Вдова Хана

Глава 6

Люди врываються в нашу жизнь, словно ветер, разнося и разметая прежде разложенные по полочкам дни, даты , минуты и моменты прошлого.Порой этот ветер, ворвавшись , остаеться навсегда, иногда просто стихая, иногда вздымая душу к вершинам.А иногда – это просто сквозняк : вскружил, потревожил и исчез навсегда.

Пресловутая закономерность.Распахнув окно, впускаем , познаем , привыкаем, понимаем, что необходимо.И неважно , что дальше. Тешит мысль, что так приятно дышать новым воздухом .Потом что ? Зависимость? Убеждаешь себя ,что пока спокойно обходишься , пока однажды утром не проснувшись с мыслью, совершенно обратной вчерашней…

(с) Анна Шэри

Он мог устроить там хаос… Он и Лала, которая стояла между ним и охранниками. Подступиться к ней было невозможно. Палки с электрошокерами не доставали до того угла, где они оба смотрели дикими взглядами на толпу.

Это был момент его триумфа – вытянутое лицо Суки, которую он узнал даже в маске, потому что никто кроме нее не мог вскочить первой с кресла, когда кошка убила за него свою товарку. Хозяйка подошла к клетке и тихо прошипела:

– Если сейчас же не выйдешь с ринга – тебя пристрелят, как бешеную псину.

– Это не то, чего бы ты хотела, но это то, от чего не отказался бы я. Но мы поступим иначе… Я поставлю условия, а ты их выполнишь, и тогда я выйду с ринга.

– Ты кем возомнил себя, мразь? Ты теперь никто! Не зли меня. Не зли, или я начну развлекаться и воспитывать тебя, ублюдок!

– Сколько денег ты сейчас теряешь? Сотни? Тысячи? Сотни тысяч? Видишь вон тот просвет в клетке? Мне хватит сил выгнуть прут, и я выпущу тигрицу в толпу. Она сожрет твоих гребаных гостей, охранников, а может, и тебя саму. Кого-то добью я. Этот ринг превратится в ристалище, заваленное мясом. Ты была настолько самоуверенной идиоткой, что не предусмотрела такой исход…

– И сдохнешь. Мучительно и долго.

– Кажется, ты еще не поняла? Читай по губам на-с-ра-ть!

Осмотрелась по сторонам и впилась в прутья решетки сильнее.

– Чего ты хочешь?

– Ты не тронешь тигрицу. Оставишь ее в живых.

Красногубая расхохоталась.

– Всего-то? А ты еще тупее, чем я думала!

– Если нарушишь свое слово, я найду способ отомстить.

– Угрожаешь? – маска прижалась к прутьям. – Ты даже не представляешь, в какой ад я превращу твою жизнь. По-прежнему никогда не будет. Ты не вернешься домой, ты не выйдешь отсюда. Эта арена будет твоим домом и кладбищем.

– Кошка должна остаться в живых… Вот мое условие.

И дернул рукой чуть изогнутый прут, показывая, с какой легкостью может выломать его.

– Хорошо, сукин сын, кошка останется в живых. Даю слово.

Отошла от клетки, а он склонился к тигрице, всматриваясь в зеленоватые глаза и видя в них свое отражение.

– Они не тронут тебя, девочка. Не тронут, я обещаю. Дай им себя увести. Смотри на меня….

Отвлекая, пока люди Суки подкрадывались сзади с ошейниками. Лалу вывели из клетки, а Тамерлан с облегчением выдохнул и, игнорируя своих конвоиров, которые тыкали в него дубинками, пошел к выходу из арены под громыхающие аплодисменты толпы.

Он знал, что за этот проигрыш Красногубая его накажет, как и других своих псов. Он называл ее Красногубой, потому что из всего лица всегда видел только красные губы и подбородок. Сука скрывалась под масками, чтобы никто не узнал ее… Но он сразу понял, кто это. Едва увидел ее там, в степи. Услышал змеиный голос и тут же вспомнил, как она шипела, придерживая под руку своего мужа, и обещала, что он все равно будет драться для нее.

Его притащили в полутемное помещение с овальными окнами, завешанными красными шторами, как собаку в ошейнике, сильно сдавливающем шею, скованными руками и ногами. Цепь от ошейника прицепили к кольцу в стене. Это было не совсем то, чего он ожидал. Приготовился к порке плетьми. Обычно экзекуции проходили в присутствии всех заключенных во дворе тюрьмы, но в этот раз ему приготовили что-то другое.

Нет, он не боялся, скорее, не знал, чего именно стоит ожидать от этой твари, и какую извращенную дрянь она затеяла. Хан бы предпочел удары плетью. Он к ним привык. Мог сосредоточиться на боли, раствориться в ней и перестать на нее реагировать. Парочку новых шрамов – плевать. Не самое страшное, что может случиться.

Только яростнее и злее станет. Пока что он не мог сориентироваться, не мог понять, каким образом можно свалить отсюда, где слабые места суки, которая решила сделать из него свою игрушку. Но он поймет. Рано или поздно узнает и надавит туда, где больнее всего.

