Перед началом текста — зачеркнут стих:
Мой дом везде, где есть небесный свод[11]
Следующий текст соответствует стихам с Но каламбуров полный лексикон,… по А просто дочь буфетчика, Маврушка… и с И мудрено ль? С четырнадцати лет… по Как белый мрамор холоден и нем,… Цифры в скобках указывают на соответствующие строфы основного текста.
(75)
И каламбуров полный лексикон,
Как талисман, носил с собою он; —
И быв[12] уверен в дамской благодати,
Не размышлял: — что кстати? что не кстати?
1 (76)
Его отец богатый был маркиз,
Но жертвой стал народного волненья;
На фонаре однажды он повис
— Как было в моде — вместо украшенья;[13]
Приятель наш — парижский Адонис,[14]
Оставив прах родителя судьбине,
Не поклонился гордой гильотине;[15]
Он молча проклял вольность и народ,[16]
И Мирабо, и весь его причет,[17]
Потом взяв трость и сумочку — от скуки[18]
Ушел в Россию поощрять науки.[19]
2[20] (77)
И Саша мой любил его рассказ
Про сборища мятежные, про шумный[21]
Напор страстей и про последний час
Венчанного страдальца; над безумной[22]
Парижскою толпою много раз[23]
Носилося его воображенье;[24]
Там слышал он святых голов паденье,[25]
Меж тем как нищих буйный миллион[26]
Кричал смеясь: «Да здравствует закон»;
И в недостатке хлеба или злата[27]
Просил одной лишь крови у Марата.
3 (78)
Там видел он высокий эшафот.
Прелестная на звучные ступени[28]
Всходила женщина… следы забот,
Следы живых, но тайных угрызений
Виднелись на лице ее. Народ
Рукоплескал. Вот кудри золотые
Посыпались на плечи молодые,
И голова, носившая венец,
Склонилася на плаху… О, творец![29]
Одумайтесь… хоть раз еще, злодеи,[30]
Взгляните вы на нежность этой шеи![31]
Далее над строфой 4 первоначально стояла цифра «5», и ей предшествовал следующий карандашный набросок предполагавшейся строфы 4 (затем зачеркнутый):
Взгляните на величественный стан,
На эту грудь, в которой сердце билось,[32]
Достойное блаженства — как туман[33]
Оно прошло, но… <нрзб.>илось
Ничто — как <1 нрзб.> южных стран
Вкруг топора [пусть] <несколько слов нрзб.>
4 (79)
И кровь с тех пор рекою потекла,[34]
И загремела жадная секира;[35]
И ты, поэт, высокого чела[36]
Не уберег — твоя живая лира
Напрасно по вселенной разнесла
Всё, всё, что ты считал своей душою —
Слова, мечты с надеждой и тоскою…[37]
Напрасно — ты прошел кровавый путь,[38]
Не отомстив, и творческую грудь[39]
Ни стих язвительный, ни смех холодный[40]
Не посетил — и ты погиб бесплодно![41]
5 (80)
И Франция упала за тобой[42]
К ногам убийц, бездушных и ничтожных;[43]
Никто не смел возвысить голос свой;
Из мрака мыслей, гибельных и ложных,
Никто не вышел с твердою душой —
Меж тем как в тайне взор Наполеона
В них зрел ступени будущего трона;
Я в этом тоне мог бы продолжать
Не истощив предмета — но писать
Об том, что было двести раз в газетах,[44]
Смешно, тем больше об таких предметах!
Первоначально строфа кончалась следующими шестью стихами, впоследствии зачеркнутыми:
И что ж? трехцветные знамена величаво[45]
Из стана в стан неслись на пир кровавый,
Но по конец, Вандея, ты одна
Изгнанникам осталася верна.[46]
Твой первый крик с твоим последним стоном[47]
Всегда был: верность и любовь к Бурбонам![48]
6 (81)
К тому же я совсем не моралист.
