Вальхалла. Повесть о бессмертных

15. Я вечен

— Жду тебя на Вальхалле, Диди, — сказал Андрей.

В моём сне он был ярок, красив — волосы серебристые и глаза зеленее, чем наяву. Я приподнялась на койке. Сон и Андрей ещё не совсем исчезли. Они отдалялись от меня, уплывали прочь, к звёздам.

Я взяла с собой трудного курсанта Мишу и полетела на зов.

Когда мы вышли из подпространства, станция уже почти умерла. Её убийца, тяжёлый крейсер cidai, тоже не ушёл с поля боя. Он вращался вокруг станции мерцающим шлейфом обломков, но Вальхаллу и её экипаж было уже не спасти. Я знала это ещё до того, как прочла сенсорные данные. За моей спиной Миша ощерил клыки, и из его пасти вырвался низкий траурный звук, похожий на рык и на вой.

Мы плыли к станции, и мне казалось, что её отверстые врата должны скрипеть под космическими ветрами, но в межзвёздном пространстве нет ветра, здесь хорошо если три атома водорода на кубометр пустоты, и ничто не скрипит, и я хочу дать позывной, хочу крикнуть в космос «Андрей!», но неуверенность зарождается и одновременно уверенность: поздно, и я шепчу его имя и даже не знаю, кого из них я зову — человека ли, бога, Иуду или Святого, спутника моих лет или спутника Слова.

Во внутреннем кольце станции ещё был воздух, и коридоры имели почти целый вид. Катастрофу выдавало только отсутствие всех живых звуков — и скрип. Голос израненных и медленно теряющих энергию машин. Запасной реактор всё ещё поддерживал жизненное обеспечение для разбросанных там и тут мёртвых тел. Большинство из них, упав навзничь, рассыпались на сухие обломки и в пыль. Ни сенсоры моего костюма, ни Мишины уши не регистрировали ничего живого. Всё было кончено на Вальхалле, и то, что случилось дальше, касалось только меня и тех нечеловеческих сил, которые вот уже много лет пытались до меня добраться.

Тогда, сразу после посадки, я всё ещё надеялась, что боевой опыт или божественное чудо помогли Андрею выжить. И когда это существо показалось из проёма застывшей двери, я замешкалась.

Это было его лицо. Почти его; светлые волосы, серо-зелёные глаза; высокий и худощавый мужчина неопределённого возраста. Андрей, вздрогнуло моё сердце. И я замешкалась.

Он выстрелил от пояса, не поднимая руки. Меток он был, как чёрт — как все они. Заряд ударил мне прямо в лоб и оторвал бы мне голову, если бы не шлем, который от удара разлетелся на куски. Я упала и потеряла четверть секунды времени. Падая, успела уловить летящий мимо меня, к врагу, пушистый, когтистый снаряд. Рык, мерзкий сырой хруст и чей-то исчезающе короткий крик — …ага. Вот он каков, мой трудный курсант Миша…

Когда я подхватилась на ноги, бой был окончен. Миша отскочил от поверженного врага и принялся отплёвываться.

— Дрррянь… — шипел он, плюясь. — Shhhhiiit… fffucking пакость такая…

Я подошла к этой дряни и пакости и опустила ружьё. Cida — а это был он — умирал. Его тело было разодрано от горла до паха вместе с лёгким вавилонским костюмом, который он зачем-то на себя надел. Спасательный механизм костюма попытался зажать громадную рану, но это было всё равно, что вычерпывать вёдрами Днепр. Его дрожащая рука выронила бластер. Из глубокого оврага в его теле тонкими тугими струями брызгала кровь. Мой орк убил эльфа.

Да, этот cida был похож на Андрея. Окровавленные губы шевелились. Он смотрел мне в глаза и пытался ещё что-то сказать. Наверняка, подумалось мне, позлорадствовать хочет или как-нибудь оскорбить мою веру или происхождение. Что ж, пускай оскорбляет. Всё равно он мертвец. Оружия у него больше не было, и я, словно под гипнозом, нагнулась, чтобы услышать последние слова умирающего. Слишком тихо. Я нагнулась ниже, почти стала на колени. Cidai открыл рот, и оттуда вылилась волна крови.

— Отойди от него, — беспокойно сказал Миша.

Cida медленно поднял дрожащую кровавую руку и коснулся моего лба.

Так я и думала.

