Василевс

Глава 5. Анастасий

Прошла неделя после восшествия на императорский престол Анастасия, по прозвищу Дикорос.

Страстная неделя, пятница, одиннадцатое апреля 491 года.

Закончились все официальные торжества по этому случаю. Наступили будни, заботы и тревоги. Перед Анастасием, новым василевсом, поднялись, в своей громаде и важности, опасения, грозившие ему, новому василевсу. На это место, на которое судьба случайно вознесла его, были претенденты, имеющие гораздо больше прав: по древности рода, заслугам перед империей, по дарованиям, зрелости ума, в решении тягот, в которых оказалась Византийская империя за последние семнадцать лет непрерывных обрушений в правящей верхушке.

Юстин уже достаточно хорошо узнал Анастасия. А при выходе на Кафизму[35] императрицы Ариадны хорошо рассмотрел её.

Она шла на Кафизму ипподрома. Впереди всего шествия шёл Юстин со своими экскувитами-гвардейцами. Затем шла императрица в бархатной одежде фиолетового цвета, с короной на голове… Тяжёлая походка полной женщины. Она уже в годах, но лицо её всё ещё сохранило следы свежести… За ней шла свита придворных, дамы, сановники… И снова сановники рангом ниже…

От Анастасия же он ожидал, что тот станет действовать осторожно, пойдёт на ряд уступок народу, чтобы привлечь его на свою сторону. И он ждал, какие шаги сделает Анастасий в первую очередь. И он не ошибся, когда новый василевс первым делом отменил хрисаргир, общегосударственный налог золотом и серебром на все ремёсла и промыслы, взимавшийся раз в пять лет со времени Константина Великого… По империи прокатилось ликование… Народ славил нового императора.

– Василевс – твоя победа! – содрогался от криков ипподром.

Анастасий открывал, по случаю своего избрания императором, конные состязания. Он подошёл к краю Кафизмы, поднял в руке белый платок, призывая зрителей к началу гонок, и бросил его вниз.

И в этот же момент с трибуны кто-то бросил в него камень…

Анастасий ловко увернулся… Но в следующее же мгновение по взмаху руки Юстина его экскувиты метнулись на трибуну и схватили виновного…

От такого начала зрелищ с новым императором закричали все: и прасины и венеты, забыв на время постоянную вражду, обнимаясь и славя Анастасия и Ариадну.

После этого Ариадна заметила как-то в разговоре с Анастасием, зачем, мол, этот ипподром, рассадник беспорядков и зла.

Анастасий шутливо ответил ей:

– В Константинополе Бог имеет Святую Софию, император – Священные палаты, Сенат, а народ – ипподром!.. Там народ выпускает избыток дурной крови!

В это время, время Анастасия, у Юстина прибавилось должностных обязанностей при дворе. Теперь он уже не стоял охранником у дверей василевса. Под его начало поступила сотня экскувитов. И он только распределял их по местам, где они должны были стоять и наблюдать за порядком, либо сопровождать василевса, когда он выходил куда-нибудь из дворца, или на торжественном приёме иностранного посла.

На одном таком приёме персидского посла ему пришлось долго быть на ногах. По просьбе посла Анастасий вздумал с чего-то показать послу императорский дворец.

– Великий шах Персии хотел бы знать больше о дворце византийского василевса, – начал посол вкрадчивым голосом, явно не надеясь, что его просьбу здесь уважат. – И за это он весьма будет благодарен брату своему, василевсу! И почтит его благородное имя, вписав в книгу шахской славы!..

Анастасий показал жестом Юстину подойти к трону.

Юстин подошёл.

– Проводи посла по дворцу и покажи, что он пожелает!

Юстин отдал честь василевсу: «Слушаюсь, ваша милость!»

Затем он пригласил посла и его помощников следовать за собой.

Особый восторг произвёл на посла ипподром, когда они поднялись на Кафизму, с которой открывалась панорама всего этого грандиозного сооружения и великолепный вид на Пропантиду, Босфор и азиатский берег. Не меньше восхищён был посол храмом Святой Софии и зданием Сената на форуме Августеона[36]…

Посол замучил его. В этот день он много ходил, зверски устал. Вернувшись вечером домой, он, ругаясь, рассказал Лупицине о дотошном после, поделился с ней соображением, что неспроста такой интерес у посла враждебной страны.

– Шпионил, – согласилась с ним Лупицина. – Почему Анастасий-то разрешил это? – удивлённо спросила она его.

– Не знаю… Но Анастасий просто так не допустил бы такое, – заключил он. – Значит, зачем-то ему это было нужно!

На следующем приёме этого посла, когда закончилась официальная процедура, Анастасий встал с трона, спустился к послам и, вежливо взяв старшего из них под руку, пригласил послов в соседнюю палату, столовую кенургия, свод которого поддерживался изящными мраморными колоннами, что вызывало восхищение у иностранцев, так же как до блеска отшлифованный мраморный пол и мраморные столы. Этим не прочь был блеснуть Анастасий перед послами персидского шаха Кавада, чтобы вызвать зависть и раздражение у того от богатства и роскоши Византийской империи.

За ними туда же направились остальные, присутствующие на приёме.

Юстин, в обязанность которого входило ни на шаг не отходить от императора на таких приёмах, двинулся вслед за императором и послом.

При выходе из тронного зала он случайно наступил ногой на длинную мантию императора, тащившуюся следом за ним…

Анастасий, почувствовав это, остановился, обернулся к нему, его глаза сердито блеснули. Заметив же виноватое выражение на лице Юстина из-за этой оплошности, он снисходительно пожурил его, с каким-то явным намёком:

– Ну куда ты спешишь-то!..

Юстин же готов был провалиться сквозь землю.

В столице и Халкидоне было очень много исавров. И сикофанты[37] доносили во дворец, что они затевают беспорядки, чтобы затем устроить государственный переворот.

И вот в столице, предвестником этого, началось: исавры, к ним примкнули прасины, толпа росла, полилась по улицам, двинулась на ипподром.

Юстин приказал своим экскувитам: «Схватить зачинщиков!»…

Один из его экскувитов засомневался: «Там же мои братья, исавры!»

– Твои, говоришь, братья! – уставился Юстин на того экскувита. – Он что, кормить будет тебя?! Он ещё сдерёт сам с тебя деньги на пьянку и жрачку!.. Бездельник! Добро бы порядочным был!.. Запомни: ты служишь василевсу!..

Ему ещё раньше доносили, что среди исавров, в рядах его экскувитов, много шатающихся. И он знал среди них настроение и зачинщиков всех беспорядков. С двумя доносчиками он уже встречался тайно, на христианском кладбище, в пикантном месте.

– Исавры готовы пойти на безумный поступок! – сообщил ему один из них.

– Да! – подтвердил его приятель. – Они запаслись длинными баграми, привязали к концам их лён и серу и собираются сжечь весь город, если их станут выгонять из него!

Когда же Юстин донёс обо всём этом василевсу, то Анастасий приказал ему действовать с исаврами более жёстко…

И вот сейчас экскувиты, закованные в доспехи, врезались в толпу, пролагая себе дорогу мечами, добрались до смутьянов… А когда те не подчинились, были изрублены на куски тут же.

