Вебер за 90 минут (просто о сложном)

Макс Вебер — несостоявшийся политик?

В своей речи «Политика как призвание и профессия»

Макс Вебер говорил: «Кто ищет спасения своей души и других душ, тот ищет его не на пути политики, которая имеет совершенно иные задачи — такие, которые можно разрешить только при помощи насилия. Гений или демон политики живет во внутреннем напряжении с Богом и людьми, в том числе и с христианским Богом в его церковном проявлении, — напряжении, которое в любой момент разразится непримиримым конфликтом».

Следует отметить, что когда Вебер говорит о политике, его обычно тяжеловесный и суховатый стиль становится ярким и эмоциональным. В этой связи приведем еще одну достаточно показательную цитату, уже из другого его произведения {«Наука как призвание и профессия»): «Какой человек отважится „научно опровергнуть" этику Нагорной проповеди, например, заповедь «непротивления злу» или притчу о человеке, подставляющем и левую и правую щеку для удара? И, тем не менее, ясно, что здесь, если взглянуть на это с мирской точки зрения, проповедуется этика, требующая отказа от чувства собственного достоинства. Нужно выбирать между религиозным достоинством и мужским достоинством… В зависимости от конечной установки индивида одна из этих этических позиций исходит от дьявола, другая — от Бога, и индивид должен решать, кто для него Бог, а кто дьявол». По мнению Вебера, этика политической борьбы не имеет с Нагорной проповедью ничего общего, напротив, требуя от человека, того, что принято называть бойцовскими качествами.

Как видим, профессиональный ученый весьма трезво смотрел на сущность политики, но отнюдь не позиционировал себя как человека, не желающего в ней поучаствовать в качестве одного из персонажей. Именно такой точки зрения придерживался К. Ясперс, считавший, что Вебер на редкость глубоко знал и понимал сферу политики, был готов применить эти знания на практике и не сумел сделать этого только из-за неблагоприятно сложившихся обстоятельств.

Тем не менее с подобной оценкой можно и не согласится, поскольку история партийной карьеры Вебера убеждает, что он отнюдь не был готов использовать все средства для достижения власти.

В этом отношении противоречивость немецкого ученого близка к противоречивости одного из его кумиров — Макиавелли, который, четко осознавая, что «политика — дело грязное», испытывал одновременно тоску по практической деятельности. Но, будучи все-таки людьми мысли, а не действия, и Макиавелли и Вебер, в конечном счете, вынуждены были ограничиться ролью советника государя, причем советника, к мнению которого не прислушивались. Так или иначе — была у Макиавелли и Вебера и еще одна общая черта: оба имели возможность наблюдать и даже работать на закрытой от непосвященных «политической кухне», а затем излагать результаты своих наблюдений.

Но к каким же именно выводам пришел Вебер в докла де «Политика как призвание и профессия»!

Социология политики у него основана на различении сущности экономики и политики, которая, в свою очередь, обусловлена субъективным смыслом человеческого пове дения.

Цель экономики, по Веберу, — удовлетворение потреб ностей, обуславливающих рациональную организацию пове дения, а политики — господство одного или нескольких индивидов над другими людьми.

С другой стороны, разделить сферу экономики и сферу политики, как правило, невозможно, поскольку экономическое поведение зачастую может основываться на принуждении, а, следовательно, носить политический характер.

Власть и «господство»

Два этих понятия являются ключевыми для политической социологии Макса Вебера. По его мнению, «власть» обусловлена установкой действующего лица на то, чтобы, преодолев сопротивление другого индивида, навязать ему свою волю. Поскольку одни индивиды могут навязывать свою волю, а у других это не получается (либо они не желают этого делать), отсюда вытекает, что власть является проявлением социальной связи, указывающей на наличие неравенства.

Субъектами власти могут выступать отдельные люди, группы и государство.

«Господство», по Веберу, тесно связано с понятием «приказа», который имеет двоякое значение, поскольку предполагает взаимное ожидание. Тот, кто приказывает, ждет, что его приказу будут повиноваться, а тот, кто пови нуется, — что приказ будет иметь приемлемый для повинующихся характер.

В работе «Политика как призвание и профессия» Вебер писал: «…„политика", судя по всему, означает стремление к участию во власти, будь то между государствами, будь то внутри государства между группами людей, которые оно в себе заключает… Если о каком-то вопросе говорят: это политический вопрос, то тем самым всегда подразумевается, что интересы распределения, сохранения, смещения власти являются определяющими для ответа на указанный вопрос…

Кто занимается политикой, тот стремится к власти: либо к власти как к средству, подчиненному другим целям (идеальным или эгоистическим), либо к власти ради нее самой; чтобы наслаждаться чувством престижа, которое оно дает.