Долю секунды я чувствовала на коже лёгкое прикосновение пальца. Потом рука бессильно упала на его страшную рану.

Он умер.

Я поднялась и повернулась к Мише.

— У тебя на лбу кровь, — сказал курсант.

— Не моя.

И тут я поняла, что это неправда. Лоб саднил. Я провела по нему рукой — и точно, кровоточащая ссадина там, куда попал из бластера мёртвый стрелок. Миша между тем снова принялся фыркать.

— Я б зализал, — сказал он, — но у меня эта гадость во рту. Будто бы мертвечины куснул. Пластиковой мертвечины. И откуда они взялись такие?

Я решила просветить его на этот счёт. Чуть попозже. Потом я обработала рану на лбу Спасателем из аптечки.

Мы прошли всю Вальхаллу, коридор за коридором, помещение за помещением, с оружием наизготовку, в поисках врагов или выживших вавилонян, и не встретили ничего, кроме рассыпающихся от прикосновения тел. Андрея не было среди них.

Из четырёх пушечных башен Вальхаллы уцелела только одна, южная башня. С неё и должен был прийти роковой залп, разнёсший вражеский корабль в клочья. Андрей всегда был хорошим стрелком; стрелком он и ушёл на Вальхаллу. Мы остановились у входа в башню.

— Миша, я иду наверх. Ты — назад на корабль. Подай вызов по форме три ближайшим кораблям Вавилона и сиди на пушках. Не спускай глаз с экрана. Если вылезут гиты, убей.

— Окей, — не по форме сказал Миша и тигром умчался прочь.

В нём было слишком много энергии, и она выплескивалась в безудержном беге, в рычаньи, шипении, блеске зубов и когтей. Я провела его взглядом и полезла в шахту лифта, ведущую на пушечные палубы.

Они должны были выстрелить одновременно, Андрей и стрелок cidaiского корабля. Потому что погибли оба. Когда я вышла на нижнюю палубу, Андрей сидел за своей консолью, как живой, в своей вавилонской униформе, в той же позе, в какой его настиг энергетический удар. Даже непослушные пряди его песчаных волос ещё не успели осыпаться на пол прахом. На его лице застыло то же выражение уверенного права, с которым он сбивал палкой живые зелёные листья и рассказывал свои самые лживые сказки. Это было «да» нашего бытия.

И там было ещё одно существо. На консоли рядом с левой рукой Андрея сидела маленькая серая крыса. Её тёмные глаза чуть блестели. Я сначала решила, что она жива, и тронула её пальцем. Крыса рассыпалась в пыль. Я села в свободное кресло у соседней консоли, стараясь как можно тише дышать.

Ужас начался в половине третьего ночи. Первым признаком катастрофы было жжение в глазах. Я тут же уколола себе дозу 1stAde, но жжение не прошло. Через несколько минут оно растеклось по всему телу. Как будто где-то взорвался невидимый вулкан, и лава пробила себе путь в мои вены. Я поняла, что солдатский нанопакет не справился с проблемой, и сделала себе ещё один укол, уже зная, что это бессмысленно. То, что не убили эти наномашины, нельзя убить вообще. Остаётся только наблюдать, что оно со мной сделает.

Я позвала Мишу.

— Миша — Джейн Грэй. Приём.

— Приём. Wassup, boss?

— Ты в порядке?

— Yep.

— Оставайся на корабле. Если я в течение двенадцати часов не выйду на связь, сообщи нашим, что здесь какая-то контаминация. Нанопакет 1stAde не справляется. Не лезь на станцию. Это приказ.

— Ясно, — после короткой паузы сказал Миша. — I like you, Jane. Good luck.

Миша, трудный курсант. Хороший курсант. Ты мне тоже нравишься, Миша.

— Отбой.

Я отключила связь и начала ходить по палубе, как львица в клетке. Это создавало иллюзию активности и немного остужало. Потом возникло такое чувство, будто бы стало трудно дышать. Воздух нормально шёл в лёгкие, тело работало, вот только нервы сообщали мне, что я задыхаюсь. В тот момент я была всё ещё далека от паники.