Согласие и мир в столице, среди партий ипподрома, рухнули.

Толпа прасинов качнулась в сторону Халки, с факелами, поджигая всё подряд. Чадя, воняя горящим рыбьим жиром, заметались факелы и вокруг ипподрома… Из толпы стали метать факелы в здание Халки… Заполыхали ворота, обтянутые медными пластинами…

Сразу же после начала беспорядков в столице Анастасий стал формировать армию для войны с исаврами, понимая, что просто так эти беспорядки не остановить. Тайные его агенты донесли ему, что среди исавров полно заговорщиков, настроенных воинственно. И он решил нанести упреждающий удар: издал указ о лишении исавров привилегий, отказался выплачивать им жалованье, конфисковал их имущество.

А для получения информации о ситуации в городе он вызвал к себе Юстина.

– Они задумали посадить на трон Лонгина! – доложил Юстин василевсу те слухи, что пошли среди его экскувитов, в основном из исавров.

– Выяви главных зачинщиков, друзей Лонгина, его единомышленников, – велел Анастасий ему.

Юстин кивнул головой и покинул покои василевса.

По дороге от василевса он вспомнил скандальную историю с императрицей Вериной, матерью Ариадны.

Уже восемь лет как её нет. А всё ещё аукается то, что она затевала здесь!

Анастасий же стал активно проводить совещание за совещанием. Первым делом он вызвал в столицу магистра армии Востока Иоанна, по прозвищу Скиф. Каждый день во дворце теперь можно было видеть и Иоанна Кирта, по прозвищу Горбатый. Его Анастасий назначил также магистром другой армии.

Вызвал Анастасий как-то на откровенный разговор и Юстина, пригласив его к себе в кабинет одного.

– Ты пойдёшь в этот поход тоже, – начал он с ходу, словно это уже было решено между ними. – Назначаю тебя ипостратегом[38] к Горбатому… Будешь при нём моими ушами и глазами. Возражений не принимаю. Сообщать мне всё, что посчитаешь важным. Я не доверяю Горбатому! Говорю это тебе открыто! Только тебе… В поход пойдут также готы, под началом их соплеменника Асикала. Будут ещё конные полки гуннов…

Он прервал свой монолог, встал с кресла, подошёл к Юстину, заглянул ему в глаза.

– Исавры сейчас все изгнаны из столицы. И они ушли к себе на родину, в Исаврию, в горы. Там они чувствуют себя в безопасности. И этот хмель свободы ударит им в голову: они непременно выйдут оттуда и пойдут, скорее всего, навстречу нашим войскам, на Константинополь. Вот этим нужно будет воспользоваться: встретить их на равнинах Фригии. На равнине они слабы. Перехватить же их надо по дороге на крепость Свинаду.

Юстина удивляли доскональные знания Анастасия о том, о чём он говорил. Как будто он сам был там, в той же Фригии или Исаврии. Хотя в походах там, в азиатских провинциях империи, он никогда не был. Но у него была отличная память и глубокое знание начитанность книг, документов и карт, что хранились в императорской библиотеке. Там он проводил много времени, ещё в ту пору, когда только что появился при дворе императора тридцать лет назад. И это сказалось на его знаниях, эрудиции.

Уточнив ещё, что Юстин пойдёт в поход со своими экскувитами, и кое-какие детали похода, Анастасий отпустил его.

Армии сформировали в спешке, в конце года. Триеры перевезли их через Босфор на азиатский берег… Была уже середина октября… Непогода… Пешие легионы, обозы, конные полки… Армия растянулась на много миль…

Не прошли войска и половины пути до Амиды, как закрутились наверху, среди командующих, интриги. На одной из стоянок в палатке у магистра Скифа собрались все начальники обеих армий. Зашёл разговор о совместных действиях. Совещание прошло с криками, раздором, интригами, и к концу его оказалось, что Горбатый со своими офицерами захватил главное начальство над всеми войсками в этой войне с исаврами.

– Это приведёт к краху всю нашу военную кампанию, – тихо ужаснулся Скиф. – Ну, теперь держись, македонец! – прошептал он, называя так Юстина с первых же дней их знакомства.

Он и Юстин знали хорошо Горбатого, его честолюбие и бездарность в военном деле. И за это теперь должна будет заплатить их армия: сотнями жизней легионеров, а может быть, и тысячей, позором, бездарным походом.

– Ладно, нечего унывать! – старался подбодрить он Скифа, видя, что тот совсем упал духом. – Не один же он в армии! Будем противиться его приказам, если они будут явно идти во вред войску!

На этом они и договорились.

О сложившейся ситуации в армиях Юстин тут же сообщил василевсу, отправив туда своего гонца. Но того гонца перехватили люди Горбатого.

Обе армии, Горбатого и Скифа, сошлись с исаврами действительно на равнинах Фригии, но близ города Коттиея.

В развернувшемся сражении исавры были опрокинуты пешими легионами из Силимврии, а конные легионеры довели дело до разгрома.

Начался грабёж убитых, мародёрство: снимали доспехи, мечи, одежду и обувь… Обозы растащили сразу же, хотя Горбатый и Скиф приставили к ним охрану – надёжные полки легионеров. Но всё равно пошли частые стычки, нападения на обозы с богатой добычей: фураж для лошадей, огромные запасы продовольствия, одежды, оружие, личные вещи убитых… И этот грабёж, мародёрство, задержали на несколько дней обе армии. Разбитые же остатки исавров успели уйти в горы. Армии Горбатого и Скифа кинулись преследовать исавров, но время было упущено, и те укрылись в горах, в надёжно защищённых крепких местах.

Потянулись месяцы осады, так как взять укрепления штурмом оказалось невозможно.

Близилась зима. И армии расположились лагерями на зимовку, на долгие недели сидения в лагерях… Осаждённые же вскоре ощутили нехватку продовольствия. В крепостях начался голод, но исавры стойко терпели.

И Юстин на одном из советов у Горбатого предложил выманить исавров из укреплений путём приманки из обоза с продовольствием.

Затея с приманкой не сработала. Исавры догадались, что это ловушка. Со стен крепости они смеялись над ромеями, показывали непристойности свои, свистели и ругались. Навеселившись, они снова ушли со стен, стали заниматься своими хозяйственными делами. На стенах же и башнях остались только стражники, зорко следя за передвижками в лагерях ромеев.

С наступлением весны открылись тайные тропы в горах, и по ним исавры стали доставлять продовольствие в крепости.

Горбатый обозлился на Юстина за этот провал с приманкой. Вечером в его палатке разгорелся скандал. Он обвинил его в сговоре с исаврами, среди которых в крепости оказались и экскувиты, бывшие недавно подчинёнными Юстина.

– Это твои гадёныши сидят сейчас вон там, в крепости! – разозлившись, ткнул Горбатый корявым пальцем в сторону крепостных стен. – А обучал-то воевать их ты! – теперь ткнул он всё тем же корявым пальцем в грудь Юстину.