Государство, равно как и политические союзы, исторически ему предшествующие, есть отношения господства людей над людьми, опирающиеся на легитимное (то есть считающееся легитимным) насилие как средство. Таким образом, чтобы оно существовало, люди, находящиеся под господством, должны подчиняться авторитету, на который претендуют те, кто теперь господствует».

Типы «господства»

В зависимости от мотивов, которыми руководствуются подчиняющиеся, Вебер выделяет три типа легитимного (то есть законного) господства: легальное (рациональное), традиционное и харизматическое.

В легальном господстве определенный интерес является мотивом подчинения, то есть «целе-рациональное» действие.

Люди убеждены в необходимости законного установления и в законности самих носителей власти.

Традиционное господство основано на вере в старые традиции и в легитимность тех, кому принадлежит власть в силу традиций.

Харизматическое господство предполагает личную пре данность, вызванную наличием у правителя священного дара или выдающихся способностей.

Впрочем, как и в других случаях, Вебер подчеркивал, что данная типология носит идеализированный характер, в реальности же существуют крайне смешанные и запутанные комбинации этих трех типов. «Все господствующие власти, светские и религиозные, политические и неполитические, можно рассматривать как отклонение от нескольких чистых типов или приближение к ним, конструируемых соответственно той основе легитимности, на которую притязает власть» («Политика как призвание и профессия»).

Так или иначе, но в любом политическом союзе или институционально установленном порядке, хотя и не в чистом виде, преобладает определенный тип господства: рациональнолегальное господство наиболее типично для современных государств и бюрократических структур; традиционное — для патриархальных и феодальных обществ; харизматическое — возможно во всех типах общественного устройства.

Если говорить о современной Веберу эпохе, то, по большому счету, для нее характерен именно легальный тип господства.

Однако даже этот тип может рухнуть в том случае, если идеалы и образ жизни господствующего меньшинства потеряют в глазах подчиненного большинства свою легитимную силу.

Легитимность

Именно вера в легитимность (от латинского legitimus — согласный с законами, правомерный, должный), законность порядка играет решающую роль во всех типах господства, обеспечивая стабильность и преемственность власти.

В трактовке Вебера, именно признание массами господствующей власти и тех доводов, которые она выдвигает в оправдание собственных властных притязаний, является важнейшей (если не обязательной) «добавкой» к понятию легитимности. Общественный порядок держится не только благодаря правовым нормам. Право дает лишь внешнюю гарантию устойчивости политической системы, но в процессе политической жизни в дело вступает множество других факторов, отражающих личные интересы и предпочтения тех или иных групп, влияющих на характер господства.

Лидирующие группы нередко выдвигают различные легенды, объясняющие иерархию властных отношений, но, как считает сам Вебер, все эти легенды должны представить «конкретную форму воплощения всеобщих или национальных ценностей и интересов».

Вебер особо отмечал, что «потрясение веры в легитимность обыкновенно имеет далеко идущие последствия», из-за чего, ради сохранения существующей системы, приходится в ряде случаев пускать в ход лживые легенды {«Политика как призвание и профессия»).

Тема неподчинения власти и непризнания легенды у Вебера практически отсутствует, поскольку социальные группы и классы из «низов» общества, которые претендовали на коренные преобразования, он называл «иллегитимными» и исключал из своего анализа. Поскольку к «иллегитимным» группам Вебер относил и современный ему пролетариат, понятно, что это лишний раз дало возможность противопоставить его Марксу.

В отличие от создателя теории научного коммунизма он действительно был убежден, что народ с его «низкой рационализацией мышления» имеет лишь примитивные цели и всегда нуждается в направляющей руке сильного человека.

Фактически Вебер пришел к противоречию: с одной стороны, он признавал, что правитель не легитимен без поддержки народа, а с другой — призывал отстранить массы от участия в политике. Ученому пришлось очень долго искать выход из этого противоречия, но для начала Вебер счел нужным отметить следующее: процесс легитимизации власти со стороны масс обречен оставаться всего лишь вариантом религиозной веры, а выбор позиции политического действия остается исключительно прерогативой власть имущего.

