штабу партизанского движения Брянского фронта о результатах двухнедельного рейда по тылам врага, противостоявшего 60-й армии. Одновременно обратились с просьбой о выделении бригаде рации с радистом и шифровальщиком, чтобы в последующих рейдах оперативно передавать из тыла немцев данные разведки и о ходе выполнения задач, поставленных бригаде.

Через несколько часов возвратились из штаба армии Исаев и Забродин. Сразу же провели с командным составом разбор первого рейда, проведенного бригадой в полном составе по прифронтовым тылам противника. Подполковник Исаев детально остановился на недостатках, признал свои личные оплошности, сделал несколько замечаний штабу. Каждому командиру отряда указал на допущенные нерасторопность, несоблюдение маскировки, что помогло гитлеровцам разгадать наш маршрут под Путивлем и успеть выдвинуть против нас спешенный батальон, замаскировать его в овраге на нашем пути и навязать нам внезапный бой почти на открытой местности. Он похвалил действия конного взвода разведки под командованием Александра Волкова, жителя Крупецкого района. Исаев отметил, что разведвзвод всегда находил безопасные маршруты передвижения бригады и места для привалов и дневок. Да и неудивительно. Помимо командирской смекалки, Волков хорошо знал эту местность. Он не раз бывал в этих краях в прошлом году, участвуя в боевых рейдах отряда имени Чапаева в составе 2-й Курской партизанской бригады.

После разбора рейда Исаев сообщил командно-политическому составу, что по информации штаба 60-й армии противник уже завершил подготовку к летнему наступлению и уверен во взятии реванша за свое позорное поражение под Сталинградом. «Поэтому, — сказал Исаев, — враг вот-вот начнет наступление. Нашей бригаде, — продолжал он, — предстоят новые и трудные задачи, о которых нам скоро будет известно. Готовьте себя и вверенный вам личный состав к очередным действиям в тылу врага в более трудных условиях, чем в первом рейде».

5.

Вскоре перед бригадой была поставлена новая задача. Около Конышевки дважды приземлялся транспортный самолет. Он доставил нам из Ельца все необходимое для предстоящих действий во вражеском тылу. Тогда же офицер связи 60-й армии вручил Исаеву расшифрованную радиограмму из штаба партизанского движения Брянского фронта. Бригаде приказывалось отправиться в тыл врага для продолжения действий по дезорганизации перегруппировки сил, проводившейся противником по железным и шоссейным дорогам. Это было 30 июня 1943 года.

Как поется в известной песне времен гражданской войны: «Были сборы недолги…», мы и себя, и наших коней начали сразу готовить во второй, наиболее трудный рейд. К вечеру того же дня в распоряжение командира бригады прибыли радист с рацией и шифровальщик. Оба молоденькие сержанты. Мы были рады их прибытию. Мы убедились, что теперь можем поддерживать самостоятельно и постоянно зашифрованную радиосвязь с вышестоящими штабами. Радист и шифровальщик прибыли на верховых лошадях, экипированные по-кавалерийски. Забродин поручил мне подобрать двух партизан для охраны радиостанции и шифровальных принадлежностей. А чтобы они не выделялись своей армейской формой от партизан, выдали им гимнастерки и ватники, сшитые из трофейного материала.

В ночь на третьи сутки прикрытая отвлекающими ударами артиллерии и минометов дивизии первого эшелона 60-й армии бригада перешла линию фронта у села Лугового Конышевского района и в ту же ночь ускоренным маршем достигла Анатольевского леса Крупецкого района.

В ходе марша выяснилось: санитарные повозки издавали сильный скрип и стук колес, что чудом не привлекло внимание противника. А потеря скрытности передвижения бригады по вражескому тылу — это потеря важного для партизан фактора действий.

Исаев отчитал командира хозвзвода и начальника медслужбы за плохую подготовку санитарного транспорта к походу, приказал:

— Колеса санитарных повозок обмотать каким-либо тряпьем, чтобы они не стучали, соприкасаясь с землей, когда идем по твердому грунту, а оси колес надо обильно и чаще смазывать. Смазку добывать на железнодорожных станциях.

Перед утром минеры установили около двух десятков мин на шоссе Крупец — Рыльск. И уже утром, как только началось движение по шоссе вражеского автотранспорта, до нас стали доноситься взрывы. Было понятно, что это результаты ночного минирования.

Утром мы заметили оживленное движение вражеской авиации на сравнительно низких высотах, курсом на восток.

— Сражение под Курском началось, — вслух высказал свое мнение комбриг Исаев, наблюдавший за самолетами врага.

После дневки в Анатольевском лесу, как только наступила ночь, бригада выступила к станции Ворожба Сумской области. Партизаны из отряда Маркелова «беззвучками» сняли вражеских часовых, потом гранатами и взрывпакетами забросали помещение, в котором размещались станционные средства сигнализации и связи, вывели их из строя. А партизаны из отряда Алексеева подорвали малыми зарядами около километра железнодорожного полотна.

Разведчики заметили: к Ворожбе на крытых грузовиках движется карательная часть. Командир бригады принял решение как можно скорее уйти от станции. Он повел бригаду по степи, в направлении поселка Теткино Глушковского района нашей области, маскируясь в низинах, заросших кустарником, и в мелколесье. Переправившись вброд через Сейм, ранним утром зашли в Шалыгинский лес. Здесь выставили боевое охранение и остановились на дневку. Все были довольны, что не были замечены врагами, что дало возможность отдохнуть и подкрепиться скромной походной едой. Лошадей тоже накормили вволю цветущими лесными правами.

С наступлением темноты бригада направилась в Анатольевский лес Крупецкого района. Хотя он был невелик, но всегда служил для нас неплохим укрытием. К полуночи здесь обосновались, сразу начали готовить из каждого отряда по пять групп минеров, по три бойца в каждой. Группы минеров прикрывались отделениями партизан. Каждая группа с двумя минами направилась в назначенный ей участок на шоссе Глухов — Рыльск, чтобы в ночное время, когда движения вражеских автоколонн нет, минировать шоссе в пятнадцати местах с полукилометровыми интервалами между ними.

Минеры, прикрытые конными отделениями автоматчиков, скрыто выдвинулись на шоссе, успели до рассвета установить все тридцать мин. Они возвратились в Анатольевский лес, когда уже наступил рассвет.

Утром, как только началось движение вражеских автоколонн по шоссе, оттуда стали доноситься до нас мощные взрывы. Более десяти установленных мин взорвалось в этот день, более десятка вражеских грузовиков с различными боеприпасами, продовольствием и снаряжением были уничтожены. А все это враг спешил перебросить с другого фронта на фронт под Курском, сосредотачивая свои силы и средства перед наступлением.

Очередная задача бригады заключалась в выведении из строя железной дороги в районе Белополья Сумской области. Для достижения положительного результата бригада, пока не обнаруженная карателями, ночью перешла из Анатольевского леса к реке Вир на участке между железнодорожными станциями Ворожба — Коренево. Бойцы отряда Попкова бесшумно сняли двух часовых, охранявших мост, в короткой схватке уничтожили до взвода вражеской охраны, спящей в бараке, оборудованном под казарму, расположенном недалеко от моста.

Подрывники, прикрытые тем же отрядом, двумя зарядами тола взорвали небольшой, но важный для врага железнодорожный мост.

До рассвета бригада успела перейти в небольшой лиственный лес около станции Бурынь Сумской области. Шли туда полевыми дорогами, минуя деревни. Здесь дневали, отсюда посылали пеших разведчиков на станцию и в ближайшие селения.

В середине дня вернулись разведчики. Они подробно доложили: в небольшом пассажирском зале вокзала размещается около взвода оккупантов. На станции выставлены парные посты, охраняющие вокзал, стоянку резервных паровозов, запасный железнодорожный путь (тупик) с двумя десятками незагруженных товарных вагонов и платформ. В ближайших селениях карателей нет.

Командование бригады решило осуществить внезапное нападение на станцию по следующему плану: сначала уничтожить станционное оборудование и средства связи и сигнализации, потом заминировать магнитными минами резервные паровозы, товарные вагоны и платформы.

Но осуществить вроде бы неплохо продуманную операцию не удалось. Конные патрули партизан, контролирующие дорогу на Конотоп, доложили: из Конотопа на Бурынь по шоссе движется автоколонна карателей. Начальник штаба Забродин доложил комбригу Исаеву свое видение оценки сложившейся обстановки:

— Николай Стефанович, каратели «пронюхали» наше появление здесь. Но они пока не знают, сколько нас и где мы сейчас находимся. Они спешат именно сюда, чтобы спасти от нападения партизан станцию Бурынь. Предлагаю такое решение: темноты не дожидаться, а сейчас же идти по левому берегу Сейма, маскируясь в путивльских перелесках. На дневку остановиться в роще, в десяти километрах севернее селения Зучское, вот здесь, — он показал на карте предложенный маршрут.

Исаев склонился над картой, с минуту подумал, ответил Забродину:

— Иван Михайлович, твое решение утверждаю. Выступаем сейчас же…

Не прошла бригада и двух километров, как нас догнали наши разведчики, наблюдавшие за автоколонной карателей. Они доложили комбригу: карательная часть остановилась в Бурыни.

— Они имеют конкретную задачу: не допустить партизан в Бурынь, иначе они выведут из строя станцию. А преследовать нас эта часть оккупантов не будет, потому что не может. Им подавай шоссейку! — улыбаясь, высказал свое мнение командир бригады. — В Бурынь нам еще придется вернуться, но чуть позднее, — добавил Исаев к сказанному…

Когда остановились на дневку в роще, предложенной Забродиным. Исаев сообщил командирам отрядов задачу на следующую ночь. Разведчики весь день уточняли очередной ночной маршрут бригады. Для этого они скрытно пробрались по берегу Сейма до запланированного места следующей дневки.

Поздним вечером бригада продолжила продвижение по берегу Сейма. Перед утром достигли рощи около моста через реку. В десятке километров отсюда находилась в северном направлении станция Конотоп. Бригада остановилась ровно на столько, сколько потребовалось отряду Маркелова снять часовых у моста и у небольшого дома, служившего казармой идя охранного подразделения противника. Наверно с полчаса Маркелов ждал сигнала с противоположной стороны моста о снятии там часовых группой партизан-автоматчиков, пробравшихся по мосту под видом путевых обходчиков, с фонарем. Они просигналили Маркелову: охрана на северной стороне моста уничтожена. И сразу же в окна неприятельской охраны полетели их гранаты. Многие охранники даже не успели проснуться…

Командир отделения минеров-подрывников Николай Курчин подбежал к Исаеву и доложил ему:

— Товарищ командир бригады, объект к взрыву подготовлен. Прошу указания на взрыв.

— Взрыв разрешаю, — был ответ Исаева.

Курчин крутнул ручку взрывной машинки. Мгновенно раздался мощный взрыв. Два пролета моста рухнули.

Прошло не более получаса после взрыва моста. Командование бригады еще не успело отдать распоряжения о дальнейших действиях отрядов, как прискакавшие конные разведчики доложили: по правому берегу реки в пешем строю к мосту продвигаются каратели, не менее двух рот.

Капитан Забродин оценил обстановку и доложил Исаеву план разгрома приближавшегося противника:

— Взвод конников демонстрирует как бы отход от взорванного моста по полевой дороге в сторону Конотопа. В это время отряд Маркелова скрытно заходит в тыл неприятелю. Остальные силы бригады спешиваются, оставляют коней в дубраве под присмотром выделенной группы бойцов, развертываются в цепь, подходят к дороге, где должны залечь. Как только враги будут проходить мимо нашей цепи, открыть огонь. Они повернут обратно, будут стремиться укрыться за насыпью, а там их встретит отряд Маркелова.

— Молодец, Иван Михайлович! Утверждаю. Организуй исполнение, — распорядился Исаев.

Взвод конников Василия Попова, получивший задачу демонстрировать отход от моста, не спешил скрыться из виду. Он намеренно двигался медленно, чтобы каратели поверили, что это и есть те диверсанты, которые взорвали мост. Так и было. Враги с ускоренного шага перешли на бег. Когда они достигли участка дороги, на обочине которой залегли цепи двух наших отрядов, Исаев скомандовал: «Огонь!».

Каратели не ожидали здесь внезапного удара наших пулеметчиков и автоматчиков, увлекшись преследованием все больше удалявшегося взвода конников Попова. Мы буквально в упор стреляли по врагам. Многие из них падали убитыми или тяжелоранеными. А еще уцелевшие каратели бежали обратно, даже не отстреливались. Но навстречу им двинулись конники отряда Маркелова. Мало кому из карателей тогда удалось, как говорят в народе, унести ноги.

После взрыва моста мы не пошли в сторону Кролевца, как это предусматривалось ранее, а двинулись в направлении Глухова. Забродин, внесший предложение, аргументировал его тем, что под Кролевцом уже наверняка стянуты вражеские силы против нас. «К тому же, — продолжал Забродин, — наш маршрут на Глухов будет проходить через перелески, что удобно нам и для маскировки, и для отражения вражеского нападения, если каратели и решатся на это». — Забродин исключал появление противника на нашем пути, проходившем по бездорожью.

Как только медики доложили о завершении оказания медицинской помощи раненым, мы продолжили продвижение под Глухов.

6.

В небольшом лесу под Глуховом бригада остановилась на дневной привал. Отрядные повара сразу начали варить пшенный кулеш, сдабривая его американскими консервами, прозванными партизанами «вторым фронтом».

Здесь оказалась группа партизан Глуховского отряда, возвращавшаяся с боевого задания. Как потом мы узнали, они ожидали здесь возвращения из ближайшей деревни двух своих товарищей, посланных раздобыть хлеба и еще чего-либо съедобного.

Через некоторое время партизаны отряда Попкова, находящиеся в боевом охранении на опушке леса, задержали двух подозрительных мужчин, нагруженных продуктами. Они отконвоировали задержанных к нашему командиру бригады. Николай Стефанович поручил мне пригласить к нему командира группы глуховских партизан.

— Твои орлы? — Исаев спросил подошедшего глуховского командира.

— Да, это наши партизаны. Это о них я говорил вам, что ждем их возвращения из деревни с продуктами, — ответил тот.

— А почему партизаны без оружия? — Вопрос задал комиссар бригады Федотов.

— Так ведь в деревню пошли, тем более в свою. А в деревне не всем надо знать, кто из их мужиков состоит в партизанах. А раз без оружия они, то для жителей деревни вроде бы они и не партизаны.

Один из глуховчан, только что побывавший в своей деревне, сообщил нам, что он сегодня рано утром по радиоприемнику, спрятанному у родственников, прослушал последние известия, передаваемые радиоцентром из Москвы: немцы уже шестые сутки ведут безуспешное наступление под Белгородом и у Понырей. Наши войска упорно обороняются.

После сообщения глуховского партизана высказался наш комиссар:

— Командир бригады Николай Стефанович еще шесть дней назад пришел к выводу о начале вражеского наступления. Он тогда сказал: «По активным действиям вражеской авиации видно, что гитлеровское наступление началось». Лично я считаю, что у наших войск и партизанских формирований теперь одна забота: измотать врага так же, как под Сталинградом, а потом погнать его без остановки, затем окончательно разгромить в своем логове.

— Дай-то Бог, — произнес один из глуховчан. Он продолжил: — Мы, партизаны, должны сделать все возможное и невозможное, чтобы помочь нашей армии одержать победу над полчищами Гитлера в летнем сражении. И тогда погонит фрицев наша родная армия аж до самого Берлина.

— Наша задача, я имею в виду и фронтовиков, и партизан, состоит в том, чтобы как можно больше гитлеровцев не дошло до Берлина. Только так наши Вооруженные Силы могут победить немцев в этой проклятой войне, которую начали не мы, а они, — так командир бригады подполковник Исаев дополнил сказанное нашим комиссаром и глуховскими партизанами…

Еще двое суток наша бригада минировала пути вероятного передвижения вражеских войск на участке железной дороги Глухов — Шостка — Ямполь. Потом возвратились в село Платово. И на этот раз мы прорвались к своим почти без боя. Хотя враг даже на труднопроходимых участках своей обороны сосредоточил большое количество войск, стянул сюда артиллерию, минометы. Рация, появившаяся у командира нашей бригады, сыграла важную роль. На нашу шифрорадиограмму, сообщавшую о возвращении бригады из вражеского тыла, и нашу просьбу о прикрытии нас огнем артиллерии и минометов штаб 60-й армии отреагировал незамедлительно. Нас прикрыли артиллеристы и минометчики дивизии первого эшелона. Был открыт массированный огонь по противнику, противостоявшему этой дивизии. В результате мы почти без потерь прорвались через вражескую оборону вошли в Конышевский район.

Наш второй рейд в тылу оккупантов завершился 15 июля, на десятые сутки после начала Курской битвы. Как и после первого рейда, наше командование сразу отправилось в штаб 60-й армии, чтобы доложить о результатах второго рейда. А перед отъездом отправили по своей рации донесение об этом штабу партизанского движения Брянского фронта.

Исаев, Федотов и Забродин, как только возвратились из штаба 60-й армии, собрали командно-политический состав, сообщили нам радостную весть: силы Брянского фронта перешли в наступление, а под Прохоровкой наши танковые войска одержали грандиозную победу в сражении с гитлеровской танковой армадой. Началось наступление наших войск на всем курском выступе.

16 июля под Конышевку на «У-2» прилетел представитель штаба партизанского движения Брянского фронта Потапенко. На совещании командно-политического состава бригады он сообщил:

— Наш штаб высоко оценивает активные боевые действия вашей бригады в рейдах по вражеским тылам, совершенных за месяц в период подготовки и начала Курской битвы. Бригада оказала существенную помощь соединениям Центрального фронта в дезорганизации перегруппировки вражеских сил по железным и шоссейным дорогам. Это помогло войскам наших фронтов значительно ослабить силы противника и сломить его наступательный пыл. Как уже стало известно, советские войска не только выстояли под Орлом, Понырями и Белгородом, но успешно наступают. Как вы сами видите, готовится перейти в наступление и 60-я армия, да и весь Центральный фронт.

Действия вашей бригады в двух последних рейдах по тылам врага высоко оценили член Военного Совета Центрального фронта и начальник Центрального штаба партизанского движения генерал-лейтенант Пономаренко и член Военного совета Брянского фронта, начальник штаба партизанского движения Брянского фронта Матвеев. Они поручили мне передать командованию и всему личному составу Курской партизанской кавалерийской бригады имени Котовского благодарность за ваши боевые партизанские подвиги. Они просили представить к награждению отличившихся командиров и партизан.

И последнее, что мне поручено сообщить вам. Я привез распоряжение штаба партизанского движения Брянского фронта о передислокации вашей бригады.

После совещания Потапенко передал Исаеву письмо начальника штаба партизанского движения Брянского фронта Матвеева об откомандировании Забродина и меня в его штаб. Тогда же Потапенко сообщил, что Исаев, Федотов и Стариков остаются в Тросне для расформирования бригады.

На второй день наша бригада прибыла в Тросну. Около пятисот партизан, переданных в войска, стали фронтовиками. Они продолжали участвовать в завершении Курском битвы в соединениях 60-й армии Центрального фронта. Остальные партизаны, не подлежащие мобилизации, сдали оружие и отправились по домам. Конное поголовье передано в колхозы западных районов Курской области.

7.

Заканчивая повествование о Курской партизанской кавалерийской бригаде имени Котовского, поясню читателю, что Центральный штаб партизанского движения еще в марте 1943 года возложил оперативное руководство нашей бригадой на штаб партизанского движения Брянского фронта, учитывая почти постоянное ее базирование в Хинельском лесу.

Но базируясь с мая 1943 года в Конышевском районе, бригада находилась в боевых порядках 60-й армии Центрального фронта и действовала в его интересах, оставаясь в подчинении штаба партизанского движения Брянского фронта.

Такое решение принял Центральный партизанский штаб, возглавляемый генерал-лейтенантом Пономаренко, видимо, еще и потому, что

Напрашивается вывод о том, что утверждение П. К. Пономаренко членом Военного Совета Центрального фронта было связано и с запланированной Ставкой Верховного Главнокомандования партизанской операцией под кодовым названием «Рельсовая война», проведенной в июле — сентябре 1943 года в первую очередь в интересах Центрального фронта. В период летнего наступления она оказала существенную помощь войскам соседних фронтов.

О боевых действиях Курской партизанской кавалерийской бригады имени Котовского перед началом Курской битвы и в ее начальном периоде в книге рассказано подробно. Было бы несправедливо забыть о курских партизанских отрядах имени Фрунзе Рыльского района и имени Щорса Глушковского района, действовавших самостоятельно с марта по июль 1943 года в своих и в соседних районах.

В брошюре «Была война народная», изданной в 1992 году в Курске по заказу областного совета партизан и подпольщиков по архивным документам Центра документации новейшей истории облгосархива, об этих отрядах опубликованы следующие архивные данные.

О партизанском отряде имени Фрунзе:

Как сказано выше, более 350 партизан в январе — феврале 1943 года было передано отрядами имени Чапаева, имени Боженко и имени Дзержинского. Свыше 250 патриотов Рыльского района в ту зиму 43-го года вступили в отряд имени Фрунзе. Можно предположить, что направление в отряд имени Фрунзе 350 партизан из отрядов соседних районов не было случайным. Вышестоящее партизанское командование еще зимой 1943 гола прогнозировало самостоятельные действия этого отряда в предстоявшем летнем сражении наших войск с противником.

А теперь обратимся к докладу командира отряда И. А. Дроздова, хранящемуся в Центре документации новейшей истории Курской области:

О партизанском отряде имени Щорса в Центре документации новейшей истории области имеются следующие сведения:

Из докладов командиров отрядов имени Фрунзе и имени Щорса, хранящихся в Центре документации новейшей истории области, известно, что оба отряда в середине июля вышли из вражеского тыла. Причины: на исходе боеприпасы, скопилось много раненых, нуждающихся в госпитализации.

И. А. Дроздов и А. Я. Синегубов считали: после передачи раненых и госпиталь, получения боеприпасов, короткого отдыха их отряды отправятся в тыл врага. Но руководители Курской области решили оба отряда расформировать. Годных к службе во фронтовых частях, а их оказалось около 250, направили в войска Центрального фронта.

1.

Осенью 1992 года я был приглашен на встречу с учащимися выпускных классов 6-й средней школы Курска. Кроме восьми десятков старшеклассников, в ней участвовали завуч, учителя-историки и руководители выпускных классов.

Я тогда рассказал им о своем участии в Великой Отечественной войне на фронте и в партизанских отрядах.

Незаметно прошел час, отведенный на встречу. Прозвучал школьный звонок на переменку. Учительницы, переглянувшись между собой, а потом и с завучем, безмолвно решили после перерыва встречу продолжить.

После звонка об окончании перерыва старшеклассники и учителя вновь собрались в зале, в котором прошел первый час встречи.

Я сообщил собравшимся:

— Поскольку на встречу отводился один урок, я излагал некоторые события очень кратко. Догадываюсь, что у вас есть ко мне вопросы. Поэтому следующий урок, будет уроком ваших вопросов и моих ответов на них. Уважаемых учителей тоже прошу задать мне вопросы.

Учительницы пошептались между собой, после чего одна из них обратилась ко мне.

— Павел Васильевич, учителям истории надо знать о партизанской и подпольной борьбе с оккупантами на территории области, чтобы на уроках истории рассказывать об этом нашим учащимся. Поэтому у нас, учителей-историков, возникли к вам два вопроса. Первый: есть ли книги, в которых подробно и документально рассказано о партизанском движения в области? Второй: в областной и городских газетах за последние годы опубликовано немало ваших статей о курских партизанах и подпольщиках. Скажите, не намерены ли вы написать книгу о курских народных мстителях?

Поблагодарив учительницу за вопросы, я ответил:

— Первая книга о партизанском движении в области, изданная на основании архивных документов, вышла в свет в 1962 году. Это был первый том двухтомного сборника исторических документов под названием «Курская область в период Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945 гг.». В первом томе показана помощь фронту курян и партизанских формирований в достижении Великой Победы над гитлеровскими войсками. Во втором томе рассказано о тружениках советского тыла.

В 1977 году издательством «Курская правда» выпущен однотомный сборник «Подвиг народный», в котором дополнены сведения о партизанском движении на курской земле.

С содержанием вышеперечисленных книг можно ознакомиться в областной, городских и районных библиотеках.

Кроме того, во всех библиотеках области есть немало книг, журнальных и газетных публикаций, вышедших в свет в годы Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, о курских партизанах и подпольщиках. Но в них рассказывается об одном или нескольких народных мстителях, а о партизанских формированиях и подпольных группах сообщаются лишь краткие сведения. Но эти публикации интересны и правдивы. Посещая библиотеки, учителя многое узнают о героях-фронтовиках и партизанах. Но нельзя принимать за правду лживые повествования Резуна и ему подобных писак, в которых полно клеветы на советских воинов и партизан, военачальников и руководителей партизанского движения.

На второй вопрос учительницы-историка я ответил так:

— Признаюсь, что идея написать книгу о партизанском движении в нашей области у меня зародилась в конце 1960-х годов, но фактически я постоянно занимаюсь этим нелегким для меня делом с 1985 года.

Мне еще предстоит собрать архивные и музейные сведения о малоизвестных партизанских отрядах и подпольных группах, для чего надо усидчиво и продолжительно поработать над изучением документов, хранящихся в курском и брянском архивах, а также демонстрирующихся в музеях Курской области.

После ответов учительнице несколько вопросов мне задали учащиеся. Помню некоторые из них:

— Какое у меня образование?

— Как отразились на здоровье контузия на фронте в 1941, ранение в партизанах в марте 1943 года?

— Какие должности занимал на военной службе после войны, когда уволился в запас и в каком звании?

— Какими орденами и медалями награжден?

После ответов на вопросы учительницы-историка и учащихся я поблагодарил руководителей школы за приглашение на встречу с учащимися выпускных классов, а потом обратился к ним:

— Дорогие ребята и девочки! Желаю всем вам успешно закончить выпускной учебный год.

Помните, что полученные в школе знания пригодятся вам не только в молодые годы, но и в течение всей вашей жизни. Любите вашу школу, не теряйте связи с ней, любите наш славный город и Великую Россию. Будьте патриотами нашей Отчизны, постоянно готовьте себя к ее защите от врагов, как это делали ваши дедушки и бабушки в годы Великой Отечественной войны: кто на фронте, кто в партизанских формированиях, кто на трудовом фронте в советском тылу. Не верьте тем, кто усыпляет вашу бдительность, лживо убеждая молодежь в том, что у России нет уже врагов. А кто же тогда обложил российские границы военными базами и вооруженными до зубов дивизиями? И для чего?

Спасибо всем вам за внимание и активное участие во встрече. Я не прощаюсь с вами, а говорю: «До свидания!»

Наша встреча завершилась вручением мне букета цветов и дружными аплодисментами.

Потом продолжался мой длительный труд в архивах и музеях. Не меньшее время пришлось просидеть за рукописью будущей книги…

А теперь мой рассказ о малоизвестных партизанских отрядах и подпольных группах. Сведения о некоторых из них очень краткие из-за отсутствия в архивах подробных документов о них.

2. О Беловском партизанском отряде

Организован 22 октября 1941 года. Первоначальная его численность была 42 партизана.

Решением бюро райкома партии руководителями отряда утверждены: командиром отряда — Маликов Александр Стефанович, второй секретарь райкома ВКП(б);

комиссаром — Руденко Яков Моисеевич, 1899 года рождения, председатель колхоза;

начальником штаба — Трошкин Илья Николаевич, 1894 года рождения, инспектор нархозучета райисполкома.

Базируясь в беловских и большесолдатских лесах, отряд вел боевые действия в этих районах в ноябре и декабре 1941 года, провел несколько боев с немецко-фашистскими оккупантами. В январе 1942 года разрушил четыре участка линии телефонной связи противника. После этого постоянно преследовался карателями. Израсходовав запасы патронов, гранат и минновзрывных средств, боевых действий больше не вел. Перейдя на подпольное положение, изготовлял листовки и распространял их среди населения района, вплоть до освобождения его от оккупантов советскими войсками.

Как только в район вступила Красная Армия, беловские партизаны мобилизационного возраста пополнили ряды фронтовых советских частей, а невоеннообязанные включились в трудовую деятельность в колхозах и в учреждениях района.

3. О конышевских партизанских отрядах

В Конышевском районе в разное время были созданы три партизанских отряда.

1-й Конышевский партизанский отряд организован в апреле 1942 года. С августа назывался 1-й Конышевский партизанский отряд имени Железняка.

Командиром отряда был лейтенант Ежков Федор Васильевич, военнослужащий, из окружения, комиссаром — Жуков Павел Порфирьевич, управляющий Конышевским отделением Госбанка, начальником штаба — Рябиков Федор Петрович, военнослужащий, из окружения. Отряд действовал на территории Конышевского, Хомутовского. Дмитриевского и Севского районов до расформирования 3 марта 1943 года, как только конышевская земля была освобождена от врага советскими войсками.

С апреля 1942 года и по февраль 1943 года вел бои с немецко-фашистскими оккупантами: разрушил около километра проводной линии связи, взорвал вражеский бронепоезд.

Численность личного состава: при организации отряда была 40 человек, на 3 марта 1943 года — 645, погибли в боях 54 партизана.

2-й Конышевский партизанский отряд создан в середине февраля 1943 года из полицейских, перешедших на сторону партизан с оружием, выданным им оккупантами при зачислении насильно в полицию.

Командовал отрядом Пушкарев Егор Михайлович, комиссаром был Потапов Степан Егорович.

В Госархиве общественно-политической истории Курской области подробных сведений о боевой деятельности отряда нет.

В начале марта 1943 года отряд расформирован, его личный состав призван в Красную Армию, в части 132-й стрелковой дивизии, воевавшей тогда под городом Дмитриевом.

Конышевский партизанский отряд имени Чкалова сформирован из партизан-конышевцев, воевавших в отрядах Хомутовского района, и воинов-окруженцев, партизан Крупецкого отряда. Первоначальная численность в декабре 1942 года была около 150 человек.

Решением Рыльского подпольного окружкома ВКП(б) утверждено командование отряда: командир отряда — Родивилов Анисим Степанович, до оккупации — директор Конышевской школы фабрично-заводского обучения (ФЗО);

комиссар — Бабенков Захар Ильич, военнослужащий, из окружения, с должности политрука роты отряда имени Чапаева;

начальник штаба — Марченко Александр Иванович, студент Курского пединститута.

Отряд участвовал в выполнении заданий штаба партизанского движения Брянского фронта по взрыву железнодорожных путей на участке Глушково — Коренево; участвовал в боевых операциях по разгрому вражеских гарнизонов в райцентре Хомутовка, селении Курганка, а также в совместных боях фронтовиков и партизан по освобождению от врага города Дмитриева. В ходе этих операций уничтожил более 60 оккупантов, пустил под откос вражеский железнодорожный эшелон с боевой техникой и боеприпасами, взорвал автомашину с военным имуществом.

При расформировании отряда 10 марта 1943 года его численность составляла 326 человек. Погибли в боях 12 партизан. Большинство личного состава отряда передано во фронтовые части 132-й стрелковой дивизии.

4. О Кореневском партизанском отряде

Отряд организован 21 сентября 1941 года. Численность его была 40 партизан.

Командиром отряда утвержден Шульгин Григорий Иванович, начальник трансторгпита на станции Коренево. Комиссаром отряда было доверено быть Крохину Ивану Дмитриевичу — директору Кореневской нефтебазы, а начальником штаба — Потолову Стефану Григорьевичу, заведующему железнодорожным буфетом этой станции.

Отряд начал боевые действия в октябре 1941 года, когда гитлеровцы ворвались в Кореневский район. Обосновавшись на заранее подготовленной базе в окрестностях селений Леонтьевка и Дьяковка, отряд осенью 1941 года проводил диверсии против немецко-фашистских оккупантов и полицейских формирований, направленных гитлеровцами из западных областей Украины, пополненных местными предателями.

Кроме кратких сведений, вышеизложенных о Кореневском партизанском отряде, хранящихся в Госархиве общественно-политической истории Курской области и из публикаций в «Курской правде», мне удалось узнать о трагической судьбе партизанского комиссара И. Д. Крохина и его сына Валентина.

Валентин родился в 1927 году в селе Жадино Кореневского района.

В 1935 году скоропостижно умерла его мать, оставив мужу троих детей. Иван Дмитриевич на время отдал детей родственникам, потом привел мачеху. Местная газета сообщала, что мачеха очень плохо относилась к детям. Когда их отец зимой 1939—1940 годов был на финской войне, мачеха отправила детей в детдом № 4, в село Шуклинку.

…Летом 1940 года тринадцатилетний Валя заболел, был отправлен в больницу. Подлечившись, он уехал в Коренево. Там узнал адрес отца, служившего в то время в Белоруссии, в городе Слуцке Минской области. Отправившись туда, он стал сыном полка, в котором служил его отец.

Весной 1941 года отца демобилизовали. Он и Валентин возвратились домой. Отец приступил к обязанностям директора нефтебазы.

Две дочери Ивана Дмитриевича находились в детском доме. Он договорился о возвращении их в семью.

Грянула Великая Отечественная война. Детский дом был эвакуирован в Казахстан. Возвращение сестер в семью отца не состоялось.

Иван Дмитриевич Крохин, приобретший боевой опыт на финской войне, получил задание организовать партизанский отряд, был утвержден его комиссаром. Его сын Валентин в 14 лет стал связным партизанского командования. Он ходил в села и деревни района с заданиями командира и комиссара партизанского отряда…

При подготовке взрыва нефтебазы комиссар Крохин был схвачен оккупантами и казнен.

Перед казнью на глазах согнанных сюда жителей поселка Иван Дмитриевич увидел в толпе своего сына. Крикнул:

— Отомсти за меня, сынок!

Валентин успел ответить:

— Я отомщу за тебя, мой дорогой папа!

Немцы и полицаи пытались поймать и казнить подростка-партизана, но Валентин успел скрытно уйти из Коренева к партизанам соседнего района.

А через месяц он вернулся в свой поселок с переданными партизанами взрывчаткой и детонаторами, чтобы взорвать вражескую комендатуру. Но оккупанты выследили юного партизана и вскоре повесили его…

В 1977 году в сквере, напротив восьмилетней школы в поселке Коренево, был установлен бюст пионеру-партизану Валентину Крохину. В день его торжественного открытия состоялся многолюдный митинг кореневцев.

Тогда же была торжественно открыта мемориальная доска на здании восьмилетней школы. Снимается покрывало, участники митинга увидели на мраморной плите выгравированную надпись:

5. О Кривцовском партизанском отряде

Отряд сформирован 3 октября 1941 года. Начальная численность — 31 партизан. Утверждено командование:

командир — Пашков Петр Николаевич, уполномоченный наркомата заготовок;

комиссар — Ларин Егор Александрович, секретарь райкома ВКП(б).

Отряд действовал на территории Кривцовского и Обоянского районов. Вел бои с фашистами, разрушал линии проводной телефонной связи, распространял листовки среди населения, взаимодействовал с разведкой 40-й армии.

Из документов, хранящихся в Госархиве общественно-политической истории области, известны следующие сведения о боевой деятельности отряда с ноября 1941 по май 1942 года.

В ноябре 1941 года командованию отряда стало известно, что в деревне Кривцово расположился вражеский обоз. Совершив на него налет, отряд нанес урон врагу: убито 3 немецких солдата, захвачено 7 немецких автоматов.

В декабре 1941 года партизанская разведка установила, что немцы отступают в направлении села Кривцово. Около села Ольшанка отряд залег в засаду. Группа партизан под командованием Бобрышова и Зайцева напала на отступавших оккупантов, в результате внезапного удара отбила у немцев 3 пушки, 27 подвод с воинскими грузами.

5 января 1942 года партизанами отряда в селе Кривцово убито 3 вражеских солдата, захвачены трофеи: 7 грузовых автомашин с боеприпасами и около 30 велосипедов.

7 января 1942 года в результате внезапного нападения партизан отряда на гитлеровцев, остановившихся на ночлег в селе Бобрышово, убито 2 немецких солдата, захвачены трофеи: 3 орудия, 27 конных повозок с обмундированием и продовольствием, 5 велосипедов.

8 января 1942 года в селе Большие Брюни партизаны ночью забросали гранатами общежитие немцев, где убили до 15 оккупантов.

9 января 1942 года в районе села Ржава партизанами уничтожен пулеметный расчет противника, захвачен ручной пулемет, убиты 2 немца.

2 февраля 1942 года партизаны из засады убили 3 немецких солдат.

16 февраля 1942 года партизанами обрезан телефонный провод около 90 метров.

22 февраля 1942 года партизанами обрезан телефонный провод между селениями Бобрышово и Средняя Ольшанка до 200 метров.

24 февраля 1942 года партизанами обрезан телефонный провод между селениями Асенец — Нагольное.