Магистр армии Иоанн, по прозвищу Горбатый, был не из трусливых. На его теле полно было шрамов, как и покалеченных рук и ног. Но по характеру он был отвратителен. Как кто-нибудь провинится, или сделает оплошку на поле боя, или, не дай бог, струсит в битве – тут же идёт у него под суд, жёсткий и беспощадный.

– Не покажешь строгость – завтра все побегут в панике! – любил повторять он.

И он посадил Юстина под стражу за провал с приманкой, собираясь судить его, затем казнить за измену императору… Над Юстином сгустились чёрные тучи. Он сидел в яме, в какие садят только злодеев, дожидающихся казни. Раз в день ему опускали в яму на верёвке горшок с какой-то жидкой похлёбкой. Кое-как поев это отвратительное пойло, он засыпал, уже ослабев за пять дней заключения настолько, что едва мог вымолвить два-три слова. Чтобы совсем не потерять голос, он стал петь песни, запомнившиеся в юности…

Через месяц его внезапно выпустили, так же как внезапно посадили. Оказалось, как сообщил ему секретарь Горбатого, из Константинополя пришло письмо от Анастасия к Горбатому с приказом немедленно освободить из-под ареста ипостратега Юстина, вернуть ему прежнее командование над экскувитами.

«И впредь бы ты, магистр Иоанн, по прозвищу Горбатый, не прикасался к нашему ипостратегу, верного слугу империи!» – звенели металлом строки письма василевса.

На этом история с арестом Юстина закончилась.

Горбатый же, чтобы как-то выпутаться из этой истории, обелить себя, пустил слух, что ему было видение, которое предрекало Юстину в будущем громкую славу. Хотя он же, Горбатый, посмеивался, что из этого малограмотного крестьянского сына, свинопаса, вряд ли выйдет что-нибудь путное.

Осада укреплений исавров затянулась надолго. Прошёл ещё год вялотекущих стычек. Ни те ни другие не хотели рисковать, надеялись только на то, что голод возьмёт своё в конце концов.

Через три года война с исаврами закончилась, когда в 497 году Иоанн Скиф захватил главарей сопротивления, Лонгина и Афинодора. Они были казнены, головы их отправили в Константинополь, где их выставили на ипподроме.

В начале ноября, шёл 502 год, Анастасий вызвал к себе во дворец Ареобинда, стратега[39] восточных провинций империи.

В связи с этим референдарий императора, дотошный малый, ещё раз предупредил Юстина, что сегодня будет на приёме у василевса Ареобинд.

– Приём военачальников, даже близких к василевсу, ты уже знаешь… Примешь у них всё оружие, сдашь под надзор своим экскувитам. Затем проводишь его в кабинет василевса… С тобой, как всегда, должны находиться не менее четырех экскувитов. Двое останутся у дверей кабинета, с двумя другими ты войдёшь к василевсу в кабинет вместе с посетителем…

Он замолчал на минуту, затем продолжил.

– И ты хорошо знаешь, что Ареобинд не простой патриций. Он зять Олибрия – бывшего императора в Риме! – сделал он многозначительный жест рукой. – И по отцовской, и по материнской линии принадлежит к высшей военной знати. Он сын Диагисфеи, внучки некогда всесильного алана Аспара! Того, который был убит в правление императора Льва!.. Ареобинд женат на Юлиане, из аристократического рода Анициев…

Посчитав, что изложил главное о посетителе, он перешёл снова к тому, как вести себя ему, Юстину, на приёме такого посетителя у василевса.

– Если василевс попросит, то можешь приказать одному экскувиту, с которым войдёшь в кабинет, выйти из кабинета. Но сам ты никогда, ни при каких обстоятельствах не должен оставлять василевса наедине с посетителями! Даже ночью, у дверей его спальни, должны стоять на страже по два экскувита… Что бы ни говорили при твоём присутствии василевс и его гости, ты не должен слушать. Твои уши должны быть закрыты для этого! Только твои глаза должны следить, чтобы никто не приближался к василевсу ближе чем на два шага!

Сделав ещё несколько незначащих замечаний, он попрощался с Юстином и ушёл к себе, в свою канцелярскую каморку, как шутливо он называл её.

Этот же вызов Ареобинда к василевсу был связан с тем, что только что, в октябре, персидский шах Кавад подошёл к византийской пограничной крепости Амида и осадил её.

Юстин встретил Ареобинда у входа в портик больших ворот Халки[40]. Эти ворота выводили на площадь Августеона, за которой стоял храм Святой Софии. Через эти ворота обычно выходил василевс, направляясь в храм Святой Софии по церковным праздникам. К этим же воротам подъезжали иностранные послы для торжественного приёма у василевса. Иногда через них выезжал верхом василевс в окружении экскувитов, направляясь на ипподром для открытия игр, состязаний или выступлений перед народом и партиями ипподрома.

Стратег явился в сопровождении своих телохранителей, хотя и знал, что во дворец телохранителей не пускают.

Юстин, встав на пути Ареобинда, загородил ему дорогу дальше на территорию Большого дворца. Там, позади него, находилось то, что он охранял: парки, купальни, бассейны, изящные постройки, тенистые сады с фонтанами, оранжереями, места отдыха и развлечений императриц.

Поприветствовав стратега, он пригласил его следовать за собой, после того как тот отдал здесь, в портике, экскувитам свой меч и кинжал, оставил также и своих телохранителей.

Они прошли через портик. Сзади них пристроились четверо экскувитов, вооружённые, готовые по первому знаку Юстина прийти к нему на помощь.

Юстин свернул налево, в длинный двор.

– Нам сюда, – сказал он Ареобинду, шагавшему рядом.

Они прошли до половины двора, до бронзовой двери, за ней свернули направо в палату экскувитов, родную палату Юстина…

Идти было не близко, в дальний уголок Большого дворца, и они разговорились.

– Кавад осадил Амиду месяц назад, – начал Ареобинд. – Но взять крепость не может… И я полагаю, что император собирается послать на выручку крепости армию. Для этого, видимо, и вызывает к себе военачальников… Вот увидишь, он пошлёт туда и тебя с твоими экскувитами!..

Он желчно усмехнулся. Высокий ростом, длинноногий, хорошо сложённый, с приятными чертами лица северянина, белокурого, с высоким лбом.

Но, как уже слышал Юстин о нём сплетни, не отличался мужеством, не то что его прадед Аспар… «Трусоват!» – заключил он спокойно… Аланы и остготы, что наводили ужас на римлян своей беспощадностью, завоевав Италию, Рим, смешавшись со страстными южанками, быстро выродились…

Юстин возразил ему, что император вряд ли обойдётся без него, без охраны дворца. Анастасий хотя и был не робким, но и безрассудством не отличался тоже. И Юстин рассчитывал на это…

Пройдя палату экскувитов, они вошли в палату кандидатов с куполом на восьми колоннах. Здесь было несколько дверей… Юстин уверенно свернул в палату направо, Ареобинд и экскувиты последовали за ним… Затем Юстин так же уверенно свернул налево, к лестнице. Они спустились по ней и через портик «Золотая рука» прошли в палату Августея[41], из нее вышли в верхнюю галерею террасы дворца Дафны[42], оттуда же по лестнице спустились в апсиду[43] – полукруглую часть фиалы[44]… И через триконху[45] и галерею триконхи подошли к Золотой палате.

