Метель, или Барыня-попаданка. В вихре времени

Глава 10 Один день из жизни помещицы

Наталья перенеслась на этот раз в основную усадьбу, чтобы всех видеть и управлять всем хозяйством в меру своего разумения. Маша была еще очень слаба, требовалось продолжение лечения и ухода за ней, чем Наталья и собиралась заняться, попутно проживая один день из жизни дворянки. И как же интересно было учительнице познакомиться с типичным распорядком жизни простой провинциальной помещицы! Впечатления самой женщины и остатки памяти барыни перемешивались в единую цепь, соединяясь в картину не одного дня, а нескольких, таких похожих и таких разных.

Утро в усадьбе начиналось очень рано, с шарканья ног Лукерьи, которая поправляла лампадки перед иконами, а потом молилась, едва слышно, со стука дров и возни около печек Архипа, с запахов кухни, на которой уже начинала хозяйничать Степанида. Спали они нередко не в людской, а здесь же на полу, на каких-то убогих матрасах, утром их скатывая и убирая в стоящие в углах сундуки.

Утро дворянки также начиналось рано, но, прежде чем вылезти из-под пуховиков, она звонила в колокольчик. Тут же в спальню входил лакей с подносом, на котором подавали чашку чая или кофе со сливками – «кохвий в постель»! В красном углу перед иконами в красивых окладах зажигались лампады, и начинался день с молитвы перед домашними иконами, а по праздникам посещали все службы в церкви, что было в обычае того времени.

После молитвы обыкновенно барыня принимала в кабинете с докладами и рапортами управляющего, дворецкого, ключницу, а потом и деревенского старосту. Они заходили по одному по команде горничной, докладывали, какие работы предстоят в имении в ближайшее время, отчитывались о доходах и расходах, внимательно запоминая распоряжения, дворецкий докладывал о состоянии дел в усадьбе, ключница рапортовала о запасах в кладовых, а староста описывал обстановку в деревнях.

Для дворни день начинался со службы, которую служил отец Павел в своей маленькой церкви на территории усадьбы, и на которую ходили все дворовые люди и крестьяне из ближайших деревень.

Далее был утренний туалет – умывались из кувшина над тазиком, пользовались «ночной вазой» – туалетом, приводили себя в порядок с помощью горничных. Были здесь уже и зубные щетки, правда, щетина была натуральной, свиной и достаточно жесткой. Вместо зубной пасты было нечто вроде порошка – толченый мел с добавками каких-то трав, достаточно неприятный на вкус, с которым еще нужно было смириться.

Но особенно трудно было привыкнуть к особенностям одежды и гигиены. Нижнего белья у женщин не было, обходились большим количеством нижних юбок. «Интимные» места обтирались тряпками, подобными же тряпочками подтирались после туалета «по большому».

После всех туалетных дел подавался завтрак, а к завтраку горячее молоко, чай из смородинного листа, каша со сливками, кофе, яйца, хлеб с маслом и мед. За завтраком обычно ставили на стол самовар и пили чай, гораздо реже – кофе. Байховый чай предпочитали цветочному. Часто пили и так называемый «копорский чай», когда заваривали листья иван-чая.

На столе были также яйца всмятку, горячий картофель. К чаю подавали варенье, сливки, печенье, кренделя. Обычно за завтраком следовали полдник, обед, ужин и паужин. Но так часто современный человек есть не мог и не хотел, и Наталья ела, как привыкла – два или три раза в день – завтракала, обедала, пила вечерний чай или ужинала. Далее был обед и послеобеденный отдых, когда все или спали, или занимались мелкими хозяйственными делами – чинили одежду, пересматривали белье, убирались у животных и так далее.

Но отсутствие самых простых гигиенических средств и необычный распорядок дня – это было самое простое испытание для современного человека. Было много другого, к чему привыкнуть было гораздо труднее. И хотя Наталья понимала, что эта жизнь радикально отличается от современной, для нее было открытием, насколько большая эта разница, и с каким количеством изменений ей пришлось смириться.

Трудно смириться с темнотой – особенно утром, когда свечи еще не зажигали и комнаты освещались только слабым светом лампадок. Но все равно рука так и тянулась к стенам, чтобы по привычке найти там выключатель.

Приходилось стерпеться и с тишиной, нарушаемой только тем же слабым треском горящих лампадок, шорохом шагов Лукерьи, которая вставала очень рано, шепотом горничных, бряканьем посуды и треском дров в печи.

