Подготовка к наступлению на Сталинград

22 октября 1942 года Ватутин с адъютантом приехал на глухую железнодорожную станцию Филонорскую.

А 19 ноября Юго-Западный фронт, командующим которого был назначен Ватутин, уже перешел в историческое контрнаступление.

Следовательно, на подготовку фронта к великому контрнаступлению командующий имел менее месяца

Громадная ответственность лежала на Ватутине. Ему поручалось образовать на левом крыле своего фронта сильнейшую ударную группировку и, сомкнувшись с ударной группировкой Сталинградского фронта, окружить вражеские войска, штурмовавшие Сталинград.

Как известно, крупнейшая группировка гитлеровской армии находилась между Сталинградом и Ворошиловградом, и более 20 дивизий армии Паулюса, оснащенных мощной военной техникой, штурмовали Сталинград.

Гитлер уже хвалился в рейхстаге, что падение Сталинграда — дело нескольких дней. Он намеревался после взятия волжской твердыни двинуть свои войска на северо-восток, отрезать Москву от Волги, Урала, Кавказа До Волги противнику оставались уже не километры, а сотни метров, в некоторых местах он уже прорывался к берегу.

Опасность, нависшая над нашей Родиной, возросла.

Весь мир замер, ожидая, чем кончится битва, исход которой решал судьбу войны, судьбу человечества.

Ватутин видел все трудности, которые ему и его войскам надо было преодолеть, чтобы осуществить план наступления под Сталинградом

Он видел силу обороны противника. Хотя ее фланги прикрывались наименее стойкими частями, но оборона была построена на большую глубину, укреплена массой инженерных сооружений, насыщена мощными огневыми средствами.

Чтобы окружить противника у Сталинграда, необходимо было прорвать вражескую оборону.

Ватутин видел, что план окружения противника у Сталинграда предусматривает прорыв вражеской обороны северо-западнее и южнее Сталинграда силами трех фронтов. Не говоря о неудаче прорыва, задержка даже на одном из направлений позволяла противнику сосредоточить к участку прорыва свои резервы и сорвать операцию.

Требовалось прорвать оборону врага как можно быстрее.

Советский войскам предстояло соединиться в глубине расположения противника. Для этого северной группировке надо было пройти с боями 120–140, а южной — 100–120 километров. На этом пространстве среди бескрайных донских степей противник мог, оттянув часть своих сил из города и подведя резервы, задержать наступающие дивизии

Было ясно, что войскам Юго-Западного фронта придется форсировать в глубине расположения противника Дон и, если противнику удастся удержать за собой переправы, то форсирование превратится в затяжную кровопролитную операцию. Поэтому требовалось захватить переправы, не дав противнику опомниться

Быстро, в строжайшей тайне надо было сосредоточить на совершенно открытой местности, в степи, огромные массы войск, артиллерию, танковые и кавалерийские соединения.

Было опасение, что противник откажется от дальнейшего наступления в Сталинграде, перейдет на зиму к обороне, и тогда прорыв и окружение будут крайне затруднены

Необходимо было сосредоточиться и наступать, пока противник продолжает штурм города.

Ставка предупреждала, что, замкнув кольцо окружения, наши войска опять-таки могут оказаться в трудном положении, ибо противник сделает все для спасения окруженной группировки. Резервы гитлеровцев, особенно воздушные и танковые, могли подоспеть к Сталинграду через несколько суток с других фронтов, прибыть из Европы, — маневр стратегическими резервами совершается ныне быстро и на громадные расстояния, через страны и континенты.

Надо было не только окружить противника, но и принять меры против его попыток ударами извне и изнутри прорвать кольцо окружения

Советские войска у Сталинграда не имели к началу битвы общего перевеса сил над войсками противника, и поэтому требовалось быстро и тайно произвести перегруппировку войск, чтобы иметь подавляющий перевес в них на главном направлении. Для этого нужно было высокое искусство войск и штабов.