Рядом находилась императорская опочивальня. Недалеко размещалась канцелярия и кабинет Анастасия…

– Мой прадед Аспар любил повторять старую пословицу, ходившую в древности: «Рим съел мир!» Хм!.. Затем он добавлял, что сейчас всё случилось наоборот: «Мир съел Рим!» – заключил Ареобинд в конце беседы.

Один из подчинённых Юстина, экскувит, вышел вперёд, открыл тяжёлую и высокую дубовую дверь с гербом императора, распахнул её перед ними… И пошёл дальше впереди них.

Они подошли к кабинету василевса. Повторилась та же процедура.

Один из стоявших у двери экскувитов отдал честь, деловито доложил Юстину:

– Василевс ждёт!..

Он раскрыл дверь кабинета, а Юстин жестом пригласил стратега войти в кабинет.

Они вошли в кабинет Анастасия.

В кабинете оказались ещё три человека, которых не ожидал увидеть Ареобинд. Один из них был Келер, командир дворцовых тагм[46]. Ему особенно доверял Анастасий, как иллирийцу, своему земляку. Поэтому он приглашал его на все совещания, когда дело шло об особо важных решениях для империи. Здесь же был фригиец Патриций, командующий войсками в самой Византии, старый, умудрённый, но уже слабый на голову: его подводила память. Порой он путал имена своих же товарищей, комитов. Но старик прямолинейный, справедливый… Он нравился Юстину этим, чем походил в этом на него самого, Юстина… Но вот кого не любил Юстин, так это Ипатия, племянника василевса… «Бездарь!» – так окрестил он его за то, что тот мало смыслил в военном деле, совался же в первый ряд командующих… «Худой конь норовит бежать впереди!» – вспомнил он пословицу кочевников… Третьим в кабинете был племянник Анастасия, патриций Проб, его любимец, которого он повсюду таскал за собой.

Совещание, обсуждение плана похода, затянулось в этот день до глубокого вечера.

Анастасий имел привычку обсуждать всё основательно с военачальниками, советниками и ближними людьми, затем уже начинать какое-либо дело, тем более открывать военные действия.

На следующий день у василевса собрались архонты, отвечающие за снабжение армии всем необходимым на войну, на поход. Был вызван к василевсу комит священных щедрот – главный казначей… Логофет, чиновник по финансовой части, тут же что-то записывал скоренько на клочке папируса… Ни одно из совещаний не происходило без участия эпарха[47] войска – главного интенданта армии, распорядителя расходов по войску. Им был назначен египтянин Анион, которому доверял Анастасий.

День за днём обсуждали, планировали, подсчитывали расходы, дни походов, возможные последствия неудач… Сколько нужно фемного войска, сколько проходит армия за день, стоянки на отдых, маршруты передвижения армии… Был составлен план, расписано задание каждому должностному лицу.

В это время на Юстина свалилась неожиданная радость.

Когда он вернулся с очередного совещания у василевса домой, то застал там молодого человека, мило беседующего с Лупициной.

Увидев Юстина, Лупицина поднялась навстречу ему.

– Вот этот молодой человек говорит, что он твой племянник!.. Зовут Флавием! Он сын твоей сестры Бигленицы!..

Приглядевшись, Юстин различил действительно знакомые черты своей сестры, расплылся в улыбке, подошёл к молодому человеку, обнял его.

– Ну, здравствуй, племяш!.. Выглядишь вполне прилично, хоть сейчас отдавай в школу или в училище!.. Какие у тебя пристрастия, увлечения? Есть ли особые интересы? Чем бы хотел заняться?..

Племянник был невысокого роста, белолицый… «Похожий на Савватия больше, чем на Бигленицу!» – мелькнуло у Юстина.

– Да будет тебе! – рассмеялась Лупицина. – Молодой человек только что с дороги, а ты уже строишь планы, кого из него сделать!..

Этот вечер прошёл у них в воспоминаниях, рассказах, как живут там, на родине, их родные и знакомые…

Когда же Флавий заикнулся о Зерконе и Дитибисте, Юстин помрачнел… Затем он рассказал ему, что они погибли в походе против исавров шесть лет назад.

– Помянем их добрым словом! – встав, поднял он чашу с вином.

Лупицина и Флавий тоже подняли чаши с вином.

Все выпили. На какое-то время в комнате стало тихо, как будто Зеркон и Дитибист с благодарностью приняли их память о себе…

Когда же Юстин сказал Флавию, что он уходит на войну с персами, тот необычно оживился.

– Дядя Юстин, возьми меня с собой!.. Умоляю!..

Юстин резко отказал ему.

– Ещё успеешь, навоюешься! Учиться тебе надо! По себе знаю, что значит быть безграмотным… Завтра же я устрою тебя в училище! Это не обсуждается!.. Сначала осиль грамоту, законы государства! А дальше как сложится: можешь заниматься науками, философией, религиозными вопросами… Вернусь из похода – будешь держать экзамены, того, что усвоил! Я найду таких экзаменаторов, что они вывернут все твои знания наружу!

Из Константинополя войска империи выступили в середине апреля, шёл 503 год.

Триеры, гружённые войсками, вышли в Босфор… А там борей, холодный ветер с севера, с Понта Эвксинского[48], подхватывает корабли, и надувает паруса, и гонит, гонит лёгкие судёнышки по Босфору, как по трубе… И вторит ему течение, выкидывает в Пропонтиду, если не справилась команда на борту…

Легионеры Ареобинда, стратега Востока, располагались по крепостям Каппадокии, Галатеи и Вифинии.

И Ареобинд, переправившись через Босфор, сразу же ушёл со своим небольшим отрядом вглубь Вифинии, чтобы забрать там, в крепостях, часть своих легионеров.

– Ну, дружище, не задерживайся в пути, – обнял он на прощание Келера. – Жду вас всех в Эдессе! – крикнул он оставшимся здесь командирам.

У Келера же было своё задание: проследить, чтобы войска дошли благополучно до Амиды, вернуться к василевсу и доложить об этом.

Итак, Ареобинд ушёл со своими офицерами собирать свою армию по крепостям.

У всех отрядов были архонты. Но Келер, Ареобинд, фригиец Патриций и Ипатий были командующими армиями. А с ними, ниже рангом, Юстин и Патрициол с сыном Виталианом. Простояв здесь, под стенами Халкидона, ещё два дня, армии снялись со своими легионами и направились на восток, сначала на Фригию – дорогой, знакомой Юстину ещё по походам в войне с исаврами.

– Здесь десять лет назад я ходил с экскувитами на исавров, – начал Юстин рассказывать Келеру, вспоминая те прошлые походы, покачиваясь в седле.

Он и Келер ехали на конях впереди своих пеших легионеров, поднимавших песчаную пыль позади.