Ни блага в зле, ни зла в добре не вижу; —
Я палачу не дам похвальный лист,
Но клеветой героя не унижу![49]
Ни плеск восторга, ни насмешки свист
Не созданы для мертвых, царь иль воин,[50]
Хоть он отличья иногда достоин,[51]
Но верно нам за тяжкий мавзолей
Не благодарен в комнатке своей;
И длинным одам внемля поневоле,[52]
Зевая вспоминает о престоле.[53]
7 (82)
Я прикажу, кончая дни мои,[54]
Отнесть свой труп в пустыни, и высоко
Курган над ним насыпать, и любви
Символ ненарушимый, одинокой
Поставить крест; быть может, издали,[55]
Когда туман протянется в долине
Иль свод небес взбунтуется, к вершине
Гостеприимной нищий пешеход,
Его заметив, медленно придет
И, отряхнувши посох, безнадежней[56]
Вздохнет о жизни будущей и прежней!
8 (83)
И проклянет, склонясь на крест святой,
Людей и небо, время и природу;[57]
И проклянет грозы бессильный вой
И пылких мыслей тщетную свободу.
Но нет! К чему мне слушать плач людской?[58]
На что мне черный крест, курган, гробница! — [59]
Пусть отдадут меня стихиям! Птица
И зверь, огонь и ветер, и земля
Разделят прах мой; и душа моя[60]
С душой вселенной, как эфир с эфиром,[61]
Сольется — и развеется над миром!
9 (84)
Пускай от сердца, полного тоской[62]
И желчью тайных, тщетных сожалений,[63]
Подобно чаше, ядом налитой,
Следов не остается; без волнений[64]
Я выпил яд — по капле — ни одной[65]
Не уронил; но люди не видали
В лице моем ни страха, ни печали,
И говорили хладно: он привык![66]
И с той поры я облил свой язык[67]
Тем самым ядом, и по праву мести[68]
Стал унижать толпу под видом лести!..
10 (85)
Но кончим этот скучный эпизод![69]
И обратимся к нашему герою;
Он не имел ни горя, ни забот[70]
Житейских — и невинною душою[71]
Искал страстей, как пищи. — Длинный год[72]
Провел он средь тетрадей, книг, историй,[73]
Грамматик, географий и теорий
Всех филозофий мира — пять систем[74]
Имел маркиз — а на вопрос зачем[75]
Он отвечал вам гордо и свободно:[76]
«Monsieur! c'est mon affaire» — (так мне угодно).
11 (86)
Но Саша не внимал его словам,
Рассеянно в тетрадке над строками[77]
Его рука чертила здесь и там
Какой-то женский профиль — и очами,
Горящими, подобно двум звездам,
Он долго на него взирал — и нежно[78]
Вздыхал — и хоронил его прилежно[79]
Между листов — как тайный, милый клад,[80]
Залог надежд и будущих наград,
Как прячут иногда сухую травку,
Перо, записку, ленту иль булавку.
12 (87)
Но кто ж она? — что пользы ей вскружить[81]
Неопытную голову, впервые
Сердечный мир дыханьем возмутить?[82]
И взволновать надежды огневые? —
К чему? — он слишком молод, чтоб любить[83]
Со всем искусством древнего Фоблаза;[84]
Его любовь, как снег вершин Кавказа[85]
Чиста, тепла, как небо южных стран…
Ему ль платить обманом за обман? —
Но кто ж она? — не модная вертушка,
А просто дочь буфетчика, Маврушка.
13 (90)
И мудрено ль? — четырнадцати лет
Я сам страдал от каждой женской рожи…
И простодушно уверял весь свет,
Что друг на дружку все они похожи;
Волнующихся персей нежный цвет[86]
И алых уст горячее дыханье[87]
Родили в Саше новое желанье;
Он трепетал, когда его рука
Ее одежд касалася слегка,
Но лишь в мечтах видал он без покрова[88]
Всё, что для нас конечно уж не ново.[89]
14 (91)
Он потерял и сон и аппетит,[90]
Молчал весь день; и бредил в ночь; бывало[91]
По коридору бродит и грустит
И ждет, чтоб платье мимо прожужжало,[92]
Чтоб ясный взор мелькнул!.. суровый вид[93]
Приняв, он иногда улыбкой хладной[94]
Ответствовал на взор ее отрадный;[95]
Но с сердцем страх невыгодна борьба,[96]
Оно капризно, глупо, — как судьба…
Итак, мой Саша кончил с ним возиться[97]
И положил с Маврушей объясниться.