Ватутин вспоминал, что и в прошлом бывали окружения армий противника: Канны, Седан и другие, но никогда операции не совершались в столь сложной обстановке, при таких массах войск и техники.

Ватутин понимал, что военное искусство совершает на его глазах резкий и невиданный ранее скачок вперед, что современное военное искусство отныне обретает новые формы и новую суть и что подходить к этому надо с новой, не применявшейся никогда ранее меркой.

Привыкший мыслить широко, хорошо знакомый с уровнем военного искусства в армиях Германии и Японии, Ватутин понимал, что враги считают положение СССР проигранным. И действительно, стратегические задачи, вставшие перед Советской Армией, могли показаться наблюдателям, не постигшим сути советской военной науки, неразрешимыми.

Советские войска сражались один на один с армиями Гитлера и его сателлитов, опиравшимися на экономические силы всей Европы.

Стратегическая инициатива с начала лета находилась в руках гитлеровского командования. Войска противника достигли Волги и Кавказа, а Советская Армия вынуждена была за лето отступить на 500 километров на восток.

Необходимо было в ожесточеннейших боях остановить противниками удержать Сталинград, задержать противника и не пустить его в глубь Кавказа и к Бакинской нефти.

Главной целью гитлеровцев по-прежнему оставался захват Москвы. Гитлер хотел заставить советское командование снять для спасения Кавказа и Баку свои войска с московского направления. Он рассчитывал, отрезав Москву с юго-востока и востока, обрушиться на нее и с запада.

В то же время нам нельзя было снимать ни одной дивизии с Дальнего Востока, где давно уже сосредоточили свои войска японские империалисты. Нельзя было снять ни одного самолета и с аэродромов Закавказья, ибо турки только и ждали падения Сталинграда, чтобы остервенело ринуться на СССР.

И в то же время, хотя промышленность Урала и Сибири уже набрала темпы, громадный экономический потенциал Украины, части Поволжья, Дона, Кубани все-таки был потерян, знаменитые заводы Харькова и Сталинграда находились на востоке. Нефть из Баку приходилось везти кружными путями.

Решая эти задачи, Верховное Главнокомандование Советской Армии поставило новую стратегическую цель, осуществление которой должно было обеспечить успех всех других: окружить и уничтожить противника у Сталинграда, перейти в общее сокрушительное контрнаступление.

Анализируя положение, Ватутин вновь убеждался, что он будет действовать, опираясь на советскую военную науку, понимал, что все условия для успешного решения оперативно-стратегических задач, вставших перед Юго-Западным фронтом, а также перед Донским и Сталинградским фронтами, которые должны были участвовать в разгроме противника у Сталинграда, созданы народом.

Ватутин знал, что могучие резервы, которые он сейчас получает, подготовлены Государственным Комитетом Обороны.

Советские люди в тягчайших условиях войны сумели ликвидировать временное преимущество противника в танках и авиации, дать своей армии необходимую боевую технику.

На основе новых производственных возможностей социалистической промышленности были созданы новые войсковые соединения, организация которых была приспособлена к осуществлению новых задач величайшего наступления.

Ставкой были даны указания об оперативно-тактическом применении новых соединений

Были разработаны принципы оперативного и тактического применения артиллерийских, танковых, авиационных, стрелковых масс в наступлении.

Эти соединения поступали теперь в распоряжение Ватутина.

Ватутин увидел, что в плане наступления отражено глубокое органическое единство теории и практики, полное соответствие великих идей и конкретных решений.

План победы под Сталинградом, разработанный в Ставке по указаниям Верховного Главнокомандующего И. В. Сталина, определял самые уязвимые места противника, указывал направление главного удара, определял момент контрнаступления, когда противник был скован и уже истощен, предусматривал действия трех фронтов — Юго-Западного, Донского, Сталинградского. Сила ударов этих фронтов умножалась тем, что они, идя к одной цели, действовали с разных направлений. План определял наиболее решительные формы контрнаступления — удар по тылам и окружение, что вынуждало противника драться с перевернутым фронтом (атаковать в сторону фронта и в сторону своего тыла) в невыгодных условиях. Планом предусматривался подход в процессе наступления новых мощных резервов, способных обеспечить и развить успех, и указывались наиболее важные пункты, где должна была решаться судьба операции.