Солдаты шли тяжело, изнывая от жары вот сейчас, в конце апреля…

– Вон видишь ту крепостишку? – показал он рукой Келеру на горизонт, где неясно что-то маячило, похожее на человеческое жильё. – Это крепость Иконий!.. От неё начинается Ликаония… Половина пути от Босфора до крепости Эдесса!.. Оттуда рукой подать до Амиды…

Келер промычал что-то нечленораздельное, вроде того, что понятно.

– Ну ладно, Юстин, довольно! – остановил Келер его, заметив, что его другарии[49], едущие позади них, начали зевать, ухмыляясь и глядя с насмешкой на Юстина.

Юстина же встревожило то, что как шли они отдельно, так и расположились отдельно.

Ещё там, в столице, войско долго собиралось, двигалось же затем с большими остановками. И вот, в конце пути, легионы расположились тоже отдельно.

«Анастасий дал в этом деле большую промашку! – подумал Юстин. – Келер не подчиняется Ареобинду, тот же не может справиться со своеволиями Флавия Патриция и Ипатия… Да и “мелкота” тоже напросилась в поход только развлекаться!» – стала нарастать у него злость на эту золотую молодёжь, не умеющую ни сражаться, ни командовать.

И только здесь стало известно, как взял Амиду Кавад, какой случай помог ему.

Келер выругался…

Оказалось, что монахи, охранявшие одну из башен города, напились, и персы, захватив их спящими, перебили и свободно вошли в город.

Он зашагал крупными шагами по палатке. Войска ромеев не дошли до Амиды всего одного дневного перехода… И надо было что-то предпринимать сейчас.

И он предложил план.

– Кавад уже ушёл из Амиды. Знает, что это территория империи и, находясь на ней, равносильно объявлению войны… К тому же ему приходится воевать на два фронта: с востока его теснят эфталиты[50]!..

Тем временем к ромеям в войско прибыл из-за рубежа доверенный от шаха и вручил Ареобинду письмо от Кавада. Шах писал, что если император хочет мира и получить Амиду, то он должен немедленно заплатить сто двадцать три кентинария[51] золота и затем платить такую же сумму ежегодно.

Келер и Ареобинд выругались.

Но делать нечего. Начались переговоры с доверенным шаха.

Тот же стоял на том, на чём велел ему шах.

Ромеи совещались, торговались с послом шаха. Но тот не уступал ни номисмы.

Ареобинд, поднимая ставку, дошёл до восьмидесяти пяти кентинариев… И на том он остановился.

– Мы не можем сразу заплатить такую большую сумму!.. Это всё, что может империя со своей стороны заплатить сейчас…

Переговоры шли всю ночь до рассвета и ничем не закончились.

Посол уехал к шаху. Уехал к василевсу в Константинополь и Келер с докладом о ситуации под Амидой.

В конце 503 года, в декабре, к войску ромеев неожиданно нагрянул Келер с армией в десять тысяч легионеров и расположился лагерем в Иераполе, в пятидесяти милях южнее Эдессы. И он тут же вызвал к себе командиров всех армий, разбросанных вокруг Амиды.

– Господа архонты! – обратился он к собравшимся. – Постановлением императора я назначен главнокомандующим над всеми армиями в войне с персами!.. Вот здесь, на границе, где дела идут хуже некуда!.. Властью, данной мне императором, я отстраняю от командования Ипатия и Апиона! – спокойно посмотрел он в глаза тому и другому.

На его лице не дрогнул ни один мускул. Он только исполнял волю императора, чтобы исправить положение, катастрофически проигрываемое армиями ромееев под Амидой тем же персам.

– На место Апиона приказом по армии назначается Каллиопий… Вы хорошо знаете его как способного военачальника!.. Сейчас же вводится по войскам распоряжение о распределении на зимовку армий. В соответствии с этим приказом армии размещаются по следующим городам!

Он сделал знак своему секретарю.

И тот, встав со стульчика, зачитал города и армии, которые должны встать в тех городах на постой до весны.

– Если будут жалобы горожан на ваших солдат, наказывать их буду строго! – добавил Келер и погрозил пальцем архонтам. – Вплоть до вынесения смертного приговора!..

Он распустил архонтов, задержав ещё у себя Юстина.

Когда все вышли, он подошёл к Юстину, обнял его за плечи по-дружески, заговорил доверительным тоном, слегка понизив голос, чтобы не слышно было за стенами палатки:

– Тебе отводится особая роль в предстоящих операциях в зимний период… Но об этом будет особый разговор…

Он бросил мельком взгляд на Юстина. Тот же весь напрягся, похвала Келера озарила его лицо вспышкой.

Келер, как только прибыл сюда, сразу вызвал к себе фригийца Патриция и дал ему задание: выступить со своей армией из Мелитины в направлении к Амиде и перекрыть пути подвоза продовольствия в осаждённый город.

И старик Патриций переправился с армией через Евфрат. Покрыв за три дня сотню миль, обойдя южнее Амиду и реку Тигр, минуя также тяжёлое для перехода сейчас, зимой, плато Джезаре, он вышел на северную оконечность Месопотамской низменности. И там его разъезды заметили караван верблюдов с продовольствием, идущий к Амиде. Операция была проведена мгновенно: немногочисленная охрана каравана разбежалась. И Патриций захватил весь караван. По пути он встретил небольшой отряд персов на реке Нимфий, уничтожил его. Затем, повернув на север, он подошёл к Амиде, невдалеке от неё встал лагерем на берегу Тигра. Другая часть его армии, переправившись через Тигр, замкнула кольцо осады, отрезала все пути к городу с севера.

Подошла весна. Наступила пора походов и сражений.

И Келер сконцентрировал все имеющиеся силы ромеев в большом лагере вблизи Решайны. Готовилась крупная операция.

В это время разъезды донесли, что к Нисибину подошли большие силы персов. Похоже, они готовятся идти на выручку Амиды. Донесли разъезды ещё, что персы отогнали огромный табун коней далеко к югу от Нисибина, на пастбище в горную местность, чтобы кони нагулялись перед сражениями на обильно покрытых зелёной травой высокогорных лугах, орошаемых тающими ледниками.

Когда Келеру донесли об этом, он понял, что персы выдали себя. И он тут же вызвал к себе дукса[52] Тимострата, командовавшего гарнизоном в Каллинике.

– Этот табун сейчас недалеко от твоей крепости. Пошли своих людей, чтобы захватили его! – приказал он.

Тимострат блестяще провёл эту операцию.

Келер собрал всех командующих и архонтов.

– Теперь идём всеми армиями к Амиде и осаждаем её так, чтобы не проскочила ни одна мышь!.. В первую очередь делаем подкопы. Это поручается тебе, Ипатий, как племяннику василевса!..

Прошло достаточно времени, подкопы были уже готовы… Но на следующее утро обнаружилось, что персы затопили их…

Келер понял, что это тупиковая затея.

На очередном совещании он возложил продолжение осады на Патриция.

