Вдова его величества

Глава 10

Катарина подумывала сказаться больной и запереться в собственных покоях, но, глянув на себя в зеркало, усмехнулась. И получится, что она сменила одну тюрьму на другую? Просто куда менее роскошную? Нет уж.

Это ее дом. И она не позволит каким-то совершенно посторонним людям вести себя так, будто бы они в нем хозяева. Этого еще не хватало.

Она потерла зудящие запястья – дом постепенно наполнялся силой, оживая, но этот вполне естественный процесс беспокоил скрытые плетения.

Надо потерпеть.

Катарина открыла шкатулку. Пара браслетов из белого золота, украшенных жемчугом и эмалью. Рисунок простой, но она сама наносила его, когда еще верила, что королеве позволено заниматься чем-то и вправду стоящим.

Металл коснулся кожи, успокаивая зуд. Вот так.

Платье, пожалуй, темно-лиловое, почти черное, напоминающее всем о трауре. И волосы зачесать гладко, убрав под черный бархатный чепец. Полупрозрачная вуаль упала на лицо, отделяя Катарину от мира. Впрочем, ненадолго, ибо вуаль Катарина откинула назад, закрепив парой жемчужных шпилек. Стоило бы горничной обзавестись, но сама мысль, что чьи-то руки вновь будут прикасаться к телу Катарины, к коже ее, к волосам, вызывала нервную дрожь.

Нет, она научилась управляться сама, и выходило неплохо.

Пудра? Нет.

И помадой пользоваться Катарина не станет. Бледна? Пускай. Пусть считают, что она, Катарина, не совсем здорова. Здоровье в принципе донельзя удобный предлог.

– Правильно, лапонька, – Джио наблюдала за этими приготовлениями, не пытаясь помочь, за что Катарина была несказанно ей благодарна. – И голову выше. Выживем. Потерпи немножко. Браслетик не сняла?

Катарина подняла руку. Пусть нить с нанизанными на нее камнями несколько выбивалась из общего образа, но с ней Катарина чувствовала себя спокойней.

Сама Джио сменила одно темно-красное платье на другое, отличное от первого разве что более темным, в черноту, оттенком. И ожерелье из огненных опалов лишь подчеркивало что темный отлив ткани, что белизну кожи. В полумраке Джио казалась куда более молодой.

И красивой?

Не в обычном смысле этого слова. Все же лицо ее было слишком узко и длинно, черты – неподобающе резки. Такие простительно иметь мужчинам. Но вот… клювастый нос. Резкие скулы. Темные глаза, которые и без подводки казались огромными…

При дворе у Джио имелось множество поклонников, до которых она порой снисходила.

А здесь? Здесь, как подозревала Катарина, мьесс не оценят.

Обеденную залу привели в порядок. Почти. Во всяком случае, паутина с потолка не свисала, пыль исчезла, как и отсыревшие старые портьеры, и теперь солнце, пробиваясь сквозь окна, оживляло витражи.

А они были чудесными.

Вот дракон.

И горы.

Море. Корабль с парусами, которые пылают золотом. Далекий берег. И печальная дева на этом берегу. За ее спиной виднеется огромное древо, ветви которого расстилаются по-над головой девы, и над морем, и над кораблем, будто сами держат небосвод. А где-то дальше, на самом горизонте, обожженные солнцем, плывут корабли с клювастыми головами. И видится в них что-то донельзя зловещее.

Катарина поневоле залюбовалась. И пропустила появление тетушки.

– Ах, дорогая, я так рада, что тебе стало лучше… – тетушка Лу облачилась в золотую парчу, которая, может, была бы уместна при дворе, но не на семейном ужине. – Мальчики сказали, что ты приболела, и меня это очень огорчило… очень…

Перстни и кольца.

Ожерелье на шее. Тяжелые серьги, почти достающие до покатых плеч. И кружево огромного воротника. Такие были в моде лет пять тому. Или десять даже? Господи, как давно… целая вечность, а Катарина помнит собственный воротник из тяжелого кружева, которое укрепляли железными спицами, а уже их ставили на ворот платья. И она жутко боялась, что ворот не выдержит, что спицы упадут и кружево – подарок жениха – порвется. Тогда бы отец разозлился и сказал, что Катарина слишком беспечна. Небрежна.

Она судорожно выдохнула и стиснула кулаки.

– Да, мне лучше, – Катарина слегка склонила голову. – Мы ждем гостей?