8 феврале 1942 года отрядом уничтожено 18 предателей, распространено среди населения 5 тысяч листовок.

9 апреля 1942 года между селениями Псинкой и Шипы партизаны напали на маршевую роту немцев, спешивших на фронт. В завязавшемся бою убито свыше 30 вражеских солдат, в том числе один офицер. Захвачено 2 миномета и 2 пулемета.

6 мая 1942 года партизаны убили одного вражеского солдата и двух ранили, конвоировавших местных жителей на оборонные работы. Освобождено свыше 50 человек из местного населения.

С 10 мая 1942 года связь с отрядом отсутствовала.

В Госархиве общественно-политической истории области есть документальные сведения о пропавшем без вести 6 июля 1942 года командире Кривцовского партизанского отряда Пашкове Петре Николаевиче.

6. О льговских партизанских отрядах

Льговский партизанский отряд, по данным Госархива общественно-политической истории Курской области, создан 25 сентября 1941 года, численностью 70 человек.

Командиром отряда был утвержден мой однофамилец Гусев Иван Кузьмич, заведующий промышленным отделом Курского обкома ВКП(б). Но, как сказано в архивных документах, «по тактическим соображениям он в отряд отправлен не был».

Перед оккупацией врагом Льговского района отряд перешел на свою базу в Банищанский лес, где находился до 9 октября 1941 года.

В этот день отряд взорвал мост через реку Сейм у села Мухино, обстрелял наблюдательный пункт противника. Тогда же отряд был бомбардирован вражеской авиацией, в результате рассеялся на несколько групп. Одна из групп перешла в село Ивановское и взаимодействовала с командованием 2-й гвардейской стрелковой дивизии. О других группах партизанского отряда в архивных документах не сообщается.

Сведений о дальнейших действиях или о прекращении боевой деятельности в тылу врага этого отряда в документах архива нет.

В том же архиве есть документальные данные о том, что 22 мая 1942 года советским самолетом заброшено в тыл противника командование другого Льговского партизанского отряда «Дяди Алеши», сформированного в советском тылу: командир отряда — Гречихин Федор Яковлевич, директор Дмитровской средней школы, начальник штаба — Исаенко Петр Владимирович, директор суджанского пункта «Заготзерно».

Как видно из архивных документов, личный состав отряда во главе с комиссаром намечалось отправить в тыл противника позже, но сведений о его переброске нет. Нет и сведений о том, кто утвержден комиссаром этого отряда.

О Льговской подпольной организации «Молодая гвардия» рассказано ниже.

7. О медвенских партизанских отрядах

В документах Государственного архива общественно-политической истории Курской области хранятся сведения о двух медвенских партизанских отрядах.

1-й Медвенский партизанский отряд создан в конце сентября 1941 года из 28 человек.

Командиром отряда утвержден Пузин Яков Иванович, секретарь райкома ВКП(б), комиссаром — Подушкин Ефим Яковлевич, заведующий районным парткабинетом, начальником штаба — Савенков Павел Феоктистович, председатель райсовета Осоавиахима.

Отряд действовал на территории Медвенского района. Конкретных данных об этом периоде его борьбы с оккупантами в Госархиве общественно-политической истории Курской области не имеется.

2-й Медвенский партизанский отряд организован в ноябре 1941 года из 23 человек.

Командиром отряда утвержден Фильчаков Тимофей Васильевич, сотрудник райотдела НКВД, комиссаром — Птицын Семен Яковлевич, сотрудник того же райотдела.

Отряд действовал на территории Медвенского, Обоянского, Ленинского (ныне Октябрьского) районов. В налетах на вражеские подразделения и из засад уничтожил свыше 70 гитлеровцев, взрывал их автомашины. Других сведений о боевых действиях «фильчаковцев» нет.

Командир отряда Т. В. Фильчаков в конце июля 1942 года, будучи тяжело раненным, был схвачен гитлеровцами и казнен. Об этом печальном факте и о боевых делах отряда Т. В. Фильчакова рассказала Н. Ф. Косорукова, бывшая юная подпольщица, в статье «Народные мстители», опубликованной в курской газете «Голос народа» за 30 января 2002 года. Кратко излагаю некоторые события из статьи Н. Ф. Косоруковой, являвшейся не только очевидицей, но и участницей некоторых из них.

Косорукова сообщает читателям газеты, что житель села Знаменка Тимофей Васильевич Фильчаков с осени 1939 до весны 1940 года участвовал в финской войне.

Вернувшись с войны, до осени 1941 года, т. е. до оккупации врагом района, он служил в Медвенском райотделе НКВД. С ноября 1941 года командует партизанским отрядом.

Как-то по его приказу группа партизан, возглавляемая Петром Васильевичем Лукъянчиковым, залегла в засаде. Вскоре она заметила гитлеровского мотоциклиста, пленила его и изъяла ценный пакет. Фильчаков срочно отправил через линию фронта нарочного с захваченным у врага пакетом в штаб 40-й армии, находившийся тогда в районе станции Солнцево. Сведения в пакете оказались очень ценными. Уже на второй день одна из вражеских воинских частей была разгромлена советскими войсками.

Тогда же несколько немцев-автоматчиков во главе с офицером собралось около бывшего колхозного амбара, видимо, посоветоваться. Группа П. В. Лукъянчикова, находившаяся в засаде, забросала немцев гранатами. Враги растерялись. Наступившая пауза дала партизанской группе возможность сосредоточиться и выиграть неравную схватку. Гитлеровцев били их же оружием, захваченным в предыдущих «встречах» с врагом, да и в этой схватке добыли еще несколько автоматов. В планшете убитого офицера тоже оказались очень ценные документы…

Внезапные, смелые и быстрые партизанские действия отряда Фильчакова приводили фашистов в бешенство. Они стали привлекать на свою сторону провокаторов — малодушных людей, трепетавших перед жестокостью оккупантов.

Вскоре в отряд Фильчакова немцы заслали провокатора-предателя некоего Семена Калугина, но он был партизанами разоблачен и расстрелян…

В жаркий июльский день 1942 года каратели схватили более десяти жителей селений Китаевки и Любицкого. Но никто из них не сказал врагам о месте расположения отряда, хотя все помогали ему одеждой и пищей. Отпустив некоторых жителей этих селений, каратели повели активистов подпольных действий в штаб вражеской комендатуры в село Панино. Избитые и измученные, но не сломленные духом, шли люди, зная о том что это их последний путь. После долгих жестоких и безуспешных пыток фашисты всех расстреляли…

А партизанский отряд П. Ф. Фильчакова продолжал наносить ощутимые удары по немецко-фашистским захватчикам, а также вел разъяснительную работу среди населения о том, как избавить молодежь от угона в Германию.

Во второй половине июля 1942 года Фильчаков и партизан Степанов, переодетые до неузнаваемости, пришли в село Лукинку, где немцы наметили провести в этот день сходку по привлечению молодежи для работы на заводах Германии. Но сходка не состоялась, молодежь была предупреждена партизанами о том, что вместо агитации их насильно, под конвоем отправят на станцию, а там посадят в телячьи вагоны и увезут в Неметчину. Многие из молодежи скрылись, другие по совету партизан истязали себя жгучей крапивой, пока их тело не покрывалось волдырями, а потом расчесывали их до появления язв. Таких «больных» не брали в Германию, там нужны были здоровые рабочие руки. Немцы от таких отмахивались, боясь от них заразиться…

Однажды на рассвете Фильчаков и Степанов снова появились в Лукинке. Но немецкие прихвостни, живите в селе, заметили партизан, и один из них тотчас же отправился в село Лубянку, во вражескую комендатуру, с доносом о появлении Фильчакова в их селе. Это заметила жительница Лукинки и сообщила Фильчакову: «…Бегите, беда!» Они побежали из села, не зная того, что на их пути была вражеская засада. Каратели давно охотились за партизанским вожаком. И сейчас они окружили Фильчакова и Степанова. Завязался неравный бой у моста через речку Полную, разделявшую селения Лубянку и Любицкое. Партизаны отбивались от преследователей до последнего патрона. Но чтобы добежать до кустарников или до селения Любицкое, надо было преодолеть луг — открытое место, где было видно все, как на ладони. Степанов успел добежать до окраины Любицкого и скрыться в густой ржи. Тяжелораненый Фильчаков, истекающий кровью, швырнул в преследующих карателей последнюю гранату… Он был схвачен врагами и вскоре казнен ими.

В Медвенском народном музее хранится ответ Отдела наград Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 г. № 221-ОН, в котором сообщается:

8. Об Обоянском партизанском отряде

Из документов Госархива общественно-политической истории Курской области известно, что Обоянский партизанский отряд создан в октябре 1941 года численностью 30 человек.

Утверждено командование отряда:

командир отряда — Козлов Николай Иванович, председатель райисполкома;

комиссар — Переверзев Федор Дмитриевич, секретарь райкома ВКП(б);

начальник штаба — Ильин Иван Тихонович, директор Обоянского детского дома.

Отряд действовал на оккупированной территории Обоянского и Кривцовского районов. Базируясь в Бушменских лесах, уничтожал из засад и налетами на вражеские подразделения живую силу и боевую технику противника.

На 1 мая 1942 года имел потери в личном составе — в боях погибли четверо партизан.

О последующих действиях отряда в Госархиве общественно-политической истории Курской области документальных данных не имеется.

9. О Поныровском партизанском отряде

В Госархиве общественно-политической истории Курской области имеются краткие сведения об этом отряде. Для его создания из советского тыла в район Понырей 27 сентября 1942 года было переброшено ядро будущего партизанского отряда из семи человек, в том числе:

командир отряда — Коваль Василий Авксентьевич, до оккупации врагом Поныровского района был председателем райисполкома;

комиссар — Агейченко Алексей Васильевич, до оккупации района — секретарь райкома ВЛКСМ;

начальник штаба — Горохов Николай Иванович, военнослужащий.

За период с октября 1942 года по февраль 1943 года отряд 12 раз минировал железнодорожное полотно, в результате чего было пущено под откос 2 эшелона противника, 7 раз партизаны отряда обрывали линии проводной телефонной связи врага. По заданию разведотдела фронта и штаба 1-й Курской партизанской бригады вел разведку противника в прифронтовой полосе и передавал им ее результаты.

На 15 февраля 1943 года отряд имел численность 78 партизан. В боях с врагом погибли 7 партизан, в том числе в бою 5 февраля 1943 года погиб начальник штаба отряда Горохов Николай Иванович.

10. О суджанских партизанских отрядах

В Госархиве общественно-политической истории Курской области о суджанских партизанских отрядах имеются такие краткие сведения:

1-й Суджанский партизанский отряд создан в ноябре 1941 года из 9 человек. Руководители района рассчитывали на то, что он быстро пополнится добровольцами, как только район окажется оккупированным фашистами.

Командиром отряда утвержден Донцов Никита Федорович, заместитель начальника райотдела НКВД Суджанского района.

Связь с отрядом отсутствовала. Поэтому в архиве нет сведений о его деятельности в тылу врага.

2-й Суджанский партизанский отряд сформирован 3 декабря 1941 года. Командиром отряда утвержден Трибунский Степан Васильевич, прокурор района, комиссаром — Гломаздин Яков Яковлевич, председатель Плеховского сельсовета.

В день формирования отряда в его списке значилось 35 партизан.

Отряд действовал на линии фронта и в тылу противника. В декабре 1941 года и в феврале 1942 года вел бои с оккупантами на территории Пристенского и Прохоровского районов. 20 мая 1942 года при переходе линии фронта в селе Средняя Ольшанка в бою с превосходящими силами противника половина личного состава отряда погибла.

Совет ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Суджанского района на запрос областного Совета ветеранов о 1-м Суджанском партизанском отряде вообще не упомянул, как будто его и не было, а о 2-м Суджанском отряде сообщил следующее (в книге содержание сообщения излагается в сокращении):

В городе Суджа в братской могиле в парке имени Первого мая, у районного Дома культуры, захоронено всего 558 воинов Великой Отечественной войны, в том числе 16 партизан, из них 13 погибших 20 мая 1942 года в неравной схватке с гитлеровцами при переходе в тыл врага через линию фронта. Тогда погибли:

Трибунский Степан Васильевич — командир 2-го Суджанского партизанского отряда, прокурор района;

Гломаздин Яков Яковлевич, комиссар отряда, председатель Плеховского сельсовета;

Ревин Петр Максимович, врач отряда, заведующий райздравотделом;

Калиниченко Георгий Петрович, командир взвода;

Ананьев Алексей Яковлевич, рядовой партизан;

Волков Анатолий Васильевич, рядовой партизан;

Кованый Егор Прокофьевич, рядовой партизан, председатель колхоза в селе Заолешенка;

Котельников Иван Петрович, рядовой партизан;

Кривохишкин Даниил Владимирович, рядовой партизан;

Мирошников Григорий Тимофеевич, рядовой партизан, председатель колхоза в селе Погребки;

Набасов Митрофан Сергеевич, рядовой партизан, председатель колхоза «Малая Локня»;

Польской Яков Васильевич, рядовой партизан;

Федоренко Иван Иванович, рядовой партизан, председатель райпотребсоюза.

Погибшим фронтовикам и партизанам в парке имени Первого мая около Дома культуры установлен памятник.

11. О противостоянии врагу тимчан

Из документов Госархива общественно-политической истории Курской области известно, что партизанская группа Тимского района создана 2 июля 1942 года, за день до второй оккупации района врагом. Группу возглавил Бычков Алексей Стефанович, первый секретарь райкома ВКП(б).

Группа действовала на территории Тимского, Мантуровского и Солнцевского районов, до освобождения их от врага Красной Армией в начале февраля 1943 года…

Весной 1987 года областной совет партизан и подпольщиков обратился к бывшим народным мстителям написать свои воспоминания об участии в партизанском движении на курской земле. Одним из первых пришел к нам 81-летний персональный пенсионер Алексей Степанович Бычков, с июля 1942 года до 4 февраля 1943 года руководитель Тимской партизанской группы и секретарь подпольного райкома ВКП(б).

Вот о чем поведал Алексей Стефанович в своих воспоминаниях, которые он адресовал областному совету партизан и подпольщиков. В книге они публикуются с некоторыми сокращениями.

Он начал свои воспоминания с того, что в 1941 году он работал первым секретарем Тимского райкома ВКП(б). В последние предвоенные годы районная партийная организация жила делами и заботами мирного строительства. Он вспоминает: 22 июня с утра шел пленум райкома, на котором обсуждался вопрос о состоянии готовности к уборочной кампании и заготовке кормов. Но срочное сообщение по радио о внезапно начатой гитлеровцами войне с Советским Союзом внесло свои коррективы в работу партийных и советских органов, колхозов и совхозов района, его районных и сельских учреждений.

Мучительно тяжелыми для страны были первые месяцы фашистской агрессии. Линия фронта неумолимо катилась на восток.

Четвертого ноября в Тим для организации эвакуации прибыл член Военного Совета 13-й армии Малинин. В то время в поселке располагался транспортный полк, в котором были гусеничные и колесные тракторы. Их и решено было использовать для работ по эвакуации.

На территории района начались ожесточенные бои. Артиллерийская канонада не утихала ни днем, ни ночью. Деревня Репьевка несколько раз переходила из рук в руки, нередко бои доходили до рукопашной схватки. 20 ноября советские войска оставили Тим.

После разгрома немцев под Москвой активизировались боевые действия Красной Армии и в районе Тима. Во второй половине декабря 1941 года после ожесточенных боев войска освободили село Волобуевку, позже и другие. А в ночь с 27 на 28 декабря был освобожден и районный центр.

Для того чтобы увидеть все ужасы и зверства фашистской оккупации, в Тим приехали писатели Бажан, Корнейчук, Ванда Василевская, секретарь Курского обкома ВКП(б) П. И. Доронин, другие партийные работники.

Первая оккупация Тима длилась 38 дней. За это время поселок был начисто разграблен. Фашисты уничтожили сотни жилых домов, здания кинотеатра и летнего театра, банка и Дома колхозника, машинно-тракторной станции и другие.

Проходившая по территории района линия фронта была исключительно беспокойной. Находясь всего лишь в шести километрах от Тима, гитлеровцы обстреливали его из артиллерийских орудий днем и ночью. Иногда артналеты были настолько сильными, что целыми днями люди не выходили из укрытий. И все же население активно помогало нашим воинам продуктами, строило оборонительные сооружения для госпиталя, расположенного на хуторе Красном, было заготовлено и передано воинским частям более полутора тысяч кур. В селах Быстрицы, Рог-Колодец и Роговцы организовали для наших воинов пошив и сбор теплых вещей. Жители этих сел изготовили и передали советским солдатам сотни фуфаек, валенок, шапок, полушубков.

Сразу же после освобождения от фашистской оккупации тимчане приступили к строительству землянок, а работники Волобуевской МТС стали готовиться к весеннему севу. Но недолго длилась передышка. Третьего июля 1942 года после упорных пятидневных боев наши войска вынуждены были оставить Тим. В деревнях и селах снова стали бесчинствовать оккупанты.

В первых числах февраля 1943 года наши войска обошли Тим с флангов, отрезав тем самым немцам путь отступления на Курск. Партизаны, дислоцировавшиеся на территории Тимского и Мантуровского районов, в составе 167-й стрелковой дивизии и 96-й танковой бригады принимали активное участие в боевых действиях, помогали в уничтожении 30-тысячной вражеской группировки.

После освобождения района от немецко-фашистских захватчиков А. С. Бычков сдал командование партизанским отрядом, оставаясь в должности первого секретаря райкома ВКП(б).

Тимчане перешли к мирной жизни: восстанавливали родной поселок, деревни, села, колхозы. За год собрали из личных сбережений почти семьсот тысяч рублей на строительство танковой колонны, за что жители района получили от Верховного Главнокомандующего благодарность за оказанную помощь Красной Армии.

12. Об отрядах, действовавших на фронте

По документальным сведениям, имеющимся в Госархиве общественно-политической истории Курской области, малочисленные партизанские отряды, созданные перед вражеской оккупацией в Большесолдатском, Бесединском, Верхнелюбажском, Горшеченском, Мантуровском районах, по разным причинам в тылу врага не действовали. Они начали боевые действия на линии фронта и ушли из своих районов вместе с отступавшими частями Красной Армии.

Через некоторое время по решению Военного Совета фронта эти отряды были расформированы. Военнообязанные партизаны направлены во фронтовые части Красной Армии, а невоеннообязанные отправлены в советский тыл для работы на эвакуированных предприятиях.

13. О подпольных организациях и группах

Были бы неполными сведения о сопротивлении гитлеровцам, оказываемом населением области, без сообщения о деятельности подпольных организаций и групп в период вражеской оккупации. Об этом сопротивлении свидетельствуют многие архивные документы обкома ВКП(б), обкома ВЛКСМ, Управления ФСБ по Курской области, музейные экспозиции и документы, газетные публикации.

В сентябре 1941 года, во исполнение постановления ЦК ВКП(б) «Об организации борьбы в тылу врага», и в связи с возникшей непосредственной угрозой фашистского вторжения на курскую землю, обком ВКП(б) принял решение о создании не только партизанских отрядов, но и подпольных организаций и групп в городах и районах области. Из числа коммунистов, комсомольцев и беспартийных патриотов, не призванных на фронт по мобилизации, были подобраны руководители и бойцы партизанских и подпольных формирований.

В октябре 1941 года для руководства партизанским и подпольным движением в области созданы подпольные обкомы партии и комсомола. Ими были повсеместно созданы городские и районные подпольные комитеты ВКП(б) и ВЛКСМ, 56 партийных и десятки комсомольских групп.

Большим недостатком в деятельности партизанских и подпольных формирований было отсутствие у них средств радиосвязи. Связь с областными органами, с соседними партизанскими отрядами и подпольными организациями поддерживалась только через связных и не всегда достигала поставленных целей из-за жесткого контроля оккупантов за передвижением местного населения.

Такая форма руководства партизанской и подпольной деятельностью существовала до октября 1942 года. Затем, используя опыт Белоруссии. Украины и некоторых оккупированных областей РСФСР, Курский обком партии, функционировавший в городе Ельце Орловской области, принял решение о создании Дмитриевского, Рыльского подпольных окружных комитетов ВКП(б). Одновременно были организованы и подпольные окружные комитеты комсомола. Подпольные окружкомы партии имели необходимые средства радиосвязи, под их руководством работали редакции малотиражных газет, распространяемых среди населения. Эти же редакции выпускали и пересылали в села листовки о положении на фронтах и в советском тылу.

Наиболее результативно работали подпольные организации и группы в Курске, Льговском и Фатежском районах. Расскажу о них.

14. О Курской диверсионно-разведывательной группе П. П. Бабкина

На запрос в Управление Федеральной службы безопасности по Курской области совет партизан и подпольщиков области получил ответ от 6 марта 1993 года:

Подробности о действиях этой группы сообщил сын ее руководителя, Павел Павлович Бабкин, на собрании партизан и подпольщиков, проживающих в Курске, состоявшемся в феврале 1998 года. Его выступление записали секретарь собрания Стародубцева Сима и зам. председателя совета партизан и подпольщиков Мусарева Екатерина Петровна. Вот о чем рассказал тогда Павел Павлович.

Подпольщики групп П. П. Бабкина и Ю. А. Козубовского провели операцию по организации побега из немецкого госпиталя выздоравливающих советских летчиков и переправке их в партизанскую бригаду. В этой акции участвовали хирург Е. К. Коровина, медсестра А. А. Булгакова, Зоя Емельянова, Аня Бочарова.

В палате № 3 находились тяжелораненые летчики, батальонный комиссар Павел Иванович Бубеков, капитан Константин Длужицкий и лейтенант Николай Евграфов. И никому не приходило в голову, что по заданию отца Зоя и Аня готовят побег летчиков. Они передали им тайком гражданскую одежду, свои адреса и попросили быть готовыми к побегу, который был совершен 17 ноября 1942 года. Оба летчика, вернувшись с помощью партизан в свои части, сражались с ненавистным врагом. Константин Длужицкий погиб в курском небе в дни сражений на огненной дуге. Николай Евграфов совершил в годы войны не одну сотню боевых вылетов, награжден четырьмя боевыми орденами.

Газета «Курская правда» 27 марта 1943 года сообщила:

15. О подпольщиках в белых халатах

Я узнал о них в 1991 году, когда лечился в областной больнице. Соседом по койке в многоместной палате терапевтического отделения был сельский фельдшер Иван Семенович Власенко, на десяток лет старше меня, фронтовик. Об Отечественной войне мы часто вспоминали, рассказывали друг другу о фронтовых дорогах и партизанских тропах, о нашей послевоенной судьбе мы тоже вели разговор.

В одной из бесед, узнав, что я участвую в ветеранской деятельности, с 1970 года был заместителем председателя Совета партизан и подпольщиков, а в 1987 году избран его председателем, прервав мой рассказ. Иван Семенович сообщил:

— В больнице, в которой мы лечимся, есть музей, а в нем отдел подпольной деятельности коллектива больницы в период оккупации Курска немецкими захватчиками.

— Что Вам известно об этом музее? Вы там были? — спросил я его.

— Да, был. В музее есть интересные экспозиции и материалы о подпольной деятельности врачей и медсестер. Я бы провел вас туда, но я через два дня выписываюсь. Сестры вам покажут, как туда пройти. Он открыт для посетителей в выходные дни.

В первое же воскресенье я отправился туда. Меня сразу заинтересовали экспозиции и письменные материалы. Ознакомившись с ними, подпольная деятельность медиков в период вражеской оккупации Курска мне показалась героической: ведь врачи и медсестры, да и обслуживающий персонал, рискуя собственной жизнью, спасли от смерти и фашистской неволи многих советских людей.

За первое посещение музея я успел записать содержание экспозиций, в последующие выходные дни прочитал почти все письменные материалы, а позднее и записал их. Особо привлекло мое внимание содержание текста, составленного Анной Даниловной Горбачевой, заведующей музеем.

Однажды, как только я начал записывать письменные материалы, подойдя ко мне, экскурсовод-врач спросила:

— Зачем Вы это делаете?

— Эти материалы интересуют Совет партизан и подпольщиков области, поэтому я и записываю некоторые данные из них, — ответил я. После этого разговора с врачом-экскурсоводом препятствий к моей работе с документами музея не было.

С осени 1991 до марта 1992 года я неоднократно перечитывал записи, наскоро сделанные в больничном музее. В тот период пришлось немало поработать в архивах, чтобы найти новые сведения о действиях подпольной группы Козубовского.

Рассказ о курских медиках-подпольщиках начну с того, что при возникшей угрозе вражеской оккупации Курска вместе с областными и городскими учреждениями была эвакуирована и областная больница. Лишь незначительная часть ее коллектива по распоряжению облздравотдела была оставлена работать в Курске. Она по-прежнему именовалась областной больницей.

Главным врачом больницы назначили хирурга Юлиана Адамовича Козубовского. В коллектив больницы входили врач Евгения Калинковна Коровина, старшая хирургическая сестра Анна Афанасьевна Булгакова, хирургические сестры Нина Георгиевна Матяшова, Анастасия Георгиевна Злоба, старшая сестра приемного отделения Екатерина Михайловна Дик, лаборантка Зинаида Федосеевна Касаткина и вахтер-инвалид Максим Митрофанович Морозов.

Подпольной работой в больнице руководила старшая медсестра хирургического отделения А. А. Булгакова.

В документах музея сообщается, что из этих людей в начале восьмидесятых годов осталась в живых только Н. Г. Матяшова. По ее воспоминаниям и свидетельствам других очевидцев, удалось восстановить героическую деятельность курских медиков-подпольщиков. Вот что известно из их рассказов.

…Гитлеровцы, ворвавшись в город в ночь на 3 ноября 1941 года, сразу начали устанавливать в Курске свой «новый порядок»: устраивали облавы на коммунистов, советских активистов, на всех, кто подозревался в помощи Красной Армии и партизанам и в нелояльном отношении к германским властям и к гитлеровской армии. Этот «новый порядок» заключался в грабежах, насилии, расстрелах мирных жителей.

Больница для гражданского населения размещалась в корпусе по улице Садовой, а все другие здания фашисты заняли под свой военный госпиталь. Они забрали все медицинское оборудование и инструменты, лекарства и перевязочный материал, оставшийся в больнице Ю. А. Козубовского.

В своих воспоминаниях Н. Г. Матяшова сообщает:

— Уже в первый день оккупации Юлиан Адамович Козубовский совершил мужественный поступок. Группа курских ополченцев не успела своевременно выйти из города. Спасаясь от преследования, около двух десятков из них забежали в больницу. С минуты на минуту сюда могли ворваться оккупанты. Ополченцы с винтовками стояли перед Козубовским, надеясь, что в больнице они найдут спасение от врагов.

— Немедленно переодеть в больничное белье и уложить в постель! — приказал главный врач.

Оружие и одежду ополченцев спрятали в морге. А их стали «лечить» и по одному отпускали из больницы как выздоравливающих. Козубовский сразу же прооперировал тяжелораненого ополченца Владимира Назарова, подорвавшего на улице Энгельса фашистский танк. Вылечив Назарова, Козубовский приказал одеть его в штатскую одежду и помог ему бежать. После этого Назаров воевал на фронте, а после войны демобилизовался и жил в Москве…

…Вскоре немцы стали в нашу больницу привозить раненых советских военнопленных. После излечения они подлежали отправке в лагеря военнопленных или на каторжные работы в Германию. Для этих раненых выделили самую большую палату № 3, за которой гестаповцы и полицейские установили усиленный постоянным контроль. Но эта же палата была окружена вниманием и заботой советских патриотов-медиков.

Не простое дело лечить советских воинов под надзором гитлеровцев. Но Козубовскому и его коллективу это удавалось. Они постоянно маскировали процесс лечения. Перевязочный материал и лекарства покупал на свои деньги доктор Козубовский. А когда удавалось, то он «уводил» лекарства из-под носа немецкого аптекаря.

Оккупанты очень плохо кормили наших раненых. Тарелка баланды из мерзлых свеклы или картофеля, сто граммов овсяно-ячневого хлеба — вот и весь суточный рацион для раненого советского воина. Персоналу хирургического отделения пришлось взять на себя дополнительные заботы. Они добывали для раненых пищу, белье. Сотрудники больницы приносили в палату свои скудные съестные припасы, покупали на рынке для них картофель, лук, чеснок, соль и махорку-самосад.

Фашисты решили расширить свой госпиталь, так как с фронта стало поступать все больше и больше раненых немецких солдат и офицеров. Они приказали освободить помещения, занимаемые гражданской больницей на улице Садовой, и перебраться в неприспособленное помещение на улице Урицкого. Коллективу больницы пришлось на носилках переносить раненых, на себе перетаскивать больничный скарб. Было холодно и неуютно в этом помещении, но медики почувствовали облегчение — гитлеровский надзор был ослаблен. Доступ населения к раненым советским военнопленным стал свободный, посетителей значительно прибавилось. Они приносили продукты, что позволило поддерживать истощенных раненых.

Большую помощь коллективу больницы оказала семья курских патриотов Харьковых. Хотя из их родственников здесь на лечении никто не находился, комсомолка Зоя Харькова постоянно приносила в палату раненых советских воинов супы и каши, приготовленные её матерью Анной Васильевной. А когда у них домашние запасы продуктов стали заканчиваться, Зоя отправлялась в деревни выменивать овощи и продукты на вещи. Вместе с продуктами Зоя приносила в больницу и сводки Совинформбюро. Она записывала их со своим отцом Михаилом Ивановичем, слушая передачи по немецкому радиоприемнику, когда немцев-квартирантов не было в доме.

Больничные медики тоже ходили в деревни, чтобы обменять свою одежду и обувь на продукты. Чаще других эти походы совершала медсестра Н. Г. Матяшова с десятилетним сыном Борисом. Вместе с картошкой и крупой они тоже приносили из селений листовки, сброшенные советскими самолетами.

Главной заботой врачей было спасти выздоравливающих раненых. Для маскировки лечебного процесса они выработали комплекс мер, который осуществлялся лицами, наиболее доверенными в коллективе. По указанию А. А. Булгаковой медсестра Н. Г. Матяшова чертила фиктивные графики температуры, а лаборантка З. Ф. Касаткина готовила фиктивные анализы. На их основании доктор Козубовский ставил ложные диагнозы военнопленным. Некоторым из тех, за которыми охотились фашисты, присваивались фамилии умерших. И когда гитлеровцы приходили за такими пленными, Юлиан Адамович спешил доложить: «Капут, умер». Многим советским людям Козубовский делал надрезы на коже, накладывая на них металлические защепки, гипсовые повязки на здоровую руку или ногу, придумывал сложные диагнозы. Тем самым главврач Козубовский и его персонал спасали советских военнопленных и гражданских лиц от концентрационных лагерей или от каторжных работ в Германии.

Из воспоминаний медсестры областной поликлиники Р. М. Рыньян известно следующее:

— В 1942 году мой 15-летний брат получил повестку об отправке его в Германию. Я хорошо знала Козубовского и прибежала к нему искать защиты. Он сказал: «Веди брата сюда». Сделал ему надрез на животе, наложил повязку и выдал справку о том, что сделана операция по поводу аппендицита. Так он спас моего брата от немецкой каторги. За такую услугу я предложила доктору деньги, но он выпроводил меня, сказав вслед: «Если потребуется помощь хорошим людям, приводи их ко мне, я дам им справки». Еще четырех молодых парней я приводила к Юлиану Адамовичу, и все они с его помощью сумели избежать отправки в ненавистную Германию.

Самой опасной и ответственной были подготовка и осуществление побега из 3-й палаты больницы выздоравливающих военнопленных. Старшая хирургическая сестра Анна Афанасьевна Булгакова имела связь с подпольной группой Павла Павловича Бабкина, до войны паровозного машиниста, в квартире которого укрывались бежавшие военнопленные. Бабкин переправлял их в партизанскую бригаду. Булгакова устроила побег летчикам Длужицкому, Евграфову, комиссару авиаполка Бубекову.

А зимой 1942 года был такой случай. Немцы доставили в больницу тяжело раненного в позвоночник и в обе ноги советского летчика-истребителя Танасия Карповича Бомко. Лечившие его доктора Ю. А. Козубовский и Е. К. Коровина объявили фашистам, что раненый безнадежен. Семья Харьковых добилась разрешения у властей взять его к себе домой как своего родственника и стала за ним ухаживать. Но раны не поддавались заживлению, потребовалась помощь врача. Врач Е. К. Коровина несколько раз тайком приходила к раненому, в домашних условиях сделала ему операцию, наложила гипсовые повязки на правую ногу и позвоночник. Через некоторое время здоровье летчика улучшилось, он уже мог ходить с палочкой. Комсомолка Зоя Харькова проводила его к П. П. Бабкину, а тот через фатежских подпольщиков переправил Бомко к партизанам.

Н. Г. Матяшова в своих воспоминаниях рассказывает, что медики-подпольщики постоянно рисковали жизнью. Однажды, после побега двух летчиков, гестаповцы вызвали на допрос Козубовского, Коровину, Булгакову, М. М. Морозова. Он не раз переодевал выздоровевших раненых в свою или одежду, принесенную медиками, выводил их за пределы больницы и передавал связным из подпольной группы Бабкина. Две недели фашисты продержали Максима Митрофановича в гестапо, но не добились от него ничего и были вынуждены его отпустить.

Трудно назвать точную цифру, но Козубовский и его коллектив спасли от гибели в концлагерях и на каторжных работах не одну сотню советских людей.

В своем обобщенном материале о медиках-подпольщиках А. Д. Горбачева пишет:

16. О Льговской подпольной организации «Молодая гвардия»

Летом 2004 года, перелистывая подшивки газеты «Курская правда» в областной библиотеке, в газете за 24 июля 1992 года я прочитал небольшую статью И. Зиборова, озаглавленную «В честь героев-молодогвардейцев», сообщавшую о том, что на 19 сентября текущего года предусмотрено открытие во Льгове памятника юным льговским подпольщикам, расстрелянным гитлеровцами 50 лет тому назад, 19 сентября 1942 года.

Чтобы узнать более подробно о деятельности льговских молодогвардейцев, я обратился за помощью к председателю Совета ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Владимиру Дмитриевичу Шмарикову. Он, бывший кадровый военный, незамедлительно встретился со мной, после чего вскоре передал мне для изучения документы, хранящиеся в музее Льговского Дома пионеров, о деятельности Льговской подпольной организации «Молодая гвардия» в 1941—1942 годах:

1. Альбом о деятельности подпольщиков с их фотокарточками. Фактически это в миниатюре копии экспозиции, рассказывающей о подвигах молодогвардейцев.

2. Обобщенные материалы Сергея Анатольевича Масленникова, отважного поисковика-следопыта, более десяти лет занимавшегося поиском данных о боевых делах этой организации. Это были его многочисленные поездки по стране, запросы в архивы, музеи, воинские части, многие десятки встреч с очевидцами событий, огромная переписка с ними. Все это Сергей Анатольевич делал ради того, чтобы узнать подробности о борьбе с оккупантами молодых подпольщиков в дни Великой Отечественной войны на льговской земле и довести их до сегодняшних и будущих поколений.

Ознакомившись с документами, присланными мне В. Д. Шмариковым, я пришел к выводу, что в музее Льговского Дома пионеров создана самая подробная экспозиция о подпольной организации «Молодая гвардия». Она рассказывает о том, как не подчинились гитлеровцам в годы оккупации молодые льговские патриоты, а сопротивлялись, не щадя своих жизней.

Руководителем льговских подпольщиков был Сергей Аниканов. В предвоенные годы он служил на флоте, демобилизовался отличником военно-морской службы. Его, знающего военное дело, молодежь избрала председателем Льговского железнодорожного узлового комитета Осоавиахима…

Когда ко Льгову приблизились гитлеровские войска, железнодорожники организовали истребительный отряд, заместителем командира которого было доверено быть Сергею Аниканову, вскоре возглавившему командование отрядом. Он вооружил бойцов-истребителей осоавиахимовскими винтовками с боевым комплектом патронов и гранатами.

По решению райкома партии Сергей Аниканов оставлен в тылу врага для руководства подпольной деятельностью льговской молодежи, а комиссаром подпольной организации был утвержден Николай Федулов, мастер вагонного депо. Аниканов срочно был устроен стрелочником.

Первое боевое крещение Аниканов, Федулов и их товарищи приняли тогда, когда враг еще не вступил на льговскую землю. Это был захват истребителями-железнодорожниками группы немецких разведчиков, следовавших в советский тыл на «мессершмитте», совершившем вынужденную посадку в тридцати километрах от Льгова. Когда истребители обнаружили место посадки вражеского самолета и приблизились к нему, их огнем встретил вражеский пулеметчик. Но граната, брошенная Аникановым, заставила уже неуправляемый пулемет замолчать. Истребители атаковали засевшую в самолете группу немцев. Им уйти от возмездия истребителей не удалось.