План Ставки, материальные средства, мобилизованные Государственным Комитетом Обороны, открывали Ватутину безграничные возможности. Подчиненные ему воины, одаренные, храбрые, организованные, преданные Родине, воспитанные Коммунистической партией, были готовы реализовать эти возможности, совершить чудеса.

Единство стратегии, оперативного искусства, тактики, соответствие идей, материальных средств, усилий людей должны были восторжествовать и под Сталинградом.

Но это не означало, что реальные возможности победы уменьшают его, Ватутина, ответственность. Напротив, эта ответственность вырастала неимоверно. Надо было оправдать доверие и надежды народа, совершавшего титанические усилия во имя победы, доверие партии и надежды солдат.

С первого дня приезда на Юго-Западный фронт Ватутин стал формировать штаб. Это было особенно трудно потому, что штабные командиры только прибывали, причем из разных штабов, способности каждого командира были еще не известны, и люди еще не сработались.

Трудности усугублялись тем, что штаб фронта, кроме его начальника, некоторое время не должен был знать цели и плана предстоящей операции. В то же время без надежного руководства штаба массы прибывающих войск, потоки техники и боепитания, особенно при недостатке дорог, могли застопорить собственное движение, и тогда вместе четкого сосредоточения ударной группировки произошло бы вавилонское столпотворение.

Большой опыт штабной службы позволил Ватутину сочетать роль командующего фронтом с ролью руководителя штаба. Это сочетание было характерным для всей деятельности Ватутина и в дальнейшем, на других фронтах.

Создавая штаб, формируя ударную группировку своих войск, Ватутин одновременно глубоко и всесторонне изучал положение противника. Он оценивал возможность появления его стратегических резервов и состояние оперативных резервов перед Юго-Западным фронтом. Тщательно изучал тактическое положение противника, сам ходил по траншеям, проползал через простреливаемое пространство до самого переднего края, лично изучал оборону противника, искал ответа на вопрос, что ждет его войска с первого же часа наступления, где истинный передний край противника, как его атаковать. Ошибка в выборе рубежа атаки могла привести к тому, что снаряды во время артиллерийской подготовки обрушатся на пустое место, а наша пехота, поднявшись в атаку, нарвется на уцелевшую огневую систему противника.

Недостаточно сказать, что Ватутин изучал обстановку. Он врастал в нее и чувствовал себя как бы органически с ней связанным. Малейшая передвижка любой дивизии противника или прибытие на фронт новой, своей, советской дивизии молниеносно вызывали в Ватутине соответствующее ощущение возможного развития обстановки, того, что это повлечет за собой для Юго-Западного фронта и что потребует от него как от командующего фронтом.

Глубоко понимая обстановку, Ватутин творчески оценивал стоявшие перед ним задачи.

* * *

Непрерывно шли из глубины страны на Юго-Западный фронт направляемые Ставкой корпуса и дивизии.

Они поднимались в лагерях по боевой тревоге и, погрузившись, мчались эшелонами к Дону.

Даже самые осведомленные штабные работники не знали цели передвижения. Ориентируясь по станциям, мимо которых без остановки проносились поезда, солдаты определяли направление — к Дону. Но куда именно, зачем, никто не догадывался. Подходили к дальним прифронтовым станциям ночью, ночами совершали марши и ночью же переходили на плацдармы, маскировались, исчезали в земле. Труднее всего было укрыть танки и кавалерию, скрыть подвоз по открытой степи фуража, но и это удалось войскам.

Ежедневно по несколько раз, как по расписанию, появлялись воздушные разведчики противника, и каждый раз у Ватутина сжималось сердце при мысли, что враг может разглядеть сосредоточение войск, разгадать замысел советского командования.