15 (92)
Случилось это летом в знойный день;
По мостовой широкими клубами[98]
Вилася пыль; от труб высоких тень
Ложилася на крышах полосами
И пар с камней струился — сон и лень[99]
Вполне Симбирском овладели. — Даже[100]
Катилась Волга медленней и глаже;
В саду, в беседке темной и сырой
Лежал полураздетый наш герой[101]
И размышлял о тайне съединенья
Двух душ — предмет, достойный размышленья.
16 (93)
Вдруг слышит он: направо, за кустом
Сирени, шорох платья и дыханье[102]
Волнующейся груди — и потом
Чуть внятный звук, похожий на лобзанье.
Как Саше быть — забилось сердце в нем,[103]
Как маятник — без дальних опасений[104]
Он сквозь кусты пустился легче тени,[105]
Трещат и гнутся ветви под рукой.[106]
И вдруг пред ним с Маврушей молодой,[107]
Обнявшися, в тени цветущей вишни[108]
Иван Ильич — (прости ему всевышний).[109]
17 (94)
Увы! покоясь на траве густой,[110]
Проказник старый обнимал бесстыдно
Упругий стан под юбкою простой[111]
И не жалел ни ручки миловидной,
Ни круглых персей, дышащих весной…[112]
И долго, долго бился — но напрасно!..[113]
Огня и сил лишен уж был несчастный;
Он встал, вздохнул (нельзя же не вздохнуть)[114]
Поправил брюхо и пустился в путь,[115]
Оставив тут обманутую деву,
Как Ариадну, преданную гневу.
18 (95)
И есть за что, не спорю; между тем
Что делал Саша? — с неподвижным взглядом[116]
Как белый мрамор, холоден и нем[117]
(62)
Какая сладость в мысли: я отец![118]
Так говорят (иль думают) иные,
Когда с невестой идут под венец,
Когда на ложе с трепетом впервые
Они кладут невинности конец![119]
Но горе им! в любви беда излишек;
Толпа слюнявых, скверных ребятишек
Их окружит, как шумных пчел семья,
И свяжет их — не женимтесь, друзья;[120]
Но без женитьбы как людское семя[121]
Нам продолжать — о том в другое время.
Таинственная цель есть у людей.
Различными, неверными путями
К ней идут все под ношею страстей,
К ней идут все со смехом и слезами,
Но отстают отцы от сыновей;
Любовь отца не встретит той же в сыне,
Живые мысли юноши в чужбине,
На поле битвы или под окном,
Где видел он головку вечерком,
И шаль и локоть ручки белоснежной,
На край окна склонившейся небрежно.[122]
1
Свои записки ныне пишут все,
И тот, кто славно жил и умер славно,
И тот, кто кончил жизнь на колесе;
И каждый лжет, хоть часто слишком явно,
Чтоб выставить себя во всей красе.
Увы! — Дела их, чувства, мненья
Погибнут без следа в волнах забвенья.
Ни модный слог, ни модный фронтиспис —
Их не спасет от плесени и крыс;
Но хоть пути предшественников склизки,
И я хочу издать мои записки!
2 (1)
(1) Наш век ужасно странен! Всё пиши
(2) Ему про добровольные изгнанья,
(3) Про темные волнения души,
(4) И только слышно — мýки да страданья.
(5) Такие вещи хороши
(6) Тому, кто мало спит, кто думать любит,
(7) Кто жизнь свою в воспоминаньях губит.
(8) Впадал я прежде в эту слабость сам,
(9) Но видя от нее лишь вред глазам,
Минувшее свое, без дальней справки,
Я схоронить решился в модной лавке.
3
Печальных много будет тут вещей,
И вас они заставят рассмеяться.[124]
Когда, устав от дел, от ласк друзей,
От ласк жены, случится вам остаться
Одним, то книжкою моей
Займитесь чинно. Кликните Петрушку;
Он даст вам трубку; мягкую подушку
Вам за спину положит; — и потом
Раскрыв на середине первый том,[125]
Любезный мой, вы можете свободно
Уснуть или читать, как вам угодно.
4
Виденья сна заменят мой рассказ,
Запутанный и, как они, неясный.