А вскоре была и вторая встреча с врагами. Со станции Артаково истребителям сообщили: на советский эшелон, продвигавшийся из Курска к фронту, налетел вражеский самолет-истребитель. Но его подбил советский воин-пулеметчик, дежуривший на площадке вагона воинского эшелона. Самолет загорелся, из него выбросились два парашютиста. Аниканов со своей группой истребителей бросился к месту, где выбросились вражеские парашютисты. Обнаружив их около деревни Фитиж, группа Аниканова внезапно напала на них, захватила обоих живьем.

С приходом во Льгов и в его окрестности оккупантов Аниканов приступил к руководству подпольной деятельностью молодежи. Начал он с объединения мелких подпольных групп во Льгове и в селах района. Так была создана Льговская подпольная организация «Молодая гвардия», насчитывавшая в своих рядах более двадцати молодых патриотов. Для удобства в руководстве подпольем Аниканов не просто так устроился на работу стрелочником на станции Льгов-1. Здесь работали многие члены «Молодой гвардии», через которых он поддерживал связь с подпольными группами, передавал им задания разведывательного и диверсионного характера. В течение зимы 1942 года подпольщикам удалось провести несколько диверсий, в результате были взорваны шесть паровозов, сожжен склад с военным имуществом противника на станции Льгов-2. Трудностью было отсутствие радиосвязи с Большой землей, не позволявшее передавать советскому военному командованию данные разведки о противнике для нанесения ударов советской авиацией по вражеским объектам и скоплениями их эшелонов с живой силой и боевой техникой на льговском железнодорожном узле.

Во второй половине апреля во Льгов прибыла разведчица штаба фронта Наталья Гриценко с документами на имя Натальи Милых. Она перешла линию фронта 12 апреля, потом две недели добиралась до Льгова, соблюдая маскировку и конспирацию, чтобы не попасть в руки врага. Перед отправкой во вражеский тыл в разведотделе штаба фронта ей сообщили адрес явочной квартиры во Льгове и о действующих в районе и на железнодорожном узле подпольщиках и молодогвардейцах, возглавляемых стрелочником Сергеем Аникановым и его комиссаром Николаем Федуловым, работающим в вагонном депо.

Встретившись с ними на явочной квартире, Наташа сообщила, что штаб фронта ожидает от них срочных сообщений о противнике, чтобы нанести авиаудары по его силам, скопившимся на льговском железнодорожном узле. Договорились об участках, которые будут разведаны подпольщиками, и где будет вести разведку Наташа. Аниканов спросил её:

— Наташа, у тебя есть радиостанция?

— Да, есть. Она спрятана в укромном месте.

И полетели в эфир от условленного отправителя — «Фиалки» — разведданные, собранные подпольщиками и Наташей.

24 апреля. С 7.00 до 22.00 из Льгова-1 на Курск прошло пять эшелонов по 35—40 вагонов и платформ. Груз: снаряды, пушки, танки, замаскированные тюками сена. Восемнадцать вагонов с живой силой, до тысячи человек, некоторые в военной немецкой форме, большинство в штатской одежде. Это украинцы, насильно угнанные на фронт. Из Курска на Киев проследовало два эшелона по 40 вагонов с ранеными гитлеровцами.

25 апреля. За ночь на Курск прошло семь эшелонов с танками, автомашинами, боеприпасами. Железнодорожный мост через Сейм, разрушенный партизанами в первые дни оккупации, восстановлен, и с начала апреля в направлении Курска непрерывно идут эшелоны. Станцию Льгов-1 прикрывают зенитные пушки. На Льгове-2 работает паровозное депо. Станция Льгов-3 разрушена. Железнодорожный мост через Сейм на брянской линии, поврежденный партизанами, скреплен цепями и весь дрожит, когда проходит поезд. На перегоне Льгов — Суджа одна колея пути снята, а в районе Курчаниново разрушены мосты и дорога не работает.

27 апреля. Во Льгове находится до полутора тысяч гитлеровцев. В рабочем поселке станции Льгов-1 расположился саперный батальон. В здании средней школы теперь школа младших офицеров, до полутораста человек. На бывшем сахарном заводе — склады обмундирования и другого военного имущества. В Пенах полно немецких войск, там же штаб запасного полка. В Быканово — батальон, в селе Медвенском — полк 162-й пехотной дивизии с опознавательными знаками — полумесяц с крестом. В слободе Белой тыловые подразделения беспрерывно подвозят продовольствие из города Сумы в Ивню, где на сахарном заводе устроены крупные продовольственные склады.

В ночь на 1 мая. Скупое сообщение «Фиалки»:

«Фиалка» оперативно доставляла через эфир важные разведданные штабу фронта. Они очень пригодились: в первых числах мая 1942 года советская авиация разбомбила крупное скопление немецких эшелонов на льговском железнодорожном узле.

А Наташа после этого больше двух недель не встречалась с подпольщиками. Аниканов предположил, что она перешла линию фронта, чтобы получить в разведотделе штаба фронта подробные указания о ее действиях в тылу врага летом и осенью 1942 года. Видимо, так оно и было. Самое трудное и ответственное для солдата секретной службы Натальи Гриценко предстояло впереди…

Оно началось 20 мая 1942 года, когда она и радист Саша Рябов выпрыгнули из самолета и на парашютах спустились во Льгове, а Рябов отправился в Коренево, где ему надо было передавать по рации шифротелеграммы «Фиалки» и внедриться на службу в кореневскую полицию…

Вечером 20 мая в дом Федуловых зашла Наташа. Николай встретил ее удивленно и радостно.

— Здравствуй, здравствуй, Наташа. Мы были очень обеспокоены твоим исчезновением. Поздравляю, Наташа, поздравляю! — Он имел в виду, что их разведданные, переданные Наташей по рации штабу фронта, были успешно реализованы фронтовой авиацией, разбомбившей в начале мая льговский железнодорожный узел. Но распространяться об этом даже при родителях Николай не имел права.

— Здравствуй, Николай. Это вас и Сергея поздравлять надо, — ответила девушка. Она имела в виду, что в шифрограмме в штаб фронта, переданной в конце апреля, она сообщила важные разведданные о скоплении воинских эшелонов, о состоянии противовоздушной обороны, которые собрали Аниканов, Федулов и их товарищи-молодогвардейцы.

— Наташа, давненько ты не появлялась и вдруг как с неба свалилась, — обратилась к ней Ольга Ивановна, мать Николая.

— Не могли бы вы пойти со мной, чтобы перенести кое-какие вещи? — обратилась Наташа к Ольге Ивановне.

— Пойдем, коли надо.

Они пошли в лесные посадки, что около железнодорожного полотна. Оттуда принесли парашюты, завернутые тряпками. Ольга Ивановна спросила:

— Не одна, что ль?

— С радистом.

Ношу захоронили, и девушка ушла. За ночь добралась до Коренева. И снова понеслись в эфир позывные «Фиалки», но теперь уже отправляемые радистом Сашей Рябовым из Коренева.

С тех пор Наташа Милых (фактически Гриценко) являлась активным членом Льговской подпольной организации «Молодая гвардия»…

22 июня поздно вечером льговские подпольщики собрались в доме Николая Погребняка на собрание. Открывая его, Сергей Аниканов сказал:

— Прошел год с того дня, когда Гитлер отправил свои войска, чтобы совершить внезапное вероломное нападение на нашу Родину. Он рассчитывал за несколько недель поставить наш народ на колени. Не вышло. Гитлеровский план окружения и захвата Москвы провалился. Наша родная Красная Армия уверенно ведет новые бои и сражения. Ей помогает в этом весь советский народ. — Продолжая выступление, Сергей обратился к собравшимся подпольщикам: — У нас на Льговщине активно действует подпольная организация «Молодая гвардия». Являясь ее бойцами, каждый из нас все равно, что красноармеец на фронте, только на невидимом, на подпольном, и собрались мы сегодня здесь, чтобы сказать о своей верности Отечеству, о том, что и впредь, не щадя жизни своей, будем бороться против ненавистного врага и его фашистского «нового порядка».

Собрание приняло текст клятвы льговских молодогвардейцев:

При тусклом свете каганца один за другим подходили к столу присутствовавшие на собрании и ставили подписи под текстом клятвы.

По второму вопросу повестки дня собрания попросила слова для выступления член подпольной группы Наталья Милых (о том, что она советская разведчица, знали только Аниканов и Федулов). Наташа говорила о том, что надо делать, где и как действовать мелким подпольным группам, входящим в организацию молодогвардейцев. Она обратила внимание присутствовавших на собрании на то, что вражеские эшелоны идут один за другим без графика и вне расписания. О поездах, которые находятся на линии, известно лишь узкому кругу служащих диспетчерской. Этот ответственный участок работы фашисты не доверяют русским, на всех основных постах находятся немцы. По теперь там есть наш надежный человек. Переводчицей в диспетчерскую удалось устроить Валю Нифонтову. Она неплохо знает немецкий язык. Ей и карты в руки, — сказала Наташа в конце своего выступления.

Собрание постановило:

— Взорвать мост на участке Большие Угоны — Лукашевка, чтобы окончательно парализовать дорогу Льгов — Курск.

— Усилить диверсии на других железнодорожных линиях.

— Просить штаб фронта сбросить на парашюте мины, взрывчатку к ним, автоматы с патронами.

Не всем планам льговских подпольщиков было суждено осуществиться. Неизвестный подлый изменник Родины выследил и предал молодых патриотов.

В августе 1942 года первыми были схвачены молодогвардейцы Николай Погребняк, электромонтер вагонного депо, подросток Павлик Грудинкин, активный «почтальон» молодогвардейцев, доставлявший в села сброшенные самолетами центральные газеты и листовки, а также местные листовки, размноженные на пишущей машинке под руководством учителя Василия Алексеевича Корнюшкина девчатами-подпольщицами. А Павлик Грудинкин разносил все это по селениям «по разнарядке» комиссара Федулова.

На второй день были арестованы Николай Федулов, а через несколько дней в гестапо оказались Зина Обыденных, Маруся Бородина, Маша Грудинкина, Анна Антоновна Обыденных — мать Зины Обыденных. Через несколько дней под утро прямо в постели гестаповцы схватили Толика Марминова, тогда же арестовали соседку Валю Нифонтову. В то же утро увезли в гестапо Сергея Аниканова. При обыске у него нашли и взяли как вещественные доказательства компас и топографическую карту Льговского района.

После ареста Аниканова грузовик карателей со схваченными молодогвардейцами прибыл на улицу Донецкую, здесь арестовали Николая Чефранова. Потом гестаповцы оцепили дом Ильяшовых, схватили Симу Ильяшову.

20 августа были выслежены карателями и арестованы Надя Горлова, Андрей Галушкин, Василий Алексеевич Корнюшкин, который в подпольной организации был руководителем выпуска и распространения местных листовок среди населения. Это он «учил» девочек-подпольщиц при размножении делать как можно больше ошибок, чтобы гестаповцы не догадались, кто же готовит и распространяет листовки среди населения.

Через несколько дней фашисты арестовали Михаила Сеина, Шуру Литвинову и ее двоюродную сестру Марию Литвинову. В числе последних схваченных гестаповцами были Иван Николаев, Николай Токарев, Сергей Брусенцев, Коростелев Василий. Всего было арестовано двадцать два молодогвардейца.

Как только фашисты арестовали почти всех молодогвардейцев, их дело было выделено в разряд особо важных, его повела окружная военная комендатура, расположенная в соседнем городе Рыльске. В конце августа 1942 года всех арестованных молодогвардейцев перевели из Льгова в рыльскую тюрьму…

В результате послевоенных поисков стало известно: 19 сентября 1942 года после жестоких пыток двадцать, два льговских подпольщика расстреляны фашистами за зданием рыльской тюрьмы…

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 мая 1965 года все они посмертно награждены боевыми орденами. Во Льгове 19 сентября 1992 года, в день 50-летней годовщины смерти героев, им открыт памятник, а у места казни в Рыльске установлена мемориальная доска, на которой золотыми буквами высечены имена и фамилии отважных советских патриотов.

Посмертно награжденных молодогвардейцев назову поименно:

Аниканов Сергей — руководитель льговских молодогвардейцев.

Члены льговской подпольной молодежной организации: Бородина Мария, Брусенцев Сергей, Галушкин Андрей, Горлова Надежда, Грудинкина Мария, Грудинкин Павел, Ильяшова Серафима, Корнюшкин Василий, Коростелев Василий, Литвинова Александра, Литвинова Мария, Марминов Анатолий, Николаев Иван, Нифонтова Валентина, Обыденных Анна, Обыденных Зинаида, Погребняк Николай, Сеин Михаил, Токарев Николай, Федулов Николай, Чефранов Николай.

Их фотопортреты на стенде музея Дома пионеров во Льгове напоминают посетителям о героической борьбе молодых льговских патриотов с гитлеровцами в 1941—1943 годах. К сожалению, в моей повести есть только одно фото — командира льговских молодогвардейцев Сергея Аниканова. Все присланные ксерокопии фото подпольщиков оказались некачественными для их иллюстрации в книге.

Среди посмертно награжденных молодогвардейцев значится Коростелев Василий. Но пионерам-поисковикам не удалось найти его фото. Поэтому его портрета в пионерском музее нет.

Читая записи поисковика С. А. Масленникова, хранящиеся в музее молодогвардейцев, я узнал о 20-летнем Васильке Коростелеве и его боевых друзьях следующее.

В своих поисковых записях о льговских подпольщиках С. А. Масленников сообщает и о других событиях. Читатель узнает о них, прочитав отрывок из записей поисковиков, помещенный мною в книгу «В тылу врага».

Советская разведчица, выполнявшая в тылу врага задание разведотдела штаба фронта, активно участвовавшая в деятельности льговской подпольной организация «Молодая гвардия» Наталья Алекееевна Гриценко, чудом не оказавшаяся в лапах фашистов, тоже была награждена орденом Отечественной войны. Две ее фотокарточки есть в музее Льговского Дома пионеров.

После гибели молодогвардейцев Наташа перебралась в Коренево. Здесь она была до конца декабря 1942 года. Вместе с радистом Сашей они вели разведку и передавали по рации от «Фиалки» разведданные в штаб фронта. Но быть в Коренево ей стало опасно. Саша сообщил ей, что в полицию поступил донос: она часто и надолго отлучается из села. Он посоветовал ей пойти навстречу своим. Перед Новым годом она ушла из Коренева, чтобы вернуться в разведцентр фронта.

Было бы несправедливо не сообщить о радисте Саше Рябове, много сделавшем для успешной работы льговских молодогвардейцев и для спасения многих партизан и льговских патриотов от возмездия фашистских карателей.

В поселке Коренево его знали как полицейского Рябых, уроженца Курска. Помогли мне в составлении рассказа о нем записи поисковика С. А. Масленникова, хранящиеся в музее Льговского Дома пионеров.

Начну с того, что Саша после окончания десятилетки собирался учиться в институте связи, но не получилось. С аттестатом зрелости он пришел в радиошколу Осоавиахима. Уже шла война с фашистами, когда он окончил радиошколу. Ее выпускники стали просить военкомат об отправке на фронт. Вместе с другими товарищами по радиошколе он был зачислен в военную школу радиосвязистов. 20 мая 1942 года бывалая разведчица и Рябов были доставлены на самолете в Курскую область, на парашютах они приземлились в районе Льгова.

В кармане у Саши паспорт на имя Рябых и «аусвайс» — пропуск, подготовленное заявление начальнику кореневской полиции, в котором говорилось о «беспредельном желании верой и правдой служить фюреру».

И начальник полиции Тафиловский без лишних формальностей принял Рябых на службу в полицию. Почти сразу возник казус. Тафиловский сам оказался из Курска, обрадовался встрече с «земляком», стал расспрашивать, как там дела идут. Саша только и мог сказать: «Давненько уж оттуда… Как осенью дом попал под бомбу, бродил погорельцем по деревням…»

А вскоре Саше удалось спасти партизана-разведчика. Было это так. Кто-то донес в полицию: в доме Цыганковых на Красноармейской улице пришлый человек, как видно, из леса. Туда срочно прибыли староста и посланный Тафиловским «полицай» Рябых.

— Прячешь партизана? — заорал, подступив к хозяйке, староста.

Саша тем временем забрался на чердак, служивший хозяевам и сеновалом.

— Ну, что там? — окликнул его староста, успевший уже обследовать дом. И тоже пытался взобраться на чердак.

— Нет никого! — ответил Саша, спускаясь вниз.

Староста и полицай ушли. Партизанский разведчик Григорий Иванович Шульгин спрыгнул с чердака. Хозяйке сказал: на чердаке полицай шепнул ему: «Спокойней, все в порядке!».

До последних минут своей жизни Шульгин мысленно благодарил молоденького «полицая», ради него рисковавшего своей жизнью.

А Тафиловский был доволен подчиненным, стоявшим в его кабинете навытяжку, евшим глазами своего начальника. Могло ли прийти ему в голову, что перед ним воин Красной Армии…

В январе 1943 года, когда фронт стал приближаться. Саша тоже пошел навстречу своим. Еле-еле добрался до них, свалился с ног: у него начался сыпной тиф.

Из госпиталя Рябов вышел первый раз за время войны одетый в военную форму. Догнал фронт. Боевым связистом принимал участие в форсировании Днепра, был награжден медалью «За боевые заслуги». После Яссо-Кишиневской операции на его груди засиял орден Красной Звезды.

Через два десятилетия после окончания Великой Отечественной войны поисковику Масленникову на его запрос пришел ответ из Подольского архива Министерства обороны: офицер Рябов (а не Рябых) родился не в Курске, а в Звенигородском районе Московской области, сейчас продолжает службу в кадрах Советских Вооруженных Сил.

Масленников отправился в Звенигородский район. Там узнал адрес воинской части, в которой служил офицер Рябов, и стал готовиться к поездке туда.

Несколько месяцев назад Сергей Анатольевич многое узнал о Рябове во время встречи с бывшей фронтовой разведчицей Натальей Алексеевной Гриценко-Завгаевой, учительствовавшей в школе совхозного поселка в трех километрах от станции Подкумок под Кисловодском.

Она поведала ему, что в операции под Яссами они с Сашей были на одном направлении, близко друг к другу, но не встречались. А Победу праздновали вместе в Софии, столице Болгарии…

Масленников приехал в воинскую часть в будничный день, заполненный военными учебными хлопотами. В штабе ему сообщили: вечером в зале Боевой славы состоится встреча бывалых офицеров с молодыми воинами, на которой будет идти разговор о приближающемся празднике Победы, о героях Великой Отечественной войны. И поисковик решил присутствовать на этой встрече, чтобы рассказать молодым воинам о герое-разведчике и радисте, действовавшем в тылу врага — Саше Рябове. И выступление Сергея Анатольевича молодые воины, да и присутствовавшие здесь офицеры слушали затаив дыхание, как слушают легенду.

Заканчивая рассказ о льговских молодогвардейцах, выражаю сердечную благодарность председателю Льговского районного Совета ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов Владимиру Дмитриевичу Шмарикову и руководителям музея Льговского Дома пионеров за предоставленную мне возможность ознакомиться с музейными документами о Льговской подпольной организации молодежи, руководители и бойцы которой, за малым исключением, расстреляны фашистами по доносу неизвестного предателя 19 сентября 1942 года за зданием рыльской тюрьмы.

Вечная им Слава! Вечная им Память!

17. О фатежских подпольщиках

О действиях фатежской подпольной группы рассказывает в воспоминаниях, переданных Совету партизан и подпольщиков в 1995 году, бывший секретарь Фатежского райкома комсомола Мусарева Екатерина Петровна, с октября 1941 года по октябрь 1942 года — член областного подпольного обкома комсомола. Здесь они в моем кратком изложении.

…В феврале 1942 года при Фатежской средней школе создана из молодых учителей и учащихся старших классов подпольная группа, руководителем которой стала Мария Глушкова. В июле 1942 года она установила связь с разведотделом штаба 1-й Курской партизанской бригады. С тех пор выполняла его задания до освобождения от оккупантов района по февраль 1943 года.

Глушкова обеспечивала постоянную связь между курской подпольной диверсионно-разведывательной группой и штабом 1-й Курской партизанской бригады.

В сентябре 1942 года Мария встретила в Фатеже группу из шести бойцов из 1-й Курской партизанской бригады. У каждого за плечами вещевые мешки с тяжелым грузом. Они принесли взрывчатку для курской диверсионно-разведывательной группы. В сопровождении Марии они доставили груз в деревню Новые Дворы, на явочную квартиру в доме Глушковых.

Оставив взрывчатку для отправки по назначению, группа партизан направилась в Хотемльский сельсовет для установления связи с братьями Чернышевыми, Петром и Никанором, оставленными руководством района для работы в тылу врага, а также с учителем местной школы Яковом Чернышевым. Все три дома были явочными квартирами для партизанских разведчиков и диверсантов. Установив связь с ними, посланцы штаба бригады передали им по толстой связке газет и листок для распространения среди населения ближайших деревень.

Семья Чернышева Петра Тихоновича чем могла, всегда помогала партизанам. В их доме часто укрывались партизанские диверсанты и разведчики, шедшие на задания или возвращавшиеся после их выполнения. Отсюда они доставляли в отряд соль и некоторые продукты, передаваемые Чернышевыми. В их доме прятали и лечили раненого летчика Шепотина, привозя из Фатежа опытного фельдшера П. Я. Чуйкова, а после излечения переправили его партизанам. Здесь часто останавливались фатежские подпольщики Ненашев и Жабоедов. Из этого дома был доставлен в партизанскую бригаду комиссар авиаполка Бубеков Павел Иванович.

Фатежские подпольщики ушли в Троснянский партизанский отряд сразу, как их выследили гитлеровские каратели. Но их уход из Фатежа оказался не менее опасным для родителей и всех членов семей подпольщиков. Мать Жабоедова ушла из Фатежа, скрывалась в деревнях. Мать Ненашева забрали в полицию, держали ее там два месяца, пытали. Потом отпустили с условием ежедневно у них регистрироваться.

Фатежская подпольная группа за период своей деятельности переправила в партизанскую бригаду 29 советских воинов-окруженцев, среди них капитан Длужицкий Константин, летчик — старший лейтенант Евграфов, майор Домбровский. Из фатежской явочной квартиры доставлялись в партизански и отряд бланки немецких паспортов, передавались важные сведения о расположении немецких воинских частей в Фатежском и соседних районах.

Комсомолец-подпольщик Гущин Анатолий по заданию командования партизанского отряда доставлял немецкие документы и паспорта, предупреждал людей, когда надо скрываться от карателей. В своих воспоминаниях, переданных в райком комсомола уже после войны, писал:

Успеху в работе подпольных молодежных групп способствовали близость к партизанским отрядам 1-й Курской партизанской бригады.

Но не обошлось без потерь. При выполнении заданий погибли некоторые подпольщики. Любовь Самойлова из деревни Новые Дворы перед войной работала учительницей в Тросне. В период вражеской оккупации она помогала партизанскому отряду доставлять бланки немецких паспортов и добывать сведения о расположении гитлеровских воинских частей. Фашисты расстреляли ее вместе с немцем, передавшим ей бланки паспортов.

Квартира подпольщицы Александры Андреевны Арбузовой была явочной, а она сама еще распространяла листовки, доставленные из политотдела 1-й Курской партизанской бригады, собирала ценные разведанные о противнике.

При выполнении одного из заданий в слободе Михайловка она была схвачена немецкими карателями и вскоре повешена. Подпольщики переправили ее малолетних дочерей Муру и Галю в детский дом, где они и выросли.

Подпольщик Александр Дмитриевич Чаплыгин за связь с партизанами гитлеровскими карателями был расстрелян вместе с матерью…

Заканчивая повествование о подпольных группах, решил сказать читателю, что в моей книге рассказывается только о наиболее крупных подпольных группах. Но в области действовали и мелкие подпольные группы, находившиеся на большом удалении от партизанских отрядов и бригад. Им приходилось действовать в трудных условиях. Некоторые из них даже не имели радиоприемников, чтобы знать обстановку на фронтах и в советском тылу и передавать ее населению в своих листовках.

Партизанские формирования не всегда имели возможность помогать таким группам: доставлять им боеприпасы, взрывчатку, магнитные мины, газеты и листовки. Этому мешали большие расстояния, которые надо было преодолевать партизанам, несущим на своих плечах нелегкие грузы. Трудно было найти безопасный маршрут, где бы не рыскали гитлеровцы и их прислужники — предатели-полицейские.

Советская военная авиация могла сбрасывать грузы на парашютах только в местах, охраняемых партизанскими отрядами и бригадами, что подпольным группам было не под силу. Да и радиосвязи у них ни с партизанскими отрядами и бригадами, ни со штабами партизанского движения фронтов не было.

Поэтому подпольные организации и группы, действовавшие на больших расстояниях от партизанских формирований, стремились захватить у противника оружие, патроны, гранаты, взрывчатку, чтобы громить врага захваченными у него средствами. И это многим удавалось.

В труднейших условиях они делали все, чтобы внести и свой вклад в победу над врагом.

Шаталова Фира Сергеевна, связная командования Тимского партизанского отряда.

1944 г.

Бычков Алексей Стефанович, командир Тимского партизанского отряда.

1941 г.

Маликов Александр Стефанович, командир Беловского партизанского отряда.

Козубовский Юлиан Адамович, хирург, руководитель подпольной группы медиков в Курске.

1943 г.

Крохин Иван Дмитриевич, комиссар Кореневского партизанского отряда с сыном Валентином.

1940 г.

Бюст Валентину Крохину в пос. Коренево, установлен в 1977 году.

Бабкин Павел Павлович, руководитель подпольной диверсионно-разведывательной группы в Курске, во время вручения ему ордена Отечественной войны.

Март 1943 г.

Бабкин Павел Павлович, член диверсионно-разведывательной группы, справа, после вручения ему ордена Красной Звезды.

Март 1943 г.

Семья подпольщиков Бабкиных: 1-й ряд, слева: Павел Павлович, глава семьи, руководитель подпольной диверсионно-разведывательной группы: его жена Зинаида Ильинична и Люба, их дочь — члены группы. 2-й ряд: братья, слева — Павел, справа — Евгений.

1965 г.

Коровина Евгения Калинковна, хирург, член подпольной группы медиков в Курске, с дочерью Таней.

1943 г.

Матяшова Нина Георгиевна, хирургическая медсестра, член подпольной группы медиков в Курске.

1943 г.

Аниканов Сергей, руководитель Льговской подпольной организации «Молодая гвардия».

1940 г.

Памятник льговским молодогвардейцам. В канун 60-летия Победы память героев-партизан почтили льговские пионеры

2005 г.

Штаб создан Государственным Комитетом Обороны СССР 30 мая 1942 года. Его начальником назначен член Военного Сонета фронта, первый секретарь Орловского обкома партии А. П. Матвеев.

Тогда же были сформированы штабы партизанского движения ряда других фронтов. Это позволило улучшить обеспечение партизан оружием, боеприпасами, средствами радиосвязи. В результате повысилась эффективность партизанских действий в интересах войск фронтов.

1.

Бывший начальник штаба партизанской кавалерийской бригады имени Котовского И. М. Забродин и я, его бывший помощник, попрощались с Исаевым, Федотовым и Стариковым, отбыли в Елец, в распоряжение штаба партизанского движения фронта.

В Курске мы увидели много разрушенных здании, в том числе медицинского института и железнодорожного вокзала. Вокзал был полностью разрушен вражеской авиацией. Его службы размещались в чудом уцелевших привокзальных строениях, наспех приспособленных для этого.

В Ельце нас принял заместитель начальника штаба партизанского движения фронта полковник Польский. Он побеседовал с Забродиным, а меня лишь шутя спросил:

— Товарищ Гусев, освоили вы кавалерийскую службу?

Я ответил:

— Товарищ полковник, проблем не возникало.

После краткой беседы с нами Польский объявил о назначениях:

— Капитан Забродин поступает в мое распоряжение, на должность старшего офицера оперативного отдела, а товарищ Гусев назначен на офицерскую должность в 5-й отдел, начальником которого является подполковник Красиков. На товарища Гусева направлено представление в Центральный штаб о присвоении ему офицерского звания.

Потом меня принял заместитель начальника отдела кадров штаба майор Завалий Максим Сидорович.

В его разговоре преобладала украинская «мова». Вот и сейчас, выслушав меня, он произнес, улыбаясь:

— Начнем с того, шо оформим тоби удостоверение и пропуск. Зайдэшь к пидполковнику Потапенко, у него в подчинении наш штабной фотограф. Вин разом сфоторафируе и выдаст тоби малюсеньки фотокарточки. С ними прыдешь до менэ.

В тот же день я получил новое удостоверение личности и пропуск на право хождения по городу в ночное время, оба подписанные полковником Польским. Вручая их мне. Завалий напутствовал:

— Ночью одному ходыть по городу опасно, даже с этим пропуском. А зараз пидешь к пидполковнику Красикову, вин уже ждэ тебе. Желаю успеха, — он пожал мне руку. Я решил спросить:

— Максим Сидорович, а какие функции у 5-го отдела?

— О, цэ велыки функции! — воскликнул он и объяснил: — 5-й отдел обеспечивает партизанские формирования, действующие во вражеском тылу, оружием, боеприпасами и всем необходимым для ведения боевых действий. А детально тоби расскаже Константин Алексеевич Красиков.

Некоторое представление о 5-м отделе я уже имел, здесь получал в мае документы на сопровождение груза в бригаду имени Котовского.

Начальник 5-го отдела подполковник Красиков Константин Алексеевич уже ждал меня. Ему сообщили из отдела кадров о назначении меня на вакантную должность. Зайдя в его небольшой кабинет, я доложил ему, как это положено по воинскому уставу, о прибытии для прохождения дальнейшей службы.

— Знаю! Здравствуйте, Павел Васильевич! — он встал, пожал мне руку и предложил сесть. — Я знакомился с вашим личным делом, но все же прошу коротко рассказать о себе: об учебе и работе до призыва, в Красную Армию, о службе в ней перед войной, о пройденных за два с лишним года фронтовых дорогах и партизанских тропах.

Я коротко рассказал ему о себе, а потом слушал его.

— В нашем отделе вам, бывшему партизану, поручаю отправку в партизанские соединения оружия, боеприпасов и другого снаряжения и имущества. Нашему отделу, имеющему теперь в своем составе бывшего, совсем не рядового партизана, будет намного легче понимать немногословные радиограммы-заявки партизанских командиров. — Потом он подробно проинформировал о немногочисленном составе отдела, о базах, связях с военной авиацией, обеспечивающей доставку грузов для партизанских формирований. Из этой встречи с подполковником Красиковым я глубже понял важность и сложность задач отдела, мою роль в нем.

Наш разговор подходил к концу. В кабинет вошел высокий стройный лейтенант, наверное постарше немного меня по возрасту. Он доложил:

— Товарищ подполковник, лейтенант Соколюк из служебной командировки возвратился, — и, улыбнувшись, продолжил: — Без происшествий и без нарушений воинской дисциплины.

— Потом, потом доложишь, Василий Михайлович! Здравствуй! Вот познакомься с твоим коллегой, — Красиков представил меня Соколюку, кратко сообщил ему о моем назначении в отдел. Мы обменялись рукопожатиями. Красиков пояснил мне:

— В нашем отделе Василий Михайлович обеспечивает поступление от предприятий-изготовителей и от фронтового интендантства боеприпасов, вооружения, военного снаряжения, медикаментов и всего другого, необходимого партизанским соединениям и отдельно действующим отрядам. Вы будете «расходовать» все это, то есть отправлять партизанским формированиям по их заявкам и сообщенным координатам. — Закончив разговор со мной, он обратился к Соколюку:

— А теперь мы вас слушаем, Василий Михайлович.

Соколюк доложил Красикову о результатах командировки и внес ряд предложений для обращения в Центральный штаб партизанского движения и в некоторые министерства о выполнении графика поставки нашему штабу вооружения и боеприпасов.

Рассмотрев с Соколюком все вопросы, связанные с результатами его командировки. Красиков поручил ему показать мне хозяйство отдела. Я увидел постройки вековой давности, обнесенные кирпичным забором. Складские помещения, построенные для хранения мобилизационных запасов, были забиты ящиками с вооружением и другим военным имуществом. В гараже стояло около десятка грузовиков, а в пристройке к нему размещалась авторемонтная мастерская. После осмотра всего этого я подумал, что только для партизан Брянщины надо иметь гораздо большие запасы. Я спросил Соколюка:

— Вот это и все хозяйство нашего отдела?

Соколюк ответил:

— Нет, далеко не все. Это лишь его пятая часть. Основная наша база находится в городе Лебедянь, в сотне километров отсюда. Там два огромных склада, а недалеко от города дислоцируется авиационный полк, обслуживающий нас. Там же небольшой аэродром «Подскок», с которого самолетами отправляются в тыл врага наши грузы партизанским соединениям. Тебе большую часть времени придется проводить там, — сообщил мне Соколюк.

Как и большинство штабных офицеров, Василий Михайлович тоже жил в общежитии штаба. В один из вечеров мы встретились с ним в коридоре, у единственного на этаже репродуктора. Как и многие, мы пришли послушать вечерние новости из Москвы. Это было в конце июля 1943 года.

Из сообщения, прозвучавшего в тот вечер по радио, мы поняли, что войска Брянского фронта, усиленные 3-й танковой армией генерала Рыбалко П. С., уверенно продвигаются к Орлу. С ним успешно взаимодействуют войска Центрального фронта, ведущие наступление на Кромы. Сообщалось о массовых и одновременных действиях партизанских соединений на железных дорогах Орловской, Черниговской, Смоленской, Гомельской и Витебской областей.

После краткого обмена мнениями об услышанном по радио мы с Соколюком пришли к выводу об изгнании врага из Орла в ближайшие дни. Соколюк тогда сообщил мне:

— Только что с подполковником Красиковым были у полковника Польского. Завтра снова убываю в командировку. Надо потормошить уральские заводы, чтобы ускорили отгрузку по разнарядке для нас боеприпасов и взрывчатки, а то наши запасы не позволяют полностью выполнять заявки партизанских командиров, получивших задания на проведение запланированных операций. — Помолчав немного, он продолжил: — Прислан я сюда после окончания спецкурсов, чтобы в составе группы минеров-подрывников отправиться в тыл врага на усиление партизанской бригады. А полковник Польский оставил меня здесь. Вот и «воюю» уже почти год в своем тылу. Не раз просил полковника забросить меня во вражеский тыл, а он мне каждый раз отвечает одно и то же: «Ты здесь нужен не меньше, чем в рядах партизан».

— Ему виднее, кто и где больше принесет пользы, — постарался я успокоить Соколюка.

2.

В первых числах августа Красиков сообщил мне, что завтра он и я должны выехать в Лебедянь, чтобы организовать отправку оружия и боеприпасов в тыл врага. Три самолета идут с посадкой, а четвертый сбросит небольшой груз под Новозыбковом. Там действует бригада, пока не имеющая площадки.

Мы пошли в оперативный отдел штаба, чтобы детально ознакомиться с радиограммами-заявками: кому, куда, чего и сколько надо отправить. Заместитель начальника оперативного отдела подполковник Потапенко сообщил нам, что командиру авиаполка об этом отправлена радиограмма. Он проинформировал нас о днях и часах вылета каждого самолета с аэродрома под Лебедянью, согласованных с авиационным командованием фронта. Как только были получены нужные сведения, Красиков поторопил меня:

— Надо срочно оформить накладные и заявку на отправку этих грузов, идем к себе, — и мы тут же отправились в наш отдел.

Я и сотрудник отдела Богунов оформили накладные на отправку со складов базы Панского в Лебедяни, а Красиков в это время продиктовал машинистке заявку авиационному полку на доставку в тыл врага заявленных грузов четырьмя самолетами с посадкой. Как только заявка была отпечатана, Красиков поспешил к полковнику Польскому, чтобы тот подписал ее.

На следующий день, ранним утром, подполковник и я отправились в Лебедянь на грузовой «полуторке» с крытым кузовом. Шофер — уже немолодой солдат дядя Миша, как называл его Красиков, хотя сам был моложе его всего лишь на десяток лет. Посматривая на начальника, шофер «выжимал» из «полуторки» все возможное, чтобы выполнить желание Красикова — стокилометровку за два часа.

Прибыв без дорожно-транспортных происшествий к назначенному часу в Лебедянь, дядя Миша лихо подкатил к церкви, находящейся почти в центре этого небольшого уютного города.

— Вот здесь наша главная база, а за городом, в гараже бывшей автобазы строителей, находится большой склад, — объяснил мне подполковник.