Легальный тип господства

Если исходить из классификации Вебера, то в начале XX века легальный тип господства существовал в так назы ваемых «демократических» государствах — прежде всего в США, Великобритании и Франции. Все, кто живет в этих странах — как управляемые, так и управляющие — подчи няются не личностям, а существующим законам.

«Штаб управления» состоит из специально подобранных чиновников, действующих «невзирая на лица», то есть по строго формальным и рациональным правилам.

Приказ, который отдается подчиненным, является следствием не личного авторитета, а безличной нормы, и сам акт приказа выступает следствием нормы, а не свободного произвола.

Носитель власти никогда не осуществляет ее от своего лица, а только от имени безличного «учреждения». Как особо подчеркивал Вебер, юридическое «отделение» государственного чиновника от средств управления в политической сфере, практически идентично «отделению» рабочего от средств производства в капиталистическом хозяйстве.

В основе легального господства лежит правовое начало, причем именно этот принцип оказался одной из необходимых предпосылок развития современного капитализма как системы формальной рационализации.

Самым чистым типом «легального» господства, по Веберу, являлась бюрократия. Он, впрочем, подчеркивал, что никакое господство не может быть только бюрократическим, поскольку на вершине политической иерархии находятся либо наследственные монархи, либо парламентские лидеры, либо избранные народом, которые ставят формальный механизм управления на службу определенным политическим ценностям. Но даже при этом условии непрерывная повседневная работа ведется именно специалистами-чиновниками, или «машиной управления».

Легальное господство в наибольшей степени соответствует рациональной структуре экономики, поскольку бюрократическое управление означает господство посредством знания и в этом отношении носит специфически-рациональный характер.

Исследование Вебером бюрократии идет по трем основным направлениям: 1) анализ бюрократии как технически совершенного аппарата осуществления власти; 2) критика предпринимаемых бюрократией попыток «вырваться» за рамки присущих ей функций; 3) рассмотрение феномена бюрократии как отражения социальной структуры общества.

Если же говорить о бюрократическом «штабе управления» то он, по классификации Вебера, состоит из отдельных чиновников, которые: — лично свободны и подчиняются только служебному долгу; — имеют устойчивую служебную иерархию; — имеют твердо определенную служебную компетенцию; — работают в силу контракта, и, следовательно, на основе свободного выбора; — работают в соответствии со специальной квалификацией; — вознаграждаются постоянными денежными окладами; — рассматривают свою службу как единственную или главную профессию; — предвидят свою карьеру в соответствии со старшинством по службе или в соответствии со способностями, независимо от суждения начальника; — работают в полном «отрыве от средств управления» и без присвоения служебных мест; — подлежат строгой единой служебной дисциплине и контролю.

Д. Кеслер писал, что «Макс Вебер не открыл никакой проблемной области, которую уже ранее, независимо от него ни открыли или не нашли». Кеслер в данном случае не совсем прав, поскольку именно Веберу принадлежит первенство в изучении бюрократии как социального класса, а приведенное выше перечисление основных признаков чиновничьей бюрократии считается классическим.

Традиционный тип господства

Этот тип легитимного господства, по мнению Вебера, обусловлен «нравами», привычками к определенному поведению, причем речь здесь идет о вере не только в законность, но даже в священность издревле существующих порядков.

Наиболее показательным примером ученый считал патриархальную власть: отца семейства, мужа, старшего в роде — над членами семьи или рода; хозяина — над слугами; князя — над должностными лицами и вассалами. При патриархальном господстве наряду с системой весьма непреложных, священных норм, нарушение которых влечет за собой самые негативные последствия, действует абсолютный произвол господина.

Здесь, как правило, отсутствует формальное право и, соответственно, требование действовать «невзирая на лица».

Отношения между управляющими и управляемыми носят сугубо личный характер, что способствует их прочности и устойчивости.

«Штаб управления» при данном типе господства состоит из лично зависимых от господина домашних чиновников, родственников, лично ему верных друзей или вассалов, причем, в отличие от легального господства, именно личная верность служит основанием для назначения на должность или продвижения по иерархической лестнице.

Харизматический тип господства

Понятие «харизмы» (от греческого charisma — божественный дар), в соответствии с этимологическим содержанием этого слова, есть некая экстраординарная способность, некое качество индивида, выделяющее его из окружения.

Это качество не столько приобретенное, сколько врожденное, оно сродни «Божьей отметине». Сам Вебер относил к харизматическим качествам магические способности, пророческий дар, необыкновенную силу духа и слова.