Потом я обнаружила, что моё тело не совсем слушается моей воли. Мышцы иногда двигались как бы сами по себе. Они и на приказы мозга реагировали, но с еле заметной задержкой, которую не ощутил бы менее опытный воин. Когда я поняла это, передо мной во весь рост встала ужасная мысль, которую я до того старательно гнала прочь: что умирающий cida заразил меня чем-то в своей крови, какой-то непобедимой бессмертной заразой. Нет, хуже. Это совсем не зараза в крови, они ведь ничем не болеют. Дело в самой крови cida. Это и есть зараза. Не случайно он из последних сил притронулся окровавленной рукой к царапине у меня на лбу. Сделал мне подарок, чёртова марионетка.

Я приняла решение. Спустившись во внутреннее кольцо станции, я вошла в пустую каюту, легла на койку и вколола себе дозу парализатора. Потом уже мне пришло в голову, что надо было уколоть и снотворного, но шприц уже выпал из моей руки на пол. Поздно. Ареной боя осталась только моя душа.

С моря дул ласковый ветер, и у дверей позванивали колокольчики. Слышалась музыка арф и свирелей. Я знала: стоит только прислушаться, и она станет яснее, громче, войдёт в мой дом и наполнит моё сердце радостью и покоем. Мне даже не надо вставать с постели… Но что-то беспокоило меня. Что-то там было, что-то ждало над головой, за стеной, за окном.

Окно было чуть-чуть приоткрыто. Белые занавески колыхались на сквозняке. Там, за окном, был живой город. В нём не гостила война, он был целостен, счастлив и вечен. Стены его зданий украшали мозаики и узоры из самоцветов. Хризопразы и гранаты, опалы и бирюза сияли в бесконечно близких к совершенству картинах, созданных руками мастеров. Башни из драгоценного камня стремились к небу, вознося хвалу Творцу. Дыхание неувядающих трав и цветов овевало тихие беседки. Рубиновые и сапфировые гроздья в узорных дверях домов перекликались с алостью роз и синевой безупречных и вечных небес.

А с небес на меня смотрел ужас. Извне, за стенами комнаты, было Нечто. Оно спускалось, наваливалось безмерной своей тяжестью на дом, на крышу, стены, на меня. От него исходила ощутимая, близкая гибель. Оно было без цвета, без формы, без жизни и без жалости. Оно дышало терзающей белой жарой.

Оно звало меня. Бессловным зовом оно приказывало мне открыть окна и двери и открыть ему душу. Я пыталась отвести взгляд от окна, закрыть глаза, уйти и спрятаться в себя, но кровь того cida расползлась по моим жилам. Тело не слушалось меня. С моей волей боролась чужая. Мои веки упорно приподнимались, взгляд цеплялся за белые занавески, яшмовую раму, за шпиль башенки за окном и полз наверх, на зов, а жара становилась всё сильнее. Извне, с небес шёл Приказ, и кровь cidai слепо подчинялась. Открой окно, шептал мертвец, вселившийся в моё тело. Или это шептала пылающая пустота? И есть ли разница? Нет, отвечала я им обоим. Открой, и ты увидишь Красоту и Покой, Силу и Власть, Величие, Мудрость и безграничное могущество. Нет, говорила я им; не открою. Открой — и ты останешься здесь. Разве ты не хочешь остаться здесь, в вечном городе, где есть истинное бессмертие — единственно истинное бессмертие? Нет, говорила я; уйди, оставь меня, проклятый лжец. Демон. Я знаю тебя, знаю твоё настоящее имя. Я то, что я есть. Ты не знаешь моего имени.

Знаю, сказала я. Ты — Ра. Ты голодное пламя. Значит, гори.

Отравленная кровь вспыхнула в моих жилах. Шелестели изумрудные травы в садах, а я горела. Волны вползали на сверкающий белый берег, позвякивали колокольчики, звучали свирели и арфы, а я горела. Мириадами листьев шумели сады и скрипели уключины вёсел, а я горела. Роса падала наземь, с яблонь сыпались яблоки, ветер играл с мелким белым песком, в каменных плитах дорог сверкали топазовые узоры, и вода в перламутровых бассейнах манила прохладой — а я горела, горела, горела и не сдавалась. Если я сдамся, я сгорю, знала я. Меня не станет навеки.

А чужая воля во мне хотела сдаться, подчиниться приказу, хотела домой. Домой, в этот город, весёлый и вечно живой, полный смеха и радостного бытия, в этот город, чудесно воскресший или совсем никогда не убитый. И часть меня соглашалась. Эта часть отнюдь не уступала мучителю и не просила пощады у Пламени. Она возвышалась над страданием тела — самая сильная, практически непобедимая грань меня, несокрушимый стержень духа, унаследованный от отца. По мере того, как боль сжигала остаток моего я, обнажалась эта часть, эта суть. Она была неуязвима для Пламени. У неё были свои приоритеты. В обмен всего лишь на мою душу мне предлагали вечный город! Разве я не мечтала защищать свой город? Разве не скорбела о гибели Рийарана? В этой жизни или в другой — чего ещё я могла бы желать?

