Варяг

ГЛАВА 3

Плишка слабел на глазах, и Эрик уже раскаялся в своей затее взять его с собой. «Оставил бы его на острове, – терзался он раздумьями, – может, и жив бы был Плишка. Добрались бы домой. А так помрет он по моей вине».

Эрик купил у лекаря маленький сосуд со снадобьем, заплатив баснословную цену, и пользовал Плишку сам. Но он только слабел, приходил в себя все реже и уж почти не разговаривал. Видать, от снадобья его клонило в сон, потому что Эрик решил как-то испробовать драгоценное лекарство на себе. Малую каплю принял на язык из флакончика, так целый день как пьяный ходил.

Три дня подряд лил дождь. Купцы суетились, хороня свой товар от проникающей сырости, а у Эрика одна была забота – защитить обессилевшего Плишку от потоков воды, льющихся с неба. Напоминая себе, что Плишка защитил его не от струй дождевых, но от тьмы стрел, что так же сыпались с неба, Эрик собой закрывал верного слугу, но все напрасно – сырость просачивалась всюду, и у Плишки появился кашель, который не давал его ране затянуться.

Только через три дня выглянуло солнышко, погоды установились добрые, но Плишка не рад был этому. Похоже было, что он собрался помирать.

Ох, как не хотелось этого Эрику! Еще раз пришел лекарь, но только главой покачал и отошел. Не оставалось ничего другого, как молиться всем добрым богам и ждать. И Эрик терпеливо ухаживал за слугой, помышляя о том, что, видать, придется ему вскоре копать могилу в чужой земле для спутника детских лет.

Об этом думал Эрик ночами и маялся, не умея развеять эти мысли и уснуть. И как-то в звездную душную ночь не то приснилось ему во сне, не то наяву привиделось, как свистят над головой печенежские стрелы и наваливается сверху тяжелое тело верного слуги, а перед глазами, на неловко завернутой руке, звездочка перстня-оберега, и звездочка эта вспыхивает кроваво…

Отец говорил Эрику, что перстень этот оберегает хозяина от любой опасности. Сколько Эрик помнил себя, отец всегда носил перстень и никогда не снимал с руки, ни на минуту не расставался, словно кольцо бесценным было.

Незадолго до смерти отец остался с Эриком с глазу на глаз и вновь повторил – сил не пожалел! – сказку о перстне. А потом не без труда снял его с руки и протянул сыну.

– Что ты, отец, зачем? – отшатнулся Эрик.

– Чувствую я, что недолго мне осталось ходить по этой земле, – сказал отец, и тень грусти промелькнула в его глазах. – Хочу, чтобы перстень достался тебе.

– Уныние владеет тобой, отец. Забудь эти мрачные мысли. Ты еще крепок…

– Сын мой, я прошу тебя взять этот перстень. Многие вещи теряются, а мне бы хотелось, чтобы ты не расставался с этим оберегом. Ты добрый сын и будешь славным воином. К тому же ты теперь служишь князю, а это дело трудное – всяко может случиться. Поверь мне, перстень защитит тебя. Меня он спас от многих бед и несчастий. Если это не чудо, то что же? Так что носи перстень не снимая, храни его, как самую ценную в мире вещь. Когда-нибудь ты передашь его своему сыну.

Эрик нехотя взял перстень и надел на средний палец правой руки, так, как всегда носил его отец, и показалось ему, что содрогнулась земля, и новая, горячая и жгучая кровь заструилась по его жилам. Однако это продолжалось какое-то мгновение и закончилось так же внезапно, как и началось. «Примерещилось», – решил Эрик, но перстня снимать не стал и носил его всегда, выполняя отцовский завет. Не очень-то верилось Эрику в тайное могущество оберега.

Вскоре скончался отец, и к Эрику пришла удача. Приблизил его к себе великий князь Владимир, обзавелся он своими хоромами и зажил в достатке. Сестра его завидной невестой стала, и с завистью начали посматривать на Эрика его приятели, простые гридни. Никто из них и помыслить не смел о такой удаче, какая пришла к собрату.