В непроницаемой тайне сосредоточились массы войск и боевой техники.

В те дни заморозки чередовались с ненастьем, днем под дождями мокли, набухали солдатские шинели, а ночью покрывались ледяной корой. Вскоре бойцы, ходившие к Дону за водой, заметили, что ледостав парализовал движенье лодок, понтонов. Связь плацдармов с северным берегом Дона прервалась.

Бывая среди солдат, Ватутин видел, что бойцы понимают, как из-за отсутствия мостов на Дону возросла опасность для соединений, находившихся на плацдармах.

С глубокой благодарностью думал в те дни командующий фронтом о солдатах, сержантах, командирах рот и батальонов, которые своей организованностью и дисциплиной обеспечили сохранение величайшей тайны сосредоточения.

Здесь возникало то невозможное в любой другой армии явление, когда существует органическая взаимосвязь командующего фронтом, солдата и офицера самого низового армейского звена.

Ответственейшая проблема фронтового сосредоточения, от которого зависело определяющее начало битвы, решалась Ватутиным всей силой его дарования, опыта, образования. Одновременно с ним проблему решали и солдат, и командир роты, и командир батальона, соблюдавшие дисциплину, полную маскировку, проявлявшие сноровку и организованность.

Ватутин подолгу беседовал с солдатами и офицерами.

Бойцы и командиры к этому времени усвоили непреложное требование обороны: ни шагу назад! Они освоили тактику обороны, но теперь их надо было поднять на невиданное наступление, и все зависело от того, насколько войска к этому готовы.

Не говоря им ни слова о наступлении, касаясь только обороны, командующий фронтом искал ответа на волновавший его вопрос, как будут они действовать, когда получат приказ наступать.

В ротах Ватутин проверял, как одет и обут солдат, получает ли во-время газеты, знает ли о событиях, которыми живет не только рота, но и вся армия, вся страна.

В ротах работали партийные организации, и командующий фронтом хотел услышать от коммунистов их правдивое слово о состоянии подразделений.

Он интересовался питанием солдата, получает ли он табак, курительную бумагу или ищет на цыгарки газету.

Тут же продумывал Ватутин, когда накормить солдат горячей пищей так, чтобы они спокойно поели, перед боем отдохнули и не тратили понапрасну времени в томительном ожидании атаки.

Давнее требование Суворова «не удручать солдата медлениями», предъявленное великим русским полководцем начальникам колонн, штурмовавших Измаил, предъявлял Ватутин подчиненным ему начальникам.

Ватутин подолгу беседовал с солдатами потому, что солдат выносит все тяготы войны и решает победу.

Командующий хорошо знал силу боевой техники, знал силу артиллерии, авиации, сокрушающую мощные укрепления, силу танков, способных уничтожить все живое на переднем крае обороны врага, так деморализовать, прижать к земле его уцелевших солдат в глубине, что наша атакующая пехота получает возможность стремительно итти в атаку во весь рост, не пригибаясь, не падая, от перебежки к перебежке.

Но опыт показывал, что бывают наступления, когда все средства уничтожения обрушены на врага, а очаги его обороны уцелели, и добивать врага в ближнем, порой рукопашном бою, отвоевывая траншею за траншеей, надо нашему пехотинцу.

И если нет успеха пехоты, если нет успеха рот, батальонов, если они залегли, не захватив траншей тактической полосы, если нет тактического успеха, — нет и оперативного, нет и стратегического.

Советский солдат и генерал вместе решали успех войны, и потому так внимательно, душевно беседовал Ватутин с солдатами в траншее на переднем крае.

С большим вниманием и теплотой относился Ватутин к командирам рот, от руководства которых зависят действия солдат.

Это они — командиры рот — должны первыми скомандовать «Вперед!» и подняться из траншей навстречу врагу. За ними поднимутся солдаты, и с той минуты все, от командиров батальонов до представителя Ставки, будут напряженно следить за продвижением рот.

