Вдохновенные бродяги

VIII

Итальянский корабль, шедший в Генуа, в январе 1784 года был захвачен в плен «тунизскими разбойниками или мисирскими турками, живущими в Африке». Баранщиков сделался рабом разбойников, которые без всяких разговоров «обрезали его в магометанскую веру». Было или нет на это собственное согласие Баранщикова, он умалчивает, но известно, что магометане никакого человека без согласия его не обрезывают. Омусульманив Баранщикова, дали ему имя Ислям, а потом стали его клеймить наново, и клеймили его «солнцем» на правой руке и отдали корабельному капитану Магомету. Магомет его полюбил и отвез его в Вифлеем и там «сделал своим кофешенком», т. е. заставил его варить кофе. Баранщиков жил у Магомета год и восемь месяцев, и житье ему было не худое, но он очень наскучил своею должностью кофешенка, потому что ему каждый день приходилось варить кофе раз до пятнадцати. Это ему очень надоело. Кроме приготовления кофе, Баранщиков имел только одно развлечение: он развеселял и смешил четырех Магометовых жен, которым тоже было довольно скучно. Баранщиков развлекал их «скасками» о перенесенных им несчастиях и о своей русской жене и о детях, оставленных в Нижнем-Новгороде. Турецкие дамы очень всем интересовались и стали с Баранщиковым «откровенны и жалостливы», а он, «приметя их слабость», придумывал, как бы еще усерднее их утешать, и затеял показывать им смешное и по их пониманию «чудное», т. е. сверхъестественное дело, которого никто, кроме русского человека, сделать не мог бы.

Это касалось невероятности аппетита и еще более невероятной силы и крепости желудка.

Однажды, «во небытность Магомета» дома, Баранщиков, оставшийся один при четырех турецких дамах, «насыпал целый глиняный» горшок сарацинским пшеном и, сварив из этого кашу, положил в нее тюленьего жиру, отчего «каша разопрела и горшок треснул». Смотревшие на все это турецкие дамы ужаснулись, чту это такое состряпано и куда оно годно теперь, после порчи каши отвратительным тюленьим жиром. Тогда Баранщиков, видя их смешной ужас и непонятливость, сказал им: «вот посмотрите, сударыни, как я по-российски стану кушать кашу!» И он преблагополучно съел весь горшок и встал будто голоден.

Турецкие дамы глазам своим не хотели верить, что «Москов все это съел», и как только муж их возвратился, они все к нему подлетели и наперерыв друг перед дружкою спешили рассказать о каше с тюленьим жиром, от которой горшок лопнул, а брюхо Бараншикова осталось в целости.

Магомет не поверил женам, будто человек может съесть такое количество каши с тюленьим жиром и, призвав Бараншикова, стал его допрашивать по-турецки: «Ислям Баша! нероды чок Екмель?» то есть: «как ты кашу ел? Если горшок треснул – отчего твое брюхо не треснуло?» А Баранщиков весело отвечал паше: что это неважно, а что он еще два горшка съест. Магомет совсем изумился и сказал: «Ну, россияне! Вот так народ! Недаром они сожгли в Чесме турецкий флот, разбили корабли и умертвили храбрых турецких витязей! Но скажи, пожалуйста, – отчего вы такие сильные?» На такое любопытство Магомета Баранщиков отвечал «хорошую ложь» (sic). Он сказал так:

«– Наши солдаты презирают смерть: у нас есть трава, растущая в болотах, и когда наш янычар (т. е. солдат) идет на войну, лишь бы только ее укусил, то не подумайте, чтобы один человек не напустил на двести ваших турок, т. е. ики Юс Адам (sic). Так и я такой же, меня не подумай удержать; я тебе служу год и два месяца, а ты, Магомет, должен, по повелению великого нашего пророка Магомета, через семь лет отпустить меня на свободу и дать мне награждение, и тогда я куда хочу, туда и пойду» (стр. 21–23).

«Совесть Магомета изобличила», и он сделал Баранщикова «на некоторое время счастливым». Содержал его вроде домашнего артиста и начал часто приглашать к себе гостей, заставляя Баракщикова приготовлять и есть при них разопрелую кашу с тюленьим жиром, а потом рассказывать при всех «хорошую ложь», т. е. хвастать про ту траву, растущую в болотах, вкусивши которой, русские становятся неодолимо мощны. Гости с постоянным удивлением смотрели на обжорство Баранщикова, а потом, когда слушали его хвастовство, то качали головами и давали ему «понемножечку денег». Баранщиков же думал, что теперь он уж стал настоящая «душа общества» и не ждал конца этому приятному положению.