Так и пришлось Эрику поверить в силу своего оберега. А чудесное спасение от печенежских стрел стало для него еще одним доказательством чудесных свойств перстня. Правда, осталась в сердце горькая досада – неужто не мог могучий оберег и Плишку спасти от опасности? Или только ему, Эрику, благоволили неведомые силы? Как бы там ни было, а Эрик чуял за собой вину, словно нечестный спор заключил и выиграл и пойман не был.

Лежит теперь бедный Плишка, готовится испустить дух. А он, Эрик, живой и здоровый, ничем не может ему помочь. Как быть, что делать?

Такие мрачные мысли одолевали Эрика в то время, когда караван подплывал к острову Эферия. Этот остров должен был стать последним местом передышки перед выходом в открытое море.

Мало людей жило на острове. Да и не был приспособлен для житья: только купцы останавливались на нем, чтобы привести в порядок лодьи, поменять снасти на те, что пригодны в морском путешествии, и продолжали путь.

Однако некоторые находчивые люди все же обосновались на острове, справедливо рассудив, что из его месторасположения можно извлечь выгоду немалую. Нужны будут мореплавателям съестные припасы в дорогу, нужны будут и снасти, взамен попорченных на Днепровских порогах. И все это с немалой выгодой можно продать, и торговаться никто не станет – себе дороже обойдется. Без денег-то в море немудрено обойтись, а как без пищи да без пресной воды обойдешься? То-то.

Купцы, конечно, были народом предусмотрительным и старались заранее запастись в дорогу всем необходимым. Но в пути случалось всякое: на караван нападали печенеги, лодьи переворачивались на порогах, так или иначе перед выходом в море почти всегда обнаруживалось, что нет чего-то необходимого, и купцы платили втридорога, покупая нужные вещи на острове.

Как местным жителям удавалось противостоять печенежским набегам? Про то было неведомо. Поговаривали злые языки, что издревле платили они печенегам немалую дань, чтоб те оставляли их в покое. Быть может. Ведь и печенеги понимали, что намного выгоднее получать постоянную прибыль, чем разграбить поселение один раз до основанья.

Когда лодьи причалили к берегу, солнце клонилось к закату. Вечер был теплый, в воздухе уже чувствовалось соленое дыхание близкого моря. Как только лодьи вытащили на берег, их сразу же окружили несколько местных отроков и начали наперебой выспрашивать у молчаливых от усталости путешественников, откуда и куда следует караван и нет ли в чем надобности.

Прибывшие пока только досадливо отмахивались: некуда им было торопиться. Три дня решено было провести на острове – будет еще время поговорить с местными жителями и приобрести все необходимое.

Люди неторопливо располагались на берегу, разводили костры. Откуда-то уже вкусно запахло ухой и жаренным на углях мясом. Путники принялись за вечернюю трапезу, не обращая более внимания на любопытных отроков.

Только Эрик, вынесший на берег безропотного Плишку, вдруг подошел к ребятишкам.

– У вас здесь лекарь есть? – неожиданно громко спросил он, обращаясь к самому старшему из мальчуганов.

– Кто? – не понял белоголовый парнишка и опасливо попятился назад.

– Лекарь… – повторил Эрик уже не так громко.

Мальчуган продолжал непонимающе таращиться на Эрика.

– Ну, вот когда у вас поранится кто или заболеет, вы к кому идете? – снова спросил Эрик, еще тише.

– К бабке-веде, к кому ж еще? – наконец сообразил паренек.

– Ну вот и ладно, – облегченно вздохнул Эрик, начавший уж было думать, что на острове не водится вообще никого, кто понимал бы врачевание. – А теперь сказывай, как отыскать эту вашу бабку, – снова обратился он к мальчишке.

– Никак у вас приболел кто? – оживленно поинтересовался тот.

– Раненый у нас, – коротко ответил Эрик, мотнув головой в сторону куста, возле которого неподвижно, как бездыханный, лежал Плишка.

Отрок метнул быстрый взгляд в его сторону, что-то смекнул и снова уставился на Эрика хитрыми глазенками.