В планах наступления штаба фронта и штабов дивизий будут указаны рубежи, по достижении которых артиллерия перенесет огонь дальше, будут расписаны все сигналы по радио, телефону и ракетами, но все же он, командир роты, достигнув с солдатами указанного рубежа, оглянувшись, не отстал ли, жив ли сопровождающий его солдат с ракетницей, прикажет ему или сам выпустит в небо над полем битвы сверкающую ракету, которая явится сигналом для командира батальона, командира полка, дивизии, армии, для фронтовой артиллерии и для командующего фронтом.

В тех же планах предусмотрено, как по достижении определенного рубежа пехота поднимется за танками в атаку. Вместе с тем в первые же минуты битвы появится столько новых факторов, что, несмотря на точность плана, от командира роты будет зависеть очень многое. И пехота может оказаться задержанной, а танки прорвутся раньше времени вперед, и, наоборот, танки могут застрять на минных полях, а вперед вырвется пехота. И если даже все будет идти по плану, то и тогда командир роты должен решать, за какими танками поднять солдат.

Он же, командир роты, должен решить, идти ли ему вслед за танками безостановочно или эти танки имеют задачу двигаться в глубь обороны на десятки километров, а пехотинец должен здесь, в тактической зоне обороны, закрепить их успех.

Наступит также момент, когда атакующая пехота ворвется в траншеи и блиндажи противника, проникнет в глубину его тактической обороны и совершенно исчезнет из поля зрения командующего фронтом.

Очень трудно бывает в эти часы командирам рот. Роты несут потери, прерывается связь со штабами, противник бросается в контратаки, оказывается на флангах и в тылу, и командир роты сам принимает решение, как ему действовать в новой обстановке, сам сражается в ближнем бою, лично руководит солдатами.

В этот период роль командиров рот еще более возрастет. Командиры рот первыми ступят на территорию, занятую врагом, увидят его лицом к лицу и в самом пекле боя должны будут определить силы врага, оценить обстановку, сообщить о ней командирам батальонов, которые доложат по инстанциям дальше.

С не меньшим вниманием всматривался командующий фронтом в лица командиров батальонов, слушал их доклады, их ответы на его вопросы, их суждения. Они были организаторами боя низовых подразделений его фронта, близко видели поле боя, но видели его с наблюдательных пунктов шире, чём командиры рот, и, тесно связанные с командирами полков, шире оценивали обстановку.

И Ватутин видел, что когда кончится долгий, всегда очень тяжелый первый день прорыва обороны и приблизится ночь, от командиров рот и батальонов будет зависеть, найдут ли они в себе, в своих подразделениях силы, чтобы продолжать наступление, а если остановятся, то на каком рубеже.

Вместе с командирами полков, батальонов, рот Ватутин оценивал местность на участке прорыва, определял истинный передний край обороны противника, изучал каждую складку и каждую высоту. Командующий предупреждал, что командир, который не знает участка прорыва, где каждая мелочь имеет значение, может всегда столкнуться с неожиданностями, потерпеть неудачу.

У командиров рот, батальонов, полков, которые на этой местности день за днем наблюдают и изучают поведение противника, Ватутин черпал массу ценных сведений, находил ответы на важнейшие вопросы прорыва обороны. И тут же, у переднего края, в боевых порядках беседовал Ватутин с командирами полков и дивизий, спрашивал, как они понимают свою задачу, интересовался их оценками местности и противника, выяснял их готовность организовать наступление своих батальонов. Здесь Ватутин конкретно представлял себе, как он должен будет в решающие минуты поддержать свои передовые войска, помочь им отразить контратаки противника.

Во имя большой стратегической цели шел командующий фронтом к переднему краю, старался все предусмотреть и никогда не жалел затраченных на это сил и времени, а выслушав в разных подразделениях мнения командиров и солдат, узнав их настроение, думал над тем, как обеспечить их действия всеми силами боевой техники и прежде всего силами артиллерии.