На паперти, перед входом в основное помещение церкви, Красиков снял фуражку, посмотрел, следую ли его примеру я. Увидев, что я тоже снял свой головной убор, он, по-доброму улыбнувшись, сообщил мне:

— Одна из кладовщиков у Панского, Матрена Федоровна, дочь ныне покойного старосты церкви, блюдет здесь церковный порядок: не позволяет в церкви находиться в головных уборах, громко разговаривать, смеяться, балагурить, тем более ругаться, курить. Особенно она придирчива к солдатам, бывающим здесь и выполняющим погрузочно-разгрузочные работы. Я поддерживаю ее всегда, и она довольна этим.

Как только мы вошли в церковь, женщина, мывшая полы, бросила тряпку и побежала куда-то. Красиков крикнул ей вслед:

— А где же товарищ Панский?

— Я его позову, только не кричите так громко в церкви, — ответила она и скрылась за штабелями с военным имуществом.

Моментально появился лейтенант отставного возраста. На нем была гимнастерка старого образца с «кубарями» в петлицах воротника.

— Здравствуйте, Константин Алексеевич! Рад вас видеть! — по-штатски встретил лейтенант интендантской службы своего начальника отдела, подполковника. Как мне тогда показалось, Константин Алексеевич не придает значения тому, как к нему обращаются подчиненные. Но после убедился, что я не во всем был прав.

— Константин Алексеевич, предстоит большая отправка? — спросил Панский. Тот ему ответил:

— Об отправке чуть позже. Сначала покажи нам, товарищ Панский, что добавилось за неделю, с тех пор, как я был здесь, — потребовал начальник отдела.

Первое, что мне бросилось в глаза: главное церковное помещение, в котором по праздникам собиралось более пятисот прихожан, сейчас забито штабелями с разным военным снаряжением, медикаментами и продовольствием. Между штабелями предусмотрительно оставлены узкие проходы, позволяющие заносить или выносить тяжелые, громоздкие ящики.

Рассматривая штабель, в котором были ящики с толом, Красиков возмущенно спросил Панского:

— Товарищ Панский, почему вы взрывчатку храните в этом складе, в центре города, да еще в церкви?

Волнуясь, Панский сбивчиво объяснил:

— Вчера пришлось сюда сгрузить… Время было уже позднее… Водители грузовиков и солдаты упросили меня разгрузиться здесь. Но я временно оставил здесь эту проклятую взрывчатку. Простите меня, старого дурака, пожалуйста…

— Товарищ Панский, у нас уже был с вами разговор на эту тему. Тогда вы покаялись, даже побожились, что больше не нарушите правила хранения взрывчатки. И все нарушили. — Помолчав, он продолжал: — Получите строжайшее взыскание. Я не уверен, что руководство штаба оставит вас после этого в занимаемой должности! — Красиков произнес все это так возбужденно, что можно было не сомневаться в его решении просить руководство штаба принять именно такие строгие меры к нему, вплоть до отстранения от занимаемой должности.

— Константин Алексеевич, товарищ подполковник! Сегодня вечером я отправлю взрывчатку в загородный склад. А там она хранится изолированно от всего остального. — Панский произнес это так раскаянно, что нельзя было не заметить его мольбы о снисхождении к нему.

— Если узнает Матрена Федоровна, что вы храните в церкви взрывчатые вещества, она поднимет против вас верующих жителей города, тогда не только вам, но и мне несдобровать. Склад взрывоопасных веществ в центре города! Вы об этом подумали? — еще возмущеннее произнес это Красиков. Он продолжил: — Не сегодня вечером, а сейчас же, товарищ Панский, вызовите грузовик с охраной и отправьте взрывчатку в загородный склад.

— Есть, товарищ подполковник! — четко, по-военному отреагировал Панский на приказание начальника. Красиков продолжил:

— А теперь, товарищ Панский, слушайте задачу сегодняшнего дня: подготовьте к отправке на аэродром грузы вот по этим накладным, — он передал их Панскому. — Через два часа в ваше распоряжение прибудет десять грузовиков с командой солдат для погрузки и охраны всего этого в пути следования на аэродром. К семнадцати часам все обозначенное в накладных должно быть доставлено на аэродром при вашем личном сопровождении. Я и товарищ Гусев к тому времени будем там. — Распорядившись, Красиков направился к выходу, показав мне рукой, чтобы я следовал за ним.

Мы сразу поехали на аэродром. Там же базировался и авиаполк, обслуживавший наш штаб. Шофер, хорошо знавший маршрут, состояние дороги и вероятные места скопления автотранспорта, старался уложиться во время, отведенное Красиковым. Через полчаса мы уже были на аэродроме.

В диспетчерской аэропорта Красикову сообщили: три транспортных самолета для рейсов с посадкой и один без посадки готовятся к вылету в тыл врага. Красиков, в свою очередь, сообщил диспетчеру потребность в грузовиках для доставки грузов из Лебедяни на аэродром, численность команды для погрузочно-разгрузочных работ и охраны грузов в пути следования. Диспетчер связался по внутреннему телефону с командиром роты аэродромного обслуживания, распорядился о направлении в Лебедянь грузовиков и солдат.

Убедившись, что подготовка к ночному полету в тыл врага самолетов ведется, грузовики и солдаты в Лебедянь уже отправлены. Красиков решил ознакомить меня с аэродромом.

Это было невспаханное поле, около квадратного километра. С трех его сторон были недавнишние лесопосадки, а с юга — большая дубрава протяженностью не менее километра. Через полчаса я увидел истинные границы аэропорта. А было это так. Вдруг из-за дубравы показался самолет «У-2». Световые сигнальные точки на поле обозначили взлетно-посадочную полосу и прилегающую к ней местность. Самолет приземлился. Как только из него вышли двое военных, он занял свое место в ряду «собратьев» на отведенной им стоянке, примыкавшей вплотную к дубраве в ее западной части. Поодаль от стоянки самолетов размещались автозаправщики, а еще дальше — грузовой и прочий автотранспорт полка. С востока на опушке дубравы размещались палатки штаба полка и его служб, а в центре опушки — палатки роты аэродромного обслуживания.

Лишь две палатки служб полка имели свои опознавательные знаки: медсанчасть — с красным крестом, столовая — круг с нарисованными в его центре ложкой и вилкой.

Как только приблизился обеденный час, в столовую потянулись работники штаба и аэродрома. Мы тоже пошли, чтобы подкрепиться. Дядя Миша, наш шофер, уже бывавший здесь много раз, ожидал нас. Как только переступили ее порог, почувствовали аппетитный запах из кухни. Заметив нас, к нам подошла заведующая столовой в белоснежных куртке и колпаке.

— Здравствуйте, Константин Алексеевич, дядя Миша и молодой человек, которого я вижу здесь впервые! — обратилась она ко всем нам. Красиков представил ей меня, сообщив, что я теперь буду бывать здесь часто. Она усадила нас за свободный стол. Обслужили нас быстро.

— Кормят здесь неплохо, — высказался дядя Миша, допивая компот.

— Это ведь столовая для летчиков. Поэтому и нам иногда перепадает редкая по теперешним временам вкуснятина, — пояснил Красиков не столько дяде Мише, сколько мне.

После обеда Красиков и я отправились в штаб авиаполка. Как я догадывался, Константин Алексеевич намерен познакомить меня с командованием полка, поскольку в дальнейшем я буду один приезжать сюда для отправки самолетами боеприпасов и снаряжения партизанским соединениям и отрядам.

Ровно в 17.00 к аэропорту подкатила колонна грузовиков из Лебедяни. Лейтенант Панский доложил Красикову о доставленных грузах для отправки в тыл врага. И тут же сообщил о перевезенной из церкви взрывчатке в загородный склад. Красиков воспринял последний доклад Панского молча, что говорило о том, что его мнение о степени наказания Панского не изменилось.

Как только на автодорожке аэропорта появилась колонна грузовиков, от автостоянки отделились три транспортных самолета и остановились рядом с взлетно-посадочной полосой. К каждому из них приблизилось по три грузовика для разгрузки. Солдаты приступили к загрузке самолетов, перетаскивая тяжелые и не очень тяжелые ящики из грузовика на крутящийся лентопогрузчик, увозивший их внутрь лайнера.

Десятая «трехтонка» подкатила к самой последней палатке их первого ряда, в котором размещалась рота аэродромного обслуживания. Солдаты начали перетаскивать ящики из грузовика в палатку. Красиков пояснил мне, что в этой палатке упаковываются вооружение и другие предметы в специальные мешки, которые сбрасываются с самолета на парашютах. Вспомнив, как такие мешки на парашютах осенью 1942 года сбрасывали нашей бригаде, я рассказал об этом подполковнику:

— Мне приходилось наблюдать, как сбрасываются грузы на парашютах в таких мешках. Это было под Хинелью. Тогда же к нам на парашюте спустился авиационный специалист для организации и оборудования в хинельской партизанской зоне аэродрома для посадки и взлета самолетов. Как только он был готов, советские самолеты приземлялись с грузами для нас, а обратными рейсами увозили раненых и больных партизан, детей и стариков.

— А как упаковываются в специальные мешки отправляемые партизанам грузы, ты не видел. Пойдем посмотрим, — Красиков направился в палатку, а за ним и я.

В палатке я увидел: все выгруженное из грузовика было аккуратно разложено по ее середине в виде неширокой линии от входа и до противоположной стороны палатки. С той и с другой сторон уложенных в линию ящиков на земляном полу разложены раскрытые брезентовые упаковочные мешки.

Солдаты-мужчины упаковывали самые тяжелые предметы. Я наблюдал, как ловко они извлекали из оружейных ящиков автоматы, упаковывали их в непромокаемую бумагу, укладывали в упаковочные мешки. Солдаты-девушки упаковывали патроны, перевязочные средства, сухари, консервы. С помощью ломиков и гвоздодеров они вскрывали деревянные ящики с патронами в картонных коробках и заполняли ими упаковочные мешки. Консервы укладывались без упаковочной тары, а сухари — в бумажных мешках.

В каждый упаковочный мешок вкладывался упаковочный лист, в котором указывалось наименование упакованных предметов и их количество. Металлические «змейки» не только плотно закрывали упаковочные мешки, но и не пропускали в них влагу.

Не прошло и часа, как содержимое деревянных ящиков было упаковано, а затем так же быстро погружено в ожидавшую у палатки «трехтонку», грузовик сразу же отправился к четвертому самолету. Здесь все было перегружено из автомашины в самолет.

Наблюдая за этим, я высказал подполковнику Красикову свое мнение:

— Дорогое это удовольствие, товарищ подполковник. Огромный труд людей, немало дорогостоящих материалов потребовалось, чтобы изготовить парашюты, упаковочные мешки, сумки для парашютов. Там, в тылу врага, нам и в голову не приходило, как дорого обходится доставка партизанам оружия и всего другого, нужного в борьбе с врагом.

— Да, это обходится дорого. Но наш девиз: все для фронта, все для победы. Поэтому Советское правительство, Верховное военное командование и Центральный штаб партизанского движения, несмотря на дороговизну, считают необходимым, когда это нужно, прибегать к доставке партизанам всего нужного на парашютах, — ответил мне Красиков и продолжил: — В этом году доставка на парашютах сократилась, преобладает курсирование транспортных самолетов с посадкой. Посадочные площадки оборудованы теперь во многих партизанских соединениях. Но не все имеют такую возможность. Не вам, Павел Васильевич, мне объяснять, что для обороны посадочных площадок надо держать большие силы. Приходится отвлекать их от основного предназначения. Это под силу лишь крупным партизанским соединениям. — Ответ Красикова убедил меня в том, что для успешных партизанских действий надо увеличивать помощь партизанам, используя все доступные способы доставки им крайне необходимого.

Поздним вечером четыре транспортных самолета, нагруженные оружием, боеприпасами и предметами быта, взяли курс во вражеский тыл. Их сопровождали истребители, появившиеся над аэродромом. Присутствовавший здесь командир авиаполка пояснил:

— Они будут охранять транспортные самолеты весь период пребывания их в воздухе, до возвращения в полк.

Красиков обратился к нему:

— Товарищ подполковник, благодарю вас и личный состав полка за оперативность в подготовке рейсов самолетов, с нетерпением ожидаемых партизанами. Спасибо! — он «козырнул», а тот ответил, тоже взяв «под козырек». Затем последовало их крепкое рукопожатие.

3.

Уже ночью возвратились в Лебедянь. Остановились недалеко от церкви. Красиков пригласил меня следовать за ним. Открыв дворовую калитку, нас встретила хозяйка хаты. Я понял, что Красиков, да и дядя Миша, здесь останавливались постоянно.

Хозяйка проводила нас в одну из комнат, в которой уже были приготовлены постели. Она поспешила куда-то, быстренько возвратилась с глиняной крынкой молока и полукараваем душистого хлеба.

— Константин Алексеевич, молоко вечерней дойки. Его вскипятить?

— Спасибо, Марфа Семеновна. Не надо кипятить. Пойду позову дядю Мишу.

После того, как Красиков вышел во двор, Марфа Семеновна спросила меня, на постоянно или на время приехал я сюда. Я ответил, что завтра уезжаем в Елец а вообще-то я буду здесь бывать часто. Я заметил, что она внимательно разглядывает меня, как бы сравнивая с кем-то. Вдруг достала из ящика стола предвоенную фотокарточку сына, подала ее мне. Сообщила, что он призван в армию осенью 1940 года. Служил во Львове. С первого дня войны и до сих пор не прислал ни одного письма. Погладила и поцеловала возвращению мной фотокарточку сына, прослезилась. Потом продолжила: «Моего мужа, без полугода пятидесятилетнего, мобилизовали летом 1941 года. Он прислал одно письмо со штампом из-под Смоленска, в котором сообщил: едем на фронт, как узнаю адрес, напишу. И не пишет до сих нор. Недавно пришел ответ райвоенкомату из Москвы: мой муж и сын погибшими на фронте не значатся». Рассказав все это мне, она опять всплакнула.

Чтобы успокоить ее, я рассказал о себе: призван в армию в 1939 году, начал войну в ее первый день под Львовом. Отступали с боями до Умани, больше полумесяца сражались там в окружении, я был тогда сильно контужен. Подлечившись в сельском лазарете, пробирались по тылам врага с целью встретить партизан. Воевал и был сильно ранен в партизанском отряде в Курской области. Был переправлен в советский тыл и лечился в госпиталях в Курске и Ельце. После госпиталя снова партизанил. Моя мать за первый год войны не получила от меня ни одного письма, уже мысленно меня похоронила. Но через некоторое время ей пришло мое письмо из партизанского отряда. Потом снова больше года не было от меня писем. Написал я ей из госпиталя в марте 1943 года. Может быть, и ваши муж и сын тоже партизанят. Ведь не все партизанские отряды имеют возможность отправить на советскую землю письма партизан. На такой ноте, с маленькой надеждой, появившейся у хозяйки, я закончил рассказ о себе. Поблагодарив меня, она ушла.

Когда пришли Красиков и дядя Миша, мы сели ужинать. Дядя Миша достал из вещевого мешка сухой паек, полученный накануне, обратился к Красикову:

— Константин Алексеич, ведь у Марфы Семеновны нет своей коровы. Она всегда, как только мы приезжаем, покупает молоко на рынке. Разрешите часть нашего пайка отнести ей.

— Правильно, дядя Миша, отнеси, — одобрил предложение Красиков. Не успел еще дядя Миша прикрыть за собой дверь, возвратившись от Марфы Семеновны, как она следом за ним появилась, тревожным голосом обратилась к нам:

— Люди добрые, не обижайте меня. Ведь я от всего чистого сердца решила вас угостить молоком. Я его не покупала. Моя сестра имеет корову и не берет с меня за молоко деньги. А вы мне столько всего передали. — Прослезившись, она спросила: — Может, чайку вам приготовить? У меня есть листья смородины, сушеная земляника, сама все собирала.

Красиков ответил:

— Чайку можно, Марфа Семеновна, попьем с удовольствием.

После ужина улеглись спать: Константин Алексеевич и я в комнате, а дядя Миша — в автомашине, в которой у него на всех нас были матрацы, одеяла и постельное белье.

Почти весь следующий день мы провели в загородных складах базы Панского. Здесь, в бывшем автохозяйстве строительного управления, в двух гаражах размешались теперь склады вооружения и боеприпасов. Здесь был образцовый порядок. Но Красиков не высказал ни одного одобрительного слова. По моему наблюдению, Панский остался недовольным сухостью своего начальника.

Потом Красиков вместе со мной и с Панским уточнял: на сколько недель хватит запасов, хранящихся в Лебедяни, чтобы выполнить все партизанские заявки, исходя из фактически отправленного за истекший месяц, чтобы заявить Центральному штабу партизанского движения предполагаемую потребность на следующий месяц.

Закончили дела в загородных лебедянских складах базы Панского. Красиков решил еще раз встретиться с командованием авиаполка, обслуживающего нас. Во второй половине дня мы выехали на аэродром, встретились с полковым командиром и начальником штаба. Красиков высказал предположение о возможном увеличении рейсов самолетов в тыл врага уже в ближайшее время, исходя из ориентировки Центрального штаба партизанского движения о необходимости усиления рельсовой войны.

Командование авиаполка поинтересовалось мнением нашего штаба о перемещении базы Панского ближе к линии фронта. Командир полка связал этот вопрос с боями под Орлом и освобождением в ближайшее время нашими войсками областного центра. Он считал, что, поскольку линия фронта значительно передвинется на запад, надо и базу Панского приближать к линии фронта. Для авиации это очень важно — плечо доставки партизанам грузов самолетами значительно сократится.

Красиков сообщил, что этот вопрос недавно обсуждался в нашем штабе. Полковник Польский высказался за то, чтобы эту проблему решать сразу же после освобождения Орла, а место базы Панского будет определено в зависимости от того, в каком состоянии враг оставит город Орел, да и другие города и райцентры Орловской области. Мы не можем размещать нашу базу в чистом поле или на руинах разрушенных населенных пунктов. Нам нужны помещения, чтобы вооружение и все остальное были укрыты от дождя, а в недалеком будущем и от снега. Будем искать, где разместить базу, и согласовывать это с авиационным командованием.

Прощаясь с командованием авиаполка. Красиков сообщил, что он теперь будет наведываться сюда реже.

— Теперь в нашем отделе есть бывший партизан, — сказал он и представил меня. — Он вместе с вами будет теперь организовывать отправку партизанам всего необходимого.

4.

В Елец мы вернулись поздним вечером 4 августа. На втором этаже штабного общежития, где я жил, около репродуктора уже собралась большая группа желающих услышать последние известия из Москвы о положении на фронтах. Из ночного сообщения мы узнали, что наши войска только что ворвались на улицы города Орла, ведут там уличные бои. Враг сопротивляется слабо, его основные силы покидают областной центр.

Одновременно по радио сообщили: войска Степного фронта, сломив сопротивление противника, вышли к Белгороду.

5 августа утром полковник Польский провел совещание с начальниками отделов. Красиков, вернувшийся с совещания, собрал подчиненных, сообщил:

— Товарищ Матвеев объявил суточную готовность для передислокации штаба в город Орел, только что освобожденный от гитлеровцев советскими войсками. Сегодня в 12.00 туда выезжает оперативная группа, возглавляемая полковником Польским, чтобы подобрать помещения для размещения штаба и его служб. От нашего отдела в группу включены Красиков, Гусев, Богунов. — В конце сообщения Красиков предупредил всех нас:

— Хотя мы едем в уже освобожденный от оккупантов город, но надо помнить гитлеровские повадки, не должны забывать и исключать бомбежки вражеской авиации, возможны заминированные врагом местности или заминированные здания, а также обстрел вражеских диверсионных групп и снайперов. Поэтому мы должны быть бдительны и готовы к действиям в непредвиденных обстоятельствах.

Затем Красиков распорядился: Гусеву получить боезапас патронов к автоматам для сотрудников отдела, вошедших в состав оперативной группы штаба; Богунову — запастись сухим пайком на три дня для направляющихся в Орел в составе оперативной группы; шоферу Михайлову — выписать на отдел брезентовый тент и надеть его на кузов грузовика, четыре комплекта постельных принадлежностей, заправить полностью автомобиль горючим и иметь в запасе несколько канистр с бензином.

Я вспомнил о находящихся на складе в Ельце миноискателях, подлежащих отправке партизанам, обратился к Красикову:

— Товарищ подполковник, на складе есть миноискатели. Нельзя ли включить в состав штабной оперативной группы двух-трех минеров, находящихся в партизанском резерве, выдать им по миноискателю. Тогда бы мы своими силами, не дожидаясь военных саперов, могли обследовать выделенную нам территорию и постройки на ней.

Красиков ответил:

— Дельное предложение, товарищ Гусев. Доложу полковнику.

Вскоре мы узнали о включении в нашу оперативную группу двух минеров с миноискателями.

Из Ельца мы выехали в назначенное время. Оперативная группа нашего штаба разместилась в нескольких крытых грузовиках, в одном автобусе и в видавшей виды легковой «эмке» полковника Польского. За городом мы влились в формировавшуюся здесь автоколонну из нескольких десятков автоединиц с военными и гражданскими номерами.

Автоколонна состояла из следуемых в Орел оперативных групп областных органов Орловской области, включая обком ВКП(б), облисполком, управление НКВД, облвоенкомат и другие. Колонну сопровождала военная автоинспекция, имевшая в своем распоряжении два автотягача, предназначенных для участков дороги, состояние которой тем больше не соответствовало ее названию, чем ближе мы подъезжали к Орлу.

Дорога до райцентра с одноименной железнодорожной станцией Хомутово, примерно в 35 километрах от Ельца, была сносной, если не считать несколько разрушенных ее участков, видимо, при бомбежке этих мест вражеской авиацией. Временные объезды, спешно готовящиеся дорожной службой, позволяли нашей колонне продвигаться, хотя и на замедленной скорости.

Следующий, примерно тридцатикилометровый, маршрут из Хомутово до райцентра Залегошь нам предстоял по сильно разбитой дороге. Трудно сказать, вражеские или наши взрывались здесь авиабомбы и артснаряды. Здесь проходила линия фронта, лоб в лоб сражались советские и фашистские дивизии.

Отсюда началось наше контрнаступление 12 июля 1943 года, в результате которого 5 августа 1943 года был освобожден от врага Орел. Это сейчас, рассматривая карту № 20. помещенную в книге «Великая Отечественная война Советского Союза 1941—1945 гг.», издание второе, Москва, 1970 год, между страницами 256—257, названную «Контрнаступление советских войск под Курском. 12 июля — 23 августа 1943 г.», я увидел, что именно здесь, из-под города Новосиль и райцентра Залегошь наша 63-я армия Брянского фронта начала контрнаступление.

А 5 августа 1943 года, следуя в Орел через эти места, мы не могли определить, где здесь проходила линия фронта. И вот почему. Примерно 30 километров до Залегошь и на такое же расстояние от Залегошь на запад мы видели «вспаханные» авиабомбами и артснарядами поля, дороги, населенные пункты. Там, где раньше стояли прекрасные зеленые дубравы и рощи, характерные для Орловщины, были одно-двухметровые без сучьев и листвы остатки этих деревьев, как кладбищенские памятники бывшим здесь рощам и дубравам.

Из теории вероятности известно, что снаряды никогда не падают в одну и ту же воронку. То же самое и авиабомбы. Этому верил я летом 1941 года, в боях на Юго-Западном фронте. При перебежках в ходе вражеского артобстрела или бомбометания я и мои однокашники стремились залечь в только что образовавшуюся воронку. А сейчас, проезжая по орловским местам, сплошь израненным снарядами и авиабомбами, понял, что теория вероятности не доказана.

Дело в том, что во многих случаях воронки были не абсолютно круглые, а напоминали сплющенную восьмерку, а иногда и вытянутый, неправильной формы круг. И уважая научно обоснованную теорию, я не мог тогда быть полностью уверенным в том, что в одну и ту же воронку не угодили здесь следующие снаряд или авиабомба.

От Залегошь и до самого Орла шоссейной дороги, как таковой, не было. Были сплошные объезды, поддерживаемые в относительно проезжем состоянии воинами-дорожниками. И лишь немногим автомобилям из нашей автоколонны удалось преодолеть этот путь без помощи гусеничных вездеходов. Кстати, на этой трассе, кроме наших двух вездеходов, работало более десятка армейских, прибывших из военно-дорожных подразделений Красной Армии.

Днем нашу колонну несколько раз пытались обстрелять и поразить осколочными и зажигательными авиабомбами вражеские штурмовики, но наши постоянно патрулирующие истребители и зенитная артиллерия надежно охраняли войска, продвигавшиеся в направлении Орла, в том числе и нашу сравнительно небольшую автоколонну.

Для водителей автомобилей при следовании из Ельца в Орел трудности возникли при наступлении ночи. Через узкие щели светомаскировочных накладок на автомобильные фары пробивался слабый луч света, освещавший впереди автомобиля лишь несколько метров дороги. Да и этого было бы достаточно, если бы автомобиль двигался по асфальтовой или шоссейной дороге. Но ведь мы пробирались по бездорожью. В ночных условиях пришлось ехать около пяти часов. Только в двенадцатом часу ночи наша автоколонна достигла Орла.

5.

По городу продвигались медленно. Проезжая часть улиц была исковеркана взрывами снарядов и мин. Наконец колонна остановилась. Красиков пошел в голову колонны, чтобы найти легковушку полковника Польского. Я и Богунов, воспользовавшись остановкой, выпрыгнули из кузова, чтобы поразмяться. Осмотрелись вокруг: находимся на улице с двух-трехэтажными домами. Многие из них полностью или частично разрушены, но виднелись и сохранившиеся здания. Об этом, прежде всего, свидетельствовали слабо поблескивавшие при лунном свете стекла окон.

Несмотря на ночь, мы увидели приближавшуюся к нам группу горожан. Это были женщины и дети и несколько пожилых мужчин.

— Здравствуйте, дорогие земляки! Поздравляем вас с освобождением от проклятого врага! — громко обратился к приближавшейся группе орловчан мужчина, вышедший из автобуса, следуемого за нами.

— Здравствуйте! Спасибо! — наперебой отвечали они, спрашивали: — Не иначе, наша Советская власть к нам возвратилась?

— Да, да! Вы не ошиблись. Мы первые вернувшиеся в наш родной Орел представители областных и городских органов власти, — отвечал им все тот же мужчина.

— Если кому надо временное жилье, то добро пожаловать, потеснимся. — пригласила одна из женщин.

— Конечно, потеснимся, в тесноте — не в обиде, — поддержали ее другие женщины. Мужчина из автобуса ответил им:

— За приглашение спасибо! Действительно, нам жить пока негде, из оставленных нами в 1941 году квартир, видимо, сохранились очень немногие, город враги разрушили сильно. Просьба к желающим потесниться и временно предоставить часть своего жилья возвращающимся из эвакуации сообщить об этом в горисполком. А где он будет находиться — станет известно завтра.

— По машинам! — вдруг раздалась команда из головы колонны. Подполковник Красиков кратко сообщил нам, что ему удалось разузнать:

— Наш штаб будет размещаться в сохранившихся домах профтехучилища по улице Советской. Они почти целы, но в них требуется незначительный ремонт, дезинфекция после обовшивевших оккупантов. Сейчас мы будем следовать туда за «эмкой» полковника.

Через минут пятнадцать мы снова остановились. Красиков поспешил в голову уже маленькой колонны, состоявшей из автомобилей нашего штаба и облисполкома. Вскоре он возвратился, сообщил нам: саперы приступили к работе с миноискателями. Наши минеры уже обследуют основное здание профтехучилища, пользуясь электрофонарями. Света в зданиях нет. Представители военной комендатуры уверены в запуске к утру передвижной электростанции. Рассказав все это нам, он распорядился:

— Всем спать. Дядя Миша, полезай в кузов. Я буду дежурить в кабине. Подъем в 7.00.

Не успели мы еще заснуть, как услышали позывные: «Говорит Москва!». Догадались, что это в соседней с нами автомашине облисполкома на полную мощность включен радиоприемник с автономным радиопитанием. Мы выскочили из кузова своего грузовика, побежали туда. Двери автобуса были открыты. Диктор столичного радио сообщил: «Сегодня в Москве состоялся салют — двенадцать артиллерийских залпов из ста двадцати орудий в честь войск Брянского, Западного, Центрального фронтов, освободивших город Орел, а также в честь войск Воронежского и Степного фронтов, освоивших от врага город Белгород». Это был первый за время Великой Отечественной войны салют во славу победы советских войск над немецко-фашистскими захватчиками.

Потом было краткое радиосообщение о положении на фронтах: войска, освободившие города Орел и Белгород, успешно преследуют неприятеля, срывают его организованный отход на запасные подготовленные рубежи. Фронтовым операциям способствуют активные действия партизанских формирований Курской, Орловской, Смоленской, Сумской и Черниговской областей.

После приятных сообщений диктора Левитана мы улеглись спать. Ровно в 7.00 подполковник Красиков объявил нам подъем, громко прокричав: «Кончай ночевать!»

Партизанские минеры своим чутьем или с помощью миноискателя в 8.00 обнаружили в подвале основного здания техникума, предназначенного для размещения партизанского штаба, замаскированный в куче мусора заряд из пяти шашек по четыреста граммов каждая — это два килограмма тола с двумя капсюлями-детонаторами. Электропровод от них скрытно выведен в соседний отсек подвала. Расчет врагов был прост: как только в здание будет подана электроэнергия, заряд сработает, здание будет взорвано. К такому заключению пришли наши минеры. В течение пяти часов, до 13.00 6 августа, партизанские саперы тщательно проверили все уцелевшие и полуразрушенные постройки, отведенные нашему штабу. И только после этого они выставили указатели: у основного входа в здание — «РАЗМИНИРОВАНО», а в других строениях — «МИН НЕТ».

Полковник Польский и нее прибывшие с ним из Ельца осмотрели территорию и постройки, отведенные штабу. Они приняли решение: в основном здании училища разместить штаб, общежитие, учебный пункт радистов и столовую. Нашему отделу передавались все остальные постройки, сохранившиеся на отведенной штабу территории: два больших складских помещения, гараж на десяток автомашин, полуразрушенный двух-этажный особняк, в котором раньше были специализированные учебные классы.

Как только обход территории штаба был завершен и отданы необходимые распоряжения, Польский уехал к начальнику штаба, первому секретарю Орловского обкома ВКП(б), члену Военного совета Брянского фронта А. П. Матвееву, чтобы доложить предложения по передислокации штаба из Ельца в Орел.

Согласовав с Матвеевым детали передислокации, Польский с Красиковым на штабной «эмке» возвратились в Елец для организации перебазирования хозяйства штаба.

Мы с Богуновым начали готовить первый этаж особняка для размещения в его трех комнатах личного состава отдела. Обойдя все постройки, нашли несколько исправных столов, книжный шкаф и две металлические солдатские кровати.

— Если Красиков не отправит из Ельца мебель нашего отдела, то многим его сотрудникам придется сидеть и писать на полу, — высказался Богунов, зав. делопроизводством отдела.

— Главное, чтобы он переправил сюда запасы вооружения и боеприпасов, чтобы было чем удовлетворить заявки партизанских соединений. Мебель — это не первоочередная наша проблема. — ответил я ему.

Еще раз посмотрев две сохранившиеся небольшие проходные комнаты на втором этаже особняка, мы сошлись во мнении оставить их под квартиру супругов Красиковых. Я тогда узнал от Богунова, что жена подполковника Красикова, Надежда Алексеевна, является сотрудницей оперативного отдела нашего штаба.

Когда обходили помещения, отведенные штабу, обнаружили в них несколько исправных столов и стульев, две солдатские кровати. Перетащили все это в комнаты первого этажа особняка, предназначенного для размещения нашего отдела.

Дядя Миша, как только загнал грузовик в пустующий гараж, тоже решил посмотреть помещения, отведенные отделу. В пристройке без центрального отопления он увидел печку-«буржуйку», сделанную из металлической двухсотлитровой бочки, когда-то предназначавшейся для перевозки и хранения нефтепродуктов.

Старик, проходивший около нас, сообщил дяде Мише:

— Сынок, эти печки смастерили военнопленные красноармейцы, чтобы обогревать вон ту пристройку, в которой они жили. А было здесь около тридцати советских солдат. По приказанию оккупантов, они ремонтировали тракторы, автомобили и другую немецкую и захваченную советскую технику.

— Спасибо, дедушка. Теперь эта печка послужит Красной Армии.

Дядя Миша обратился к Богунову:

— Михайло Иваныч, помоги мне перетащить печку в помещение нашего отдела.

Богунов ответил:

— Дядя Миша, ведь лето еще на дворе, наверно, рано обзаводиться печкой, тем более что к зиме в городе будет восстановлено центральное отопление.

Дядя Миша не согласился с Богуновым:

— Э, милай, не успеем моргнуть, как зима наступит. Издавна в народе говорят: готовь летом сани, а зимой — телегу. А мы с помощью этой «буржуйки» сейчас просушим отведенные нам хоромы. Пока электричества нет, на ней можно и еду сварить, и чайку вскипятить. Гак что, давай, Михайло Иваныч, перетащим ее, ведь, ей-ей, она нам пригодится. А тебя, Павел Васильевич, — обратился он ко мне, — прошу вот эти два жестяных колена и стояк тоже перенести туда же. А стояк коротковат немного, придется печку ставить не посреди комнаты, а ближе к окну, чтобы через оконную форточку вывести дымоход наружу, — по-хозяйски рассуждал дядя Миша.

Когда перетащили печку и жестяные дымоходы в одну из комнат, дядя Миша спросил:

— Павел Васильевич, почему эту печку называют буржуйкой?

Я ответил:

— Дядя Миша, о буржуйке-печке я знаю кое-что. А почему ее так называют, я ответить не могу, есть только мои личные предположения.

— И все же, расскажите ваши предположения, — не унимался дядя Миша.

— Хорошо, я расскажу, слушайте. В 1940 году, в библиотеке нашей воинской части, в которой я был тогда срочнослужащим, мне предоставилась возможность полистать «Толковый словарь русского языка» под редакцией Ушакова. Он об этой печке дал следующее пояснение: «Буржуйка — времянка, небольшая комнатная железная печь, какими пользовались в годы топливного кризиса». Профессор Ушаков не объясняет почему она в народе называется «буржуйкой». Лично я считаю, она появилась в России во времена Октябрьской революции и гражданской войны. Тогда из-за прекращения доставки топлива в Петроград, Москву и в другие крупные города переслали работать котельные, подававшие тепло в казенные и крупные частные здания. Их стали обогревать печками, как вот эта, прозванная рабочим людом «буржуйкой». Это название печка получила потому, что она обогревала буржуев. Для создания таких печей сначала использовались пустые металлические бочки из-под горючего, а потом некоторые предприниматели того времени стали производить такие печи и дымоходные трубы вместе с ними. «Буржуйки» нашли свое применение во время Великой Отечественной войны для обогревания фронтовых и партизанских землянок. Вот что я знаю и что думаю о «буржуйках», — ответил я на вопрос дяди Миши.

— Спасибо, Павел Васильевич. Думаю, что так оно и есть. Вот только профессор не совсем точно сказал в своем словаре, что это небольшая комнатная печь, но которую я обнаружил здесь, она большая и тяжелая. Только вдвоем с Михаилом Иванычем мы перетащили ее в здание.

…Через двое суток в Орел возвратились из Ельца Польский и Красиков со всем личным составом штаба и штабным хозяйствам. В основном это были мебель, сейфы и шкафы с документами. Их доставили сюда на грузовиках. Красиков, как только увидел меня, подал мне знак рукой, чтобы я к нему подошел.

— С приездом, товарищ подполковник! Я вас слушаю.

— Здравствуйте, Павел Васильевич. Добрались мы без дорожно-транспортных и других происшествий. А позвал я вас вот по какому делу: поручаю вам срочное задание: в оперативном отделе возьмите расшифрованные донесения и заявки партизанских формирований, выпишите их потребность в оружии, боеприпасах, запишите координаты доставки. После этого мы определим кому, чего и сколько надо доставить самолетами в первую очередь. Сразу же отправим шифротелеграмму командиру авиаполка о потребном количестве самолетов с посадкой. Еще в Ельце я ознакомился с его шифротелеграммой о невозможности в ближайшие дни выделить самолеты для сброса грузов на парашютах, видимо, из-за недостающей авиации сопровождения.

В ту же ночь я выехал на «газике» Красикова в Лебедянь для отправки грузов самолетами партизанам Брянщины.

На следующий день я и Панский сначала занимались подготовкой грузов к отправке, а вечером — их погрузкой на самолеты. Четыре транспортных самолета нагруженных по заявкам командиров партизанских соединений, поднялись в воздух в сопровождении истребителей и взяли курс на Брянский лес. Покидая аэродром, Панский мне сообщил:

— Павел Васильевич, руководители Лебедянского райкома партии уже давно просят подполковника Красикова о встрече в райкоме с участником партизанского движения. И вот только что диспетчер аэродрома передал мне: звонили из райкома партии, сказали: подполковник Красиков просит товарища Гусева встретиться сегодня с работниками райкома и райисполкома. А вы сами-то готовы сегодня к этой встрече? — спросил он меня. Я ответил:

— Просьбу начальника отдела я готов выполнить, согласен встретиться. Расскажу им о брянских и курских партизанах.