– А что мне за это будет? – спросил он, хитро прищурившись.

Эрик остолбенел. Это ж надо – с младых ногтей мздоимством заниматься!

– Что будет, говоришь? – переспросил он таким голосом, что мальчишка отпрянул и, по всей видимости, приготовился бежать. – А вот голову я тебе оторву! То и будет! – загромыхал Эрик, и не успел мальчишка припустить во всю прыть под защиту родительского крова, как тяжелая рука Эрика опустилась ему на плечо.

– Показывай, где бабку найти! – уже спокойно произнес Эрик, но то, как он это сказал, испугало мальчишку еще больше.

– Хорошо, хорошо, боярин, только не бей, пожалуйста, – заверещал мальчишка.

Люди, суетившиеся подле костров и внимательно наблюдавшие за происходящим, дружно загоготали. Остальные мальчишки отбежали было в сторонку, но теперь высовывались из-за кустов, желая узнать, достанется их приятелю от хмурого воина или нет.

Эрик тем временем так и не выпустил мальчугана, и тот смиренно поплелся вглубь острова, показывая дорогу. Время от времени он оглядывался, смекая, как бы дать стрекача, но Эрик молча грозил ему здоровенным кулаком, и отрок смиренно продолжал путь.

Идти пришлось недолго. Вопреки ожиданиям Эрика, тропинка не вывела их в деревню, а обогнула ее и начала петлять дальше, все больше уводя в сторону от места, где путешественники разбили лагерь.

– Она одна, что ли, живет, старуха твоя? – не выдержав, поинтересовался Эрик. Он был все еще очень зол на мальчишку, но любопытство оказалось сильнее.

– Нет, не одна, – пискнул мальчуган и вскинул на Эрика испуганные глаза.

– Там что, еще деревня есть? – снова поинтересовался Эрик.

– Нет, – так же испуганно ответил мальчишка. – Бабка не в деревне живет…

– Так я же спрашивал, одна? – Эрик начинал злиться на непонятливого паренька с новою силой.

Отрок уже готов был пустить слезу, но воин больше не задавал вопросов. Он уж увидел сам, что тропинка, пронизав небольшую рощицу, упирается в порог небольшой хижины-развалюхи.

Перед хижиной виднелись грядки, на которых росли неизвестные Эрику, но, видать, нужные травы, потому что среди них копошилась старуха, одетая в штопаную, но чистую рубаху.

Едва завидев старуху, мальчуган испустил истошный вопль:

«Бабаня!» – и, осмелев, рванулся прочь от Эрика.

Старуха моментально выпрямилась, поймала подлетевшего к ней внука и встала, широко расставив ноги и уперев руки в бока.

Мальчишка примостился рядом, выглядывая из-за бабкиной спины.

– Тебе чего от дитя нужно? – угрожающе осведомилась старуха.

Мальчишка тихо захныкал в бабкину юбку, всем своим видом показывая, до чего же ему страшно и тошно, как напугал его чужой здоровенный воин, и вообще, как плохо ему пришлось.

– Мне от него ничего не нужно, – буркнул Эрик. – Это он добрые советы за мзду продавать с малолетства научен…

– За какую такую мзду? – удивилась бабка, – Какие еще советы?

– Да вот спросил я твоего внучка, где могу здесь найти человека, чтоб моему раненому слуге помог, а он стал за это подарка требовать.

По тому, как с каждым словом все более темнело бабкино лицо, Эрик понял, что не бабка научила отрока так зарабатывать деньги. В подтверждение этому старуха вдруг завела руку за спину и, не глядя, тут же вытащила оттуда сорванца за ухо. Тот, только было примолкнувший, начал визжать с новой силой.

– Это кто ж тебя надоумил на такое? – тем временем напустилась на внука старуха.

– Никто! – заскулил тот, даже не пытаясь вывернуться из цепких бабкиных рук – того гляди, без уха останешься.

Бабка тем временем продолжала отчитывать внука.

– Посмотрели бы на тебя покойные родители, вот бы уж наплакались.