– А тебе, Ареобинд, приказываю собрать достаточно силы, вторгнуться в персидскую Армению!.. В помощники тебе поступает Юстин со своими легионерами!.. Раз они ведут себя так, то приказываю опустошить страну! Разорить земли за Тигром! Избивать всех жителей старше двенадцати лет! Забирать скот, хлеб…

Через неделю Ареобинд и Юстин вернулись из похода и привели к осаждённой Амиде свыше ста тысяч баранов, скот, верблюдов и пленных.

Эта мера подействовала на персов.

По условиям мирного договора Келер предоставил гарнизону Амиды право выйти из города с оружием.

Вступая в Амиду, ромеи были потрясены видом опустошённого города, превращённого в сплошные развалины, где жили только собаки и кошки…

Войска же тем временем разошлись на зимние квартиры. Ареобинд со своими легионерами отправился в Антиохию, Феодор – в Дамаск, Патриций – в Мелитену за Евфратом, Юстин – в Апамею, а Каллиопий – в Иераполь.

Келер же уехал в Константинополь к императору с принятыми условиями мира. В Эдессу он вернулся только весной следующего года.

Вскоре Юстин был вызван василевсом в Константинополь, ко двору.

Анастасий встретил его дружелюбно, так же как и Келера, посчитав, что они выполнили для империи всё, что от них зависело.

Дома же его, Юстина, ждал сюрприз. Он не видел племянника Флавия четыре года. И теперь увидел перед собой возмужавшего молодого человека вместо того неуклюжего и застенчивого подростка, который явился к нему домой четыре года назад.

– Ну-ка, ну-ка! Покажись! – приговаривая, стал он внимательно изучать перемены, происшедшие с племянником.

Флавий не только возмужал, но у него появилось ещё что-то, что Юстин заметил не сразу… Это была внутренняя сосредоточенность сформировавшейся личности, с глубокими знаниями и уверенностью в себе, в своих силах.

И это понравилось Юстину, безграмотному и не всегда уверенному, что он правильно поступает… Экзаменовать же его он не стал, как обещал когда-то. Хорошим экзаменатором для него будет сама жизнь, и она всё покажет, всё выявит.

– И что же ты изучал в школе? – поинтересовался он из любопытства и желания сделать племяннику приятное.

– Я не проходил полный курс. Меня интересовали только риторика, юриспруденция и философия, – ответил Флавий. – Но перед этим все проходят грамматику и орфографию… И всё преподают на греческом языке… Учителя заставляют заучивать наизусть и комментировать Геродота, Гомера и Платона… Особенно же Аристотеля…

Юстин промычал что-то нечленораздельное, как будто он слышал об этих мыслителях или был знаком с их сочинениями.

На этом он завершил экзаменовать племянника.

Вечером он остался один с Лупициной, разговорился с ней, пошутил, что из-за него у них нет детей, взяв за это вину на себя.

– Не то был бы сейчас сын, такой как Флавий!.. Ну, ничего, если бы и дочь! – согласен был он и на это.

В его голосе проскользнула горечь, что сейчас, в их возрасте, всё это было уже поздно.

Дворец патриция Ареобинда стоял на третьем холме, если считать, что дворец императора находился на первом холме от пролива Босфор. Дворец Ареобинда занимал почти полностью всю вершину плоского холма, отделяющегося от второго холма неглубоким оврагом, в котором в дождливую пору на дне бурлил поток грязной дождевой воды, срывающий глинистые берега оврага. А чтобы этот поток, подтачивая из года в год стенки оврага, не добрался, в конце концов, до самого дворца патриция и не разрушил его, то стенки оврага укрепили крупными камнями, точно так же как делают у крепостных рвов.

Из дворца, с его высокой лоджии, открывался широкий вид на Пропонтиду и Босфор. А там уже с раннего утра обычно снуют лодки и суда мелких торговцев. Они спешат довести пораньше свой товар до рынка, до того, как изнеженные жители столицы, проснувшись, пойдут по делам, за покупками свежих продуктов: рыбы, морских крабов, моллюсков – деликатесов, которыми снабжает их море. Они особенно ценились на столах состоятельных горожан.

Юлиана, супруга патриция Ареобинда, вставала с постели обычно поздно, когда солнце поднималось над морем достаточно высоко, чтобы согреть мраморные колонны холодного дворца, и его тепло проникало вглубь самого дворца, до его комнат и спален.

Нет, она не была изнежена, чтобы подолгу проводить утренние часы в постели.

Она была деловая женщина, не тратившая зря ни минуты времени, отпущенного ей в жизни. У неё была большая цель: стать императрицей… А для этого нужно было постоянно находиться в форме и в курсе всего, что творится в империи.

Вставала же она поздно из-за того, что обычно затягивались допоздна вечерние встречи с патрициями, известными людьми, чиновниками и служащими императорского дворца. И ложилась спать она тоже поздно, когда выполняла всё намеченное на день… Тогда как распорядок дня её мужа, Ареобинда, был совершенно иной. Она относила себя по характеру к совам, он же был жаворонок. И характеры эти сказывались и в их отношениях, и в стремлениях к целям. Она была решительна в делах, словах, поступках. Он же подолгу колебался, прежде чем принять какое-либо даже малозначительное решение. От сложных же решений, грозящих опасностями, непредсказуемых, он обычно уклонялся, а если это было невозможно, то, просто говоря, бежал от них.

Юлиана вышла на лоджию в лёгкой короткой тунике, обнажающей её загорелые длинные и красивые ноги. Ими она гордилась и замечала, что мужчины бросают восхищённые взоры на неё, на всё ещё стройную фигуру и длинные ноги. И сейчас, уже в ноябре, она принимала так воздушные холодные ванны, чтобы быть ещё более привлекательной.

Но порой она с горечью и негодованием вспоминала, что когда-то, лет двадцать назад, её прочили в супруги королю остготов Теодориху. Однако затем эта сделка расстроилась со стороны короля. И она до сих пор не могла простить ему лёгкость, похожую на пренебрежение, с какой он отказался от неё.

И она вступила в брак с патрицием Ареобиндом… После же того, как императором стал Анастасий, зная, что представляет собой Ариадна, она вскоре поняла, кто такой новый император… Ариадна – простушка! Это прочно вошло в её сознание после ряда событий, которые раскрыли ей характер той. Её мать, Верина, вертела ею, своей дочерью, как хотела в своих дворцовых интригах, как и её первым мужем Зеноном… Но ещё больше она удивилась, когда заглянула как-то раз в глаза Анастасию, догадалась и обрадовалась тому, что увидела там. Тот оказался честным мальчиком… Вот после того-то она и стала искать случай спихнуть их с трона… Она всю свою жизнь стремилась к тому, чтобы стать императрицей… Но всё были осечки: с королём Теодорихом, с мужем Ареобиндом… И теперь у неё осталась надежда только на себя и на подходящий случай.

Красивая, образованная, ведущая переписку с самим папой римским Симмахом, она не упускала случая завязать отношения с вожаками партий ипподрома: прасинами и венетами.

– Что ты связалась с какой-то дрянью! – недоволен этим был Ареобинд. – Их слово – что ветер! Сегодня дует в одну сторону, завтра же совсем в другую!..