Дверь отворилась, и в комнату вошла женщина в коротком шелковом халате. Твою ж мать. Его продали. Как и других псов, которых после боя продавали зрительницам. Продали какой-то похотливой твари. Его. Тамерлана Дугур-Намаева. От ярости хотелось взреветь. Глаза налились кровью, и он ощутил, как напряглись все нервные окончания. Дернулся на цепях.

– Какой красавчик. Я мечтала о тебе с первой секунды, как увидела.

Смотрит на нее исподлобья, из-под нависшей челки, внимательно отслеживая глазами передвижения по комнате. Женщина подошла к нему и тряхнула каштановыми кудрями. От нее навязчиво пахло сладкими духами и какой-то мускусной дрянью. Она провела по его груди пальцами с длинными ногтями, вызывая неприятные ощущения и желание отшвырнуть ее от себя, как скользкое пресмыкающееся.

– А трахаешь ты так же, как дерешься, пес?

– Ты пришла сюда, чтоб я тебя трахнул?

– Дааа, мой сладкий, я заплатила за это чертовую тучу золота, и ты должен мне угодить. Смотри, какая роскошь тебе достанется.

Она сбросила халат, и он совершенно равнодушно смотрел на ее тяжелую, чуть подвисшую грудь, полноватый живот, но в целом сочное и аппетитное тело не первой свежести. И, нет, у него не встал. Несмотря на долгое воздержание.

– Тебе нравится то, что ты видишь? Многие ждут, чтобы я их купила и подарила им наслаждение. Даже дерутся за эту честь.

Ее ладонь скользнула по его торсу вниз к животу, к резинке шаровар и сжала его член. Какое-то время она помяла его своими холодными пальцами, потом разочарованно посмотрела на Хана.

– Хм…я думала, ты более горяч. Или у тебя с этим проблемы?

– Отсоси, и он встанет.

Вскинула гневный взгляд из-под золотой маски.

– Грубый, неотёсанный, мерзавец. Как ты смеешь со мной так говорить?

– Если хочешь, чтоб я тебя трахнул – отсоси. У меня не стоит на каждую дырку. Я не школьник. Хочешь быть оттраханной – поработай.

Ее соски сжались от его слов, и она томно выдохнула. «Давай, сучка, ведись, и я покажу тебе, что значит купить свою смерть».

– Наглый, мальчик… какой наглый. Хорошо… я одарю тебя своей лаской, но взамен ты трахнешь меня, как последний раз в жизни.

– Договорились. А теперь давай. Становись на колени и покажи, что умеешь. Ради чего все дерутся за ночь с тобой.

Она трепетно и кокетливо опустилась на пол. Долго и жадно сосала его член, причмокивала, исходясь слюной, сдавливала обеими руками мощный ствол и причитала над его размером.

– Освободи мне руки… чтоб я мог тебя отодрать.

– Ммм, – выпустила его член изо рта, натирая себя пальцами и глядя на него пьяными глазами, – хочешь меня отодрать?

– Пи**ец, как хочу. Освобождай, и я порву тебя на части!

Опьяненная, возбужденная сучка в маске высвободила его руки из железных колец.

– Не шали, мальчик, за нами наблюдают. Одно неверное движение, и тебя вырубят током. Так что делай свое дело… порви… Но только без рук. Я не настолько дура.

– Хан. Называй меня Хан, детка! Залазь на столб и обхвати меня своими стройными ножками!

– Порви меня, Хааан! Дааа… мне нравится твое имя! Затрахай меня до смерти!

– Иди ко мне… и затрахаю!

Воодушевленная она поднялась по ступеням, встроенным по бокам от столба, перекинула ноги через перекладины и с надрывным стоном насадилась на его член, обхватывая мощные плечи мужчины. Застонала, изгибаясь надсадным криком.

– О даааа, какой же ты огромный, огромный…. охренеееть.

И склонилась к его лицу.

– Страшный… дикий зверь с дубинкой между ног… давно у меня не было такого самца.

– И больше никогда не будет. Ты просила отодрать тебя, как последний раз в жизни… до смерти… я никогда не отказываю женщинам.

На камерах было видно только, как женщина дергается и извивается в конвульсиях, прыгая вниз-вверх, выкручиваясь, цепляясь за плечи заключенного скрюченными пальцами, ломая ногти о деревянный столб.

Один из охранников грыз яблоко и ухмыляясь смотрел на мониторы.

– Ты смотри, наша ненасытная сегодня в ударе.

Второй затянулся сигаретой и присвистнул.

– У Тигра, я слыхал, там такое орудие…

– Ты гляди, как дергается… как будто.

– Бл*дь! Твою ж маааать! Это кровь?

– Где?

– Там!

…По светлому полу растекалась темно-бордовая лужица, а женщина обмякла и рухнула вниз. Из колонки донесся адский хохот. Заключенный смеялся окровавленным ртом и смотрел в глазок камеры.

***

Чуть позже избитый до полусмерти Хан валялся в карцере, уткнувшись отекшим лицом в пол, с трудом выдыхая от адской боли в ребрах, и вспоминал, как орала и вопила Красногубая Сука, когда поняла, что он убил ее лучшую клиентку-извращенку и денежный мешок. Интересно, как она теперь выкрутится из того дерьма, в которое он ее окунул? Это стоило каждого удара плетью по спине, на которой не осталось живого места.