Пришлось примириться и с запахами, которые окружали, – горящих дров, свечей и лампад, запахом тел дворни, печи и еды. Они были нередко приятными, не то что запах немытых ног и тел от двадцати пяти деток в пионерском лагере, где будущая учительница однажды подрабатывала воспитателем, будучи еще студенткой. Все-таки навыки гигиены в России были гораздо выше, чем сейчас в Европе.

Полностью мылись в бане раз в неделю, по субботам. Была одна баня, но с двумя отделениями – «барская», где мылись соответственно барыня с Машей вместе со своими «горняшками», что почиталось за честь для них, и «дворовая», где мылись остальные. Никаких шампуней, гелей для тела и прочих изысков, конечно, не было. Пользовались щелоком, простым комковатым мылом, да Лукерья делала отвары на травах, которыми споласкивали тело и волосы. Но, как это ни удивительно, промывали волосы эти примитивные средства гораздо лучше всяких патентованных и хваленых современных средств.

Часто ключница приходила парить барыню и барышню, используя не только привычные березовые, но и дубовые, сосновые, липовые веники, которые привносили прекрасный лесной аромат. Топили баню по-черному, когда дым выходит через двери, топили очень сильно, так как мылись все в один день – сначала парились мужчины, потом, когда температура в бане опускалась и наступал «второй пар», мыться ходили женщины.

Таким образом, ходили в баню в два захода, а третий пар доставался баннику, которому также оставляли веник и воду. Это делали, чтобы не угореть, так как в это время дым сгущался, почти не находя выхода, и дышать становилось труднее. После бани пили чай с разными вкусняшками, которые пекла Степанида, наслаждались чистотой и покоем.

Кроме банника, такие же хранители были и в овине, где жил овинник, и конечно, в доме, где жил домовой. Наталья сначала посмеивалась про себя над этими суевериями, но однажды в полусне к ней пришел домовой – маленький мужичок в простой рубахе и штанах, растрепанный и кудлатый, несколько напоминавший домовенка Кузю из известного мультфильма. Она даже окликнула его: «Кузька!», но только спугнула, так как он тут же пропал.

Подчинилась Наталья и обращению с одеждой, которую приходилось снимать и надевать только с помощью горничных, которые разбирались в ней гораздо лучше, смирилась она и с корсетом, который вначале немилосердно впивался в тело. Но в конце концов, современные бюстгальтеры и пояса-утяжки не так уж далеко от них отошли, и чувство облегчения, которое испытывала она, снимая корсет, было сравнимо с теми эмоциями, которые переживают и современные дамы, вечером снимая свое нижнее белье. Кроме того, в доме она старалась побольше ходить в свободном капоте, напоминавшем современные пеньюары. А вот халаты в это время чаще всего были мужской домашней одеждой.

Но, пожалуй, труднее всего было смириться современному человеку с отсутствием новостей. Мы привыкли к очень насыщенной информацией жизни, когда каждую минуту одно событие сменяет другое, а здесь даже письма могли идти по нескольку месяцев, так как перевозились почтовыми каретами. Здесь свежей считалась газета от сентября, полученная как раз к декабрю. Поэтому Наталья радовалась возможности переходить в свою эпоху и хоть таким образом «глушить» свой сенсорный голод. Она даже смотрела там телевизор, чего почти не делала в обычное время. Но сейчас даже реклама не раздражала, а умиляла.

Вечер в усадьбе завершался игрой в карты, в которые Наталья совсем не умела играть, что вызывало большой смех и оживление Машеньки. Но она старалась учиться, так как знала, что игра в карты была основной формой досуга дворян. Она с Машей много музицировала, разучивая новые и старые мелодии.

Ложились спать в доме в обычные дни очень рано, только праздники были исключением. Приготовление ко сну начиналось с приказа Антипу закрывать ставни, которые со стуком запирались железными болтами. В восемь или девять часов вечера сторож обходил усадьбу, проверяя запоры и спуская дворовых собак. Тишину в доме нарушали лишь мыши, лай собак на улице да стук сторожей в деревянную доску.

Наталья читала в тишине под треск горящих свечей, писала и размышляла о делах, которые надо было совершить в ближайшее время, записывала покупки, которые могла сделать только в будущем. А не хватало очень многого – сахара, приправ, даже соль ценилась очень дорого и была грубой, серой, грязной от примесей. День был похож один на другой, но скуки не было, ей было очень интересно входить в повседневную жизнь дворян этой эпохи.