К харизматическим лидерам он причислял народных героев, выдающихся политиков и полководцев, основателей мировых религий, магов, пророков и провидцев, таких как Христос, Будда, Моисей, Магомет, Александр Великий, Цезарь и т. д.

Как считал Вебер, харизматический тип легитимного господства противоположен традиционному, который держится на привычке к раз и навсегда заведенному порядку. При харизматическом господстве управляемые, напротив, ждут чего-то необычного и экстраординарного.

В отличие от легального, харизматический принцип легитимности авторитарен. Это значит, что авторитет харизматического лидера базируется на его силе, прежде всего, на силе его внутреннего дара, а не на грубом физическом воздействии.

В глазах Вебера харизма является великой революционной силой в традиционном типе общества и способна придать ему нужную динамику. Однако, при всем различии и даже противоположности традиционного и харизматическо го типов господства, есть у них и одна общая черта. И тот и другой опираются на личные отношения между господином и его подданным. В этом отношении оба названных типа гос подства противостоят легально-рациональному как безлич ному.

Источником личной преданности харизматическому правителю являются не традиция и не признание его фор мального права, а, прежде всего, эмоциональная вера и преданность этой харизме. Поэтому, как отмечал Вебер, ха ризматический лидер должен заботиться о сохранении сво ей харизмы и постоянно ее демонстрировать.

«Штаб управления» при таком типе господства также комплектуется на основе личной преданности вождю. Рациональное понятие компетентности и сословно-традиционное понятие привилегии во внимание практически не принимаются.

И от традиционного и от легального типа господства харизматическое отличается абсолютным отсутствием установленных (по традиции или рационально) правил. После смерти или ухода с арены харизматического лидера очень серьезной проблемой становится вопрос о преемнике.

Плебисцитарная диктатура

В своих научных работах Вебер подчеркнуто безразличен к тем ценностям, которые несет в мир тот или иной харизматический лидер. Но легальное господство, по его мнению, в любом случае имеет меньшую легитимную силу, нежели традиционное или харизматическое.

А теперь попытаемся перенести сделанный Вебером вывод в плоскость практической государственной политики.

Понятно, что легальное господство ассоциируется прежде всего с демократическими странами, традиционное — с монархиями и, наконец, харизматическое — с диктаторски ми режимами, наподобие гитлеровского или сталинского (до появления которых сам Вебер, впрочем, не дожил).

Для людей, воспитанных в духе приверженности к демократическим традициям, вывод о меньшей легитимности (а, следовательно, некоторой ущербности) легального господства может прозвучать неожиданно. Тем не менее Вебер объяснял свою позицию сугубо логическими доводами.

В чистом виде легальное господство, считал Вебер, не имеет ценностного фундамента, поскольку в основе этого типа лежит принцип формальной рациональности, который определяется через что-то другое. Так, парламентская демократия, признаваемая классическим либерализмом в качестве единственнр правомерного законодательного органа, не имеет в себе достаточной легитимной силы в глазах масс. Дополнить демократию при такой схеме могут либо наследственный монарх (с урезанными конституцией правами), либо избранный в ходе плебисцита национальный лидер.

В первом случае легитимность легального господства усиливается с помощью апелляции к традиции, во втором — апелляции к харизме.

В конце жизни Вебер пришел к выводу о необходимости дополнить парламентскую легальность плебисцитарной легитимностью. Национальный лидер, по его мнению, должен был избираться ни парламентом, а всем народом, что, в свою очередь, должно было давать вождю право в наиболее критических ситуациях обращаться к народу напрямую, через голову парламента.

Вебер, впрочем, никогда не подвергал сомнению саму необходимость существования парламента как органа, ограничивающего и контролирующего деятельность харизматического лидера. Более того, с точки зрения современного западного общества, нормальное функционирование государственного механизма возможно лишь при наличии трех взаимодополняющих моментов. Во-первых, речь идет об аппарате управления как рациональном средстве осуще ствления власти политического лидера; во-вторых — о харизматическом лидере, формулирующем и проводящем политическую программу, и, в-третьих, — о парламенте как инстанции, критически контрольной как по отношению к лидеру, так и к чиновничьему аппарату В этой связи следует учитывать, что одним из мотивов, заставивших Вебера особо подчеркивать значение плебисцита, было стремление ограничить возраставшую роль аппарата буржуазно-демократических партий, или «партийной олигархии».

Последующий ход исторических событий выявил еще одну закономерность: параллельно развитию демократии усиливается процесс бюрократизации и отчуждения масс от принятия политических решений.