При этих словах из глаз мальчишки брызнули слезы, а бабка, спохватившись, что сказала что-то из того, что говорить не следовало, отпустила ярко-малиновое ухо и, обхватив мальчишку обеими руками, сама начала причитать чуть ли не в голос, оплакивая мальчишкиных родителей.

Эрик подумал, что умерли они, по всей видимости, совсем недавно, и боль потери еще очень остра и для мальчишки и для этой шумной, но, видать, добродушной старушки.

Наконец старуха утерла глаза кончиком драного плата, которым была повязана ее голова, и обратилась к Эрику:

– Тебе что надо-то было? Раненый, говоришь, у тебя?

– Раненый, – подтвердил Эрик. – Уж и не знаю, выживет или нет, – добавил он совсем угрюмо.

– Так где ж он? – засуетилась бабка.

– Я его там оставил, возле лагеря, – ответил Эрик.

– Ну, пойдем, пойдем, покажешь мне его. Я сейчас, только руки ополосну.

С этими словами она скрылась в домишке, но почти сразу же показалась вновь и, кивнув Эрику, бодро зашагала по тропинке. Эрик пошел за ней. Мальчишка, то и дело ощупывая пострадавшее ухо, следовал за Эриком, стараясь слишком к нему не приближаться.

Наконец они вышли к лагерю. Эрик указал на лежащего возле куста Плишку, и старуха склонилась над ним. Эрик стоял в сторонке, не желая мешать, а еще более стараясь как можно более оттянуть момент, когда придется выслушать от старухи преданному слуге..

Однако лицо старухи, когда она наконец повернулась к нему, было не опечаленным, а гневным.

– Это кто ж его тут пользовал? – спросила она, грозно поглядывая на Эрика.

– Да лекарь наш, киевский, – нехотя признался тот. Удивительное дело, но рядом с этой старухой даже он – зрелый муж, храбрый воин, чувствовал себя несмышленым отроком.

– Я бы вашему лекарю собачонки поганой врачевать не доверила, – фыркнула старуха, – чуть было не заморил парня.

Люди, расположившиеся возле костров неподалеку от лежащего Плишки, засмеялись. Лекаря на лодьях невзлюбили и за знающего человека не почитали.

– Ну, что стоишь? – продолжала бабка свою гневную речь. – Или думаешь, что я его сама до хибары донесу?

Эрик оторопело посмотрел на бабку, потом осторожно поднял Плишку на руки и зашагал в сторону старухиного дома. Та семенила за ним следом, не переставая ворчать под нос что-то по поводу невесть куда запропастившегося внука. Потревоженный больной жалостно стонал, не открывая сомкнутых век.

В хижине Эрик осторожно уложил Плишку на кучу свежескошенной душистой травы и оглянулся на хозяйку.

– Ступай, ступай, воин, – шепнула она ему. – Теперь уж мне пора за дело приниматься.

Эрик покорно вышел, примостился на бревнышке и терпеливо ждал известий. Ждал, разрешит ли ему бабка войти посмотреть на исцеленного Плишку или отправит в рощу за деревом для домовины.

Незаметно склонилось к закату солнце, опустились на остров сиреневые сумерки. С моря подул прохладный ветер, принес с собой запах водяной травы и разогнал полчища злющих комаров-кровопийцев.

Эрик измаялся душой, ожидая бабку, поэтому, когда дверь хибарки скрипнула и приоткрылась, он бросился навстречу. Но вместо согбенной фигуры старухи на пороге встала молодая статная девица. Эрик лицом к лицу столкнулся с ней и остолбенел.

«Ну, бабка! – пронеслось у него в голове. – Никак, обернулась!»

Не раз слышал он в Киеве байки о ведьмах, которые с приходом ночи перекидывались в молодых девок и отбирали у парней силы. Бывало, и в кошек черных обращались, в лошадей и свиней – черных же. Молоко у коров выпивали, портили скот, топтали жито… Одну такую ведьму подранил храбрый парень – кинул мотыгой в черную, огромную свинью и повредил ей ногу, а пошли утром по деревне и видят – у бабки, что бобылкой на окраине живет, рука тряпками замотана и кровью сочится. Ясно дело, растерзали ее…

Первой пришла в себя девица: метнулась в сторону, как угорелая кошка и завизжала. Неожиданно для самого себя Эрик подскочил к ней и зажал ей рот ладонью. Не слишком нежным получилось объятье, но хоть переполоху не учинит взбалмошная девка!