Туда, на артиллерийские наблюдательные пункты, к планшетам с нанесенными на них целями, обращался Ватутин.

Он с пристрастием выспрашивал артиллерийских начальников, верно ли они засекли огневые точки противника, понимают ли всю глубину своей ответственности в наступлении.

Ватутин планировал и проверял подготовку артиллерии не вообще, а конкретно и детально на местности, так, чтобы ни одна огневая точка противника не осталась вне удара наших батарей.

Ватутин также планировал действия своей авиации, которая должна была обрушиться на тактическую полосу обороны противника, вместе с артиллерией довершить уничтожение обороны и после этого сопровождать наши танки и пехоту.

Танкистам, непосредственно поддерживавшим пехоту, приказывалось прокладывать ей путь, подавлять огневые точки, еще уцелевшие после ударов артиллерии и авиации.

От саперов Ватутин требовал, чтобы они расчищали пехоте и танкам пути в минных полях.

Ватутин не только планировал действия каждого рода войск на поле боя, но и создавал взаимодействие их. Он организовывал операции, в которых объединение усилий всех родов войск вело к победе.

Но не только сам прорыв был важен — крайне важен был темп, в котором он будет совершен.

При замедленном темпе прорыва резервы противника успеют подойти к образующейся бреши и прочно ее закроют. Прорыв, произведенный быстро, в первые часы наступления, дает возможность ввести через брешь, образовавшуюся в тактической полосе обороны, могучие танковые соединения, направить их в глубину, и тогда становятся достижимыми цели, ради которых осуществляется операция.

Ватутин видел предстоящую операцию — от боя за первую траншею до решающего момента, когда сомкнутся ударные группировки Юго-Западного и Сталинградского фронтов, и понимал, что ведущую роль должны сыграть танковые соединения. Вводу танковых соединений в прорыв, их действиям в оперативной глубине противника он уделял особенное внимание. Именно они должны были соединиться у города Калач и хутора Советский, сомкнуть усилия фронтов, окружить противника у Сталинграда.

Впервые в Отечественной войне танковые соединения на такой местности шли в столь сложную операцию и наносили удары на такую большую глубину.

Ватутин обязан был обеспечить танковым соединениям все условия для наиболее полного раскрытия их огромных возможностей, заложенных в самой технической природе советского танка, в организации танковых соединений.

При этом, обеспечив танкистам возможность проявить решительность и дерзание, дать небывалый темп, нанести удар на невиданную глубину, Ватутин должен был прочно прикрыть и обезопасить их действия.

Командующему фронтом предстояло ввести вслед за танковыми соединениями артиллерию и стрелковые дивизии, причем с такой быстротой, чтобы они могли в любой момент операции подоспеть на помощь танковым соединениям, помочь им преодолеть новые препятствия, встретившиеся на пути, прикрыть танкистов от ударов с флангов и с тыла и закрепить их успех.

А это было трудно еще и потому, что у танковых войск, артиллерии, кавалерии и пехоты разные темпы движения, разные условия борьбы.

Снова план, организация, синхронность действий требовали усилий ума командующего фронтом.

* * *

Так из штаба фронта Ватутин доходил до стрелковых рот и от них шел к взаимодействию родов войск, вызывал пехотных, танковых, авиационных, артиллерийских начальников, командующих соединениями. Они сходились вместе к переднему краю и, наблюдая позиции врага, планируя каждый свои действия, добивались полного взаимопонимания.

Это были опытнейшие командиры, уже испытанные в боях Великой Отечественной войны, генералы единой школы и единых теоретических взглядов на применение войск.

Но генерал Чистяков, войска которого взламывали оборону противника, генералы Кузнецов и Лелюшенхо, чьи войска разворачивали брешь и обеспечивали действия главных сил фронта, генерал Романенко, руководивший наиболее мощной ударной группировкой, которая должна была сокрушить противника в глубине и замкнуть кольцо окружения, генералы-танкисты Родин, Бутков, Кравченко были люди разных характеров, разных темпераментов, и это всегда учитывал Ватутин, живший мыслями, заботами каждого из них.