Вебер уловил эту тенденцию одним из первых в тот момент, когда обнаружил, что вовлечение масс в социальнополитическую деятельность приводит к появлению больших организаций, институционализирует их, после чего эти организации становятся деструктивными для самой демократии.

Но самая главная опасность, по его мнению, заключалась в том, что при бюрократической централизации практические решения принимают уже не миллионы людей, а элита государства, бизнес-корпораций, партий и профсоюзов.

Плебисцит против бюрократии

Признавая, что бюрократическое господство характерно для всех современных обществ, Вебер, вместе с тем, видел таящиеся в нем опасности, так называемые иррациональные элементы. Дело в том, что любая рациональная система имеет следующие тенденции: 1) заменять человека нечеловеческой, по сути, технологией (бюрократические правила, машины вместо живых конкретных людей); 2) сводить к минимуму фактор человеческого разума, что угрожает возникновению потенциальной возможности ее дегуманизации вообще; 3) воспроизводить в той или иной степени иррациональные последствия; 4) современные нечеловеческие технологии способны вызвать озлобление у самих чиновников, которые становятся функционально ненужными.

Но самая главная опасность заключалась, согласно Веберу, в том, что чиновник-функционер не способен обеспечить стабильное развитие государства и по-настоящему профессионально заниматься политикой.

Любой государственный служащий изначально воспитывается в духе дисциплины, а не инициативы и борьбы. Собственно, последние качества от него и не требуются, поскольку главная его задача заключается в наблюдении за соблюдением уже существующих норм и правил. А вот политические деятели, по Веберу, должны отбираться в процессе реальной борьбы, где они приобретали бы такие необходимые качества государственного деятеля, как решительность, инициативность, способность внушать веру и добиваться подчинения.

Поскольку формальный характер легального господства не имеет никаких собственных ценностей, ему в качестве необходимого дополнения требуется политический лидер, который был бы способен сформулировать определенные цели.

Но для того чтобы этот лидер имел необходимую легитимность, он должен обладать своеобразным «мандатом доверия» от народа, который, по мнению Вебера, он может приобрести только в ходе общенародного плебисцита.

Ученый в данном случае надеялся, что некий харизматический лидер, стоящий вне классов и демагогической политики различных партий, получив в результате плебисцита «мандат доверия», сможет объединить вокруг себя нацию и защитить ее от давления со стороны бюрократии и «социалистического коллективизма». Как полагал Вебер, такой лидер с независимой от парламента базой власти сможет преодолеть раздробленность классовых интересов и стать объединяющим началом власти. При этом он будет обладать верховенством над бюрократией и одновременно окажется вне контроля со стороны политических партий и экономических группировок.

Как уже отмечалось, Веберу удалось добиться воплощения своих идей в политической практике Веймарской республики.

Другое дело, что построенная при его участии модель заработала не так, как рассчитывали. В результате именно предоставленная «вождю» по конституции возможность апеллировать прямо к народу стала одним из обстоятельств, способствовавших приходу нацистов к власти. Гитлер оказался классическим харизматическим лидером, но, укротив бюрократию и преодолев разобщенность нации, он, в конечном счете, низвел народ до положения слепого орудия своей преступной воли.

Политики «по случаю» и «по совместительству»

Вебер в своих исследованиях практически никогда не затрагивал вопроса о том, какие именно идеи несет харизматический лидер. Но даже благие, на первый взгляд, идеи могут привести к самым катастрофическим последствиям.

И проблема здесь заключается не только в недостатках того или иного лидера, но и в том, что «короля» зачастую играет «свита».

Впрочем, ошибки, допущенные Вебером, можно объяснить тем, что ему удалось застать только самое начало процесса, в результате которого на смену «старой доброй Европе» пришла Европа современная. Кардинальная ломка существующих социально-экономических систем более-менее привела к смене элит и появлению новых типов политиков.

Вебер пытался понять, что это за люди, и пришел к некоторым довольно показательным, выводам.

По мнению Вебера, кроме чиновников-бюрократов и харизматических вождей на арене появились так называемые «профессиональные политики» — люди, которые сами не стремились быть господами (то есть харизматическими вождями), но поступали к ним на службу. Все они делали из политики доходный промысел, а также обеспечивали себе идеальное содержание своей жизни.

В политику оказывались вовлеченными и другие индивиды.