И, если б мог я спать, то в этот час,
С пером в руках, я б наяву напрасно
Не бредил… Правда, мне не в первый раз
Просиживать в мечтах о том, что было,
Мучительные ночи… Тайной силой
Я был лишен от первых детских лет
Забвенья жизни и забвенья бед…
…………………………………
И даже сны упорно повторяли
Моей души протекшие печали.
Сон — благо, дар небес, когда он тих
Безропотно, как смерть, как отдых рая, —
Но, признаюсь я, часто для иных
Карикатура жизни — жизнь вторая,[126]
Не лучше первой, полная немых[127]
И беспокойных образов другого
Таинственного мира, не земного;
Смущенная душа разделена
Между……[128] и призраками сна.
(45)
(494) Блуждает в мире вымысла без пищи,[129]
(495) Как лазарони, а по-русски — нищий…
(17)
(186)……….. имя это
(187) Дано по воле одного корнета.[130]
1 (18)
(188) Под рубищем простым она росла
(189) В невежестве, как травка полевая,
(190) Прохожим не замечена, — ни зла,
(191) Ни гордой добродетели не зная.
(192) Но час настал, пора любви пришла —
Ей кто-то улыбнулся, — простодушно
Она своих покинула, послушна,
Как агнец. — Но, увы, прошло пять дней
Любовник глупый уж наскучил ей,
И с этих пор, чтоб выбирать по воле,
Она взяла их пять, шесть, семь и боле.
2 (19)
(199) Мечты умчались, как ночной туман,
(200) Но сердце Тирзы… всё осталось то же[131]
…………………………………………….
(209) Был это знак тоски немой, сердечной…
3 (20)
(210) Безвестная печаль сменилась вдруг
(211) Какою-то веселостью недужной.
(212) (Дай бог, чтоб всех томил такой недуг).
(213) Волной вставала грудь и пламень южный
(214) В ланитах рделся, — белый полукруг…
……………………………………………………
Бесстыдно обнажались до колена.[132]
4 (21)
(221) Когда шалунья на кровать,
(222) Шутя, резвясь, роскошно упадала —[133]
(223) Не спорю: мудрено ее понять —
(224) Она сама себя не понимала.
(225) Ей было трудно сердцу приказать,
(226) Как баловню ребенку: надо было
(227) Кому-нибудь с неведомою силой
(228) Явиться, и приветливой душой
(229) Ее согреть… Явился ли герой
(230) Или вотще остался ожидаем…
(231) Всё это мы со временем узнаем.[134]
5 (22)
(232) Теперь к подруге перейдем,
(233) Чтоб выполнить начатую картину.
(234) Они недавно жили тут вдвоем,
(235) Но души их сливались воедину
(236) И мысли их встречалися во всем.
(237) О, если б знали, сколько в этом званье
(238) Сердец отлично-добрых!.. но вниманье
(239) Увлечено блистаньем модных дам —
(240) Вздыхая, мы бежим по их следам…
(241) Увы, друзья!.. а наведите справки —
(242) Вся прелесть их в кредит из модной лавки![135]
6 (23)
(243) Она была свежа, была кругла,
(244) Как снежный шарик…
7 (24)
(264)…перекрестим в Парашу.[136]
8 (27)
(287) Пред нагоревшей сальною свечой
(288) Красавицы задумчиво сидели,
И занимал вниманье их порой[137]
(290) Печальный свист играющей метели,
(291) И — как и вам, читатель милый мой, — [138]
(292) Им было скучно. — Вдруг на место знака
(293) Условного — залаяла собака
(294) И у калитки брякнуло кольцо…
(295) Вот чей-то голос… Идут на крыльцо…
(296) Параша потянулась и зевнула,
(297) Так что едва не уронила стула…
9 (28)
(298) Но… быстро выбежала вон…[139]
14 (32)
(342) Но кто же этот гость? Сейчас, сейчас![140]
(343) Рассеянность… pardon!.. рекомендую:
(344) Герой мой, друг мой — Саша. Жаль для вас,
(345) Что случай свел в минуту вас такую
(346) И в этом месте… — Верьте, я не раз[141]
(347) Ему твердил, что эти посещенья
(348) О нем дадут весьма дурное мненье.
