ПИСЬМО

Утром в почтовом ящике Валерка обнаружил письмо.

— Мам, — крикнул он, на ходу доедая булку с маслом, — нам письмо!

Мама взяла конверт, прочитала.

— Это тебе… от Гени.

— М… мне? — Валерка чуть не подавился.

Мама очень хотела, чтобы он при ней прочитал письмо из далекой Сибири, но Валерка засунул письмо в карман, схватил портфель и, весь сияя, убежал в школу.

Старший брат писал, что в Сибири еще зима. Лед на Оби не тронулся. И люди там разъезжают на нартах, запряженных собаками. И он тоже разъезжает на собаках. Это куда быстрее, чем на трамвае. Завод скоро будет совсем готов. Осталось станки установить. И тогда он, Генька, будет работать на самом большом — карусельном — станке. На этом станке можно обтачивать детали величиной с книжный шкаф. Кстати, не растащил ли Валерка его книги? И еще Генька писал, что работать ему очень нравится. Приехал — было пустое место. А сейчас завод. И этот завод Генька построил своими руками. Для людей. Отдавать себя делу, людям — большая радость. Вот пусть Валерка попробует что-нибудь сделать для людей — сразу поймет, как это здорово! Валерка два раза прочитал письмо. Оно ему понравилось. Оказывается, не забыл его Генька.

Дал письмо Вовке Шошину. Тот, сощурив зеленоватые глаза и наморщив лоб, внимательно прочитал.

— Ну и что ты придумал? — спросил Вовка.

— Ничего, — удивился Валерка. — А что я должен придумывать?

— Не притворяйся…

Валерка пожал плечами и засунул письмо в помятый конверт.

— Дай-ка сюда письмо, — сказал Шошин. Валерка дал.

Вовка снова развернул листок и углубился в чтение.

— Все ясно, — сказал он. — У тебя бинокль цел?

— Ну да, — сказал Валерка. — А что?

— Исправный?

— Ну да…

— Гони бинокль, — сказал Вовка и ткнул пальцем в письмо. — Тут ясно написано: давать что-нибудь людям — большая радость… Вот и отдай мне бинокль!

Валерка представил, как летом в пионерском лагере Вовка, задрав нос, будет носить его бинокль на шее, и… никакой радости не ощутил. Наоборот, зло взяло.

— Чего придумал! — сказал Валерка. — Мне самому бинокль позарез нужен. Поеду в деревню к бабушке и буду с крыши смотреть на лес… Может, медведя увижу.

— Как же, увидишь! — усмехнулся Вовка. — Медведь специально будет для тебя торчать на самом видном месте. Жадина-говядина, вот кто ты!

— А ты жила! — выкрикнул Валерка. — Зажилил мою удочку вместе с крючком… Жила!

— А ты красная клюква!

— А ты…

Они минут пять с азартом обзывали друг друга. Но когда Вовка заявил, что Валерка ко всему прочему еще и бюрократ, тот не стерпел такого оскорбления и залепил Шошину затрещину.

Они подрались. Длинный жилистый Вовка ловко увертывался от ударов, а коротышка Валерка то и дело натыкался носом на его острые локти и кулаки. Нос распух, брызнула кровь. И все-таки победил Валерка. У него было одно серьезное преимущество перед Вовкой: всегда дрался до победного конца. Пусть кровь хлещет из носа, глаз заплыл синяком — главное — не сдаваться! И Валерка никогда не сдавался, если даже противник был вдвое сильнее.

Когда длинноногий Вовка обратился в позорное бегство, Валерка мрачно подвел итоги битвы: нос и ухо в крови (здорово этот гад Шошин дерется), на лбу шишка величиной с хороший грецкий орех, рубаха на груди лопнула. В кулаке — карман от Вовкиной тенниски. Невелика утрата — новый пришьет. Самое обидное — Валерка не знал, каковы «боевые раны» у его противника. Не успел подсчитать. В пылу схватки было не до этого, а потом Вовка убежал быстрее зайца. Валерка не пожалел бы отдать кому-нибудь бинокль, чтобы вот сейчас полюбоваться на Вовкины синяки.

Целую неделю дулись Вовка и Валерка. Не разговаривали и не смотрели друг на друга. Даже учительница по литературе заметила.