К вечеру мы возвратились в Лебедянь, сразу направились в райком. В приемной райкома Панский доложил помощнику первого секретаря:

— Наталья Алексеевна, представляю вам партизана Гусева Павла Васильевича, рекомендованного подполковником Красиковым для встречи с работниками райкома и райисполкома.

Поздоровавшись с нами, она сняла телефонную трубку и доложила:

— Николай Дмитриевич, товарищи Гусев и Панский прибыли. Обратилась к нам:

— Идемте к первому секретарю райкома товарищу Чеснокову Николаю Дмитриевичу.

Как только мы вошли в кабинет, из-за стола поднялся мужчина среднего возраста и роста в военной гимнастерке без знаков различия.

— Здравствуйте, дорогие гости! — обратился он к нам. Подойдя ко мне, представился:

— Чесноков Николай Дмитриевич, первый секретарь райкома партии. Я тоже назвал свою фамилию, имя, отчество, должность и место службы.

После рукопожатий он предложил нам сесть за приемный стол, сел вместе с нами. Как только мы уселись, Николай Дмитриевич поблагодарил Панского за переданную Красикову просьбу об организации встречи работников райкома с участником партизанского движения; отдельно выразил и мне благодарность за согласие на непредвиденную для меня сегодня встречу, а затем сказал:

— Не будем терять времени, товарищи, в соседней комнате нас уже ждут работники райкома и райисполкома, пойдемте к ним.

В его сопровождении мы вошли в большую соседнюю комнату. Здесь за накрытыми столами сидело более двух десятков партийных и советских работников района. Первый секретарь райкома Чесноков обратился к ним:

— Сегодня у нас в гостях участник партизанского движения в Курской области и на Брянщине Павел Васильевич Гусев. Сейчас он служит в штабе партизанского движения Брянского фронта, в известном всем вам отделе подполковника Красикова, обеспечивающем доставку в тыл врага самолетами всего необходимого партизанам. Поприветствуем его, товарищи, — сам захлопал в ладоши. Его дружно поддержали все присутствующие. Он продолжал:

— Попросим Павла Васильевича рассказать нам о боевых делах курских и брянских партизан, да и о себе лично.

— Может быть, сначала перекусим? — внесла предложение Наталья Алексеевна, — ведь наши гости, да и мы еще не обедали, а на столах уже все остыло. — сказала она, показав рукой на расставленные бутылки и закуски.

«Первый», как иногда называли в товарищеском кругу Николая Дмитриевича, шутливо продолжил:

— Нельзя отказать женщине. Поэтому предлагаю наполнить стопки. — Сделав паузу, пока налили кому сорокаградусной кому сухого, он продолжил: — Я предлагаю наш первый тост: выпьем за здоровье после недавно залеченной раны нашего гостя, партизана Павла Васильевича Гусева!

Я не совсем удобно почувствовал тогда себя за честь оказанную мне, кратко ответил:

— Спасибо, дорогие друзья! — Как и все сидящие за столом, опрокинул стопку.

Стол блистал красиво расписанной, дорогой столовой посудой, а не обилием закусок, как это было в довоенное время. Ведь уже третий год шла воина, поэтому о богатых праздничных застольях приходилось только вспоминать.

Когда все закусили. Чесноков предоставил мне слово.

Я поблагодарил первого секретаря райкома и всех собравшихся за приглашение на встречу, потом последовал мой почти часовой рассказ.

Я не буду утомлять читателя подробностями моего выступления, поскольку о партизанской деятельности в Курской области и на Брянщине ему уже известно из предыдущих глав моей книги.

После выступления мне было задано несколько вопросов: военные или партийные и советские работники командовали партизанскими формированиями; о работе в тылу врага подпольных окружкомов и райкомов партии; кто из курских и брянских командиров партизанских соединений участвовал в совещании в Москве летом 1942 года, и другие вопросы.

А теперь о заключительной части нашей встречи в Лебедянском райкоме партии.

Поблагодарив меня за выступление и ответы на заданные вопросы, первый секретарь райкома обратился к участникам встречи:

— Дорогие друзья! Товарищ Гусев рассказал нам о том, как советские партизаны с первых дней войны наносили и продолжают сейчас наносить существенный урон врагу, отвлекая на себя десятки вражеских дивизий. В этом и заключается их огромная помощь фронту. Но успешные партизанские операции и храбрые действия диверсионных групп, к сожалению, не обходились без потерь в своих рядах. Поэтому я предлагаю завершить нашу встречу поминальным тостом: вечная слава и память советским партизанам и подпольщикам, отдавшим свои жизни в неравных схватках с врагом!

Все встали и на минуту застыли в скорбном молчании, потом выпили по второй стопке.

Прощаясь с Николаем Дмитриевичем Чесноковым, я спросил его:

— Давно вы в этой беспокойной должности?

— Избран в январе 1941 года, третий год подходит к завершению. На фронт не отпускают, говорят, что в тылу тоже нужны опытные кадры, — ответил он.

Я тогда высказал ему свое мнение:

— Руководители Рязанского обкома партии правы. Я желаю вам, Николай Дмитриевич, успехов на этом важном посту.

Как только вернулся в Орел после очередной отправки оружия и многого другого партизанам, я доложил подполковнику Красикову о моей встрече в тот день с работниками райкома партии и райисполкома Лебедянского района, на которую был приглашен районными руководителями.

Выслушав меня, Красиков сообщил:

— Уже после вашего отъезда в Лебедянь мне позвонила помощник первого секретаря райкома. Она спросила меня:

— Константин Алексеевич, когда же будет возможна встреча работников райкома и райисполкома с партизаном? Вы уже давно обещали ее организовать. — Я ей ответил:

— Сегодня с аэродрома из вашего района состоится отправка партизанам военных грузов. Для этого туда выехал работник нашего отдела Гусев Павел Васильевич. Он два года воевал в партизанских формированиях на штабных должностях, ранен, эвакуирован в Курск. После излечения вновь партизанил, был помощником начальника штаба партизанской кавалерийской бригады. А недавно, после ее расформирования, отозван на службу в наш штаб. Но только эта встреча может состояться после того, как самолеты с нашими грузами отправятся в тыл врага. — Она согласилась с временем встречи, сообщила, что приглашение вам будет передано через диспетчера аэропорта. — Вот такой разговор состоялся. Эта встреча для вас была неожиданной. Вы извините, что я не мог отказать в ней райкому партии. Вы не в обиде на меня за такое решение, не согласованное с вами?

— Нет, не обижен, товарищ подполковник, — ответил я.

— Павел Васильевич, в нашем штабе принято обращаться к сослуживцам, в том числе и к старшим по званию и по должности, только по имени и отчеству. Так порекомендовал нам начальник штаба, первый секретарь Орловского обкома ВКП(б), член Военного совета Брянского фронта Матвеев.

…Прошло несколько дней. Начальник штаба партизанского движения Брянского фронта А. П. Матвеев провел срочное совещание, на которое были вызваны его заместители и начальники отделов штаба. Красиков, как только возвратился с совещания, пригласил в свой маленький кабинетик сотрудников отдела и сообщил:

— Товарищ Матвеев утвердил предложения полковника Польского и мои о нижеследующем:

1. В месячный срок передислоцировать из Лебедяни в Орел и в прилегающие к нему села базу МТО нашего отдела.

2. Выделенных нам в Орле складских помещений явно будет недостаточно, ибо увеличивается доставка грузов партизанам более чем в пять раз. Поручается Соколюку, Гусеву и Михальченко, работнику обкома партии, в двухдневный срок найти в городе и в пригородной зоне помещения, пригодные для складирования. Внести соответствующим райисполкомам проекты их постановлений о передаче этих помещений на военное время 5-му отделу штаба. От себя добавлю: к проектам постановлений подготовить сопроводительные письма за подписью товарища Матвеева.

3. В связи с передислокацией из Лебедяни в Орел нашей базы МТО исполнение обязанностей начальника орловской базы возложить на Гусева Павла Васильевича с оставлением его в штате офицерского состава нашего отдела. Павел Васильевич, в отношении Вас было мое личное предложение.

4. Отделу кадров в трехдневный срок подобрать из партизанского резерва 5 кандидатов на должности заведующих складами и сформировать взвод охраны складов.

5. Организацию охраны складов возложить на коменданта штаба старшего лейтенанта Михайлова А. В.

6. Лейтенанту Панскому С. И. находящимся в его распоряжении автотранспортом и по железной дороге в месячный срок отправить из Лебедяни на базу в Орел все, что хранится в его складах. Освободившиеся складские помещения сдать их владельцам. После этого прибыть в Орел для отчетности… Вот такие наши предложения утвердил начальник нашего штаба, — этими словами закончил выступление Константин Алексеевич.

А через неделю стало известно, что авиаполк, предназначенный для доставки грузов партизанам Брянщины, Смоленской и Сумской областей, передислоцировался в Орловскую область и находится в пятидесяти километрах западнее Орла. Там подготовлен аэродром, с которого и будет вестись в дальнейшем отправка самолетами грузов партизанским формированиям.

Командование авиаполка сначала было довольно тем, что их авиамаршруты сократились на расстояние от Лебедяни до Орла. Но так продолжалось недолго. Вскоре еще на большее расстояние увеличилась и глубина доставки грузов. Это произошло потому, что Центральный штаб партизанского движения принял решение о возложении на наш отдел доставки боеприпасов и всего необходимого партизанским соединениям некоторых областей Белоруссии и Украины. Нагрузка на авиаполк по количеству самолетовылетов тоже возросла.

6.

В начале октября Красиков поручил мне съездить в Курск, уточнить размещение фронтовой интендантской базы, чтобы выслать туда автотранспорт для получения боеприпасов по нарядам Ставки Верховного Главнокомандования, выделенных нашему штабу для партизанских соединений, действующих в тылу врага.

Вечером в буфете гостиницы я неожиданно встретил Николая Акимовича Пузанова, теперь уже первого секретаря Крупецкого райкома партии. Я подошел к нему:

— Николай Акимович! Здравствуйте!

Тот увидел меня и радостно протянул руки для объятия.

— Какая судьба, Павел, привела тебя на курскую землю? Уж не перевели ли тебя сюда на службу?

— Нет. Я пока служу в штабе партизанского движения Брянского фронта. А в Курск приехал по делам нашего 5-го отдела, занимающегося отправкой всего необходимого партизанам, — ответил я Пузанову. — А вы, наверно, приехали сюда решать проблемы Крупецкого района? — спросил я.

— И это тоже. Но я прибыл для участия в работе пленума обкома партии, открывающегося завтра.

После ужина мы продолжили беседу в его номере. Первый вопрос, который я задал ему, был об Анатольевке.

— Николай Акимович, при встрече в госпитале в начале апреля вы сообщили мне о трагедии в Анатольевке, случившейся в конце марта. Расскажите, пожалуйста, подробности. — попросил я его. — И Пузанов поведал мне следующее:

— Тебе известно. Павел, что в марте гитлеровскому командованию ценой немалых потерь удалось приостановить наступление советских войск под Курском. Орлом и Белгородом. Западные районы нашей области, где мы партизанили с осени 1941 до весны 1943 года, до осени оставались оккупированными врагом. Тебе известно и то, что в Рыльском и Глушковском районах самостоятельно действовали их партизанские отряды. В конце марта отряд имени Фрунзе устроил засаду около Анатольевки, уничтожил несколько десятков оккупантов. После этой дерзкой партизанской операции прилегающие к Анатольевке селения были буквально наводнены оккупантами. Сначала вражеские части заняли деревни вблизи Анатольевского леса.

Спасаясь от врага, все мужское население, состоявшее из стариков и подростков, ушло в лес. Соединиться с партизанами им тогда не удалось. Они прятались в старых, полуразрушенных землянках, сохранившихся с осени 1941 года, а также в наспех сооруженных шалашах из веток деревьев, прикрытых соломой и обвалованных снегом. В первые дни их навещали женщины и девочки-подростки. Они приносили им еду. Люди были уверены, что оккупанты скоро уйдут из занятых ими деревень, считая, что советские войска вот-вот продолжат наступление. Гитлеровцы, используя приостановку наступательных действий советскими войсками, мародерничали: угоняли скот, грабили все ценное, еще не спрятанное жителями в своих хатах. Их пьяные ватаги насиловали молодых женщин и девушек.

Через несколько дней в соседнем урочище появились вражеские подразделения. Здесь же обосновался их полевой штаб. Оккупанты провели тщательную облаву леса: их солдаты шли по лесу плотной цепью в пятидесяти метрах один от другого, на ходу ведя огонь из автоматов.

По приближающейся автоматной стрельбе прятавшиеся старики и подростки догадались, что каратели прочесывают лес. Кольцо вражеской облавы неумолимо сжималось. Сначала засвистели пули, потом стали слышны лающие команды фашистов…

Тогда в Анатольевском лесу оккупанты уничтожили около двух десятков прятавшихся жителей. Лишь немногим удалось спастись от смерти. Они были единственными очевидцами зверств врага.

Поздно вечером в Анатольевке завыла сирена, объявившая тревогу оккупантам… Первой запылала школа, облитая бензином, потом одна за другой загорались хаты. Каратели имели большой опыт уничтожения белорусских, украинских и русских деревень и их жителей. Они поджигали хаты с оставшимися в них женщинами и детьми. Через полчаса горела вся Анатольевка.

Каратели стреляли в женщин и детей, выскакивавших из окон горящих хат. Очень немногим женщинам с детишками удалось вырваться из огня и убежать из деревни. Приют надеялись найти в соседних деревнях. Некоторые не смогли выбраться из запертого и подожженного фашистами родного дома.

Так, Анна Максимовна Томина, оказавшись с двумя маленькими детьми в горящей хате, запертой снаружи карателями, решила найти спасение для детей и для себя под печкой. А на другой день, когда уже гитлеровцы уехали из Анатольевки, оставшиеся в живых соседки нашли Анну Максимовну и ее детей сгоревшими. — Пузанов продолжал свой рассказ:

— Несколько часов бушевал пожар в Анатольевке. Уже после полуночи, убедившись в полном уничтожении деревни, фашисты покинули ее. Только печи да обуглившиеся кирпичные дымоходы стояли на пепелищах. Вот, Павел, что осталось от некогда красивой русской деревни. — Этими словами Пузанов закончил тогда тот грустный рассказ в курской гостинице…

Я не могу до сих пор забыть этот страшный рассказ партизанского комиссара о трагических событиях в Анатольевке. Иногда по радио звучит песня о сожженной карателями белорусской Хатыни, у меня сразу перед глазами встает Анатольевка, я слышу голоса ее замученных и уничтоженных стариков, женщин и детей.

Часть анатольевцев-погорельцев приняли в свои дома жители соседней Акимовки. А как только закончилась война, с помощью советской власти анатольевцы начали заново отстраиваться. Не одно послевоенное десятилетие потребовалось, чтобы возродить селение. Появились уютные дома, благоустроенная улица, ухоженные приусадебные участки.

Но анатольевцы, да и все советские люди, никогда не забудут ужасов варварства и злодеяний фашистов в страшные годы гитлеровского нашествия. Они будут передаваться из поколения в поколение. О них нельзя забыть! Мы не вправе забыть этого, не вправе допустить повторения белорусской Хатыни, курских Анатольевки и Большого Дуба.

7.

Было это в середине октября 1943 года. Красиков не разрешал нам «дымить» в помещении отдела. Поэтому я вышел на крыльцо штабного здания, чтобы покурить. Крыльцо выходило прямо на тротуар улицы, по которому спешили на работу обкомовские и облисполкомовские служащие. Вдруг я увидел среди них Петра Чикаберидзе, бывшего комбата из нашего отряда, входившего до марта того года во 2-ю Курскую партизанскую бригаду. Он быстро шагал, посматривая на свои наручные часы, что говорило о том, что он куда-то спешит. Я сразу узнал его, симпатичного, стройного грузина с рыжеватыми кавказскими усами. Я окликнул его:

— Петро Чикаберидзе! Своих уже не узнаешь, что ли?

Посмотрев в мою сторону, он тоже узнал меня.

— Павло! Гусев! Здравствуй, дорогой! — Он поднялся с тротуара на крылечко. Мы обнялись, помолчав во взаимных объятиях. Слезы радости появились у каждого. Ведь у нас за более чем полгода было больше сомнений, чем надежд, чтобы увидеться живыми. Чикаберидзе вспоминал:

— А ведь в начале марта под Дмитриевом я и Шадрин, отправляя тебя с передовой в медсанбат, не надеялись, что ты выживешь с ранением в голову, ты был тогда без сознания.

Я ему объяснил:

— Кроме ранения в голову, с повреждением черепа, у меня была еще контузия от взрывной волны близко разорвавшейся от меня мины. В конце вторых суток пребывания в медсанбате я очнулся. Как видишь, вылечили меня госпитальные доктора. Я благодарен им за это. — Посмотрев на его награды, я заметил, что к медали «За отвагу», врученной ему осенью 1942 года в Хинельском лесу заместителем начальника штаба партизанского движения Брянского фронта Горшковым, добавились орден Красного Знамени и медаль «Партизану Отечественной войны» первой степени.

— Поздравляю тебя. Петя, с высокими государственными наградами за твои боевые подвиги. — Я крепко пожал ему руку, мы обнялись.

— Спасибо, Павло. Ведь к ордену Красного Знамени меня представляло в январе этого года командование Крупецкого отряда имени Чапаева. И только через девять месяцев наградной лист оказался на столе Всесоюзного старосты Калинина.

— Петя, к наградному листу на тебя была приложена и моя рука. Ведь у нас пишущей машинки тогда не было, под диктовку Пузанова и Исаева я писал его от руки, вносил и свои коррективы в твоей боевой характеристике. Все наши наградные листы были перепечатаны машинистками в штабе Емлютина, в Брянском лесу.

Я спросил Чикаберидзе:

— Петро, а почему ты в Орле? Ваша бригада уже расформирована?

— Она расформировывается, Павло, — продолжал он, — я боюсь опоздать на совещание, которое состоится у Матвеева. Дело в том, что небольшая группа из нашей бригады во главе с Казанковым приглашена в Грузию. Сегодня будет известно, когда мы поедем. Поэтому, давай продолжим нашу встречу вечером. Я живу в гостинце на первом этаже. Мой номер 5-й, одноместный. Я жду тебя к 19 часам. А сейчас я побежал на совещание. — Он быстрым шагом направился в обком партии.

О нашей предстоящей встрече с Чикаберидзе я доложил Красикову. Высказал ему причину, по которой встреча может сорваться, а завтра Чикаберидзе, наверное, отправится в Тбилиси в составе делегации их бригады, приглашенной руководством Грузии. Он обидится, если я сегодня не приду к нему в гостиницу. А причина была в том, что сегодня в 18.00 я должен заступить на дежурство в отделе.

— Проблемы нет, Павел Васильевич, вместо тебя сегодня отдежурит Василий Михайлович, а послезавтра вы заступите на дежурство вместо Соколюка. Я сейчас же скажу ему об этом.

Вечером мы встретились с Чикаберидзе. Он принял меня по-кавказски. Стол был полон всякой всячины: копченая колбаса, рыбные консервы, фрукты и даже бутылка «Московской».

Он догадался, что я немало смущен, увидев все это на столе в такое трудное военное время. Он пояснил:

— Вчера нам выдали денежное содержание за полгода партизанской службы. Не мог же я поскупиться, не угостить своего друга. Доехал на трамвае до рынка а там все есть, лишь бы деньги были.

За ужином, который продолжался несколько часов, мы рассказали друг другу о боевых действиях наших бригад во вражеском тылу, вспомнили боевых друзей погибших в партизанских схватках с врагом, и откомандированных во фронтовые части после расформирования 2-й Курской партизанской бригады.

О боевых действиях бригады имени Суворова Чикаберидзе поведал мне следующее:

— Тебе, наверное неизвестно, Павло, что в первой половине марта поступил приказ Матвеева: Казанкову подобрать сотню добровольцев, с ними отправиться в тыл врага, чтобы создать новую партизанскую бригаду…

Я перебил его сообщение:

— Об этом я знаю от Черникова. Он посетил меня в курском госпитале. Но подробностей я не знаю.

Чикаберидзе продолжил:

— Мы совершили рейд по западу Курской области. В наши ряды влилось около полутысячи местных жителей, военных-окруженцев, селян, насильно загнанных оккупантами в полицию. Они пришли в партизанский отряд с оружием, недавно выданным им фашистами.

Казанков привел в Хинельский лес наполовину безоружный отряд. Здесь к нам присоединилось несколько групп самообороны из селении, прилегающих к Хинельскому лесу. Все они имели на вооружении винтовки. Казанков передал по рации Штабу партизанского движения Брянского фронта заявку на недостающее вооружение и боеприпасы. Через несколько дней советские самолеты сбросили на парашютах все запрошенное и двухнедельный запас продовольствия.

Тогда же поступила шифровка-радиограмма. Приказом начальника штаба партизанского движения фронта Матвеева утверждалось создание из партизан отряда О. Г. Казанкова партизанской бригады имени Суворова и о назначении ее командиром Остапа Гавриловича.

Сначала мы базировались в Хинельском лесу. Около трех месяцев проводили рейды по районам Орловской и Сумской областей, громили карательные и полицейские подразделения противника, а в период подготовки Брянского и Центрального фронтов к Курской битве участвовали в разрушении железнодорожных путей и станционных объектов. Нам регулярно сбрасывались на парашютах мины, взрывчатка, гранаты и патроны.

Летом и до конца сентября бригада базировалась в Новозыбковском лесу. Наши подрывники взорвали тогда несколько вражеских эшелонов, разобрали более пяти километров железнодорожного полотна. За весь период действий во вражеском тылу бригада уничтожила несколько тысяч оккупантов.

Отряд имени Суворова, которым командовал я, при расформировании имел численность около 270 партизан. В боях погибли 14 курских партизан, ранее воевавших во 2-й Курской партизанской бригаде. В их числе Матюхин Андрей Иванович, бывший партизан отряда имени Чапаева Крупецкого района…

Я тоже рассказал Чикаберидзе о боевых действиях Курской партизанской кавалерийской бригады имени Котовского в период подготовки и в начале Курской битвы. Особо остановился на двух рейдах бригады в ее полном составе по тылам врага, противостоявшего 60-й армии Черняховского:

первый рейд, с 15 июня по 28 июня, длившийся две недели;

второй рейд, с 30 июня по 15 июля, продолжавшийся 16 суток.

В оба эти рейда выполняли задачи, ставившиеся Центральным штабом партизанского движения и штабом 60-й армии, по разрушению железнодорожных путей и мостов, станционных объектов, минированию автомобильных дорог. Все это проводилось с целью дезорганизации перегруппировки вражеских войск по железным и автомобильным дорогам.

После моего рассказа о боевой деятельности нашей бригады в тылу врага Чикаберидзе спросил меня:

— Павло, а как ты оказался на службе в штабе партизанского движения Брянского фронта? Чем ты здесь занимаешься?

Я сказал Петру, что в середине июля Забродина и меня отозвали в распоряжение штаба партизанского движения Брянского фронта. Меня зачислили в 5-й отдел, обеспечивающий доставку партизанским формированиям всего необходимого для боевых действий во вражеском тылу.

Услышав от меня ответы на заданные вопросы. Чикаберидзе пошутил:

— Вот не знал, что свой человек участвует в отправке партизанам оружия и боеприпасов. Не отказан бы другу, прислал бы по-приятельски лишний десяток автоматов, да и патронов к ним. На его шутку я ответил:

— Петро, я не мог отправить тебе вооружение и боеприпасы по следующим причинам: я не тогда, что ты командуешь отрядом. Можно было помочь тебе, но если твой отряд значился действующим самостоятельно, не входил в бригаду имени Суворова. Объясню тебе, что мы отправляли грузы самолетами с посадкой тем бригадам, которые имели надежно обороняемые взлетно-посадочные площадки. Бригадам и отрядам, не имеющим таких площадок, грузы сбрасывались на парашютах, по координатам, сообщенным нам, обязательно обороняемыми партизанами в назначенное ночное время.

Наша встреча продолжалась. Я вспомнил, что надо сообщить Чикаберидзе о моей недавней встрече в Курске с бывшим комиссаром нашего отряда Пузановым.

— Петя, недавно я был в командировке в Курске. Там встретил нашего отрядного комиссара, а теперь уже первого секретаря Крупецкого райкома партии Николая Пузанова. В гостинице, в которой мы оба остановились, мы беседовали с ним до поздней ночи. Он рассказал мне о трагедии в деревне Анатольевке: в марте оккупанты расстреляли около двадцати стариков и подростков якобы за их участие в партизанском отряде, а деревню сожгли.

Услышав сообщенное мною, Чикаберидзе, посуровев, высказался:

— Это, Павло, вторая белорусская Хатынь. За варварство, чинимое гитлеровскими карателями, им не должно быть никакой пощады фронтовиков и партизан. Как только враг будет повержен, наши чекисты, военные контрразведчики, должны обязательно найти не только исполнителей варварств на советской земле, но в первую очередь установить, кто из гитлеровских генералов и офицеров отдавал приказы на совершение этих злодеяний.

— Согласен с тобой, Петро. Но это задача будущего. Надо, чтобы сейчас наши Вооруженные Силы крепко держали в своих руках инициативу, постоянно наступали до полного изгнания фашистов с захваченной советской территории, чтобы завершили войну полным разгромом гитлеровской военной машины.

Выслушав мое мнение, Чикаберидзе продолжил:

— Иначе и быть не может. Ведь весь советский народ единодушно воспринял слова моего земляка, Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина, что враг будет разбит, победа будет за нами, потому как наше дело правое в этой проклятой войне, навязанной нам Гитлером.

Я ответил Петру:

— Петро, мне помнится, что эти слова в другой последовательности произнес Вячеслав Михайлович Молотов, председатель Совнаркома, выступая с Обращением к советскому народу по радио 22 июня 1941 года в связи с внезапной вероломной войной против нашей страны, развязанной фашистской Германией.

Чикаберидзе продолжал убеждать меня:

— В первые месяцы войны мне довелось проездом быть в Москве, встретиться с земляками, живущими и работающими в столице. Они тогда при мне говорили о том, что грузины, работающие в ЦК и Совнаркоме, утверждают, что в первый день войны в Политбюро ЦК обсуждался текст Обращения к советскому народу. Сталин предложил выступить с ним Молотову, а в текстовке Обращения посчитал нужным подчеркнуть пророческие слова, сбывшиеся через четыре года Великой Отечественной войны…

…Прошло уже более 60 лет со дня нашей встречи с обаятельным грузином Петром Чикаберидзе. Недавно я окончательно убедился, что его земляки знали тогда, чьи были слова, произнесенные Молотовым. Это произошло после того, как я прочитал историко-документальное исследование «Генералиссимус» писателя Владимира Карпова, изданное в 2002 году в двух книгах, всего 1138 страниц.

В его первой книге, на странице 324, со ссылкой на послевоенную беседу с В. М. Молотовым, В. Карпов пишет:

В конце встречи Чикаберидзе сообщил:

— Павло, послезавтра делегация бригады имени Суворова выезжает в Тбилиси. Если мне будет суждено возвратиться в Орел, то я обязательно зайду к тебе, расскажу о нашем визите в Грузию. Если не вернусь в Орел, то напишу тебе обо всем в письме.

На этом мы расстались, пожелав друг другу всего наилучшего.

Больше нам встретиться не удалось. Были только обмены письмами. Но об этом в следующей главе…

8.

В напряженной обстановке, вызванной передислокацией штаба и базы МТО в Орел, незаметно для нас прошли два первых осенних месяца 1943 года. Наступил ноябрь, главным событием которого была 26-я годовщина Великой Октябрьской социалистической революции.

6-го ноября состоялось торжественное собрание личного состава штаба, обучающихся на курсах радистов и минеров-подрывников, подразделения партизанского резерва.

С докладом о 26-й годовщине Октября выступил заместитель начальника штаба А. П. Горшков. Он начал доклад с того, что сегодня советские войска, сломив сопротивление врага, освободили от него столицу Украины город Киев. Раздались громкие, продолжительные аплодисменты участников собрания.

Затем Горшков доложил об истории и итогах Октябрьской социалистической революции, что сделано в стране за 26 лет Советской власти; потом перешел к войне, вероломно начатой против Советского Союза фашистскими войсками 22 июня 1941 года, подробно остановился на результатах боевых действий советских войск во втором периоде Великой Отечественной войны, начавшемся в ноябре 1942 года, заканчивающемся через месяц после сегодняшнего ноябрьского праздника. Об этом он сказал так:

— В схватке под Москвой поздней осенью 1941 года впервые в ходе войны советские войска овладели инициативой, отогнали противника от Москвы, затем зимой 1942—1943 годов одержали крупную победу под Сталинградом, разгромив хваленые немецкие войска Паулюса. Почти с ходу были освобождены крупные областные центры Черноземья — Воронеж и Курск.

Наступление немецких войск под Курском, начавшееся 5 июля, провалилось буквально через десять суток. Враг не смог прорвать преднамеренную оборону наших войск. Перешли от обороны к наступлению войска Брянского фронта, а в танковом сражении под Прохоровкой наши танковые соединения одержали грандиозную победу над врагом. В результате были освобождены крупные города: Орел, Белгород, Харьков.

Победоносно завершив Курскую битву 23 августа, наши войска продолжили наступательные операции по освобождению левобережья Дона.

Генерал-майор подчеркнул в докладе, что во втором периоде войны с еще большим размахом велось, а сейчас постоянно усиливается, партизанское движение. Преодолевая невероятные трудности, рискуя жизнью, партизаны разрушали коммуникации врага, выводили из строя железнодорожные линии. Так было зимой 1942—1943 годов, когда советские войска громили гитлеровские полчища на Волге, Кавказе, Среднем и Верхнем Дону.

Докладчик перечислил сильные удары по коммуникациям противника, нанесенные партизанами в ходе летнего наступления, в частности, в период Курской битвы. Он сказал, что партизаны Белоруссии, некоторых областей Украины, Орловской, Курской. Смоленской, Калининской и Ленинградской областей затрудняли перегруппировки вражеских войск, подвоз резервов и боевой техники, тем самым оказывали огромную помощь нашей армии.

Он отметил, что проведена грандиозная по своим масштабам, по количеству участвующих партизанских сил, по достигнутым результатам операция, вошедшая в историю под названием «Рельсовая война». Она планировалась Центральным штабом партизанского движения. Главная цель операции: путем одновременного массового подрыва рельсов парализовать перевозки гитлеровских войск по железным дорогам. Началась она в ночь на 3 августа. Массовые подрывы следовали в течение всего августа и первой половины сентября. Горшков привел такой пример: количество подорванных рельсов за тот период составил одну тысячу километров одноколейного железнодорожного пути.

Докладчик подчеркнул, что вместе с брянскими партизанами в рельсовой войне участвовали Курская партизанская кавалерийская бригада имени Котовского и партизанская бригада имени Суворова, созданные в марте 1943 года из личного состава расформированной 2-й Курской партизанской бригады. Тогда же штаб партизанского движения Брянского фронта принял в свое оперативное подчинение обе бригады, определил районы боевых действий: партизанская кавалерийская бригада базируется в Хинельском лесу, действует в западных районах Курской и Сумской областей; бригада имени Суворова базируется в Брянских лесах, действует в западных районах Орловской области (ныне Брянской области).

А. П. Горшков тепло отозвался о населении оккупированных врагом регионов СССР, в том числе Орловской и Курской областей. Он привел примеры тех мест, где жители всегда с радостью встречают партизанские отряды, всячески помогают им и пополняют их ряды. Они видят в партизанах не только нашу военную, но и политическую силу. В их глазах партизаны олицетворяют Советскую власть. Они всегда делятся с партизанами хлебом, картошкой, молоком для раненых, если все это им удалось спрятать от оккупантов.

В докладе прозвучала высокая оценка труда работающих на советских промышленных предприятиях, в колхозах и совхозах, научных и проектных организациях: наш тыл живет одной мыслью — все для фронта, все для победы. Все это помогает ликвидировать превосходство фашистской армии в вооружении и боевой технике. Советская экономика с честью выдерживает единоборство с экономикой гитлеровской Германии…

После доклада Горшкова начальник отдела кадров Иванов объявил приказ А. П. Матвеева об объявлении благодарностей отличившимся военным и гражданским работникам штаба. Среди них был назван лейтенант Соколюк из нашего отдела.

Как только закончилась торжественная часть собрания, для его участников был устроен концерт с выступлениями орловских артистов, учащихся средних школ города, сотрудниц нашего штаба.

9.

Через несколько дней после праздника я получил печальное письмо от мамы. Она была совсем неграмотная. Под ее диктовку письмо писала десятилетняя соседка. Мама сообщила, что здоровье становится все хуже и хуже. Все лето проболела в постели. Поэтому сена для коровы не накосила, пришлось продать животину, кормить зимой ее будет нечем. Она жаловалась что проклятая война разлучила ее с сыновьями, помощи ждать ей здесь не от кого.

Прочитал я это грустное письмо, понял, что помочь могу только я. Решил обратиться к своему начальнику с просьбой о краткосрочном отпуске:

— Константин Алексеевич, отпустите меня на десяток суток, надо навестить маму на Ярославщине. Она тяжело больна, поэтому надо ее определить в больницу.

Посочувствовав мне, Красиков ответил:

— Павел Васильевич, я не в силах удовлетворить твою просьбу, не имею таких прав. Ходатайствовать перед полковником Польским я могу. Пиши рапорт полковнику, я лично сам пойду к нему с твоей просьбой. Но у меня вопрос к тебе: кому можно передать твои обязанности на время отпуска?

— Я считаю, Василию Михайловичу, пока не предстоят командировки к поставщикам.

Уже в конце рабочего дня Красиков сообщил мне:

— Павел Васильевич, твоя просьба удовлетворена. Соколюк тоже согласен. Приказ о твоем краткосрочном отпуске подписан. Расскажи Василию Михайловичу, какие неотложные дела надо решить на базе за твое отсутствие. Отпускное удостоверение и проездные документы получишь в отделе кадров. Счастливого пути! — Константин Алексеевич крепко пожал мне руку.

Поздно вечером я и Соколюк уже были на вокзале. Я взял билет на первый проходивший поезд на Москву Как только поезд пришел, мы поспешили к вагону, указанному в билете. Когда оказались у нужного вагона, Соколюк передал мне увесистую упаковку, перевязанную крест-накрест тонкой веревочкой.

— Это твой сухой паек на время отпуска. Богунов постарался с заменой некоторых продуктов, чтобы все сгодилось в домашних условиях. Всего доброго тебе, привет маме.

— Спасибо, Василий Михайлович. До свидания!

Утром я уже был в Москве. Переехал на метро с Курского на Ярославский вокзал. Увидел, что поезд на Вологду уже подан на посадку. Я заскочил в вагон. В тамбуре молоденькая проводница остановила меня:

— Не спеши, молодой человек, предъяви проездной билет.

— Сейчас предъявлю. — Не торопясь достал бумажник, стал искать среди документов билет. Поезд тронулся. Закрыв дверь тамбура, она предложила мне пройти в купе. И сразу спросила:

— Молодой человек, куда едешь-то?

— До Бакланки, а там еще верст пятьдесят где на перекладных, где пешком, как повезет.

— Насовсем, наверно? Даже уже погоны снял, — заметила она. — Ты партизан? — она спросила это, рассмотрев на моей шапке красную ленточку.

— Угадала. В какое купе мне идти?

— Заходи в первое купе. Там один пассажир, тоже едет до Бакланки. А билет-то забыл предъявить?

— Нет, не забыл. — Зайдя в купе, я предъявил ей билет.

— Партизан, откуда едешь?

— Из Орла, разумеется, в билете укачано.

— А почему билет без компостера на наш поезд.

— Извини, пожалуйста, не успел. Мне пришлось бы несколько часов ждать, пока придет следующий поезд. А мне каждый час дорог, ведь всего на десять суток отпустили, из них почти четверо пройдет в дорогах.

Если будет проходить ревизор, у тебя могут быть неприятности. Он может высадить на любой станции, — сочувственно сообщила проводница.

— Не беспокойся, все уладим. Он меня поймет не высадит и не оштрафует.

Пассажир, лежавший на верхней полке лицом к стене, вдруг повернулся и обратился ко мне:

— Лейтенант милиции Смирнов. Прошу предъявить ваши документы.

— Это можно. Но прежде вы должны показать мне ваше милицейское удостоверение, — ответил я.

— Ваше требование законное. Вот, пожалуйста, мое удостоверение. — Он подал мне его.