– Я сейчас отпущу тебя, только не кричи, – выждав некоторое время, медленно и очень отчетливо проговорил Эрик. – Поняла?

Полонянка быстро-быстро замотала головой, и Эрик отпустил ее. Девушка лихо отпрыгнула в сторону, и Эрику показалось, что она все же завопит. Но она спокойно спросила:

– Ты кто таков?

– Тебе этого знать не надобно, – сурово ответил Эрик.

– Как это не надобно? – возмутилась девушка. – Нападает как тать какой, пугает до смерти, так еще и имени говорить не хочет!

– Что тебе мое имя? – уже более мягко вопросил Эрик. – Да ну так уж и быть, скажу, все равно больше не свидимся. Я гридень великого князя Владимира. Путь держу с купцами в Византию.

– А что ты возле нашего дома околачиваешься? Мы ничем не торгуем…

– А я и не за товаром пришел, – отвечал Эрик. – Слуга тут мой у местной лекарки обретается.

– А-а, так вот кого бабка пестует. А чего ж ты дожидаешься? – удивилась девушка. – Или думаешь, что он уж к утру здоров будет?

– Я, по чести сказать, другого жду, – признался Эрик. – Как бы он к утру дух не испустил.

– Ну это ты зря говоришь. Бабка и не таких выхаживала – она свое дело знает! – торопливо сказала девушка.

Не сказать, что Эрик так сразу поверил в то, что старуха умеет творить чудеса, но кое-какая надежда в нем все же проснулась.

– А ты кем старухе приходишься-то? – поинтересовался Эрик.

– Внучка я ее.

– Так мальчуган твой сын, что ли?

– Нет, брат…

Эрик понял, что вопроса о родителях девушке задавать не стоит – глядишь, расплачется еще, как старуха с мальчуганом.

Тем временем уже совсем стемнело. Только через подслеповатое окошко пробивались отблески горящего в доме очага. В сгустившейся темноте уже нельзя было различить черты лица, а разговаривать с невидимым собеседником – дело не из приятных.

Словно поняв это, девушка повернулась к дому, но, перед тем как скрыться за дверью, обернулась:

– Ты где ночевать-то станешь, воин?

– Наши на берегу расположились, там и заночую, – ответил Эрик.

Девушка больше ничего не сказала и исчезла в доме, будто ее и не было.

Эрик шел до стоянки почитай что наугад, обдумывая по пути разговор с девушкой. Ишь, какая смелая! Не смутилась нимало, разговаривала с ним, не заботясь, что человек он чужой, пришлый, неизвестно, что у него на уме. А как узнала, что он княжеский гридень, никакого трепета не выказала.

Что и говорить, до Киева тут далеко, нравы не так строги. Много пришлых незнакомцев появляется на острове – вот и пообвыклись местные жители, даже красные девушки, не смущаться, не сторожиться, со всеми равно разговаривать. Всякого народа здесь поселилось – не так крепки дедовские обычаи, не так их блюдут. Так и живут – свободно, без страха-трепета…

По правде говоря, девушка даже понравилась Эрику своей простотой в обращении – это вам не княжий терем, где каждый друг с другом раскланивается, а за спиной козни строит, где нельзя верить ни одному слову, где даже князь может оказаться жертвой коварства да вероломства.

Вообще же Эрика более всего волновало состояние Плишки. Он представить себе не мог, как поступить с ним дальше. Ясное дело: не перенесет он, хворый такой, морского пути, а до дому далеко.

Дойдя до лагеря, как оказалось потом, кружным путем, Эрик тотчас улегся спать, благо, что костры освещали стоянку неровным желтовато-красным светом, и Эрик достаточно быстро добрался до места, куда выгрузил свои вещи. Правда, при этом приходилось все время переступать через спящих людей и обходить костры.