Дело в том, что «заниматься политикой» — то есть стремиться влиять на распределение власти между политическими образованиями и внутри них- можно как в качестве политика «по случаю», так и в качестве политика, для которого это побочная или основная профессия. Политиками «по случаю» являемся все мы, когда опускаем свой избирательный бюллетень или совершаем сходное волеизъявление, на пример, рукоплещем или протестуем на «политическом» собрании, произносим «политическую» речь и т. д.

Политиками «по совместительству» Вебер называл всех тех доверенных лиц и правления партийно-политических союзов, которые — по общему правилу — занимаются этим лишь в случае необходимости. Такая деятельность не становится для них первоочередным «делом жизни» — ни в материальном, ни в идеальном отношении. Точно так же занимаются политикой члены государственных советов и подобных совещательных органов, начинающих функциони ровать лишь по требованию. Но равным же образом ею занимаются и довольно широкие слои парламентариев, которые «работают» на нее лишь во время сессии.

Но есть еще те, кого Вебер называет…

«Преимущественно-профессиональные политики»

По мнению Вебера, есть два способа сделать из политики свою профессию. Либо жить «для» политики, либо жить «за счет» политики. Разумеется, это отнюдь не означает жесткой постановки вопроса «или-или». Различие касается гораздо более глубокой экономической стороны. За счет политики как профессии живет тот, кто стремится сделать из нее постоянный источник дохода, для политики — тот, у кого иная цель. В идеальных условиях политик должен быть независимым от доходов, которые может принести ему его профессия. Следовательно, он просто должен быть состоятельным человеком. Либо как частное лицо занимать такое положение в обществе, которое приносит ему достаточный постоянный доход.

В докладе «Политика как призвание и профессия» Вебер особенно тщательно исследует те экономические мотивы, которые заставляют человека идти в политику.

Типичному обывателю при обычном хозяйстве доходы приносит только собственное состояние, но этого явно недостаточно: ведь тот, кто живет для политики, не должен зависеть от того, что свою рабочую силу и мышление он лично полностью или самым широким образом постоянно использует для получения доходов. И рабочий, живущий на свою зарплату, и предприниматель (в первую очередь — промышленный предприниматель, поскольку в сельском хозяйстве работы носят сезонный характер) привязаны к своему предприятию.

Даже вполне состоятельный капиталист в большинстве случаев с трудом может хотя бы на время позволить замес тить себя. Столь же трудно заместить, например, врача — и чем более талантливым и занятым он является, тем реже возможна замена. А вот адвоката заместить гораздо легче, чисто по производственно-техническим причинам, и поэто му в качестве профессионального политика адвокаты играют несравненно более значительную, иногда прямо-таки господствующую роль.

Если же государством или партией руководят люди, которые (в экономическом смысле) живут исключительно для политики, а не за счет политики, то это неизбежно означает «плутократическое» рекрутирование политических руководящих слоев.

Из последнего обстоятельства, впрочем, нельзя делать вывод, что плутократическое руководство предполагает отсутствие у политически господствующего слоя стремления жить также и за счет политики, то есть использовать свое политическое господство и в частных экономических интересах.

Личный интерес в политике

Вебер вполне объективно полагает, что на самом деле вся мировая история свидетельствует об обратном. Для состоятельного человека забота об экономической «безопасности» своего существования является — осознанно или неосознанно — кардинальным пунктом всей его жизненной ориентации. Совершенно безоглядный и необоснованный политический идеализм если и обнаруживается, то в большинстве случаев именно у тех слоев, которые находятся вне круга, заинтересованного в сохранении экономического порядка данного общества. В особенности это относится к необыденным, то есть революционным эпохам.

В обыденные же эпохи руководить политикой можно либо в порядке «почетной деятельности», и тогда ею занимаются, как обычно говорят/«независимые» (то есть состоятельные) люди, или же к политическому руководству допускаются неимущие, и тогда они должны получать вознаграждение.

Профессиональный политик, живущий за счет политики, может быть чистым «пребендарием», то есть чиновни ком на жалованье. В первом случае он извлекает доходы из пошлин и сборов за определенные обязательные действия (чаевые и взятки представляют собой лишь одну, нерегулярную и формально нелегальную разновидность этой категории доходов), либо получает твердое денежное вознаграждение (либо то и другое вместе).

Человек, занимающийся политикой, может превратиться в некое подобие «предпринимателя» (как арендатор, расценивающий свои издержки в качестве капиталовложения, из которого он, используя свое влияние, сумеет извлечь доход), либо такой политик может получать твердое жалованье, например, как редактор, партийный секретарь или министр.