— Вы что это, ребята, не поделили? — спросила она.

— Ничего, — ответил Вовка и посмотрел на Валерку.

— Ничего, — буркнул Валерка и тоже посмотрел на Вовку.

Хотя они и частенько ссорились, но все-таки жить друг без друга было скучно. Первым не выдержал Вовка Шошин.

— Эй, ты, — сказал он, не называя Валерку по имени, — думаешь, и вправду мне твой бинокль нужен? Я, может, нарочно попросил, чтобы проверить тебя.

— А мне, думаешь, жалко? — сказал Валерка. — Да я кому хочешь могу его отдать… Пускай смотрят.

В общем, они помирились и весь урок тихонько разговаривали. Сколько новостей за эту неделю накопилось!

Учительница раз предупредила, второй, а потом сделала замечание.

— Еще два слова, — сказала она, — и я вас выставлю за дверь.

Чтобы не омрачать радость перемирия, они не произнесли этих двух роковых слов и благополучно досидели до звонка.

На улице — настоящее лето. Кленовые листочки из маленьких стрекоз превратились в больших бабочек, трепещущих зелеными крыльями. Солнечные зайчики без билетов разъезжают по городу на ветровых стеклах автобусов, на ходу прыгают в глаза с никелированных радиаторов «Волг». На чугунной ограде — воробьиный базар. Птицы готовы выскочить из перьев, стараясь переспорить друг дружку.

Приятели молча шагают рядом. Лица их озабочены. Валерка думает о тройке по русскому, которую надо завтра исправлять. Вовка думает о том, как выпросить у Валерки на каникулы бинокль. В пионерском лагере с биноклем-то его ребята сразу командиром выберут.

— Написал брату? — спросил Вовка.

— Забыл.

— Брат в Сибири заводы строит… а он письма не может написать. Эх ты!

— Успеется… Напишу, — сказал Валерка. — Все равно до Сибири письмо долго идет…

— А что ты напишешь? — спросил Вовка.

Валерка задумался. Что он напишет Геньке? Про тройку, которую сегодня получил? Или про то, как с Вовкой подрался?

— Тебе писать-то нечего, — сказал Шошин. — Ты в жизни ничего хорошего для людей не сделаешь…

— Сделаю, — нахмурил свои белые брови Валерка. — Захочу — и сделаю. Ты читал книжку про Тимура и про его команду?

— Читал.

— Помнишь, как ребята дрова людям кололи, воду носили и все-все делали?

— Помню… Они еще на заборах фронтовиков звезду рисовали.

— Звезду рисовать не обязательно, — сказал Валерка, — а вот дров пенсионеру Локоткову можно напилить. У него, понимаешь, всего одна рука.

— Хороший дядька этот пенсионер?

— Ну да! Он бутылками с бензином два фашистских танка спалил… Пенсионер что надо!

— Не хочется мне с дровами возиться, — сказал Вовка. — А ты валяй!

— Один-то? — удивился Валерка. — Да я и пилу с места не строну. Вдвоем бы… это да!

— И не проси, не могу! — наотрез отказался Вовка. — У меня дома важные дела.

Пухлое облако, будто шапкой, накрыло солнце, и все кругом посерело. С крыши сарая послышался пронзительный свист. Это Пашка Дадонов командует своим голубям вернуться домой. Валерка задрал вверх голову, стараясь рассмотреть птиц, но ничего не увидел… Интересно: что написал бы Генька, если бы узнал, что Валерка выручил пенсионера? Ай да Валерка, написал бы Генька, молодец!.. Сейчас поворот. Вовка махнет красным портфелем и уйдет. А одному нечего и думать связываться с дровами. Надо напилить, наколоть и сложить в сарай. Вот рад был бы Локотков! Проснулся бы утром, а в сарае наколотых дров полно.

— Пока! — махнул Вовка красным портфелем. — Потрудись!

— Хочешь, дам бинокль? — сказал Валерка.

— На все лето?

— На все.

— Честное пионерское?

— Честное…

— Пошли, — сказал Вовка. — Так и быть, завалим твоего пенсионера дровами…

Пенсионер Локотков в этот день до самых сумерек сидел во дворе на скамейке и читал какую-то книжку про шпионов. Он любил читать про шпионов. Седые усы его топорщились в разные стороны. Видно, шпиона никак не могли поймать, и пенсионер сердился. Когда с реки потянуло прохладой, Локотков сунул книжку в карман, зевнул и пошел к себе в холостяцкую комнату на первом этаже.