— Спасибо, — ответил я, бегло прочитав его, взглянул на его лицо, потом на фотокарточку в удостоверении.

— А вот, пожалуйста, мои документы, — я предъявил удостоверение личности и отпускное удостоверение.

Лейтенант милиции внимательно просмотрел мои документы, возвращая их мне, спросил:

— Куда едешь, партизан Гусев?

— Выхожу на станции Бакланка. А дальше путь в родное село Карповское, от Бакланки до него километров пятьдесят.

— А Гусев Леонид Васильевич — это твой брат?

— Это мой родной брат. А откуда вы его знаете?

— В госпитале на Урале мы с ним в одной палате лежали. Год назад я выписался из госпиталя, признан ограниченно годным к военной службе, приехал на родину, в Кукобой. Полгода назад мне предложили службу в милиции. Что вам известно о Леониде Васильевиче? — спросил он меня.

— Он лежал в госпиталях почти полтора года. Недавно было от него письмо: его выписывают из госпиталя с освобождением от военной службы на один год, после чего последует медицинское переосвидетельствование. Выезжает в Ивановскую область, куда осенью 1941 года эвакуирована его семья, — рассказал я ему все, что знал о брате.

— Напиши ему привет от меня. Володьки Смирнова. Наши койки были рядом. Сообщи, что я служу в Кукобое в милиции. Пусть он мне напишет. Если у него и у семьи есть трудности в Ивановской области, пусть переезжают на родину, в Кукобое его знают по работе бригадиром тракторной бригады. Припоминаю, что его брат, по рассказу Леонида, в 1937—1939 годах работал главным бухгалтером Кукобойской МТС.

— Это был я. Меня осенью 1939 года призвали в армию, а Леонид в это время служил в Ленинграде, сверхсрочно. В 1940 году его зачислили курсантом годичных офицерских курсов, после их окончания уволили в запас в звании младшего лейтенанта. Но в запасе он пробыл недолго, как только началась война, его снова призвали в армию и он оказался на фронте под Ленинградом. Там он был тяжело ранен осенью 1941 года, эвакуирован на Урал.

— Надо же! Какое совпадение! — вскрикнул лейтенант. — Ведь я в то же время только что окончил курсы младших лейтенантов в Ленинграде, там…

Воспоминания лейтенанта милиции о начале войны прервал хриплый голос из репродуктора: поезд прибыл на станцию Пречистое, остановка 3 минуты, следующая станция Бакланка.

Тут же зашла в купе проводница, возвратила наши билеты.

— Товарищи пассажиры! Следующая станция Бакланка, поезд останавливается на три минуты. Быстренько собирайтесь! — громко прокричала и удалилась в соседнее купе.

Поезд остановился. Мы вышли из вагона, попрощались с проводницей. Лейтенант побежал в отделение милиции, чтобы узнать, не будет ли отправляться в ближайшее время грузовик или автобус в Кукобой. Быстро возвратился в хорошем настроении.

— Скоро пойдет в Кукобой крытый грузовик! Водитель пообещал нас подвезти, так что бежим на автостоянку.

Перед вечером мы уже были в Кукобое. Лейтенант предложил:

— Переночуем у меня, а завтра отправим тебя в Карповское.

— Я поеду в контору МТС, там и переночую. Зачем я буду стеснять твою семью? — ответил я.

— Уже скоро семь, кроме уборщицы, там никого нет. Так что пошли ко мне.

Войдя в маленькую квартиру двухквартирного дома, я понял, что в ней не было возможности разместить даже на одну ночь постороннего человека. В этом я убедился, как только мы оказались в одной из комнат, являющейся одновременно прихожей, кухней и столовой. Еще была спальня для супругов и совсем маленькая детская комната.

— Наташа, нам надо приютить на ночь молодого человека. Это Павел Васильевич Гусев, работавший несколько лет назад главбухом МТС. Он едет в Карповское проведать больную мать.

Супруга бросила на меня внимательный взгляд, засмеялась и обратилась ко мне:

— Павел Васильевич, здравствуйте. Вы так сильно возмужали, что я бы никогда вас не узнала, если бы Володя, мой муж, не представил вас.

— Здравствуйте, Наташа! Я тоже начинаю вспоминать, что в те годы вы работали в райфинотделе, ежегодно бывали у нас в МТС с финансовыми проверками. Но фамилию вашу забыл, — ответил я.

— Это верно, я работала тогда бухгалтером-ревизором райфинотдела. Тогда я была Соколова, а после замужества, в 1939 году, взяла фамилию Володи, стала Смирновой, — сообщила Наташа.

— Вспомнил! Мы даже один раз с вами поссорились. Я не соглашался с вашей формулировкой в акте проверки о допущенном перерасходе денежных средств на командировки. Я настаивал записать так: «…Ввиду непредвиденных командировок по заданию управления МТС облземотдела получился перерасход денежных средств по этой статье…» Но вы не соглашались.

— Я этот случай помню. Но ведь я все же согласилась с вами. Решила: зачем портить репутацию молодому главбуху.

— Наташа, разместим на ночь гостя в детской комнате? — спросил ее Володя.

— Конечно. Сегодня она свободна. Сережа, наш трехлетний сын, уже неделю гостит у бабушки. — Улыбаясь, продолжила: — Она не спешит отправлять его к родителям, а мы не особо настаиваем.

Владимир дополнил супругу:

— У нас есть раскладушка на случай, если теща останется ночевать. — Показал мне детскую комнату, потом продолжил: — Поужинаем, как говорят в народе, чем Бог послал. Наш скромный паек со своего огорода дополняет теща. Поедим да и уляжемся спать. В поезде я плохо переношу ночь, не спится из-за грохота колос и скрипа в вагоне.

— Я тоже, — признался я.

Утром хозяева не отпустили меня без завтрака. Поблагодарив их за гостеприимство, я поспешил в военкомат, чтобы встать на учет.

Женщина, дежурная в военкомате, сообщила мне, что военком в райисполкоме, скоро вернется.

Через полчаса быстрой походкой прошел в свой кабинет военком, козырнувший на мое приветствие. Дежурная сразу зашла к нему, вскоре вышла и обратилась ко мне:

— Товарищ Гусев, зайдите к военкому, он приглашает вас.

— Его фамилия Комаров? — спросил я ее.

— Да, его фамилия Комаров. Вы его знаете? — спросила она меня.

— Осенью 1939 года он отправлял нас, призывников, в армию.

Войдя в кабинет, я представился.

— Товарищ капитан, военнослужащий штаба партизанского движения Брянского фронта Гусев. Представляюсь по случаю прибытия в краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам в село Карповское. Там живет моя тяжелобольная мать.

— Здравствуйте, товарищ Гусев, присаживайтесь, — он показал мне на стул. — Я припоминаю, что осенью 1939 года я провожал команду новобранцев на срочную службу в Красную армию. В той команде был Гусев, главный бухгалтер Кукобойской МТС. А запомнил я это потому, что тогдашний директор Кузьмин уж очень просил меня об отсрочке от призыва своего главного бухгалтера, проработавшего около двух лет и за это время наладившего бухгалтерский учет и финансовую дисциплину. Но доводы директора нельзя было принять во внимание, в тот год призывались учителя и агрономы, пользовавшиеся отсрочками по пять и более лет. — Улыбнувшись, продолжил: — Так это вам я вручал гармонь перед строем призывников?

— Так точно, товарищ капитан. Целую неделю мы под эту гармонь распевали песни в товарном вагоне эшелона, от Бакланки до Проскурова на Украине.

Рассматривая мои документы, капитан спросил:

— Из тыла врага вам дали краткосрочный отпуск?

Я догадался, что военком сомневается в такой возможности. Я объяснил ему:

— Нет, не из тыла врага. После расформирования Курской партизанской кавалерийской бригады имени Котовского, это было в середине июля этого года под Конышевкой Курской области, я был отозван для дальнейшей службы в город Елец Орловской области, в штаб партизанского движения Брянского фронта, который сейчас дислоцируется в городе Орле. Там я служу на офицерской должности, представлен к присвоению офицерского звания.

— Товарищ Гусев, я понял, где вы служите, чем занимаетесь. Поезжайте домой, помогите больной матери, видимо, надо ее определить в больницу. Если потребуется продлить срок отпуска, обращайтесь.

Спасибо, товарищ капитан. Но я дал обещание своему начальнику отдела вернуться из отпуска в срок. У нас предстоят важные мероприятия, не исключено что будет новая передислокация нашей базы МТО ближе к фронту, а я заведую этой базой.

— Товарищ Гусев, желаю Вашей матери быстрейшее выздоровления. Надеюсь, ваш отпуск поможет ей в этом. До свидания. — Он пожал мне руку.

— Товарищ капитан, можно сейчас сделать отметку в моем отпускном удостоверении о прибытии и убытии, чтобы мне не терять время на посещение военкомата еще раз?

— Этого сделать нельзя. Сейчас дежурная сделает отметку только о вашем прибытии. Так что еще раз встретимся. Всего вам доброго. До свидания.

После посещения райвоенкомата я решил зайти в контору МТС, где перед призывом в армию я проработал около двух лет. Надеялся повидаться с моими бывшими руководителями и с работниками бухгалтерии. К моему удивлению, в МТС все руководство уже было обновлено: летом и осенью 1941 года почти все сразу были призваны на фронт. Новый директор оказался в отъезде в один из колхозов, в конторе в этот час оказался лишь главный инженер Белозеров. Он мне сказал, что работает здесь недавно, только три месяца прошло, как выписался из Ярославского госпиталя, в котором лечился несколько месяцев после ранения под Смоленском. Его ранение было заметно по висевшей левой руке.

С Белозеровым мы раньше не встречались, поскольку он работал в другом районе, тоже в МТС. Побеседовав со мною с полчаса, он позвонил куда-то:

— Мария Ивановна, здравствуйте, это Белозеров. Передайте на конюшню Ивану Степановичу, чтобы он положил в сани побольше сена и подъехал на Воронке к конторе. Скажите, что ему предстоит поездка в Карповское, туда он отвезет нашего бывшего главбуха, едущего в отпуск к больной матери.

Положив телефонную трубку, он обратился ко мне:

— Павел Васильевич, извините, через полчаса я должен быть в машинно-тракторной мастерской, заслушать доклады бригадиров о ходе ремонта тракторов и автомобилей. На обратном пути заходите, обещаю отвезти на Бакланку на грузовике. До свидания! — он ушел, а я остался в конторе ждать подводу, чтобы добраться до родного села.

Вскоре приехал Иван Степанович, и мы тронулись в путь.

Иван Степанович был опытным возницей. Он то и дело то кнутом, то вожжами поторапливал Воронка, уже не молодого мерина, объяснив это мне тем, что ему надо к утру вовремя вернуться в Кукобой, чтобы напоить и дать сена директорской Майке. Если ее вовремя не напоишь и не наполнишь ясли сеном, то она будет бесконечно голосить. И не дай Бог об этом узнает директор…

Уже поздно вечером мы добрались до Карповского. На восточной окраине села промелькнула колхозная кузница, ранее принадлежавшая Ивану Николаевичу Соколову. Как началась коллективизация, он вступил в колхоз, передал ему в собственность кузницу, с год проработал колхозным кузнецом, после чего уехал в Рыбинск и устроился там на крупный завод бригадиром кузнечного цеха.

— Иван Степанович, кузницу проехали, сейчас будут ворота и начнется село, — объяснил я ему.

— А вот уже и ворота. Куда дальше? — спросил он меня.

— Четвертый дом справа, поворачивайте Воронка, это наш дом, Иван Степанович.

Лихо подкатив по еще не глубокому ноябрьскому снегу к дому, Иван Степанович пробасил: «Ттпру!» Воронок остановился, как вкопанный.

В окне кухни появился слабый свет керосиновой лампы. Вскоре открылась дверь из крыльцовой пристройки, женщина спросила:

— Кто там? К кому приехали?

Я сразу узнал голос тети Марьи, жены дяди Ивана, младшего брата моего покойного отца.

— Тетя Марья, здравствуй! Это я, Павел.

— Здравствуй, племянничек! — она поспешила ко мне. Оба бросились друг другу в объятия, поцеловались. — А моего сыночка Евгения не встречал там на фронте или в партизанах?

— Нет, тетя Марья, не встречались мы. Да и были-то мы с ним с начала войны далеко друг от друга: я в Западной Украине, а Женя — в Карелии. Иди, тетя Марья, в дом, а то простынешь, легко одета, а уже зима наступила. Как только Иван Степанович задаст коню сена и привяжет его к воротам, мы тоже придем. Как мама-то?

— Плохо, Паша. Давно она болеет. В больницу бы ее надо отправить, она все не соглашается.

Вскоре и мы, вслед за ней, пришли в дом, вернее, в одну отапливаемую зимой комнату, являющуюся для мамы одновременно кухней, столовой и спальней. А дом трехкомнатный, не считая отдельной кухни, в которой сейчас и жила мама.

Войдя в комнату, я увидел маму, лежащую в кровати под ватным одеялом. Как только мы появились, она попыталась привстать, чтобы сесть в кровати, но пока я не помог, сесть она не смогла. Мы обнялись и долго были в объятиях. Она без конца целовала меня, гладила голову и спину. Из ее глаз, не переставая, текли слезы, не то от радости, не то от горемычного своего одиночества или страха за нас, сыновей. Ведь из четырех нас одного уже нет в живых, второй вернется из госпиталя калекой, а двое еще на войне, и неизвестно чем все обернется.

— Насовсем приехал, сынок, али на побывку? — спросила она меня.

— Нет, не насовсем. Отпуск дали всего на десять суток с дорогами, так что дома я пробуду не больше шести дней и ночей.

Немного помолчав, как бы собираясь с мыслями, она сообщила мне:

— Недавно фершал приезжал. Об этом сноха Клава его попросила. Он послушал через трубку мои легкие, посчитал пульс, потрогал живот. Сказал, что мне надо лечь в больницу, чтобы обследоваться и полечиться под присмотром докторов. И еще сказал, что меня в больницу возьмут, если со мной приедет женщина, чтобы быть при мне сиделкой. Паша, попроси Клаву, чтобы она побыла со мной в больнице. Она не откажется, она хорошо ко мне относится. — Я ей сказал:

— Мама, завтра утром я отправляюсь в Новинку, уговорю Клаву побыть с тобой в больнице. Потом попрошу в колхозе подводу, чтобы отвезти тебя в больницу.

— Паша, хорошо бы полечиться-то. Умирать не хочется, надо дождаться Сашу и тебя с войны. — И заплакала.

— Не волнуйся, мама. Все будет хорошо. В больнице тебя подлечат. — А она опять про войну продолжила:

— А когда же эта проклятая война закончится? Я боюсь за Сашу и за тебя, — и снова заплакала.

— Мама, война приняла другой оборот. Наша армия взяла инициативу в свои руки. Враг пятится назад. Будем надеяться, что Саша и я останемся живы.

Тетя Марья пригласила меня и шофера Ивана Степановича к столу:

— Мужчины, в народе говорят: хлеб, соль на столе, — садитесь, поужинайте. Мы с Анной Александровной поужинали перед вашим приездом.

На столе нас ожидала дымящаяся отварная картошка с льняным маслом, соленые огурцы, квашеная капуста, каравай душистого черного ржаного хлеба. Поодаль стола, на табуретке стоял разогретый самовар, на котором возвышался чайник с заваркой из листьев малины, приятный запах разносился по комнате.

Я достал из вещмешка пачку галет, десяток кусочков пиленого сахара, пачку грузинского чая, попросил тетю Марью добавить чай в заварку из малиновых листьев. Когда чай заварился, я пригласил всех на чашку чая. Отдельно обратился к Ивану Степановичу, чтобы тот погрелся чайком перед дорогой. Извинившись, сказал ему, что покрепче не захватил, спешил очень.

— Покрепче мне нельзя, я «за рулем», — пошутил он.

— Чайку-то можно, — отозвалась мама, — настоящего-то чаю, да с сахаром и с городским печеньем мы давно не пили. Наливай, Марья Алексеевна, я попью чайку-то.

После ужина и чая Иван Степанович засобирался в дорогу. Я поблагодарил его за оказанную услугу, предложил небольшую денежную купюру.

— Не обижайте меня, Павел Васильевич, спрячьте. Это моя обязанность — подвезти бывшего главного бухгалтера нашей МТС. Лошадь тоже не моя, а государственная.

Попрощавшись с нами, он вышел в моем сопровождении, спешил, чтобы к утру вернуться в Кукобой.

Как только я вернулся в дом, проводив Ивана Степановича, тетя Марья предложила мне ложиться спать, поскольку мне завтра надо рано вставать. Предстоит идти в Новинку, к Клаве и к фельдшеру.

— Паша, залезай на полати, — шепнула она, увидев, что мама заснула. — Там теплее, я туда еще овчинный тулуп закинула, а пуховая подушка там есть. А я на голбце сплю, около печки, там тепло. Спокойной ночи.

Я заснул на полатях сразу же. Уже за полночь, наверное, часа в два ночи, меня разбудили петухи, начавшие кукарекать сначала у соседей, потом и в хлеву мамы, где еще недавно была корова. Там, под потолком — куриный насест из жердей, на который на ночь они взлетают. Он был недосягаем лисицам и другим зверюшкам, охотившимся за курами по ночам.

Утром я проснулся рано, услышав, как тетя Марья загремела рукомойником. Наспех позавтракал и около восьми часов утра вышел из дома, направившись в Новинку. Посреди села навстречу мне мчалась санная подвода. По упряжке и саням я догадался, что это едет на работу председатель колхоза Иван Гарцев. В Карповском находилась колхозная контора, а он жил с семьей в деревне Белое, в двух километрах от нашего села.

Поравнявшись со мной, председатель остановил кобылицу.

— Куда путь держишь, воин? — приветливо спросил он меня.

— Здравствуйте, Иван Семенович! Не узнали? Я Гусев Павел, прибыл в краткосрочный отпуск, потому как мама тяжело больна. А сейчас иду в Новинку.

— Здравствуй, здравствуй, Павел Васильевич! Прости, не узнал тебя. Ведь мы с тобой не виделись около четырех лет, с тех пор, как тебя призвали на срочную военную службу. Ты сильно изменился внешне, тебя трудно сразу узнать. А что это ты без погон? — спросил председатель.

— Я пока в партизанской форме. Видите красную ленточку на шапке?

— Извини, запамятовал, что ты — партизан. А из тыла врага партизанам тоже отпуска на побывку дают?

— Военком тоже сначала усомнился в этом. Но я уже несколько месяцев служу в штабе партизанского движения Брянского фронта, он находится в Орле.

— Говоришь, мать тяжело больна. Дядя Иван мне говорил об этом.

— Я иду в Новинку, чтобы взять направление у участкового фельдшера, да и упросить сноху Клаву, чтобы она побыла с мамой в больнице сиделкой. Да я и к вам собирался обратиться, Иван Семенович. Не можете вы дать мне завтра подводу, чтобы с утра отвезти маму в Семеновскую больницу?

— Нет проблем, Павел Васильевич. Сейчас бери мою упряжку и езжай в Новинку. Клавдия Сергеевна не откажется. Вернетесь обратно и сразу собирайте в больницу Анну Александровну, сегодня же отвезите ее в Семеновское. — Он передал вожжи мне, сам вылез из саней.

— Спасибо, Иван Семенович! — поблагодарил я председателя.

— За что спасибо-то? Это моя обязанность, бывшего фронтовика и инвалида войны, оказывать помощь защитникам Отечества и их семьям, в том числе и тебе и твоей матушке. Как только определишь ее в больницу и возвратишься домой, лошадь оставь на колхозной конюшне. Я приехал сюда, чтобы посмотреть, как дела идут на молочнотоварной ферме. Есть у меня и другая надобность побыть в конторе. Поэтому днем я обойдусь без подводы, ты не беспокойся.

Через полчаса председательская Зорька привезла меня в Новинку. Я рассказал Клаве и ее матери, Екатерине Васильевне, о моем кратком отпуске, попросил Клаву три-четыре недели побыть с мамой в больнице.

— Клава, поезжай, я с коровой и с овцой с ягнятами сама управлюсь. В колхозе тоже без тебя обойдутся, чай не лето, когда в поле дел много, — посоветовала Екатерина Васильевна. — Клава ответила:

— Конечно, поеду. Ведь мой муж Коля очень любил свою маму, да и она ко мне хорошо относится, даже когда уже Коли нет в живых. За это я обязана побыть с ней в больнице. Паша, ты немедля иди в фельдшерский пункт за направлением мамаши на стационарное лечение, а я соберусь, захвачу во что там переодеться, да и из еды кое-что возьму для нас обеих.

Вскоре я вернулся с направлением фельдшера. Перекусили наспех, запили горячим кипяченым молоком, мы с Клавой тут же отправились в Карповское. Там быстро собрали маму в больницу и поспешили в Семеновское, чтобы успеть туда до ухода с работы врачей.

Дежурный врач-терапевт, уже немолодая женщина, сразу измерила у мамы давление и температуру, расспросила ее на что она жалуется, потом что-то долго писал в истории болезни. Закончив запись, она обратилась к Клаве:

— Кем вы доводитесь больной? Как вас называть?

— Я довожусь Анне Александровне снохой, звать меня Клавдия. Мужа моего уже нет в живых, он погиб на фронте, — сказав это, она всплакнула. Врач продолжила с ней разговор.

— Успокойтесь, Клавдия. Послушайте меня. Вы будете находиться в палате постоянно. Вам выдадут халат, раскладушку с матрацем и постельным бельем. Для больной подготовлена койка со всеми постельными принадлежностями. Ей принесут теплый халат и тапочки.

— Ну, а теперь обращаюсь к вам, молодой человек. Видимо, вы сын больной, очень похожи на мать. Постоянное пребывание в палате исключается, даже главный врач этого не разрешит. Вы можете находиться в палате только в дневное время. Верхнюю одежду и обувь надо снимать в раздевалке. Вам выдадут халат и тапочки. Ночь вам придется коротать у знакомых, или попроситесь в общежитие МТС для ремонтных рабочих. Есть ли у вас ко мне вопросы, или хотите что-то сказать, — спросила она. Я ей задал вопрос:

— Доктор, вы сказали, что больная будет обследоваться. А через сколько дней маме будет назначено лечение?

— Предварительное лечение будет назначено уже сегодня. А по мере результатов обследования оно будет дополняться или изменяться. Срок лечения — три-четыре недели, но если потребуется операция, то это еще плюс десяток дней.

Поблагодарив дежурного врача за разъяснения, попрощавшись с мамой, я поспешил домой, чтобы возвратить лошадь председателю.

В свое село я возвратился уже вечером. Проезжая мимо колхозной конторы, в ее окнах я заметил свет. Решил завернуть, подумав, что, может, еще председатель там окажется. Привязав шуструю кобылицу к воротам, я зашел в контору. Там оказался Иван Семенович, читавший газету. Увидев меня, он отложил газету, сказал:

— Вот хорошо, что ты вернулся. Мне не придется теперь пару верст пешком топать. Садись, рассказывай.

— Иван Семенович, лошадь у ворот. Спасибо за помощь. Маму в больницу приняли. Клава осталась с ней.

— Когда едешь обратно, Павел Васильевич? — спросил он меня.

— Уже через шесть дней я должен быть на Бакланке, чтобы первым проходящим поездом отправиться в Москву, а оттуда — в Орел.

— Накануне отъезда зайди в контору. Я организую тебе подводу до станции. Может, твой дядя, Иван Петрович, отвезет тебя? — спросил меня председатель.

— Я пока еще не видел его. Сейчас, прямо от вас, зайду к нему. Надо проведать дядю. А заодно и спрошу, сможет ли он проводить меня.

— Он не откажется, я убежден в этом, — сказал Гарцев.

Попрощавшись с председателем, я поспешил навестить моего дядю, Ивана Петровича Гусева.

По свету в окне я понял, что он еще не спит. Вспомнив, что он глуховат, может не услышать стук в дверь, я постучал в окно.

— Кого несет на ночь глядя? — спросил он, правой рукой открывая дверь, а в левой держа настольную керосиновую лампу. Увидев меня, он характерно для глуховатых, закричал:

— Пашуха, это ты! Здравствуй! Проходи, проходи! Мне Марья сегодня рассказывала о твоем приезде и о том, что отвез в больницу Анну. — Когда зашли в дом он спросил меня: — Надолго ли приехал-то? — я показал на пальцах, чтобы не кричать, он понял.

— На мало, на мало! А что делать — война идет!

Увидев хомуты, седелки, уздечки, я понял, что он коротает вечернее время ремонтом сбруи. Спросил его:

— На конюшне-то некогда этим заниматься?

— Там весь день возишься с лошадьми: то сена им подашь, то напоить каждую надо, то стойла почистить. Вот и приходится по вечерам этим заниматься. А больше некому. Всего два старика в селе-то осталось. Второй-то слепой.

— Сын твой Евгений пишет с фронта? — спросил я дядю Ивана.

— Енюха-то жив пока, пишет, но редко. В последнем письме писал, что летом пришлось воевать под Белгородом. Многим солдатам, его сослуживцам, повезло: они через свои деревни наступали, а он далеко тогда был от родных мест.

— Дядя Иван, ты не отвезешь меня на Бакланку, председатель подводу пообещал.

— Я согласен. Только чтобы лошаденку дали пошустрее. Лошади-то сильно намучены в это лето: то на поле, то в обозах с зерном государству.

Проговорили мы с дядей Иваном около двух часов. Я стал собираться домой.

— Иди, иди, Паша. Наверно, Марья-то одна боится ночью да в чужом-то доме.

Наружная калитка и входная дверь в доме были незапертыми. Я догадался, что в доме есть односельчане. Так оно и было. Когда открыл дверь на кухню, где жила мама, я увидел более пятнадцати сельских женщин. Некоторым из них пришлось сесть на полу, потому как мест на стульях и на скамейке не хватило.

— Здравствуйте, дорогие односельчане! — поздоровался я.

— Здравствуй, Паша! С приездом! — вразнобой ответили они. Елизавета Николаевна Ляпина, до замужества — Воронина, сидевшая около стола, пыталась уступить мне стул, уже привстала. Но я, дотронувшись до ее плеч, шутливо ответил ей:

— Сидите, Елизавета Николаевна, я ведь уже мужчина. Не нами придумано, что уступать место должен мужчина женщине, а не женщина мужчине, — по ее улыбке можно было понять, что она отказалась от своего предложения. Окинув всех приветливым взглядом, я увидел, что среди пришедших были матери, жены, сестры, внучки призванных на фронт в 1941 году, а у некоторых из них братья находились на срочной военной службе с 1939 года. Это были Константин и Павел Воронины, Сергей Смирнов. Все они призывались в армию в один год со мной.

Самой старшей по возрасту была Мария Яковлевна Ермакова. Она пришла со снохой Полиной и внучкой Тамарой. Два ее сына, Михаил и Александр, ушли на фронт в сорок первом и не отозвались до сих пор.

Мария Яковлевна попросила меня рассказать, куда надо обращаться, чтобы узнать о судьбе сельских мужчин, не приславших писем, нет о них и похоронок. Я обратился к собравшимся:

— Дорогие солдатки! Так теперь называют вас повсюду. Догадываюсь, ответ на вопрос, заданный мне Марией Яковлевной, интересует вас всех. Вот что отвечу: прежде всего, надо обращаться за ответом о судьбе ваших родных в райвоенкомат. Пусть военком запросит архивы, войсковые штабы и воинские учреждения о судьбе ваших родных. Надеюсь, что по запросу военкома такие сведения ему поступят. Не исключено, что они будут не обо всех наших сельских воинах. Это может быть по двум причинам: первая: прошло уже много времени, за которое некоторые дивизии, бригады, полки и отдельные батальоны и роты при переформировании войск получили другие номера и наименования. Это затруднит уточнение о службе и судьбе некоторых призванных из села. Причина вторая: не исключено, что кто-то из них попал в плен к врагу. Всякая война без пленных не бывает. Нашей армии это печальное событие коснулось в начальном периоде войны. Ввиду невыносимых условий, созданных фашистами для советских военнопленных, немалая часть их погибла в плену.

Заканчивая ответ на заданный мне вопрос, я сказал им:

— Обещаю вам: буду просить военкома об уточнении судьбы наших селян. Я обязательно буду в райвоенкомате, чтобы сняться с учета отпускников. Доложу капитану о состоявшейся встрече с вами. Сообщу о вашей боли из-за отсутствия каких-либо сведений о родных. А вас, дорогие женщины, прошу за два дня подготовить адреса мобилизованных на фронт и служивших в Красной Армии перед войной. Я передам их военкому для запросов.

Мне был задан и такой вопрос: имеют ли советские военнопленные, попавшие в немецкие концлагеря, возможность переписываться с родными и близкими?

Извинившись, что не сказал об этом, отвечая на первый вопрос, я сообщил, что такой возможности советские военнопленные не имеют.

Молодая учительница здешней начальной школы, видимо, из эвакуированных, поскольку ее русская речь сквозила украинским произношением, обратилась ко мне с таким вопросом:

— Павел Васильевич, недавно я возвращалась поездом из Ярославля. В вагоне услышала разговор солдат, возвращавшихся из госпиталя в свою войсковую часть, в город Данилов. Один из них утверждал, что партизаны не ведут активной борьбы с оккупантами, а скрываются от них в лесах. Это так?

Я ей ответил:

— В Хинельском лесу Орловской области, это рядом с северной границей Курщины, базируются орловские, курские и украинские партизанские соединения. Они здесь не прячутся, а пополняются боеприпасами, отправляют в советский тыл раненых. И снова уходят в глубокий рейд для нанесения ударов по врагу. Это засады, минирование автомобильных и железных дорог, нападения на вражеские гарнизоны, выведение из строя средств вражеской телефонной связи и многое другое. Но все сразу из Хинельского леса не уходят, а поочередно обороняют его. Ведь здесь оборудована взлетно-посадочная площадка для самолетов, которую партизаны уважительно называют партизанским аэродромом; там есть эвакогоспиталь, каждое партизанское соединение имеет в лесу запасы боеприпасов и продовольствия.

Чтобы не быть голословным, я сообщу вам о том, что сказал о партизанской борьбе заместитель начальника штаба партизанского движения Брянского фронта генерал-майор Горшков. Он прилетал в Хинельский лес для вручения боевых наград орловским и курским партизанам.

Выступая перед нами, он сказал, что миллионная армия советских партизан отвлекает на себя около 50 дивизий гитлеровцев, тем самым оказывает существенную помощь фронту, своими боевыми действиями наносит врагу большой урон. Это сообщение Горшкова подтверждает, что советские партизаны не отсиживаются в лесах, а активно действуют. Приведу вам и другой пример. Из газеты «Курская правда» нам известны сведения о боевых действиях курских партизанских бригад, доложенные их комиссарами руководству области в апреле 1943 года.

Комиссар 1-й Курской партизанской бригады Андрей Дмитриевич Федосюткин:

— Перед расформированием, в начале марта этого года, бригада имела численность около 2500 партизан. Ее отряды, базировавшиеся в Дерюгинском и Михайловском лесах, за период с осени 1941 года до 3 марта 1943 года уничтожили около 12 тысяч оккупантов. Значительная часть из них нашли свою смерть в пущенных под откос более ста вражеских эшелонах.

Комиссар 2-й Курской партизанской бригады Иван Данилович Кубриков:

— На 10 марта 1943 года бригада имела численность около 4500 партизан. Базируясь в Анатольевском лесу Курской области и в Хинельском лесу, отряды нашей бригады с осени 1941 по 10 марта 1943 года уничтожили свыше 5600 оккупантов, пустили под откос 14 вражеских эшелонов, разгромили 13 гарнизонов оккупантов и полиции.

— А то, что вы, Марина Сергеевна, слышали в поезде, это не что иное, как целенаправленная вражеская пропаганда. Разрешите остаться уверенным, что вы, уважаемая Марина Сергеевна, на уроках в школе, на родительских собраниях, при встречах с жителями нашего села и соседних деревень донесете правду о значительном вкладе курских, да и всех советских партизан, в разгром советскими Вооруженными Силами врага под Сталинградом, Курском, Орлом и Белгородом. Я твердо убежден, что мои земляки, как и все советские люди, в том числе областей и районов, пока еще не освобожденных от врага, видят теперешние победы нашей армии, одержанные зимой и летом этого года в Сталинградской и Курской битвах. После этих сражений, как мы сейчас наблюдаем, враг все время отступает под натиском Советской Армии, освобождающей все новые и новые города, районы и села.

Наш советский народ верит нашему вождю и Верховному Главнокомандующему товарищу Сталину, сказавшему еще в начале войны, что враг будет разбит, победа будет за нами. А недавно, давая оценку сражениям зимы и лета этого года, он мудро подчеркнул: в результате Сталинградской битвы обозначился закат гитлеровской армии, а Курская битва поставила немецкие войска перед катастрофой.

Как только я закончил ответ учительнице. Полина Ермакова, не получившая никаких вестей о муже, спросила меня:

— Павел Васильевич, я все думаю: уж не в партизанах ли воюют наши односельчане? Но почему же от вас пришло письмо из партизанского отряда, а от них писем нет? Из всех ли партизанских отрядов их бойцы могут писать письма родным?

На ее вопросы я ответил так:

— Посылать письма в советский тыл могут партизаны тех соединений и отрядов, которые в местах своего постоянного базирования оборудовали и постоянно охраняют посадочные площадки для наших самолетов, как мы их называем — партизанские аэродромы. С лета 1942 года до осени 1943 года такие аэродромы действовали в Брянском и Хинельском лесах Орловской области, в Михайловском районе Курской области. Нам известно, что наши самолеты, пересекая линию фронта, летают к партизанам западных и северных областей РСФСР, а также Белоруссии, Украины, Молдавии, Прибалтики. Они доставляют им оружие, боеприпасы, медикаменты, а вместе с ними — письма и газеты, а обратными рейсами увозят раненых, письма партизан их родным и близким. Но есть мелкие партизанские отряды, не имеющие определенных мест своего базирования, поскольку ведут партизанскую борьбу с врагом методом боевых рейдов. Поэтому не могут останавливаться на длительное время и оборудовать посадочные площадки для самолетов. Нам известны отдельные случаи сбрасывания таким отрядам оружия и боеприпасов на парашютах, но доставлять письма партизанам нет возможности, поскольку родные не знают адресов партизан, и они не могут послать письмо родным, потому что в их отряды не летают самолеты с посадкой.

Наша беседа с односельчанками продолжалась почти два часа. Как только я закончил отвечать на вопросы Полины Ермаковой, домовничавшая тетя Марья обратилась к собравшимся:

— Бабоньки, уже поздний час. Не пора ли вам по домам? Паше надо завтра рано вставать, ему ехать в Семеновское, в больницу к маме. Ведь она ждет его, не дождется. Я заметила, что его приезд стал лучшим лекарством для матери. Только мало он пробудет-то с ней.

Понимая тетю Марью и меня, женщины одевались, благодарили меня за разъяснения, тепло прощались и уходили.

Утром я пошел на кладбище проведать захороненного здесь отца. Я хорошо знал, где находится его могила. Вспомнил, как осенью 1940 года мне прислали телеграмму в Проскуров, где постоянно размещались части 80-й стрелковой дивизии, в том числе и наш 86-й отдельный саперный батальон. Но тогда он, почти в полном составе, участвовал в строительстве приграничного укрепрайона около города Жовква Львовской области. В нескольких десятках километров была граница с Польшей, уже оккупированной тогда фашистской Германией.

Эту печальную телеграмму мне вручили лишь на десятый день после смерти отца, когда нарочный привез в часть из Проскурова служебную и солдатскую почту, газеты и журналы.

Я попросил отпуск, чтобы проститься с уже похороненным родителем и побыть с мамой в эти печальные для нас дни. Командование не отказало мне в отпуске. Командир части капитан Тишагин, узнав о задержке мне телеграммы, объявил выговор начальнику проскуровских зимних квартир нашей воинской части за то, что тот не телеграфировал ему о поступившей мне телеграмме о смерти отца.

На кладбище я попросил у сторожа лопату, чтобы расчистить около могилы снег, пошел к отцовской могиле. Приближаясь к ней, еще издали увидел могильный холмик, укутанный свежим ноябрьским снегом, а над ним возвышался дубовый крест, мастерски сделанный дядей Иваном, установленный после предания отца земле. Когда подошел к могиле, увидел, «выглядывающие» из под снега, засохшие полевые цветы. Понял, что это мама принесла их к 3-й годовщине смерти ее мужа и отца четырех сыновей.

Остановившись у могилы, я вслух произнес:

— Здравствуй, дорогой папа. Это я, твой младший сын Павел. Приехал в краткосрочный отпуск, чтобы уговорить маму полечиться в больнице, а то она плоховато себя чувствует… — Помолчав немного, как бы ожидая его ответа, уже молча, я продолжал рассказывать ему о войне.