Неслучайно едва ли не все партийные битвы ведутся не столько ради предметных целей, сколько за патронаж над должностями. Более того, ущемления при распределении должностей воспринимаются партиями гораздо болезненней, нежели противодействие их предметным целям.

Превращение политики в «предприятие», для работы на ко тором требуются навыки в борьбе за власть и знание ее мето дов, обусловило разделение общественных функционеров на две категории: с одной стороны, это уже упоминавшиеся нами чиновники-специалисты, с другой — «политические» чиновни ки. Последние, как правило, внешне характеризуются тем, что в любой момент могут быть произвольно перемещены, уволе ны или же «направлены в распоряжение». Таким образом, чиновник-специалист и в отношении всех своих обыденных потребностей оказывался в наиболее выгодном положении.

Все в той же речи «Политика как призвание и профес сия» Вебер отмечал следующее: на сегодняшний день со вершенно неясно, какую внешнюю форму примет предпри ятие политики как «профессии», а потому — еще менее известно, где открываются шансы для политически одарен ных людей заняться решением удовлетворительной для них политической задачи. У тех, чье имущественное положение вынуждает жить за счет политики, всегда будут определенные альтернативы — журналистика, работа в партийном аппарате, коммунальном управлении или же деятельность, связанная с представительством интересов: в профсоюзе, торговой палате, сельскохозяйственной палате, ремесленной палате, палате по вопросам труда, союзах работодателей и т. д.

Свертывая разговор на эту тему, Веберу оставалось только констатировать факт, что «партийный чиновник, как и журналист, имеет скверную репутацию „деклассированного" элемента.

Если прямо ему этого и не скажут, все равно у него будет гудеть в ушах: „продажный писатель", „наемный оратор".

Тот, кто внутренне безоружен против такого отношения и не способен самому себе дать правильный ответ, пусть лучше подальше держится от подобной карьеры, ибо этот путь может принести горькое разочарование» («Политика как призвание и профессия»).

Страсть, чувство ответственности, глазомер

Как видим, Вебер был далек от того, чтобы рассматривать политику как дело уважаемое и экономически выгодное.

И вполне естественно, что при этом его интересовал вопрос: ради чего же люди идут на жертвы и занимаются столь «грязным делом»?

Прежде всего, считал Вебер, политика дает чувство власти.

Даже на формально скромных должностях возникает возможность влиять на людей и ощущать, что ты держишь в руках нерв исторически важного процесса. Но здесь перед конкретным политиком, по мнению Вебера, должен возникнуть вопрос: какие личные качества дают ему надежду справиться с властью (как бы узко она ни была очерчена в каждом отдельном случае) и, следовательно, с той ответственностью, которую она на него возлагает?

Дискуссия, таким образом, переносится в сферу этики, то есть в область, которая, скорее, считается враждебной политике. Вебера, впрочем, это не смущало, и он выделял три качества, необходимых политическому деятелю, — страсть, чувство ответственности, глазомер.

Под страстью в данном случае подразумевается ориен тация на существо дела: страстная самоотдача тому «богу» или «демону», который этим делом повелевает. Однако одной только страсти, сколь бы подлинной она ни казалась, еще, конечно, недостаточно. «Она не сделает вас полити ком, — писал Вебер, — если, являясь служением „делу", не сделает ответственность именно перед этим делом главной путеводной звездой вашей деятельности» («Политика как призвание и профессия»).

А для этого — в том-то, согласно Веберу, и состоит важнейшее психологическое свойство политика — требуется глазомер, способность с внутренней собранностью и спокойствием поддаться воздействию реальности, иными словами, необходима дистанция по отношению к вещам и людям.

«Отсутствие дистанции, только как таковое, — один из смертных грехов всякого политика, — и есть одно из тех качеств, которые воспитывают у нынешней интеллектуальной молодежи, обрекая ее тем самым на неспособность к политике. Ибо проблема в том и состоит: как можно втиснуть в одну и ту же душу и жаркую страсть, и холодный глазомер?

Политика „делается" головой, а не какими-либо другими частями тела или души. И все же подлинная самоотдача политике должна быть вскормлена только страстью. Но полное обуздание души, отличающее страстного политика от «стерильно возбужденного» политического дилетанта, возможно лишь благодаря привычке к дистанции — в любом смысле слова».

Опасности тщеславия

Вебер считал, что политик ежедневно и ежечасно должен одолевать в себе совершенно тривиального, слишком «человеческого» врага — обыкновеннейшее тщеславие.