(349) Я говорил, — он слушал, он был весь
(350) Вниманье, — глядь, а вечером уж здесь,
(351) И я нашел, что мне его исправить
(352) Труднее в прозе, чем в стихах прославить…[142]
1 (13)
(133) Но несмотря на это, мы взойдем…
(134) Вы знаете — для муз и для поэта,
(135) Как для хромого беса, каждый дом
(136) Имеет дверь особую… Секрета
(137) И запрещенья нет для нас ни в чем…
(138) У круглого стола в углу светлицы
(139) Сидели две, девицы не девицы —
(140) Красавицы……….[143]
(141) Чем выгодней, — узнать прошу вас
(142) От наших дам в деревне и столице, —
(143) Красавицею быть или девицей? —
2 (14)
(144) Красавицы сидели за столом,
(145) Раскладывали карты и гадали
(146) О будущем… И ум их видел в нем
(147) Надежды (то, что мы и все видали).
(148) Свеча горела трепетным огнем,
(149) И часто, вспыхнув, луч ее мгновенный
(150) Вдруг обдавал и потолок и стены.
(151) В углу переднем фольга образов[144]
(152) Тогда[145] меняла тысячу цветов.
(153) И верба, наклоненная над ними,
(154) Блистала вдруг листами золотыми.
3 (15)
(155) Одна из них — красавиц — не вполне
(156) Была прекрасна… Но зато другая!
(157) О! мы таких видали лишь во сне…
(158) И то заснув о небесах мечтая!
(159) Головку преклонив к стене[146]
(160) И устремив на столик[147] взор прилежный,
(161) Она сидела молча и небрежно…
(162) В ответ на речь подруги иногда
(163) Из уст ее пустое «нет» иль «да»
С улыбкой вырывалось… наконец, рукою
Она смешала карты пред собою.[148]
4 (16)
(166) Она была затейливо мила,
(167) Как польская затейливая панна.
(168) Но вместе с этим гордый вид чела
(169) Казался ей приличен. Как Сусанна
(170) Она б на суд неправедный пришла
(171) С лицом холодным и горящим взором.
(172) Такая смесь не может быть укором,
(173) И вы должны поверить мне в кредит,
(174) Тем боле, что отец ее был жид,
А мать, как слышал, краковская полька, —
И странного по мне тут нет нисколько.
5 (17)
(177) Когда Суворов Прагу осаждал,
(178) Ее отец служил у нас шпионом;
(179) И раз, когда украдкой он гулял
(180) В мундире польском вдоль по бастионам —
(181) Неловкий выстрел в лоб ему попал,
И он был рад, что умер не под палкой,
Что, признаюсь, мне право очень жалко.
(184) Его жена пять месяцев спустя
(185) Произвела на божий свет дитя —
(186) Хорошенькую Тирзу… имя это[149]
(187) Дано по воле одного корнета…
Дальнейший текст (стихи 23–44) Ефремов ошибочно считает вариантом стихотворения «Памяти А. И. Одоевского» и указывает, что он опубликован в «Библиогр. записках» 1859 г.
Строфа 3-я (2)
(23) Он был мой друг; уж нет таких друзей…
(24) Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
(25) Пусть спит оно в земле чужих полей
(26) Не тронуто никем, как дружба наша
(27) В немом кладбище памяти моей!
После 4-го стиха 4-й строфы (3):
(38) Как отгадать, что может в миг такой
(39) Исполнить сердце, жившее так много
(40) И так недолго, смутною тревогой?[150]
(41) Один лишь друг умел тебя понять,
(42) И ныне может, должен рассказать
(43) Твои мечты, дела и приключенья
(44) глупцам в забаву мудрым в поученье.[151]
………………………………………….
(12)
(122) Калитка скрип. Двор грязный. Подошли.
(123) Идти неловко. Вот насилу сени
(124) И лестница, но снегом по местам
(125) Занесена. Дрожащие ступени
(126) Грозят мгновенно изменить ногам.
(127) Взошли. Толкнули дверь, и свет огарка
(128) Ударил в очи. Толстая кухарка,
(129) Прищурясь, заграждает путь гостям
(130) И вопрошает: что угодно вам?
(131) И услыхав ответ красноречивый,
(132) Захлопнув дверь, бранится неучтиво.
(6)
(57) Я враг Невы и невскому туману:
(58) Там новый век развил свою чуму —[152]
(59) ……….[153] вредны русскому карману,
(60) Занятья вредны русскому уму;
(61) Там жизнь тяжка, пуста и молчалива,
(62) Как плоский берег Финского залива.