А еще она училась писать! Да, понятно, что звучит смешно – учительница начальных классов учится писать! Но попробуйте сделать это и вы, предварительно очинив гусиное перо, что тоже не так и просто. Да на очень серой и плохой бумаге – это вам не современные тетради да замечательная фирменная бумага! И с соблюдением всех правил старинной орфографии, с этими ятями, фитами, юсами малыми и прочими устаревшими буквами, и вы убедитесь, что это все не так легко. Вот и учительница в этом удостоверилась и тратила много времени на овладение этими премудростями.

Ее счастье, что большинство дворян также не отличалось высоким уровнем грамотности, и ошибок они допускали очень много. Да что говорить о мелкопоместных дворянах, когда даже в рукописях и письмах Александра Сергеевича Пушкина находили немало ошибок! Так что она пыхтела, ругалась про себя, но старательно занималась чистописанием, подключив к этому и Машу, у которой получалось чуть лучше.

Разбиралась она и с мерами весов, длин и прочим. Как удобно, оказывается, с десятичной системой! Мы все привыкли, что метр равен ста сантиметрам, или десяти дециметрам, в котором соответственно десять сантиметров. То же самое и с мерами веса, все кратно десяти. Но попробуйте запомнить все эти версты, сажени, аршины и прочие фунты, и вы схватитесь за голову. Пришлось позже учительнице прибегнуть к педагогической хитрости и попросить своих учеников сделать доклады-рефераты о старинных мерах веса и длины и распечатать их.

Так у нее появилась шпаргалка-подсказка, и она узнала, что вершок равен четырем целым, четыреста сорока пяти сантиметрам или сорока четырем и сорока пяти целым миллиметрам – так что теперь можно прикинуть, что в выражении от «горшка два вершка» – это рост примерно в девяносто сантиметров, то есть совсем немного.

А попробуйте, что называется, запомнить «без бутылки», что один аршин равен одной трети сажени, или четырем четвертям, или шестнадцати вершкам, или нулю целых, семи тысячи ста двенадцати метрам, уф! А ведь это надо было знать каждой дворянке, чтобы покупать материал для платья.

Узнала учитель и то, что косая сажень равна двум метрам и шестнадцати сантиметрам и содержит три аршина или семьдесят два сантиметра по шестнадцать вершков. Так что человек, у которого «косая сажень в плечах» – действительно богатырь. А уж верста почти равна нашему километру, в ней тысяча шестьдесят шесть целых и восемь десятых метра, поэтому, когда говорят, что человека слышно за версту, это значит, что он действительно очень громко кричит.

Пыталась она разобраться с помощью детей и с денежной системой. Но там было все настолько запущенно, что оставалось только хвататься за голову. Дело в том, что тогда в России существовали две основные расчетные денежные единицы: это монеты и ассигнации, когда один серебряный рубль стоил примерно четыре рубля ассигнациями. Но при этом рубль ассигнациями никогда не был равен ста копейкам серебром. Людям было выгоднее получать в качестве расчета монеты, а не «бумажки», и многие нередко этим пользовались. Например, приходил купец за бочкой меда, она стоит десять рублей серебром. У него есть ассигнации, а торговец говорит, что если товар будет оплачен не монетами, а купюрами, то мед будет уже стоить одиннадцать рублей. Эта приплата при покупке товара называлась «лаж». Отсюда же слова «облажаться» и «лажа». Вот так, век учись, а то можешь «облажаться»!

В обращении были золотые империалы в десять рублей и полуимпериалы в пять рублей, серебряные рубли, полтины, полуполтинники и десять копеек, а также медные монеты достоинством в пять, две и одну копейку и полушку.

Так что выражение «за морем телушка – полушка, да рубль перевоз» актуально и в наши дни, когда транспортные расходы во многом превышают стоимость товаров. Правда, Наталья знала, что после войны тысяча восемьсот двенадцатого года император Александр I произвел частичную денежную реформу и несколько упорядочил обращение ассигнаций. Основной главной монетной единицей был установлен серебряный рубль. Поэтому идея покупать в будущем серебро, чтобы потом обменять его на монеты и таким образом помогать барыне, нравилась Наталье все больше и больше.