— Пора, — сказал Валерка и с топором в руках храбро двинулся к высокому штабелю полутораметровых бревен. Следом за ним, уныло позванивая пилой, поплелся Вовка.

Только приладили на шаткие козлы дровину, к ним не спеша подошел Марс — вислоухий дворовый пес. Обнюхал Вовкины ботинки и вдруг басовито гавкнул. Вовка чуть пилу не выронил.

— Кусается? — спросил он, пятясь от Марса.

— Если за хвост возьмешь, — сказал Валерка, — а так нет.

Дзинь-дзинь-трк! — спотыкаясь, нехотя врезается пила в толстую березовую лесину. Что-то тяжело пилится. У Валерки на носу дрожит капелька, а у Вовки вспотел лоб.

— Нудное это дело, — говорит Вовка. — Топором куда быстрее.

— Толстое бревно, — сопит Валерка, — не перерубишь.

— А как же первобытные люди валили большущие деревья? И не такими топорами, а каменными!

— То первобытные… Они здоровенные были и волосатые.

С первым бревном с горем пополам покончили. Вспыхнули уличные фонари. И сразу засияли пунктиры проводов. Над воронкой водосточной трубы синел кусок ночного неба с дырявым облаком. Облако пыталось поймать острый серп месяца, но месяц выпрыгнул в дырку и засиял еще ярче.

— Что-то вдвоем у нас плохо получается, — сказал Вовка, с ненавистью поглядывая на пилу. — Ты вот что, один попили, а я мигом раскокаю эти чурбаки.

Он размахнулся и, громко крякнув, изо всей силы треснул топором по косо поставленному чурбаку. От чурбака отлетела малюсенькая щепка и щелкнула Вовку по лбу. Он выронил топор и стал подозрительно долго ощупывать лоб.

— Ну чего ты себя по лбу гладишь? — стал злиться Валерка. — Коли!

— Дела-а, — сказал Вовка. — Знаешь, Валер, я вышел из строя… Что-то вижу плохо. Контузия.

Валерка в сердцах швырнул пилу. Она взвизгнула, словно кошка, которой наступили на хвост.

— Контузия… По морде дать бы тебе!

— А сам-то, — зеленые Вовкины глаза округлились, — тя-я-нет все время пилу куда-то в сторону… Молчал бы уж, тоже мне пильщик!

— А ты… — взорвался Валерка, но Вовка перебил его:

— Чьи это наколотые дрова у сарая? Во-он там, под крышей?

— Наши, — ответил Валерка, разжимая кулаки. — В сарай не влезли, вот и сложили тут. Я сам складывал.

— Зачем вам так много дров? — сказал Вовка. — Давай половину твоему пенсионеру в сарай переложим, а? Вот обрадуется старик!

— А мама?

— Она не заметит! — уговаривал Вовка. — А потом, мы ведь не себе берем, а для пенсионера. Шутка сказать — человек два танка поджег…

— Влетит… — колебался Валерка.

— Эх ты! — презрительно сказал Вовка. — Тимур бы и его команда тут и думать не стали… Перетащили бы дрова пенсионеру — и делу конец.

Этот довод сразил Валерку. Покосившись на свое освещенное окно, он отчаянно тряхнул головой:

— Хватит нам и тех дров, что в сарае!

Переносить готовые дрова куда легче и быстрее, чем пилить толстые бревна. Через полчаса высокая поленница уменьшилась наполовину.

— Давай все до полешка перетащим! Для такого человека не жалко, — расхрабрился Вовка. Желтый вихор его растрепался, зеленые глаза блестели, к носу пристали опилки.

— Не надо увлекаться… — сказал Валерка. — Дрова-то все-таки не твои.

Повесили на дверь сарая пенсионера Локоткова старый, незакрывающийся замок, отряхнули с курточек опилки и мелкие щепки.

— Здорово поработали, — сказал Вовка.

— Больше чем полполенницы ликвидировали, — вздохнул Валерка.

— Тащи, — сказал Вовка.

— Это еще чего? — удивился Валерка.