(63) Москва не то! Покуда я живу —
(64) Клянусь, клянусь не разлюбить Москву!
(65) (Там я впервые, в дни надежд и счастья,
(66) Был болен от любви и любострастья.)[154]
Кто дни свои воспоминаньем губит.
Пою смеясь. — Герой мой добрый малый.
И был ли то привет стране родной,
О наслажденьях знает лишь как слух
И сам лишь ест и пьет, да давит мух?
Но, услыхав ответ красноречивый,
Раскладывали карты и гадали
Она была затейлива, мила,
Вы в том должны поверить мне в кредит,
Огонь горел в очах, без цели томной;
В ланитах рдел, и белый полукруг
И ножка, разрезвясь, не знала плена.
Бесстыдно обнажаясь до колена.
Поспорю, мудрено ее понять, —
Ей было трудно сердце приковать,
Как баловня ребенка. Надо было
Но души их сливалися в едину
Она на жертву прелести несла,
Ласкать умела бойко, горячо
Она звалась Варюшею… Но я
Желал бы дать другое ей названье:
После этих стихов в первопечатном тексте издания сноска:
«В подлиннике имени не выставлено, а только стоят точки. П. В<исковатов>»
Скажу, при этом имени, друзья,
Как труп давно остывшего вампира,
Так что едва не уронила стула.
Не знаю, мук иль бурь последних след.
Презренье, гордость; хоть он был не горд,
Герой мой, друг мой, Сашка! Жаль для нас,
Ощупал тихо кончик башмака.
Стихи с Меж тем рука всё далее ползет, … по Вот очутились на двойном кургане…отсутствуют.
И славу позабыл бы… Я не смею
Я был на бале! «— Что это такое?» —
«Невежда милый! — говор, шум и стук,
Соперниц гордо презирать и в свете
Блистать, да ездить четверней в карете.
(со слова Груди,) Отсутствуют.
И только раздавались иногда
Да мышь в тени родного уголка
С бессонницей. В теченье длинной ночи
Как лазарони, а по-русски — нищий…
Светили ей двоюродные братья,
Да иногда имеют в добрый час
Люблю я с колокольни иль с горы
Теряться взорами средь цепи их огнистой, —
Покойной ночи! Вы ж, читатель милый,
Пожалуйте, — иначе принужден
Я буду вывесть вас отсюда силой…
Роман, вперед!.. Не хочет? — Ну так он
Неумолимо требовал поклон
К строфе 53 в первопечатном издании и в копии сноска:
„Эта строфа, а также строфы 63, 69, 82, 83, 84 и 108 в подлиннике Лермонтовым зачеркнуты“.
Ведь в наших жилах — кровь, не молоко,
Ну, и краснеть умеете уж кстати
Читать любила нежные романы,
А искушенью только б подобраться!
Но в брачной жизни Марья Николавна
Что долг супруга только лишний труд
Мужья у жен подобных (не в обиду
Будь сказано), как вывески для виду.
И кое-где в тени ограды, днем,
Уютный двор, обсаженный рябиной,
Натянутый.[155] Краснеющий закат
Из-за горы кидал свой луч прощальный
На гребни сизых волн и берег дальний.
И странный говор грубых голосов
Казался вечер, день был на закате,
С французской книгой, часто, сев к окну.
Какая радость в мысли: Я отец!
Прошел давно, как тучка над степями;
Осталось сердцу, вместо слез и бурь тех,
Пишу, что мыслю, что придется,
Два года миновало. Третий год
Не верить вместе тайнам и Гамлету?..
Затем, что сам был в детстве часто сечен.
И что отец, нимало с ним не споря
Цветы ж на нем незнаемы увянут…
На дружный зов не встретил он ответа
Как талисман, носил в кармане он
И голова отторгнута от шеи…
И клеветой героя не унижу, —
Хоть похвалы порою и достоин,
Но от кадильниц, дыма и свечей
Не каждому здоровилось, ей-ей!
И, длинным одам внемля, поневоле
Зевал кто в комнате, кто на престоле.
Его заманит. Медленно придет
Я, выпив яд по капле, ни одной
В моем лице ни страха, ни печали
Тем самым ядом, а по праву мести
Но, совершим скорее переход, —
Вновь обратимся к нашему герою.