— Папа, вот уже почти два с половиной года идет война, навязанная нашей Родине фашистской Германией. Фронт позвал защищать нашу страну всех твоих сыновей. Старший — Александр, пишет маме, что пока жив, не ахти здоров. Второй — Николай, погиб в сорок первом в Карелии. Третий — Леонид, осенью сорок первого был тяжело ранен под Ленинградом, почти полтора года провалялся в госпиталях на Урале и в Сибири. Пишет маме, что его выписывают из госпиталя с освобождением от военной службы, с переосвидетельствованием через год; он выезжает к семье в Ивановскую область, куда она была эвакуирована из Волхова в начале войны.

Закончив рассказ отцу о войне, я закурил. Затянувшись несколько раз дымом «Беломора», я начал припоминать: по народному обычаю обычно, при посещении могилы близкого человека, приносят цветы, сладости, домашнее или магазинное печенье. В праздники, захороненному мужчине наливают стопку «горькой» и какую либо закуску. Все это оставляется на могиле, уложенное на чистую салфетку.

Пожурив себя, что не взял из дома что-либо для преподнесения захороненному папе, вспомнил, что он был страстным курильщиком. Вытащил из кармана начатую утром пачку папирос и спички. В кармане гимнастерки оказался чистый лист бумаги. Он заменил салфетку. На ее положил папиросы и спички, пододвинул все это к кресту.

Потом расчистил снег вокруг могилы, молча попрощался с отцом. С кладбища поспешил домой, чтобы рассказать тете Марье о посещении могилы родителя и намерения поехать к маме, чтобы оставшиеся несколько дней отпуска побыть с ней в больнице.

Там я пробыл пять суток. Заметил, что мама начала поправляться, видимо лекарства и процедуры стали помогать ей в этом. В последний день я сообщил ей, что мне пора отправляться на службу, отпуск мой кончается, осталось два дня, надо без опоздания приехать в Орел.

Немного всплакнув, мама поблагодарила меня за приезд, пожелала мне вернуться с войны живым и здоровым. Тепло попрощавшись с мамой и снохой Клавой, я поспешил домой.

А там дядя Иван, с запряженной в легкие сани молодой кобылицей уже ждал меня во дворе нашего дома. Он упрекнул меня:

— Ведь сказал, что к полудню вернешься. Так можно и к поезду опоздать.

Я ему объяснил:

— Дядя Иван, сегодня в военкомат мы уже не успеем. Поэтому поедем завтра, ранним утром, чтобы к девяти утра были в Кукобое. Там снимусь с учета и поедем на Бакланку, вечером на Москву проходят два поезда, так что успеем. А сегодняшнюю ночь переночуем здесь. Распрягай лошадку, заведи ее в стойло нашего доколхозного жеребца, дай ей сена. — Я почти прокричал все это глуховатому дядюшке.

— Я овсеца выпросил у кладовщика. Подкормим…

В половине девятого утром мы приехали в Кукобой. Ровно в 9.00 я зашел к военкому и доложил ему:

— Товарищ капитан, время моего отпуска истекло, остались только одни сутки, за которые я должен доехать до Орла. Прошу вашего указания об отметке в моем отпускном удостоверении о выбытии к месту службы.

Он спросил меня:

— Товарищ Гусев, мать определили в больницу?

Я ответил:

— Ее приняли. В больнице при ней находится сиделкой наша сноха, жена погибшего на войне моего брата Николая.

— Есть у вас просьбы ко мне? — спросил капитан.

— Есть просьба, товарищ капитан, но она не личная, а от женщин нашего села. На второй день моего прибытия домой, вечером к нам пришло более пятнадцати женщин-односельчанок, родные которых мобилизованы в армию в начале войны, а несколько молодых ребят перед войной находились на срочной военной службе. От всех их до сих пор нет писем, да и похоронок не пришло. По просьбе женщин, передаю вам список мужчин и адреса воинских частей, в которых они служили перед войной.

Ознакомившись с переданными сведениями, военком сказал:

— Спасибо, товарищ Гусев, что вы разъяснили женщинам, куда надо обращаться по вопросу наболевшего у них. Обещаю: военкомат направит запросы о судьбе всех, указанных в списке. Позвольте пожелать вам счастливого пути на службу. Я позвоню дежурной, чтобы она отметила в вашем отпускном удостоверении об убытии из нашего района. — Он вышел из-за стола и крепко пожал мне руку.

…Через два часа мы добрались до Бакланки, за полчаса до прибытия проходящего поезда из Вологды в Москву.

Оформив в кассе проездной билет по воинскому требованию, я успел в вокзальном буфете купить кое-что из еды дяде Ивану, чтобы он подкрепился перед возвращением домой.

Подойдя к вагону, номер которого указан в билете, мы попрощались. Я предъявил билет проводнице, после чего поднялся в тамбур. Помахал рукой дяде Ивану, подав ему последний знак прощания. Проводница подняла вагонную лесенку и закрыла дверь. Поезд тронулся…

10.

В Орел я прибыл без опоздания. Сразу доложил подполковнику Красикову о возвращении из краткосрочного отпуска. Он высказал удовлетворение, что я не опоздал:

— Соколюку надо отправиться в командировку, потормошить поставщиков, чтобы они в срок отгружали нам свои изделия, выделенные Центральным штабом партизанского движения. Теперь я спокоен, вы вернулись вовремя. Соколюка завтра же отправим на военные заводы, чтобы они своевременно выполняли заказы Центрального партизанского штаба.

Отправка грузов партизанам теперь велась с базы МТО из Орла. Мы доставляли их на вновь оборудованный аэродром «Подскок», в 50 километрах западнее Орла.

Главной трудностью доставки грузов с базы на аэродром было бездорожье. Не везде и не всегда, в зависимости от погодных условий, удавалось доставить грузы на аэродром к назначенному времени, что иногда приводило к простою самолетов, предназначенных для транспортировки грузов партизанам…

Было это в последних числах ноября. Как всегда, я только к полуночи возвратился с аэродрома. Был доволен тем, что и в этот раз десятке наших грузовиков удалось без опоздания добраться до аэродрома, что дало возможность загрузить самолеты, отправить их в тыл врага.

Поднявшись на второй этаж гостиницы, увидел: ее постояльцы не расходились по номерам, ожидая новых известий по радио из Москвы.

На этот раз радио сообщило об открытии в Тегеране Конференции Глав правительства СССР, США, Великобритании, с участием И. В. Сталина, Ф. Рузвельта, У. Черчилля. Московское радио не сообщило какие вопросы будут обсуждаться на Конференции. Наверно, еще не имели дикторы радио информации о повестке дня, которую будут рассматривать главы трех держав-союзников в войне с фашистской Германией. К такому выводу пришли собравшиеся у репродуктора, обсуждая услышанное радиосообщение.

Лейтенант Соколюк, задержавшийся у начальника 5 отдела, опоздал к началу последних радиоизвестий из Москвы. Увидев меня, он спросил:

— Павел, что нового сообщила Москва?

Я ему рассказал все, что услышал, высказал свое мнение:

— Василий Михайлович, я считаю, что Сталину удастся убедить союзников как можно скорее открыть Второй фронт.

— Я тоже так думаю. — Улыбаясь, Соколюк продолжил: — У нас тоже есть приятная новость. Она тебя касается. Догадываешься?

— Нет, не догадываюсь, — ответил я.

— Павел, я поздравляю тебя с присвоением офицерского звания! Иванову сообщили из Москвы об этом по телефону. Сказали, что приказ выслан. Тебе присвоено первичное офицерское звание — младший лейтенант.

— Спасибо, Василий Михайлович, за поздравление.

Сняв с лица улыбку, Соколюк продолжил:

— Я не понимаю московских кадровиков. Матвеев представлял тебя к присвоению лейтенанта, учитывая, что ты уже два с половиной года участвуешь в воине, из них два года в тылу врага, и все это время на офицерских должностях. А тамошние кадровые деятели, не нюхавшие пороха войны, только по газетным сообщениям знают о боевых действиях фронтовиков и партизан, не объективно оценивают боевые подвиги командиров при рассмотрении представлений на присвоение офицерских званий.

Я ему ответил:

— Василий Михайлович, убедить московских кадровиков в неправоте не сможет даже товарищ Матвеев. Так, что, пусть все будет так, как получилось.

Утром я зашел к начальнику отдела, доложил:

— Товарищ подполковник, отправка грузов партизанам вчера состоялась. Самолеты отправились в тыл врага в назначенное время…

Красиков подал мне знак рукой, чтобы я выслушал его.

— Подождите, Павел Васильевич, доложите потом, — выйдя из-за стола, он обратился ко мне:

— Павел Васильевич, поздравляю вас с присвоением вам первичного офицерского звания. Подполковник Иванов сказал, что как только поступит приказ, поздравим товарища Гусева с этим важным событием в его службе, не нарушим офицерскую традицию: сначала «обмоем» звездочки, потом вручим ему офицерские погоны.

— Благодарю, вас, товарищ подполковник, за поздравление… Обещаю достойно выполнять офицерский долг.

— Все товарищ подполковник, да товарищ подполковник, — ворчливо произнес мой начальник. — Я уже неоднократно вам говорил, Павел Васильевич: всех старших и младших в нашем штабе называть по имени и отчеству. Это обкомовское правило внедрил в наш штаб его начальник, первый секретарь обкома партии товарищ Матвеев.

— Есть, Константин Алексеевич! Впредь буду всегда называть вас по имени и отчеству, добавляя не вслух — товарищ подполковник. Так я буду выполнять устоявшуюся в штабе традицию и Армейский Устав.

Рассмеявшись, Красиков продолжил:

— Павел Васильевич, вы убедительно доказали мне свою правоту. Но будем выполнять и желание товарища Матвеева. Ну, а теперь за работу!

А работа нашему отделу в декабре 1943 года и зимой 1944 года предстояла большая и трудная. Наш отдел еще напряженнее работал по обеспечению всем необходимым многих партизанских соединений Белоруссии и Украины.

Зимой 1944 года штаб партизанского движения Брянского фронта завершил свою деятельность. Мы получили распоряжение об отправке партизанским штабам восточных областей Белоруссии имеющихся у нас боевых запасов. Так продолжалось до середины марта 1944 года.

Тогда же закончилось мое двухлетнее участие в партизанском движении в Курской области, в ее соседних областях, в штабе партизанского движения Брянского фронта.

В этой заключительной главе повествуется о допартизанской, послепартизанской и послевоенной деятельности и судьбе организаторов, командиров и политработников партизанских подразделений и партизан, наиболее отличившихся в партизанской борьбе с врагом.

Глава, как и вся книга, написана на основе документов архивов, музеев и воспоминаний некоторых участников партизанского движения, переданных Совету партизан и подпольщиков Курской области.

1.

КАЗАНКОВ Остап Гаврилович. Командир 2-й Курской партизанской бригады с ноября 1942 года по март 1943 года, командир Орловской партизанской бригады имени Суворова с марта по октябрь 1943 года.

Родился в 1915 году в селе Дашковка Могилевского района Могилевской области Белоруссии, в крестьянской семье.

Работал трактористом, секретарем Дашковского сельсовета. В 1936 году призван в Красную Армию. После окончания Ново-Петергофского военно-технического училища в 1939 году, служил политруком пограничной окружной школы младших командиров Белорусского пограничного округа.

С 22 июня 1941 года участвовал в боях с немецко-фашистскими захватчиками у Гродно. Оказавшись в окружении, пробирался с четырьмя курсантами по оккупированной врагом территории Минской, Могилевской. Орловской областей.

В Севском районе Орловской области вместе с другими офицерами-окруженцами создал партизанский отряд имени Ворошилова, которому позднее был присвоен № 2, в котором стал комиссаром.

В начале ноября 1942 года О. Г. Казанкова отозвали в распоряжение штаба партизанского движения Брянского фронта, а в середине ноября его назначили командиром 2-й Курской партизанской бригады имени Дзержинского, сформированной тогда из отрядов западных и юго-западных районов Курской области. Бригада находилась в оперативном подчинении штаба партизанского движения Брянского фронта.

О боевых действиях этой бригады до ее расформирования в марте 1943 года рассказано в предыдущих главах книги.

С марта и до конца октября 1943 года О. Г. Казанков командовал Орловской партизанской бригадой имени Суворова, сформированной из партизан бывшей 2-й Курской партизанской бригады и добровольцев из западных районов Курской области и Брянщины, тогда входившей в Орловскую область.

С августа по октябрь 1943 года бригада базировалась в Рамасухинских лесах, куда советские самолеты доставляли оружие и боеприпасы, газеты, листовки, а обратными рейсами увозили раненых партизан, детей и стариков.

После освобождения от врага западных районов Орловской области, бригада была расформирована. О. Г. Казанков по 1952 год находился на партийной и административной работе.

За боевые подвиги в партизанской борьбе с оккупантами награжден орденами Отечественной войны первой степени, Красной Звезды, медалями «Партизану Отечественной войны» первой степени, «За победу над Германией». За трудовые подвиги в народном хозяйстве в послепартизанский период награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

В 1953 году, в связи с неизлечимой болезнью легких был отправлен на пенсию.

Умер в 1960 году в возрасте 45 лет.

2.

КУБРИКОВ Иван Данилович. Комиссар 2-й Курской партизанской бригады. Родился в 1902 году в селе Нижний Воронок Рыльского уезда Курской губернии, в крестьянской семье.

Трудовую жизнь начал в раннем, еще не подростковом возрасте, батраком в имении местного помещика. После Октябрьской социалистической революции работал на сталелитейном заводе в Донбассе.

С 1931 года на административной работе в Хомутовском районе Курской области. В 1934 году выдвинут на ответственную работу. До 1941 года прошел путь от секретаря сельсовета до председателя Хомутовского райисполкома.

Как только в начале октября 1941 года район был оккупирован гитлеровскими войсками, И. Д. Кубриков стал начальником штаба Хомутовского партизанского отряда. С февраля по май 1942 года возглавляет политотдел партизанского отряда имени Ворошилова № 1, в мае 1942 года назначен комиссаром Хомутовского партизанского отряда имени Дзержинского. С ноября 1942 года по март 1943 года — комиссар 2-й Курской партизанской бригады. Особое внимание уделял агитационно-разъяснительной работе среди населения оккупированных сел и деревень, вследствие чего росла поддержка партизан местными жителями, значительно увеличилась численность партизанских отрядов.

В 1944 году избран первым секретарем Конышевского райкома ВКП(б). С 1947 по 1964 год работает в Белгороде председателем райисполкома, на ответственных должностях в тресте «Белгородстрой» и дорожно-строительных организациях. С 1964 года — пенсионер по возрасту.

За боевые подвиги в партизанском движении награжден орденом Красного Знамени, медалями «Партизану Отечественной войны» первой степени, «За победу над Германией» и многими юбилейными медалями.

За достигнутые высокие показатели в сельскохозяйственном производстве колхозов Белгородского района награжден орденом «Знак почета».

Находясь на пенсии жил в Белгороде. Там умер в 1977 году.

3.

3АБРОДИН Иван Михайлович, родился в 1917 году в селе Доброе Поле Хомутовского района Курской области.

В 1934 году окончил семиклассную школу, потом педагогическое училище, после чего два года работал учителем неполной средней школы. В 1941 году окончил военное пехотное училище.

С начала Великой Отечественной войны в звании лейтенанта служил в действующей Красной Армии уполномоченным особого отдела 836 стрелкового полка 196 стрелковой дивизии.

Осенью 1941 года его часть и дивизия в составе 13 армии Южного фронта вела бои в окружении. С декабря 1941 года по февраль 1942 года выходил из вражеского окружения.

С февраля по ноябрь 1942 года — начальник штаба Хомутовского партизанского отряда Курской области, с ноября 1942 года по март 1943 года — начальник штаба 2-й Курской партизанской бригады имени Дзержинского, воевавшей в западных и юго-западных районах Курской области; с марта по июль 1943 года — начальник штаба партизанской кавалерийской бригады имени Котовского, действовавшей в тылу врага, противостоящего 60 армии Черняховского; с июля 1943 года по январь 1944 года — помощник начальника оперативного отдела штаба партизанского движения Брянского фронта.

С января 1944 года по сентябрь 1950 года был на партийной работе: заведующим отделом пропаганды и агитации, потом секретарем по кадрам Глушковского райкома ВКП(б); вторым секретарем Ново-Оскольского райкома ВКП(б), первым секретарем Конышевского райкома партии.

С сентября 1950 года по 1955 год работал заместителем председателя Корочанского райисполкома, с 1955 по 1975 годы — председателем колхоза «Россия», с 1975 по 1977 годы возглавлял Корочанское районное межхозяйственное объединение по производству свинины.

За боевые подвиги в партизанском движении награжден орденами Красного Знамени. Отечественной войны первой степени; медалями: «За боевые заслуги», «Партизану Отечественной войны» первой степени, «За победу над Германией».

За достигнутые успехи в руководимых им колхозе и сельскохозяйственных предприятиях награжден орденами Ленина, Трудового Красного знамени, «Знак Почета».

Выйдя на пенсию по возрасту жил в Белгороде.

Умер в 1986 году.

4.

ПУЗАНОВ Николай Акимович. Командир Крупецкого отряда имени Чапаева с октября 1941 года но март 1942 года. После ранения оставался в должности секретаря подпольного райкома партии. С ноября 1942 года по март 1943 года — комиссар партизанского отряда имени Чапаева, одновременно секретарь Крупецкого подпольного райкома ВКП(б).

Родился в 1910 году в деревне Щекино Рыльского уезда Курской губернии, в крестьянской семье.

В 1928 году окончил 7 классов Рыльской школы 2-й ступени. Получить общее среднее образование не удалось, родителям были нужны его рабочие руки. Он, как и многие парни, завербовался на шахту «Бутовка» в Донбассе, где год проработал бурильщиком.

Возвратился домой в марте 1930 года. В это время в Щекино создавался колхоз. Ему, единственному в деревне наиболее грамотному парню, местные крестьяне доверили председательствовать колхозом, названным «Стальной конь». Два года Николай Пузанов руководил колхозом, прошедшим за это время полное организационное и хозяйственное становление. В этом была немалая заслуга молодого председателя, сумевшего привить дух коллективизма жителям деревни, объединившихся в колхоз.

В марте 1932 года был призван на срочную службу в Красную Армию, в которой прослужил до сентября 1935 года.

Являясь кандидатом в члены ВКП(б), был направлен на 6-месячные курсы при совпартшколе в городе Калуга, после окончания которых Крупецким райкомом ВКП(б) утвержден заведующим отделом политучебы райкома ВЛКСМ. В сентябре 1937 года избран секретарем райкома комсомола. До оккупации врагом района продолжался рост И. А. Пузанова на комсомольских, хозяйственных и партийных должностях. В 28 лет его назначают директором МТС, в 30 лет избирается вторым секретарем райкома ВКП(б).

О его участии в партизанском движении рассказано в предыдущих главах. С апреля 1943 года по ноябрь 1946 года он — первый секретарь райкома ВКП(б) в Крупце, затем год учится в Курской областной партийной школе.

Сказалось тяжелое ранение и контузия, полученные в 1942 году в одной из боевых партизанских операций по разгрому вражеского гарнизона в селе Сопыч. Он серьезно заболел и в 1958 году медкомиссией ВТЭК был признан инвалидом войны, с переосвидетельствованием через год.

В 1969 году врачи порекомендовали ему не занимать высокие ответственные должности, но он пренебрежительно отнесся к советам врачей. Переехав в Щигровский район, Н. А. Пузанов более 15 лет занимал различные руководящие должности, в том числе 7 лет проработал председателем колхоза имени Котовского. Под его руководством колхоз достиг высоких показателей в повышении урожайности полей и снижения себестоимости продукции животноводства.

Потом он еще несколько лет проработал председателем Вязовского сельсовета. Но партизанская рана и контузия все больше и больше ухудшали его здоровье и он ушел на заслуженный отдых в 1988 году.

Его боевые подвиги в партизанской борьбе с врагом отмечены высокими государственными наградами: орденами Красного Знамени, Отечественной войны 2-й степени, Красной Звезды, медалями: «Партизану Отечественной войны» первой степени, «За победу над Германией».

За высокие показатели в полеводстве и в животноводстве, достигнутые в руководимом им колхозе, Н. А. Пузанов награжден орденом «Знак Почета» и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Всего один год Н. А. Пузанов пробыл заслуженным пенсионером. Он скончался в 1989 году. Похоронен в селе Вязовое, хотя последние годы своей жизни провел в городе Щигры. Его похоронили в селе Вязовое, где он долгие годы работал председателем колхоза и председателем сельсовета.

5.

ИСАЕВ Николай Стефанович. После тяжелого ранения Н. А. Пузанова, в середине марта 1942 года подпольным райкомом партии командиром отряда имени Чапаева был утвержден капитан Исаев, прибывший в Крупецкий район, вырвавшись из лагеря военнопленных и пробравшийся по тылам врага на свою родину. После расформирования 2-й Курской партизанской бригады, на базе которой сформирована партизанская кавалерийская бригада, с марта и до конца июля 1943 года ее командиром был Н. С. Исаев, уже в звании подполковника.

Н. С. Исаев родился в 1899 году в деревне Золотаревка Крупецкой волости Путивльского уезда Курской губернии в бедняцкой крестьянской семье. В 1913 году окончил четырехклассную начальную школу.

С 1913 по 1915 годы батрачил у местных кулаков. С 1915 по 1917 годы работал молотобойцем в кузнице сахарозаводчика Терещенко в селе Крупец. В августе 1917 года выехал на работу в Донбасс, где несколько месяцев работал шахтером Лидиевского рудника.

После свершившейся Октябрьской революции, в декабре 1917 года зачислен красногвардейцем 1-го Макеевского отряда, в котором служил до мая 1918 года. С июня 1918 года по август 1923 года служил в 4-м Харьковском казачьем полку 1-й кавалерийской казачьей дивизии в городе Проскуров на Украине. При демобилизации аттестован на средний командный состав запаса.

С 1923 по 1925 годы работал плотником по приглашению крестьян, обзаводившихся жилыми и хозяйственными постройками, одновременно был председателем Крупецкого сельского комитета крестьянской взаимопомощи.

С 1935 по 1938 годы работал в свекловодческих колхозах, сначала два года бригадиром полеводческой бригады, а затем около 12 лет директором свеклосовхозов в Курской и Орловской областях. В этот период дважды учился на 6-месячных курсах, сначала по агротехминимуму, а позднее по зоотехминимуму.

Перед Великой Отечественной войной несколько лет работал райуполномоченным министерства заготовок.

Как только началась Великая Отечественная война, Н. С. Исаев был мобилизован на фронт. С июня по октябрь 1941 года командовал отдельным стрелковым батальоном. Под городом Владимир-Волынском войска 21-й Советской Армии были окружены превосходящими силами противника. В числе многих советских воинов попал в плен, был отправлен в лагерь для военнопленных в городе Владимире-Волынске.

В ноябре 1941 года Н. С. Исаев организовал побег из лагеря группы советских военнопленных. Затем она длительное время пробиралась по оккупированной врагом территории. В марте 1942 года группа достигла Брянского леса. Так Исаев оказался вскоре на своей родине в деревне Золотаревка. Здесь связался с местными партизанами и с их помощью пришел в Крупецкий партизанский отряд.

О Н. С. Исаеве — командире отряда имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады, а после — партизанской кавалерийской бригады имени Котовского, рассказано во 2-й, 3-й, 4-й и 5-й главах этой книги.

После расформирования партизанской кавалерийской бригады имени Котовского, в конце июля 1943 был отозван в распоряжение Центрального штаба партизанского движения, через некоторое время направлен в распоряжение Белорусского штаба партизанского движения, до февраля 1944 года командовал одной из белорусских партизанских бригад.

Зимой 1944 года Н. С. Исаев возвратился в Курскую область. Еще пятнадцать лет он работал на предприятиях и в районных учреждениях Курской области. В 1959 году вышел на пенсию по возрасту. Его здоровье постоянно шло на спад.

В последние годы своей жизни он регулярно писал мне, а я ему отвечал. Когда узнал, что я начал работать над созданием книги о нашем отряде, он прислал мне копию дневника, хранившегося в его семейном архиве, подлинник которого хранится в областном архиве. Он прислал и свои краткие воспоминания, а также послевоенные обращения командования 2-й Курской партизанской бригады в Курский обком КПСС и в Центральный комитет партии о восстановлении памяти о партизанских формированиях 2-й Курской партизанской бригады в годы Великой Отечественной войны. В этих обращениях руководители бывшей 2-й Курской партизанской бригады просили о розыске и рассмотрении почти двух сотен наградных листов, бесследно исчезнувших из архива или Брянской или Курской областей в 1945—1946 годах.

Н. С. Исаев в ноябре 1942 года награжден орденом Красной Звезды, который ему вручил заместитель начальника штаба партизанского движения Горшков, прилетевший на У-2 для вручения государственных наград курским партизанам. В июле 1943 года он награжден медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени, а в 1946 году — медалью «За победу над Германией». В том же году он награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

Н. С. Исаев умер в 1969 году.

6.

КРИВОШЕЕВ Степан Григорьевич. С октября 1941 по ноябрь 1942 годы комиссар партизанского отряда имени Чапаева, с ноября 1942 по март 1943 годы — инструктор Рыльского подпольного окружкома ВКП(б).

Родился в 1910 году в селе Акимовка Студенокской волости Рыльского уезда Курской губернии в семье крестьян-бедняков.

После окончания 6 классов Акимовской школы в 1925 году начал трудовую деятельность разнорабочим Гниловского отделения Крупецкого свеклосовхоза. Через 6 лет, в 1931 году назначен бригадиром того же отделения.

В ноябре 1932 года призван в Красную Армию. После окончания школы младших командиров служил в 30 железнодорожном полку войск НКВД по декабрь 1934 года.

После демобилизации, с января 1935 года до сентября 1937 года работал председателем колхоза «Заветы Ильича» Крупецкого района, потом избран председателем Крупецкого сельсовета. В мае 1938 года избран секретарем Крупецкого райкома ВЛКСМ.

В марте 1939 года призван в Красную Армию на должность секретаря комсомольского бюро 725 стрелкового полка 113 стрелковой дивизии, где служил до марта 1941 года, участвуя в войне с белофиннами с осени 1939 года до весны 1940 года.

После демобилизации, с марта до октября 1941 года работал инструктором Крупецкого райкома ВКП(б).

О его участии в организации Крупецкого партизанского отряда, комиссаром которого был до ноября 1942 года, а затем инструктором Рыльского подпольного окружкома ВКП(б) рассказано в первых главах этой книги.

С марта по август 1943 года находился в распоряжении Курского обкома ВКП(б), эвакуированного в город Елец Орловской области, где прошел подготовку к руководящей партийной работе в районах после их освобождения от врага.

В сентябре 1943 года избран вторым секретарем Глушковского райкома ВКП(б), где проработал до июня 1946 года. После этого выдвинут и избран первым секретарем Михайловского райкома партии, а в апреле 1948 года стал первым секретарем Дмитриевского райкома ВКП(б).

С декабря 1951 года учился в двухгодичной Курской областной партийной школе, после ее окончания избран первым секретарем Фатежского райкома КПСС.

С декабря 1957 года по июнь 1958 года работал инструктором отдела партийных органов Курского обкома КПСС, после чего направлен директором совхоза «Каменогорский» Советского района, где проработал до августа 1962 года. В связи с тяжелой болезнью, по его личной просьбе освобожден от работы. Потом более полутора лет тяжело болел.

За мужество и храбрость, проявленные в войне с белофиннами, в 1940 году он награжден медалью «За отвагу». За боевые подвиги в партизанском движении в 1942 году награжден орденом Красной Звезды, в 1943 году медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени, в 1945-м медалью «За победу над Германией». Его труд в послепартизанские 1943—1945 годы отмечен медалью «За трудовую доблесть в годы Великой Отечественной войны».

В 1964 году Степан Григорьевич ушел из жизни. После его смерти я многие годы поддерживал переписку с его супругой Анной Евгеньевной, проживавшей с дочерью-инвалидом с детства, сначала в поселке Кшень Курской области, а потом в городе Новомосковске Тульской области.

Анна Евгеньевна во всех своих письмах высказывала невнимательность к ней, жене партизанского комиссара, в послепартизанские 25 лет трудившегося на руководящих постах в партийных и народнохозяйственных организациях. Она неоднократно обращалась в областные органы Курской области и Советского района о выделении ей и дочери-инвалиду с детства, благоустроенной квартиры, но как она писала в одном из писем,

7.

ЧЕРНИКОВ Георгий Тихонович. С октября 1941 года по май 1942 года — начальник штаба Крупецкого партизанского отряда имени Чапаева, с мая по ноябрь 1942 года — заместитель командира того же отряда по разведке, с ноября 1942 года по март 1943 года — заместитель командира 2-й Курской партизанской бригады по разведке.

Родился в 1917 году в селе Михайловка Рыльского района Курской области, в крестьянской бедняцкой семье.

После окончания неполной средней школы, с апреля 1935 до мая 1936 годы работал табельщиком Еленовского отделения Крупецкого свеклосовхоза. С мая 1936 года по май 1937 года работал счетоводом Локотского сельсовета. С мая 1937 года по май 1938 года — учетчиком колхоза «Свобода» в селе Михайловка, на своей родине. С мая по октябрь 1938 года — технический секретарь Крупецкого райкома комсомола, а с октября 1938 года кандидат в члены ВКП(б), Черников назначен помощником секретаря Крупецкого райкома ВКП(б).

В сентябре 1939 года призван в действующую Красную Армию на должность секретаря комиссара 725 стрелкового полка 113 стрелковой дивизии. Участвовал в ее боевых действиях в Польше, Финляндии, Литве до сентября 1940 года.

После демобилизации в сентябре 1940 года избран первым секретарем Крупецкого райкома ВЛКСМ.

С октября 1941 года — участник партизанского движения, о чем говорится в первых трех главах этой книги.

После расформирования 2-й Курской партизанской бригады избран секретарем по кадрам Крупецкого райкома ВКП(б). В этой должности проработал с апреля 1943 года по апрель 1946 года. После этого избран вторым секретарем Уразовского райкома ВКП(б).

В ноябре 1946 года зачислен слушателем Курской областной партийной школы, окончил ее в августе 1948-го. Избран вторым секретарем Щигровского райкома ВКП(б), проработав в этой должности до февраля 1952 года. До октября 1959 года был первым секретарем Ленинского сельского райкома КПСС. В октябре 1959 года избран первым секретарем Медвенского райкома КПСС. В 1962 году избирается первым секретарем Обоянского райкома КПСС. С августа 1963 года возглавляет Обоянское производственное управление сельского хозяйства. Затем снова избирается первым секретарем Обоянского райкома КПСС и работает до ухода на пенсию в 1978 году.

В 1969 году, как только я уволился в запас, Черников, узнав, что я переехал в Курск, пригласил меня в первое же воскресение приехать в Обоянь. Он показал мне знаменитые обоянские яблоневые сады, тянувшиеся на многие десятки километров, потом проехали по убранным полям.

Возвращаясь в Обоянь, я поделился с ним задумкой написать книгу о Крупецком партизанском отряде. Выслушав меня, либо в шутку, а может быть и серьезно, заметил:

— Павел, если бы ты в ноябре 1942 года не отказался перейти в штаб только что сформированной 2-й Курской бригады помощником начальника разведотдела, то сейчас мог бы написать книгу не только об отряде имени Чапаева, но и о всех других отрядах, вошедших в эту бригаду, да и о штабе бригады тоже.

Я подтвердил:

— Да, я действительно отказался тогда от этого предложения. Меня убедили в этом Исаев и Пузанов. Помню их тогдашнее мнение:

— Павел, тебе надо остаться заместителем начальника штаба отряда. Тебе известно, что начальником штаба назначен старший лейтенант Шадрин, кадровый офицер. Ты будешь ему очень нужен, — убеждал меня Исаев. Пузанов дополнил мнение Исаева:

— Штаб оголять нельзя. Поэтому мы решили тебя не отпускать в штаб бригады. Командование бригады нас поймет. — Закончив воспоминание о несостоявшемся назначении меня помощником начальника разведотдела штаба бригады, я продолжил:

— Георгий Тихонович, а ведь тогда Исаеву было тоже предложено сдать отряд своему заместителю, а самому перейти на должность заместителя командира бригады. Он тогда так ответил представителю штаба партизанского движения Брянского фронта:

— Товарищ подполковник, я могу быть заместителем у привезенного вами на должность командира бригады товарища Казанкова только при условии, если я останусь командиром отряда имени Чапаева. В Крупецком районе я родился и вырос, поэтому не могу расстаться с крупецчанами, да и они не поймут меня. И скажу вам откровенно: командовать бригадой и отрядами должны местные. Ведь руководителя партизан, если он из местных, прибывшего с отрядом или бригадой в село или в деревню, население встретит доверчиво и доброжелательно, а если он не местный, то у жителей села или деревни не сразу появится доверие к нему. Я это не придумал, ведь был же случай с командиром «ворошиловцев». Когда селяне отказали отряду в мясе, он приказал забить свинью у колхозницы. Сразу появились «ходоки» к бывшим руководителям Хомутовского района принять меры к командиру, допустившему самовольство. Скомпрометировав себя, отряд был вынужден перейти на другое место своего базирования.

Выслушав меня. Черников ответил:

— Я тогда был такого же мнения, как Исаев и Пузанов. Я знал настроение командиров отрядов: они хотели, чтобы бригадой командовал или Е. С. Козлов — командир отряда имени Боженко, или Исаев — командир «чапаевцев». Ведь Козлов тоже отказался от предложения перейти на должность заместителя командира бригады по разведке, заявив, что он твердо решил остаться в должности командира Хомутовского отряда имени Боженко…

Потом по моей просьбе Черников рассказал мне о боевых действиях отряда с октября 1941 года до середины марта 1942 года.

Несколько часов я слушал Черникова и записывал сказанное им, иногда не успевал схватить главное из рассказанного.

Встречаясь с Пузановым и с Кривошеевым, я тоже записывал их воспоминания. После этих встреч я уже мог приступить к рукописи первых глав.

Вторая наша встреча с Г. Т. Черниковым состоялась весной 1978 года уже в Курске. Уйдя на пенсию, он переселился в Курск, жил рядом с Парком Героев гражданской войны.

За боевые подвиги в Великой Отечественной войне в рядах партизан, награжден:

— орденом Отечественной войны первой степени в 1946 году;

— медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени в 1948 году;

— медалью «За победу над Германией» в 1945 году.

В 1945 году награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

В послевоенные годы за достигнутые успехи в подъеме сельского хозяйства в руководимых им районах награжден:

— орденом Ленина, в 1957 году;

— малой Золотой Медалью, в 1958 году;

— вторым орденом Ленина, в 1965 году;

— орденом Трудового Красного Знамени, в 1976 году;

— присвоено звание Героя Социалистического Труда с вручением третьего ордена Ленина и медали «Серп и Молот», в 1971 году.

Умер 2 февраля 1986 года, похоронен в Курске.

8.

ВАРФОЛОМЕЕВ Михаил Игнатьевич. С ноября 1942 года по март 1943-го — заместитель командира Крупецкого партизанского отряда имени Чапаева по разведке.

Родился в 1913 году в селе Васильевка Воловского района, ныне Липецкой области, в семье крестьянина-середняка.

В предвоенные годы работал прокурором Крупецкого района. С 5-го по 25 октября воевал в Крупецком партизанском отряде командиром группы разведки. После боя в Анатольевском лесу с крупными вражескими силами отряд группами вырвался из окружения. Две группы ушли в Ивановский лес, где базировался Хомутовский партизанский отряд. Группа Варфоломеева соединилась с отступающими частями Красной Армии и в Старом Осколе была зачислена в партизанский резерв находившегося там Курского обкома ВКП(б). Через некоторое время обком партии эвакуировался в город Елец Орловской области.

В ноябре 1942 года, вместе с руководством созданного Рыльского окружного подпольного комитета ВКП(б), Варфоломеев прибыл в тыл врага и назначен заместителем командира партизанского отряда имени Чапаева по разведке, вместо отозванного из отряда Г. Т. Черникова на должность заместителя командира 2-й Курской партизанской бригады по разведке.

После соединения в конце февраля 1943 года 2-й Курской партизанской бригады с наступающими частями Красной Армии и расформированной 10 марта 1943 года под городом Дмитриев, М. И. Варфоломеев был утвержден прокурором Глушковского района. Следуя к новому месту работы в железнодорожном поезде, попал под бомбежку вражеской авиации, в результате которой он был тяжело ранен, в госпитале ему ампутировали правую руку.

Выписавшись из госпиталя, 23 августа 1943 года он был назначен прокурором Глушковского района. Он проработал в этой должности до конца марта 1946 года. Из-за ухудшившегося здоровья, по его просьбе он был уволен из органов прокуратуры.