– Гостей? Милая моя, какие гости в этой глуши. Не представляю, как этот дом вообще уцелел…

Чудом, не иначе. И принадлежал он, как Катарина теперь знала, бабке той, другой Катарины, которая единственная из семьи не отказалась от беглянки. И дом вот оставила. И прилегающие земли.

– Если хочешь знать… – знать Катарина не хотела, но тетушка Лу, потеснив Джио, взяла Катарину под руку, – молодой красивой женщине здесь совершенно нечего делать. Ты должна выезжать в свет. Для начала отправиться к нам. Мой Гарольд будет рад. Он сам говорил, что не стоит бросать бедное дитя в столь сложное для него время. Мы можем отправиться уже завтра. Я займусь твоим гардеробом, представим тебя свету, сперва, конечно…

– Витражи красивые, – Катарине надоело это слушать.

– Что? – на щеках тетушки Лу сияли золотые блестки.

– Витражи здесь красивые. Не знаете, кто их делал?

– Понятия не имею. Какая разница?

– Действительно… их ведь давно ставили. И тот, кто делал, давно умер. Жаль. Чудесная работа.

Катарина высвободила руку и, оглянувшись на Джио, направилась к столу. Она заняла место во главе его, вздохнула и поинтересовалась:

– Ужин подадут?

– Мальчики еще не вернулись.

– Это их проблемы. Джио…

– Конечно, дорогая, – Джио хлопнула в ладоши, и огненные камни засияли чуть раньше.

– Это не очень вежливо, – тетушка Лу устроилась по левую руку Катарины.

– Не очень вежливо заставлять себя ждать, – Катарина расправила салфетку. – Я привыкла, что ужин подают в семь. Если в вашем доме иные порядки…

Ответом были поджатые губы.

– …то мне жаль, но вам придется привыкнуть к нынешним.

– Деточка, послушай доброго совета, – тетушка Лу тщательно разглаживала полотняную салфетку. – Женщине следует проявлять большую гибкость, большее понимание… к мужским слабостям.

– Я уверена, – Катарина чуть склонила голову, – что жены моих дорогих кузенов с удовольствием примут от вас советы. И помощь. И проявят должное понимание… к мужским слабостям.

Ужин все-таки подали, и пусть был он далеко не столь роскошен, как во дворце, но Катарина почти наслаждалась тишиной и возможностью просто есть.

Есть и не думать о том, как она выглядит со стороны.

Прилично ли брать второй кусок мяса. И отказаться от рыбы, которая сегодня чересчур остра. Не давиться вареной фасолью, ибо целители решили, что именно фасоли не хватает, чтобы Катарина наконец исполнила свой долг перед королем и государством.

Фасоль с тех пор она ненавидела.

– И все-таки, девонька, – тетушка Лу то ли не умела обижаться долго, то ли обладала теми удивительными способностями к притворству, которых самой Катарине не хватало, но она улыбнулась и погрозила вилкой. – Я не представляю, как ты собираешься жить здесь… одна…

– Я не одна, – Катарина разрезала мясо, приказав себе всецело сосредоточиться на процессе. – Со мной мьесс Джио.

– Ужасная женщина.

– Почему?

– Она магиня!

Джио хмыкнула.

– Это неприлично… женщина не должна вот так явно выставлять свои способности!

– Почему? – Катарине удалось изобразить улыбку.

– Что подумают мужчины?

– А какая разница, что подумают мужчины?! – ей было действительно интересно.

И тетушка Лу раздраженно смяла салфетку:

– Я не знаю, о чем думала моя сестра. Ей следовало бы выписать приличную гувернантку, которая бы объяснила тебе эти элементарные вещи…

– Мне жаль, – Катарина с трудом сдержала улыбку. – Но в колониях не так просто найти приличную гувернантку…

– Я вижу. Но она могла отправить тебя сюда! Я бы позаботилась о твоем воспитании, а теперь… девочка, женщина не может быть в чем-то лучше мужчины! Женщина создана Господом, чтобы быть надежной опорой, и только. Ее главная задача – семья, а все остальное… это пустая трата сил. Вот зачем женщине магия?

– А если даром наделил Господь?

– Он сделал это, чтобы женщина могла передать дар детям, и только!

– Он сам вам сказал?

– Катарина!

– Что? Мне просто интересно. У нас в колониях люди как-то не рискуют говорить, что в полной мере постигли замысел Господень. И мне подумалось, что здесь все должно быть иначе, – сдерживать улыбку становилось все сложнее.