Всех философов мира. Пять систем
Рассеянно в тетрадях над строками
Вздыхал он и хранил его прилежно
Идя во след известного Фоблаза.
Но кто она? — Не модная вертушка
Он догонял их пошутить порой.
Его невинность — вы поймите сами —
Ведь не могла расти с его годами.
Ведь надобно ж на что-нибудь решиться.
Я сам страдал от каждой женской ножки,
За каждую отдал бы целый свет,
Я целовал следы их по дорожке.
Во мне рождали чудное желанье;
Он принял, иногда улыбкой хладной
И чувства подавлял он, как раба,
Но с сердцем, страх, невыгодна борьба!..
Волна катилась медленней и глаже.
И размышлял о тайне единенья
Волнующейся груди, а потом
Обнявшийся в тени цветущей вишни
До слов пустился в путь отсутствуют.
Как Аббадона грозным новым адом
Слова на Маврушу отсутствуют.
Слегка платок накинув шерстяной,
Стихи Потом, на мягкий пух привлечена,
Под одеяло пряталась она; … отсутствуют.
И с жгучим поцелуем он сливался.
Дремало всё, лишь в окнах иногда.
Являлся свет и силуэт, объятый
Тьмой ночи, из картин Рембрандта взятый,
Чтоб поскорее осушить ей глазки.
Ну полно! Слезы прочь и сядь сюда!»
Стихи Мавруша, крепко Сашу обнимая,
Так отвечала, медленно вздыхая: … отсутствуют.
Уж я терплю, за что же? Сердце вольно.
Завистливых… Всё Васька ваш, злодей.
Она замолкла. Точно так, или нет
После слов В последний раз до слов Как вдруг отсутствуют.
Стих «Pourquoi ce bruit? Que faites-vous donc?» —
«Je f<…>!» с купюрой последних слов.
К окну в волненьи Саша подбежал:
Но должен знать?.. Он должен быть свидетель,
Что умный и забавней и сносней,
И список их, как памятник святой,
На двух листах, раскрашенных отлично,
Как пить — с водой иль просто голый ром
Напрасно входит, кланяяся чинно, —
Пленительна беспечной наготою,
У наших дам найти б его я мог,
Стих с купюрой двух последних слов.
Вам посмотреть?.. там есть Мишель Abine,
Ей-богу, всё равно мне, что случится!
Истратился; но это мне урок —
Надменностью бессильной отзывалось.
Воображеньем бойким наш приятель
Восточных слов был страстный обожатель
И потому Зефиром наречен
Блеснув, как рысь, очами, денег взял
Для дикаря всё было непонятно —
Колеблющие перья! Пред грозою
Ты мук своих не выразил словами, —
И зябнешь ты, как часовой бессменный.
На голове твоей? И весел ли как прежде?
Ты любишь нас и веришь ли надежде?
На алтаре моем. Желанья славы,
Как призрак, разлетелися. Вы правы,
О, суета! И вот вам полубог —
Но полно! Злобный бес меня завел
Умел смирять пред гордою толпою
Как подлый раб, пред идолом другого!
Блажен, кто посреди больших степей
Летя подобно сумрачному Диву
Копытом звонким и вперед землею
В рядах дворянства, с робким униженьем,
За сильных всюду, всем за деньги служит,
Слабейших давит, бьют его — не тужит!
Профессор важный — каждый их сапожник
Стихи И смело здесь и вслух глаголет он,
Как Пифия, воссев на свой треножник…отсутствуют.
С листом в руках, с оравою друзей,
В душе моей, и я, как в первый раз,
Есть рифма: гадость, а не только радость!
Или еще крыло жильца развалин —
И русский бог очистил храм священный
Его паденья также был свидетель.
Черты карандаша, стих. Посетитель
Проводит… Кто писал, с какою целью?
Из мертвых уст их низлетит — увы!
Осветятся главы церквей златые,
Клокочет и шипит струей румяной,
Мелькают… Вот учтивый силуэт
Рисуется, вот шопот удивленья,
Улыбка, взгляды, вздохи, изъясненья…
После стиха У зеркала… в первопечатном издании помета Здесь рукопись обрывается.