После трехмесячного стационарного лечения Курским обкомом партии в июле 1946 года был направлен на должность председателя Ново-Оскольского райпотребсоюза. Проработав всего один год, появилась тяжелая болезнь ног — вскрылись вены голеней. Из-за этого двигаться не мог, а должность требовала передвигаться по району, контролировать торговые точки. Райпотребсоюз не имел транспорта, даже лошади.

И тогда райком партии предложил ему «сидячую» работу районного нотариуса. На этой должности он проработал десять лет, до августа 1956 года.

По семейным обстоятельствам, осенью 1956 года переехал в город Воронеж. Здесь ему предложили должность бракера в артели инвалидов «Галантерея», вскоре назначили его начальником картонажного цеха.

С июня 1961 года по май 1973 года работал во вневедомственной охране Центрального отделения милиции.

С июня 1973 года — пенсионер.

Умер 6 июня 1998 г., похоронен в Воронеже.

9.

Кратко о себе — ГУСЕВЕ П. В. Многое уже читателю обо мне известно из предыдущих глав моей книги. Подробно рассказано и о моем участии в Великой Отечественной войне. Поэтому начну рассказ с того, что с апреля 1944 года я продолжал военную службу в Вооруженных Силах СССР.

В послевоенное время окончил вечернюю среднюю школу, 6-месячные курсы переподготовки офицерского состава, заочно окончил Военный институт имени Дзержинского в Москве, получив квалификацию общевойскового офицера с высшим военным и специальным образованием. До 1969 года служил на командных и штабных должностях, после чего уволен в запас в звании подполковника.

Как только стал пенсионером, работал до 1991 года в Главкурскстрое на кадровых должностях.

Принимал активное участие в общественной ветеранской деятельности на выборных должностях: с 1970 по 1987 годы — заместителем председателя областного совета партизан и подпольщиков, а потом по апрель 2004 года — его председателем. Почти 35 лет избирался членом областного совета ветеранов войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов. В декабре 2005 года закончил почти двадцатилетний труд по подготовке рукописи документальной повести «В тылу врага».

За боевое участие в Великой Отечественной войне на фронте и в партизанских формированиях награжден орденом Отечественной войны первой степени, медалями: «За боевые заслуги», «Партизану Отечественной войны» первой степени. «За оборону Киева», «За победу над Германией» и многими юбилейными медалями.

За многолетнюю и плодотворную работу в общественных ветеранских организациях награжден Орденом Дружбы. В 2000 году присвоено очередное звание полковника.

10.

ШАДРИН Сергей Михайлович. С августа по ноябрь 1942 года — командир конной разведроты партизанского отряда имени Чапаева. При формировании 2-й Курской партизанской бригады назначен начальником штаба того же отряда. В марте 1943 года откомандирован в 132 стрелковую дивизию, наступавшую под городом Дмитриев.

Родился в 1907 году в Шаблыкинском районе Западной (ныне Орловской) области.

Перед Великой Отечественной войной старший лейтенант Шадрин служил в 436 стрелковом полку 155 стрелковой дивизии помощником командира полка по строевой части. В то время полк дислоцировался в городе Барановичи Белорусской ССР. Когда полк отправился на фронт, в Барановичском военном городке осталась его семья: жена Тамара Григорьевна, два сына и две дочери…

Выходя из вражеского окружения, в середине августа 1942 года в Погарском районе Орловской области С. М. Шадрин был зачислен в Крупецкий партизанский отряд имени Чапаева…

Как сказано выше, с марта 1943 года служил в 132 стрелковой дивизии. Но только через 48 лет, в 1991 году слала известна его печальная судьба. Центральный архив Министерства обороны сообщил на запрос Совета партизан и подпольщиков Курской области:

Его жена Тамара Григорьевна проживала в Киевской области, Барышевский район село Бакумовка… Видимо, она проживала там после войны. Запросы Совета партизан и подпольщиков Курской области в город Барановичи и в Киевскую область остались без ответа.

Дальше рассказываю о командирах подразделений и о некоторых партизанах.

11.

ЧИКАБЕРИДЗЕ Петр Эрастович. С 17 марта 1942 по март 1943 годы, в рядах партизан Крупецкого отряда имени Чапаева, сначала командир взвода, потом — роты и батальона. Под его командованием взвод, который ему был доверен, за полгода вырос до батальона, что объяснялось большим приливом в ряды партизан населения Крупецкого района. Отряд, входивший с ноября 1942 года во 2-ю Курскую партизанскую бригаду, как и вся бригада, в марте 1943 года был расформирован и значительная часть его личного состава передана во фронтовые части Советской Армии в районе города Дмитриев Курской области.

Когда уже около полутора тысяч партизан были откомандированы в войска, Ставка Верховного Главнокомандования запретила расформирование бригады. Штаб партизанского движения Брянского фронта решил из нее сформировать две бригады. Была сформирована партизанская кавалерийская оршада имени Котовского, для чего из 2-й Курской партизанской бригады передать 800 партизан и столько же лошадей. Одновременно бывшему командиру 2-й Курской бригады О. Г. Казанкову приказано с сотней добровольцев отправиться в тыл врага, принимать в свои ряды население, пожелавшее стать партизанами, с последующим созданием партизанской бригады имени Суворова и базированием сначала в Брянских, потом в Новозыбковских лесах.

Старший лейтенант Чикаберидзе с тремя десятками «чапаевцев» вошли в группу Казанкова. Через некоторое время из присоединившихся к группе Чикаберидзе жителей Крупецкого и Хомутовского районов, был создан партизанский отряд имени Суворова, вошедший в одноименную бригаду под командованием О. Г. Казанкова.

В боевой характеристике на П. Э. Чикаберидзе от 18 октября 1943 года, командованием бригады имени Суворова сказано: отряд под его командованием действовал в тылу врага до середины октября, при расформировании передано в райвоенкомат 268 партизан. За семь месяцев 1943 года отрядом проведено 18 боевых операций, в результате которых уничтожены сотни оккупантов, захвачены большие трофеи, взорваны десятки вагонов и платформ, выведено из строя около пяти километров проводной телефонной связи противника.

В той же характеристике отмечено: П. Э. Чикаберидзе за период его командования отрядом, руководством бригады неоднократно представлялся к награждению орденами Ленина, Красного Знамени, Красной Звезды.

В ноябре 1943 года я встретился с П. Э. Чикаберидзе в городе Орле, в период моей службы в штабе партизанского движения Брянского фронта. Тогда он в составе делегации партизанской бригады имени Суворова направлялся в Тбилиси по приглашению руководства Грузинской ССР. Когда он разделся в гостинице, я увидел на его груди новенький орден Красного Знамени, медали «За отвагу» и «Партизану Отечественной войны» первой степени. Медаль «За отвагу» ему вручена в ноябре 1942 года за боевые подвиги, будучи командиром батальона отряда имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады.

В послевоенные 40 лет он работал на различных должностях в Министерстве социального обеспечения Грузинской ССР.

Умер 11 марта 1988 года.

12.

ВАСИЛЬЕВ Георгий Дмитриевич. 10 сентября 1942 года прибыл из окружения в партизанский отряд имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады. В отряде занимал должности командира взвода, роты, батальона.

С марта по июль 1943 года был заместителем командира партизанской бригады имени Котовского по разведке. После расформирования бригады откомандирован в Советскую Армию.

На запрос Совета партизан и подпольщиков Курской области от 08.10.1990 года Центральный архив Министерства Обороны сообщил:

Его дочь Екатерина Георгиевна Васильева — после замужества Вовк, в последнем ее письме, полученном Советом партизан и подпольщиков Курской области 17 декабря 1990 года, сообщила, что живет в селе Самара Близнюковского района Харьковской области.

Она прислала Совету партизан и подпольщиков Курской области фотокарточку отца, капитана Васильева Георгия Дмитриевича, грудь которого украшают орден Красной Звезды и медаль «Партизану Отечественной войны», фото 1944 года.

13.

МАРКЕЛОВ Василий Константинович. С мая 1942 года по март 1943 года воевал в отряде имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады командиром взвода, роты, батальона. С марта по июль 1943 года — командир эскадрона партизанской кавалерийской бригады имени Котовского, действовавшей в тылу врага в западных районах Курской и Сумской областей.

Родился в 1915 году в Саратовской области.

В 1939—1940 годах участвовал в войне с белофиннами помощником командира взвода.

В июле 1941 года мобилизован в Красную Армию и воевал на Западном фронте. Выйдя из окружения вражеских войск стал партизаном, о чем только что шла речь…

После расформирования партизанской кавбригады имени Котовского прошел полугодовую курсовую подготовку усовершенствования офицерского состава, а затем до Дня Победы воевал на 2-м Прибалтийском и 3-м фронтах. Уволен в запас в 1948 году.

Обосновавшись в Калининграде, здесь 18 лет проработал на вагоностроительном заводе. Вот что писала в марте 1985 года многотиражная газета этого завода о пенсионере В. К. Маркелове в день 70-летия (19.03.1985 г.):

После длительной тяжелой болезни В. К. Маркелов в возрасте 77 лет скончался 20 августа 1992 года.

14.

АЛЕКСЕЕВ Николай Николаевич. С апреля 1942 по март 1943 годы воевал в партизанском отряде имени Чапаева, сначала командиром взвода, потом — роты, после чего выдвинут на должность командира батальона в том же отряде.

Родился в 1915 году в селе Белое Озеро Широко-Карамышского района Саратовской области.

Из архивной справки Брянского облпартархива от 13 ноября 1990 года известно:

Его сестра Александра Алексеевна (после замужества — Синякина) в письме от 30 декабря 1990 года, мне призналась:

За боевые дела в рядах курских партизан Н. Н. Алексеев награжден в ноябре 1942 года медалью «За отвагу», в мае 1943 года — медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени.

15.

ШИЛОВ Николай Дмитриевич. Воевал в партизанском отряде имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады по март 1943 года командиром взвода, политруком роты, комиссаром батальона.

Родился в 1920 году в Пустошкинском районе. Калининской области.

С 1940 года находился на срочной службе в одном из пограничных отрядов в Западной Украине.

Через несколько дней после внезапного нападения гитлеровских войск, пограничный отряд, в одной из погранзастав которого служил замполитрук Шилов (такое звание присваивалось срочнослужащим, назначенным заместителем политрука, подразделения), которая вместе с войсками Красной Армии отходила вглубь Украины и участвовала в тяжелых оборонительных боях, постоянно отступая.

Под Киевом крупная группировка советских войск, в которой воевали и пограничники с отборными силами гитлеровских войск, окруженная группировка наших войск понесла поражение. Многие воины погибли в этих неравных боях, многие оказались в плену, но третьей части воинов удалось прорваться из окружения противника.

В числе небольшой группы пограничников Н. Д. Шилову удалось под прикрытием ночной темноты вырваться из вражеского окружения. После этого их группа по первому льду перебралась через Днепр. Под Прилуками группу обнаружили фашистские каратели. В завязавшемся бою значительная часть группы погибла. Николай Шилов с двумя пограничниками продолжил медленные ночные переходы. В конце марта 1942 года они пришли в Хинельский лес Севского района Орловской области. Здесь их приняли в Крупецкий партизанский отряд имени Чапаева. Об участии Н. Д. Шилова в партизанской борьбе с врагом сказано в предыдущих главах книги.

После расформирования 2-й Курской партизанской бригады, Н. Д. Шилов был откомандирован в войска Красной Армии.

Только в 1988 году мне удалось узнать некоторые подробности послепартизанской судьбы Н. Д. Шилова. Первая весточка о нем мне была сообщена нашим общим однокашником по партизанскому отряду имени Чапаева В. К. Маркеловым. Ему стало известно, что Шилов живет в городе Нижний Тагил Свердловской области, сразу же прислал мне его адрес.

Я послал письмо Шилову по указанному адресу. Вскоре пришел ответ, написанный по просьбе супруги Шилова, их соседкой. В письме сообщалось, что Н. Д. Шилов в боях на фронте был дважды ранен: первым ранением перебита кисть правой руки, второе — в правую ногу. С осколком мины он так и ходил, прихрамывая до конца своей жизни. После демобилизации из армии он жил в Нижнем Тагиле, работал в строительных организациях. Письмо заканчивалось тем, что Н. Д. Шилов умер в 1979 году от неизлечимой болезни легких.

16.

ЖЕЛЕЗНОВ Николай Григорьевич. С мая 1942 по март 1943 годы в партизанском отряде имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады сначала был политруком роты, потом комиссаром батальона.

Родился в 1917 году в селе Поповка Крупецкого района Курской области. После окончания неполной средней школы, с 1933 года работал в колхозе.

В 1937 году призван на срочную службу в Красную Армию. В 1939—1940 годах участвовал в войне с белофиннами, после окончания которой демобилизован из рядов РККА. После увольнения из армии учился в юридической школе, но окончить ее не удалось, его мобилизовали в Красную Амию в начале Великой Отечественной войны. Его воинская часть вскоре оказалась в окружении. Оставшись на оккупированной территории, Железнов пробрался на свою родину в мае 1942 года, сразу вступил в местный партизанский отряд имени Чапаева…

После расформирования 2-й Курской партизанской бригады, в марте 1943 года был откомандирован в войска Красной Армии. Прошел офицерскую переподготовку, в звании капитана направлен командиром батареи 21 гвардейского артиллерийского полка 2 гвардейской Таманской дивизии, которая окончила войну взятием Кенигсберга 9 апреля 1945 года.

После демобилизации, в 1946 году продолжил учебу в Московской юридической школе.

С 1948 до 1978 годы находился на юридической работе; помощником прокурора Дмитриевского района, прокурором Хомутовского района, с 1953 по 1978 годы работал заведующим юридической консультацией в Крупецком и Дмитриевском районах.

В 1978 году вышел на пенсию, инвалид 2-й группы по общему заболеванию. Будучи пенсионером, прожил еще 9 лет.

Скончался в 1987 году.

На фотокарточке, присланной семьей Н. Г. Железнова, он с орденом Красной Звезды, врученным ему на фронте. В 1985 году он награжден орденом Отечественной войны второй степени.

17.

МОРОЗОВ Роман Михайлович. С октября 1941 года по ноябрь 1942 года политрук взвода, роты в партизанском отряде имени Чапаева, с декабря 1942 года по август 1943 года — политрук роты в партизанском отряде имени Фрунзе Рыльского района.

Родился в 1910 году в городе Рыльске в семье железнодорожника. С 1918 по 1929 годы учился в Рыльской школе-девятилетке. В 1930 году начал работать учителем начальных классов. С 1934 по 1936 годы находился на срочной службе в Красной Армии.

После демобилизации работал директором школы в Крупце, с 1940 года — заведующим Крупецкого районного отдела народного образования. Тогда же заочно учился в Курском педагогическом институте, который окончил перед началом Великой Отечественной войны. Перед оккупацией гитлеровцами Крупецкого района, оставлен для работы в тылу врага для организации партизанской борьбы с гитлеровскими оккупантами. О его деятельности в рядах партизан рассказано в предыдущих главах.

После освобождения от врагов Крупецкого района, с сентября 1943 года работал заведующим отдела пропаганды и агитации Крупецкого райкома партии до 1947 года.

С 1947 по 1971 годы работал директором школы, после чего стал пенсионером.

Многие годы возглавлял Рыльский районный Совет партизан и подпольщиков.

За храбрость и мужество, проявленные в партизанской борьбе с оккупантами в 1941—1943 годах награжден орденом Отечественной войны второй степени, медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени и медалью «За победу над Германией».

За трудовые достижения в 1943—1945 годах Великой Отечественной войны награжден медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне».

В 2001 году его сын Анатолий Романович увез родителей к себе в Рязань. Там Роман Михайлович умер 21 января 2002 года, там же и похоронен.

18.

СУЧКИН Кузьма Лукич. С октября 1941 по декабрь 1942 года — командир отделения, взвода отряда имени Чапаева, с декабря 1942 по март 1943 годы — политрук роты отряда имени Фрунзе Рыльского района.

В начале марта 1943 года отряд имени Фрунзе действовал совместно с частями Советской Армии в боевых порядках первого эшелона. В завязавшемся бою с гитлеровцами, пытающимися удержать свой боевой рубеж, проходящий через село Капыстичи, советские части и партизаны выбили врага из этого села, но понесли немалые потери. Среди погибших партизан из отряда имени Фрунзе были командир партизанской роты П. А. Горохов и политрук этой роты К. Л. Сучкин. Это было утром 4 марта 1943 года.

19.

МАТЮХИН Андрей Иванович. С сентября 1942 года по март 1943 года в партизанском отряде имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады, сначала командует отделением, потом взводом. После переформирования 2-й Курской партизанской бригады в две — имени Котовского и имени Суворова — он командир разведывательно-диверсионного взвода «суворовцев», избран секретарем партийной организации вновь сформированного отряда. Документы, хранящиеся в Брянском областном архиве, свидетельствуют о том, что отряд под командованием Чикаберидзе с марта по октябрь 1943 года, нанес врагу значительный урон благодаря четкой разведке противника и результативных диверсий, проводимых взводом А. И. Матюхина. Об этом говорится и в отчетных документах командира бригады имени Суворова О. Г. Казанкова. В них подробно изложен боевой эпизод лета 1943 года, о котором я расскажу, кратко излагая докладную записку командира бригады. А было все так.

Стремясь уничтожить партизан, осуществляющих дерзкие налеты на немецкие автоколонны, их маршевые подразделения и стоянки на отдых или на ночлег, немецко-фашистские каратели к Рамасухинскому лесу стянули большие живые силы и технику, окружили партизанскую базу бригады имени Суворова. Трое суток бригада О. Г. Казанкова вела тяжелые бои. На исходе были патроны и гранаты. Из тридцати разведчиков-диверсантов, в строю осталось восемнадцать. Чтобы бригада могла вырваться из вражеского окружения и соединиться с другими партизанскими отрядами, находившимися за большим болотом, чтобы переправить туда раненых, отряд имени Суворова под командованием Чикаберидзе пошел на прорыв, командир разведчиков Матюхин предложил два направления прорыва кольца окружения: его взвод, усиленный автоматчиками из другого подразделения, завяжет бой с гитлеровцами, имитируя прорыв именно в этом направлении. Основные силы отряда должны пойти по незатопленной части болотистого леса. Чикаберидзе согласился…

Соединившись с другими отрядами, Чикаберидзе, да и все партизаны отряда долго ждали своих товарищей из взвода Матюхина. И не дождались… Их окружили вражеские каратели. Они бились с гитлеровцами до последнего, оставшегося еще в живых солдата. Погиб и их командир, отважный взводный А. И. Матюхин. Только через некоторое время удалось командованию бригады установить что же произошло в тот день, когда погибли все бойцы Матюхина, и он тоже. Чикаберидзе настоял, чтобы послать группу партизан для захоронения погибших. Прибывшие туда бойцы увидели: на месте тлеющего большого костра оказались сгоревшие трупы партизан. Оказывается, что их уже убитых, каратели побросали в костер.

Есть в Рамасухинских лесах на небольшой полянке братская могила, в которой покоятся останки убитых и сожженных двуногими зверями-фашистами восемнадцать партизан отряда имени Суворова. Четырнадцать из них — ранее были партизанами отряда имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады.

В брошюре «Была война народная», изданной по заказу Совета партизан и подпольщиков Курской области в 1992 году, четырнадцать погибших партизан из Курской области названы поименно:

1. Артеменко Василий Федорович.

2. Азаров Иван Васильевич.

3. Бомбин Николай Михайлович.

4. Запольский Михаил Кондратович.

5. Исайкин Иван Григорьевич.

6. Калинченко Петр Александрович.

7. Матюхин Андрей Иванович.

8. Перегудов Андрей Иванович.

9. Поддубный Иван Яковлевич.

10. Полесков Николай Егорович.

11.Чуркин Иван Никитович.

12.Чуркин Николай Фролович.

13.Хряков Иван Гаврилович.

14. Юрин Николай Владимирович.

Пусть у наших благодарных поколений на вечные времена останется Слава и Память о них!

В музее Партизанской Славы Локотской средней школы Рыльского района Курской области хранится орден Отечественной войны первой степени за № 302380, которым посмертно награжден Андрей Иванович Матюхин Указом Президиума Верховного Совета СССР от 10 мая 1965 года, орденская книжка Е № 108145, подписанная 5 июня 1965 года секретарем Президиума Верховного Совета СССР Георгадзе.

20.

ПУКАЛО Мария Алексеевна. Боец конной разведки партизанского отряда имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады с 16 марта 1942 по 10 марта 1943 годы. Разведчица отряда имени Суворова партизанской бригады имени Суворова с 10 марта по 25 октября 1943 года.

Родилась в 1918 году в поселке Старая Гута Середино-Будского района Сумской области Украины.

В предвоенные годы работала в городе Шостка Сумской области на военном заводе.

В начале Великой Отечественной войны вернулась в свое село.

16 марта 1942 года вступила в партизанский отряд. В предыдущих главах книги рассказано о ее храбрости и подвигах в рядах партизан.

После расформирования партизанской бригады имени Суворова, с ноября 1943 года проживала сначала с матерью в поселке Старая Гута, потом переехала в Москву. Из-за болезни многие годы не работала, была на пенсии по инвалидности.

Умерла в Москве в августе 1969 года. За партизанские боевые подвиги награждена медалью «Партизану Отечественной войны» первой степени. Из боевых характеристик, выданных ей командованием партизанской бригады имени Суворова, известно, что летом 1943 года ее представляли к награждению орденом Красной Звезды, но наградной лист, как проверено работниками Брянского областного архива, к ним в 1943 и в 1944 годах не поступал и в журнале регистрации не значится.

21.

ШВЕЦОВ Дмитрий Александрович. С 16 марта 1942 по 10 марта 1943 годы в партизанском отряде имени Чапаева 2-й Курской партизанской бригады, был сначала пулеметчиком, а через два месяца назначен командиром пулеметного отделения огневого взвода, состоящего из пулеметного отделения и двух отделений автоматчиков.

Родился в 1915 году в поселке Голышманово Тюменской области.

Окончив начальную школу, работал в родительском крестьянском хозяйстве. Подростком стал слесарем в ремонтной мастерской МТС. Из-за престарелых родителей ему предоставлялась отсрочка от призыва в армию. После женитьбы в семье появилась еще одна кормилица — его молодая жена. В 1939 году его призвали в Красную Армию. Служил в городе Проскурове на Украине, в отдельном зенитном дивизионе 80 стрелковой дивизии шофером автомобиля с зенитным орудием.

За сутки до начала Великой Отечественной войны, в субботу, красноармеец Дмитрий Швецов получил телеграмму. Мать сообщала о тяжелой болезни отца и просила приехать на побывку. Швецов направился к командиру. Тот прочитал телеграмму, сказал Швецову:

— Я не могу отпустить вас, Дмитрий, в краткосрочный отпуск, потому как есть приказ запретить очередные и краткосрочные отпуска офицерам и сверхсрочникам, а также срочнослужащим. Я понимаю вашу необходимость поехать к родителям и жене, поддержать своим приездом тяжело больного отца. Но я не могу вас отпустить. Наверно вы и сами понимаете, что война не сегодня так завтра будет развязана Гитлером. Сообщите об этом родителям двумя словами — выезд невозможен. — И спросил: — Деньги есть на телеграмму?

— Есть, — ответил Швецов.

А на другой день, в воскресенье 22 июня, гитлеровские войска внезапно напали на Советский Союз. Это известие было передано по радио Москвы. Дмитрий подумал: родители конечно же поняли смысл двух его слов, сообщенных в ответной телеграмме.

Обо всем этом он рассказал мне под Уманью, когда он раненый, а я контуженый, лечились в «лазарете» деда Микиты.

О нашем совместном продвижении по тылам врага, в надежде присоединиться к партизанам, об участии в партизанской борьбе с врагом в отряде имени Чапаева, сказано в предыдущих главах, поэтому расскажу о дальнейшей судьбе Дмитрия Швецова, о которой мне стало известно лишь в 1969 году.

В марте 1943 года я был ранен и отправлен на лечение в советский тыл. Через неделю наша бригада расформирована и Дмитрий Швецов оказался во фронтовой 132 стрелковой дивизии. Лишь в 1969 году я вспомнил, что Швецов призван в армию Голышмановским райвоенкоматом.

Через месяц я получил ответ:

После войны Троснянский район вошел в состав Орловской области. Прошло еще какое то время, я получил ответ из Кромского объединенного райвоенкомата Орловской области, в котором сообщалось, что Швецов Дмитрий Александрович перезахоронен в братской могиле в деревне Гнилец Троснянского района Орловской области. Его фамилия — Швецов Д. А. — занесена на мемориальную плиту. К сожалению, это сообщение Кромского объединенного райвоенкомата мне пришло после того как в «Тюменской правде» была уже опубликована моя статья «Партизан-сибиряк». Поэтому в ней не сообщено о перезахоронении Д. А. Швецова в братской могиле.

Статья, посланная мною в «Тюменскую правду», опубликована почти дословно. В ней я сообщил о нашей совместной трудной дороге по оккупированной Украине, Курской и Орловской областям России, об участии в партизанских боях. Мать, жена и сестра Д. А. Швецова в письме поблагодарили за подробное газетное сообщение о Дмитрии. Они писали, что им было известно, что он погиб под Курском, но не знали о его участии в битве с врагом на Юго-Западном фронте и в рядах партизан, о награждении его в мае 1943 года медалью «Партизану Отечественной войны» второй степени.

22.

БАБЕНКОВ Захар Ильич. С декабря 1941 года по май 1942 года партизан Хомутовского партизанского отряда, с июня по ноябрь 1942 года — политрук роты Крупецкого партизанского отряда имени Чапаева, с ноября 1942 по март 1943 годы — комиссар отряда имени Чкалова 2-й Курской партизанской бригады. С марта по октябрь 1943 года — комиссар отряда имени Чапаева партизанской бригады имени Суворова.

Родился в 1907 году в деревне Щекино Рыльского уезда Курской губернии.

В 1923 году окончил неполную среднюю школу. До призыва в Красную Армию на срочную службу работал в родительском крестьянском хозяйстве. С 1929 по 1933 годы служил в Красной Армии, окончил полковую школу младших командиров. После демобилизации, до 1934 года работал в колхозе. В 1937 году окончил Московский Коммунистический университет имени Свердлова, после его окончания направлен в Красноярский край, где работал до марта 1940 года на хозяйственной и партийной работе.

В марте 1940 года призван в Красную Армию, в кадры среднего политсостава и направлен в 91 стрелковую дивизию.

В июле 1941 года дивизия вступила в бой с гитлеровцами на Западном фронте. В октябре 1941 года в районе Вязьмы противник окружил несколько советских дивизий. В этом котле оказался и политрук З. И. Бабенков. В боях в окружении он был ранен и контужен. Отправлять раненых в советский тыл самолетами тогда не было возможностей. Его лечили в течение двух месяцев врачи дивизионного медсанбата, находившегося в составе окруженных советских войск.

Подлечившись в медсанбате дивизии, основательно потрепанной в боях, ему все же удалось вырваться из окружения, хотя это повезло очень немногим. При попытке прорвать кольцо окружения, его дивизия пыла врагом остановлена и разбита.

До двух рот воинов 91 стрелковой дивизии, вырвавшихся из вражеского окружения, разбившись на небольшие группы, под командованием офицеров добирались до ближайших лесов, чтобы присоединиться к местным партизанским отрядам или самостоятельно перейти к партизанским действиям. Пятеро красноармейцев решили сопровождать еще не совсем выздоровевшего политрука. Достигнув Крупецкого района, они встретили партизан Хомутовского партизанского отряда и стали партизанами.

Через полгода Хомутовский отряд имени Боженко и Крупецкий имени Чапаева оказались в Хинельском лесу Орловской области. Поскольку Крупецкий район — это родина З. И. Бабенкова, он решил встретиться с земляками. Исаев и Пузанов сразу предложили ему перейти в отряд района, в котором он родился, вырос, в деревне Щекино живут его родственники. С согласия командования Хомутовского партизанского отряда З. И. Бабенков перешел в отряд имени Чапаева, в котором его назначили политруком роты.

В ноябре 1942 года Рыльский подпольный окружком ВКП(б) и командование 2-й Курской партизанской бригады решили создать Конышевский партизанский отряд из партизан — конышевцев, воюющих в Хомутовском и Крупецком отрядах, с последующем пополнением его численности жителями Конышевского района, пожелавшими вступить в ряды партизан. З. И. Бабенков был утвержден комиссаром отряда имени Чкалова. После расформирования 2-й Курской партизанской бригады и создания партизанской бригады имени Суворова, Бабенков с марта по октябрь 1943 года был комиссаром отряда имени Чапаева этой бригады.

После полного освобождения от врага западных районов Орловской области, бригада имени Суворова была расформирована. З. И. Бабенков, откомандированный в войска Красной Армии, был направлен на курсы переподготовки офицерского состава. Окончив курсы, он направлен в распоряжение Центрального фронта, потом воевал на 1-м Белорусском. Участвовал в освобождении Польши и ее столицы — Варшавы. В бою у реки Одер был ранен, направлен во фронтовой госпиталь, в котором и встретил День Победы.

За выполнение боевых заданий в рядах партизан награжден медалью «За отвагу», «Партизану Отечественной войны» первой степени. За боевые подвиги на фронте награжден орденом Отечественной войны второй степени, медалями «За победу над Германией» и «За освобождение Варшавы».

В феврале 1946 года демобилизован из Советской Армии. Прибыл в город Миасс Челябинской области, где жила его семья. Работал в угольной промышленности и в совхозах Челябинской области. Вышел на пенсию в марте 1967 года. Находясь на пенсии, работал на различных должностях до 1985 года.

Последнее письмо я получил от него в августе 1990 года. По сообщению Миасского горвоенкомата от 11.10.2005 года З. И. Бабенков скончался 7 февраля 1992 года.

23.

ДАВЫДОВ Игнат Иванович. 6 октября 1941 по март 1943 годы — партизан Крупецкого отряда имени Чапаева. С марта по июль 1943 года — комендант штаба партизанской кавалерийской бригады имени Котовского.

После расформирования бригады имени Котовского работал до 1946 года заведующим Крупецкого райфинотдела, потом на разных должностях в Уразовском и Крупецком районах.

В 1958 году по путевке Курского обкома партии прибыл на освоение целинных земель, до 1964 года работал в Комаровском зерносовхозе Ордженикидзевского района заведующим хозяйства 1-го отделения.

По сообщению его родственников, тяжело переносил климат Целины, в 1960-х годах сильно болел и умер там в 1965 году.

Персональные сообщения о руководителях и участниках партизанского движения в области на этом заканчиваются.

24.

В завершение главы «Сквозь годы» публикуются фотоснимки послевоенных лет о встречах бывших курских партизан с учащимися школ, руководителями области и города Курска, телевидения, областных ветеранских организаций; об участниках Парада Победы в 1995 году, о награждении орденом Дружбы активистов общественных ветеранских организаций, о чествовании юбиляров.

6 мая 1975 года Гусев П. В. с читателями курской детской библиотеки № 2 после проведения с ними беседы о 30-летии Победы в Великой Отечественной войне.

В 1998 году, по ходатайству Областного Совета партизан и подпольщиков, глава администрации Железнодорожного округа г. Курска Николай Иванович Люлька принял решение открыть на доме Бабкиных по улице Театральная, 2 мемориальную доску с надписью:

Август 1998 года. Открытие мемориальной доски на доме подпольщиков Бабкиных. Третий справа — глава администрации округа Н. И. Люлька.

В летний воскресный солнечный день на открытие мемориальной доски прибыли: глава администрации округа Н. И. Люлька, члены бюро областного Совета партизан и подпольщиков, бывшие партизаны и подпольщики, проживающие в г. Курске, учащиеся 15-й средней школы, в которой действует школьный Музей Партизанской Славы.

Перед собравшимися выступили глава администрации округа Н. И. Люлька, от имени областного Совета партизан и подпольщиков, выступил я, затем — курские подпольщики П. П. Бабкин (сын руководителя подпольной группы), Д. С. Золотухин. В. С. Бочаров, фатежская подпольщица Мария Глушкова.

На второй день об открытии мемориальной доски на доме курских подпольщиков Бабкиных сообщила «Курская правда». В ней опубликована статья корреспондента областной газеты, члена Союза журналистов России Федора Емельяновича Панова.

8 мая 1980 года. После встречи руководителей партизанского движения области с работниками средств массовой информации.

Встреча курских партизан в администрации города в 45-летие начала партизанского движения на курской земле 8 октября 1986 года. Второй ряд, слева третий — Я. М. Киселев, шестой — С. И. Мальцев. Третий ряд, слева направо — пятый — П. В. Гусев, М. В. Овсянников, Музалев В. Ф., Волков А. Н., Бабкин П. П.-младший.

23 августа 1991 года. Встреча курских партизан с руководителями области. Первый ряд, слева шестой — Федосюткин А. Д. — бывший комиссар 1-й Курской партизанской бригады; седьмой — Селезнев А. И. — Первый секретарь Курского обкома КПСС, председатель областного Совета народных депутатов; между ними в третьем ряду — Гусев П. В., председатель областного совета партизан и подпольщиков. За ними в четвертом ряду — Гоголев Б. П., второй секретарь обкома КПСС.

13 октября 1992 года. Бывшие партизаны Семенихина Ф. С. и Гусев П. В. после урока мужества в одном из классов 42-й средней школы г. Курска.

9 мая 1995 года, Москва. Куряне — участники Парада Победы, в день ее 50-летия. Среди них партизаны: слева вторая — Стародубцева С. Р., первый справа — Гусев П. В.

Почти все фотокарточки об участниках курской подпольной диверсионно-разведывательной группы, с которых сняты ксерокопии для книги, хранятся в семейном альбоме Сергея Павловича Бабкина, внука руководителя подпольной группы П. П. Бабкина и его отца — П. П. Бабкина-младшего, подпольщика.

Помню последнее посещение меня членом Союза писателей России С. П. Бабкиным. Он принес мне фотокарточки подпольщиков группы его деда. Мы вспоминали членов семьи Бабкиных, уже ушедших из жизни.

Постепенно наш разговор перешел о теперешней оценке некоторыми писателями советского периода, искажающими правду о героизме нашего народа в Великой Отечественной войне на фронте, в партизанских формированиях, о тружениках советского тыла. К сожалению, сказал Сергей Павлович, многие из выросшего после войны поколения, иногда тоже «переливают из пустого в порожнее», веря переродившимся «писакам».

Наш разговор прервал телефонный звонок. Пока я поговорил с внучкой, спросившей как мое здоровье и не надо ли что-либо купить из продуктов, Сергей Павлович что-то усердно писал. Когда мой недолгий телефонный разговор с внучкой закончился, он прочитал мне экспромтом сочиненное стихотворение на только что обсуждаемую нами тему. Вот отрывок из этого стихотворения:

А в «Курской правде» за 17 мая 2005 года сообщено:

В это время я находился на лечении в Курском госпитале ветеранов войны; об уходе из жизни Сергея Павловича узнал позже. Сожалею, что не проводил в последний путь этого замечательного поэта и человека.

8 мая 2002 года. Вручение Орденов Дружбы ветеранскому активу области. После вручения наград и. о. президента РФ В. В. Путин и генерал-майор Овсянников М. В., председатель облсовета ветеранов, сфотографировались с награжденными.

На снимке слева направо: Быков В. Я., Губин Н. А., Путин В. В., Гусев П. В., Овсянников М. В., Коновалов Л. П., Пособнов М. Г.

26.

Следует отметить, что партизаны и подпольщики, ведя борьбу с гитлеровцами и их тылу, почти всегда находились в более трудных условиях, чем советские воины на фронте. В подтверждение этого вывода, скажу следующее.

Во-первых, партизанским формированиям, даже имевшим устойчивую шифрорадиосвязь с вышестоящими штабами, постоянно охраняемые посадочные площадки для советских самолетов, далеко не регулярно и в недостаточном объеме доставлялось оружие и боеприпасы, не говоря уже о совсем незначительном обеспечении медикаментами и продовольствием. Приходилось «довольствоваться» вражескими трофеями, захват которых не всегда был без людских потерь.

Во-вторых, значительная часть партизанских формирований не имела средств радиосвязи и мест постоянного базирования. Поэтому они не имели возможностей получить боеприпасы и медикаменты, не могли эвакуировать раненых партизан через линию фронта.

В-третьих, в более грудных условиях находились подпольные группы, действующие на большом удалении от баз партизанских соединений и отрядов, без надлежащей связи с ними.

В-четвертых, несмотря на постоянные трудности, действуя всегда во вражеском окружении, партизаны и подпольщики нашей области, самоотверженно дрались с оккупантами, оказывая ощутимую помощь фронтовым соединениям и частям Красной Армии в достижении скорейшей победы и войне с немецко-фашистскими захватчиками.