А тетушка Лу раздраженно отбросила салфетку. Она явно разрывалась между желанием немедля уйти, демонстрируя свою обиду, и подозрением, что никому-то здесь до этой обиды не будет дела.

– Тебе следует найти приличную компаньонку, – наконец произнесла она. – Зачем тебе мьесс?

– Защищать.

– От кого?!

– Мало ли, – Катарина пожала плечами. – Вы же сами сказали, что здесь глушь неимоверная, вдруг да разбойники водятся?

– Разбойники? Что, вправду? – от дверей раздался веселый голос. – Матушка, а ты молчала!

– Кевин! – в голосе тетушки Лу послышался легкий упрек. – Нет здесь никаких разбойников. У нас приличная страна, все разбойники повешены.

– Совсем все? – уточнила Катарина. – Совсем-совсем?

А Кевин к ужину приоделся. И не только приоделся. Он словно сиял изнутри, и это сияние завораживало настолько, что Катарина моргнула, силясь избавиться от наваждения. А потом нащупала под столом браслет и сжала нужный камень.

Ее пытаются приворожить? Это незаконно!

С другой стороны, если никто не узнает… она посмотрела на Джио, а та кивнула. Тоже чувствует?

– Понимаете, – Катарина захлопала ресницами, – у нас в колониях разбойники – это серьезная проблема. Только одних повесишь, так другие появляются. И папенька, помнится, говорил, что сделать с этим ничего нельзя, что необходимо проявлять осторожность.

К слову, отец и вправду такое говорил, пусть и не Катарине. А еще добавлял, что одной осторожности недостаточно, нужно больше войск. Стражи. И виселиц.

– Ах, дорогая, – с появлением сына тетушка Лу ожила. – У вас в колониях дикие места, и очевидно, что жить там опасно. А здесь… не буду спорить, что порой случаются некоторые неприятности, но вас не тронут!

– Кто?

– Никто, – уверенно заявил Кевин, обходя стол по кругу, и сияние вокруг него стало вовсе нестерпимым, а руки опять зачесались, несмотря на браслеты.

Сказать им, что ли? Или нет?

Катарина тайком поскребла запястье.

– Пока мы здесь, мы не позволим, чтобы с вами что-нибудь случилось, – он коснулся руки Катарины и поднес к губам. И взглядом одарил таким, что у Катарины уши покраснели. От злости.

Даже во дворце ее не считали настолько дурой.

– Как мило с вашей стороны, – руку она забрала и вытерла о платье, что не осталось незамеченным. – Но вы же не собираетесь оставаться здесь вечно?

Судя по взглядам, которыми Кевин обменялся с матушкой, они собирались.

– А потому мне уже сейчас следует подумать о своей безопасности.

– Сели бы вы куда, молодой человек, – меж пальцами Джио блеснул огонек. – У нас в колониях неприлично так над девушками нависать.

– Прошу прощения… – от следующего взгляда полыхали уже не только уши. – Я многое слышал о порядках, заведенных в колониях…

Катарина поскребла вторую руку и велела себе сидеть смирно, а то ведь и до крови разодрать недолго. Надо вернуться к альбому.

К узорам.

Понять, как от них избавиться.

– А ваш брат где? – она вымучила улыбку и потянулась за вилкой, потому как беседа беседой, а ужин ужином.

– Понятия не имею. Скорее всего в город отправился.

– Зачем?

Кевин остановился за спиной матушки, положив руки на спинку ее стула:

– По делам…

– Какие у него могут быть дела в городе, куда он только сегодня приехал? – поинтересовалась Джио, перекатывая огонек в пальцах, и Кевин следил за ним неотрывно.

– Помилуйте, это просто неприлично! – вспыхнула тетушка Лу. – Вот так спрашивать мужчину о делах… если он уехал, значит, так надо.

– Кому?

– Ему!

– Что ж, надеюсь, он вернется до одиннадцати, – Джио позволила огоньку вырасти, чтобы затем собрать в горсть и впитать в ладонь. – В противном случае ночевать он будет тоже в городе. Охранный периметр можно считать законченным, а мы в колониях привыкли рано отходить ко сну.

Тетушка Лу открыла рот. И закрыла.

А вот Кевин рассмеялся, и смеялся долго, слишком долго, чтобы Катарина поверила, будто этот смех и вправду означает веселье.