Она же огрызалась:

– Это ты ничего не делаешь для карьеры! Только воюешь!..

И вот этот случай представился. В 512 году финансовое положение империи ухудшилось из-за непродуманных действий Анастасия. Пошли волнения народа, партий венетов и прасинов на том же ипподроме.

А тут ещё примешалось новое событие, склонившее чашу весов в ту же сторону.

Анастасий издал указ петь с амвона в храме Святой Софии изменённое Трисвятое с включением монофизитских трактовок… Произошло волнение и в самом храме, целое побоище… Несмотря на аресты, ночные улицы столицы заполнили толпы верующих, несогласных с нововведением монофизитов…

Начались погромы: на землю на площадях полетели статуи императора Анастасия…

– Ареобинда в императоры! – послышался сначала чей-то несмелый крик из толпы…

Затем, подхваченное толпой, понеслось из конца площади в конец:

– Ареобинд Август – твоя победа! Юлиана – новая Августа!..

Затесавшаяся в толпе с немногими своими сторонниками, Юлиана разжигала страсти людей…

Но тут полетел по толпе новый крик: «Анастасий на ипподроме!.. В Кафизме!..»

И толпа повернула к ипподрому, заполнила его с криками, бранью, угрозами в адрес императора.

Да, действительно, Анастасий сидел в императорском кресле на Кафизме… Но он был без короны, без мантии монарха, скромно одетый… Непокрытая голова, длинные седые волосы… Весь облик его наводил на мысли, что перед народом предстал библейский старец, умудрённый годами и долгими думами по ночам об империи, о народе…

И шум толпы стал затихать.

И в этой тишине заговорил старец, негромко, но проникновенно, казалось, обращался к каждому.

– Я готов сложить свой сан и обязанности императора, но служить народу Византии, вам!.. Прошу только об одном: хватит бессмысленных разрушений и убийств!.. Идите по домам и успокойтесь…

Простая проникновенная речь, необычный вид императора, в чём-то даже испуганного… И это сломало толпу.

По ипподрому теперь понеслось совершенно иное: «Август Анастасий, твоя победа!»

Толпа хлынула на Кафизму, подхватила Анастасия на руки и буквально понесла на руках к дворцу…

Юлиана не была на ипподроме, не видела последнего акта драмы. Она вернулась домой с улиц столицы, с форума Константина, посчитав, что всё идёт как надо, обрадованная, что её час пробил, стала искать мужа, кричать: «Ареобинд!.. Ареобинд!»

Спросила слуг, где муж.

Те только развели руками:

– Днём был здесь, а вечером куда-то исчез… Когда стало известно, что толпа закидала камнями Келера и Патриция. А префект Платон, говорят, сбежал куда-то первым!..

У Юлианы всё лицо пошло красными пятнами, когда вскоре слуги сообщили ей, что произошло на ипподроме… И она, в гневе, взвыв, заметалась по дворцу, разрушая то, что попадалось под руку, обзывая нелестными словами супруга: «Дурак, даже этого не смог!..»

Потом стало известно, что Ареобинд бежал со своими телохранителями на азиатский берег Босфора и укрылся там не то в Халкидоне, не то поблизости от него в какой-то деревушке.

Юлиана несколько успокоилась, узнав об этом, и, поужинав, ушла к себе, на свою половину дворца.

Вечером к ней пришли её сторонники, рассказали подробности происшедшего на ипподроме, посочувствовали ей, что всё так непредвиденно обернулось.

– Непонятно: чем же взял толпу Анастасий?! – разводили они руками.

Юлиана же негодовала на них за то, что так глупо упустили такой случай. Но и молча корила себя, что поддалась лёгкости переворота, как представляла она его раньше себе, и ушла со сцены, оставив действовать бездарным статистам.

Её сторонники разошлись от неё, как всегда, поздно, потратив весь вечер на никчёмные разговоры, что раньше нравилось ей. Сейчас же, после их визита, у неё разболелась голова от них, их болтовни, пустоты в мыслях… Она поняла, что связалась с неделовыми людьми… И от этого не могла в тот вечер долго заснуть.

На следующий день к ней пришла Констанция, соседка по вилле на берегу Пропонтиды.

Юлиана рассказала ей, что с ней случилось за последний день, к тому же исчез куда-то Ареобинд.

– Что ты переживаешь-то!.. Где-нибудь сейчас пирует с такими же, как он сам!.. Хм-хм!.. Надоест – вернётся!..

Констанция воспринимала жизнь в самом её простейшем виде. Жила ни о чём не думая, как только получать от жизни удовольствия.

Юлиана же не могла так жить. Ей всё время хотелось что-нибудь высокое и значительное для существования. Просто так наслаждаться жизнью она не могла. Видела в этом что-то скотское…

Когда же Ареобинд наконец-то вернулся домой через два дня, она набросилась на него.

– Ты трус, трус! – кричала она, бегая за мужем по дворцу.

А тот старался скрыться от неё где-нибудь в укромном уголке какой-нибудь комнаты…

Утомившись бегать за мужем, она успокоилась, вспомнила Теодориха.

– И за что мне такое? – горько заплакала она.

После того дня она ещё долго негодовала на трусливого мужа. А затем, как умная женщина, она поняла, что та простушка, Ариадна, под стать ей простачок Анастасий переиграли народ, толпу.

И она поняла, что окончательно упустила возможность стать императрицей, и смирилась с этим.

Его, Юстина, срочно вызвал к себе Анастасий, послав гонца в палату экскувитов, которая была в двух шагах от апартаментов василевса.

Анастасий сразу же стал вводить его в курс дела:

– Хотя ты знаешь все события, связанные с Виталианом, но всё равно я уточню некоторые из них… Кратко!.. Всё началось из-за соперничества Ипатия и Виталиана… Ещё там, на войне с Персией… Затем они столкнулись в Нижней Мезии. Там Виталиан занимал положение комита федератов. Ипатий же был магистром армий Фракии. И он заподозрил Виталиана в чём-то тяжком против империи… И стал его травить. Сначала лишил его содержания по должности и, по-видимому, вообще сократил суммы, которые отпускались на содержание федератов в пределах Фракии. Это вызвало всеобщее неудовольствие в среде живших там варваров и толкнуло их к Виталиану, в ряды его сторонников. Виталиан же распустил слух о своём назначении магистром армии во Фракии и заставил чиновника финансового ведомства открыть ему доступ к казённым суммам, хранившимся в Одесо[53]. Таким образом, обеспеченный финансово, Виталиан стал свободен в действиях. Собранная им военная сила оказалась внушительной, доходила до пятидесяти тысяч человек. С ней он и двинулся на юг. А для прикрытия своего мятежа он распустил слух, что идёт на защиту православия от покушений монофизитов Анастасия… Не встречая сопротивления, он дошёл до самой столицы, расположился лагерем в Евдоме и подъезжал даже к Золотым воротам…

Его, Юстина, мало интересовали причины, которые побудили Виталиана выступить против василевса Анастасия. Но он знал, что в тот раз с Виталианом удалось договориться, выплатить все долги. И он ушёл обратно во Фракию.