В академических и ученых кругах этот порок является своего рода профессиональным заболеванием.

Но в случае с ученым этот порок относительно безобиден в том смысле, что, как правило, не мешает научному предприятию.

Совершенно иначе обстоит дело с политиком. Стремле ние к власти у политика — вещь допустимая и вполне есте ственная. Грех против святого духа его призвания начина ется там, где стремление к власти становится отражением каких-то личных посылов и не имеет ничего общего со слу жением «делу». Ибо в сфере политики, по большому счету, есть лишь один смертный грех: безответственность.

Тщеславие, то есть потребность все время быть «на пере днем плане», согласно Веберу, сильнее всего вводит полити ка в искушение совершить этот смертный грех. Чем больше де магог считается с «эффектом», тем быстрее он превращается в «фигляра», переставая нести ответственность за свои дей ствия и интересуясь лишь произведенным «впечатлением».

И поскольку «…власть есть необходимое средство, а стремление к власти есть поэтому одна из движущих сил всякой политики, нет более пагубного искажения политиче ской силы, чем бахвальство выскочки властью и тщеслав ное самолюбование чувством власти, вообще всякое покло нение власти только как таковой». Политик, занимающийся своей деятельностью исключительно из любви к одной толь ко власти, способен оказывать на людей мощное воздей ствие. Но в этом случае его действия фактически уходят в пустоту и бессмысленность, а сам он является лишь продук том «в высшей степени жалкого и поверхностного чван ства» («Политика как призвание и профессия»).

«Наука как призвание и профессия»

Так называлась последняя знаковая работа Вебера, ставшая для него чем-то вроде «лебединой песни». В ней он много размышлял все о том же «профессиональном призвании», о необходимости каждого человека посвятить себя делу, но главной для него становится именно проблема ответственности.

Миссия ученого (и в первую очередь ученого-социолога), по мнению Вебера, заключается в том, чтобы поставить человека перед выбором, объяснив ему закономерности того или иного социального процесса и возможные последствия, которые, в свою очередь, зависят как от намерений участников, так и от избранных средств. «Мы можем, если понимаем свое дело (что здесь должно предполагаться), заставить индивида дать себе отчет в конечном смысле собственной деятельности. Такая задача мне представляется отнюдь не маловажной, даже для чисто личной жизни» {«Наука как призвание и профессия», 1920).

Для этого ученый должен иметь ясное мышление, четко осознавать всю меру своей ответственности и, главное, быть «интеллектуально честным». При этом интеллектуальная честность, по мнению Вебера, не исчерпывается обычной объективностью, хотя и предполагает ее. Объективность — не более чем средство достижения искомого, в то время как быть интеллектуально честным означает, прежде всего, мужество оставаться честным перед самим собой.

Именно поэтому, вновь обращаясь к созданной им концепции свободы от оценочных суждений, Вебер настаивал: совершенно недопустимо внушать студенту свое мировоззрение независимо от того, достаточно ли оно интересно или компромиссно. «Пророку и демагогу не место на кафедре в учебной аудитории ‹…› И я считаю безответственным пользоваться тем, что студенты ради своего будущего должны посещать лекции преподавателей и что там нет нико го, кто бы мог выступить против него с критикой; пользоваться своими знаниями и научным опытом не для того, чтобы принести пользу слушателям — в чем состоит задача преподавателя, — а для того, чтобы привить им свои личные политические взгляды».

В идеале студента, согласно Веберу, следует обучить способности находить удовлетворение в решении поставленной перед ним задачи, умению исходить из фактов, в том числе ему неприятных, и подавлять при изучении научной проблемы личные интересы и пристрастия.

«Личностью можно стать, — пишет Вебер, — лишь полностью отдаваясь своему делу. Вносить же в объективное исследование личные мотивы противоречит сущности научного мышления».

И в заключение приведем еще одно высказывание из работы «Наука как призвание и профессия», которое позволяет лучше понять то, каких ценностей придерживался сам Макс Вебер: «Без странного упоения, вызывающего улыбку у всякого постороннего человека, без страсти и убежденности в том, что „должны были пройти тысячелетия, прежде чем появился ты, и другие тысячелетия молчаливо ждут", удастся ли тебе твоя догадка, — без этого человек не име ет призвания к науке, и пусть он занимается чем-то другим.

Ибо для человека не имеет никакой цены то, что он не может делать со страстью».