Когда в топке страданий сгорает вся этика, плавятся принципы и распадается чувство долга, когда всё оставшееся существо грозит превратиться в инструмент инфернального зла, то спасти человеческую нашу суть может только усилие воли. И я обратила мою волю на восприятие и память. Я взяла их в руки духа, которые мне ещё оставались. Вытащить себя за волосы из болота? Вытащить усилием воли? Что ж, Кробаль, повторим этот трюк.

Я начала убивать в себе этот город — Рийаран, или информационный фантом, или один из городов Армагетто. Башню за башней, камень за камнем, узор за узором я стирала его со скрижалей души. Сад за садом, запах за запахом — прочь. В небытие — все самоцветы, песчинки и солнечные блики. Все жилища, колокольчики и занавески — в прах. С глаз долой, из сердца вон. Я даже звуки не пощадила. Я стёрла шелест листвы и травы, убила всю музыку арф и свирелей. Что ты делаешь, шёпотом кричали чужая воля и Пламя, ты изгоняешь из своей души красоту!..

Да, я её изгоняла. Я убивала всё это в себе, истребляла и образы города, и чувства, связанные с ними — любовь к этому узору, к этой беседке, к этому поросшему кувшинками пруду. Удар за ударом я убила всё это в себе. И шаг за шагом я ушла из Армагетто и забрала себя у Ра. Город потух. Пламя погасло. Боль ушла, и стало темно. Темно и хорошо.

Андрей явился ко мне рано утром. Я глянула — а он стоял в проёме двери, прислонившись с косяку. Мёртвый, он был будто заново сделан, красивый и ясный, с безмятежным открытым лицом. Как в Дзержинске под виноградом, вечность назад. Я подняла ружьё.

— Это что за новости, Диди?

— Ты умер, Андрей. Тебя нет.

— Нет? Я вечен.

— Твой труп сидит в южной пушечной башне. У консоли. Андрей, ты всё-таки убил эту нелюдь.

— Да.

Он присел на край койки. Матрац не шелохнулся. Сквозь его силуэт светила лампочка, вроде тех, что мы с ним воровали в детстве. Я тронула его руку. Он был бесплотен. Призрак.

— Мне здесь снились поганые сны, — сказал Андрей. — Я звал тебя, но ты пришла слишком поздно. Когда сюда пожаловала нелюдь, ко мне явился Крыса. Ты видела его посла на пульте. Он сделал мне предложение, от которого я не мог отказаться.

— Он обманул тебя, — сказала я. — Ты умер.

— Нет, Диди. Я бессмертен в нём. Теперь я — каждый улели, каждый бывший cida, каждый человек, каждый шушик и каждая крыса, влившаяся в Сообщество. Я один, и меня не счесть. Я здесь, и я охватываю тысячи световых лет. Я — мириады живых и мириады мёртвых. Я — сонм бесчисленных, ждущих рожденья. Я — как песок. Меня больше, чем звёзд. Никто, ничто не страшно мне теперь — ни Ра, ни смерть, ни даже отсутствие смерти. Я совершенен. И я вечен.

— Я отомщу за тебя, Андрей, — сказала я. — Отомщу Ра, cidai и гитам.

— Брось. Брось всё это и идём со мной.

— Мне не хватает тебя, Андрей. Как будто сердца не хватает.

— Это можно поправить. Сообщество ждёт. Просто скажи «да».

— Мне всегда будет не хватать тебя. Ты был моим лучшим другом, Андрей. Моим единственным другом. Ты очень хорошо рисовал. И хорошо говорил.

— Разве сейчас я плохо говорю? — сказал Андрей. — Идём со мной.

Я не взяла его протянутой руки.

— Идём!

Но его голос теперь звучал тише и как будто издалека. Я лежала и смотрела, как он начал исчезать, рассеиваться, словно туман. Когда он уже почти ушёл, я закрыла глаза и услыхала эхо:

— Я люблю тебя, Диди…

— Я отомщу за тебя, — сказала я пустоте.