И вот теперь он снова идёт на Константинополь. С большими силами. В составе его армии гунны из Паннонии. И он уже под столицей, занял предместье Сики, на том берегу Золотого Рога… Свою штаб-квартиру он устроил близ церкви Архангела Михаила. Его флот дошёл опять до Сосфения. Некоторые корабли закрыли выход в Понт Эвксинский…

– Но экипажи на кораблях у него неважные: готы и гунны!.. Плохие моряки! – сообщил Анастасий.

– Он рассчитывал и на сочувствие у исавров! – сказал Юстин. – Засылал к моим экскувитам лазутчиков. Но те отказали ему, остались верны присяге императору!

– Теперь перейдём к делу! – прервал его Анастасий. – Тебе придётся возглавить несколько кораблей эскадры! Командует императорским флотом адмирал Марин!.. И ты поступаешь в его подчинение!..

Заметив отстраняющий испуганный жест рукой Юстина, он категорически выпалил:

– Справишься!.. Не беспокойся!.. Иди принимай корабли! Виталиан с флотом на подходе к стенам Константинополя! Не теряй время!..

Юстину ничего не оставалось, как только подчиниться.

Подхватив меч и щит, – с ними он явился к василевсу, – он выбежал из его палаты. За ним выбежали его телохранители и близкие ему офицеры.

Вскоре он был уже на месте, где стояла императорская эскадра.

Первым делом он нашёл корабль адмирала Марина, поднялся на борт, представился ему.

– Юстин, ипостратег, глава экскувитов! От василевса Анастасия для борьбы с Виталианом!

Марин пожал ему руку, затем стал вводить в курс дела.

– Давай обсудим, как будем действовать против флота мятежников! Ты возьмешь командование над двумя кораблями. И при первой же встрече с кораблём противника постараешься либо взять его на абордаж, либо потопить!.. Твоя задача привлечь на себя побольше их кораблей, чтобы они напали на тебя всем скопом!.. В это время я подойду незаметно к ним, когда они увязнут в драке с тобой, и пущу в дело «греческий огонь»… Не попадись под него сам со своими кораблями, не то останутся только одни головешки! – пошутил адмирал.

Адмирал, молодо выглядевший, загорелый и подвижный, был типичным греком, со светлыми глазами, задорно блестевшими. Вся жизнь его была связана с морем. Он родился у моря, прожил всю жизнь рядом с ним и упокоится, наверное, тоже в море…

– Вот смотри, где ты встретишь их корабли! – развернул адмирал карту, на которой были нарисованы пролив Босфор, залив Золотой Рог и прилегающая к побережью Константинополя Пропонтида.

Он указал место встречи с кораблями Виталиана севернее Золотого Рога.

– Там дуют наиболее сильные ветры с Понта Эвксинского. Я же с флотилией пройду севернее, к скалистому мысу, скрытно встану там… Когда мятежники войдут в Босфор, я выйду оттуда и закрою им выход в Понт Эвксинский… Ты же будешь подходить к ним со стороны Пропонтиды…

– Так мы возьмём их в клещи! – рассмеялся Юстин.

– Да! – усмехнулся адмирал. – А теперь иди на свой корабль!

Простившись с адмиралом, Юстин вскоре был уже на одном из своих кораблей. Подняли паруса, гребцы взялись за вёсла, и с попутным ветром корабли вышли из гавани Феодосия, где они стояли на якорях, и пошли к Босфору. Там, как донесла разведка, в Босфор уже вошёл флот Виталиана… Да, вон и они: показались вдали корабли мятежников. Шли они под парусами, но странно, зигзагами, как неумелые подростки, дорвавшиеся впервые до большого дела.

– Слушай мой приказ! – крикнул он своим легионерам, толпившимся на палубе триеры. – Приготовиться к нападению на неприятеля!.. Корабли мятежников брать на абордаж! Выбивать команду, рубить снасти, топить сами корабли!..

Он проследил, как выстроились легионеры вдоль борта триеры с длинными абордажными шестами с крючьями на концах, чтобы хватать за снасти корабли противника.

Сам же он прошёл на корму, встал к рулевому штурвалу и направил свою триеру на идущий на них головной корабль мятежников.

По всему было заметно, что мятежники хотят потопить его, передовой корабль Юстина, вызвать этим панику, затем идти на абордаж другого… Но мятежники ещё не замечали, что позади них из засады вышли корабли эскадры под командованием Марина.

Смекнув это, Юстин заметил, что одна из галер Виталиана, не сбавляя хода, шла и шла на его триеру… Ещё, ещё!.. И вот он, миг удачи. В последний момент перед столкновением нос в нос Юстин резко вывернул рулевое колесо влево, затем так же резко крутанул вправо… И его триера прошила своим носовым шпилем вражеский корабль, а подводный нос триеры вонзился в бок вражеского корабля… Тот весь вздрогнул, триера Юстина потянула по инерции его за собой вперёд, в то же время сминая и топя…

С накренившейся палубы мятежного корабля всё, что там находилось, покатилось к борту, сметая с палубы людей… И корабль начал ложиться на бок, зачерпнул бортом воды, стал погружаться в морскую пучину.

Это, как успел заметить Юстин, действительно оказался флагманский корабль мятежников. Но тут на него пошли другие корабли Виталиана.

Юстин растерялся было, не соображая, чем же потопить этих… И когда к нему приблизился один из тех кораблей, он дал команду легионерам на обоих своих кораблях:

– На абордаж!..

Легионеры стали бросать верёвки с крючьями на снасти кораблей мятежников, подтянули их ближе, бросили мостки на борт, метнулись по ним на корабль мятежников… Там завязалась драка на мечах… Шум, звон мечей, скрежет кораблей, трущихся друг о друга… Гунны дерутся жёстко, не уступают…

Но тут подоспел Марин, пустил «греческий огонь» против кораблей мятежников. Они заполыхали и начали в страхе разбегаться в стороны… Все, кто был на борту, стали прыгать в море, спасаясь от бушующего на кораблях огня.

Юстин же развернул свои корабли и повёл их через бухту Золотой Рог на Сики, предместье которого было занято войсками Виталиана. На берегу и на судах, стоявших в бухте у причалов, поднялась паника.

Гунны бежали из Сики, бросая всё, что было награблено, бросали даже своих раненых и больных.

Юстин приказал своим офицерам и легионерам зачищать от мятежников крепость Сики и берега бухты Золотой Рог.

Адмирал Марин, заметив, как толково разделался Юстин с вражеским кораблём, вызвал панику на кораблях Виталина, просигналил ему со своего корабля, чтобы он отправлялся к василевсу и доложил ему результаты сражения.

Вытеснив мятежников с противоположного берега бухты Золотой Рог, Юстин так и сделал, как приказал адмирал: отправился во дворец.

Представ перед василевсом, он доложил ему, что они одержали полную победу.

Утром же донесли дозоры, что ночью из крепости Сики бежал и Виталиан. Вскоре стало известно, что он с остатками своей армии укрепился в Анхиале, во Фракии, на расстоянии шестидесяти миль от Константинополя.