— Чего! Бинокль…

Валерка тяжко вздохнул и отправился на третий этаж за биноклем.

Вовка, по-хозяйски оглядев полевой бинокль, накинул ремешок на шею. На улице было темно, и он стал смотреть на месяц и звезды.

— Осенью получишь, — сказал Вовка, прощаясь.

Дома Валерка перед сном еще раз перечитал письмо брата и задумался. Вот он помог пенсионеру Локоткову. А радости никакой не почувствовал. Наоборот, что-то гложет сердце. Может быть, у Тимура тоже нелегко было на душе, когда он мчался ночью с девочкой Женей на чужом мотоцикле?

Долго ворочался на кровати Валерка. Не мог уснуть. А утром проснулся в плохом настроении. Мрачный мотался по квартире. Впервые пожалел, что сегодня воскресенье и не надо идти в школу. Сел за письмо к брату. Старательно вывел: «Здравствуй, Геня!» — и… все! Как ни старался, больше ничего не смог придумать.

Подошел к окну. На мокром дворе пусто и скучно. В лужах плавают ржавые прошлогодние листья и бумажки. Под мелким дождем на веревке мокнет чье-то белье. У низенькой поленницы на опилках лежит Марс и лениво гложет уже сто раз обглоданную кость.

Валерка решил немного прогуляться, натянул пальто и спустился вниз.

С крыши дома срывались крупные увесистые капли. С неба — мелкие.

— Марс! — позвал Валерка и прикусил язык. Возле ополовиненной поленницы остановились мама и маленький, худенький пенсионер Локотков. В одной руке мама держала зонтик, в другой — большую продуктовую сумку. Из сумки задорно торчал зеленый хвост лука.

— Любопытно, — сказала мама. — Кому могли понадобиться наши дрова?

— Минуточку терпения, — сказал Локотков, — это мы в один момент выясним.

Пенсионер не на шутку увлекался приключенческой литературой. Пропажа дров явилась для него сущей находкой. Наконец-то представился случай на деле применить почерпнутые из книжек знания.

К ним подошел и папа. В папиных руках — большая коробка с тортом. Вафельный в шоколаде. Валерка вздохнул: не пробовать ему нынче этот торт. Увидев Локоткова, присевшего на корточки, папа спросил:

— Потеряли?

— Нашел! — радостно сказал пенсионер. — Следы нашел!

Согнувшись пополам, он двинулся по дорожке, протоптанной Валеркой и Вовкой, прямехонько к своему сараю. Потоптавшись возле дверей с незакрывающимся замком, пенсионер Локотков растерянно сказал:

— Следы исчезли… Без собаки трудно.

— Плохой вы следопыт, — засмеялся ничего не подозревавший папа, — и без собаки видно, что следы ведут в ваш сарай. Открывайте, чего уж там…

— Не надо! — каким-то не своим голосом закричал Валерка, выбегая вперед. — Дядя Локотков не виноват. Это мы… Это я перетащил сюда наши дрова. — И посмотрел на пустой, засунутый в карман пальто, рукав пенсионера Локоткова.

Вечером Валерка закончил письмо к брату. «Здравствуй, Геня! — написал он. — Книжки твои я не растащил. Очень надо. У меня своих полно. Когда ты приедешь домой в отпуск? Скоро у нас начнутся летние каникулы. Мама сказала, что если я перейду без троек, то отпустит меня с тобой в деревню, к бабушке. Вот будет здорово, да? А для людей я так ничего и не сделал полезного. Не получается. Когда я сказал, что это я наши дрова сложил в сарай пенсионера Локоткова, все ужасно удивились и даже позабыли меня как следует отругать. Ну да еще отругают. Пусть даже папа отлупит. Когда за дело, не обидно. А Вовку Шошина я поколочу, хоть он и длиннее меня. И зря я ему, такому хитрюге, бинокль на все лето отдал. Будет задаваться там, в лагере. И забрать назад нельзя: дал пионерское…»

Со двора донесся какой-то шум, смех. Валерка подошел к окну и страшно удивился: возле сарая пенсионера Локоткова выросла гора наколотых дров. Папа и слесарь Иван Лукич со второго этажа пилили. Соседка тетя Настя колола, а пенсионер Локотков и мама складывали в сарай белые поленья.

Загрузка...