Ватутин регулярно докладывал представителю Ставки генерал-полковнику Василевскому о подготовке операции, получал от него указания.

Под руководством представителя Ставки командующий Юго-Западным фронтом установил тесный контакт с командующим Донским фронтом генерал-лейтенантом Рокоссовским и командующим Сталинградским фронтом генерал-полковником Еременко. Командующие разработали детальный план взаимодействия фронтов — по дням, по часам, по объектам удара на местности, и это единство действий всех войск, сражавшихся у Сталинграда, сохранившееся до конца операции, обеспечило победу.

* * *

Итак, все было согласовано и уточнено. Главные группировки фронтов были выведены на плацдармы, где войска сжались до отказа, чтобы, подобно мощной пружине, раздавшись, ударить всесокрушающей силой по врагу.

Противник так и не разгадал замысла советского командования. Он не мог этого сделать потому, что сосредоточение и изготовка войск совершались в глубокой тайне, потому что подготовка велась сразу тремя фронтами на протяжении 300–400 километров, и фашистские самолеты, даже заметив что-нибудь подозрительное, не могли понять, что именно происходит на таком пространстве. А главное, гитлеровское командование не допускало возможности, что Советская Армия после тяжелых летних и осенних боев в состоянии перейти в решительное контрнаступление. Гитлеровскому командованию по-прежнему не дано было понять ни советского военного искусства, ни возможностей советских войск.

С напряжением всех душевных сил ждал командующий фронтом Ватутин дня наступления.

Он был уверен в победе. Он знал, что все сделано для достижения победы, и все же для командующего фронтом, как и для каждого командира, которому поручено вести войска в сражение, ночь перед сражением — очень f рудная ночь.

Советский полководец в эту ночь был не один. Он всегда чувствовал руководство и помощь Ставки, он был вооружен планом, утвержденным Ставкой, который являлся плодом усилий лучших умов Советской Армии. Он получал указания И. В. Сталина. На Юго-Западный фронт приезжали представители Ставки товарищи Жуков, Василевский, Воронов, координировавшие действия фронтов. Они помогали Ватутину.

И все же огромная ответственность лежала на командующем фронтом и прежде всего на нем.

После того как дана директива Ставки, многое зависит от командующего фронтом — организатора победы на поле сражения.

Ему, Ватутину, были даны силы и средства, и теперь от командующего фронтом зависело, как использовать эти силы и средства, как одолеть все трудности, которые неизбежно возникнут на пути к победе; одоление этих ежечасно возникающих трудностей и составляет важнейшую часть полководческого искусства.

Если ему, наступающему, принадлежала инициатива начала действий, то далее, в ходе борьбы, он, вступая в единоборство с командующим войсками вражеской стороны, должен был сохранить за собой эту инициативу и побеждать ежечасно, ежедневно в различнейших ситуациях, которые все вновь и вновь возникали.

Силою ума и воображения, мобилизуя весь свой опыт и знания, старался проникнуть Ватутин в грядущий день и представить себе, как развернутся события.

В ту ночь Ватутина снова вызвала к телеграфному аппарату Москва.

Он привык, что в ответ на его доклад — «у аппарата Ватутин» — на ленте появлялись фамилии ответственных работников Генерального Штаба.

На этот раз на ленте появлялись одно за другим имена членов Политбюро, руководителей партии и правительства.

Ватутина спрашивали о готовности к наступлению, всем ли он обеспечен для развития успеха, в чем еще нуждается Юго-Западный фронт.

С огромным волнением и чувством благодарности, стоя у аппарата, докладывал Ватутин руководителям партии и правительства, что Юго-Западный фронт в наступлении выполнит приказ Верховного Главнокомандования, приказ страны, что в ответ на заботу ЦК и Советского правительства воины фронта удесятерят усилия и принесут народу победу.

Загрузка...